Вчера я, конечно, со всеми этими делами совсем забыл позвонить принцу Эдварду. Но сегодня с утра, как только проснулся, я решил это сделать в первую очередь, чтобы опять не забыть. Я прошёл в кабинет и набрал номер нашего с Солнышком английского друга. Надеюсь, что он ещё не уехал в школу.
Меня долго спрашивали на том конце провода, кто я такой и зачем я звоню так рано члену королевской семьи. После того, как они, наконец-то, поняли, что я тот, за кого себя выдаю, меня соединили с принцем..
— Привет, ваше высочество, — решил я именно так с ним поздороваться, в шутливо-официальной манере, — Это твой московский друг сэр Эндрю тебе звонит, правда, на этот раз из Парижа.
— Я рад тебя слышать, — ответил принц действительно радостным голосом. — И знаю, что ты сейчас в Париже и опять там отличился. Наши газеты много писали о ваших гастролях и о твоей очередной схватке с террористами.
— Я тоже очень рад тебя слышать. Надеюсь, что в школе у тебя всё нормально?
— Да так, не очень. Надоела эта учеба. Вот ты в школу не ходишь, а я хожу.
— Так мне экзамены через два дня сдавать за восьмой класс. Так что учиться, всё равно, приходится.
— Значит, и у тебя школа не закончилась. Как поживает леди Sweetlane?
— Хорошо. И привет тебе передаёт.
— Спасибо, и ей передавай от меня привет. Ты, наверное, не просто так мне позвонил?
— Да, у меня к тебе просьба есть. Нам необходимо ускорить получение английской визы одной нашей помощнице. Sweetlane тяжело в одиночку на концертах со своими костюмами и макияжем управляться. Ты не мог бы нашей девушке помочь?
— Красивой девушке я всегда готов помочь.
— Она красивая и ещё, вдобавок, хорошо поёт. Я ей новую песню написал и она на концерте 2 июня тоже выступит.
— Ради такого дела, я не стану этот вопрос откладывать в долгий ящик. Я прямо сейчас позвоню в Foreign Office и они всё, что нужно, быстро сделают. Я являюсь покровителем нашего Министерства иностранных дел от королевской семьи, поэтому через час в нашем посольстве в Москве все будут знать о твоей девушке и как только доставят туда её паспорт, то в течение дня поставят нашу визу. Как её, кстати, зовут?
— Maria Kolesova.
— Я записал. Так что буду ждать через две недели тебя, Sweetlane и Maria на нашем королевском концерте.
— Благодарю и до встречи в Лондоне.
Ну вот, с Машей вопрос полностью решён. Я думаю, что её надо будет, по-любому, брать с нами в Англию. Лишняя помощница для Солнышка не помешает. Тогда решено и я побежал в зал. Если подруга проснётся, то тогда успеем в бассейне вместе поплавать. Но в бассейне её не оказалось. Когда я вернулся в номер, она только встала. Ну хоть выспалась как следует. Вчера был очень насыщенный событиями день, один перелёт до Ниццы и обратно чего стоил. Хоть мы и поспали немного в самолёте, но накопилась общая усталость. Да и сегодня опять массу дел предстояло сделать. Вот как в таком плотном графике выкроить хотя бы час и успеть смотаться к Жасинте? Ведь я обещал ей «кинуть палочку» на прощание. И не одну, чтобы ждала с нетерпением следующего моего приезда. Вот и будет у меня в Париже та, кто меня не забудет и будет постоянно вспоминать. И не просто очередная девушка, а единственная дочь президента Франции. В Лондоне меня ждёт будущая английская принцесса, а здесь будет ждать президентская дочка. Вот так вот.
Я поцеловал своё заспанное и взлохмаченное чудо, которое счастливо заулыбалась. Видимо, вспомнила наши вчерашние любовные игры и мне стало приятно, что я доставил подруге массу удовольствий. Я знал золотое правило семейной жизни: удовлетворённая женщина — это мир и покой в доме.
— Дай догадаюсь, что тебе сегодня ночью снилось, — сказал я и, немного подумав, ответил. — Конечно же, вчерашнее море в Ницце.
— Да, — ответила улыбающаяся Солнышко, — теперь оно долго мне будет являться во сне.
Пока Солнышко плескалась в душе, я заказал нам завтрак. Последний завтрак перед отлётом в Москву. Что-то опять не хочется возвращаться на родину. В Лондоне не хотелось, а теперь и в Париже не хочется. Значит, или что-то с родиной не так, или со мной.
Мы опять удобно устроились на террасе и наблюдая за городской жизнью с высоты восьмого этажа отеля, неспешно наслаждались принесенными деликатесами. Я, как всегда, заказал себе разных морепродуктов с моими обязательными и любимыми устрицами, а Солнышко выбрала себе салат из различных экзотических фруктов и мороженое.
Мы, счастливые, улыбались друг другу. Нам было хорошо и жизнь была хороша.
— Тебе привет от принца, — сказал я своей невесте, когда мы приступили к десерту.
— Спасибо, — ответила та, поедая мороженое. — Ты звонил Эдварду?
— Да, чтобы ускорить процесс получения визы для Маши. Я подумал, что если Лиз и останется с нами в Лондоне, то лишняя помощница тебе не помешает. Мы теперь можем себе такое позволить.
— Здорово. И мне будет веселей, пока ты будешь решать свои деловые вопросы.
— Вот и хорошо. Осталось написать ей хорошую песню на английском, чтобы смогла выступить вместе с нами в Лондоне на королевском концерте. Я, правда, принцу сказал, что уже её написал. Но я соврал только наполовину. В голове уже есть мотив и первый куплет песни полностью готов.
Тут нам постучали в дверь и на пороге появился Тедди. Он был взъерошен и небрит, но жутко доволен.
— Мы всю ночь работали, — сразу заявил он. — Два клипа готовы и я еду на TF1. Я с ними ещё в аэропорту договорился о сотрудничестве. Так что в пять вечера будете принимать мою работу на этом телевизионном канале. Я считаю, что оба клипа, и на песню «Belle», и на «Une vie d’amour», получились просто замечательные.
— Спасибо, Тедди, — ответил я. — Это будет нашим прекрасным прощальным подарком для парижан, да и для всех французов тоже. А потом у тебя какие планы?
— Спать до обеда. А после обеда погулять с Лиз по магазинам и купить подарки нашим друзьям в Лондоне. А то мы с ней улетаем домой завтра рано утром и хочется успеть сделать все сегодня.
— Мы тебе и Лиз очень благодарны, — сказала Солнышко. — Как мы можем её отблагодарить за её неоценимую помощь нам?
— Вот и не будем её оценивать, она этого не любит.
— Тогда что она любит? — спросил я.
— Только вы ей не говорите, что я проболтался. Она очень любит чёрную икру. Но и здесь, и в Англии она стоит жутко дорого.
— Значит, следующий раз я из Москвы привезу ей пять больших банок чёрной икры. Она у нас стоит не очень дорого.
— Вот это её точно обрадует. Ну я побежал, дел ещё много надо сделать.
