Несломленные

Глава 68

Полная луна плавно поднималась высоко в небо, щедро заливая бледным светом все, что заснуло на покрывале земном. Звезды магически мерцали, словно космические маяки, указывающие заблудшим кораблям дорогу. Лес мрачной громадой окружил благоухающий цветущий сад, словно вышедший с картин художника пейзажиста. А посреди стоял старинный особняк, окна коего призывно горели. К его двери подъезжали автомобили люксовых марок. Возле дома суетился обсуживающий персонал, встречающий изыскано одетых гостей. Утроено количество охраны. По всему периметру установлены датчики движения и давления, никто посторонний не проникнет на территорию. Только приглашённые и только по главной дороге.

Гостей проводят в подвальное помещение, а потом через потайные коридоры, исписанные дивными витиеватыми знаками к церемонному залу, что забирал под себя даже больше пространства, чем дом. В центре зала располагался огромный постамент, изображающий гигантских размеров не то арту, не то око без зрачка. Постамент находился на платформе, на ступенях коей насечены изящные иероглифы.

Своды подпирали массивные колонны, что были украшены причудливыми узорами, что изящным кружевом тянулись под потолок.

Освещением тут служили дивного свойства кристаллы, что давали света не меньше, чем светодиоды.

Гости пока разбились на меленькие группки, что-то оживлённо обсуждают. Дамы блистают пышными, богато украшенными нарядами, а кавалеры красуются в строгих, парадных костюмах, на всех маски. Официанты, в парадном облачении подносили легкие закуски и бокалы с алой жидкостью.

В воздухе пахло дорогими духами и чем-то металлическим. Стоял веселый гомон.

*********

Алиса, обняв ноги и подтянув их к груди, сидела на кровати и горько рыдала, от обиды и боли предательства. Она не понимала, почему ей с мужчинами так не везет. Бедняжка рассуждала, что она такого сделала, чтобы ее вот так наказывали. А еще ей жаль подругу и Симеона, что теперь и их невезучесть Алисы коснулась. Она ощущала себя беспомощной, глупышкой. А еще девушка не верила в то что она оказалась каким-то оборотнем. Алиса считала себя нормальной, она знала что ее родители люди. Поэтому пленница не верила в то что она какой-то там оборотень.

Вскоре за ней пришли серые личности с закрытыми лицами, где видны остались лишь глаза, в которых проглядывался предрассветная дымка. Они начали одевать Алису, даже не считаясь с ее мнением, все сопротивление придуривалось на корню. Существа были приземистые, даже ниже девушки, но крепкие и сильные, а их лапки казалось могли сломать Алисе руку. Одевая ее в белое одеяние необычного кроя, они шептали-напевали монотонную, магическую песню на скрипящем, словно сухие доски, языке. Ее окуривали дурманящее пахнущим благовониями. От них на Алису накатила сонливость. Свободные участки тела от ткани наряда, покрыли прохладной шоколадного оттенка краской, что пахла чем-то растительным. Дивные символы приятно холодили бледную, чувствительную кожу обреченной.

Бедняжке вспомнилось, как она попала в школу для «особенных» и она тогда скрываясь от боли и унижений, пряталась в оплоте черепной коробки. Она находилась в прострации.

Алису взяли под руки, повели на встречу к судьбе. Она тихо ступала босыми ногами по холодному поду.

Когда же Алиса увидела каменное око, а оно узрело душу обречённой, девушка оживилась, проснулась от липкого сна и за сопротивлялась. Дикий ужас, исходящий из самого косного мозга овладел обреченной. Ее голос охрип от крика.

Красноволосую девушку подвели к каменному оку, приковали по рукам и ногам, она сопротивлялась как могла, даже укусила одного из мужчин за что тот отвесил ей пощечину, смачно выругавшись. Алисе не верилось в реальность происходящего, ей казалось, что это кошмарный сон, приснившийся из-за того что она насмотрелись ужастиков. Но, увы, реальность не собиралась щадить ее рассудок. Она вырывалась с оков, но сделала лишь хуже ободрав в кровь запястья, рубиновая жидкость плавно стекала по фарфоровой коже бедняжки.

Собравшиеся существа с жадным интересом взирали на безуспешные метания жертвы и довольно ухмылялись. Алиса не видела их лиц, все плыло перед глазами, но она могла видеть лишь рубиновые очи.

