Глава 26

В это время вспышка ядерного взрыва разнесла не только мятежный эсминец, но и протараненный им инкубатор. Командор Урри Коннан зло скрипнул зубами. Им так и не удалось ни остановить эсминец, ни спасти инкубатор. Потеря миллиардов яиц своих соплеменников непременно зачтется в послужном списке в худшую сторону.

"Не быть мне уже вторым адмиралом", — подумал Урри Коннан. Он тут же представил себе серебряный купол главного здания генерального штаба, ареопаг десятков дряхлых адмиралов и генералов, решающих твою судьбу. И даже услышал хриплый голос Главного Стратега: — Вы не оправдали наши надежды, Урри Коннан. В выбраковку его!

И тут же с земли поступил доклад генерала Матт Куллина, отнюдь не улучшивший настроение командора. Гибель целой дивизии пехотинцев от какого-то дождя в глазах тех же адмиралов казалось бы просто смешной. Но, при всем этом, Урри Коннан сразу выдели из всего доклада генерал главное: — То, что вы потеряли дивизию отборных солдат, я понял. Скажите главное: земляне погибли тоже?

— Там никто не мог уцелеть, — подтвердил тот.

— Отлично. Высаживайте в этом месте еще один полк. Прочешите все до миллиметра. Мне нужны тела землян. Кто-то из них наверняка был в "невидимках".

У его собеседника в этот момент даже перехватило дыхание.

"Как же я сам об этом не догадался, — подумал Матт Куллин. — Если удастся найти целый скафандр-невидимку, то это обеспеченная вечная жизнь".

Действительно, тому из хинков, кто захватит действующий костюм «невидимку» была обещано существование до полного завершения жизненного цикла. За пятьсот лет боевых действий таких, особо отличившихся счастливцев было только десять. Их подвиги были удивительны, и стать одиннадцатым было мечтой любого из миллиардов представителей этой расы.

Через полчаса к планете Богомолов неслись десятки ромбов, забитых пехотинцами. Генерал бросал на планету свой последний резерв. Они равномерно распределились по определенным командованием квадратам, и начали прочесывать местность. Это было не так легко. Влага еще не ушла в землю, ноги ящеров вязли, временами они проваливались в ямы, оставшиеся от вывернутых невзгодой корней деревьев. Несколько хинков при этом даже утонули. Активизировались и взбудораженные, голодные черви. Кроме нехватки кислорода убавилась и их основная кормовая база — корни гигантских деревьев. Зато сверху до их тел отчетливо доносилась вибрация тяжелых шагов пришельцев. Поэтому все они поднялись к верху, и, прорыв новые туннели, там, где посуше, терпеливо ждали свой плотоядный корм. И он регулярно попадал в их глотки. Потери генерала росли, но, впрочем, все это было ерунда, ради поставленной для хинков цели. Часы шли, но ничего похожего на трупы землян они не находили. Зато регулярно попадались тысячи трупов ящеров. Вода содрала с большинства из них черные балахоны, и сотни зеленовато-грязных трупов густо забили речные отмели.

— Что делать с трупами наших солдат, это ведь потенциальное мясо? — Запрашивал с земли Матт Куллина командир полка. Тот только отмахивался.

— Ящер с ними! Пусть там и лежат! Мне нужны трупы землян! Ищите только их!

Майор выключил коммутатор, и пробормотал: — А если их тут не было, и нет? Если все это был только мираж и галлюцинация?

Он окинул взглядом безотрадную местность вокруг себя, большую, продолговатую скалу, возвышающуюся над всей этой местностью, и сплюнул в сторону.

— Удивительно отвратительный пейзаж.

Между тем одна из землянок, живая и здоровая, находилась совсем недалеко от того места, где сейчас находился командный пункт хинков. Всего в каких-то двадцати метрах, только в глубь земли.

Ева Махульска, полячка, с рождения считала себя невезучей. Худенькая, щуплая, с невероятно большими, голубыми глазами и странным, виноватым выражением лица. Вечно она попадала в какие-то истории, и то, что осталась в живых во время вторжения хинков, было первой ее удачей в жизни.

