Утро началось неожиданно тяжело, утро дня Удода, что «должен быть легок и светел, подобно небесам», если верить «Книге Дней». Но внутри Кольцевых гор привычный календарь, похоже, давал сбои, если, вообще, действовал. Родомист встал с трудом, испытывая ощущения, до боли похожие на похмелье. Голова казалась пустой и тяжелой одновременно, словно из нее вынули мозг, а череп заменили на металлический. В груди что-то хрустело, переливалось с тупой болью. Мешали жить странные ощущения, малообъяснимые и неуловимые. Будто зудел рядом невидимый комар, готовясь укусить, и тревожил кожу ветерком от маленьких крыл.
Даже спутники заметили неважное состояние мага. Хорт спросил прямиком:
– С тобой все в порядке, Родомист? Выглядишь ты – краше в гроб кладут.
– Устал, – вздохнул маг тяжко. – Но не поворачивать же из-за этого назад? Да и идти недолго осталось.
Хорт недоверчиво ухмыльнулся, Ратан с сомнением почесал щеку, на которой вполне реальные комары оставили некоторое количество отметин.
Вкуса еды Родомист почти не ощущал. Не до того оказалось. Чудились ему колебания в пространстве Силы, чудные, ранее не встречавшиеся. Будто рядом прячется кто-то сильный, могучий и не спешит открывать убежище, но до конца сдержать себя не может, вот и колеблется Сила, словно вода в пруду от играющей в глубине огромной рыбины.
Но ничего определить не удалось, и маг приписал чудные ощущения находящемуся совсем недалеко Храму Судьбы.
Соседство другого мага Межамир обнаружил еще вчера и почти сразу поставил заслон из Силы, воспользовавшись тем, что неведомый противник казался слабее. Что это противник, маг из Новгорода не сомневался, ведь кто же еще может бродить по Внутреннему лесу накануне Ночи Судьбы?
Теперь он медленно сближался с соперником, намереваясь ударить неожиданно, в спину. Угрызения совести не смущали его, ибо все хорошо, что ведет к победе. Тревожило другое, никак не мог понять, к какому Племени принадлежит неведомый враг: к Полурослым, Красноглазым, или, может быть, к Длинноруким? Что от Остроухих пойдет сам Бран, Межамир не сомневался. Путешественник из Того или с Зеленых островов вряд ли выберет северную дорогу.
Лес послушно укладывал под ноги удобные тропинки, чудовища разбегались, едва завидев мага. Лишь одна мантикора, огромное рысеподобное чудовище, рискнула напасть. Развернула кожистые крылья, воздела скорпионий хвост выше деревьев и бросилась на Межамира.
Маг остановился, плавно повел руками. Зверюга с пронзительным свистом скрылась в чаще, ломая деревья. Края крыльев и хвост пылали, настоящим, веселым оранжевым огнем.
Даже столь явное магическое действие, совершенное рядом, не смог обнаружить будущий противник. Правда, Межамир успешно направил откат Силы в нужную сторону, но ведь полностью скрыть магию невозможно. Сомнение засело в груди мерзким червячком, но маг заставил его замолчать и ускорил шаг.
Не прошли и версты от места стоянки, как начались неприятности. Их Хорт ожидал еще с ночи, что прошла под мерное гудение комаров. Спать удавалось урывками.
За спиной охотника, что выбирал путь, кто-то застонал. Послышался звук падения. Хорт обернулся. Родомист оказался распростерт на земле, над ним склонился Ратан.
– Что случилось? – спросил Хорт испуганным шепотом.
– Не знаю, – отозвался Ратан, и тут маг очнулся.
– Что? – в один голос воскликнули спутники, уставившись на пострадавшего. – Что стряслось?
– Кто-то рядом с нами сотворил волшбу, кто-то сильный и в магических делах сведущий, – Родомист говорил уверенно и совсем не походил на человека, только что пережившего обморок. – Но я не могу определить, кто он и где находится. Нападения можно ожидать в любой момент.
Родомист поднялся, и они продолжили путь.
