Ночное ограбление

8.03.29 (сегодня ночью)

В запаснике Музея Естественной Истории пахло пылью и крысами. Зачем это место было отмечено, как обязательное для обхода — решительно непонятно. Ночному сторожу с красивым библейским именем Джошуа казалась нелепой мысль, что потенциальный вор заберется через крохотное вентиляционное окошко под потолком, и будет таиться среди грязных ящиков и ворохов упаковочной бумаги.

С тем, чтобы похитить коллекцию каменных топоров или кости ископаемого диплодока, ну конечно.

Однако начальник смены требовал беспрекословного выполнения своих обязанностей. Для этого он вешал в запаснике расчерченный на клеточки лист, где требовалось отмечать свое посещение крестиком. Четыре раза в смену.

Полагавшего себя очень хитрым турка Фаиса, расставившего крестики на неделю вперед, начальник выгнал без выходного пособия.

В силу вышеозначенных причин, каждые два часа Джошуа был обречен тащиться в запасник, заглядывая по дороге в зал Европейского Средневековья, зал Истории Народов Мексики и Центральной Америки и Греческий зал.

Он отпирал дверь запасника своим ключом, без особого энтузиазма шарил по углам лучом фонаря, ставил крестик на обходном листе. И плелся обратно в каптерку, дремать на топчане.

Все это он уже проделывал сегодня трижды с момента закрытия Музея в шесть часов. Финальный полуночный обход он начал чуть раньше. Отчего-то не спалось, душил влажный воздух, топчан казался жестче обычного. Тянуло под сердцем.

Если бы Джошуа верил во что-то кроме Президента и победы Чикагских Соколов на Суперкубке, он бы внял голосу своего ангела-хранителя. Пропустил бы один крестик в обходном листе, отговорившись на следующий день забывчивостью. Дождался бы конца смены и пошел домой.

Он бы остался жив.

Сначала Джошуа не понял, что в запаснике стало не так. За что зацепился луч его фонаря?

Он еще раз посветил по сторонам. Ага, вот оно. Большой прямоугольный ящик, поставленный «на попа», лишился передней крышки. Такое впечатление, что ее выбили изнутри, вырывая длинные гвозди, как зубочистки. Разломанная пополам крышка лежала у самой стены. Удивительно, как он не услышал грохота.

Джошуа нервно положил руку на пояс. Вспомнил, что оставил кобуру в каптерке. Она мешала спать, и он отстегивал ее и дубинку, ложась на топчан. Вот дерьмо!

Взяв увесистый фонарь наперевес, он сделал пару осторожных шажков в сторону ящика. Только глянет, что там такое и тут же наружу, заперев за собой дверь. Пусть начальник вылезает из теплой постели и разбирается, что к чему.

Подрагивающий луч скользнул по записке, приклеенной на боку ящика.

«Экспонат для Зала Палеонтологии. Согласно сопроводительным документам: сферозавр обыкновенный, чучело. 3 млн. лет до н. э (?). Получен 7.03.29 из Берлинского Музея».

Заглянув в ящик, Джошуа увидел чучело сферозавра обыкновенного.

«Боже мой!»

Оставалось только радоваться, что ему не пришлось жить три миллиона лет назад, когда подобные твари властвовали над Землей.

Никаких сомнений относительно вкусовых предпочтений сферозавра не возникало. Такой комплект торчащих зубов не предназначен, чтобы задумчиво жевать мягкие побеги бамбука или листья молодой пальмы. Им в самый раз отрывать сочные куски от вопящего и улепетывающего мяса.

Если с пищевым аппаратом сферозавра все было понятно, то остальная его анатомия вызвала бы недоумение и у бывалого палеонтолога. Идеально круглое тело было лишено явных признаков конечностей. Морщинистая коричневая кожа мало напоминала чешую ящера, скорее высохшую поверхность тела крупного моллюска. Способ передвижения твари, состоявшей практически из одной гигантской пасти, оставался загадкой.

Правда, Джошуа не собирался ломать над ней голову. Один вид этого кошмара таксидермиста, взгляд мертвых желтых глаз с вертикальными зрачками сжал желудок охранника до размеров грецкого ореха. Тут еще непонятно почему отлетевшая крышка, бр-р-р-р.

