Ночные клинки

Глава V

— Ох, Конан, да объясни же ты мне, каких демонов ради мы сбиваем себя пятки, ловя всякие небылицы про этих Ночных Клинков? — ныл Хашдад, тащась следом за киммерийцем по узкой и темной бодейской улочке. — Неужели ты надеешься напасть на их след здесь? Чем этот город лучше любого другого в вендийских пределах?

Конан не отвечал. Хашдад спас ему жизнь там, у ворот ведьмы Аттеи, и с тех пор киммериец перестал обращать внимание на слабости спутника. Когда дойдет до дела, кузнец не подведет. Так что пусть говорит… но так, чтобы не мешать ему, Конану, слушать. Потому что иначе они могут и не дойти до конца этого зловонного проулка, так напоминающего шадизарскую Пустыньку… Кажется, заверни за угол, и очутишься перед гостеприимным заведением толстяка Абулетеса…

Северянин досадливо потряс головой. Да, можно сказать, что в Шадизаре он был почти что дома. Там, в Пустыньке, в знаменитом воровском квартале, его знали все. И все знали, что с Конаном-киммерийцем связываться бесполезно — если, конечно, ты не горишь желанием совершить самоубийство. Здесь все было не так.

В городе не было правителя, по крайней мере, внешне. Не было городской стражи, чиновников и прочей братии, от коих воры испокон веку привыкли откупаться звонкой монетой. Городом владели жрецы Индры, заменяя собой и правителя, и стражу, и все иное. Регулярно оглашаемые указы исходили всегда только от имени солнечного бога, победителя злых сил, ужасного змея Варуны, что заградил путь водам в населенные людьми пределы, обрекая мир на гибель. Индра одолел чудовище и тем самым доказал, что является истинным владыкой Сущего. Все равны перед Индрой, говорили обитатели Бодея. Не может быть никаких «правящих» и «повинующихся». На земле есть только одна воля — воля великого Индры. Он передает ее людям через священного оракула. Волю божества воспринимают жрецы, которые и несут ее дальше, мирянам. Все жрецы тоже равны между собой. Нет «патриархов» и «настоятелей», нет «малых» и «великих». Собравшись все вместе на еженощное моление, жрецы храма постигают волю Индры и возглашают ее людям. Они же, жрецы, следят за порядком в городе. Говорят, будто они умеют читать в людских сердцах, словно в открытой книге… И потому, якобы, ни один вор не может снискать успеха в Бодее.

Конан уже знал, что это не так.

Воры в Бодее были. И немало. За ними охотились, точно за бешеными псами. Укравшему даже пригоршню песка пощады не было — отсекалась правая рука. Человек становился парией, неприкасаемым и навсегда изгонялся из города.

И потому слава самого безопасного из всех вендийских городов привлекала в Бодей несметное число купцов. Не существовало ни налогов, ни пошлин. Просто каждый должен был пожертвовать на благое дело Индры. Под бдительным, сверлящим оком собиравшего дары жреца трудно было поскупиться.

И еще здесь было полным-полно магов. Индра благоволил к чародеям, если, конечно, их чудеса вопли ему на пользу.

И потому Конан настойчиво водил мелким неводом по мутному людскому морю в портовых кабаках (которые по сравнению со, скажем, мессантийскими, казались закрытыми школами для девочек из благородных семейств), в тайных борделях (ибо Индра не одобрял разврат), опиекурильнях, тоже тайных — и в иных местах, где человек мог вести себя не столь добродетельно, как это предписывалось городскими законами. Киммерийцу нужны были любые сведения о Ночных Клинках. Гордый варвар намерен был сдержать свое слово, данное плененному богу.

Хашдад тоже хотел отомстить за своих — но при этом считал, что гораздо лучше просто ждать — Бодей город большой, рано или поздно промышляющие в этих морях Ночные Клинки сами пожалуют сюда.

За спиной киммерийца раздалось звонкое шлепанье босых пяток. Северянин мгновенно напряг мышцы — это могло означать засаду с «живцом». Однако вместо этого…

— Мастер Конан! Мастер Конан! — выпалил запыхавшийся босоногий мальчишка. — Мастер Конан, известная вам Бхилата прислала меня передать вам, что мол, все, как обычно!

Киммериец ухмыльнулся. Бхилатой звали одну из местных красавиц не слишком строгого поведения, с которой Конану довелось свести быстрое, но при том еще и весьма близкое знакомство.

— Держи, малец! — сверкнула брошенная серебряная монетка. Паренек поймал ее с ловкостью уличного фокусника и тотчас же исчез в какой-то щели.

— Ну, Хашдад, придется тебе посидеть в кабачке без меня.

— Смотри, Конан, шлюхи еще никого не доводили до добра…

— Неумеренное винопитие тоже, — парировал северянин. — Встретимся, где и всегда.

— Счастливо… — проворчал Хашдад, глядя вслед быстро удалявшемуся киммерийцу. — А все-таки чует мое сердце, тут дело нечисто!

В эту ночь, на первый взгляд самую обычную теплую и звездную южную ночь, в гавань Бодея вошла длинная черная галера. Ее капитан вручил портовому жрецу тяжелый кожаный мешочек с золотом — более чем щедрый дар Великому Индре — и команда была пропущена на берег.

И в эту же ночь на улицы Бодея вступил Безымянный Ужас.

Он… она… оно… кто знает, какого пола была эта тварь? — медленно двинулось по темным провалам переулков, заглядывая в окна и не спеша выбирая первую жертву. Холодный взгляд ледяных глаз остановился на молодой матери, кормившей грудью крохотную дочурку.

Небольшая комнатка была чисто прибрана; все в ней говорило о достатке хозяев и о том, что жизнь у них более чем сносна. Женщине едва ли было больше двадцати лет. Она смотрела на мирно почмокивающий розовый комочек и улыбалась — той особенной улыбкой, какую можно видеть только на лицах счастливых матерей.

Существо за окном медленно вытянуло незримый, ледяной призрачный палец и слегка дотронулось до лба женщины. После чего, словно потеряв всякий интерес к происходящему, отправилось дальше.

Продолжая нежно и мягко улыбаться, женщина стала прижимать к себе ребенка все сильнее и сильнее. Ее рука, поддерживающая крохотную головку, еще слишком слабую, чтобы самой дотянуться ротиком до соска, прижимала девочку к мягкой и полной груди со всевозрастающей силой. С прежней улыбкой — но теперь какой-то застывшей и мертвой — мать наблюдала, как розоватое личико погрузилось в ее округлую, полную молока грудь. Ребенок забился, задыхаясь; однако мать словно бы ничего не замечала. Она продолжала напевать тихую и ласковую материнскую колыбельную до тех пор, пока крошечные ручки и ножки завернутой в одеяло девочки не замерли — безжизненно и покорно; и тут весь ужас содеянного внезапно дошел до затуманенного холодным чародейством рассудка матери.

Душераздирающий вопль слышен был на нескольких близлежащих улочках.

Слышал его и Конан — правда, не придал этому значения. Далеко и неопасно. Киммериец торопился на свидание, и в тот момент ему не было никакого дела до всяких там криков…

Конан приподнялся на локте. Рядом крепко спала утомленная нескончаемыми любовными утехами Бхилата — розовые губы приоткрыты, на лице — блаженная улыбка. Киммериец не мог понять, что же встревожило его, вырвав из сладких объятий сна. Волчий инстинкт предостерег варвара, что опасность близка; но вот в чем она заключается?

В тот же миг тихий скрип возле двери сменился сокрушительным громовым ударом. Створки не выдержали, рухнув внутрь.

— Что… — Конан рванулся к мечу. В дверь уже валили одетые в серое фигуры в глухих масках. Проснувшаяся Бхилата, истошно заверещала, натягивая одеяло до горла, словно это могло послужить хоть какой-то защитой.

Киммериец успел выхватить меч. Клинок прочертил свой первый полукруг в воздухе, играючи развалив надвое самого быстрого из ночных гостей. На роскошные ковры и тонкий шелк обильно хлынула кровь.

— Ну же! — взревел северянин, прыгая вперед. Его враги, похоже, только этого и ждали. Чья-то рука метнула вдоль пола веревку с закрепленными на ней тремя массивными шарами. Ловчая снасть обвилась вокруг икр Конана, и варвар споткнулся. Рысья ловкость позволила ему устоять на ногах, но второй сокрушительный удар его пропал втуне. Это позволило одной из облаченных в серое фигур проскользнуть за спину северянина; Конан успел ткнуть клинком назад, и в тот же миг на его голову обрушился тяжелый удар. В затылке вспыхнула обжигающая боль, комната поплыла у него перед глазами, пока не исчезла за плотной завесой, более черной, чем сама ночь.

Поток ледяной воды, словно только что низвергнувшейся со стылых высей Асгарда, привел Конана в чувство. В затылке билась сверлящая, тукающая боль, словно целый легион дятлов что есть мочи долбили череп варвара. Киммериец фыркнул, приходя в себя.

— Эй, ты, жлоб! Ну-ка, вставай, пока мои парни не сняли с тебя живьем шкуру! — Это было сказано с выражением.

Конан открыл глаза. Застонав, он поднялся на колени; вокруг него на грязном полу была вода. Вокруг стояли пятеро — и ростом самый мелкий из них самое меньшее на голову превосходил Конана.

Обликом вся эта пятерка напоминала серых лесных обезьян. На запястьях и шеях сверкали браслеты и цепи — желтизна золота мешалась с блеском серебра. Драгоценности эти выглядели совершенно несуразно на фоне грязных бесформенных лохмотьев, заменявших этому сброду одежду. Все пятеро носили дорогое оружие — ножны изукрашены самоцветами, по эфесам вились золотые змейки искусных инкрустаций. Судя по их лицам, сии молодцы не замедлили бы пустить эти клинки в ход, и за деньги прирезали бы даже собственных матерей.

Бхилата тоже оказалась здесь — нагая, девушка скорчилась у стены, кое-как пытаясь прикрыть руками свои прелести. Конан заметил, что от холода она покрылась гусиной кожей. Все пятеро громил время от времени бросали на нее похотливые взгляды; от каждого такого взгляда Бхилата вздрагивала, словно под плетью. Зубы Бхилаты мелко и часто постукивали — то ли от страха, то ли от холода, то ли и от того и другого вместе.

Киммериец поднялся, и в спину ему тотчас уперся наконечник стрелы. Сзади шумно сопели.

«Арбалетчик», — подумал Конан, делая шаг вперед по знаку одного из громил, что стоял в центре пятерки.

— Руки за спину! — потребовал разбойник. Конан повиновался — и ощутил, как его запястья охватили два железных браслета, сцепленные вместе короткой цепью.

— Так-то оно лучше, — заметил вожак банды. Золотая цепь на его шее была раза в три толще, чем у остальных. — Теперь иди за нами, красавчик! Император Велед желает видеть тебя.

Конан и глазом не моргнул, хотя от одного этого имени у любого обитателя Бодея кровь застыла бы в жилах. Это был глава гильдии воров и убийц города бога Индры. За его голову жрецами было обещано огромное вознаграждение — золотом, а не «похвалами Индры», как это бывало обычно. Велед слыл беспощадным чудовищем, не знавшим, что такое жалость. Более того — о нем шептались, что само убийство, кровь, муки и вопли жертв составляют ему наслаждение, и что кроме этого ничто в мире не способно вызвать улыбку на его лице, которого никто и никогда не видел.

Конан быстро огляделся. Он находился в каком-то подвале, сквозь узкое зарешеченное оконце едва-едва пробивался свет. Наверх вела узкая лестница; заканчивалась она не дверью, а круглым люком в потолке. Голые каменные стены, сырые, покрытые плесенью; холодный земляной пол. Пахло крысами и еще какой-то дрянью.

Киммерийца толкнули в спину. — Давай, давай, нечего глазеть! Его величество не любит ждать.

— Парни, шлюшку не забудьте! Всхлипывающая Бхилата оказалась рядом с Конаном. — Эй, вы, зачем вам эта девчонка? — возвысил голос киммериец. — Я у вас и так никуда не денусь. Банда глумливо захохотала.

— Быть может, его величеству она сгодится для какого-нибудь небольшого развлечения, — издевательски заметил вожак. — А если нет, то, в великой своей милости, он может подарить ее нам… То-то радости будет! Нам такие попадаются нечасто…

В соседней комнате оказалась распахнутая железная дверь, вся покрытая застарелой ржавчиной. Из щелей несло отвратительной вонью — человеческими нечистотами.

— Нам туда, — заявил вожак. Дверь со скрипом повернулась на тяжелых петлях, Открылась ведущая вниз узкая каменная лестница, огражденная провисшими ржавыми цепями. Ее нижний конец терялся во тьме.

— Так вот где правит ваш хваленый император — в тоннелях для дерьма! — рассмеялся Конан, за что немедленно получил удар мечом плашмя по спине.

— Не смей порочить нашего повелителя! — рявкнул главарь прямо в лицо киммерийцу.

Бхилата завизжала, отказываясь идти босиком по той отвратительной слизи, что покрывала ступени лестницы. Один из бандитов, недолго думая, взвалил девушку на плечо, точно куль с мукой, и потащил вперед,

Река нечистот текла рядом. Растянувшись цепочкой, люди шагали по узкому каменному карнизу. Исходивший из оставшейся позади двери свет мало-помалу тускнел, однако громилы шли уверенно. Ни один из них не стал зажигать фонарей или факелов.

Тоннель раздвоился. Отряд двинулся по правому. Потом им встретился еще один перекресток, потом еще и еще… Система выгребных тоннелей под древним городом складывалась столетиями.

Дорога по путям нечистот заняла довольно много времени. Нагую Бхилату по очереди несли все пятеро громил. Это служило чем-то вроде развлечения — можно было, похохатывая, ощупывать и оглаживать жалобно визжащую девушку.

Наконец в стене тоннеля им встретилась еще одна железная дверь. Влага и испарения заставили ее покрыться ржавчиной, однако и петли, и запоры оказались хорошо смазанными. Предводитель шайки нагнулся к крошечному окошечку и что-то произнес вполголоса. Конан напряг слух, но тщетно — главарь был опытен и пароли произносил шепотом, как и положено, когда ведешь опасного пленника.

Дверь открылась. И, перебивая вонь отхожих тоннелей, на Конана пахнуло человеческим жильем. На пороге появился такой же обезьяноподобный привратник, как и те пятеро, что привели Конана. Без долгих проволочек всех впустили внутрь. Дверь была поспешно закрыта.

Покои императора Веледа были отгорожены от зловонных каверн завесами толстых ковров. Коврами же был устлан и весь пол. Когда-то дорогие и яркие, они не перенесли долгого соседства с испарениями тоннелей и испачканных нечистотами сапог, что во множестве хаживали по ним туда-сюда. Сам покой был вырублен в цельной скале и высотой не уступал храмовому залу. Вдоль стен теснились статуи — ныне покрытые светящимися мхами, что, по всей видимости, заменяли здесь лампы и факелы. Стояла дорогая мебель: мрамор, черное дерево, розовое дерево, сандал и тому подобное. На столах были грудами навалены какие-то узлы и свертки — казалось, что здешние обитатели собрались в дорогу.

Через арку отряд прошел во второй зал. Здесь вовсю дымили курильницы; дорогие благовония заглушали ароматы нечистот. В дальнем конце этого покоя виднелось возвышение, а на нем — кресло из черного дерева, напоминавшее трон. Правда, если судить по его размерам и форме, император Велед должен был быть весьма и весьма странным человеком.

— На колени, вы, оба! — скомандовал главарь. — Приветствуйте с должной покорностью выход нашего императора!

Конану пришлось покориться — хотя от этого унижения в нем едва не вскипела до последней капли вся кровь, и про себя он поклялся страшно отомстить за это унижение. Палубный боцман Архам мог бы подтвердить, что подобные клятвы киммериец всегда исполняет…

Зашуршали черные бархатные занавеси возле трона. Послышались мягкие осторожные шажки. Стражи заставили Конана пригнуть голову, так что северянин не видел сам торжественный выход императора.

