Ночь судьбы

Глава 17

Он шел, почти не ощущая голода и жажды, шел быстро, и усталость в испуге шарахалась прочь. Ему было все равно, холодно вокруг или жарко, ведь одежда его, рваная и дырявая, равно хорошо пропускала и холод и жару. Шел, не оглядываясь и не таясь, но звери, ведомые инстинктом, сами убирались с дороги странного, наполовину мертвого существа. Живые так не пахнут, а мертвецы не ходят, и отступали хищники, пряча страх за рычанием, отползали змеи, спасались травоядные. Истарх не задумывался о том, что происходит с существом, взявшим Смертную Силу другого, особенно, если этот другой – маг. Он просто шел, а Смертная Сила меняла его.

Прибрежный кустарник сменился полосой зелено-пестрых джунглей, буйного южного леса. Вместе с ним Истарх поднимался, одолевая пока не очень крутые горы. Резко белели впереди, в синем сиянии небес, вершины, и темнели под ними могучие тела гор.

Джунгли окончились сразу. Только что он шел среди запахов листвы, под сенью огромных деревьев, увитых лианами. Десяток шагов – и вокруг пусто, камни лежат, подставив солнцу округлые бока, грохочет в стороне невидимый поток.

Вскоре Истарх добрался до обширного, тянущегося на запад и на восток карниза. Когда вступил на гладкую, словно отполированную поверхность, в сердце что-то кольнуло, остро и болезненно. Айн остановился.

Серым валом возвышались горы, намекая на неприступность, стена за карнизом бесстыдно выставляла напоказ шрамы пещер, все было тихо. Но заостренная спица тревоги прочно засела в груди. Поводив носом, Истарх ощутил, что холодом тянет от одной из пещер, тихо, но явственно.

Но с удивившим его самого равнодушием Истарх, вместо того, чтобы поискать другую дорогу, пожал плечами и двинулся вперед. Стена за карнизом выглядела отвесной, но айн ощущал смутную уверенность, что рано или поздно найдется место, подходящее для подъема.

Когда он проходил мимо пещеры, что показалась опасной, то уловил идущий изнутри ток воздуха, отмеченный смрадом крупного зверя. Обнаружив, что эта сторона карниза не годится для подъема, повернул назад. Из темного провала донеслось ворчание.

Отойдя немного от входа, Истарх остановился и стал ждать. Ворчание усилилось, и вскоре к нему присоединилось цоканье, словно животное с крупными когтями передвигалось по камням. Смрад из пещеры донесся явственнее, заставляя морщить нос. После смерти Плотина Истарх обрел необычайную остроту чувств и уже не изумлялся собственному чутью.

Мрак выдавился из пещеры, словно густая паста, на миг замер и облекся в мощную, коренастую фигуру. Истарх рассматривал пещерного жителя с интересом, отметив, что ни он сам, ни Плотин о таком существе ничего не слышали.

Мешкообразное, покрытое короткой угольно-черной шерстью тело опиралось на четыре кривые, мощные лапы. На них болтались когти, длинные и острые. Огромная пасть с треугольными зубищами. Желтые глаза горели злобой и голодом. Чешуйчатый хвост, более всего похожий на крысиный, дополнял портрет.

– Нда, – скривил губы Истарх. – Что за чучело!

– Аргх, – сказало чучело в ответ, показав огромный розовый язык. Голова пещерного создания отдаленно напоминала черепа представителей разумных рас, и вид его внушал скорее любопытство, чем страх. – Ты – говорить...

Истарх вытаращил глаза, недоуменно заморгал. Услышать разумную речь от дикого животного? Проще найти невинность в борделе.

– Ну и ну! Ты еще и разговариваешь? – произнес айн, качая головой.

– Хррр...аргх... разговаривать, – существу явно давно не приходилось практиковаться в искусстве речи, слова с немалым трудом вылезали из зубастой пасти. На морде пещерного жителя читалось напряжение. – Да, мы,., хррр... разговаривать...

– Ну и дела! Скоро камни запоют, – за все время пути от побережья Истарх первый раз ощутил, что испытывает удивление и, вообще, какие-то эмоции. – А ты кто?

– Я? Грхх... Я – Страж.... Быть Страж, – в словах косматого создания прозвучала горечь. Мощная лапа поднялась и указала на север, за горы. – Быть Страж... там... изгнание...

– Интересно, чего ты там сторожил? – пробурчал под нос Истарх, а в полный голос сказал: – Ты был стражем, и тебя изгнали. За какую-то провинность?

– Провинность... аргх... хррр, – чудище опустило голову, засопело. – Упустить... я... враг.... Проиграть....

– Ясно, – Истарх кивнул. – И как же ты сюда попал, как перешел горы?

– Хррр... есть путь... аргх... сквозь горы.... хррр... под землей, – на этот раз страж указал на пещеру, что чуть ли не вдвое превосходила все остальные по размеру входа. – Там можно пройти.... хррр...

– А можно мне пройти там? – осторожно спросил Истарх. Боя он не хотел. Жуткое создание выглядело старым и больным. Мыслишку о том, что такой зверь может питаться только мясом, айн отодвинул подальше.

