Ночной народ

...А еще было вот что...

Где-то над Мидианом поднялась заря. Солнечные лучи разогнали его обитателей по домам и принялись по-своему расставлять тени на развалинах, поглаживая зеленые листья, иголки елок и гнутые шелковые травинки. Затем откуда-то из подземелья вылетел ветерок. Он прошелестел по щебенке, переворачивая песчинки, стряхнул росу все с тех же елочек и помчался к городу, набирая силы и крепчая на ходу.

Город людей тоже спал, но не "уже", а "еще".

Заря только начинала золотить металлические рамы небоскребов и белесый пока асфальт. Лишь сонные утренние служащие копошились на своих рабочих местах, мечтая о теплой постели. Какое дело было им до ветерка?

А он мчался, петляя по улицам, пока не нырнул в открытую верхнюю форточку здания полицейского управления. Где-то внизу, отгороженный заслонами и решетками, в нем помещался морг. Там дремали, ожидая своего часа, тела убитых в перестрелках, отравленных соседями, зарезанных в пьяных стычках... Именно туда и пробирался незваный гость.

Эрон Бун лежал в анатомическом зале, ему еще не был вынесен окончательный приговор: сжечь или закопать. Как ни странно, эту деталь его судьбы решала Глория. Лишь она, как самый близкий покойному человек, имела здесь право голоса. Если Глория найдет деньги, чтобы заплатить за участок земли на кладбище, если договорится с похоронным бюро...

Ветерок закружился вокруг каталки и... исчез, зато мельком замеченные патологоанатомом синие искры замигали вокруг всего тела, завихрились и снова пропали вдруг, словно их и не было. А тело покойника задрожало, мутная пелена на глазах растаяла, рука начала шевелиться, пальцы согнулись...

В Мидиан!

Эрон сел на каталке и обвел помещение взглядом, ища выход.

В Мидиан! К себе, туда, где его ждут! Откуда не могут прогнать теперь, когда все его связи с прежней жизнью порваны.

В Мидиан!!!

Когда утром санитар вместе с дежурным полицейским вошли в помещение, оно было пустым. Криво стояла развернутая качалка. Безмятежно голубело небо в проеме выбитого окна.

Куски стекла лежали тут же, на полу.

День обещал быть ясным.

21

"Тело убийцы-маньяка похищено из морга!" - вопили заголовки газет.

"Маньяк - зомби?" - спрашивала крупным шрифтом бульварная пресса.

"Кому-то нужна нездоровая сенсация, - предупреждала центральная газета из более консервативных. - Следует опасаться возможных беспорядков".

С передовиц, вкладок, прочих полос смотрели изуродованные трупы. То тут, то там светился и портрет Буна.

"Кому понадобился труп монстра?"

"Загадочное происшествие в морге".

"Шесть семей - за десять месяцев..."

"Мертвецы забрали мертвеца..."

Сколько заголовков - столько и версий.

А отгадки нет.

Ломает над ней голову склонившийся над сотни раз прочитанными документами Джойс.

Скрипит зубами и беснуется, перечитывая все свои записи, Дейкер.

Рыдает над рулем автомобиля Глория. И собственный долг перед любовью, перед памятью Эрона лежит на ней мертвым грузом. Неподъемным: еще чуть-чуть - и раздавит. Она ведь и сама сейчас - как загнанный зверь, и уже развешены флажки вдоль ее дороги. Не красные - белые с черным, с которых кричат, бьют по сердцу чудовищные заголовки.

"Маньяк Бун застрелен полицией".

"Конец кошмару!"

22

В барах провинциальных городков, особенно городков-спутников, царит очень своеобразный дух. Обычно они разделены изнутри невидимой чертой на две половины, как в свое время для черных и для белых. В одной из них лица постоянны: это местные жители, знающие друг о друге все или почти все. Бармен осведомлен об их вкусах, не колеблется долго при формулировке заказа: "Мне то же, что и всегда" - и знает, когда следует вызывать вышибалу, - заранее, еще до того, как они сообразят затеять пьяную драку.

Вторую половину составляют приезжие. У них нет постоянных мест или любимых столиков, у них нет в некотором смысле и личностей. Они приходят в бар словно из ниоткуда и вновь отправляются в дорогу, в большинстве своем не оставляя и следа.

Шоферы и туристы, случайные проезжие, заблудившиеся искатели приключений, а то и просто бродяги - обычно опытный глаз бармена сразу определяет, с кем ему приходится иметь дело. И все же эта категория посетителей всегда непредсказуема, и поэтому так настороженно впивается его взгляд в каждого незнакомца. Даже если это всего лишь молодая женщина с бледным, опухшим от слез личиком.

Глория прошла мимо столиков и устремилась к стойке. Через плечо у нее висела дорожная сумка, окончательно выдавая в ней приезжую.

Навлечет ли эта молодка скандал? Что-то не нравилось бармену в ее внешности: можно было подумать, что молодая женщина тащит за собой тень какой-то мрачной трагедии.

К чему трагедии в таких местах, как бар возле гостиницы с романтическим названием "Сладкая трава"?

Тем не менее, и с этой особой, как со всеми прочими клиентами, он обязан был обращаться вежливо. Если уж ей суждено принести неприятности то лучше не провоцировать их самому. Глядишь - и обойдется.

- Чего желаете? - на лице бармена засветилась дежурная улыбка.

- Выпить, - посмотрела сквозь него пустым, выплаканным взглядом Глория.

- А еще чего? - привычно спросил он.

Несколько минут Глория молчала, гипнотизируя его взглядом и одновременно рассматривая разноцветные бутылки с ликером.

Напиться бы... Забыться!

Но ведь она здесь по делу...

- Вы знаете место, которое называют Мидиан? - спросила она наконец. Это должно быть где-то неподалеку отсюда.

Глория почти выхватила из рук бармена бокал с джином и быстро отпила глоток.

"А, так вот в чем дело! Мидиан... Ну, конечно", - усмехнулся успокоившийся бармен.

- Еще бы, - бросил он. - Вы далеко не первая, кто им интересуется.

- А кто еще? - резко вскинула голову девушка.

"Бедняга... Наверное, она рыдала из-за того, что опоздала и ей устроили из-за этого нагоняй", - пришел к выводу бармен, наблюдая, как судорожно глотает джин девушка.

- Тут была куча разных журналистов, - пояснил он. - И всем нужен был Мидиан. Недавно там застрелили одного парня. Вроде он был маньяком. Так вот, вокруг этого дела поднялся страшный шум, туда сразу же понаехали... Вы ведь тоже интересуетесь именно этим, не так ли?

Глория кивнула. Новая порция рыданий уже душила ее, готовая прорваться наружу.

Она залпом опорожнила бокал, уронила его, опуская на стойку, кое-как, не считая, швырнула деньги (у бармена челюсть отвисла, когда он подсчитал выручку) и бросилась прочь.

23

Шерил Энн уже хорошо перевалило за тридцать, но выглядела она намного свежее.

Сейчас она томилась от того, что ей было не с кем поговорить. Казалось бы - какая мелочь, но Шерил Энн страдала от вынужденного молчания по-настоящему. Она была из тех, кто не умеет копить слова и чувства в душе - там для них было слишком мало места. Все, что приходило ей в голову, должно было тут же выплеснуться наружу, но подруга и компаньонка не вовремя подхватила простуду и бросила Шерил Энн посреди пути изнывать от невозможности высказаться.

Короче, явно одинокая и к тому же плачущая девушка, ворвавшаяся в помещение женского туалета и ставшая вытирать глаза у того же зеркала, где Шерил Энн наводила марафет, послужила для нее сущей находкой.

- Брось, подруга, - словно они всегда были знакомы, уверенно обратилась к ней Шерил Энн. - Чего ты плачешь? - она искоса наблюдала за Глорией, не прекращая орудовать брасматиком. - Можешь мне не отвечать. Женщина может плакать только по двум причинам: из-за мужчины или из-за денег. Так из-за чего плачешь ты?

- Из-за мужчины, - с трудом выдавила Глория, и все ее старания успокоиться и привести себя в приличный вид пошли насмарку: слезы хлынули с новой силой.

- Понятно, - сочувственно закивала Шерил Энн. Она была довольна, что добилась своего: "подруга" включилась в разговор. - Так что же он натворил? Бросил? Уехал, не сказав ни слова?

Шерил Энн знала все. Во всяком случае, жизненный опыт позволял ей верить в эту свою способность. И, самое удивительное, в подавляющем большинстве случаев Шерил Энн все-таки попадала в самую точку.

- Нет, - всхлипнула Глория, водя по лицу мокрым платком. - Он ушел. Исчез.

Шерил Энн понимающе кивнула.

Что поделать, и в ее жизни мужчины не раз "исчезали". И не только в ее - почти каждая из ее многочисленных подруг в свое время плакалась о том же самом.

- Ну и не реви, - Шерил Энн принялась складывать брасматик, тени и помаду обратно в косметичку. - Они все такие. Мужчины все одинаковые. Вернется...

От последнего слова Глорию передернуло. Заметив это, Шерил Энн поспешила продолжить:

- А если нет - ему же хуже. - Теперь оставалось только поправить прическу и перейти, наконец, к своей любимой теме - о себе. - Меня вот тоже бросили. А я и не грущу - больно надо... Может, выпьем?

- Да, выпьем! - быстро согласилась Глория.

Больше всего на свете ей хотелось сейчас напиться до беспамятства.

"Вернется... вернется... - крутилось в ушах подлое эхо. - Ему же хуже... вернется".

А перед глазами все мелькали и мелькали бессовестные газетные заголовки.

- Ну так пошли, - Шерил Энн пару раз взмахнула расческой, захлопнула сумочку и подмигнула своему отражению.

Она была довольна собой. Вот если бы удалось еще утешить и вразумить эту глупую девочку - день ни в коем случае нельзя будет назвать потерянным.

А там, глядишь, и мужчинка какой-нибудь нарисуется на горизонте...

- Пошли, - она развернулась и едва ли не силой потянула Глорию за собой обратно в бар.

24

День выставляет любое уродство напоказ, смакуя все его наиболее неприятные детали. Ночь же, напротив, сглаживает все, что можно сгладить, достраивает темнотой несуществующие элементы, прикрывает собой, как вуалью, все допущенные природой ошибки.

День - потерявший вкус ярый поклонник натурализма. Ночь - художница, но и бессовестная обманщица с навсегда потерянной из-за этого репутацией: мало ли, что ей придет в голову скрыть у себя за пазухой.

Но ночной Мидиан был прекрасен безо всяких натяжек. Обрубленные временем стены вздымались под лунным светом до небес, трещины превращались в причудливые, хорошо продуманные узоры. Здесь доминировала своя эстетика - эстетика тьмы.

- Тебе это должно понравиться, - проговорил Нарцисс, пропуская Эрона вперед.

Лицо человека-обезьяны было все так же ободрано, но кровь на местах отсутствующей кожи больше не лилась, не торчали комками сгустки сукровицы. Может, это ночь несколько подретушировала его внешний вид?

"Я здесь..." - в тысячный раз сказал себе Эрон, прислушиваясь, не отзовется ли внутри неровным стуком сердце.

Сердце не билось.

- Ты уверен? - спросил он Нарцисса, перешагивая через порог полуразрушенного домика.

Лестница, открывшаяся перед ними, круто уходила вниз.

- Наш город и существует для таких, как ты, - утвердительно кивнул Нарцисс. - Ты ведь один из наших. А таким, как мы, нет больше места на земле... Ты совершенно правильно сделал, что пришел сюда.

Он спускался вниз быстро, не замечая неровностей лестницы и мусора, то и дело попадающего под ноги.

Ни одного видимого источника света вокруг не было видно, но, к своему удивлению, Эрон без труда ориентировался. Видел он и лицо Нарцисса, видел почти так же хорошо, как и при лунном свете.

Или свет был?

Эрон не знал... Может, светился воздух. Может, его глаза изменились, заранее приспособившись к темноте, в которой теперь придется ему жить.

Жить?

Эрон так и не мог услышать ударов своего сердца. Один раз ему показалось, что в ушах звучит знакомое "тук-тук", но, сосредоточившись, понял, что звук идет извне - подземная барабанщица принялась за свою обычную работу.

- Так, проходи сюда! - позвал его Нарцисс.

Эрон перепрыгнул через пару ступенек и оказался возле человека-обезьяны.

Лестница привела их к коридору, а затем и к порогу небольшого зала-пещеры.

Здесь и в самом деле было светло от десятков горящих факелов. Свет неожиданно резанул Эрона по глазам, как в свое время - прожекторы полицейских машин.

Эрон шагнул вперед. Тотчас на него устремились взгляды обитателей Мидиана.

Эрон осмотрелся и заметил, что лица (или, во всяком случае, то, что было у этих существ вместо лиц) по большей части ему знакомы. Он узнал человека-Горгону, стоявшего неподалеку от него Месяца (последний, завидя Эрона, хитро усмехнулся и подмигнул ему), но и остальных он тоже узнавал. Сатир с лихо закрученными рогами... Молодая женщина, у которой вместо волос торчат дикобразьи иглы...

Эрон видел их и раньше.

Видел - во сне...

- Видишь вон того старика? - тронул его за плечо новоявленный приятель Нарцисс.

Эрон чуть заметно кивнул.

Старик, в отличие от большинства собравшихся, имел вполне человеческий облик. Мягкие седые волосы красиво обрамляли его некрупное округлое лицо, и лишь чуть заметные борозды на щеках - прямо-таки украшение вождя краснокожих - свидетельствовали о том, что это не чей-то мирный дедушка, ушедший на покой, не постаревший священник (было в этом старичке что-то от служителя культа), а полноправный и законный член сообщества ночных монстров.

И другое ощутил Эрон - странную силу, исходящую от этой невысокой старческой фигуры. Волны - не волны, свет - не свет, но что-то лучилось вокруг него, вознося старика на особую, недосягаемую для других ступеньку.

- Это - Элшбери, - пояснил Нарцисс, - он здесь главный. Слушай внимательно все, что он скажет.

Эрон снова кивнул - он и без комментариев уже понял, кто тут самый главный.

Пока Элшбери молчал. Он заметил пришельца, но не торопился высказывать свое мнение, давая Эрону возможность получше приглядеться к здешнему окружению.

- А видишь ту девушку? Это Сеси, - вновь зашептал Нарцисс, кивая в сторону женщины-дикобраза, которая беседовала сейчас с Горгоной, время от времени странно вздрагивая.

