Немертвый в саду добра и зла

Глава 4

Айви вращалась на своем кресле, покручивая слезу банши в безопасном пластиковом пакетике между пальцев, и раздумывала, была ли это магия или наука, что позволила банши высосать достаточно эмоциональной энергии через камень, чтобы убить кого-то. Наука, она была готова в это поверить. Наука выглядела такой тщательной и детальной, что была похожа на магию. Резонанс альфа волн или что-то еще, как сотовые телефоны или радио передачи. Файлы не были чисты.

Офисная болтовня, лившаяся в ее открытую дверь, была легкой из-за безбожного часа. Она работала сегодня в верхней части башни с расписанием, в три тридцать была назначена встреча с банши, которая помогла О.В. в прошлом. То, что она приехала сюда в полночь, было плюсом, но все еще было чертовски рано.

Настроение скисло, Айви откинулась на спинку своего кресла и вслушалась в тишину, обычные шумы зондировали из-за своей разбросанности. Офисная атмосфера изменилась, она поймала взгляд, направленный на неё с горечью сочувствия. Она не знала, как реагировать. По-видимому, все говорили, что это Арт сыграл на ее крови, в результате чего она не только загрязнила место преступления, но и почти поддалась. И в то время как она, возможно, была в комфорте в шоу сочувствия, она чувствовала только горечь обиды, из-за того что она была объектом жалости. Как, черт возьми, она собирается избавиться от Арта, если она не могла отказать ему? Теперь это было предметом гордости.

Айви посмотрела на жужжащие настенные часы. Арт скрывался под землей, и знание, что он не появится в ближайшие несколько часов, дало ей покой. Она хотела обыграть ублюдка. Вполне возможно, что Пискари хотел, чтобы она сделала это?

Над окружающим офисным шумом клавиатур и сплетен, она услышала свое имя, которое произнесли мягким, незнакомым голосом. Сосредоточившись, Айви слышала, как кого-то дает направления к ее офису. Айви положила слезу около своего стакана с карандашами и цветными маркерами, поворачиваясь к двери, когда свет затмился.

Ее дыхание, чтобы сказать привет, заколебалось, когда она оценила женщину, забывая предложить той войти. Она прежде никогда не встречалась с банши, и Айви задумалась, было ли у них всех то тревожащее поведение или это была просто Миа Харбор.

Она была одета в драматически длинное платье из кожи, сделанное из полосок небесно-голубой ткани. Оно выглядело бы, как тряпка, если бы ткань не была шелком. Манжеты длинных рукавов просторно бежали к ее пальцам, и на ее изящной фигуре платье сидело просто прекрасно. Ее жесткие, короткие волосы были черными, выглядели как шипы и отливали золотом, полностью противореча ее бледному цвету лица и луговому наряду, но каким-то образом прекрасно гармонировали. Темные солнцезащитные очки прятали глаза. Маленькая, изящная, без возраста и привлекательная, она заставила Айви почувствовать себя высокой и неуклюжей, когда она стояла в дверном проеме, ее тонкие черты лица переходили от вопросительного выражения к усталому пониманию.

Айви поняла, что она смотрит. Она сразу же встала, протягивая руку.

— Мисс Харбор, — сказала она. — Входите, пожалуйста. Я — Офицер Тамвуд.

Она прошла вперед, ее платье колыхалось об икры. Ее рука была холодной, с гладкой силой, и Айви отпустила ее, как только это было вежливо. Уверенность ее хватки заставила Айви записать ее куда-то в шестидесятые годы, но она выглядела на двадцать.

«Ведьмины чары», — подумала Айви, — «или природное долголетие?»

— Пожалуйста, зовите меня, Миа, — сказала женщина, садясь на стул Арта, на который указала Айви.

— Миа, — повторила Айви, опускаясь за свой стол. Она ждала просьбы, чтобы женщина называла и ее по имени, но нет, и Миа устроилась с жесткой формальностью.

Необычно неудобно, Айви листала отчет, скрывая свою нервозность. Банши были опасными существами, которые могли вытянуть достаточно энергии от людей, чтобы убить их, во многом как психические вампиры. Им не нужно было убивать, чтобы выжить, они были способны существовать на естественном выбросе эмоций людей вокруг них. Но это не означало, что они не объедались, если думали, что могли выйти сухим из воды. Прежде у нее никогда не было шанса поговорить с ними. Они были вымирающим видом, когда осведомленность общественности выросла об этой невинной на вид, но очень опасной расе Внутриземельцев.

