Забыв о существовании лифта, я поскакал по лестнице, как бешеная газель. Пошатываясь, запыхавшись, на свинарную палубу, оттуда через открытую дверь… и с ходу остановился перед стеной разъяренных фермеров. Последний эпизод кино про вампиров запустили снова. А перед взятыми на изготовку лопатами и вилами, ограждающими наш скот, стоял крохотный отряд перепуганных солдат, выстроившихся в каре и выставив взятое на изготовку оружие. А в центре каре трясся устрашенный бюрократ, изо всех сил сжимая портфель, роняющий бумаги. Катастрофа вызревала полным ходом.
— Граждане Райского Уголка, прекратите и разойдитесь! — вскричал я. — Опустите оружие, ибо Джеймс ди Гриз уже здесь! Вы спасены!
Мои слова мало-помалу подействовали. Негодующие крики сменились сердитым ворчанием, сельскохозяйственные орудия одно за другим опускались. Решив половину проблемы — хоть на время, — я обернулся к солдатам, прекрасно зная, что на этой идиллической планете они привыкли лишь к ненасильственным действиям. Достаточно лишь одному нажать на спуск…
— Мятеж окончен. Не направляйте винтовки на этих простодушных людей, всего лишь защищавших свой домашний скот! Опустите оружие — и поставьте его на предохранители!
Медленно и неохотно, но они вняли гласу разума в моем лице. Конфликт удалось предотвратить. Хотя бы на время.
Проложив среди фермеров дорогу вперед, Анжелина с улыбкой взяла меня под руку. И проговорила медленно и отчетливо:
— Теперь, когда Джим здесь, все будет хорошо.
Послышался ропот одобрения; аграрное вооружение с тарахтением посыпалось на палубу.
Мы развернулись сплоченным фронтом, и я тоном переговорщика бросил:
— Эй, вы, с портфелем, не поведаете ли, что все это значит?
Перестав дрожать, чиновник выпрямился.
— Непременно поведаю. Я начальник штаба Планетарного карантинного корпуса. Мы призваны обеззараживать и защищать. Ко мне поступил звонок из Центральной больницы, что член экипажа этого судна поступил к ним в весьма прискорбном состоянии. Сказал, что среди этих тварей на данном судне вспыхнула эпидемия ужасающей болезни клыка и пятака. Он опасался за собственную жизнь и за жизни сотоварищей…
— Минуточку, — перебил я. — Я озадачен. За все годы непреднамеренного приспособленчества в роли свинопаса я о такой диковинной болезни даже не слыхал. А вы? — обернулся я к своим буколическим слушателям.
Последовало коллективное потрясание головами и нестройным хором прозвучавшее «Не-а».
— Ну, вот видите. — Обернувшись к сбитому с толку функционеру, я милостиво улыбнулся. — Позволительно ли мне предложить, чтобы мы спокойно подождали, пока вы свяжетесь со своим медицинским департаментом, чтобы осведомиться о симптомах этого устрашающего недуга?
— К ноге! — рявкнул сержант, и приклады ружей грохнули о стальную палубу. Чиновник выудил из портфеля телефон и что-то забормотал в него.
Молчание затягивалось, напряжение нарастало. Его бормотание перешло в невнятное мычание, а затем — в рычание; свободной рукой он яростно замотал в воздухе. В конце концов брякнул телефон обратно в портфель и обернулся ко мне с красным от гнева лицом.
— Стройте людей, сержант, и ведите обратно на базу. Медики решили, что я рехнулся… Просто покатывались со смеху! Нет такой болезни. Розыгрыш! Головы покатятся…
— А вам часом не сообщили имя члена экипажа, который доложил о заболевании? — В голове у меня проносились мысли об убийстве, декапитации или чем-нибудь похуже. Он снова зашелестел бумагами.
— Да… вот. О болезни сообщил некий капитан Рифути.