Алисе казалось, что знаки, которыми испещрён пол, плясали в причудливом танце, в этом магическом свете не имеющим названия в мире смертных.

С потолка на пленницу взирало космическим спокойствием изображение древнего божества, возле которого кружили человекоподобные крылатые красноглазые существа.

Сознание Алисы то резко выплывало из пучины густого ужаса, то погружалось вновь. На нее то накатывала бессильная ярость, то тяжёлая апатия. Она осколками здравого смыла осознавала, что ей бесполезно кричать, ведь ее голос утонет в бесконечной анфиладе туннелей и мраке. Жертве бесполезно вырываться, ведь эти красноглазые, бледнолицые существа, ее вернут в оковы погибели. Алиса понимала, что это в приключенческих фильмах герои с задорной улыбкой на устах освобождаются и ещё умудряются наподдать врагам, но в реальности если ты один и слабый человек, с тобой могут делать все что за хотят. Все что девушке осталось это дрожать от ужаса и отчитывать мгновения до смерти. Но, увы, то что до ее мучителей было секундами, для нее тянулось вечность. Память пыталась утешить владелицу добрыми светлыми воспоминаниями о хорошем.

В подземном зале наступила торжественная тишина, словно по бесшумному приказу. Ночные гости устремили цепкие рубиновые взгляды на маленькую, дрожащую фигурку.

Словно из-под земли вырос приземистый, бледный старик, облаченный в дивного вида наряд. Его лицо украшено затейливыми знаками, нарисованными алой краской или не краской…Алисе хотелось верить, что это была краска.

Старик возвел руки горе, став перед постаментом и его горло извлекло из себя душераздирающие звуки, что не слышал не один человек. У Алисы сердце от этого "пения" пропустило удар, окаменело и обвалилось в желудок. Звук издаваемый голосовыми связкам старика имел непередаваемую тяжесть для неокрепшего сознания, он затягивал, словно водоворот всю надежду на лучшее, оставляя лишь страх, сменяющийся апатией.

Но красноглазые гости с умиротворением слушали эти магические звуки, словно херувимы пели песни.

Воздух сгустился, оледенел, аж со рта Алисы вырывались клубы пара, а кожа покрылась мурашками, девушку знобило.

Из потайных дверей выплыли темные фигуры в балахонах, каждая бережно сжимала круглую, хрустальную ёмкость, в которой находилось человеческое сердце, плескавшееся в алом, густом растворе.

Сначала Алиса отказывалась верить в то, что она видит, но правда неумолимо приближалась.

Фигуры поставили "подношение" в специальные отсеки, что образовывали полукруг, от коего отходили углубления, находящиеся под наклоном, ведущие куда-то позади жертвы.

Постамент поблескивал лёгким налетом инея, а песни старика стали все требовательнее. Гости тоже начали подпевать, а темные фигуры, пятясь назад отошли к гостям, склонив в почтении головы.

Монотонность пения вгоняла жертву в апатичный транс, ее взгляд помутился, она не заметила, когда на ее запястья появилось два пореза, обреченная лишь запоздало дернулась. Кровь Алисы бойким ручейком потекла вниз падая на матовый, гладкий камень и тотчас испарялась, словно камень поглощал нее, уподобившись тем, кто ему поклонялись.

Позади Алисы сгустилась тьма, теперь постамент все больше походил на диковинное око, зрачок коему заменяла жертва.

Ёмкости с сердцами забурлили, словно нагретые невидимыми языками пламени. А потом сердце растворилось в алой жидкости каким то необъяснимым образом, багровая жидкость, высвободилась, хлынула в углубления в таинственно пропала. Но на этот раз рубиновый сок жизни не иссушился, а устремился к ногам жертвы, проскользнул мимо и полился в непроглядную тьму, которая пугала своей абсолютностью. Она поглощала все звуки, свет, казалось саму жизнь.

В какой-то миг Алиса потеряла сознание, а когда очнулась от радостных возгласов, то с удивлением обнаружила, что помещение окрасилось в пурпурно-алый оттенок, словно ей на глаза надели очки с красными стёклами.

Алиса ощутила животный ужас, от которого даже спинной мозг оледенел. По ее позвоночнику прокатился ледяной пот. А в ушах почему-то шумело. Девушка осознав, что за спиной кто-то есть, он смотрит сквозь плоть жертвы, в самую сущность, он любуется искрящимся ужасом в светлой душе, словно игрой пузырьков шампанского в бокале.