Как пауки черная вдова, они обычно убивали свою пару после того, как беременели. Айви не думала, что это было намеренно; их человеческие мужья просто теряли свою жизненную силу и умирали. Их население было не велико, так или иначе, каждый родившийся ребенок был женского пола, и магия, необходимая для зачатия ребенка от другого вида, очень осложняла ситуацию.

— Я заставляю вас нервничать, — сказала Миа, звуча довольной этим.

Айви взглянула на нее, затем снова на бумаги. Бросив попытки сохранить самообладание, она откинулась на спинку стула, положив руки на колени.

— Я не буду пить ваши эмоции, офицер Тамвуд, — сказала Миа. — Мне не нужно. Вы источаете достаточно нервной энергии и противоречивых мыслей, чтобы насытить меня на неделю вперед.

«Вот радость то», — кисло подумала Айви. Она гордилась контролем над своими эмоциями, но то, что Миа не только чувствовала их, но и впитывала как соус, было не приятной мыслью.

— Зачем я здесь? — спросила Миа, бледными руками держа ее крошечный синий клатч на коленях.

Айви собралась.

— Мисс Харбор, — произнесла она официально, видя как Миа скривилась, когда Айви сделала над собой усилие, чтобы успокоить себя. — Я хочу поблагодарить вас за то, что пришли. У меня есть несколько вопросов, и О. В. будут благодарны вам, если вы сможете помочь.

Миа вздохнула, от чего Айви вздрогнула — это звучало как жуткий стон потерянной души.

— Которая из моих сестер убила кого-то? — спросила она, смотря на слезу в пакете.

Готовая речь Айви не пригодилась. Расслабившись от возможности избежать формальностей, она наклонилась вперед, положив локти на стол.

— Мы ищем Жаклин.

Миа протянула руку к слезе, и Айви подтолкнула ее ближе. Женщина опустила свой клатч и взяла пакетик, скользя белым ногтем по печати.

— Эй, — воскликнула Айви, поднимаясь.

Миа застыла, глядя сквозь солнечные очки.

Затаив дыхание, Айви остановилась, ее вампир быстро потянулся к пакету с доказательствами и дернулся назад. Глаза женщины были отвратительно бледно-синими, близкими к альбиносу, но это была болезненная пустота, которая остановила Айви. Она замерла, ее сердце колотилось от примитивного голода, который в них читался за железной сдержанностью. Женщина удерживала голод, глубины которого Айви немного попробовала. Но Айви достаточно знала о сдержанности, чтобы видеть знаки, что ее контроль был абсолютным: отсутствие эмоционального выражения на лице, жесткость, с которой она держалась, мягкая точность ее дыхания, осторожные движения, которые она делала, как будто она потеряет контроль, если двинется слишком быстро и прорвется через оболочку ауры и воли.

Потрясенная и восхищенная тем, что женщина так уверенно держится, Айви смиренно села.

Улыбка появилась на лице Мии. Треск от ломки печати был громким, но Айви не остановила ее, даже когда та вытряхнула слезу в ладонь и изящно коснулась ее быстро языком.

— Вы нашли ее на месте преступления? — спросила она, и когда Айви кивнула, она добавила, — Эта слеза не рабочая. — Айви вздохнула, чтобы запротестовать, но Миа прервала, — Вы нашли ее в комнате, пропитанной страхом. Если бы она работала, то каждый пучок эмоции ушел.

Удивленная, Айви боролась, чтобы держать свои эмоции закрытыми. То, что комната пропахла страхом, когда она вошла, не было в докладе. Поскольку она испортила место преступления, это казалось бессмысленным. Это могло быть ошибкой, но внесение изменений в ее доклад будет выглядеть сомнительно.

Миа положила слезу обратно в сумку.

— Жаклин не убийца. И это ни одна из моих сестер. Мне жаль, но я не могу помочь вам, офицер Тамвуд.

Пульс Айви участился. Думая, что Миа защищает свою семью, она сказала, — Мужчина признается, что убил жертву, но не знает, почему он это сделал. Наша теория — Жаклин оставила слезу, зная, что в семье периодически было домашнее насилие, и это скроет ее преступление. Пожалуйста, Миа. Если мы не найдем Жаклин, то невинный человек будет приговорен за убийство своей жены.

