Нити зла

Глава 28

Ученые издревле изучали орбиты трех лун. Лунные бури случались нерегулярно, но за много сотен лет удалось установить систему. Астрономы могли достаточно точно предсказать, когда луны сойдутся достаточно близко, чтобы спровоцировать бурю. Мореплаватели полагались на собственные способности просчитывать траекторию лун и их влияние на приливы и отливы. Хотя только избранные знали точно, в какой день разразится лунный шторм, обычно слухи расходились быстро, и даже простые смертные представляли, когда это случится.

Кайку и Тсате это не помогло. Лунная буря застигла их врасплох, на открытом месте.

После того как они едва спаслись от гхорега, произошло много всякого, и речь о возвращении домой уже не шла. Они уже оставили надежду поймать или убить Связника, но решили установить наблюдение за поймой реки и выяснить что-нибудь о непонятном сооружении на берегу Зана. Держались тех мест, где патрули ходили достаточно редко, чтобы без труда избежать встречи с ними. Подобраться к хорошо охраняемой долине стало теперь невозможно.

Боги вознаградили Кайку за решение остаться раньше, чем она могла предположить. Следующей же ночью стали прибывать баржи.

Кайку уже подумывала о том, что всех этих искаженных привезли сюда главным образом по реке. Возможно, так же доставляли с севера пищу, которую хранили в странном сооружении. Кайку и Тсата несколько раз наблюдали процесс кормления. Мясо вывозили на тележках и сбрасывали в огромные кучи те же послушные карлики, что прислуживали ткущим в монастыре на Фо. Она называла их гольнери, что на сарамирском детском наречии значит «маленькие люди». Кайку догадывалась, что увидит их и здесь: ткачи совершенно не способны о себе заботиться, потому что в результате пользования масками у них развивается безумие.

Тем не менее, до сих пор никаких следов движения по реке Кайку и Тсата не замечали. Но когда баржи стали прибывать, их появилось столько, что и не пересчитать.

Они начали причаливать еще днем, поэтому, когда Кайку и Тсата перешли ночью через барьер, то увидели около четырех десятков судов, буквально толпившихся у каждого берега. Две ночи не иссякал поток тележек: гольнери сновали туда-сюда и разгружали тюки и ящики. Ткущие Узор пять лет скупали баржи, которые не приносили им какого-то дохода, и только теперь стало ясно, зачем это делалось: они переплавляли сюда искаженных хищников и собирали свою армию. Интересно, подумала Кайку, чем объясняется власть ткачей над владельцами барж? Здесь, должно быть, замешаны не только деньги.

На третью ночь началась посадка.

Как только солнце село за горизонт, Кайку и Тсата прошли через барьер. Долина оказалась наполовину пуста, и это потрясло их. Однако то, что происходило на реке, и вовсе повергло обоих в шок. По широким сходням искаженных загоняли с берега на баржи и дальше в трюмы. Страшно становилось уже от одного вида этого нескончаемого потока мускулистой, зубастой плоти. Барж было так много, что им всем не хватало места у берега, и к северу тянулась очередь из судов; загрузившись, они направлялись вверх по течению. Впечатление было такое, что действие барьера не распространяется на реку. С другой стороны, никто и не спускался по Зану так далеко, потому что к югу лежали великие пороги, пройти которые не могло ни одно судно. Кайку и Тсата с изумлением взирали на разворачивающуюся у них на глазах масштабную тыловую операцию.

— Они уплывают. — Бледно-зеленые глаза Тсаты блестели в лунном свете.

— Но куда они направляются? — спросила себя Кайку.

Когда занялся рассвет и отчалили последние баржи, Кайку и Тсата ушли отдыхать за барьер. Но сон в тот день не шел, они не смыкали глаз, строя предположения и не зная, стоит ли рискнуть и через Узор предупредить Кайлин. Для этого они здесь и остались — поднять тревогу, если ткачи двинутся к Провалу. Но баржи шли в другом направлении, к Аксеками. Оттуда они по Джабазе, Керрин или Рану смогут попасть куда угодно.

Тсата заметил, что флотилия может выйти к Разлому и с другой стороны через одну из небольших рек. Провал лежал всего в десяти милях к западу от этой реки. И все же Кайку не хотела рисковать без крайней необходимости, а пока что ни она, ни Тсата не знали точно, куда именно направляются баржи.

