Глава двадцать третья

Смерть-штука индивидуальная, это мне еще в больнице рассказали, даже рождаемся мы в компании, а умираем всегда в одиночку. Так все устроено в этом поганом мире. И сколько бы не было людей рядом в момент твоей смерти, умрешь ты все равно один. Вот так я и умирал. Один. Вроде только что много было суеты вокруг, а тут одиночество, спокойное, тихое. Глаза закрыты, боль из тела ушла, оставив только слабость и пустоту. Почему пустоту? Потому что когда человек жив, он слышит множество сигналов от своего тела, где-то колет, где-то чешется, то холодно, то жарко, пот бежит, да мало ли чего еще с нами происходит? А вот перед смертью все сигналы от тела исчезают и человек остаётся наедине со своим сознанием.

Это я где-то читал, что космонавтов так раньше тренировали. В бассейне воду поддерживали с температурой тела, укладывали человека в скафандр с нулевой плавучестью, надевали ему на башку шлем, в который не проходил ни один звук и не попадал свет, и так оставляли на долгое время. Некоторые претенденты на космос сходили с ума от этого безмолвия, оказывается, нам обязательно нужны сигналы от тела, без них мы не чувствуем себя живыми. Вот и у меня было такое же ощущение как у тех космонавтов, все сигналы исчезли вместе с телом, осталось лишь одно мое бедное сознание. А оно же и на самом деле бедное, мыслей то в нем чуть-чуть, на самом донышке черепа, и то о бабах.

На самом деле, безмолвие — это жуть. Никогда не думали о том, что мы живем потому, что нас все время заставляет куда-то двигаться тело, то нам в туалет нужно, то пожрать, то поспать, то выпить, и такая круговерть всю жизнь, а вот когда исчезают сигналы с тела, оказывается, что жить нам незачем, если нам ничего не надо. Тогда мы и зовем смерть. Я ее тоже позвал, но она не пришла, зато вместо нее я услышал чужую мысль:

— И долго ты будешь дурака валять?

— Дурака валять? — я задумался. — Но я же и на самом деле дурак. Или я должен валять кого-то другого?

— М-да, — развеселился чужой голос в моей голове. — Сложный вопрос, и главное спорный. Все же познается в сравнении, ты умный, пока не встретился с тем, кто умнее. Но среди других дураков ты определенно гений. Ладно, убедил, живи дальше. Тело я твое починил, двигаемся дальше.

— Кто ты? — спросил я. — И почему ты находишься в моей голове?

— А если немного подумать, ну хотя бы чуть-чуть? — отозвался голос. — Не разочаровывай меня, попробуй, догадаться сам. Даю подсказку, нахожусь я не в твоей глупой голове, а в твоем животе.

— Древний? — догадался я. — Это ты? Это я тебя слышу?

— Ну наконец-то, — фыркнул голос. — Мог бы и раньше понять, что мы с тобой теперь не разлей вода, я в тебе так, наверное, и останусь до самой твоей смерти, и все из-за этого артефакта, который втиснули тебе в живот две полоумные девки-насекомые. Он теперь держит меня в тебе не хуже мощного магнита. Конечно, в нем есть и плюсы, теперь у меня нет недостатка в энергии, но вот покинуть тебя никак не получается, да и функциональность проседает. А если вытащить этот чертов шар из твоего живота, ты умрешь, он же и тебя питает энергией, и не только это делает, он весь твой организм переделал под бессмертие, так что жить ты будешь долго, ну, конечно, если станешь хоть немного умнее. Поверь, мне надоело тебя склеивать и сшивать. А убить тебя можно даже с твоим приобретенным бессмертием, потому что всегда можно получить повреждения, которые будут невозможно починить.

— Какие они могут быть? — спросил я. — Ответь, для меня это на самом деле очень важно.

— Так это просто, если, например, отрежут тебе голову и будет твое тело носится по планете как курица с отрезанной башкой, бессмысленно и неопределенно долго, то это смерть, хоть и останутся вопросы, — фыркнул древний. — Вот будет ли твое тело без башки бессмертно? Ответ — наверняка да. Только будет ли оно иметь отношение к тебе, к твоей личности? Кто ты без мозга? И где ты сам находишься, в своей голове или в остальном теле, например, в нижней части, куда у тебя все мысли обычно убегают при виде женщин? Подумай. Сам догадаешься или помочь?