Кричать Алиса не могла, ее рот просто не мог уже издать и звука, только жалкий хрип. Волосы намокли из-за слез. Она ощутила, как из нее вытягивают всю жизнь, вместе с душой, что схватилась за ребра в попытке удержаться в теле. Алиса запоздало осознала краем сознания, что кончики пальцев ног покрываются твердым налетом, словно кремнием.

Эвелина пыталась подобраться к подруге, дабы помочь. Она мысленно корила себя, за то что поздно пришла, но девушка долго не могла сориентироваться на чужой территории и она так не нашла то, чтобы блокировало ее способности. И только Эвелину разделяло несколько сантиметров от выхода на алый свет, как ее обхватили за плечи и с силой втянули под защиту спасительной тени от колонны.

— Пусти! — Пискнула девушка, брыкаясь, но ей прикрыли рот рукой. Она нагло вцепилась в ладонь наглеца.

Тот скрипнул клыками от боли, шумно выдохнул, его дыхание щекотало макушку девушки. Она поняла что напавший выше ее.

— Дура! Алисе уже не помочь, ее уже поглощают. А вот ты ещё можешь уцелеть. И как ты выбралась? — Возмутился знакомый голос.

— М? — хмыкнула девушка не в силах ответить, ведь вцепилась в руку захватчика.

— Все живое, что попадает под космическое око иссушителя обречено рассыпаться прахом. Лишь дети Когармоата могут выносить взор отца и те в ком течет их кровь. Да неживое, не мертвое сможет уцелеть под взором вечности. Не знаю, что это значит. — Пояснил Дэн. Он прижимал к себе вырывающуюся подругу, словно последнюю ниточку человечности, что связывала его с миром людей. Задира ощущал, что если потеряет последнюю подругу, то точно лишиться какой-то важной части себя.

Когда погиб Симеон, вампир с болью осознал, что какая-то ценная нить его сущности с надрывом оборвалась. Теперь видя смерть Алисы, он ощутил вторую волну боли и ели успел предотвратить третью…

— Грязный предатель! Бездушный вампир! Пусти. Мне все равно, я хотя бы попытаюсь помочь. Ей же больно! Как можно терпеть муки живого существа! — Возмутилась Эвелина, когда ей предоставили возможность говорить. Она была злая, но не кричала, хотя хотела, ведь понимала, что может привлечь внимание вампиров.

— Да, все верно, я тот кого вы называете вампирам. И я предал ваше доверие, за это я заслужил твою ненависть. Но прошу, не лезь в пекло. Ты погибнешь. Как ты не поймёшь твоя смерть будет напрасна? Ты уже ничем не поможешь нашей подруге. — Прошептал умоляюще над ухом Задира. Его дыхание ласкало чувствительное ухо девушки, а голос убаюкивал, но она сопротивлялась.

Эвелина понимала, что этот предатель пытается применить на ней свои способности. Но злость и обида прекрасно блокировали магию вампира.

— У…у-у… Упырь! Злобная нечисть! Пусти! Если я не могу помочь подруге, сделай это ты! Тебе же ничего не будет под этим светом? — нашлась что ответить бойкая Эвелина. Она ощущала плотное кольцо из рук вампира, что сомкнулось под грудью и его пальцы больно впивались между ребер.

— Не могу…да, взор Когармоата мне не вредит, но я не пойду против семьи. Им нужен этот обряд, дабы помочь своему богу, что бы он и дальше защищал Костяной город и своих детей. Неужели тринадцать жизней это много во имя жизни несколько миллионов? Чем наш род хуже людей? А? Мы тоже живые существа и нас тоже нужно защищать. Но единственный кто это делает это наш бог. — Поспешил ответить Дэн. Он ощутил нежность шелка волос подруги под нижней челюстью, когда склонил голову на нее, продолжая прижимать к себе. Он осязал как бойко струиться по ее артериям кровь и дробно колотиться сердце. Жар ее тела согревал продрогшее тело и остатки души в вампире.

Голод, который до селе молчал забитый чувством вины, пробудился и яростно потребовал быть удовлетворённым.

А сопротивление жертвы ещё больше раззадоривало инстинкты хищника. Ещё и пробуждение Иссушителя вызывало в вампире темные наклонности, которые тот слишком долго сдерживал.