Джошуа отступил назад, все еще не решаясь повернуться к чучелу спиной. Ему кажется или стеклянные плошки сферозавра следят за ним?

— Да он же сдох три миллиона лет назад, — громко сказал Джошуа, чтобы себя приободрить. — У него небось опилки внутри и стеклянные шарики.

Он включил фонарь на максимум и направил луч прямо в правый глаз сферозавра. Что за муть лезет в голову, а?

Зрачок монстра сжался в узенькую черную полоску. По бугорчатому телу пробежала яростная дрожь.

Рот Джошуа превратился в букву «О».

Где-то далеко-далеко часы пробили полночь.

Монстр медленно разинул пасть. Из черной щели между зубами вывалился слизистый комок щупальцев. Они тут же зазмеились в стороны от монстра, выгибаясь пупырчатыми арками.

Одно щупальце прикоснулось к ботинку Джошуа. Охранник отпрыгнул назад, споткнулся о ящик, упал навзничь.

Из лежачего положения он наблюдал, как вслед за щупальцами из пасти монстра появляется что-то еще.

Это что-то не имело прямого отношения к чудовищу. Выкатившийся наружу черный с белым шар развернулся, оказавшись худенькой девочкой в облегающем черном трико с белыми звездами.

Девочка потянулась, с хрустом расправляя маленькие плечи. Подняла руки над головой. Монстр громко заурчал, его щупальца кольцами обхватили ее бедра. Он поднял стройное тело девочки в воздух, поставил на свою сплюснутую макушку.

— Молодец малыш, — сказала девочка, поглаживая щупальца.

Она присела на коротчки и почесала складку над мясистым треугольным носом чудовища.

Испуганный до немоты Джошуа не поверил своим глазам. Монстр зажмурился от удовольствия!

Охранник начал потихоньку отползать назад на локтях.

Глаза монстра распахнулись. Чудовище издало булькающий звук и непостижимым образом сдвинулось на целых два метра вперед. Похоже оно перебирало кожистыми буграми в нижней части тела, помогая себе щупальцами.

Из раскрытого рта потекла слюна. Самое длинное и толстое щупальце, расходящееся в конце на венчик щупальцев поменьше — язык монстра, метнулось вперед. Оно прилипло к штанине охранника и с невероятной силой потянуло его к монстру.

Вот тут Джошуа, наконец, закричал.

— Фу, малыш, фу!

Девочка сердито топнула ногой. Монстр издал сконфуженный звук, бросил Джошуа, чья штанина треснула по всей длине, втянул язык.

Девочка обратила на охранника взгляд больших черных глаз.

— Что вы разлеглись? — спросила она. — Бегите.

Он был уже почти у самой двери. Выдох невероятного облегчения готов был вырваться у Джошуа из груди.

Выдох превратился в сипение. Воздух покидал продырявленные легкие вместе с пузярящейся кровью.

Стукнувшись лбом о филенку, охранник упал.

— О моя Коломбина, — услышал он над собой нечеловеческий голос. — Герр Шадов был бы расстроен, узнав, что ты дала охраннику убежать и поднять тревогу.

Чья-то рука выдернула нож из-под лопатки Джошуа, перевернула его на спину. В сгущавшейся темноте над ним плавала кошмарная оскаленная морда в шутовском колпаке.

— Ты слишком добра к людям, моя милая девочка, — прошепелявил клоун-убийца. — Неужели ты до сих пор думаешь, что ты одна из них?

Отблеск на опускающемся лезвии ножа вошел в зрачки Джошуа. Стал ярче солнца. И, вспыхнув нестерпимо ярко, превратился в вечную темноту.

Рай Джейн Картер это место, где нет ни одного телефона. Где не надо просыпаться среди ночи с нервами, как сорванные струны, под дребезжание адской машины.

Светящиеся стрелки в изголовье показывают без десяти час. В трубке голос Трумена.

— Джейн, ты в порядке?

— Трумееееен, — Джейн зевает. — Я не в порядке. У меня был ужасный день, а теперь ты будишь меня среди ночи идиотским вопросом.

— Джейн, Люпионе сбежал из тюрьмы.

— Кто сбежал? Трумен ты пьян?

— Джейн, проснись! Чак Бритва, тот мафиози, чью рожу ты поместила на первую полосу. Твой самый преданный поклонник. Сегодня ночью он совершил побег.