Хорту идти по такому лесу совсем не нравилось. Тяжелый сырой туман, что с самого утра клубился под зелеными сводами, оказался тяжеловат для больной груди. Охотник чувствовал одышку и невольно замедлял шаг.
Из размышлений о собственной немощи Хорта вывел тихий, едва слышный звук, столь же чужеродный для безлюдного леса, как лед для пустыни. Из чащи доносилось пение, тихое и переливчатое. Слов разобрать не удалось, и Хорт в сомнении оглянулся на спутников: слышат ли?
Те шагали, как ни в чем не бывало. Напев, звонкий, словно капель, манил неизъяснимо, и Хорт, сам того не замечая, шел все быстрее. Опомнился лишь от сердитого возгласа за спиной.
– Ты куда бежишь? – крикнул Родомист, утирая пот. – На пожар?
– Заслушался, – сказал Хорт. Как бы в ответ на его слова, пение донеслось вновь, на этот раз явственно.
– Что это? – обычно невозмутимый Ратан выглядел изумленным и встревоженным.
– Не знаю, – отозвался маг серьезно. – Оружие приготовьте, и вперед.
Хорт осторожно раздвинул густые, упругие ветви, потревожив розовые лепестки причудливой формы. В ответ на прикосновение от них потек сладостный аромат. У Хорта от него слегка закружилась голова.
На небольшой поляне, прижав руки к груди, стояла женщина, красивая, стройная. Но что-то в ее облике встревожило охотника. Хорт пригляделся, и увиденное заставило его покрыться холодным потом. Облик незнакомки постоянно изменялся. Волосы то темнели, становясь темно-русыми, то сверкали золотом ржаного поля. Глаза поочередно меняли все оттенки голубого и серого. Очертания тела преображались не столь заметно, скрытые одеждой. Но переменчивость, несомненно, имелась и там. Даже рост женщины время от времени менялся. Но что ужасало более всего – черты лица никак не могли застыть, шли волнами, словно вода, текли, тщась обрести стабильность. Глядя на это, Хорт ощутил тошноту.
– Все ясно, – нарушил тишину Родомист. – Силенок у него не хватает.
– Ты о чем? – спросил Ратан.
– О том существе, что усиленно пытается нас одурачить, – усмехнулся маг, но глаза его были сердиты.
– Об этой женщине? – отведя взгляд от ужасного, но завораживающего зрелища, спросил Хорт.
– Это не женщина. Это существо вообще не имеет пола, – сказал Родомист сурово. – Женщину мы видим лишь потому, что мы – мужчины.
– Как так? – все еще недоумевал охотник.
– Это хищник, не способный передвигаться. И жертвы свои он должен заманивать прямо в пасть. И заманивает, предъявляя существо той же породы противоположного пола. Облик приманки берется из головы потенциальной жертвы. А нас сейчас трое, и головы три, и хищник никак не может определиться с окончательным обликом.
– Что же, – сказал Ратан, извлекая меч. – На этот раз твари не повезло.
– Уймись, – маг положил руку воину на плечо. – Как только ты вступишь на поляну, тебя начнет засасывать живая трясина. Вырваться из нее даже у столь сильного бойца, как ты, шансов немного.
– И что, мы оставим тварь в живых? – вопросил Ратан. Глаза его горели гневом и жаждой боя.
– Уймись, – повторил маг. – Успеешь навоеваться. Конечно, оставим в живых. Зачем убивать? Ты же не убиваешь волка просто потому, что он хищник?
– Но это пыталось напасть на нас, – Ратан мотнул головой в сторону продолжавшей меняться женщины.
– Ну, так ведь не напало же!
– А как этот хищник выглядит? – вмешался в разговор Хорт. – На самом деле?
– Сейчас поглядим, – маг нахмурил брови. Женский облик разлетелся вмиг, и на его месте нагло уставился на людей здоровенный, не меньше аршина в диаметре, глаз на жилистой ножке.