В конце концов решили остаться еще на две ночи. Если к тому моменту ничего нового не откроется, то они двинутся на восток, отойдут подальше, и Кайку отправит свое послание. О последствиях можно было только догадываться. Возможно, ткачи вообще ничего не заметят, и запрет, наложенный Кайлин на переговоры на расстоянии, всего лишь ее перестраховка. А может быть, ткачи всполошатся, и Кайку окажется в положении мышки, пытающейся проскочить через комнату, где собрались кошки.

Следующей ночью разразилась лунная буря.

Они слишком долго жили своей маленькой общиной из двух человек, в полной изоляции от внешнего мира, и потому не подозревали о ее приближении. Они переплыли Зан и выбрали для наблюдения утес на западном берегу: там патрули ходили гораздо реже. Рядом подбирались к реке такие же утесы, напоминающие торчащие из земли огромных размеров каменные пальцы. Между ними ютились узенькие сквозные лощины. Кайку и Тсата спрятались в чахлых зарослях зараженного кустарника, окаймлявших обрыв, и залегли, наблюдая за происходящим в подзорную трубу Номору. Та с большой неохотой оставила им свою драгоценность. Не обошлось и без угроз. Кайку и Тсата твердо уяснили, какие кары им грозят, если они не вернут трубу в целости и сохранности.

Луны встали над разными горизонтами: Ария на севере, Иридима на западе, Нерин на юго-востоке. И ничто не предвещало опасности, пока они почти не сошлись в одной точке — прямо над головой.

Сначала Кайку почувствовала напряжение в воздухе, как будто некая невидимая сила попыталась осторожно поднять ее над землей. Она взглянула на Тсату. Золотокожий ткиурати с зелеными татуировками в лунном свете походил на мертвеца. По зарослям, где они укрылись, прошел скрипучий шепот. Чувства обострились. Вокруг царило невидимое движение, словно крысы забегали по дому.

Она подняла голову и вздрогнула — три лунных лика, перечеркнутых косой границей тьмы, тянулись друг к другу. Из ниоткуда набегали облака, клубясь и смешиваясь под действием разнонаправленных притяжений.

— О духи, — пробормотала Кайку, окидывая взглядом раскинувшуюся внизу равнину. — Надо укрыться.

Они едва успели.

Лунная буря налетела с диким воем. Кайку и Тсата юркнули под естественный навес, образовавшийся на склоне известняковой скалы, будто какое-то чудовище вырвало лапой кусок каменной плоти. Вглубь скалы шла узкая пещерка, в которую им не удалось бы протиснуться при всем желании, однако места хватило и без того: Кайку вжалась в стену, обхватив колени руками, Тсата уселся, скрестив ноги.

Дождь обрушился на землю сразу после потустороннего воя, и тихая ночь взорвалась грохотом крупных капель, разбивавшихся вдребезги о неподатливый камень. Под струями воды гнулись искореженные ветки кустов. В крохотное убежище, к счастью, не попадало ни капли.

Тсата вытащил холодное копченое мясо и, как всегда, поделил его между собой и Кайку. Некоторое время сидели молча, глядя на дождь и прислушиваясь к звукам рвущегося на кусочки неба. Угрюмый пейзаж то и дело вспыхивал пурпуром — молнии сопровождали беснование природы.

Кайку было не по себе. Лунные бури всегда ее пугали, даже в детстве, и в ее прошлом самые страшные страницы оказались связаны с этим явлением. Во время лунной бури погибла, отравленная отцом, вся ее семья — он хотел уберечь любимых людей от того, что сотворили бы с ним ткачи. Та буря принесла ей встречу с шин-шинами, демонами тени, которых ткачи послали сначала за ней, а потом за Люцией.

Тсата посмотрел на нее участливо.

— Скоро все закончится, — обнадежил он ее. — Луны всего лишь проходят мимо друг друга, их орбиты не сместились.

Кайку отвела волосы с лица и кивнула. Она испытывала неловкость от его сочувствия. Зачем было рассказывать ему про родных? И вообще — говорить о прошлом? Странно, что она, такая замкнутая, вообще решилась кому-то довериться. Но говорить обо всем этом с Тсатой оказалось легче, чем с кем бы то ни было из сарамирцев.