- Что с ней? - вполголоса поинтересовался Эрон.

Нарцисс не ответил.

Эрон присмотрелся к Сеси повнимательней. Дикобразьего в ней было больше, чем казалось с первого взгляда: даже встряхивающиеся движения были характерными именно для этого животного.

- ...и заклеила его... - услышал Эрон обрывок непонятной фразы.

Возможно, у ночного народа существовал и свой сленг.

Сеси сообщала это не только Горгоне: в разговор, похоже, был включен еще один монстр, до сих пор Эрону не знакомый, - пузатый толстяк с выпученными крабьими глазами.

Эрон собрался было послушать еще немного, чтобы хоть краешком прочувствовать дух их беседы, но тут Элшбери вышел вперед, привлекая внимание к себе.

- Что делает здесь этот человек? - указал на Эрона сухой морщинистый палец.

- Я пришел к вам... - начал было Эрон, но дыхание его перехватило, так что он мог теперь только молча и трепетно стоять под взглядом величественного старика.

- В таком случае кто твой защитник?

- Я! - выступил вперед Нарцисс. - Его зовут Эрон Бун.

Элшбери чуть заметно кивнул Нарциссу и снова устремил взгляд на Эрона.

- Эрон Бун, ты пришел сюда согласно закону?

- Да, - выдохнул Эрон.

Он не знал закона, но что-то внутри не позволяло ему сомневаться в правомочности собственных действий.

- Да, я подтверждаю, - поспешил добавить Нарцисс.

- Ты понимаешь, что ты делаешь сейчас?

Взгляд Элшбери просвечивал Эрона насквозь.

- Я знаю, - не слыша собственного голоса, отозвался Эрон.

- Знаешь ли ты, что с этого момента ты навсегда оставляешь естественный мир и попадаешь в мир мечты? Пусть даже и в мир мечты о кошмаре?!

Сама атмосфера зала изменилась: Эрон понял вдруг, что это не просто вопросы и ответы - часть выверенного, повторяющегося обряда. Это и напугало его, и успокоило. Он мог предсказать теперь приблизительно, что за этим последует.

- Я знаю все и хочу этого, - уже твердо ответил Эрон.

И наступило молчание.

Трещали факелы, горели устремленные на неофита глаза. Все работало на значимость и торжественность момента.

- Хорошо, - дотянув паузу до логического завершения, вновь заговорил Элшбери. - Ты готов получить печать бога?

- Да, я готов.

Кровь застучала у Эрона в висках... но и это ему показалось. Она была так же мертва, как и сердце; просто привычка заставила его на миг поверить, что это так.

Еще бы - то, что сейчас происходило, было не менее значимым для него, чем рождение или смерть.

В центре толпы - теперь все стояли полукругом, обступив непонятно каким образом оказавшегося прямо перед Эроном Элшбери, - возник чан с кипящей водой. Или не водой - жидкость опалесцировала, светилась, но все это могло быть и результатом невероятной концентрации энергии вокруг нее.

Эрон завороженно наблюдал, как Элшбери погружает в булькающую, пузырящуюся поверхность жидкости руку и она начинает светиться синим огнем. Вскоре весь свет из чана перекочевал ему на ладонь, которая, в свою очередь, разгоралась все ярче. И вот эту раскаленную донельзя руку Элшбери поднял перед собой и прижал к обнаженной груди Эрона.

В первую секунду Эрон ослеп и оглох от боли. То, что проникало в него, не было даже огнем - это было нечто во много раз более горячее, чем огонь.

Мечущиеся во все стороны искры перекочевали с руки на его ребра.

Элшбери отнял ладонь - но на груди Эрона остался гореть, прожигая насквозь ошметки прежней души, пятипалый отпечаток.

Эрон и сам не понял, как ему хватило сил не закричать во весь голос. Огонь пылал у него внутри, сводя с ума, но боль начинала уже угасать, превращаясь в почти приятное тепло, и в таком виде расходилась по телу, достигая кончиков пальцев.

Вскоре Эрон ощутил небывалый подъем сил. Тяжело дыша после перенесенного потрясения, он поднял глаза, оглядел присутствующих и понял, что их интерес к происходящему начал угасать. Уже шушукались о своем задние ряды, кое-кто откровенно повернулся к Эрону спиной. Монстры начали расходиться - остаток церемонии интересовал их гораздо меньше, чем поведение новичка в момент принятия Печати.

- Племя луны приветствует тебя, Эрон Бун! - торжественно провозгласил Элшбери. - Теперь ты один из нас.

Элшбери отвернулся, и с этого момента Эрон, казалось, перестал для него существовать.

Эрон не успел окончательно прийти в себя, как остался наедине с Нарциссом.

- Я же говорил, что все будет в порядке, - положил тот руку Эрону на плечо. - Ты прекрасно прошел испытание.

- Да? - растерянно переспросил Эрон, стараясь привыкнуть к новому самоощущению.

Нарцисс энергично закивал головой:

- Ты был великолепен!

25

Вечером Глория сообщила Шерил Энн, что у нее невыносимо раскалывается голова, и под этим предлогом удалилась в свой гостиничный номер, где смогла, наконец, поплакать от души.

Постепенно усталость, вызванная несколькими бессонными ночами, взяла свое, и Глория заснула-забылась тяжелым, беспокойным, но лишенным сновидений сном.

Проснувшись в совершенно разбитом состоянии, она умылась, привела себя в порядок и нехотя спустилась вниз, в уже знакомый бар - едва ли не единственный в Шир-Неке.

- Глория, привет! - издали закричала ей Шерил Энн, сжимающая в руках только что поданный официантом бокал с двумя сырыми яйцами по рекомендации одного из косметических журналов.

- Приятного аппетита, - машинально ответила Глория, сворачивая в ее сторону. Как бы там ни было, ей было намного тяжелее оставаться наедине с собой. Пусть Шерил Энн казалась ей несносной болтушкой - возле Глории сейчас просто не было ни одного человека, с которым она могла бы пообщаться.

Шерил Энн была для нее той соломинкой, за которую хватаются, только не имея другого выбора.

- И как твоя голова?

Шерил Энн выглядела великолепно, она была на взводе, и ей это шло.

- Знаешь, уже лучше, - Глория с трудом вспомнила о вчерашней лжи. - А как у тебя дела?

- Все замечательно, - подняла большой палец Шерил.

- Ну и хорошо, - вздохнула Глория, не догадываясь, что этим невинным вопросом сдвигает заслонку, сдерживающую словесный поток новой подруги.

- Еще в детстве мне предсказывали, - затараторила Шерил Энн, - что мужчины будут виться вокруг меня, как бабочки вокруг лампы. Знаешь, я действительно не бываю одна подолгу. Ты даже не представляешь, с кем я сейчас познакомилась! Замечательный вариант. Этого человека зовут Кертис, он страшно богат и разводится с женой.

Глория посмотрела на нее пристально и странно.

Шерил Энн принадлежала к тому миру, закрытому сейчас для самой Глории, в котором можно по тысяче раз знакомиться, расставаться, налаживать утраченные отношения. Миру, в котором жизнь двигалась по своим суетливым законам.

А что было у нее?

Пустота и страшные газетные заголовки. Да еще прикрытый хлопчатобумажной простыней труп, исчезнувший затем из морга. И - тоска. Тоска человека, у которого от души остался один кровоточащий обломок, наполненный болью.

- Значит, ты сегодня едешь к нему? - переспросила Глория.

- Нет, как раз сегодня у меня свободный день, так что мы поедем с тобой, как договаривались.

Глория вопросительно посмотрела на Шерил Энн. Она не помнила, о чем они могли договариваться, да и было ли это вообще. Мало ли, что сболтнешь спьяну!

Вспомнив, она чуть не хлопнула себя по лбу.

Ну конечно!!! Ведь Шерил Энн обещала довезти ее на своей машине до Мидиана!

26

Ночь и день имеют разные представления о расстоянии: иной раз ночной километр превращается днем в ничто.

Ворота Мидиана, прячущиеся ночью за темнотой, были сейчас хорошо видны с дороги. Они торчали над колючим ежиком зарослей сухой травы, как гнилые зубы - щербатые, неровные, между которыми гигантский стоматолог-протезист вставил решетчатую пластину.

При виде входа в ночной город Шерил Энн чуть не вздрогнула. Неприятное ощущение возникло и у Глории, но она подавила его - ведь это место было так дорого ее Эрону!

- Боже мой, - передернула плечами Шерил Энн, останавливая машину и открывая дверцу, - неужели это место ты искала?

Она не могла поверить, что нормальную молодую девушку может интересовать что-либо подобное.

"Бедняжка с сошла ума, - подумала она. - Но меня это не касается. Каждый имеет право сходить с ума по-своему. Впрочем, вкус у нее, прямо скажем, извращенный. Ничего себе - местечко для прогулок... Могу поспорить, что это кладбище!"

- Да, именно его...

Глория зачарованно уставилась на ворота.

- Ты что-то должна тут сделать? - все еще не веря, спросила ее Шерил.

- Считай, что так.

Глория вышла из машины. Как ни странно, здесь очень легко дышалось. Незагрязненный воздух был чист и свеж.

- Ну уж я с тобой не пойду, - покривилась Шерил Энн, тоже выходя из машины, чтобы немного размяться после езды. - Я лучше подожду тебя здесь.

Ей подумалось вдруг, что от ворот веет смертью. Может, там, за ними, жили привидения? Шерил Энн не верила в них, но все же боялась. Во всяком случае, жизненный опыт подсказывал ей, что ни одно место не кажется жутким просто так. Конечно, для кого-то оно может и не раскрыться с худшей стороны, пощадить, но все равно - зачем рисковать без нужды в сомнительных случаях? К тому же, если отбросить всякую мистику, здесь могли водиться реальные змеи и опустившиеся вконец наркоманы.

"Ага! - осенило вдруг Шерил Энн, провожавшую Глорию взглядом. - Так вот, видно, что ты скрываешь... Так это твой парень прячется где-то здесь!"

- Хорошо, я скоро, - пообещала Глория, спускаясь в кювет. - Ты не успеешь слишком соскучиться.

- Не волнуйся, я найду, чем заняться.

Шерил вернулась к машине и села на водительское место, доставая из "бардачка" пачку сигарет и зажигалку.

...Первый отрезок пути Глория постаралась пройти с максимальной скоростью (она боялась увидеть в траве следы крови). Ведь Эрон, если верить слухам, был убит именно возле дороги.

Сухая высокая трава росла довольно равномерно, но Глории все же удалось отыскать какое-то подобие тропинки.

"Наверное, здесь он и шел", - подумала девушка, и сердце ее сжалось. Она представила себе Эрона - разумеется, живого. Будто наяву увидела она его вдохновенное лицо.

Как менялся он, вспоминая о Мидиане! Об этом жутком месте, где его догнала смерть...

Глория шла долго: хотя ворота ночного города и были видны издали, истинное расстояние до них оказалось несколько большим, чем ей показалось с первого взгляда.

Очутившись перед воротами, Глория вдруг подумала о том, что всего этого может и не быть. Разве могла она в действительности оказаться здесь? Это ведь все равно, что попасть в чужой сон!

И все же Мидиан существовал.

Зеленели покрытые мхом стены, покачивали верхушками елочки, оттеняя коричневый цвет могильных камней и серый - руин.

Глория толкнула ворота, и створки с легкостью распахнулись перед ней.

- Так вот ты какой, Мидиан! - зачарованно прошептала девушка, входя в его владения.

27

Глория задерживалась.

Шерил Энн с самого начала подозревала, что так оно и будет, но все же не рассчитывала, что это затянется так надолго.

Скучать Шерил Энн начинала быстро. Стоило ей побыть одной дольше пятнадцати минут, и она уже не знала, куда себя девать, и быстро начинала сердиться сразу на весь мир. Впрочем, на этот раз полностью расстроиться она не успела, так как вспомнила, что в машине есть магнитофон. Несколько минут она сидела, затягиваясь сигареткой и с удовольствием вслушиваясь в бессмысленные, но ритмичные звуки. Затем это занятие начало ей надоедать, а Глории все не было.

Уже не скрывая своего раздражения, Шерил Энн снова вышла на дорогу. В сторону Мидиана смотреть ей не хотелось: зубы ворот пугали ее, а вся остальная местность прямо-таки удручала своей однообразностью. Не зная, чем занять себя, Шерил Энн решила обойти вокруг машины, но вдруг услышала звук, сразу привлекший ее внимание.

По дороге ехал автомобиль.

Пусть это было не бог весть каким событием, но теперь Шерил Энн получала возможность помечтать, что эта машина затормозит неподалеку, из нее выйдет красивый молодой человек и...

Автомобиль остановился почти впритык к ее собственному, и из него вынырнула мужская фигура.

От удивления Шерил Энн вытаращила глаза.

Неужели жизнь посылала ей самое что ни на есть романтическое приключение? Было похоже на то...

Мужчина выпрямился. Он не был молод - волосы его украшала привлекательная седина. Впрочем, возраст был малозначащей подробностью.

Мельком взглянув в зеркало и быстрым движением подправив прическу, Шерил Энн встала и широко улыбнулась навстречу незнакомцу.

Незнакомцу?

В следующую секунду она была немало поражена, узнав этого человека.

- Привет, - улыбнулся мужчина. - Рад тебя видеть...

- Привет... - глаза Шерил Энн раскрылись еще шире. - Кертис? Что ты здесь делаешь?

- Здравствуй, Шерил, - он обогнул капот и пошел ей навстречу. Понимаешь, я неожиданно освободился и решил заехать за тобой. Ты рада меня видеть?

- Конечно, - все еще удивляясь встрече, выкрикнула Шерил Энн, срываясь с места, чтобы как можно скорее оказаться в его объятиях, но почему-то вдруг в самую последнюю секунду ее охватила необъяснимая тревога.

Место, что ли, так влияло? Или что-то еще?

- Просто здорово, что я встретила тебя здесь! - последние слова ей самой показались фальшивыми.

Если человека уже сумел догнать страх, то о какой радости может идти речь? А Шерил Энн боялась. Боялась панически и безнадежно, словно почувствовала на себе прикосновение костлявой руки подкравшейся смерти...

28

"Какое жуткое место! - подумала Глория, озираясь по сторонам. - И все же в нем что-то есть... Оно впечатляет - это единственное, что можно утверждать наверняка".

