К концу восьмого месяца полета среди экипажа исследовательского крейсера «Блюэльм» не осталось ни одного человека с нерасшатанными нервами. Уже три месяца сверх запланированного находилась в космосе экспедиция из системы Голубой Звезды, и вести дальнейшие поиски неоткрытых планет значило рисковать судьбой команды. Хорошо это понимая, исследователь Бернисти приказал возвращаться к Голубой Звезде.
Вопреки его ожиданиям, приказ не вызвал особой радости у подчиненных. Как расплата за долгое перенапряжение навалилась апатия. Члены экипажа могли часами сидеть и глядеть в одну точку; они мало ели, еще меньше разговаривали друг с другом. Чего только не испробовал Бернисти, чтобы растормошить команду: устраивал соревнования, транслировал по корабельному радио легкую музыку, заставлял коков готовить изысканные яства — все без толку. Он даже велел подругам петь эротические песенки, опять же, передававшиеся по радио. Но и это мероприятие не увенчалось успехом.
Бернисти ходил мрачнее тучи, не видя выхода. Он знал: если привести домой деморализованную команду, ее расформируют, пусть даже она подобрана с учетом всех требований психологической совместимости и считается одной из лучших.
— В таком случае, давай задержимся, — предложила Берел, его фаворитка.
Бернисти удивленно взглянул на нее — не ослышался ли? — и отрицательно покачал лобастой головой.
— Если задержимся, будет еще хуже.
— Что ты предлагаешь? — спросила она.
Бернисти признался, что ничего путного ему не приходит в голову, и ушел к себе. В конце концов он решился на рискованный шаг и приказал изменить курс и возвращаться домой через систему Кэй.
Этот путь был чреват опасностями, но обещал много интересного: невиданные доселе миры, уникальные (благодаря запрету на любые шаблоны в архитектуре) города, незнакомый уклад жизни кэйтян.
Когда впереди во всей своей красе засияла Кэй, Бернисти понял, что его замысел, по-видимому, оказался удачен. Команда оживилась, и в стальных серых коридорах снова зазвучали голоса обменивающихся впечатлениями, а то и спорящих, людей.
«Блюэльм» скользил над эклиптикой Кэй. Мимо проплывали планеты, так близко, что на экранах можно было различить города и крупнейшие фабрики. Вот остались позади Кит и Келмет с городами, укрытыми под защитными куполами, затем Карнфэй, Кобленц, Каванаф, за ними — само солнце Кэй, потом — безжизненные гиганты Конбальд и Кинсл, покрытые коркой замерзшего аммиака, и наконец вся система Кэй осталась за кормой.
Теперь Бернисти сидел как на иголках: хватит ли команде полученного заряда интеллектуальной энергии до конца путешествия, или депрессия возобновится? Впереди, в неделе полета, Голубая Звезда, но им еще предстояло миновать желтое солнце, о котором Бернисти ничего не знал...
Когда желтая звезда появилась на экранах, картограф Бландвик воскликнул:
— Планета!
Этот возглас ни у кого не вызвал радости. За восемь месяцев поисков он раздавался на борту «Блюэльма» много раз, и всегда оказывалось, что на вновь открытой планете либо от жара плавится сталь, либо ее воздух разъедает кожу, либо, наоборот, от его недостатка у человека разрываются легкие.
— Атмосфера! — завопил картограф.
На сей раз на экран с интересом взглянул метеоролог.
— Средняя температура у поверхности — двадцать четыре градуса! — удивился он.
Бернисти подошел к приборам и сам определил силу тяжести.
— Одна целая и три десятых нормальной... — Он дал знак навигатору готовить корабль к посадке, а сам долго стоял перед экраном и смотрел на висящий в пустоте диск.
— Что-то тут не так, — задумчиво произнес он. — Или мы, или кэйтяне давным-давно должны были наткнуться на эту планету. Она как раз посередке между нашими системами.
— Бернисти, эта планета — ничья, — сообщил ему вскоре библиотекарь. — Ни Голубая Звезда, ни Кэй не заявляли о своих правах на нее. Данные об ее изучении и освоении тоже отсутствуют.
— Но известно хотя бы, что она вообще существует? — с сарказмом спросил Бернисти.
— Да, разумеется. Мы называем ее Мараплексой, а Кэйтяне — Меллифло. Но нет сведений, чтобы кто-то пытался ее колонизировать.
— Состав атмосферы: метан, углекислота, аммиак, водяные пары,–-вмешался метеоролог. — Иными словами, воздух типа 6-Д. Дышать им невозможно, но, в принципе, он пригоден для переработки.
— Ни хлорофилла, ни гемофилла, ни следов биохимических процессов, — пробормотал ботаник, глядя на экран. — Короче говоря, растительная жизнь отсутствует.
— Дайте-ка мне все это усвоить,–сказал Бернисти.–Температура, гравитация, давление — в норме?
— В норме.
— Химически активных газов нет?
— Нет.
— А как насчет разумной жизни?
— Ни единого признака.
— Неужели никто не пытался освоить эту планету? — недоверчиво спросил Бернисти и, не дождавшись ответа, торжественно произнес: — Значит, будем садиться, — обращаясь к радисту, добавил: — Сообщи команде о моем решении. Свяжись с центром, и обязательно— с Архивной Станцией. С этой минуты Мараплекса под опекой Голубой Звезды.
«Блюэльм» замедлил ход и развернулся. Бернисти сидел рядом с Берел и не отрывал глаз от экрана.
