С трупом легче. Без нервного напряжения. Очередной раз установить факт смерти -- Ивик прошла для этого специальный небольшой курс и обрела сертификат. Хотя, конечно, знала признаки смерти и раньше. Снять бирку, зарегистрировать ее и определить в соответствующий ящик. Разогреть печь. Загрузить туда тело, самая трудоемкая часть работы. Сжечь. На этом месте, ожидая , когда закончится процесс, Ивик читала про себя отходную молитву, отчего на душе становилось легче. Удалить и утилизировать пепел. Вычистить печь. Зарегистрировать урну. Продезинфицировать -- непонятно, зачем, но таков порядок -- носилки.
Ивик работала механически. Думала о Кельме -- как он собирается выполнять задание по дельш-излучателю? О самом дельш-излучателе. Получалось, что Дарайе он не очень-то выгоден, даже -- совсем не выгоден. Вспоминала отца Кира.
Отец Кир был странный и совершенно неправильный. Вообще-то священник должен любить людей, это все знают. Он -- представитель Христа на земле. По священнику, хочешь не хочешь, судят о Христе. Любить человека можно по-разному. Бывает любовь, как у мамы Ивик: требовательная, воспитывающая. Любовь не к самому человеку, а к тому, во что он должен, по мнению любящего, со временем превратиться. К святому, скрытому в нем так глубоко, что и не видно. Сам же человек, по мнению такого любящего -- заготовка, в нем есть, конечно, какие-то хорошие зерна, но надо долго и тяжело работать, долбить, чтобы эти зерна развились, а страсти и пороки, снедающие человека, наоборот, минимизировались.
Бывает еще любовь безусловная. Так Ивик любила своих детей. Какая разница -- какие они? Они просто есть. Никаких требований. Никаких ожиданий. Счастье, растворение в блаженстве, когда обнимаешь, и в общем-то, совершенно безразлично, что это за личность, как она проявляется во внешнем мире. Но со взрослым человеком так трудно все-таки. Невольно начинаешь оценивать. А священник еще и учитель, у него задача такая, он людей должен учить, воспитывать. Даже если он и не хочет этого делать -- Аллин, возможно, и не хотел -- он все равно передает учение Церкви, и тем самым воспитывает и объясняет, как жить и поступать.
Отец Кир, получается, любит ее не то, что безусловно. Не как цветочек или котенка. Он любит ее за то, какая она, Ивик есть. За те хорошие качества, которыми она, оказывается, обладает. До сих пор Ивик вообще не акцентировала внимание на этих хороших качествах. На этих -- уж точно. Иногда думала о себе, что наверное, все-таки красива, талантлива, что хороший специалист. Это, даже, наверное, правда, но почему-то это не радовало. А Кир ценит в ней другое. Он за нее боится. Не что она "впадет в грех" или "не спасется". А что она попросту погибнет, попадет в атрайд, что ее будут мучить, убьют. И... наверное, восхищается ею за то, что она вот самоотверженный, мужественный человек, рискует ради других, ради своей Родины жизнью и всякими страшными вещами.
Ивик вдруг посмотрела на это иначе. Она уже не раз была ранена, покалечена -- все ради Дейтроса. Это нормально, ведь и все так. Но если вдуматься -- то не все. Например, Дана сделала другой выбор. Могла остаться гэйной. И другие есть такие -- кто ушел, занялся чем-то другим. А они осталась. И Кельм остался, несмотря ни на что. И вот за это отец Кир их любит, ценит и уважает. И сказать по правде, почему бы и нет? Он и сам такой. Он понимает, что все это значит.
Но это, видимо, неправильно. Священник должен указывать на грехи. Недостатки. Добиваться, чтобы люди были совершенными, как Отец наш Небесный. Конечно, говорил какой-то противный голос внутри, приятно общаться с тем, кто тебе льстит. Но это -- прелесть и прямой путь в ад. Хотя вообще-то, подумала Ивик, мне нечего особенно терять. Мы и так уже по уши... После всего, что случилось в жизни, после Ашен, Шина, после этого взрыва и месяцев тяжелой, ноющей боли, после страха и напряжения Дарайи -- еще попасть в ад и мучиться там. Загробный филиал атрайда. Видимо, за те крохи счастья, которые им удается урвать с Кельмом. И разное другое. За то, что она вообще никогда, по словам Аллина, не любила Господа -- то есть не видела основной задачей своей жизни "не грешить и быть хорошей, поступать правильно". Но вообще-то честно говоря, если у Бога такие представления - а мы о них ничего знать не можем -- то великим ли будет счастье оказаться рядом с Ним? Вот именно так в ад и попадают, подумала Ивик. Просто не хотят быть рядом с Богом. И я не хочу. Раз я заслуживаю ада -- значит, туда. Тем более, вместе с Кельмом.
Похоже, отец Кир считает, что это не так. Но он ненормальный. Таких священников не бывает. Он просто пользуется тем, что здесь священноначалия нету, и живет как хочет. Что это за священник такой -- с крашенными патлами и в феньках?! И поведение у него точно такое же. И круг общения.
Это противоречит всему, что Ивик раньше знала о церкви.
Санна зашла выпить кофе. Видно, там у нее была передышка. Ивик болтала с ней и делала уборку, протирала печь влажной тряпочкой. Положено делать каждую смену. Ивик спросила о молодой, красивой девушке, которую час назад сожгла в печи.
- Саркома костей. Ей сказали, что через неделю потеряет подвижность. Сбежала из больницы, и...
- Разве в больнице не проводят эвтаназию по желанию?
- В общем-то да, но она решила вот так. Меньше бюрократии. А тетка, которая только что была -- ее привел муж. Она уже ничего не соображает. Возрастная злокачественная деменция. Надо было сразу в Колыбель, как диагноз поставили. А она, видишь, захотела пожить. А зачем жить в таком состоянии? Только испоганила жизнь ближним. Муж поделился, говорит, дочь из дома ушла, не может жить с такой матерью, а дочке всего шестнадцать, еще школу не кончила. Успеваемость снизилась, чуть из классической не выгнали. Представляешь, испортила бы родной дочери всю жизнь. Сейчас, конечно, тетка уже ничего не понимает. Муж говорит, обманул, сказал, пойдем к врачу сходим... она и пошла. А Колыбель не узнала, не поняла, где это она.
Ивик стало страшно. Она аккуратно, отводя лицо, повесила тряпку на специальное место для просушки.
Тетку убили. Она мешала. Неудобно -- надо следить, ухаживать. Перед гостями неприлично. И вообще на психику давит. Неудобный, ненормальный человек, сам свихнешься рядом с ним... Интересно, а вот если бы со мной -- такое? Кельм бы ухаживал. Решил бы проблему, нанял кого-нибудь для ухода. За последние деньги, но решил бы. Каждый день бы обнимал, целовал, плакал. А если бы с ним? Я бы все бросила... А если бы это со мной -- в Дейтросе? Ребята бы ухаживали тоже, Марк бы плакал, может, развлекался бы потихоньку на стороне, но и мне бы все отдавал, до конца, пока смерть сама за мной не придет. И ведь еще бы плакали и убивались над могилой...
Но и этих тоже можно понять. Как так -- мать своим неприличным видом дочери чуть жизнь не испортила? Мужу мешает. Да и вообще она уже не человек. Причем нет никаких логических аргументов, доказывающих, что они не правы.
Только страшно жить.
- Лайна вчера ревела в раздевалке, - сказала вдруг Санна, - Ивик, а ты кофейку не хочешь? Я поставлю еще.
- Поставь, - согласилась Ивик, - а что с Лайной?
Она знала -- что. И было совестно, что она -- останется на работе. Молодая, сильная, да и в общем-то ей безразлично все это, у нее от этой работы жизнь не зависит. А Лайне уже за 50, она всю свою жизнь отдала этой специальности. Почему ее решили сейчас выгнать? За что?
- Говорят, у Тайс подруга есть, и та хочет к нам устроиться. Если место освободится...
- Вот как, - пробормотала Ивик. Она сегодня утром была свидетельницей того, как Види распекала пожилую работницу: "Как ты разговариваешь с клиентами? Это в твое время было допустимо, а сейчас требования к коммуникации возросли! Я послушала -- и ужаснулась!" Лайна смотрела растерянно, в одну точку. Не знала, что сказать. А как она разговаривает? Ивик никакой разницы с другими не видела.
- На Лайну нажаловались, что она мусор оставляет в хозкомнате. Я тоже замечала, кстати, - сказала Санна.
- Я не замечала.
- Слушай, Ивик, ты, кстати, не выйдешь за меня послезавтра? У тебя же свободный день. Мы бы могли поменяться, например, я отработаю за тебя в семерку...
Ивик подумала. Ничего такого особенного на послезавтра не намечалось.
- Можно.
- Выйдешь, да? А то у моего мужа день рождения... Круглая дата, хотим отметить, как следует. Вот спасибо! Ну я пойду уже, там, кажется, звонят.
После работы Ивик поехала на связь. Все необходимое было у нее с собой в рюкзачке. На этот раз, изучив заранее карту Врат, она решила проводить сеанс из загородной зоны. Там и до Врат достаточно далеко, и вокруг местность подходящая. В центре города все это неудобно -- исчезать-появляться, тебя могут при этом заметить; а ведь простые люди в Медиану не ходят; если начнут поиски, в городе легко перекрыть квартал. Короче говоря, сеансы рекомендовалось проводить из лесопарков и других безлюдных, лишенных строений, мест.
Пока Ивик доехала до озера, начало темнеть. Такое неудобное время года... Она подготовила эйтрон, флешку. Перешла в Медиану. Торопясь, установила связь с приемником. Почти сразу же услышала команды местного патруля. Пока эйтрон настраивался, передавал информацию, принимал ответную -- Ивик напряженно вслушивалась и вглядывалась. Создала "перископ" - летающий бинокль, передающий изображение. Патруль был необычно усиленным -- аж двое офицеров и десяток вангалов. К чему бы это? Может, конечно, просто тренируют новичков. Господи, почему же он так долго работает? Может, не дожидаться приема, уйти на Твердь? Но вдруг они передают разрешение спасать Эрмина? Но если придется вести бой -- будет хуже... очень рискованно. Не стоит.
Земля вокруг загорелась и стала медленно подниматься. Ивик видела противника только в крошечном светлом круге в воздухе перед собой -- информацию ей передавал виртуальный "перископ". Ивик знала, что делать с такой атакой, поднялась в воздух метра на два, держа эйтрон на весу, от пылающего вокруг огня защитилась яйцеобразной сферой. Но не отвечала на удары. Расстояние между ней и патрулем стремительно сокращалось. Можно убить их всех, не вопрос... Господи, да когда же он закончит? Помехи связи...может быть, у них глушилка... может, и не получится ничего. Но Ивик не могла сейчас уйти, просто не могла. А если Эрмин... Цифры на придуманном ею экране сократились. Теперь Ивик хорошо видела врагов. Она опустилась на землю, поставила эйтрон. Так удобнее. Дорши -- всего в нескольких метрах, видны их лица -- красиво-точеные у двух молодых офицеров, тупо-одутловатые физиономии вангалов. Но они-то не видят Ивик. Над ней свистнул шлинг, Ивик рванулась в сторону -- и видимо, они заметили какое-то движение. Петли шлингов так и засвистели вокруг -- били вслепую, приблизительно, но уже почти захватили ее, Ивик едва удалось вывернуться, вскочить снова на ноги -- и она ударила.
Она ударила всей своей мощью, как одним взмахом полотенца убивают семерых мух. Под ноги врагов покатилась крошечная граната -- черный шарик, и взорвалась, Ивик едва успела усилить свою сферу защиты, но еще уловила слепящую вспышку. Будто атомный мини-заряд разорвался, сжигая и поднимая на дыбы почву в радиусе примерно двацати метров, все пылало вокруг, горело ослепительным жаром, сама почва сгорала, как бумага в костре, как труп в электрической печи Колыбели... Единственным нетронутым островком в этом радиусе была яйцеобразная сфера, прикрывающая Ивик и эйтрон, стоящий на почве.
И тут же разведчица увидела, как все небо покрывается черными точками -- враг вызвал подкрепление.
"Прием завершен. Сеанс связи закончен".
Сколько их -- пара сотен? Ивик приняла бы бой, но и этих-то убивать не следовало... Разведчица нагнулась, выхватила флешку и одним движением уничтожила дорогой прибор. Не до него сейчас... Она вернулась на Твердь, в холод и сгустившийся мрак.
-- Внимание! - ревел динамик, - Местность оцеплена! Выходить по одному, без оружия, руки держать над головой! Повторяю...
Ага, сейчас. Ивик пару секунд осматривалась и решала, что делать. Позади лесок, справа -- дорога, впереди черным нефтяным блеском сверкало озеро. Ивик помчалась к дороге. Впереди выросла фигура вангала -- огромная, ни с чем не спутаешь. Ивик сжала рукоятку "Деффа".
- Стой, руки вверх! - проревел вангал, почуяв ее. Ивик бежала вдоль кустов, пригибаясь. Враг что-то ревел впереди, потом хлестнул выстрел. Один, другой. Ивик выбросила руку с пистолетом, стреляя на бегу сдвоенными... Кажется, впереди кто-то упал. И кто-то бежал справа -- еще выстрел, и еще, и вот она уже у самой дороги. Широченными шагами понеслась за автобусом, вспрыгнула на задний бампер, рукой уцепилась за перепачканную грязью запаску.
Автобус въехал на мост. Ледяной ветер норовил сбить Ивик на асфальт, и пальцы закоченели. Стрельба кончилась. Ивик размахнулась и швырнула пистолет в озеро. Едва не упала сама, но удержалась, вжалась в скачущий железный бок, замерла, считая секунды. В Медиану бы сейчас -но нельзя. Там полно народу... На другой стороне моста Ивик, не в силах уже держаться, спрыгнула, больно ударилась о землю. Перекатилась, вскочила, тяжело дыша. Спокойно. Здесь уже нет оцепления. Внимательно осмотрела одежду, лицо, быстро и тщательно отряхнула запачканные рукава и колени. Спокойно. Здесь уже нет оцепления. Пошла быстрым шагом прочь от дороги. Вскоре она была на людной улице, смешалась с народом.
Остановила какую-то машину и поехала домой, как ни в чем не повинная, добропорядочная гражданка.
Кельм приехал через час. Ивик вылезла из ванной и разглядывала синяки. Она, оказывается, здорово треснулась, прыгая с автобуса. Весь бок синий. Но ничего не сломано, и вообще ей повезло.
- Я потеряла эйтрон. Уничтожила, - уточнила Ивик. Кельм кивнул.
- Позвонишь завтра Шеле, получишь другой. У меня тоже есть лишний, но без радио.
