Невезуха

Глава шестнадцатая

Кошки рассматривали меня, а я их. Однако, красивые звери, хоть и страшные. Шкурка мягкая, пятнистая, черная с коричневыми пятнами. Рост вполне себе приличный. Каждая из них, выпрямившись, будет равна мне по росту в холке, голова равна бычьей башке на земле. Глаза умные, фиолетовые, внутри горят красные огоньки. Когти большие, сантиметров пятнадцать, прячутся в подушечки как у земных кошек. Клыки немалые, не меньше когтей по размеру, наточены остро. Такими зубками можно любого быка порвать за полсекунды.

Весят, думаю, эти милые зверьки немало. Если такую кошечку направить против нашего земного льва, то я поставлю на кошку, потому что она порвет его как грелку за минуту, он для нее мелковат будет, да и тигра тоже прибьет без проблем. Сожрет и слона. А вот белый медведь будет почти равен по размерам и весу, но тоже не победит — кошки явно сильнее и быстрее. Ну и ладно, мне с ними не сражаться. Я их вчера немало побил, потому что человек и звучу гордо, а еще потому что не совсем человек, а мутант, но об этом думать не буду. Не хочется, потому что и мне досталось.

Мертвых тушек тех, кого я вчера побил, нигде нет. Только кровавые пятна на брусчатке напоминают о вчерашней битве. Выходит, убрали или сожрали, что тоже вполне вероятно. В дикой природе все просто, там не различают мясо по сортам и по принадлежностям, мясо — это просто мясо. Лишним не бывает. А тут и охотиться не надо. Готовая тушка. Слово «каннибализм» тут никому не знакомо. И это, наверное, правильно. Человек придумал столько разных глупостей, табу и ограничений, что сие не есть хорошо.

— Мы готовы, — громко прошипела одна из кошек, выгнув спину и царапая брусчатку когтями. — Куда отправимся?

Я перевел девушке вопрос, а она махнула рукой в сторону голубого солнца. То есть нам туда. Мия в качестве компаса мне тоже нравится, да и красивая она, иногда так, как сейчас, словно облитая светом, что даже дух захватывает. Я повернулся к кошкам, чтобы объяснить зверям, куда мы отправимся, но их уже не было на прежнем месте. Исчезли. Шустрые особы. Только глубокие царапины на брусчатке напоминали о том, что они здесь только что сидели. Ну и ладно, я не расстроился, не хотят слушать, как хотят, а нам все равно нужно идти, иначе с этой планеты я никогда не уберусь, здесь и сдохну, несмотря на всю свою регенерацию.

Я улыбнулся девушке и заковылял в указанном направлении, чувствуя себя с каждой минутой все лучше, слабость, слава богу, постепенно отступала, хотя внутри все еще подрагивало и как-то екало. Вот и стали мы на день взрослей, и пора настает, мы гоняли вчера голубей, завтра спутников пустим в полет. Господи, как примитивно. Спутники, орбитальные станции в виде пустых труб. Ни гравитации, ни нормальных условий для жизни. Ладно, не мне сейчас об этом думать, я уже не совсем житель земли.

— Почему эти звери с тобой разговаривают и тебя слушались? — девушка догнала меня и пошла рядом. — Что в тебе есть такого, что я не вижу и не понимаю?

— Даже не знаю, что ты видишь, а что нет, — честно ответил ей я. — Могу сказать только одно, со мной в жизни происходило множество различных неприятных событий, многие из них кардинально меняли меня. Я уже давно не тот человек, которого похитили ампы с родной планеты, чтобы использовать в качестве космического раба-шахтера. Я изменился, и очень сильно.

— Все меняются, — заметила Мия. — Я тоже изменилась, но меня эти кошки хотели порвать на куски, а тебе поклонились.

— А ты не учитываешь тот фактор, что я все-таки существо мужского пола, так сказать, самец? — хмыкнул я. — Кошки-самки почуяли во мне мужское начало, я им понравился, и они высказали мне своей уважение. Как тебе нравится такая незамысловатая версия?

— Сомнительная она, — отрезала девушка. — Ты мог им понравиться только в качестве закуски и бесплатной еды, а как самец ты не представляешь для них абсолютно никакого интереса, размеры у тебя не те, и так тоже, не хихикай. Ну и, понятное дело, запах у тебя другой. Форма, цвет, шкура отсутствует. Хоть спаривание с другими видами и предполагается в природе, но на самом деле оно происходит только с теми особями, которые близки по самкам геному, так что к тебе это никак не относится, можешь не придумывать себе разные версии на тему, какой ты крутой кошачий любовник. Это не так. Что-то другое их в тебе привлекло.