В самом деле, Мидиан именно ВПЕЧАТЛЯЛ. В нем была и прелесть всего старинного, свойственного всем древним городам, и кладбищенское философское молчание, одновременно пугающее и внушающее к себе почтение, и своеобразное достоинство, не говоря уже о мистическом привкусе, сквозящем буквально во всем.

Кроме того, это место было мечтой человека, которого Глория любила.

Из всего сказанного следует, что охвативший девушку трепет был совершенно естественной реакцией.

Глория шла теперь не спеша, оглядываясь по сторонам и стараясь проникнуться глубинным духом этих стен и улиц, нежилых - но не кажущихся брошенными. Временами ей чудилось, что она улавливает суть того, что тянуло Эрона сюда; временами же ее почти пугала враждебная отчужденность.

Одно было бесспорно: значительность Мидиана сложно было переоценить. Мидиан можно было понимать или не понимать, как любое гениальное творение, но не считаться с его существованием и влиянием на остальной мир было нельзя. Особенно двойственное и сложное впечатление производили на нее статуи: то и дело Глория ловила себя на том, что они напоминают ей живых, но окаменевших вдруг людей или существ. Разве не так выглядят реконструкции сожженных в Помпеях? Искаженные страхом лица, запрокинутые в отчаянии головы...

На некоторое время внимание Глории привлекла рука. Просто рука, серой глыбой торчащая из-под земли. Казалось, это задавленный камнями и глиной великан взывает о помощи - столько потаенного протеста и боли было скрыто в простом ее изгибе.

Гуляя по Мидиану, Глория совсем потеряла чувство времени: здесь шел совсем иной его отсчет.

Отсчет на века...

Шум, негромкий, но явно вызванный движением другого живого существа, заставил ее вздрогнуть. Он доносился из небольшого каменного тупичка, до которого пока не дотянулись зеленые лапы плюща.

Шум в мертвом городе!

Мурашки поползли у Глории по спине. Как, почему она не подумала о том, что здесь может быть небезопасно прогуливаться в одиночку? Разве вид этого места не предупреждал ее об этом?

"А тело, Глория? Исчезнувшее тело... Что если это твой Эрон скрывается здесь, пока правосудие еще не докопалось до истины?"

Эта мысль заставила ее шагнуть вперед, прежде чем другая мысль остудила ее порыв:

"А что если здесь враг? Чудовище?"

Наверное, Глория все же не выдержала и сбежала бы, но тут ее взгляд выхватил живое существо.

В первую секунду Глорию обдало жаром - любая неожиданная встреча, когда нервы напряжены до предела, способна вызвать такой эффект, тем более, что попавшееся ей на глаза существо выглядело невероятно уродливым и чуждым. И - жалким... Последнее она поняла уже со второго взгляда.

Существо лежало на боку, нелепо вытянув кривоватые худые лапы. Больше всего оно напоминало невероятно большеглазую лысую кошку или, скорее, гигантский кошачий эмбрион. В самом деле, его беспомощность казалась именно младенческой. Единственное, на что существо было способно, так это приподнять почти треугольную морду, большую часть которой занимали бессмысленно раскрытые глазищи, и беззвучно приоткрывать небольшой рот.

- Принеси ее! - услышала вдруг Глория женский голос, приказывающий и молящий одновременно.

- Что? - девушка огляделась, ища глазами собеседницу.

- Прошу тебя, принеси... Не бойся.

Она стояла на пороге, защищенная тенью. Глория сразу отметила, насколько выразительны были черты ее лица.

- Что это значит? - шагнула девушка навстречу незнакомке. Почему-то эта женщина внушала ей скорее страх, чем жалость.

- Принеси! - взмолилась та, с явным страданием глядя на корчащееся посреди солнцепека существо.

Глория пожала плечами и направилась к лысому котенку.

Животное страдало - в его огромных глазах девушка прочла боль, начавшую уже переходить в тупое безразличие. Боль, от которой устали настолько, что вся ее острота потерялась.

- Бедняжка... - Глория осторожно обняла обмякшее, пышущее жаром тело. - Не бойся меня... Лежи спокойно...

- Быстрее...

Кошка оказалась легкой - намного легче, чем Глория могла вообразить себе, глядя на нее со стороны.

- Не бойся, - продолжала упрашивать ее Глория, словно имела дело с ребенком.

- Прошу тебя, быстрее! - в голосе незнакомки все яснее проскальзывало нетерпение и беспокойство. - Умоляю, принеси ее ко мне, сюда!

- Но что это значит? - спросила Глория, делая шаг вперед. Она и в самом деле не понимала, почему ее собеседница не могла принести животное сама.

Мидиан играл в свои игры, правила которых посторонним не были понятны.

- Не обращай внимания, только дай ее мне! - шагнула навстречу женщина, все же не покидая тени. Когда Глория оказалась рядом, она буквально выхватила гигантского котенка у нее из рук и судорожно прижала к себе, чтобы тут же поспешить убраться внутрь домика, выглядевшего по местным меркам относительно целым.

- Теперь все будет в порядке, - проговорила она, наклоняясь к своему сокровищу.

- Она что, больна?

Глория тоже вошла в дом. Что ж, во всяком случае, теперь ей было у кого расспросить про Эрона. Тем более, что она, похоже, оказала здешней жительнице услугу, смысла которой, правда, понять пока не могла.

Тем временем с кошкой стало что-то происходить: лапы, морда, туловище изменялись на глазах. Втянулись в кожу, ужимаясь до характерного для человека размера, уши, уменьшились глаза...

- Она просто любит играть снаружи, - с нежностью глядя на загадочное существо, ответила женщина.

- Боже, кто это? - вскрикнула Глория, не отрывая взгляда от бывшей "кошки".

Она была готова поклясться, что нечто, бывшее всего секунду назад животным, превращалось в человека! Пока это был уродец с выступающими скулами, острыми ушами, заячьей губой и кожей, слишком плотно обтягивающей кости, но с каждой секундой уродство уходило. На только что лысой головке зарыжели симпатичные кудряшки, да и личико хорошело с каждой секундой.

- Она так любит играть, - удрученно продолжила объяснение женщина, что забывает обо всем... Она ведь всего лишь ребенок!

- Ребенок? - переспросила Глория, все еще уставясь на девочку.

Да, теперь в словах жительницы Мидиана можно было не сомневаться.

- Что же здесь происходит?!

Глория была потрясена. Увиденная метаморфоза никак не укладывалась в ее сознании.

Исчезновение Эрона из морга... Зверь, превратившийся в девочку...

Воистину, от Мидиана можно было ожидать всего!

Женщина опустила ребенка на землю, и девочка тут же обняла мать за талию.

Теперь Глория могла рассмотреть обеих достаточно хорошо. Ее едва ли не разочаровало, насколько девочка стала похожа на миллионы своих сверстниц - ничто в ней не выдавало больше сверхъестественной природы, разве что не по возрасту глубокий и проникновенный взгляд. Но мало ли на свете детей с такими вот удивительно взрослыми глазами!

По сравнению с ней взрослая женщина выглядела довольно экстравагантно, но не более того. Пожалуй, оденься она в обычную одежду вместо своих тряпок, убери десятки серебристых трубочек-зажимов с волос и ей не составило бы труда затеряться в любой толпе. Впрочем - не обязательно затеряться. Такие лица, как у нее, обычно надолго врезаются в память. Не красотой - оригинальностью внутреннего мира, наложившего на всю внешность несмываемый отпечаток.

"Как все это странно, - подумала вдруг Глория. - Почему? Зачем? Я чего-то не понимаю... Ах да, я хотела спросить про Эрона... Но вот вопрос - сумею ли я сейчас их об этом спросить? То, что я должна делать, - это уже второй вопрос..."

- Она заигралась на солнце, - смуглая, хотя и не знавшая прикосновения солнечных лучей рука мягко легла на кудрявую головку, и Глория словно впервые заметила вдруг, насколько красивы глаза у этой незнакомки - они, казалось, жили какой-то своей, особо полноценной жизнью. - Не знаю, как тебя и благодарить. Теперь я твоя должница...

- Рейчел, прекрати!

Одернувший незнакомку голос был старческим и слабым, но прогремел, как гром.

Все трое вздрогнули, поворачиваясь.

- Ты и так уже достаточно много сказала, - продолжил голос. - Пошли отсюда. Нам не о чем разговаривать с ней.

Возникший из темного дверного проема старичок был худ и невысок. Седые волосы, окружавшие его голову, отдаленно походили на подобие нимба.

"Наверное, дедушка", - рассеянно уставилась на него Глория и почувствовала смутное неудобство, разглядев ровные параллельные шрамы на его щеках. Лишь когда все, включая и девочку, повернулись к ней спиной с явным намерением уйти, она словно очнулась и закричала вдогонку:

- Подождите, Рейчел! Я ищу Эрона Буна! Он должен быть в Мидиане... Ты не знаешь, где он?

Рейчел бросила в ее сторону быстрый, строгий, но в то же время и виноватый взгляд: ее явно сдерживало присутствие старика.

- Рейчел, пошли, - заметил тот ее колебания. - Это не твое дело.

"Да, это мое дело! Мое!!!" - перевела на него уже сердитый взгляд Глория. Она поняла, что просто не позволит себе отступиться.

- Нет, стойте! - закричала девушка, едва ли не пугаясь собственного крика. - Я спасла жизнь ребенку и теперь имею право...

Она осеклась, попав под струю физически ощутимого холода, сквозившего во взгляде старика. Укор совести за попытку воспользоваться собственным добрым поступком в сравнении с этим оказался ничем.

- У ребенка нет жизни, - зазвучало ожившим льдом.

- Что?

Глорию трясло. Она понимала происходящее все хуже, и лишь одна мысль не давала сознанию потухнуть совсем. Эрон Бун! Она должна найти хотя бы его след! Обязана...

- То, что у нее есть, - кивнул старик в сторону девочки, - можешь взять себе. Оно твое.

От простодушной безжалостности его слов Глорию передернуло. Рейчел испуганно сверкнула глазами, прижимая девочку к себе, словно опасаясь, что старик или Глория выхватят девочку из ее рук и отберут навсегда.

- Послушайте, - от волнения у Глории пересохло в горле, - я всего лишь хочу получить ответ.

Ей было стыдно. Стыдно за все - уже не важно, за что именно. Но тем тяжелее для нее было бы отступиться именно теперь.

Понял ли это старик? Возможно. Что-то изменилось в его голосе и взгляде, намекая на то, что жестокость предыдущей фразы была вынужденной.

- Любые ответы могут повлечь за собой беду, - опуская взгляд, произнес он.

- Для меня? - не поняла Глория. - Мне?

Она была уверена, что для нее уже не может существовать беды большей, чем та, которая уже есть.

Элшбери - это был он - чуть заметно пошевелил губами, прежде чем ответить вслух.

- Нет. Нашему народу. Тем, кто внизу.

"Ты не имеешь права вмешиваться в наши дела и узнавать о них, говорил его взгляд. - Слишком многое поставлено на карту. Может, мне и самому хотелось бы пощадить твои чувства, но я ответственен за тех, чьи судьбы мне вверены. И я не могу заставить других страдать ради твоего спокойствия. Вот такого права мне не давал никто".

И, интуитивно угадывая его правоту, Глория снова закричала, стараясь заглушить в душе собственное сомнение и не "сойти с половины дистанции":

- Но ведь я все равно знаю, что Эрон у вас! Это вы взяли его! Он тут, в Мидиане.

- Уходим, - негромко приказал старик Рейчел, девочке и еще какому-то полуголому типу, и все гуськом начали спускаться по лестнице, уводившей вглубь здания.

Рейчел последний раз, извиняясь, взглянула на Глорию и больше не поднимала головы.

- Постойте! - тихий, но отчаянный крик Глории впустую разбился о стены.

Жители Мидиана уходили, так и не дав ей ответа. Так неужели этот разговор был окончен навсегда? Нет, Глория не могла себе этого позволить. Она шла сюда за истиной, а не для того, чтобы полюбоваться местными достопримечательностями.

- Стойте! - она сорвалась с места и бросилась к лестнице.

Лестница была пуста, только внизу, на самих ступеньках, что-то двигалось, извиваясь, - то ли корни, то ли змеи...

Змеи.

Глория всегда их боялась. Но ведь только там, внизу, можно было отыскать ответ. Только там...

Пересиливая отвращение и страх, девушка вошла в лестничный туннель.

- Подождите!

Осторожно, чтобы не наступить на противные чешуйчатые тела змей, ползающих под ногами, она начала спускаться.

Жители Мидиана уходили медленно, так что Глория не сомневалась, что в скором времени сумеет их догнать. Мало того, ей казалось, что кто-то из них остановился на ближайшей лестничной площадке и ждет теперь ее приближения.

Она не ошиблась - там ее и вправду ждали.

Глория не успела и ахнуть, как ее сграбастали грубые руки Горгоны.

- Ага, девочка! - захохотал монстр, заглядывая ей в лицо.

Увидев перед собой морду, больше похожую на размалеванную маску, Глория завопила.

- Пусти ее! - запротестовал из темноты подоспевший Месяц.

- Естественная! - загудел голос монстра. Ноздри его раздувались. Глории показалось, что он просто обнюхивает ее. Толстый язык заскользил в щели между зубами, облизывая толстые, растянутые в ухмылке губы. - Я знал, что ты придешь ко мне...

- Отпустите меня! - закричала Глория, с отвращением отталкивая Горгону.

По-видимому, он не ожидал столь яростного сопротивления - через секунду Глория уже мчалась по лестнице вверх. Ее интересовало только одно - как можно скорее сбежать из этого страшного места.

- Стой! - пустился в погоню Горгона. - Ты все равно принадлежишь теперь нам!

"Скорее... скорее..." - Глория добежала до верхней ступеньки, мгновенно пересекла комнату и вырвалась под заслон солнечных лучей, а сзади ее нагонял все тот же подземный пустой голосище:

- Ты вернешься, девочка! Я знаю, что ты наверняка вернешься! Ты не сможешь не возвратиться в Мидиан...

29

Она не помнила, как добралась до дороги. Лишь поравнявшись с машиной и услышав приглушенный звук магнитофонной музыки - весточку из мира жизни, Глория разрешила себе замедлить ход.

Она едва не умирала от одышки, но заметила это только сейчас.

- Шерил Энн! - закричала Глория, ища глазами подругу. Почему-то той в машине не оказалось. - Шерил! Мы уезжаем! Я больше ничего не могу тут сделать! Хватит с меня! Там такое было...

Глория замолчала: Шерил Энн, похоже, не слышала ее.

