Новые крестоносцы

Глава 12 Которая могла бы стать последней…

За чередой повседневных дел и событий незаметно пришла зима. Намерзшаяся и намокшая, под холодными балтийским ветрами, и долгими, нудными осенними дождями природа уснула, укрывшись чистым и мягким покрывалом, первого снега.

Население Грюненбургского посада значительно выросло. Еще в начале октября вернулся кнарр, доставивший кроме большого количества продовольствия, новую партию переселенцев из Новгорода. Савве и Константину удалось сманить из города еще почти пять десятков оставшихся без работы, стараниями московских воевод, ушкуйников. Вместе с ними к великому удовольствию Ляшкова, со всей семьей и двумя подмастерьями, перебрался кузнец Илларион Титов, тот самый, которому ребята заказывали пищали. Что именно заставило столь степенного и уважаемого мастера, бросить налаженное хозяйство и размеренную жизнь и направится в дальнюю, опасную дорогу и полную неизвестность, пока оставалось не выясненным. Сам Илларион Филиппович на эту тему предпочитал не распространяться, только загадочно усмехался в густую, опаленную бороду. Его жена Настасья, маленькая робкая женщина и сыновья — двое дюжих, хмурых, парней погодков тоже особой разговорчивостью не отличались. А при виде статной, ясноглазой кузнецовой дочки, Сергей, разглядывавший один из привезенных пищальных стволов, вздрогнул и впал в ступор. Восьмикилограммовая граненая железяка вывалилась у него из рук, едва не угодив по ноге, стоявшему рядом Щебенкину. Девушка стрельнула глазами в сторону застывшего с открытым ртом великана, зарделась, тряхнула русой, толщиной в руку, длинной косой, и опустив взгляд побежала догонять родителей.

– Что, хороша девка — подмигнул, подошедший Савва.

– Девка, как девка — буркнул смутившийся Корнев.

– Ну не скажи, такую кралю еще поискать надо — не унимался Черный — пока сюда шли многие парни клинья к ней подбивали, и так подкатывали и эдак. Только уж больно у батюшки ее рука тяжелая, да и сама строга, не подступишься.

Тем временем, на берег сошел средних лет человек одетый в когда то богатый, а ныне изрядно потрепанный кафтан и колпак с опушкой из лисьего меха, на расшитом поясе в простых ножнах висела кривая татарская сабля. Следом за ним двое вооруженных челядинцев волокли тяжелый сундук. Пригладив пальцем, густые пшеничные усы и аккуратно остриженную бородку незнакомец с любопытством огляделся, подошел к стоящему на пристани Ляшкову, коротко с достоинством поклонился и представился новгородским дворянином Теглевым Евфстафием Юрьевичем

– С чем пожаловал в наши края Евфстафий Юрьевич? — поинтересовался Егор.

– Да вот узнать хочу, не сгодится ли грюненбургскому фогту в дальнем походе лишняя сабля, да и холопы мои тоже делу воинскому изрядно обучены.

– Хорошие воины нам не помешают, а про поход, откуда узнал, коли не секрет?

– Да, какие секреты — махнул рукой Теглев — от Важенова узнал. Тимофей — знакомец мой старый, он и присоветовал сюда отправляться.

– Ну, если старшинство мое и товарищей моих признаешь, и готов вместе, рука об руку с любыми врагами биться, то добро пожаловать, в замке тебе покои выделим.

Дворянин кивнул головой и направился к цитадели.

– А, что Игнатич — обратился Егор к атаману, может, и ты в замок переберешься?

– Нет, я уж лучше со своими ребятами.

– Ну, смотри, как хочешь, там еще одну казарму срубили, размещай в ней вновьприбывших, попарьтесь в баньке с дороги, да приходите с Афоней в большой зал, расскажем о делах наших скорбных.

Появление Теглева в замке насторожило Егора и вызвало у него необъяснимое чувство беспокойства. Однако хорошенько поразмыслив и не найдя для тревоги никаких оснований, Ляшков решил не придавать этому особого значения, но на всякий случай поручил Емелину понаблюдать за новым членом команды.