– Ну и пакость! – сказал Хорт, чувствуя, что бледнеет. Ратан нервно сглотнул.
Глаз смотрел на людей со злобой и недоумением. Хорт отпустил ветку, розовые цветки, оставшись без зрителей, сразу потускнели, аромат их пропал.
– Что, насмотрелись? – спросил Родомист насмешливо и почти сразу побледнел, приложил руки к вискам.
– В стороны! – голос мага изменился, стал резким и повелительным. Не особо задумываясь, что он делает, Хорт отскочил.
Струя алого пламени, прошедшая по тому месту, где только что стояли путники, ответила на все вопросы, или почти на все.
– Вот мы и встретились, – удовлетворение звучало в голосе, как радость гадюки, настигшей жертву.
– Я совсем не рад встрече, – ответил Родомист, стараясь говорить твердо и решительно. В противнике, пока невидимом, чувствовалась мощь. Огненную стрелу удалось отбить с немалым трудом.
Краем глаза маг заметил, как Ратан обнажил меч. Солнце заиграло на длинном лезвии.
– Зато я рад, – кусты раздвинулись, и из них вышел среднего роста человек с пронзительными, острыми глазами и крючковатым, хищным носом. – Узнаешь?
Лицо, обрамленное пегой бородой и хитрая усмешка крючконосого показались знакомыми. Память вернулась не сразу, но когда пришла, то расселась хозяйкой, властной и решительной.
– Да, – Родомист скривился. – Маг Межамир из Новгорода. Как такого не узнать.
– А я тебя долго не мог опознать, – осклабился Межамир. – Думал, что за слабосильного мага послали к Храму из степей? А это оказался ты, некогда великий и могучий. Но так даже лучше. Убив тебя, я докажу себе, что на самом деле сильнее и, кроме того, избавлюсь от соперника.
– Не хвались, идучи на рать, – ответил Родомист угрюмо. – А хвались, идучи с рати.
Уверенности он не чувствовал, лишь усталость и глухую досаду на то, что все так по-дурацки заканчивается.
– Неужто ты будешь сопротивляться? – картинно изумился Межамир. Небрежным щелчком он послал струю воздуха, которая сбила с ног Ратана. – Сдавайся, старик! Спутники тебе не помогут!
Ястреб над головой мага из Новгорода яростно заклекотал, расправил крылья, а волк за спиной свирепо оскалился.
– Мы посмотрим, – ответил Родомист зло и напал сам.
Они стояли напротив друг друга, точнее, враг напротив врага, два мага, два человека. Кого-то напоминали они охотнику, причем столь сильно, что он даже зажмурился, силясь поймать ускользающий образ. И поймал.
Две птицы, огромные, сильные, Ворон и Сокол. Нет, скорее, Ястреб. Сходство оказалось настолько очевидным, что охотник вздрогнул. Промелькнула странная мысль о том, где кончается животное и начинается человек, мелькнула и погасла, задутая потоком событий, что помчались со скоростью северного ветра.
Отлетел в сторону Ратан, поднявший на врага меч.
Воздух вокруг чужого мага вспыхнул радужным ореолом, повинуясь жесту Родомиста. Загорелся – и погас. Ворон бессильно уронил крылья-руки, а Ястреб зашипел от боли.
Оскалившись, как не сможет ни одна из птиц, даже самая хищная, чужой маг резко вскинул руку. Земля под ногами Родомиста вспучилась, и не отскочи маг в сторону, оказался бы поглощен вырвавшейся из земли, словно гной из прыща, пышущей жаром массой.
Только тут Хорт вспомнил, что тоже кое-что может, и вытащил лук. Пока возился, Ратан догадался. зайти чужаку сбоку. Почти достал мечом, но вновь покатился, сбитый невидимой рукой. Воспользовавшись заминкой противника, ударил Ворон: искрящийся водопад рухнул прямо из воздуха и застыл на Ястребе, обернувшись льдом.
Хорт вскрикнул от радости, но вскрик почти сразу сменился вздохом разочарования. Лед разлетелся разбитым зеркалом. Обнажилось лицо Ястреба, багровое, налитое яростью. Если ранее он забавлялся, то теперь был готов убивать.
