Несносный тип

Глава 19. Трудовой будень

— Всё хорошо, пап! Нас тут не обижают! Даже учат! — звенел в трубке голос Эльмы. Чересчур радостный голос.

— Точно? — подпустил я в тон сомнения, прищуриваясь, — Ты от меня ничего не скрываешь?

— Конечно же нет! Как тебе такое в голову пришло! — слегка срывается в возмущении дочь, определенно вешая мне на уши лапшу.

— Эльма, — давлю голосом я, — Мы, когда встретимся, обязательно поговорим. Серьёзно поговорим.

— Не выдумывай! — с обиженным выкриком девочка прерывает связь.

А я смотрю на две крошечные серые точки на горизонте. Гм, вроде ничего опасного для жизни нет, но от меня явно что-то скрывают…

Что же, пока ничего сделать нельзя. Вытрясу из этих негодяек подробности потом. Наверняка ведь во что-то влипли.

Выходя из переговорной полицейского участка, неожиданно обнаруживаю четверых хайкортцев, которые безо всякого страха и упрёка деловито возятся с замками… в оружейку. А главную дверь я за собой запирал. Вскрыли, гады.

— Господа, — привлекаю внимание к своему закрытому стальной маской лицу и двум стволам, направленным в спины преступникам, — Вы арестованы. Бросайте всё, что есть в руках. А потом задирайте их вверх.

Закрываю четверку в одной камере, накидывая им туда запакованных сухих рационов на месяц жизни. Это много, настолько, что олухи начинают подозревать, что я собираюсь их тут оставить в темноте и взаперти на весь этот месяц. Ну, они очень недалеки от истины, учитывая, сколько у меня сейчас головной боли.

— Шериф! — орёт один из них, встрёпанный полуэльф с диким взглядом, — Ты что, нас тут оставишь?!

— А где еще есть камеры? — удивляюсь я, прикидывая, как буду минировать подступы к оружейной.

— Отпусти нас!! — лихорадочно просит «переговорщик», — Мы просто хотели оружие! Для безопасности!!

— Врать-то не надо…, - хмуро бурчу я, дёргая ящики стола, когда-то принадлежавшего Целестии Теттершайн. Девушка любила вязать… Точно, тут полно клубков пряжи.

— Да будь ты человеком, кид!! — визжит мне в спину полуэльф.

— Вы могли спокойно найти пушки на брошенных фермах, — парирую я, даже не собираясь вникать в раздумья о том, что этим придуркам могло тут понадобиться, — Приключение на полдня. Но вы полезли к гранатам и автоматам. Будьте счастливы, что не застрелил. И благодарны.

В ответ несется море грязной брани. Хочу выхватить пистолет и сделать полуэльфу дырку в туловище, но не могу. «Нетерпимость законника» убеждена, что он в статусе «отбывающего наказание». Отвратительный недостаток, постоянно гнёт мою свободу воли в удобные ему позы. Ну и чёрт бы с ними. Зайду через месяц. Если выживу. Ухожу из полицейского участка, убедившись, что к оружейной и радиостанции теперь может попасть лишь очень сильный волшебник, либо Ахиол, либо я. Хотя сам без крайней нужды не рискну, уж больно много там нахреновертил.

Доложившись Ахиолу, получил от него новые задания. Простые и понятные — пройтись по городу, посохранять закон и порядок, а послезавтра — объехать все посещенные мной фермы, где я пометил «адекватное» население, передав им приказ возвращаться в город. Мэр наконец-то расщедрился на объяснения, по которым следует, что последней проблемой Незервилля остались Эйвибсы, местные друиды, умудрившиеся понаступать на мозоли всем выжившим Основателям. Более того, сейчас они готовят ответный удар, поэтому штурм неминуем. Но потом, когда друиды будут приведены к покорности (или истреблены), Хайкорт будет ждать светлое будущее. И да, шериф Криггс. Если вы заметите в городе желтоглазых на улицах, предупредите их о том, что именно этой ночью Пятно станет Каплей. Лейлуш Коррадорра ат-Мансипах начнет ритуал вечером, но есть немалый шанс, что с утра Хайкорт-таки успеет увидеть первые лучи солнца.

Вышел на улицу, закурил, фыркнув белым дымом. Усмехнулся. «Приказ возвращаться в город». Как будто окружающим не плевать на его приказы. Зачем им возвращаться? Что тут хорошего?

Впрочем, это не моё дело. Моё дело передать, а не думать. Чем быстрее я выполню поручения, тем больше времени останется полистать черную книгу в мягком переплете.

