Почему-то здесь была ночь. Но это не было космическим пространством, потому что дышать здесь было можно и отсутствовал пресловутый «абсолютный нуль». Ночь была такой же теплой и звездной, как в Очаге. Только Луна висела не на привычном месте, в зените, а гораздо ниже.
Вокруг оказалась не равнина, а пересеченная местность. Пологие холмы, покрытые неразборчивыми растениями, вздымались справа и слева, и не было видно, что же скрывается за ними.
Воздух был напоен терпкими запахами. Часть из них была знакома Гарсу — так пахнет сырая земля после дождя, так пахнет свежераспустившаяся зелень, так пахнут прелые листья деревьев и дикорастущие цветы. Но некоторые запахи отличались от привычных, они заставляли искать аналогии с уже известными ароматами и будили в душе смутную тревогу.
Впрочем, пейзаж окружающего мира был вполне мирным и не содержал видимых причин для беспокойства. Трава, земля, кусты, холмы и звездное небо — все было обыденным и уютным, как комната, в которой давно живут. Все-таки это Земля-, а не какая-то далекая планета, иначе откуда бы здесь взялась Луна? И не было в поле зрения ни костей, ни прочих трупных останков тех, которые оказались здесь раньше, вырвавшись за Горизонт по своей воле или будучи вышвырнутыми за Купол в качестве наказания своими сородичами.
Тем не менее тот страх, с которым Гарс открыл глаза, оказавшись за Горизонтом, не исчезал, а, наоборот, становился все сильнее.
Потом до Гарса дошло, в чем дело.
Да, этот мир был похож на хорошо обжитое жилье. Но вокруг не было заметно ничего, что позволило бы сделать вывод о хозяевах дома. Ни зданий, ни машин, ни дорог, ни столбов освещения.. Люди ли здесь живут? И живет ли вообще кто-нибудь в этом мире или он давно покинут?
И еще одна вещь вызывала невольную дрожь. Горизонт здесь был не виден. Либо он был так далек, что терялся в темноте, сливаясь с небом, либо… либо его вообще не было!
Привыкший с детства к ограниченности обозримого пространства, Гарс сейчас чувствовал себя ничтожной пылинкой в просторе Запредельного мира. Наверное, так чувствует себя птица, всю жизнь проведшая в клетке, а потом выпущенная на волю. Где уж тут было разыскивать тех существ, которые несли ответственность за лишение человечества свободы, и вступать с ними в противоборство, надеясь победить и добиться ликвидации Куполов! Тут хотя бы суметь вернуться обратно в клетку, где тепло, уютно и безопасно.
Обожженный следующей мыслью, которая вытекала из страха, обуявшего все существо беглеца, Гарс оглянулся.
В нескольких метрах от него в ночное небо уходила белесая, тускло отсвечивающая в лунном свете стена Купола, из которого его вышвырнула мощная сила. Казалось, что она тянется бесконечно и вправо, и влево, перегородив весь этот мир своей равнодушной мутной громадой. Хотя скорее всего это была лишь иллюзия. Наверное, если отойти от стены подальше, то она предстанет как внешняя оболочка Купола — огромный шар или конус, заканчивающийся на высоте нескольких километров.
На всякий случай Гарс попробовал пройти сквозь силовой барьер в обратном направлении. Бесполезно: при первом же прикосновении к облакообразному мареву где-то внутри его мгновенно зарождались вихревые потоки, которые сшибали Гарса с ног и отбрасывали на исходную позицию. Гарс попытался прошибить Купол с разбега, но лишь больно ушиб колено, ударившись о камень после очередного полета вверх тормашками.
Учитель Айк и прочие оппоненты Гарса были правы.
Купол был действительно односторонним, и войти в него снаружи было нельзя.
Значит, надо смириться с этим и начать осваиваться в новом мире.
Проклятый мальчишка, скрипнул зубами Гарс, вспомнив, кто подтолкнул его выйти за Горизонт. Знал бы, что он способен на такую пакость, — загодя надавал бы ему по шее!
"Но что теперь об этом думать. Надо куда-то податься. Хотя бы вон до того холма — может, оттуда будет видно больше, чем отсюда? Интересно, когда здесь кончается ночь? Или она длится бесконечно? Что, если правы те, кто утверждал, будто Оазисы были построены из-за того, что когда-то Земля прекратила вращение вокруг своей оси и теперь вечно повернута к Солнцу лишь одним полушарием? Да нет, такого не может быть, иначе здесь, за Куполом, не росли бы никакие растения и все было бы покрыто вечной мерзлотой. А вот то, что время здесь не совпадает с нашим, это факт. Весьма возможно, что и в сутках тут не двадцать четыре часа, а в два раза больше. Или меньше.
Увидим. Если, конечно, доживем до восхода солнца".
То и дело оглядываясь, Гарс добрался до облюбованного холма и поднялся по склону на вершину.