Куда же она могла запропаститься?

Глория еще раз огляделась кругом и ощутила приступ тревоги. Что-то здесь было не так...

- Шерил! - уже более нервно выкрикнула она и вновь не получила ответа.

Тишина навевала самые мрачные мысли.

- Шерил Энн! - Глория сделала еще несколько шагов, и ее дыхание перехватило от неожиданно нахлынувшего страха.

Дверцы автомобиля были раскрыты, и на стекле резко выделялось красное пятно. Глория не знала точно, как пахнет кровь, но густой, чуть сладковатый запах вызывал именно такую ассоциацию.

- Шерил! - ее голос задрожал от страха.

Шерил Энн не отзывалась.

На стекле высыхала кровь.

Невысокие кусты по одну сторону дороги и трава по другую мирно шуршали, не давая и намека на то, что где-то тут бродит еще один живой человек.

Живой...

Мысли Глории невольно обратились к жителям Мидиана, но через секунду она с негодованием их отвергла: достаточно было вспомнить, во что превратило солнце несчастного ребенка и как боялась попасть под его лучи Рейчел. Да и монстр, напавший на нее внизу, очень быстро прекратил погоню. Значит, Шерил забрали не они.

Но куда тогда она пропала?

Стараясь не поворачиваться в сторону кровавого пятна, Глория позвала приятельницу еще раз - и с тем же результатом.

Кровь на стекле... Неужели Шерил Энн была мертва? Но так или иначе, в этом следовало винить не обитателей ночного города...

Мысли Глории начали путаться.

"О чем это я думаю, в самом деле? - рассердилась она на себя. - Шерил где-то здесь... Она не из тех, с кем случаются подобные оказии. Для этого Шерил Энн слишком заурядна".

Пытаясь успокоить себя таким образом, Глория сошла с дороги и углубилась в кусты. Наверняка Шерил просто пошла прогуляться... А пятно? Да мало ли! Нет там никакого пятна и все...

- Шерил! Ты где? - снова позвала Глория, стараясь говорить как можно ровнее. Увы, унять дрожь ей удавалось очень слабо. - Мы уезжаем, Шерил! Шерил Энн!

Она сделала еще несколько шагов, и ноги вынесли ее на открытый травяной пятачок перед относительно крупным для этих мест деревом.

- О, Боже!

Глория замерла, приоткрыв рот от ужаса.

Она нашла Шерил Энн - но лучше бы этого не произошло! Шерил висела вдоль ствола, кое-как привязанная к веткам. На ее лице медленно засыхала, распространяя вокруг особый душный запах, кровь, поджариваемая солнечными лучами. Стайка мух наполняла воздух гудением, и от этого Глории становилось еще более жутко.

Где-то за ее спиной оставался город монстров, а прямо перед глазами висел, глупо и уродливо выпучив глаза, труп веселой болтушки Шерил Энн.

Мелко задрожав, Глория попятилась. Она была уже не в состоянии гадать, кто же мог совершить это бессмысленное убийство. Глория не удивилась бы, если бы кто-то сказал ей сейчас, что она попросту сошла с ума и все эти кошмары - не что иное, как плод ее больного воображения.

Все еще пятясь, Глория заметила вдруг в стороне от себя какое-то движение и вскрикнула от страха. В нескольких шагах от нее стоял человек в полотняной маске, закрывающей лицо. Кривой рот, глаза-точки...

- Надо же, какая встреча! - в его голосе звучала садистская насмешка. - Глория!!!

- Откуда ты знаешь мое имя? - отступая на несколько шагов назад, спросила она.

- Хороший вопрос! - засмеялся одетый в маску маньяк. (Почему-то Глория сразу вспомнила упомянутое в газетах описание - в паре случаев костюм маньяка успели засечь соседи.) - И на него ты получишь хороший ответ!

Маньяк поднес руку к голове, и маска поехала вверх, открывая лицо.

Новый крик Глории был вызван скорее потрясением, чем страхом. Перед ней был человек, слишком хорошо знакомый.

Шерил Энн назвала бы его Кертисом, но Глория знала совсем другое имя.

- Доктор Дейкер? - не веря своим глазам, переспросила она.

Неужели же это могло быть?

- Да, - усмехнулся психиатр. - Ты узнала меня? Прекрасно...

В руке доктора возник нож.

"Эрон... Дейкер... Мидиан..." - закружилось у Глории в голове, и вдруг она поняла вещь совершенно очевидную. Она нашла ответ, но о ее открытии все равно никто никогда не узнает. Доктор Дейкер, подставивший Эрона полиции и сваливший на него свою вину, ни за что не допустит разоблачения. Разве так уж сложно будет ему убрать нежелательную свидетельницу?

И еще одну истину - уже о себе самой - поняла Глория, прежде чем закричать о ней во весь голос.

- Я хочу жить! Не убивайте меня!!!

Действительно, никогда желание жить не бывает в человеке так сильно, как в те моменты, когда смерть перестает быть для него отвлеченной абстракцией... Тем более, когда жизнь по-настоящему только начинается.

- Ну уж нет! - похоже, ее признание только позабавило Дейкера.

"Ну надо же, - подумал он, - чем ничтожнее жизнь у человека, тем сильнее он за нее цепляется".

- Сейчас ты умрешь!

"Да что же это?" - ужаснулась Глория, глядя на своего убийцу.

Ее спасло то, что инстинкт сработал точнее разума: ноги сами сорвались с места, унося девушку прочь.

"Быстрее!!!"

На какую-то секунду Дейкер замер, потрясенный слишком неожиданным бегством своей жертвы, от которой, как ему казалось, нельзя было ждать такой прыти.

Но Глория убегала, и ему ничего не оставалось, кроме как пуститься за ней в погоню.

По направлению к Мидиану...

30

- Пустите меня наверх! - закричал Эрон, срываясь с места. - Я не дам ей умереть!

В ответ его обдало волной холода.

Почти так же за секунду до этого его накрыл волной страх Глории, прорвавшийся к нему сквозь каменную толщу.

Десятки глаз смотрели сейчас на Эрона - все, кто находился поблизости. Смотрели подозрительно, недоуменно, возмущенно. Что это еще за новости? Что за муха укусила этого странного новичка, не успевшего еще толком включиться в вековой распорядок здешней жизни, но уже против него протестующего?

Вновь, как и наверху, среди естественных людей, Эрон оказался одинок.

По знаку Элшбери Горгона, толстяк Рыбья Бочка и еще несколько монстров-мужчин предупредительно окружили Эрона со всех сторон. Пока они не трогали его, но сомневаться в их намерениях особо не приходилось.

"Я ведь знал, что так будет, - грустно посмотрел на Буна величественный старик, - но что я могу поделать, если уж так написано в книгах судьбы?"

- Нет, - проговорил он вслух. - Ты останешься здесь. Ты должен подчиниться закону...

Закону... Эрон на мгновение зажмурился, чтобы снова увидеть Глорию, удирающую от маньяка.

О каком другом законе, кроме закона совести и любви, могла идти речь?

А клятвы?

Эрон снова открыл глаза. Существа, недавно принявшие его к себе как родного, да и ему самому показавшиеся уже близкими, вновь превращались для него в чужаков... Мог ли он подумать, что судьбе будет угодно поставить его перед таким выбором?

Ночной народ - или Глория... Имел ли он право на такую постановку вопроса вообще?

"Я ведь только на секунду, - сказал он себе. - Спасу ее и сразу вернусь..."

Какими чужими взглядами смотрели на него!

Высунуться на поверхность - значит, выдать всех.

Выдать - значит, погубить. Навсегда. Целый народ...

При мысли об этом Эрону вновь стало жарко. Как бы он хотел вообще об этом не думать!

А Глория? Разве она не была ему дороже всего остального во сто крат? Просто Эрон слишком поздно это понял...

Так есть ли тут ответ? Наверное, и мудрец Соломон спасовал бы перед такой задачей...

Эрон молча опустил голову.

Решения не существовало. Выбирать приходилось между двумя подлостями, ни одну из которых Эрон не смог бы себе простить, - но уклониться от выбора было подлостью, их превосходящей.

А время не терпит ожидания...

31

Если жизнь приставила тебе нож к горлу - беги в Мидиан.

Если ты бежишь по жизни, страшась оглянуться на собственную тень, сворачивай в сторону этого затаившегося мирка, и он примет тебя.

Если весь мир гонится за тобой по пятам - здесь ты найдешь убежище.

За Глорией гнался не весь мир, но и одного маньяка было достаточно, чтобы поставить на ее существовании точку. Девушка не выбирала дороги дорога выбрала ее, заставив вторично за сегодня толкнуть тяжелые ворота и потревожить тишину руин.

Вперед! Беги, пока несут ноги!

Глория промчалась мимо могильных камней и с разбегу влетела в переулок.

Охотнику легче - его не сковывает страх...

Дейкер шел за ней по пятам, не отставая, и расстояние между ним и жертвой неумолимо сокращалось.

Удастся ли ей спастись? Летящие навстречу стены не давали ответа. Мидиан не любил без нужды вмешиваться в дела живых.

Очень быстро Глория поняла, что долго не выдержит: в ее легких оставалось все меньше воздуха, проклятая одышка обещала теперь помочь ей найти только вечный покой.

Да и куда она бежала? Глория не могла вспомнить без содрогания объятия монстра. И все же в этот момент даже Горгона был бы ей во сто крат милее мчащегося позади Дейкера.

Но где тот дом, где та лестница?

Дейкер не давал ей времени разобраться, куда именно следует бежать. Он был слишком близко.

Быстро, очень быстро пронеслась у Глории перед глазами пустынная центральная площадь, замельтешила серыми, зелеными и коричневыми пятнами перед глазами и вновь сменилась мельканием камней на улицах...

В какой-то момент Глории показалось, что она на правильном пути. Периферическое зрение успело на бегу выхватить торчащую из-под земли руку великана.

Извернувшись на ходу, девушка бросилась в сторону знакомого уже тупичка, но маневр оказался не самым удачным.

То ли кусок щебня попал под ступню, то ли ноги уже начали отказывать ей, но так или иначе, Глория потеряла равновесие и упала животом на камни.

"Финиш..." - подумала она, закрывая глаза, а шаги Дейкера грохотали уже над самым ее ухом.

Знать, что до смерти остались считанные секунды, - странное ощущение, находящееся вне пределов нормального человеческого сознания. В нем скрыто нечто иррациональное: жизнь и смерть, две непримиримые противоположности, застывают в этот миг в непостижимом равновесии. Человек ЕЩЕ жив, но УЖЕ мертв...

А еще через мгновение на руку девушки тяжело опустился грубый черный каблук мужского ботинка.

Вот это уже был настоящий финиш...

32

Так неужели ничего нельзя придумать?

Как только Глория упала, Эрону показалось, что у него внутри что-то поворачивается. Похоже, и его новоявленные охранники ощутили это - их мускулы напряглись, глаза засверкали...

Если бы Эрона держали только эти создания! Нет, причина промедления была и в ином: разные половинки сознания рвали его на части, до сих пор не позволяя тронуться с места.

- Забудь про девчонку, - едва ли не сочувственно посоветовал кто-то. - Она все равно не принадлежит к нашей породе...

Зачем они говорят это?

(Сколько секунд еще осталось в запасе до принятия решения?)

"Ну, хорошо... Вылезать нельзя, чтобы не попасться на глаза посторонним свидетелям. Но кто сказал, что это произойдет? Глория, во-первых, обо всем догадалась, а, во-вторых, она все равно будет молчать. А Дейкер... С какой это радости Эрон отпустит его живым? Мертвые не мелют языком... Доктор и сам это хорошо знал, отправляя Эрона на смерть".

Вместе с решением пришла и пора действовать.

Что, ему советовали забыть Глорию? Ну, нет!

- Я должен ее спасти! - звонко запрыгал под каменными сводами голос Эрона. - Я люблю ее!

Тотчас ему загородил дорогу Горгона, - загородил и отлетел в сторону, отброшенный удачным ударом.

Шаг - и перед Эроном возник уже новый противник.

Рыбья Бочка был форменным тяжеловесом. Раздутое мощное брюхо, в боках которого, как слышал Эрон, прятались настоящие змеи, придавало ему, как ни странно, лишнюю устойчивость. Короткие ноги-подпорки прочно цеплялись за землю, а кулаки, пусть и не такие скорые, как у Эрона, могли свалить и быка.

Но там, наверху, Дейкер собирался убить Глорию, а, значит, у Эрона не оставалось другого выхода. Он с яростью налетел на своего противника, отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от могучего кулака, и повторил атаку.

Единственным его преимуществом была скорость, и уж ею Эрон обязался воспользоваться по максимуму.

Впрочем, у него было и нечто еще. Внешне Эрон полностью сосредоточился на драке, и вряд ли хоть кто-то мог бы угадать хитрый умысел в том, что противники начали смещаться друг относительно друга.

Атака - отступление... Атака - отступление... Все ближе и ближе Эрон оказывался к лестнице.

Наскок, контакт... Рыбья Бочка зашатался, и в ту же секунду Эрон уже бежал по ступенькам.

Вот только... как долго длился поединок? Минуты? Больше? А ведь убийце достаточно было просто замахнуться ножом и...

33

Убийце - любому нормальному убийце - этого и вправду было бы вполне достаточно. Дейкер хотел большего.

В первую очередь его не удовлетворяли молчание и неподвижность лежащей навзничь девушки, ведь Дейкер еще не успел сказать ей свое последнее слово!

Неужели Глория потеряла сознание?

Доктор присмотрелся, пнул ее и, лишь услышав слабое всхлипывание, вновь взялся за нож.

- Глория, - едва ли не сладострастно выговорил он ее имя, - я ведь знал, что ты не уйдешь!

Он наклонился и рывком перевернул ее на спину.

Глория приоткрыла глаза. Взгляд казался почти спокойным - было похоже, что Глория успела смириться с ожидающей ее участью. Такой вариант поведения не слишком устраивал Дейкера, но, в сущности, дела не менял.

- Теперь сиди смирно, - наклонился он к ней, выбирая, откуда же начать разделку еще живого тела. - И не дергайся. Тогда ты умрешь легко и быстро.

Глория ничего не ответила. Она все еще задыхалась, и перед глазами то и дело проползали туманные облачка. Она вновь зажмурилась, ожидая смертельного удара. И удар настиг ее - правда, совсем не тот, о котором она думала.

- Дейкер! - донесся до ее слуха голос, который невозможно было спутать ни с чьим.