– Пройти?... хррр... Страж.... аргх.... Не дает пройти, – глаза косолапого вспыхнули алым пламенем, пасть приоткрылась.

Черные толстые лапы распрямились, мощное тело упруго взвилось в воздух, и через мгновение житель Островов лежал на спине, прижатый к земле, а треугольные зубы щерились в опасной близости от его шеи.

– Хррр... Думаешь, Страж слаб?.. Стар?., аргх, – чудище улыбнулось, и Истарх чуть не задохнулся от вони. – Нет... хррр... Страж – быстр...

Более Истарх слушать не стал. Ловко выкрутившись из когтей страшилища, он ударил сильно и просто – ногой в пах. Но – то ли это оказалась самка, то ли половые органы у Стражей расположены по иному – удар особого эффекта не произвел. Страж лишь удивленно всхрипнул и попытался вновь прижать жертву.

Второй удар получился у Истарха каким-то странным, словно его рукой кто-то вел. Сам того не ведая, он вложил в него Смертную Силу. Чудище отшвырнуло на сажень, оно жалобно заскулило и получило еще раз – по морде.

От третьего удара у Стража вытек глаз. Истарх легко уворачивался от взмахов когтистых лап, сам бил точно, осознанно и умело. Лишь когда противник задергался, захрипел, оседая на камни, и изо рта его пошла кровь, айн остановился. Сказал угрюмо:

– Ну что, доболтался, мешок волосатый? Надо было сразу меня харчить. Может, тогда и одолел бы.

– Одолел бы... хррр... старый... аргх, – заскулил Страж жалобно, а лапа его вдруг ловко метнулась к ноге Истарха, но зацепила лишь штанину. Айн ловко увернулся и врезал ногой так, что под черной шерстью что-то хрустнуло.

– Уррр! – полувой-полуплач разнесся над горами, заставляя обезумевшее эхо метаться средь камней и глухо подвывать из пещер.

– Прощай, приятель. Надеюсь, что ты скоро сдохнешь, и никого более не тронешь, – пинком Истарх сбросил тварь с края карниза, посмотрел, как мощное тело неуклюже катится по камням. – А ведь мог остаться жив, если бы в драку не полез! Ведь уже не Страж, выгнали давно. Но только сам себя из Стражей уволить не смог, и в этом твоя глупость. Вот и подыхай теперь!

После произнесенной неизвестно для кого речи Истарх ощутил, что хочет пить. Впервые за весь поход навалилась усталость.

Пока искал воду, небосклон потемнел. В сгущающейся тьме обследовал пещеры, нашел одну, маленькую и чистую. Устроился у задней стенки. В прореху входа виднелись лес внизу и яркие южные звезды, словно драгоценные камни, высыпанные на черную ткань. Неожиданно звезды закружились в безумном танце, Истарх ощутил, как тяжелеют веки и мгновенно уснул.

Ход, который так необдуманно указал мертвый теперь Страж, поначалу походил на созданный руками разумных существ проход. Ровный пол, высокий потолок, почти квадратная форма сечения. Свет позади пропал довольно быстро, и Истарх шагал в полной темноте, осторожно переставляя ноги. Пахло вокруг камнем, было тихо, лишь где-то далеко впереди капала вода.

Когда глаза привыкли ко мраку, и из тьмы проступили нечеткие очертания хода, Истарх двинулся далее более уверенно. Если видишь, нет опасности свалиться в разверзшуюся пропасть или же влупиться лицом в стену. С определенного момента Истарх ощутил, что Смертная Сила вновь зашевелилась внутри, и в тот же миг с глаз словно спала пелена. Теперь он видел столь же ясно, как и днем, не различая, правда, цвета.

Узкие отнорки, отходящие от основного хода, не привлекли внимания путника, и вскоре он выбрался в огромную пещеру. Даже с обостренным зрением не смог Истарх разглядеть ни стен, ни потолка. Шагнул – и отскочил, непроизвольно ахнув; ноги коснулось что-то холодное и мокрое, коснулось там, где глаза ничего не обнаруживали.

Истарх присел на корточки, повел вперед рукой. Ледяное мокрое прикосновение ощутил сразу. Холодная, прозрачная до невидимости вода, целое озеро ее, оказалось впереди. То, что Истарх принимал за пол пещеры, полого снижающийся во тьму, оказалось дном.

Когда Истарх обследовал дорогу влево и вправо, ему в голову закралась мыслишка, что Страж нарочно или по старости что-то напутал и неверно указал проход. Или забыл, что не все могут плавать в ледяной воде, или за те годы, что протекли с момента его путешествия по подземельям, пещеры изменились.

Отгоняя назойливые, словно комары, мысли, айн продолжил исследовать пещеру. Из тьмы, с озера, тянуло свежестью, один раз что-то плеснулось, гулко и мощно, подобно огромной рыбине. Эхо прокатилось под сводами и затерялось в огромности подземелья.