После ухода Тедди я решил сам смотаться в сексшоп и купить заранее ещё подарков для Маши и для других знакомых, которых у нас много.
— Я поеду за эротическими подарками, — сказал я Солнышку, — а то потом времени у нас с тобой не будет.
— А я в это время начну собирать наши вещи, — ответила мне подруга.
Я быстро собрался и вышел к машине. Только вот быстро уехать мне опять не дали. Журналисты дежурили недалеко от входа и сразу стали меня фотографировать, одновременно задавая многочисленные вопросы.
— Вас сегодня наградят высшим орденом Франции, — спросил самый проворный из этой писательской братии. — Как вы к этому относитесь?
— Я благодарен господину президенту и всему французскому народу за столь высокую награду, — сказал я. — Я всегда готов помочь людям, попавшим в беду. Точно также я поступил в Лондоне, а теперь пришёл на помощь людям здесь, в Париже. Терроризм — это опасность не только для Европы, но и для всего мира. И лишь сообща мы сможем его победить.
— Ваша новая песня «How mach is the fish?» вчера произвела фурор на концерте, — обратился ко мне ещё один корреспондент. — Все сразу поняли, что вы создали новый стиль в музыке. Как вы его назовёте?
— Я уже вчера придумал ему название, — ответил я. — Это направление в популярной музыке будет называться Eurodance.
— Очень интересное название.
— Да, простое, но содержащее суть того, что я создал. Мы днем запишем на студии звукозаписи эту песню и уже сегодня вечером вся Франция сможет её услышать.
— Какие ваши дальнейшие музыкальные планы? — спросил другой журналист.
— Хочу дальше развивать это направление и собираюсь подготовить ещё одну песню к сегодняшнему выступлению. А какую, вы сможете услышать на нашем вечернем концерте.
Были ещё и другие вопросы. Я коротко на них ответил, а потом, сославшись на занятость, прошёл к машине. Я взял с собой только одного охранника, Пьера, чтобы остальные двое охраняли моё сокровище. Я имею в виду Солнышко, я не чемоданы с вещами и подарками. Мне моя подруга дороже всего барахла на свете. Мы поехали в тот же магазин, где мы вчера были и я купил ещё целый пакет эротических приспособлений и игрушек. На стойке продавца стоял телефон и я решил позвонить Жасинте. Если её не будет дома, значит не судьба. Но трубку сняли с первого гудка и это была сама Жасинта, а не её прислуга.
— Привет, дорогая, — поздоровался я. — Почему ты не в университете?
— Привет, любимый, — ответила мне она очень откровенно. — Я специально сегодня никуда не пошла и сидела всё утро у телефона, чтобы не пропустить твой звонок.
— Это очень мило с твоей стороны. Тогда встречаемся на старом месте через десять минут?
— Договорились. Я уже одеваюсь и выбегаю.
— Можешь не одеваться, ведь опять придётся раздеваться.
Мы засмеялись моей двусмысленной шутке и я пошёл к машине. От секс-шопа до особняка подруги Жасинты я добирался в этот раз чуть дольше, так как магазин, из которого я звонил, был расположен дальше от центра. Когда я подъехал, Жасинта меня уже ждала около приоткрытой двери. Вот ведь как соскучилась по мне, что даже ждёт меня у входа. Естественно, ни в какой бассейн мы в этот раз больше не ныряли, а сразу побежали в ту спальню, где позавчера кувыркались с ней.
Под платьем у Жасинты сегодня вообще ничего не было. Она правильно поняла моё пожелание, чтобы не отвлекаться на долгие раздевания. Мы оба понимали, что мы можем больше не увидеться и отдавались процессу любви со всей страстью. Что мы только не вытворяли, чтобы доставить друг другу максимум удовольствия. Мне даже пришлось из пакета позаимствовать один фаллоимитатор, чтобы обострить до предела наши сексуальные ощущения. И рекорд был побит. 7:4 в пользу сборной Советского Союза.
— Мне казалось, что я просто умру от наслаждения, — шептала мне на ухо Жасинта, так как говорить громко она, практически, не могла.
— Если бы ты умерла, то я бы тебя оживил и опять занялся бы с тобой сексом, — ответил я, тоже слегка вымотавшийся.
— Как я буду теперь без тебя? Мне кажется, что я в тебя влюбилась. Эти две ночи ты мне всё время снился. Мы с тобой в моих снах занимались любовью, прямо, как сейчас. Я просыпалась утром и трусики у меня были мокрые.
— Я тебе дарю этот лингам, чтобы ты помнила, как хорошо мы проводили с тобой время и чтобы, глядя на него, вспоминала обо мне.
— Хорошо. Я буду прятать его под подушку, чтобы прислуга его не нашла, а потом засыпать с ним в руках. И если мне очень захочется тебя, то я им сразу воспользуюсь.
— Моё время вышло и мне пора собираться. Я ведь встречаюсь сегодня с твоим папой.
— Да, я знаю. В газетах писали, что тебя сегодня будут награждать орденом Почётного легиона. И ты знаешь, мне приятно, что тебя наградят. Такое чувство, что и я к этому как-то причастна.
— Всё правильно. Это будет делать твой папа и, помимо этого, мы с тобой за это время стали очень близкими людьми. Надеюсь, папа ничего не знает о наших с тобой отношениях?
— Нет, конечно. Но он, наверняка, догадался о моих особых чувствах к тебе. Ведь это я его упросила пригласить тебя к нам на гастроли. Но догадываться и знать — это большая разница.
Мы ещё раз поцеловались и я ей пообещал, что раз я сегодня не успел ей спеть «Belle», то в следующий раз это сделаю обязательно.
Когда я приехал в гостиницу, то не стал подниматься к себе, а зашёл сначала в бутик Dior, где купил понравившиеся мне два костюма и рубашки. Также купил и пару туфель. Пусть будут, мы скоро полетим в Штаты и в Англию, поэтому одежды нам нужно иметь много.
В номере был небольшой беспорядок, потому, что Солнышко решила сама попробовать собрать наши вещи. А тут я ещё притащил очередной пакет.
— Так, всё оставь, как есть, — сказал я ей. — Пока отдохни, а перед концертом я вызову горничных и они всё аккуратно нам упакуют. Я был в бутике Dior и видел красивые кожаные чемоданы. Если всё не уместится, то они возьмут их оттуда, а я потом оплачу.
— Я хотела сама попробовать, но у меня не получилось, — сказала расстроенная Солнышко.
— Зато у тебя получается великолепно петь и заниматься со мной любовью, — ответил я ей, за что получил благодарственный поцелуй.
— Я в душ, а ты закажи мне что-нибудь поесть. Нам скоро в Елисейский дворец ехать, так что надо заранее перекусить.
За обедом я решил обрадовать свою подругу и сказал:
— Солнышко, я сочинил для тебя песню в стиле Eurodance и назвал её «Here I go again». Я хочу, чтобы мы вместе её сегодня исполнили, но твоя партия в ней будет ведущей. Как в нашей песне «How do you do».