Тут он испытал новый шок.
Прямо перед ним расстилалась обширная долина, зажатая между горных отрогов. Горизонт был по-прежнему отсюда не виден, но зато в долине имелись очевидные признаки цивилизации.
Там виднелось скопление каких-то строений. Часть многоэтажных зданий представляла собой явно жилые дома, потому что некоторые окна светились приглушенным светом. К другой части построек относились какие-то приземистые, почти плоские сооружения из неизвестных материалов, радужно переливающихся в свете Луны. Среди них можно было различить строгие геометрические кубы и параллелепипеды без окон, но зато с какими-то решетчатыми штуками на верхней и боковых плоскостях; тени неясной формы, которые постоянно перемещались из стороны в сторону, не покидая, однако, пределов населенного пункта. И над всем этим нагромождением высилось огромное, установленное на ребро кольцо, которое постоянно вращалось, то замедляя скорость вращения, то разгоняясь до предельных оборотов. Оно напоминало одно из тех Колес Обозрения, которые сохранились в некоторых Оазисах с древних времен. Насколько было известно Гарсу, они служили для развлечения публики, потому что, сидя в кабинках, прикрепленных к ободу такого Колеса, можно было вознестись на большую высоту, а затем плавно опуститься вниз. Но тут кольцо явно не было предназначено для катания, потому что никто бы не вынес такого бешеного безостановочного вращения…
Освещения в промежутках между зданиями не было, но время от времени над сооружениями вспыхивали и гасли зловещие разноцветные вспышки света, плясали и исчезали гигантские языки призрачного пламени, бесшумно сыпались розовые, оранжевые и белые ливни искр. Трудно было понять, что же в долине происходит — работают какие-то невообразимые механизмы или населенный пункт подвергается натиску локального стихийного бедствия?
Тем не менее там могли жить люди. И надо было пойти туда, чтобы встретиться с ними. Надо было добыть пищу и воду — Гарс вдруг ощутил, что рот его пересох от жажды, а желудок напоминает о себе голодными спазмами. Ну правильно, прошло почти полдня с тех пор, как он чисто символически позавтракал!
И все-таки Гарс медлил, не решаясь спускаться с холма в долину. Былые страхи ожили в его подсознании, и он опять вспомнил россказни о кровожадных инопланетных монстрах и мутантах, расплодившихся под влиянием радиации и прочих последствий катастроф.
Потом он взглянул на небо и заметил там на фоне звезд темные силуэты каких-то странных птиц, вполне целенаправленно летевших от одного края небосклона к другому. Неизвестно было, какими размерами они обладают, потому что невозможно было составить представление о высоте их полета. Они летели поодиночке и почти правильными треугольниками и ромбами, но все примерно с одной и той же скоростью и в одном и том же направлении. Гарс попытался вспомнить, что ему известно о перелетных птицах, но познания его в орнитологии были слишком малы, чтобы он мог прийти к какому-либо выводу.
Внезапно одна из птиц, продравшая возле стены Купола, вспыхнула бледно-желтым пламенем и с огромной скоростью устремилась к земле. Гарсу показалось, что она падает прямо на него, и тогда он обхватил голову руками и бросился, спотыкаясь, бежать с вершины холмы — но не вперед, в долину, а к спасительному, но, увы, недоступному Куполу — словно надеялся укрыться под его стеной.
Нога угодила в небольшую ямку в почве, и Гарс кубарем полетел в траву.
Он не видел, как странная птица, все больше пожираемая пламенем, пронеслась над холмом, на котором он только что стоял, и, врезавшись на огромной скорости в Купол, развалилась на куски, тут же разлетевшиеся по всей округе чадящими вонючими ошметками.
Он не видел, какой большой она оказалась вблизи, — размах ее крыльев был наверняка больше десяти метров. Он не мог разглядеть, что птица была вовсе не птицей, а каким-то большим летательным аппаратом. Что-то вроде аэра, только с крыльями и множеством дополнительных устройств, прикрепленных к корпусу.
Скорчившись в траве и зажмурив глаза, Гарс только мог слышать. И он слышал противный, оглушительный визг птицы, который нарастал по мере ее падения, потом глухой удар и грохот, а затем — только шипение догорающих останков и какой-то странный звук, напоминавший протяжный стон. Он доносился откуда-то рядом, повторяясь снова и снова.
Гарс вскочил и устремился в направлении стона, хотя ему было теперь страшно, как никогда в жизни.
Неясная фигура билась на влажной от росы траве. От нее исходил смрад обгоревшей, обугленной плоти, который ударил в ноздри Гарсу и заставил его испытать приступ тошноты.
За спиной что-то на секунду ярко, но беззвучно вспыхнуло, и в этом мертвенном свете Гарс разглядел наконец, что перед ним корчится от боли человек в причудливом одеянии.