У стены пещеры, уходящей налево, Истарху удалось обнаружить небольшой карниз, узенькую тропочку вдоль самого края озера. И вновь она показалась ему не творением природы, а созданием искусных мастеров.

По карнизу Истарх шел медленно, постоянно проверяя границу воды. Дно озера резко ушло вниз, и вскоре Истарх ступал словно по краю пропасти. Пару раз в глубине проносились тени, стремительные и оттого плохо различимые.

Вскоре карниз расширился, Истарх зашагал увереннее. В стене по левую руку, начали открываться проходы, все одинаковой прямоугольной формы. Коридоры без дверей.

На пятом ответвлении Истарх не выдержал, свернул. Ход долго вел прямо, потом начал подниматься. В полу появились трещины, а за очередным поворотом путешественника встретил завал. Беспорядочное нагромождение глыб перекрывало дорогу. Разочарованный, так и не узнав ничего о неведомых строителях, Истарх повернул назад. Единственное Племя, что строит подземные жилища – Полурослые, но они никогда не жили так далеко на юге, да и проходы здесь высокие, так что даже Остроухому не придется нагибаться.

Обуреваемый сомнениями, вернулся Истарх на прежнюю дорогу. Пещера встретила прохладой и знакомым плеском вдалеке. На этот раз к плеску добавилось нехорошее щелканье.

Карниз вскоре вновь сузился и принялся вместе со стеной резко забирать вправо. В тот момент, когда Истарх ощутил, что прошел полкруга и вышел на место, к которому от входа в пещеру ведет прямая, путь преградил обвал. Груда камней вздымалась вверх горделиво и уродливо, низ ее виднелся под водой.

Пока Истарх оглядывался, что-то в воде насторожило его. Здесь, в отличие от других мест, подземное озеро оказалось заметно. Легкая рябь уходила куда-то под ноги, в северном направлении.

Истарх опустился на колени. Вода обожгла голову холодом, но айн вытерпел и разглядел широкое темное отверстие в теле скалы. Течение явно направлялось туда.

Краем глаза заметил движение, резко отпрыгнул. Капли, слетая с волос, дождем ударили по воде и камням. Затылок Истарха болезненно соприкоснулся со стеной. Но путешественник проглотил рвущиеся с языка ругательства, увидев тварь, с которой только что чуть не познакомился. Более всего зверюга, высунувшая зубастую пасть из воды, напоминала жителя болот империи Того, крокодила. То же длинное, веретенообразное тело, вытянутые челюсти, ромбовидная чешуя. Только нет глаз, и вместо лап шевелится нечто, напоминающее плавники.

Подземный крокодил клацнул зубами, заставив Истарха вжаться в стену, и плавно погрузился, растворившись среди теней. Лезть в озеро, в котором обитают столь симпатичные создания, Истарх не захотел и начал карабкаться вверх по осыпи.

Путь, вопреки ожиданиям, оказался вполне проходим. Камни лежали плотно, образуя некое подобие лестницы. Обвал, породивший насыпь, случился давно.

Наверху обнаружился узкий лаз, более похожий на крысиную нору, если конечно, представить крысу со свинью размером. В нем было темно даже для зрения Истарха, но выбора не оставалось, и айн полез в дыру.

Пришлось встать на четвереньки. Камни больно впивались в ладони, обдирали колени. Попытавшись один раз распрямиться, Истарх больно приложился к потолку уже пострадавшей ранее головой.

Ход немилосердно петлял, словно след пьяной змеи, причем не только вправо-влево, но и вверх-вниз. Такой подлости от пресмыкающегося, даже самого нетрезвого, ожидать было трудно.

Когда проход расширился, Истарх обрадовался, понадеявшись, что скоро выход. И, как всегда бывает в таких ситуациях, надежды рухнули вихрем блистающих осколков под грубым напором реальности. Руки неожиданно потеряли опору, и Истарх вслед за ними провалился в пустоту.

Не сразу он осознал, что падает по широкому колодцу. Стенки, на счастье, оказались гладкими, без выступов, иначе донизу долетело бы лишь мертвое тело. Подобно метеору, промчался Истарх по почти вертикальной шахте и с громким плеском рухнул в воду.

Вынырнул, отплевываясь и жадно дыша. Ударился, на этот раз лбом. Насколько смог разглядеть, его тащило по узкому проходу. Слой воздуха под неровными сводами составлял всего несколько веков, и дышать приходилось с осторожностью, оберегая лицо от ударов. Судя по всему, Истарх все же попал в тот поток, который берет начало из озера. Вспомнив о том, что сюда могут заплыть и любители мяса, он задергался, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть. Но никто не хватал за ноги или за руки зубастой пастью, и айн успокоился.

Течение тащило путешественника в нужном направлении, постепенно увеличивая скорость. Заметив, что поток приобретает наклон, Истарх глотнул воздуха про запас и нырнул, подальше от опасно приблизившегося потолка.

Его несло очень быстро, каждое прикосновение к стенкам отдавалось острой болью. Истарх выпрямился, словно струна, и вырулил на стремнину. Дышать хотелось все сильнее. Вокруг ревел и бесновался поток, тело закоченело.

