К тому моменту, как практика закончилась, у меня внутри все слиплось в тугой, напряженный клубок. Леон снова вел себя так, будто мы лишь наставник и подопечная.
Я механически следила за данными, делала пометки, отмечала значения — и при этом всячески избегала смотреть на него. Потому что стоило взгляду чуть задержаться — и я снова явственно ощущала опаляющие кожу прикосновения.
На обеде я сказала, что по поводу заявления дам ответ завтра. Скомкано сослалась на волнение от того, что поиски наконец-то увенчались успехом. Леон вроде бы поверил. По крайней мере, дал мне передышку.
Из корпуса я выскользнула через черный ход и двинулась по другой дороге. Идти пришлось дольше, зато я не наткнулась бы на Тихона или Леона.
На парах нам говорили, что невинным омегам особенно не рекомендуется проводить много времени в компании альф. Тем более — своего истинного, если не планируешь подарить ему свою девственность в ближайший час. Даже самые сдержанные альфы ощущали резкое усиление возбуждения, когда рядом присутствовала «чистая» омега. Особенно если она была для него истинной. Первобытные инстинкты, все дела...
Считалось, что в таких обстоятельствах в альфе просыпалось нечто звериное. Желание не просто обладать — а закрыть омегу от всего мира, спрятать, замкнуть в себе. В учебниках это называли «высокой феромонной активностью». На практике это означало одно: альфу начинало лихорадить. Он хотел. Жаждал. Мог сойти с ума, если не получал доступ к той, кто разбудила в нем эту потребность. Как держался Леон, я не представляю.
Впрочем, омегам тоже приходилось несладко — находясь рядом со своим альфой, было сложно сконцентрироваться на чем-то другом. Тело отзывалось на все: на тембр голоса, запах кожи, мимолетные прикосновения. Гормональный отклик был мгновенным. В такой ситуации даже банальное нахождение с альфой воспринималось испытанием. Сердце колотилось, как бешеное, между ног тянуло, мышцы вибрировали от напряжения.
В общем, оставаться наедине с любым из своих истинных было опасно, пока ситуация не разрешилась. Вот почему я свернула с главной аллеи и побежала через служебный двор в лабораторию.
Рабочий день был закончен, но я все же надеялась кого-нибудь застать и выяснить, как избавиться от двойной мучительной тяги. Мне повезло: дверь одного из кабинетов была приоткрыта. За столом сидел мужчина в халате — судя по бейджу, лаборант. Молодой, с темными кругами под глазами, он сосредоточенно печатал что-то на клавиатуре и жевал какую-то булку.
Я замялась у порога, нерешительно постучала и вошла, прежде чем передумала. Лаборант нехотя оторвался от дел, удивленно приподняв бровь. Он явно никого не ожидал тут увидеть. Его взгляд скользнул по мне — от растерянного лица до дрожащих пальцев, сжимающих дверную ручку. На мгновение я пожалела, что пришла, но было уже поздно.
— Что-то случилось? — голос был вежливым, но с оттенком подозрения.
— Простите, — неуверенно проговорила я. — У меня вопрос. Теоретический.
— Слушаю.
— Допустим, — я старалась притвориться, что спрашиваю из любопытства, — кому-то ввели препарат, повышающий чувствительность омеги к альфам. Экспериментальный. Можно ли... это как-то отменить? Ну там... Какой-нибудь антидот? Или хотя бы притушить, ослабить — что угодно.
Он моргнул, отложил булку, выпрямился.
— Повышающий чувствительность... — повторил он, задумчиво глядя мимо меня. — Вы имеете в виду тот, который еще не прошел окончательную сертификацию? Который сейчас изолированно тестируют на добровольцах?
Я кивнула.
— Понятно... — Он задумался на пару секунд, а затем покачал головой. — Такие препараты действуют на рецепторную чувствительность феромонных каналов. То есть, по сути, усиливают природный инстинктивный отклик. Возбуждают гиперреакцию на альфу.
Я молчала, стараясь не меняться в лице.