Надо ли говорить, что последующие дни Ляшков проводил в посадской кузнице, которую занял Илларион. Там, привезенные пищальные стволы прикреплялись железными скобами к выточенным заранее ложам. Новые колесцовые замки, крепления для шомпола и ремней, после объяснения их необходимости вызвали полное одобрение старого мастера. Работа шла быстро, и к концу месяца, оружие было готово, дело оставалось за малым, найти того, кто им будет пользоваться.

Обязанность по созданию регулярной армии была возложена на Сергея. Для этой цели в деревнях и на хуторах, было отобрано четыре десятка молодых парней в возрасте от шестнадцати до девятнадцати лет. Из них были сформированы три стрелковых отделения и отделение арбалетчиков. За каждым десятком был закреплен фельдфебель из числа бывших ландскнехтов, которые сейчас гоняли рекрутов до потери пульса, обучая их строевой подготовке, и владению холодным оружием. Большое внимание Корнев уделял физической подготовке новобранцев, помимо подтягиваний, отжиманий и поднятия тяжестей, в систему их подготовки входили регулярные марш — броски с полной выкладкой.

Снаряжение каждого будущего солдата составляли: кираса, шлем (шишак, шапель или морион), короткий меч или более тяжелый палаш в зависимости от физических способностей новобранца, и холщовый мешок «сидор», для личных вещей. Кроме того, каждому стрелку полагались перевязь с 12 патронами, деревянная пороховница, кожаный подсумок для мерного стаканчика, пуль и пыжей.

Между Серегой и Егором разгорелся спор. Первый настаивал на том, чтобы вооружить стрелков бердышами, на манер стрелецких, поскольку стрелять без упора из тяжелых пищалей было невозможно. Второй был против дополнительного утяжеления и без того громоздкого, увесистого снаряжения, и предлагал ввести легкие сошки. Данное предложение его оппонентом подвергалось критике за полную непрактичность. В рукопашной, они могли стать только помехой, для бойца. В конце концов, мнение Сергея одержало верх, и обоим кузнецам был сделан заказ на три десятка бердышей.

Постоянно занятый обучением новобранцев на тренировочной площадке, Корнев, тем не менее, с завидной регулярностью находил благовидную причину для посещения кузницы. Это вызывало беззлобное подтрунивание и добродушные насмешки со стороны товарищей.

Все это время Алексей продолжал работать с пленником, в конце концов, допросы виконта принесли некоторую пользу. Хотя собственноручно писать доклад своему сюзерену он поначалу, наотрез отказался, кое какие сведения вытрясти из него все-таки удалось.

Под давлением обстоятельств, этот почтенный господин выложил все, что знал о составе и численности войск в гарнизонах, кое какие соображения о личности самого комтура и ряда других рыцарей и фогтов. На десерт он преподнес схемы укреплений трех замков, в которых бывал. И только выдав все это, и поняв, что рассказал слишком много, и обратной дороги нет, де Савиньи все-таки дал согласие на полное и безоговорочное сотрудничество.

Эту информацию Алексей и Егор решили пока никому не раскрывать, результаты допросов содержались в строгом секрете. Все важные документы хранились в ларце, под замком в комнате «Вжика».

События между тем развивались своим чередом. Пик крестьянских волнений, в соседних владениях пришелся на октябрь — ноябрь месяцы. Возглавляемые Арунасом мятежники перехватывали обозы с награбленным в деревнях добром и гонцов одиночек, жгли и разоряли имения рыцарей. Они устраивали засады на небольшие отряды крестоносцев, и нанеся урон, скрывались в лесу, не дожидаясь когда те соберутся дать отпор. В конце октября, бунтовщики, неизвестно каким чудом захватили и сожгли замок Альтене.

Комтур Герман фон Бригеней понял, что положение очень серьезное и решил лично возглавить карательную экспедицию, мобилизовав всех своих вассалов. Он не знал, что этим успехом мятежники обязаны, прежде всего, агентуре Емелина. Один из слуг, под давлением серьезного компромата, предание которого гласности могло стоить ему жизни, согласился на сотрудничество и указал, где находится подземный ход, ведущий в подвал замка. Проникшие ночью в крепость люди Клауса вырезали караульных и открыли ворота. Когда яростно орущая толпа ворвалась внутрь укреплений, сопротивляться было уже поздно.