Он сочувственно погладил ее по боку. Ивик встала, надела халат. Принесла флешку и протянула Кельму.
- Посмотрим? - он открыл собственный эйтрон. Ивик сидела рядом, затаив дыхание.
- Ничего, - с досадой сказал Кельм, - тебе вот от Марка и от детей.
Ивик взглядом пробежала письма. Посмотрела на Кельма.
- Про Эрмина -- ничего?
- Опять ничего.
Зря рисковала, подумала Ивик. Надо было прервать сеанс сразу же, как увидела их.
- Ты устала, детка, - Кельм подошел к ней, обнял. Уложил на диван и накрыл одеялом.
- Как думаешь, все чисто?
- Думаю, да, все в порядке. Но ты зря приехал, мало ли что.
- Я знаю, что зря, - мягко сказал Кельм, - я посмотрел новости. А там -- теракт на берегу Кетрона... выясняется, есть ли жертвы... подозреваются, конечно, как всегда, дейтрийские террористы.
- Я боюсь, Кельм, - тихо сказала Ивик, - я человек восемь завалила в Медиане. И на Тверди одного -- не знаю, насмерть или нет. По идее, все чисто. Они меня не засекли. Я еще походила вокруг дома -- все было спокойно. Но все равно зря ты приехал. А вдруг все-таки что-то... тогда они и тебя...
- Не бойся, - Кельм обнял ее, - видимо, действительно -- все чисто. Ничего страшного. Все обошлось.
Он сидел с ней, пока она не заснула. Потом поцеловал в лоб и тихонько вышел.
Он шел по привычным, набившим оскомину коридорам атрайда. Синеватый болезненный свет вспыхивал ярче, едва сенсоры ощущали приближение его шагов. Знакомо-безликие охранники-пайки замерли в углах. Он был один, и не задумывался, почему это так -- раньше ему не позволяли ходить по этому корпусу в одиночку.
Он был на втором этаже, жилые камеры -- комнаты, палаты? - располагались выше.
Ему бросились в глаза дверные ручки, затейливые, блестящие начищенной бронзой, с завитками, изогнутыми, как купол русского теремка. Ручки выбивались из общего безлико-пластикового дизайна. Кельм нажал на одну из них. Дверь подалась почти невесомо.
Это было помещение, где он впервые увидел Эрмина. Здесь оборудование -- односторонне прозрачные (с той стороны) зеркала, функциональное кресло с ремнями, собрание отвратительных приборов. Кресло и сейчас было занято. Кельм подошел ближе, и увидел привязанного человека. Его ноги подкосились, а сердце бешено застучало, потому что это была Ивик.
Она не двинулась и не дрогнула, увидев его. Сейчас она казалась не то, что молоденькой, маленькой. Как в 17 лет. В глазах то жалобное детское выражение, которое только он и видел иногда -- когда она прижималась к нему.
В ушах гремело, а ноги были как ватные. Кто-то сзади окликнул его, "фел Кэр", он повернулся, а двигаться было трудно, словно кто-то сгустил воздух, как в Медиане, есть такой класс оружия, называется "воздушное болото". Кельм рванулся, чтобы преодолеть сопротивление воздуха, вздрогнул всем телом...
Несколько секунд он лежал, осознавая, что Ивик на свободе. Что с ней ничего не случилось. Что жизнь продолжается, все в порядке, все штатно.
Протянул руку и включил бра над головой. Сна ни в одном глазу. Но уже скоро и вставать пора -- можно подняться раньше на полчаса, только и всего.
Кельм отбросил одеяло, сел. Он все еще приходил в себя. Позвонить бы Ивик... но она, конечно, спит. Вымоталась вчера, маленькая. Ноги ткнулись в мягкий пушистый коврик. Собственная спальня приветливо обнимала его. Кельм обвел взглядом -- стенку-гардероб с зеркалами, деревянную неполированную спинку кровати с шишечками, тяжелые, льющиеся к полу шторы, восхитительно пустые углы. Простор.
Что уж говорить, Кельм никогда не был безразличен к удобствам. В каких только условиях ему не приходилось жить и сражаться за Дейтрос; но всегда точила подленькая подспудная мечта, мыслишка -- а вот была бы возможность жить, как они там, в Дарайе, чтобы дом, кожаное сиденье дорогого авто, стриженный газончик перед домом...
Теперь все это есть. Все, чего хочется. Хотелось всю жизнь.
Бог всегда исполняет наши желания -- только почему-то так, что этому уже и не радуешься.
Богатство, комфорт -- вот тебе. Только жить ты будешь в таком напряжении, что некогда будет этот комфорт ни замечать, ни радоваться ему.
Хотел получить Ивик? Получил. Пожалуйста, вот тебе Ивик. Только она выполняет для тебя опаснейшую -- хуже не придумать -- часть работы; и она может в любой момент оказаться в атрайде. Или ее просто убьют. Кельм вспомнил сон и изо всех сил саданул ребром ладони по спинке кровати.
А если этим -- кончится? Все это счастье, весьма сомнительное, надо сказать, счастье -- кончится именно вот так. Ее убьют так же, как девочку Лени убили тогда, когда он только начинал жить.
- Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидел? - спросил Кельм у Бога. Тот, по обыкновению, промолчал.
Кельм встал и открыл окно. Собачий зимний холод ворвался в комнату, тело сразу закоченело. Кельм начал делать зарядку и думал о том, как построить операцию с Кибой.
- Нравится? - спросил Кельм. Ивик, счастливо сияя глазами, вынырнула из мягкой сиреневой утробы авто. Коснулась кончиками пальцев вишневого лака.
- Дорогая...
- Ничего, оно того стоит. Обрати внимание, - он стал листать технический проспект, - приемистость... Сама по себе максимальная скорость. Привод четырехколесный, значит, устойчивость.
- А такая маленькая...
- Но шустрая. Посмотри, какая мощность мотора. И еще очень важно -- оргпласт третьей степени. Это -- пуленепробиваемый верх. Пошли оформлять документы?
- Дороговато, - пробормотала снова Ивик. Кельм хмыкнул, глядя на нее.
- Ивик, ну ты даешь. Не смеши, а? Я непосильным трудом в Контингенте Б заработал свои кровные деньги... может, мне их на пенсию отложить?
Ивик была оживлена, говорлива и даже начала смеяться. Если бы Кельм действительно относился к этим деньгам, как своим -- не задумываясь, выложил бы и больше, только чтобы увидеть ее такой. Все-таки потребление -- это наркотик. Покупка дорогой машины взбудоражила Ивик, гэйна казалась возбужденной и слегка пьяной.
Забрать "Рениту" можно будет после регистрации. Пока что Ивик взобралась на правое сиденье в машине Кельма, и он молча тронул руль. "Лендира" вырулила на въезд, поднимаясь на автостраду, поднятую над городом.
- Машина чистая? - спросила Ивик.
- Да. Говори.
- Мне теперь придется неделю по крайней мере не проводить сеансов...
- Я бы сказал, дней десять. И в течение пары месяцев -- не из города. Теперь у тебя есть машина, можно отъехать километров на сто хотя бы.
Ивик помолчала. Оживление исчезло с ее лица. Она снова была серьезной, спокойной и будто чуть расстроенной.
- Неделю, - сказала она, - или даже меньше, посмотрим. Посмотрим, как будут освещать этот мой теракт, и насколько усилят охрану. Понимаешь, если бы не Эрмин, гори все синим пламенем...
- Я понимаю, - мягко ответил Кельм, - у каждого из нас есть чувства. По мне, так я бы вообще никогда не выпускал тебя на связь. Сам бы это все делал.
- Ты что, свихнулся?
- Я же не делаю этого. И Эрмин подождет. Сходить с ума не надо. Запрос по нему я сделал, уже в четвертый раз. Но пока парень в здании Вель.
- В чем отличие? - спросила Ивик, - то, что с ним там делают сейчас -- это что, мало?
- Это первая ступень. Вторая ступень ломки, - монотонно сказал Кельм, - отличается тем, что все ограничения -- этические, моральные, человеческие -- снимаются. У объекта вызывают психическое состояние нужного качества и глубины с помощью любых, повторяю, любых методов. Если психологи не в состоянии сами провести эти методы... например, не каждый способен убить или мучить маленького ребенка... там есть обученные, подготовленные и заправленные наркотиками специалисты. В принципе, то же делается и в корпусе Вель, но там воздействие все-таки ограничено.
- Господи, ребенка-то зачем? - деревянным голосом спросила Ивик.
- Просто пример. Воздействие в атрайде -- это не только боль. И даже не столько боль. Боль -- очень хороший, эффективный метод, но лишь для определенной цели. Например, расслабить. Подчинить волю. Им нужно расшатать всю структуру психики, от ценностей и идеалов до основных инстинктов -- самосохранения, например. И они это делают.
Он помолчал. Ивик застывшим взглядом смотрела вперед, в лобовое стекло, во тьму, пылающую алыми и золотыми огнями.
- Боль, - добавил Кельм, - тоже используется без ограничений. В нужной точке и нужной интенсивности. Нужной длительности.
Он осекся и выругал себя. Но ведь она спросила.
- Пока с ним этого не делают. Не то, что нет причин волноваться, пойми меня правильно. Но к сожалению, у меня есть свое задание, и оно всегда приоритетно
- Слушай, - сказала Ивик, - у тебя всегда так? Все пять лет, что ты здесь?
- В каком смысле?
- Ну... я помню, как было на Триме. Там были острые ситуации. Бывал риск. Иногда случалось горе, кто-то погиб. Там было всякое. Но там можно было жить. Петь песни, гулять, разговаривать. Водку пить. А здесь? Шендак, казалось бы, здесь богаче и лучше, чем даже на Триме было. Вольготно. Живи -- не хочу. А у меня все это время такое ощущение, как будто мы в Медиане, в патруле, кругом сплошные дорши, и единственная передышка -- это сон. И когда мы с тобой... то кажется, что мы просто от всего, что вокруг -- друг в друга прячемся.
- Кругом сплошные дорши -- это ты совершенно верно заметила, - буркнул Кельм.
- Это не только оттого, что я знаю о твоих делах и переживаю. Это от всего так. От работы моей. От соседок. От людей, которых я вижу вокруг...
- Бр-р... вообще ты права, да. У них здесь так. Вот ты смотришь на все эти дома, дорогие авто, ухоженные палисаднички... И такой покой в душе, так хорошо, да? Покой -- это от инстинктивного ощущения защищенности, кажется, что если люди богаты, то они защищены и счастливы. А на самом деле... ты о своих соседках. А мои, думаешь, лучше? Я как-то видел -- остановилась "Вагда", машина, которую и я себе не могу позволить, там сидит парочка -- муж и жена, и знаешь, как они орали? Готовы были в волосы друг другу вцепиться... Они все живут под стрессом. Каждый за себя. Каждый знает, что в любой момент его жизнь может начисто обрушиться, и тогда -- все. Дно, пособие, атрайд. Многие, кому не везет, сами идут в Колыбель -- да ты, наверное, знаешь...
Он помолчал.
- Но с другой стороны, нам-то чего брать пример... Ты просто очень чувствительная. Все глубоко к сердцу берешь. А мы дейтрины. Нам бояться нечего, у нас впереди только Царствие Небесное. За нами -- Дейтрос. Это сейчас еще из-за Эрмина такая нервная обстановка. И вообще в последнее время как-то навалилось. Вот ты еще попала в прошлый раз... А так, знаешь... ты посмотри, когда у тебя смены после Возрождения, я возьму отпуск -- и мы с тобой в Кейвор смотаемся. Там очень красиво...
- Кстати, а куда мы едем? - сообразила Ивик. С эстакады они съехали на одно из боковых ответлений, но это не был тивел Кельма, они находились рядом с Центром.
- А мы в Эйнорд едем. Сходим в ресторан с тобой. Зря я, что ли, завел себе любовницу, как ты считаешь?
Под ногами лежали тридцать этажей Эйнорда -- гигантского торгового центра, крупнейшего в Маане. За тонкой невидимой стенкой у ног Ивик -- темно-синяя пропасть, вся в огнях. Тусклые цепочки звезд сверху, две неравные цветные луны; снизу город, в золотом и пестром сиянии, отсюда не различить ни окон, ни уличной иллюминации, город до самого горизонта сиял, словно центр галактики. В центре узкой готической стрелой, озаренной снизу, взлетала башня старой Регистратуры. И новая Колыбель на востоке нависла радужным исполинским столбом.
- Я даже не знаю, что, - растерянно сказала Ивик, посмотрев на пластинку меню.
- Давай я помогу. Что-нибудь существенное, ты же с работы, и не ела ничего? Мясо, рыба?
Ивик что-то отвечала. Кельм тыкал пальцами в электронную пластинку, делая заказ. Потом оба они откинулись в креслах, молча созерцая город. Минут через пять поспела официантка с закусками -- безалкогольный крэйс, бокалы, ломтики разнообразных овощей на широких тарелках. Еще через четверть часа подали ужин. У Кельма на блюде дымилось что-то мясное, большие, красные ломти, горки из овощей и чего-то еще неясного. Ивик минут пять только изучала свою тарелку, пробуя то одно, то другое. Рыба была перемолота в фарш и уложена кольцами, в центре каждого кольца -- шарик из овощной начинки; дары моря свободно раскинулись по тарелке, на широких темно-зеленых листьях, в полукольцах лука и ломтиках лимона. Еще на столике оказался подносик с нарезанным сыром восьми сортов; маленькая бутылочка вина. Немного алкоголя в крови у водителя допускалось, Кельм тоже позволил себя половинку бокала.
Кельм ел очень красиво. Как и вообще все делал. Ивик время от времени поднимала глаза и любовалась на него.
- Что тебе пишут? - спросил он. Подразумевалось -- из дома.
- Фаль пишет, не знает, сдаст ли математику. Лодырь он у меня. Может, придется последний год повторять. С другой стороны, это меня не очень расстраивает, учитывая, что он гэйн-велар. Шет наоборот радует. Пишет работу в соавторстве с каким-то иль Греем, вроде, это у них большая величина. Сидит в лаборатории безвылазно. Миа... скучает. Про работу ничего не пишет. Вообще почему-то Миари больше всех жаль. Марк...
Она умолкла. Марк написал нейтрально. Все хорошо, все здоровы, сдали объект, летом обещают отпуск. Даже не написал "целую" в конце. Что, впрочем, и хорошо. Еще угрызения совести начались бы. Ивик ответила ему таким же нейтральным отстраненным письмом.
- А мне опять ничего не написали. Мама болеет... Мне кажется, они как-то уже примирились с тем, что меня нет. Как похоронили.
- Если бы с мамой что-то, они написали бы.
- Да, - согласился Кельм, - поэтому я исхожу из того, что у них все хорошо.
