Новый Галлифрей

Подарок для Доктора, или Эффект мотылька

коллаж-иллюстрация: Мисс Жуть

У женщины, распростертой на операционном столе, были темно-рыжие волосы, резкий решительный нос и чуть возмущенно сжатые губы. Точно такие же, как у другой — повелительницы времени, лежавшей рядом. Обе женщины соприкасались макушками, будто отражаясь друг от друга в зеркале, и медные волны их волос смешивались друг с другом. Обе были без сознания, но дышали ровно и глубоко. Обе пока не имели никакого представления о том, где находятся. Женщина-землянка просто этого не знала, а повелительница времени еще никогда не открывала глаз — этих глаз, которым был не страшен метакризис. Она еще только готовилась родиться, или возродиться в новом, достойном ее, теле.

По сути, обе являлись одним и тем же существом по имени Донна Ноубл. Одна была настоящей — человеком, но не была при том полноценной. В этом моем заявлении нет ни капли расизма, хотя не то чтобы он мне совсем уж чужд — я просто понимаю разницу между предметами и существами… или, скажем так, разными предметами и разными существами. Но ее память, как и то, чем она являлась на самом деле, были искусственно подавлены, что не назовешь естественным состоянием вещей. Вторая же была пока лишь усовершенствованной плотью, никем, но могла стать полноценной личностью. Настоящей Донной Ноубл.

Я застал Уилфреда Мотта в пабе «Красный лев». По его времени прошло менее двух недель с нашей последней встречи, но я решил не рисковать: люди — существа хрупкие, а Уилф далеко не молод. Разумеется, я перепугал его до чертиков. А мог бы, наверное, и до инфаркта. Повторюсь — люди хрупки, особенно когда стары.

— Здравствуй, Уилфред, — промолвил я, присаживаясь за его столик как ни в чем не бывало. — Пьешь в одиночестве?

Едва взглянув на меня, старик затрясся с головы до ног и конвульсивно начал хватать ртом воздух.

— Успокойся, — продолжал я тем же голосом, каким обычно гипнотизировал кого-то из прежних жертв, и улыбнулся. — Я не за тобой. Если тебе интересно, мы с Доктором больше не враги, да и здоровье у меня, как видишь, получше, чем при нашей последней встрече. Можешь меня больше не бояться. Можешь считать меня ангелом.

Уилф молча уставился на меня как на сумасшедшего.

— Нет, Уилф, — мягко поправил я. — Сумасшедшим я уже был, дело прошлое.

— А как же… — Уилф развел руками, будто пытаясь изобразить нечто большое и круглое. — Временной пузырь? Галлифрей?..

— Долго рассказывать. Пузырь цел, Галлифрей на месте, никуда не прорывается, никому не угрожает.

Уилф невольно вздохнул с облегчением, но тут же снова настороженно встрепенулся.

— А почему ты снаружи?

Я пожал плечами.

— Ладно, если вкратце, у меня была запаска. Если точнее, шесть миллиардов с лишком запасок.

— То есть, обратно превратились не все?

— Бинго, Уилф.

Уилф насупился, определенно старомодно считая, что я продолжаю пользоваться чьей-то украденной жизнью. Хотя это столь же естественный жизненный процесс, как поглощение самим Уилфом куриных котлет или продукта перемолотых зерен в его кружке.

— И… э… то есть, частично ты теперь человек?

— Нет, Уилф, — это определенно прозвучало раздраженно и холодно. — Этот процесс полон и необратим. Когда ты меняешь костюм, ты не получаешь свойств твида или хлопка.

— Да я просто…

— Я знаю, о чем ты думаешь.

Уилф вздрогнул и поспешил спрятать свои усы в кружке с пивом.

— Ты думаешь о своей внучке Донне.

Взгляд Уилфа, моментально взмывший от кружки вверх, стал умоляющим:

— Не трогай ее…

— Не бойся, я хочу помочь. Я знаю способ безопасно вернуть ей память, чтобы она стала той, кто она есть на самом деле.

Уилф шмыгнул носом и отвел взгляд, беспомощно хлопая белесыми куцыми ресницами, глаза покраснели и заслезились.

— Не надо, пожалуйста, просто оставь нас…

— Я не причиню ей этим вреда.

— Нет, пожалуйста… — его пальцы судорожно сжимались в кулаки и разжимались снова — побелевшие костяшки, красные полосы на дряблой плоти. — Если бы это было возможно, Доктор…

Это было очевидно, но во мне всколыхнулось привычное раздражение. Доктор всегда убегал от ответственности, считая, что «не вправе вмешиваться». Вот только после того, как уже вмешался, перекроил всю их жизнь — всех, с кем столкнулся, — и делать шаг назад после двух вперед было поздно. Вот и пример: считая, что жизнь Донны — это только жизнь человека, он сохранил ее человеческую жизнь. Но Донна была уже не просто человеком. Забрать ее память означало забрать ее у нее самой. Что именно было хуже? И ведь как он рассказывал, прощание с ней чуть окончательно его не надломило. Он и сам пострадал, и все, на мой взгляд, оттого, что не мог взглянуть на вещи трезво. Он и до того долго пребывал в депрессии. Был одинок, и некому было ему помочь.

— Тут есть две причины, Уилф. Одна из них — на тот момент Доктор не обладал нужной технологией. А у меня она есть.

Старик поежился и промолчал, печально глядя в стол.

— Не волнуйся, никто не пострадает, мы просто переселим ее сознание в организм, который сможет его выдержать.

— Как у тебя?

— Как у меня. И как у Доктора. Точнее — в тело таймледи, и чтобы создать его, нам нужна только ее ДНК и — еще раз ее ДНК, только потенциальная.

— Потенциальная?..

— Она прячется у нее внутри, спит, как и ее память. Она может разорвать Донну как бабочка куколку, полностью ее изменить, переродить.

— Подожди! — кажется, его наконец осенило, он понял. — Ты говоришь о регенерации?!..

— Да, Уилф.

— Как у Доктора?!

— Да.

— Почему же он не сказал мне?! Он не сказал, что Донна не умрет! Он плакал, как на похоронах, но не сказал! У Донны есть будущее?! — В его глазах засветилось что-то помимо слез.

— А это вторая причина, Уилф. Доктор тоже умеет ошибаться. В том числе в людях. Мне кажется, я знаю их куда лучше него, хотя никогда их не любил. — Но зато знал, что они чувствуют, потому что играл на этих чувствах, а такое не выйдет без знания. — Может быть, тебе это покажется диким, но я как-то и сам был человеком. Нет, я не о том, кто был преобразован. По-настоящему. Мое сознание, или его часть, неважно, потому что я это помню. Почти двадцать лет, ничего не зная о том, кто я такой. Это был своеобразный опыт.

