Глава 7

— Как быстро мы едем?

— Восемьдесят километров в час, — ответила Эммалин небрежным тоном.

— Сколько это — километр?

Она знала, что он спросит. Как ни печально было это признавать, но правда состояла в том, что она понятия не имела. Эмма просто соотносила показания на спидометре с цифрами на дорожных знаках.

Большинство вопросов, которые он задавал на протяжении последних тридцати минут, заставляли ее чувствовать себя идиоткой. И по какой-то причине Эмме не хотелось, чтобы он считал ее таковой.

Все эти вопросы были вызваны материалами из стопки новых журналов, которые он, без сомнения, приобрел у «человека внизу», спланировавшего это путешествие. Эмма видела, как ликан пролистывал их, и понимала, что он действительно так быстро читал, потому что через каждые несколько страниц то и дело спрашивал, что есть что. Аббревиатуры, казалось, ставили его в тупик. И хотя ей удалось расшифровать НАСА, УБН и КПК, с MP3 она не справилась.

Прочтя все журналы от корки до корки, ликан взял инструкцию к машине и вопросы возобновились. Как будто она могла объяснить, что такое трансмиссия!

Эмма чувствовала, что даже с ее незначительной помощью он учился, и понимала, насколько ликан умен. Его расспросы показывали, что он впитывал знания со скоростью, которая раньше представлялась ей невозможной, и ко многим выводам приходил сам, следом формулируя ответы на свои же вопросы.

За инструкцией к машине последовали французские правила дорожного движения. Едва пролистав их, он отбросил брошюру, словно она не произвела на него впечатления. Заметив взгляд Эммы, Лаклейн пояснил:

— Некоторые вещи не меняются. На подъеме по-прежнему надо ставить на ручной тормоз, и неважно, тянет лошадь экипаж или нет.

Надменность и манера ликана с легкостью отмахиваться от тех вещей, которые должны были бы его пугать, раздражали. Ее саму машина привела бы в ужас, очутись она впервые в ней, уже взрослой. Но не Лаклейна. Пока они ехали, он выглядел слишком довольным собой. Ему было слишком комфортно в кожаном кресле, слишком интересно, как работает окно и климат контроль, которые он поднимал и опускал, включал и выключал, терзая немецкие технологии своими огромными лапищами снова и снова. Раз он был заперт так долго, не должен ли он чувствовать себя не в своей тарелке?

Не должен ли испытывать потрясение? Эмма была уверена, что ничто не могло поколебать его чрезмерную самоуверенность…

Отлично, он нашел кнопку, открывающую окно на крыше. Ее терпение начало иссякать. Открыть… закрыть. Открыть… закрыть. Открыть…

Рассвет приближался с каждой минутой, и Эмма все больше нервничала. Раньше она всегда была очень осторожна. Эта поездка стала временем ее первой настоящей независимости, которую тетки и позволили только потому, что приняли все меры предосторожности. А что в итоге? Эмма ухитрилась остаться без запасов крови, ее похитили и заставили отправиться в дорогу к черту на кулички, имея в распоряжении из всех средств защиты от солнца лишь багажник!

И все же, это, вероятно, было безопаснее, чем не ехать с ним. Кто-то появился там, в отеле, — возможно, вампиры.

Только сев в машину, Эмма подумала рассказать Лаклейну, что ее жизнь может быть в опасности. Но не стала этого делать по двум причинам. Во-первых, сомневалась, что сможет вынести, если он лишь пожмет плечами и бросит на нее «почему меня должно это беспокоить» взгляд. А, во-вторых, тогда бы ей пришлось объяснять, кто она такая.

Валькирии враждовали также с ликанами, и будь она проклята, если позволит использовать себя в качестве оружия против своей семьи. Эмма не могла допустить, чтобы Лаклейн выяснил хоть что-то, что можно было бы использовать против нее. К счастью, в разговоре с Региной она, кажется, не открыла ни одной своей слабости — такой как, например, острая потребность в крови. Она легко могла себе представить, как он скажет: «я достану тебе крови» — затем хлопнет в ладоши и, потерев ими, добавит — «сразу после сеанса в душе!» Да и она вполне сможет потерпеть жажду те три дня, которые займет дорога до Шотландии. Совершенно точно.

На мгновение она прикрыла глаза. Но голод… Никогда раньше она не испытывала такого соблазна выпить из другого существа, и так как иной альтернативы не предвиделось, то и Лаклейн начинал казаться подходящим вариантом. Эмма знала наверняка, где именно прокусила бы эту шею, как вонзила бы когти в его спину, притянув ближе, чтобы получить желанную дозу «своего наркотика».