Ивик чуть повернулась в крутящемся кресле, и смотрела теперь не на город под ногами, а на ресторанный зал. Маме Кельма восемьдесят два. И болеет. Отработанный материал, клиентка Колыбели -- конечно, если бы они жили здесь. И не были богаты. Вон за соседним столиком пожилая супружеская пара. Доброе, умиротворенное выражение лиц. У старика прямая спина, и почему-то кажется, что это бывший офицер. Причем эта мысль не вызывает вспышки ненависти, наоборот, уважение, как будто это бравый и гуманный герой одного из здешних многочисленных сериалов (а не реальный дорш -- трусливый, мнящий себя сверхчеловеком, ни на что не способный даже на Тверди, готовый громоздить трупы "неполноценных" не задумываясь).
У женщины в ушах черные опалы. Красивый контраст -- зачесанные назад белые волосы, светлые глаза и черные, приковывающие взгляд драгоценности в ушах.
Этим тоже нет необходимости идти в Колыбель.
И совесть их чиста.
Ведь если кто-то другой идет в Колыбель -- это свободный выбор того, другого. За него никто не несет ответственности, правда? Не скопил денег -- его проблемы. В Колыбель под конвоем не ведут. Правда, могут забрать в атрайд, и там довольно быстро сумеют подвести к мысли, что это -- лучший выход. Но и это будет свободный выбор.
На Свободный Выбор можно молиться, как на идола, подумала Ивик. И еще -- это отличная затычка для совести.
Ивик тихонько доедала с тарелки и осматривала зал. Они не говорили больше, но и это было хорошо. С Кельмом и молчать хорошо. Он прав, Ивик чувствительна. Она легко начинает думать так же, как окружающие. Ведь здесь же хорошо. Как в раю. Прилично одетые люди смакуют приятный ужин. Дорогие туалеты дам, драгоценности; коллекционные костюмы мужчин. Бесшумно снующие официантки в коротких серебристых халатах, все сплошь красавицы. Только музыка портит впечатление своей попсовостью, но она здесь по крайней мере не назойливая, тихая. И в конце концов, не осуждать же людей за то, что у них есть только вот такая музыка?
Здесь -- вершина дарайского блаженства, под ними -- тридцать этажей счастья. Огромных дешевых супермаркетов, распродаж, гор уцененной одежды, сумочек, украшений, залежей шоколада, пирамид дешевой фантастической техники, россыпей детских игрушек. Маленьких пронзительно уютных салонов, в манекенах и диванчиках, в зеркалах, с дорогими коллекционными вещами. Все, что угодно -- на любой вкус, на любой кошелек. Демократично -- для миллионера и даже для сибба.
Вокруг этой башни -- сама Дарайя. Мир, где этим людям -- хорошо, мир, который их полностью устраивает. Он ужасен? Да нет же. Не всем доступны даже вещи с дешевых распродаж? Ну и что, а почему все должно быть доступно всем? Это, наверное, нормально, когда одни живут в сотни раз лучше, чем другие. Не завидовать же, правда? Колыбели? Это свободный выбор человека. Если ему плохо, если он не хочет жить -- он всегда может с достоинством уйти из жизни. Атрайды? Местных-то в них содержат в прекрасных условиях; да и сама идея -- не наказывать преступника, а помочь ему вылечиться и социализироваться... по сравнению с дейтрийскими лагерями.
Вангалы? Ну и что, а почему на войну надо посылать нормальных людей? Это хороший выход. Им безразличны боль и смерть. Их никто не любит и не ждет. Вот и пусть...
Поведение за пределами своей страны, агрессия, эксплуатация и подчинение Лей-Вей? Не будем о мелочах, подумаешь, какие пустяки. Так все делают. Дейтрос все равно хуже.
А так Дарайя -- красивый, хороший, добрый мир. Безопасность. Счастье.
И этот мир мы хотим взорвать, подумала Ивик. С минуту она держала в голове только эту мысль, неприятную, словно чужеродную. И поняла, отчего ни разу -- и даже сейчас -- не испытала в Дарайе хотя бы относительного покоя.
- Вот смотришь вокруг, - сказала она, - все так хорошо, красиво. Богато. Люди вроде бы счастливы. Их жизнь устоялась, они довольны. А мы хотим это все уничтожить.
- А они, довольные, регулярно уничтожают нас, - заметил Кельм, - Ивик, ты что? Это противник. Прорывы дейтрийской границы по статистике -- два раза в неделю.
- Надо мыслить шире, - сказала Ивик, - можно ведь и иначе рассуждать. Например, одна эмигрантка мне сказала, что в этой войне виноваты мы. Вообще в войне всегда виноваты обе стороны, сказала она. Вот если бы мы согласились на все условия дарайцев... а мы еще и Триму защищаем. Чего же мы хотим?
- Перестать быть собой?
- А что? Как у Достоевского: пусть цивилизованная нация придет и завоюет другую, дикую. Хорошо, кого-то они уничтожат. Но ведь не весь народ. И со временем мы будем жить примерно так же, как дарайцы...
Кельм хмыкнул.
- Накатать, что ли, на тебя телегу в Верс...
Ивик засмеялась.
- Давай, катай.
И подумала, что ему это действительно не понятно. Он, наверное, не такой чувствительный. Ему не передается настроение и состояние окружающих. Зато у него есть опыт атрайда, и ненависть к Дарайе -- даже если бы здесь не было Колыбелей и вангалов, даже если бы она была раем -- у него в крови, в переломанных костях, в шрамах. Не вытравить.
Принесли десерт со сложным названием. Ивик принялась ковыряться: целая студенистая гора с белоснежной шапкой взбитых сливок; слой шоколадного пудинга, слой желе, мягких фруктов, сливочный слой, кофейный, лимонный...
- Все равно, - заговорила Ивик, - ведь суть не в этом: сохранить свою национальную идентичность... это все слова, Кель! Уверяю тебя. Я этого накушалась еще на Триме. Словеса, громкие словеса. Нации приходят и уходят... Причем когда они уходят, то вопли о национальной идентичности и святости "нашего, родного, исконного" особенно громки. Если Дейтрос проклят, если он плох -- так и пусть он погибнет. Если Бог и истина -- не за нами, зачем мы вообще нужны? Зачем умирать и убивать -- чего ради, ради амбиций, это наша нация, а не какая-то дарайская, у нас собственная гордость... Глупости какие. Их общество чуть получше нашего, или наше чуть получше их... у них атрайды, у нас Верс... У них Колыбели, у нас нет свободного выбора профессии... у них изобилие, но неравенство, у нас -- мало всего, но зато для всех одинаково. Но простому человеку по сути все равно, где жить. Там -- одни достоинства, здесь другие. Так же и с недостатками. И вот из-за этого, из-за таких пустяков класть жизнь, убивать людей?
- Но ведь Бог и Истина -- за нами, - сказал Кельм. Он взял руку Ивик, поднес ее к губам, чуть наклонился и стал целовать пальцы. Ивик замерла.
- Ты всегда во всем сомневаешься, - сказал он, бережно опустив ее руку. Ивик кивнула.
- Я не хочу уподобляться героям их сериалов, Кель. Они критикуют готанистов, но насколько далеко они ушли от Готана? Да никуда не ушли. Разве что нет той совсем уж одиозной жестокости. Но если мы сами -- только ради какого-то там "национального проекта", ради "своих" - не лучше ли для этих же "своих" будет подчиниться и не воевать больше. Мы все время говорим -- Дейтрос, братья и сестры, семья, родная земля... за спиной у квиссанов спит родная земля. У них есть родная, у нас есть... Так и будем воевать до скончания века за свои родные земли. А смысл?
- Ты права, Ивик, - согласился Кельм, - и вообще хорошо, что ты это говоришь. Обычно не задумываешься о таких вещах. А ведь это так. У земли есть тело. И есть душа. Иногда... в особенно тяжелой ситуации... ты воюешь уже только за тело. Только потому, что там -- свои, а это -- чужие. Чужих надо убивать, своих защищать. Древний инстинкт, у дарайцев кроме этого, ничего и нет. Но ведь на самом деле душа важнее. Потому что она связана с Богом. Ты вот говоришь -- взорвать этот мир... А мы хотим, может быть, разбудить его душу... Иногда и разбудить можно только взрывом.
Ивик заметила, что десерт уже почти исчез. Кажется, расслабиться опять не удалось. А может быть -- и шендак с ним, с расслаблением этим.
- Как я начал работать с местным Сопротивлением, - произнес Кельм. Они лежали на раскинутом диванчике в квартире Ивик, под слепяще белым пододеяльником. Голова Ивик -- на плече Кельма.
- Все это довольно сложно. Прежде всего, это, конечно, не было моей задачей. И разрешили мне это далеко не сразу. Но я сумел убедить командование. Все началось как раз с Виорта. Ему тогда было пятнадцать. Ребятишки, они сначала рады и счастливы, что их взяли в интернат. На учебу сильно не давят, игры, обеспечение по высшему уровню... А со временем, когда Огонь начинает сдавать -- они это замечают и переживают. Кто-то не замечает: не получается больше, не идет -- ну и что? Есть много других удовольствий. А для кого-то это тяжело. Многие уходят на хайс, на прочую дурь... Потому что это все поначалу дает замену, повышает СЭП. Потом, соответственно, привыкание к наркоте, зависимость, деградация... Поэтому ж родители и не приходят в восторг, когда детей берут в Лиар.
- Я заметила, - подтвердила Ивик, - интернатские считаются чуть ли не инвалидами... будто у них психические нарушения. Этого стесняются...
- И ведь это -- несмотря на деньги! Так вот, конечно, большая часть этих ребят потом жить не может. Идут в Колыбель, или просто -- пьянка, наркотики, деградация. Но некоторые... а Виорт очень умный мальчик -- некоторые понимают, в чем дело. Ви пришел к выводу, что я могу ему чем-то помочь. Ведь я дейтрин, и мы больше должны знать о том, что такое Огонь. Я был вынужден частично открыться ему, конечно. Но это допускается в рамках вербовки. Мы создали группу из таких же, как он. Обо мне знают всего трое мальчиков. Остальные -- под их руководством. Вербовка, конечно, своеобразная -- я мало для чего могу их использовать. Но в итоге из этого получилось кое-что интересное.
- Да уж! И как ты добился того, что у них сохраняется Огонь?
- Я, конечно, не психолог и не куратор, - усмехнулся Кельм, - но некоторые меры очевидны. Умственная и физическая дисциплина. Творческая атмосфера в группе. Но со временем я пришел к выводу, что убивает их в первую очередь отсутствие общественной цели. Нельзя творить для себя самого и только для себя самого. Пока они дети, они могут это делать для группы, для себя. Им достаточно осознания "мы -- группа, друзья, мы хотим добиться чего-то большого и важного". Но потом ведь надо дать им понять, что это именно -- большое и важное. Нужна конкретика. Так я вышел на изучение дарайского общества в принципе...
- А отец Кир? Он, как я поняла, тоже связан с этим проектом?
- Ты знаешь, - задумчиво сказал Кельм, - это было для меня удивительным открытием. Но... Получается так, что крещение -- сам по себе акт крещения дарайца... в общем, оно уже -- незаметным образом, конечно, но если смотреть статистику -- повышает СЭП. Конечно, это не обязательно рассматривать мистически. Психологически это -- клятва определенным идеалам. Ощущение причастности к Дейтросу, а Дейтрос связан с Огнем... но может быть, это мистика. Точно не скажешь.
Он помолчал.
-- С Киром мы были знакомы до того. Я таких хойта еще ни разу не видел.
Ивик подумала. Она видела много разных хойта. Некоторые из них казались святыми. Хотя скорее были просто яркими личностями, индивидуальностями и умели производить впечатление. Отец Кир -- тоже яркая личность.
Хотя, конечно, вызывает уважение то, что он пошел добровольцем в Дарайю. И еще, он не ставит себя выше гэйнов. В самом деле, если в миссии гибнет священник или монах, его считают святым. Но погибший в бою, даже героически погибший гэйн -- это так себе, обычный человек. Если хойта вообще идет в опасную миссию, он делает это ради Господа и тоже практически святой. Для гэйна опасность и самоотверженность -- норма жизни. Так уж сложилось. Так все считают. Но не отец Кир.
Но с другой стороны, его отношение к греху. "Мужество христианина, - вспомнила Ивик какой-то дейтрийский текст, - заключается в том, чтобы назвать грех собственным именем. Честно сказать, что это -- грех, и что таковые Царства Божия не наследуют"... В общем-то, тоже понятная логика и железный аргумент. Неприятная логика, но понятная. А отец Кир не такой.
- Кир окрестил наиболее надежных, - сказал Кельм, - теперь, когда двое из них должны покинуть интернат, он возьмет их под опеку. Я не могу и дальше этим заниматься, это все же не моя задача. Я и так еле убедил командование, что должен это делать. Потом мне пришлось заняться структурой дарайского общества в принципе. Оно ведь неоднородно. Оно значительно более, как они выражаются, тоталитарно, нежели Дейтрос. В Дейтросе под коркой запретов, Верса, дисциплины -- люди думают на самом деле гораздо более свободно, и разнообразие взглядов, характеров, идей куда больше. Здесь же не просто намордник надевают, здесь лезут непосредственно в мозг. И не только атрайды, психологи, но вся эта система... массовая информация. Оружие массового оглупления.
- Реклама и все такое. Это верно, - согласилась Ивик.
- Человеку не запрещают мыслить и творить -- его просто делают неспособным к этому. И все равно здесь есть какая-то оппозиция.
Кельм протянул руку и достал свой маленький эйтрон. Положил на колени -- себе и Ивик, так, чтобы хорошо было видно. Раскрыл.
-- Схему мне, кстати, отец Кир начертил, и я с ней сверяюсь временами, полезная штука. Он тоже много размышлял о здешнем обществе и о воздействии на него. Вот глянь...
На экранчике возникла схема. Ивик вгляделась.
-- Видишь, это само устройство дарайского общества. Наверху -- правительство и бизнес. Правительство выбирается демократически. По факту это выбор из 2х партий -- Социальной и Прогрессивной. Отличаются они друг от друга незначительными деталями, ведут по сути одну и ту же политику. Есть еще 4-5 партий, набирающих менее 5% голосов на каждых выборах, это разная экзотика для людей с необычными наклонностями, например, партия гомосексуалистов. На том же уровне -- крупный бизнес; фактически все члены правительства -- одновременно крупные бизнесмены, а владельцы корпораций официально через общественные объединения или неофициально влияют на правительство. Но это еще не все... заметь, что правительство каждые 5 лет сменяется. А вот крупные состояния навсегда в одних руках. 10% семей владеют 80% национального богатства Дарайи. Как ты думаешь, кто фактически управляет этим миром?