Желтоглазых осталось мало. Очень мало. Они лежали или сидели в свежеотстроенных здоровенных домах нового района, не демонстрируя ни малейших признаков сознательной жизни. Сюда новое умение, демонстрируемое некоторыми фермерами, не добралось, поэтому я предположил, что эти товарищи, со стертыми до костей руками и ногами, переломанные и запыленные, просто не поймут, что Купель восстановлена. До их ушедшего в глубины себя сознания не донесется возможность вернуться.

Можно сказать, желтоглазые Незервилля мертвы.

Чувствую ли я за это вину? Наверное, нет. Такой исход не могли предугадать даже мэр с Основателями, уверявшие меня, что некоторые из первых желтоглазых, во времена, когда Купели не было, жили едва ли не по году. Наверное, потому что ничего лучшего не знали. Вспомнив залитый теплым солнцем остров, сочные краски зелени и океана, я вполне мог понять эти каркасы с остановившимся взглядом едва горящих глаз.

Одного буйного я нашёл. Он стоял на углу улицы, монотонно размахивая перед собой какой-то гнутой арматурой и не реагируя на моё присутствие. Аккуратно вырвав железку из рук желтоглазого, я лишь добился того, что тот, поморгав и повертевшись на одном месте, целенаправленно пошёл к сваленным невдалеке прутьям арматуры, чтобы выбрать себе новую. Пришлось потратить на него «пулю восстания». Без малейшего желания. Просто… надо.

«Апатия» была вскрыта, хоть никакого бардака в местном баре не наблюдалось. Там просто пили четверо живых разумных, законопослушно складируя бумажные доны на стойке. На стеллажах оставалось еще много полных бутылок, поэтому я, недолго думая, присоединился к умным разумным. Обеденный перерыв.

Что такое душа? Некое ядро из некоей энергии, шар, внутрь которого уходит несколько жизненно-важных корешков личности. Сама личность — огромное древо ассоциаций, опыта и памяти. Смех в том, что душа и личность — почти разные вещи. Первая после смерти сохраняется всегда, а вот второе… у второго большие проблемы.

Тело это не просто кусок мяса, в котором находится наше высшее начало. Оно платформа, базис, интерфейс, якорь, в конце концов! Проще говоря, единственная среда, в которой могут полноценно взаимодействовать душа, личность, память, рефлексы и прочая наша несерьезная требуха. Разумный является тонким, прекрасно сбалансированным механизмом, который рождается, живет и умирает, пребывая в балансе.

После того, как энергетика отрывается от дохлого мяса, наступает грусть и печаль. Для личности. Если рыбу вытащить из воды, а энергетику из человека — то они умирают. Душа? Душе пофигу, она улетает на новое перерождение, довольно быстро отрываясь от шокированной и расползающейся под гнетом информационного поля планеты личности. Ассоциативные цепочки рвутся, сенсорный шок, всё, что мы есть — быстро и решительно растворяется, как только мы дохнем. Вырабатывая при этом очень нехилое количество энергии. Но растворяется…

…навроде хорошей туалетной бумаги в унитазе.

Этого… можно избежать. Способов множество. Наиболее легкое — симуляция первоначального носителя. Нежить, желтоглазые, призраки, киды… все эти твари суть есть способы приживления души к новой платформе. В случаях с «местными» приживление идёт грубое, хоть призракам в этом плане и везёт. Они, благодаря памяти собственной души, получают эрзац-тело, более чем пригодное для длительного существования, и даже что-то чувствующее. Мы, киды, вопрос совершенно иного порядка сложности. Гений Бога-из-Машины создаёт под нашу душу идеально подходящий искусственный носитель.

Простые методы. Тот, что нужен был мне, оказался космически сложен.

Если представить себе бессмертную душу, способную пережить смерть тела, то это будет космический корабль-трансформер, умеющий собирать себя сам. Есть капсула жизнедеятельности, в которой хранится сама душа и столько личностнообразующих ассоциативных связей, сколько получится сознательно удержать. Есть «корпус» в виде определенным образом тренированных чувств, способных отсечь потерявшее тело душу от сенсорного шока незнакомой среды. Волевое усилие. Сознательное, продолжительное и… сильное. Как задержать дыхание. И, наконец, последнее — «топливо». То, что тратится, пока «корабль» ищет новую платформу, где «развернется» назад. Это самое топливо — знания, ощущения, впечатления. Опыт. То большое, чем ты готов пожертвовать, спасая жизненно важное.