До Джейн доходит. Желудок сжимает ледяным обручем.

— Оставайся дома, — зачастил Трумен. — Я уже звонил в полицию, они едут к тебе. Никому не открывай дверь. Люпионе ищут по всему городу, его наверняка поймают. Но, Бога ради, Джейн, будь осторожна!

Она положила трубку. Тишина за окном теперь казалась угрожающей. Почему она решила жить в доме на окраине, а не в обычном здании на несколько сотен квартир? «Никаких соседей за стеной», ах, в какой восторг эта мысль приводила ее тогда и в какой ужас сейчас.

Неделя выдалась слишком трудной.

Звонок в дверь был настойчивым и требовательным. Трудно поверить, что так будет звонить ночной убийца.

Но все же Джейн на всякий случай вооружилась молотком для мяса.

— Кто там? — спросила она, прижимаясь к двери сбоку.

Вдруг сразу начнут стрелять?

— Мисс Картер, Джейн, это Рудольф. Рудольф Вольфбейн, мы встречались сегодня утром.

Вот так так.

Рудольф выглядел крайне романтично в пилотской куртке с меховым воротником. И запах от него шел настоящий, мужской, военный — машинного масла и керосина.

В руках у него был объемистый саквояж с инициалами RW возле ручки.

— Я заехал вас проведать, — сказал он, переминаясь в коридоре. — Одно ваше слово и я тут же уйду.

«Ну уж нет», — подумала Джейн не головой даже, а самым низом живота. Именно там ей захотелось ощутить небритый подбородок Рудольфа.

Сейчас, немедленно.

— Только я вас предупреждаю, — сказал Рудольф. — Если вы меня прогоните, мне придется всю ночь простоять у вас под домом.

«На всю ночь у меня найдется для тебя занятие».

— Ну что вы, Рудольф. Конечно заходите, — сказала Джейн, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.

Обидно, что он смотрит не на ее колени под коротким халатиком, а ей за спину. Лицо Рудольфа принимает озабоченное выражение, он громко втягивает воздух носом.

— Вы не возражаете, если я сначала осмотрю дом?

Нет, Джейн не возражала. Как насчет начать осмотр прямо с хозяйки дома в ее спальне?

Шаг за шагом они обошли дом. Закончили осмотр в гостиной, где Рудольф в своем «собрался-парень-на-войну»-look смотрелся очень потешно. Среди китайских ваз, семейства фарфоровых слонов и бумажной японской ширмы.

— Вы знаете, что-то я замерзла, — сказала Джейн, намереваясь предложить своему защитнику кофе с коньяком.

Может это уберет у него с физиономии напряжение и подвигнет к дальнейшим действиям?

— А вы всегда оставляете балконную дверь на ночь открытой? — спросил Рудольф.

— Нет, я никогда, — начала Джейн, поворачивая голову вслед за его рукой.

Понимая, откуда идет сквозняк.

И мокрые пятна на полу с комочками рассыпавшейся земли.

Их оставил тот, кто совсем недавно влез сюда с улицы.

Ширма с треском разлетелась на куски. Огромное черное тело в ошметках синей ткани метнулось через всю комнату к Джейн.

С ревом незванный гость отбросил в сторону диван, как будто он был сделан из картона.

Саквояж в руке Рудольфа распался на две половинки. Вольфбейн подхватил выпавший из него дробовик, опустился на колено, прижимая к плечу металлическую оковку приклада.

Нападающий сменил направление, бросившись на Рудольфа. Джейн разглядела мускулистое тело, поросшее густой черной шерстью. Почти человеческое тело. И волчью голову на широченных плечах.

Не успевая выстрелить, Рудольф повернул дробовик прикладом вперед. Вбил его между оскаленных волчьих зубов, не давая им сомкнуться. Уперся ботинками в грудь навалившегося вервольфа, отбросил его назад.

Но ружье оборотень утащил с собой. Рыча он отбросил его в сторону, посмотрел на Рудольфа налитыми кровью глазами. Сгорбился, наклоняя голову.

Серповидные стальные когти, растущие из его левой руки, прочертили пять длинных полос на паркете.

— Старый знакомый, — сказал Вольфбейн. Он расстегнул куртку, вынул огромный охотничий нож. — Seit lange nicht mehr gesehen![3]

От рева оборотня задрожали стекла и лопнула ваза. Человек и вервольф столкнулись посреди комнаты.