Она была неплохой спортсменкой, бегуньей, но во время выступлений у ней то развязывались шнурки, то ей под ноги падала соседка. Во время последней атаки хинков, когда началось ковровое бомбометание, она запаниковала, и, оторвавшись от своих подруг, побежала, куда глаза глядят. За ее спиной равномерно и жутко били в землю огненные куски плазмы, и все это неумолимо приближалась к ней. Ева не заметила, что все амазонки по команде Ванессы свернули в сторону, и она давно осталась одна. Так что, взлетев на небольшой пригорок, она вдруг очутилась в воздухе лишенная опоры. С этой стороны был скалистый обрыв, так что ее полет в тридцать метров должен был привести к неизбежной и естественной смерти. Она даже успела закричать от ужаса, но только ее ноги коснулись поверхности, как Ева почувствовала, что проламывает ими что-то не очень твердое и летит дальше вниз, продолжая крушить и крушить какие-то легкие перегородки. Наконец ее полет замедлился настолько, что она больно ударилась пятками о поверхность, и упала вперед, на руки. Чуть отдышавшись, Ева поняла, что случилось чудо, и она осталась жива. Болели ободранные руки и зашибленная пятка, но она была жива! Вокруг нее царил мрак, только сверху чуть-чуть, как звездочка светило пробитое ей отверстие. Ей показалось, что рядом с ней кто-то есть, но она не видела, кто. Полячка чертыхнулась, и, нашарив на шлеме ночные очки, натянула их на глаза. И тут же увидела что-то большое, бесформенное. Но, вместе с тем как будто у этого нечто было что-то похожее на голову, и, на ней, вполне отчетливый рот, и два темных пятна, по форме похожей на глаза. Но, Ева почему-то сразу поняла, что это не глаза, этому существу не нужны были глаза, она жила в вечной темноте. Ноги, угловатые, тонкие, никак не могли носить такую тяжесть. Сзади ее раздался какой-то шорох, Ева оглянулась, и поняла, что там, у выходов в какие-то небольшие норы, стоят несколько муравьев. Таких огромных муравьев Ева еще не видела. Это были особи размером с хорошую, вроде сенбернара, собаку. И, по тому, как они быстро и нервно шевелили своими усиками, Махульская поняла, что сейчас они на нее кинуться.

"Муравьи, это значит сзади, это их мамка", — поняла она, и мурашки побежали уже по ее спине. Про муравьиную иерархию Ева была достаточно наслышана. Этими рассказами ее пичкала соседка по Ковчегу, биолог Инесса. Она потянулась, было, к пистолету, но, потом опустила руку. Это было бесполезно. Здесь, на глубине десятков метров, с семью зарядами против тысяч хозяев этого жилища. Ева стояла, и ждала смерти. Но, муравьи вдруг успокоились, и, побежали по кругу, куда-то за громадную туша матки. А часть их, обогнув Еву, подбежала как раз к тому месту, которое Ева определила как голова.

— Ты кто? — Вдруг услышала Ева. Она даже растерялась, здесь, в этом муравьином подземелье, вдруг звучит человеческий голос?

"Откуда они знают польский"? — Еще подумала она. Только потом Ева поняла, что голос этот она услышала внутри своей головы.

— Я? Я Ева, — вслух ответила она.

— Е-ва, — чуть нараспев повторил голос. И она догадалась, повернулась, и посмотрела в те, еле заметные глаза на этом бесформенном теле.

— А ты… ты кто? — Спросила Ева.

— Я, Фрая. Я — мать.

— Ты, муравьиная мать?

— Да, ты все поняла?

— Поняла. Как ты это делаешь?

— Что?

— Как ты говоришь со мной?

— Я со всеми так говорю. С моими солдатами, с моими слугами. Я ими управляю, и я все вижу их глазами. Мне не нужны мои глаза или ноги. Я и так все знаю, и все вижу.

Это все было так невероятно, что Ева почувствовала странную слабость, словно из ее тела внезапно выдернули позвоночник.

