Невеста с обременением (СИ)

Глава 11

Ни тогда, ни когда-нибудь после, ни Айвер, ни Адалина не смогли ответить даже самим себе, что между ними произошло.

Вот это, теперь…

Когда, совершенно не желая друг друга раньше… ведь нисколечки не желая, верно?

…хотели они друг друга теперь!

Как же невыносимо, нестерпимо до горячей, просто огненной боли, желал он эту женщину… Чужую. Испоганенную посторонней, мертвой, гадкой страстью. Циничную до мозга костей, да и внешне с первого взгляда вовсе непривлекательную для него. Ледяную стервозу, насквозь пропитанную ложью, злобой и кто его знает, какой ещё дрянью…

Двоедушницу. Клятвопреступницу! Мужеубийцу. Как раз из тех, к которым, готов был поклясться на чём угодно и чем угодно ранее, не пожелает никогда приблизиться и на пушечный выстрел!

— Адалина, — даже не шептал, а шипел, почти задыхаясь от гари и горечи — Ты только не сопротивляйся… ладно? Сил моих нет больше…

— Да я не, — торопясь, она высвободилась из обрывков рубахи — Я нет, я не буду… Я сама тебя хочу…

Ее кожа, и впрямь оказалась нежной. Ароматной и бархатистой, словно присыпанное шоколадной стружкой горячее молоко. Небольшие, тугие груди отозвались на грубые прикосновения лёгкой, далекой, явно ощутимой болью так и не состоявшегося кормления, но нежданного желания, вообще никогда не должного появиться.

Как же хотела она его сейчас!

Вот этого мужчину. Именно этого. Чужого. Не предначертанного ей никак! И никем. Просто не могущего быть предначертанного ни ей, и никому вообще…

Развенчанного. Лишенца. Предателя. Преступника, так и не познавшего раскаяния. С душой, испепеленной начисто похотью, завистью и прочими скотинствами… С руками, оскверненными кровью недругов и воровством. Притворщика, который и сам-то уже путает маски, забыв начисто, где его настоящее, собственное лицо. А уж лжеца такого, какого не знали до этого ни Менгль, ни даже всё Мироздание…

Так вот сейчас она желала его.

До боли. До дикого огня, родившегося где-то в груди, опустившегося в живот, и стремительно ниже. Пульсирующего чудовищным, обжигающим, живым шаром между судорожно сведенных бедер.

"Раньше такого не было, — пискнул разум, желая предостеречь хозяйку — Это неправильно…"

И тут же замолчал, разобиженно поджав губы.

"Никогда ни одну бабу так не хотел! — стукнуло в висок джейта Брира гулко и туго — Ничего… Сейчас жахну её, и всё пройдет. Отпустит. Должно отпустить. Только не торопиться. Не торопиться…"

Да если б ещё она дала возможность не торопиться!

Выпутавшись, наконец, из обрывков рубахи, сперва скомкав их и прижав к груди, тут же быстрым, нервным каким-то движением, откинула прочь.

Теперь Адалина лежала перед ним голая, слегка присыпанная ароматной крошкой ночного света, слабо льющегося из незанавешенного окна, со слегка светящимися, раскинутыми в стороны руками.

— Айвер, — хрипнула она горлом так, будто её душили — Я…

Тут же, словно спохватившись, скользнула вниз сложенными лодочкой пальцами. Распластав их, попытавшись прикрыть тонкий, аккуратный шрам много ниже круглого, глубокого пупка.

Перехватив тонкую руку, лишенец уперся коленями в постель, скомкав простыни.

— Не закрывайся, — выдохнул, склоняясь над сверкающим, желанным телом — И не бойся. Постарайся не бояться. Если честно… я сам боюсь до усрачки. Лежи спокойно.

Коротко хихикнув над грубым, но смешным выражением, девушка сразу же задержала дыхание, принимая давящие, нетерпеливые поцелуи сперва настороженно, потом же требуя всё больше и больше.

Когда губы лишенца, поочередно коснувшись напряженных сосков и, на секунду замерев между грудей, скользнули ниже, она всхлипнула. Тонкие, но неожиданно сильные руки легли на плечи Брира, и несмело погладили его по груди.