Кайку потеряла счет времени. Как давно они покинули Провал? Месяц назад? Так долго? Первые дни Эстивальной недели, предательство Азары теперь казались очень далекими. Кайку было не до переживаний. В воздухе чувствовалось дыхание осени. Дни стояли по-летнему жаркие, но ветер дул прохладный, и стали свежее ночи. Принесенную из дома еду давно съели, поэтому они, когда не спали, охотились и собирали за барьером съедобные корешки и стебли. С тех пор, как ушли Номору и Джугай, жизнь изменилась в лучшую сторону, стала как-то чище, проще и естественнее. Жаловаться было не на что — разве что рацион состоял в основном из красного мяса.

По ночам они охотились на патрули искаженных, и Тсата многому научил ее. Она оказалась способной ученицей. Ему больше не нужно было присматривать за ней, пробираясь по иссеченной местности. Он стал полагаться на нее, и скоро она превратилась из ученицы в равного товарища, научилась двигаться бесшумно и прятаться быстро, замечать множество ранее недоступных ее восприятию вещей. И это — за несколько коротких недель! А еще они хорошо узнали друг друга, гораздо лучше, чем во время плавания из Охамбы в Сарамир.

После того как Тсата поставил на карту ее жизнь, использовав в качестве наживки для магкриина, Кайку долго воспринимала его с опаской и недоверием. Но потом, поняв его логику, пришла к выводу, что то был лучший выход из положения. Возможно, конечно, возникшее между ними ощущение близости преходяще, как дружба с попутчиками во время первого путешествия через океан, но сейчас Тсата был ей ближе, чем кто-либо за много лет. Похожие чувства она питала к своему брату. До того, как впервые познала боль настоящей потери.

И все же не обходилось без барьеров, хотя и не совсем обычных. Кайку сама удивлялась тому, что рассказала Тсате о своей семье. Однако он не проронил ни слова о своей. Она прекрасно знала — это потому, что она сама не спросила. Если бы она задала прямой вопрос, он бы ответил, как и любой выходец из Охамбы. Но это-то ее и останавливало. Кайку знала, что если спросит, то, возможно, этим заставит его говорить о вещах неприятных или тяжелых. И он сделает это для нее, такова его природа. Кайку еще не до конца постигла образ мыслей охотника и боялась случайно ранить его чувства, как время от времени делал он.

Что заставило ее рискнуть? Нереальная атмосфера лунной бури? Или любопытство? Или ее уязвляло, что он что-то от нее скрывает, когда она открыла ему самое сокровенное? Кайку наконец решилась.

— Тсата, почему ты здесь? — спросила она. И потом, сделав первый шаг, продолжила уже смелее: — Почему ты приплыл в Сарамир? О боги, Тсата, я все время рядом с тобой, уже несколько недель, а все еще ничего о тебе не знаю. Твой народ привык делиться всем. Почему же ты скрываешь от меня это?

Когда она перевела дыхание, Тсата уже хохотал.

— Вы удивительные люди! Я же мучил тебя все это время! А ты сдерживала свое любопытство. — Он улыбнулся. — Мне было интересно, сколько ты продержишься.

Кайку вспыхнула.

— Прости, — сказал Тсата. — Для тебя так важны все эти условности, что ты не решалась спросить меня о том, о чем я не заговаривал первым. Ты же столько обо мне знаешь, неужели еще не поняла, насколько ткиурати открыты?

— Именно поэтому я ни о чем и не спрашивала! — Кайку чувствовала смущение и облегчение одновременно.

Тсата снова засмеялся.

— А вот об этом я не подумал. Кажется, кое-какой смысл в твоем молчании был. — Он лукаво на нее посмотрел. — Видно, я не так хорошо изучил ваши традиции.

Багряная зазубренная молния расколола небо, и оно взревело. Кайку невольно съежилась.

— Саран такой же, — заметил Тсата. — Никогда не спрашивал о моих целях. Считал, что это мое дело, а не его.

— Ее, — с горечью поправила Кайку. Она уже рассказала Тсате про Азару, утаив только, что едва не легла с ней в постель. Тсату это известие поразило гораздо меньше, чем можно было ожидать, равно как и то, что эта искаженная могла менять внешность и пол. Он рассказал Кайку об охамбских лягушках, которые меняют пол, и о насекомых, регенерирующих себя в коконах.