— Уже догадался, — пробурчал мысленно я. — Значит, башку лучше мне не терять. Что еще лучше держать при себе?

— Не стоит влезать в ситуацию, когда что-то может повредить твою башку, например, пуля, — ответил древний. — Если половина твоего мозга вытечет, тело восстановит оставшееся до нормы, но это опять будешь не совсем ты, потому что исчезнет память, а без нее ты снова младенец, который ничего не может и не знает. Утопить тебя можно, если держать под водой больше часа, а без кислорода ты все равно умрешь, рано или поздно. Можно сжечь твое тело в лаве или огнеметом. В общем, вариантов для смерти хватает, поэтому не будь идиотом, береги себя. Устал я тебя лечить.

— А почему ты раньше молчал? — задал я наконец самый важный для себя в этот момент вопрос. — Если бы ты со мной хоть раз поговорил, я бы наверняка умнее стал и не делал бы столько ошибок. Да мы бы с тобой никогда бы в эти гадкие ситуации не влезли, все углы обходили стороной.

— А я не молчал, я практически орал, — фыркнул древний. — Да только ты меня не слышал. Ты и сейчас со мной разговариваешь только потому, что у тебя позвоночник поврежден, и спинной мозг перерезан, поэтому к тебе не идут сигналы от тела, которые обычно и заглушают мой слабый голос, вот сейчас я его восстановлю, и ты снова перестанешь меня слышать, ибо дурак.

— Так не совсем дурак же, — буркнул я. — Мы же договорились, что я вроде как немного умный.

Но мне уже никто не ответил. Поговорили, называется. Но хоть стало понятно, что никуда древний не ушел, что он теперь привязан к артефакту, как и ко мне, в котором этот артефакт находится. Правда, и я теперь как-то к нему привязан, но это ладно, как-нибудь разберемся. Еще он что-то говорил про бессмертие, вроде как артефакт этот дает бессмертие, правда, оно какое-то однобокое, что ли. Сдохнуть-то все равно можно. Зато понятно стало, почем вампирам голову отрезали, без головы нет никакого бессмертия, точнее оно есть, но только у тела, а я, как личность, получается, нахожусь в голове, а не внизу живота, как думал раньше. Ну и ладно. Все равно это лучше чем фарофоровость, когда все твои косточки хрупкие, как стекло, чуть задел — трещина, чуть ударил — сломал. И больно, и неприятно, и ничего не поделаешь.

Только я эту мысль додумал, как ко мне вернулась боль. Господи, сколько же ее было, море, нет, океан всевозможных острых, как нож, ощущений, от которых хотелось просто сдохнуть. Хорошо, что все когда-нибудь кончается. Как там было написано на кольце Соломона, которое было атрибутом его власти? Все пройдет? А внутри кольца, пройдет и это? Вроде так. Умный был мужик. Уважуха и респект ему за такие слова, высеченные в золоте.

Потому что и у меня прошло, как только я понял, что можно и не умереть, если ты бессмертный, но зато легко сойти с ума от безграничной боли. И слава богу, что прошло. Когда я уже стал захлёбываться в этой непереносимой боли, она пошла на спад, а еще через бесконечность ушла совсем, и я снова почувствовал себя живым и, главное, здоровым. Ну, почти. Потому что тело мне все еще не подчинялось.

Сначала я попытался открыть глаза, но у меня не получилось. Потом еще попробовал несколько раз, и понял, что открыться глазам что-то мешает, веки были словно склеены. Когда я через час или два смог управлять руками, то проведя ладонью по глазам обнаружил какую-то непонятную субстанцию, которая плотно покрывала мое лицо, даже дышать мешала. Пришлось сдирать эту странную пленку непослушными пальцами. Когда я все-таки через какое-то время эту пленку содрал и сумел открыть глаза, то увидел на руках непонятную зеленую гадость, которая и мешала мне. Только через минуту я догадался, что это кровь ирра, которая запеклась на моем лице.