Под скрежет моих зубов он удалился вслед за войсками, что-то ворча под нос. Слушатели шумно возликовали, свинобразы в отдалении заверещали, а Анжелина одарила меня теплым, любящим поцелуем. Мы были спасены…
На минуту. Мрак сгущался. Силы зла сплотились против меня. Я должен действовать — и без промедления.
Осознав, что все это обойдется очень и очень дорого, я трепетно вздохнул; перед глазами у меня заплясали сплошные нули.
— Что будем делать дальше? — поинтересовалась Анжелина, прислушиваясь к громкому визгу. — Похоже, свинобразы ужасно огорчены!
— Я ужасно огорчен! — проскрежетал я сквозь стиснутые зубы. Или стиснутыми зубами? — Финансы… остаток на счету… надо узнать худшее… мне нужен твой телефон.
Взяв у нее телефон, я ввел номер банка, настучал личный код доступа, выпучил глаза… и выронил телефон из дрогнувших пальцев на палубу.
— Пропало, все пропало… все наши средства… а счета все идут и идут…
Пока я раздумывал, поможет ли самоубийство выпутаться, до меня будто издали донесся теплый, утешительный голос Анжелины:
— Бедняжка Джим. Что ты будешь делать?
Делать?
— Сяду, — буркнул я.
Заботливые руки сопроводили меня до кают-компании и усадили в кресло. Староват я уже для подобного гуано.
— Пить… — выдохнул я, и тут же к моим губам поднесли стакан. Отхлебнув, я поперхнулся. — Вода!
— Ошибочка вышла. — Анжелина обернулась к морю встревоженных лиц. — Нет ли у кого-нибудь из вас напитка для Джима капельку покрепче воды?
Мужчины начали переговариваться вполголоса, и вскоре вперед передали бутылку из дымчатого стекла с черной пробкой весьма зловещего вида. Раскупорили, наклонили, налили… Содержимое задымилось. Я бросил взгляд на этикетку.
СВИНОБРАЗЬЕ БОЛЕУТОЛЯЮЩЕЕ
БЕРЕЧЬ ОТ ДЕТЕЙ И БЕРЕМЕННЫХ СВИНОМАТОК
Вроде бы годится. Я пригубил, хлебнул, глотнул, взревел.
— Спасибо, — выговорил я, утирая слезы с глаз и хрустя щетиной. — Будущее прояснилось. Теперь я знаю, что надо делать.
Воцарилась прямо-таки подавляющая тишина; собравшиеся затаили дыхание.
— Что? — шепнула Анжелина, высказав вопрос, терзавший всех без исключения.
— Надо… увидеться с банковским менеджером.
Воздух всколыхнул единодушный стон сочувствия. И тут же мой настрой круто переменился. Стальная Крыса, гуляющая сама по себе, ни в чьем сочувствии не нуждается. Вперед! Перво-наперво надо уладить финансовые дела. Затем разыскать гниду Рифути, в мстительном порыве измыслившего хворь и из кожи вон лезшего, лишь бы ткнуть меня мордой в грязь. Месть Крысы будет воистину ужасна!
Подскочив на ноги, я покачался с носков на пятки, раздувая ноздри и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не испустить воинственный свинский визг: свинобразье снадобье еще кружило по моим жилам.
— В банк! — возопил я вместо того. — Все будет спасено!
Фермеры шумно возликовали, и овации смолкли лишь тогда, когда динамик интеркома на переборке очнулся и прохрипел:
— Внимание, внимание! У меня межзвездное сообщение для сира Джеймса ди Гриза. Говорит офицер связи. Сообщение…
— В банк — через радиорубку!
Когда я распахнул дверь, связист уже дожидался меня, подняв в воздух полоску желтой бумаги. Выхватив ее, я прочел…
ПРИБЫВАЮ КОСМОПЛАВАЮЩИЙ ДУРДОМ ЗАВТРА УТРОМ ВАШЕМУ ВРЕМЕНИ — БОЛИВАР
Ясно и недвусмысленно: помощь в пути.
— У меня есть для вас и другие новости, — сообщил радист. Я вопросительно приподнял брови. — Я единственный член экипажа, оставшийся на этом ржавом корыте. Не знаю, что вы им сказали, но все до единого дезертировали.