Треск сломанной печати был оглушительным, и Айви задалась вопросом, каков же на вкус черный кристалл.

— Слеза старше недели не будет работать как канал для эмоций, — сказала Миа. — И раз эта слеза принадлежит Жаклин, — она положила пакетик на стол, — то ей по меньшей мере три года.

Желая знать, как она объяснит, почему настоящая печать была сломана, Айви нахмурилась. Это было пустой тратой времени. Точно также, как она не сказала Арту об этом.

— И как вы узнали это, мэм? — сказала она разочарованно. — Вы не можете узнать возраст слезы.

За ее черными очками, Миа улыбнулась, показав зубы, ее клыки были длиннее чем у человека.

— Я знаю это, потому что убила Жаклин три года назад.

Спокойно и неторопливо, Айви встала и закрыла дверь. Гул ксерокса прекратился, и Айви вернулась к столу в новой тишине, пытаясь сохранить контроль над эмоциями. Она смотрела на женщину, ничего не видя в ее спокойствии. Она, молча, ожидала объяснений.

— Нас не очень любят, — сказала Миа прямо. — Жаклин стала небрежной, она вернулась к старым традициям, убивала людей, чтобы поглотить их энергию смерти вместо того, чтобы брать несерьезные окружающие эмоции, которые закон Внутриземельцев дает нам.

— Так ты убила ее. — Айви позволила себе глубокий вдох. Эта женщина чертовски пугала ее своим небрежным признанием настолько отвратительного действия.

Миа кивнула, подол ее платья, казалось, двигался сам в неподвижном воздухе.

— Мы сами у себя полиция, не доводим до разборок у Внутриземельцев. — Она улыбнулась. — Ты понимаешь.

Думая о Пискари, Айви опустила глаза.

— Мы существенно не отличаемся друг от друга, — сказала женщина легко. — Вампиры тоже крадут психическую энергию. Ты просто неуклюжа в этом, имея необходимость брать кровь с этим в качестве переносчика.

Айви медленно подняла голову в понимании, прогоняя чувство вины. Вообще только вампиры знали, что часть ауры человека переходила с кровью, но банши тоже знали, поскольку они видят это, когда питаются сами. Более чистая форма хищничества, которая разделяла душу и облегчала ее изъятие из тела. Человек мог заменить значительное количество, но если взять слишком много ауры слишком быстро, то тело умрет. Айви всегда думала, что банши были выше на эволюционной лестнице, но возможно и нет, они не видели, когда остановится, как вампиры, которые использовали видимые признаки потери крови для остановки.

— Это не то же самое, — выступила Айви. — Никто не умирает, когда мы питаемся.

— Умирают, если вы берете слишком много.

Айви подумала о теле в холодильнике Пискари.

— Да, но когда вампиры питаются, они дают столько же эмоций, сколько и забирают.

И хотя Миа не двигалась, Айви напряглась, когда небольшая женщина, казалось, собрала тени в комнате, заворачиваясь в них.

— Только живые вампиры с душой дают, а также берут, — сказала она. — И вот почему ты страдаешь, Айви.

Ее голос, низкий и насмешливый, потряс Айви, от того как она использовала ее имя.

— Ты все еще могла бы найти красоту среди уродства, если бы была достаточно сильна, — продолжала Миа. — Но ты боишься.

Внутри у Айви все сжалось, а по коже пошел холодок. Это было слишком близко к тому, что она искала, как раз когда она отрицала, что это существовало.

— Ты не можешь найти любовь во взятии крови, — сказала она, полная решимости не расстраиваться и невольно накормить эту… женщину. — Любовь красива, а кровь жестоко удовлетворяет уродливую потребность.

— И тебе не нужна любовь?

— Это не то, что я сказала. — Айви чувствовала себя нереально, и она схватилась за край стола. — Кровь — не способ показать любовь. — Голос Айви был мягким, но внутри она кричала. Она так бесилась, что не могла успокоить друга, не заражая его своей жаждой крови. Смешение ее потребности в любви и ее потребности в крови портило любовь и делало ее мерзким. Ее желание разделить эти два понятия было так близко, столь уязвимо, что она почти задохнулась, когда Миа покачала головой.