— Отменить это невозможно, — продолжил он. — Обратного механизма не существует. Ни сыворотки, ни антидота.
Он посмотрел на меня внимательнее, глаза сузились.
— Почему интересуетесь? Это касается вас?
— Нет, я... — я заставила себя улыбнуться. — Исследовательская работа. Изучаю побочные эффекты нестабильных формул. Это все... в теории.
Лаборант кинул на меня еще один взгляд, но ничего больше не сказал. Только кивнул и вернулся к компьютеру.
Я быстро вышла, пока он не начал задавать лишних вопросов. Голова гудела, сердце билось не в ритм, а в ушах пульсировало одно: обратного механизма не существует. Эта фраза звучала в сознании рефреном, проклятием. Значит, все, что я испытывала к ним обоим, — не ошибка. Это была реальность — удвоенная, болезненная, жгучая.
Хотела альфу? Получай! Целых двое. И делай с этим, что хочешь. Такой подставы от судьбы я не ожидала.
Не знаю, как долго я шла, куда свернула и как оказалась в полутемном крытом переходе между административными корпусами. Коридор был узким, как кишка. Под ногами постукивала старая кафельная плитка. Свет тут был приглушенным, проникающим через стеклоблоки, которые выполняли роль стен.
И только когда позади меня щелкнул замок, я поняла: я здесь не одна.
— Стоп, — тон Леона казался спокойным — даже слишком.
Я обернулась — он стоял спиной к двери позади меня. В тени черты его лица выглядели резче, а фигура — внушительнее.
— Опять сбегаешь? — спросил он.
Я не успела ответить, как с другой стороны проявился мощный силуэт Тихона. Теперь я оказалась между ними — в паре шагов от каждого.
— Что за игры, Оливия? — его голос звучал ниже обычного, с хрипотцой. — Сначала ты с одним, потом с другим. Потом — бежишь. Надоело.
Я бы, может, и попыталась отступить, да было некуда. Пространство между нами сократилось до нескольких сантиметров — вспыхнуло чем-то плотным, горячим, как если бы воздух стал электричеством. Во рту пересохло, дыхание сбилось. Если бы кто-то положил руку мне на грудь, он бы услышал бешеный, неуправляемый стук сердца.
— Ты должна выбрать, — произнес Леон, прожигая глазами Тихона. Его голос был ровным, но каким-то стальным.
— Здесь и сейчас, — добавил Тихон, шагнув ближе. Его плечо чуть выдвинулось вперед, будто заслоняя меня от Леона. Взгляд был хищным — как у волка, готового вцепиться.
— Это не так просто! — почти выкрикнула я. — Вы оба... — я осеклась.
— Мы оба что? — Леон смотрел в упор. — Ну, что придумаешь, детка?
В глазах защипало. Они мне не верили — думали, я играю!
— Я чувствую вас обоих, — выдохнула я, не веря, что говорю это вслух. Голос дрожал, как и все внутри. — Понимаете? Как своих альф. Меня будто разрывает. Я не могу думать, когда вы рядом. Не могу дышать.
Леон и Тихон застыли, напряжение стало осязаемым. Возник импульс потрогать воздух руками — но, конечно, я этого не сделала.
— Мне ввели препарат, — продолжила я. — Экспериментальный. Увеличивающий чувствительность к альфам — чтобы я нашла истинного. Но, кажется, с этим ученые переборщили.
Я засмеялась — сухо, нервно.
— Что ты хочешь этим сказать? — Тихон говорил тихо, но в голосе слышалась такая угроза, что я поежилась. Показалось, что похолодало, хотя царил разгар лета.
Я посмотрела сначала на одного, затем на другого. Попрощалась со спокойной жизнью.
— Я должна была ощутить своего альфу — как все. И препарат сработал. Но дважды. С каждым из вас.
Молчание сгустилось. Переход будто замер вместе с нами.
— Это пугает меня, но по-другому объяснить происходящее я не могу, — прошептала я. — Видимо... вы оба мои истинные.