Он осторожно подобрался к лежавшему, попытался его приподнять за подмышки, но человек, сверкнув зубами на черном лице, страшно закричал, и Гарс понял, что его нельзя трогать. Он встал рядом с судорожно дергавшимся телом на колени, бессильно опустив руки. Человеку явно требовалась медицинская помощь, но помочь ему Гарс был бессилен. Он не особо разбирался в медицине, но не требовалось быть медиком, чтобы понять: незнакомцу, рухнувшему с неба в загоревшейся птице, очень плохо.
Стоны раненого стали постепенно стихать, а потом им на смену пришли глухие, булькающие звуки, которые можно было принять за попытку произнести какие-то слова.
Гарс оглянулся на небо, но других птиц на нем уже не было видно, только откуда-то доносились глухие мощные удары, от которых вздрагивала земля, словно в нее чудовищным молотом вбивали длинные и толстые столбы.
Вдруг человек, лежавший перед ним, приподнялся на локтях.
— Уходи… быстрее, — прохрипел он, явно обращаясь к Гарсу. — Нельзя… заваруха… Черт возьми!.. Не повезло как… Спасайся!..
Он выдавливал из себя слова отрывистыми всплесками, и было видно, что силы его на исходе, а каждое произнесенное слово истощает его до полуобморока.
— Но мне некуда идти! — в отчаянии воскликнул Гарс. — Купол не пускает меня в Очаг!
— Очаг? — не понял человек. — Какой… Очаг?.. Ты… из хомоценеза?..
Гарс не понял последнего слова, но на всякий случай показал рукой на белеющий в лунном свете Купол и уточнил:
— Я вышел оттуда, из-за Горизонта! И не могу вернуться, потому что…
— Ясно, — прохрипел человек. Воздух свистел в его горле. — Запоминай… код доступа… нейтрализация поля… Семнадцать… триста пять… потом буквами… джей… бета… мю… дробь… не забудь дробь… сто… пятнадцать… Напишешь… хоть пальцем… тридцать секунд… действует…
Этот монолог дался пострадавшему нелегко. Голова его откинулась назад, и он надолго замер неподвижно — так, что неизвестно было, жив ли он еще…
Гарс потрогал осторожно его голову и ощутил пальцами биение крови под местами содранной и сожженной кожей.
От его прикосновения к человеку вновь вернулся дар речи.
Багровые потрескавшиеся губы на черной маске, в которое превратилось его лицо, зашевелились, и Гарс услышал:
— У них… новое… воспламеняет металл… Ты… здесь?..
Гарс склонился к нему:
— Я донесу тебя. Я доставлю тебя к нашему диагносту. Если Купол откроется…
— Нет! — скрипя зубами от невыносимой боли, простонал раненый. — Мне… нельзя! Лучше вот… возьми…
Его скрюченные пальцы-головешки коснулись уцелевшего пояса непонятного костюма, где в специальном кармашке виднелась тонкая трубка, напоминающая флейту.
— Может… пригодиться… еще… — успел сказать человек и опять погрузился в бессознательное состояние.
Гарс с опаской взял «флейту» и повертел ее в руках. Что-то она ему напоминала, но что именно — он пока вспомнить не мог.
Через некоторое время человек очнулся на очень короткое время, и у него хватило сил выдохнуть одно единственное слово:
— Уходи!
Потом глаза его закрылись, рука бессильно упала на землю, и человек стал неподвижным и твердым.
Гарс медленно поднялся с колен.
Обломки аппарата, который он с испуга принял за птицу, успели сгореть и теперь чадили едким вонючим дымом. Других «птиц» на небе уже не было видно, а за холмами разгоралось багровое зарево — там либо что-то пылало, либо это просто всходило солнце.
Гарс отошел на несколько шагов от тела пилота — теперь было ясно, что человек управлял летательным аппаратом, находясь внутри его, а значит, он был пилотом; какие странные архаизмы порой хранит наша память! — а потом оглянулся.
И оцепенел.
Незнакомец, только что скончавшийся на глазах у Гарса, исчез, словно его никогда не было! Уползти он никуда не мог — до ближайших кустов было слишком далеко… А растворяться в воздухе могут лишь голообразы. Но ведь Гарс прикасался к этому человеку, ощущал его пульс!
Гарс перевел взгляд на предмет в своей руке. Неужели и эта штука тоже исчезнет, как ее прежний владелец?
Но «флейта» не собиралась улетучиваться. Она была теплой и гладкой на ощупь, и на ее торце мигал ярко-красный огонек. Гарс сунул ее за пазуху и подошел вплотную к Куполу.
На мгновение задержался, припоминая слова умиравшего пилота.
Потом решительно поднял руку и прямо пальцем стал писать на «тумане», неподвижно висевшем перед ним. Как будто это была классная доска, к которой его вызвал учитель Айк.