«Что бы ни случилось, не открывайте часы!» — вспомнил я отчаянный крик Доктора. Он считал Профессора Яну отдельной личностью и расценивал мое восстановление как его убийство. Но, во-первых, никто из нас не вечен, во-вторых, Профессор — лишь часть меня. Так же как Донна — лишь часть настоящей Донны, которая не умрет от того, что Донна изменится. Все живое меняется, это и есть жизнь, она не может оставаться неизменной или быть искусственно отброшенной назад, вернее, может, но это неправильно.

Странное отношение к этому Доктора, почти невротическое, которым он раньше не обладал, по-моему, имело корни в его состоянии отделенности от всего, что было теперь скрыто во Временном пузыре, от всего Галлифрея, от причастности к великой цивилизации, которая не оставляла даже меня. Потому что именно он создал эту непроницаемую стену, и это нанесло ему глубокую рану. Ведь во многом тут он пошел против себя самого. И чувствовал себя хрупким, неприкаянным, эфемерным осколком, подверженным влиянию Времени как никогда: «Каждая ранит, последняя — убивает». Потеря любой малости была катастрофой. А они неизбежны.

— Доктор не понимает, что люди не только бывают дурными, это открытие всегда причиняет ему боль, но и того, отчего они могут страдать. Что они вообще — страдают. — Иногда мне казалось, что он умиляется на них как на ручных мышей. В чем-то он уважал их, восхищался ими, но я всегда считал, что понимал их больше. — Он даже не подумал, что ты можешь страдать от того, что происходит с Донной не меньше, чем он сам. Он ведь не человек.

Уилф спрятал лицо в дрожащих ладонях и, после паузы, с трудом их отнял.

— А ты?

— Я тоже — нет. Но мы очень разные не-люди.

— Я знаю, — нервно усмехнулся старик. Но его руки перестали дрожать, а в глазах зажглась не только надежда, но и решимость отчаяния. Что ему было терять? В таком состоянии самые лучшие люди готовы заключить сделку с дьяволом.

А я ведь все-таки не дьявол? Не совсем? Я просто исполняю желания.

— Я знаю, что ты любишь звезды, Уилф. Смотрел на них всю жизнь в телескоп. Однажды видел Землю из космоса. А хотел бы ты увидеть другую планету по-настоящему? Побывать на ней? Как Донна. Ты ничего не теряешь. Я просто покажу тебе, каково это, чтобы ты мог не беспокоиться о внучке. Ты увидишь все своими глазами. И только потом мы заберем Донну, с твоего согласия. Хочу, чтобы, когда она вспомнит все, рядом был кто-то ей близкий. Вспомнить все — это ведь может быть непросто — в одиночестве, вдали от дома.

— И там не будет Доктора?

— Пока еще нет. Но будет.

— Ты заманиваешь его?

— Ничуть, — усмехнулся я. — Мы и правда больше не враги. Но мне кажется, он какой-то потерянный. Пожалуй, это можно назвать депрессией. Если ты помнишь, каким он был при вашей последней встрече, то понимаешь, о чем я говорю.

— Я помню и тебя при нашей последней встрече.

— Ну и как, я изменился?

— Наверное…

— А вот он — нет. Надо бы его встряхнуть — чем-нибудь хорошим.

Уилф тихо трескуче рассмеялся, глядя на меня неверящими, старческими, оловянно-блеклыми глазами.

— Чем-нибудь хорошим — это так странно от тебя слышать…

— Давай сделаем так, чтобы было еще страннее. «Все страньше и страньше». Пойдем, я покажу тебе настоящий другой мир! Ты же не боишься?

Уилф тихо покряхтел.

— Одно верно — терять мне нечего. — Он немного потаращился в пустоту за моим плечом. — И как мы туда отправимся?

— Конечно, на ТАРДИС. Так удобнее всего. А попасть на нее мы можем двумя способами — выйдя за дверь, или загадочно растворившись в воздухе на глазах у всех… — Я шутя показал ему браслет вихревого манипулятора на своем запястье. Но Уилф даже не отреагировал. Видно, понятия не имел, что это такое.

— У тебя ТАРДИС?! — встревоженно переспросил Уилф. — А как же Доктор?

— А у него — своя. А ты как думал?..

— Разве у него не последняя?

— Разве Доктор никогда не представлялся как последний повелитель времени? Но разве он — последний?

— Так у тебя тоже есть ТАРДИС?!

— Разумеется, у меня есть ТАРДИС. Как же еще я сюда попал?

— Ну, мало ли… — Уилф наконец уставился на вихревой манипулятор. — А это что за штука?

— Человеческое, как считается, изобретение. Что-то вроде портативной ТАРДИС. Она из далекого будущего. Все, что она умеет — перемещать во времени и пространстве. ТАРДИС несоизмеримо удобнее, но и эта вещица может иногда быть полезной.

— А как выглядит эта твоя ТАРДИС? — Уилф все еще старался выглядеть подозрительным, хотя получалось у него так себе.

Я указал на выход.

— Как только выйдем отсюда, мы ее увидим.

На ближайшем углу стояла красная телефонная будка. Явно новенькие бока гордо блестели — да просто блистали! — в лучах зимнего солнца.

— Смешно, — крякнул Уилф, едва за нами звякнул дверной колокольчик оставшегося позади паба. — Я все еще жду увидеть телефонную будку — и вижу будку, хотя наверняка она давно тут стоит, только я никогда не обращал внимания. Она обычная, красная, ничего общего, но это будка…

— Это именно она, Уилф. — Я сделал несколько шагов вперед и открыл дверцу. — Входи!

— ?!

— !

— Что, это все-таки самая удобная форма?..

— Иногда, в Лондоне, но она не всегда так выглядит. Только когда это уместно. Ее хамелеонное устройство полностью исправно и нет смысла этим не пользоваться. Ну же, добро пожаловать.

Уилф зашел в мою ТАРДИС, и, сиротливо остановившись, молча озирался по сторонам. Он напоминал старого белого кролика, зачем-то доверившегося человеку и положившегося на судьбу — то ли его съедят, то ли это единственное убежище от преследующих собак.

— Ну как?

— Она у тебя другая…

— Рад слышать. Даже одна и та же ТАРДИС у разных владельцев или даже у одного и того же в разных регенерациях выглядит по-разному.

Уилф едва заметно кивал, а может, у него просто старчески подрагивала голова.

— Стальная, холодная… — пробормотал он.