- Понятно, - хмыкнула Ивик, - это еще на Триме было понятно. Там все точно так же. Там, где есть крупные деньги...
- Поехали дальше. Далее -- уровень силовых структур. По сравнению с Дейтросом он огромен. В Дейтросе у нас только Верс и подконтрольное ему управление гэйн-велар. А здесь, во-первых -- собственно органы охраны порядка, пайки, внутренние войска. Гигантская армия по сути. Министерство по борьбе с терроризмом содержит и вангалов, и пайков, это всего раза в два меньше внешней армии, брошенной на Дейтрос. Второе -- система психологии и психиатрии, то есть атрайды, школьные психологи, производственные, социальные, домашние, наблюдающие. Каждый человек с детства под колпаком, просвечен, за его психическим здоровьем -- то есть лояльностью Дарайе в том числе -- тщательно наблюдают. При необходимости корректируют. Третье -- СМИ. Это индустрия, в которой талантливых людей нет - если таковые вдруг появятся, их все равно перекупит лиар. Мощная индустрия, производящая качественную, профессионально выполненную продукцию; включая рекламу, обработка мозгов в нужном ключе. Телевидение -- любимое развлечение дарайцев. Альтернатив нет. На Земле есть альтернативы, есть, например, театр, встречаются и на телевидении талантливые, неординарные люди. А здесь -- их нет.
- Это я уже поняла.
- Ну и третий уровень -- собственно, люди. Да, особняком стоит армия, которая якобы защищает Дарайю от злобно-агрессивных поползновений Дейтроса. А люди... это средний класс, мелкие предприниматели и наемные работники, делящийся в зависимости от доходов. А также сиббы, ну и генетически измененный контингент.
Ивик вдруг почувствовала ирреальность происходящего. Могла она представить такое -- например, год назад? Перед прошлым Рождеством? Она еще тогда валялась в госпитале, училась ходить, скрипя зубами от боли. Обманутая, оскорбленная, но верная жена. Теперь же вот она -- в постели с чужим мужчиной, и не с кем-то, а с самим Кельмом, и еще более дико -- он объясняет ей основы дарайского обществоведения. И вообще они в Дарайе.
- Ну а теперь о сопротивлении и наших возможностях. Конечно, мы работаем с сопротивлением, - вернул ее к реальности Кельм, - но мало. Да и работать почти не с чем. Дарайское правительство выбрало универсальный прекрасный способ борьбы с инакомыслящими, до которого сейчас додумались и на Земле. Способ называется терроризм. Ты понимаешь, что мы не проводим диверсий в самой Дарайе, это не только опасно, но и бессмысленно. Единственной осмысленной диверсией было бы реальное уничтожение всей верхушки бизнеса и правительства, но это невозможно, они не локализованы. Но министерство борьбы с терроризмом -- а там есть, как ты понимаешь, и наши люди -- содержит тайный отдел, в ведении которого -- хорошо подготовленные бойцы, их задачей являются мелкие террористические акты. То есть они сами их и проводят.
- Абсурд какой-то, - сказала Ивик.
- Да нет, блестящая идея. Если два-три раза в год в Дарайе пустят под откос автобус -- желательно с мирными жителями, взорвут энергостанцию или убьют парочку детей -- это...
- Понятно. Население в ужасе, любые меры по отношению к инакомыслящим оправданы, Дейтрос надо мочить до победного конца....
- Ну да. Ведь все же это дейтрийские террористы! Или связанные с ними местные неугодные организации... Терроризм -- это волшебное слово. Если нельзя приписать кому-то терроризм, то можно -- его поддержку. Но давай теперь к самому сопротивлению в Дарайе. Во-первых, это оппозиция в самом правительстве и бизнесе. Но реальной, нормальной организованной оппозиции -- нет, есть только ее иллюзия. Что нас может интересовать -- небольшая, малоизвестная фракция внутри Социальной партии, они называют себя "звездными". Из-за пункта программы, который требует активно исследовать Медиану и физический космос. Но кроме этого, у них есть социальные требования: повышение пособий сиббам, выплата пособий до конца жизни; Колыбель только по медицинским показаниям; социальная защита работников... Все это, ясное дело, нереально.
- Ну да: если сиббам повысят пособия, кто будет рожать вангалов...
- Вот именно. И кто будет держать работников в страхе и конкуретной борьбе за рабочее место? Звездных считают кем-то вроде шутов, вечно выставляют в идиотском ракурсе, критикуют за каждую мелочь... Да их и мало, и никакого влияния они не имеют. Далее... Здесь есть христианская церковь. Вот она часто связана с Дейтросом, и это реальность. Но... узнать о ней можно лишь случайно; даже вскрытые общины уничтожают потихоньку, никаких сообщений в новостях. Да и их очень мало, Ивик. Ну и естественно, так сказать, церковь поддерживает терроризм, ты же понимаешь.
- Естественно.
- Далее. Еще интересная группа движений, обычно не связанных с церковью. Хотя бывают даже и связанные, но редко. Это -- движения Красной Идеи. Она, похоже, неистребима и вечна, как и церковь. На Триме они представлены, например, марксизмом. Похожие экономико-социальные учения есть и здесь. В самом деле, это лишь вопрос развития общественной науки. Мы в Дейтросе тоже пользуемся похожими схемами, но мы, в отличие от Тримы, никогда не превращали науку в идеологию. Это я отвлекаюсь. Самые крупные из движений красной идеи -- это... во-первых, народники. Они все опираются на низшие слои населения, но народники -- в особенности. Их цель -- просвещение народа, очищение мышления людей от промывки мозгов СМИ... точечное информационное воздействие. Благородная цель... невыполнимая. В глазах населения народники -- это теоретическая основа терроризма. А вот настоящие террористы -- это так называемые Красные Отряды. На самом деле ничего подобного они не делают, терроризмом никаким не занимаются... Но исповедуют революционную идеологию. Занимаются пропагандой и агитацией, верят в то, что когда-нибудь на Дарайе наступит революционная ситуация... кстати, большинство из них и Дейтрос тоже ненавидит и считает готанистским. А в общем-то люди хорошие. Но та же история -- их мало. Лет тридцать назад о них еще было слышно, их ругали, показывали по телевидению душераздирающие сцены про жертв террора... а сейчас вообще глухо. Но красные отряды еще существуют.
- Действительно, от тебя я впервые слышу обо всем этом. Меня ни в Дейтросе не готовили в этом плане, ни здесь я ни разу не встречала упоминаний...
- Это замалчивают. Впрочем, этих людей и мало очень. Но они есть. А как говорили на Триме, из искры возгорается пламя. На Дейтросе не было смысла тебе это давать, ты же не готовилась к работе с местными. Ну и четвертый подвид сопротивления -- это молодежные неформальные движения... их много. Их ты знаешь. Самые крупные -- сьолы, невидимки, рыцари ночи. Это сейчас. Они то появляются, то исчезают. Они легальны. Под девизом "чем бы дитя не тешилось". Почему я вообще отношу их к сопротивлению... В какой-то мере они некомформны. Ясное дело, большинство- это избалованные дети ,обычно не бедные, эльфы, живущие в своем эльфийском мире... Хайс, гош, алкокрэйс с добавками. Их идеологи и создатели -- это обычно наши интернатские ребята. Они талантливы, а вокруг одного талантливого человека может собраться две сотни бесталанных, но отчасти нонконформистских последователей. Вот был такой рэйк-певец, Ликан.
- Да, я слышала... кстати, еще удивилась, потому что ранние композиции у него -- вполне настоящие.
- Так ранние он и написал, еще будучи в Лиаре. В интернате. Лет с 15 начал. Поздние -- уже полная лажа. Но последователям все равно... Вокруг огня всегда садятся прохожие. Ликан ничего не проповедовал. Но он был талантлив. Фактически создатель рейковой субкультуры. Все эти треугольники, в татуировках и пирсинге, рисованные цепи на теле, налет культуры Лей-Вей; определенные виды граффити; свой язык, прически... Разрабатывали все это уже последователи. Сейчас там Огня не найдешь, а Ликан, обкуренный, разбился на машине. Все это типично... Все молодежные движения так и возникали. Большинство из них... - Кельм поморщился... - те же обыватели, даже еще хуже. Но среди этих ребятишек есть те, кто хочет реальных перемен. И живет в реальном мире, и недовольны этим миром. Не обязательно же быть талантливым, есть много простых нормальных людей, которые тоже хотят жить иначе. Их надо искать. Вербовать. Надо создать широкую сеть, которая этим бы занималась... У нас ее пока нет.
- И ты этим занимаешься?
Кельм помолчал.
- Этим занимался Гелан. Но там, на другом материке. Я долго думал, как подступиться к этому, но сейчас уже занимаюсь. И получил разрешение. Нас здесь мало. И все это очень трудно. Отец Кир, собственно, тоже занимается этим же... Невольно.
Ивик прижалась к нему, спихнув эйтрон на край кровати. Кельм с удовольствием ответил на объятие.
- Да уж, невинными овечками нас не назовешь, - сказала Ивик, - если нас убьют, то за дело.
- Так это же лучше, - ответил Кельм, - когда человека есть за что убить. Что же это за человек такой, если его даже убить не за что.
Кельм не любил своего непосредственного начальника, Грая Торна, директора лиара. Когда-то Гелан, спасший самого Кельма, занимал именно это высокое положение -- он был внедренцем, обладал дарайской внешностью. А Кельм -- простой консультант. Спору нет, положение таких консультантов очень надежно, обеспечено, им доверяют. Но вот сделать из этого положения можно все-таки не так много. Приходится подчиняться начальству.
Торн был Кельму неприятен. С зализанными назад белесыми волосиками на неровном черепе -- Торн лечился от облысения -- с длинным носом и гипертиреозными рыбьими глазами. В серой униформе лиара напоминающий какого-нибудь преданного готанского офицера из кино. Еще добавить золотой косой крест на плечи, лающую речь, хлыст на поясе.
Но отношения у Кельма с Торном сложились хорошие. Начальник молча указал ему на стул напротив. Кельм уселся, закинув ногу на ногу.
- Как продвигаются дела в интернате? - поинтересовался Торн.
- Четверо, кажется, идут на увольнение. Уже старые. Естественный процесс. А так... По контингенту Б. Холен выдает хорошие маки. Один мог бы заменить весь интернат. Хотя уровень СЭП у него и был невысокий, и сейчас падает. Все-таки боевой опыт -- это незаменимо.
- А вы для чего, Кэр? Вы и зачислены консультантом, чтобы учить детей.
- Видите ли, в Дейтросе учат не так...
- Мы не в Дейтросе, - сообщил Торн, - у детей есть родители. Поэтому извольте работать так, как предписано.
Кельм пожал плечами. Не спорить же.
- Надо подумать о пополнении контингента Б. В нашем атрайде сейчас обрабатывают пленного. Но результат пока неясен. Нет ли чего-то в других атрайдах по городу? - поинтересовался Кельм.
Торн протянул руку с сигаретой, стряхнул пепел в узорную медную вазу на широком столе.
- Другие атрайды работают на другие лиары. Кроме того, я бы не рассчитывал на вашего пленного. Предположим, он останется в живых после обработки. Но ему 17 лет! С тем же успехом вы можете взять детей из интерната.
- О нет, - возразил Кельм, - ничего подобного. Это дейтрийский мальчик. У него минимум три года боевого опыта. Интенсивное обучение в квенсене. Психология взрослого. Он будет хорошо работать.
- Не знаю. Впрочем, это не наше дело, это они там, в атрайде, пусть маются...
- Я мог бы захаживать, посматривать, - предложил Кельм, - может, лично поговорить.
- Это мысль, - согласился начальник, - сходите. Я поговорю с Илейн, пусть она подключит вас. Надо их контролировать... Теперь о новичках -- вы их проверили уже?
Кельм вспомнил -- вчера в интернат привезли еще пятерых подростков. Среди них была девочка, о которой говорила Ивик... интересная девочка. Келиан Инэй.
В группе Кельма девочек почти не было. Почему-то. Но эта, конечно, будет в группе. Ивик просила обязательно присмотреть.
- Да, уже проверил, - сказал Кельм, - хороший уровень, хорошие задатки. У двоих -- тех, что из провинции, выраженный талант художников. Еще есть хорошая девочка, Инэй. Поэтесса. Рейковый стиль. Двое меня меньше впечатлили. Но посмотрим.
- Хорошо, Кэр, - похвалил начальник, - быстро работаете. А что все-таки с Холеном?
- Обычное дело, - Кельм скорбно опустил глаза, - вы ведь понимаете...
- Не особенно. Я ведь не дейтрин.
- То же самое случилось и со мной. Пропало желание... а без желания работать, к сожалению, о СЭП невозможно говорить.
- Проклятый меня забери, да почему у гэйнов в Дейтросе желание работать не пропадает до самой смерти, а у вас... Может, вас надо держать в камерах на хлебе и воде и еще пороть каждую неделю?
Кельм пожал плечами, от оскорбления чуть дрогнули уголки губ -- но и только.
- Вы покупаете нас. Там у нас Родина, там идеи, которые нам внушают с детства. А какой смысл работать на вас, сидя на хлебе и воде? Вы покупаете и платите. Но денег хватает не надолго. Есть вещи, которые не купить за деньги.
- Что же вы продались, раз понимаете это, - поддразнил Торн. Кельм прямо взглянул ему в глаза. "Хорошенький нам предоставляют выбор". Но потом улыбнулся и сказал.
- Может, если оклад повысить, и СЭП возрастет?
Садясь в машину, Кельм размышлял, не стоило ли все же взять санкцию у Торна на работу с Кибой. Убедить начальство, что биофизик сделал решающие открытия в области исследования СЭП, забрать официально в лиар. Хотя это может не получиться, из атрайда так не выпустят никого, атрайд -- мощнейшая сила. А контакт с Кибой тогда станет особенно затруднен.
Нет уж, лучше оставить все, как есть. Операция продумана, если все выйдет - он убьет двух зайцев одним выстрелом.
Дождь шел со снегом, сек лобовое стекло, силясь проникнуть в уютный, теплый мирок салона. Фары с трудом прорезали мозглую темень. Радио предупредило о пробке на третьей эстакаде -- Кельм свернул в объезд. В туннель под жилыми кварталами -- здесь, по крайней мере нет ледяного дождя, с усилием размазываемого по стеклу щетками. Кельм думал о предстоящей операции и чувствовал правым бедром воображаемое тепло -- как если бы рядом сидела Ивик. Какая-то часть его существа таяла от нежности и беспокойства. Может, позвонить ей еще раз... да нет, на работе она. И вообще не надо лишний раз. Кельм поймал себя на том, что улыбается.
