Неправильный солдат Забабашкин

Глава 6 Переправа, переправа…

К этому времени красноармейцы провели разведку глубины, и окончательно стало ясно, что брода они найти не могут. Точнее сказать, что это пока было ясно только мне, потому что никто ничего в темноте разглядеть не мог.

Чтобы не терять времени, я снял кожанку и убрал её в лежащий на песке полупустой вещ мешок, который принадлежал кому-то из бойцов. Немецкий же походный ранец, выкинул в поле.

'Не нужен он мне. Только лишние вопросы вызовет, когда к своим выберемся. Если выберемся конечно", — решил я и стал перекидывать обувь и личные вещи на другой берег.

В этом мне очень помог богатырь Садовский, который легко, словно пушинки метал вещмешки через шуструю речку, забрасывая груз в кустарник, что рос метрах в пяти от воды.

Прошла ещё пара минут, и Воронцов негромко посвистел, давая сигнал к сбору.

Наши разведчики вернулись и доложили, что река везде имеет большую, более трёх метров, глубину, и что брода нигде обнаружить не удалось.

— Понял. Якименков, Садовский, Зорькин, берите своё оружие и переправляйтесь на противоположный берег. Надеюсь, вас учить сплавляться не надо?

Красноармейцы нестройно загудели, мол, знаем, что к чему, не замочим самое ценное — оружие, да и вообще не лаптем щи хлебают.

— Хорошо. Как доплывёте — Садовский останется там, а остальные вернутся, заберут наше оружие и поплывут обратно с ним. Ну, а мы с Забабашкиным, тем временем, попробуем немца переправить, — отдал команду лейтенант. — Все поняли? Исполнять!

— Да я на всё готов, лишь бы отсюда быстрее убраться, — пробасил, снимая сапоги, Садовский.

Красноармейцы сняли с себя обувь и гимнастёрки, после чего засунули их в свои вещевые мешки и, оставив их на пляже, пошли в воду. Они без проблем переплыли на тот берег, положили свои винтовки на песок и поплыли назад, оставив прикрывать здоровенного детину. Тот посмотрел им в след, а затем, подняв одну из винтовок, навёл её на воду и словно бы прицелился.

В темноте никто, кроме меня, этого видеть не мог, поэтому столь странный поступок бойца никто не заметил. Но его увидел я, и это мне показалось очень подозрительным.

— Слушай, командир, не нравится мне то, что мы с тобой без оружия останемся. Давай-ка лучше сделаем вот как: ты плыви на тот берег с портфелем, а как доплывешь, возьмёшь в руки оружие и контролируй мою переправу. Немца мне поможет переправлять кто-нибудь другой. Например, Зорькин.

— Почему? Ты им не доверяешь? — напрягся Воронцов.

— Всем я доверяю, — отмахнулся я, поправив привязанную бинтом к ноге финку, и тут же нелогично закончил: — Просто нельзя полностью доверяться незнакомым людям, которых буквально только что нашёл в поле.

— Согласен, — кивнул лейтенант и, не дожидаясь, пока Якименков с Зорькиным вернутся на наш берег, взял портфель и, держа его над головой, поплыл.

Я услышал, как лейтенант что-то сказал встретившимся по пути бойцам. Те ему что-то ответили и продолжили переправляться ко мне.

Минуту спустя вернулись бойцы, выбрались на берег и отдышались. Якименков поднял с земли оружие и вошёл в воду, а Зорькин, взяв немца под руки, помог мне вести того к воде.

Пленный майор, очевидно, понимал, что, если он откажется плыть, его, скорее всего, ликвидируют, потому что никто офицера живым отпускать не будет. Поэтому проследовал он в воду без особого упорства.

Зашли в реку. Я предупредил его, что в случае, если он начнёт сопротивляться и попытается бежать, то конец его будет скор. Освободил ему от ремня руки, а сам ремень надел на себя.

Держа одной рукой голову пленного над водой, стали переправляться.

Но спокойной наша переправа была недолго. А именно — до тех пор, пока позади нас, с той стороны леса, откуда мы пришли, не послышались звуки моторов, следом за которыми в небо взлетели две осветительные ракеты. Загрохотали очереди, по меньшей мере, двух пулемётов.