— Функциональная, — сказал я. — Элегантная.

— Ну… она почище… — неохотно признал Уилф.

— Видел бы ты ТАРДИС Доктора, когда она была моей, — посмеялся я. — Правда, тогда она была уже не ТАРДИС.

— А чем?

— Машиной парадоксов.

— А в чем разница?

— Главная — в том, что ТАРДИС доставляет тебя в любое место в пространстве-времени. А Машина Парадоксов доставляет прямо к тебе совсем другое место и время.

Уилф нервно поежился.

— Звучит…

— Я бы предпочел слово «эпично»!

— Вроде того… — согласился Уилф.

— Спасибо. Ну а теперь, — я торжественно замер перед консолью, подняв руку как дирижер, готовый дать первый сигнал оркестру, — мы отправимся на планету, которая называется… а впрочем, какая разница, как она называется? Главное, что это — Новый Галлифрей…

— Постой, постой!.. — всполошился Уилф. — Если у вас нет больше Галлифрея, ты просто делаешь новый? Как Машина Парадоксов, которая доставляет к тебе другое время?..

— Основная идея такова. Летим!

— Охх!.. — Уилф вцепился в край панели управления. Я посмотрел на него удивленно.

— Что ты делаешь?

— Но мы же взлетаем?..

— Мы уже в пути. Ты думал, будет трясти?

— Ну… э… — Уилф смущенно выпустил панель, вытер вспотевшие ладони о штаны и спрятал руки в карманы.

— Кстати, твои любимые звезды. Давай-ка сделаем маленькую остановку. — Я остановил ТАРДИС и двинулся к двери, чтобы распахнуть ее.

— Смотри, это Крабовидная туманность, разве видел ты ее когда-нибудь так близко, так, чтобы она заполняла все, что ты видишь? Не проекция в планетарии, настоящая. Могу поспорить, ты никогда не видел ничего подобного!

Уилф с довольно жалким видом поплелся следом. Вид у него был как у побитого пса.

— В чем дело? Ты что, боишься, что я вытолкну тебя наружу? Не бойся. И не бойся свалиться, нас удерживает защитное поле.

Уилф наконец добрался до двери и, несмотря ни на что, не сдержал вздох восхищения.

Туманность висела перед нами сверкающей паутиной, мерцая и переливаясь. На глазах Уилфа выступили слезы. «Он ведь мог бы показать тебе это, — подумал я. — Но разве у Доктора не всегда было странное представление о дружбе?»

Какой привычный ход мыслей. И едва ли верный. Но в чем-то все же было рациональное зерно, своя доля истины.

— Открытый космос, — объявил я. — По-настоящему открытый космос! Живой, обитаемый, дышащий, все время меняющийся. Быстро — по своим собственным меркам. В чем-то, его жизнь не дольше жизни человека. Или мотылька. У каждого свой счет.

Уилф едва слышно шмыгнул носом, не отрывая глаз от переливающейся завесы во мраке, и улыбнулся.

— Можем устроить экскурсию по туманностям, — предложил я. — И не только по ним. Что бы ты хотел увидеть? Во времени — увидишь, как они формировались, рассеивались, гибли, рождались, на что похожи в то же самое время, в какое ты смотрел на них с Земли, можешь увидеть их куда ближе к «настоящему времени», а не далекое прошлое и чертовски мелко в свой телескоп.

— А у нас есть время?.. — продребезжал Уилф. У него его определенно было не так много.

— А когда еще? Устроим блиц-тур по избранным достопримечательностям Вселенной. Это займет часа три земного времени. Уж они-то у нас точно найдутся.

И я устроил Уилфу экскурсию. Нельзя сказать, чтобы я часто их кому-то устраивал, но — случалось…

Три часа чужого восторга, и вот мы на Антее. Дверь распахнулась на изумрудную лужайку под пронзительно синим с фиолетовым отливом небом, и Уилф изумленно выглянул наружу.

— Лето!

— Тут почти всегда так. На самом деле, это уже не Земля. Это Антея.

Уилф издал возбужденное восклицание и выскочил наружу, топча инопланетную траву. Выбежав на дорожку, он принялся смешно топать, будто не веря, что песок и камешки расползаются под подошвами его башмаков совсем как земные. Присев, даже похлопал дорожку ладонью, нарисовал на ней бороздки, робко пощипал пальцами траву у края. Украдкой прихватил маленький камешек и зажал его в кулаке. Трудно удержаться и не прихватить с собой инопланетный сувенир, пусть он куда скромнее Лучезарной Звезды; а может, просто хотелось держать что-то в пальцах, что напоминало бы о реальности.

— Ты меня не разыгрываешь?..

— Посмотри сам. Каким тебе кажется солнце?

— Оно такое большое…

— Хотя находится от Антеи дальше, чем Солнце от Земли. И посмотри на луны.

— Это луны!.. Их… раз, два, три… пять! Такие маленькие… не все маленькие!.. Таких странных форм…

— Сейчас хорошо видно только пять, на деле их семнадцать, различного размера, на разных орбитах. Прочую мелочь считать не стоит.

— Потрясающе!

— Я знал, что тебе понравится. А теперь пойдем, я покажу тебе, где, может быть, Донна найдет новый дом или хотя бы увидит этот мир заново.

— Ой, — сказал вдруг Уилф приглушенно. Я обернулся к нему и увидел, что он стоит ко мне спиной и удивленно смотрит на ТАРДИС. Наконец заметил. Уилф поднял руку и потыкал воздух. — Это колонна? Античная колонна?..

— Это ТАРДИС.

— А была как будка…

— Но здесь же не Лондон. Нормальные ТАРДИС имеют исправное хамелеонное устройство. Они подстраиваются под окружающую среду. Может быть, тебе странно видеть колонну посреди лужайки, но здесь это вполне допустимо и гармонично — одна из нейтральных форм, и это место, где ТАРДИС не нужно маскироваться, только иметь приятную удобную эстетичную форму. А переместись мы в помещение, она бы скорее напоминала какой-нибудь серверный шкаф.

— Поразительно.

— Это сущие мелочи. Когда Донна станет такой же, как мы, у нее тоже будет своя ТАРДИС, если она захочет.

Уилф немного занервничал. Он никогда не перестанет нервничать. Я мог бы его загипнотизировать, но пусть уж все идет естественным образом. Мы же на этот раз друзья.

Я повел его к куполу базы, ничего особенного не рассказывая — какие-то успокаивающие пустяки. Неважно, что ты говоришь, важны только интонации. То же самое, что при общении с животными.