Азара — единственная в своем роде среди людей, но не во всем мире.

Тсата задумался.

— Ответ на твой вопрос очень прост, — сказал он наконец. — Саран рассказал — или рассказала — о своей миссии, об опасности, которую ткущие Узор представляют для Сарамира. Он рассказал о том, что случится, если они завоюют ваш континент. Они вторгнутся в другие земли.

Кайку кивнула — она так и думала.

— Я пошел за ним в сердце Охамбы, чтобы проверить, насколько основательны его предположения. Я вернулся оттуда убежденным в его правоте. — Тсата рассеянно почесал голое плечо, покрытое зеленым узором татуировки. — Я несу ответственность перед большим пашем, перед своим народом. И я решил отправиться в Сарамир, своими глазами увидеть опасность, выяснить, что вы предпринимаете — и, если удастся, — вернуться с новостями домой. Я должен поведать обо всем своему народу, как это сделал Саран. Вот почему я здесь и вот почему мне придется покинуть Сарамир.

Кайку внезапно погрустнела. Она ожидала чего-то подобного, но собственная реакция удивила ее. Их отшельническая жизнь не бесконечна. И закончится она очень скоро. Возвращение к привычному миру с его сложностями неизбежно.

— Я чего-то такого и ждала. — Голос Кайку звучал не громче дождя над Разломом. — Кажется, я тоже предугадываю твои поступки.

Тсата странно на нее посмотрел.

— Может быть, — задумчиво проговорил он и перевел взгляд на бледный пейзаж, стонущий под плетьми дождя. Некоторое время они молчали, вслушиваясь в завывания ветра. Внезапно Кайку напряглась, подползла к выходу из пещерки и выглянула наружу.

— Ты что-то слышала? — В мгновение ока Тсата оказался рядом с ней.

— Барьера больше нет.

Тсата не сразу ее понял.

— Барьера больше нет! — отрывисто повторила Кайку. — Они его сняли. Я чувствую, что он исчез.

— Нужно вернуться к пойме.

Кайку мрачно кивнула. Барьер исчез. Ткущие Узор больше не прячутся. Страшно представить, что это может означать.

Кайлин ту Моритат не сумела сдержать изумление.

— Кайку, — в ужасе выдохнула она.

В зале на верхнем этаже Красного ордена рядом с ней находились еще две сестры. Черные стены были украшены темно-красными символами и вымпелами. Сестры сидели в центре зала на циновках вокруг стола и негромко разговаривали. Ураган завывал снаружи и бился в ставни, как голодный и разъяренный зверь. Свет фонарей и струйка ароматного дыма, поднимавшегося от жаровни, из-за беснующейся за окнами бури казались зловещими. Одинаково раскрашенные узкие лица будто несли отпечаток общей тайны или заговора.

Сестры взглянули на Кайлин. Им не нужно было видеть ее алые зрачки, чтобы понять — что-то случилось. Они почувствовали, как нечто промчалось мимо них — волна в Узоре, шепот одной из своих.

Кайлин порывисто встала.

— Соберите сестер, — произнесла она. — Все, находящиеся в Провале, пусть явятся сюда через час.

Она покинула зал раньше, чем сестры успели выразить повиновение, спустилась по лестнице и вышла на залитую грязью улицу. Почти полночь. Заэлис еще не спит. В любом случае, она не побоялась бы его разбудить. Дело слишком важное.

Она шла опустевшими улочками Провала — тонкая и высокая тень, плавно движущаяся сквозь дождь. Казалось, она скользит между каплями, потому что сильнейший ливень лишь слегка намочил ее одежду. Злость и страх боролись в ней, и в голове роились мысли, одна мрачнее другой.

Кайку. О боги, как она могла поступить так опрометчиво? Кайлин не знала, восхищаться ею или проклинать ее. С того момента, как вернувшиеся Джугай и Номору принесли новости об армии искаженных, собирающейся на берегах Зана, и о решении Кайку остаться там, Кайлин пребывала в постоянном напряжении. Если ткачи поймают Кайку, они выпотрошат ее сознание и узнают все о Красном ордене. А теперь Кайку воспользовалась Узором, чтобы передать сообщение, перебросила нить через сотню миль. Стоит одному-единственному ткачу уловить сигнал и найти источник или зацепиться за нить и проследить ее путь — и все старания, годы секретности будут перечеркнуты. Достаточно и того, что ткущие знают о существовании искаженной, способной переиграть их на их поле — об этом предупредил своих собратьев бывший главный ткач Виррч. Но одна женщина — это случайность, ошибка природы, как, например, Азара. Если их двое и они общаются, это может навести на мысль о каком-то сотрудничестве. Объединении. Организации. Если ткачи получат хотя бы один намек на существование Красного ордена, они бросят все силы на то, чтобы его уничтожить.