Глория вздрогнула и, забыв о Дейкере, подняла голову, поворачиваясь в сторону, откуда шел этот голос. Эрон стоял на пороге знакомого ей дома. Больше девушка не запомнила ничего: не выдержав нового потрясения, сознание отключилось.

Испытал шок и Дейкер.

Неужели его мог позвать человек, протокол вскрытия которого Дейкер читал собственными глазами? И в то же время ошибиться было невозможно. Перед ним стоял Бун, довольно слабо напоминающий бесплотное привидение.

- Дейкер, остановись!

Эрон повис на косяке, словно собирался раздвинуть дверной проем пошире.

- Что? - переспросил Дейкер, в считанные секунды решивший, что, во-первых, с мертвецом можно особо и не считаться, а, во-вторых, его появление вновь можно будет использовать для прикрытия собственных дел. Так ты не умер?

Больной рассудок тем и отличается от здорового, что любые жизненные обстоятельства он умеет или включить немедленно в свою систему мировосприятия, или, в случае явной нестыковки, благополучно их проигнорировать. Для него не существует вопроса, может ли встречаться в реальности то или иное явление: сжигающая его изнутри идея-фикс не позволяет тратить принадлежащую только ей умственную энергию на посторонние мелочи.

Бун воскрес - значит, он воскрес. Значит, его вновь можно и нужно убить. Кто он, в конце концов, в сравнении с Дейкером? Мелкий ничтожный неврастеник и только...

- Да, я здесь, - вздрагивая от ненависти, проговорил Эрон, отпуская, наконец, дверной косяк. - И ты сейчас заплатишь за все!!! Отпусти Лори!

"Кого?" - чуть было не спросил Дейкер, совершенно позабывший о девушке.

Заметив, что Дейкер не торопится выполнять приказание, Эрон окончательно рассвирепел.

Иногда опасно верить в свою всесильность - Дейкер убедился в этом на собственном опыте, когда Эрон кинулся на него, изо всех сил ударив кулаком по голове. Дейкер вскрикнул и, наверное, упал бы - но Эрон не дал ему сделать это, подхватив врага на лету.

Он не знал еще, что сделает с доктором, с человеком, искорежившим его жизнь и к тому же поднявшим руку на самое дорогое в его жизни, но на пощаду Дейкер мог не рассчитывать.

- А что ты будешь делать теперь? - поинтересовался вынырнувший из руин Нарцисс, с удовлетворением наблюдая, как Эрон яростно трясет своего врага. - Ты собираешься его убить?

- Да, - буркнул занятый важным делом Эрон.

- Слушай, - человек-обезьяна подошел поближе, добродушно улыбаясь, может, лучше я это сделаю? Мне очень нужны его яйца и глаза...

Со стороны казалось, что Нарцисс просто попрошайничает, но Дейкер похолодел: он учуял угрозу гораздо большую. Да, Бун мог его убить и собирался сделать это, но открытая злость всегда менее опасна, чем затаенная мстительность. Дейкер не ошибался, угадав, что яйца и глаза Нарцисс предпочтет забрать у него до смерти, а не после.

- Ты их получишь, обещаю! - сверкнул глазами Эрон, вновь встряхивая доктора за плечи.

Но и Нарцисс уже не мог держать себя в руках. Вечная обезьянья улыбка исчезла с его лица, глаза хищно засветились. В нем пробуждалась звериная суть: слишком уж сильной оказалась дремлющая внутри ненависть.

- Я убью его собственными руками! - пошел он навстречу. - Ты знаешь, что он сделал со мной?

- Нет, - угрюмо отозвался Эрон.

- Мерзавец! - бросил Нарцисс в лицо Дейкеру. Он и забыл уже о присутствии Буна. Его враг - единственный, но ненавидимый от души находился сейчас в пределах досягаемости. - Я умирал, когда ты подкрался ко мне и вытянул все мои секреты...

Скрюченные от злости пальцы потянулись к Дейкеру, намереваясь разорвать его на мелкие части. Но другая ненависть, кипучая и не менее сильная, заслонила ему дорогу.

Как зверь защищает свою добычу, на Нарцисса бросился разъяренный Эрон.

- Нет! - рявкнул он, скалясь и шумно втягивая ноздрями воздух. Отойди! Я сам его убью!

Желание лично расправиться с Дейкером ослепляло его. Всего лишь на миг руки Эрона разжались, но сумасшедший доктор оказался достаточно ловок, чтобы усмотреть в этом предначертание судьбы и воспользоваться промашкой Эрона.

Недолго думая, Дейкер помчался куда глаза глядят, перепрыгивая с одной кучи щебня на другую. Наверное, никогда в жизни он не бегал с такой скоростью. Страх вреден для стайеров, но спринтер может взять на нем свое...

Оттолкнув удивленного и все еще злого Нарцисса, Эрон кинулся в погоню.

- Стой!

Дейкер уходил! Эрон упустил слишком много времени.

- Стой!

Куда только делись его невидимые крылья? Неужели Эрон не до конца верил в правоту своего дела? Или это необходимость находиться сейчас рядом с Глорией гирей повисала на ногах? Он бежал - и бежал быстро, но далеко ему было до собственных, уже ставших привычными скоростей.

Раньше бег должен был привести его к спасению - теперь к убийству, действию, к которому Эрон с недавнего времени испытывал глубочайшее отвращение. Пусть ненависть меняет человека - ее возможности тоже далеко не беспредельны: все равно какая-то глубинная суть не поддастся переделке. Ненависть позволила Эрону поднять руку на другое человеческое существо, пусть даже явно заслуживающее смерти, но в то же время Эрон был слишком далек от того, чтобы получать от убийства еще и удовольствие. Именно поэтому Эрон, сам того не замечая, все еще спорил с собой - а Дейкер уходил.

"Нет! - мысленно кричал Эрон. - Я не отпущу его!"

Но разрыв между ними оставался по-прежнему большим.

34

Нарцисс не умел злиться долго.

Как только Дейкер и Эрон скрылись с глаз, ушла и ярость.

Некоторое время Нарцисс смотрел им вслед, затем на его лице вновь засветилась дурацкая улыбка.

Человек-обезьяна огляделся по сторонам. Уходить вниз, не дождавшись окончательной развязки, ему не хотелось, но он слишком уж явно остался не у дел и не знал теперь, чем себя занять.

Скучающий взгляд пробежал по камням, замер на лежащей девушке и вновь загорелся, но чувством, мягко говоря, несколько иным.

"Как там ее зовут? Вроде Лори... Глория, наверное".

Нарцисс встал на четвереньки, оказываясь прямо над девушкой. Дыхание его участилось, губы стали влажными и привычно вытянулись вперед, как для поцелуя.

Есть ли жизнь, нет ли ее как таковой, но пока у человека есть сознание, пол и способность к переживаниям, страсть - хотя бы ее отголосок - все равно возьмет верх. Нарцисс чувствовал, что не имеет права поддаваться своему желанию, но сдерживаться ему становилось все труднее. Девушка лежала так близко, ее тело было таким мягким и теплым... Не камень же он!

Губы Нарцисса потянулись к лицу Глории, приблизились и... она вдруг открыла глаза!

- Эй, девочка! - торопливо заговорил он. - Как ты себя чувствуешь? Привет, малышка!

Глория была морально готова увидеть и маску Дейкера, и бесконечно родное лицо Эрона, но явление совершенно незнакомой уродливой морды... У девушки не было ни времени, ни сил разбираться в том, кто перед ней. Она завопила, как будто Нарцисс, а не Дейкер собрался ее резать.

Бедный монстр испуганно отшатнулся: не будь он давно мертв, щеки его наверняка залила бы краска стыда. Ни смущать, ни тем более пугать девушку Эрона он не собирался и теперь испытывал сильную неловкость.

...Эрон наткнулся на ее крик, как на непроницаемую преграду, выросшую вдруг между ним и Дейкером.

Глория кричала! Глории грозила опасность!!!

Он развернулся на полном ходу и помчался назад, готовый разорвать на части любого осмелившегося причинить ей вред.

Ярость сильно меняет человека, но существо нечеловеческое - вдвойне. Синий огонь заструился вокруг его тела, забегал искрами, наполняя жаром нутро. Пар повалил из ноздрей и рта, странные изъязвления возникли на щеках, словно само Зло вздумало поставить на них свои клейма.

Монстр, не человек...

С рычанием Эрон влетел в переулок.

Нарцисс немедленно отшатнулся и прижался к стене, поднимая для защиты руки и несколько преувеличивая извинения.

С первого же взгляда Эрон отметил, что Глория вновь лежит без сознания, и свирепо взглянул на приятеля.

- Уйди! - прошипел он, хватая Нарцисса за грудки и встряхивая его, как недавно тряс Дейкера.

- Ты только не сердись, - заспешил оправдаться Нарцисс. - Я не хотел причинить ей зла, я думал только привести ее в чувство... - Убедившись, что пока Эрон не собирается на него набрасываться, чтобы добить, и что кризис уже миновал, дальнейшие слова человека-обезьяны зазвучали уже уверенно, если не нагло. - Кстати, не думай, что твой вид может ей понравиться...

В самом деле - Эрон и сам сейчас был монстром.

Он прорычал в ответ что-то неразборчивое и сердитое, метнулся к стене, оставляя на ней процарапанные полосы, зарычал еще сильнее и, развернувшись, помчался догонять уже скрывшегося из виду Дейкера.

Бежать ему пришлось не слишком долго: ровно столько, чтобы успеть понять и прочувствовать ужасный в своей очевидности факт: Дейкер сбежал, и догнать его теперь стало невозможно.

35

И был суд.

Второй. Первый прокрутился в сознании Эрона, когда он упал навзничь и по-звериному взвыл над потерянным следом.

Эрон позволил себе нарушить закон, надеясь, что нарушения не произойдет на самом деле, что свидетеля не останется, - но судьба распорядилась иначе. Как только Дейкер исчез, Эрон автоматически превратился в предателя и мерзавца, но вряд ли в мире нашелся бы человек, проклинавший его с большим жаром, чем он сам себя. Если бы Эрон был еще жив, он решил бы, что заслуживает немедленной смерти. Сейчас подобрать себе наказание он не мог и очень надеялся на то, что это сделает Элшбери.

И был суд... Суд взглядов и отчуждения, в котором не было ни обвинителя, ни палача...

- Эрон Бун, ты позволил уйти этому человеку? - строго спросил Элшбери. А ведь он знал, что так и будет, знал давно - и молчал, потому что ведомо ему было и то, что судьбу не остановишь...

- Я не хотел этого, - потупился Эрон.

Так что же они решат? Какие казни, какие законы есть у ночного народа? Неважно - все лучше, чем терзания, причиняемые совестью.

- Ты нас всех поставил под удар. Теперь опасность нависла над всем нашим народом...

- Но почему? - безнадежно спросил Бун, заранее догадываясь, как будет звучать ответ.

Он видел перед собой только камень пола - но телом ощущал чужие взгляды, полные обиды, злости, упрека и, что еще хуже, боли и страха.

- Скоро здесь будут враги...

Да, Элшбери знал, что говорил. Как знал и весь истинный расклад еще до появления Эрона. Все не случайно в этом мире...

От спокойной уверенности, с которой были произнесены эти слова, Эрону стало жутко.

- Не может быть! - непроизвольно вырвалось у него, но с ним никто не стал спорить.

Элшбери продолжал, и голос его был сух и беспощаден.

- Ты нарушил закон, Бун. Теперь возьми эту девушку и отправляйся с ней подальше отсюда. Запомни: тебе теперь нечего здесь делать.

И Эрон содрогнулся.

Это был единственный приговор, которого он боялся. Который он не был готов принять...

Уж лучше умереть десятки раз, перенести любые физические мучения, оказаться вечным узником в каменном мешке, каких наверняка нашлось бы немало в подземелье, только бы ему позволили остаться в Мидиане.

Но и с другим Эрон не мог спорить: этот приговор, вне всякого сомнения, был справедлив.

36

Только в глубокой провинции сохранилось еще такое понятие - лавка.

Это не склад, не магазин; это и то, и другое вместе, обычно удивительно бестолковое, универсальное и не похожее ни на что, кроме самого себя. Именно такое сооружение (как его еще назовешь?), в данном случае все же тяготеющее скорее к складу, нашло себе приют в окрестностях Шир-Нека. Собственно, это была не только лавка - отдельный крошечный хуторок, состоявший их нее самой, пары подсобных помещений и прикорнувшего у глухой стены склада флигеля, где жил хозяин. Кроме того, возле склада имелась дорога, на которой машины появлялись так редко, что она даже не удосужилась завести на своем отрезке бензоколонку. Впрочем, в случае надобности эти функции прекрасно выполняла все та же лавка.

Именно сюда подкашивающиеся от усталости ноги принесли Дейкера.

Он был измотан, помят, но не утратил боевого духа. Все происшедшее в Мидиане казалось ему всего-навсего досадным недоразумением, ведь не могли же какие-то ничтожества, к тому же давно издохшие, победить его, Дейкера, вестника нового мира. Но раз они дерзнули напасть - наказание их настигнет, и будет жестоким.

На стук, изредка перемежающийся дверным звонком, вышел, неторопливо и вообще нехотя, хозяин лавки.

- Добрый день, - пробормотал он.

- Добрый день.

Не дожидаясь приглашения, Дейкер прошел внутрь лавки.

Помещение с первого же взгляда поразило его как громадностью, так и несуразностью. В нем можно было найти все: от деталей сельскохозяйственных машин до пыльного волчьего чучела, скалившего зубы. Банки с краской, листы фанеры, упаковки с консервными банками и блоки сигарет, одежда, мебельные мелочи - все стояло вперемешку, не стесняясь никакого, даже самого неожиданного, соседства.

Невольно в Дейкере вспыхнул профессиональный интерес - он присмотрелся к хозяину и автору этого хаоса и нашел, что тот, по всей видимости, страдает раздвоением личности: сам хозяин Вильям в противовес окружающей его обстановке выглядел подчеркнуто аккуратно и чем-то напоминал отставного военного.

- У вас есть телефон?

- Да, - спокойно ответил хозяин лавки, стараясь не замечать хамства посетителя. С тем же успехом у него можно было спросить, нет ли у него белого слона, - возможно, он и в этом случае ответил бы так же и то же самое.

- Могу я позвонить? - недоверчиво смерил его взглядом Дейкер.

- Да, пожалуйста, - хозяин лавки повернулся к нему спиной, приглашая следовать за собой.