Рудольф вставил нож между стальными когтями, принялся выворачивать руку оборотня. Растопыренными пальцами свободной руки он стукнул вервольфа по глазам, вцепился ему в глотку. На долю секунды между ними воцарилось равновесие.

Рудольф несколько раз ударил соперника головой по выступающему звериному носу. Разбивая его в лепешку. Вервольф обмяк.

В дверь позвонили. Трижды, подолгу прижимая кнопку звонка.

— Это полиция, — крикнула Джейн и бросилась в коридор. — Я открою!

Рудольф напрасно кричал ей вслед.

Сквозь дверной глазок Джейн разглядела фигуру в полицейском дождевике. Распахнула дверь.

— Входите скорее!

— Спасибо за приглашение, — ответил ей хриплый женский голос. — Без него, увы, мне не обойтись.

Черное вечернее платье под дождевиком. Белые вьющиеся волосы. Холодное лезвие ножа, прижатое к шее Джейн под подбородком.

— Твой охотник и мой волк слишком заняты друг другом, — сильные пальцы забрались в волосы Джейн, сжали их так, что она вскрикнула. — Нам придется побыть вдвоем.

Блондинка прижала Джейн к открытой двери своим телом. Нагнулась и провела языком по левой стороне ее шеи, вдоль пульсирующей ниточки вены.

— Я отведу тебя в музей, — услышала Джейн.

Молоток для мяса лежал все там же, где она его оставила. На тумбочке возле двери. Не глядя, Джейн нащупала его рукой.

И со всей силы ударила блондинку в висок.

Она не помнила, как оказалась на полу. Ныла грудь.

Череп блондинки издал чавкающий звук, когда она вынула из него застрявший молоток. Джейн попала тем концом, на котором был небольшой топорик.

Девственно чистый инструмент упал на пол рядом с Джейн.

— Глупая сука, — сказала блондинка беззлобно. — Тебе бы больше помогло столовое серебро.

Что-то отвлекло ее внимание. Она оторвала взгляд от Джейн, подняла расширившиеся глаза.

Ее тело превратилось в вихрь черных пылинок. Потерявший опору полицейский дождевик осел на пол.

Сверкающий гарпун прошел сквозь вихрь и открытую дверь, канув в ночи.

Вихрь сместился на полшага в сторону, вновь обрел материальность женской фигуры.

— Ну, и что у тебя осталось, охотник? — спросила она. — Дробь? Жми на курок, посмотрим, кто быстрее. Не попади в малышку.

Джейн быстро отползала назад, к вешалке. Идея, пришедшая ей в голову была неожиданной и яркой. Как вспышка.

В руках блондинки появились ножи. Небрежно замахнувшись она отправила их в полет.

Джейн вскрикнула. Рудольф закрыл лицо рукавом.

Ножи с лязгом отскочили от его куртки, словно она была не из кожи, а из металла.

— Неплохо, — процедила блондинка. — Шкура вервольфа. А если так?

Она выбросила обе руки вперед. Ее платье, превратилось в черный туман, струяющийся вокруг бледного тела. Туман обвил ее руки спиралями, выстрелил через весь коридор, окружая Рудольфа. Мгновенно загустев, он двумя черными щупальцами оторвал его от пола, ударил о стену. Перевернул в воздухе вниз головой, поднял к самому потолку.

Рудольф отвлек на себя достаточно внимания упырихи. Джейн добралась до своего фоторужья.

— Эй, тварь! — крикнула она. — Улыбайся!

Вспышка!

Лицо блондинки превращается в бело-черный негатив.

Обвивающий Рудольфа туман тает. Охотник с кряканием падает вниз, успев подставить руки.

Блондинка вопит. Ее белая кожа краснеет, как от сильного ожога паром.

Джейн передергивает затвор, перематывая пленку и досылая новый магниевый патрон во вспышку.

— Улыбочка!

Кожа лохмотьями лезет с лица и плечей упырихи. На тыльных сторонах ладоней, которыми она закрыла глаза, вспухают волдыри. Она пятится назад, вываливается за дверь.

Рудольф поднимает с пола ружье. Ждет вспышки, которая высветит мишень в полумраке. Он сделает этот выстрел наверняка. Потом вернется и добьет оглушенного вервольфа.