— Немцы! — прохрипел Зорькин, обернувшись на звуки.

Мы были ниже уровня поля, поэтому нас враг пока заметить не мог. Но, то, что за спиной начали стрелять из пулемётов, всех нас очень сильно напрягло. Да что душой кривить, не то, что напрягло, страшно стало до дрожи в коленках.

«Неужели новые засадные группы приехали? По всей видимости, что так. И, судя по количеству пулемётных стволов, их там прибыло немало», — подумал я, невольно занервничав из-за такого неприятного расклада.

А вот пленный майор, наоборот, буквально воспарял духом. Появление совсем рядом своих камрадов его явно воодушевило. Вероятно, в нём затеплилась надежда, что его вот-вот отобьют, и он засуетился, начал хватать своими руками наши руки и ноги, мешая нам грести. Плыть в таких условиях было практически невозможно, и наше движение застопорилось. Якименков не мог нам ничем помочь, потому что переправлял оружие, и руки его были заняты.

Я на секунду отвлекся на очередные выстрелы, которые, казалось, раздались уже ближе, и в этот момент немец ударил Зорькина головой в нос. Не успел я обернуться как фриц, нырнув, скрылся под водой.

— Что у вас там, я не вижу? — перекрикивая звуки стрельбы, прокричал Воронцов, который, вероятно, услышал шум.

— Немец ушёл! — зло крикнул я.

— Что? Что ты сказал? Повтори! — продолжил кричать лейтенант.

Но я ему не ответил, потому что уже скрывался под водой, нырнув за идущим ко дну Зорькиным. Немец своим сильным ударом, его, видимо нокаутировал, и тот, потеряв сознание, ясное дело, тонул.

Открыв глаза в воде, совершенно не обращая внимания, что я после операции, и проточная вода может занести инфекцию, разглядел тёмный силуэт, опускающийся всё глубже и глубже. Времени терять было нельзя. Двумя руками сделал хороший гребок, одновременно с этим оттолкнулся ногами и всем телом устремился вперёд, однако быстро осознал, что совершил ошибку — когда я в спешке нырял, то воздуха в лёгкие едва успел набрать. Практически сразу я стал понимать, что надолго меня не хватит. К счастью, спустя пару мгновений, мне удалось дотянуться до утопающего и схватиться рукой за его гимнастёрку. Собравшись с силами, рванул его вверх. Затем ещё раз. И ещё. Воздуха в лёгких уже практически не было, их жгло и разрывало изнутри. Мне едва хватило сил вытолкнуть бойца на поверхность и вынырнуть самому.

От недостатка кислорода голова кружилась, в глазах стоял туман и плясали шальные искры. Не выпуская из руки голову находящегося без сознания бойца, помотал головой, глубоко вдохнул, ловя ртом капли дождя вместе с живительным воздухом и, чуть придя в себя, осмотрелся вокруг. Немца нигде видно не было.

Перевёл взгляд на берег и увидел, что Садовский вглядывается в реку. Вероятно, он видел что произошло. А потом он схватил винтовку и побежал по пляжу, по течению вниз.

— Садовский, стоять! — закричал Воронцов.

Я старался отдышаться и, держа голову Зорькина над водой, одной рукой стал грести к берегу.

— Забабашкин, что там? — лейтенант повернул голову ко мне.

Сил ответить ему у меня не было.

Я смотрел на фигуру, стоящую на берегу, как на ориентир, и грёб, грёб, грёб.

В этот момент до берега доплыл Якименков. Он выбрался из воды, подошёл к своему вещмешку, вытащил оттуда что-то тускло блеснувшее железом и шагнул к смотрящему на реку Воронцову.

Я хотел было крикнуть, предупредив об опасности, но не успел. Якименков воткнул штык лейтенанту в спину, пронзив командира насквозь, и тот, громко вскрикнув, как подкошенный, упал на песок лицом вниз.

«Что за фигня?!?!?!» — обалдел я от увиденного, всеми силами стараясь выровнять дыхание.

Дождь стал сильнее, и капли на поверхности воды устраивали пляску, разлетаясь брызгами, назойливо попадая в глаза и мешая наблюдать за гадом, убившим лейтенанта. Кроме этого, я понимал, что Зорькину, которого я сейчас пытался спасти, необходимо как можно быстрее оказать помощь. Однако для начала нужно было самому остаться в живых.