Он старательно начертил все цифры и буквы, потом дробь и опять цифры — в точном соответствии с указаниями незнакомца, но с Куполом ничего не произошло, и когда Гарс попытался шагнуть в «туман», то вновь отлетел, словно кто-то невидимый, прячущийся в белом мареве, отвесил ему хорошего пинка.
К горлу подкатило отчаяние. "Либо незнакомец ошибся, либо нарочно ввел меня в заблуждение, — подумал Гарс, поднимаясь на ноги. — Я же не знаю, кем он был и что вообще здесь происходит! Я даже не знаю, что мне угрожает и откуда, ведь никого вокруг нет…
Нужно ли вообще верить погибшему пилоту? Или все это было хорошо задуманным и сыгранным спектаклем для одного-единственного зрителя — для меня? Может, таким способом меня просто-напросто хотят загнать обратно под Купол?
Нет, — решил он потом, — надо предпринять еще один штурм «стены». Может быть, после дроби надо написать не три цифры, а пять? Не 115, а 100 15?.."
На этот раз «код доступа», о котором говорил человек перед смертью, сработал безотказно. Вектор силы, которая ранее отталкивала Гарса от Купола, разом переменился на противоположный, и он, пулей пролетев сквозь непроглядное молочно-белое пространство, по инерции влетел в кусты дикого шиповника, исцарапав до крови лицо и руки.
Кое-как выпутавшись из колючих зарослей, Гарс встал как вкопанный.
Место было не то же самое, где он пересек Купол. Судя по окружающей местности, теперь Гарс находился на другом краю Горизонта Очага. Отсюда хорошо были видны аккуратные, знакомые до боли домики, башня климатизатора и большой стенд-часы над городской площадью. И здесь все еще ярко светило солнце, навечно пригвожденное к зениту.
Сомнений не было. Он вновь был внутри, и перед ним лежал его родной Очаг.
Значит, благодаря помощи незнакомца ему удалось то, что не удавалось никому до него.
Он все-таки вернулся!
Он шествовал по солнечным улицам, как воин, возвратившийся домой после победы над могучим и грозным врагом. Внутри у него звучал триумфальный марш. Будущее представлялось исключительно радужным и многообещающим. Отныне его, рядового «горизонтщика», каких на планете — тысячи, ждут исключительно великие дела. Дальние походы, дарование свободы другим людям, открытия новых земель, пригодных для проживания и развития человечества. А потом, спустя энное количество лет, когда людям удастся поднакопить сил и средств, они отправятся в космос, чтобы открывать и осваивать новые планеты. Это ли не великолепно?! И все это — благодаря ему, Гарсу!
Жаль только, поделиться своей радостью было пока не с кем. Никто не встречался Гарсу на улицах. Было традиционное время обеда, когда все сидят за столом.
Гарс хотел было зайти к учителю Айку, чтобы он первым узнал приятную новость — старик вполне заслужил это, ведь во многом благодаря ему Гарс все-таки отважился покинуть Купол! — но потом передумал.
Не стоит терять времени.
Прежде всего надо запустить в Сеть экстренное циркулярное сообщение, чтобы все «горизонтщики» могли воспользоваться паролем, открывающим проход через Купола. Пусть не только он станет первооткрывателем маршрутов, соединяющих Оазисы, но и другие — надо же делиться счастьем с людьми!..
И еще надо попытаться установить назначение и принцип действия того предмета, который погибший пилот подарил ему. Это будет несложно. Включить визор транспьютера и повертеть перед ним «флейту» в разных ракурсах. Затем запустить программу идентификации и поиска по всем базам данных — а там, глядишь, какая-нибудь полезная информация отыщется.
А в первую очередь, конечно, надо помириться с Люминой. Ворваться, рухнуть ей в ноги, взмолиться о прощении, покаяться во всех реальных и несуществующих грехах, сослаться на свой скверный характер, пообещать, что больше никогда не посмеет доставить ей обиду и огорчения. Это же так просто — с учетом того, что он только что пережил!.. А когда женушка смягчится и дарует ему пощаду, они сядут обедать, и за столом он расскажет о том, что видел за Горизонтом. Посулит ей заманчивые переспективы посещения магазинов и рынков в любых Оазисах, где раньше она могла побывать только в виртуальном мире. Как всякая нормальная женщина, Люмина должна будет клюнуть на эту удочку и согласиться отправиться путешествовать по запредельному миру вместе с ним, своим мужем и отцом того ребенка, который уже живет в ее чреве… Может быть, когда-нибудь они вообще переедут в другой Оазис, а дом в Очаге продадут или обменяют на квартиру в большом городе, где жщь будет намного интереснее, чем в этом отстойнике. Когда у них родится мальчик, он, Гарс, сделает все, чтобы у сына никогда не возник тот комплекс боязни Горизонта, который прочно укоренился в душе нынешнего поколения. Это раньше все жили и умирали, оставаясь рабами, прикованными невидимыми цепями к одному и тому же месту, и даже находя в этом определенное удовольствие! А их дети вырастут свободными, а значит — полноценными, людьми!