Выкрикнул что-то нечленораздельное. Отвечая крику, с чистого неба ударила молния, прямо в голову Родомиста. Тот мгновенно напрягся, окаменел, и молния застыла, зависла в воздухе неправдоподобно длинным белым деревом. Хорт воспользовался паузой в поединке и выстрелил.
Чужак поймал стрелу, просто взял ее из воздуха, как берут какую-либо вещь с полки. Родомист тем временем отшвырнул от себя молнию, лицо его перекосилось от напряжения, и небесная стрела разнесла вдребезги ближайшее дерево. Остро запахло грозой.
Злобный рык вырвался из горла чужого мага, лицо его перекосилось. Ратан, что подскочил было, занес клинок, неожиданно выронил оружие, затряс рукой. Меч остался лежать, вокруг него тлела и обугливалась трава, по лезвию гуляли огнистые блики.
От нападения Ястреба ощутимо дрогнула земля. От ног его по тверди покатились волны, как по глади озера. Родомист с трудом сохранил равновесие. Хорт ловко перепрыгнул через прокатившийся под ногами валик, краем глаза заметил, как упавший Ратан тащит из-за голенища нож.
Второй выстрел оказался не лучше первого. Стрела на этот раз просто сгорела, не долетев до противника. Магия Родомиста доставила ему гораздо больше хлопот. Окружившее голову пламя он смог потушить, лишь обрушив на себя изрядное количество воды.
Из пламени и воды Ястреб вышел, лишь подмочив перышки. Улыбался гадко. Ворону пришлось хуже. Родомист тяжело дышал, пот струился по его лицу.
Ощутив страх, Хорт озлился и вытащил очередную стрелу. Охотник спешил, но двигался все равно медленно, в сгустившейся духоте Силы. Силы магов. Духота густела, становясь невыносимой, словно твердел сам воздух.
На этот раз не было ни молнии, ни пламени, ни землетрясения. Хорт ощутил легкий толчок в затылок, и Родомист сразу же провалился по колено в ставшую вдруг жидкой землю. Лицо мага исказилось от муки, охотник слышал, как что-то хрустело, но маг смолчал.
Метнулся с земли, в невозможном прыжке, достойном настоящего барса, Ратан. Воин распластался в воздухе и почти достал шею противника. Но Ястреб увернулся, и Ратан неловко упал, застыв в неудобной позе. И в этот момент Хорт выстрелил. Он ненавидел и любил в этот миг стрелу, вложил в нее любовь к спутникам и ненависть к врагу. Ему показалось, что стрела почернела, прежде чем прянуть с тетивы.
Усталость накатывала все сильнее, играла мягкими руками, улыбалась продажной девкой, заставляя мышцы деревенеть, а разум путаться. Завертела, и заклинание Пожирающей Земли Родомист отразить не успел. Или просто не хватило сил. Ощутил, что проваливается. Память угодливо подбросила яркую картинку: он, еще мальчишка, забрел один на болото.
Воспоминания смыла боль, страшная, непредставимая. Пожирающая Земля выпивает из живого существа Силу, попутно пожирая его плоть. Действует это заклинание быстро и болезненно, а остановить его может лишь смерть наславшего.
Родомист сам не понял, как смог сдержать крик. Сжал зубы и поднял взгляд. Казалось очень важным: смотреть на врага и не кричать. Молчать.
Стрела, пущенная Хортом, выплыла откуда-то сбоку, огромная, пылающая. Родомист увидел удивление на ястребином лице, и ощутил изумление сам. Что сотворил охотник? Над головой Хорта, над его лицом, каменно-спокойным, словно маска, пылал синевой воздух, говоря: вот он маг, сильный, одаренный.