В середине ноября, в конец обнаглевшие повстанцы, совершили ночную атаку на лагерь основных сил карателей. Комтур, оказался, что называется, «на высоте» и сумел организовать отпор, несмотря на внезапность нападения. Полуодетый, с мечом в руках, он метался среди пылающих шатров, мелькающих теней, лязга оружия и криков умирающих людей. Наконец опытному вояке удалось сплотить вокруг себя рыцарей и наиболее боеспособных кнехтов, а затем, контратаковать налетчиков. Не выдержав удара, те отступили, бросив убитых и часть раненых. Утром, осмотрев разоренный и заваленный трупами лагерь, фон Бригеней пришел в ужас, ночной бой стоил ему почти трети войска. Потери мятежников также были очень велики. Но самым страшным известием оказался доклад о пропаже во время сражения почти всех лошадей. Воевать пешком господа крестоносцы не могли.

Показания допрошенных с пристрастием пленных заставили задуматься. Он и раньше предполагал, что за спиной бунтовщиков, стоит какая то более серьезная сила. Сообщения о том, что в мятеже замешаны литовцы, только укрепило эти подозрения. Решив, что сам не справится, фон Бригеней направил гонцов с сообщением о беспорядках, и просьбами о помощи к ландмейстеру ордена Вальтеру фон Плеттенбергу, а сам счел нужным отступить. Единственной отрадной вестью было письмо от де Савиньи, в котором сообщалось, что замок Грюненбург находится в надежных руках, а сама территория фогтии является островком спокойствия и лояльности в бушующем море взбунтовавшейся черни. Два гонца, направленных туда с приказом собрать воинов и двинутся на соединение с главными силами, бесследно пропали. Как и предполагалось оба они были перехвачены повстанцами.

Комтур, не знал только одного, оба письма все-таки попали в руки обитателей Грюненбурга. Ерема исправно переправлял туда всю захваченную переписку, которую Ляшков и Емелин использовали для планирования дальнейших операций, и отслеживания обстановки.

Таким образом, еще практически весь декабрь и январь, окрестности находились фактически под контролем мятежников, активных действий ни одна из сторон не предпринимала. Противники ограничивались редкими стычками.

Сказать, что ландмейстер был недоволен ситуацией, это значит, ничего не сказать. Фон Плеттенберг был в ярости. Подумать только, тот самый фон Бригеней, которого он прочил в свои заместители, а возможно даже в преемники, оказался неспособен, самостоятельно навести порядок, на вверенной ему территории! Комтур, имеющий в подчинении столько доблестных рыцарей и отважных кнехтов, просит у него помощи! Для чего? Чтобы разогнать толпу взбесившихся сервов?!

Неудовольствие вызвало и поведение Великого Князя Литовского. Не то, чтобы фон Плеттенберг слишком доверял своему союзнику. Слишком много спорных вопросов в отношениях Ордена и Литвы. Слишком часто они враждовали друг с другом раньше, и без всякого сомнения будут еще воевать впредь. Да и сами братья рыцари не считали себя обязанными блюсти клятвы дружбы и верности, данные язычникам и варварам, пусть даже считающих себя христианами, и на время ставших союзниками Ордена. Но одно дело, если эти клятвы нарушают они сами, руководствуясь священными целями принести истинную веру и цивилизацию в эти дикие края. Совершенно другое, когда грязные дикари затевают свои дьявольские игры за спиной воинов христовых, на их благородном пути за славой и богатством.

Между великим магистром и литовским князем Александром, завязалась оживленная переписка. Первый гневно обвинял и обличал своего союзника в предательстве и требовал немедленного прекращения, оказания какой либо помощи мятежникам. Второй, упорно отрицал и опровергал все обвинения в свой адрес. В результате Александр, дабы доказать свою непричастность к восстанию даже предложил военную помощь для его подавления. В ответ фон Плеттенберг гордо заявил, что у ордена еще достаточно могущества, чтобы своими силами разогнать горстку взбунтовавшейся черни. Фон Бригеней в свою очередь получил суровую отповедь и ультимативное требование в кратчайшие сроки своими силами утихомирить разбушевавшихся подданных.

Неизвестно, эти ли события, или другие обстоятельства послужили тому причиной, но факт остается фактом. Литва продолжала воевать с Московским князем в одиночку. Орден этой зимой в войну так и не вступил.