Потом я перевернулся на живот и стал разглядывать то, что находилось передо мной. А передо мной находилось что-то очень странное, но явно техногенное и неземное. Примерно через час я догадался, что это развалившийся робот-терминатор, тот, что мою девушку хотел убить. Значит, я все-таки сумел его достать. Эта мысль меня взбодрила и я попробовал приподняться. Через пару минут я сел. Время, понятное дело, я чувствовал странно. Думаю, что я провозился с кровью ирра не более пары минут, а мне казалось, что вечность. Сбой во мне произошел, однако, но понемногу вроде все стало налаживаться. Никто не задумывался, что наше чувство времени, оно тоже привязано к организму, к его процессам? Например, к сердцебиению или к смене дня и ночи? А ведь оно так и есть.

Мое тело мне подчинялось не то, что с трудом, оно, похоже, просто не понимало, что я от него хочу, все-таки когда перерезан спинной мозг, который и управляет всем телом, то даже если все и сшито заново правильно, все равно не получается наладить взаимодействие между головным мозгом и телом. Все у меня получалось с какой-то задержкой, с непонятными подергиваниями и дрожью.

Через прорву времени я все-таки сел, оглядел поле боя и понял, что Мии нет. Эта мысль не сразу дошла до моего сознания, какое-то время я сидел и тупо смотрел перед собой, пытаясь понять, что же я вижу. Вот лежащий на полу ирр в позе воина убивающего несчастного крестьянина, то бишь меня. Выглядел он, правда, уже не очень хорошо, все-таки картечь штука страшная, вон, половину грудной клетки ему порвало. Неудивительно, что он мертвый, а я весь в его крови. Спасибо, конечно, что он меня прикрыл. Я посмотрел на свою ногу, нормальная нога, целая и здоровая, только бледная какая-то и худая, да и штанины на ней нет. Вот на другой ноге есть, а на этой нет, одни какие-то лоскутки висят. Рядом с ирром лежали останки робота-терминатора, платформа разрезана наполовину, пара башенок отлетела при падении, остальные смотрят в потолок. Причем, слово лежала не подходит, одна половинка платформы парила в воздухе на высоте метра над полом, а вторая дергалась и скрипела на полу, один бок вздернут вверх, другой внизу, башенки в потолок смотрят.

А вот как я не разглядывал окрестности, а девушки не обнаружил. По-моему, она все-таки когда-то у меня была, если, конечно, мне не показалось, именно ее я спасал, когда рубил робота мечом, или мне все-таки эта часть моей жизни привиделась? Что-то с моей головой не все хорошо, мыслю плохо, мозги то ли заржавели, то ли кровью ирра пропитались. Кое-как я приподнялся, держась за край платформы, и встал. Покачнулся, но выстоял. Уже хорошо, двигаемся дальше.

Я посмотрел по сторонам и увидел меч, он как раз лежал рядом с ирром в зеленоватой луже крови. Это уже неплохо. Я поднял меч, вытер его о свои лоскутки и снова почувствовал себя человеком. Я не безоружен, значит, на что-то способен. Значит, мужчина. Потом я перевел взгляд на половинку платформы с роботом, которая висела передо мной, антиграв на остатках терминатора все еще работал. Я толкнул платформу, она сдвинулась на метр. Круто! То, что надо.

Я подтолкнул платформу к ирру, затем неимоверным усилием кое-как забросил офигенно тяжелую мертвую тушку своего врага на нее, прямо на башенки. Сразу говорю, чуть не сдох. И тело не очень хорошо управляется, и гад этот зеленокожий тяжелый так, как будто сделан из чугуна. Платформа чуть опустилось, но осталась годной к движению, тогда я начал толкать ее к звездолету. Спросите, зачем? А затем, что задачу улететь с этой планеты никто не отменял.

Конечно, надо было бы поискать Мию, но у меня не было на это сил, и вообще чувствовал я себя хоть и здоровым, но очень усталым, а значит, был не совсем адекватен. Я дотолкал платформу до корабля, поднял ее по пандусу до корпуса звездолёта, потом минут пятнадцать пытался прижать руку ирра к матовой пластине. В какой-то момент, когда я уже отчаялся, мне удалось мазнуть когтями по пластине, причем, кажется, я даже содрал кусок пластика.

Повезло. У меня получилось. Пластина вдруг засветилась красным светом, затем передо мной открылся внутренний шлюз, довольно большой, но заходить внутрь я не стал, потому что без девушки мне там делать было нечего. Я завел в проход платформу, чтобы проем снова не закрылся, и отправился искать Мию. Плохо мне было, мозги совсем не работали, тело как чужое, мне бы полежать, отдохнуть, да нельзя, жизнь продолжается, значит, надо что-то делать.