Решив, что погиб, Истарх открыл глаза, надеясь хоть увидеть место своей могилы, как тут же зрачки поразил безжалостно яркий дневной свет. Вода осталась позади и более не окружала его. Легкие жадно работали, втягивая воздух. А Истарх падал, сквозь слезы, застилающие отвыкшие от яркого света глаза, пытаясь разглядеть что-либо вокруг.

Вода, в которую он погрузился на этот раз, оказалась холодна, но все же не так, как под землей. Вынырнув, Истарх обнаружил себя в небольшом озерке. Впереди приветливо зеленел берег, маня птичьими трелями, позади ревел небольшой водопад.

С трудом шевеля непослушными конечностями, Истарх выбрался из воды. Но далеко пройти не смог. Рухнул на шелковистую траву и мгновенно уснул.

Переход выдался крайне утомительным. К концу дня Родомист не чувствовал ног. Мало того, что пришлось тащиться по скалам, которые для приятных путешествий подходят плохо, так еще и приступ прихватил Хорта посреди пути. Магия помогла, но потратился Родомист сильно, а ведь еще восстановиться как следует не успел.

Когда спустились в пределы Внутреннего леса, на миг остановились, прислушиваясь. Особой угрозы Родомист не ощутил. Сам лес стал виден вчера, когда преодолели перевал. Подобно полосе странного зеленого тумана тянулся лес далеко на юг. И теперь, вступив под сень огромных деревьев, маг чувствовал себя словно в самом обычном лесу.

Не пройдя и версты среди стволов, остановились. Темная шаль ночи наползала с востока, поблескивая украшениями звезд, и тело требовало отдыха.

Над костром забулькала, распространяя надоевший запах, каша. Когда Хорт предложил сбить какую-нибудь птицу на ужин, Родомист остановил его, заметив, что мясо местных птах вполне может оказаться ядовитым. Теперь маг едва ли не пожалел об этом решении.

Трапеза началась в благовоспитанном молчании. Но вскоре ее сменили громкие хлопки и весьма нелицеприятные высказывания. Едва путники уселись неподвижно, из тьмы с грозным зудением надвинулись полчища голодных комаров. Огромные, раза в два больше северных, они легко прокусывали одежду, пытаясь дотянуться хоботками до крови. Процесс поглощения пищи приходилось прерывать, отгоняя особо назойливых кровососов или глуша их на себе десятками. Помогало мало – из леса надвигались новые полчища.

Несмотря на жару, натянули всю одежду, оставив открытыми лишь руки и лицо. Хорт бросил в костер несколько веток с листьями. Те задымили, заставив людей закашляться. Но комаров не убавилось. Невидимые в дыму, они злобно бренчали над ухом, падали в миски, время от времени тыкались в глаза.

– Послушай, Родомист! – сказал вдруг Хорт. – Я тут хотел спросить!

– Ты хочешь, чтобы я составил заклятие против комаров? – улыбнулся маг.

– И это тоже, – охотник остервенело ударил себя по лицу. – Я еще давно хотел узнать, откуда все это взялось, Ночь Судьбы, Циклы? Как люди и прочие народы поняли, что раз в тридцать два года надо приходить сюда?

Наступила тишина. Лишь гудели комары, начисто лишенные интереса к проблемам мироздания. Родомист улыбнулся еще раз.

– Хорошие ты стал задавать вопросы, лесной отшельник, – произнес он. – Выходящие за рамки насущных потребностей, я бы сказал.

– Ранее я никогда не думал об этом, – забормотал охотник. – Но тут, в походе...

– Мне тоже было бы интересно послушать, – подал голос Ратан.

– Боюсь, что мало смогу рассказать вам, друзья, – развел руками Родомист, отгоняя заодно комаров. – Начнем с того, что память нынешних поколений разумных начинается всего две тысячи лет назад, две с небольшим.

– Со времени возникновения Темнолесья? – спросил воевода.

– Именно, – Родомист посмотрел вверх. Сквозь качающиеся кроны проглядывали крупные разноцветные шарики звезд. Звезды тоже слушали. – А точнее, с Катастрофы, которая и породила Темнолесье. А от Творения до Катастрофы времени прошло немало, и предки наши многое могли. Их познания в природе Силы, в магии превосходили наши. В момент Катастрофы, насколько известно, погибло множество людей, Остроухих, Красноглазых, что жили тогда севернее, чем сейчас. Почти все маги сошли с ума или умерли от чудовищной волны Силы, прокатившейся по миру.

– А остальные Племена? – напряженно спросил Ратан. – Они ведь жили далеко от Темнолесья?

– На Островах хроники правителей ведутся со времен до Катастрофы. Но там все просто – кто воцарился, кто умер, кто кого в войне побил. Словно и не интересовались тогда Зеленоволосые ничем, кроме своих клочков суши. Длиннорукие сильно пострадали. На них обрушились чудовищные морозы, снегопады. Как народ они едва выжили. Было не до запоминания. Империя крайне неохотно вспоминает прошлое. Тамошние маги, сходя с ума, несли разрушение, и почти все, что было до Катастрофы, сгинуло в пламени войн. С тех пор в Того магам не доверяют, их опасаются. Полурослых Катастрофа тоже коснулась. Они начали вымирать от скверных болезней. Пустились в миграции. Сейчас неизвестно, где их родина, в северных горах или в южных. Первый год, память о котором едина и свежа для всех Племен – тысяча девятьсот двадцатый от Творения. Год Сокола Цикла Воды Великого года Барсука.

