Ночь, когда Серебряная Река стала Красной

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ: Навстречу рассвету

После того как горящая церковь рухнула на землю, ночь снова окутала тишина. Больше не было выстрелов. Никаких криков. Только тишина.

Шейн МакКолл подождал, сколько смог выдержать, а затем рискнул выглянуть в окно почтового отделения. Когда никто не выстрелил в него, он осторожно вышел, чтобы получше рассмотреть последствия.

Бойня была… значительной. Вдоль и поперек улицы валялись трупы, как преступников, так и его друзей и соседей. Он и раньше был свидетелем подобных сцен, но это… это огорчало его… это было определение "слишком близко к дому".

Он хотел позвать жену по имени и боялся сделать это. Если она не ответит… если она не успела…

А дети! Коди, и Мина! Потерять Канну было бы плохо. Потерять их всех было бы невыносимо. Он никогда не считал себя семейным человеком, пока не стал им, а потом не мог представить, как он мог быть кем-то другим.

Церковь, расположенная в отдалении, не дала огню распространиться. По крайней мере, это утешало.

Конечно, должны быть и другие выжившие.

Прихрамывая, он дошел до центра улицы, затем краем глаза уловил движение и, повернувшись, увидел другого человека, стоявшего там же в лунном свете. Они стояли друг напротив друга в позе, такой же естественной и привычной, как дыхание. Оба спокойны. Оба были уверены в себе. Руки держали в свободных изгибах, ладони раскрыты по бокам. Пальцы сгибаются.

Вот оно, значит. Так все и будет. Вечная схватка. Кто окажется быстрее, он или этот незнакомец…

"Нет!"

Между ними промелькнуло нечто похожее на растрепанное привидение: волосы распущены и струятся, ночная одежда в беспорядке. Она подняла одну ладонь в сторону Шейна, другую — в сторону человека в серапе.

"Нет!" — повторила она. "Не надо! Все в порядке!"

"Не надо… "

"Шейн!"

Он выронил пистолет, когда она побежала к нему. Не обращая внимания на занемевшую ногу, он поймал ее, когда она вскочила, и заключил в объятия, оба они смеялись, плакали и говорили одновременно. Когда он снова поставил ее на землю, другой мужчина приблизился на почтительное расстояние. Ободок его сомбреро отбрасывал тень на лицо.

"Сеньор", — сказал мужчина, слегка кивнув.

"Ты был вторым стрелком", — сказал Шейн. "Ты убил того, который был на крыше пекарни. Отличный выстрел!"

"Я могу сказать о тебе примерно то же самое".

"Это Фелипе", — сказала Канна. "Он с карнавала. Они… они все с карнавала".

К ним присоединились еще две фигуры. Шейн узнал женщину, которая приехала несколько дней назад вместе с человеком в костюмах, чтобы раздавать бесплатные билеты на представление. Теперь, по мере того как детали складывались воедино, он узнал и Фелипе с их гигантским спутником. Не по тому, что видел их раньше, а по их описаниям на рекламных плакатах, расклеенных по всему городу. Он сам повесил одну из них в окне почтового отделения.

"Мы пришли помочь", — сказал Фелипе. "Эти люди, эти убийцы, они хотели грабить и убивать".

"И даже хуже", — добавила женщина. "Они были чудовищами. Я сожалею, что мы не прибыли раньше. Можно было бы спасти еще много жизней. Но мы не знали".

Шейн огляделся, наблюдая, как щуплые, испуганные, ползущие, как мыши, оставшиеся в живых жители Сильвер-Ривер начали собираться. Он увидел большинство Скоттов из конюшни, племянниц-близнецов мэра Фритта, которые держались друг за друга так, словно никогда не собирались отпускать, возницу и его подмастерье, вдову, которая принимала стирку. Он видел измученные лица и остекленевшие от шока глаза.

Он не видел своих собственных детей, и его сердце заныло в груди. Его рука крепко обхватила Канну.

"Но как вы узнали?" спросила Канна.

Пронзительный вопль прервал Фелипе, когда он собирался ответить. Мгновением позже дверь распахнулась, и в комнату ворвалась миссис Прайс, жена адвоката. Как и все остальные, она была в ночном белье и в полном беспорядке. В слезах, с красными рубцами вокруг запястий, как будто ей пришлось бороться, чтобы освободиться от привязи, она подбежала к ним.

"Мой мальчик!" — всхлипывала она. "Мой Эммет! О, Боже! Кто-нибудь, пожалуйста, кто-нибудь, помогите!"

"Он… ранен?" Шейн едва мог заставить себя сказать хотя бы это; он знал Эммета. Друг Коди. Тощий паренек, но хороший. Гораздо лучше, чем он мог бы быть, учитывая его отца.