Он ехал на встречу с агентом, своим подчиненным, которому предстояло пройти пластику внешности - а затем проникнуть в Южный атрайд.
Мэрфел Киба все еще был похож на гнома. Но похудевшего и остриженного. И волосы, и борода коротко, аккуратно подрезаны. Изменилось выражение глаз -- синих буравчиков, когда-то остро сверкавших из чащи морщин, теперь настороженно-тусклых.
Это выражение, да еще атрайдовская одежда, пижама в серую клеточку, шлепанцы -- какой там "мэрфел", профессор, уважаемый ученый; просто пациент психиатрической клиники. Старый, жалкий, смешной. Киба был необычно маленьким для дарайца, чуть не на голову ниже дейтрина. Гном. Когда они сели, впрочем, разница в росте перестала ощущаться.
Помещение для свиданий было маленькое, с желтоватыми стенами, почти пустое -- два кожаных диванчика и журнальный стол посередине. Видеокамер не было, но за непрозрачным, отливающим серым блеском окном в одной из стен, безусловно, сидели охранники или даже кто-то из психологов. Дейтрин безразлично скользнул взглядом по окну. Он был подготовлен к этому варианту.
- Здравствуйте, мэрфел, - начал он, - я кое-что посмотрел в сети по вашим работам, и вот -- захотелось встретиться с вами лично. Я имею в виду, конечно, ваши последние работы, по облачному телу...
- Вы ведь не ученый? - уточнил гном. Дейтрин смущенно улыбнулся.
- Нет, я всего лишь практик. Видите ли, я работаю в лиаре... вам ведь сообщили?
- Ничего мне не сообщили. Сказали, какой-то дейтрин. Нас тут, знаете, не балуют информацией. Я даже имени вашего не...
- Меня зовут Холен иль Нат, - сказал агент спокойно.
Карточку на это имя агент получил от стаффина иль Кэра, вместе с легендой и инструкциями.
- Я действительно дейтрин, но вполне сознательно работаю в Лиаре. Я сторонник демократии, свободы и гуманизма. Но дело не в этом. Как практика, меня интересует именно практический аспект. Почему такая колоссальная разница между дейтринами и дарайцами в области создания медианного оружия. Почему мы вынуждены использовать подростков, почему они со временем теряют СЭП. Почему даже признанные дарайские творцы, работники сферы искусства, не способны создать сколько-нибудь работающий медианный образ. Я консультировался с другими учеными. Мне показалось, что вы подошли довольно близко к решению...
На протяжении его речи старик все более выпрямлял спину, поза его была напряженной, глаза нервно загорелись.
- Вы ошибаетесь, - сказал он сухо, - я действительно написал одну работу на эту тему. Но это была сырая работа. Выводы... возможно, ошибочные. Слишком мало экспериментального материала. Словом, я не могу ничего утверждать. Кроме того, если вы удосужились ознакомиться с проблематикой, вы не можете не знать официально принятой теории расовой дифференциации.
- Если я правильно понял, эта теория говорит о принципиальном расовом различии дейтринов и дарайцев. Оно заключается в том, что дейтрины находятся на промежуточной ступени эволюции и всю жизнь сохраняют некоторые качества, которые у человека... у дарайца проявляются только в детстве. Одно из этих качеств оказалось положительным, это способность к созданию медианных образов. Кроме этого -- психологический рисунок подростка, иерархичное поведение, иной гормональный состав... я правильно излагаю?
- Да, совершенно верно, - Киба откинулся на спинку дивана.
- У этой теории есть слабые места, писали вы...
- Я не готов сейчас обсуждать это с вами, - тихо сказал Киба. Агент взглянул на него с непонятным выражением.
- Это неважно, - сказал он, - все это теория. Мне нужна практическая альтернатива. Я думаю хотя бы о том, нельзя ли... э... хотя бы часть людей сохранять на стадии развития дейтрина. Пока идет война, и это необходимо. Ведь производим же мы вангалов.
Киба пожал плечами.
- Очень может быть. Но видите ли, при современном состоянии науки все это прекраснодушные мечты. Реальное вмешательство в геном с целью создать творца -- недостижимо. Вангала, знаете ли, создать значительно проще. Рушить -- не творить. Мы пока даже приблизительно не представляем механизмы наследственности, проклятый меня раздери, мы даже не можем договориться о том, какие именно свойства фенотипа здесь работают. И потом -- это к генетикам, не ко мне.
Дейтрин огорченно хмыкнул. Повертел в руках прихваченный журнал "Вопросы психофизиологии".
- Да и чем я могу вам помочь, я ведь не педагог, не психолог. Как ваших подростков заставить работать дольше -- я не представляю. Даже если бы я и действительно как-то решил проблему различий облачных тел. У вас -- обычные дарайские подростки.
- Жаль. Я рассчитывал получить от вас... просто какой-нибудь ответ. Ответ, который поможет мне приблизиться к пониманию.
- Ведь вы дейтрин. Вы и выросли в Дейтросе?
- Да.
- Вы должны что-то знать об этом. Может быть, даже больше нас.
- Ах, оставьте. Дейтрос -- это пропаганда. Дарайцы прокляты Богом, отказались от Бога, поэтому не способны творить. Вот и все, что нам долбят. Это чушь несусветная -- можно подумать, на той же Триме было мало отличных творцов-атеистов. Да и у нас в языческие времена... Наука здесь ни при чем. Свойств, которые обеспечивают нашим гэйнам -- заметьте, это тоже лишь небольшая часть населения -- способности творить, дейтрийская наука тоже не открыла.
- М-да, - протянул Киба, - но честно говоря, что ваша пропаганда, что наши представления об этом -- недалеко друг от друга ушли. То, что у нас об этом говорится -- тоже... в общем-то дремучие суеверия. Идеология... - он вдруг осекся.
- Как вам вообще здесь? - спросил агент, - Лечение идет успешно? Может быть, вам что-то нужно? Вас ведь не посещают...
- Спасибо. Лечение... шансов мало. Вероятно, здесь я и закончу свои дни.
- Как-то вы уж очень пессимистично.
- Ну что вы, я оптимист. Скоро вот очередной курс нейролептиков, тогда я вряд ли смогу с вами адекватно поговорить. Но спасибо за посещение, доставило удовольствие... спасибо.
- У меня к вам еще один небольшой вопрос.
Дейтрин протянул старику журнал.
- Здесь, на странице шестнадцать есть статья. Я прочитал, и мне показалось, что автор как раз выдвигает интересную идею. Что вы об этом скажете?
Он напрягся внутренне. Киба быстро перелистнул журнал.
- Обратите внимание на синий шрифт. Темно-синий, - спокойно сказал дейтрин.
Статья действительно была на нужную тему, хотя никаких особых идей там не выдвигалось. И синий шрифт там был -- правда, светлый, почти голубой, вставки голубого цвета. Для тех, кто смотрит с той стороны стекла. Но незаметно для них в тексте еще там и сям раскиданы буквы, выделенные темно-синим. Очень темным. Лишь обладая острым зрением, можно увидеть эти буквы и вблизи.
Темно-синими буквами, если читать только их, в тексте было выделено послание Кибе.
"Мэрфел я готов помочь вам в бегстве из атрайда и нашего мира на триму это ваш последний шанс от вас мне будет нужна определенная информация если вы согласны только произнесите слова в этой статье зерно истины ждите спокойно я выведу вас через пару дней это риск но у вас есть шанс на полноценную жизнь на триме"
Киба читал долго. Выражение его глаз менялось. Дейтрин спокойно откинулся на спинку дивана, сложил руки на груди и наблюдал за ученым.
Прошла вечность.
Потом биофизик поднял голову и сказал.
- В этой статье есть зерно истины. Несомненно.
Дейтрин энергично кивнул.
- Я так и думал! Все-таки не зря я вас нашел.
- Не рассчитывайте на многое, - Киба протянул ему журнал, - идеи такого рода выдвигались и раньше. Мне это тоже приходило в голову. Но... не знаю, не знаю. Есть слабые места. Но вы этого не поймете. Представьте хотя бы уравнение Лода, описывающее нервный импульс... ах, о чем я, вы же не понимаете этих вещей. Нет, Холен. Видите ли, это все же -- не для дилетантов. Похвально, что вы интересуетесь наукой. Но я советую вам делать свое дело...
Он встал. Дейтрин протянул руку и энергично пожал костлявую вялую ладонь ученого.
- Я и делаю свое дело, мэрфел. И стараюсь сделать его как можно лучше.
За широкими, залитыми тьмой окнами, двигалась гроза. Ветер и ливень хлестали по стеклам, и даже отсюда, из каминного уюта, ощущалось, как там, снаружи, холодно и промозгло. В такую погоду надо сидеть на диване, завернувшись в одеяло, пить глинтвейн или чай с настойкой, под ласковое бормотание телевизора. По экрану метались цветные пятна, Ивик лишь краем сознания воспринимала их. Она прижалась к Кельму, широкая и горячая рука обнимала ее плечи. Столик с подогретым чайником, со стаканчиками, чашками, бутылкой, печеньем, замер у ног, как собака. Кельм повернул голову и тихо перебирал губами ушко Ивик. Его происходящее на экране вовсе не интересовало. Там прыгало и искрилось очередное шоу. Ивик присмотрелась. Ведущая, почти голая, в серебристых блестках, орала что-то в микрофон. Разнокалиберные участники с лицами растерянных простофиль топтались на возвышении. Две бабы в бикини на импровизированном ринге что было сил лупили друг друга мешками. Кажется, одна участница должна была вытолкать другую...
- Слушай, а зачем у нас телек работает?
- Не знаю, - Кельм протянул руку, нащупал ленивчик. Гостиная погрузилась в целомудренный сумрак, в тишину, нарушаемую лишь барабанной дробью дождя по стеклу. Теперь Ивик и Кельм остались только вдвоем. Пропала иллюзия обыденности, суеты, чужого дневного присутствия.
- Плохо, что нет эйтрона, - сказал Кельм. Отпил немного чаю.
- Шела передала, что новое оборудование через три дня будет, - виновато сказала Ивик.
- Ну ладно, ты не напрягайся из-за этого. Ничего срочного нет. Маки передать мы всегда успеем. А так...
- У меня вообще пропадает понимание, что я здесь делаю. Ем, гуляю, встречаюсь с тобой, хожу на работу. Пишу.
- Брось, - сказал Кельм, - люди здесь чуть не годами без задания живут. Законсервированные. И ничего, а куда деваться. Живи себе спокойно, не напрягайся.
- Как же тут -- и не напрягаться...
- А чего напрягаться? Скоро Рождество. Радоваться надо.
Ивик вспомнила отца Кира.
- Кир пригласил меня в гости... сказал, что отслужит даже для меня. Я даже не знаю...
- А почему нет? Что здесь такого? В Дейтросе же мы всегда...
- Да, но видишь ли, - сказала Ивик, - ведь мы с тобой...
- Мы вроде с тобой никому не мешаем, правда?
- Знаешь, - сказала Ивик несчастным голосом, - я об этом думала. Наверное, мы были неправы. Еще тогда, в Питере. Нам с тобой надо было быть... ну просто друзьями. Понимаешь? Друзьями. А мы все разрушили.
- А друзьями -- это как? - спросил Кельм. Он поставил свою чашку на столик и снова обнял Ивик. Его рука всегда ложилась самым удобным образом, именно так, как ей, Ивик, было особенно приятно. И наверное, ему самому тоже.
- Ну... у нас же могла быть просто хорошая крепкая дружба.
- А мы с тобой и так друзья, разве нет? Товарищи. Мы с тобой работаем вместе. И вообще.
- Кель! Ты же понимаешь, что я имею в виду. Не надо было нам с тобой... так. Телесно.
- А как именно нельзя? - поинтересовался он, - вот так, например, можно? - он чмокнул ее в щеку, - а вот так? - рука взлохматила ее волосы на затылке, - а вот так, - он крепко прижал ее к себе, - можно? Это же еще не нарушение.. чего там -- заповедей, канонов?
- Нет, но...
- А вот так можно? - он поцеловал ее в уголок губ, - а так? - рука щекотно и нахально проникла под блузку. Ивик захихикала.
- Тьфу, какой ты хулиган!
- Нет, ты мне скажи, - не отставал Кельм, - вот покажи конкретный момент, где еще можно, а где уже нельзя, безобразие. А то -- ну откуда мне знать?
Он стал целовать ее. Ивик ответила. Огонь в камине отбрасывал гигантские тени, качающиеся на стенах, пугающие -- если смотреть на них, и дождь с неослабевающей силой барабанил в окно. Потом Ивик лежала в кольце его рук, притихшая, ощущая странную, лишь в последнее время знакомую ей наполненность, законченность, чувство окончательного и безмерного покоя.
- Страшно подумать идти сейчас куда-то, - выговорила она наконец, - но ведь придется.
- Хочешь, я отвезу тебя завтра на работу с утра, - Кельм тут же сообразил, что это будет неудобно, и Ивик сама ответила.
- Ну да, а потом опять к тебе -- машина-то моя здесь, у тебя стоит... в общем, можно уже и переселиться.
- Как твои соседи -- от зависти не лопнули?
- Хэла перестала здороваться.
- Да что ты!
- Ага. А вчера встретились в стиралке, она этак глаза прищурила и спрашивает -- а что твой-то, жениться не собирается?
- А ты чего?
- А я: да вот еще, я еще подумаю, за старика такого замуж-то. А она фыркнула и пошла.
- Да-а, Ивик, как это ты -- за такого старика? Себя не ценишь...
- Не приставай, - она выскользнула из-под одеяла, - ехать надо уже.
Потом нагнулась и поцеловала его в один зажмурившийся глаз, в другой.
- Ты моя радость.
Кельм накинул плащ и вышел ее проводить. Держал над головой Ивик большой зонт, пока она садилась в Рениту, а потом сунул зонт ей на заднее сиденье. Смотрел через тусклое темное стекло на белое плохо различимое пятно ее лица, руки, лежащие на полукруглом руле-штурвале. Каждый раз, когда она уходила от него, горестно сжималось сердце. Будто они никогда больше не увидятся. И ведь это вполне возможно.
Как люди живут -- каждый день вместе, рядом... без опасности, без риска, без понимания, что другой может умереть в любой момент.
Но ведь на самом деле все смертны. Просто все предпочитают не думать об этом.
Он стоял под дождем, без зонта, в одном только плаще, уже промокающем на плечах, провожая взглядом задние ярко-зеленые огни Рениты. Потом развернулся резко, будто в строю, пошел в дом.
Сбросил плащ, набрал номер на пульте мобильника. К завтрашнему дню все подготовлено -- нужна лишь контрольная проверка.