А односельчан он с помощью Грона соберет сегодня на площади. Уж на этот-то раз на собрание наверняка придут все до одного! Они выслушают его рассказ и сначала усомнятся в том, что он не морочит им голову. И тогда он продемонстрирует им прибор, который принес с собой из-за Горизонта, — и это убедит их лучше всяких слов. Потому что такой штуки в их поселке ни у кого не было и нет, это он точно знает.
А потом он обнародует свои дальнейшие замыслы насчет походов в Большой Мир за Горизонтом и будет так великодушен, что пообещает взять с собой любого, кто проявит желание отправиться вместе с ним и Люминой. Нет, большинство, конечно, не сразу решится на такие вылазки. Но не может такого быть, чтобы вовсе не нашлось желающих составить компанию ему, Гарсу! Например, Друм, который наверняка захочет пополнить запасы своих железяк и раздобыть запчасти к турбокару. Айк будет выводить своих учеников на экскурсии. Ким будет выгонять своих свиней и овец пастись за Горизонтом, уж там-то трава намного сочнее и вкуснее, чем под Куполом! Бару могут потребоваться саженцы и семена новых деревьев и растений. Даже Риду и то можно соблазнить возможностью перебраться в более цивилизованные Оазисы, где можно будет обслуживать не только виртуальных клиентов.
Занятый мечтаниями, Гарс налетел на кого-то, когда свернул на свою улицу. Человек, которого он чуть не сшиб с ног, отпрянул от Гарса так, будто боялся, что его ударят.
Это был Брюм.
Глаза у него на этот раз были не просто больные. Они были затравленные. И пахло от него как-то неприятно, как будто он закис и покрылся налетом плесени.
— Ну, что нового в славной науке нумерологии? — снисходительно обратился к математику Гарс. — Есть ли новые гипотезы о влиянии магических цифр на ход истории?
Год назад Брюм после сложнейших вычислений «открыл» некую «временную единицу исторической эволюции человечества», равную 70 годам. Опираясь на исторические факты, он доказывал, что этот период представляет собой один час на циферблате истории и что, поскольку в природе все явления повторяются заново по истечении суток, то же самое относится и к событиям, отделенным друг от друга почти семнадцатью веками. При этом Брюм сравнивал личности Юлия Цезаря и Петра Первого, Тацита и Пушкина, Федры и баснописца Крылова и находил между ними поразительное сходство…
Однако сейчас автор нумерологических теорий вступать в разговор не пожелал, а шмыгнул за угол и, оглянувшись в последний раз, скрылся из виду.
«Бедняга совсем опустился со своими заморочными подсчетами, — пожалел его про себя Гарс. — Ничего, вот откроем путь за Горизонт — и Брюм, может быть, изменится к лучшему. Доставим его в какой-нибудь математический центр — пусть там ему коллеги вправят мозги на место».
Как ни странно, таксенок Гоблин не подкатился под ноги Гарсу, когда тот распахнул калитку и влетел во двор. Хотя обычно щенок исправно приветствовал его заливистым лаем. Неужели он, по примеру Люмины, тоже обиделся за что-то на своего хозяина? Или вырвался на свободу, пользуясь отсутствием Гарса?
Ладно, никуда не денется. Захочет есть — прибежит как миленький! Налаживание отношений с женой важнее, чем поиск собаки.
Гарс рывком распахнул входную дверь, которая почему-то была не заперта, и с недоумением принюхался. Пахло чем угодно, только не вкусным обедом. Ах, какие мы обиженные и оскорбленный, умиленно подумал он. Решили доказать мужу, что он пропадет с голоду, если и в дальнейшем будет так скверно себя вести?..
— Лю, солнышко, ты где? — громко спросил Гарс, заглядывая в гостиную.
Никого. И ни звука в ответ.
Значит, обида гораздо серьезнее, чем он предполагал. А это значит, что предстоит долго унижаться и топтать себя ногами, прежде чем удастся преодолеть заградительный барьер из холодного молчания, который в таких случаях воздвигала перед собой Люмина.
Ну и ладно. Нам это не впервой…
Как писал в свое время Созонт: «Я люблю тебя, как солдат. Это значит: не веря пулям, прорывать бесконечно рад оборону твою глухую…»
Надо только избрать какую-нибудь тактику пооригинальнее. Применять как можно больше юмора — практика показывает, что с его помощью можно прорвать даже самую глухую женскую оборону.
— Лю, если ты никогда не видела картину «Возвращение блудного мужа», то сейчас у тебя есть прекрасная возможность восполнить этот пробел! — объявил. Гарс, проходя в гостиную. — Кстати, по этому поводу есть один анек…
Он осекся на полуслове, потому что только сейчас ему в глаза бросилась одна несуразность. Из полутемного коридорчика, ведущего на кухню, в гостиную бойко катилась свежая струйка темно-красного цвета, и было непонятно, откуда она могла взяться. Не корову же взялась свежевать и разделывать Люмина, чтобы приготовить пару бифштексов на обед!..