— Но почему, почему, почему?–допытывался навигатор Бландвик у картографа. — Почему кэйтяне не установили свою опеку?
— Видимо, по той же причине, что и мы — проглядели.
— Мы бороздили Галактику, облетали далекие планеты и не заметили у себя под носом жемчужину, — сказала Берел, искоса взглянув на Бернисти.
— А тут и работы всего — слегка изменить атмосферу, — подхватил он. — И вскоре эта планета превратится в сад.
— Но не будут ли кэйтяне против?–-спросил Бландвик.
— А нам какое дело?
— Вряд ли им придется по вкусу наша затея.
— Тем хуже для них.
— Они могут настаивать на своем приоритете.
— О нем нет никаких сведений.
— Но тогда...
Бернисти оборвал его:
— Бландвик, отправляйся каркать к подругам! Им всегда скучно, когда мужчины заняты делом, вот и ступай к ним со своим нытьем!
— Я знаю кэйтян,–стоял на своем Бландвик. — Любой успех Голубой Звезды — удар по их самолюбию. Они не смирятся с колонизацией Мараплексы.
— У них нет выбора, придется смириться, — заявила Берел с беззаботным смехом, из-за которого Бернисти предпочел ее остальным подругам.
— Ты ошибаешься! —с жаром возразил Бландвик, и Бернисти успокаивающе поднял руку.
— Там видно будет.
Вскоре радист Бафко вручил Бернисти три радиограммы. Голубая Звезда поздравляла его с открытием, Архивная Станция безоговорочно подтверждала права Голубой Звезды на Мараплексу. Третья депеша — с Кэй — видимо, была отправлена в спешке. В ней говорилось, что система Кэй до сего времени считала Мараплексу нейтральной, не подлежащей освоению планетой, поскольку Мараплекса находится между двумя мирами. Следовательно, ее отход к Голубой Звезде для Кэй нежелателен. Бернисти порадовался двум первым радиограммам и посмеялся над последней.
— По всему видать, их поисковики дали маху. Кэйтянам новые земли нужны больше, чем нам — уж очень быстро они плодятся.
Берел фыркнула.
— Поросятся, как свиньи. Их и людьми-то не назовешь.
— Если верить легенде, они люди. Говорят, и мы, и они — выходцы с одной планеты.
— Красивая легенда, но где она, эта планета, древняя, далекая Земля?
Бернисти пожал плечами.
— Я не верю в легенды. Сейчас наша планета — под нами.
— Как ты ее назовешь?
Бернисти задумался.
— Мы еще успеем подобрать ей имя, — сказал он наконец.–Можно назвать Новой Землей, в честь нашей прародины.
Наверное, постороннему человеку Новая Земля показалась бы холодной, суровой, негостеприимной. Над равнинами и горами выли ветры; кристаллы щелочных соединений, покрывающие огромные пространства, сверкали под солнцем. Но Бернисти сравнивал этот мир с неограненным алмазом, считая его классическим образцом планеты, пригодной для переделки. Он уже знал, что уровень радиации на ее поверхности невысок, в атмосфере нет галогенов и других ядовитых газов, а в почве–инородной органики, еще более ядовитой, чем галогены.
Как-то раз, прогуливаясь по голой, открытой всем ветрам равнине, он поделился с Берел своими мечтами.
— Здесь будет сад, — говорил он, обводя рукой пустыню, посреди которой стоял корабль. — А с тех холмов, — он показал на невысокую гряду за кораблем, — потекут реки.
— — Для этого нужны атмосферные осадки, — заметила Берел.
— Это все детали. Какой уважающий себя эколог будет беспокоиться о таких мелочах?
— Я подруга, а не эколог...
— Ну, извини.
— ... и не могу считать мелочью тысячу миллиардов тонн воды.
Бернисти рассмеялся.
— Вода будет. Всему свое время. Сначала сократим количество двуокиси углерода в атмосфере. Для этого посадим в лёсс особую разновидность вики, специально созданную для воздуха типа 6-Д.
— Но разве росткам не нужен кислород?
— Смотри.
Из отверстия в корпусе «Блюэльма» вырвалось коричнево-зеленое облако и поднялось, подхваченное ветром.
— Споры двух разновидностей симбиотических лишайников. Одни образуют на стеблях вики стручки, содержащие кислород. Другие вырабатывают воду, соединяя метан с кислородом. Два лишайника и вика — исходная растительная триада для подобных планет.
Берел взглянула на пыльный горизонт.
— Наверное, все будет, как ты говоришь. Но мне трудно в это поверить.
— Через три недели равнина зазеленеет. Через шесть недель растения дадут споры и семена. Через шесть месяцев весь мир покроется сорокафутовым слоем растительности. А через год мы займемся экологическим творчеством.
— Если позволят кэйтяне.
— Они не посмеют нам мешать. Это наша планета.
Берел окинула пытливым взглядом широкие плечи и чеканный профиль Бернисти.
— Ты рассуждаешь с мужской самоуверенностью. По-твоему, все зависит только от Архивной Станции. Я же считаю, что в мире очень многое зависит от людских амбиций.
— Ты полагаешься на интуицию, я — на логику.
— Логика говорит тебе, что Кэй согласится с Архивной Станцией. Моя интуиция утверждает иное.
— Но чем они могут нам помешать, эти кэйтяне? Напасть — не посмеют, выгнать — не сумеют.
— Кто знает.
— У них не хватит духу начать войну.
— Надолго мы здесь обосновались?
— Как только убедимся, что вика прижилась, сразу полетим домой.
— А потом?
— Потом–вернемся и займемся экологией.