— Это не то, кем ты хочешь быть, — усмехнулась она. — Я вижу это. Это льется из тебя как слезы. Ты лжешь себе, говоря, что кровь и любовь разделены. Ты лжешь, говоря, что здравомыслие существует, когда называешь две вещи вместо одной. Только, приняв это, ты сможешь подняться выше того, что требует от тебя тело, чтобы жить верной тому, кого ты захочешь… кого полюбишь, и кто будет достаточно силен, чтобы пережить твою любовь.

Потрясенно, Айви замерла. Эта миниатюрная женщина, сидящая перед ней, вытягивала из Айви ее самые отчаянные, скрытые желания, выставляя их на показ. Она хотела управлять жаждой крови… но это чувствовалось так чертовски хорошо, чтобы позволить ей управлять собой. И если она называла это любовью, тогда она половину жизни была шлюхой по собственной воле.

Когда она смотрела на понимающую улыбку Мии, воспоминания наполнили ее: воспоминания о прикосновении Пискари, его похвале, о том, как он все брал от нее, его слова были доказательством ее преданности и любви, и как она старалась принимать и делать все, что он хотел. Это было столь же свежо, как будто это произошло вчера вечером, а не почти десятилетие назад. Годы снисходительности следовали, когда она обнаружила, что чем больше она доминировала, тем больше удовлетворения она жаждала и меньше получала. Это был жестокий скользкий узел, который посылал ее просьбу Пискари дать ей чувство ценности. И хотя она никогда не находила его, он причинял сладкую боль.

Теперь эта женщина, которая могла потягивать страдание от другого также легкого, как дышать, хотела, чтобы она признала, что двойственность, которая спасла ее здравомыслие, была неправдой? Что она может найти красоту в своей тяге, называя ее любовью?

— Это не любовь, — сказала она, чувствуя, как будто не может дышать.

— Тогда, почему ты противишься Арту? — обвинила Миа, намек улыбки появился у нее на лице, и она насмешливо подняла одну бровь. — Весь этаж думает об этом. Ты знаешь, что это больше, чем случайный акт. Это способ показать твою любовь, и дать это Арту означало бы, что ты — половинчатая, а не шлюха. Грязная, извращенная шлюха, продающая себя за мгновение плотского удовольствия и профессионального продвижения.

Это было так близко к тому, что Айви думала сама, что она сжала челюсть, довольная, что офисная дверь была закрыта. Она чувствовала, что ее глаза расширили, но воспоминание о голоде, мелькнувшем в глазах Мии, заставляло ее сидеть. Она знала, что Миа вызывала ее, подстрекала ее гнев, таким образом, она могла упиваться им. Это было то, что делали банши. Они часто использовали правду, чтобы сделать так, чтобы стало еще хуже.

— Нельзя выразить свою любовь в том, чтобы брать кровь, — сказала Айви, ее голос звучал низко и неистово.

— Почему нет?

Почему нет? Это звучало так просто.

— Потому что я не могу сказать крови нет, — сказала Айви горько. — Мне нужно это. Я жажду этого. Я хочу удовлетворить свою жажду, черт побери.

Миа рассмеялась.

— Ты глупая, плаксивая маленькая девочка. Ты хочешь удовлетворить ее, потому что это связано с твоей потребностью в любви. Для меня слишком поздно. Я не могу найти красоту в удовлетворении моих потребностей, потому что все, кого банши любят, умирают. Ты можешь, и посмотри, ты настолько эгоистична, что мне хочется тебя ударить. Ты — трусиха, — обвинила она. — Слишком напуганная, чтобы найти красоту в своих потребностях, потому что сделать это — признание, что ты была неправа. Что ты дурачила себя большую часть своей жизни, лгала, что это не важно, таким образом, ты можешь удовлетворить свои желания. Ты — шлюха, Айви. И ты знаешь это. Прекратите обманывать себя, что ты не такая.

Айви чувствовала, что ее глаза вспыхнули и стали полностью черными от гнева.

— Ты должна уйти, — сказала Айви, мышцы были так напряжены, что требовалась вся ее сдержанность, чтобы удержаться от того, чтобы не ударить банши.

Миа встала. Она выглядела живой и яркой, ее гладкое лицо покраснело, но было красивым, как у осуждающего ангела, сильное и безразличное.