— Ты хорошо ведешь машину.

Испугавшись, она закашлялась. Интересно, заметил ли он, как она разглядывала его и одновременно потирала языком клык? Затем вспомнив его слова, Эмма нахмурилась.

— Хмм, и как же ты можешь судить об этом?

— Ты кажешься достаточно уверенной, чтобы отвести глаза от дороги.

Прокололась.

— К твоему сведению, я не особенно хороший водитель, — друзья Эммы часто жаловались на ее нерешительность и манеру пропускать всех вперед до тех пор, пока она сама не оказывалась в конце пробки.

— Если ты не особенно хороший водитель, то, что же ты делаешь хорошо?

Она долго смотрела на дорогу, обдумывая ответ. Делать что-то хорошо — весьма относительное понятие, верно? Она любила петь, но ее голос не мог сравниться с пением сирен. Умела играть на пианино, но ее учителями были двенадцатипалые демоны. Эмма честно призналась:

— Я солгала, если бы сказала, что делаю что-то особенно хорошо.

— А лгать ты не можешь.

— Да, не могу, — она ненавидела эту свою особенность. Почему вампиры не могли лгать, не испытывая при этом боли? Как люди. Которые всего лишь краснели и чувствовали себя неловко.

Лаклейн еще несколько раз открыл и закрыл люк на крыше, затем вытащил несколько листков бумаги из кармана куртки.

— Кто такая Регина? Люсия и Никс?

Эмма кинула на него беглый взгляд и открыла от удивления рот.

— Ты забрал мои личные письма со стойки регистрации?

— И твою одежду, которую подвергли сухой чистке, — ответил он скучающим тоном. — Что для меня звучит как оксюморон[16].

— Разумеется, ты забрал, — резко сказала Эмма. — А почему бы тебе и не забрать? — «Уединения? Его не будет», насмешливо произнес тогда ликан. Он подслушивал ее разговор с Региной — как будто имел на это право!

— Кто они такие? — вновь настойчиво спросил Лаклейн. — Они все требуют, чтобы ты им позвонила. Кроме Никс, чье сообщение — совершеннейшая бессмыслица.

Никс была ее теткой с причудами, самой старой из валькирий — или прото-валькирией, как ей нравилось, чтобы ее называли. Выглядела она как супермодель, но при этом видела будущее куда яснее настоящего. Эмма могла только гадать, что Чокнутая Никс ей передала.

— Дай посмотреть, — Эмма выхватила записку, и, расправив ее на руле, бросила быстрый взгляд на дорогу, прежде чем прочесть.

Тук, тук…

— Кто там?

— Эмма.

— Какая Эмма? Какая Эмма? Какая Эмма? Какая Эмма?

Перед отъездом в Европу Никс сказала ей, что в этой поездке «она совершит то, что ей было предначертано».

Но, очевидно, Эмме было суждено оказаться в лапах буйнопомешанного ликана. До чего же фиговая у нее судьба.

Своим сообщением Никс напоминала Эмме о ее предназначении. Она одна знала, насколько страстно Эммалин мечтала обрести свою настоящую сущность, заслужить свою собственную страницу в почитаемой валькириями Книге Воительниц.

— Что это означает? — спросил Лаклейн, когда Эмма смяла записку и бросила ее в ноги.

Она была в ярости от того, что он прочел это сообщение, просто в исступлении, что он вообще видел что-либо, позволяющее узнать о ее жизни. Учитывая его способность наблюдать и схватывать всё на лету, он припрет ее к стене еще до того, как они доберутся до Ла-Манша.

— Люсия зовет тебя Эм. Так тебя называют родные?

Всё. Хватит. Слишком много попыток разузнать о ней, слишком много вопросов.

— Послушайте, ммм, мистер. Я попала … в ситуацию. С тобой. И чтобы выбраться из нее, согласилась отвезти тебя в Шотландию, — голод делал ее раздражительной, что заставляло забывать о последствиях, и зачастую могло сойти за храбрость. — Я не соглашалась быть твоим другом, или… спать с тобой, или и уж тем более награждать твое вторжение в мою личную жизнь подробными рассказами о себе.

— Если ты ответишь на мои вопросы, я отвечу на твои.