— А вы?
— Если вы не собираетесь больше ничего передавать, то моя сумка собрана, и я тоже сматываюсь.
— До свиданья. Уходя, не хлопайте за собой люком.
На время я выбросил весь этот омерзительный бардак из головы. Придет время, и я этого сволочного Рифути…
— Позже, Джим, много позже, — угомонил я себя. — Первым делом бабло. — И направился к дожидавшейся машине.
Пока моя позолоченная колесница уносила меня в банк, я позвонил Анжелине, чтобы донести до нее новости; ее искренняя радость по поводу прибытия нашего сына воистину укрепила мой дух. Но тут же дал отбой, потому что мой золотой экипаж подкатил к обочине — прямиком у здоровенного мусорного бака.
— Это не банк, — заметил я.
— Миллион извинений, сир Джеймс, — отозвался робошофер. — Но ваш платеж только что исчерпался.
— Тогда спишите с моего счета еще.
— Всенепременно… кррккк… Сбой банковской системы. Мы не можем получить дальнейшего платежа. — Голос робота обрел явные ледяные нотки. — Однако вы можете внести наличные.
Из подлокотника выскочил пустой ящичек.
— Ну, так уж получилось, что я — ха-ха! — оставил бумажник дома…
Ящичек захлопнулся, зато дверца машины распахнулась. Голос холодно проскрежетал:
— «Уймабашлия Моторз» к вашим услугам в любое время — как только у вас будут деньги.
Кондиционер исторг порыв ледяного воздуха, выстуженного, как моя душа. Я вылез, дверь захлопнулась, и я медленно зашагал в сторону банка.
Но пока я дошел до Первого банка Уймабашлии, походка моя вновь обрела пружинистость, а выражение лица — решимость. Обескуражить добрую Крысу невозможно!
— Добро пожаловать, дражайший клиент, милости просим! — проворковал робошвейцар, широко распахивая двери. Я как-то воспрянул духом.
— Милости просим! — запели все кассиры.
— Милости просим, родной посетитель,
— Искренне рады мы вам услужить.
С вашими деньгами на депозите
Счастьем наполнится вся наша жизнь!
При проявлении таких теплых чувств я поднял руки и приветственно потряс ими в воздухе. Стишки барахло; будем надеяться, что чувства настоящие.
Ради их же блага. После последнего краха галактического банка, ввергшего множество звездных систем в отчаянную нищету, по всей Галактике прокатилась волна негодования. «Больше никогда! — твердили банкиры. — Финансовым катастрофам пришел конец!»
Сказано — сделано.
Ужасающие слова наподобие субстандартный кредит, облигации без обеспечения, коллатерализованные кредитные обязательства, своп кредитного дефолта, деривативы вышли из употребления, сохранившись только в словарях архаизмов. За банками бдительно следят бестрепетные ревизоры, регулирующие их деятельность. Деньги ложатся на депозиты и приносят проценты. Ссуды и ипотеки дают с радостью, и банки зарабатывают за счет отчислений 1 процент. И — шаг столь революционный, что Международный союз финансовых руководителей просто не мог в это поверить, — новые инструкции означают, что одалживать можно только те деньги, которые есть в банке!
Матерые банкиры рыдали, как дети; поговаривали и о самоубийствах. Но закон есть закон. Отныне воцарились мир и фидуциарная ответственность.
Улыбаясь вовсю, работники сопроводили меня в дверь управляющего. Сей функционер дожидался меня в кабинете, кланяясь и потирая руки.
— Тысячу раз милости прошу, сир ди Гриз. Пожалуйста, присаживайтесь. — С этими словами он подвинул мне кресло, и я сел. Он подхватил свое черное ядро, прикованное цепью к лодыжке, чтобы не споткнуться, и уселся за свой массивный письменный стол.