– Стой, я запутался, – воскликнул Хорт. – Что за вода?

– Каждый Цикл посвящен одной из стихий, коих известно четыре. Цикл, на который попадает год тысяча девятьсот двадцать – Цикл Воды. Великий год – период, объединяющий четыре Цикла, четыре стихии. Длится он, как легко подсчитать, сто двадцать восемь лет. Тридцать два Великих года образуют период, вновь отмеченный знаком стихии. Он длится четыре тысячи девяносто шесть лет. Четыре больших стихийных периода составляют срок существования мира, отмеренный Творцом.

– Да, ну и насочиняли же вы, – покачал головой Ратан.

– В том-то и дело, что неясно, кто насочинял. Сила колеблется в соответствии со всеми этими периодами. Похоже, что периоды, ритмы колебания Силы, отраженные в Цикле, присущи миру изначально и были до Катастрофы. К тысяча девятьсот двадцатому году, когда состоялся первый Выбор, знания о Циклах были у всех Семи Племен, как и знания о Ночи Судьбы, и о том, как к ней готовиться. Выиграли тогда Красноглазые. С того же года ведутся Скрижали Судьбы в империи Того.

– И что же думают по этому поводу мудрые? – спросил Хорт. Костер озарял лицо охотника тревожными отблесками, выхватывая из тьмы то глаза, то нос, то плотно сжатые губы.

– Мудрые думают по-разному. Даже среди людей воззрения расходятся, а узнать мнение представителей других Племен очень трудно, за редким исключением, – Родомист закашлялся. Слушатели терпеливо ждали. – Я познакомился с некоторыми трактатами Остроухих на эту тему и с трудами Полурослых. И большинство мудрых сходятся на том, что знания о Циклах, о Даре и о Ночи Судьбы дадены непосредственно Творцом.

– Все знания сразу? – изумился Хорт. – И всем Племенам одновременно?

– Ну, другой версии все равно нет. Есть скудные легенды о пророках, что во времена после Катастрофы ходили по земле и воспитывали магов нового поколения. И есть факт, что Семь Племен, не сговариваясь, послали представителей за Кольцевые горы. Да и сговориться не могли. Торговли после Катастрофы долго не было. А после наступления нового, тысяча девятьсот двадцать первого года посланник степняков вернулся и привел с собой двенадцать драконов.

Костер, потрескивая, менял цвет, от светло-желтого до темно-оранжевого. Вокруг шумел лес, темный и чуждый, зудели комары, все еще надеясь на поживу. Плавали ароматы цветов и листвы. А люди сидели, не торопясь спать, и знание ворочалось у них в головах, странное знание, совсем не нужное для обыденной жизни.

Кольцевой хребет после гор, что Терик прошел ранее, оказался не такой сложной преградой. Терик преодолел его, как говорится, с наскока. За один день поднялся до вершин и спустился почти до середины. На следующий день вокруг йотуна сомкнулись деревья Внутреннего леса.

Местность оказалась болотистой. Приходилось передвигаться, тщательно выбирая дорогу. Несколько раз Терик попадал в своеобразные тупики, когда дорога упиралась в непролазную топь. И всякий раз северянин поражался: вокруг болота, плюнуть некуда, а торчат прямо из воды высоченные деревья, толстые, словно медведи осенью. Таким деревьям только на твердой почве и расти.

Но на размышления много времени не оставалось. Терик лез через болота, петлял, отклоняясь от прямой дороги, щедро расходовал силы, пока, наконец, не выбрался на сухой участок.

Здесь поразило обилие жизни. В северной тайге можно долго идти, не замечая живых существ. Тут в глазах рябит от обилия красок. Тысячи разноцветных цветов тянут к солнцу огромные лица. Птицы орут, словно торговцы в базарный день, перекрикивая друг друга. Нос пухнет от обилия ароматов. Некоторые вопли, что долетали из чащи, заставляли сына конунга вздрагивать. Ему слышался то скрип двери, то плач голодного младенца, то страстные стоны любовников. Среди местного великолепия Терик впервые остро осознал, насколько далеко он от дома.

Нахлынувшая тоска оказалась столь сильной и внезапной, что он невольно остановился. На миг очертания деревьев смазались, плыли в стороны, и вместо них возникли и замелькали перед глазами комнаты родного замка.

Сжав зубы, Терик потряс головой, отгоняя недостойную воина слабость. И тут же краем глаза заметил движение. Не осознав до конца опасность, прыгнул вперед. Что-то зацепило за мешок на спине, раздалось странное, переливчатое шипение.