— Ты можешь жить не своей судьбой, — дразнила она. — Ты можешь быть той, кем хочешь быть. Так Пискари деформировал тебя. Так он сломал тебя и переделал, чтобы ты была гибким источником эмоциональной богатой крови. Тебе решать принимать или отрицать это.

— Думаешь, мне нравится быть такой? — сказала Айви, вставая, когда ее расстройство плескалось через край. — Думаешь, что мне нравится кто-то с длинными зубами, который может обмануть меня? В этом я родилась… и нет никакого другого пути. Слишком поздно! Слишком много людей ожидают, что я такая, слишком много людей вынуждают меня быть такой, какой они хотят, чтобы я была. — Правда выходила, беся ее.

Миа открыла рот, ее лицо пылало. Ее глаза были скрыты солнцезащитными очками, а золото в ее коротких темных волосах ловило свет.

— Это оправдание ленивой, напуганной трусихи, — сказала она, и Айви напряглась, готовая сказать ей замолчать, но память о голоде держала ее на поводке. — Признайся, что ты была неправа. Признайся, что ты — уродина и шлюха. Тогда больше так не будет.

— Но это так хорошо! — прокричала Айви, не заботясь о том, слышал ли этаж или нет.

Миа дрожала, все ее тело сотрясалось. Быстро дыша, она схватилась за спинку стула. Когда она пристально посмотрела из-за ее солнцезащитных очков, Айви поняла, что воздух был так же чист и неиспорчен, как будто спора не было. Пульс участился, Айви глубоко вдохнула, находя только намек духов Мии и самый мягкий след ее пота. Черт. Сука была хороша.

— Я никогда не говорила, что это будет легко, — сказала Миа мягко, и Айви задумалась что точно, черт возьми, только что произошло. — Голод всегда будет там, как шип. Каждый день будет хуже, чем предыдущей, пока ты будешь думать, что не можешь существовать еще мгновение, но тогда ты будешь видеть грязь в глазах, пытаясь выбраться… и если ты будешь сильна, то ты найдешь желание измениться для других дней. И на другие дни, ты будешь тем, кем хочешь быть. Если ты — не трусиха.

Жужжание настенных часов стало громче, когда все стихло, почти достаточно, чтобы услышать сердцебиение Мии, и Айви стояла за своим столом, ей были не по душе те чувства, которые смешивались в ней.

— Я — не трусиха, — сказала Айви наконец.

— Нет, не трусиха, — признала Миа, спокойно и тихо. Насытившись.

— И мне хватает силы воли, — добавила Айви громче.

Миа медленно вдыхала, ее бледные пальцы напряглись на ее сумочке.

— Да, хватает. — Глаза Айви сузились, и выражение лица Мии снова изменилось. — Прошу прощения за вопросы, — сказала она, представляясь и смущенной и возбужденной, — но ты не рассматриваешь совместное проживание?

Все внутри Айви напряглось.

— Выметайся.

Миа сглотнула, снимая солнцезащитные очки, чтобы показать бледные голубые глаза, ее зрачки были знакомого черного цвета, что сделало ее взгляд уязвимым.

— Я могу расплатиться, — сказала она и посмотрела Айви в глаза, как будто они были давними любовницами, и облизала губы. — Моя кровь за твои эмоции? Я могу удовлетворить все, что тебе нужно, Айви, и даже больше. И ты могла бы разжечь ребенка во мне с той болью, которую несешь.

— Вы-ме-тай-ся.

Опустив голову, Миа кивнула и направилась к двери.

— У меня хватает воли, — повторила Айви, стыд присоединился к ее гневу, когда Миа пересекала маленький офис. Миа открыла дверь, смущенно повернулась и посмотрела не нее.

— Да, — сказала она, нежная печаль читалась в ее нестареющих чертах. — Хватает. Но тебе нужна практика. — Платье закружилось, и женщина ушла, стук ее каблучков заставил замолчать весь этаж, люминесцентные лампы бликовали в ее волосах.

Злясь, Айви шагнула к двери, с хлопком закрыла ее и плюхнулась на стул.

— Мне хватает силы воли, — сказала она вслух, как будто, если услышать это, то так и будет. Но идея, которая зашевелилась между мыслью и разумом, была слишком легкая, чтобы сомневаться в себе.

Айви положила ноги на стол, перекрестив лодыжки. Она не хотела думать о том, что сказала Миа… или о том, что она предложила. Глаза закрылись, Айви вздохнула, вынуждая свое тело расслабиться, когда она думала. Ей не понравилось, что Миа использовала ее, но это то, что они сделали. Это была собственная ошибка Айви, что поддалась ей.