В следующую секунду он облился холодным потом. В голове мгновенно сопоставились разрозненные фрагменты: отсутствие щенка во дворе… гробовая тишина в доме… эта зловещая струйка…
Возникшая в итоге этой умственной работы мысленная картина заставила его волосы подняться дыбом.
Гарс бросился на кухню. При этом он угодил ногой во что-то скользкое и чуть не навернулся, но удержался, ухватившись за косяк.
Она была там. Как и во время их ссоры, на ней был все тот же домашний халат. Только теперь он был разодран спереди и обильно залит кровью.
Она лежала на полу лицом кверху, неловко вытянув вывернутую руку в сторону, а живот ее был распорот во всю ширину, и отвратительные белые внутренности высовывались оттуда. Хорошо, что в Очаге нет ни мух, ни прочей летающей гадости, машинально подумал Гарс, накрывая страшную рану окровавленной полой халата.
Она молчала и не двигалась.
— Лю, — сказал он вполголоса, словно боялся разбудить ее. — Ты слышишь меня, солнышко?
Но она не отзывалась. Тело ее было, однако, еще теплым. Гарс бережно убрал с лица жены вымокшую в крови прядь волос и приложился ухом к груди.
Пульса не было. Он погладил Люмину по щеке, оставляя на побелевшей коже красные полосы, и только теперь до него дошло по-настоящему, что же с ней произошло.
Она была мертва. И не просто мертва. Кто-то распорол ей живот. Кто-то убил ее!..
— Лю, родная моя!!! — заорал он так, что даже тонированное оконное стекло отозвалось еле слышной вибрацией. — Не надо, не умирай!.. Слышишь?!.
Но она по-прежнему не подавала признаков жизни, и тогда Гарс поднялся с колен, очумело озираясь.
Возле посудомоечной машины стояла горка грязной посуды, оставшейся еще с завтрака. А на столе, за которым они обычно ели, лежал широкий острый виб-ронож с силиконовой ручкой. Лезвие его было испачкано в крови, и Гарс понял, чем была нанесена страшная рана жене. «А ведь мы пользовались им для того, чтобы резать хлеб, мясо и прочие продукты, — подумал Гарс. — Если бы я знал, что когда-то этот тесак…»
Он с ненавистью схватил нож, будто тот был виноват, что его использовали не по назначению, и с силой шваркнул его в стену. Нож вонзился в дверцу полки для посуды и с издевательским упреком покачал рукояткой, как головой, из стороны в сторону.
Мысли метались в затуманенном мозгу Гарса переполошенной мышиной стаей.
"Кто же это так ее, мою маленькую? Какая гадина посмела это сделать?! Неужели это я виноват во всем? Ведь если бы я не ушел сегодня, она была бы сейчас жива!.. Нет-нет, ты здесь ни при чем… откуда ты мог знать, что так выйдет? Наоборот, тебе надо было уйти раньше, намного раньше, а не тянуть до этого дня… В этот проклятый тихий омут веками не поступало ни одной свежей струи, и рано или поздно он должен был превратиться в вонючее болото, на дне которого скопился сгнивший слой всякой мерзости! И вот теперь это случилось… Гнойный нарыв лопнул, и липкая тина хлынула из болота во все стороны, затопляя берега и превращая чистую реку в канализационный сток… Еще тогда, когда Пиллис, всеми забытый и проклятый Пил-лис, подох прямо на скамейке возле дома, а ни одна скотина не заметила его смерть, можно было понять, что добром это загнивание не кончится. Любое загнивание не кончается само собой, его обязательно надо вырезать с корнем! Вот и сегодня… если это было сегодня… мы с Гроном обнаружили скелет Коула — и это опять никого не всколыхнуло! Люмину убил один из них, из этих внешне спокойных, приветливых и мирных людей… может, даже кто-то из соседей… Убийца сейчас, наверно, со вкусом обедает, разговаривает с женой и детьми, строит планы на будущее. Если бы я раньше ушел за Горизонт, я не дал бы им разложиться, — покаянно думал Гарс. — Я бы загнулся, но вытащил их за Купол, чтобы они не протухли тут заживо!
Что же я стою столбом, ведь надо бежать, — пронзила Гарса очередная мысль. — Надо же сообщить кому-то. Надо вызвать хранителя-диагноста — может быть, еще не поздно помочь Люмине? Может быть, она еще жива и есть надежда спасти ее?!"
Гарс выскочил в гостиную, опять поскользнувшись в крови жены, но чей-то знакомый хрипловатый голос заставил его замереть.
— Стой там, где стоишь, Гарс, — сказал голос. — И не дергайся, как припадочный. Я припадочных с детства не люблю.