— И еще раз! — кричит Джейн.

Фоторужье издает сухой щелчок. Заряды вспышки кончились. Рудольф медлит секунду с наводкой.

Ночная гостья превращается в черную воронку смерча. Ввинчивается в газон, выбрасывая фонтан земли. След, который мог бы оставить огромный крот, ползущий у самой поверхности, стремительно удаляется от дома в ночь.

А когда Рудольф, вновь зарядив гарпун, вернулся в гостиную — вервольфа тоже не было. Промозглым мартовским холодом тянуло от выбитого окна.

Охотник повернулся к Джейн, развел руками.

— Ну, вот, кажется, мы, наконец, одни.

Ровно в час тридцать Готфрид Шадов вошел в Музей Естественной Истории через остатки парадного входа. Его шофер шествовал рядом, отряхивая с обшлагов штукатурку и каменную крошку. В некоторых аспектах молчаливый гигант, чье происхождение было загадкой даже для Маэстро, был настоящим стихийным бедствием.

— Тебе не следовало ломать стену, — назидательно сказал Шадов. — Достаточно было выбить дверь.

Громадный глаз, устроившийся на плече гиганта, смотрел на Маэстро без понятного выражения. Шадов махнул рукой.

В час тридцать семь они, пользуясь великолепным иллюстрированным путеводителем, добрались до зала Истории Народов Мексики и Центральной Америки.

Здесь их ожидали Коломбина со своим монстром и Арлекин, прицепившийся к люстре.

И громадная, во всю дальнюю стену, статуя индейского бога, не опознанного археологами. Было лишь достоверно установлено, что ему приносили человеческие жертвы.

Шадова не интересовали имена, которые давали этой статуе люди. В его руках было истинное знание.

Перед ним был один из шести последних Привратников. Дверь к запредельному могуществу.

Ключ должен был прибыть с минуты на минуту.

В час сорок пять Шадов извлек из кармана жилетки платиновый хронометр с циферблатом из цельной пластинки агата. На черном фоне стрелки в виде человеческих рук отмеряли время, ход планет и астральных светил на специальных шкалах.

— Где же они? — процедил Великий Магистр.

В час пятьдесят две он попытался нащупать Ангелину внутренним зрением. Но не увидел ничего, кроме непроницаемой темноты. Такая картина обычно представала Шадову, когда утомленная фрау-вампир набиралась сил в своем гробу, полном баварской земли.

Ровно в два часа он услышал вой сирен — к музею съезжались полицейские машины.

В два часа четыре минуты к ним явился гость.

Но совсем не тот, которого ожидал Маэстро Шадов.

— Не дергайся, — сказала Джейн. — Я должна промыть царапину.

Рудольф сидел на стуле посреди кухни. Ружье, которое, оказывается, имело собственное имя — Волчий Убийца — лежало рядом на столе.

Джейн, используя коньяк в качестве антиспетика для Рудольфа и успокоительного для себя, занималась лицом охотника.

— Вот так. Теперь над бровью.

Глаза Рудольфа были рядом. Слишком близко, чтобы лгать.

— Зачем вам понадобилось использовать меня? — спросила она, осторожно проводя ваткой, смоченной в коньяке, вдоль глубокой царапины.

— Использовать? Тебя? — он сжал челюсти.

Сильные мужчины легко переносят большую боль и приходят в ярость от маленькой. Рудольфу стоило больших усилий не дергать головой.

— Да. Как приманку. Ведь это Дедстоун сделал так, что Фуллер послал меня к этому маньяку, Шадову?

— Это так, — не стал отпираться Рудольф. — Нам было нужно, чтобы Шадов сделал следующий ход. Выдал себя. Все как в охоте на кобру — кто первый дернулся, проиграл.

— И вы вовлекли меня. Мило, — теперь Джейн вытирала грязь и кровь с его щек. — Это ставит вас на одну доску с вашими врагами, разве нет?

— Возможно. Пусть мы на одной доске. Ведь это война. Здесь не выбирают оружие.

— Значит, выбора нет вообще?

— Почему же? — он заглянул ей в глаза, и у Джейн запульсировало в животе. — Есть линия, которая разделяет их и нас. Линия между тем, что мы есть и чем мы можем стать. Если поддадимся соблазну бросить все и служить только своим прихотям. Мы выбираем каждую секунду, по какую сторону этой линии находиться. Ты видела, на что похож выбор Люпионе. Но кто скажет, что наш выбор лучше?