— Ревнуешь меня? — спросил я. — С первого раза угадал?

— К кошкам не ревную, — покачала головой Мия. — Я видел, как они на тебя смотрели, как сексуальный партнер ты их совсем не устраивал, а вот к кому-нибудь другому может и приревную, но тогда берегись, я девушка тихая и скромная, тихо закопаю, скромно отпраздную.

— Ну вот, — я сделал вид, что обиделся. — Чуть что, сразу меня в расход, а где женское понимание? Где любовь, наконец?

— Я тебя предупредила, — зловеще улыбнулась девушка. — А могла бы ничего не говорить. Вот когда предупреждают, это и есть любовь, то есть забота о ближнем своем, то есть моем, ты меня понял, самец бесхвостый?

— Я понял тебя, моя милая и хорошая, — ответил я, усмехнувшись. — Теперь сто раз подумаю прежде, чем тебе изменить, и потом изменю, еще долго думать буду об этом, вспоминать, переживать…

— Потом уже не будешь ни о чем думать, — усмехнулась Мия. — Нечем будет. Оторву все, в том числе и то, чем так гордятся разные самцы.

— Понятно, — засмеялся я. — И ты меня напугала, теперь мне очень страшно. Я после таких слов тебя всегда бояться буду.

— Бойся, мой герой, — девушка прижалась ко мне, обняла и поцеловала так, что я едва не кинулся ее раздевать, только ощущение, что за нами следят, как минимум с трех сторон, меня остановило. Я хоть и понимал, что кошкам все равно, а не мог при них, хоть это и, наверное, глупо. Жить и любить нужно сейчас, завтра, возможно, это станет невозможно или того хуже, пропадет желание. Тот, кто не понимает этого и оставляет все на потом, обычно горько расплачиваются. Что такое жизнь? Мгновение! Оглянуться не успел, как уже старик, и тебе ничего не нужно от противоположного пола. Все требуется делать в свое время, именно таких людей любит бог, ну и девушки, конечно. Не надо заморачиваться. Жить надо сейчас, завра может не быть. — Но помни, я рядом и всегда слежу за тобой.

— Учту, — фыркнул я, обнимая ее и прижимая к себе. Как жаль, что надо идти дальше, и что сейчас не вечер, тогда бы она у меня совсем иначе заговорила, но ничего не поделаешь. — И буду помнить.

Шли мы не быстро, потому что я еще не восстановился до конца, и каждый шаг давался мне с немалым трудом, правда, девушке я старался это не показывать. Зачем? Я мужчина, это мои проблемы, зачем в них посвящать других. Я шел, глядя по сторонам и размышляя о том, что мне дала так восхвалённая искином регенерация? В принципе, мало чего. Как жила боль внутри, так и осталась, как слабость была, так и не ушла никуда. Да, я не умер от многочисленных ран, но это не факт, что в следствие геноинженерии, может просто организм у меня такой. Да и не думал я, что будет так больно заново возвращаться в этот мир. Вот скажите. Зачем мне это? Ведь вполне себе мог умереть и освободиться. Лежал бы себе в кошачьих желудках и наслаждался покоем. Ну, как бы лежал, мертвый, конечно, кусками.

Конечно, я кривил душой, и прекрасно понимал, что если бы не те изменения, что во мне произвел искин исследовательского комплекса, вряд ли сегодня я вообще мог бы ходить. С такими ранами не живут, а они исчезли почти без следа, на моем теле остались только багровые шрамы, причем не безобразные, как бывает, когда зверь вырывает когтями часть плоти, а аккуратные тонкие красноватые линии, понемногу исчезающие.

Кошек я не видел, я знал, они находятся где-то рядом, иногда я ощущал на себе их взгляды и понимал, лес их дом, здесь они живут и охотятся, а настоящие охотники показываются только после того, как дичь убита. Нас они не тронут, в этом я был уверен. Откуда? Не знаю. Просто ощущал. Я вообще стал последнее время очень чувствительным и, наверное, не хуже любого зверя чуял все вокруг в разных красках и цветах, да и убить меня непросто стало в последнее время, сопротивляюсь очень сильно. И причина этому не потому, что жить сильно хочу, но и умирать, где попало, как-то не хочется.