— Всем встать, — послышался шепелявый, присвистывающий голос, который едва ли мог принадлежать человеку. Конан поднял голову — и глаза его невольно полезли на лоб, как только он увидел, что представляет собой его величество император Велед.

«Крысолюд!» — вот первое, что вспыхнуло в сознании Конана, едва он взглянул на грозного правителя.

Низенький, с покатыми плечами, невысоким лбом, с бровями, нависавшими над крохотными алыми глазками, император, похоже, никогда не стриг ногти, и они выросли у него до размера настоящих когтей. Заостренное, вытянутое вперед лицо чрезвычайно напоминало крысиное: Макушка его едва ли достигала середины предплечья Конана. Однако разодет император был с поистине варварской роскошью. С плеч спускалась белоснежная мантия; под нее была надета шитая золотом белая же туника. Мимоходом Конан удивился, как такая тонкая шея выдерживает груз бесчисленных золотых ожерелий, что красовались на груди Веледа. Великолепный пояс вполне подошел бы и истинному королю; громадный рубин на пряжке заставил Конана испытать даже нечто вроде профессионального интереса к его величеству. За пояс был заткнут кривой короткий кинжал, вся рукоять которого, казалось, состояла из одних изумрудов.

Вместе с императором появилась и его свита — человек шесть самого что ни на есть бандитского вида — свирепые, чернобородые, все увешанные драгоценностями и оружием.

— Снимите наручники с этого человека, — император слабо махнул ладонью, более напоминавшей крысиную лапку.

Его приказание было исполнено тотчас.

Сперва Велед, казалось, не обратил на Конана никакого внимания. Его глаза прямо-таки впились в затрепетавшую Бхилату. Тонкие бескровные губы растянулись в жутком подобии улыбки, открывая клыки, более свойственные вампиру, чем живому человеку.

— Я доволен тобой, мой добрый Ям, — негромко произнес император, и к ногам главаря приведшей Конана банды упал увесистый кожаный мешочек. В мешочке что-то солидно звякнуло. — Раздели это между своими людьми, да смотри же, чтобы никто не остался обиженным! Я слыву справедливым правителем и не хочу, чтобы точно исполнившие мой приказ подданные остались бы без награды. Каковы потери?

— Двое убитых, мой повелитель, — отрапортовал названный Ямом громила. — Гнардла разрубили напополам, а Ахира проткнули насквозь. Этот человек настоящий дикарь, мой господин.

— Тем лучше, мой добрый Ям, тем лучше… Что ж, ты хорошо поработал и заслужил отдых. Вы можете подняться к моим курочкам и повеселиться от души.

Конан бросил быстрый взгляд на лица громил из банды Яма — они казались изрядно разочарованными. Похоже, «курочки» императора здесь не пользовались успехом. Уходя, бандиты бросали жадные взгляды на дрожавшую Бхилату.

Руки Конана были свободны, ноги тоже. Среди стражи возникло некоторое замешательство, и киммериец им тотчас же воспользовался. До трона было не более десятка шагов — пара прыжков для такого, как Конан — и потому северянин сорвался с места, словно застоявшийся жеребец.

Оказаться рядом с этой вставшей на задние лапы крысой, вырвать из-за пояса слишком благородный для подобной мрази клинок, и… тут-то мы и увидим, каково ставить на колени Конана из Киммерии!

Его попытка провалилась тотчас же. Тело рванулось вперед, а ступни как будто приросли к полу. Киммериец насилу успел выбросить вперед ладони, смягчая удар. Со всех сторон грянул грубый хохот, ухмыльнулся и Велед.

— Никто не может приблизиться к нашему трону без соответствующего разрешения, — надувшись от гордости, пояснил он разъяренному киммерийцу. — Заклинание нехитрое, но полезное.

— А кто же это его наложил? — как можно более спокойным голосом поинтересовался Конан, словно в тот миг ничего более важного для него не существовало. Ему, первоклассному взломщику, довелось сталкиваться с подобным чародейством только один раз — но там такое же заклятие охраняло настоящую сокровищницу, полную золота и иных ценностей. Маги — знал Конан — крайне неохотно налагают подобные чары, разве что за огромные деньги. Конан сильно сомневался, что его величество император заплатил за это хотя бы ломаный грош.

— Есть много разумных волшебников, что желали бы оградить от неприятностей себя и своих родственников, — последовал напыщенный ответ. — В качестве платы они исполняют различные наши мелкие пожелания — покорно, как и положено подданным.

— Понятно, — невозмутимо заметил киммериец, ободряюще подмигнув несчастной Бхилате, как будто бы все шло именно так, как он, Конан, и рассчитывал. — А позволено ли будет мне узнать у великого повелителя, зачем же я понадобился вашему величеству?

Конану пришлось приложить немало усилий, чтобы слова его звучали серьезно. Судя по всему, северянину это удалось.

— Мы хотели бы нанять прославленного взломщика Конана Киммерийского, — ухмыльнулся Велед. — Правда, наличными мы не платим. У нас в руках жизнь этой девчонки, — он вытянул руку, указывая на Бхилату, и девушка немедленно взвизгнула, — а, кроме того, еще и твой дружок, Хашдад. Он тут, за стеной, в соседней камере. Ты можешь увидеть его. Так вот, они оба выберутся на свободу живыми и невредимыми, если только ты исполнишь одно наше поручение.

— Какое же именно? — Конан постарался, чтобы его голос звучал как можно более спокойно. Значит, и этот несчастный простак Хашдад у них! Что ж, этого следовало ожидать.

— Не знаю, доводилось ли тебе бывать в Вендии — судя по твоей речи, едва ли — но, быть может, тебе доводилось слышать о столице Вендии Айодхье и о главе тамошней Гильдии Воров по имени Тайджи?

— Тайджи? Тайджи… — медленно проговорил Конан, поднимая глаза к потолку. Да, и до Турана, и до Шадизара докатывались странные слухи о жестоком повелителе воров вендийской столицы. Он правил железной рукой, уничтожая всех, кто мог бы составить ему конкуренцию. Если хотя бы половина того, что говорилось об этом человеке — правда, то связываться с ним было бы смертельно опасно — даже для него, Конана. — Ну, так и что с этим Тайджи?

— Он — в отличие от нас — очень, очень грубый и жестокий человек. — Бр-р-р! — Велед поморщился с деланным отвращением. — Надеясь принудить нас к сдаче, он похитил нашу дорогую племянницу, Лиджену. Верни ее — и твои друзья будут выпущены на свободу целыми и невредимыми. Нет, — он развел руками, — то, сам понимаешь, нам придется поступить с ними немного нехорошо. У нас очень опытный палач, он не допустит, чтобы они умерли слишком скоро. Ну, девочке придется иметь дело с моими крысками, а потом… Четвертование и кипячение в кислоте. Да, пожалуй, именно так. Кипячение. В кислоте, — Велед удовлетворенно покивал головой.

Конан стиснул зубы и выругался про себя. — Мы даем тебе две седьмицы. Если ты не появишься по истечении этого срока, я буду считать, что ты либо погиб, либо сбежал. В обоих случаях твоих друзей ждет печальная участь.

— Две недели! Но до Айодхьи от Бодея самое меньшее три дня езды! — воскликнул Конан. — Я справлюсь с этим делом, будь у меня немного больше времени!

— Две недели, — сухо повторил Велед, сжимая тонкие губы. — Две недели и ни днем больше. Ты все понял? А теперь иди. Наверх тебя проводят.

— Постой, император! Сперва я хотел бы увидеть Хашдада. Я хочу быть уверенным в том, что он жив!

— Разумно, вполне разумно, — заметил Велед и трижды хлопнул в ладоши. — Эй, проводите киммерийца к камере!

На Конана вновь надели наручники. Похоже, император Велед хорошо понимал, с кем имеет дело, и что этого человека нельзя оставлять свободным даже на краткий миг.

Киммерийца провели длинными и низкими коридорами подземной крепости. Тюрьма, к удивлению северянина, оказалась совсем рядом с тронным залом его величества.

Хашдад был жив. Он сидел, забившись в дальний угол; посреди камеры зеленела громадная лужа, в которой шевелились какие-то отвратительные черви толщиной в палец.

— Это пиявки, — с преувеличенной готовностью пояснил варвару охранник, хотя Конан ни о чем не спрашивал. — Стоит хоть одной в тебя впиться — хана! За первой остальные подтягиваются. За час всю кровь высосать могут. А боль такая, что людишки сами себе горло перерезают…

Конан окинул мерзко хихикающего стражника холодным взглядом. Именно так он и умрет, когда киммериец доберется до этой подземной клоаки и наведет здесь свой порядок.

— Две недели! — бросил Конану на прощание его величество император. Бхилата билась в рыданиях — а Велед смотрел и смотрел на ее нагое тело, распростертое на полу…

Так эту сцену и запомнил Конан, когда его уже вели к выходу.

Когда киммериец оказался на поверхности, он был уже спокоен и холоден, словно северная скала. У него было много дел. И первое из них — украсть коня. А еще лучше — двух. До Айодхьи путь неблизок.

Глава VI

Готовых к скачке лошадей выводили из конюшен расторопные грумы. Великолепные кони стоили целое состояние каждый; его светлость лорд Тайджи, владыка всех воров Айодхьи, питал необъяснимую слабость к породистым лошадям. Коллекционирование их было его страстью — и притом весьма дорогостоящей. Но достопочтенный лорд (неважно, что данного титула ему никто не присваивал!) мог позволить себе многое — ибо дань со всех без исключения мошенников Айодхьи поступала исправно. А кто задерживал, тот без проволочек отправлялся в мир иной, и обреченного спасти уже никто не мог — ни мечи, ни колдовство. Все в Айодхье это прекрасно понимали. Даже его величество король Вендии…

На просторном внутреннем дворе загородного дворца Тайджи не было ни единого сорняка — и вообще ни одной соринки. Уборщики знали, что за малейшую оплошность их ждут плети. Хозяин не потерпит и мельчайшей небрежности.

Возле ворот собиралась небольшая кавалькада — высокорослая девушка с редкими для жительницы Вендии светлыми волосами и пятеро вооруженных коренастых мужчин, курчавых, бородатых, облаченных, несмотря на жару, в тяжелые кованые доспехи.

— Моя повелительница, хозяин приказал нам… — виновато говорил один из солдат, уже немолодой, и изрытым оспой лицом и седыми волосами, выбивавшимися из-под низкого шлема.

— Ну да, ну да, Преско, он велел не спускать с меня глаз! — резко оборвала его светловолосая девушка. — Но верховые прогулки мне разрешены! И я хочу, забери меня Варуна, хочу прокатиться как следует, раз уж мне не оставили никаких иных развлечений!

— Но, сатха Лиджена, вы всегда так шпорите свою Ойру… Наши кони не столь резвы, и мы не можем угнаться за вами! А ведь вокруг вертится так много разбойников и прочего сброда!

Лиджена невольно усмехнулась. Тайджи, этот некоронованный король воров Айодхьи, поставил своих головорезов охранять ее — и вот вчерашние бандиты начинают толковать о разбойниках и «прочем сброде»!

— Хорошо, хорошо, Преско! — оборвала девушка своего телохранителя. — За все то время, что я провела здесь, еще никто не пытался ни украсть меня, ни освободить из этой темницы!

Преско вздохнул, словно давая понять, что с радостью скрасил бы часы и дни юной затворницы, но…

«Да я скорее пойду в хлев к быку! — сжав губы, подумала девушка, при виде голодного огня в глазах Преско. — Только не с тобой, грязная тварь!»

Что верно, то верно — мылся старшина охранников весьма редко, предпочитая баням бордели…

— Трогаемся! — резко бросила она вслух. — Солнце уже высоко, скоро жара станет невыносимой. Едем!

Маленький отряд выехал за ворота, и проворные слуги тотчас же захлопнули тяжелые створки.

Верховые прогулки были единственной отрадой пленницы. Правда, в способностях приставленных к ней вояк Лиджена сильно сомневалась. Один только Преско, былой гвардеец самого короля Вендии (правда, изгнанный из полка за буйный нрав и обычай громить кабаки, ничего не платя их содержателям) чего-то стоил, как боец. Толстый Марвено играючи ломал подковы, носил тяжелый, неподъемный для других щит и здоровенный меч, но был неповоротлив, словно старый слон. Бреатт слыл завзятым игроком, и его можно было купить за несколько серебряков — но ужас перед Тайджи сделал его образцом честности. Двое оставшихся стражей, Цепс и Потриво, были неразлучны. Похоже, они даже делили постель. Правда, мечами эта пара владела недурно.

Конан бродил вокруг дворца Тайджи, словно одинокий волк. Самым простым, конечно, было бы перебраться через стены — но они, двух десятков футов в вышину, были непреодолимы даже для выросшего в горной Киммерии северянина. Эти сперва были сложены из громадных каменных блоков, а затем их внешнюю поверхность обтесали и отполировали до блеска. По всей их протяженности даже зоркий глаз Конана не заметил и малейшей шероховатости. Сверху же по стене тянулись тонкие сигнальные проволоки — якорь-кошка, цепляясь за край, обрывал их своей тяжестью, после чего в караульне поднималась тревога. Конан не сомневался, что успел бы оказаться во внутреннем дворе усадьбы до того, как подоспели бы стражники, но вот потом… Без плана, без малейшего понятия, где обычно держат пленницу — и, кстати, не имея времени, чтобы установить это точно — он имел мало шансов на успех. Гораздо легче представлялось ему взять Лиджену во время ее верховой прогулки. Девушку сопровождало всего пятеро солдат — ничтожное для Конана число. Правда, за спинами у двоих он заметил луки… Но, если действовать достаточно быстро, то…

— И откуда у этого крысиного мозгляка такая красавица-племянница? — проворчал себе под нос киммериец, не оставшийся равнодушным к чарам белокурой красавицы, всего лишь один раз пронесшейся мимо него на быстрой и горячей кобылке. Конана не заметили ни она, ни ее охрана — распластавшись, словно снежный барс, киммериец вытянулся на толстой ветви дерева, росшего невдалеке от ворот….

Ее длинные золотистые волосы развевались по ветру, легкая ткань липла к телу, подчеркивая стройную фигурку и соблазнительную юную грудь. Конан с восхищением помотал головой. Хороша, нечего сказать! С такой он был бы не прочь познакомиться поближе…

Лиджена и ее вооруженный эскорт доскакали до кромки недальнего леса и повернули назад, к усадьбе Тайджи. Конан соскользнул с дерева и осторожно побрел в глубь зарослей, стараясь, чтобы спину прикрывала как можно более густая листва. С конем он давно расстался, сразу же по приезде в Айодхью продав животное за несколько монет. Столица Вендии была дорогим городом, а Конан пока не хотел рисковать, добывая деньги мелкими грабежами. Нужно было сделать дело — тем более, что оно представлялось ему достаточно простым и ясным. Эту девчонку явно стерегут — во время скачки ее лошадь вел на поводу один из стражников. Что ж, он вернет пленницу этой крысе Веледу… ну, а уж в целости или нет, это будет видно. Конан слегка ухмыльнулся. Хашдад и Бхилата ждали его возвращения… и он не мог подвести их.

Киммериец пробирался сквозь густой подлесок, раздумывая над тем, как побыстрее справиться с охранниками. Если бы они все шли пешком… А так четверым достаточно попытаться задержать его, в то время как пятый ускачет вместе с драгоценной пленницей. Кроме того, прогулки Лиджены, скорее всего, ограничиваются краем леса — в заросли стражники углубляться не рискуют. Это плохо. За кавалькадой вполне могут наблюдать из усадьбы, и в случае чего быстро выслать подмогу. Кони у этого Тайджи хорошие, два-три десятка верховых окажутся на месте очень и очень быстро — что, само собой, никак не устраивало Конана.