— А где проходит эта линия? — пальцы Джейн скользили по лицу Рудольфа, как будто пытаясь запомнить его вслепую.

— Вот здесь, — Рудольф положил ей руку на грудь. — В твоем сердце.

Второй рукой он поднялся вверх, по ее бедру. Его большой палец лег в ложбинку между ягодиц, указательный и средний легко проникли в нее.

Долгую минуту он любил ее одними руками, не отпуская взглядом глаза Джейн. Задыхаясь, она сбросила халат, стянула через голову ночную рубашку.

Он дал ей сесть на себя сверху. Выгнулся на стуле, проникая в нее. Так глубоко и сильно, что можно было поверить — теперь и навсегда.

Если бы двигаясь в ритме их общего сердцебиения, она не видела его глаза. Не видела серую печаль по тому, что уходит, не начавшись.

Слишком близко, чтобы лгать. Даже самой себе.

В конце, обнимая его за шею, она беззвучно заплакала.

— Сколь неожиданная встреча, — развел руками Шадов.

Паровое кресло профессора Дедстоуна вкатилось в зал, сверкая металлическими поверхностями и лезвиями на осях колес. Рессоры с шорохом терлись о мраморный пол, мотор коляски гудел.

— Но не столь уж приятная, не так ли? — подхватил Дедстоун.

Правая рука профессора лежала на рукояти управления коляской. Левая поглаживала многочисленные курки блока стволов, укрепленного над подлокотником.

Шадов прищурился. После каждой их встречи боевая коляска Дедстоуна обзаводилась парой полезных новшеств. Прошлый раз это был огнемет. Сейчас он видел спонсон над правым колесом, ощерившийся жерлом короткого толстого ствола. Гонка вооружений продолжалась. Что же, у него тоже есть, чем удивить старого недруга.

— Я вижу, ваш прелестный гомункул вырос, — Дедстоун поднял голову на Арлекина. — Вы его хорошо кормили.

— Если бы сожрал твою печень, калека, у меня было бы несварение, — крикнул Арлекин, качаясь на люстре.

Дедстоун не обратил на его выходку никакого внимания.

— Вы ждете напрасно, Готфрид, — сказал он. — Ваши посланники потерпели неудачу. Зря вы думали, что Дитриха можно заменить каким-то ликантропом.

— Я смотрю, вы в курсе всех новостей, — движением брови Шадов послал Коломбину и монстра в обход профессора.

Если он не усилил с прошлого раза броню на котле… шанс есть.

— То, что Дитрих не будет мириться с вашим обращением, было ясно с самого начала. Сочувствую вам, Готфрид. Он был истинной звездой вашего бродячего цирка.

— О, — сказал Шадов, чувствуя прилив ярости, способной не оставить от Нью-Йорка камня на камне. — Вы же знаете, как я ненавижу, когда Балаган называют так.

— Знаю. Признаться, я надеялся, что вы выйдете из себя.

— Коломбина — ап! — крикнул Шадов.

Спрыгнув с монстра, Коломбина сделала тройное сальто. Она с разбегу запрыгнула на коляску Дедстоуна. Прицелилась стройной ножкой в соединительную трубку, по которой текла охлаждающая смесь.

Тренируясь, воспитанница Шадова пробивала ударом стопы двухдюймовую доску.

Дедстоун дернул за рычаг. С оглушительным свистом котел выбросил вверх струю раскаленного пара.

Жалобно вскрикнув, Коломбина упала с коляски. Дедстоун развернулся на месте, забуксовав левое колесо. Поехал прямо на девочку, целясь срезать ее лезвиями.

Сферозавр выстрелил щупальцем-языком. Обвхатив Коломбину за талию он выдернул ее из-под серпов. Подтащил к себе и спрятал в пасти. Девочка свернулась, укрывая голову между ногами. Пасть захлопнулась.

Коломбина была в безопасности. Но монстр утратил способность пользоваться щупальцами.

Закричав от ярости, Шадов телепортировался к нему. Магическая трость превратилась в хлыст, которым он огрел непослушную тварь.

— Выплюнь ее! — кричал Великий Укротитель. — Плюнь! Фас! А-а! Арлекин, сальто-мортале!