- Алло, это полиция? - заговорил Дейкер, но и это ничуть не удивило Вильяма: за свою жизнь он успел повидать многое и многих и, мало того, смог ко всему этому разнообразию привыкнуть. Вряд ли кто-либо вообще смог бы его удивить.

- Дайте мне инспектора Джойса... Это говорит доктор Дейкер... - Вслед за этим последовала долгая пауза, затем Дейкер продолжил: - Алло... Я нашел место, где находится сейчас Бун! Да, это Мидиан!

К счастью, Дейкер слишком сосредоточился на своем разговоре, иначе он заметил бы, что впервые за все время бесстрастность покинула пожилого человека. Едва заслышав о Мидиане, Вильям весь обратился в слух.

- Откуда я звоню? - продолжал маньяк. - Эй, ты, что это за место? обратился он к хозяину.

Вопрос заставил Вильяма слегка дернуться.

- Шир-Нек, - автоматически ответил он.

- Это Шир-Нек... Хорошо, я жду, - Дейкер повесил трубку и повернулся в сторону Вильяма. Вот на этот раз настороженность хозяина лавки от глаз психиатра не укрылась.

"Ага... Так негодяй что-то знает об этом деле и скрывает!" - сделал он вывод.

- Ну, так что у вас творится? - заговорил Дейкер, начиная взглядом гипнотизировать хозяина лавки. - Что это за Мидиан?

- Мидиан - это кладбище, - неохотно проговорил Вильям.

- А что там еще? - злорадно усмехнулся Дейкер. - Кто там прячется, а?

- Никто! - Вильяму стало не по себе от этих расспросов. Не было бы преувеличением сказать, что он попросту струсил. - Обычные мертвецы...

- А еще?

Каждый новый вопрос звучал отрывистей и резче предыдущего.

- Я ничего не знаю! - вскочил Вильям с места, явно намереваясь убраться подальше, прежде чем произойдет что-то совсем нехорошее. - Там никого нет... До свиданья, мистер...

Дверь в соседнюю часть помещения захлопнулась перед самым носом у Дейкера, оставшегося в подсобке.

Вскоре Вильям уже сидел в самом центре лавки возле волчьего чучела и, схватив первую попавшуюся под руку штуковину - якобы для ремонта, а на самом деле для успокоения нервов, - наклонился над ней.

- Я так и знал, - прошептал он, потея от страха. - Это должно было рано или поздно случиться... Они не могут прятаться вечно.

И, словно в подтверждение его самой страшной догадки, совсем рядом раздался скрип досок под ногами гостя.

"Неужели я забыл закрыть дверь?" - удивился Вильям, поднимая глаза навстречу пришельцу.

- Извините, мне... - начал он, собираясь повежливей объяснить гостю, чтобы тот обратился с расспросами к кому-нибудь другому, но на полуслове челюсть его отвисла.

К Вильяму приближалось чудовище в полотняной маске.

Хозяин лавки оцепенел.

В руках у маньяка блестело длинное лезвие. Оно взвилось в воздух, и под ноги Вильяму скатилась набитая опилками волчья голова...

37

Когда Глория открыла глаза, то ни Эрона, ни странного урода рядом не оказалось. Не было и солнца - его, как и небо, замещал каменный, потрескавшийся местами свод.

- Что это? - негромко поинтересовалась она вслух. - Где я?

Девушка огляделась. В следующую секунду она чуть снова не потеряла сознание: она лежала в гробу! В нескольких шагах от нее поднималась к потолку стена, сплошь выложенная из окаменелых человеческих черепов.

Встретившись с сотней мертвых насмешливых оскалов, девушка вскрикнула.

- Тише! - одернул ее уже знакомый женский голос.

А еще через мгновение Глория выпрыгнула из своего малопривлекательного ложа.

- Это ты, Рейчел? - кинулась она навстречу обитательнице Мидиана. - А где Бун? Он здесь?

Рейчел вздохнула, наклоняя голову.

- Ты все еще не поняла, - проговорила она голосом, полным горечи и упрека. - Ты здесь вместе с ночным народом.

- С ночным народом? - удивленно переспросила Глория. Кажется, она что-то слышала о нем от Эрона. - А кто это?

- Это - мы, - Рейчел посмотрела на нее необычным, словно идущим издалека взглядом, и в глубине ее глаз загорелись точки-искорки. - Ночной народ - те, кто живет в темноте... - К Рейчел незаметно подошла девочка, осторожно поглядывая на естественную пришелицу из-за материнской спины. В прошлом убили многих из нас, но мы научились сопротивляться. Теперь мы живем по нескольку жизней. Нас не так-то легко уничтожить!

В последних словах Рейчел звучала гордость, да и сама она выпрямилась и поглядывала на Глорию будто свысока. Осторожность боролась в ней со своеобразным патриотизмом, и последний, судя по всему, побеждал.

- Но кто же вы? - продолжала допытываться Глория.

- Мы живем в темноте, - Рейчел и с виду словно стала выше; что-то королевское, величественное появилось в ее осанке. - Мы можем летать, можем оборачиваться волками. Мы можем многое, на что не способны естественные люди. Мы умеем все то, чему вы завидуете. А то, чему вы завидуете, вы обычно уничтожаете!

Рейчел увлеклась. Вначале у нее и в мыслях не было обижать Глорию упреками, которые та заслужила разве что как представительница своей расы, невольно обязанная взять на свои плечи часть грехов своего народа. Но затем, собственная речь увлекла Рейчел настолько, что она забыла бы о Глории, не заговори та сама.

- Я вас не понимаю! - едва ли не закричала девушка.

Глория ощущала и правоту Рейчел, и ее несправедливость, и эта двойственность ее угнетала.

Она хотела получить ответ только на свой вопрос, но вместе с ним ее вынуждали брать на себя и нечто еще, огромное и чужое.

Рейчел остановилась, чтобы разобраться, все ли ей удалось сказать словами. Все - убедилась она. Так что же тут можно не понять?

Взгляд Рейчел остановился на стене из черепов. Ага...

- Бабетта, покажи ей! - кивнула она дочери.

- Смотри сюда! - девочка вначале робко прикоснулась к руке Глории, но потом ее пальчики с силой сомкнулись, сжимая едва ли не до боли.

"Какой у нее недетский взгляд", - снова отметила Глория.

Вторая рука Бабетты указала на стену из черепов. Нет, на один конкретный череп, в глазницах которого, казалось, тлели мелкие, чуть заметные угольки.

Глория присмотрелась - и ее вдруг словно затянуло в черную бездну с далекими отсветами пламени, которые приближались, высвечивая фантастическую, невероятную картину.

В ушах Глории засвистел ветер... нет, не ветер, - это был отдаленный стон десятков и сотен человеческих глоток, слитый воедино.

Кровь ударила девушке в лицо, обжигая щеки... или их обжигал жар вырисовывающихся перед ней костров?

...И горели костры, и корчились на них в предсмертных судорогах изуродованные человеческие тела. И горела земля, дома, кресты - все горело, посылая в небо черный дым, похожий на горькое бессловесное проклятье.

...И шли люди - с мечами, топорами, факелами... Остроконечные балахоны, длинные одежды, воинская форма... Оружие... Они шли, чтобы убивать.

Боль ветром кружила над землей, и был ветер болью.

Кто-то визжал, подхваченный с земли веревкой; вертелись перед глазами ноги другого повешенного, уже успевшего окостенеть и замереть навсегда. И бормотали палачи проклятия, подделанные под молитвы... И смерть щерила клыки у них за спинами.

Земля горела... Горела зло и мучительно, вспучиваясь и задыхаясь в огне, в бликах которого уже уже заносили топор над очередной прижатой к колоде шеей. И опускалась рука палача, чтобы затем подхватить отделенную от шеи еще бьющегося в агонии тела голову.

А та еще жила: шевелились губы, вращались в глазницах глаза, вот только легких не хватало для того, чтобы с прокушенного от боли языка сорвались слова...

Снова закачался маятником на длинной веревке повешенный, разгоняя готовую сесть на него стаю ворон.

И хлопали черные крылья...

С глухим стуком голова упала на гору других таких же голов, а губы ее все шептали и шептали что-то. И не только у нее - едва ли не все груда дергалась, шевелилась, ходила ходуном, одними губами беззвучно взывая к справедливости, которой так и не будет - где же ей взяться в этом земном аду...

Жизнь и смерть, прошлое и будущее сливались здесь в одно, сплавленные всеобщим горением.

И стонала земля...

Чернели фигуры палачей - то обнаженные до пояса, то закрытые красными масками, то белыми... Ведь и белое бывает порой черным или еще чернее черного...

Чернели горящие дома и кресты.

Чернели ноги повешенного.

В единое черное пятно сливались сваленные кучей головы.

Чернел огонь.

Темнело у Глории в глазах...

И мешались тьма и огонь, путались, превращаясь в единую, бескрайнюю, поистине вселенскую круговерть, в центр которой почему-то попала сейчас Глория.

Быстрее... еще быстрее...

Ветер свищет в ушах, шумит...

Завертевшаяся колесом панорама начала быстро удаляться, отпуская, наконец, свою полностью опустошенную пленницу. Только куча живых отрубленных голов мелькнула напоследок... нет, куча черепов - тех самых, к которым подвела ее за руку маленькая девочка Бабетта.

И куча больше не двигалась - может ли двигаться стена?

- Нас убивали веками, - сменил картину голос Рейчел, - но мы, оставшиеся здесь, уцелели. Да, это мы, ночной народ!

Глория повернулась к ней.

Ей показалось, что она видит эту комнату, эту женщину, весь этот мир впервые: настоящая реальность, казалось, осталась там, в глазницах мертвой головы.

- Но это невозможно! - воскликнула она.

- Мы - это те, кто внизу... - не видя ее, произнесла Рейчел и вдруг словно очнулась. - Твой Бун у нашего бога, который всех нас создал...

38

Обычно елочные гирлянды зажигают в честь праздника, но на этот раз веселые разноцветные огоньки возвещали отнюдь не веселье. Сначала Дейкер использовал гирлянду просто в качестве веревки, но когда Вильям был уже связан, доктору вдруг стукнуло в голову немного украсить обстановку предстоящего допроса и лампочки были включены.

Некоторое время Дейкер стоял молча, любуясь творением своих рук. Ему было приятно созерцать искаженное страхом лицо хозяина лавки, окруженное экзотической разноцветной иллюминацией. Маньяк чувствовал себя чуть ли не художником и не без удовольствия поигрывал своим разделочным ножом.

- Скажи, дорогой, эти существа из Мидиана - могут они умереть? спросил он наконец после долгой напряженной паузы, за время которой психика пленника должна была максимально потерять остатки мужества. Говори!

Последнее слово должно было обрушиться на Вильяма ударом, и этого эффекта Дейкер достиг: старик вздрогнул.

- Да... - вырвалось у него.

"Я не должен говорить об этом, но, в конце концов, чья жизнь мне дороже - их или собственная? - рассуждал он. - Этот маньяк способен на все, а жители Мидиана - всего лишь монстры... Так кого же я в таком случае должен спасать?"

- А как? - крутящийся в воздухе нож уперся в грудь Вильяма, прокалывая одежду и больно впиваясь в кожу.

- Там - разные племена, - комок в горле мешал старику говорить, глаза его заслезились от натуги, - и их можно убивать по-разному. Одних - пулей, других - огнем... - он закашлялся, поражаясь тому, до чего же ему почему-то не хочется выдавать тех, кто, в общем, были для него никем.

- Так, значит, ты о них кое-что знаешь... - удовлетворенно кивнул Дейкер, не убирая ножа.

Вильям скривился.

- Наверное, ты просился к ним и они тебя выгнали! - заглянул он маньяку в глаза.

- Замолчи! - взвился Дейкер. - Ты ничего не понимаешь! Я пришел их уничтожить, стереть с лица Земли! - с пафосом провозгласил он. - Я вычистил уже много племен. Я уничтожал семьи, которые бесполезны для нации и общества... Это моя великая миссия! Я рожден для того, чтобы уничтожить Буна и ему подобных!

- Ты псих, - рванулся на стуле Вильям, но провод крепко держал его. В глазах хозяина лавки застыл ужас. До сих пор он и представить себе не мог, что значит иметь дело с настоящим сумасшедшим.

- Нет! - рука Дейкера дрогнула, и нож вошел в тело Вильяма, тотчас задергавшегося в агонии. - Так как я могу их истребить? Говори! - только сейчас Дейкер заметил, что добивается ответа уже у трупа. Он с удивлением взглянул на утопленный в тело нож, рванул на себя рукоятку и проговорил, глядя уже мимо мертвеца: - Ну, можешь и не говорить...

39

И вновь перед ней была лестница, только теперь ее коричневатый сумрак слегка дрожал, подсвеченный издалека слабым, словно и несуществующим огнем.

Глория осторожно вступила в тесный коридорчик - и навстречу пахнуло могильным холодом и каким-то особым, вовсе не мешающим холоду, жаром.

От холода по коже пробежали мурашки, от жара - шевельнулись волосы.

Там, внизу, был другой мир, в котором уживалось невозможное: ледяное - с огненным, живое - с мертвым, и все крайности были столь спаяны между собой, столь переплетены, что не было в них уже ни жара, ни холода, ни жизни, ни смерти - лишь нечто бесконечно чуждое тому, к чему Глория привыкла.

И еще там был Эрон... Лишь в неизменность его, как в неизменность вечного - любви, верила она, шаг за шагом перемещаясь по щербатой неровной лестнице.

Змеи расползались, уступая дорогу ее вере и не причиняя девушке никакого вреда.

Подходя к месту, где на нее прошлый раз напал Горгона, Глория замедлила шаг. Слух ее обострился.

Неужели нападение повторится?

Света хватало лишь на то, чтобы в его наличии никто не сомневался, требовать же от него и того, чтобы он что-то освещал, было уже роскошью. Движущиеся живые полоски змей - черное на коричнево-сером - вот и все, что позволялось ей распознать и различить.

У конца первого лестничного пролета, где нашло себе место подобие комнаты, было и вовсе темно, но темнота жила: в ней что-то дышало, двигалось и, похоже, даже чавкало.

Глория замерла, напрягая зрение.

Что-то небольшое - намного уступающее размерами человеку - находилось всего в нескольких шагах от нее.

Глория робко шагнула вперед.