— Спасибо, любимый, — ответила она. — Я с удовольствием её исполню. Значит, она такая же танцевальная, как «How Mach is the fish?»
— Да. Она не займёт высоких мест в чатах, но её полюбят все, от мала до велика. Я хочу собирать теперь не просто залы, а огромные дискотечные площадки. Люди хотят танцевать и мы дадим им такую возможность.
— Интересно ты придумал. Да, я заметила, что танцевать хотят все. И молодёжь и люди постарше. Значит, мы оба думаем в одном и том же направлении.
В дверь постучали. Это был Стив, который принёс хорошую новость.
— Со мной связался представитель автомобильной фирмы Citroën, — сказал он, — и предложил вам поработать моделями для их последних марок автомобилей. Там ничего сложного нет и мы уложимся за час, а потом поедем в гости к президенту. Елисейский дворец находится рядом, поэтому ехать нам совсем недалеко.
— А где будет проходить фотосессия? — спросил я его, надеясь, что это будет где-то поблизости, так как особо далеко тащится куда-то в последний день совсем не было желания ни у меня, ни у Солнышка..
— Они хотят это сделать на фоне Триумфальной арки. Это тоже рядом с нами.
— Что платят?
— Все уже знают ваши расценки, поэтому 2.250.000 франков они озвучили сразу.
— Хорошо. Но я предлагаю другой вариант, но он будет чуть дороже. Предложи им три миллиона, но я буду фотографироваться с орденом Почётного легиона в петлице. Это же будет лучше, поэтому и стоить будет дороже?
— Интересная мысль. Я думаю, что они согласятся. Тогда я им сейчас перезвоню и вернусь.
Стив ушёл, а Солнышко обрадованно сказала:
— А здорово ты придумал. Как раз торопиться не будем и спокойно всё сделаем.
— И ещё немного денег заработаем. Поди плохо нашему государству ещё почти восемьсот тысяч франков на халяву поиметь. Это почти двести тысяч долларов. Мне у Ситникова в понедельник сказала Мари, что какая-то ещё спортивная фирма нами интересовалась. Но они уже точно не успевают.
Тут вернулся Стив и сообщил, что представители концерна Ситроен согласны с новой ценой и готовы перенести фотосессию на половину четвёртого.
— Вот и отлично, — сказал я. — Тут в пять часов должны показать наши два новых клипа. Тедди всю ночь работал, но, всё-таки, успел.
— Да, он мне утром об этом сообщил, — ответил Стив. — Я видел, что ты недавно общался с журналистами и они были очень довольны каким-то твоим сообщением.
— Я им объявил, что новый стиль, в котором была исполнена наша песня «How mach is the fish?» я назвал Eurodance. И, кстати, я придумал ещё одну новую песню в этом стиле. Так что сегодня в студии пишем сразу две.
— Я всегда готов записывать твои песни. Да и платить за них тоже. Они приносят нам хорошие деньги.
— Мы с Солнышком посоветовались и решили устроить у вас в Лондоне большую дискотеку на каком-нибудь стадионе. Без сидячих мест, только для танцев. Как ты на такой формат представлений смотришь?
— Положительно. Только для этого надо побольше танцевальных песен, так как часть ваших французских там не подойдут.
— Я знаю. Значит, буду писать только в стиле Eurodance, чтобы хватило на два танцевальных часа. Но эту проблему я беру на себя.
— Договорились.
— Тогда я сейчас работаю над песней, а потом мы едем к Президенту.
Работать над песней я пошёл на террасу, где был большой диван, на котором я удобно и устроился. Там я повалялся минут двадцать, греясь на солнышке, вспоминая популярную песню известного шведского певца и музыканта E-Type (в миру Мартина Эрикссона) «Here I go again» и записывая слова. Ляпота. Затем я пошёл искать Солнышко. Она в спальне смотрела новости, где показывали сюжет, в котором рассказывали о нас. Показывали отрывки из наших концертов в «Олимпии» и «Павильоне». А также диктор рассказывал о нашем новом музыкальном стиле, который появился только вчера и завоевал уже тысячи поклонников. Солнышко мало что понимала, но догадывалась о сути. Название Eurodance постоянно повторялось, поэтому было понятно, что говорят о музыкальном направлении, которе я вчера создал.
— Да, — сказала задумчиво Солнышко, — вот мы вчера устроили парижанам представление. Но это действительно настоящий прорыв в современной музыке, и всё это придумал ты.
— А сегодня мы закрепим этот успех, — ответил я. — Завтра, а может даже и сегодня, все услышат две наши новые песни уже по радио. Тедди сегодня точно пришлёт своих двоих камераманов на наш концерт и сам туда, обязательно, приедет. Он такие, можно сказать, эпохальные события любит и никогда не пропустит. Так, а Серега с Женькой где?
— Они поехали вместе за аппаратурой для него. Пока тебя не было, они звонили и сообщили, что отъедут ненадолго. Значит, ещё не вернулись.
— Ладно. Тогда будем потихоньку собираться. Тебе ещё нужно в салон заскочить и сделать что-нибудь красивое. Правда, ты и так у меня красавица, но в этот раз надо очаровать самого Президента Франции.
— Спасибо за красавицу. Мне очень приятно, когда ты так говоришь. Я сегодня решила зеленое платье и всё остальное от Dior надеть. Я его ещё ни разу не надевала.
— Правильно. Я во фраке, ко мне не придерёшься. А вот ты, согласно контракту, должна быть только в их одежде. Да и маникюршам я покажу что-нибудь новенькое. Я им обещал прошлый раз, значит сделаю. А ты выберешь, какой маникюр тебе сегодня больше подойдёт.
Солнышко чмокнула меня за мою заботу о ней и стала одеваться. Я тоже снял с вешалки фрак, который мы купили в 200-й секции ГУМа и я в нем выходил в свет только один раз в субботу на прошлой неделе на приём во французское посольство. Вот он и опять пригодился. И ничего в этот раз арендовать не надо, как я это в Лондоне сделал. Через двадцать минут мы были полностью готовы и спустились вниз.
Пока в салоне Солнышку делали причёску, я объяснил другим двум девушкам, как делать новые виды французского маникюра. Моей подруге больше понравился декоративный френч и она выбрала его. Правда, с ним пришлось немного повозиться, так как надо было аккуратно разместить по несколько страз одновременно на каждый ноготь. Но получилось потрясающе. Я даже не мог понять, кто больше доволен: Солнышко или мастера. Я их хорошо понимал, так как это было абсолютно новое направление во французском маникюре. Они, в благодарность за это, решили декоративный френч назвать моим именем. Я был не против. Вот так, я везде ухитрился оставить свой след: и в музыке, и в маникюре.
Мы уже собирались выходить из салона, как нас там нашёл Стив.
— Пора выезжать, — сказал он. — Лучше приехать пораньше.
— Вот видишь, — ответил я. — А ты торопился с Ситроеном побыстрее договориться. Тогда бы точно не успели. А так и Солнышку шикарный маникюр сделали, и всё спокойно сделать успели.