— У меня к тебе нет вопросов. Знаю ли я, почему ты был заперт на протяжении — сколько там приблизительно? — пятнадцати десятилетий? Нет! И, честно говоря, не горю желанием узнать. И откуда ты там возник прошлой ночью? Аналогично.

— Тебе не любопытно, почему всё это произошло?

— Я постараюсь забыть «всё это» сразу же, как довезу тебя до Шотландии, так что, с чего бы мне хотеть узнать больше? Мой модус операнди всегда заключался в том, что надо быть тише воды, ниже травы и не задавать слишком много вопросов. До сих пор он себя оправдывал.

— То есть ты ожидаешь, что мы просидим в этой закрытой кабине всю дорогу в тишине?

— Разумеется, нет, — и Эмма включила радио.

Наконец Лаклейн сдался и перестал бороться со своим желанием смотреть на нее. Он, не таясь, изучал Эмму, находя процесс невероятно приятным — и это тревожило. Ликан успокаивал себя тем, что ему просто больше нечем занять голову. У него закончились журналы, а радио он почти не слушал.

Музыка казалась ему такой же странной и непонятной, как и всё в этом времени. Но ему удалось найти несколько песен, которые раздражали его меньше других. Когда Лаклейн назвал, какие композиции он предпочитает, она выглядела пораженной.

— Оборотням нравятся блюзы. Кто бы мог подумать? — пробормотала Эмма.

Она, должно быть, чувствовала, что он смотрел на нее, потому что сама украдкой бросала на него этот свой боязливый взгляд, а затем, покусывая губу, быстро отводила глаза. Осознав, что от одного взгляда этой вампирши его сердце начинает биться быстрее, Лаклейн нахмурился. Совсем как у этих смешных людишек!

Вспомнив, как реагировали на нее мужчины, и, зная, что она уникальна даже среди вампиров, Лаклейн подумал, что она должна быть замужем. Раньше его бы это не встревожило. В адрес вероятного супруга он сказал бы «его потеря» и имел бы в виду именно это, потому что замужество его не остановило бы. Но сейчас он задумался, любила ли она кого-нибудь.

В мире ликанов — если она его пара, то и он, соответственно, ее. Но Эмма не принадлежала к роду ликанов. И теперь, вероятно, будет ненавидеть его вечно, а ему придется удерживать ее силой — особенно после того, как он осуществит свою месть.

Лаклейн планировал истребить каждого из этих кровососов, что означало бы уничтожить тех, кто подарил ей жизнь. Он вновь усомнился в судьбе и собственных инстинктах. Нет, они бы просто не смогли бы быть вместе.

Но, даже размышляя об этом, ему страстно хотелось прикоснуться к ее волосам. Даже с мыслями о мести, Лаклейн гадал, на что будет похожа ее улыбка. Он уподобился похотливому подростку, жадно пожирая глазами ее бедра, обтянутые узкими брючками. Медленно поднимаясь глазами по шву вещицы на внутренней стороне бедер.

Лаклейн передвинулся. Никогда прежде ему не хотелось так отчаянно трахнуться! Он бы всё отдал, лишь бы только бросить ее на заднее сидение этой машины и как следует ублажить ртом, а затем взять, пригвоздив ее колени к груди. Черт возьми, именно это он и должен сделать!

Мечтая о том, как он овладеет ею, Лаклейн вспомнил прошлую ночь и то, какой тугой она была, когда он ввел в нее палец. Ликан покачал головой. У нее долго не было мужчины. Он разорвет ее пополам во время первого полнолуния. Если только не будет регулярно трахать до этого…

Эмма зашипела, когда свет фар, ехавшей навстречу машины, ослепил ее. Потерев глаза, она несколько раз моргнула.

Эммалин выглядела уставшей, и Лаклейн задумался, не голодна ли она. Но все же отбросил это предположение. Те вампиры, которых он пытал, могли жить без свежей крови неделями, питаясь, как змеи — так же редко.

Но чтобы убедиться, он все-таки спросил:

— Ты голодна? — когда Эмма не ответила, повторил вопрос. — Так голодна или нет?

— Это тебя не касается.

К сожалению, как раз наоборот. Удовлетворять ее потребности было его обязанностью. А что, если ей необходимо убивать? Для ликанов найти пару было жизненной необходимостью. Для упырей же это место занимало размножение посредством заражения других. Будет ли ее вампирская сущность жаждать убийств так сильно, что Эмма не сможет ее контролировать? И что будет делать он сам? Помогать ей? Защищать ее, пока она убивает какого-нибудь ничего неподозревающего смертного? Другого… мужчину?