"Я не должна бояться... - снова и снова повторяла она. - Ведь там он... Ведь этот мир он любит - значит, и я должна чувствовать к этому подземелью хоть крупицу добрых чувств... Как к Рейчел, к Бабетте, они ведь не плохие, право слово... Этот мир ужасен только с виду - как наш порой изнутри. И все же я сомневаюсь, что хоть когда-нибудь сумею его понять и принять в свою душу, как Эрон. Этот мир - не для людей..."

Постепенно ее глаза начали привыкать к темноте. Довольно скоро Глории удалось рассмотреть копошащееся существо. Больше всего оно напоминало голую первобытную птицу. Рот-клюв был усажен клыками и мелкими, но острыми зубками. Четыре голенастые лапы, расставленных совсем по-птичьи, держались за края какого-то возвышения, похожего на ящик. Змеей изгибалась длинная шея.

Монстр питался - в его клюве был зажат какой-то мелкий грызун. По всей видимости, это была обыкновенная крыса, которая с вечной самоуверенностью, присущей крысиному роду, дерзнула вступить на запретную для всего живущего естественной жизнью территорию и расплатилась за этот поступок жизнью. Впрочем, не исключено, что и сам птицеподобный монстр являлся здешним аналогом кошки и выходил на промысел в верхние пограничные районы.

В зрелище этого мелкого, но все же кровавого пиршества было что-то мерзкое и почти непристойное - возможно, из-за происхождений хищника и жертвы - слишком уж они были разными. Едва разглядев суть происходящего в темноте, Глория поторопилась отвести взгляд, но хруст мелких костей под зубами птицы-кошки долго стоял в ее ушах, пока его не заглушил дробный стук, похожий на барабанный. Он звучал диковато и экзотически - и все же у Глории слегка отлегло от сердца: в нем сквозило больше человеческого, чем девушка могла ожидать от этого мира.

Пройдя немного вперед, она уловила еще один звук, на этот раз похожий на отдаленное пение высоких, скорее всего, женских голосов. Оно существовало почти невидимо, но в то же время и естественно, как невидимо и органично окружает человека вдыхаемый им воздух.

Глория прошла вперед еще немного, ее ходьба становилась все уверенней, между тем как темнота отступала, а свечение вечной ночи усиливалось. Но усиливался и трепет перед удивительностью начавшего выглядывать из тьмы истинного ночного города Мидиана.

Стук становился все звонче и четче - похоже, его источник находился совсем рядом.

Так оно и оказалось: свернув за поворот, Глория увидела и саму барабанщицу.

Ее одинаково сложно было назвать и существом, и человеком: скорее всего, монстр, ей подобный, в свое время назывался Минотавром, хотя определить вид ее головы как "бычий" (и тем более - "коровий") было бы большой натяжкой. Женскую фигуру довольно приятного сложения венчала ужасающая морда с губами, сместившимися к подбородку и потерявшими в раздутии свой естественный изгиб; из щели между ними торчали едва ли не завитками яркие, выгнутые сверх всякой меры клыки, на которых не высыхала слюна. И все же что-то бычье в этой морде было. Пожалуй, в той степени, как у Месяца - сходство со светилом, идущее по принципу подобия подобному.

Барабанщица с упоением, затмившим для нее все на свете, занималась своим делом, и Глория не стала долго задерживаться возле нее.

Еще больше Глорию впечатлило другое существо, словно вышедшее из-под кисти допившегося до белой горячки художника.

Коротконогое, безголовое на первый взгляд, оно не тянуло даже на карикатурное изображение человека и в то же время являлось именно замечательной по-своему карикатурой. Испещренная крупными складками туша, конечностями-обрубками которой можно было при разглядывании общего вида пренебречь, напоминала гигантскую человеческую рожу. Складки-глаза, складка - губастый рот... Вскоре Глория различила и его настоящую голову: она торчала посреди мясистого живота, изображая из себя нос, а черты лица малого почти дублировали таковые у всего тела-рожи.

Человек-морда заметил Глорию - тупые выросты ног пришли в движение, неловко подтаскивая за собой тело; рот головы-носа открылся, рот-складка на теле заходил ходуном, и сложно было сказать, откуда начали доноситься неразборчивые - не то булькающие, не то квакающие - звуки.

Лишь заметив перемещение урода, Глория сумела освободиться от шока, вызванного его внешним видом. Омерзение и страх, тотчас всколыхнувшиеся в ее душе, заставили ее тронуться с места.

Тем временем пение крепчало. Жалобное, как стенание птиц, загадочное и полное особой сумбурной и беспокойной красоты, имевшей какой-то призвук болезненности, оно шло из ниоткуда и заполняло собой все.

Да, воздух обычно не замечают, но бывают минуты, когда человек замирает, чтобы вобрать его в легкие и оценить: "Как он свеж!" - или, наоборот: "Как он тяжел и отвратителен!".

Ни то, ни другое не могло быть безоговорочно отнесено к пению-атмосфере: слишком чужой она казалась для этого - и все же невероятно знакомой показалась Глории скрытая в ней мятущаяся тоска.

Да и какому не лишенному души человеку, столкнувшемуся в своей жизни со страданием и непониманием, удастся остаться безучастным к боли вечных изгнанников, тысячелетия не знающих пристанища?

И неважно, каким языком говорится об этой беде - языком слов, музыки или красок, - боль поистине универсальна, ей неведомо такое деление.

"Как я понимаю Эрона! - подумала Глория и тут же спохватилась: Эрон!.. Так что же я так медлю?"

Глория прибавила шагу, но вскоре замерла: перед ней раскрылась пропасть.

Здесь было еще больше света, и отовсюду струились клубы жара, скрывая дно громадной ямы. Лишь невероятные по непрочности мостики из веревок и кое-как связанных дощечек простирались теперь перед Глорией, уводя в белесую туманную дымку, отделявшую ее от Буна.

Набравшись храбрости, Глория заставила себя взяться за край канатов-перил.

"Неужели я смогу пройти по этому мостику?" - вздрогнула она и тут же подумала: "Как хорошо, что пар скрыл дно - не так страшно будет падать вниз".

В самом деле, как бы глубоко ни открывались провалы между клубами пара, ни разу Глории не удалось увидеть сквозь них твердого дна - лишь такие же темные ребра мостиков время от времени проглядывали и внизу.

Музыка звучала тут сильнее, но как-то глуше.

Светился туман.

"И все же - пройду я или нет?" - когда Глория спросила себя об этом, она находилась уже на порядочном расстоянии от твердой почвы.

Дощечки не случайно казались непрочными - они так и вставали дыбом под ее ногами, грозя совсем перевернуться и в любой момент выскользнуть из-под ног, чтобы сбросить вниз незваную гостью. Но тем сильнее вцеплялись во влажные канаты руки Глории, верившей в то, что она просто не имеет права не пройти.

А у самого края пропасти стоял, внимательно наблюдая за ее передвижением, Феттин - тот самый полуголый человек с татуировкой на груди и с бульдогом, в свое время так напугавшем Эрона. Теперь бульдог мирно сидел, вывесив длинный розовый язык, и лишь изредка задирал морду, чтобы справиться по выражению лица хозяина, не пора ли ему спуститься на землю. Разумеется, Глория (как и Эрон) не знала, что Феттин тоже был здесь всего лишь новичком, только начавшим постигать правила здешнего общежития; этим фактом и объяснялось его любопытство.

Глорию он заинтересовал вообще мало - разве что напомнил своим внешним видом, что среди здешних обитателей встречаются и вполне нормальные люди. А татуировка и странный наряд... Ну мало ли по какой причине человек может захотеть напялить на себя ошейник из листьев! Молодежь и похуже придумывает украшения...

Наконец, потратив немало нервов, Глория сумела-таки преодолеть мостик. Первым делом она огляделась по сторонам. Если все то, что она видела раньше, можно было назвать преддверием города, здесь начинались уже жилые кварталы, поражающие своим видом почти как трущобы Индии: ни один отсек, исполняющий роль отдельной квартиры, не сгодился бы в качестве жилья нормальному человеку.

Иногда это были просто пустые коробки. И все же что-то выдавало в них жилье, причем постоянное, - скорее всего, переданный им самым загадочным образом отпечаток личностей их хозяев.

При виде первых же квартир сердце Глории вздрогнуло от жалости, но все же невероятная экзотичность подземного города быстро заслонила это человеческое чувство, позволяя только дивиться местными чудесами.

В одной из первых попавшихся на глаза девушке квартир сидел безглазый человек; кожа складками сползала с его лба, закрывая лицо почти до половины, и все же этот урод после человека-морды казался ей вполне заурядным. Сам обладатель разросшегося лба, по-видимому, так не думал и поспешил задернуть мутную целлофановую занавеску, служащую одновременно и окном, и стеной, и дверью.

Соседняя квартира была отгорожена от тропинки более основательно: стена, хотя и невысокая, достигала почти до половины человеческого роста. Глория попробовала заглянуть за нее, но встретилась взглядом с хозяйкой и желание куда-то попало. Хозяйка - внешность ничем не выдавала ее нечеловеческую природу - глядела на Глорию настороженно и мрачно.

"Ты меня не трогай - и я тебя не трону", - говорили выглядывающие из-под рыжеватой кудрявой челки невеселые глаза, и одного этого взгляда было достаточно, чтобы понять: ей есть что скрывать, даже если утаиваемое находилось не на ее теле, не в комнате, а где-то глубоко в душе.

Еще надежней было отгорожено от остального мира жилище, единственный вход в которое представлял собой узкую бойницу. Впрочем, утверждать это наверняка Глория не взялась бы - она и видела только эту бойницу и глухую стену позади нескольких человек-существ, которые, мгновенно отреагировав на чужое любопытство, резко повернулись в ее сторону.

Единственное, что Глория успела разглядеть, так это то, как какому-то лысому толстяку вытирают морду, снимая с нее нечто похожее на слюни. Зрелище выглядело преотвратительнейшим образом, и Глория не испытывала никакого желания любоваться им долго. Она могла не сомневаться, что немало еще насмотрится по дороге подобных сценок.

Вскоре Глория проходила уже мимо другой каморки, отгороженной лишь небольшим барьером, за которым стоял ребенок с болезненно-хрупкими, но не лишенными особого очарования чертами - так выглядят порой тяжелобольные незадолго до своей кончины. Один их вид способен внушить здоровому человеку стыд за свое благополучие.

Мальчик смотрел на Глорию немигающими, полными страдания глазами, и она, наверное, надолго бы задержалась тут, если бы к ребенку не подошла мать, женщина столь же изможденная и несчастная с виду, как и он сам.

"Просто какие-то живые скелеты", - подумала Глория, и она была недалека от истины.

Через следующие несколько метров ноги привели ее к очередному жилищу с занавесочными стенами. Его обитательница резко метнулась в ее сторону. Глория успела рассмотреть лишь безумные вытаращенные глаза и в испуге отшатнулась.

К несчастью, это движение поставило девушку перед другой и не менее жуткой мордой: прямо перед ней заморгал глазищами совсем уже неописуемый полувросший в стену мужчина с окаменевшей известковой кожей. Отшатнувшись, Глория чуть не сбила попавшееся под руку пианино. В поисках опоры ее пальцы опустились на клавиши, и неожиданный звук, раздавшийся так близко, напугал девушку еще сильнее. Глория вздрогнула, готовая в любой момент со всех ног кинуться прочь, но тут она услышала шумное сопение. Что-то большое и увесистое выползало из-за угла - если бы не внушительные габариты существа, Глория могла бы подумать, что это человек-морда каким-то чудом перебрался сюда по шатким мостикам, но на этот раз перед ней возникла целая гора мяса, не лишенная нормально расположенной, хотя и слишком мелкой для такой туши головы.

С пыхтением и присвистом урод зарычал, и Глория кинулась прочь.

Довольно скоро девушка убедилась, что за ней никто не гонится, и теперь Глория шла по коридору, образованному главным образом краями полиэтиленовых и прочих занавесок.

Здесь нищета подземного города не так бросалась в глаза; можно было вообразить, что она попала за кулисы чудного театра или в некую нетрадиционную общую баню. Все, что можно было прикрыть, было прикрыто, но чем-то условным, почти прозрачным...

Продвигаясь между колышущимися складками полиэтилена и ткани, Глория все же время от времени останавливала свой взгляд на подземных обитателях.

"Боже, неужели Рейчел и впрямь верит в то, что мы, люди, можем завидовать такой страшной нищенской жизни? Нет, я решительно ничего не понимаю... Ведь это так ужасно! Мне попросту жаль тех, кто тут живет..."

Так думала она, все ближе продвигаясь к своей цели.

Одна из занавесок, наименее расправленная, открыла ей относительно обставленную комнату, - во всяком случае, в центре ее возвышались несколько ящиков, увенчанные круглым тесным аквариумом, в котором что-то двигалось. В первую секунду девушка почувствовала приступ тошноты - ей показалось, что за толстым стеклом копошится клубок огромных белых червей. Но нет - это были всего лишь миноги. Рыбам было тесно. Они терлись друг о друга своими гибкими скользкими телами, заворачивались одна вокруг другой. Тяжело поднимались жаберные крышки - от скопления рыбьих тел в воде почти не оставалось кислорода.

Возле сосуда сидел толстяк, раздетый до пояса. Сильно раздавшиеся бедра придавали его фигуре очертания уродливой груши. Голова, в общем-то нормальных размеров, казалась крошечной. Над сужавшимся кверху лбом торчала короткая жесткая щетина черного цвета, подведенные коричневым глаза (роль косметики, по всей видимости, выполнял выступивший от болезни или какой-нибудь иной патологии пигмент), круглые и выпученные, чем-то напоминали крабьи. По его животу были разбросаны складки - этим, похоже, "страдали" здесь многие - но их расположения больше напоминало расположение обычных карманов.

Рыбья Бочка (это был как раз он) с умильным выражением разглядывал рыб. Глупая улыбка, не лишенная оттенка сладострастия, играла на его толстых, чуть приоткрытых губах. Когда же руки толстяка поднялись над сосудом, из его рта и вовсе полилась слюна.

Короткие мощные пальцы сжались в комок, стискивая запрятанную там мышь, и Глория с ужасом увидела, как в аквариум закапала кровь.

Рыбий клубок пришел в движение, заоткрывались оказавшиеся у поверхности рты; остальные рыбы тем временем толкались, стараясь занять более выгодное для себя местечко и урвать свою порцию жуткой пищи.

Девушка с отвращением отвернулась - и увидела открытую плетеную клетку, из которой вываливалась змея.