Когда Терик вскочил, в руках оказалась секира. Но тяжелое оружие едва не выпало из пальцев, когда йотун рассмотрел напавшее на него существо. Словно вышедшее из ночного кошмара, оно казалось недоразумением среди яркой, залитой солнцем, поляны. Птичье тело размерами вдвое превосходило самого большого гуся. Лапами, крыльями и головой создание напоминало петуха-переростка, но портил впечатление змеиный хвост, что торчал среди перьев, как цветок среди сугробов.

Пока Терик разглядывал птицу (птицу?), та раскрыла пасть и зашипела еще, показав длинный красный язык и множество мелких, но ощутимо острых зубов (зубов!). Из пасти капало нечто темное. Падая на землю, эта жидкость шипела и заставляла траву скручиваться и засыхать. Странная птица, вдобавок ко всему, оказалась ядовита.

Захлопали красно-черные крылья, и змеептиц метнулся вперед, быстро, словно стрела. Терик попытался ударить сбоку, положив лезвие плашмя. Но противник ловко подлетел, миновав секиру, и нацелился клювом в лицо йотуну.

Спасла вновь увертливость. Терик отпрянул в сторону, ощутив, как мазнуло по щеке мягкое крыло. Запах курятника забил ноздри. Проплыл перед глазами длинный чешуйчатый хвост, и тут Терик, немыслимо извернувшись, ударил назад, с полного разворота.

Удар пришелся в отчаянно тормозящую крыльями птаху. Хрустнули перья, но чудище, вместо того, чтобы упасть замертво, отлетело немного дальше и уселось на землю. Секира оставила глубокую рану на спине, не более.

Терик ощутил холодок, текущий вдоль позвоночника. Подобным ударом он мог свалить быка. Но переживания оказались напрасны. Сделав несколько неуверенных шагов, птицеящер зашипел, яростно и пронзительно, и рухнул. Багровые глаза угасли, словно угли окончательно потухшего костра, сильные ноги перестали скрести по земле.

Терик осторожно подошел, пнул ногой. Но бестия не ожила, страшный клюв ее и острые когти оставались неподвижны. Удостоверившись, что тварь мертва, йотун из чистого любопытства обмерил странное создание. Размах крыльев оказался почти два аршина, от клюва до кончика хвоста – чуть больше. Взвесив тушу на руке, Терик прикинул, что весу в ней не менее полутора пудов.

Не успел он отойти от брошенного тела и на сажень, как из кустов, деловито шипя, появились наземные любители падали. С веток спикировали их соперники, в отличие от первых, крылатые и покрытые перьями.

Второе нападение не заметил бы только глухой и слепой. В стороне от поляны, которую пересекал Терик, затрещали ломаемые деревья. Второй раз за день, йотун ухватился за секиру, а вглядевшись в нападавшего, понял, что кошмары только начинаются. По сравнению с новым противником огромная птица со змеиным хвостом казалась безобидным воробышком.

Сквозь лес, тихо и несолидно свистя, к путнику приближалось животное, напоминающее огромную желтую рысь, со странной, темно-красной гривой вокруг головы. Из кошачьей спины торчали два черных крыла, казалось, отгрызенных у гигантской летучей мыши. Что колебалось над телом, Терик сначала не понял. Лишь когда солнце блеснуло на острие длинного жала, он осознал, что противник вооружен скорпионьим хвостом соответствующего размера.

Отскочив в сторону, Терик избежал прямого удара, атаковал сам, обрушив тяжелое, отточенное лезвие на одну из лап. Но животное, легко, словно бабочка, отлетело вбок. Скорпионий хвост ужалил и клинок на его кончике, в аршин длиной, вонзился в землю у самых ног Терика. Йотун сглотнул загустевшую слюну. Дело обещало быть жарким.

Луцию казалось, что еще верста, и все, он не сможет двигаться, настолько сильно болело колено. Тем не менее, он шел, скорее ковылял, и, к собственному удивлению, преодолевал намеченную версту, за ней еще одну, и еще. На одной ноге сумел перебраться через горы. Со спуском пришлось повозиться. Любой прыжок отдавался резкой болью от пятки до поясницы.

Но он спустился и шел теперь по ровному, что оказалось куда как проще. Дойдя до деревьев, выстрогал посох, но тот помогал мало. Натруженная ранее нога отзывалась болью на каждый шаг. Цверг передвигался, сцепив зубы, и почти ничего не замечал вокруг.

Выбрав место для отдыха, Луций освободился от поклажи и сел, вытянув многострадальные конечности. Боль отступила, и цверг смотрел в небо, прислонившись к шершавому древесному стволу.

Смех, донесшийся сзади, привлек его внимание. Луций потряс головой, решив, что в ней что-то разладилось, но смех прозвучал вновь из тесно стоящей группы кустарников.

Дернув себя за бороду, он встал и заковылял к подозрительному месту. Лук приятно отягощал руку, внушая уверенность. Выглянув из-за кустов, Луций выругался и вытаращил глаза. Женщина стояла посреди зеленой травы, женщина его народа! Темно-коричневые волосы уложены в хитрую прическу, в ушах, розовых, словно морские раковины, блестят серьги с изумрудами. Шею украшает ожерелье с крупными рубинами.