Неожиданно одна из огромных кошек появилась перед нами и преградила путь:

— Нам встретился крайне опасный зверь, — прошипела она. Вообще не понимаю, как это шипение складывается у меня в нормальные слова. — Дети пробуют его убить, если у них не получится, нам всем придется убегать, так как этот хищник очень силен. Правда, вы на своих слабых двух ногах далеко не убежите, поэтому, наверное, придется нам здесь всем умереть

— Убегать? — я задумчиво посмотрел на кошку. — Ты сможешь унести меня на себе? Насколько мне известно, почти все хищники могут нести на своей спине добычу, которая равна их весу.

— Добычу унести мои дети могут, — кошка уставилась на меня прозрачными фиолетовыми глазами. Ни у кого не видел до этого таких глаз, они как-то странно на меня воздействовали, сначала хотелось спать, потом отчего-то внутри просыпалась злость, и сонливость проходила. — Но ты не добыча, да и скорость бега падает, когда несешь добычу в свое гнездо, так что это не самое лучшее решение. — Кошка на мгновение задумалась. — Но две особи смогут унести тебя без больших проблем. Пожалуй, это неплохой вариант.

— Нет уж, — покачал я головой. — Две кошки не смогут нести меня нормально, при первом же препятствии одна двинется направо, другая налево, и они разорвут меня на хрен. Лучше уж пусть тащат по очереди.

Но услышать ответ кошки я не успел, на поляну вылетел с десяток кошек и брызнули по кустам, а вслед за ними появился огромный медведь, так я его сразу мысленно назвал. Метра под три высотой гора мышц, клыков и когтей. Шесть лап!!! Огромная башка с клыками, которым позавидовал бы любой саблезубый монстр, и вся эта туша под пять тонн весом, этакий маленький хищный танк, покрытый густой черной шерстью. Мия ойкнула и спряталась за мою спину, у меня внутри все предательски сжалось от страха. Кошка отступила назад, причем тоже зашла за меня и предостерегающе оттуда зарычала. Какие молодцы!

У меня внутри тут же возникло ощущение такое же, как на предложение выйти из строя добровольцам кто-то предательски толкает тебя в спину, и ты оказываешься перед командиром, а он довольно щурится и отправляет тебя на смерть.

Да на хрен надо! Только выбора нет, кошки попрятались, Мия за спиной, и делать мне ничего не остается, кроме как красиво умереть от удара мощной лапой. Да и ладно! Я шагнул вперед, взмахнул ножом и злобно ощерился. Ну, это я так думал, что злобно, наверняка это выглядело жалко и глупо, просто перекошенная от страха физиономия. Что такое нож против танка? Правда, смешно? Любой бы перепугался.

Зверь замер, принюхиваясь ко мне и глядя на меня тесными пятками глаза, потом сделал шаг вперед, надо сказать, что шаги у него были гигантские, и оказавшись передо мной в паре моих шагов, снова начал озабоченно принюхиваться. Две его огромные ноздри работали как пылесос, да и брызгами слюны он меня всего обмочил. Вел себя зверь, конечно, нестандартно, лично я бы на его месте меня бы порвал сразу на лоскутки, как только появился на поляне, все-таки адреналин внутри бурлит, да и жрать охота, а тут перед ним слабое и точно глупое существо, чем не пища?

— Пошел на хрен! — проговорил я. То, что творилось внутри меня, трудно объяснить, а еще труднее рассказать. Ноги дрожали от слабости и страха, в желудке была буря, мозг застыл, словно замерз, руки не подчинялись. Передо мной была сама смерть. — Прямо сейчас, пока я не рассердился. Потому что если я рассержусь, тебе хана, знаешь, как быстро бегаю?

Не помню, какую еще чушь я нес, но видимо зверь меня понял, потому что в ответ так сильно шарахнул меня лапой, что я улетел к кустам. Думал, что потеряю сознание от боли и страха, но ничего не произошло, а зверь развернулся, победоносно фыркнул прямо в лицо Мии и ушел. Одно мгновение, и его не стало.

«И что это было? — подумал я, теряя наконец-то сознание. — Нет, ну сколько можно? Что это за жизнь пошла, я уже весь в шрамах. Кто же меня такого битого-перебитого полюбит?»