"Какая мерзость!" - вздрогнула Глория и снова отвернулась.

На этот раз перед ней предстал находящийся в той же комнате... черт.

Девушка заморгала от удивления.

Закрученные козлиные рога, бородка, черная морда... В то же время Глория понимала, что подлинным чертякой этот ночной житель не может быть. Черт мистический, колдующий посланец зла был персонажем из совсем другого произведения. Этот же являлся, скорей всего, лишь обычным уродом, как Месяц или Горгона.

Похоже, девушка задержалась возле хозяев этого мини-зверинца слишком долго. Рыбья Бочка перестал заниматься своими любимцами. Его глаза округлились в пуговицы, рот открылся...

Неуклюже и тяжело Рыбья Бочка поднялся с ящика, служившего ему стулом, и пошел на Глорию, вытягивая лоснящиеся ручищи.

В последний момент Глория успела отскочить.

Рыбья Бочка проводил ее взглядом и пробормотал, поводя носом-картошкой:

- Ну что стало с нашим кварталом...

"Черт" только досадливо поцокал языком.

Глория этого уже не видела: закусив губу и ругая себя за все возможные и невозможные слабости, она продолжала двигаться к сердцу Мидиана.

А город преподносил ей все новые сюрпризы.

Возле поворота на открытом пятачке Глория увидела ярко, если не богато одетую женщину - настоящий цветок среди грязных нищенских катакомб. Черные волосы незнакомки были забраны назад, открывая высокий благородный лоб и большие красивые глаза, зовущие и томно выглядывающие из-под гнутых бровей. Точеная ручка сжимала "японский" круглый веер, прикрывающий ее рот и подбородок.

Она казалась чем-то неуместным здесь, в тусклой и уродливой грязи подземелья, и обидно было видеть, как ярко-алый край широкой нарядной юбки подметает с землистого пола пыль.

- Меня ищешь? - спросила она, заметив Глорию, и та не успела ничего ответить, как веер опустился и... Чем неожиданней уродство, тем сильнее производимый им эффект. Глория обмерла, увидев нижнюю часть лица загадочной "красавицы". Нос, рот, подбородок, часть шеи слились в единую пузырящуюся бугристую массу помидорного цвета.

"Да что же это такое?" - чуть не вскрикнула потрясенная этим обманом природы Глория и поклялась себе не обращать внимания больше ни на кого.

Но в ее ли силах было выполнить такое обещание?

Некоторое время Глория шла, стараясь смотреть себе только под ноги, но движения, звуки, запахи, идущие со всех сторон, делали свое. Она даже не заметила, как вновь стала оглядываться по сторонам.

В этих местах обитали существа совсем уже диковинные, вроде бесформенной кучи слизи, из которой высовывались оплывшие торс и голова. Какие-то отростки шевелились вокруг них, но сложно было сказать, какие из конечностей могли выродиться в эту червеобразную пакость. Глория не удивилась бы, окажись они и впрямь прилипшими к полурастаявшему телу червями.

Мельком она заметила и еще одно странное существо, сидящее на корточках и раскладывающее пасьянс, но рассмотреть его хорошо не успела, привлеченная неприятным хрустом, раздавшимся со стороны другого здешнего жителя. Наверное, его уродство по большей части относилось к внутреннему облику: даже монстры предпочитали держать его в мощной клетке. Кстати, клеток в этом квартале было немало: то поднимаясь, то опускаясь, дорожка шла теперь словно через зверинец.

Запертый монстр обедал, но жертвой его была отнюдь не мышь и не крыса: под голыми руками, обхватившими "пищу", дергалось мертвое человеческое тело, на котором еще сохранились остатки одежды.

Волосы зашевелились у Глории на голове: ей показалось вдруг, что пожираемый труп похож на Эрона. Что если жители Мидиана решили его наказать таким странным образом за то, что он позволил себе защитить ее от Дейкера? "Нет, не может быть!" - отогнала она от себя эту жуткую мысль, но взгляд ее никак не мог оторваться от несчастного, чье мясо с таким аппетитом пожирал худой бездушный монстр, которого можно было представить в качестве демона голода. Девушка невольно искала в его жертве знакомые черты, к своему ужасу находила их, опровергала себя, ссылаясь на случайное сходство, а сердце вновь и вновь замирало от жаркого ужаса.

Он? Не он?

Неожиданно она заметила, что кто-то прошел по той же дороге, но впереди ее, вынырнув, по-видимому, откуда-то из-за поворота. Глория успела заметить только спину в белой футболке.

В такой же, как у Эрона...

- Эрон!

В ту же секунду демон голода и его жертва были забыты: вряд ли Глория могла не узнать так хорошо знакомую ей спину. Рост, комплекция, прическа все говорило о том, что только что обогнал ее Эрон.

Глория едва ли не бегом домчалась до места, где увидела его, и остановилась. Даже при той скорости, с которой Эрон уходил, он попросту не успел бы исчезнуть. Значит, он зашел в одну из комнат, и по всей видимости - в ближайшую...

Уверенно и смело девушка отодвинула полиэтиленовую пленку и... что-то оборвалось у нее внутри: Эрона здесь не было, зато ей ухмылялась знакомая рожа с крючковатым гордым носом, светящимися глазами и красно-белыми змеями вместо волос.

Завидя ее испуг, Горгона расхохотался. Это ведь он шутки ради заставил ее на секунду узнать Эрона в им же созданном мираже.

- Здесь только я! - объявил он, хватая девушку за плечо.

Почти тотчас из-за его спины высунулся Месяц, но вмешиваться не стал.

Глория поникла: слишком неожиданной оказалась для нее эта встреча, слишком велик был перепад между реальностью и надеждой.

Холодная, чуть влажная ручища грубо погладила ее по плечу. Ноздри Горгоны начали раздуваться, как бывало всегда, когда он чуял живую плоть, - и все же те чувства, что он испытывал к девушке, невозможно было отнести ни к порожденным голодом, ни к ненависти к чужому роду.

Горгона попросту забавлялся.

- Ну что? - взглянул он Глории в лицо. - Я знаю тебя. Эрон о тебе рассказывал... Ты ведь Лори?

Он насмешливо окинул ее взглядом. Нет, не такой представлял себе Горгона девушку, ради которой Бун был готов рискнуть пойти наперекор предначертаниям судьбы, хотя, с другой стороны, именно это Горгоне и понравилось.

Наконец взгляд монстра остановился на брошке-бабочке, воткнутой в свитер крупной грубоватой вязки. Причмокнув губами, Горгона взялся за украшение пальцами, вытянул его, проверил, насколько остро заточен конец булавки, и все с тем же насмешливым выражением на лице воткнул ее себе прямо в кожу.

При виде этого Глория дернулась, словно ощутила боль вместо него. Это вызвало у Горгоны новый приступ веселья.

- Хорошая бабочка! - прогромыхал он и вдруг согнал с лица улыбку. Сразу же его выражение стало хищным, глаза запылали, голос изменился. - Ты - естественная!

- Нет! - Глория отшатнулась.

- Хочешь присоединиться к нам?

- Нет!!!

Горгона вновь усмехнулся. Кризис миновал.

- Все равно присоединишься рано или поздно!

Порывистым движением он вновь схватил испуганную девушку, но на этот раз Глория уже была готова защищаться. Она рванулась в сторону и опрометью выскочила обратно в коридор.

- Ты вернешься! - догнал ее голос Горгоны. - Ты ведь захочешь жить вечно!

Глория только прибавила скорости.

Жить вечно ТАК она не согласилась бы ни за что...

40

К Баффамету он должен был пойти в одиночку - так решил Элшбери.

Зачем? Эрон не знал. Преступив закон, он автоматически превратился в изгнанника, и неважно было, останется он на месте или уйдет. Изгнание это отношение к человеку со стороны окружающих, а не его местопребывание.

И все же Элшбери послал его к подземному богу.

И Эрон пошел, трепеща от непонятного ожидания.

А вдруг Баффамет позволит ему остаться?

И даже не это волновало Эрона по-настоящему. Изгнан - значит, изгнан, чего уж... Само слово "бог" внушало ему, что ожидать следует чего-то необычного.

Эрону как-то всегда некогда было задумываться о религии и своем отношении к ней. Ни особо верующим, ни безбожником назвать его было нельзя; позже все трансцендентное в его представлении сосредоточилось на Мидиане. Теперь ему впервые предлагали встречу с богом живым.

Был ли Баффамет обычным мутантом, наделенным чуть большей силой, чем остальные? Был ли он впрямь существом истинно сверхъестественным? Эрон и не старался ответить на этот вопрос.

Его послали к богу - и к богу он шел.

Все ярче становился льющийся снизу свет. Все мельче делались шаги Эрона, по мере того как посреди пара и дымного тумана вырисовывалась вроде бы огромная, и в то же время не намного превышающая размеры обычного человека фигура.

Баффамет дарил Свет.

Баффамет дарил городу энергию.

Баффамет навеки привязал ночной народ к им же созданному подземелью вечному укрытию и вечной тюрьме.

Черные и грубые отростки его венца таяли в тумане, зато тело с неровными вставками драгоценных камней светилось и переливалось. И отдельно двумя звездами пылали его глаза.

Свет вспыхнул ярче - Баффамет давал понять, что заметил Эрона.

Эрон замер. В такой тишине можно было услышать стук сердца, но теперь сердце Эрона молчало. Лишь котел, в котором булькала собирающая энергию Баффамета вода, позволял себе издавать какие-то звуки.

Все остальное молчало.

Стояли, глядя друг на друга, бывшие: все еще человек и, может быть, бог.

Молчание - особый тип разговора, и если уж к нему прибегают, то лишь тогда, когда смысл сказанного не может и не должен быть понятым остальными.

Пути должны быть неисповедимы...

41

Больше всего Джойс не любил психов. Не душевнобольных вообще - тех чокнутых, что считают своим долгом дергать полицию из-за того, что им почудился зомби, монстр, инопланетянин, супермен или некто (нечто) другое в таком роде.

Но звонивший ему Дейкер не был психом, а даже наоборот - психиатром. Мало того, он успел зарекомендовать себя в качестве неплохого эксперта. Все это заставляло прислушиваться к его словам, а не отмахиваться от них с ходу, как от десятков звонков разных кретинов, уверенных, что они видели ожившее и сбежавшее тело Буна. По счастью, большую часть этого бреда выслушивал дежурный - до инспектора дорывались только самые осведомленные о полицейском житье-бытье психи.

...В Шир-Нек Джойс выехал без энтузиазма. Разве что возможность на некоторое время вырваться из города и подышать свежим деревенским воздухом несколько утешала его.

Дейкера Джойс нашел в здании полицейского участка; доктор успел уже известись от скуки в ожидании его приезда.

- А, Дейкер! - поприветствовал его инспектор еще с порога. - Ну что?

Дейкер выглядел усталым и невыспавшимся; Джойс отметил, что доктор за это короткое время успел осунуться.

- Я нашел Буна.

- Кто-то украл его труп и притащил сюда?

Дейкер встал, подошел поближе к инспектору и отрицательно покачал головой.

- Нет, трупа нет, - только сейчас он подумал о том, как глупо может звучать со стороны подобное заявление. - Он не мертв.

"Так, - отметил Джойс. - Вот уже и доктор спятил... Хотя... Ладно, посмотрим".

Честно говоря, ему было гораздо приятнее поверить, что мертвец сбежал из морга сам, чем признаться, что кто-то мог проникнуть в полицейское управление извне, не потревожив никого из охранников, и нахально вынести тело у них из-под носа. И все же признаться в подобном желании Джойс не мог даже себе.

- Его убили, - твердо выговорил полицейский, - в нем была куча пуль. Я видел.

И он обвел взглядом кабинет, прикидывая, куда бы присесть.

- Я тоже видел, - согласно кивнул Дейкер. - Но он жив. И он снова убил.

На некоторое время в комнате зависла тишина. Оба человека разглядывали друг друга, стараясь каждый для себя определить, насколько заслуживает доверия его собеседник.

Наконец профессиональный интерес, подогретый последним утверждением доктора, победил.

- Где произошло убийство? В Шир-Неке? - быстро спросил Джойс.

- Нет, в Мидиане, - возразил доктор и, по-видимому, собрался добавить что-то еще, но ему помешала резко распахнувшаяся дверь.

В нее ворвался человек с небольшими рыжеватыми усиками и в очках, едва-едва облагораживающих грубоватое энергичное лицо с мелкими чертами и тяжелым подбородком. По уверенному виду незнакомца несложно было заключить, что перед Дейкером и Джойсом предстал сам здешний хозяин.

- Господа, я - капитан Эйкерман, - представился он, бодрым шагом пересекая комнату, чтобы тут же плюхнуться в свое начальственное обитое кожей кресло.

- Инспектор Джойс.

- Доктор Дейкер.

Пока они представлялись, Эйкерман закинул ногу за ногу и недовольно поморщился: даже такая короткая презентация незваных гостей казалась ему совершенно излишней и затянувшейся формальностью.

- Господа, - заговорил он, прежде чем Дейкер успел закрыть рот, - вы должны знать, что убийство произошло в Шир-Неке, а это в моей юрисдикции.

Он обращался в первую очередь к Джойсу - Эйкерману и в голову бы не пришло видеть конкурента в психиатре. А вот инспектор - это другое дело...

У Эйкермана были свои представления о порядке, и он верил в них, как веруют порой во все святое, и был готов разделаться с любым, посягнувшим на его святыню.

Порядок - это все, и ради порядка можно и нужно приносить любые жертвы, считал он.

Многие из-за этого принимали Эйкермана за простого карьериста и ошибались. Лишь служение своим принципам имело для него жизненную ценность, и лишь этому делу он был готов в случае надобности отдать жизнь. Кроме того, Эйкерман немало поработал, составляя команду из таких же помешанных на порядке "единоверцев", во имя цели одинаково готовых пойти и на подвиг, и на преступление. Но если отбросить громкие слова, большинство работающих в Шир-Неке полицейских были славными ребятами, позволявшими себе лишнее только в отношении преступников, а потому карьера капитана развивалась автоматически.

Кое-что о характере Эйкермана Джойс слышал, и все же он мог оценить размер той силы, с которой ему пришлось столкнуться, иначе вряд ли он стал бы возражать, рискуя нажить себе серьезного врага. Уж что касается истинных недостатков Эйкермана, то к ним куда справедливее было бы отнести его душевную неповоротливость, если не дубоватость, чем приписываемые ему честолюбие и карьеризм.