Господь Всемогущий, он не сможет этого сделать.

— Как ты пьешь?

— Жидкость попадает мне в рот, и я ее глотаю, — пробормотала она.

— Когда был последний раз? — рявкнул ликан.

Эмма тяжело вздохнула, словно он тащил из нее ответ клещами.

— В понедельник, если хочешь знать, — сказала она и посмотрела на него украдкой, чтобы увидеть реакцию.

— В этот понедельник? — в его голосе отчетливо слышалось отвращение, которое он и не думал скрывать.

Эмма было нахмурилась от его слов, но ее ослепили фары очередного встречного автомобиля. Она вздрогнула, и их машина успела вильнуть в сторону, прежде чем она смогла вернуть управление.

— Я должна сосредоточиться на вождении.

Если она не хочет обсуждать это, он не будет настаивать. Не сегодня.

Вырвавшись с запруженных французских улиц, они уже на шоссе набрали скорость, и, глядя, как мимо проносятся поля, Лаклейн подумал, что во время езды на машине испытываешь те же чувства, что и при беге. Чистое удовольствие от этого опыта притупила ярость, постоянно тлеющую глубоко внутри него. Скоро он опять сможет бегать. Потому что теперь свободен и идет на поправку.

Он заслужил хотя бы одну ночь радости, всего одну ночь, когда не нужно думать о крови, ярости и смерти. Ему стало любопытно, возможно ли подобное вообще — учитывая, что рядом с ним сидела вампирша.

Вампирша, скрывающаяся под ликом ангела.

Завтра. Завтра он потребует ответы, которые так страшится услышать.


Поместье Валгалла

Недалеко от Нового Орлеана

— Мист вернулась? — завопила Анника, вбегая в дом. — Или Даниела? — она ухватилась за толстую дверь, почти повиснув на ней, и вглядывалась в темноту за порогом. В свете газовых ламп ветки дубов, казалось, дрожали, отбрасывая тени. Обернувшись, она увидела, что Регина и Люсия расположились в большой комнате, выходящей в прихожую. Усевшись на диване, они красили друг другу ногти на ногах, смотря при этом «Последнего героя»[17]. — Они вернулись?

Регина подняла брови.

— Мы думали, они с тобой.

— А Никс?

— Дрыхнет в своей комнате.

— Никс! Тащи сюда свою задницу! — захлопнув дверь и закрыв ее на замок, крикнула Анника. Повернувшись к сестрам, она спросила: — Эмма уже дома? — пытаясь отдышаться, она наклонилась вперед и уперлась руками в колени. Она бежала всю дорогу от города.

Валькирии переглянулись.

— Она… хммм… она не планирует пока возвращаться.

— Что? — закричала Анника, хотя сейчас была рада, что Эммы здесь нет.

— Она там встретила какого-то красавчика…

Анника подняла руку, прервав валькирию.

— Мы должны убраться отсюда.

Люсия нахмурилась.

— Не поняла, что значит это «должны»? Звучит так, словно ты хочешь, чтобы мы ушли?

— Что, самолет вот-вот рухнет, да? — спросила Регина с искренним недоумением; ее янтарные глаза были полны любопытства. — Ох, и больно же будет.

Люсия нахмурилась еще больше.

— Ну, от падающего самолета я бы, пожалуй, еще убежала…

— Быстро… что-то приближается… — но сестры не понимали, мысль о бегстве была им абсолютно чуждой. — Сейчас же…

— Здесь мы в полной безопасности, — возразила Регина, вновь сосредоточившись на ногтях. — Заклятие не даст никому проникнуть в дом, — она резко подняла голову, у нее на лице расплылась глуповатая улыбка. — Правда я… ммм… возможно, не попросила ведьм обновить его.

— Я думала, оно обновляется автоматически. Они снимают с нашего… — начала было говорить Люсия.

— Именем Фрейи, бегом, я вам говорю! — завопила Анника, которая смогла, наконец, выпрямиться.

Никто зазря не произносит вслух имя родительницы. Широко раскрыв глаза, Регина и Люсия вскочили и потянулись за оружием…

Входная дверь разлетелась на кусочки.

На пороге стоял рогатый вампир, его красные глаза внимательно вглядывались в лица сестер Анники. Именно его она не смогла победить, и только знание лабиринта улиц в деловом центре города спасло ей жизнь. А теперь этот вампир был в их доме.

— Что это еще такое, Анника? — спросила Регина, вытаскивая кинжал из ручных ножен. — Обращенный демон?