Очнулся я на чем-то теплом и твердом, а еще это нечто покачивалось. Открывать глаза не хотелось. На фиг мне такая жизнь? Увидит кто-нибудь, что я очнулся, сразу какую-нибудь бяку придумает. Говорил же один сатирик, объяснят таким тупым как я, что с человеком не делай, он все равно ползет на кладбище. Вот и я ползу. Или не ползу? Что там такое подо мной шевелится с острым горбом? Я приоткрыл глаза чисто из любопытства. Лимонно-желтое небо покачивалось перед глазами, на нем уже изрядно надоевшее голубое светило ползло к закату. Морду моего лица обвевал легкий ветерок, которые нес в себе множество разных незнакомых запахов, но больше всего пахло мокрой шерстью, причем больше от меня, чем от окружающего мира. А вот это уже мне показалось немного тревожно. Если я покрылся шерстью, да еще мокрой, то это конец моей мечте стать моделью и рекламировать трусы. Я так не хочу! Не убивайте мечту!

Над головой колыхались ветки, причем были они высоко. Все-таки лес. А это значит всё та же планета и те же деревья. Значит, живой. Похоже, от последней мысли я больше всего расстроился. Как-то мы с одним парнем разговаривали в больнице о жизни, прочем, у него был рак и жить ему оставалось совсем немного. Вот я и брякнул о том, как хорошо было бы стать бессмертным. Знаете, что он мне ответил? Бессмертным быть хорошо, если ты здоров и нигде ничего не болит. А если ты болен, если от боли за ночь прогрызаешь в простыне огромною дыру, чтобы не кричать и не беспокоить других, то на фиг нужно такое бессмертие? А самое скверное, если ты парализован, не можешь пошевелиться как Стивен Хокинг, и будешь жить вечно. Нет уж, на фиг нам такое бессмертие, нам бы лучше смерть…

Я тогда его не понял, зато сейчас по-настоящему прочувствовал то, что он мне тогда сказал. Вот нафиг мне такая регенерация и бессмертие, если так больно? Чтобы мучиться и страдать? Это же как ад для грешников, боли много, а умереть не получается. Только кто меня спрашивает? И вообще, с чего я взял, что выбираю свою судьбу? Если хорошенько подумать, то в своей жизни я всегда выбирал между плохим и очень плохим. Разве это выбор? Но с другой стороны, когда знал, что скоро умру от своей фарфорости, именно тогда я был по-настоящему свободен. Когда человек знает, что скоро умрет, он ничего не боится. А чего ему бояться? Тюрьмы? Так смерть его от нее освободит, к тому же смертельно больных не сажают, кому они нужны в зоне? Кто с покойником наполовину будет возиться?

Бояться смерти? Вот уж глупо бояться того, что уже маячит за твоей спиной.

Именно в то время я лез в любую драку в надежде, что меня зарежут или забьют ногами, потому что умирать от болезни гораздо хуже, но главное дольше и гораздо больнее. В результате добился обратно результата, меня стала бояться вся шпана в моем районе. И правильно делали, потому что меня можно было только убить, но никак не победить, я вставал и снова лез, как бы меня не били.

Ну, ладно, это лирика. Итак, я снова живой, меня куда-то несут, точнее везут. Я попробовал приподняться и понял, что мои ноги и руки связаны. Выходит, что? Правильно, меня привязали к кошке, которая, бедняга, меня тащит неизвестно куда. Значит, все хорошо, все живы, можно и дальше спать. С этой оптимистичной мыслью я снова закрыл глаза и заплакал.

Мне было больно, отбитые внутренние органы стонали и плакали, но постепенно все слабее и слабее, все-таки регенерация — это не так уж и плохо, наверное. Нужно только потерпеть, а потом станет легче, правда, терпеть придется долго, ну да бог с ним, со временем, в конце концов, не в первый раз. Одно время, когда болел фарфоровостью, вообще боль не проходила, а обезболивающие не помогали. Я тогда научился не замечать время, просто мысленно представлял его в один поток, текущий куда-то мимо меня. Мне врачи, конечно, предлагали мощные обезболивающие, типа морфина, только я отказывался, не хотелось становиться наркоманом раньше времени.

Выдержал же тогда, смог, выжил, и здесь выживу. В конце концов, это же исполнилась моя мечта о бессмертии и полной регенерации. Я же мечтал об этом бессонными, бесконечными ночами, когда мое тело грызла боль.