В машине Стив рассказал, что в Елисейский дворец можно попасть двумя путями. Первый, это вход с улицы Габриэль через шикарные кованые ворота с национальным символом Франции — Петухом, олицетворяющим французов и их характер. Эти ворота открывают только для особо важных гостей. Так как мы пока были не особо важными гостями, нам придётся воспользоваться вторым входом через ворота рабочего въезда по улице Фобур Сент-Оноре. Если быть совсем точным 55 Rue du Faubourg Saint-Honoré.
— Перед всеми входами стоит охрана, — сказал Стив и почему-то посмотрел на меня. — Поэтому не делай никаких резких движений и отдай мне свою Беретту. Я вас буду жать в машине, так что пистолет твой никуда не денется.
Пришлось послушаться и разоружиться. Правильно, лучше от греха подальше. Ехали мы всего минут восемь и попали на довольно узкую улочку где и остановились. Я помог выйти Солнышку и она взяла меня под руку, как настоящая дама высшего света. Так она и есть леди, только английская. Хотя леди она и в Африке леди.
Да, а симпатично смотрятся ворота, над которыми на фшагштоке развивается французский триколор. Около ворот прогуливались полицейские, а рядом с ними находились две будки. У каждой из будок стояло по одному нарядно одетому гвардейцу с карабином, прижатым к правой ноге. Автомобильные ворота были, естественно закрыты, и мы подошли к полицейским. Показав им своё приглашение на две персоны, мы получили разрешение пройти через левую дверь. Я по их глазам видел, что они нас узнали, и, наверняка, кто-то из них даже был на нашем концерте, но служба есть служба и радость от встречи с нами им показывать было нельзя.
Далее мы прошли внутренний пост охраны и вышли во двор. Перед нами предстал старинный красивый трехэтажный особняк с одноэтажными пристройками слева и справа. Если бы мы были официальными государственными лицами, то на земле перед нами была бы расстелена красная ковровая дорожка и у входа нас бы встречал сам президент. Но мы были здесь в качестве популярных музыкальных исполнителей, то есть почти в качестве туристов, и поэтому всего этого не было.
Нас на входе встретил гвардейский офицер, который проводил меня и Солнышко в Золотой зал (The Salon Doré), служащий одновременно президентским кабинетом. Я так понял, наше награждение было единственным, назначенным на сегодня, и других награждаемых во дворце в этот час не было. Поэтому всё произойдёт здесь в почти домашней обстановке. И только сейчас я неожиданно понял, где-то здесь живет и Жасинта. Только её комната находится в одном из крыльев дворца. А я-то думал, что они живут в собственном особняке. Интересно, а как отсюда можно незаметно сбежать? Значит, где-то есть другой вход, скрытый от стражи. Или кто-то их охраны ей тоже помогает, помимо горничной. А ведь могло быть и так, что этот кто-то после этого докладывал папе о проделках его дочери, а он потом делал вид, что ничего об этом не знает. Третий вариант мне очень не нравился, но совсем исключать его было нельзя.
А кабинет-то красивый, весь отделан золотом. Камин, огромная люстра и не малых размеров старинный гобелен висел между золотых колонн на стене. Неожиданно открылась дверь и внутрь вошёл Валери Жискар Д’Эстен. Мы его видели в понедельник и за эти три дня он совсем не изменился. Никаких тебе официозов, всё по-деловому. С ним вошёл секретарь и остался стоять возле двери. С президентом мы поздоровались за руку, а Солнышку он слегка пожал кончики пальцев. Переводчики нам нужны не были, но кто-то успел доложить президенту, что леди Sweet не говорит по-французски, поэтому он приветствовал нас по-английски.
— Сэр Эндрю и леди Sweetlane, — сказал президент на прекрасном английском. — Рад приветствовать вас в моем дворце в качестве моих гостей. Выражаю вам свою признательность за то, что вы откликнулись на моё приглашение и приехали в Париж. Также выражаю свою благодарность за спасение семьи Ротшильдов и поимку шестерых особо опасных преступников. В связи с тем, что решение о вашем награждении было принято всего два дня назад, ваше награждение происходит не так торжественно, как оно того заслуживает.
— Мистер Президент, — ответил я тоже по-английски, — Мы благодарны вам за ваше приглашение посетить Францию. Мы просто очарованы вашей страной. И спасибо вам за награду. Для меня это большая честь быть награждённым высшей наградой Франции.
После чего секретарь подал президенту красный футляр и он сам прикрепил мне на левую сторону груди серебряную «мальтийскую звезду» на красной короткой ленте.
— Поздравляю, — сказал президент и пожал мне руку, — отныне вы кавалер ордена Почётного легиона. А теперь прошу меня извинить, у меня срочные дела.
Мы попрощались и президент вышел из кабинета. Мы абсолютно не расстроились такой короткой процедурой награждения. Меня вообще высшими наградами СССР награждали сначала на даче, а потом за обеденным столом, тоже как бы между делом. Эта рифма меня когда-нибудь окончательно доконает.
Нас проводили на выход и мы вздохнули свободно. Не люблю я эти официальные приемы, а тем более их не любит Солнышко. Ей, конечно, приятно покрасоваться в своём бриллиантовом колье с изумрудами, но для этого можно выбрать повод и попроще. Ну вот, теперь я ещё и кавалер французского ордена. Хотя я пока так и не осознал, что я им стал. Пока не въехал я в эту иностранную награду. Надо просто к ней привыкнуть, вот и всё.
В машине нас ждал радостный Стив.
— Поздравляю, — сказал он. — Быстро вы закончили.
— Так само награждение спонтанно получилось, — ответил я. — А у президента график расписан по минутам на неделю вперёд. Поэтому он торопился, но для нас это даже очень хорошо. Сейчас поедем в отель и переоденемся для записи. А то во фраке особо не поиграешь. Да и гитара будет нам нужна.
Возле гостиницы опять нас ждали журналисты. Увидев, как мы выходим из машины, они сразу защелкали своими фотоаппаратами. Пришлось с Солнышком позировать. Она была очень довольна, что её увидят в таком ослепительном наряде. И модный дом Dior будет доволен, что звезда эстрады одета в его платье и дорогие аксессуары.
В номере мы быстро переделись. Теперь уже я оделся в новый костюм от Dior, а Солнышко выбрала розовое платье от YSL. Как говорили наши бабушки: «Форсить, так форсить». Мы так оделись, чтобы сразу после студии звукозаписи поехать на съёмки рекламы для Citroën. Пришлось, правда, перевешивать французский орден на другой пиджак, но я уже пообещал им появиться на съемках с орденом на груди. По дороге мы зашли за Серегой и Женькой, которые восторженно смотрели на наши наряды.
— Красивые, — восхищённо воскликнула француженка, — как с обложки модного журнала.
— Так мы там скоро и появимся, — сказала Солнышко, довольная комплиментом и осматривая номер, в котором жили эти двое влюблённых.
— Мы после записи сразу поедем на съёмки рекламы автомобилей Citroën, — добавил я.
— Ой, это же орден Почётного легиона, — опять восхитилась Женька. — Поздравляю. Значит, вы только что у президента были во дворце?
