15

— Да, это ваш новый дом, — сказала Малин, открывая дверь «маленькой виллы Нильса». Сам Нильс давно уже умер, а его наследники, жившие в Кристиании, сдавали дом в аренду. Теперь он был свободен, и родители Кристоффера сняли его для сына и невестки.

Они стали осматривать внутреннее устройство дома. Кристоффер узнавал мебель и домашнюю утварь, собранную отовсюду. С ними были связаны его детские воспоминания, для Марит же все это было в новинку. Но, судя по ее широко раскрытым глазам и вздохам, все это приводило ее в восторг.

Вилла была небольшой. И диван его родители еще не перевезли туда. Кристоффер с нарастающей паникой осознавал, что ему придется делить с Марит постель уже в первую ночь. Ведь не мог же он устроиться на полу, это было бы демонстративным протестом.

Когда Марит поднялась на верхний этаж, Малин воспользовалась случаем и тихо сказала сыну:

— Красивая девушка, Кристоффер! Совершенно очаровательная! Пер тоже так считает. Но мы не ожидали от тебя такого выбора. Я думала, что она из высшего круга. Марит явно к этому кругу не принадлежит. И слава Богу, должна я сказать тебе, с такой, как она, гораздо легче иметь дело. Но я все-таки не понимаю…

— Тише, я потом все тебе объясню. Могу сказать только, что та девушка из высшего класса совершенно не подходила мне, К счастью, я вовремя понял это.

Малин кивнула.

— Я рада за тебя. Бенедикте тоже тепло отзывалась о Марит.

— Бенедикте спасла ей жизнь. Однажды. Но сначала я спас ей жизнь. Потом уже Бенедикте. И наконец, когда дело приняло серьезный оборот, ее спас Марко. Трижды Марит была при смерти. Трижды ее спасали представители рода Людей Льда. Похоже, за всем этим что-то кроется.

Пропуская мимо ушей все его остальные слова, Малин думала только об одном: о Марко.

— Это был Марко? — спросила она.

— Да, и он сказал Марит, что она нужна Людям Льда.

Тут они услышали ее шаги на узенькой чердачной лестнице и принялись говорить о другом. Но у Малин в глазах была озабоченность, и молодожены это заметили.


В восемь вечера они были уже в Липовой аллее, и Марит была представлена остальным членам семьи.

Добрый, уравновешенный, высокий мужчина лет пятидесяти: Хеннинг Линд из рода Людей Льда — он сразу же понравился ей, и в этом не было ничего удивительного. Не дружить с Хеннингом было просто невозможно. К тому же он был отцом Бенедикте. Но Марит трудно было еще усвоить порядок родственных связей. Его жена, Агнета, дочь священника, была такой сердечной женщиной! Бенедикте и Андре она уже знала и была рада снова увидеть их.

У Сандера Бринка рука по-прежнему была перевязана. Кристоффер обещал осмотреть его после ужина. Марит сразу заметила присущий Сандеру шарм, но в ее глазах Кристоффер был в тысячу раз привлекательнее.

Впрочем, это дело вкуса. Глаза влюбленных не всегда видят вещи такими, как они есть.

В Липовой аллее была несказанно красивая молоденькая девушка, «младшая сестра» Кристоффера, Ванья. Дочь Агнеты от одного из представителей рода Людей Льда, о котором Кристоффер явно не желал разговаривать.

Марит никогда не видела более очаровательной девушки, чем семнадцатилетняя Ванья. Она напоминала загадочный, призрачный лунный свет, пробивающийся через пелену облаков ясной летней ночью. Но в ее темных глазах таился неописуемый страх и какая-то затравленность. У Ваньи были темно-рыжие волосы и такая тонкая кожа, что просвечивали вены. Двигалась она, словно танцующий эльф.

«Какая она несчастная, — подумала Марит. — Или нет, не столько несчастная, сколько растерянная, экзальтически-нервозная, вспыльчивая, настороженная…» Эта девушка очень удивила Марит, и не только у нее она вызывала удивление. Марит сразу поняла, что Ванья доставляет окружающим много беспокойства.

С ними были, конечно, Пер и Малин, а также собака Туфе, которая не отходила теперь от Марит (возможно, в этом не было ничего странного, поскольку она то и дело бросала собаке кусочки, не зная о том, что собак не следует кормить возле стола).