— Ты нежная такая, Адалина, — пробормотал он, скользнув ладонью между ее слегка разведенных ног, нащупывая пальцем тугой бугорок, влажный и горячий от желания — Не сжимай ноги… Пока совсем не вымокнешь, даже штанов не развяжу. Обещаю.

Магичка яростно кивнула, рассыпав перепутанные локоны по сбитой в комок подушке.

Глубоко вздохнув, согнула ноги и, разведя их, приняла ласку, нежданную, прежде незнакомую ей.

Закинув голову, уперлась затылком в подушечный комок, время от времени вскрикивая коротко и тихо.

— Так нравится? — шепнул лишенец, лаская набухший клитор, одновременно прижимая его, и слегка погружая пальцы в удивленное непривычными ощущениями тело — Хорошая моя… Вот так в тебя и войду, прямо сюда… Скоро уже, скоро.

Не отнимая руки, лег рядом, всей грудью вдохнув горячий, кофейный аромат, с примесью лёгкой гари и запаха домашнего мыла.

Свободной рукой дернул перевязь штанов. Выругавшись остервенело и зло, освободил наружу окаменевший, гудящий болью член.

— Если не хочешь, — прошептал, освобождаясь от одежды, но заметив, как девушка дернула головой на это движение — Не смотри на него. Это необязательно.

Да хрена там! Это ОБЯЗАТЕЛЬНО . Сейчас лишенцу просто жутко хотелось, чтобы она посмотрела. Чтобы увидела и мощный стояк, и крупную, влажную головку, блестящую от струек пресемени. Чтобы взяла в руку, и обхватила крепко накрепко светящимися пальцами.

Или ртом. Даже лучше ртом. Сладкими, сахарными губами! Теплыми, слегка шершавыми, как изнанки тех дурацких, розовых цветов, что распускаются летом в поместье и округе.

Прерывисто выдыхая стоны и вскрики, Адалина пошевелилась. Ей хотелось теперь вообще непонятно чего. То ли завершить сладкие пытки, то ли, наоборот, просить не прекращать их.

— Айвер, — прошептала она, дернувшись совсем легонько — Айвер…

Приподнявшись на локте, лишенец накрыл поцелуем шепчущие его имя губы.

Не отрываясь, одной рукой развел её ноги, уперев колено между ними, второй же рукой сжал грудь девушки, доверчиво и тепло легшую ему в ладонь.

Погладив пальцами текущую ароматной влагой цель, освободил вход.

— Сейчас ноги шире, — горячо зашептал в теплую щеку — Шире, ягодка моя… Хочу тебя, уже правда нет никаких сил! Чувствуешь, как?

Не медля больше ни секунды, тяжело толкнул бедрами, резко входя в невыразимо желанное тело.

Она ответила ему.

Но ответила нерешительно, скованно и странно неуклюже. Будто эта женщина никогда не была замужем, и не знала ни мужской руки, ни мужской ласки. Никогда не мучилась длинными, скучными днями в ожидании жарких, страстных, грешных ночей…

Словно и не было ничего раньше, а случилось только теперь, в дурной, нерассудный час. Здесь, в полутемной, кое как отапливаемой спальне старого особняка на самой дальней окраине Округа Констр, за Конечной Дорогой. На скрипучей, широкой кровати и домотканых, серых простынях. В объятиях бывшего Советника Айвера Брира, преступника, не познавшего раскаяния. Настолько бесчестного, что вся нечисть в Темной Яме кусала б от зависти локти, узнав о нём…

Адалина ответила.

Не радостным стоном, не сладкими судорогами измученного ласками тела. Она ответила коротким криком, сжатыми в кулаки остывающими, но всё ещё светящимися пальцами и широко распахнутыми глазами.

— Что это? — хрипло спросила, глядя лишенцу прямо в лицо — Что это было?

Брир потерся щекой о ее щеку.

— Мы просто любили друг друга, — с наслаждением излившись в неизвестную пока, сумрачную глубину, ответил шепотом — Я ласкал тебя, ты меня. Нам было хорошо. Теперь так и будет, сладкая моя… Всегда, когда мы этого захотим.

Несколько минут они лежали молча.

Потом мучимая множеством вопросов девушка всё же решилась спросить.