Красный орден — единственная серьезная угроза ткущим Узор, может быть, даже большая, чем даже сама Люция, потому что маски не дают им превосходства над орденом. Сестры тоже могут ткать Узор, однако их способности — врожденные, и потому они в лучшем положении, чем мужчины, которые могут проникать в царство запредельного только с помощью специальных атрибутов.

Но сестер слишком, слишком мало. И Кайлин не собиралась рассекречивать эту силу, пока не будет крайней необходимости.

Возможно, теперь время пришло. Кайлин была в ярости из-за самонадеянности Кайку, однако само послание обеспокоило ее не меньше. Дело приняло очень серьезный оборот. Нужно действовать, и как можно скорее. Но, возможно, не так, как предлагает Заэлис. Для Кайлин превыше всего сохранить Красный орден. Все остальное — мелочи.

Путь от дома Красного ордена до жилища Заэлиса был коротким, но за это время дождь прекратился. Облака медленно плыли по небу, истончались и рассеивались, сияющие луны расходились. Дикой силы буря налетела внезапно и так же внезапно закончилась.

Заэлис и его приемная дочь Люция жили в непримечательном двухэтажном доме на одном из верхних ярусов Провала. Дом этот почти ничем не отличался от рядом стоящих: полированное дерево и штукатурка. С восточной стороны располагался балкончик с видом на долину. У двери стояла небольшая молельня с резными изображениями Охи и Изисии в окружении благовоний, засушенных цветов и гладких белых камешков. Снаружи горел бумажный фонарь, освещая начертанные на двери пиктограммы приветствия и благословения входящим. Рядом висели колокольчик и миниатюрный молоточек. Кайлин позвонила.

Ждать не пришлось — Заэлис открыл дверь и пригласил войти. В скромной комнате на полу лежали циновки, стояли столы. Растения в горшках дремали на подставках. На стенах висело инкрустированное оружие и пейзаж, написанный одним из художников Провала, работы которого почему-то особенно нравились Заэлису. С потолка свисала лампа, над ней лежало пятно света. Люция в ночной рубашке сидела, скрестив ноги, на циновке и пила травяной отвар из керамической кружки. Она взглянула на Кайлин с легким любопытством.

— Не может заснуть, — пояснил Заэлис, мимоходом отметив, что с волос Кайлин не течет ручьями вода, вороновы перья на ее воротнике не обвисли и раскраска на лице не смазалась, как это могло бы быть. — Лунная буря.

У Кайлин не было времени на церемонии.

— Кайку связалась со мной через Узор.

Заэлис побледнел. Люция продолжала невозмутимо смотреть на сестру поверх своей кружки, будто Кайлин не сообщила ничего нового.

— Это плохо?

— Это очень плохо. Ткущие, похоже, управляют искаженными через тех существ, о которых докладывал Джугай. Кайку называет их Связниками. Несколько дней назад их отправили на баржах вверх по Зану. Осталось несколько тысяч, но это только малая часть. Ткачи сняли барьер. Искаженные идут.

— Куда?!

— На восток. Через Разлом. К нам.

— Сколько у нас времени?

— Они идут быстро. Очень быстро. Она полагает, что у нас четыре дня и ночи, прежде чем они будут здесь.

— Четыре дня… — повторил Заэлис. Такого удара он не ожидал. — О боги.

— У меня в свете этих новостей есть кое-какие дела. Думаю, у тебя тоже. Я вернусь через несколько часов. — Кайлин посмотрела на Люцию. — Сомневаюсь, что кому-то из нас удастся поспать этой ночью.

Она ушла так же быстро, как и пришла, чтобы вернуться в дом Красного ордена и подготовиться к встрече с сестрами. Начался звездопад. Крохотные крупинки раскаленного добела камня падали в зеленоватом свете лун. Звездопад продолжится еще несколько дней. Кайлин не обратила на него внимания — ее занимало другое. Дел хватало, а кроме того ей предстояло принять решение, возможно, самое важное в жизни.