Пока вокруг кипели страсти, жизнь грюненбургской фогтии текла плавно и размеренно, отпраздновав рождественские праздники, ее обитатели потихоньку готовились к отъезду. Егор вместе с Фридрихом мотался по своим владениям, агитируя крестьян, переселятся на новые земли, как водится, обещая «молочные реки и кисельные берега». Сервы внимательно слушали пылкие речи своего господина, удивленно качали головами или восхищенно ахали в нужных местах, но на этом дело и заканчивалось. Желающих бросить хозяйство, навсегда покинуть землю предков, и начинать все заново было очень немного. Можно было конечно организовать насильственное переселение, но с этим решили не торопиться, опасаясь, что селяне просто разбегутся.

Однажды вечером между Егором и начальником службы безопасности состоялся конфиденциальный разговор.

– Не нравится мне этот тип, дворянин новгородский — заявил Емелин — ходит везде вынюхивает, так и норовит нос свой всюду сунуть.

– У тебя конкретные основания есть, в чем-то его подозревать?

– Конкретных, пока нет, только, что то он заинтересовался де Савиньи. Спрашивал у слуг и караульных, кто в подвале сидит, за что сидит? Справлялся невзначай о наших отношениями с орденом. Не знаю, может у меня паранойя, но по-моему, кто-то пытался вскрыть замок в моей комнате.

– Может просто любопытство? Ты же сам понимаешь, мы товарищи подозрительные, не пойми кто, откуда. Вроде и русские, а вроде и нет. Тут любой заинтересуется. Савва вон тоже поначалу все расспрашивал. А насчет замка, точно уверен?

– Ну не знаю я — пожал плечами «Вжик» — а только все равно вызывает он у меня беспокойство.

– А давай проверочку устроим.

– Интересно, каким образом?

– Завтра ты при всех подойдешь ко мне с докладом о том, что при допросе виконта получена очень важная информация, касающаяся деятельности ордена. Я сошлюсь на занятость и скажу, чтобы ты убрал документы в свой ларчик, мол завтра посмотрю. Потом мы оба по «важному делу» сваливаем из замка, а в твоей комнате оставляем засаду. Как только мышеловка захлопывается, нам дают условный сигнал и все, примитивно и эффективно. Конечно, Джеймса Бонда таким способом не поймать, но для здешних доморощенных шпионов, я думаю, сойдет.

На следующий день, как и договаривались, парни запустили «дезу» а сами спешно собравшись, покинули замок. За высоконаучной, теологической беседой в гостеприимной келье отца Бонифатия незаметно пролетели три, а может быть и четыре (кто их считал) часа. Когда собеседники, прикончив пару жирных цыплят и кувшин вина, уже подумывали, кого бы послать за вторым сосудом, со стороны цитадели раздался вой сигнального горна, оповестившего о том, что мышеловка захлопнулась.

Резво собравшись, наши герои бросились в замок. У ворот их встретил радостно возбужденный Корнев с фингалом под глазом, и размахивая руками, сбивчиво принялся рассказывать:

– поймали! Вы уехали, а Костя с Валдисом в комнате засели. А он холопа возле дверей оставил, здоровый черт, насилу втроем с Яшей и Саввой скрутили его.

– Ты помедленней говори, а то не понять ничего.

Как выяснилось, после отъезда ребят, Теглев пробрался в комнату Алексея, где и был схвачен, что называется с поличным засевшими там Костей и Валдисом. Захват был произведен так быстро и внезапно, что он даже не успел ничего предпринять.

Сложнее получилось с холопом, которого новгородец оставил у дверей «на стреме». Здоровенного парня, пытались скрутить вдвоем Яков и Сергей, однако он оказал ожесточенное сопротивление. Если бы, не подоспевший вовремя Савва, с ним долго пришлось бы повозиться. А синяк Корнев заработал, как ни странно от Якова, который в пылу борьбы, случайно зацепил локтем физиономию коменданта.

Ляшков и Емелин прошли в малый зал, туда же Костя и Сергей притащили задержанного. Развязав ему руки и предложив сесть на лавку, Егор некоторое время пристально разглядывал Теглева, а потом спросил:

– на кого работаем Евфстафий Юрьевич?

Новгородец молча посмотрел на него и отвернулся.