Выращенный им из собственных кошмаров гомункул был послушен и понятлив. Метким броском ножа он перерезал один из канатов люстры, раскачался на ней. Сейчас он подхватит монстра и обрушит его массу на Дедстоуна.

Черная живая молния перечеркнула полет Арлекина. Перевернувшись в воздухе, гомункул ударился о стену, прилип к ней, как муха, расставив лапы с напряженными пальцами. Повернул голову вокруг оси, скрипнув позвонками. Его морда выражала искреннее недоумение.

Чернокожая охотница в бикини из леопардовой шкуры погрозила Арлекину ассегаем.

Арлекин выругался и оттолкнулся от стены, переворачиваясь в воздухе. Ножи, брошенные всеми четырьмя лапами, полетели в Шаки.

Глаза щита-маски выстрелили лучами желтого света. Они поглотили ножи, втянулись обратно в щит. По удерживающей щит руке Шаки пополза зыбкая волна мерцания. Она перепрыгнула на ассегай.

Одержимое духом убитого оунгана копье полетело в Шадова, издавая низкий вой. Воздух вокруг него разбегался волной, опрокинувшей Арлекина навзничь.

Отразить удар стоило Шадову доброй трети накопленных сил. Ассегай прыгнул обратно в руку охотницы.

— Сдавайтесь, Готфрид, — предложил Дедстоун, надвигаясь на Маэстро. — Не превращайте все в балаган.

Подходящий момент настал. Шадов шагнул вперед и провалился в собственную тень.

Чтобы тут же объявиться за спинкой кресла Дедстоуна. Теперь последний штрих магической комбинации — Шадов указал тростью на исполинскую фигуру своего шофера.

Они обменялись местами. Гигант, оказавшись позади Дедстоуна, вцепился руками в колеса кресла. Оторвал их от пола. Даже для него боевой агрегат профессора был очень тяжел.

Но ничего, сейчас он с ним справится.

— Да, проблема с задней полусферой меня немало заботила, Готфрид, — крикнул Дедстоун. — Оцените мое решение!

Правый спонсон развернулся в вертикальной оси. Его толстый ствол теперь указывал назад, прямо в бок гиганта.

Бах!

Завыв от боли, шофер осел на пол. Ладонями он зажимал дымящуюся дыру в боку. Человеку бы таким попаданием оторвало верхнюю половину тела.

— Готфрид, даю вам последний шанс.

Что же — надо уметь красиво уходить. Из складок плаща Маэстро достал виниловую пластинку, исцарапанную каббалистическими символами. Надпись на этикетке была на итальянском.

— Мадам Бадаламенте! — Шадов переломил пластинку пополам и швырнул себе под ноги. — Ваш выход!

Встречайте звезду миланской и парижской оперы. Увы, ей довелось недолго сиять. По обвинению в шпионаже и сглазе она была арестована прямо во время выступления. Осуждена и признана виновной.

Спустя неделю ее обезглавили на гильотине.

Голову мадам Бадаламенте выкрали посланники Шадова. Великий Маэстро был всегда неравнодушен к столь разносторонне одаренным натурам.

В некотором роде он дал мадам Бадаламенте вторую жизнь.

Из разломанной пластинки поднялся столб призрачного света. Он принял форму женщины в старинном пышном платье. Ее голова с высокой прической парила над гладким обрубком шеи.

Коляска Дедстоуна застрекотала пулеметом. Пули колебали тело мадам, как дождевые капли поверхность воды. Без всякого вреда для нее.

Дедстоун надел монокль.

— Бэньши, если не ошибаюсь, — задумчиво сказал он. — Это неожиданность, признаю. Шаки!

Рот мадам Бадаламенте распахнулся во всю невероятную ширину. Шаки подбежала к профессору, стала перед ним, выставив демонический лик щита.

Мадам Бадаламенте запела.

От первого же звука призрачного голоса бэньши на несколько сотен метров вокруг разлетелись все стекла.

Незримая волна выломала глубокую канаву в полу — мрамор раскалывался в мелкую крошку.

Щит Шаки окутал ее и профессора куполом желтого свечения. В его пределах разрушительная ария Бадаламенте не действовала.

Мановением рук Шадов поднял свою тень и превратил ее в темный гудящий портал. Первым туда заполз монстр, укрывающий в своем чреве возлюбленную Коломбину. Следом заковылял Арлекин, опираясь длинными руками о пол.