Как они ни пытались показать ей, что она им ровня, она чувствовала себя воробышком, попавшим к танцующим журавлям. Они ничего не знали о ее происхождении, не знали о тех жутких условиях, в которых она жила в Свельтене, о том, что ей приходилось варить картофельные очистки в неурожайные годы, о всех пинках и побоях, которые она получала от своего отца, о том страшном предложении, с которым он однажды явился к ней. Он бесстыдно намекнул ей на то, что она должна помочь ему в его нужде, поскольку он уже лет десять не видел баб, и они теперь одни, никто не помешает им. Это был единственный раз, когда Марит взбунтовалась против своего отца. Она убежала из дома и отсутствовала всю ночь, она была в лесу и чувствовала себя больной, она думала, что умрет.

К вечеру следующего дня она вернулась и сказала, что если он еще раз будет приставать к ней с этим, она уйдет навсегда. А если он не пустит ее, она зарежет его. Старик понял, что она не шутит, и с тех пор еще больше замкнулся в себе, не сказав ей ни одного приветливого слова. Раньше он тоже не был с нею приветлив, но он хотя бы делал вид, что относится к ней нейтрально, поскольку это было для него выгодно. После этого случая его скрытая враждебность по отношению к ней стала видна, и Марит была все время начеку.

Что бы они сказали, узнав об этом?


Это был фантастический ужин! Он был устроен в честь Марит, и это ее глубоко тронуло. Ее просто осыпали пожеланиями счастливой жизни. Она попробовала вино, и все были такими приветливыми, такими добрыми, что она готова была расплакаться от счастья.

Если бы только не одна деталь: Кристоффер вовсе не казался счастливым. Его мысли были заняты чем-то неприятным, ей подсказывала это интуиция, проявлявшаяся всегда, когда дело касалось Кристоффера.

Казалось, он думает о чем-то, что предстоит ему сделать, и страдает.

И Марит не решалась задаваться вопросом, почему он страдает.

Когда подали десерт, за окном стало темно. Тут кто-то постучал в дверь.

Все переглянулись.

— В такой поздний час? — сказал Хеннинг. — Не случилось ли несчастья?..

Агнета встала и вышла в прихожую. Послышался низкий мужской голос и ее смущенный возглас.

Вернувшись в гостиную, она сообщила:

— Это Марко.

Он стоял в дверях, наклонив голову, поскольку был очень высокого роста. Он был божественно прекрасен. На вид трудно было определить его возраст, но ему должно было быть ровно сорок лет. Услышав его имя, все тут же вскочили с мест.

Марит была счастлива снова увидеть своего спасителя и поблагодарить его. Кристоффер видел его только в детстве, а Ванья вообще никогда не видела, и теперь она смотрела на него во все глаза, щеки ее пылали румянцем.

Своим низким, мелодичным голосом он произнес:

— Я узнал, что вы собираетесь все вместе. Поэтому я пришел, что бы еще раз увидеть вас. Хеннинг, мой дорогой, дорогой приемный отец, как я рад снова встретиться с тобой! И Малин, воспитавшая вместе с Хеннингом моего несчастного брата и меня…

Малин подошла к нему и крепко обняла его. Положив голову ему на плечо, она заплакала от избытка чувств.

— Где ты пропадал так долго?

Но он только печально улыбнулся. Вслед за Малин к нему подошел Хеннинг. Почти равные по возрасту мужчины крепко и горячо обнялись.

— Нам так не хватало тебя, Марко, — сказал Хеннинг.

— А мне вас. А вот и Андре. Ты узнаешь меня?

— О, да, — почтительно произнес Андре, которому после того случая в школе так хотелось снова увидеть своего героя.

— Я вижу, что Бенедикта и Сандер нашли друг друга, — с улыбкой сказал Марко. — Я так и думал. Приятно видеть вас вместе! И… здесь я вижу мою самую близкую родственницу! Мою племянницу Ванью.

Девушка задрожала всем телом. Всем показалось, что она вот-вот убежит из комнаты, но она все же взяла себя в руки и осталась. Марко взял ее лицо в свои темные ладони.

— Как ты красива, — нежно улыбнулся он. — Но так и должно быть, ведь ты внучка прекрасной Саги и… моего отца.

Он долго и пристально смотрел на нее, и она с трудом могла вынести его взгляд. Наконец он отпустил ее.

Все по очереди приветствовали его. Марит поблагодарила его, и он сказал, что рад видеть ее здесь. Наконец все успокоились и сели за стол. Агнета снова накрыла на стол для Марко, и пока он ел, все смотрели на него, изнемогая от любопытства.