Одно время киммерийца занимала мысль — а не проникнуть ли во дворец Тайджи под видом торговца или разносчика, однако ее пришлось тотчас же и оставить, едва лишь он потолкался на необъятном рынке Айодхьи. Достопочтенный Тайджи жил в постоянном страхе перед недругами и был очень осторожен. Припасы доставлялись к боковым воротам усадьбы; внутрь не пропускались ни сами купцы, ни их повозки. Все тщательно проверялось стражниками, перегружалось на тачки и тележки и увозилось внутрь.

Правда, Конану удалось найти одного торговца сыром, который утверждал, что ему удалось побывать внутри лет пять назад, когда порядки у Тайджи еще не стали столь строгими.

— И как же тебе это удалось? — старательно разыгрывая восхищенное изумление, спросил Конан.

— Удалось? Ха! Вот уж, как говорится, удача тут даже и не ночевала, — отозвался торговец, задумчиво ковыряя в черных полусгнивших зубах отодранной от лавки щепочкой. — Случайно все это вышло, силач, случайно. Я им сыр привез — и весьма ароматный, скажу я тебе.

В это верилось легко — сырный запах расходился вокруг торговца на добрый десяток футов.

— Вышел их кухонный лакей… с какой-то шлюшкой из служанок. Им, видите ли, взбрело в голову поразвлечься! Так что мне разрешили въехать с моей тележкой внутрь.

— Выглядит, небось, здорово — золото там, серебро всякое, — подначивал Конан, разыгрывая роль простака, восхищенного осведомленностью собеседника.

— Ха! Золото! Серебро! Всего этого там, конечно же, в преизбытке. — Торговец помолчал. — Но больше всего там знаешь чего, силач? Стражи! Никогда не видел столько амбалов с мечами! На каждом углу по паре! И с луками и с копьями! Но этого мало — скажу тебе, силач — там прямо-таки воняет волшебством! Охраняющие чары, вот что я тебе скажу!

— Чары в придачу к странникам-людям? — Именно так, силач, именно так. Я рассказал одному приятелю про это место — ну, там про жемчуг величиной с кулак и всем прочем, что успел заметить. И этот глупец решил попытаться стянуть что-то у Тайджи! Господин вставил его жить.

— И как долго? — деловито осведомился Конан. — Он орал целую неделю, пока его пытали — и еще целую неделю рычали демоны, которым Тайджи скормил душу бедняги…

Так что большого выбора у Конана не было. Оставался только один выход — однако он требовал некоторых специальных приготовлений. Киммерийцу пришлось вернуться в Айодхью.

Базар в вендийской столице был обычным восточным базаром — поражали разве что его размеры. Ряды лавок, лавочек и лавчонок тянулись на мили; по узким проулкам текла разряженная толпа. Мешались яркие цвета одежд — синие, оранжевые, алые, желтые; неспешно следовали паланкины куртизанок, дородные купцы из иных краев Вендии шествовали от одного лотка к другому, выбирая, прицениваясь и торгуясь до хрипоты. Конан чувствовал себя в подобном месте точно рыба в воде.

Правда, у киммерийца не было денег, а унижаться до карманных краж он не хотел. Надо было найти иной способ.

Долгие хождения по базару привели его, в конце концов, к одной из небольших лавок, где торговали канатами и веревками. Недолгое наблюдение выявило, что немолодой хозяин частенько отлучается выкурить глиняную трубку к владельцу соседнего заведения, оставляя свое предприятие на молодого глуповатого приказчика.

Едва только торговец, переваливаясь, в очередной раз отправился перекурить, Конан вошел в полутемную лавку — и тотчас же увидел то, что было ему нужно.

— День добрый тебе, сын мой, — торжественно провозгласил киммериец, поднимая правую руку.

— И вам также, господин, — недоуменно отозвался приказчик. По глазам его северянин сразу же понял, что особым умом тот не отличается. Был этот приказчик едва ли больше чем на год моложе самого Конана.

— Сын мой, могу ли я надеяться на скидку? — собрав все свое лицедейское мастерство, медоточивым голосом произнес киммериец.

— Мастер Табим никому не делает скидок, — тотчас же выпалил парень и только после этого спросил: — А почему вы зовете меня «сын мой»?

— Потому что ты и есть мой сын, — пояснил киммериец как можно более серьезно. — Все люди — мои сыновья, за исключением тех, кто приходится мне дочерьми. Но разве ты не узнал меня, сын мой?

Приказчик недоуменно помотал головой и туповато уставился на Конана.

— Я монах святого Румдумуллитского Ордена! — торжественно провозгласил Конан.

— Вы? Монах? Да на вас и рясы-то нет! — искренне изумился приказчик.

— Сын мой, так ведь именно поэтому я и зашел в эту прекрасную лавку, — доверительно сказал Конан, понижая голос.

— Так ведь мы облачений не держим, — растерялся парень. — Одни только веревки! — Он почесал в затылке.

— Но веревка — обязательный предмет нашего одеяния! — Конан наставительно поднял палец. — Смотри!

Он протянул руку, подхватил конец облюбованной веревки и обмотал один оборот вокруг своей талии.

— А теперь, — киммериец вновь повернулся к обалдело взиравшему на все это приказчику, — представь, что на мне широкая коричневая ряса. Необходим пояс, чтобы она не хлопала на ветру. Так что веревка должна идти дальше вот так… — Он перекинул следующий виток через плечо и вновь пустил вокруг пояса.

— Так вам ею обвязываться нужно? А зачем тогда такая крепкая веревка? Самая лучшая веревка во всей лавке! И стоит она немало… — продолжал удивляться приказчик.

— Разумеется, сын мой, я оценил ее крепость. Именно поэтому я и пришел в лавку твоего хозяина. — Конан обмотал вокруг себя почти всю бухту.

— Вы… вы на мумию похожи… гм… отец мой, приказчик едва удержался, чтобы не прыснуть в кулак.

— Сын мой, нет нужды обращаться подобным образом к монаху Хумдрумуллитского Ордена, если только ты не разделяешь нашей веры, — заметил Конан, возясь с последним куском веревки.

— Э, а до этого вы по-иному назвались! — внезапно встревожился приказчик.

Киммериец выругался. Он был не слишком силен в подобных проделках — меч в его руке был куда более привычен. По правде говоря, у него совершенно вылетело из головы, как именно он назвал в первый раз свой несуществующий орден.

— Это важнейшая часть наших обычаев, — тем не менее, ответил он как можно более назидательно. Продолжая, как ни в чем не бывало, накручивать на себе веревку, он подошел к самой конторке, всем своим видом показывая, что отнюдь не собирается никуда уходить. — Истинное имя святого ордена не может произноситься вслух и не может именоваться двумя одинаковыми словами, — важно ответил он. — Так что мы каждый раз слегка изменяем название. Это воля богов, сын мой. Ничего не поделаешь.

— Но если вы каждый раз называетесь по-разному, как же вы можете знать, к какому ордену принадлежите на самом деле? — продолжал недоумевать приказчик, от напряженных мыслительных усилий яростно скребя затылок.

— О! — Конан вновь поднял палец. — Это архиважнейший богословский вопрос. — Я приятно удивлен, что кто-то, не принадлежащий к нашей вере, сумел сразу так глубоко проникнуть в наши догматы! — (Киммериец набрался подобных умных слов в Шадизаре, где бродячие проповедники прямо-таки кишмя кишели.) — Обычно это удел лишь наших самых лучших мудрецов. — Ты весьма, весьма обрадовал меня, сын мой. Скажи мне, ты свободный человек? Готов ли ты немедленно оставить все свое добро, отказаться от греховных сношений с женщинами, питаться лишь водой и проросшим овсом? Готов ли ты все свое время посвятить проникновению в удивительные истины нашей веры? Сын мой, я вижу, что из тебя получится отличный монах нашего Сумтумуллитскаго Ордена!

— Монах? Из меня? Чтобы я, значит, оказался от моей милашки Литты, от моего дела и надежды в один прекрасный день занять место Мастера Табима? Ерунда! Да кто же я, по-вашему, тронутый, что ли?!

— Что ты сказал?! — загремел Конан, весьма натурально изображая ярость. — Как смел ты, ничтожный, так отозваться о моем священном и прославленном ордене?!

С этими словами Конан схватил первое, что попалось под руку, и запустил им в голову несчастного приказчика. Тому пришлось немедленно укрыться за конторкой.

— Эй, прекрати это! — завопил он, отбрасывая вежливое «вы». — Я сейчас позову хозяина!

Конан добрался до ящика с какой-то железной мелочью вроде блоков и с удвоенной энергией принялся забрасывать парня этими снарядами.

— Зови! — взревел киммериец. — Зови и будь проклят! Да пребудешь ты вечно в огненном царстве Яма, да жалят тебя вечно племенные сколопендры! Зови своего хозяина! Ни один монах моего благословенного ордена никогда больше не зайдет в эту жалкую лавчонку!

С этими словами Конан обмотал вокруг себя последний моток необходимой ему веревки.

Киммериец сидел верхом на толстом древесном суку, что нависал над ведущей к воротам дворца Тайджи дорогой. Работа была окончена. Старая добрая ловушка — такие он научился настораживать еще мальчишкой. Правда, эта, сработанная им, предназначалась для ловли куда более крупной дичи. Неудачи не должно было быть. Он выкрадет девушку и освободит попавших из-за него в беду Бхилату и Хашдада. Разумеется, Конан мог бы рискнуть и попытаться отбить пленников Веледа силой — но тогда, что очень возможно, эти негодяи успели бы прикончить заложников. В душе же варвара очень силен был внушенный еще отцом простой и суровый кодекс киммерийской чести. «Отступай последним. Спасай тех, кто сражался с тобой. Кром презирает трусов, покупающих жизнь ценой гибели других», — гласило северное сказание. Для Конана никогда не возникало здесь вопроса «а зачем?» Предать можно предателя. А предать попросившего тебя о помощи, который вдобавок никогда не сможет добраться до тебя, если ты не исполнишь обещанное ему — было смертным позором. «Не пред людьми — перед собой будь чист!» — говорил Конану отце-кователь, и сын ни разу не свернул с этой стези. Невдалеке раздался перестук копыт. Киммериец выпрямился в полный рост и обнажил меч, готовый в любой момент спрыгнуть вниз. Кавалькада приближалась. Сквозь полупрозрачный плащ листвы киммериец заметил тусклый отблеск утреннего солнца на броне стражников. Больше ничего различить было невозможно. Они оказались уже совсем близко, когда в просвете Конан, наконец, увидел их — пятеро охранников и их прекрасная пленница.

Несколько раз обмотав один из концов веревки вокруг своей левой руки, правой рукой Конан взялся за спусковую бечеву своей ловушки.

Прямо у него под ногами промелькнули Лиджена и старший ее охраны. Еще один солдат, неуклюжий толстяк, видимо, считавшийся силачом, скакал следом, отставая на корпус лошади. Следом тесной группой скакали оставшиеся трое. Их-то и выбрал Конан,

Киммериец с диким ревом бросился вниз. Ведущая к спуску веревка вырвалась из его руки и змеей устремилась наверх, в один миг исчезнув среди листвы.

Там, наверху, послышался громкий треск. А затем устройство Конана сработало.

Возле самых вершин было закреплено увесистое бревно (только исполинская сила Конана позволила ему затащить туда неподъемный комль). Удерживавшие груз клинья вырвало, и теперь бревно устремилось вниз по пологой дуге, словно качели, сделанные лесным великаном для своего малыша.

Бревно с треском пробило листву, и один из стражей обернулся на звук. Конан успел заметить ужас на лице человека, увидавшего прямо перед собой собственную смерть.

Даже душераздирающий вопль агонии не смог заглушить жуткого хруста костей — когда бревно ударило стража в грудь. Его сбило с лошади, и бревно, продолжая свой гибельный путь, настигло второго солдата, попытавшегося уклониться — но неудачно. Мертвое тело его недавнего товарища врезалось в ногу всадника, зажав ее между собой и лошадиным боком. Крики и вопли оборвались тотчас, едва раненый грохнулся на землю. А бревно все еще продолжало свой смертоносный путь — и еще не достигло самой нижней точки описываемой ею дуги.

Третий солдат имел чуть больше времени, чем двое его собратьев. Он успел соскользнуть со спины своего коня за миг до того, как бревно начисто смело лошадиный череп.

Всего этого Конан почти не видел. Соскользнув с сука, что служил ему насестом, киммериец ринулся вперед.

Толстый стражник избежал гибели — но лишь для того, чтобы мгновение спустя меч Конана проткнул его насквозь, войдя в узкую щель между горловиной шлема и верхом кирасы. Варвар молнией взлетел в седло, устремившись следом за проскакавшими вперед Лидженой и пятым охранником.

Киммериец ожидал, что тот повернет коня, чтобы встретить невесть откуда взявшегося врага, однако тот вместо этого лишь шпорил и шпорил коня, подгоняя его еще и криками. Кобыла Лиджены, которую стражник вел на длинном поводу, неслась следом. Сама же девушка припала к гриве, не оглядываясь. Похоже было, что охранник умел быстро соображать. Главное для него было сохранить пленницу, а не являть чудеса героизма.

Несмотря на все усилия Конана, расстояние между ним и конем Лиджены не сокращалось. Всадники неслись все дальше и дальше по лесной дороге — пока они не достигли последнего из приготовленных Конаном сюрпризов — веревки, натянутой поперек дороги. Охранник не заметил сюрприза или же заметил его слишком поздно. Его лошадь споткнулась, а сам наездник покатился по земле, гремя доспехами, словно ржавый котелок.

Лиджена повисла на поводьях, успев остановить свою кобылку.

Киммериец молнией слетел с седла, бросаясь на не успевшего прийти в себя стражника.

— Скачите, госпожа! — завопил Преско, поднимаясь. — Скачите назад! Зовите начальника стражи! Я их задержу!

— Их?! — Конан широко ухмыльнулся, — Здесь никого нет. Один я. Слушай-ка, парень, бросай эти глупости, кинь в кусты меч и, так и быть, я оставлю тебе голову на плечах. Госпожу я забираю; а Тайджи ты придумаешь, что рассказать.

Лиджена сидела недвижно, в упор смотря большими глазами на киммерийца.

— Ты приехал за мной? — внезапно спросила она. — Кто прислал тебя?

Конан хотел ответить, но не успел. Преско обнажил, наконец, свой собственный меч, направив острие в грудь Конану, столь легко расправившемуся со всем его, Преско, отрядом.

— Хорошее дело подраться, — рявкнул Конан приближающемуся воителю, — но только не в том случае, когда приходится расставаться с головой! Об этом ты подумал?

Перехватив длинный повод той лошади, на которой сидела Лиджена, Конан уже совсем было собрался оставить своего противника вместе с его героизмом за спиной, когда тот внезапно прыгнул. В полном вооружении он двигался необычно проворно, едва ли уступая в быстроте самому Конану. Широкий меч Преско сверкнул в длинном выпаде — и лошадь Конана с жалобным ржанием упала. Правая передняя нога ее была перерублена.

Несчастное животное закричало в агонии — почти как человек. Конан одним молниеносным движением успел соскочить, прежде чем конь окончательно повалился. Быстрота спасла жизнь киммерийцу — Преско очень резво ударил мечом в то место, куда должен был бы упасть северянин.

Конан перекатился через плечо — меч солдата вонзился в мягкую землю совсем рядом с головой киммерийца. Перекатился еще раз — и оказался на ногах, с мечом, уже готовым к бою.

— Ты хотел драки? Ты ее получишь! — рявкнул северянин прямо в лицо своему противнику.

— Преско! Постой! — внезапно крикнула Лиджена. — Нам надо поговорить с ним. Он, быть может, совсем не тот, за кого ты его принял!..