– Ладно, можешь не отвечать, я и сам знаю, вот только который из двоих новгородских наместников. Наверняка Стрига — Оболенский.

– Так вы давно все знали- неожиданно, хриплым голосом произнес задержанный — зачем же тогда весь этот балаган.

– Расслабься господин Теглев, мы на тебя обиды не держим, не враги мы государю московскому, русские все-таки. А чтобы ты в этом убедился все грамотки, ради которых ты так старался, тебе отдадим, с тем, чтобы ты их воеводам княжеским передал.

– Валдис — окликнул Егор, и когда ратник вошел в зал, распорядился — отведи господина в его покои и погляди, чтобы глупостей не наделал

– А кто документы составлял, Леха? — поинтересовался Корнев, когда разоблаченного шпиона увели.

– Ну да.

– Тогда дохлый номер, не прочитают их ни Евфстафий, ни воеводы.

– Это почему еще, у меня почерк разборчивый — вскинулся Емелин.

– Почерк то может у тебя и разборчивый, только вот алфавиты разные — ухмыльнулся Сергей.

– Вот блин, точно — хлопнул себя по лбу «Вжик».

– Ничего страшного — успокоил его Корнев — ты продиктуешь, а он своей рукой перепишет.

– Э, я не понял — возмутился вдруг Щебенкин — этот хрен, обманом к нам проник, шпионил, собирался выкрасть секретные документы, а вы его просто так отпускаете еще и бумаги ему отдаете?

– А для кого, по-твоему, мы всю эту информацию собирали? — остудил его пыл, Егор.

– Слушай, Леший, а как ты определил на кого он работает?

– Это элементарно Ватсон. Заслать его могли только ливонцы, либо новгородский наместник, все остальные про нас ничего не знают. Ливонцев я отмел сразу, слишком сложная схема, если бы захотели, могли сделать проще. Есть масса возможностей. Но, они уверены, что итак держат замок под контролем, значит, нет необходимости направлять агента, да еще таким хитрым путем. Мы засветились в Новгороде, развили там нездоровую суету, куда-то сманиваем людей. Глупо было бы ожидать, что нами не заинтересуются тамошние власти. Выйти на нас они могли только через Важенова, да Теглев и сам это сказал. Торговую часть города «курирует» воевода Иван Васильевич Стрига — Оболенский, кто, как не он будет засылать шпиона?

– Да, действительно просто — согласился Емелин — что дальше то с этим лазутчиком делать будем.

– А ничего. Если захочет, с собой заберем. Навредить он нам ничем не сможет, а так глядишь, может и пригодится чем.

Как выяснилось позже, пришельцы недооценили своего противника. Воспользовавшись затишьем двух первых зимних месяцев, фон Бригеней, поставленный своим «начальством» в жесткие временные рамки разработал хитроумную операцию. В середине февраля разведчики повстанцев донесли о появлении на своей территории крупного обоза противника, охраняемого отрядом из полусотни кнехтов и одного рыцаря. Вожаки мятежных сервов, приняли решение атаковать врага всеми силами. Численность их войска составляла к тому времени почти шесть сотен человек, поэтому бунтовщики надеялись на легкую победу. На лесном перекрестке разыгралась драма в двух актах. Под пологами саней оказалось спрятано еще шестьдесят воинов. Внезапно увеличившийся таким образом вдвое, отряд крестоносцев надолго сковал нападавших. Разгоряченные боем, и уверенные в своем численном превосходстве повстанцы не выполнили приказ Арунаса о немедленном отступлении и жестоко поплатились за это. В самый разгар сражения в спину им ударила подоспевшая, рыцарская конница, под командованием самого комтура. Битва переросла в резню. Едва ли половине инстругентов удалось уйти, рассыпавшись на мелкие группы. Впоследствии, удалось собрать всего около семидесяти бойцов, в основном из тех, кто потерял во время восстания своих близких и ни о чем, кроме мести больше не помышлял. До конца февраля отряд этих отчаянных сорвиголов, огрызаясь засадами и короткими стычками, теряя людей, петлял по лесам, как волки уходящие от загонщиков. Долго однако, так продолжаться не могло, и выполняя приказ Ляшкова остатки партизан в начале марта, отступили к Грюненбургу.