— Были. Всё прошло быстро, так как награждение было незапланированным. А где Лиз? Она нам опять может понадобиться.
Серега тоже меня поздравил и пожал руку. Он уже привык, что меня часто награждают и поэтому особо не удивился очередной моей награде. Мы все вчетвером спустились вниз. Оказалось, что Лиз нас уже ждала в холле. Внешним видом Солнышка она тоже осталась довольна. Потом поздравила меня с заслуженной наградой. И только после этого, внимательно присмотревшись, обратила внимание на новый маникюр у моей подруги, о котором Солнышко стала ей обстоятельно рассказывать.
Затем появился Стив и уточнил, что хотя мы приедем раньше, но студию для нас уже подготовили. До места назначения добрались за двадцать минут. Нас там ждали и музыкальные инструменты были именно те, на которых Серега играл в «Павильоне». Как оказалось, студии находились в парижском офисе EMI, куда в пятницу, то есть завтра, Женька выйдет первый раз на работу. Очень удачно получилось для неё. Стив повёл её знакомить с сотрудниками, а мы занялись привычным нам делом.
Сама студия была копией лондонской, скоро и у нас в центре появятся такие же. Единственно, их нотариуса здесь с прошлой недели нет, он находился в отпуске. Поэтому я договорился со Стивом, что он позвонит вчерашнему нотариусу. Я думаю, что он будет рад ещё раз с нами пообщаться.
«How mach is the fish» мы записали быстро, так как мы её вчера несколько раз репетировали и исполняли на сцене. Звукоинженеры нас гоняли три раза, пока не добились, по их мнению, идеального звучания. Потом вернулся Стив с довольной Женькой и мы приступили к работе над песней «Here I go again». И пошла рутинная работа. Сначала я сам показал, что надо её играть. Потом Серега повторял это и мы искали оптимальное звучание. После чего я достал уже слова и показал их Солнышку и спел её, изображая женскую партию. А затем началась спевка и сыгрывание. Хорошо, что мы приехали раньше, потому что мы возились с этой песней дольше обычного. Но вот наконец у нас получилось хорошо. Солнышко замечательно всю её спела. Но звукоринженеры гоняли нас ещё аж шесть раз и я их уже хотел прибить, но в самом конце они показали через стекло большой палец и мы выдохнули с облегчением. Я поцеловал свою подругу за прекрасную работу, а она в ответ поцеловала меня за не менее прекрасную песню.
А затем к нам в комнату вбежала Женька и сказала, что песня потрясающая и что мы все молодцы.
— Я первый раз вижу сам процесс записи песни, — сказала она, улыбаясь. — Теперь я понимаю, как это тяжело.
— Вот когда мы следующий раз прилетим в Париж, — ответил я, — то ты уже сама должна быть готова полностью заменить Стива.
— А если я не успею?
— Никаких «если». Трудись как мы и у тебя всё получится.
Нотариус пришёл почти под конец нашей работы и помимо песни оформил на меня патент на термин «Eurodance». Он подтверждал, что именно я его первым придумал и первым употребил. Вот так, теперь это слово будет отныне прочно ассоциироваться со мной и я смогу получать дивиденды за его коммерческое использование в рекламе.
Стив тоже был в полном восторге и прекрасно понимал, что с такими темпами я смогу без проблем выполнить нашу договоренность по поводу проведения в Лондоне многотысячной дискотеки. Он с удовольствием выписал мне очередной чек на двести тысяч фунтов. Стив, наверняка, уже подсчитал прибыль от будущей дискотеки и был доволен получившимся результатом. Таких массовых дискотек ещё никто не проводил и Стив понимал, что он будет первым, кто это сделает. А быть первым — это престижно и почетно, и кроме того, что ещё и денежно.
А дальше нас ждал контракт с Citroën. Было интересно, какие автомобили мы будем рекламировать. Видимо, мне и Солнышку предназначалось по одной машине, так как больше одной рекламировать было не эффективно. Тогда это получалось рекламой всего бренда, а не конкретного автомобиля. Для имиджевой рекламы это подойдёт, но Стив, вроде, говорил только о двух машинах.
Когда мы закончили с песнями, я попросил сделать две кассеты и для нас. Одну с минусовками двух песен, а вторую с полной их версией. После того, как мою просьбу выполнили, мы отправились в штаб-квартиру Citroën, которая располагалась на улице Fructidor. Фрюктидор — это 12-й месяц (18/19 августа — 16/17 сентября) французского республиканского календаря, действовавшего с октября 1793 года по 1 января 1806 года. Весь Париж был напичкан многочисленными символами и датами своей великой истории. Что ни улица — то целая эпоха. Что ни дом, то эпохальное историческое событие.
В офисе нас ждали и подтвердили, что мы будем рекламировать два их автомобиля и это будет происходить на фоне Триумфальной арки. Они договорились с мэрией Парижа на проведение только часовой фотосессии, поэтому нам надо будет постараться уложиться в отведённое время. Они были очень довольны, что я пришёл именно с орденом Почётного легиона на груди, как мы ранее и договаривались. Они, первым делом, поздравили меня с наградой, а потом уже перешли к делу.
Нам рассказали, что мне предстоит стать лицом одной из их новых моделей, которая появилась в феврале 1978 года. Она называется модель Citroën CX Prestige, которая отличается кузовом, удлиненным на 25 см. Одна такая стояла в салоне и я просто залюбовался ею. Да, это была настоящая французская машина представительского класса. Чёрного цвета, вся стремительная и дерзкая. Именно для настоящих мужчин.
А для Солнышка они подобрали очень мирный и симпатичный фургончик, который очень понравится сельским жительницам. В марте 1978 года Citroen выпустила модель Acadiane, новый небольшой коммерческий автомобиль, разработанный на базе модели Dyane, который пришёл на смену фургонам 2CV. Двигатель объемом 602 см3, 31 л.с. и скоростью до 100 км/ч. Что ж, очень хорошая машинка. Она прослужит до 1987 года, когда её снимут с производства. Одна такая тоже была здесь в салоне и Солнышку она понравилась. Она очень любила бежевый цвет, который хорошо гармонировал с её сегодняшним розовым комплектом. Такие же модели должны были ждать нас около Триумфальной арки. Контракт мы оформили за двадцать минут и сразу получили чек на три миллиона франков. Всё просто и быстро.
Мы передвигались только на своём Мерседесе, так как сразу после записи я отправил Серёгу с Женькой на такси в отель, чтобы они могли проститься по-человечески друг с другом. Я имею в виду постель, в которой они и нашли друг друга. Ведь они расстаются, как минимум, на месяц. Хотя впрок этим делом не насытишься и не запасешься.
Возле Триумфальной арки уже стояли два обещанных автомобиля вместе с командой фотографов и их помощников. И на час мы полностью выпали из реальности. Мы абсолютно не обращали внимания ни на ездящие вокруг нас машины, ни на частые гудки их водителей, которыми они нас приветствовали, когда узнавали. Нас сначала разделили и снимали поодиночке возле своих машин. А потом машины поставили вместе и мы изображали влюблённую пару. Даже целоваться пришлось под вспышки фотокамер. Нас это нисколько не смутило. Наши глаза не могли врать, поэтому читатели глянцевых, и не только автомобильных, журналов, сразу поймут по нашим фотографиям, что мы не играем в любовь перед камерами, а живём ею так же естественно, как дышим.