Она хотела сказать что-то еще, но в этот миг ее кобыла внезапно испугалась ударившего ей прямо в глаза яркого отблеска — луч солнца отразился от начищенного меча Преско — и встала на дыбы. Девушка не удержалась в седле, с легким стоном упав на землю. Тело тупо ударилось о грунт и осталось лежать неподвижно.

— Ты убил ее, свинья! — взревел Преско. — И теперь ты умрешь! Это так же верно, как и то, что Тайджи запорет меня до смерти!

— Глупец! — бросил в ответ киммериец. — Приглядись, как следует! Она жива! Она дышит! Видишь — грудь поднимается?!

Однако, ослепленный яростью Преско, ничего уже не видел. Он бросился в атаку, словно берсеркер. Конан отбил один выпад, второй, третий, атаковал сам — и его клинок лишь бессильно скользнул по отлично прокованной толстой броне солдата.

Киммериец слегка сдвинул брови. Воин Тайджи был закован в железо с головы до пят — шлем, кольчужное оплечье, кираса, поручни, поножи, юбка, что защищала самый низ живота…

Мельком Конан подумал, что этот самый Преско, пожалуй, едва ли уступает ему силой; у самого северянина доспехов не было, и рисковать, бросаясь в ближний бой, он не хотел.

И вновь, отразив два выпада противника, Конан контратаковал. Меч рухнул на кольчужное оплечье; такими ударами северянин играючи ломал шеи куда более могучим бойцам.

И тут оказалось, что торговец сыром не зря болтал о заклинаниях и чарах. Кольчужная сетка мгновенно напряглась, отбросив клинок Конана с такой силой, что тот едва не выпустил оружие. Слабые места доспеха Преско защищало еще и чародейство.

— Ага! — захрипел противник Конана. — Рано или поздно я все равно убью тебя, мразь!

Киммериец не мог тратить столько времени на одного врага. В усадьбе Тайджи вот-вот могли встревожиться и выслать на поиски десятков пять латников. С Преско надо было кончать.

Рядом с дорогой текла небольшая, но быстрая и глубокая речка. От дороги прямо к воде спускался почти отвесный склон, поросший невысокой травой.

Мечи вновь сшиблись. Преско покачнулся, и Конан тотчас же провел еще один молниеносный выпад. Нацеленный в лицо удар солдату Тайджи удалось отклонить, однако, не удержавшись на ногах, он оступился и покатился вниз по склону — прямо к воде. Конан ринулся следом.

Тяжелая броня очень полезна в бою, однако обладает одним большим недостатком — в ней нельзя плавать. Преско с шумным всплеском обрушился в воду, подняв фонтан брызг, и доспехи тотчас же потянули его на дно.

— Уф! — Конан несколько мгновений следил за лопающимися на поверхности воды пузырями, потом повернулся и полез наверх к бесчувственной Лиджене.

Пальцы киммерийца ощупали громадную шишку на затылке девушки. Лиджена застонала, и северянин вздохнул с облегчением — с ней не случилось ничего страшного.

— Эй, милашка! Пришло время возвращаться в Бодей, к твоему дядюшке.

Он постарался изгнать сарказм из своего голоса. Возвращать эту красотку засевшей в выгребной яме крысе Веледу ему хотелось меньше всего на свете.

Слева раздался шорох. Конан резко повернулся — и в грудь ему уткнулось копье. Держа на руках бесчувственную девушку, киммериец оказался совершенно беззащитен.

Перед ним стоял последний уцелевший солдат из охранявшей Лиджену пятерки.

— Ты изуродовал Ценса, — безжизненным голосом произнес стражник. — Ты умрешь.

Глаза киммерийца сузились. Он напрягся, готовясь прыгнуть.

— Я Потриво. Ценс… он был моим… моим… — прежним мертвым тоном продолжал солдат, — Его нога раздроблена в кашу. Это сделал ты. Теперь ты умрешь.

Меч киммерийца был вогнан в ножны. Требовалось мгновение, чтобы обнажить его — но копейщику хватило бы и четверти этого срока.

— Ценс… Нет, Ценс, нет! Твоя нога не выдержит этого! — внезапно крикнул Конан, глядя куда-то за спину копейщика. У Потриво округлились глаза… и он пропустил начало стремительного рывка варвара, Руки Конана успели мягко опустить Лиджену и выхватить меч. И, хотя Потриво выбросил вперед древко обеими руками, он опоздал.

Одним поворотом клинка киммериец напрочь отсек наконечник короткой пики, что была в руках у солдата. Удар ноги опрокинул Потриво на спину; лезвие меча полоснуло стражника по бедру.

— Я не убиваю таких, как ты, — покачал головой киммериец в ответ на отчаянный взгляд раненого, уже приготовившегося к смерти. — Я обманул тебя и победил нечестно. А потому — живи! До усадьбы недалеко. А рана поможет тебе оправдаться.

С этими словами Конан вновь поднял все еще не пришедшую в себя Лиджену, принявшись устраивать ее на спине коня. Киммерийца ждал долгий и нелегкий путь назад к императору Веледу.

Глава VII

Киммериец остановился только вечером, забившись в самую непроходимую чащобу. Погоня, если она и была, осталась далеко позади. Конан не зря так долго скакал по ручьям — как видно, собаки не взяли след. Лиджена не приходила в себя, и, быть может, именно поэтому северянину удалось за один день проскакать так много. Но теперь запаленным коням нужен был отдых — и киммериец остановился, сберегая силы скакунов, не свои.

Варвар быстро развел небольшой костер. И тут Лиджена, наконец, застонала. Конан быстро нагнулся над ней — ресницы затрепетали, девушка зашевелилась.

Наконец она открыла глаза. Сперва ее взгляд оставался бессмысленным и пустым — душа еще не полностью освободилась от цепей забытья; но вот она остановила взор на Конане. Нечто вроде узнавания мелькнуло в глубоких глазах; внезапно она задрожала всем телом, сжимаясь в комочек, точно напуганный зверек.

— Ты!.. — вырвалось у нее. — Ты и есть тот самый человек в лесу! Ты убил Преско! И… и ты пытался украсть меня!

— Не пытался украсть, а украл, — возразил Конан. — Кстати, могла бы и поблагодарить за свое освобождение. Не думай, что это оказалось настолько легко и просто, как тебе кажется.

— Благодарить тебя? — выкрикнула она с удивившей Кована ненавистью. — Тебя, тебя… жалкий воришка!

Киммериец поднял брови и тотчас же опустил их. Истеричные женские вопли не значили для него ничего; удивляло другое — она, похоже, вовсе не обрадована своим спасением!

— Может быть, я и вор, — сухо заметил Конан, — но вор отнюдь не жалкий.

— Да кто ты такой, чтобы красть меня у самого Тайджи?! Ты что, не знаешь, кто это такой?! Не знаешь, что он может сделать с тобой? Он не остановится ни перед чем, чтобы только вернуть меня назад — а тебя предать лютой смерти за свой позор.

— Кто я такой? — ярко-синие глаза варвара сурово сверкнули. — Меня зовут Конан из Киммерии, запомнила, девочка? Так что пусть Тайджи направит свой гнев на меня. Посмотрим, что у него получится!

Он не для того пробивался сквозь джунгли, уходя от псов Тайджи, чтобы теперь выслушивать женский бред.

— Что же для Тайджи, то, не сомневаюсь, его головорезы уже обыскивают все леса вокруг Айодхьи. Но до нас им все равно не добраться. Еще не родился тот, кто догонит в лесах Конана-киммерийца!

Лиджена, чуть притихнув, смотрела на него. Гордая осанка, могучие руки, холодные и твердые глаза… Нет, он не походил на обычных головорезов, промышляющих похищениями людей!

— Думаю, ты знаешь, кто я, — начала она.

— Знаю, — Конан кивнул. — Но меня тебе бояться нечего. Твой дядя послал меня, чтобы я вытащил его племянницу Лиджену из застенка.

— Мой дядя? Я что-то не понимаю, — Лиджена прижала ладони к вискам. Она не была уверена, что поняла этого, как его — Конана-киммерийца правильно. В голове все еще сильно гудело.

— Да, он послал меня, чтобы я доставил тебя к нему обратно, в Бодей, — терпеливо продолжал растолковывать ей Конан.

— Боюсь, я все равно не понимаю, — беспомощно развела руками Лиджена.

— Кром, у тебя что, совсем отшибло память?! — Киммериец начал терять терпение. Он уже трижды объяснил ей все, что мог!

— Меня послал его величество император Велед. Твой дядя. Припоминаешь такого?

— Велед?! — Лиджена почти что взвизгнула, словно при виде змеи или крысы. — Ты сказал — Велед? Да ведь он — злейший враг моего отца!

— Ну, братья частенько, бывает, ссорятся, особенно если им есть что делить, — философски заметил северянин. — Быть может, Велед хочет помириться?

— Он такой же дядя мне, как и ты! — взвизгнула Лиджена.

Конан наморщил лоб.

— Так. Теперь я уже ничего не понимаю. Так это что ж выходит, Велед — не брат твоего отца?

— Нет!!! — выкрикнула пленница, сжимая кулачки. — Мой отец и он… они сражались долгие годы. Нужно быть недоумком, чтобы подумать…

Конан поднял на нее тяжелый взгляд, и Лиджена тотчас же осеклась.

— Так. И кто же твой отец?

— Чесму Бархат, глава Торговой Гильдии Бодея! — Она увидела, как брови похитителя мрачно сдвинулись. — Отец объединил торговцев, они воззвали к Индре и с его благословения загнали Веледа в те самые выгребные тоннели, где он теперь и обретается. Велед поклялся, что страшно отомстит всей нашей семье!

— Это уж точно, — угрюмо буркнул Конан. Вся эта история совершенно перестала ему нравиться. — Кром! Так что же это, у тебя дяди и вовсе нет?

— Почему же нет? Есть. У него-то ты меня и украл. Моего дядю зовут Тайджи. Я оказалась в Айодхье не по своей воле.

— Значит, Тайджи все-таки держал тебя в плену?

На лице похитителя Лиджена заметила нечто вроде удовлетворения.

— Значит, я все-таки не зря спасал тебя, хоть и не по той причине. Выходит, без поссорившихся братцев здесь все же не обошлось. Тайджи что, потребовал у твоего отца денег?

— Да ничего подобного! Они всегда были друзьями! Тайджи оказал моему отцу услугу — хотя мне она таковой не показалась. Отцу пришлось уехать в Кавиндру по торговым делам, а я…

Она осеклась.

— Ну, продолжай, чего жмешься? — Выражение лица Конана не предвещало пленнице ничего хорошего.

— Отец боялся… и не без оснований… что в его отсутствие у меня появится шанс сбежать с Амриком. — Она покраснела и поспешно добавила: — Это мой жених — Амрик Тохон.

— То есть старик Чесму всего-навсего упек тебя в крепость своего братца-вора из опасения, что ты залезешь под одеяло не к тому, кому нужно?

Лиджена вновь покраснела.

— Так думает он, так думает и дядя Тайджи, Но если бы я и сбежала с Амриком, он никогда не сбежал бы со мной. Он самый честный человек во всем Бодее!

— Гм… — усомнился Конан, имевший свое собственное мнение о бодейской честности. Лиджена не обратила на это никакого внимания.

— Дурак он, твой Амрик, вот что, — Конан сплюнул.

— Что?! Да как ты смеешь?! Ты же не знаешь его! Он очень добрый и милый и обращается со мной как с высокородной госпожой! — Аквамариновые глаза зажглись гневом.

— Я бы на его месте не раздумывал — сбежать с тобой или нет. Сперва бы сбежал, а там бы стало видно… — заметил киммериец.

Наступило молчание. Конан пристально глядел на девушку, которой с каждым мгновением становилось все страшнее и страшнее.

— Ну что же, не возвращаться же к Тайджи… — как бы в раздумье пробормотал киммериец.

Лиджена не ответила. Она дрожала от ужаса, зубы ее стучали. Девушка едва ли разобрала последнюю сказанную варваром фразу. Не в силах отвести взгляд, она как завороженная смотрела на мощную фигуру киммерийца, которая лишь несколько мгновений назад казалась ей даже в чем-то привлекательной. Эта первобытная мощь, скрытая в его мускулах… этот холодный, не ведающий пощады взор… этот меч, небрежно прислоненный к стволу возле правой руки похитителя… Казалось, что этот человек способен на все.

— Ч-что т-ты собираешься со мной делать? — заикаясь, еле-еле выдавила из себя Лиджена.

— Да ничего особенного, — ухмыльнулся похититель, протянув руку к мечу. Лиджена окаменела от ужаса; ей показалось, что сбываются ее самые темные страхи. Дыхание пресеклось, сердце дало перебой: «Он собирается убить меня!»

— Эй, займись-ка этим, — на колени девушке упала небольшая кожаная сумка.

— Что это? — невольно вырвалось у Лиджены. Она все еще не могла поверить, что ей не перережут горло вот прямо сейчас.

— Да так, одно новое изобретение. Мы, киммерийцы, называем его едой. Ты кладешь порцию в рот, хорошенько разжевываешь, а потом глотаешь. Очень интересные ощущения.

— Нечего тут дразниться! — обиделась пленница.

— Ешь, а не разговаривай! — прикрикнул Конан. — Время дорого.

Некоторое время они молча жевали.

— Послушай, а куда мы направляемся?

— В Бодей, куда же еще? — бросил Конан, явно не расположенный к разговорам. — Нам туда еще скакать и скакать… а времени осталось мало.

Лиджена не спросила, почему, а Конан сам не стал ей рассказывать. Не хватало еще ему поверять свои беды и тревоги какой-то девчонке!

Самой же пленнице было сейчас не до этого. Она прижала к груди судорожно стиснутые кулачки.

— Как в Бодей? К… к этому чудовищу Веледу?! Мой дядя в Айодхье, говорю тебе! Мы ведь возвращаемся туда, не правда ли? Произошла ошибка. Вслед, эта крыса, попросту обманул тебя. У тебя нет иного выбора кроме как…

— Садись в седло — или мне связать тебя? — прорычал Конан. — Мы едем в Бодей! Ты слышала?

По лицу Лиджены потекли слезы — ярости и ужаса, все вперемешку, оставляя соленые дорожки на покрытых пылью щеках.

— Ты получишь золото, серебро, драгоценности — все, что угодно! Тайджи очень богат — так же, как и мой отец. Ты обязан вернуть меня ему! Слышишь? Ты ОБЯЗАН! И Конан только плотнее сжал зубы.

— Но… но Велед… он же станет меня пытать! Сперва изнасилует, а потом станет пытать! Чтобы отомстить моему отцу, он не остановится ни перед чем! Прошу тебя, Конан, не отдавай меня ему! Пожалуйста! Не надо!

Она рыдала в голос, упав на колени перед киммерийцем. Он не отвечал, и ее охватила паника. Золото и серебро его не соблазняют. Но, быть может, он не останется равнодушным к иным ее прелестям? От одной этой мысли ей сделалось дурно — притом, что Конан, она не могла не признаться себе, был, бесспорно, куда привлекательнее тщедушного менялы Амрика.

Но, несмотря на дурноту, она тотчас же начала действовать. Отец говорил, что есть обстоятельства, которым надо подчиняться, чтобы не оказаться в еще худших. Чтобы избежать сточных тоннелей и выгребных ям императора Веледа, Лиджена была сейчас готова на все. И отдаться сильному молодому воину было еще не самым худшим исходом…

Она встала, не сводя с киммерийца восхитительных аквамариновых глаз. Негнущимися пальцами, что едва-едва повиновались ей, Лиджена принялась расстегивать накидку.

— Эй, ты это брось! — скомандовал было Конан, но глаза подвели его, внушив девушке смутную надежду. Ему было приятно смотреть на нее. Он хотел узнать, до чего же она сможет дойти в своем стремлении перетянуть его на свою сторону. Лиджена, как всякая женщина, безошибочно угадывала это в его взгляде, в его лице, в его напрягшемся теле…

— Я предлагаю тебе то, что ценнее и золота, и алмазов, — проговорила она без ложной скромности. — Я предлагаю тебе блаженство! — Намерения ее стали совершенно ясны.