И девушка, конечно же, не права. Я же сказал ей никуда не отходить от звездолета. Нет, не послушалась, рванулась меня спасать, или просто посмотреть из любопытства, как меня будут убивать, и вот результат, сама перепугалась и куда-то убежала, сама не своя от страха. Где ее искать теперь? Наверняка же убежала в туннель и там теперь прячется, а мне ее ищи. Раз, два, три, четыре пять, я иду искать. Бедный я. Несчастный. Невезучий. За что мне такое?

Почему-то даже то, что я открыл звездолёт, меня уже не радовало. Как-то вот не сомневался, что без Мии мне его не поднять на поверхность этой чертовой планеты, и уж тем более не вывести в открытый космос, я не говорю о том, что дальше тоже надо знать куда лететь. У меня в башке космических карт нет, а вот у моей девушки есть. Все мои знания, которые мне пытались ввести через нейросеть, которую потом так некстати мой мозг растворил в себе, касались только космических кораблей ампов. Причем, хоть нейросеть и исчезла, а знания каким-то непонятным мне образом сохранились. Знать-то я знаю, но толку-то? Здесь корабля ампов нет.

Еще меня немного беспокоил ирр. То, что он сейчас недвижим, совсем не факт, что так будет и дальше. Вот он возьмет и очнется, и что дальше? Есть у меня ощущение, что он сделает что-то такое, что мне не понравится, например, отрубит мою голову, а она мне дорога, я ею ем. Хотя… С такой пробоиной в борту, как него, и авианосцы не ходят, сразу на дно идут.

Я вышел к тому месту, где порезал последнего робота-терминатора, и на этот раз решил все осмотреть более внимательно, может следы найдутся моей ненаглядной. Вот кровь ирра, какая все-таки она гадкая, превратилась в зеленую твердую пленку, на которой легко поскользнуться. Кстати, а почему я решил, что ирр жив? Я тут хожу, беспокоюсь за него, а этот гаденыш уже давно на том свете отчитывается перед богом за свои злодеяния. Следов не нашел. На этой зеленой крови ничего не остается, твердая, зараза, как пластик.

Я дошел до туннеля, посмотрел в него, видно было далеко, почти до далекого поворота, и понял, что девушка здесь не пробегала. Нет ее обратных следов, пыли в туннеле хоть немного, но она имелась, и по ней было видно, что по туннелю прошли только в одну сторону два человека, я и Мия, а вот обратно ни одного следа. Жаль, усложняется задача.

И где же моя любимая? Где тот тополь, у которого надо спрашивать? Неужели все-таки я не успел и ее ранило? Внутри у меня поплохело. Вот уж кого-кого, а ее я не готов лишиться. Я, конечно, понимаю, что жизнь — это цепь утрат, сначала теряешь детство, потом девственность. А дальше потери только нарастают все больше и больше, теряешь молодость, здоровье, мозги, и последней теряешь саму жизнь. Похоже, я все-таки люблю ее, а это плохо, получается, теперь мне без нее никак. Я снова обежал вкруговую всю площадку, но не нашел ни следов, ни ее, ни даже красной крови. Набегавшись вдосталь, я сел на отрезанный мною оставшийся кусок платформы робота-терминатора и стал думать о том, куда она могла деться. В конце концов, тут не мегаполис, чтобы потеряться с концами, тут всего лишь подземный зал с тремя выходами-туннелями, но по ним она не ушла. Значит, что? Правильно, здесь она где-то. Получается, ищу где-то не там.

Впрочем, долго раздумывать над ее пропажей мне не пришлось, потому что как только я успокоился, так сразу услышал слабый женский плач. Он звучал где-то совсем рядом. Я вздохнул, встал и пошел на звук, не сразу, но минут через пять нашел место, где плач звучал громче всех, и начал осматриваться. Здесь стояло четыре пластиковых трехметровой высоты контейнера, образуя наверху довольно широкую площадку. На эти контейнера можно было взобраться, если сначала залезть на полутораметровый металлический ящик, который стоял с ними рядом. Сделав очевидный логический вывод, я вскарабкался на ящик и тут же обнаружил мою пропавшую, плачущую, любимую. Она лежала на контейнерах п рыдала, уткнувшись носом в пластик.