— Ты хочешь отдохнуть? — Поняла ее Фрая. — Садись сюда, прислонись ко мне.

Ева выполнила эту просьбу. Фрая на ощупь оказалась теплой, мягкой, и в тоже время упругой, словно одна большая, женская грудь.

— Ты хочешь, есть? — спросила хозяйка.

— Да, — призналась Ева.

— Сейчас тебя накормят.

Вскоре к Еве подбежал один из муравьев, в передних лапках он держал какой-то кусок, размером с булку хлеба. Ева взяла это нечто, ни чуть не сомневаясь, откусила. Больше всего это по вкусу напоминало мед, и даже с легким, цветочным запахом.

— О, как вкусно! — Похвалила пищу Ева.

— Тебе она нравится? Я так рада.

— Это что такое? Мед? Вы его делаете из цветочной пыльцы?

— Это такая штука… Как тебе объяснить? Ее мне вырабатывают специальные кормилицы. Из всего, что попадается — листьев, или других насекомых.

Фрая разговаривала с Евой, а сама тем временем тоже поглощала приносимую своими подданными пищу. Вскоре другие муравьи начали выносить из-за ее тела небольшие, с ту же булку хлеба, белые, продолговатые яйца.

— Ты откуда? — Спросила Фрая.

— Как тебе это сказать? — Ева заметила, что невольно говорит вслух.

— А ты не говори, ты думай. Вспоминай. Я все увижу.

Ева прикрыла глаза, и вспомнила родную планету, свой дом, отца, мать, любимого парня, с которым рассталась за два дня до вторжения. Все это было теперь так далеко, что по ее лицу невольно потекли слезы.

— Не переживай, — утешила Фрая, — Ты же выжила. Вспоминай дальше.

И Ева вспомнила все: вторжение хинков, ее спасение, гибель Земли, полет в Ковчеге, то, как они опустились на эту планету. Все это пролетело в ее голове со скоростью запущенной на повышенной скорости кинопленки.

— Как все это интересно! — Отозвалась на ее воспоминания Фрая. — Я ведь обычно вижу только то, что видят мои солдаты. А мир, оказывается, устроен совсем не так. Я всегда догадывалась об этом, но не знала точно. Не было других данных, с другой высоты, с другого роста.

Между тем Ева заметила, что бесконечный поток муравьев иссяк. Она ощутила беспокойство, исходящее от ее гостеприимной хозяйки.

— Что-то случилось, что-то не так? — Спросила Ева.

— Да, сначала там, вверху, был пожар, а теперь льет очень сильный дождь.

— И что? Разве это плохо? Он потушит пожар.

— Он уже потушил. Но… Такого дождя еще не было никогда. Мои солдаты гибнут сотнями. Они затыкают своими телами ходы, но вода пробивается все ниже и ниже.

— Мы тут утонем?

— Не знаю. Такое на моей памяти в первый раз. Ты не волнуйся. Если это суждено, то этого не избежать. Ты пока поспи.

Ева хотела сказать, что не хочет, но веки девушки, словно сами, сомкнулись. Она задремала, и проснулась минут через двадцать, от того, что Фрая немного пошевелилась.

— Что, что такое? — Спросила Ева.

— Дождь перестал. Мы выжили. Но столько погибло… Мне предстоит рожать много-много новых солдат.

— Мне можно будет выбраться отсюда наверх?

— Не сейчас. Вода спадет не скоро. Расскажи мне еще что-нибудь.

— Про что?

— Расскажи мне о любви. Это так интересно.

— Это трудно рассказать.

— А ты не говори, ты думай, вспоминай.

Ева прикрыла глаза, и вспомнила лицо Анджея, такое, каким она увидела его в первый раз, на той самой вечеринке у двоюродной сестры. Она снова ощутила ту волну тепла, которая накрыла ее тело, то кружение головы, как у нее внезапно начали подгибаться ноги, когда он, ведя под руку Ванду, вдруг обернулся назад, и подмигнул ей, пятнадцатилетней малышке. Потом был самый несчастный день в ее жизни, и Анджей под руку с Вандой в подвенечном платье. А потом была та ночь, когда он пришел к ней, уже семнадцатилетней студентке Варшавского университета. Она увидела его нахальную улыбку, под этими его роскошными усами, услышала его хрипловатый голос: — Я, кажется, тебе нравлюсь, детка. Я сегодня у тебя заночую. А то твоя сестренка стала слишком капризной. Пора ее немного проучить.