Уилф восторгался яркими бабочками, я обратил его внимание сперва на несколько другую гравитацию, по сравнению с земной, хотя разница была не очень велика и едва ли ощутима на фоне общих, переживаемых им потрясений; потом на то, что он и сам заметил — тут было лето, так не желал ли он избавиться от части своих зимних вещей? Уилф пока не желал. Либо его немолодые кости ничего не имели против лишнего тепла, либо его познабливало по каким-то другим причинам.

«Дорогая, я дома!» Ривер должна была уже узнать о нашем прибытии. Моя затея вызывала у нее сомнения, но она согласилась поговорить с нами обоими, когда я вернусь.

Я намеренно совершил посадку не внутри комплекса, чтобы у Уилфа было время осмотреться и освоиться по дороге, убедиться, что ему и Донне не хотят зла. Скорее всего, Ривер мы увидим только в лаборатории. В холле нас встретила Сьюзан Келвин, некогда моя человеческая помощница, а ныне наша первая экспериментальная таймледи с частично человеческой ДНК и пересаженным в новое тело человеческим сознанием. Может быть, в будущем это создаст какие-либо проблемы, возможно, человеческая психика окажется не такой пластичной, как наша, и менее способной выдерживать нормальные для повелителей времени нагрузки, а может быть и сможет успешно адаптироваться с помощью внесенных органических усовершенствований, по крайней мере, на цикл-другой. Сьюзан сопровождала пара токлафанов-ассистентов. Уилф сперва было испугался, затем заинтересовался, по-видимому, приняв их за чистой воды механизмы. Я не стал нагнетать атмосферу и объяснять, что к чему, это как-то никому не требовалось, в том числе токлафанам, серьезно увлеченным важностью собственной миссии. Вскоре к нам присоединился Джон Харт, как всегда, в своем эффектном доломане, подействовавшим на Уилфа самым расслабляющим и веселящим образом, и с импозантной кавалерийской саблей на боку, с которой не расставался последние дни. Харт постоянно пополнял свою коллекцию холодного оружия и то и дело щеголял новинками. Токлафанам страшно нравилась его комната, битком набитая «сменными клинками», они явно принимали Харта за своего, только оборудованного под другие функции и, в общем, были правы. Уилф удивился тому, что Харт оказался из далекого будущего с точки зрения самого Уилфа, а не прошлого, но явная примета связи времен его обрадовала. К этой радости и Харт отнесся благосклонно, проявив к гостю достаточно вежливой симпатии. Токлафанов мы отослали вместе с Хартом, и проследовали дальше в общий комплекс, рассказав по пути вкратце историю Сьюзан. Уилф понимающе ахал, но было трудно сказать, насколько он во все это верит, так как он и сам этого явно не знал, слишком был ошарашен, чтобы принимать все всерьез. Сьюзан рассказала немного о своей работе в лаборатории и о главной задаче — восстановлении почти утраченной цивилизации.

— Так вот зачем вам нужна Донна!..

— Это очевидно, Уилф. Она теперь ее часть, уже стала ею, мы только хотим безболезненно вернуть ей память. Это было бы правильно. А раз мы не можем спросить прямо сейчас ее саму, мы обращаемся к тому из ее родственников, кто, как мы знаем, искренне заботится о ней и находится в курсе дела.

Уже освоившийся немного, Уилф посмотрел на меня опять с легкой недоверчивостью.

— Мне как-то очень странно видеть с твоей стороны такую невероятную деликатность… Я все боюсь, что за ней кроется что-то ужасное…

— Вот напрасно! — с жаром воскликнула Сьюзан. — Я не знаю, почему почти все, с кем мы встречались, проявляли такую недоверчивость. И капитан Харкнесс, и Доктор. Я допускаю, что это все дела отдаленного прошлого, но с тех пор, как я встретилась с профессором Кингсли, я видела только, что он постоянно кого-то спасает.

Я скромно помалкивал. Не то чтобы постоянно, в конце концов… и практически любую вещь можно рассматривать, как минимум, двояко…

— Вы знакомы с Доктором? — живо откликнулся Уилф.

— Ну конечно! Очень странный и непоследовательный таймлорд! — припечатала Сьюзан. — Но я так понимаю, он старый друг, и очень дорог и профессору Кингсли, и профессору Сонг.

— А кто такой профессор Кингсли?..

— Так вы же прилетели сюда вместе с ним!

— Э… так это твое настоящее имя? — удивился Уилф.

— Ну конечно, не настоящее, — успокоил я. — Только человеческое. Доктору Келвин удобно использовать его, так как галлифрейскими мы все не пользуемся и пользоваться не хотим…

Сьюзан кивала:

— Как я понимаю, цивилизация, которая ужаснейшим образом уничтожила саму себя, не только вызывает неприятные воспоминания, но и просто печальные…

— О, я застал один из моментов прощания с ней!

— И какие же у вас остались впечатления?

— Очень смешанные, юная леди!.. Вы правы — в основном, печальные…

— Доктор рассказывал, что профессор Кингсли тогда тоже всех спас!

— Ну-у… — протянул Уилф, и я заговорщицки подмигнул ему. Уилф рефлекторно вздрогнул. Наверное, это подмигивание напомнило ему разговор в доме Нейсмита. Но вздрагивание перешло в облегченную улыбку и расслабленный полувздох. Теперь все было совсем иначе. Он уже не боялся в самом деле стать сообщником.

Мы немного прогулялись по комплексу, показали гостю частично и инкубатор, и ясли, и различные лаборатории. Уилф ахал и пугался, и хотя пугался все меньше и все несерьезней, проникаясь масштабами, их серьезностью и нашим, по-видимому, дружелюбием, я начал беспокоиться, чувствуя, что мне все больше не хватает Ривер. Разумеется, так и предполагалось, что рано или поздно мы придем к ней сами. Но похоже, у нее не было никакого встречного желания ускорить этот момент. Она не говорила толком, с чем связано ее отсутствие энтузиазма, а я особенно не допытывался. Может быть, она все же питала еще какие-то бессознательные собственнические чувства к Доктору и видела в Донне соперницу. К тому же, насколько я знал, она познакомилась с ней в тот самый день, когда погибла в Библиотеке. Возможно, это накладывало отпечаток, нагоняло на нее хандру.

В какой-то момент я извинился и оставил гостя на попечение Сьюзан. Разговор с ней без меня наверняка должен был успокоить старика. Тем более Сьюзан, как некогда человек, могла поведать ему наедине какие-то тонкости своего нынешнего состояния «изнутри», рассказать о его преимуществах.

В личной лаборатории Ривер стоял дым коромыслом — не едкий, но довольно плотный.