Это был не кто иной, как хранитель Закона Праг. Он стоял на пороге дома, поигрывая хлыстом-парализатором и устало прищурясь.
Взгляд его быстро обежал гостиную, на мгновение задержался на лужице крови, которая успела натечь из кухни, а потом Праг сделал неуловимое движение свободной рукой, и Гарс почувствовал, как в кожу его запястий впилась холодная, равнодушная сталь. Магнитонаручники.
— Я всегда предполагал, что ты — псих, Гарс, — не меняя интонации, словно размышляя вслух, произнес Праг. — Но мне и в голову не могло прийти, что ты — опасный псих и способен поднять руку на человека. А то я бы давно тебя арестовал.
Гарс попытался что-то сказать, но из пересохшего горла у него вырвался лишь неразборчивый хрип, а в следующую секунду Праг приказал:
— Молчать, сволочь! Не передо мной будешь оправдываться — перед всеми людьми!
Он упругими шагами проследовал к кухне, но входить не стал, а лишь заглянул с порога, стараясь не наступать на кровь. Присвистнул задумчиво и изрек:
— Да, ты славно потрудился, приятель!
— Я? — задохнулся Гаре, усилием воли сбросив с себя странное оцепенение. — Ты думаешь, что это я?
— Не собираюсь с тобой спорить, — усмехнулся хранитель Закона. — Только дураки считают, что в споре рождается истина. В споре не рождаются даже дети!
Подойдя вплотную к Гарсу, он ловко ощупал его одежду.
Присвистнул второй раз, когда из-за пазухи выудил «флейту», о которой Гарс успел напрочь забыть.
— Серьезная штука, — сообщил Праг, вертя в руках прибор незнакомца. — Я вижу, ты решил своей женой не ограничиться. Хорошо, что я вовремя заглянул сюда… А то ты бы натворил делов — будь здоров!
— Ты о чем? — изумился Гарс.
— Ладно, не притворяйся ягненка, Гарс… Атомайзер пятидесятого калибра — это, конечно, не супероружие, но из него вполне можно отправить на тот свет все население Очага. Причем так, что ни от кого и следа не останется…
Он повертел головой, словно выискивая что-то, затем навел раструб «флейты» на стену и нажал на одну из кнопок, расположенных в два ряда под трубкой.
В ту же секунду в комнате сверкнула бесшумная фиолетовая молния, запахло озоном, как вблизи климатизатора, и в стене рядом с окном появилась аккуратная круглая дыра, словно в этом месте раньше была вмонтирована труба большого диаметра.
— Вот так, — сказал хладнокровно Праг. — У твоего атомайзера даже еще не села батарейка… Где ты его хранил? В холодильнике, что ли?
— Я… я… — растерянно пробормотал Гарс. — Да ты что, Праг?.. Я даже не знал, что это оружие… Я и обращаться-то с ним не умею!
— Да? — скривился хранитель Закона. — Где же ты тогда его взял? Может, мастер Друм тебе по старой дружбе изготовил? Из своих железок, да?
— Я сегодня ходил за Горизонт, — признался Гарс. — И там… там я встретил одного человека, и он подарил мне это.
Быстрым, почти неуловимым движением Праг упер свой указательный палец в грудь Гарсу.
— Вот ты и выдал себя, дружище Гарс, — объявил он. — Не вздумай только повторить это при всех на суде, а то у людей животики лопнут от смеха. Ведь даже грудному младенцу известно, что из-за Горизонта не возвращаются! Ладно, хватит шутить. Садись в кресло и замри, пока я связываюсь с Диспетчером.
Судили его вечером.
По мнению Прага, тянуть дальше время не было смысла. Улики были налицо, преступник схвачен на месте преступления с поличным, а тот факт, что он наотрез отказывается признаться в убийстве своей жены, объясняется его вполне естественной трусостью и врожденной наглостью.
Об этом, равно как и об обстоятельствах ареста Гарса, Праг и сообщил жителям поселка в своей обвинительной речи.
Гарс молчал. Даже если бы он и захотел что-то сказать, это было бы невозможно ввиду того, что рот его был тщательно залеплен пластырем. Чтобы общественный суд не терял время на лишние препирательства, пояснил Праг.
Поэтому оставалось лишь взирать на своих земляков и мысленно взывать к их здравому смыслу. И повторять мысленно строчки, из которых каждое слово теперь отдавалось болью в душе: «А мне всех лекарств было мало, когда потерял я ее… И солнце как будто упало — и жжет теперь сердце мое!»
Сегодня на площади собрались почти все взрослые жители Очага. Еще бы: ведь они пришли судить не просто преступника, а убийцу. Давно они не видели настоящего живого убийцу, черт возьми! И не просто убийцу, а очень опасного убийцу, почти маньяка, потому что при аресте у него было изъято оружие, способное превратить человека в рой атомов, и преступник уже собирался пройтись по улицам, убивая всех подряд направо и налево, потому что навязчивая идея уйти за Горизонт стала в его голове безумной манией и рано или поздно этот тип должен был сойти с ума. К несчастью, это произошло сегодня.