Может, что-то было в этом меде, может, это Фрая как-то стимулировала ее мозг, но воспоминания Евы были яркими, цветными, и она вспоминала все, чувства и даже запахи. Она снова чуть не задохнулась от невероятного запаха французского одеколона Анджея, и от запаха пота его могучего тела после ночи ее прощания с девственностью.

Еве не захотелось вспоминать все дальнейшее, грустное и печальное, она просто оборвала все на самом пике счастья.

— Вот это и есть любовь, — сказала она вслух.

Фрая долго молчала, потом призналась: — Да, это удивительно. Я не переживала ничего такого. Я живу долго, и буду еще жить долго. Потом умру, потом будет другая мать. Я рожу ее за неделю до своей смерти. Что хорошо, я смогу передать все, что узнала от тебя ей. Так же, как я знаю все, что было с другими мамками. Но у них тоже не было в жизни ничего похожего на любовь.

— Ты не знаешь, что происходит там, наверху? — Спросила Ева, невольно поднимая голову вверх, словно пытаясь рассмотреть что-то в тонкую, пробитую ей щель.

— Мои солдаты еще не пробились наверх. Слишком много мертвых братьев. Погоди. Я чувствую, что ты еще хочешь спать.

— Да.

— Поспи.

Ева устроилась поудобней, и мгновенно уснула. Сначала она просто спала, потом начался сон, цветной, с голосами и запахами. И она увидела своих: Ванессу Райт, Софью, других девчонок. Они были ободранные, измученные, с впавшими от усталости и голода глазами, но они были живы. Сначала Ева не могла понять, где они. Это было странное обиталище, но не корабль и не открытое помещение. И лишь чуть позже полька поняла, что это пещера.

Ева тут же очнулась, вскрикнула.

— Что, что это было?! Где они!? Они живы? Где они, Фрая?!

— Не знаю. Я не знаю, что это было. Это были твои подруги?

— Да, это они, они! Ванесса, Софья, все, все мои подруги.

— Как тебе хорошо, у тебя есть подруги. А я всегда одна. Ты хочешь к ним вернуться?

— Да. Мне надо туда, к ним. Я не могу жить одна, как ты. Мне нужны люди, мне нужны подруги, мне нужны мужчины. Я должна рожать, я еще не родила ни одного ребенка! А ты их рожала уже тысячи! Помоги мне!

Фрая вполне ощутимо, уже не в мыслях, вздохнула. По ее телу пошла теплая волна.

— Я тебя понимаю, — призналась Фрая. — Мне так хорошо с тобой, мне никогда не было так хорошо. Это большое чудо, иметь настоящих подруг. Вот ты для меня настоящая подруга. Я скажу, чтобы тебя проводили. Возьми с собой то, что ты называешь медом. Это особый мед. Он вызывает прилив сил, только не спрашивай, из чего он сделан.

Подошел очередной муравей кормилец, Ева взяла из его лап кусок меда, положила его в свою походную, герметичную сумку.

— Мне будет тебя не хватать, — сказал Фрая. — Мне было с тобой хорошо. Я желаю тебе удачи.

— Спасибо, Фрая. Спасибо!

Она не удержалась и обняла это теплое, бесформенное тело.

— Спасибо и тебе. Теперь у меня есть занятие до конца жизни — вспоминать тебя. Твой голос, твои мысли, твои воспоминания. Мне этого хватит надолго. Ты извини, но, пока ты спала, я прочитала всю твою жизнь, от первого глотка воздуха, до того, как ты попала сюда. Теперь у меня есть чем заняться в оставшийся период моей жизни. Буду переживать твою жизнь. Иди вот за этим муравьем. Видишь — у него на спине желтая полоса. Он тебя проводит наружу.