Час пролетел незаметно и мы вернулись в отель. Благо ехать тут было до него три минуты. Стив в гостиницу не пошёл, а, захватив с собой пленки с нашими двумя новыми песнями, отправился на французские радиостанции. Он решил сделать тоже прощальный подарок французам, а в Лондоне они прозвучат уже завтра. В номере мы сразу залезли в ванную, перед этим заказав обед в номер. Последний обед в Париже. На этот раз мы обедали в гостиной, так как ждали показа по телевизору наших двух клипов. И вот их торжественно объявили, после чего мы сначала увидели, как мы изображаем Квазимодо и Эсмеральду, а потом наши счастливые лица на Эйфелевой башне.
Оба клипа были потрясающими. Тедди молодец, его мастерство клипмейкера росло раз от разу, становясь всё более профессиональным. Нам повезло, что в Лондоне мы начали работать именно с ним. Да, порадуем мы сегодня Францию и своими клипами, и своими песнями.
Через пять минут к нам заглянул спавший всё это время Тедди. Он всю ночь работал, вот и отсыпался. Похоже, даже по магазинам с Лиз не пошёл.
— Как вам моя работа? — спросил он прямо с порога.
— Бесподобно, — ответила Солнышко.
— Ты превзошёл сам себя, — добавил я, расплывшемуся в довольной улыбке, Тедди. — Это настоящие шедевры. Ты достоин Оскара.
Тедди были приятны наши похвалы. Ему с нами было очень комфортно работать. И не потому, что мы его всё время хвалили, а потому, что со мной он постоянно постигал что-то новое и непрерывно рос над собой. И это было сразу заметно по его работам, особенно по последним двум.
Затем пришёл Стив и тоже обрадовал. Ему удалось отдать наши песни аж на пять парижских радиостанций, где у него их чуть ли не с руками отрывали. Настоящая «demo mania» в действии. Так что нам пришлось перейти в кабинет, где был радиоприёмник и там слушать опять наши, но совсем новые песни. Мы позвонили Серёге и поздравили его с успехом. Он уже к этому времени закончил любовные игры с Женькой и они тоже успели всё и посмотреть, и прослушать.
— Ваш самолёт вылетает сегодня в 23 часа 55 минут, — сообщил нам Стив немного грустную новость. — Так что вы будете в Москве около четырёх часов утра. Предлагаю всем начать собирать вещи.
— А я с операторами хочу заснять, как вы будете исполнять две ваши новые песни, — предупредил нас Тедди. — Они должны обязательно попасть в мой фильм, так как они являются первыми представителями нового направления в музыке. Я их хочу завтра же в Лондоне отдельным блоком показать по телевидению. Я уже позвонил на BBC1 и они их ждут с нетерпением.
— И я даже придумал, как на них снять просто потрясающие клипы, — сказал я, глядя на всех. — Так что, Тедди, жди нас в Лондоне через девять дней и мы сразу займёмся этим. И у меня для тебя есть грандиозная работа, которая перевернёт мир. Но это тоже мы обсудим, если ты прилетишь к нам на церемонию награждения «Грэмми» в Лос-Анджелес.
Тедди со Стивом ушли, а я вызвал горничных и они стали аккуратно собирать вещи и укладывать их в чемоданы. А я решил сходить пока в магазин и купить себе тонкий кожаный плащ специально для исполнения этих двух наших новых песен. Для них надо было что-то особенное надеть, чтобы выделить их из общей массы всех наших песен. Это должно стать неким мини-отделением в первой части нашего концерта. Такой магазин я видел недалёко от отеля. Поэтому взяв одного охранника, я отправился пешком прогуляться до него.
Встречаемые по дороге парижане и парижанки ещё издали узнавали меня и махали мне руками. Некоторые уже видели наши новые клипы, поэтому приветственного выкрикивали названия этих песен. В магазине меня встретила девушка-продавец, которая от счастья, что увидела своего кумира вживую и так близко, просто потеряла дар речи. На мои вопросы она только и могла, что кивать головой и широко открытыми от обожания глазами смотреть на меня. Пришлось ей подарить нашу фотографию и только тогда она смогла придти в чувство и начать говорить.
Она показала мне чёрные длинные кожаные плащи, два из которых я, померив, отобрал. А потом я отложил для Солнышка кожаный топ и облегающие кожаные штаны. Она мне говорила, что в её костюме ей немного жарко, поэтому я решил купить ей раздельный комплект. Продавщица ходила за мной, как хвостик, радуясь, что я ещё не ушёл. Ещё я взял кожаные перчатки с обрезанными пальцами, чтобы придать нам с Солнышком крутой рокерский вид.
Когда мы вернулись к кассе, она спросила:
— Можно мне с вами вместе с фотографироваться на память? А то никто мне не поверит, что у меня покупал свои костюмы солист группы «Demo».
— Согласен, — ответил я и нас сфотографировал хозяин магазина, видимо её отец, так как они были очень похожи друг на друга.
Они мне даже сделали хорошую скидку, чем я был очень доволен. Придя в номер, я сразу обратил низание, что все сборы были практически закончены. Практически, потому, что вещи ещё для пяти чемоданов были аккуратно сложены и готовы к тому, чтобы их перенести сразу в эти чемоданы, которых пока не было в наличии. Пришлось спускаться в бутик Dior и покупать там пять чемоданов.
Как я и предполагал, количество чемоданов удвоилось к концу наших гастролей. Солнышко моим покупкам обрадовалась и сразу напялила их на себя. Получилось очень красиво и сексуально. Такая соблазнительная амазонка с распущенными волосами. Мой прикид ей тоже понравился и мы остались очень довольны, так как я угадал и её желание, и реализовал своё. Мы оставили два пустых чемодана под концертные костюмы, а остальное, ещё раз пришедшие по моему вызову две горничные, сложили в чемоданы.
Было как-то немного грустно от того, что парижские гастроли так быстро закончились. Они очень неожиданно на нас свалились и также неожиданно подошли к концу. Но размякать было ещё рано, мы это сможем сделать и в самолёте. А сейчас надо собраться, в смысле настроиться так, чтобы этот прощальный концерт парижане запомнили надолго.
Я надеюсь, что Женька помогла Серёге упаковать его вещи, так как он их тоже приличное количество купил. Но в основном это были дополнительные навороты и прибамбасы к своей музыкальной аппаратуре. Но мы их на заключительном нашем выступлении использовать не будем, так как Серега в них ещё до конца не разобрался.
Перед выходом я решил быстро позвонить в Москву и сообщить Димке время нашего ориентировочного прилета в Шереметьево.
— Привет, Дим, — сказал я, у слышав в трубке голос своего заместителя по нашему фанатскому клубу. — Я пока ещё из Парижа тебе звоню.