Шадов стал над скорчившимся шофером. Пнул носком ботинка помутившийся глаз, ползавший возле хозяина.

— Я никогда тебе не доверял, — сказал Маэстро. — Тебе, твоему рогатому дружку и вашей змееголовой бабе. Вы хотели меня использовать, чтобы попасть в Дом. Что же, у вас был шанс.

Он отвернулся от поверженного гиганта, указал тростью на мадам Бадаламенте. Очертания бэньши подернулись рябью, и она волной сияния втянулась в платиновый шар.

Шадов повернулся к профессору Дедстоуну и приложил два пальца к ободу цилиндра. Шагнул в теневой портал.

Портал сжался до размеров футбольного мяча. Сместился в сторону статуи Привратника.

Из темного отверстия в ткани реальности выкатилась вереница бомб с пылающими фитилями.

Портал сократился до точки и исчез.

Спустя мгновение прощальный привет Маэстро Шадова разнес стену зала Истории Народов Мексики и Центральной Америки. Вместе с идолом неизвестного божества.

Сокращая число оставшихся на Земле Привратников до пяти.

После ночной грозы небо стало чистым и ярким. Солнце светило так, что хотелось жить вечно.

Хоть все они и понимали, что цена за это чересчур высока.

— Погода идеальная, — сказал Рудольф. — При попутном ветре к вечеру будем в Дансборо.

Он крутанул винт самолета.

— Дозаправка, ночуем и дальше. Как вам мой план, профессор?

— План превосходен, — кивнул Дедстоун. — Только в него стоит внести некоторые коррективы.

— Да?

— Переводя в вашу любимую метрическую систему, корректива составит в районе, хм, сорока девяти килограмм. Плюс багаж. Они как раз направляются сюда.

Рудольф повернул голову к выходу из ангара. И увидел Джейн.

— С твоей стороны было очень мило уйти утром, не оставив даже записки, — сказала она.

В зубах Джейн дымился мундштук с тонкой сигаретой. В руке она держала объемистый дорожный саквояж. Футляр с фоторужьем и планшетка для записей болтались у нее на плече.

Вид у журналистки был крайне решительный.

Рудольф вздохнул. Забрал у нее саквояж и сигарету. Сигарету затушил.

— Здесь нельзя курить, — сказал он. — Кругом керосин. Как ты узнала, что мы улетаем отсюда?

— Я журналистка. Как только ты заснул, я перерыла все твои карманы. Нашла квитанцию за топливо.

Дедстоун засмеялся. Охотник покачал головой.

— И ты решила лететь с нами?

— Меня нельзя оставлять без присмотра. Вдруг эта ужасная девка со своей зверушкой заявятся снова!?

— Это вряд ли, — вмешался профессор. — Безумный Балаган оставил Нью-Йорк. Маэстро следует туда же, куда и мы.

— И куда это?

— Вечитлан. Запретный Город. Столица «стеклянных людей». Это опасное путешествие, мисс Картер. На вашем месте я бы хорошенько подумал еще раз.

Дедстоун сделал знак Шаки, и она покатила его к опущенной аппарели грузового отделения. Перед уходом гаитянка одобрительно кивнула Джейн.

— Зачем вы летите в этот Запретный Город? — спросила Джейн.

— Из-за Шадова. Ему нужен Привратник. Нам нужна его шкура, прибитая гвоздями. Охота продолжается.

— Теперь это и моя охота.

— Жаль, что тебе не восемь лет, — сказал Рудольф. В его глазах плыло небо. Из серых они становились голубыми. — Я бы мог просто запретить тебе. Сказать, что моя охота не для тебя.

Налетел ветерок. Небо потемнело.

— Моя охота не для тебя, — повторил Рудольф.

Джейн чувствовала, что он обращается не к ней. Он говорил с прошлым. Но все равно она обняла его плечи, положила голову на грудь.

— Мне все равно. Я просто хочу быть с тобой рядом. Я устала быть одна.

Он посмотрел на нее сверху. Суровые черты охотника разгладились. Такое же спокойствие она видела на его лице, когда он спал ночью в ее постели.

— Ты не одна, — сказал он, касаясь ладонью ее волос. — Теперь ты не одна.