Сейчас бы еще поесть что-нибудь и выпить, желательно водки паленой, чтобы по мозгам стукануло. И с этой здравой мыслью я снова отрубился.

Очнулся уже вечером, тело лежало уже на чем-то твердом, только голова лежала на чем-то мягком и теплом. Я открыл глаза, небо из желтого превратилось в серое и постепенно наливалось чернотой. Ночь, однако, скоро. Как быстро течет время мимо полезных дел.

— Ты очнулся?

Я услышал голос Мии, но отвечать не хотелось, боли, правда, в теле уже не было, но пить хотелось неимоверно. Вот попробуйте что-нибудь прошипеть воспаленным высохшим ртом, тогда меня поймете. Я попробовал, как и ожидалось, у меня получился только хриплый стон.

В зубы мне девушка сразу сунула горлышко фляжки, видимо, ожидала именно этого. Как-то однообразно я стал жить. Сначала мне больно, потом хочется пить, затем желаю что-нибудь пожрать, после этого мне требуется немного жаркой и страстной любви, а потом обязательно какая-нибудь сволочь меня попытается убить. Разве к этому я стремился? Разве в этом цель моей жизни? Нет, но почему так получается? Эй, бог, или кто там наверху за мной присматривает, ответьте! Должен же быть смотрящий, они везде есть…

Я выпил всю фляжку, после этого сожрал пару кубиков, которые подала мне девушка, и понемногу пришел в себя. Через пару минут я смог даже приподняться и оглядеться. Лежал я на коленях у Мии, а она сидела на фиолетовой траве. Я встал на четвереньки, прополз немного и понял, что мы находимся на каком-то холме. Лес виднелся километрах в двух, кошек рядом не было ни одной, и я их не чувствовал, бросили, однако, сволочи, а ведь обещали защиту. Вот так и в жизни, вообще никому верить нельзя.

— И где наши защитники? — спросил я хриплым голосом.

— Ушли в лес, — ответила девушка. — Сказала, что дальше они не ходят, слишком опасно.

— То есть для них это опасно, а для нас нет? — уточнил я.

— Наверное и для нас опасно, — как-то безразлично проговорила Мия. — Только, как я понимаю, выбора у нас все равно нет. Нам нужно идти вперед, чтобы найти звездный корабль. А оставаться в лесу нельзя, погибнем, впрочем, наверное, и здесь погибнем. Скажи, почему все так происходит? Только я стала человеком, нашла своего любимого, и уже снова умирать, так, да? И все люди так?

— К одной точке можно придти многими путями, — проговорил хмуро я. — Необязательно идти самым трудным, таким, который убивает, и мы, наверное, можем найти другой путь, нам надо лишь немного подумать.

— Чаще всего кажется лишь издалека, что можно идти разными путями, — вздохнула девушка. — А в реальности путь остаётся один, это я тебе как искин говорю.

— Ты какая-то вялая и печальная, — сказал я. — Что-то случилось, пока я был без сознания?

— Я просто забыла, что такое человеческое тело, — пожаловалась девушка. — Оно быстро устает, на его ногах набиваются мозоли, ему нужно есть и пить, из него льется всякая гадость, а как это убрать я не знаю. Точнее мне известно, но здесь нет ничего, что подходит, а магазинов и аптек нет.

— Осознал, — сейчас уже вздохнул я. Понятно, критические дни наступили. Будут мне новые проблемы, точнее уже наступили. Как-то мне одна девушка сказала, что величайшее изобретение человечества, второе после скотча, это тампон. Я тогда похихикал, а сейчас, кажется, начинаю понимать, как она была права. Это нам, мужикам, все просто, а вот как быть им, если у них льется, а заткнуть нечем? Я полез в рюкзак, хоть и понимал, что вряд ли там что-то найду, все-таки война дело мужчин, женщины должны сидеть дома и рожать новых солдат для новых войн, которые затеют наши правители. В аптечке нашел что-то непонятное и, ни на что особо не надеясь, протянул Мие, она взглянула на меня с такой трогательной любовью и улыбнулась.

— Это не то, что ты думаешь, но мне подойдет, — улыбнулась она. — Ты дал мне бинт для сложных ранений, он впитывает в себя кровь, и не дает ей уйти. Спасибо, ты меня снова спас.

Мгновение, и она исчезла за косогором, вылезла уже оттуда довольная как кошка, чуть ли не облизываясь, легла рядом, положила мне голову на колени и спросила:

— Что будет с нами дальше, мой герой?