— Ривер! Что у тебя тут проис…

— Катализ пошел не так! Бывает!.. — Ривер вынырнула из-за горы дымящихся пробирок — где-то в глубине бурлящих аппаратов что-то угрожающе потрескивало. Она посмотрела на меня исподлобья сквозь взъерошенные, сводящие с ума, лихие кудряшки. — Если можете обойтись пока без меня, обойдитесь, пожалуйста! У вас же там пока ничего не горит?

— Нет. А что ты тут вообще затеяла?

Ривер раздраженно и изящно помахала кистью.

— Неважно. Неудачный эксперимент.

— Но мы же договаривались обсудить с Уилфредом Моттом трансформацию его внучки Донны!

— Поговори с ним сам, милый. Уверена, вам будет это полезно для дальнейшего взаимопонимания и доверия. Иначе он так к тебе и не привыкнет, поймет, что его стараются отвлечь.

— Я и стараюсь отвлечь! Лобовая атака в таких ситуациях последнее дело без поддержки тяжелой артиллерии. А я не хочу его гипнотизировать или похищать Донну, как Юпитер Европу!

— Только попробуй, милый! — с лукавой угрозой усмехнулась Ривер.

— Я метафорически.

— Ты же все равно собирался поговорить с ним прямо, раскрыть все карты, чтобы он знал точно, на что идет, соглашался с открытыми глазами. Потому что если вы договоритесь, Донна станет такой же как мы, будет иметь право знать все и обладать нашими возможностями. Между тем, ты не хотел, чтобы она относилась затем к своим родным, как к комнатным собачкам. Я понимаю, что это невероятная галантность с твоей стороны, но ты сам этого хотел. Для разнообразия.

— Ладно, попробую поговорить с ним сам. Может, Сьюзан будет достаточно.

И я вернулся к Сьюзан и Уилфу.

— Как тут у вас? Все в порядке? Вот, теперь ты видишь, что это собой представляет. Мы можем разбудить память Донны, не повредив ей. Это место, полное жизни. Все проверено и отработано.

— Но я так понял, — довольно напряженно отозвался старик, — чтобы разбудить Донну, вы хотите сделать ее копию? Только с вашей ДНК?

— На ее основе, но с примесью человеческой, чтобы она сохранила все свои настоящие черты, качества, параметры… личности. На этом тоже многое держится. Чтобы ее сознание было в полной мере ее сознанием. Иначе с тем же успехом, она могла бы просто регенерировать. Но тогда она потеряет часть прежней Донны.

— А что… м… будет с ее телом? Человеческим? Извините за бестактность, но что сделали с вашим? — озабоченно спросил он Сьюзан. Похоже, без меня они так и не подняли вопрос о технических деталях. Может быть, Уилф решил, что спрашивать леди о таких вещах наедине невежливо. Тогда как в моей компании все само собой превращалось в вопрос техники.

На лбу Сьюзан собрались недоуменные морщинки.

— Оно заморожено и находится в нашем генетическом банке.

Уилф заметно поежился, хотя все еще был в своей зимней куртке, только снял шапочку, когда оказался в помещении.

— И что с ним будет потом?

— Не знаю, — равнодушно пожала плечами Сьюзан. — Это не так уж важно. Вряд ли оно мне когда-нибудь понадобится.

— Но вы сохранили его! Зачем?

— Даже не знаю… Для страховки.

— А сознание, которое вы перенесли? Оно скопировано или полностью перемещено? В вашем человеческом теле ничего не осталось? Ни искры тлеющего сознания? Его там совсем нет, или оно только спит?

Сьюзан снова пожала плечами.

— Разве это важно?

— Это важно, — тихо ответил Уилф, и посмотрел на меня с тревогой. — Значит, пока одна Донна будет жива, будет все помнить, другая Донна будет спать? Может быть, спать вечно? Настоящая живая Донна — человек, а не что-то, что только создано из нее? Настоящую мы обречем на заточение?

— Уилф, — я успокаивающе хлопнул его по плечу. — Я понимаю, что тебе, может быть, трудно изменить мировоззрение и по-другому относиться к таким вещам, но понимаешь, тело, в сущности — только машина, созданная природой. Даже разум — очень тонкий, но механизм. Он достаточно гибок, он постоянно изменяется, но он также состоит из особых полей и элементарных частиц, которые одинаковы во всей вселенной, и носитель его не так уж важен — важно, может ли он быть полноценным вместилищем разума. Осознание себя разве не важнее неизменной ДНК? Если Донна станет таймледи, подумай, сколько она сможет прожить — гораздо дольше, чем человек… — Глядя на Уилфа, я вдруг смутился, и меня посетило странное, с трудом опознаваемое чувство, что я говорю бестактность. — Если хочешь… — проговорил я будто не своим голосом. — Мы можем сначала попробовать на тебе.

Уилф медленно начал белеть и крениться набок.

— Э-эй!.. — Я подхватил его за плечо. — Ничего я без твоего согласия не сделаю. Но это могло бы продемонстрировать тебе, что это безопасно, и, кроме того… предупреждаю честно, уровень адаптации сложно гарантировать в твоем возрасте, но в любом случае, это может быть интересно для тебя, и может серьезно продлить твою жизнь…

— Не надо!.. — прокаркал старик.

— Проклятье. Я знаю, что ты просто меня боишься, но я серьезно…

— Тем более, если серьезно…

— Присядь-ка! — Я усадил его в белое мягкое кресло у стены. — И отдышись. Сьюзан, у вас есть какой-нибудь кислородный баллончик и… укрепляющее? — Карманы лабораторного халата новоиспеченной таймледи были обширны почти как ТАРДИС, искомое быстро нашлось. — Отлично! Спасибо, Сьюзан, можете оставить нас ненадолго? Да не бойся, Уилф, это не эфир и не веселящий газ. Если бы я хотел сделать с тобой что-то нехорошее, то поверь, не церемонился бы. Хорошо, пока ты привыкаешь к этой мысли, знаешь ли, можно ведь обойти и твой возраст. По крайней мере, чтобы улучшить физическое состояние перед переносом…

— Только не эксперимент Лазаруса!..

— Ты слышал про эксперимент Лазаруса? Говорю же, это совершенно безопасно с моими доработками, особенно если затем все равно переносить сознание в другое тело…

Уилф с шумом перевел дух.

— Значит, ты готов омолодить меня, даже сделать таймлордом?

— Ну, в общем, да. Почему бы некоторое количество старых друзей…

— А ты сделаешь то же самое для моей дочери?

— Мм…

— Или для моих старых друзей, которым тоже немного осталось?