— Айвер, — голос показался растерянным — А почему мне не было больно? Ведь должно быть очень больно… И ещё вот что…

— Хочешь ополоснуться? — резко перебил лишенец, малодушно отказавшись слушать дальше — Вон, смотри. Ширма. За ширмой умывальник и большая такая, медная чаша. Только вода в ней, скорее всего, остыла. Принести горячей из кухни?

— Не надо, — помотала головой Адалина — Я нагрею. Тебе вода нужна будет?

— Да, — отпустив её, он поднялся с постели — Давай, иди. Я пока перестелю здесь. Потом тоже умоюсь.

Джейта Реггасс скрылась за ширмой, перед этим зачем-то оглянувшись.

Джейту Бриру же сейчас не умываться хотелось, и уж точно не перестилать сраную постель.

Остро захотелось утром смотаться в Закрытые Земли, не теряя времени. Помнится, Кон говорил, что где-то там, в одном из казематов содержится пара-тройка некромантов. Договориться с одним из них, попробовать поднять из праха Прекрасного Чешуйчатозадого Оттиса Грендаля. Чтоб даже не набить морду, нет… Маловато будет! Отлупцевать подлую шелупень по яйцам, и закопать назад. Только не в землю, а по уши в говно. Правда, после шашней с поднадзорными некромантами добавилось бы Бриру ещё обвинений, но оно бы того стоило!

"Должно быть, мать его, больно! — лишенец содрал с постели простынь, чуть не разодрав в клочки ни в чем не повинную ткань — С хрена ли больно-то ей было, а? Что такое он с ней творил? Одно из двух. Либо там балда была с хорошее бревно, либо дохлый дракон ею был способен только орехи колоть, а не баб иметь…"

…Слегка успокоился он, только умывшись, после умывания основательно окатив себя ледяной водой, выкурив пару сигар, и напившись вместе с Адалиной горячего отвара из кислых ягод морщанки.

Но, когда магичка уже глубоко спала, а лишенец, лежа рядом и перебирая её волосы, тоже начал задремывать, тяжелые мысли вернулись.

"Адалина, она… не умеет целоваться… вообще. Обниматься. Ласкать. Стояка боится, как огня. Слегонца стало хорошо, даже и не кончила… И всё, страшно. Что это было, Айвер… Где уж тут любить ребенка, твою мать… кто любил ее-то саму… никто. А меня? Да… тоже никто. Очень мы с ней в этом похожи, очень… Очень."

Перед затуманенными сном, прикрытыми глазами, заплавали багровые пятна, какие-то темные залы, громадные и холодные. Заснеженные дороги, стремительно бегущие лошади и почему-то корабли…

Джейт Брир огляделся. Сейчас он стоял на какой-то площади, аккуратно убранной камнем, пустынной и незнакомой. В руках лишенец сжимал секиру, лезвие которой было густо покрыто бурыми пятнами крови.

Послышался далекий стук. Стучали сильно, но глухо. Будто в толстое, вымокшее насквозь одеяло, либо в гнилое дерево.

— Хозяин! — выкрикнула какая-то баба, непонятно откуда взявшаяся здесь — Эй, джейт хороший! Вы спите?

С трудом вырвавшись из липких объятий сна и странных видений, Брир сел в постели.

— Кто ещё… в душу мать? — пробормотал, с трудом отделяя бред от реальности — Вашу мать!

Ворочаясь тяжко, ровно только что пробудившийся после зимней спячки медведь, подошел к двери.

Распахнув её, затуманенным взором уперся в Лилиану, привставшую на цыпочки и пытающуюся что-нибудь различить в неразбуженном пока находящим рассветом, полутьме спальни.

— Чего надо? — рыкнул неприветливо — Чего орешь, дура?

— Ой! — пигалица подскочила, как оладья на сковороде — А кто это у вас там, кто?

— Тертый хрен в манто. Чего, говорю, надо?

— Я это, — заверещала прислуга — Сказать мне нужно… Там это, дозорник прибыл по вашу душу. Только у него сани застряли. Здесь, от дома недалеко. Возничего прислал, помощи просит…

Подтянув штаны, и накинув на плечи жилет, лишенец начал спускаться по лестнице вслед за Лили, нещадно и от всей души матерясь…