Иллюзия была совершенной. Луций бы попался, если не знал бы твердо, что женщина его Племени никогда не покинет дом без сопровождения мужчины и в жизни не наденет драгоценности вне семейного праздника. Вспомнив то, что говорили о ловушках Внутреннего леса маги, Луций поднял лук, и оперение стрелы привычно защекотало щеку.

Готовясь к выстрелу, Луций непроизвольно перенес вес на больную ногу и зашипел, словно кошка. Иллюзия взглянула на него, и цверг прочел в больших карих глазах страх и мольбу. Коленки стрелка неожиданно задрожали, впервые за многие годы он ощутил, что не может выстрелить.

Помогла, как ни странно, та же боль. Она заставила Луция разозлиться, прошлась, словно тряпка по зеркалу, по разуму, сделала его холодным и чистым. Закусив губу, он отпустил тетиву. И тут же закрыл глаза. Слышал, как жужжит стрела, слышал глухой удар.

Когда открыл глаза, не увидел того, чего более всего боялся: соплеменницы, убитой его рукой. Пронзенное стрелой, посреди травы, ставшей вдруг бурой, корчилось нечто вроде змеи, наполовину высунувшейся из-под земли. Вместо головы туловище венчал огромный глаз, в который и попала стрела.

Хоть завтрак Луция и был скуден, цверга вырвало.

Умывшись в ручье, Луций оглядел исхудавшее отражение, подмигнул ему, на что отражение обидчиво пошло волнами.

Отправился дальше, но далеко уйти без приключений не удалось. Пыхтя и отдуваясь, он преодолел занавес из отливающих синевой лиан и вывалился на поляну, на которой шел самый настоящий бой. Огромное создание, похожее на крупного снежного барса с крыльями летучей мыши и скорпионьим хвостом, атаковало Длиннорукого, вооруженного огромной секирой.

Пока цверг стоял, разинув рот, чудище налетело на воина и попыталось ухватить его лапами, одновременно нанося коварный удар сверху. Длиннорукий отскочил, но как-то коряво. Видно было, что он утомлен. Сверкнуло тяжелое лезвие, раздался хряск, и на скорпионьем хвосте образовалась трещина, из которой начала сочиться темная жидкость.

Тонкий свист разнесся над поляной. Не сразу понял Луций, что так чудище выражает ярость. Слишком несолидными казались звуки рядом с мощным телом, острыми зубами и ужасным обликом.

Но размышлять на тему соответствий Луций не стал. Не обращая внимания на боль в ноге, он сдернул с плеча лук. Успокаивая дыхание, наложил стрелу.

Очередной удар длинного хвоста Длиннорукий отразил, но устоять не смог. Рухнул, тяжело, словно раненый. Чудище взнесло хвост, замахиваясь для последнего удара, и тут стрела ударила ему в затылок. Силу ее ослабила густая рыжая шерсть, похожая на лошадиную гриву, но укол получился ощутимый.

Мигом забыв о поверженном противнике, монстр прыжком, слегка подлетев, развернулся к Луцию. Глаза опасно замерцали, пасть раскрылась. Крылья, словно плащ самой ночи, развернулись по бокам.

Второй выстрел оказался удачнее. Оперенное древко вошло чудищу в глаз, погрузившись на половину длины. Но зверь не упал. Яростно свистя, он мотал головой, пытаясь избавиться от стрелы. Затем все четыре лапы подломились, подобно подрубленным деревьям, и чудище рухнуло, покрыв половину поляны кожистым плащом крыльев.

Хвост некоторое время еще жил, дергаясь. Жало бессильно втыкалось в землю, но затем и оно затихло, побежденное великой воительницей, которую никто не способен одолеть – смертью.

Только после этого Луций позволил себе сесть, точнее, упасть. Нога словно горела в огне. Боль перекинулась на позвоночник, и лучник потерял сознание.

Кусты хрустнули под его телом, умирая. Сил шевелиться не оставалось, и Терик лежал, готовясь принять смерть. Но удара не было, послышалось лишь странное щелканье, словно звук спускаемой тетивы. Затем что-то упало, большое и тяжелое, и стало тихо. Затихшие было во время боя, вновь заорали птицы, зашевелились в траве насекомые.

Когда удалось встать, Терик обнаружил, что в силах нормально двигаться. Немного подрагивали руки, но, в общем, сын конунга чувствовал себя сносно. Серьезных ран избежал, и ладно.

Удивительно оказалось другое. Недавний противник лежал мертвым посреди поляны, раскинув уродливые крылья. Осторожно подойдя, Терик осмотрел труп. Обнаруженные стрелы заставили удивиться еще сильнее. Если есть стрелы, есть и стрелок. Но где же он?

Йотун внимательно ощупал взглядом заросли. Заметил примятую траву, из которой торчат подошвы сапог. «Он ранен!» – мелькнула тревожная мысль, и Терик бросился к спасителю.