— Где же ты был? — настойчиво спросила Малин. Деликатно промокнув рот салфеткой, он улыбнулся и сказал:

— Очень далеко — и очень близко. Он явно не желал вдаваться в подробности. Но Хеннингу хотелось знать больше.

— Ты помог троим из нас, — сказал он. — Ты появился неизвестно откуда и оказал помощь Бенедикте, Андре и Марит. Как ты узнал, что они нуждаются в твоей помощи?

Марко обвел всех печальным взглядом.

— Вы должны помнить о том, кто мой отец, — сказал он. — У меня есть помощники, осведомители.

— Черные ангелы? — тихо спросил Хеннинг.

— В данном случае, нет. Марит, ты помнишь синицу на твоей оконной раме?

— Да, — тут же ответила она.

— А ты, Андре, помнишь, как к тебе в тот раз, когда мы встретились, подошла собака?

— У ворот школы? Да.

— А ты, Бенедикта, помнишь того лося в Фергеосете?

— Да, мы встретили там лося, — сказал Сандер.

Марко кивнул.

— Это все мои осведомители. Они наблюдают за вами. И у каждого из вас есть свое животное, которое подает мне весть.

— И Туфе? — тут же спросила Малин.

— И он тоже! Он охраняет тебя и Пера. Но чаще всего я использую птиц. У них самый легкий способ передвижения.

— Я знаю одну ворону, — задумчиво произнесла Ванья. — Она кружит над домом почти каждый день.

— Совершенно верно! И если каждый из вас задумается, то наверняка определит, кто оберегает его.

— Старый Блакк и я на редкость хорошо понимаем друг друга, — сказал Хеннинг.

— Да, тебя оберегает эта лошадь. Но я часто использую случайных животных, вроде того лося в Фергеосете. Собственно, я не должен был сообщать вам об этом, но, возможно, будет лучше, если вы будете знать. Но не надо об этом слишком много думать, пусть животные появляются и исчезают, как это было раньше, так будет лучше всего. Вы получите помощь, когда она вам потребуется, но впредь вы меня больше не увидите…

— Не увидим? — разочарованно произнесли все.

— Нет, но вы, тем не менее, можете жить спокойно. К тому же у вас есть Бенедикте. Вы можете положиться на нее, она умеет гораздо больше, чем вы думаете. Но не забывайте о том, что нельзя злоупотреблять ее способностями!

Бенедикте смущенно улыбнулась.

— Значит, ты явился сюда, чтобы попрощаться с нами? — подавленно произнесла Малин.

—Да.

— Как быть с твоей частью наследства?

— Пусть это останется в Липовой аллее! Но я пришел сюда также для того, чтобы поговорить с одним из вас. И, я думаю, вы знаете с кем.

Они кивнули.

— Ванья, иди в свою комнату, — спокойно произнес Марко. — Я тоже сейчас приду.

Когда девушка медленно пошла прочь, он, обращаясь к остальным, сказал:

— Вы должны оставить ее в покое. Внешне кажется, что она переживает возрастные трудности, но в действительности же она ведет героическую борьбу с нашим опаснейшим врагом.

— С Тенгелем Злым? — шепотом произнес Хен-нинг.

— Да. Но борьбу не явную, поскольку сам он в это не вмешивается. Если Ванье посчастливится, она сможет одержать над ним великую победу. Так что не вмешивайтесь в ее дела, от этого ей не станет легче.

— Но ведь мы же могли бы помочь ей! — воскликнула Бенедикте.

— Вы этого сделать не можете. Ванья должна делать это одна. И, я уверен, она справится. Она ведь так прекрасна…

Никто не понял, какое отношение ко всему этому имеет ее красота.

— Теперь я должен пойти и поговорить с ней, — сказал он. — Лично я не могу помочь ей, потому что то, к чему она призвана, слишком серьезно и огромно…


Марко долго говорил с Ваньей. Когда они оба вошли в гостиную, все к своему удивлению увидели счастливую улыбку на губах девушки. В этой улыбке сквозило не облегчение, а триумф.

Это показалось всем просто немыслимым.

Марко попрощался со всеми. Видя, как он уходит, все чувствовали в душе пустоту. Андре плакал и не хотел отпускать его. Но тот только покачал головой и осторожно высвободился из объятий мальчика.