"Он ушел!" Миссис Прайс сжала руки. "Я пошла в его комнату и к его кровати, там было пусто! Я подумала, что он должен быть наверху, не шевелиться, знаете, как он делает, когда есть проблемы, но…"

"Подожди, ушел?" Канна отстранилась от Шейна и взяла миссис Прайс за руки. "В смысле, он улизнул? До того, как все это случилось?"

"Он бы не смог! Его отец… " Она затряслась. "Я хочу сказать, Эммет — хороший мальчик! Послушный!"

"Коди и Мина тоже ушли", — сказала Канна. "Я зашла в их комнаты, когда началась стрельба, и их кровати тоже были пусты!"

Хейзел Скотт задыхалась, пробивая себе путь к ним локтями, хотя дочери пытались ее удержать. "Альберт! Его тоже нет дома! Я боялась, что он пошел в конюшню посмотреть на жеребенка, и они забрали его, когда они… когда они… когда они убили Абрама…..но, может быть…?"

В этот момент, несмотря на все их различия, все три матери были едины.

"Итак, Хейзел", — начал мистер Скотт тоном, на который у него не хватало сил. Вместо того чтобы продолжать, он вынужден был отвернуться, изо всех сил пытаясь сдержать свои эмоции.

Общий ропот перешел в бормотание. Затем женщина в черном, Смертоносный Лотос карнавала, прорезала его, словно ее слова были мечом.

"Ваши дети", — четко произнесла она. "Я знаю, где они".

Альберт не мог перестать трогать свое ухо. Он старался делать это незаметно, когда никто не смотрел, не желая привлекать еще больше внимания.

Не то чтобы Эмметт не делал то же самое со своей ногой, надавливая на нее через ткань слишком больших одолженных штанов, которые ему кто-то принес. Штаны скрывали место, куда вонзилась стрела, хотя все видели рану. И все же он встал и пошел.

То же самое было и с Коди; Коди все время качал головой вперед-назад, поворачивал ее на шее то так, то эдак, словно удивляясь, что она все еще работает правильно. Удивляясь, что больше не больно. После того удара, который он получил, удара, который оглушил бы и быка!

Никому не показалось бы странным, если бы рука Альберта продолжала шарить вверх.

Мина рассказывала ему об исцелении Эммета, о том, что она видела, что они сделали. Он сам испытал это, когда они сделали то же самое с ним, хотя у него было искушение выдать это за эффект от лекарства, которое дала ему Радужная Энни.

Ни одно из обычных лекарств не могло объяснить этого.

Он снова потрогал ухо.

Оно казалось не совсем правильным, странным и неправильной формы. В зеркале Радужной Энни он увидел коричневато-розовую ткань, прилипшую к пятнистому пятну, похожему на частично расплавленный воск. Ему сказали, что волосы на этом месте могут полностью не отрасти. У него навсегда останется шрам. Слух — который сейчас с этой стороны был словно набит ватой — может улучшиться, а может и нет.

Но его ухо!

Разорванное на куски этими когтями! Когти впились так глубоко, что процарапали черепную коробку! Кровь залила все его плечо! Он не должен был жить. Или, в лучшем случае, должен был прожить лишь некоторое время, пока рана не загноилась, пока не началась инфекция, и он не раздул боковую часть своей головы, полную гноя, пока она не прогнила до самого мозга.

И все же он был здесь. Потому что Живой Призрак приложил к нему эти о-очень белые руки и облегчил тяжелейшую травму. Вот он, тоже сидит в одолженной слишком большой одежде за длинным дощатым столом в большом карнавальном шатре. Он, Коди, Эммет, Мина, Салил и веснушчатый Иен, чье имя они наконец-то узнали.

Сидел с Томом Шортом, который, несмотря на свою грубоватую внешность, относился к Альберту как к родному дяде — "Мы, цветные, должны держаться вместе, независимо от размера, да, я прав?" — говорил он, ухмыляясь Альберту. Сидел с человеком-фантазером и Радужной Энни, которая, похоже, была дамой человека-фантазера. И сам доктор Оддико, который казался отцом причудливого человека.

Живого Призрака, однако, не было. Исцеления взяли свое. Матушка Сибилла тоже, должно быть, отдыхала. Принцесса Воронье Перо передала собаку Мине, поспешно объяснив, что она нужна в другом месте. Что-то связанное с ее птицами, хотя Альберт не видел ни одного ворона с тех пор, как они добрались до лагеря.

Другие участники карнавала ходили туда-сюда, и, несмотря на то, что было уже далеко за полночь, накрыли отличный ужин и приняли гостей со всем радушием. Гостям были предложены кровати, но о сне они и не помышляли. Они слушали — даже Альберт с его исцеленным магией ухом — как Мина наконец получила ответы на некоторые из своих многочисленных вопросов.

Все они, сказал доктор Оддико, глубоко сожалели и горько сожалели о том, что произошло вечером. Матушка Сибилла, похоже, узнала об их присутствии, как только они подкрались к лагерю. Это был не первый раз, когда авантюрные горожане так поступали, и не последний. В их глазах это было частью веселья.