Айви снова вдохнула, медленнее чтобы заставить плечи расслабиться. Она могла проигнорировать все, но она хотела сосредоточить на том, что она могла попробовать… она потратила много своей жизни, следуя этому пути. Это сделало ее скорой на гнев, снизило ее аппетит и заставило ее быть чрезмерно чувствительной, но это сохраняло ее нормальной.

Айви открыла глаза в тишине, у нее текли слезы. Также неизбежно, как тени, ум Айви работал, отчаянно стремясь отвлечься. В ней поднялось отвращение из-за разорванного пакета. Как она объяснит Арту, почему печать оказалась сломанной?

Подавшись вперед, она почувствовала, как ее мышцы растягиваются, когда она притянула мешок поближе, и с приливом снисходительности она вытряхнула слезу на ладонь. Раздумывая, она коснулась ее языком. Она ничего не ощущала, ничего не чувствовала. С виноватым движением она уронила ее обратно, закрыла пакет и бросила его на стол.

Слезе было три года, она была найдена в комнате, пропитанной страхом. Банши была непричастна. Мужчина убил свою жену по плану уже на месте, чтобы свалить вину. Где он взял слезу? Слезе было три года, не меньше?

Три года. Это было долгое время, чтобы спланировать убийство жены. Особенно, когда они были женаты всего восемь месяцев, согласно досье мистера Демера. Долгосрочное планирование.

Айви наклонилась вперед на выбросе адреналина и сжала пакет. Вампиры планировали долго. Жаклин была в отчете. Только у вампира, который работал на О.В., была возможность узнать, что она была мертва, неспособная очистить свое имя. И только у сотрудника О.В. был доступ к слезе, которая хранилась в старом хранилище доказательств. Слеза, которую никто не хватится.

— Твою ж мать, — Айви тихо выругалась. Это шло наверх.

Опустив слезу, Айви потянулась к телефону. Арт нагадит в свой гроб, когда узнает. Но тогда мысль ударила ее, и она заколебалась, гул открытой линии резко хныкал.

Квартира была полна гнева мужчины и страха женщины, но это должно было быть впитано слезой, но ее страх, покрытый страхом Арта, смешался с ее собственными эмоциями.

Гул телефонной линии стал писком, и она положила телефон обратно на рычаг, кислый вкус предательства заполнил ее мысли. Арт использовал ее, чтобы запутать психические уровни в комнате. Парень из фургончика по сбору улик прокомментировал это, когда пришел, обвиняя ее после того, как он увидел слезу банши, не зная, что ей оставалось только добавить к тому, что уже было там. Никто не документировал психические уровни, если банши не была вовлечена, и они не знали об этом до того, как она не загрязнила место преступления.

— Потом Арт украл и подкинул слезу, — пробормотала она вслух. Арт, который был настолько тупым, что не мог найти свои симпатичные клыки в чьей-то заднице.

Хватая ручку из ее стакана с карандашами, она положила ее на стол, желая записать все, чтобы оно не вернулось и не тяпнуло ее за зад. Возможно, не настолько сильно, в конце концов.

— Мотив… — выдохнула она, наслаждаясь порывом адреналина и чувствуя, как будто это как-то очистило ее. Почему Арт помог спланировать и скрыть убийство? Что он получил от этого? Будучи немертвым, Арт был заинтересован только в выживании и своей жажде крови.

«В крови?» — подумала она. Подозреваемый обещал быть кровавой тенью Арта в обмен на возможность убить его жену? Это звучало неверным.

Ее губы скривились, и она улыбнулась. Деньги. Путь наверх Арта в О.В. остановился, потому что тот умер и больше не был потенциальным источником крови. Без валюты крови для взяток он не мог подняться в вампирской иерархии. Он существовал на проценты от его посмертных фондов, но по закону он не мог тронуть основной вклад. Если бы подозреваемый дал Арту часть страховки своей жены, то этого могло бы быть достаточно, чтобы передвинуть Арта на шаг вперед. То, что немертвый вампир открыто признавал, что не прочь с использовать Айви, чтобы подняться наверх, только укрепило ее веру в то, что у него были проблемы с деньгами. Немертвые вампиры не работали больше, чем было нужно. То, что вообще Арт работал, кое о чем говорило.