Но долго удивляться Родомист не смог. Черная стрела ударила-таки Межамиру в лицо, преодолев защитные барьеры, и темным туманом расплылась по телу. Межамир задергался, затрясся, словно паралитик. Родомист ощутил, что Пожирающая Земля теряет силу, и тут же нанес удар сам. Нанес последним, что у него было, усилием, и со всех сторон нахлынула жадная ревущая тьма. «Вот и все», – успел подумать маг, прежде чем отдаться ей.
Пламенеющая стрела, на которую Хорт смотрел, затаив дыхание, ударила прямо в Ястреба. Охотнику показалось, что она на миг замедлила полет, словно рвала невидимые преграды, но все же достигла цели. Темное облако окутало сухопарую фигуру.
Хрипло прокричал что-то Родомист и почти сразу повалился на землю. Но вокруг корячившегося, как полураздавленный таракан, чужака, скрутил тугой узел мощный вихрь. Хорт видел как гнется трава, как трещат кусты.
Но Ястреб преодолел все. Он прорвал стену вихря, вышел страшный, изъеденный, словно его грызли крысы. Хорт с ужасом увидел кость, просвечивающую сквозь щеку. Чужой маг уставился на охотника со злобой, и тут же из его груди высунулось нечто острое, блестящее. Ястреб всхлипнул, поперхнулся кровью и упал вперед. За его спиной обнаружился Ратан. Пока маг сражался с вихрем и со странной стрелой Хорта, воин поднял меч и, обжигаясь о горячий металл, подобрался сзади.
Тишина ударила по ушам громадными ладонями. Хорт ощутил, что ужасно устал, и сразу же навалилось головокружение. Ратан отсалютовал охотнику мечом и уселся наземь. Ноги не держали опытного воина.
Родомист не двигался. Земля так и не отпустила его, и теперь он, словно сломанный цветок с двумя стеблями, лежал на спине. Хорт, решив, что маг в обмороке, подошел. Плечо Родомиста оказалось каким-то мягким, словно из него извлекли кости. С ужасом ощутил охотник, как что-то крошится под одеждой, отвечая прикосновению.
Отскочил с воплем. Но последствия касания продолжились. Хорт и подошедший Ратан наблюдали, как тело мага опадает, теряет форму. Последним пошло черными трещинами и осыпалось пеплом лицо. В последний миг губы мага словно сложились в улыбку, прощальную улыбку, полную печали и... надежды. По крайней мере, Хорту хотелось так думать.
На земле, словно вырастая из нее, лежала одежда, и ветер выдувал серый песок, похожий на пепел, из ее складок.
Картинка смазалась, и Хорт ощутил, как что-то течет по лицу. Как ни странно, ему совсем не было стыдно. Может быть, оттого, что некого оказалось стыдиться?
Подошел Ратан. Лицо каменное, губы сжаты.
Они стояли долго. Пока ветер не развеял весь прах, не высушил слезы на глазах. Но не смог ветер стереть морщины со лбов, горестные, глубокие.
– Что ж, он погиб, а нам жить дальше, – голос Ратана скрипел, подобно старой двери.
– Как? – вздохнул Хорт. – Он направлял нас, он вел нас. Куда идти без него? Что делать?
– Куда идти, говоришь? Что делать? – мутью со дна в голосе Ратана поднималась ярость. – По-моему, все ясно. Или ты предлагаешь пуститься в обратную дорогу, наплевав на то, ради чего погиб Родомист, на то, ради чего сгорел Леслав? Ты хочешь сбежать?
– Не кричи, – сказал охотник устало. – Мы ведь не знаем дороги, а о цели путешествия имеем самое смутное представление.
– Куда идти – известно, – Ратан говорил спокойно, но гнев все еще бродил в нем, изредка прорываясь, и тогда воевода раздувал ноздри, глаза его краснели. – На юг. А что делать в Храме – разберемся на месте.
– И что, теперь в Храм придется идти кому-то из нас? – Хорт с сомнением почесал затылок.
– Если говорить точнее, то придется идти мне, – сказал Ратан. – Твоя задача – помочь мне дойти до Храма, а то я в этом лесу через версту заблужусь.