Перламутровые пуговицы расстегивались одна за другой. Молочно-белым засветилась в полумраке гладкая молодая кожа, слишком светлая для смуглых обитателей Вендии. Пальцы одолели последнюю застежку; шелка распахнулись, явив жаркому взору киммерийца точеные холмы соблазнительно округлых грудей.

Она со скрытым торжеством заметила, что его взгляд прямо-таки прилип к ее обнаженным прелестям. Грудь похитителя бурно вздымалась. Она ненавидела себя за это гадкое представление, не знала, хватит ли ей сил закончить его так, как она задумала, но что ей еще оставалось делать? Вся ее жизнь висела на волоске.

На чуть пухловатых губах появилась соблазнительная, приглашающая улыбка. Конан поднялся, двинувшись к Лиджене. Она победила! Он не устоял. Сейчас, сейчас, пусть он повалит ее, пусть даже раздвинет ей колени…

Пальцы Лиджены возились с завязками пояса.

Неожиданно Конан с силой запахнул одежду у нее на груди.

— Хватит дурить. Меня ты этим не проймешь, крошка. Пораженная переменой в нем, она повиновалась.

— Амрик тебе голову снесет за это! — прошипела она.

— За то, что я не стал насиловать его невесту? — ухмыльнулся Конан. — Да и, кроме того… не советовал бы я этому Амрику связываться со мной. А то ты, красотка, овдовеешь, не побыв женой.

Отчаяние подтолкнуло ее к крайнему шагу. Киммериец в спешке так и не обыскал ее; в складках пояса прятался небольшой, остро отточенный ножик. Это и было то самое «блаженство», которое Лиджена обещала киммерийцу: когда он оказался бы на ней, клинок вонзился бы ему под левую лопатку. Отец нанимал специальных наставниц, учивших ее этому приему…

Но теперь удар приходилось наносить совсем в иных обстоятельствах.

Однако еле слышное шипение, раздавшееся, когда сталь покидала кожаные ножны, заставило северянина резко повернуться к пленнице. Его рука легко перехватила девичью, согнула, выкручивая ее и заставляя отпустить эфес. От боли из глаз Лиджены вновь брызнули слезы; пальцы разжались, и нож, последняя надежда, упал на землю.

— Кром! Да, с тобой не соскучишься! — хмыкнул Конан, подбирая нежданный трофей.

Девушка тяжело дышала, растирая помятое запястье.

— Послушай, Конан… Я… я сдаюсь. Возьми меня, если хочешь. У меня больше нет ничего острого. Возьми меня, сделай со мной что угодно — только не отдавай Веледу! — Она вновь обнажила грудь.

— Ну-ка, все, хватит! — прикрикнул он. — Без глупостей! Садись в седло, а не то я и впрямь свяжу тебя, как раньше, Мне нужно подумать… а времени совсем не осталось. Ваши распри с Веледом меня не касаются, ясно? Мне нужно вытащить из его пыточных двух моих друзей. Цена их жизни — ты. Понятно? Пока что нам нужно подтянуться поближе к Бодею — Велед разрежет моих спутников на куски, если только я не появлюсь вместе с тобой на условленном месте послезавтра утром!

Лиджена замерла. Смысл сказанного с трудом пробивался к ее парализованному ужасом рассудку. Конану пришлось потянуться к веревке, прежде чем девушка влезла в седло.

— Что ты сказал? Твои друзья в плену у Веледа?

— Да, и я должен заплатить за них выкуп — тобой. Если я опоздаю… ты уже знаешь, что с ними случится.

— Но… но… почему же я должна быть выкупом? — с отчаянием закричала она. — Что же будет со мной?..

— Молчи! — оборвал ее Конан. — Я уже сказал тебе — мне надо подумать. Так что лучше бы тебе посидеть тихо!

— Но ты же везешь меня на смерть! — простонала она. — Убей тогда уж лучше сразу!

— Твоя смерть не спасет моих спутников, — отрезал Конан, не поворачивая головы, — Все, если ты проронишь еще хоть слово, я заткну тебе рот, клянусь Кромом!

Конан ехал в мрачном раздумье. Хашдад и любвеобильная Бхилата были в плену. Он обязан был вырвать их оттуда. Но неужели же для этого ему пришлось бы отдать этой навозной крысе Веледу ни в чем не повинную красотку? Нет, во имя Крома, на такое он не пойдет. Хотя… жизнь одной за жизни двоих — довольно выгодная сделка, как счел бы какой-нибудь стигиец.

Итак — сумеет ли он добраться до Веледа прежде, чем тот сам доберется до него? Из-за этого приключения с Лидженой не двигались с места поиски Клепсидры и следов ордена Ночных Клинков,

«Велед хитер, — досадливо думал киммериец. — Он назначил место встречи в своих выгребных ямищах — верно, думает, что оттуда я выбраться уже не сумею. Глупец! Мне бы только оказаться там… а дальше уж меч не сплохует».

Лиджена ехала рядом — руки связаны мягкими тряпками, рот заткнут, Она настолько надоела киммерийцу своими стонами, плачем и причитаниями, что тому не оставалось ничего другого, как применить силу. Сперва у северянина появилась мысль — а не послать ли весть родичам этой красотки, однако эту возможность он отбросил почти сразу. Не хватало времени. Хашдад и Бхилата погибнут в жутких муках, пока он будет втолковывать, что к чему, недоверчивым бодейским купцам… Нет, выход был только один — напрямик в логово зверя.

— Слушай меня, милашка. Слушай внимательно, если не хочешь, чтобы Велед и впрямь полакомился бы твоими прелестями. Мы едем в Бодей, к императору воров. (Аквамариновые глаза тотчас наполнились слезами). Ничего не поделаешь — мне надо выручить моих. Но тебя я Веледу не отдам! Разумеется, небесплатно. (По щекам девушки начал расползаться жаркий румянец). Нам придется драться. Поэтому твой ножик я отдам тебе, и еще прибавлю кое-что — тебе придется постоять за себя. Действовать станем так…

Когда киммериец закончил, Лиджена поспешно закивала головой. Она была согласна — согласна на все. По крайней мере, сейчас. А там видно будет.

Конан не собирался облегчать Веледу дело, следуя к городу по самой торной дороге. Несмотря на спешку, он выбирал окольные тропы. Если Велед не дурак, он постарается всадить Конану стрелу в спину и забрать пленницу. Но — оспорил он сам себя — это значило бы, что Хашдад и Бхилата мертвы, и девчонка только зря погибнет. Что ж, держись, император Велед! Держись, крыса, потому что Конан из Киммерии начал войну с тобой!

Путники без всяких происшествий добрались до города бога Индры. Благополучно миновали городские ворота — и тут возле стремени Конана оказался какой-то оборванец.

— Его величество велели мне проводить дорогих гостей!

— Я сам найду дорогу! — рявкнул Конан.

— Место встречи изменено. Мне приказано сопровождать! — не уступал оборванец, хотя по лицу его обильно лил пот — он понял, с кем имеет дело, и теперь, как видно, выбирал — умереть ли сразу от честного меча Кована или же потом под пытками в застенках своего хозяина. «Сейчас» победило, что означало — палачи Веледа не зря получают жалованье.

Лиджена с ужасом смотрела на обезображенное оспой лицо посланца императора воров.

«Он приведет нас в засаду, это яснее ясного», — мелькнуло в голове киммерийца.

Оборванец вознамерился было идти впереди кавалькады, показывая дорогу, но провести Конана было не так-то просто. Нагнувшись с седла, он сгреб человечишку за шиворот и посадил на лошадь перед собой.

— Веди! — скрытый складками плаща кинжал, оказался возле самого бока воришки. Острие клинка прорезало одежду и укололо кожу. Глаза вора округлились.

— Если его императорское величество вздумает шутить со мной шутки, ты умрешь первым, — шепнул Конан на ухо проводнику. — Уж тебя-то прирезать я успею. Так что веди аккуратно!

Воришка — низенький, тщедушный — не успевал утирать обильно струящийся по лбу пот. В оледеневших от ужаса глазах читалась обреченность.

— Господин… — еле слышно прохрипел он. — Господин… во имя Индры… не убивайте меня, я скажу все… только обещайте, что потом вы возьмете меня с собой! Иначе Велед скормит меня своим хищным рыбам… или учинит нечто еще страшнее. Обещайте мне, что выведете меня отсюда! Я не хочу умирать!

— Говори! — приказал Конан, для убедительности слегка кольнув человечка кинжалом.

— Велед… приказал мне вывести вас на его лучников. Вас, господин, они должны расстрелять, а в это время другие слуги его величества схватили бы госпожу.

— Отлично! — Глаза северянина вспыхнули. — Отвечай, да толком — пленники еще живы? Хашдад, кузнец, и девушка, Бхилата?

— Когда я на рассвете отправился к воротам, они были живы, господин. Но… очень плохи. Ведь его величество… никогда не убивает сразу. Он мучает попавших к нему в руки долго, очень долго… Мужчину пытали огнем и пиявками, а женщину… Сперва ее попробовали все капитаны императора, а потом Велед, который смотрел на все это, увел ее с собой… и по всем подземельям было слышно, как она кричит…

Конан заскрежетал зубами. Судьба императора Веледа была решена. Кром! Он доберется до этой крысы, чего бы ему это ни стоило! Тар и Ночные Клинки подождут. — Хор-рошо! — прорычал варвар, так что воришка затрепетал всем телом, точно лист на ветру. — Отвечай! Велед будет там, где засели его лучники?

— Н-не знаю… — промямлил вор. — Он очень осторожен, наш император, очень… Едва ли он пойдет сам!

Все стало ясно. Велед был «пхкари», кровожадный убийца-безумец; Конану приходилось встречаться с такими. Простая и легкая смерть от стрел, что ожидала Кована, мало занимала императора. Иное дело — изощренные пытки в его личном пыточном застенке… Хашдад и Бхилата интересовали Веледа не как заложники, а как жертвы. Сделка была нечестной с самого начала. В чем Конан, надо признаться, почти и не сомневался.

— Так, и что же ты посоветуешь? — спросил он дрожащего вора.

— Уходить из Бодея. Бежать! Чем скорее и чем дальше, тем лучше. Те двое уже все равно, что мертвы. Из пыточной императора еще никто не возвращался.

— Проклятье! Ладно, парень, я возьму тебя с собой, только сослужи еще одну, последнюю службу. Покажи мне вход в обиталище императора! И после этого — можешь быть свободен.

— За нами все время следят… — простонал вор. — Если я оставлю вас, то не пройду и пары кварталов. Меня проткнут стрелой, как кролика на поле.

— А что же им тогда мешает пристрелить меня прямо сейчас? — искренне удивился Конан.

— Здесь очень мало лучников и много жрецов Индры. Велед тоже боится их. Все стрелки будут ждать нас в проулке… и когда мы окажемся посередине…

— Все ясно, — уронил Конан. — Что ж, постараемся их опередить! Веди к засаде. Перед ней свернешь в сторону — и галопом ко входу в подземелье!

Конан уже подумал о том, что надо предупредить Лиджену — как бы не наделала глупостей, ее присутствие очень помогло бы миновать первую стражу Веледа без боя — как девушка отмочила-таки эту самую глупость.

Ее лошадь прошла слишком близко от столба, на котором какой-то придурок-торгаш вывесил для привлечения покупателей острые серпы и косы. Сам он сидел за прилавком внизу со всем остальным товаром; и Лиджена не упустила выгодного момента.

Р-раз — и острый серп рассек шелковое тряпье, стягивавшее ее руки. Два — выхваченный острый нож, данный самим Конаном раньше! — перерезал длинный повод, на котором киммериец вел кобылу девушки; три — Лиджена ударила лошадь по бокам и молнией исчезла в проулке.

— Кр-ром! — взревел Конан, но было уже поздно. Он успел заметить, как следом за всадницей тотчас же ринулось четверо оборванцев самого что ни на есть подозрительного вида.

Гнаться за беглянкой было бессмысленно. Она отлично знала город, а, кроме того, дорогу Конану очень некстати перекрыл какой-то купеческий караван. Киммериец с досады огрел плетью вола, запряженного в передний воз, и повернул лошадь.

«Ну, может, у нее хватит-таки ума броситься не домой и не к этому, как его — меняле Тохону, а в храм Индры? Там Велед ее не достанет…»

— План меняется! — бросил киммериец своему проводнику. — Ко входу, быстро!

Глава VIII

Вор, которого звали Пхарад, не обманул. Приведя киммерийца в лабиринт узких переулков, он внезапно указал на полузаваленную мусором яму в углу двора.

— Это здесь. Что мне делать дальше, господин?

— Дальше? — Конан усмехнулся. — Бери мой меч. Бери, тебе говорят! Так, суй за пояс. Теперь дальше…

Конан в несколько минут набросил себе на запястья несколько веревочных петель, так что казалось, будто его руки связаны крепко-накрепко. Свободный конец веревки он вручил Пхараду.

— Ты взял меня в плен и теперь ведешь к его величеству, понял? Ты хотел убить меня сразу, поскольку я упустил пленницу, но я сказал тебе, что у меня важнейшее дело к его величеству и что император непременно выслушает меня, как только узнает об этом.

Пхарад кивнул. Конан взглянул на него пристальнее — нет, парень определенно перестал бояться.

— Слушай, а как тебя занесло к этой крысе? Разве нельзя быть честным одиноким вором?

— Ах, господин, это долгая история. Когда-нибудь я расскажу ее вам целиком, а сейчас скажу лишь, что Веледа посадили на наши головы какие-то отвратительные колдуны, именующие себя Ночными Клинками.

Конан едва не подпрыгнул на месте.

— Вот это да!.. Слушай, парень, я позволю тебе как следует запустить руку в сокровищницу Веледа, как только мы до нее доберемся! То, что ты сказал, меняет все дело! Быстрее, за мной!

— Сейчас, господин! — Пхарад нырнул в яму. — Коня можно привязать здесь. Его никто не тронет. Это все принадлежит его величеству, и народ привык не хватать руками чего не надо.

Яма оказалась искусно замаскированным ходом вниз, узким и темным. Насколько мог понять Конан, воры, не мудрствуя лукаво, просто продолбили свод одного из малых выгребных тоннелей.

Под ногами зачавкало и захлюпало, в ноздри шибануло ошеломляющее зловоние. По мере того как Конан и Пхарад отходили все дальше и дальше от пролома, свет быстро тускнел. Киммериец пожалел, что они не захватили с собой факелы. Однако вор, похоже, в этом совершенно не нуждался. Он уверенно трусил чуть впереди киммерийца.

Высокорослому Конану приходилось сильно пригибаться — тоннель был низок. Под ноги варвар старался не смотреть — Пхарад предупредил, что здесь нет ни ловушек, ни опасных тварей вроде громадных крыс.

— Раньше-то от них спасу не было, — шепнул вор. — А потом, господин, как Велед воцарился, так всех крыс и повывели. Маги все те же, Ночные Клинки. Им вся подобная нечисть повинуется. Выгнали всех крыс наверх, тоннели очистились — так эти твари теперь наверху — слышали? — детей воруют и жрут! Видано ли?

— Ничего, Велед и за это заплатит, — рыкнул Конан.

Низкий тоннель вскоре вывел их в более широкий, где киммериец смог наконец выпрямиться. Здесь оказалось посветлее — тоннель залегал неглубоко, и время от времени попадались световые колодцы, забранные частыми решетками. Чем больше Конан присматривался к системе выгребных тоннелей Бодея, тем яснее ему становилось, что первоначально все это предназначалось совсем для других целей — и уж потом кому-то пришла в голову светлая мысль приспособить разветвленную сеть подземных ходов для стока нечистот.