— Невозможно, — возразила Люсия. — Считается, что это чистой воды миф.

— Должен быть таковым, — Анника с трудом от него отбилась, а ведь вампиров убивала с легкостью. — Никогда прежде не встречала такого могущественного кровососа. — Единственная причина, по которой она прибежала домой, это чтобы проверить, вернулись ли старшие валькирии. Они смогли бы его победить. Регина и Люсия же были из числа младших.

— Один из любимцев Иво?

— Да. Я видела, как Иво отдавал ему приказы. Они кого-то ищут …

Позади рогатого появились двое других вампиров, и Люсия вскинула лук, казавшийся продолжением ее собственного тела.

— Уходите, — прошипела Анника. — Обе…

В это мгновение в комнату переместился Иво. Его красные глаза сверкали, а на гладко выбритой голове все впадинки и выпуклости были видны также отчетливо, как и черты лица.

— Привет, Иво.

— Валькирия, — со вздохом приветствовал он Аннику и, плюхнувшись на диванчик, нагло закинул на стол ноги.

— Ты все также по-королевски заносчив. Хотя и близко не король, — Анника мрачно взглянула на него. — И никогда им не будешь.

Регина повернулась к вампиру.

— Плосто масенькая деколативная собасёнка. Масенький сусёнок Деместриу.

Пока Люсия пыталась подавить смех, Анника стукнула Регину по затылку.

— Что? Что я такого сказала?

— Наслаждайся своими насмешками, — дружелюбно заметил Иво. — Они станут последними в твоей жизни, — и, повернувшись к демону, сказал: — Ее здесь нет.

— Кого нет? — требовательно спросила Анника.

Взгляд Иво искрился весельем.

— Той, кого ищу.

Краем глаза Анника уловила дрожащую тень. Лотэр, еще один их заклятый враг, возник в затемненной части комнаты, прямо позади дивана, на котором сидел Иво. В Лотэре всё вызывало леденящий трепет — начиная от его белых волос и заканчивая глазами — которые были скорее розовыми, чем красными — в сочетании с бесстрастным выражением лица.

Напряжение охватило валькирию. Теперь враги имели еще большее численное преимущество. Однако Лотэр прижал палец к губам. Он не хотел, чтобы Иво знал о его присутствии?

Иво резко обернулся, чтобы посмотреть, что заинтересовало Аннику, но Лотэр уже телепортировался. Вампир, казалось, встряхнулся, а затем скомандовал демону: — Убей этих троих.

Услышав его команду, два других вампира кинулись к Люсии и Регине, а демон-вампир успел переместиться Аннике за спину еще до того, как его образ растаял. Повернувшись, прежде чем он выбросил руку, чтобы схватить ее за шею, она отклонилась и, метнувшись вперед, быстрая как молния, сломала ему руку. Следующий удар раздробил ему скулу и нос. И пока демон ревел, истекая кровью, Анника так двинула ему между ног, что должна была бы сломать копчик и заставить отлететь к потолку.

И все же быстрый и сильный, словно драка только началась, и он все еще был полон энергии, демон прыгнул вперед и схватил ее за шею. Анника стала вырываться, пытаясь освободиться, но он швырнул ее в камин головой вперед с такой силой, что первый ряд кирпичей превратился в пыль от удара. Ее голова отскочила, и Анника упала. Валькирия не могла двигаться, потому что второй ряд кирпичей посыпался ей на спину. Неподвижная, но все еще способная видеть сквозь пыль… Молнии. Красивые молнии. Она не могла думать.

Регина метнулась от вампира, с которым сражалась, к Аннике и встала рядом, защищая ее. К ней присоединилась Люсия, которой, наконец, хватало места для выстрела.

— Люсия, давай того здорового. Стреляй столько, сколько сможешь. А я снесу ему голову, — тяжело дыша, скомандовала Регина.

Быстро кивнув, Люсия со сверхъестественной скоростью натянула тетиву с четырьмя стрелами. Легендарная лучница, непобедимая валькирия — дайте ей только пространство для выстрела… выпустила стрелы. Пробив сначала плоть и кости, они пройдут затем сквозь кирпичные стены.

Звук дрожащей тетивы был также прекрасен, как и молнии…

С того места, где сидел Иво, раздался смех. Напрягшись, демон взмахом руки отшвырнул в сторону три стрелы, а четвертую поймал.

И Анника поняла, что все они сейчас умрут.

Загрузка...