Годы, если не десятилетия, напряженного умственного труда и самодисциплины. День за днём, час за часом кропотливо анализируя себя, применяя ментальные техники запоминания, буквально потроша собственную память на предмет нужного и ненужного. Адский труд. И это, при всём хорошем, будет лишь первый этап. Новый фундамент личности, пригодный для попытки переселения. Дальше же… придётся его повторять, набрав еще больше жизненного опыта. Быстрее, шире и больше, закаляя и воспитывая себя на каждом шагу. Запасаясь «топливом».

А потом? Когда всё будет готово? Разумеется, в идеале нужно будет… умереть. Тихо, спокойно, сосредоточенно, чтобы не отвлекаться на разную ерунду.

Шарахнув полный стакан виски, я с щелчками закрыл книгу на все застёжки, сунув томик куда подальше. Будь у меня огромная куча денег, собственный дворец и библиотека на несколько сотен тысяч книг… то, наверное, даже в таких условиях не стал бы подобным заниматься. Не бывает спокойной жизни у владельцев денег и дворцов.

Но… если бы я, к примеру, был бы призраком… неуязвимым для материального, не желающим пить или есть, обладающим бессмертием… Гм, а вот эту мысль мы подумаем потом. Когда разгребемся с тем, что есть здесь и сейчас.

Выпивохи мирно продолжали выпивать, лишь изредка косясь на меня без всякой агрессии, за что я им был удивлённо благодарен. Даже возникло желание полностью оплатить счет за всех присутствующих, но реализовать я его не успел. Внутрь «Апатии» зашёл последний человек, который только мог бы сюда зайти.

Зальцер Херн собственной персоной. Владелец «Теплого уюта», единственного конкурента сего питейного заведения. Предпочитающий никогда из него не выходить.

У меня аж сигарета изо рта выпала.

— Шериф, у меня проблемы, — выдохнул этот замечательный тип. После того как прошествовал к стойке, отнял мой стакан и высадил солидную порцию внутрь.

— Говорите, «Приют» оккупирован? — с подозрением спросил я полугнома, проверяя, как выходят из кобур все четыре пистолета. Надо было чем-то занять руки, а заодно успокоить свою подозрительность. В «Тёплом приюте» не было ни малейших признаков страха или злобы. Это… настораживало.

— Именно так, шериф Криггс, — твёрдо кивнул слегка подпитый владелец и бармен, сам, опять же, не испытывая ни малейшего страха. На собственное заведение он взирал слегка хмуро и неодобрительно, но не более того.

Это настораживало еще сильнее.

— Мастер Херн, я не буду раскрывать подробности своих наблюдений, но мне кажется, что вы слегка преувеличиваете опасность… или, как максимум, мне лжёте, — поделился я своим ценным мнением с хорошим, в общем-то, разумным.

— Ни то, ни другое Магнус, — внезапно тяжело вздохнул хозяин отеля, — Поверьте мне, там нет никакой опасности, но избавить меня от оккупации способны только вы. Я зайду первым, если вам будет угодно.

— Не могу вам этого позволить, — решил для себя я, направляясь прямиком в двери заведения.

Я могу быть низеньким, лёгким, даже безобидным на вид, только вот не бояться меня могут себе позволить очень ограниченное число разумных, давно уже переросших порог возможностей и уязвимостей живого существа. А так, как тайна моего зрения продолжает оставаться тайной — составить ловушку сложно. Даже если её организаторы сидели бы за километр отсюда, я бы увидел их нервозность и опаску. Но ничего подобного не было. Вывод — оккупанты не представляют угрозы.

Ошибочный вывод.

Когда за нашими с Зальцером спинами щёлкнул засов, я понял, что слегка недооценил коварство местных, а также мотивы, ради которых бы стоило устраивать на меня такую ловушку в таком месте.

— Ну вы, блин…, - успел произнести я, а потом был заткнут поцелуем и засыпан телами. Низенькими, грудастыми и зелеными. Тел было много. Скорее всего — все, что нашлись бы в доме у ат-Мансипаха.

Под смятённый писк полугнома «Эй, вы же сказали, что отпустите меня!!», вся эта зелёная река уволокла нас обоих на второй этаж «в нумера», где началась какая-то сумасшедшая полупьянка-полуоргия на целые сутки. Вообще, если судить строго, то скорее это была лесбийская гоблинская оргия, с парой переходящих «призов», но судить не хотелось.