В операции участвуют шестеро агентов. Шехин иль Лэрен проник вчера в атрайд под именем Холена. Очень хороший оперативник, но главное - внешне похож на иль Ната. Тот же рост, телосложение, да и черты лица тоже; правда, пришлось сделать пластику, чтобы внешность стала неотличимой для видеокамер. Что поделаешь, это очень важно. Холена Кельм вчера отвлек - на всякий случай, чтобы и алиби у того не оказалось. Карточку пришлось не просто украсть - но тут же заменить на новую, чтобы и Холен ничего не заметил. Метод отвлечения Кельм выбрал простой - выпили в кабинете по стаканчику крейса, в крейс Кельм кинул легкое снотворное средство, так что пообщавшись с коллегой, Холен немедленно отправился домой, спать.
Таким образом разведчик рассчитывал убить двух зайцев. Не только освободить Кибу, но и восстановить безопасность своей работы в лиаре. Дарайцы, если они не совсем идиоты, быстро арестуют Холена и сочтут именно его дейтрийским агентом, который передавал маки.
Холена было жаль, но Кельм не видел другого выхода.
Еще одного агента Кельм послал для контроля -- посетить снова старого ученого в атрайде. Под видом дальнего родственника. Бросить след -- не такой, чтобы уже вызвать подозрения, но такой, чтобы ухватились за него после побега Кибы.
Побег организуют четверо. Перевербованный охранник из атрайда; дейтрийская женщина-врач; двое нелегалов-бойцов. Кельм позвонил врачу.
- Рета? Добрый вечер. Это Тилл, мы с вами разговаривали по поводу приема. Да, желудок. А нельзя ли мне подойти к вам на полчаса раньше? У меня, видите ли, в это время совещание. Хорошо. Большое спасибо. Как поживает ваша семья?
Глуховатый голос Реты сообщил, что семья в полном порядке, дети наконец оправились от очередной волны вируса. Это означало, что Рета произвела контрольные звонки, и все идет по плану. Кельм попрощался и отключился. Постоял немного у окна, глядя в промозглую темень.
Завтра намечался очень важный день, решающий для успеха в выполнении той задачи, которую поставило перед Кельмом родное командование.
- Тебе нравится тут, в интернате?
Келиан дернула одним плечиком.
- Конечно. Кайф!
Особенно ей нравились завтраки. Бутерброды, булочки, сыр, колбаса, фруктовые смеси, хлопья с молоком. Кели до сих пор ни разу не видела так много продуктов, собранных вместе. Можно выбирать, комбинировать.
На обед и ужин тоже кормили очень хорошо. Кроме того, на территории лиара был свой собственный магазинчик. Кели уже перевели на счет первый аванс - 200 донов. В день она съедала по шоколадке. Могла бы и больше, но вдруг испугалась, что растолстеет -- этого еще не хватало. Но хотя она уже вторую декаду ела от пуза, ни грамма жира на ребрах не прибавлялось. Видно, удачная конституция. А может, сказалось то, что в раннем детстве Келиан не очень-то хорошо ела, если не сказать -- совсем плохо. В садик она ходила недолго, да и там не кормили, а дома... дома с едой всегда было как-то не очень. За школьные завтраки предки, конечно, тоже не платили -- с чего бы.
Да что там говорить, ведь не только жратва -- все, просто что ни возьми, все тут замечательно. Комната. Мягкая уютная кровать с чистым бельем. Собственный комп со всеми примочками. В школе -- никаких домашних заданий, да и всего три-четыре урока в день. Правда, еще четыре часа работы в лиаре... Но какая это работа -- развлечение, можно сказать. В общем, с момента, как Кели переступила порог интерната, ее не оставляло приподнято-эйфорическое состояние.
Вот только непонятно, чего этот парень к ней прицепился.
Уже третий раз, между прочим, подкатывается.
Кели это беспокоило. С чего такое внимание к ее персоне? Парень уже два года в лиаре, постарше и вообще... Втюрился, что ли? С какой стати...
- А твои предки -- они как? Возмущались?
Вообще-то парень симпатичный. Веснушки его не портят, разве что делают моложе, но это ничего. Серые глаза, белесые ресницы, рыжеватые вихры. Но вопрос о родителях снова заставил Кели сжаться внутри.
- Им пофигу, - неохотно ответила она, - а твои?
- А мои возмущались, - поведал парень, - мать сначала в истерику, хотела запретить. Но понимаешь... мы за дом выплачиваем, а моя сеструха старшая учится на психолога, а это же тоже три тысячи в год, и потом ей машина нужна в универ ездить. Либо дом продавать, либо ей бросать... А тут... я своим по полтысячи в месяц отстегиваю, на дом.
Кели отвернулась. Дом, машина... проблемы у людей. Откровенничать в ответ она не собиралась. В классической школе она была единственной в параллели -- из сиббов. Ее постоянно дразнили, издевались -- за подержанное мешковатое барахло, драную сумку, невозможность платить за школьные мероприятия и поездки... Иногда Кели жалела, что не учится в интеграционной, с тупыми вангалами и чуть более сообразительными соседями по кварталу. Ей там было бы скучно, конечно, они читать-то едва умеют -- но там она была бы звездой, а в классической...
Здесь, конечно, тоже нет детей сиббов и работяг. Она поспрашивала -- почти все из классических школ, некоторые только из свободной. Может, в интеграционных школах и не ищут детей с талантами, а может, у тех никогда таланты и не проявляются. Чтобы играть на музыкальном инструменте -- надо учиться этому. Чтобы писать стихи или рассказы -- надо как минимум уметь писать. А разве в интеграционных школах хоть чему-то учат?
- Между прочим, меня Энди зовут.
- Меня Кели.
- Я знаю.
Келиан развернулась к нему вместе со своим крутящимся креслом. Энди занял место соседа Кели -- работа уже закончилась, мониторы погасли, и большинство ребят разбрелось...
- Откуда ты знаешь?
Парень молча кивнул на табличку над ее столом. "Келиан Инэй". Ну да, сложно догадаться...
Сейчас скажет "ты мне нравишься" или "может, встретимся вечером?" Нельзя сказать, чтобы Кели этого не хотелось. У нее до сих пор не было никаких парней. Вообще-то даже стыдно. Все девчонки в классе давно переспали с парнями, кроме, разве что Лис, потому что она лесби и спит только с бабами. Но на Кели никто никогда не обращал внимания. Дома, конечно, обращали, подстерегали даже в подъезде, дебилы... А в школе -- в школе она была никто.
Здесь все иначе. Вот и парень ею интересуется. Вполне приличный, хотя и лопоухий. Старше ее намного, выше, даже мышцы вон накачал. Келиан оценивающе смотрела на Энди. Тот спросил.
- Ты стихи пишешь?
- А это ты откуда знаешь?
- А вот знаю. Покажешь?
- Свяжемся с моего компа -- покажу... я вообще-то рейк люблю, - призналась Кели, - например, Ликана. Мне кажется, я могла бы писать песни. У меня музыка все время в голове... такая... ритм.
Она забарабанила тонкими пальцами по серой изогнутой столешнице.
- А играть училась на чем-нибудь?
- Ну откуда?
- А меня предки на инструмент отдали... на флейту. И то три года ныли, что дорого. А я музыку вообще не люблю, я рисую, сам учился... не, рейк я тоже люблю -- послушать.
Помещение уже почти опустело. За линией компьютеров уборщица загремела своей тележкой.
- Пошли, - Энди поднялся. Уже в дверях он сказал негромко.
- У меня к тебе дело есть, Кели. Надо встретиться, поговорить. Чтобы никто не слышал. Давай в переходе сегодня, в пять часов?
По крайней мере, это было жилое помещение. Киба устал от стерильно-белых стен, от кафеля, от всепроникающего света атрайда. Здесь он тоже оказался запертым -- но хоть в обычной человеческой комнате -- дешевые кресла, стол со стульями, телевизор, незначительный бардак: покрывало съехало с дивана, в комнате слегка накурено, и окурки натыканы в грязный подоконник.
Киба открыл форточку. Какой это этаж ? Высоко, двор внизу казался пятачком, облачность и вышки соседних небоскребов заслоняли обзор.
Телевизор он не стал включать -- в атрайде просмотр телепрограмм считался частью лечебного процесса. Для него, по крайней мере. Из печатной продукции в комнате обнаружился только иллюстрированный "Защитник" за прошлый год. Киба бездумно полистал журнал. Похоже, выпускали его для вангалов. Или для офицеров, недалеко ушедших в развитии от своих слабоумных подчиненных. Почти исключительно картинки либо отфотошопленные фотографии. Качественные, яркие, цветные. Что интересно, вангалов на фотографиях практически не было. Мощные воины, в полной выкладке -- или в майках, с бицепсами; но лица не вангальские, красивые лица, с большими голубыми глазами. Готановский Белокурый Зверь. Были красивые девушки, дарайки в очень открытых костюмах или же туземки -- Лей-Вей, килнианки -- почти голые. Разнообразное оружие, мини-танки для штурма через Медиану. Снимки боев в Медиане -- как, проклятый раздери, красиво, и как страшно! Многоцветье и разнообразие поля смерти... Подписи под фотографиями прямо-таки умиляли. Похоже, действительно для вангалов. Вот только все-таки, вздохнул Киба, неплохо было бы и для вангалов писать без грамматических ошибок...
Ему попался один снимок с дейтринами. Скорее все-таки рисованная картинка. Утрированные расовые черты -- скулы, узкие подбородки; зверское выражение лица. Даже позы нечеловеческие. Киба вспомнил Холена, организовавшего побег. Вполне интеллигентное лицо, тонкое, внимательные и глубокие серые глаза. Да и вообще все дейтрины -- нормальные люди... за каких же идиотов нас держат -- он с отвращением отбросил журнал.
Впрочем -- не на тот социальный слой рассчитано. Для таких, как ты, мэрфел, пропаганда ведется иначе. Внезапно щелкнул замок в двери -- Киба вздрогнул и вскочил, от мгновенного головокружения схватился за стену. В комнату вошел незнакомец в черной маске-шапочке, из прорезей посверкивали стальным зеркалом серые глаза. Маска скрывала лицо, но по очертаниям скул угадывалась дейтрийская раса.
- Здравствуйте, мэрфел. Рад вас видеть!
Черные перчатки аккуратно положил на полочку у двери. Повесил плащ. Протянул руку биофизику -- рукопожатие оказалось крепким и уверенным.
- Давайте пройдем на кухню и поставим кофе. Я бы не отказался от чашечки. Ну как вы себя чувствуете?
- Свободой пока не пахнет, - Киба вздернул бороду, - пока что я продолжаю быть запертым.
- Всему свое время, мэрфел, - засмеялся дейтрин, - мы договоримся с вами, и я постараюсь обеспечить вашу безопасность, а затем -- как было условлено, ваше перемещение на Триму. Но идемте же в кухню!
Сегодня после завтрака состоялась беседа с наблюдающим психологом. Тот выразил неудовольствие тестами и состоянием Кибы -- чего и следовало ожидать. У Кибы все еще сохранялась опасная ориентация на сверхценности и тенденции к саморазрушению. Все это даже усилилось -- Киба подозревал, что после разговора с дейтрином, но сумел свои подозрения удержать при себе. Психолог сообщил, что следующий плановый курс лечения, вероятно, будет усилен новым препаратом. Киба почти упал духом.
В первый год, будучи наивным глупцом, он верил, что это -- ненадолго. В атрайде держат до выздоровления. Киба не собирался, подобно героям древности или пленным дейтринам мужественно бороться за убеждения. Он придерживался точки зрения, что убеждений -- собственно, убеждений, идеалов -- у ученого быть не должно. Догматик немедленно перестает быть ученым, для догматика истина выше фактов. Ученый всегда может в соответствии с новопоступившими фактами пересмотреть истину. В данный момент факты позволяли предположить некоторые вещи относительно свойств человека-творца. Но завтра он может найти другие факты -- следовательно, теорию, которую он в данный момент считает правильной, нельзя догматизировать.
Киба не видел ничего дурного и в том, чтобы солгать ради собственной свободы.
Солгать -- просто не удалось. Он всегда был плохим актером. А у них -- надежные детекторы лжи, у них -- целый арсенал манипулятивных средств. Киба написал статью, опровергающую собственные выводы, подтверждающую теорию расовой дифференциации -- мучаясь, но написал. Лишь бы выпустили. Он обещал, что никогда больше не будет заниматься этим вопросом. В принципе не будет. Но его стали спрашивать -- а чем он тогда будет заниматься? И -- как?
Киба понял, что совершил непростительное. И что теперь -- возраст уже преклонный -- единственный вариант для него выйти отсюда -- в Колыбель. Благо, на территории атрайда имелся собственный центр эвтаназии. Но Киба хотел жить. Он планировал прожить еще лет тридцать; вести полноценную интеллектуальную деятельность; геронтология и собственное здоровье это позволят.
Как у взбунтовавшихся, желающих жить и ушедших в бродяжничество пожилых сиббов, у Кибы всего лишь вызывали желание покончить с собой. После "курсов лечения" становилось особенно плохо. И теперь еще новый препарат... Киба шел по коридору в сопровождении охранника и мрачно думал, что в конце концов вызвать у человека желание смерти можно проще -- достаточно сильные пытки у кого угодно вызовут это желание. Но ведь у нас гуманизм и свобода. Пытки запрещены (в отличие от лечебных процедур), прямое требование идти в Колыбель -- запрещено по закону, нарушитель платит штраф либо даже сам попадает в атрайд. Поэтому хвост у кошки будут отрезать по частям...
Охранник почему-то повел его не в отделение, а вниз по лестнице. Киба удивленно спросил, куда они идут, охранник пояснил, что -- на медосмотр. Обычный врачебный осмотр, внеочередной, так ему приказали.
В кабинете врача на первом этаже его встретила немолодая женщина-дейтра. Взяв Кибу за руку, вместе с ним она перешла в Медиану. Только в этот момент Киба вспомнил Холена и сообразил, что происходит. В Медиане он сразу оказался в руках двоих незнакомых дейтринов, они куда-то передвинулись, вышли обратно на Твердь, оказавшись в подземном гараже. Дальше Кибу уложили в багажник большого "Анда", прикрыли сверху брезентом, машина тронулась. Он ничего не видел и не слышал, пока "Анд" не остановился окончательно, и Кибу не выпустили -- те же двое дейтринов -- наружу в другой подземной парковке. Дальше -- лифт, лестничная клетка и эта маленькая квартирка, запертая на ключ.
- Боюсь вас разочаровать, - Киба намазал плавленым сыром шайбу мягкого белого хлеба, смачно откусил, - если вы действительно хотите получить от меня ответ о природе творчества, производства медианных образов, о СЭП. Я не так уж продвинулся в этой области. Скорее всего, вы напрасно рисковали...