И вот он ушел. Разве не был он просто мечтой, видением?

Все разошлись. Вскоре Кристоффер и Марит были уже в своей спальне. Одни. Оглушенные событиями вечера. Марит не знала, куда деться от смущения, Кристоффер волновался, будучи не в силах выправить ситуацию, в которой они оказались.

«Я должен, — думал он. — Должен разделить с ней постель, я не могу больше ссылаться на ее слабость. Я должен как можно лучше выполнить мои супружеские обязанности. Вместе с этой весьма специфической женщиной, по-своему красивой, вызывающей у меня симпатию. Видно, мне самим небом предначертано совершать с ней акт любви.

Хотя мое отношение к ней не простирается дальше сочувствия и симпатии».

Она стояла, теребя тесемку на шее.

Собравшись с духом, Кристоффер сказал:

— Разденься, а я подожду пока в гостиной.

— Кристоффер… — еле слышно произнесла она.

— Да?

— Почему ты женился на мне? Он вздрогнул, совершенно не ожидая такого вопроса.

— Почему я?.. Но, дорогая, почему вообще люди женятся, как ты думаешь?

— Ты это сделал потому, что считал меня умирающей? Ты это сделал из сострадания?

— Нет, как ты могла подумать такое! — слишком поспешно ответил он. — Нет, такое мне никогда не приходило в голову. Я женился на тебе, потому что хотел этого. И больше всего на свете я хотел, чтобы ты выжила.

Она села на край постели. Развязала тесемку на шее и снова завязала ее.

— Кто такая Лиза-Мерета? — медленно спросила она.

Снова он вздрогнул. Значит, она все-таки услышала это имя, это было неизбежно. Но довольно странный момент она выбрала для того, чтобы задавать эти вопросы! А может быть, совсем и не странный.

— Это одна отвратительная женщина, которую я знал в Лиллехаммере. Она пыталась убить тебя, когда я сказал ей, что собираюсь на тебе жениться.

Это было не совсем так. Он ничего не говорил Лизе-Мерете о своих намерениях жениться на Марит. Хотя в принципе его довод был корректным.

Марит кивнула. Она сидела, низко опустив голову, вид у нее был несчастный. Кристоффер осторожно присел рядом с ней и обнял ее. Ему хотелось заглянуть ей в глаза.

— Поверь мне, Марит, я хотел этого. Если бы я этого не хотел, я бы не стал на тебе жениться.

Она взглянула на него, вот-вот готовая заплакать.

— Мне так хотелось бы поверить в это, — жалобно произнесла она. — Но ты кажешься мне таким… я сама не знаю…

— Ну, ну, — произнес он, прижимая ее к себе. — Давай я помогу тебе раздеться!

Она позволила ему сделать это, поскольку доктор Кристоффер Вольден много раз видел ее раздетой и знал, что она плоская, как… нет, теперь уже нет, она стала уже обретать кое-какие формы. Он уложил ее в постель, накрыл одеялом и задул свечу; она слышала, как он сам разделся в темноте, а потом осторожно лег рядом с ней в постель.

Сердце ее бешено стучало. «Господи, пусть все пройдет хорошо, — молилась она. — Дай мне сделать все, как надо, а ему — полюбить меня! И пусть ему это понравится, Господи, я так хочу этого!»

Кристоффер едва осмеливался дышать, он понятия не имел, с чего начать. Он положил ладони ей под голову, думая, что так ей будет удобнее, но потом решил, что это положение не подходит.

Господи, ему знакома была только любовная прелюдия. Они с Лизой-Меретой играли в любовные игры, заходя весьма далеко, но не переступая запретной грани, поэтому он знал, что возбуждает женщину и чего она хочет. Конечно, он понимал, что все это дело индивидуальное, но основные правила было выполнить нетрудно.

Но это была всего лишь теория. А ведь когда чувств не хватает, никакая теория не поможет!

Ему послышалось, что она тихонько рассмеялась.

— Что такое? — спросил он, высвобождая руки.

— Нет, это так глупо. Моя старшая сестра постоянно говорила, что мужчина должен надраить женщине пятки. И это так! У меня просто ледяные, а у тебя теплые.

Это помогло. Они тут же переплели ноги, тем более, что она и в самом деле замерзла. Она лежала на спине, а он — в полуобороте к ней. С решительным вздохом он приподнялся и поцеловал ее. Он никогда еще не целовал ее так, она на миг вся застыла, но тут же расслабилась и нежно обняла его затылок.