Провал в опасности. Ткачи приближаются.

И Кайлин, и Заэлис знали — четырех дней недостаточно, чтобы провести людей по Провалу и укрыть в безопасном месте. Если они попытаются, их догонят в пути и перебьют. И куда идти? Что делать? Заэлис не бросит все, ради чего боролся: оружие, укрепления. Он не бросит людей. Останется и будет защищать Провал. По крайней мере, пока не найдет лучшего выхода.

Ее выбор прост. Заэлис и Либера Драмах привязаны к этому месту, а Кайлин — нет. Должен ли Красный орден остаться и сражаться против ткачей или сестрам лучше позаботиться о себе и предоставить Либера Драмах во главе с Заэлисом их собственной судьбе?

Джугай отозвался быстро. К тому времени Люция оделась и вернулась на свою циновку. Ей уже пора было спать, но она вовсе не выглядела усталой или сонной, а Заэлис слишком углубился в свои мысли, чтобы делать ей замечания по такому незначительному сейчас поводу.

Принесенная Кайлин новость глубоко обеспокоила его. Он размышлял о ткущих, о богах и об Альскаин Мар. Есть ли у Либера Драмах хоть один шанс, если дух открыл Люции правду? Если это и в самом деле война богов, то смогут ли они сопротивляться высшим силам? Или же они все — только пробки, болтающиеся на поверхности бушующего океана и бессильные что-то изменить? Неужели дело всей его жизни — только иллюзия, старческая причуда? Думать об этом было тяжело. Он создал сопротивление, которое, в конечном счете, ничему не может сопротивляться. Он винил Кайлин за то, что она привела их к этому: она всегда сдерживала его, настаивала на соблюдении секретности, когда нужно было действовать. А теперь покров сорван, они открыты и беззащитны. Им не хватит сил, чтобы выстоять против ткачей. Так что же, сдаться? Нет, этого не будет никогда.

Заэлис сразу же понял, что Джугай курил корень амаксы — по блеску глаз, расширенным зрачкам и острому запаху, пропитавшему одежду.

— О боги, Джугай, ты мне нужен с ясной головой! — выпалил он вместо приветствия.

— Тогда следовало послать за мной утром, — весело ответил Джугай. — Как бы там ни было, я здесь. Что случилось?

Он заметил Люцию и слегка ей поклонился. Она тоже дружелюбно поклонилась и кивнула ему. Заэлис вздохнул.

— Входи и садись. Люция, заваришь для гостя чего-нибудь крепкого?

— Да, отец, — ответила она и покорно пошла на кухню.

Глядя на гостя, Заэлис пытался оценить его состояние. Поймет ли он то, что услышит? Осознает ли серьезность положения? Джугай на досуге баловался корнем амаксы, и Заэлиса это очень беспокоило. Но Джугай делал это столько, сколько Заэлис знал его, но так и не стал рабом зелья. Казалось, он обладал врожденной сопротивляемостью к темной власти дурмана. Джугай уверял, что может курить амаксу, а может не курить, и это полностью в его руках. Заэлис долго относился к подобным заявлениям скептически, но спустя несколько лет вынужден был признать, что Джугай прав. Он мог обходиться без амаксы неделями и месяцами, и это никак не сказывалось на его поведении и самочувствии. Джугай говаривал, что амакса помогает ему переживать «дурные ночи». Заэлис не знал, что он имел в виду, а Джугай никогда не распространялся на эту тему.

Просто сейчас Заэлису не повезло. Как бы он ни злился, но рассчитывать, что помощник в любое время дня и ночи будет готов к действиям, не приходилось. В конце концов, Заэлис пришел к заключению, что Джугай выкурил совсем немного и что сознание его не замутнено настолько, чтобы не воспринять услышанное.

Люция вернулась с отваром латамри, черной горькой жидкостью, которая отлично бодрит тело и дух. Она остановилась на пороге комнаты и засмотрелась на занятых разговором мужчин. Отец в мантии, поджарый, белобородый. Зачесанные назад волосы давно поредели, черты лица обозначились резче. Джугай, как всегда, в рубашке и штанах; вечная повязка на лбу сдерживает непокорные русые волосы. Девочка внезапно ощутила всю важность момента. Эти двое обсуждали жизнь и смерть сотен или даже тысяч людей. И все — из-за нее.