— Ты чего тут обливаешься слезами? — поинтересовался вежливо я. — Тебе что, делать нечего? Так пойдем со мной, я тебе работу найду. Я звездолет открыл и всех победил, так что идем, работать надо.

— Макс!!! — она бросилась мне на шею, в итоге мы, понятное дело, свалились с ящика, и естественно на мою многострадальную спину. Как бы я ни пытался смягчить падение, все равно оно оказалось довольно болезненным. Да и воздух из меня весь выбило. А Мие на это было плевать, она меня целовала, обнимала, прижимала к своей пышной груди и одновременно обливала своими слезами. Кто их, женщин, поймет, когда они плачут? Они же могут плакать по любому поводу, им это как нам, мужикам, высморкаться. Горе — плачут! Радость — опять плачут! Их не поймешь. Слезы у них самое страшное оружие против мужчин. Это почти как ядерная бомба. Один всхлип, и мужик сдается.

Минут через пять я кое-как ее успокоил, и мы пошли обратно к звездолёту, только не дошли, не успели, из-за ящиков поднялся ирр и, взревев какой-то свой воинский клич, бросился на меня. Нет, ну что за живучая тварь?! Дыра в грудной клетке, да такая, что туда можно футбольный мяч затолкать, а ведь двигается, и все меня убить норовить.

Выглядел, конечно, зеленокожий не очень, он хромал на обе свои длинные ноги, кривился, хватаясь за продырявленный бок, но даже в этом состоянии был быстрее и сильнее меня. А учитывая, что на его стороне была неожиданность, то просто чудо, что он нас не убил.

Первым ударом он отбросил меня метров на пять и разорвал до конца остатки моей одежды. Потом он одним прыжком добрался до меня, выбил меч, который я пытался поднять ему навстречу, и начал рвать меня острыми и длинными когтями. Я попытался откатиться в сторону, но он мне не дал, наступив на мою грудную клетку своей ногой, а затем, подняв голову вверх, проорал какой-то свой воинский клич и вскинул руку, чтобы пронзить меня насквозь своими длинными когтями.

Я мысленно попрощался с жизнью, обматерил древнего, что он ничего не делает и из-за него мы сейчас умрем. Я хотел еще что-то ему сказать на последок, но тут у ирра отлетела голова и он зашатался. Сам не понял, как я успел отползти в сторону, прежде чем эта туша рухнула на то место, где я только что лежал. Я поднял голову и увидел Мию с окровавленным зеленым мечом, она выглядела бледной и испуганной, наверное, и я был бы таким, если бы срубил чужую голову. А еще я услышал где-то внутри себя издевательский смех. Древний, похоже, развлекался. Не сомневаюсь, что он каким-то непонятным для меня образом знал, что случится, и наслаждался зрелищем. А я… я облегченно выдохнул скопившийся в моей груди воздух и снова потерял сознание.

Что-то с этим надо делать, уж слишком часто я стал уходить в небытие, так и привыкнуть недолго решать таким образом все проблемы. А то стану как женщины решать таким образом свои проблемы, чуть что не по ним, падают в обморок, раз, и хлопнулись, а когда очнулись, то вроде все становится по-другому. Хоть необходимость потери сознания я понимал— это тот же сон, а во сне тело лечит себя, поскольку его ничто не отвлекает. Вот чтобы я тело не отвлекал от моей штопки, меня сознания древний и лишал. Может это и правильно, только мне это не нравилось.

Впрочем, в этот раз очнулся я довольно быстро. Минут через пять. Как обычно болело все, но боль постепенно становилась терпимой. Голова моя лежала на коленях у Мии и она снова поливала меня своими слезами, соленными и теплыми. Не люблю я их. А женщине, чтобы заплакать, ничего не требуется. Это у них такой инстинкт, они слезами свою нервную систему в порядок приводят, как они сами говорят, помогает очень даже хорошо, лучше любого транквилизатора.

— Опять плачешь? — поинтересовался я слабым голосом. — Нравится, да?

— А ты опять умираешь? — буркнула девушка. — Нравится, да? А мне как без тебя жить? Я же с этой планеты без тебя не выберусь. Вот как ты меня сюда притащил, так отсюда и вытаскивай, а не дохни по поводу и без повода.