К десятым числам марта, все уже было готово к отплытию, припасы заготовлены и сложены в подвалах и заранее построенных складах. Решившиеся отправиться в дальний путь люди перебрались поближе к замку. Вокруг него был разбит самый настоящий табор, ждали только прихода ганзейских судов. Четыре дня назад приходила ладьи Важенова. Купец, как и договаривались, привез шесть семей мастеров: кожевников, каменщика, плотника — корабельщика, гончара и шорника, пожелавших уехать из Новгорода. Кроме того с ними приехал и православный священник, личность во многих отношениях примечательная. Обратно, Важенов увез добытые пришельцами документы, предназначенные для передачи московским воеводам.

Наконец однажды, хмурым весенним утром, на горизонте показались долгожданные паруса. Когги вошли в бухту, началась погрузка. Стараясь везде успеть, ничего не забыть, падая от усталости, парни метались по берегу между суетящимися людьми, беспорядочно наваленными грузами, и плачущими перепуганными детьми.

Как гром среди ясного неба прозвучало сообщение о том, что фон Бригеней собрал все свои силы и двигается к Грюненбургу. Допросив пленных, комтур пришел к выводу, что территория фогтии захвачена, то ли русскими, то ли литовцами, а его самого уже полгода успешно водят за нос. Ярости его не было предела.

Получив это сообщение, Егор понял, все надежды на мирный и бескровный исход рухнули в одночасье. Крестоносцев надо было остановить, во что бы то ни стало. Ляшков поймал за рукав пробегавшего мимо Корнева.

– Серый, остаешься за старшего. Я сейчас соберу людей, выдвинусь навстречу комтуру, и постараюсь насколько могу его задержать. Загрузитесь, подождете нас до утра, и если не появимся, уходите.

– Так не пойдет, я с тобой, сейчас же поднимаю своих стрелков.

– Со своими ребятами будешь держать оборону здесь, на бастионах — жестко приказал Егор — если я их не остановлю, это сделаешь ты. Не понимаешь? В открытом бою твоих пацанов махом положат, они только стрелять более или менее научились, а в рукопашной не потянут. Все, разговор окончен.

Корнев плюнул, выругался, затем обнял друга и крепко пожал ему руку:

– удачи тебе.

Через несколько часов, Ляшков уже внимательно изучал позицию, которую занимал небольшой отряд добровольцев. Слева топкое болото, покрытое тоненьким, хрупким весенним ледком, справа глубокий разлом оврага, обойти не должны. Два десятка людей Арунаса и тридцать новгородцев валили деревья, устраивая засеку. По предложению командовавшего ватажниками Саввы, перед баррикадой вбивались острые колья. За завалом упрямый голландец, несмотря ни на какие увещевания и требования, настоявший на своем участии в будущей драке, суетился возле своей любимой «игрушки». Ругаясь на забавной смеси немецкого и русского языков, он проверял наводку и расчищал сектор обстрела. Еще одним таким упрямцем, оказался Валдис. Парень наотрез отказался покинуть своего господина, и неотлучно находившийся возле Ляшкова в качестве ординарца и телохранителя.

Оборонительный рубеж был уже оборудован, когда прибежавшие разведчики доложили о появлении неприятеля. Егор, отдал команду, готовится к бою, еще раз окинул взглядом позицию и напряженно замерших на своих местах бойцов. Что ими движет? Ведь прекрасно понимают, что практически все они смертники. У фон Бригенея почти шестикратное превосходство в силах. Остановить его вряд ли удастся, только бы задержать, дать людям возможность уйти.

Стоявший рядом Черный, осенил себя крестом:

– ну, с Богом, я пошел к своим.

– Удачи — кивнул Егор, искоса посмотрев в спину уходящему атаману, неумело перекрестился, подхватил аркебузу и направился к завалу.

Примащивая поудобней ствол своего громоздкого оружия на поваленное дерево, он с интересом рассматривал двоих всадников. Те в свою очередь, привстав на стременах разглядывали баррикаду, пытаясь оценить численность противника. Ляшков прикинул расстояние, метров триста, пожалуй не достать.

– Не стрелять — не оборачиваясь, тихо сказал Егор, зная, что его команда будет немедленно передана по цепочке.

Немного погарцевав перед укреплением, разведчики развернулись и умчались назад.