Пхарад замедлил шаг. — Впереди первый пост, господин! — Он все-таки здорово трусил, но боролся с собой, превозмогая страх. Очевидно, Велед успел здорово насолить и своим подданным.

— Ничего, с этими-то мы справимся, — негромко заметил Конан, осторожно вглядываясь в полумрак.

Двое здоровенных громил стояли, небрежно опершись о железные перила. За их спинами киммериец разглядел знакомое пятно железной двери.

— Как это мы так быстро дошли? — удивился он. — Тот ход, которым я вел господина, в общем-то, почти заброшен, — пояснил Пхарад. — Когда господин был здесь впервые, он шел совсем с другой стороны…

— Ладно, оставайся здесь, а я пошел, — Конан бесшумно двинулся вперед, и в руке северянина уже тускло блестел меч, когда из противоположного конца тоннеля послышались шаги и какое-то сдавленное мычание — словно там тащили человека с зажатым ртом. Киммериец поспешно отпрянул обратно за угол.

Очень скоро из темноты появилась странная процессия — уже знакомая Конану пятерка громил тащила некий брыкающийся и извивающийся сверток. Бандиты довольно гоготали, то и дело охлопывая свою ношу, после чего та принималась вертеться еще отчаянней.

— Дура! — вырвалось у Конана.

Он не мог ошибиться. Эти светлые волосы невозможно было спутать ни с чем. Лиджена попалась, Люди Веледа крепко знали свое дело.

Громилы обменялись приветствиями со стражниками. Железная дверь открылась, пропуская пятерку внутрь, и вновь клацнули задвинутые засовы.

— Веди меня, — повернулся к Пхараду Конан. — Придется все же так. Если бы не те пятеро, я бы пошел один.

Вор поспешно кивнул, судорожно сглатывая от страха. Видно было, что он лишь величайшим усилием заставил себя шагнуть вперед — и меч Конана был не последним аргументом в пользу этого. Правда, оружие киммериец вновь вернул своему «конвоиру»…

Не скрываясь, они двинулись к стражникам. Конан старался придать себе по возможности более унылый и подавленный вид.

— Кого это ты поймал, Пхарад? — окликнул их один из стражников.

— Да это тот самый парень, кого их величество посылал за девкой в Айодхью, — охотно пояснил спутник Конана. — Девчонку он упустил уже здесь, в городе, но говорит, что у него что-то очень важное для их величества…

— Ишь ты, Пхарад! — удивился разбойник. — А с виду-то — мозгляк мозгляком. Император будет доволен! Кстати, девчонку уже притащили. Его величество мудро провидел и такой исход — что ей удастся сбежать. Проходите, только скажите пароль у двери…

Пхарад беспомощно воззрился на Конана. Видно было, что воришка не знает слов пропуска. Киммериец чуть кивнул головой — мол, веди, а дальше моя забота. Пхарад понял.

— Эй, верзила, давай вперед! — приказал он.

Конан послушно шагнул, поравнявшись в облаченным в кирасу бандитом. Дальнейшее произошло настолько быстро, что никто — и в том числе Пхарад — не успел и глазом моргнуть. Страшный удар снизу вверх в подбородок поднял громилу в воздух, швырнув почти на середину заполненного нечистотами тоннеля. Как и Преско несколько ранее, тяжелые доспехи мигом утянули разбойника на дно. Его напарник успел только схватиться за эфес, как киммериец налетел на него, точно ветер. Подсечка, захват — и шея громилы слабо хрустнула в железных руках Конана. Тело отправилось в поток, вслед за первым негодяем. Пхарад взирал на все это с мистическим благоговением. Вся схватка не заняла и трех мгновений.

— Теперь к двери, — шепнул Конан своему спутнику. — Стучи и ори, что мол, стража куда-то делась!

Пхарад послушно шагнул к створкам, принявшись изо всех сил колотить по ним кулаками.

— Эй, эй, там, откройте! Это я! Стражи нигде нет! Откройте!

— Что там такое? — послышался недовольный голос из приоткрывшегося железного окошечка. — Кто там орет? Что случилось?

— Да стражи нет никого! — надсаживался Пхарад. Из парня получился бы неплохой лицедей — в голосе его звучало неподдельное отчаяние.

— Как так нет? — удивились за дверью. — Снатч! Крус! Где вы? Ответа, естественно, не последовало. И Конан с затаенным торжеством услыхал скрежет отодвигаемых запоров.

Створка приоткрылась; в проеме показался копейный наконечник. В следующий миг Конан атаковал.

Меч киммерийца вонзился в горло не успевшего даже пикнуть привратника. Конан выдернул клинок с такой быстротой, что на лезвии не осталось ни одной капли крови. Перепрыгнув через падающее тело, Конан ворвался внутрь. Первый зал. Шестеро с короткими мечами. Остолбенев, они глазели на Конана, и первый из них погиб, разрубленный надвое, прежде чем даже успел понять, что происходит. Остальные пятеро (но не та пятерка, что притащила сюда Конана) — бросились в бой, но очень быстро вспомнили, что у каждого есть куча очень спешных и срочных дел в различных отдаленных местах, когда Конан двумя взмахами меча отправил к Индре двоих противников. Трое оставшихся кинулись бежать; киммериец ринулся во второй, тронный зал. На звон клинков и крики уже бежала охрана императора — два, четыре, шесть… Ага! Вот и знакомые лица! Те самые пятеро героев, столь доблестно взявшие в плен его с Бхилатой, а потом захватившие Лиджену! Ну, сейчас мы посмотрим, так ли вы хороши в настоящем деле!..

Против Конана оказалось больше десятка врагов. Кровь бросилась в голову северянина, из горла вырвался яростный рев, от которого в горах Киммерии, случалось, шарахались даже голодные волки. Жажда битвы захватила варвара целиком, он превратился в настоящего берсерка, алчущего одной лишь крови своих врагов. Бездоспешный, с одним мечом против одиннадцати, Конан прошел от стены до стены тронного зала, точно сам бог-разрушитель Шива в день последней гибели этого мира. Ему не мог противостоять никто, хотя бандиты пытались нападать с разных сторон и окружить киммерийца. Меч Конана ткал настоящую паутину смерти вокруг варвара; клинок с легким шелестом рассекал воздух, и вражеские мечи бессильно отлетали от сотворенной им незримой завесы. Первых двух Конан срубил играючи — бандиты слишком понадеялись на свои рост и силу. Быть может, величиной мускулов они и не уступали северянину, однако тот многократно превосходил своих врагов ловкостью и быстротой. Поднырнув под первый меч, Конан длинным выпадом пробил нагрудник набегавшего бандита и, разворачиваясь, снес голову оказавшемуся чуть позади него разбойнику. Против него осталось девять. Прежде чем они поняли, что эта дичь, возможно, им не по зубам, Конан сразил еще двоих. С одним сшибся грудь в грудь, и колено варвара погрузилось в пах разбойника, а когда тот упал, стремительный падающий удар отделил голову от туловища. Второй уже было замахнулся, поднимая меч над головой обеими руками, однако нога Конана ударила его в живот. Разбойник согнулся, и сверкающий клинок развалил тело надвое. Бандита не спасла даже кираса.

После этого остальные стали заметно осторожнее. Теперь они больше изображали атаки, чем действительно нападали. Пятеро громил, что захватывали Конана, с самого начала боя держались сзади, в основном подбадривая своих более глупых сотоварищей. Однако теперь стало ясно, что схватки не избежать и им.

— Отрежьте его от той двери! — рявкнул главарь, тот самый, что насмехался над Конаном в покое Бхилаты.

— Не раньше, чем я отрежу тебе яйца! — зарычал в ответ варвар. С головы до ног забрызганный чужой кровью, Конан напоминал сейчас грозное божество смерти, явившееся на землю за своей страшной данью.

Улучив момент, Конан подхватил один из мечей, валявшийся рядом с мертвым разбойником. Теперь северянин дрался двумя клинками, используя тот, что в левой руке, как щит.

Один из бандитов опоздал с прыжком назад, и меч Конана, проскрежетав по запоздало поднятому клинку, рассек горло врага. Захлебываясь кровью, негодяй в агонии повалился на пол; оставшиеся шестеро дрогнули. Главарь криками гнал их в бой, однако те явно не выказывали желания умирать во славу обожаемого императора.

— Недосуг мне тут с вами! — рявкнул им Конан и сам прыгнул вперед, навстречу выставленным клинкам.

Выпад справа — отбит левым мечом. Атака правым — и бандит валится с распоротым боком. Шаг вперед. Угроза слева — полуповорот, отвод, враг слишком близко, оглушающий удар эфесом правого меча и, добивая, проткнуть шею левым…

На пол грохнулся один из особо занимавшей Конана пятерки.

— Эй, он нас всех сейчас перебьет! — вскрикнул один из бандитов, бросаясь к спасительной двери.

— Назад, шкуры! — заревел вожак, но было уже поздно. Его люди дрогнули, а сам он, промедлив, упустил тот единственный момент, пока еще мог уйти сам. Конан одним прыжком оказался возле главаря. Несмотря на всю свою огромную силу, бандит не продержался против разъяренного киммерийца и нескольких мгновений. Отразив отчаянный выпад левым мечом, Конан достал горло противника правым.

— Больше ты не будешь ни над кем смеяться, — бросил варвар, презрительно глядя на умирающего врага.

Покой опустел. На полу остались мертвые. Все, кто мог бежать — бежали. Конан остался один. Усмехнулся, и, не пряча мечей, шагнул в тот проем возле трона, откуда прошлый раз появлялся его величество император воров Бодея Велед Устрашающий.

Низкий сводчатый коридор содержался в совершенном порядке. Зловоние почти не чувствовалось — через каждые несколько шагов стояли дымящиеся курильницы. С потолка свисали плети светящихся мхов, так что Конан не нуждался в факелах.

На пути ему встретился только один пост охраны — очевидно, в самом сердце своих владений Велед считал себя в полной безопасности. Трое мечников охраняли подступы к массивной железной двери (похоже, Велед доверял одному лишь железу), однако длинный тоннель поглотил все звуки боя, и охранники ни о чем не подозревали. Прежде чем они сообразили, что высокий черноволосый богатырь не из числа новых наемников Веледа, двое из них отправились к Индре замаливать свои грехи, а третий, последний, упав на колени, судорожно клялся Конану, что не знает пароля, что открывает последнюю преграду перед собственной пыточной Веледа.

— Там… там… там сам император… — бормотал разбойник. Острие кинжала Конана касалось горла бандита. — Только он, и никого больше…

— Ты слышал крики? Отвечай! — Да, да… она кричала… совсем недавно… верно, император устал…

— Проклятье, — прищурился Конан. — Сделай так, чтобы он открыл! Иначе, клянусь Кромом, я тотчас же перережу тебе глотку!

Разбойник дрожал крупной дрожью.

— Он тогда прикончит меня!

— Некому будет тебя приканчивать! — рявкнул Конан, и тут за дверью послышались шаркающие шаги. Брякнул отомкнутый запор; дверь начала приоткрываться…

Конан рванул тяжелую створку на себя. Коротко заверещал придавленный разбойник; дверь распахнулась, и Конан увидел императора.

Даже видавшему виды киммерийцу стало не по себе. На императоре был один лишь кожаный фартук, лицо и руки обильно забрызганы кровью. Но главное — глаза! Это были глаза не человека и даже не хищного зверя; так, казалось, могла бы смотреть одна лишь смерть или кто-то из ближайших сподручных костлявой старухи.

Велед очень быстро сообразил, в чем тут дело. Проворно, точно крыса, он отскочил назад, повернулся и бросился наутек. Конан рванулся следом.

Северянин оказался в просторном подземном каземате. Углы покоя тонули в полутьме. В середине горел очаг, стоял грубо сколоченный длинный стол, на котором были разложены пыточные инструменты самого устрашающего вида. Рядом с очагом возвышался железный крест высотой почти восемь футов; и на нем, на этом кресте, была распята совершенно обнаженная Бхилата. От хитроумного сооружения тянулись вверх, к потолочным блокам, многочисленные цепи — очевидно, крест поднимался, опускался и поворачивался, так что мучитель мог даже поджаривать свою жертву на пламени очага.

Конан промчался мимо, стараясь не смотреть на несчастную девушку. Сейчас его занимал только Велед.

Император воров метнулся в угол затравленной крысой — молча и стремительно. Там, в темноте, Конан разглядел какое-то смутное свечение — белесое, мрачное, безжизненное… Меч Конана уже готов был вонзиться в бок удирающего Веледа (убить его просто так представлялось Конану неслыханной милостью по отношению к этому выродку), когда император добежал до тускло мерцавшего предмета (им оказалась небольшая округлая скляница с мутно светящейся слизью внутри), вцепился в нее обеими руками и резко повернулся к Конану.

— А вот теперь мы сможем поговорить, — прошипел он, весь содрогаясь от злобного торжества. — Теперь-то мы сможем поговорить! Ты думаешь, что в твоих силах убить меня? Глупец! Я неуязвим! А потом сила Ночных Клинков заставит тебя трепетать! Знаешь, что в этом сосуде?..

Он не договорил. Конан взмахнул мечом, в этот очень длинный момент сразу произошло несколько событий.

Клинок еще с шипением резал воздух, готовясь наискось рассечь тщедушную грудь императора Веледа, а за спиной его крысиного величества из струившегося от стекляницы белесого света внезапно возникло нечто вроде дрожащей черной тени, не имевшей определенных очертаний и четких контуров. Внезапно и резко потянуло леденящим холодом, словно сюда, в теплую Вендию, невесть как попала громадная ледяная глыба с гор Ванахейма или снежной Гипербореи…

Призрачная темная длань вытянулась. Меч налетел на внезапно возникшую преграду и со звонким треском переломился. Правда, и черная лапа вспыхнула мгновенным алым пламенем — и отдернулась.

За спиной Веледа распахнула пасть темная воронка. Там, где только что был один лишь покрытый плесенью мокрый камень, открывалась дверь не дверь, пасть не пасть — какой-то округлый лаз сквозь толщи камня и глины; тень потянула Веледа туда. Исчезая, император воров неожиданно показал Конану язык, точно уличный мальчишка…

Мгновение — и стена вновь закрылась.

— Проклятье! — выругался Конан. Швырнул обломки бесполезного меча на пол, засунул в ножны тот, что держал в левой руке, и бегом бросился к Бхилате.

Однако было уже поздно. Император Велед всласть натешился со своей игрушкой, а когда она прискучила ему, перестал удерживать жизнь в истерзанном нечеловеческими пытками теле. Конан медленно смотрел на покрытое ожогами и кровью тело, еще совсем недавно щедро дарившее ему свои ласки, и чувствовал, как его и без того горячая киммерийская кровь обращается в один сплошной костер. По жилам Конана в те мгновения тек жидкий огонь, так что казалось — сейчас все тело варвара обратится в пепел, не в силах выдержать пламя его гнева.

Руки девушки были прикованы к кресту железными цепями; цепи, в свою очередь, были заперты на тяжелые замки. Всей исполинской силы Конана не хватило на то, чтобы разорвать путы.

— Придется оставить тебя здесь, Бхилата, — негромко произнес киммериец. — Но ты не страшись — я все равно отомщу твоим мучителям, и твоя душа возрадуется там, в пределах Серых Земель…

За дверями уже слышались крики. К камере Хашдада Конану тоже пришлось прорываться с боем. Но разбойники, лишенные предводителя, действовали разрозненно. Сперва навстречу киммерийцу вывернулись двое — вывернулись, да так и остались лежать с разрубленными головами; потом трое — одного Конан проткнул сразу, двое других с воплями бросились прочь. Северянин их не преследовал.

В заплывших от ударов глазах Хашдада мелькнуло изумление, когда дверь в его камеру распахнулась и на пороге появились не тюремщики, а былой сосед по галерной скамье — Конан из Киммерии…

Выбраться наружу оказалось столь же трудно, как и прорваться внутрь. На плечах висели разбойники, все в подземном зверинце Веледа стояло вверх ногами — в этой суете и неразберихе Конану удалось пробраться к выходу, схватившись всего с тремя. Хашдад мог идти сам; однако подобранным мечом он действовал куда хуже, чем кузнечным молотом.