— Не знаю, — честно ответил я. — Давай поедим и поразмыслим, хотя думать на самом деле думать не о чем. А когда мы поймем, что в наши головы уже никогда не придут новые мысли, тогда просто поедим.

— Зачем ждать, сразу поедим, — девушка развела в стаканчике свой кубик и выпила образовавшуюся жидкость, мне же понадобилось таких три кубика для ощущения сытости. Моему организму требовались вещества для лечения тех повреждений, которые я получил. — Вот и все, я поела, а новых мыслей, как ты и сказал, не прибавилось.

— Как далеко до того места, где находится корабль? — спросил я, ложась рядом и обнимая ее. К сожалению, в рюкзаке не нашлось ни палатки, ни даже пенистого коврика, поэтому спать нам придется на сырой земле, точнее на траве, да еще во враждебном окружении. — Можешь сказать хотя бы приблизительно?

— Есть идти тем же темпом, то примерно неделя пути, — ответила Мия. — А это очень долго.

— Неделю пути мы не выдержим, — покачал я головой. — Оружия у нас нет, а без него нам любой зверь страшен. Звери тут размером больше, чем на моей планете, значит, я как охотник для них не страшен, а вот они мне опасны, и даже очень. Нет снаряжения нужного, у нас есть только ты и я. Нам будет трудно.

— Я бы сказала, что это невозможно, если бы со мной не было тебя, — произнесла девушка. — Непонятно как, но ты всегда как-то умудряешься выкручиваться из самых сложных ситуация, часто раненый, едва живой, но в результате мы все равно живем и понемногу движемся вперед. Я все чаще думаю о том, что не стоило мне принимать предложение искина исследовательского комплекса и становиться живой женщиной. Оказывается, быть человеком очень трудно и опасно. Хотя при этом я невероятно благодарна тебе за то, что ты дал меня ощутить настоящей женщиной, научил любви и тому, что вы называете сексом.

— Первый шаг человека — это первый шаг его к смерти, — бодро ответил я, вглядываясь в степь, чем-то она мне не нравилась. Что-то стала сильно колыхаться высокая трава, такое бывает только тогда, когда по ней крадется какой-то зверь. Я осмотрелся, хотя видно было уже плохо, нож не лучшая оружие против хищника, нужно что-то более дальнобойное, лук, копье или хотя бы дубина. — Привыкай. И не спеши умирать, это всегда успеется.

Я встал и начал обходить холм, не забывая поглядывать в ту сторону, где колыхалась трава, оттуда уже стали доноситься неприятные звуки, рык и рев. А потом я увидел, как два пятнистых тела рванули навстречу друг другу и стали сражаться. Оба зверя были огромными, с такими лучше не встречаться, но разве у нас есть выбор? Я прошел еще немного, потом споткнулся и кувыркнулся вперед, шипя от боли.

— Чертов камень!

Камень? Я, прихрамывая, вернулся туда, где споткнулся. Действительно, камень. Но только это не валун, а плита, поэтому ее не видно в траве. Я начал ее расчищать от грязи и пыли. Зачем? Видимо, заработал интуиция. Впрочем, логика тоже была. Холм, на нем плита, значит, что? Правильно, либо склеп, либо курган, под плитой наверняка вход, а нам нужно как-то пережить эту ночь, желательно в таком месте, которое хотя бы можно было как-то оборонять, желательно с узким входом. Поднять я плиту не смог, в принципе можно было даже не пытаться, она была толщиной сантиметров сорок, шириной три и длиной три метра, переводя в человеческие цифры эта дверь весила от пяти до десяти тонн, может и больше, с математикой у меня не очень хорошо было. Да, если честно, и считать неохота, что от этого изменится, если я точно буду знать вес? Правильно, ничего!

В середине плиты оказалось странное углубление, когда я его очистил, то увидел отпечаток четырехпалой руки. Идентификация? Вполне возможно. Звери продолжали драться и реветь так, что меня чуть с холма не сбрасывало инфразвуком. Девушка подошла ко мне и стала с интересом наблюдать за мной. Я ее понимал, всегда интересно смотреть на огонь, на воду и на дурака, которые пытается что-то открыть. Я приложил руку, потом вторую, затем даже снял ботинок и приложил ногу, не открывается, скотина. Не работает. Но это и понятно, сколько лет здесь стоит, наверняка аккумуляторы сдохли.