— По-моему, Уилф, ты несколько форсируешь события…

— Я серьезно. Ты это сделаешь?

— Серьезно? Нет. Я мог бы сказать «да», чтобы тебя успокоить. Но не буду. Так что — нет.

— Спасибо!

— Так ты согласен?

Уилф издал всполошенное кудахтанье.

— Ни в коем случае!

— Тогда за что «спасибо»?

— За серьезность. За то, что не стал обещать невозможного.

— Но предлагаю я только возможное.

— С твоей точки зрения… На то, что все мы — машины.

— Говоря беспристрастно, это именно так. И ничего в этом нет особенного — мы таковы, каковы есть, и другого и лучшего во вселенной нет.

— И другого — нет, — Уилф кивал, просветленно улыбаясь. — Мы таковы, каковы есть…

Я рассердился.

— Ты хоть понимаешь, что это мракобесие? То, что подумали бы о вашей же современной земной науке в ваши же средние века!

— Но если бы в средние века была наша наука, они не были бы средними веками. А как же мы стали бы нами без них? Что была бы наша История? Колосс на глиняных ногах?

— Знаешь что, все это дешевая философия! Вселенная эволюционирует в целом. В ней возможны путешествия во времени, и значит, она движется в собственных вероятностях витками и спиралями, через времена, которых, казалось бы, никогда не было, от которых остались только призраки, от бесчисленного множества прежних реальностей! В одной из них заперта моя родная планета и даже одна из версий меня самого, но история не останавливается, она продолжается, на обломках прежних вселенных! Стремится вперед, безостановочно, не только линейно — потому что такова ее природа! Из начала в конец, из хаоса к новому порядку и снова к хаосу! Все, что ты говоришь, годится для смирения духа в самоутешении, когда ты не можешь ничего изменить! Скажу тебе кое-что — я ненавижу мир, который нельзя изменить!

Уилф беспомощно похлопал куцыми ресницами, глядя на меня с тихим укором. Я отмахнулся.

— Помню, что по-прежнему тебя пугаю. Конечно, для тебя это слишком быстро, слишком большой шок, большой рывок, чтобы довериться и решиться сразу. Но времени у нас довольно мало, ты же понимаешь, о чем я.

— Ты знаешь, когда я умру? — кротко поинтересовался Уилф.

— Нет. Дату намеренно не узнавал. Хотя на деле, известные сведения ничего не значат, то, что они известны, ничего не говорит о реальности. Но по моим меркам и человеческим, по тому, сколько тебе лет, можно сказать, что осталось немного… — Я постарался смягчить тон. — Пойми меня правильно — сравнительно со мной для любого человека оставалось бы мало. И нельзя сказать, что ты находишься на заре даже человеческого жизненного цикла.

Уилф усмехнулся и совсем по-старчески пожевал губами.

— Наверное, это было бы здорово — новая жизнь, новые возможности…

— А ты всегда любил звезды, — подначил я. — У тебя было бы столько времени и невероятных возможностей, чтобы изучать их.

Уилф едва заметно кивал. Я все-таки привык отличать это движение от простого дрожания старческой головы.

— Вот только все это мечта. Потому что на самом деле я буду спать беспробудным сном, пока кто-то, человек или таймлорд, похожий на меня, будет исследовать звезды. То, что может сделать он, ведь сможет и сделает кто-то другой — много других! Они делают это прямо сейчас — раз прошлое, будущее, и невозможное существуют прямо сейчас, всегда!..

Тут уже я заметил, что киваю сам.

— Знаешь, — заметил я, спохватившись, — думаю, тебе просто надо привыкнуть к этой мысли. Сейчас ты слишком ошарашен. Если хочешь, можешь остаться тут на некоторое время, осмотреться, обжиться.

— Доктор ведь знает о твоих возможностях?

— Конечно, знает.

— Но ты хочешь сотворить новую Донну в его отсутствие…

— Не сотворить, а…

— Неважно. Но ты явно не хочешь, чтобы Доктор что-то узнал, пока все не случится. Ты думаешь, он был бы против?

— Да, думаю, — согласился я после небольшой паузы. — Но я не разделяю стремления Доктора оставлять все как есть, опускать руки, не бороться…

— «Не навреди», — почти умоляюще промолвил Уилф.

— Что?

— Это клятва Гиппократа.

— Знаю, ее дают врачи…

— И Доктор. Я думаю, вот почему он взял это имя…

Я недовольно фыркнул.

— А ты считаешь, что мы — машины, — многозначительно прибавил Уилф. — Я не буду говорить, что это не правильно. Конечно, в каком-то смысле так и есть. И если мы машины, то что мы теряем? Ведь совсем ничего. Но пока мы остаемся собой, мы можем чувствовать себя собой. Если прошлое, настоящее, будущее и невозможное есть всегда, то в каком-то смысле и мы есть всегда. Каков бы ни был наш срок. Каждое мгновение существует всегда!

— Время можно переписать, — улыбнулся я. — И так говорю не только я.

Уилф засопел, сминая свою зимнюю шапочку.

— Но кто-то же должен быть песчинкой на берегу. Не все должны быть горами, планетами, черными дырами… Если мир состоит из элементарных частиц, одинаковых повсюду, разве мы не существуем повсюду, разве мы не вечны?

— Умирает все, даже Вселенная. Можешь мне поверить, я это видел.

— Ну и что? Почему нам, или машинам, или элементарным частицам должно быть от этого хуже?

Я вздохнул.

— Уилф, так ты хочешь, чтобы к Донне вернулась память, или нет?

Уилф немного помолчал. Смешно почесал в затылке.

— Но она же и так все вспомнит, когда придет время? Если только ты сказал правду?

— Я сказал правду.

— Тогда — она ведь ничего не потеряет, ни одну себя, ни другую. Зачем нам две Донны, одна из которых все равно никогда не сможет себя вспомнить, чтобы не измениться? Это ее путь, уникальный, не… — он пару раз неопределенно сдвинул ладони, — штамповка. Ты уж извини…

— Да я-то что, мы по-разному смотрим на вещи. — И разбираюсь я в вещах гораздо лучше, без средневековых предрассудков. Но дискомфорт, раз он у него пока есть, остается дискомфортом.

— По-разному. Я знаю, если ты захочешь сделать по-своему, я тебе все равно помешать не сумею. Я слабый, старый, и вообще микроб в твоем понимании. Но все-таки я хочу спросить: я могу отказаться? Будет ли это для тебя хоть что-то значить? Ты ведь зачем-то захотел спросить меня. Потому что не желаешь зла мне и Донне, или потому, что это твоя жестокая шутка? Ведь если ты жив, на свободе, обладаешь такими возможностями, ты можешь сделать с нами буквально что угодно. Никто тебя не остановит.