Тот оказался Полурослым. Привычная гадливость по отношению к представителям иных народов куда-то делась, и сын конунга осмотрел стрелка. Повреждений на теле не обнаружил, но Полурослый, рыжий, словно утреннее солнце, лежал без движения, хотя и дышал.

Достав флягу, Терик обильно брызнул водой в бородатое лицо. Дождался, пока веки дрогнули, открыв глаза, и спросил, стараясь произносить слова четко:

– Что с тобой? Ты ранен? Или болен? – до йотуна не дошло, что неведомо как забредший в пределы Внутреннего леса Полурослый может не знать язык Нордбурга.

Бледные губы на белом, словно мел лице раздвинулись:

– Нога... – по крайней мере, одно слово из родного языка Терпка огненноволосый знал.

С ногой, а точнее, с коленом, в самом деле, оказались проблемы, и серьезные. Сустав распух, едва помещаясь в штанине. Самодельный лубок, скорее всего, причинял более неудобств, чем помогал.

– Да, – Терик почесал в затылке. – Я – не лекарь, такое не вылечу. Придется делать привал.

Вскоре костер вовсю шипел и плевался искрами. Спаситель Терика мрачно смотрел в пламя. Со стороны мертвого чудовища доносилось неразборчивое ворчание, чавканье и треск костей – телом поверженного хищника занялись падальщики.

Разговорить рыжебородого удалось только после трапезы. Поев, Полурослый порозовел. Глаза его довольно заблестели. Заметив перемену, Терик решился спросить:

– Позволь узнать, почтенный, – последнее слово далось с трудом, но Терик все же выдавил его сквозь окостеневшие губы. – Как зовут тебя? Ведь я должен знать, кто спас меня от неминуемой смерти.

– Луций, – сказал Полурослый. – Луций из Кум.

– Спасибо тебе, Луций из Кум, за спасение моей жизни, – Терик поклонился. И тут пришло решение, странное, но легкое. Подобно холодному ветру оно освежило Терику голову.

Неожиданно для себя самого сын конунга встал на колени, положил перед собой секиру:

– Отныне я в неоплатном долгу перед тобой, Луций из Кум, – сказал он значительно. – Моя секира – твоя секира, мой дом – твой дом. Так сказал я, Терик из Нордбурга, сын конунга.

– Какая честь мне выпала, – криво улыбнулся Полурослый. Он выглядел растерянным, и не знал, как себя вести. – Сын конунга! Одумайся! Кому ты предлагаешь дружбу? Полурослому! А вдруг случится меж нашими народами война?

– Не возьму я назад сказанное, – замотал головой Терик. – Пусть даже ты не мой соплеменник. Ты мне жизнь спас! Будь ты хоть Волосатым, хоть Остроухим, я сказал бы то же самое. И, более того, хочу я просить тебя быть мне вместо брата, старшего брата!

Терик опустил голову. Тишина повисла над лесом, повисла, чтобы быть разорванной скрипучим, резким смехом Полурослого:

– Ополоумел ты, сын конунга! – сказал он, отсмеявшись. – Кому предлагаешь побратимство? Иноплеменнику! Так такого не было никогда!

– Пусть, – йотун поднял взгляд. – Все когда-либо случается впервые. Обычай, по которому спасший жизнь становится спасенному старшим братом, мудр, и не стоит его отвергать. И, кроме того, недолгим будет побратимство, если я правильно догадался о цели твоего путешествия.

– Похоже, что правильно, – Луций сморщился. Напомнила о себе нога. – После Ночи Судьбы выживет только один. Через десять дней один из нас погибнет, или даже оба.

Морщины побежали по лбу Полурослого, складываясь в причудливые узоры, он прерывисто вздохнул:

– Я согласен, сын конунга. Да свершится небывалое. Только вина у нас нет, чтобы исполнить обряд.

– Обойдемся водой, – ответил Терик, улыбаясь. – Ведь главное – кровь – у нас все-таки есть. И кровь у нас – одного цвета!

На душе стало легко и радостно, отчего-то вспомнилось детство. Терик вытащил нож, осторожно проколол палец. Багровая капля упала в подставленную чашу, окрасив воду в розовый цвет. Глядя, как кровь Луция смешивается с его,, сын конунга улыбался, сам не зная, почему.

– Я, Терик из Нордбурга, – сказал он нараспев. – Пред лицом Творца и своей честью нарекаю Луция из Кум своим братом.

Он припал к чаше. Чуть солоноватая холодная вода освежила небо, побежала по языку. От нее по телу распространился зуд, странный, но приятный.

Тревожно было на душе у Луция, непривычно и тревожно. Не может такого быть, чтобы Полурослый с Длинноруким, цверг с йотуном побратались. Не может, но все же случилось.

– Я, Луций из Кум, пред лицом Творца и своей честью нарекаю Терика из Нордбурга своим братом.

Вода с кровью оставила во рту горечь. Пытаясь проглотить загустевшую вдруг слюну, Луций почувствовал, что что-то внутри него меняется, раз и навсегда. И изменения эти важны, значимы не только для него одного, пусть даже о выборе, о маленьком выборе, что совершили два разумных существа в далеком лесу, не узнает никто и никогда.