— Привет, Андрей, — радостно отозвался Димка. — Мы тут про вас такого наслушались, что в пору тебе второй памятник завтра ставить.
— Да, повоевал я тут немного и попели мы хорошо. У нас через полтора часа последний концерт и мы в 11:55 по местному времени вылетаем. Прилетим где-то около четырёх утра по московскому. Надо встречу нам организовать. Кто из наших сможет? А то же это уже глубокой ночью будет.
— Все хотят и все рвутся. Сколько человек надо?
— Возьми десять и «рафик». Больше, я думаю, не надо.
— Сделаем. Все только и говорят о твоих подвигах. Даже в «Правде» сегодня про тебя целая статья вышла.
— Ругали?
— Наоборот, хвалили.
— Тогда ладно. Мы поехали выступать, а потом за вещами и в аэропорт.
— Машу с собой взять, а то она очень просилась?
— Бери. Солнышку будет с кем поболтать, пока ехать до дома будем.
Вниз мы спустились уже полностью готовые дать последний бой, который «трудный самый». Нас уже ждали все, кроме наших голубков. Видимо, в процессе сборов, они ещё раз решили как следует попрощаться, поэтому слегка задерживались. Операторы нас уже не снимали, видимо, задача была поставлена только на две наши новые песни, которых не хватало Тедди для фильма о наших парижских гастролях.
Я подошёл к Лиз и объяснил, что придётся сегодня ещё один дополнительный раз помочь Солнышку переодеться перед двумя последними песнями в первом отделении концерта.
— Без проблем, — ответила Лиз. — Я уже полностью адаптировалась и теперь могу хоть десять раз за концерт это сделать. К тому же мне ваши песни нравятся, как и вы сами.
— Спасибо тебе огромное, — ответил я. — Моя благодарность просто не имеет границ. Ты нас очень выручаешь. Надеюсь, ты нас в Лондоне тоже не бросишь?
— Разумеется, нет. Перед Её Величеством вы должны выглядеть достойно.
Ну слава Богу. Значит их будет там двое, вместе с Машей. Даже если случится какой-нибудь форс мажор, то одна хотя бы будет с нами точно. Это радует. Солнышко, слышавшая весь наш разговор, тоже была рада, что Лиз согласилась. А вот и наши влюблённые голубки пожаловали. Судя по их довольным лицам, они из постели вылезли только недавно.
Раз все в сборе, то мы выдвигаемся. Журналистов уже не было перед входом, видимо, переместились в «Павильон». Я как в воду глядел. Они нас поджидали именно там, у центрального входа. Пришлось нашим машинам остановиться и мы с Солнышком и Тедди вышли к ним. На этот раз много вопросов было к Тедди, так как его клипы на наши песни успели посмотреть многие из них. Нас с Солнышком расспрашивали о новом направлении в музыке и будем ли мы ещё писать подобные песни, как те две, которые два часа назад передавали по радио.
— Раз наша группа является зачинателем нового стиля в музыке, — ответил я, — значит нам и быть первыми, кто его будет активно продвигать и пропагандировать в Европе. Он и называется Eurodance, потому, что состоит из двух слов: Европа и танцевать. Именно танцевать, а не сидеть, слушать и смотреть. Мы уже выпустили две песни и я начал работу ещё над тремя. Я планирую в Лондоне через две недели организовать мега-дискотеку, где будут одновременно танцевать более двадцати тысяч человек.
Корреспонденты были потрясены этой новостью и продолжали допытываться о предстоящем грандиозном событии.
— Предварительная договоренность с нашими партнёрами из EMI уже достигнута, — продолжал я выступать в роли основного музыкального ньюсмейкера. — Поэтому я сейчас и взялся так активно за работу над песнями.
— А как же концерты? — выкрикнул кто-то из репортёров.
— Концерты остаются как основной наш вид выступлений. Но вы же сами видите, что молодёжь не может долго сидеть и просто слушать наши песни. Они хотят танцевать под нашу музыку и мы такую возможность им предоставим. Так что ждите нас в Лондоне с новой программой. Я в Москве создал свой продюсерский центр и первая певица, с которой я работал, уже выступила на сцене с моей песней. И хочу вам сказать, что очень неплохо выступила. Её зовут Maria Kolesova. Запомните это имя. Мы её привезём в Лондон и вы её тоже полюбите, как полюбили нас.
Мои слова произвели фурор среди журналистской братии. Такого они просто не ожидали. Это была настоящая революция в музыке и они это прекрасно понимали. Музыка выходила за пределы концертных залов и перемещалась на огромные танцевальные площадки. А это миллионы и миллиарды долларов. И все это придумали мы, «рождённые в СССР».
После моей речи Стив подошёл ко мне и сказал:
— Ну ты даёшь. Это же настоящая музыкальная революция.
— Да, — сказал я, обнимая Солнышко, которая тоже была ошарашена открывающимися перед нами перспективами, — я это прекрасно понимаю. Теперь ЕМI будет собирать не четыре тысячи зрителей на наш концерт, а двадцать. А представь, что во время такой дискотеки будут продавать пиво и легкие коктейли для девушек, типа мартини с соком. Сколько эта толпа молодежи сможет всего этого выпить во время одного нашего представления?
— Очень много.
— Целое озеро. А это два миллиона фунтов за два часа. Как тебе такой порядок цифр?
— С трудом укладывается в голове.
— Вот так. Как говорил вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин: «Революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась». Только ты правильно сказал, что это музыкальная революция, и устроили её именно мы.
Две последние фразы я специально сказал чуть громче, чтобы журналисты их услышали. Я представляю заголовки завтрашних французских утренних газет. Вот и наши в Москве удивятся тому, что я ещё и революцию, правда в музыке, ухитрился устроить всего за неполных четыре дня. Париж и так был родиной революций, а теперь здесь ещё и такая, совсем безобидная, но не менее значимая, неожиданно произошла. И её устроил пятнадцатилетний юноша, но уже кавалер Ордена Почётного легиона. В общем, завтра будет гудеть не только Париж, но и вся Франция. Не удивлюсь, если меня после этого назовут музыкальным революционером.
Нам пришлось сесть в машины и проехали к служебному входу. Солнышко восхищенным голосом сказала:
— Ты за пятнадцать секунд сделал Машу известной на всю Европу. Это было сказано совсем просто, как бы между делом, но теперь её выступления будут ждать с нетерпением в Лондоне.
— В этом и заключается моя работа, порученная мне Сусловым — продвигать наши таланты на Запад. — Знаешь, есть такая байка про Рокфеллера. Однажды они с сыном поехали в другой город и остановились в самой дорогой гостинице. Рокфеллер-старший снял одноместный номер, а его сын снял весь этаж. Когда Рокфеллера-старшего спросили о таком расточительном отношении к деньгам его сына, то он ответил:
— У меня не было такого отца, который есть у него.
Это я к тому, что мы, когда начинали, нам помогал только мой папа своими связями. Всё остальное мы сделали благодаря нашему таланту и трудолюбию. А теперь у Маши есть мы, а у Маши есть талант. Вот мы и помогаем этому таланту пробиться.