— Ну, притащил тебя не я, а нерки, — я часто задышал, набирая сил и энергии, потом рывком сел, чтобы оглядеться. Мия меня поддержала, а иначе бы снова грохнулся, а моя спина еще болела и сильно. Поле боя выглядело неплохо. Да и гордиться нам было чем, все-таки три робота-терминатора покрошили, и одного проклятого и гадкого ирра упокоили, причем навсегда. Вот кто бы сказал раньше, что мы такое сможем, точно бы не поверил. — Я тебя просто сопровождал, когда ты находилась в боевой черепахе.

— Если бы тебя не было, то и черепаху бы сюда никто не потащил, — буркнула девушка. — Я сколько лет жила в этом боевом роботе и ни у кого не появлялось ни единого желания тащить ее на чужую планету. Это от тебя тролли хотели избавиться, а меня с тобой заодно отправили, чтобы никто ничего не понял.

— Да и ладно, отправили и отправили, — вздохнул я, подбирая меч, снимая со спины ирра ножны и прилаживая их себе. Ножны были, кстати, довольно любопытными, две полосы металла, обвитые прозрачным пластиком так, что видно лезвие, по которому была выгравирована непонятная для меня надпись. — Надеюсь, ты не жалеешь о том, что отправилась сюда вместе со мной?

— Я не знаю, — пожала плечами моя любимая. — Честно, не знаю. Столько на меня свалилось на этой планете, что я уже перестала все логично воспринимать. Может так я человеком становлюсь? Ты, я смотрю, вообще ни на что не реагируешь, только сознание теряешь постоянно. Скажи, с тобой такие разные и очень опасные события происходят постоянно? Ты, наверное, уже привык, что тебя все хотят убить? Я, кстати, тоже едва сдерживаюсь.

— Часто такое бывает, — вздохнул я. — Меня вообще одно время называли катализатором дерьма, потому что стоит мне где-то появиться, так все дерьмо отовсюду начинает лезть. И я весь в дерьме, и все, кто рядом, тоже в нем…

— Очень познавательно все объяснил! — фыркнула Мия. — Хорошо, что ты больше не умираешь. Мне нравится, когда ты живой, потому что убить тебя тоже мне хочется. Что станем делать дальше? У тебя есть план?

— Пошли к звездолету, — ответил я. — Мне удалось открыть дверь в шлюз, дальше, я надеюсь, ты сама разберешься. А плана у меня нет, не получается ничего спланировать тогда, когда весь мир против тебя. Тут бы успеть хоть немного отдышаться, пока снова не прилетело.

— Посмотрим, разберусь я или нет, — девушка решительно зашагала вперед. — Корабль чужой, все системы выстроены иначе, но я очень постараюсь, потому что от этой планеты меня уже тошнит. Никогда и нигде меня так часто не пытались убить. Это кошмар какой-то, а не планета.

Мы обошли разрезанных терминаторов и зашагали дальше. А ведь как здесь было тихо и спокойно, уютно и аккуратно без меня. А потом пришел я, и стало как всегда. Впрочем, без меня было бы скучно жить. Я даже задумался над тем, а не благодаря ли древнему все это происходит со мной? Не использует ли он меня для каких-то своих целей? Не он ли создает все эти ситуации? Но нет, таким дураком, как я, он не может быть априори. Или может?

Вот блин, какие вопросы в голову лезут, а ведь не так давно был нормальным парнем, думал только о том, как прожить еще хотя бы год, ну или два. Ну и ладно. Не повезло так не повезло, буду жить дальше.

Мы дошли до пандуса, поднялись по нему, Мия посмотрела на платформу, которую я засунул в широкий проем и улыбнулась:

— Такое мог придумать только ты. И как теперь войти?

Автоматика все-таки сработала и закрыла проем, но платформа до конца закончить этот процесс не дала, и теперь ее с двух сторон крепко держали мощные стальные полотнища.

— Легко, — я отодвинул девушку за свою спину, мало ли что, сейчас открою, а из корабля выскочит еще один ирр, и нам придет капец. — Сейчас раскрою.