Это верно. Никто. Перед моим мысленным взором вновь возникла отчетливая картинка, вырисовывавшаяся все последнее время — две рыжеволосые женщины на операционном столе. Яркая, чуть подернутая дымкой и рябью вероятность.

Я поднял руку и громко щелкнул пальцами в воздухе. Картинка погасла.

— Да, Уилф. Ты можешь отказаться.

Я предложил ему остаться на пару дней, чтобы осмотреться и привыкнуть к ситуации, вне зависимости, пересмотрит ли он свое решение. Уилф очень мягко отказался, хотя согласился побыть «на другой планете» несколько часов, чтобы просто погулять.

— Тогда, может быть, останешься до утра? Разве не хочешь увидеть совсем другие созвездия?

Уилф тяжко перевел дух.

— После того, что я уже видел сегодня, мне понадобится время, чтобы придти в себя. И хорошо бы начать с доброй пинты пива!

— Момент! Это можно и здесь. Попробуешь инопланетное? Светлое, темное, радужное, переливающееся, искристое, вспыхивающее?

— Ого! — уважительно вытаращил глаза Уилф.

— Прямо в тропическом саду, в шезлонгах у фонтана, с видом на чужепланетные луны, и с крекерами тоже вовсе не с Земли.

— Ух!..

На это он был согласен с энтузиазмом.

В саду были расставлены столики, на которых, будто пробирки, теснились сосуды и бокалы с разными напитками. К нам снова присоединились Сьюзан и Харт, все шутили, смеялись, Уилф перепробовал почти всё, что мог, какого бы странного цвета и консистенции оно ни было. Сперва, конечно, он побаивался неожиданных реакций и обычного опьянения, но Сьюзан показала ему флакончик с избавляющими от любых интоксикаций наногенами и угостила ими сразу после нескольких проб. Уилф совершенно расслабился и пустился в исследования напитков и удивительных инопланетных закусок, о которых ему наперебой рассказывали байки Келвин и Харт. Они поведали ему о феррерских креветках, терроризирующих феррерских акул, мандалорских устрицах, обитающих на суше и питающихся мелкими рептилиями, плодах огненных деревьев, которые нужно вытащить из вспыхнувшего на секунду пламени и сразу бросить в лед, иначе, когда пламя погаснет, плоды рассыплются пеплом, из которых проклюнутся полуметровые ростки, твердые как камень и уже несъедобные. Уилф попробовал все, то и дело обращаясь к чудесному нейтрализатору. Харт, пожалуй, был рад, что Мотт отказался от главного сделанного ему предложения, ему явно претила мысль, что тут разведется еще много таймлордов — бывших людей, превращенных буквально непонятно за что, пока он ждет своей очереди. Правда, ему уже было вручено, как особая гарантия, записывающее кольцо, которое он носил на мизинце. При любом несчастном случае, который может подстеречь нашего шефа безопасности, его сознание будет записано в аварийном порядке в скрывающиеся в кольце микросхемы и затем восстановлено уже в новом теле. После великого количества выпитого и закушенного и нейтрализованного, я отправил Уилфа с Хартом на экскурсию по планете в скоростном воздушном катере. А через пару часов, я доставил его домой, аккуратно материализовавшись у паба «Красный лев» на том же самом месте, где прежде стояла «красная телефонная будка», через долю секунды после ее дематериализации. Можно было и не заметить, что она вообще куда-то исчезала.

— Ну вот, — я отдал Уилфу его мобильный телефон, перепрограммированный в ТАРДИС. Уилф с любопытством уставился на появившуюся в адресной книге запись: «Антея». — Это название ничего не скажет Донне, если она ее случайно увидит. А ты теперь всегда можешь связаться с нашей базой, звонок выведет на диспетчерскую, и тебе ответят в любое время, даже в мое отсутствие. Если ты вдруг передумаешь, или если вдруг Донне понадобится помощь — только позвони. Нас не нужно искать, мы там, где мы есть.

Да, в этом все еще было известное противопоставление. А может быть — дополнение.

Я открыл дверь. Уилф шумно выдохнул и выбежал наружу.

— Зима! — сообщил он.

— Это та же самая минута, из которой мы исчезли.

Уилф на минутку скрылся из виду. Я взглянул на сканер: Уилф исследовал газетный киоск и сверял часы с газетчиком. Ну что ж… Закрыть дверь я не успел, Уилф снова сунулся своим тщедушным тельцем в проем.

— Так и есть! Все сходится!

— Я же обещал.

Он как-то странно засопел и зашаркал ногами на пороге:

— Давай-ка я угощу тебя пивом.

Я посмотрел на него, подняв брови и округлив глаза.

— Ты грустный, — сказал он. — Понимаю, что глупо, но хочу ответить любезностью. Так ты как, будешь, э?..

Я подумал пару секунд и согласился. Вскоре мы вернулись за тот самый столик, из-за которого вышли по местным меркам пять минут назад. Очень тихо шипела пена, рядом красовалась вазочка с солеными крекерами.

— Я знал, что ты будешь темное, не какой-нибудь светлый эль, — хихикнул Уилф, отчего-то радостно оглядываясь по сторонам, и поясняюще ткнул пальцем на кружку: — Я про портер.

— По-моему, он вкуснее. Бархатней.

— Не могу поверить… — еще раз хихикнув пробормотал Уилф, с энтузиазмом тряся жиденькой бородкой и сверкая помолодевшими глазами. — То есть, вот теперь, еще более-менее… может, и могу. Конечно, если вдруг не окажется, что пока мы где-то были, с Донной что-то стряслось и…

Зазвенел входной колокольчик.

— Деда!.. — разнесся по бару голос Донны как удар начищенных медных тарелок. — Да что ты там хандришь? У мамы обед стынет, как не стыдно, а?..

— Э… Донна! — тихо восторженно захлебнулся Уилф. — Ой, только не оборачивайся!..

— Без проблем, Уилф.

— Бегу, бегу, родная!.. Ох, бывайте там! Даже не знаю, как я рад всему, что произошло…

— Ничего же не произошло.

— Как ничего?.. У Донны все будет хорошо! Все в порядке! Передавай привет Доктору, когда увидишь!.. — И Уилф бодрым козликом поскакал к двери, продолжая счастливо посмеиваться. Я вздохнул, усмехнулся, и, чтобы не встречаться случайно с Донной — да и попросту надоело входить и выходить через одни и те же двери, — поставив на кружку вазочку с крекерами, активировал браслет вихревого манипулятора. Отлично, не расплескалось… Я закусил крекером и плавно опустил рычаг на панели управления ТАРДИС, оживляя консольную колонну.