Солнышко чмокнула меня за такие слова и мы пошли внутрь. Там нас ждали все остальные. Процедура перед концертом повторилась в мельчайших деталях, только добавилось одно переодевание и одна дополнительная песня. Для меня с переодеванием ничего сложного не было, так как я просто скидывал куртку и надевал чёрный кожаный плащ с перчатками. А вот Солнышку надо будет полностью сменить наряд. Ничего, я думаю справятся.
В это раз, когда мы уже шли к сцене, мы слышали, как волнуется зал. Он ведь, на самом деле, был огромным живым организмом. Многие уже нас видели по телевизору и слышали по радио, поэтому заранее были настроены на нечто незабываемое и грандиозное. При нашем появлении зал в едином порыве содрогнулся и взорвался овациями. Вот именно так встречают победителей. Не зря мы сегодня фотографировались на фоне Триумфальной арки. Это и есть настоящий триумф. Это когда ты ещё ничего не сказал и не спел, а зал уже ликует и радуется. Радуются уже одному тому, что тебя просто увидели на сцене.
Моё вступительное слово было коротким. Я только добавил, что это заключительный концерт наших четырехдневных гастролей в Париже. И что мы надеемся, что Франция полюбила нас, как мы её и нас скоро снова пригласят на гастроли, но только более длинные. Зал завибрировал от восторга и этим дал нам откровенно понять, что нас с нетерпением будут ждать. А потом, когда аплодисменты стихли, я добавил, что сегодня в конце первого отделения будет исполнена новая песня, которую многие уже слышали. И сразу после этих слов мы с Солнышком запели нашу «Une vie d’amour».
А предпоследней была «Belle» и мы опять получили гору цветов и восторженную толпу возле сцены, которую охраняли сотрудники службы безопасности «Pavillon de Paris». Всё повторилось, как и в прошлые разы, и даже сильнее, потому, что мы прощались с Парижем. И в моей песне звучало немного грусти, что еще больше будоражило чувства присутствующих в зале женщин. Но не в сторону необузданного буйства, а в сторону нежной печали. И это было заметно невооруженным глазом. Глаза женщин не горели безумной страстью ко мне, а в них стояли слезы расставания.
И я, чтобы прекратить это их минорное настроение, выкрикнул новый слоган, придуманный, буквально, только что: «Eurodance is a revolution». Женщины сразу взбодрились, поняв, что сейчас будут танцы, и Серега заиграл проигрыш. Мы убежали за кулисы и быстро переоделись. Я вышел первым и началась мини-дискотека. Вся площадка перед сценой была забита танцующими. Вышедшая из-за кулис Солнышко подхватила ритм и дополнительно зажгла публику своими красивыми движениями.
Вот так, лозунг музыкальной революции ушёл в народ и теперь я его постоянно буду выкрикивать перед началом песни «How mach is the fish?». Именно здесь очень хорошо пригодились лазеры и дымогенераторы. Я обе песни специально пометил для светоинженеров, чтобы они здесь тоже все наши спецэффекты использовали по полной. Моя задумка удалась. Я прыгать в эту толпу не рискнул, но микрофон в их строну направлял, чтобы они мне хором подпевали. Публика была в восторге и ликовала.
А потом мы исполнили «Here I go again». Теперь уже аплодировали Солнышку. В ней солировала именно она, поэтому и все лавры достались ей, мне не жалко. Уходили мы под восторженные крики десятитысячной толпы, а это, я вам скажу, та ещё звуковая и энергетическая волна. Меня как то спросили, что такое запах счастья для артиста? Вот он, запах сцены, смешанный вместе с запахом триумфа. В нашем случае это запах грандиозного успеха, который будоражит кровь и заставляет тебя чувствовать почти всемогущим. Нас долго не хотели отпускать. Пришлось пообещать, что в конце второго отделения мы опять исполним эти две песни.
В гримерку прибежал Тедди и сказал, захлёбываясь словами от восторга:
— Это грандиозно. Мы все сняли и завтра покажем в Англии эти две ваши новые песни. Я думаю, что и англичане будут в полном восхищении от них.
Подошедший Стив тоже был доволен и рад за нас.
— Лиз, — обратился я к нашей помощнице, — ты ещё раз нам поможешь в конце такое же сделать?
— Конечно, — ответила она, улыбаясь. — Я же чувствую себя тоже причастной к этому успеху, значит, всё сделаю на отлично.
Во втором отделении, как всегда, господствовала «Believe», а в конце мы опять устроили дискотеку, как и обещали. И даже два раза. Только тогда публика нас отпустила. На прощание я сказал не прощайте, а «à bientôt», что означает в переводе на русский «до скорого свидания».
Вот и всё. Мы своё «последнее танго в Париже» исполнили, а теперь в гостиницу за вещами. Там нас ждали горничные, которые помогли нам уложить концертные вещи в чемоданы. Посидеть на дорожку мы и в этот раз не забыли. В холле я первым делом поставил свою подпись… не на фотографии, как вы подумали, а на итоговом счёте за проживание в гостинице. Он был немаленький, но и прибыль у принимающей стороны была огромная, так что то, что я подписал — это мелочь.
Мы с Солнышком тепло простились со всеми. Женька рвалась поехать с нами в аэропорт проводить Серёгу прямо до самолёта, но он уговорил её остаться здесь. Да, вот такая у них любовь случилась. И это организовал тоже я. Где революция, там всегда присутствует любовь.
Нас сопровождали в аэропорт только двое полицейских и машина охраны с одним водителем. У нас оставалось ещё немного времени и мы, после того, как сдали багаж и прошли паспортный контроль, все втроём завалились в сувенирный магазин, где каждый набрал по большому пакету подарков. И ещё я купил отдельный пакет для тех фанатов, которые будут нас встречать. И это, конечно, были копии Эйфелевой башни. Для Димки самая большая, для его заместителей средние, а для остальных десяти были размером с ладонь. Ещё я набрал таких же копий башни всем сотрудникам моего Центра. На подарки денег не жалко. Дополнительно я купил несколько бутылок дорогого крепкого алкоголя.
Когда мы сдавали наш багаж, я даже засомневался, влезут ли все наши чемоданы вместе с двумя серегиными в багажное отделение самолёта. Но работницы багажной службы аэропорта меня заверили, что места вполне хватит. Ну а пакеты мы оставим в салоне, там будет много свободного места.
К самолёту мы вышли, нагружённые подарками. У трапа нас встречал, как всегда, улыбающийся Жан, который уже привык к тому, что гости Парижа увозят с собой кучу сувениров. Из кабины пилотов нас приветствовал Люк, который сказал, что наши последние песни ему очень понравились. Ну вот мы и опять улетаем, только на этот раз домой. Всего через три часа мы увидим Москву и встретим своих школьных друзей. Да, нам было немножко грустно, но мы были молоды и не умели долго грустить. Только один Серега был, по-настоящему, грустным. Он расстался с Женькой и его ждала очень неприятная встреча с Иркой. Я другу помог, как мог. Пусть теперь сам до конца разбирается с этим разбирается.