— Давай я попробую, — предложила Мия. Я не возражал. Она приложила свою руку, но при этом сделав со своей кистью что-то непонятное, как-то странно ее сложив и удлинив. Блин, у меня так не получится, ей что, руки сделали резиновые? А на фига? Пока я над этим задумывал, внутри плиты что-то стукнуло, потом заскрипело, и камень отошел в сторону, открыв круглый лаз примерно метр диаметром, из которого пахнуло сырой землей и еще чем-то непонятным, больше похожим на запах машинного масла.

Я втолкнул девушку внутрь, оглянулся на громкий рев и увидел огромные мохнатые тени с горящими красными глазами, несущиеся на наш холм. Я скользнул вниз вслед за девушкой, надеясь на то, что эти твари за нами не полезут. Лаз был больше похож на каменную, гладко отполированную, трубу, сначала он шел прямо, а потом резко наклонился вниз, удержаться я не сумел и полетел вниз вслед за визжащей девушкой.

Про американские горки знают все, только мало кому известно, что в Америке их называют Русскими горками. А придумал их американец, который однажды приехал в Россию и пожил у нас какое-то время, а когда уехал, то мучился ностальгией по ледяным горкам и санкам, на которых с таким восторгом катался. Так что наше это, только как всегда вернулось от других в искаженном виде.

Не знаю почему мне мое падение напомнило про американские горки, как не знаю какая сволочь придумала это спуск, но сначала мой желудок улетел вниз к пяткам, затем поднялся вверх желчью, когда неожиданно я полетел вверх, потом снова рухнул вниз, причем в свободном падении, пытаясь судорожно ухватиться за гладкие стенки. После этого я как-то смирился со смертью, но тут снова колодец поменял направление и началось торможение. Стенки гладкие, только не понимаю, почему моя задница стала дымиться и мне стало жарко как в бане?

А концовка оказалась совсем подлой, я упал в холодную воду, причем меня кинуло вперед так, что я пару раз перевернулся и нахлебался этой водицы вдосталь. Когда я попытался выплыть, то оказалось, что глубины там примерно полтора метра, и можно судорожно не махать руками, изображая кроль и саженки. Я вдохнул, потом неспешно выдохнул, приходя в себя, и стал озираться по сторонам в поисках Мии.

Кстати, свет здесь был, пусть слабый и неровный, но его вполне хватило, чтобы увидеть, что я нахожусь в небольшом подземном озере, кстати, круглом, что навевало мысль, что сделано оно искусственно для того, чтобы вот так спасать тех идиотов, которые бросятся в эту каменную трубу, за что я, кстати, был этим гадам благодарен. Немного.

Девушка стояла метрах в трех от меня, прижав руки к лицу, и, похоже, плакала. Впрочем, смысла в этом я никакого не видел, ее лицо было мокрым и так от брызг, стоило ли его еще мочить? Правда, я бы тоже, наверное, заплакал после такого испытания, если бы был девчонкой, только у нас, мужиков, совсем другая реакция, мы сразу ищем кому бы морду набить за доставленное удовольствие, и очень разочаровываемся, если рядом никого, кроме нас, нет. Обидно вусмерть, как говорил один мой приятель.

Я подошел к девушке, обнял ее, она прижалась ко мне, и мы так стояли минут пять, как два идиота, пока у нее слезы не кончились. Только тут я начал понимать, что, наверное, выбрал не самый лучший способ спасения от зверей. Зверей здесь, как я понимаю, нет, только встает вопрос, а как отсюда выбираться?

По моим ощущениям мы улетели вниз метров на сто, обратно по этой каменной трубе не поднимешься, значит, надо искать другой выход. Я вздохнул и пошел по кругу, держа Мию за талию. Нельзя ее было отпускать. Страшно ей. И это понятно. На самом деле рядом со мной не роскошная девушка, хоть это тоже есть, а маленькая пятилетняя девочка, потому что именно в этом возрасте ее лишили тела и засунули в металлический шар, в котором она благополучно и прожила бог знает сколько лет, мечтая о том, что когда-то станет живой. Вот стала, и что? Вокруг стреляют, убивают, умирают. Все время что-то происходит и совсем не так, как она себе это представляла. А тот парень, который ей так нравился, на самом деле оказался неудачником, с которым все время случаются какие-то неприятности. И как тут не разочароваться.