Вид этих оков всегда доставлял мне массу удовольствия. Это постоянное напоминание об участи, ожидающей банкира, если его счета будут перерасходованы хоть на грош. Ядро, сделанное из импровиума, легче перышка. Но если в банковской бухгалтерии обнаружатся какие-то махинации, в ядро будут закачаны новые молекулы импровиума, и оно потяжелеет. Вес ядер варьируется в зависимости от серьезности преступления. В банковских кафетериях нередко приходится видеть, как взмокший менеджер с натужной улыбкой волочет ядро за собой. В случае вопиющего финансового головотяпства вес иной раз доходит до тонны, и, говорят, если бы не сочувствующие, многие менеджеры были бы попросту обречены на голодную смерть. Как поговаривают злые языки, достойная участь для страдающих избыточным весом.
— Чем же я могу служить, сир Джим?
Я пропустил эту елейную фамильярность мимо ушей.
— Мой счет. Хочу сделать запрос.
— Разумеется. Минуточку, вызову его на экран. — Он прикоснулся к кнопке, поглядел… охнул и тяжело обмяк в кресле. — Пусто, перерасход. Ваш лимит пройден, а перерасход продолжается прямо на глазах…
— Да, гм, в этом и есть мой вопрос. Что будем делать?
— Первым делом — хо-хо — отключим функцию овердрафта. — Он припечатал клавишу и, откинувшись на спинку кресла, начал промокать платком взмокший лоб. Затем осведомился: — Активы?
— Мой дом! — утробным голосом проронил я, стараясь не думать об Анжелине.
— Да, действительно!
Он выстучал что-то на клавиатуре, с улыбкой поглядел на экран и снова откинулся со вздохом облегчения.
— Девять спален, две кухни, четыре бара, два плавательных бассейна с барами у бортиков… в самом деле, превосходная недвижимость. За нее дадут хорошую цену…
— Продать?! Никогда! В заклад!
Улыбку сменили насупленные брови.
— К несчастью, наши средства для операций по закладным сегодня ограничены, закон, знаете ли. Секундочку, только что поступил новый депозит. Так что мы можем предложить вам ссуду… минуточку, вычту ваш перерасход… мы с радостью выдадим вам — после вычитания — четыре тысячи двадцать три кредита.
— За мой шикарный дом?! — В голосе у меня прозвучало отчаяние.
— Секунду… только что поступил очередной овердрафт. Баланс составляет триста сорок два кредита.
— Беру…
— Поздно, только что поступил запрос на очередной причитающийся платеж. Боюсь, что если вы заложите свой дом сейчас, то останетесь перед банком в долгу. — Выключив экран, он выпрямился в кресле и натужно улыбнулся. — Могу ли я помочь вам сегодня еще чем-нибудь, сир Джеймс?
Скрипнув зубами, я изобразил улыбку. Не произнося непроизносимых вещей, помощи в которых я бы хотел от него получить.
— Был рад потолковать с вами. — Я встал, развернулся и покинул кабинет. Когда я, насвистывая, удалялся из банка, по чистейшей случайности никто из банковских служащих в мою сторону не смотрел. Я поглядел вдоль улицы: путь до кос-мопорта пешком неблизкий. Медленно шаркая в сумерки близящегося вечера, я вдруг поднял глаза. Три золотых шара, подвешенных над входом. Неужели ломбард расположился совсем рядом с банком случайно? Обернувшись, я поглядел назад — и, поглядите-ка! — в лучах клонящегося к закату солнца сверкнули еще три золотых шара. Забавно: прежде я их ни разу не замечал. В глубине звякнул колокольчик, когда я распахнул дверь и решительно шагнул в помещение, загроможденное пианино, золотыми украшениями, кошачьими чучелами…
Уходя, я натянул рукав пиджака пониже, чтобы скрыть незагорелую полоску кожи на запястье, где раньше красовались мои часы. Позвенел кредитами в кармане и безмолвно вознес молитву.
«Поспеши, мой добрый сын Боливар, Ржавая Крыса, которой стал твой отец, отчаянно нуждается в поддержке».
Снова позвенел монетами, свернул к обочине и проголосовал проезжавшему такси.