Якименков поднял автомат, прищурился, протирая лицо от бьющих струй ливня, и полоснул наобум очередью по реке. Затем ещё раз. Пули прошли в двух метрах от нас, выбив фонтаны воды. Не попал враг только потому, что из-за темноты и дождя не смог разглядеть цели. Просто выпустил пули в ту сторону, в которой, как ему казалось, мы должны находиться.

Ещё раз дав очередь, которая так же прошла мимо, Якименков согнулся и стал всматриваться в воду пытаясь разглядеть наши силуэты. Все его движения, как и его самого, я прекрасно видел. И понимал, что если вновь Луна выйдет из-за туч или дождь хоть немного ослабнет, то судьба наша будет предрешена. Враг, имея большой арсенал оружия и патронов, в конце концов обязательно в нас попадёт, если даже он не очень точный стрелок. Пуля хоть и дура, но свою цель со временем обязательно найдёт. Возвращаться же на противоположный берег было тем более нельзя. Во-первых, жизнь Зорькина висела на волоске. Ему нужна была срочная помощь. А во-вторых, на том берегу были немцы, которые, увидев, что их бронетранспортер и солдаты уничтожены, скорее всего, предпримут попытку найти тех, кто это сделал. А это значило, что мне придётся столкнуться с ними практически безоружным. Ведь в моём распоряжении сейчас был только нож. А точнее, привязанная к ноге финка покойного Воронцова.

В мгновение ока, взвесив все за и против, решил воспользоваться единственным шансом на спасение.

Стараясь не дать утонуть красноармейцу, которого я спасал, рванул из бинтов нож, глубоко вздохнул, насколько позволяли усталые лёгкие и с силой метнул финку в предателя. Тот схватился за шею и, захрипев, упал возле кромки воды.

Повезло ли мне? Не знаю. Возможно, да. Даже, скорее всего да. Ведь я попал сразу, с первого раза, да ещё и из такого неудобного положения. Хотя не стоит списывать со счетов и кое-какие навыки. Очень может быть, что мышечная память из прошлой жизни дала о себе знать, когда-то моим хобби тогда, кроме всего прочего, было ещё и метание ножей, топоров и полотен напильников в многострадальную дверь своего деревенского сарая. Кто же знал, что часы, проведённые за, казалось бы, бестолковым занятием, когда-нибудь вот так смогут мне пригодиться?

Наконец, я добрался до спасительного берега. Вытащил Зорькина из воды, уложил бойца на бок и сразу же бросился к лежавшему на земле предателю. Ударом ноги выбил из его рук MP-40, который он продолжал сжимать мёртвой хваткой и подобрал оружие. Затем вытащил из шеи финку, вытерев кровь о гимнастёрку врага, положил её в карман и, недолго думая, выстрелил Якименкову в голову.

«И проконтролировал, на всякий случай, и оружие проверил на исправность», — отметил я, сплюнул на песок и вернулся к лежавшему без движения Зорькину.

Тот лежал на боку и находился без сознания. Надеясь, что мне удастся вырвать его из рук костлявой хотя бы его, перевернул, как учили, лицом вниз, уложил животом на колено, чтобы вытекла вода из лёгких, сдавил ему грудину и спину. К счастью, это возымело свой эффект. Боец затрясся и закашлялся, выплёвывая остатки воды.

Оставил его приходить в себя, а сам, поскальзываясь на мокрой земле, то ли пошёл, то ли пополз к Воронцову. Тот лежал, уткнувшись носом в песок, а штык так и торчал у него между лопатками.

— Как же так? — с сожалением проскрипел я зубами, проклиная себя за то, что не полностью послушал свою «чуйку», которая появилась у меня перед переправой.

Потрогал лейтенанта за плечо, как бы прощаясь, и чуть в обморок не упал от испуга, когда тот, неожиданно для меня, простонал.

— Живой! — обрадовался я, стараясь сообразить, что мне нужно сейчас делать в первую очередь.

Но хорошенько обдумать это не успел — с той стороны, куда убежал Садовский, раздался выстрел.