– Ну тебе – так тебе, – вздохнул Хорт с облегчением. Храад представлялся ему местом исключительно страшным, где ничего хорошего случиться не может.
– Нечего тогда рассуждать, – Ратан посмотрел на солнце, что пыталось спрятаться за кронами. – Надо идти. Выбора у нас все равно нет никакого. Либо —¦ князь, либо – в грязь.
– Это точно!
Из пущенных стрел Хорт, к собственному удивлению, нашел только одну. Ну, вторая сгорела, это ясно. Первая исчезла неведомо куда. Зато третья обнаружилась в правом плече погибшего. Когда маг упал, она не сломалась, торчала горделиво. Только вид ее после выстрела изменился. Древко почернело, словно его измазали дегтем, а оперение сияло золотом. Хорт взять стрелу не решился.
Лес, по которому шел Костук, излучал глухую враждебность. Нет, не ненависть, именно враждебность, ко всему чуждому, что приходит извне, из-за Кольцевых гор. Враждебность копилась тем сильнее, чем дальше он шел. В шорохе листвы крылась непонятная угроза, цветы пахли ядовито, а птичьи вопли таили ярость.
Вскоре после полудня с северо-востока докатилась волна Силы, и далее возмущения следовали одно за другим, сильные, яростные. Где-то не очень далеко шел бой, схватка магов. Костук попытался определить, кто с кем сражается, но не смог. Сила же словно взбесилась. Иногда казалось, что бьются гиганты, способные разрушить горы или вырастить лес на месте пустыни, поднять остров со дна моря или снять солнце с неба. А когда битва закончилась, Костук перестал ощущать вообще что-либо, как будто оба поединщика исчезли, перенеслись далеко, или же погибли. От этой мысли мороз прокатился по коже, несмотря на роскошно жаркий день. Магу показалось, что солнце закрыла густая тень, вокруг потемнело.
Журчание отвлекло от мрачных мыслей. Как никогда кстати встретился ручеек. Полоска воды причудливо вилась, словно путающий следы зверь, взблескивая на солнце. Золотые рыбки сновали у самого дна. Когда одна из них открыла рот, то обнажился набор зубов, которому позавидовал бы волк. Костук отпрянул, пить расхотелось. Кто знает, чем эти рыбки питаются, может быть – неосторожными путниками?
После ручья начались густые, почти непроходимые заросли. Пользоваться магией и тем самым открывать свое присутствие, Костук не хотел и посему пробивался, используя нож и топор. Несмотря на наличие режуще-рубящих инструментов, шел медленно. Вскоре вспотел, одежда намокла так, словно искупался.
Не сдержал крик радости, когда заросли закончились, и показалась небольшая уютная поляна. Со вздохом присел Костук к стволу, вытянул гудящие ноги. Вот уж никогда обитатель степи, где дерево – лишний предмет, не думал, что будет настолько рад лесной поляне. Орки леса, в большинстве своем, боятся, не любят, считая местом, где могут жить только очень странные существа, вроде Остроухих или Волосатых.
Шорох за правым плечом привлек внимание. Костук скосил глаза и лишь усилием воли заставил себя усидеть на месте. Странное создание, крупное и, наверняка, хищное, выходило из зарослей. Тело петуха, увеличенное более чем вдвое, петушиный же гребень на голове, но в клюве щерятся острые зубы, отблескивая белизной. Хвост и вовсе – змеиный. Оперение играет всеми цветами радуги, лишь траурная лента чешуи позади портит праздничность. Змеептиц не замечал орка, косил по сторонам большими лиловыми глазами, вышагивал важно. Василиск – всплыло некогда слышанное название.
Сбоку от первого монстра затрещали кусты, и на поляну выбралось еще одно пернатое создание. Костук пригляделся – так и есть, самка. Размерами меньше, оперение не такое яркое. Точь-в-точь курица и петух!
Петух призывно щелкнул зубами, и странные птахи принялись ходить друг вокруг друга. Самец выпячивал грудь, топал ногами, из горла его вырывалось призывное шипение. Самка же имела вид скучающий, незаинтересованный, и если партнер становился слишком настойчив, отскакивала в сторону.