- Нет, - сказал дейтрин. Поставил свою чашечку на блюдце. Чуть придвинулся к собеседнику, - меня не интересует СЭП. Меня интересует совсем другое. Методы расшатывания облачного тела. В основном, у триманцев. Дельш-излучатель, мэрфел. Я знаю, что вы говорили о нем. Что он либо существует, либо кто-то планирует его разрабатывать.
Киба молчал, наморщив лоб под белым лохмами. Глядел в разводы пены на поверхности кофе.
- Ведь вы дейтрийский агент? - спросил он наконец. Собеседник чуть заметно кивнул.
- Да. А вы -- патриот своей страны?
- Дело не в этом. А в Дейтросе ведутся подобные разработки?
- Я не готов отвечать на такие вопросы.
- Кто бы сомневался, - пробормотал мэрфел и активно занялся своим бутербродом. Потом сказал.
- Я не занимался этим излучателем. Но я знаю, кто занимается. Да. На какой сейчас это стадии? Несколько лет назад они уже разрабатывали опытный образец. То есть стадия продвинутая. Все это засекречено -- от таких, как вы, разумеется. Военный институт. Но я... словом, это мои знакомые.
- Именно на это я и рассчитывал, - энергично кивнул дейтрин, - помогите мне, и я помогу вам.
- То есть вы хотите, чтобы я сейчас связался с этими людьми...
- Да. Я понимаю, это рискованно -- вас ищут. Это наша квартира, снята на чужое имя, вы можете здесь пока пожить. На нелегальном положении. Если соблюдать определенные правила, это вполне возможно. Как только сумеете выяснить необходимое -- я выведу вас. Все подготовлено.
- На Триму?
- Да. Как я понимаю, в Дейтрос вы не захотите.
- Да, вряд ли. А на Триме...
- В Европу. Первое время вы поживете там на нашем обеспечении, затем вам подготовят местные документы, там вы будете получать пенсию... ну и сами решите, чем заняться. Вы владеете английским, на первое время этого достаточно.
Киба молчал некоторое время.
- Вам придется мне поверить, - сказал дейтрин, - мы выполнили свое обещание: вы не в атрайде. Выполним и следующее. Свобода и жизнь, мэрфел. Обещаю, что и контролировать вас позже мы не будем.
- Что ж, за свободу и жизнь можно и заплатить. Я постараюсь узнать все, что вам нужно.
Напряженный взгляд дейтрина чуть расслабился.
- Благодарю вас, мэрфел. Я знал, что мы договоримся. Учтите, информация нужна как можно более подробная. Лучше бы снимки излучателя, его данные, характеристики. Но если не получится -- хотя бы приблизительно...
- Меня вот только одно беспокоит, - ученый протянул руку, налил себе еще кофе из сверкающего никелированного кофейника, - ведь если этот излучатель попадет в руки дейтринов... ведь вы же наверняка станете лупить по площадям. Преобразуете все население Земли. А вы понимаете, к чему это приведет?
- К чему же? - дейтрин удивленно склонил голову.
- Да, очевидно, что для вас это было бы выгодно. Вы бы заткнули рот той партии, которая, видимо, поет о защите Тримы как священной миссии... Но вы представляете, к чему это приведет на самой Триме? Вы же там всю экономическую систему сломаете к чертям собачьим...
- Вряд ли тамошней системе от этого станет хуже. И не сомневайтесь, наши аналитики просчитывают последствия. Как бы вы ни думали о нас, защита Тримы для нас -- и в самом деле священная миссия.
Киба вдруг улыбнулся. Помотал головой.
- Странно слышать такие речи после атрайда. Но одно-то последствие вы не можете не видеть сами. Сотни миллионов землян -- население Тримы превышает население обеих наших планет, вместе взятых -- хлынут в Медиану. И что-то подсказывает мне, они рванут не в необжитые миры. И не в Лей-Вей.
Агент пожал плечами.
- Дейтрос готов принять и сотни миллионов людей. Всех. Даже миллиарды. У нас много необжитого пространства. Мы готовы включить этих людей в свои структуры, обучить, распределить по кастам. Все это можно организовать... Возможности нашей организации это позволяют. Расовых предрассудков у нас нет.
- А они -- эти люди -- захотят... гм... организовываться?
- Те, кто не захочет, - уверенно сказал дейтрин, - разумеется, не останутся в нашем мире.
- И вы это сможете обеспечить?
Дейтрин молча хмыкнул. Киба кивнул.
- Ну да. Государство, которое смогло сохраниться после уничтожения почти всего населения; которое все это время сдерживало натиск нашей армии... Ладно, согласен. И это ваше дело. Но вы же не можете не понимать, что все это очень сильно сдвинет равновесие... что предстоят большие потрясения.
- А вы не можете не понимать, что подвижность облачного тела -- это вопрос человеческой свободы. Свободы триманцев. И вот посмотрите, как интересно получается, мэрфел. Тоталитарный по вашему мнению Дейтрос готов предоставить всем триманцам свободу хоть завтра. А Дарайя предпочитает видеть триманцев -- в клетке. Очевидно, ими там удобнее манипулировать...
Киба поднялся. Подошел к окну, из которого был виден лишь кусочек серого неба -- да грязно-белый фаллический символ соседнего небоскреба.
- Они собирались проводить мне очередной курс лечения, - сказал он, - знаете... когда я вспоминаю свою комнату в атрайде... лучше было бы назвать ее камерой, хотя у нас давно нет тюрем. Такая дрожь пробирает! Я... даже если я сдохну, если ничего не получится. Все равно -- спасибо вам. Почему-то хоть я и завишу от вас во всем, я сейчас чувствую себя свободным.
- Я знаю, как уговаривают в атрайде, - тихо сказал дейтрин. Киба повернулся к нему.
- С пленными, вероятно, обходятся круче. Я не знаю, но догадываюсь. Но вы знаете... ведь я всю жизнь жил... существовал рядом с этим. Понимаете? Занимался наукой, любил женщин, приобретал недвижимость, катался по миру... И всегда знал -- что это есть. Мирился. Как все. Что есть проигравшие, кому не повезло. Что если они не хотят умереть добровольно, их подводят к этому решению. Так чтобы оно было якобы сознательным и свободным. Что людей вот так... уговаривают. Нет, ничего такого страшного, очень милая комнатка, хорошие условия, телевизор, питание, даже спортзал есть... Только ничего не хочется. И нет возможности заниматься делом. Даже читать... Я ведь не могу без этого, понимаете? Я без этого не знаю, зачем жить. И у меня не было даже научной периодики, она якобы вредна для моего психического здоровья. Я жил всю жизнь рядом с таким, я знал, что оно существует и что оно, вероятно, необходимо для сохранения нашего мира. Комфортного и удобного, думал я. Свободного и демократического. Все, что угодно, лишь бы не Дейтрос. Но теперь... теперь я знаю, что уже никогда не смогу жить спокойно рядом с этим. Конечно, я не изменю этого. Да и жить я буду на Триме. Но... я ненавижу это. И уже одна эта ненависть дает мне свободу. Не знаю, понимаете ли вы меня.
- Понимаю, - спокойно сказал дейтрин. Киба вернулся, сел за стол, заполненный пустой грязной посудой.
- А скажите, мэрфел -- это уже из чистого любопытства -- все же вы пришли к определенным выводам при сравнительном изучении СЭП?
- Да, но эти выводы ничем не помогут, - вздохнул Киба, - и вряд ли они лучше дейтрийской идеи об отвержении Бога.
- Вы мало информированы, - заметил дейтрин, - церковь церковью, но... в Дейтросе есть развитая страгетическая отрасль психологии. Мы умеем восстанавливать СЭП, наращивать его. Теоретически есть даже разработки, как у любого ребенка развить СЭП. То есть -- все люди, не только гэйны, рождаются творцами, вопрос лишь в воспитании. Но наше общество, вероятно, еще не готово воспитать и организовать такое количество творцов... И нет средств на такое воспитание каждого. Однако в будущем это планируется.
- То есть сейчас все равно нужен определенный потенциал, который вы можете потом наращивать, восстанавливать, держать на нужном уровне? - заинтересовался Киба.
- Да. Сейчас мы отбираем способных детей. И вот у них уже.. Собственно, это делается и в Дарайе, только вы не умеете поддерживать СЭП, и он неминуемо падает у взрослых.
- А как вы поддерживаете? Если это не военная тайна...
- Да нет, какая тайна, нет, конечно. Но я не психолог. Приблизительные направления могу назвать из личного опыта. Наличие сверхцели; внутренняя и внешняя дисциплина; чувство внутреннего единства с большим сообществом людей; адекватная самооценка; определенные физиологические предпосылки... Но мне интересно, к каким выводам, собственно, пришли вы сами.
- Да все, что вы говорите, можно осуществить и у нас. И уже пробовали. Чего только не пробовали! И военные лагеря по типу дейтрийских... и аутистов использовали. Экспериментов было много. Так вот, к каким выводам я пришел относительно СЭП или, как вы говорите, Огня... По всей вероятности, моя специальность -- биофизика -- просто не имеет к этому отношения. Биофизически творец ничем не отличается от обычного человека. И биологически вообще не отличается. Но даже психология, вероятно, к этому отношения не имеет. Потому что психология, дорогой мой, занимается всего лишь психикой. А способности творца и СЭП -- лежат на некоем более тонком уровне. Который мы пока даже регистрировать не умеем. Влиять на этот уровень через психику можно. Так же как на психические процессы через физиологию: повысил, скажем, концентрацию моноаминов в синаптической щели -- у человека настроение хорошее и жить хочется. Но сам этот уровень -- надпсихический -- мы не понимаем, не знаем, и влиять на него не можем. Психология им не занимается. Не способна на это психология. И поэтому я могу уже в самом деле предположить, что к этому уровню имеет отношение религия. И что религиозные методы... да нет, даже не методы, они никогда не были направлены на увеличение СЭП. Религия вообще. Вера. Она имеет к этому некое отношение. Но когда наука до этого дойдет и это переварит -- это ведомо, как видно, одному только вашему Иисусу Христу. И даже какое именно отношение к этому имеет вера -- я сейчас вам сказать не могу.
- Что ж, спасибо, - медленно сказал дейтрин, - разговор с вами был весьма поучительным.
-- Quarta
Ивик научилась более или менее справляться с Тайс. Даже сегодня, работая с ней в одну смену, на "живой" половине, она почти не нервничала.
С утра шли обычные клиенты -- трое сиббов, один дедушка с онкологией. Ивик убирала "гроб" после очередного смертника. Надо пропылесосить мебель и протереть все моющиеся поверхности. Убрать закуски и посуду. Иногда клиентов рвало перед смертью, это неприятно, но что поделаешь? Работа. Ивик собирала все пылинки особенно тщательно. Вот кажется, что заставляет Тайс контролировать коллег? Ведь она сама -- не начальница. Неужели так болеет за дело родного учреждения? В Дейтросе, и то не найдешь таких энтузиастов труда.
Ивик высыпала собранный мусор в мешок. Аккуратно сняла мешок со стояка, завязала его, оттащила в санитарную -- потом надо будет выбросить. Вышла в комнату персонала, где Тайс, по обыкновению, писала что-то на компе. Тайс вообще очень много и художественно писала, просматривала сводки и анализы, знала все о работе учреждения -- словом, вела себя как начальница. Вероятно, от большого честолюбия. Ивик знала, что Тайс вряд ли удастся выбиться в начальство. Не хватает профессионального образования - Тайс закончила всего лишь интеграционную школу. Теоретически есть еще возможность вечернего образования. Улучшить свой диплом, закончить Свободную школу -- такого аттестата уже хватит, чтобы учиться на медсестру или танатолога. А там, глядишь, и высшее образование возможно.
Только вот почти никто из выпускников интеграционной не шел по этому пути. Причину Ивик знала от коллег: просто невозможно учиться; слишком трудно. В интеграционной они и читают-то еле-еле: как усваивать более сложный учебный материал?
Ивик рассказывала, что в Дейтросе все -- абсолютно все дети -- учатся свободно читать. Даже умственно отсталые по возможности. И все получают приблизительно одинаковое и неплохое общее образование. Ей то ли не верили, то ли не обращали внимания на эти рассказы.
Но Тайс не смущало низкое положение. Она и на должности помощницы танатолога -- так официально называлась их работа -- чувствовала себя прекрасно. И командовала.
Сейчас пока передышка. В присутствии Тайс хотелось немедленно сделать вид, что ты занята, работаешь в поте лица. Ивик подавила это желание. Нарочито медленно подошла к кофе-автомату, нацедила себе стаканчик. Уселась рядом с Тайс, закинув ногу на ногу.
Та уставилась в компьютер и молотила по клавишами.
С чтением и письмом у Тайс явно было все в порядке. Наверное, могла бы и свободную школу закончить.
- У тебя в праздник смена? - спросила Ивик, - у меня первая... ну ладно, мы отметим вечером, но вообще-то хоть бы поинтересовались. Ставят смены, как хотят.
Тайс, не отрывая взгляда от монитора, резко сказала.
- Никто еще не рассыпался оттого, что поработал лишний раз.
Ивик хмыкнула. Все-таки энтузиазм неистребим.
- Кстати, ты плохо слышишь? - поинтересовалась Тайс, - клиенты пришли, а ты сидишь?
Ивик закусила губу. Вот ведь сука! А чем ты отличаешься от меня, почему бы тебе не встать и не пойти встречать клиентов? Раскомандовалась тут... Но ругаться же не будешь каждую минуту. И так уже два раза сегодня слегка поцапались. Ивик молча направилась к выходу, размышляя о подлой сущности коллеги. Она с такими и в Дейтросе никогда не могла существовать рядом. Какое право эта сука имеет командовать? Ивик ничего не имела против подчинения. Но -- командиру. Или хоть человеку, имеющему на это какие-то права. А вот когда кто-то просто присваивает себе право командовать, узурпирует... Это прежде всего унизительно.
Клиенты уже ждали в приемной. Целая семья -- женщина, мужчина и маленький ребенок у них на руках.
Ивик похолодела.
Клиент -- ребенок. Мать неторопливо раздела его, усадила на колени, всучив бутылочку. Мальчику было года три на вид. Он был явно болен, не похож на здорового дарайского малыша. Короткая шея, ненормально толстые губы. Он сжимал ручонками бутылку и причмокивал, высасывая сок. Белые волосенки прилипли ко лбу. Мать рассказывала историю. Отец молчал, глядя в сторону.