Так что они поступили так, как обычно, сделали вид, что ничего необычного не произошло, и отправились к своим повозкам, ожидая, насколько смелыми они окажутся. А потом, конечно, Коди пошел и призвал их посмотреть поближе, чтобы попытаться разглядеть некоторые из разрекламированных странностей.

"Челюстные кости древней гигантской породы акул", — сказал им доктор Оддико, когда они спросили, что это за чудовищные зубы, которые так их напугали.

"Не надо было смеяться", — сказал его сын, причудливый человек, и в голосе его прозвучало раскаяние. Затем он подмигнул. "Но… это было довольно забавно, как вы все кричали".

"Я не должен был кричать", — добавил Том Шорт. "Это была просто шутка, чтобы вы еще раз подпрыгнули, просто так".

"Мы не ожидали, что вы так быстро убежите". добавила Радужная Энни.

Именно тогда, пытаясь узнать, все ли с ними в порядке, матушка Сибилла… ну, Альберт не совсем понял, что она сделала. Только то, что она знала, что они в ужасной, смертельной опасности. Очень быстро было принято решение послать помощь. Крылатые друзья принцессы Воронье Перо служили разведчиками…

"Они поссорились, помнишь?" сказала Мина. "Ворон, или ночной ястреб, или кто там еще, он покупал им книгу о птицах?"

— В то время как Человек-гора, Смертоносный Лотос и добровольный отряд разбойников отправились на помощь.

"А как насчет Слепого Бандито?" Коди сделал жест двуручного стрелка. "Разве он не с вами? И почему остальные не вернулись в лагерь?"

Доктор Оддико снял очки и потер место, где они прижимались к носу. Он вздохнул так, что Альберт — и все дети — поняли, что взрослый должен сказать что-то, что они не хотели бы услышать.

Салил, которая снова завязала черную ленту на горле и не говорила с тех пор, как назвала им имя Иэна, потупила взор. Как будто, какими бы ни были предвещающие новости, она уже догадалась.

Эммет тоже, должно быть, пришел к какому-то похожему выводу, потому что он сел прямо. "Плохие парни", — сказал он. "Они упомянули босса. Босса, который был… на другом конце города… "

"Их больше!" Коди вскочил на ноги. "Больше, чем мы видели только у Старика Старки! Целая банда разбойников напала на Сильвер Ривер! Мы должны…"

"Подожди здесь с нами, парень", — сказала Радужная Энни.

"Но…" Мина тоже была на ногах; собака тявкнула, когда она тревожно прижалась к ней.

"Ваши дома, ваши семьи, я знаю", — сказал доктор Оддико.

Причудливый человек кивнул. "Даже если бы вы могли что-то сделать, к тому времени, как вы туда доберетесь…"

"И что? Мы не можем просто сидеть здесь!" Коди дернулся от татуированной, умиротворяющей руки Радужной Энни. "Мы должны попытаться!"

"Они бы хотели, чтобы вы были в безопасности", — сказал Том Шорт. "Те, кого мы послали, они наши лучшие. Вы уже насмотрелись на это, да? Пусть делают то, что делают".

Ему не потребовалось больше, чем беглый осмотр, чтобы убедиться, что он может стать менее заметным.

Особенно после смерти Нейта.

Нет Нейта Баста — нет Мерзких Ублюдков. Даже если остатки банды каким-то образом спасутся и будут держаться вместе, что ж… Хорсекок знал, как большинство из них к нему относится.

Если их внимание было отвлечено, достаточно было просто проскользнуть к своему верному Блонди, вскочить на коня и уехать.

В любом случае, он получил все, что ему было нужно. Пора двигаться дальше. Всегда были другие города. Другие мужья, которым можно было преподать урок, и другие жены, которые заслуживали знать, есть ли у них настоящий мужчина.

Полная луна опустилась ниже на западе, как будто измученная всем, что она видела на своем пути по небу.

Когда стрельба прекратилась, соседи с дальних ферм и усадеб отважились посмотреть, что, если что, осталось от города. Мистер Коттонвуд отправил вооруженных ранчо патрулировать долину, посылая срочные сообщения в форт и Уинстон-Сити. Несколько правдорубов спустились из Хайвелла и остались, чтобы оказать посильную помощь.

В Лост-Медоу родители и дети воссоединились. Были пролиты слезы, как от горя, так и от облегчения, но розги не применяли.

Нужно было оплакивать потери, хоронить погибших, наводить порядок. Для многих ужасы никогда не будут преодолены. Восстановить или оставить все как есть — еще предстоит выяснить.

Будущее оставалось неопределенным, но восточное небо светлело на рассвете, наконец, положив конец ночи, когда Серебряная река окрасилась в красный цвет.