А Лиджену они так и не нашли. Ее не было ни в темницах, ни в пыточных… Впрочем, кто мог бы поручиться, что они обыскали все до единого закоулки обширных подземных владений Веледа?.. Не нашли они и никого живых из той пятерки, что притащила девушку в подземелья.

Пока длились все описываемые события, пока Конан крушил всех своих противников в тронном зале подземного «дворца» императора Веледа, с Лидженой происходило следующее.

Схваченная почти сразу после того, как рассталась с Кованом, девушка была доставлена в смердящую «ставку» воровской империи. Однако его величество был занят — у него уже была Бхилата. И Лиджену потащили прочь, в темное вонючее нутро личной Его Императорского Величества темницы, особой, специальной — до которой Конан потом так и не добрался. Камера Лиджены находилась уровнем ниже, а искусно замаскированный люк киммериец просто не заметил в поднявшейся суматохе.

Девушка вся дрожала. Спасение было так близко. Совсем немного оставалось либо до ее дома, либо до дома Амрика Тохоне, где, признаться, она желала бы оказаться сильнее всего. Она погибла, она погибла, теперь все уже точно пропало — она в руках безжалостного Веледа, злейшего врага ее отца — и уж Велед-то, конечно, не упустит случая отыграться за пережитое поражение… Пока ее тащили пропитанными вонью коридорами, она судорожно пыталась отыскать путь к спасению — тщетно. Из глаз катились бессильные предательские слезы…

Грохнула тяжелая крышка. Лиджена слабо ахнула — представшее ей зрелище ужасало. Камеру тускло освещала фосфоресценция мхов, что росли по стенам. В углу — прикованный цепями скелет, по всему полу — груды экскрементов. И еще там было пятеро — пятеро женщин, одетых в невообразимые лохмотья; каждая весила, наверное, втрое больше стройной Лиджены. Женщины шептались между собой, то и дело поглядывая на пленницу, и девушке их голоса казались шипением гадюк.

Она попыталась подобрать под себя ноги и встать, но слизь сделала пол скользким, словно самый лучший шелк.

Женщины внезапно замолчали. И от этой тишины Лиджене стало еще страшнее.

Затем все пятеро тюремных гарпий внезапно двинулись к ней — на четвереньках, по-собачьи. И на губах каждой Лиджена видела злобную, отвратительную ухмылку.

— Золото… Хотите золота? — прошептала она в отчаянии. — Мой отец, мой дядя — они очень богаты. Они дадут вам много золота — только выпустите меня отсюда!

Ухмылки стали еще шире. Женщины приближались, чудовищно толстые, их отвислые груди болтались в такт движениям…

— Не подходите! — в последнем усилии выкрикнула Лиджена, чувствуя, что и силы, и смелость покидают ее.

Все пятеро мучительниц разом бросились на девушку, легко опрокинув на спину. Их жирные руки торопливо рвали одежду Лиджены, их ногти оставляли длинные кровоточащие царапины — они спешили.

Лиджена зашлась в крике — жалком и беспомощном. И когда на ней не осталось ни одной нитки, гарпии взялись за нее всерьез.

Все это время Конан и Хашдад продолжали обыскивать владения Веледа. С каждой минутой становилось все опаснее и опаснее. Чья-то воля вновь начала управлять метавшимися по коридорам разбойниками; порядок мало-помалу восстанавливался.

— Велед, Велед, эта крыса, что ускользнула от меня! — зарычал Конан. — Кром! Пошли мне встречу с ним, во имя славной битвы!

Хашдад молча шагал рядом с Конаном, не спрашивая его ни о чем. Раз так нужно — значит так нужно. Делай и не спрашивай.

— Так неужели же этот смердящий кусок плоти и есть та гордая дочь старика Чесму, про которую мне так много рассказывали? — сквозь полузабытье услыхала Лиджена противный глумливый голос.

Она подняла голову — и вздрогнула. Гигантская крыса! На задних лапах! Или… или нет, человек. Да, человек, но такой урод, какого Лиджена не видела никогда в жизни. Имя само сорвалось с ее губ.

— Велед?

— Он самый! — Император воров захихикал. — Что ж, вот и пришло время свидеться. Эй, вы! Помойте ее и доставьте в мои нижние покои — пока в верхних будут наводить порядок, мы с ней позабавимся… Кстати, ты, Мхаган — бери всех, кого можешь, и иди наверх. Я хочу, чтобы к моему возвращению там все было бы тихо, а этот безумный смутьян был доставлен в пыточную. Ты понял?

Мхаган, здоровенный, точно лесная горилла, и обладатель столь же узкого лба, прорычал что-то в знак согласия и затопал куда-то в темноту. Вслед за ним двинулись стражники — много, не менее трех десятков, если судить по топоту ног.

Вслед повернулся и исчез за дверью. Не давая Лиджене опомниться, двое дюжих телохранителей императора проворно подхватили ее под руки, выволакивая прочь из камеры. Девушка висела, точно мягкая тряпичная кукла, после всего пережитого не слишком понимая, что с ней хотят сделать.

В коридоре ее встретили те же пятеро женщин — на сей раз с большими ведрами воды в руках и мочалками. Вода оказалась приятно горячей, и от этого Лиджена начала приходить в себя.

Ее всю обтерли жесткими мочалками и, напоследок обрызгав какими-то благовониями, потащили дальше по нижнему ярусу подземного дворца, в личные покои императора, куда Конан пока еще не нашел дороги.

Когда они, наконец, остановились, Лиджена не сомневалась, что она — в спальных чертогах Веледа. Кричащая роскошь — но роскошь замаранная, начавшая гнить и терять свой вид от столь близкого соседства со зловонными реками нечистот. Повсюду, где Велед пытался создать атмосферу уюта и богатства, ему удавалось изобразить лишь жалкую пародию на это. Во внезапном порыве Лиджена тут же и выложила это соображение появившемуся перед ней императору.

— Неплохие рассуждения для голой и дрожащей девчонки! — скрипуче расхохотался Велед. — Смотри, как бы твоя смелость не обернулась для тебя пыткой!

— Мои отец и дядя не станут платить выкупа за испорченный товар! — собрав последние остатки смелости, заявила Лиджена.

Велед прямо-таки зашелся от хохота.

— Выкуп? За тебя? Какая глупость! Ты думаешь, что я обычный похититель, чья цель — стребовать деньги с твоих родственников? Мои верноподданные доставляют мне в избытке и золота, и драгоценных камней. На тебя у меня иные виды!

— Какие же, если выкуп тебе не нужен? — выдавила Лиджена. Сердце ее зашлось от ужаса.

— О, ты хочешь знать? Смелая девочка! Многие, очень многие предпочли бы до конца хранить глупые надежды, — на тонких губах повелителя бодейских воров появилось подобие улыбки. — Эта идея — рассказать все тебе — мне нравится. Однако ты не должна понять меня неправильно. Я говорил, что ни твой отец, ни твой дядя никогда не получат предложения заплатить за тебя выкуп. Это так. Но это не значит, что ты не в состоянии обеспечить мне приличную прибыль.

— Я не понимаю, — устало проронила Лиджена. Она чувствовала — еще немного и ей все станет безразлично.

Велед покивал головой, вальяжно уселся, закинул ногу на ногу, щелкнул пальцами. Из-за тяжелой драпировки тотчас же появилась женщина средних лет, толстая и некрасивая. Она подала императору золотой кубок, полный темно-алого вина. Велед выпил, не сводя жадных глаз с нагой пленницы.

— Нелек Кахал, — это имя он произнес с видимым удовольствием. — Я продам тебя работорговцу Кахалу, чтобы он вышиб из тебя всю дурь, сломал гордость и до конца твоих дней заставил бы проделывать такие вещи, что даже у меня не поворачивается язык назвать их вслух. Такова будет твоя судьба — и моя месть свершится. — Он сделал добрый глоток из тяжелого кубка.

— О, нет! — вырвался у Лиджены не то стон, не то крик. Всякая надежда оставила ее, как только она услыхала имя Нелек Кахала. Этот человек был широко известен как в Вендии, так и за ее пределами.

— О, да! — передразнил девушку Велед. — Он научит тебя правильному поведению; но, наверное, было бы невредно начать прямо сейчас.

Он поднялся, расстегивая пояс. Его одеяние распахнулось — и Лиджена скорчилась от отвращения. Кривые и тонкие ноги Веледа, поросшие густыми рыжеватыми волосами, скорее должны были бы принадлежать пауку, нежели человеку.

— От меня ты нежностей не дождешься, тварь! Лиджена отскочила к уставленному яствами столу, поспешно схватив тяжелую чашу. Размахнувшись, девушка со всей силой грохнула ею об пол и, в ее пальцах оказался острый, как бритва, осколок стекла, который она прижала к груди. — Еще шаг вперед, и я убью себя. Никогда я не буду твоей! Никогда!!!

Велед тонко и противно захихикал, откровенно потешаясь над ней, а затем внезапно хлопнул в ладоши. Мгновение спустя Лиджена поняла причины его веселья.

Из-за портьер позади нее бесшумно появились четверо громил. Мгновение — и один вырвал у девушки стеклянный осколок, другой железной хваткой сдавил ее горло, двое других схватили ее за ноги. Лиджену повалили на стол и опрокинули на спину. Гогоча и скалясь, разбойники широко раздвинули ей ноги.

Прежде чем Лиджена поняла, что происходит, она была уже совершенно беспомощна.

— Да, да, именно так, — Велед радостно потер сухие руки. — Я возьму ее на столе — а вы все держите ее, да как следует!

И он вошел в нее — под его издевательский смех и звериные сладострастные хрипы, смешавшиеся с ее жалкими стонами. А когда все кончилось, и Велед, удовлетворенно ухая, принялся завязывать узлы на своем широком поясе, Лиджена, глядя на императора воров сквозь слезы стыда и потрясения, дала себе страшную клятву, что этот человек умрет от ее руки. Рано или поздно, но умрет. После того, как она сразит Конана из Киммерии, по вине которого она оказалась здесь…

Велед с кривой усмешкой повернулся к стражникам, державшим распятую на столе девушку:

— За вашу верную службу каждый из вас сможет овладеть ею. По одному разу. И помните мою доброту!

— Это научит тебя, что значит быть рабыней, — теперь Велед обращался к дочери своего злейшего врага. — О да, это научит тебя. Кахал заберет тебя через два или три дня — и я уж постараюсь, чтобы ты усвоила побольше!

Он повернулся и заковылял к выходу. За его спиной вновь раздались жалобные крики насилуемой четырьмя бандитами девушки.

Глава IX

— Кром, ну куда же могла запропаститься эта девчонка?! — глухо прорычал Конан, останавливаясь. Коридоры владений Веледа кишмя кишели набежавшими невесть откуда разбойниками. Теперь они действовали куда хитрее и не лезли очертя голову под удары неотразимого меча в руках Конана.

Дело могло бы принять скверный оборот.

— Быть может, у них тут есть и другие ярусы? предположил Хашдад. — Может, мы просто пропустили вход?

— Если он и есть, то хорошо упрятан, — сквозь зубы промолвил Конан. — Самим нам его не найти. Если только кого-то возьмем в плен и заставим развязать язык.

— Здесь должны быть еще и нижние тоннели, — уверенно заявил кузнец. — Поскольку никакие это не выгребные тоннели, или я вообще ничего не понимаю!

— Гм! — усомнился Конан. — Откуда здесь нижние ярусы — там же все должно быть затоплено дерьмом?

— Многие так и думают, — заметил Хашдад. — Но Велед наверняка припас себе какой-нибудь отнорок!

— Тихо! — Конан сжал плечо спутника. — Сюда кто-то прет… Сейчас мы его и расспросим! — Он хищно усмехнулся.

Этот кто-то оказался здоровенным громилой с коротким и широким мечом, которым удобно орудовать в тесных подземных коридорах.

Не мудрствуя лукаво, Конан плашмя опустил свой меч на голову бандита. Тот глухо охнул и свалился.

— Э, нет, так дело не пойдет, нужно, чтобы ты мог говорить! — Конан слегка пнул упавшего ногой в бок.

Вскоре киммериец уже знал все, что требовалось. Нижний ярус отыскался.

— Ладно, иди, да помни мою доброту! — Конан проводил просунувшегося в темноту бандита добрым пинком. Хашдад уже возился с запором потайной двери. Вниз вели железные ржавые ступени. — Тс-с-с! Тихо! Это здесь!..

Лиджена пришла в себя. Нагая, она лежала на столе, а напротив нее сидел, усмехаясь, сам император Велед. Больше в комнате никого не было.

— Ну вот, теперь ты мне нравишься, — похожий на крысу человечек удовлетворенно покивал головой. Да, кровь Чесму иногда способна и на что-то сносное. Но это, наверное, все же влияние матери. Ах, Лит, она была так прекрасна! — Он лицемерно вздохнул.

Лиджена застонала. Лит, ее мать, погибла пять лет назад. Велед убил ее своей собственной рукой — зарезал в ее собственном розарии.

— Да, и как жаль, что мне придется расстаться с такой красоткой! — Велед подпер подбородок ладонью и пригорюнился. — Кахал приехал раньше, чем мы ожидали. Он уже здесь, в Бодее. Так что мне теперь остается искать утешение только в вине. Ну-ка? Подай сюда кувшин! Он на столе, рядом с тобой.

Лиджена повиновалась. Подняв неожиданно тяжелый глиняный кувшин, она медленно двинулась к императору.

— НЕТ! — безмолвный крик сорвался с ее губ. Лучше уж слепое ничто, чем участь рабыни!

Велед привольно откинулся в своем кресле, протягивая вперед руку с кубком.

Лиджена приподняла кувшин повыше — как бы для того, чтобы аккуратнее налить вино — и внезапно со всей отпущенной ей силой, удесятеренной отчаянием, она ударила кувшином по голове императора!

Глина разлетелась в мелкую крошку. Вино брызнуло в разные стороны темно-алым веером.

Велед рассмеялся. Остолбенев, Лиджена смотрела, как хихикающий император поднялся с кресла и, протянув сухие ручки, шагнул к ней. Девушку охватил непередаваемый ужас. Казалось, что на сей раз дело не обойдется одним только надругательством, что ее, Лиджену, ждет нечто хуже смерти, пыток и позора…

За спиной девушки приоткрылась дверь — и выражение на лице Веледа разом изменилось. Глаза округлились; брови поползли вверх. Казалось, он увидел привидение.

Этим привидением был Конан из Киммерии.

— Kpoм! — взревел северянин. — Ну, наконец-то я посчитаюсь с тобой, крыса! За Бхилату! За всё!

Лиджена едва успела отпрыгнуть в сторону — Конан промчался мимо нее точно сметающий все на своем пути разъяренный буйвол.

Велед слабо пискнул и рванулся вбок. Ему нужно было время, время, чтобы вновь вызвать демона-спасителя, однако на сей раз уйти от Конана ему не удалось. За спиной Веледа уже разворачивалась черная воронка, когда меч киммерийца, ярко вспыхнув, пробил незримый щит, что мгновением раньше спас владыку воров от кувшина Лиджены, и по самую рукоять вонзился в грудь императора Веледа.

Пронесся долгий скрипучий вопль. Велед стоял, шатаясь, и судорожно цепляясь руками за застрявший в грудине клинок. По лезвию струились алые ручейки.

Резким движением Конан вырвал меч. Велед тотчас же обмяк и рухнул на пол, точно тряпичная кукла. Воронка осталась — но из нее никто не появился.

— Эх, жалость, он слишком легко умер! — зло бросил Конан, выпрямляясь. — Эй, Лиджена, да ты ли это?!