Я поднатужился и вырвал платформу робота из пасти дверей, а дальше затолкал девушку внутрь и едва успел заскочить вслед за ней, пока стальные полотнища не сомкнулись. Скорость свою, я правда, не рассчитал, поэтому влетев в большой шлюз, размером с небольшой зал, упал на пятую точку и уже на ней заскользил по скользкому пластиковому полу к противоположной стене. Там я приложился головой о другую дверь и на какое-то время вышел из строя.

Самое забавное в этом оказалось то, что как-только закрылась первая внешняя дверь, вторая, возле которой лежал я, ушла в стену, и я, потеряв равновесие, оказался в темном коридоре звездолета, причем ноги остались в шлюзе. Мия спокойно зашла вслед за мной в коридор и за шиворот заволокла меня дальше внутрь вражеского корабля. Как только у нее сил хватило меня таскать! Шлюзовые двери закрылись, и мы оказались в полной темноте.

Понемногу я стал приходить в себя, тем более, что девушка помогла мне подняться, и даже поцеловала. Постепенно коридор перестал быть темным, он осветился для меня неприятным, а, наверное, для экипажа корабля привычным серым светом. В нем все казалось каким-то угрюмым и смурым. Ощущение, я вам скажу, самое неприятное. Сразу захотелось отсюда уйти. Сразу в голову полезли строки из песни «Сплин».

Скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни и полетели.

Нужно вписать в чью-то тетрадь, кровью, как в метрополитене:

"Выхода нет", выхода нет!

Тем более что двери закрылись, сравнялись со стенами, и непонятно было где их искать.

Мия, пока я оглядывался по сторонам, вскрыла панель в стене и залезла туда двумя руками. Периодически с ее ладоней слетали маленькие белые искорки и в ответ что-то внутри панели начинало светиться то ярко-желтым, то розовым, то багрово-красным.

Я стоял с ней рядом, приготовив меч, и ждал какой-нибудь гадости, потому что не бывает так на свете, чтобы все прошло хорошо, без проблем, без шума, пыли, повреждений конечностей и мордобития. Этот мир вообще густо замешан на мордобое, без него он не живет.

И точно, неожиданно стены коридора замерцали, исчезая, и мы оказались в большом зале. Напротив нас стояло шесть роботов странного вида, недоуменно разглядывая нас. Больше всего они походили на насекомых, большие головы с фасеточными глазами, тонкие длинные ноги и руки и круглый живот. В общем, ножки, ручки, огуречик, вот и вышел человечек. Правда, ручек было много, в которых были зажаты непонятные металлические штуки, да и ножек хватало. За нами была стена, так что хоть с этой стороны можно было не ждать нападения. Впрочем, корабль чужой, тут всего можно ожидать.

— Это ремонтные роботы, — прошептала мне в ухо девушка. — Искин решил направить их на нас, пока он готовит штурмовых терминаторов.

Ремонтники стояли и смотрели на меня, а я на них, а Мия стояла, недоуменно глядя перед собой на то место, где только что была панель. А потом все эти роботы одновременно бросились на меня. Честно скажу, в этот момент я не контролировал свое тело, как будто кто-то другой взялся им управлять. Впрочем, что значит, кто-то другой? Известно кто, древний. Время для меня словно остановилось. Никогда не думал, что могу быть таким быстрым.

Мое тело просело, сделало оборот вокруг себя, выставив меч, одновременно отталкивая девушку назад к стене. А потом неожиданно время вернулось, и мир снова наполнился звуками. Громким стуком падающих кусков роботов, айканьем Мии и ее стоном, когда девушки врезалась в стену. А я стоял, ошарашено глядя перед собой, понемногу приходя в себя. Через десяток секунд я опомнился и бросился к девушке. Я помог ей подняться и виновато пробормотал:

— Извини, любимая, как-то вот так само получилось. Я правда не хотел тебя толкать, но если бы этого не сделал, мы бы погибли.

— Прощаю, — Мия потерла голову, а потом обняла меня и поцеловала так, что я едва не бросился с себя и с нее снимать всю одежду. — Хоть ты и гад! Мне было больно!

Как там говорится, и пусть весь мир подождет? Увы, этот мир не захотел ждать. Неожиданно этот круглый большой зал наполнился гулом, в стенах открылось пара туннелей, и из них вылетело два робота на платформе с башенками. Они больше всего походили на младших братков тех, что я разрубил вне звездолета. Я вздохнул, поднял меч и мрачно произнес:

— Вот же гадство.


Загрузка...