«Они идут за мной, — подумала Люция. — Каждый, кто погибнет здесь, погибнет из-за меня».

Потом Джугай заметил ее, улыбнулся и пригласил в комнату. Кивком поблагодарив за напиток, он обратился к Заэлису:

— Она должна слышать. Это касается ее.

Заэлис заворчал, но предложил ей сесть.

— Мы должны переправить тебя в безопасное место, Люция. — Его хриплый голос шел будто из самой груди. — Мы никак не можем вывести из Разлома столько людей. Спрятаться всем тоже невозможно. Но тебя нужно переправить на северо-восток. В Чамаску. Там есть преданные люди, они укроют тебя.

Лицо Люции оставалось бесстрастным.

— А ты останешься здесь и будешь сражаться.

Заэлис кивнул.

— Придется, — ответил он. — Либера Драмах построила этот город. Мы здесь столько лет… Бороться стоит хотя бы за одни наши склады. Если мы выстоим против этой атаки, то сможем выиграть время, оттеснить их, начать все заново. — Он положил ладонь на ее руку. — Люди пришли сюда, потому что мы их привели. В том числе тех, кто не состоит в Либера Драмах. И я несу за них ответственность.

— Ты несешь ответственность и за меня тоже, — сказала Люция. Джугай посмотрел на нее удивленно. Он никогда не слышал, чтобы девочка говорила с отцом в таком жестком тоне.

Похоже, это задело и Заэлиса. Он отнял руку.

— Вот поэтому я и стараюсь оградить тебя от опасности. Это ненадолго. Я вернусь за тобой, когда все закончится.

— Нет, — твердо возразила Люция. — Я остаюсь.

— Ты не можешь остаться.

— Это еще почему? Потому что меня могут убить? — Она подалась к нему и яростно, даже злобно прошипела: — Ты готов бросить меня, но не их. Что ж, я последую твоему примеру. Все эти люди, все мои друзья и их родные — они все здесь погибнут! Потому что ткачам нужна я! А большинство из них даже не узнает этого. Ты же хочешь, чтобы я их бросила, убежала, спряталась, пока ткачи не выследят меня в конце концов и не погибнет еще больше людей?! — Люция уже кричала. Такой Заэлис ее еще не видел. — Я несу такую же ответственность за этих людей, как и ты. Ты возложил ее на меня, пообещав им мессию! Ты связал их жизнь с моей, но ни разу не спросил, хочу ли я этого!

Последние слова ее звенели в тишине. За всю жизнь ни Джугай, ни Заэлис не слышали, чтобы Люция повышала голос. И после четырнадцати лет спокойствия это поразило их до глубины души.

— Я не уйду. — Голос Люции снова стал тихим, но не потерял твердости. — Я останусь здесь и выживу или умру с тобой. И с теми людьми, с которыми ты навсегда меня связал.

Джугай переводил взгляд с Люции на Заэлиса и обратно. Она внезапно перестала быть ребенком. В ее взгляде Джугай видел тот же огонь, что горел в глазах императрицы Анаис ту Эринима. Заэлис молчал, потрясенный. Наконец он сглотнул и отвел взгляд от незнакомой разъяренной девушки, которая заняла место его дочери.

— Да будет так, — отстраненно и сухо сказал он. — Делай что пожелаешь.

Джугай ощутил невыносимое напряжение момента даже сквозь дурман амаксы.

— Вы еще помните, что сюда движется армия искаженных? — подчеркнуто небрежно сказал он. — Если кому-то интересно, то у меня есть план.

Азара сидела, подогнув под себя одну ногу и обхватив колено другой руками. Она любовалась звездопадом над озером Сазузу. Трава была мокрой, и одежда, пропитавшаяся влагой, холодила кожу. Озеро, что помнило ярость лунной бури, еще не успокоилось, и лунные отблески дрожали на покрытой рябью поверхности. Над озером сновали ночные птицы: удачное время для охоты, рыбешки поднялись к поверхности, привлеченные звездопадом. Искрящиеся крупинки, падающие с неба, рыбы принимали за корм. Ощущение нереальности происходящего таяло, мир возвращался к своему нормальному состоянию.