— Я! — Она поспешно заворачивалась в сдернутую со стола скатерть. — Я! А что ты здесь делаешь, вор?!

— Пришел за тобой, как видишь, — бросил Конан.

— Пришел за мной! — слезы брызнули из глаз Лиджены. — Ты, из-за кого я оказалась здесь, где меня изнасиловала целая банда, ты…

На скулах Конана взбугрились и вновь разгладились бугры желваков.

— Браниться станем потом. Сперва надо выбраться отсюда.

— Едва ли вам это удастся сделать, — произнес тихий, бесплотный голос, полный нечеловеческой холодной злобы.

Пронзенный мечом, Велед медленно поднимался с пола. Черная воронка внезапно ожила, запульсировала, серые призрачные змейки потекли из ее разверстого жерла к Веледу, словно передавая ему силу неведомых преисподних. Широко раскинув руки и оскалив зубы, мертвец шагнул вперед, как будто собирался обнять всех разом. Лиджена взвизгнула.

Конан и Хашдад дружно шагнули вперед. Меч киммерийца просвистел в воздухе и врезался во внезапно окутавшую тело Веледа серую дымку. И вновь, как и в прошлый раз, в пыточной императора воров, клинок высек алое пламя, врезавшись в эту завесу — только на сей раз вспыхнула сама сталь. Конан с проклятием отпрыгнул; мгновение спустя в его руках остался только бесполезный эфес.

— Идите ко мне, мои хорошие, — тихо продолжал загробный голос. — За то, что вы сделали, я утащу вас с собой в самые глубокие преисподние!

Кулак Конана врезался в скулу мертвеца; голова Веледа мотнулась из стороны в сторону, однако этот удар, которым киммериец опрокинул бы быка, не остановил безжизненное тело, отчего-то обретшее способность двигаться. Выкаченные глаза смотрели в упор холодящим, мертвенным взглядом.

— Отходим! — бросил Конан, мимоходом срывая со стены висевший там дорогой меч в изукрашенных каменьями ножнах. — Здесь какое-то чародейство!

Остолбеневшую от ужаса Лиджену, пришлось тащить почти что волоком. Ходячий труп императора Вельда, мерзко хихикая, припустил за ними вдогонку.

— К выходу! — рявкнул Конан. — Он, похоже, не может бежать!

Однако стоило беглецам свернуть за угол, как впереди них вновь раздался холодный отвратительный смех. Велед трусил им навстречу.

Этого не могло быть, однако же — было. Конан ощутил, как вдоль хребта прокатилась холодная волна. Один раз в своей жизни он уже встречался с ожившей мумией, и та давняя встреча едва не кончилась для него трагически… Но там был костер, а охотившийся за ним костяк был сухим и легко вспыхнул, едва угодив в пламя. Здесь же, в мокрых тоннелях императора Веледа, гореть было нечему.

Оставалось только одно — бежать. Острым чутьем варвара Конан улавливал исходившие от шагающего трупа эманации смерти. Его объятие стало бы последним для киммерийца.

Поворот, поворот, поворот… Коридоры пусты, Велед остался позади — но что это? Из-за угла вновь доносится знакомое хихиканье — мертвый император вновь оказался впереди них.

— Проклятье! — вырвалось у Хашдада.

— Куда же вы, куда? Одно, одно мое объятие — и все будет кончено! — уговаривал своих врагов Велед.

Он играл с ними, как сытая кошка с мышью. Светящихся мхов становилось все меньше, тоннели заливал мрак. Коридор вывел их в просторную каверну, где тьма властвовала уже безраздельно. Зловоние здесь вновь усилилось — там, внизу, похоже, текли реки нечистот.

И тут Лиджена оступилась. Ее нога поскользнулась на покрытом слизью камне, и девушка с легким вскриком полетела вниз, в темноту. Мгновение спустя раздался всплеск.

— Кром! — в бессильной ярости бросил Конан, поворачиваясь лицом к вновь появившемуся Веледу.

Снизу, из темноты, донесся жалобный визг, а затем хлюпанье — словно кто-то изо всех сил бежал по густой жиже.

— Лиджена! — заорал киммериец. Ответа не последовало.

— Она ненадолго переживет вас, мои милые, — прошипел труп, приближаясь. — Да, да, правильно, стойте и не двигайтесь — сейчас я обниму вас… Мне так хочется выпить ваши души…

Хашдад рванул Конана за руку.

— Бежим! Лиджене ты поможешь только если отвлечешь эту тварь на нас! Бежим же!

Конан медлил. Выждав удобный момент, он со всей силы ударил Веледа ногой в живот — без всякого результата. Император лишь слегка пошатнулся, а вот по стопе и икре киммерийца начал распространяться леденящий холод. Каждый шаг отзывался болью.

— Бежим! Да бежим же! — тянул северянина за собой Хашдад.

— НЕТ! СЛИШКОМ ПОЗДНО! — раздалось прямо перед ними.

Теперь Велед стоял на расстоянии вытянутой руки. Вокруг него распространялось свечение, такое же зеленоватое и призрачное, как и в его королевстве.

— Больше вам некуда бежать, — прошептали холодные губы. — Теперь мы сольемся с вами!

Это не Велед — ворвалась в сознание Конана стремительная мысль. Это какой-то демон, слитый с его плотью.

Да! Именно так! Владыка бодейских воров не мог рассчитывать на то, что они должным образом отомстят за его смерть — и потому, наверное, нашел какого-то мага, достаточно сильного, чтобы тот слил с его собственным телом самого настоящего демона, который и осуществил бы мщение. Верная смерть для любого, кто посягнет на трон! Быть может, подданные императора даже знали об этом…

Труп, оживленный силой неведомого демона, надвигался. Холодные безжизненные глаза смотрели прямо в лицо Конану, и киммерийцу казалось, что этот взгляд стремительно высасывает из него, Конана, разом и силы, и волю к борьбе. Тем не менее, Конан выдернул меч из богатых ножен и приготовился драться.

Рядом с ним встал молчаливый Хашдад. Предать Конана было для кузнеца хуже и страшнее смерти.

Конан, рыча, поднял меч высоко над головой. Будь что будет, он попытается разрубить эту тварь! Изукрашенный камнями и серебром эфес оказался нацелен почти что в лицо Веледу.

Тварь внезапно остановилась, словно в нерешительности. Мертвое лицо Веледа исказилось, губы начали расползаться, обнажая нежданно удлинившиеся, словно у вампира, клыки.

И все-таки что-то удерживало демона от последней решительной атаки. Конан напрягся. Что это может быть?

Стоп! СЕРЕБРО! Ну, конечно же, серебряный шар, что увенчивал разубранную рукоять дорогого оружия! Серебро, которое так не любят иные обитатели темных миров!

Киммериец действовал быстрее собственной мысли. Рванувшись вперед, он всадил рукоять столь удачно оказавшегося под рукой меча прямо в глаз шагающего трупа.

Полный смертной боли вой заметался под темными сводами зловонных клоак, и Конан понял, что выиграл. Серебряный набалдашник принес ему победу. Там, где эфес вонзился в нечестивую плоть, вспух багряный нарыв, только вместо крови и гноя в нем томилось пламя. Миг — и пузырь лопнул, огненные струйки потекли по одежде Веледа — и враз ослабшее тело мягко соскользнуло вниз, в текущие куда-то нечистоты.

— Туда тебе и дорога! — сплюнул Конан, — А теперь отсюда надо выбираться…

— Разве ты запомнил дорогу? — удивился Хашдад.

— Неужели ты думаешь, что я мчался, как курица, спасающаяся от ножа птичницы? — усмехнулся Конан. — Нижний ярус мы пройдем. Меня больше беспокоит верхний. Там сейчас ребят Веледа видимо-невидимо, и кое-кто из них, полагаю, захочет с нами поквитаться…

Лиджена замерла, скорчившись на крошечном каменном выступе. Река нечистот здесь была совсем мелкой. Странные твари, что обвились вокруг ее ног, когда она сорвалась с обрыва, отстали — она бежала очень быстро. Кое-где на стенах тоннеля виднелись пятна светящегося мха, и Лиджеиа с грехом пополам могла разглядеть, что же происходит вокруг.

Она была одна, почти что нагая — скатерть с императорского стола не в счет — одинокая и затерянная в подземном лабиринте. Ни еды, ни оружия, ни малейшего понятия о том, что делать дальше. Впору было отправиться назад и, припав к груди кого-нибудь из приспешников Веледа, молить о защите…

Нет! Она все-таки была гордой дочерью Чесму, главы торгового сословия, и так просто сдаваться не была намерена. Нечистоты явно куда-то текли — а, следовательно, где-то эти тоннели имели устье.

Приняв решение, Лиджена больше не колебалась. Завернувшись в свою скатерть, она вновь соскользнула в зловонную жижу, и побрела вперед — по направлению течения.

Тоннель постепенно расширялся, к нему присоединялись меньшие, уклон стал более заметен. И, наконец, настал момент, когда впереди забрезжил свет.

Лиджена едва удержалась от того, чтобы упасть на колени и разрыдаться, Свет! Выход! Свобода! Она все-таки дошла! Страшный призрак Веледа остался позади!

Однако на пути к свету ей пришлось пройти по узкому карнизу над бездонной черной ямой, куда изливался зловонный поток, уходя куда-то в глубину. Прямо же перед Лидженой оказался короткий отрезок тоннеля, примерно десяти футов диаметром, открывавшийся в обрыв крутого берега реки. Проход перегораживала железная решетка из толстых прутьев.

Сердце Лиджены похолодело. Неужели всемогущие боги судьбы решили сыграть с ней эту злобную шутку — преградить ей дорогу именно в тот момент, когда уже все позади?

Она вцепилась в ржавые прутья. Встряхнула — решетка не пошевелилась. Бросилась всем телом — но только зашипела от боли в ушибленном плече. Решетка была закреплена наглухо.

Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Она должна найти выход! Его не может не быть!

Словно приговоренный к смерти, перед которым замаячило помилование, Лиджена рванулась к стене. ДА! Железные прутья не были вделаны в камень, а упирались в широкий железный обруч, Неужели он закреплен намертво?

Этого не может быть. ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Воры Бодея не могли намертво перекрыть этот выход из своих владений! Они могли оставить решетку, чтобы отваживать незваных гостей. Но самим-то им ходить было нужно! Должен найтись запор!

И он нашелся. Тугой заржавленный стержень, намертво, как казалось, вросший в металл. Лиджена тащила его из последних сил — и, когда запор неожиданно поддался и решетка распахнулась, она без сил рухнула на поросший травой зеленый откос и зарыдала так, как не плакала даже в застенках Веледа…

Потом она выбралась на берег, кое-как задрапировавшись в скатерть. Было раннее утро — не настолько, впрочем, раннее, чтобы она смогла бы добраться до дома отца так, чтобы ее никто не заметил. Она задумалась, но только на секунду. Ну, конечно! Дом Амрика! Он же совсем рядом!

Амрик Тохон. Ее любовник Человек, которого она жаждет назвать своим мужем — даже против воли отца. Который знает, что делать, как противостоять Веледу и его головорезам.

— Лиджена? — Амрик замер на пороге, разинув рот и выпучив глаза. — Лиджена? Что с тобой случилось?

Девушка шагнула вперед, чувствуя странную слабость. Она не сдалась и не сломалась перед лицом молодчиков Веледа, но теперь, в безопасности, на пороге роскошного рома, принадлежавшего Амрику, ее ноги внезапно отказались повиноваться. Она жалобно всхлипнула и упала в несколько запоздало распахнутые объятия.

— Что с тобой случилось? — повторил Амрик — молодой темноволосый, с приятным мягким лицом. Конечно, и ростом, и статью, он и в подметки не годился Конану — о котором внезапно вспомнила девушка… — Ты выглядишь — гм — и пахнешь так, словно провела ночь — гм…

— В выгребной яме, — докончила за него Лиджена. — Да, да, именно там, Но слушай же, Амрик, милый мой, что со мной случилось… — всхлипывая и утирая слезы, она принялась рассказывать…

— Мой меч! — вскричал воспламененный гневом Амрик, когда рассказ Лиджены дошел до изнасилования. — Я сдеру с них кожу живьем!..

Лиджена вновь расплакалась, Она жаждала этих слов, она мечтала о них, но теперь — ей внезапно стало все равно. Нет, месть может подождать. Пусть он сперва обнимет ее… по-настоящему… Кстати, почему он так странно на нее поглядывает? Неужели из-за ее вида? Амрик такой утонченный ценитель красоты…

— Не подумаешь что? — рассмеялся Амрик, — Половина мужчин в Бодее перебила бы другую половину за такую возможность! — Усмехаясь, он набросил полотенце на соседний массажный стол.

Она вытянулась на свежем белье, чувствуя, как сильные пальцы Амрика втирают ей в кожу ароматное масло. Она лежала совершенно обнаженной, и иной мужчина мог бы воспользоваться случаем — но не Амрик. Он понимал ее и чувствовал, что сейчас к ней нельзя прикасаться — пока не изгладились страшные воспоминания о насилии в подземельях Веледа. Лиджена чувствовала это в нем, и была особенно благодарна ему за это — особенно если учесть, что в последний раз они предавались любви несколько месяцев назад.

— Это так здорово… — сонно промурлыкала она, убаюканная теплом и нежной силой пальцев Амрика. — Так хорошо…

Ее глаза закрылись, она проваливалась в сон. Руки мужчины, которого она любила, осторожно подняли ее, перенеся в роскошную кровать.

— Так хорошо… — в последний раз сорвалось с ее губ, пока она зарывалась головой в подушку.

Губы Амрика осторожно коснулись ее лба. «Пока я с ним, со мной ничего не случится, — еще промелькнула мысль, уже на самой грани сна и яви. — Я люблю его, и он любит меня тоже. О чем еще может мечтать женщина?..»

Пхарад ждал их на том же месте, где его оставил Конан — во внешнем тоннеле, в неприметном уголке.

— Уходим, — бросил воришке Конан. — А тебе я советую немедленно бежать из города. Вслед хоть и мертв, но его наследники едва ли простят нам все случившееся.

— Нет, господин, — Пхарад с неожиданной твердостью покачал головой. — Я никуда не побегу. Уж раз начали, останавливаться — грех; за это карает Индра. Останусь с вами!

— Тогда веди, — распорядился Конан. — Нам нужно какое-то убежище…

Дорога, которой повел их Пхарад, большей частью пролегала узкими темными щелями между бедных глинобитных домов. Шли молча — Хашдад время от времени поглядывал на Конана, и в глазах его читалась неколебимая уверенность, что теперь он готов умереть по первому слову этого человека, в одиночку спустившегося за ним в самое пекло…

— Сейчас пойдут совсем знакомые места, — внезапно остановился Пхарад. — Я здесь родился. Это плохо — могут опознать и навести Веледа на след, но иного выхода у нас нет…

Внезапно послышался тягучий, заунывный вой словно раненая волчица плакала над убитым щенком. Конан напрягся — в этом вое слышалось нечто нечеловеческое. Пхарад понимающе кивнул головой.

— Ах, это… Это бедняга Орриа. Вдруг ни с того, ни с сего задушила собственную дочь, а потом сошла с ума от горя. Или сперва сошла с ума… а потом задушила… И отчего, почему — никто не знает. Не бедовали ведь как будто…

Конан хмыкнул. Услышанная им история казалась самой обыкновенной, но вот крик, обезумевшей от содеянного, женщины… Было в нем нечто такое, от чего кровь стыла в жилах. Даже у такого закаленного трудами и опасностями человека, как Конан из Киммерии…

Они прошли мимо, и скорбный плач постепенно затих в отдалении…

Тропа Пхарада затем привела их к гавани — и тут случилось нечто, заставившее Конана на время забыть про несчастную Бхилату.

В гавани стояла, нагло и привольно разлегшись на темной глади воды, знакомая черная галера.

Ночные Клинки пожаловали в Бодей самолично.