Хотелось выжить.

— Получить Триады, будучи затраханным…, - осоловело пробормотал я спустя какое-то время, пытаясь непослушными пальцами изъять сигарету из мятой пачки, — Кому расскажи — не поверят…

Закурив, я, покачиваясь, пошёл к бывшему дому Мадре, в надежде отоспаться. Над головой ярко сияло солнце, но значение придавать этому событию ресурсов у меня не было.

— Единица к каждой Триаде… и пара к Воину? — слова как-то сами по себе вылетели наружу, — Обалдеть…

Проснулся… а если быть точным, то «очнулся» я лишь под вечер. Вымотанный, измятый, сексуально переудовлетворённый так, что хоть в книги рекордов записывайся, с потёртостями, засосами и следами от укусов даже там, где их вообще не должно было быть. «Хозяин дал нам всем выходной, пока идёт ритуал». Это, наверное, единственная фраза, что всплывёт из моей памяти. Зеленые мерзавки отлично подготовились, притащив с собой какие-то элексиры и зелья, вполне на мне сработавшие. Немного даже жаль Зальцера, но, с другой стороны, он сам меня заманил, пусть и под мнимой угрозой, что при наличии меня гоблинская рать будет более аккуратной с отелем.

Ё-моё, да там в стирку весь отель нужно сдавать… включая люстры и обивку со стен. Интересно, полугном выжил? Узнаю об этом попозже, так как есть еще одно маленькое дело, о котором я банально забыл за всеми этими событиями.

Навестить детишек.

Детишки, за исключением моих собственных, сидящих в обнимку с некромантами далеко и в безопасности, чувствовали себя в не меньшей безопасности, пребывая в натуральном облагороженном бункере, располагающемся прямо под школой. У них тут даже что-то наподобие гидропоники было, дабы молодёжь не питалась одной только сухомяткой! Разумеется, вся эта грибная гидропоника пребывала в раздолбанном и запущенном состоянии. Причина элементарна — преподаватели давно уже «погасли». И их складировали в угол, как бревна.

Признаться, я не люблю молодёжь и подростков, да и не любил никогда. К ним обязательно нужно относиться снисходительно, хотя бы просто потому, что они еще не верят, что взрослый дядя может там… дать, скажем, под дых. Ну, или выстрелить. А следовательно, что? Правильно — слушают недостаточно внимательно.

Переступив через стонущего от боли вожака, которому я зарядил под дых, я рявкнул детишкам приказ рассаживаться по местам. Ну а потом выстрелил в потолок под прямым углом, так, чтобы пуля не срикошетила. Поймав рукой горячий сплющенный комок свинца, принялся его подбрасывать на ладони, рассматривая попутно детишек. Их было около четырёх десятков, большая часть совсем еще мелкие, вон какие глаза делают, а вот старшаки по-прежнему пытаются бухтеть.

— Тишина в классе, — лениво приказываю я, пряча пистолет, — У кого есть мозги, докладывайте. Почему коридор залит водой. Почему рационы распотрошены и валяются на полу? Что с учителями?

Бурчат. Бурчание быстро перерастает в вал претензий, жалоб и вопросов. Снова стреляю в потолок.

— По порядку…, - вздыхаю я, — Наверху творится бардак и война. Вы же здесь устроили свой бардак. Свинство. Сколько кроватей в этом убежище?

— Шестьдесят четыре, — раздается робкий тоненький голосок.

— А вас меньше сорока, — резюмирую я, — Но положить тех, кто вас учил и заботился о вас, на кровати, вы не догадались. Дерьмовые детишки. Неблагодарные. В общем, так. Я заходил проверить, всё ли у вас в порядке. Вы живы, этого достаточно. Но я зайду еще раз. Может быть, завтра, может, дня через три. Тут всё должно блестеть, понятно? Если я найду хоть что-нибудь, что мне не понравится, то пристрелю вашего наглого лидера. А потом назначу следующего. Или следующую. Если и он не справится… вас еще много. Всё понятно?

— Какой ты… на хер… шериф, — выдавливает из себя травмированный в живот парень.

Ну, у него хотя бы есть яйца. Присаживаюсь на корточки возле наглеца, требовавшего «немедленно позвать всех родителей в школу».

— Я не помню, сколько людей убил за последнее время, — честно признаюсь я ему, — Десять или двадцать… может больше. Знаешь, что их всех объединяло? Они не были преступниками или злодеями. Просто придурками. У вас здесь, в Хайкорте, злодеев-то и нет по сути. Теперь понимаешь, какой я шериф, а, придурок?