Костук сидел ни жив, ни мертв. Если пташки его заметят, то отбиться от них будет не просто. Но, увидев, что парочка увлечена друг другом, маг осторожно встал на четвереньки и пополз в кусты.
Выдала его сухая ветка. Треснула под рукой, проклятая, причем с таким грохотом, что может издать разве что молния в степи. Костук услышал за спиной злобное шипение. Вскочил, развернулся и оказался лицом к лицу (или лицом к морде?) с разъяренным птицезмеем.
Времени на заклинания не оставалось. Костук попытался отскочить, но нога задела за кочку и маг с треском и грохотом рухнул в самую середину большого, густого, колючего и, как следствие, весьма негостеприимного куста. Ветви копьями впились в спину, колючки стремились добраться до плоти сквозь одежду.
Ошеломленный поведением противника (или жертвы?), василиск замер на месте, и Костук воспользовался этим, чтобы пробраться сквозь сплетение ветвей на другую сторону. Ободрал руки, лицо, порвал штаны, но зато теперь между ним и хищной тварью оказался заслон.
Обнаружив, что добыча пропала, василиск зашипел отвратно и заспешил в обход. Не обращая на него внимания, Костук закрыл глаза, всем телом ощутил текущие вокруг потоки Силы, потоки, только в которых и благодаря которым может существовать жизнь. Сила смыла страх, очистила мысли, и Костук мгновенно нашел выход, что ранее ускользал, не давался в руки. Слова пришли сами, из давних дней, из недр памяти. Эти стихи он сочинил очень давно, но никогда не произносил:
Полуночи смутным журчащим дождем,
Тумана и сумрака в чаще мы ждем.
Рыдая, мы просим, склонясь над огнем,
Несчастье и беды утопим мы в нем.
Когда Костук открыл глаза, на него никто не нападал. Никто не разевал зубастый клюв в его сторону, не грозил когтями на лапах, не сверлил взглядом. Василиск стоял ошеломленный, ошалело крутил головой. Что-то исчезло, что-то, к чему он только что стремился.
С поляны донеслось призывное шипение. Самка пока ждала, но намекала, что долго терпеть отсутствие внимания не будет. Самец развернулся на месте и, смешно задирая ноги, понесся к подруге. Птичья память коротка, и василиск мгновенно забыл о неудачной охоте.
Песок не набивался в сапоги, лицо не сек обжигающий ветер, не надо было экономить воду, но Мбома шел и про себя ворчал. Его раздражало все: и обилие зелени вокруг, и роса, что выпадала каждое утро, нервировали многочисленные звери и птицы, которых так трудно оказалось поймать. Пару раз он ухитрился сбить мясистых разноцветных летунов, что визгливыми криками оглашали джунгли с самого утра, мешая путешественнику спать. Мясо их оказалось жестким и невкусным. Мбома его, конечно, съел, но потом маялся животом и громко проклинал местную живность.
Лес отвечал идущему по нему зулу полной взаимностью. Лианы норовили обернуться вокруг горла, ветви цеплялись за волосы и одежду, корни выпрыгивали из травы, делая подножки. От неожиданно рухнувшего дерева, что за миг до падения выглядело крепким и живым, Мбома увернулся чудом.
На все нападки леса он лишь хмурился. Одна мысль терзала зула: дошел ли до леса еще кто-нибудь из соплеменников? Или в Храм придется идти ему, Мбома? Чем ближе становился Храм, тем меньше этого хотелось. Дорогу к Храму он чувствовал. Словно далеко впереди, высоко возносясь в небеса, сиял невидимый обычным зрением светоч, указывая путь.
Утром дня Удода все шло просто на удивление хорошо. Роса оказалась скудна, тумана почти не было, а когда солнце разогрело лес, вокруг стало сухо, словно в родной пустыне. Деревья расступались сами, давая дорогу, противные корни исчезли совсем, тропка легла под ноги ровная и удобная. Мбома шел и радовался, решив, что, наконец, сжился с окружающей средой. Ему не пришло в голову, что бесплатное мясо бывает только в крысоловке, а если вокруг все хорошо, готовься к неприятностям.