Когда я вышел на Антее, ТАРДИС на своей обычной стоянке, напоминала пресловутый «серверный шкаф». С кружкой и вазочкой в руках я направился сразу в сторону бассейна. Конечно, Ривер была там. Нежилась в шезлонге, почитывая антикварную бумажную книгу и потягивая коктейль через соломинку посреди «лужайки» крупного янтарного песка, в буквальном смысле слова — янтарного.

— Я так и знал, что ты не вышла нарочно. Ничего ведь в лаборатории не горело, правда?

— Ты такой проницательный! — чарующе усмехнулась Ривер. — Но ведь все прошло хорошо, как я вижу.

— Что же тут хорошего? Глупо получилось. Может, Мотта я и не спугнул, но Донна пока не с нами.

— А что мы теряем? — безмятежно промурлыкала Ривер.

Я вспомнил звон начищенных медных тарелок, пожал плечами и посмотрел на обложку книги: М.Булгаков «Мастер и Маргарита».

— Это не про меня, — счел нужным заметить я.

— Конечно, нет, мессир! — Глаза Ривер смеялись. — Всего лишь про бедного сумасшедшего, игры с дополнительными измерениями и исполнение желаний!

— Я не хромаю.

Ривер одобрительно тряхнула кудряшками:

— Это плюс!

Я расположился в соседнем шезлонге и угнездил вазочку с крекерами на легкий переносной столик рядом.

— Все равно жаль. Хотелось сделать Доктору подарок.

— Зная, что он был бы против.

— Это пока есть куда отступать…

— Дорогой, в некоторых светских кругах это называлось бы насилием.

— Ничего подобного, это было бы некоторым восстановлением справедливости. Мне хотелось его взбодрить. — Звоном медных тарелок, к примеру. — Ведь в самом деле, какой-то он не радостный последнее время.

— Угу. То пугаешь его своей «Атакой клонов», то вероятностью нового пришествия Галлифрея…

— Вот уж ерунда. Доктор сам полез в Библиотеку, и в результате, мы нарвались на аномалию, да еще и увеличили пролом, еще вопрос, кто тут кого пугал, и «кто виноват».

— То возвращением токлафанов и уничтожением далеков до того, как они на нас напали…

— Ну, они все же сперва напали, а потом уж было это «до». Против уничтожения далеков Доктор сам ничего не имел, даже дважды не имел!..

— То вселенная чуть не замерзла насмерть.

— Гм, было дело.

— То меня увел…

А вот это — да…

— Ривер! Да вы к тому времени по его меркам были знакомы всего-то ничего! Ну, если не считать, конечно, Рани…

— Да, понимаю, с тех пор, как ты знаешь, что не он главная причина твоих бед, тебе хочется сделать ему что-то приятное за все прежние треволнения. Но я думаю, что ты уже сделал.

— Каким образом?

— Тем, что просто поговорил с Уилфом и оставил его в покое.

— Тоже мне достижение! — пренебрежительно фыркнул я.

— О, для тебя — огромное! Иногда «недеяние» — это подвиг.

— О, опять эти отговорки и самоутешения, я сыт ими сегодня по горло…

— Поправь меня, если я не права — когда вы прощались с Уилфом, он выглядел счастливым?

— Потому что я оставил его в покое? Ага! Еще как! А еще он чувствовал себя на редкость хорошо, потому что под видом «укрепляющего» я его накачал наногенами. Крепкого — по человечьим меркам — здоровья ему теперь лет на двадцать хватит… — «Всех друзей переживет», — чуть не сорвалось у меня с языка, но я вовремя сдержался. После разговоров с Уилфом меня все еще преследовал этот «эффект мотылька-однодневки» — странно к ним привязываться, похожим и не похожим на нас, с другой шкалой времени, иными понятиями. Все равно что взять и попробовать уложить примерный срок нашей жизни в обычный человеческий век, а человеческий — сжать до жизни бабочки и представить, что у нее есть какой-то разум, только каждая минута для нее как месяц. Странности Доктора во многом связаны с этим эффектом — с самим фактом его существования.

— И потому что ты рассказал ему про Донну.

А еще, может быть, Уилф сам того еще не знает, но однажды он передумает. Никакого прямого гипноза, но оброненные идеи имеют свойство иногда прорастать и давать обильные плоды. Просто никто ни на кого не давил.

— Да, и понять не могу, почему Доктор ему сам не рассказал. Оставил всех в печали и улетел. Разве он не понимал, что для старика это важно?

— Кажется, он был уверен, что умрет, и это не будет иметь значения.

— Ну а потом?

— Думал, что всегда есть еще время.

— Да, конечно, попробуй, запомни нужды и чувства какой-то бабочки, даже если бываешь готов отдать за нее жизнь, если видишь прямо перед собой. — Я допил пиво и раздраженно забросил в рот последний крекер.

— Не ворчи. Вы разные, и это факт. Но это не значит, что это плохо. Кого-то из вас этой вселенной может очень не хватать, когда вы поодиночке. А если не всей вселенной, то, например, Уилфу.

— Ты так думаешь?

— Конечно. Иначе почему я все еще здесь?

— Ну… может, просто присматриваешь за «бедным сумасшедшим», чтобы не выкинул чего-нибудь совсем уж из ряда вон?.. Шучу, шучу! — поспешил заверить я, заметив ее взгляд и ощутив, что у меня горят щеки. — Конечно, оставаться караулить Пандорику на случай, а вдруг я из нее выберусь, было бы уж как-то чересчур…

— Попробуешь еще раз такое выкинуть — домой больше не возвращайся!

— Я все понял, дорогая! — Если я ее немедленно не поцелую, Вселенной будет грозить беда!..

Дул легкий бриз, и слышались отдаленные раскаты грома. Ароматы цветов сгущались, становились душнее и, одновременно, свежее. Небо темнело, по контрасту с ним деревья обретали четкие, будто нарисованные контуры. Мне припомнился конец Вселенной. Тогда, по-своему, было проще: кого ни спасешь, значит — спасешь, пусть на минуту, отвоевав у вечности. Даже попытка — в зачет и вызов миру. «Если не можешь спасти всех, спаси хоть кого-то». А что, когда мир не гибнет? Оставить все как есть? Пустить на самотек? Где остановиться? Порывы свежего ветра усиливались. Люблю грозу — она смывает все лишнее. Кажется, мне повезло — скоро она разразится.