«Гости» пожаловали минут через двадцать. Из за поворота хлынула густая толпа кнехтов, возглавляемая высоким рыцарем в топхельме и белом плаще с вышитыми на груди алым мечом и крестом. Прикрывшись щитом, крестоносец медленно шел к засеке следом сплошной массой валили пикинеры и арбалетчики, тускло поблескивая железом шлемов и кирас. Над головами обороняющихся, засвистели арбалетные болты. один из них воткнулся в дерево рядом с плечом Егора. Из за баррикады начали отвечать лучники новгородцев и арбалетчики Арунаса, находя первые жертвы в плотных рядах врагов. Ляшков смотрел на неотвратимо надвигающуюся фигуру рыцаря. Вот звякнув, бессильно отскочила от нагрудника стрела, ударил в щит и застрял, пробив его насквозь, арбалетный болт. Но белая железная башня, даже не покачнувшись, продолжает свое движение.

– Что твой танк — мелькнула в голове шальная мысль — ну сейчас ты у меня получишь.

Вот до баррикады остается пятьдесят шагов, тридцать, двадцать. Крестоносец глухо взревел и, взмахнул солидных размеров секирой, подбадривая свое воинство. Раздался одиночный выстрел, тяжелая свинцовая пуля попала точно в шлем, сминая и разрывая его металл. Следом рявкнула бомбарда, обрушивая на оставшихся без командира кнехтов, железный ливень.

– Привет от Андерса — злорадно проворчал Егор, силясь сквозь плотное облако порохового дыма разглядеть, что делается впереди, и старательно прочищая ствол аркебузы.

Когда дым рассеялся, стало ясно, что первую атаку они отбили. Перед завалом осталось десятка два неподвижных тел, да несколько стонущих, пытающихся отползти к своим, раненых.

Ляшков закатил в ствол новую пулю, забил шомполом пыж, и стал ждать. Примерно через полчаса на баррикаду бросилась вторая волна атакующих. Снова повторился свист стрел, звуки их тупых ударов в древесную и человеческую плоть. На этот раз картечь не остановила, а лишь ненадолго задержала врага. Прокатившись по трупам своих товарищей, лавина захлестнула засеку. Завязалась кровавая и беспощадная рукопашная схватка.

Разрядив аркебузу в упор, в грудь кнехта с топором, пытавшегося прорубится через завал, Егор выхватил меч, отводя направленный на него наконечник пики. В следующий момент рядом раздался свист рассекаемого воздуха, и Валдисова совня лишила бедолагу пикинера головы. Дальнейшее помнилось плохо, со всех сторон крики, стоны, лязг железа. Сплошная череда наносимых и получаемых ударов. Голова гудит от пропущенного по шлему удара, со звоном разлетались кольца разрубаемого панциря. Клинок с грохотом ударяет по металлу доспеха и легко рассекает незащищенное человеческое тело. В какой то момент наступает тишина и становится ясно, что все закончилось.

Ляшков устало опустился на землю, покачиваясь к нему подошел Савва, присел рядом:

– тяжко пришлось.

– Да, нелегко, потери большие?

– Пока не знаю, но должно быть большие. Яша! Захара или Якова никто не видел?

– Нету больше Якова — тихо ответил подошедший, тяжело опирающийся на трофейный протазан Ерема — и Захара нету, вон там под деревом оба лежат, Арунас ранен тяжело. Человек двадцать наших осталось, и те почитай половина пораненные.

– Не убереглись значит — опустил голову Черный — каких ребят положили.

– Еще одна такая атака и все, живых никого не останется — покачал головой Ляшков — нам бы еще пару часиков придержать их, а там до темноты они до замка дойти не успеют. Ночью, не пойдут, утра ждать будут.

– А к утру, наши погрузку закончат и поминай как звали — подхватил мысль атаман — так, что, выходит не зря здесь помирать будем.

– Выходит не зря — кивнул Егор.

Передышка длилась почти час, все это время комтур лихорадочно пытался найти обходные пути. Десяток кнехтов рискнули нащупать путь через болото, тонкий мартовский ледок не выдержал, двоих вытащить так и не успели. Попытки переправится через овраг, также успехом не увенчались. Только убедившись, что иного выхода нет, фон Бригеней бросил своих людей в третий раз на решительный штурм зловредного укрепления.