Нюх на опасность все же не подвел. Прежде чем огромная крылатая фигура вынырнула из-за низких деревьев, зул, сам не понимая почему, рванул в сторону. Завидев чудовище, наддал. Волна воздуха ударила в спину, прибавив скорости.
Обернулся Мбома только, отбежав саженей на двадцать. На том месте, где только что стоял путешественник, складывало крылья летучей мыши странное существо. Если леопарда увеличить вдвое, нет, пожалуй, втрое, смыть с него пятна, прибавить багровую гриву вокруг морды, то получится некое подобие. Дополняют портрет уже упомянутые крылья и длинный скорпионий хвост.
Мбома не успел как следует испугаться, а порождение ночного кошмара вновь кинулось на него. Купец никогда не считал себя великим бойцом, а под взглядом желтых, огромных, хищно сияющих глаз не испытывал даже желания мериться силами. Ему доводилось воевать и с разумными существами, и с животными, и сейчас зул понял: бесполезно.
Он помчался так, как ни бегал, наверное, никогда. Ветви жестоко хлестали по лицу и телу. Раздавленные цветы, умирая под ногами, исторгали напоследок ароматы такой мощи, что Мбома начинал задыхаться. Хорошо лишь, что бежал он под уклон, и удавалось поддерживать хорошую скорость. Позади трещали деревья, сминаемые могучим телом, и слышался странный тонкий свист. Похожие звуки издают некоторые пауки, и странно было слышать их от такого крупного животного.
Дыхание становилось все тяжелее, ноги постепенно каменели. Колени почему-то отказывались гнуться, и Мбома ощущал, будто бежит на ходулях. Пота с него стекло столько, сколько жиру с барана, которого жарят на вертеле. Сбросил веса не менее полупуда.
Запнувшись о что-то, он едва не упал. Некоторое время бежал согнувшись, пытаясь удержать равновесие. Когда выпрямился, похолодел от ужаса: страшный хищник оказался перед ним!
Хрипя, подобно загнанному верблюду, метнулся Мбома в сторону, отметив, что за спиной продолжается свист. Вломился в кусты и на этот раз упал. Земля больно ударила в подбородок, и рот наполнился кровью из прокушенного языка.
Некоторое время он не видел и не слышал ничего, оглушенный падением. Когда же выглянул из ненадежного убежища, изумленно вздохнул – две крылатые бестии стояли друг напротив друга. Тот, что гнался за Мбома, преследуя жертву, залез на чужую территорию и нос к носу сошелся с хозяином.
«Как коты на помойке», – подумал Мбома и даже слегка похихикал над чудным сравнением. Крылатые твари, расправив крылья, стояли напротив, выгнув спины, и свистели, яростно, на высоких тонах. От шума у зула зазвенело в ушах.
Звуки достигли невыносимого уровня и оборвались с глухим ударом. Земля дрогнула. Сипло шипя и встав на задние лапы, хищники драли друг друга передними. Летели клочья шерсти, лилась кровь. Самая обыкновенная, красная.
Противники отскочили одновременно и вновь сшиблись. Огромные туши взвились в воздух и ударились там, мощные крылья подняли ветер, сравнимый с настоящим. Рухнули наземь, и тут та тварь, что гналась за Мбома, ухитрилась вцепиться в горло противнику. Глаза того вспыхнули алым огнем, и хвост, что доселе бездействовал, черной молнией метнулся вперед. Шип вонзился в плечо, и плоть вокруг него сразу начала темнеть. Ответ оказался мгновенным. Жало вошло прямо в глаз. Пораженный зверь вздрогнул, лапы его подломились.
Два тела упали одновременно, так и не расплетя смертельных объятий. Некоторое время слышалось тяжелое дыхание раненого в плечо, затем стихло и оно.