— Ты…ты. Трус! Ты просто боишься! Боишься, что тебя на ругают большие и страшные вампиры, маленький вампир! Как же ты жалок! А может, ты просто хочешь произвести впечатление на свою желанную Лили? Так знай у тебя нет шансов, ибо трусы всегда остаются одни и умирают первыми. — Выпалила от бессильной обиды девушка. Ведь она злилась на друга за предательство и за его не желание помочь. А ещё злилась на себя, что все ещё считает его другом и понимает его мотивы. Она бы и сама сделала все для выживания ее рода, все…кроме принесения в жертву других живых существ. В ней боролись всепрощение и мягкость с мстительной сущностью.

— Я не трус. Я просто реально оцениваю свои шансы на победу, которых нет. Мне нет и ста лет, мне не устоять против брата и Лили, даже если я решился бы предать свой род. Прости…и прошу, хватит так соблазнительно тереться своими выпуклостями, об мои чувствительные места. А то ты пробуждаешь во мне зверя. — Сердечно попросил Дэн.

— Что?! Нашел о чем думать, в данный момент, пошляк. И вообще я хомячков не боюсь! — Борзо кинула бурно краснеющая Эвелина, глубоко дыша, пытаясь пнуть локтем Дэна.

— Ах, так! Ну, все, сама напросилась! — и тут терпению вампира пришел конец. Он и так слишком долго проявлял лояльность к пище, так он подумал, фиксируя по удобнее добычу, чтобы не дергалась одной рукой, а второй заставляя запрокидывать голову на бок.

— Эй, не надо! Не смей, гаденышь! — Пискнула жалобно девушка, бледнея и испугано тараща глаза при виде страшных клыков, что выглядывают из-за верхней губы вампира.

Хищник хищно ухмыльнулся, поражаясь смене настроения у жертвы. Вампир понял что наконец-то его начали воспринимать серьезно.

— Ты же говорила, что хомячков не боишься? Более того, тебя уже пробовали. Так чего тебе бояться? Да и не поверю, что у какого-то кибера длиннее клыки, чем у аристократа. — Фыркнул Дэн, которому идея вкусить подругу все нравилась больше и больше. В конце концов он и так уже вступил на дорогу тьмы, одним укусом больше одним меньше.

Голод ободряюще поскребся в горле. Страх, сходящий из жертвы, только делал ее аппетитнее.

— Ты же не такой как эти. Ты же наш весёлый и доставучий Дэн. Молю не надо. Я тогда отдала кровь добровольно, потому что у меня не было выбора. — Взмолилась Эвелина, всхлипнув.

— Считай, сейчас у тебя тоже нет выбора! — выпалил угрюмо Задира и…впился в горячую, нежную плоть жертвы.

Девушка дернулась, издав жалобный писк. Она ощутила как острая, жгучая боль пронзила ее шею. Ей словно дали в солнечное сплетение и выбило дух. Эвелина не могла сделать вдох от боли, перед глазами потемнело. Последнее что она успела, это царапнуть по лицу вампира, оставив на его скуле и щеке три кровоточащие ранки. Вампир дернулся больше от неожиданности, чем от боли, но не остановится, а только яростнее вгрызался в горло сладко трепещущей добыче. Ее кровь опьяняя, будоражила сознание, возбуждала, чем больше поглощался бесценный, алый нектар жизни, тем больше его хотелось. Глаза Задиры пылали в агатовом мраке драгоценным гранатом, казалось сквозь глаза своего дитя глядит древний бог Иссушитель.

Наконец-то отец обрел давно потерянное дитя, которое считалось дефектным, но оно явилось свою настоящую сущность хищника, в котором течет благородная кровь.

Задира осязал как через голод его отец говорил с ним, это был не привычный метод общения, особенно для того кто привык к зрительному, слуховому и тактильному восприятию информации.

Всю сущность вампира обуяло ощущение свободы, словно то что он делает это не плохо, а естественно, как дышать. А все возникшие блоки, находятся у него в голове. Задира понял причина появления блоков, мешающих ему охотиться и получать от этого удовольствие кроется в его предрассудках появившихся в результате тесного проживания с добычей и в последствии установлению эмпатической связи. Но горячая кровь столь сладкая в своем трепете этой жертвы смыла все преграды. Когармоат будет доволен своим потомком.