Он думал, что это будет короткий, дружеский поцелуй, но ему понравились ее губы, ее кожа. По своей неопытности она плотно сжимала рот, и ему вдруг захотелось показать ей, как это делается, он разжал ее губы, поцелуй получился чувственным. И… у него по спине побежали мурашки от изумления, когда он почувствовал, что произошла эрекция. «Господи, — подумал он, — неужели мужчина такое низменное существо и ему надо так мало? Неужели с ним произошло бы то же самое, если бы он лежал в постели с жирной старухой или потаскухой?»

Нет, конечно, нет. Но он не мог отрицать того, что во всем теле его вибрировала страсть, и весь он был охвачен нетерпением, которого не чувствовал, находясь рядом с Лизой-Меретой. Во время любовных игр с ней он испытывал лишь угрызения совести. Теперь же совесть его была чиста, и мысль об этом действовала на него возбуждающе.

Но сначала ему хотелось приласкать ее, ведь он не был мужланом. Он провел рукой по ее коже, и в кончиках пальцев у него защекотало, словно по ним прошел электрический ток, соски ее грудей напряглись, он слышал ее испуганное, горячее дыханье, которое она тщетно пыталась усмирить. Нагнув голову, он поцеловал ее грудь, при этом руки его скользнули ниже, медленно погладили ее живот, то место, где был шов, нащупали самый чувствительный центр…

Марит тихо всхлипывала, вцепившись пальцами в его плечи. Взяв одну ее руку, он направил ее вниз, к себе, и она вздрогнула и испуганно вскрикнула, коснувшись его, хотела отдернуть руку, но он крепко держал ее. И она медленно опустила руку и взялась за него. Никогда она еще так порывисто не дышала. Сам же он был так возбужден, что не мог ждать дольше. Он раздвинул ее ноги, и она, обняв его, тесно прижалась к нему, словно ища у него защиты.

С присущей ему сдержанностью, Кристоффер старался делать все очень осторожно, постоянно думая о ней, и им удалось найти в этом взаимопонимание. Этот любовный акт, конечно, нельзя было назвать удачным во всех отношениях, но ведь дебют редко начинается с удачи! Потом все пошло так, как надо, и Марит чувствовала, что ему это нравится, что он не разочарован в ней.

— Вот теперь я верю тому, что ты сказал, — прошептала она. — Теперь я впервые стала уверена в твоей любви.

«Ах, дорогое дитя, — подумал он. — Если бы все было так просто». Но он был согласен с ней в том, что они стали гораздо ближе друг другу.

Взяв ее руку, лежащую на его плече, он поднес ее к губам и перецеловал все ее пальцы, один за другим.

— Нам будет хорошо вместе, Марит, — прошептал он, — я это знаю. Я рад, что ты у меня есть.


Теперь у него была большая надежда на то, что его симпатия к ней когда-нибудь превратится в любовь. Жизнь круто обошлась с этим беспомощным существом, одиноким, как никто на земле, столько раз стоявшем на пороге смерти — и теперь он стал ее защитником.

Кристофферу была по душе эта мысль. Он чувствовал, что стоящая перед ним задача делает его зрелым и ответственным.

Но трудности, переживаемые Кристоффером в течение последних месяцев, не шли ни в какое сравнение с тем, что переживал другой член его семьи.

Ванья.

Ее жизнь очень рано пошла наперекосяк. Именно ее Тенгель Злой выбрал для атаки на своих упрямых потомков. Именно с ее помощью он собирался пробить брешь в их собственном доме, на Липовой аллее.

В давние-давние времена, когда Тенгель Злой еще не погрузился в глубокое оцепенение, он обнаружил вместилище кошмарных снов. Готовый захватить власть над миром и отчасти над потусторонним миром, он подчинил себе властительницу кошмаров: демона ночи.

И вот теперь, по его приказу, она подослала к Ванье одно существо, зная, что Ванья была слабым звеном в цепи Людей Льда.

Марко не имел власти над такой сильной реальностью, как ночные кошмары. И он посоветовал Ванье начать борьбу своими силами. Не против ночных демонов, потому что она не в состоянии была это сделать, а против Тенгеля Злого.

Ванья ничего не имела против.

Поэтому история о Людях Льда возвращается к детству Ваньи, когда она впервые столкнулась с существом, ставшим спутником ее юности. Это существо было посланцем самого демона ночи.

Загрузка...