Совсем одна, Азара глядела вдаль и предавалась размышлениям.

Рекай забылся сном в укрытии, которое они себе соорудили. Путь так утомил его, что он проспал даже творившееся светопреставление. Губы Азары искривились в улыбке. Бедный мальчик. Горе почти раздавило его, но она испытывала странную нежность к этому юному книгочею. Любой другой мужчина, упивающийся своими страданиями, вызвал бы у Азары только отвращение. Но этот наследник Бэрака стал исключением. В конце концов, в обрушившихся на него бедах отчасти виновата она сама.

Последние дни принесли немало сюрпризов. Азара ожидала, что за ними снарядят погоню. Однако либо Мос взял на службу самых безмозглых ищеек Сарамира, либо они вовсе не собирались их искать — так или иначе, но никакой погони не обнаружилось. Это показалось ей весьма странным и беспокоило гораздо больше, чем если бы им на пятки уже наступали люди императора. Мос ведь знает, что везет Рекай и как это скажется на судьбе империи! Странно. Большая удача — всегда подозрительно.

Известие о смерти сестры совсем подкосило Рекая, и им пришлось даже остановиться на ночлег, потому что он просто не мог ехать дальше. Его стоны и рыдания обязательно привлекут внимание. Даже если он будет вести себя тихо, его запомнят: слишком глубокая боль запечатлелась в его глазах. Азара подумала, что лучше бы было сохранить в тайне самоубийство Ларании, пока они не добрались бы до безопасного места, но что сделано, то сделано. Он бы посчитал это предательством. А Азаре нужен был влюбленный и покорный Рекай.

Она дала ему поспать, твердо убежденная, что каждый сам себе лекарь. Ей довелось повидать много трагедий на своем веку, и по большей части они не вызывали в ней ничего, кроме скуки. Интересно, как справится со своим бременем Рекай, чем закончится это испытание мужества? Ей не составляло никакого труда им манипулировать, однако юноша был невинен и неопытен, и это действовало на нее странным образом. Азаре даже не приходилось притворяться увлеченной им.

Сама она не спала. Ей не давали покоя мысли о споре, имевшем место несколько недель назад, и о Кайку.

После того как Кайку раскрыла ее обман, Азара, устыдившись, пошла к Кайлин. Она всегда убегала от того, что причиняло боль, меняла облик и снова пряталась. Кайлин могла дать ей предлог, чтобы уехать. По крайней мере, можно было бы убедить себя, что она покидает Провал вовсе не из-за Кайку.

Но у них с Кайлин вышел спор. Кайлин повела себя чересчур надменно и велела отправляться в императорскую крепость.

— Я тебе не служанка, Кайлин! — выпалила Азара. — Тебе бы следовало уже давно это запомнить.

— Избавь меня от этих претензий на независимость, — холодно ответила сестра. — Ты знаешь, что можешь уйти в любой момент. Но ты ведь не уйдешь, правда? Потому что я обещала тебе то, чего ты жаждешь больше всего на свете!

Азара вперила в нее злобный взгляд.

— Мы заключили сделку. Я не записывалась к тебе в подчинение!

— Ну, если тебе так хочется, мы равны. Это ничего не меняет. Ты сделаешь то, о чем я прошу. Иначе мы расторгнем сделку. Но до этого ты поможешь мне получить то, что мне нужно. А я потом дам тебе то, чего ты хочешь.

— А ты можешь? — дерзко поинтересовалась Азара. — Можешь это сделать?

— Азара, ты прекрасно знаешь, что я могу и сделаю. Я обещала.

— Я тоже тебе обещала, — свирепо подхватила Кайку. — Что, если ты меня обманешь, я отомщу. И если я стану твоим врагом, Кайлин, ты пожалеешь об этом.

— Хватит угрожать мне! — отрезала Кайлин. — Договор в силе. И нам нужно хоть немного доверять друг другу.

Доверять… Азара рассмеялась. Люди слишком много надежд возлагают на слово «доверие». Но Кайлин знала, чего так страстно жаждет Азара и ради чего она готова рискнуть всем. И Азара работала на Красный орден. Отчасти потому, что они преследовали одни и те же цели. Но в основном — потому что только так она могла претворить свою мечту в жизнь.

Одиночество закончится, заполнится пустота внутри. Она почти боялась об этом думать.