Ручка щелкала, включаясь и выключаясь, настолько быстро, что почти гудела, Айви попыталась вспомнить, слышала ли она когда-либо, что Арт умер несвоевременное. Он работал за тем же самым столом более тридцати лет.

Дергаясь от внезапного решения, она положила ручку и вытащила желтые страницы, ища самое большое страховое объявление, которое не было связано ни с одной из старых семей вампиров Цинциннати. Она обзвонила бы их всех, если бы было нужно. Пульс скакал, она набрала телефон, используя номер социального страхования подозреваемого, чтобы выяснить, что его следующая оплата не будет подлежать выплате до пятнадцатого числа. Это было изрядной суммой, и она нетерпеливо продолжала нажимать на звездочку, пока аппарат не прошелся по всему списку и не переключил ее на живого человека.

«Страхование вееров», — ответил вежливый голос.

Айви села прямее.

— Это Офицер Тамвуд, — сказала она, — я проверяю отчет мистера и миссис Демер. Вы можете мне сказать, прибавили ли они свое страхование жизни?

Повисло молчание.

— Вы из О.В.? — До того, как Айви смогла ответить, женщина чопорно сказала, — Простите, офицер Тамвуд. Мы не можем предоставлять информацию без ордера.

Айви злобно улыбнулась.

— Прекрасно, мэм. Мы с партнером будем там с вашим маленьким клочком бумаги, как только сядет солнце. Мы отчасти спешим, так что он мог бы пропустить свой завтрак, чтобы добраться к вам прежде, чем вы закроетесь.

— Э… — голос вернулся, и Айви чувствовала, что ее глаза расширили от страха, который в нем читался. — Не нужно. Я всегда рада выручить О.В. Давайте я посмотрю данные по данному вопросу.

Айви зажала телефон между ухом и плечом, поглаживая ее ногти и пытаясь заставить зрачки уменьшиться.

— Вот оно! — сказала женщина нервно. — Мистер и миссис Демер выбрали скромную политику, покрывающую смерть каждого из них, вскоре после свадьбы… — Голос женщины затих, становясь озабоченным. — Она была увеличена приблизительно четыре месяца назад. Минутку.

Айви опустила ноги на пол и потянулась за ручкой.

— Хорошо, — сказала женщина, когда она вернулась. — Я вижу почему. Миссис Демер закончила получать свою степень. Она собиралась стать основным источником, и они хотели использовать в своих интересах более низкий график платежей перед ее следующим днем рождения. Это была выплата в полмиллиона. — Женщина хихикнула. — У кого-то было много энтузиазма. Ее степень не дает ей достаточно хорошую работу, чтобы гарантировать такую страховку.

Жужжание адреналина прошло по Айви, и ручка сломалась.

— Проклятие! — выругалась она, когда чернила испачкали ее руку и стали капать на стол.

— Мэм? — засомневалась женщина, новая осторожность послышалась в ее голосе.

Уставившись на синие чернила на ее руке, Айви сказала, — Ничего. Просто моя ручка сломалась. — Она выкинула ее в мусоре и ногой открыла нижний ящик стола и схватила платок. — Это могло бы быть в интересах вашей компании разобраться с ошибочным внесением в реестр, чтобы исключить любые претензии в течение нескольких недель, — сказала она, когда вытерла пальцы. — Вы могли позвонить мне, когда кто-то попытается обработать информацию?

— Благодарю вас, Офицер Тамвуд, — бодро сказала страховой менеджер, если судить по царапанью карандаша. — Большое спасибо. У меня высветился ваш номер телефона на экране, я вам позвоню.

Смутившись, Айви повесила трубку. Все еще пытаясь отчистить пальцы от чернил, она чувствовала просыпающееся волнения. Этого не было ни в каком отчете, что слеза не работала. Это давало возможности. Но она не могла пойти в подвал с ее подозрениями; если Арт обещал кому-то там убить за деньги, ее подозрения никуда не приведут, и она будет похожа на плаксивую суку, пытающуюся выбраться из-под Арта, не давая ему крови. Это не заставило ее волноваться так, как она думала, что это будет.

Комкая грязный платок, Айви снова потянулась к телефону.

«Кистен. Кистен может помочь ей в этом. Возможно, они могли бы пообедать вместе».