Реймонд обнаружив резкое исчезновение брата, поспешил его найти, ведь ещё не сильно доверял тому кто недавно считал еду себе равной. Но старший аристократ, быстро нашел брата, за вполне благовидным занятием, по крайней мере таких как они. Конечно Рэй хотел пожурить брата, что не гоже питаться во время священного действа, но понял, что к детям следует относиться с пониманием и терпением. Да и это его наложница, посему он вправе с ней делать все что захочет.

Реймонд с умилением и некоей завистью пожирал взглядом девушку, что обмякла в когтях уже не трогательно наивного детеныша, а взрослого и жадного хищника. Аромат ее крови разжигал аппетит у старшего вампира, ему стало досадно, что брат отказался делиться таким редким сортом крови. Рэй настолько живо ощущал соблазнительный аромат добычи брата, что осязал на кончике языка шоколадную сладость с ноткой цветочного амбре. Голод пробуждённый зовом отца, учуяв алую жизнь обжёг грудину вампира. Тот с досады прикусил случайно нижнюю губу, хлынула кровь. Он слизал ее языком и поспешил удалится как можно дальше. Ведь ощущал, что помимо жажды проснулась и его плоть, ведь взгляд видел как изящно может выгибаться стан жертвы, какой сладостный для слуха вампира стон могут исторгать из себя алые уста девы.

Эвелина не могла остановись слез, ей это все напомнило ужас, который она пережила с братом. И это вызвало в ее теле оцепенение. Она противилась забору энергии, но ее кровь забирали силой. В голове Эвелины билась одна мысль "Больно".

— Ай, больно…как больно…помогите… — Прошелестела одними сухими устами она, зажмурившись.

Задира осязал на кончике языка горечь от страха и обиды жертвы. Ему не нравится испорченный вкус столь ценного ресурса. Задира брезгливо поморщился. А ещё кровь жертвы напомнила ему те хорошие моменты, что они прожили вместе. И Задире вновь стало противно от себя и своей темной сущности. Он резко вытащил клыки из жертвы, как раз вовремя, ведь он приблизился к ее полному иссушению.

— Прости…не могу…не могу перейти черту и…убить… и твоя кровь… она вкусная. Но это послевкусие боли и горечи, ее портит. — Признался Задира. — Надо признаться уже, что я дефектный вампир. Позор для чренов рода., — с горечью в голосе и болью в сердце добавил Задира.

— Глупый клыкастик, если бы ты признался в том кто ты, уверена, тебя бы не отвергли, я уж точно. Можно было бы объяснить ребятам кто ты и что неопасен. Мы бы могли стать семьёй. — После паузы, прошептала Эвелина, тихим голосом, ее кожа бледна, а губы обескровлены. Она дрожащей от слабости рукой потянулась к лицу Задиры, он не стал уклоняться и терпеливо ждал заслуженной пощёчины. Но вместо этого нежная ладонь коснулась царапин на его холодной коже и ласково повела по ним.

Задира ощутил то, что не испытывал со дня гибели матери…А именно тепла, которое дарят любящие члены семьи друг другу. Его озябшее сердце, словно обернули в теплый шелк, ему так хорошо не было уже давно. Это нечто редкое и настоящее, что могут подарить лишь истинно любящие.

Задира погладил костяшками пальцев по щеке Эвелины и ощутил влагу, он понял что заставил плакать девушку. А Задира не переносил девичьих слез ведь насмотрелся их у матери, и он поклялся что его женщины не будут плакать. А Эвелина нечто большее, чем игрушка и еда. Задира сожалел что заставил ее страдать и злился на себя. Он с грустью осознал, никогда не сможет стать истинным аристократом, ведь навсегда будет эмпатировать тем на кто обречён охотиться.

— Прости, нет мне прощения…Я…попытаюсь все исправить. — Пообещал с уверенностью Задира. Только он расправил крылья, чтобы лететь спасать Алису, пусть это почти самоубийство, как янтарно-слепящий свет заполонил помещение, ослепляя не готовых к такой подносом детей Когармоата.

Те зашипели от боли, началась давка и суета. Пронзительный звук оглушил, а впоследствии, глянул чудовищный рокот, подземелье тряхнуло.

Задира прикрыл кожаным крылом подругу от обломков, что больно резанули по тонкой коже крыльев, он оскалился от боли но стерпел, прижимая к себе подругу.

Красный свет сменился на пронзительно золотой, словно миниатюрное солнце спустилось под землю.

Задира ощутил нагнетание воздуха и таинственной природы энергию чуждую этому миру, он уже ощущал нечто подобное…на кладбище…