Этот выстрел напомнил мне, что вражеский диверсант тут может быть не один. Вполне возможно, что другие присоединившиеся к нам отступающие бойцы тоже вражеские шпионы-лазутчики. Враги, которые, очевидно, собирались под прикрытием отступления, вместе с окруженцами, попасть в наши части, для дальнейшей их дезорганизации и саботажа.

«Например, тот же Садовский. Куда он убежал? Помогать немецкому офицеру спастись? Выслужиться хочет пред своими хозяевами? Думает, за такой подвиг его хорошенько наградят⁈» — задал я себе сразу несколько вопросов.

Ответов на них у меня, конечно, не было, но очевидно было одно –нужно быть начеку.

Покосился на Воронцова и решил пока по его поводу, ничего не предпринимать. Вытаскивать сталь из тела, сейчас, здесь, в отсутствии профессиональных хирургов, было нельзя. Это бы сразу же привело к обильному кровотечению и смерти. Мне нужны были носилки и помощники, которые помогли бы мне доставить раненого лейтенанта в медсанчасть, но перед этим я должен был обезопасить себя, разобравшись с Садовским и сбежавшим пленником.

Плавать он не может, чёртов ганс! И ведь поверил ему, и лейтенант поверил!

Во всяком случае, для личной безопасности необходимо было метров на двести-триста осмотреть прилегающую к пляжу местность по течению реки.

Чтобы лейтенант не захлебнулся кровью, осторожно повернул его на бок и пошёл искать вещмешок, в который перед переправой мы убрали «Парабеллум». Найдя его, сунул пистолет за пазуху, и дал указание продолжающему кашлять и отплёвывать воду Зорькину следить за тем, чтобы лейтенант не пытался лечь на спину или на живот. Сам же поднялся на ноги, подготовил трофейный МР-40 к стрельбе и собрался идти ликвидировать убежавшего диверсанта.

Но не успел это сделать, потому что искомый диверсант пришёл к нам сам, неожиданно выйдя из кустов, что росли на возвышении в десяти метрах от воды. Да не один, а со что-то бурчащим немцем на плече.

Я навёл на Садовского оружие и ледяным тоном, прекрасно понимая, что вопрос звучит абсурдно, спросил:

— Ты где был⁈

— Гаврика этого ловил, — тяжело дыша, ответил тот и, скинув немца в лужу, своей огромной лапой поправил висящую на плече винтовку.

— Оружие на землю! — моментально отреагировал я, приготовившись к стрельбе. — И медленно, а то я сейчас нервный. Руки дрожат. Стрельнуть могу.

— Хорошо, — пробасил Садовский. Снял винтовку, положил её на песок и, отойдя на шаг назад, спросил: — А что у вас тут произошло?

— Много чего, — ответил и, не отводя от потенциального врага оружия, через плечо крикнул Зорькину. — Боец, ты как там, жив?

— Жив, — прохрипел тот.

— Вот и хорошо, — одобрительно произнёс я.

Но сказать ещё что-то не успел, потому что в стороне наших позиций бахнуло, словно бы выстрелила пушка. А затем на поле, в стороне, где были немцы, раздался взрыв.

— Наши, наверное, — пригнулся Садовский.

— Может наши, а может и ваши, — хмыкнул я, прикидывая, как мне теперь со всем этим делом управляться.

А картина складывалась печальная. На руках у меня было двое раненых — Воронцов и немец Шульц. А также двое потенциальных диверсантов — Садовский и Зорькин (которого я тоже не скидывал со счетов). Кроме живых, был ещё неживой гражданин Якименков. И если последнего можно было списать со счетов, просто бросив здесь, и забыв, как страшный сон, то с оставшейся в живых четвёркой мне предстояло как-то взаимодействовать и что-то с ними со всеми делать. Осталось только понять, что именно, и как их всех доставить в целости и сохранности до наших позиций⁈

Но долго думать мне не пришлось. Неожиданно кусты, откуда только что пришёл Садовский, раздвинулись, и на пляж высыпало с десяток советских красноармейцев в касках, плащ-палатках и с винтовками наизготовку.

— А ну-ка, руки вверх, сволочь фашистская! Вверх, я сказал! Кто дёрнется всех положим! Хенде хох, етить-колотить! — зарычал их командир, обводя наш разношерстный коллектив неприветливым взглядом.