Меня мутит с похмелья. Детишки бесят. Хватаю лидера за шиворот, отволакиваю в пустую комнатку. Туда же привожу еще пару старших, пацана и девчонку. Устраиваю всем троим головомойку, совмещенную с экспресс-курсом по обиходу себя любимых. Морщатся, делают протестующие лица. Наугад предлагаю им сделку — инспекция туалетов. Если там всё чисто, то затыкаюсь, извиняюсь и ухожу. Если нет… они вылизывают там всё… языками. Вопрос субординации моментально решен, молодёжь трясется, пучит глаза, согласна сотрудничать. С трудом выгоняю из похмельной головы ужасы, что могли бы поджидать меня в местных туалетах.

Собираюсь уходить, как мне в спину доносится ослино-упрямое бурчание лидера о том, что «это всё несправедливо». С трудом удерживая себя от излишнего насилия, разворачиваюсь, подхожу к нему, смотрю в лицо. Хоть и задрав голову.

— Парень, — говорю, — посмотри на меня. Мне более пятидесяти лет. Проживу еще сто, может быть, больше. Я только что отымел под три десятка гоблинш, выпив смертельное для человека количество алкоголя. Не красней, тебе такое не светит. Вообще никому не светит. Просто… забудь о справедливости. Ты можешь её добиться собственными руками, но не можешь её выпрашивать, как алкоголик бутылку. Не можешь требовать. Только добиться.

Ухожу. Не люблю подростков. Особенно хитрожопых. Ежу понятно, что они уже осуществляли вылазки. Из рационов, валяющихся на полу, выдраны отделы с печеньем и джемом. Избалованные засранцы. Удивительно еще, как они тут не перетрахались, хотя… что я видел? Может быть, здесь давно уже свита пара любовных гнездышек. В любом случае, учитывая всю ту муть, что творят Ахиол сотоварищи, здесь, под школой, настоящий рай безопасности.

Пусть и засранный.

За моей спиной гулко лязгали затворяемые на все замки двери бункера, а я лишь усмехался. Если дети не совсем уж плохи на голову, то поймут то, что не было произнесено вслух. Когда третье или четвертое, а может, даже и второе лицо в городе вламывается к ним едва ли не с ноги, дыша перегаром, а затем учиняет произвол и насилие, это даже не говорит, а кричит о том, что дела — плохи. Очень плохи, паршивей некуда. Но понять это сразу не выйдет. Тут нужно сесть кружком, побухтеть, повозмущаться…

Что у нас осталось в городе, навскидку? Ахиол, мисс Дийюн, мастер Херн. Еще с сотню живых наберется. Всё. Желтоглазые? Списываю всех, однозначно. Может быть, где-то еще шевелятся один-два, имевшие увлечения или хобби, как Теодор Рейхгарден, светлая ему память. И что? И всё. Кроме них — основательно поуменьшившие своё количество… Основатели. Собирающиеся, кстати, в ближайшие часы вынести Эйвибсов, одно из своих семейств, с которыми я так близко и не познакомился.

Друидов. Не знаю, насколько опасны эти Эйвибсы и зачем им может быть нужна мошонка Должника, но именно от друидов зависят урожаи ферм Незервилля, породы растений, может быть, даже скота. Интересно, а как дальше без них? Те же самые Тиррайны были поставщиком финансов, можно сказать… город, кроме как поборов от Союза Равных, имел средства заказывать нужное только за счет продажи зародышей ихорников на другие континенты.

В общем, детишкам лучше не вылезать. Всё валится к чёртовой матери, поезд идёт под уклон, а я надеюсь лишь на то, чтобы успеть удрать. Ну и, разумеется, что Энно моих не тронет.

Идёт дождь. Не видно ни зги, но мне в этой темноте, влаге и прохладе, сразу становится легче. Всё-таки оргии просто так не проходят, а гоблинши не жалели какой-то лютой химии, чтобы меня… нас… на всех хватило. Они вообще себя вели, как будто живут в последний день. С другой стороны, задуманный ат-Мансипахом ритуал по изменению формы тумана над городом, действительно был чем-то запредельно сложным и слегка рискованным…

Может, мы могли и взлететь на воздух.

Возвращаюсь в дом Мадре, спать дальше. Идею зайти в «Теплый приют» испуганно отбрасываю — там всё может еще продолжаться. Чувствую, завтра будет особенный день…