Мукополисахаридоз. Редкая наследственная болезнь. Вовремя не диагностировали, и вот... Прогноз плохой. Умственная отсталость -- сейчас еще небольшая, но она прогрессирует. Костные изменения. Через пару лет он потеряет подвижность. Конечно, коляску предоставляют бесплатно, как и некоторое лечение -- от страховой кассы. Но вы же представляете, жизнь превратится в ад. Собственно, уже... Мучиться самим и мучить ребенка... Ивик поспешно кивала. Сверяла данные, вносила в компьютер. Ей упорно казалось, что все это происходит с кем-то другим. Что она -- вне реальности. Что это -- страшный сон, который обязательно скоро кончится. Она стандартно сочувственно улыбнулась клиентам. Вышла в коридор и ткнулась в стену затылком.
Все. Я сдаюсь. Я не могу поступать правильно, Кельм. Я очень плохой работник. Мне нашли хорошее надежное место. А я вот так прямо взяла и в середине смены ушла с рабочего места. И больше никогда сюда не вернулась... Что теперь будет? Атрайд. Психологическое обследование, которого я могу и не пройти. Заключение в стационаре. Угроза, нависшая над Кельмом. Над всей так хорошо налаженной агентурной работой.
Но шендак, я не могу этого сделать. Я не могу вот так пойти и собственными руками убить ребенка.
Руки казались ватными. Будто это у нее мукополисахаридоз, будто это она потеряла подвижность. Сердце колотилось, и пот заливал лицо.
Но ведь нет разницы... ведь здесь всегда убивают беззащитных. И не всегда они сами, свободно принимают это решение -- ведь приводят и больных с деменцией. В чем принципиальная разница? Материнский инстинкт? Может быть, надо перешагнуть через себя... Ивик знала, что это у нее не получится. Просто ну никак не получится.
В коридор вышла Тайс. Ивик с усилием оторвалась от стены. Тайс смерила ее взглядом.
-- Где клиенты?
-- Там. Сидят. Я начала.
-- Хорошо, я закончу. Иди вноси данные.
Ивик малодушно нырнула в комнату персонала. Села за компьютер, не различая букв на мониторе. Сцепила пальцы до боли.
Чужими руками. В ней что-то необратимо ломалось. Наверное, совесть.
Она так и сидела, когда Тайс величественно прошествовала по коридору, мимо открытой двери -- родители, видно, пожелали расстаться с ребенком сразу -- ведя за руку маленького белоголового мальчика, толстогубого и с короткой шеей. Мальчик шел с тетей доверчиво, в свободной руке он сжимал бутылочку и помахивал ею при ходьбе.
-- Пришел перевод, - сказала Ивик в трубку, - с деньгами все в порядке. Тилл, нам надо встретиться с тобой.
"Перевод" - было новое оборудование для связи, новый эйтрон. Кельм вздохнул облегченно.
-- Мне сейчас некогда, но я черкну тебе письмецо вечером.
-- Хорошо, я проверю почту.
Голос у нее был безжизненный. Или так показалось? Ладно, не до того. Кельм попрощался и выключил связь. Посмотрел на сидящего перед ним Холена. Дейтрин дымил как паровоз, даже не удосужившись спросить разрешения. В Дейтросе не курят, сложилось исторически. В древности употребляли легкие наркотики, потом, в период христианского преобразования мира, они были запрещены. Холен здесь уже пристрастился к курению. Интересно, что хорошего они в этом находят...
Результаты Холена начали падать в последнее время. Слишком быстро, Кельм еще не ждал этого. И под глазами мешки. Глаза у Холена светлые, как у самого Кельма; волосы тоже не темные, рыжевато-русые. Сошел бы даже за дарайца, если бы не типичное узкое лицо, скулы, разрез глаз. Насколько же красивы дейтрины, подумал Кельм. Не говоря о гэйнах, даже среди остальных нет таких уродов, какие часто встречаются здесь -- жирных, лысых, обрюзгших. Полные встречаются -- но именно просто полные, не безобразные мешки с жиром. А может быть, конечно, так кажется, подумал он, потому что я слишком истосковался по Дейтросу. Да. Вроде бы мне и терять там нечего, а вот ведь.
- У нас квенсен был -- на севере. Мари-Арс, - сказал Холен. Кельм вздрогнул.
- Я знал одну девчонку из Мари-Арс.
- Да? Как звали?
- Иль Кон, - выговорил Кельм, и как будто сверкнул солнечный лучик, - да она старше тебя, ты ее не знаешь.
- Иль Кон, да, был такой сен у нас... погоди. Скеро иль Кон. Физик Медианы, сменила касту. Она у нас и преподавала какое-то время.
Кельм вспомнил, что Ивик рассказывала ему о Скеро. Холен между тем продолжал предаваться воспоминаниям.
- Почему-то из детства я ничего такого не помню. А вот в квенсене. Знаешь, когда снег еще не сошел, весной... но проталины. Черные проталины среди уже посеревшего, съежившегося снега. И там, на проталинах начинают цвести такие меленькие голубые цветы. Снеженки. И ты понимаешь, что холод кончился...
- Помню. Я служил на севере в молодости, какое-то время.
Кельм наконец собрал все сегодняшние, произведенные интернатскими ребятами, маки в одну папку. Контингент А постарался. Но с другой стороны -- ничего такого, против чего в Дейтросе не существовало бы стандартной, давно разработанной защиты. Можно даже не отправлять. И еще три вида виртуального оружия, созданные сегодня "контингентом Б", то есть этим самым бывшим гэйном, который теперь сидит здесь, дымит гадостью -- Кельм давно привык вдыхать мерзкий дым -- и как пьяный, несет какую-то чушь.
- Слушай, а если бы мы вот например, вернулись... нас бы в Верс?
- Ну а как ты думаешь?
- У меня там жена, трое детей.
- Она кто по касте?
- Она тоже гэйна, - сказал Холен, - ее не это? Из-за меня.
- Да нет, - Кельм пожал плечами, - с чего бы? Она-то здесь при чем? Ты что, здешней пропаганды наслушался, что ли? Там, конечно, не сахар, но уж не так, как здесь рассказывают. Каждый отвечает за себя, а не за семью.
- А у тебя... остался там кто-то?
- Я не был женат.
- Ну ты даешь! Как это ты так?
- Да ну их, баб этих, - неохотно сказал Кельм.
- А здесь у тебя есть ведь баба...
- Так я же на ней не женюсь.
Он просмотрел маки Холена. Красиво, типично для визуальщика. Сине-золотая грибница, прорастающая сквозь тела противника; гигантские, в сверкающих драгоценных прожилках, кварцевые глыбы, летящие с неба -- обыковенный пресс; нарушающие видимость и режущие зеркальные плоскости. Но отчего-то даже так, в проекции, ощущалось, что -- слабенькие маки. Ненамного сильнее, чем у ребят. Холен уже теряет СЭП. Так он и пьет много. Кельм сбросил маки Холена в ту же папку. Перенес папку на флешку. Раскрыл данные по интернату, надо еще сегодня рассортировать, начальству обещал. Холен все бормотал что-то. Кельм досадливо сморщился. Ну откуда у людей столько свободного времени? Сидит, треплется... тут бы скорее закончить -- и домой, надо еще по делу Кибы столько мелочей подмести...
- ... я когда здесь первый раз в магазин зашел... вообще они мне еще в атрайде показывали это все в каталогах. Но понимаешь, когда зашел -- и своими глазами. Краски! Масло, акрил, все, что хочешь. Растворители. А какие кисти! Наборы угля, я ведь и графикой занимался. Бумага, Тилл, и холсты какие... да вообще все оборудование. Понимаешь, глаза разбегаются. В Дейтросе этим, нас, конечно, снабжали, с этим проблем не было. Но и выбора такого... А уголь я вообще сам выжигал себе. Я же первую зарплату чуть не целиком на все это потратил. Богатство. Мастерскую себе сделал -- настоящую. Никогда не было. Понимаешь, полукруглое окно, выложенное камнем, свет, простор. Я же не колбасу... вот у нас говорят -- колбаса. А мне работать надо. Чтобы вот такая мастерская. Это же мечта...
Он умолк. Кельм тоже ничего не говорил, ткнувшись в работу. С намеком -- не пора ли и честь знать?
- Только знаешь... не хочется работать. Трудно себя заставлять. Уже давно не писал ничего... Последнее -- портрет девчонки одной... подарить хотел. А она ушла. Уже три декады вообще не захожу в мастерскую. И мыслей не возникает. Руки не чешутся. Ну не может же быть, чтобы... Ведь были же великие, кто творил в богатстве. Иль Тваэр, Контар... да Винчи на Триме. Мало ли. Не может же такой зависимости быть...
- При чем тут богатство, - с досадой сказал Кельм, - у всех, кто переходит на сторону дарайцев, падает СЭП. Это закон. У меня вон тоже упал. Но не из-за богатства же. Не этим же они тебя купили...
- Меня не купили. Меня раздавили просто, Тилл. Я не герой, не могу. Нельзя требовать, чтобы все были героями.
- Может, и нельзя. Но нас этому учили.
- Ну вот я не могу. Понимаешь, не смог просто.
Кельм взглянул на него, трясущегося, с окурком в руке, с красными глазами. Воспоминание боли снова будто разрезало пополам. Говорят, сенсорные воспоминания гаснут с годами. Но только не это. Сейчас он ощутил это в правом плече, от плечевого сплетения -- и наискось через все тело, лицо даже перекорежило. А он -- герой? Ивик говорит, что да. Она ошибается. Кельму сейчас казалось, что еще немного -- и он сам тогда оказался бы на месте Холена. Не выдержал бы.
- Бывает, - сказал он, - что ж теперь мучиться. Живи. Раз так получилось -- живи.
- Я бы жил, - прошептал Холен, - но только не хочется.
- Да перестань, - Кельм сунул в карман флешку, сегодня надо будет заложить ее в тайник для Ивик, - все это минутные настроения, депрессия, - он закрыл законченную статистику по интернату, снова подключился к сети, перекинул статистику шефу. - Сходи к психу, полечись. С депрессией они справляются на раз-два. Писать не хочется? Ну и не пиши, плюнь. Мало ли в мире хорошего? Съезди в отпуск. В санаторий -- хочешь, выпишу тебе рекомендацию, как специалист по СЭП? В бордель сходи к бабам. Или так девку найди, трудно, что ли? Кино, крэйс... Развейся, и все пройдет. Себя терзать -- знаешь, лучше от этого не станет.
- Наверное, ты прав. У тебя ведь большой опыт... - Холен усмехнулся. Поднялся на ноги -- наконец-то понял намек, - ты ведь уже давно такой. Сломанный.
С Ивик удалось встретиться лишь через день. Она принесла информацию с проведенного сеанса связи. На этот раз сеанс прошел благополучно. Кельм просмотрел флэшку на своем эйтроне. Брови его чуть сдвинулись. Ивик положила руку ему на запястье.
- Что пишут?
- Разное. Про Эрмина, к сожалению, ничего хорошего. На этот раз хотя бы изволили отреагировать.
- И что?
- Пишут, что после операции с Кибой Центр считает опасным проводить немедленно новую. Шендак, знал бы, вообще не связывался бы с Кибой. Доложил бы, что не могу достать информацию. Хотя все равно бы не разрешили...
Ивик молчала, опустив глаза. У нее было несчастное, измученное лицо. Кельму немедленно захотелось обнять ее и поцеловать. Он ткнулся в экранчик.
- Так. Ну а больше ничего существенного. Несколько мелочей по текущему. Идем присядем?
Они уселись на диване, в обнимку, потом Ивик как-то оказалась у него на коленях. Все время хотелось вжаться друг в друга, спрятаться, слиться в единое целое. Наверное, было в этом что-то нездоровое. И девочка сегодня была какая-то больная, молчаливая, прятала лицо. Ее хотелось утешить, но она и на ласки реагировала вяло.
- Не переживай так, - сказал Кельм, - он же гэйн. Он сможет, выдержит. Он сильный парень, я видел. А потом мы его вытащим все равно, обязательно.
Он сам уже был в этом уверен, несмотря на то, что раньше такое не удавалось, что кончалось плохо; что вообще такое очень редко кому удается. Но в этот раз -- получится.
- Да, - сказала Ивик, -но я не из-за этого. Мне вообще осточертела Дарайя. Я не могу больше.
Он помолчал.
- Ты можешь подать рапорт... насильно нас здесь не держат в общем-то. Можно в крайнем случае что-то придумать. Заболеть. Вернуться в Дейтрос.
Перехватило горло при мысли о том, что Ивик и в самом деле может уволиться, уйти, и он больше ее никогда не увидит, но Кельм затолкал эту мысль поглубже.
- Я не собираюсь уходить, - сказала Ивик, - я просто так. Поныть. Я не могу там работать, Кельм. Почему мне не подобрали другое место? Продавщицы какой-нибудь. Сиделки.
- Сиделкой ты бы тоже сталкивалась с эвтаназией. Во всех больницах...
- Но не так. И вообще лучше работа, не связанная с людьми.
- Ивик, - он вздохнул, - это только так кажется. Где бы здесь ты ни была, ты обязательно столкнешься с несправедливостью, с равнодушием, жестокостью запредельной, с дикостью, для нас невероятной. Это Дарайя.
Он помолчал.
- Единственный способ не видеть всего этого -- жить с закрытыми глазами. Мне только что признался один умный дараец. Я, говорит, ведь знал, что это все есть. Знал, но считал неизбежностью, не обращал внимания. А теперь я всегда буду это ненавидеть.
- Многие же живут, - тихо сказала Ивик, - у нас половина подъезда -- эмигранты. Им нравится. Не то, что в Дейтросе.
- Дейтрос не сахар, - сказал Кельм, - но по сравнению с этим... с этим... не только Дейтрос, но любое государство Тримы -- просто рай. Я это знал. Я это и раньше знал.
Ивик слегка вздрогнула и прижалась к нему. Всегда, когда он говорил о своем прошлом -- о том прошлом, всегда она так вздрагивала.
- Как ты вообще согласился -- сюда?
- По-моему, это вполне нормально, естественно -- стремиться быть там, где ты принесешь наибольшую пользу.
Она помолчала.
- Пользу, - сказала с горечью, - Кельм, своими руками убивать людей... детей... Не говори про Медиану. Убивать в бою -- это совсем другое. Даже пленных... хотя я так не делала. Но даже пленного убить -- это не то. Это враг, он взял оружие, он знал, на что идет. А эти... Страшно даже не то, что убиваешь. Страшно, что это и не осознается. Ты -- просто часть машины. Ты не личность. Часть убивающей машины, в которую они кидаются сами или суют своих ближних, ставших ненужными. Кель, мне стыдно, что я такая... наверное, сильный человек бы сумел приспособиться. Ради дела. А я... истеричка. Никакой не разведчик. Я хочу поговорить с Шелой. Я сама уже искала другую работу, но...
- Это почти безнадежно. Рынок труда забит. Я мог бы поспрашивать у наших уборщиков, например, но...
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