Ева еще раз обняла теплое тело Фраи, и, встав на четвереньки, поползла за своим провожатым. Это было трудно, на четвереньках пробираться по узким, темным проходам. На следующем этаже она увидела множество существ, удивительно похожих на Фраю, только чуть поменьше и с несуразно большим ртом. Они непрерывно ели все то, что приносили им муравьи. Как заметила Ева, сейчас те таскали исключительно тела своих мертвых собратьев. Обогнув, вслед за своим провожатым, эти автоматы для поедания, полячка увидела, что с их заднего прохода выпадают равномерные куски того, что она назвала медом. На секунду Еве стало дурно, но необходимо было ползти дальше, иначе она, потеряв своего провожатого, непременно бы заблудилась в этих лабиринтах. Временами Еве приходилось ползти по пластунски, а еще по пути постоянно попадались бегущие навстречу муравьи. Они пытались ощупать своими усиками лицо Евы, и та все ждала, что они кинуться ее кусать. Но, толи Фрая успела внушить всем своим подчиненным, что землянка своя, толи она пропиталась запахом матки, ее ферамонтами, но Еву не трогали. Затем земля под руками Евы превратилась в грязь, ползти стало еще тяжелей. Не хватало кислорода, казалось, что и маска уже не спасает, он не качал кислород, его в этих пещерах просто не было. Но, больше всего Ева опасалась потерять того приметного, с желтой полосой на спине, муравья. Она уже совсем выбилась из сил, когда вдруг повеял свежий ветер.

"Выход близко", — поняла Ева, и удвоила свои усилия. Вскоре спинка с желтой полосой исчезла, но Ева не успела испугаться, что потеряла его, она поняла, что тот просто выбрался на волю. Девушка не стала торопиться, она сдвинула на голову очки ночного виденья, но тут же снова натянула их на глаза. На этом участке планеты Богомолов царила ночь. В ее задницу начали тыкаться нетерпеливые муравьи, и Ева даже огрызнулась в сторону своих спасителей: — Да погодите вы!

Она высунула голову из громадного конуса муравейника, покрутила ее по сторонам. Ничего опасного Ева не заметила, и осторожно выбралась наружу. Пустынный пейзаж, в который превратились джунгли, произвел на нее удручающее впечатление. Она оглянулась назад, и увидела, во что она приземлилась, падая со скалы. Конус муравейника возвышался над поверхностью земли метров на пять, и хотя был наполовину смыт, в диаметре имел еще метров сорок. Именно эта конструкция муравьиного воздуховода позволила им не задохнуться во время наводнения глубоко под землей.

— Ну, прощай, дом Фраи, прощай, мамка, — пробормотал Ева, и перебежала к скале, с которой в свое время свалилась. Там она еще раз осмотрелась по сторонам, и начала пробираться под скалой в сторону возвышающейся над местностью горы. Она не знала, почему она идет именно сюда, но шла вполне целеустремленно. Ева помнила, что хинкам не нужно такое приспособление, как очки ночного виденья. Ящеры прекрасно видели и ночью. Так что, когда она увидела огонек костра, то не стала интересоваться, кто его разжег. Такое могли себе позволить только победители. Обогнув костер по дуге, она чуть было не нарвалась на двух хинков, мирно бредущих по пути от стоящего на земле ромба к костру. Ева успела прижаться к стволу единственного оставшегося тут дерева, и мирно беседующие ящеры ее не заметили.

До подножия горы она добралась только к утру. Начало рассветать, но Еву это не пугало. Как раз в это, предрассветное время хинки почти ничего не видели. Остановившись, полячка несколько минут рассматривала склоны горы. Ливень поработал и тут. Завалы из павших деревьев, смытый земляной покров, осыпи. Впервые с начала своего путешествия Ева заколебалась, идти ей вверх, или не идти. Мало ли что ей могло присниться в той земляной яме. Но, потом Ева снова начала упорно карабкаться вверх. И, когда уже окончательно рассвело, она услышало негромкое, но такое родное: — Стой, кто идет!

— Боже, неужели это правда! Девки, это я, Ева.

Загрузка...