Именно так Праг преподносил собравшимся причины, побудившие Гарса зарезать жену.
Неужели они поверят этому бреду? Неужели все как один осудят его и приговорят к… Стоп! Что там говорится в Законе насчет наказания преступников? Изгнание за Горизонт? Но ведь это наказание для него, научившегося свободно перемещаться за Купол и обратно, будет бессмысленным!
Поняв это, Гарс немного расслабился. Он даже перестал слушать, что там несет разошедшийся хранитель Закона. Теперь важнее другое — попытаться понять, кто же — настоящий убийца. Чтобы потом, когда его, Гарса, вышвырнут за Горизонт, он мог вернуться и восстановить попираемую сейчас справедливость.
Гарс обвел глазами море голов, колышащееся нервной массой на площади. Кто из них виновен в смерти Люмины? Кто этот злодей, с руками, обагренными кровью его жены?
Однако, сколько он ни пытался представить кого-нибудь из хорошо знакомых ему людей в роли придурка с выкатившимися из орбит глазами, заносящего нож над Люминой, ничего путного из этого не получалось. Получалось так, что либо надо подозревать всех, либо… либо никто не мог такого сделать… Даже те, кто проявлял к Гарсу открытую неприязнь, едва ли расправились бы с его Лю, чтобы насолить ему.
"Подожди, подожди, — сказал себе Гарс. — Как там говорили древние? «Ищи, кому преступление выгодно»? Может быть, для начала надо ответить на вопрос, за что была убита Люмина, по какой причине, а тогда и прояснится личность убийцы?!
Ее не могли убить из корыстных побуждений. Убийца не был вором или грабителем, это уж точно. Ведь в доме у нас ничего ценного не было, да и, помнится, все вещи остались на своих местах.
Ее также не могли убить из ненависти. Люмина всегда была приветлива и доброжелательна к окружающим. Даже к тем, кто ей активно не нравился… Только мне она могла высказать в глаза все, что думает. И она никогда и ни с кем не ссорилась в открытую, если не считать меня самого. Правда, к матери моей Лю относилась враждебно, но… Не будешь же ты считать, что твоя мать?! Нет-нет, это исключено…
Может, ее убили из ревности? Но кому могла прийти в голову такая бредовая мысль? Не Риле же, которая кокетничала со мной лишь на словах, но на деле не позволяла себе ничего предосудительного!
И вообще, вряд ли кто-то из женщин был бы способен хладнокровно и мастерски, как мясник, вспороть живот человеку. Живому человеку. Тут чувствуется мужская рука.
Постой, а почему этот неведомый мерзавец наносил моей Лю удары именно в живот, а? Из врожденной кровожадности? Или у него была какая-то иная причина? Может быть, для него эта часть тела представляла некий символ? Может быть, для него было очень важно ударить ножом Люмину именно в живот?!"
И тут Гарс догадался, кто и по какой причине расправился с его женой. Он нашел глазами этого человека в толпе и попытался встретиться с ним взглядом, но тот на него не смотрел. Он был чем-то очень занят…
Холодная ярость охватила Гарса.
Что ж, теперь он знает все.
Когда этот фарс закончится и его вытолкнут за Горизонт, он вернется и своими руками накажет этого подонка!
«Только неужели ни у кого из тех, среди которых я прожил всю свою жизнь, не шевельнется и тени сомнения в том, что я способен на убийство?!»
Матери среди собравшихся не было. А знает ли она вообще, что произошло с невесткой и что ее сына сейчас судят, как последнюю тварь? Селектор в ее доме был неисправен уже давно, но неужели никто из соседей не догадался сообщить ей последние новости?
Потом Гарс понял. Отсутствие матери наверняка было на руку Прагу. Чтобы общественный суд не терял время на всякие истерики, сопли и слезы. Именно поэтому Праг принял все меры, чтобы ясновидица не узнала о том, что произошло с её невесткой, как можно дольше. По крайней мере, до конца этого судилища.
«Вот подлец, вот сволочь!» — застучало в голове Гарса, но он заставил себя успокоиться. Действительно, может, и к лучшему, что матери нет сейчас здесь. Не хватало еще, чтобы и ее обливали позором и презрением как женщину, взрастившую убийцу.
И еще кого-то не было среди собравшихся на площади, но Гарс так и не сумел определить, кого именно. Слишком много было народу, и лица сливались в одно сплошное, размытое пятно так, что временами казались стеной. Туманной, аморфной, не поддающейся рассмотрению стеной Горизонта.
Наконец Праг закончил говорить, и Грон предложил выступить желающим сказать что-либо в защиту обвиняемого.
Над площадью повисла тишина.
Одни расстреливали Гарса своими взглядами, полными ненависти, от которой не спасало сознание своей невиновности. Другие смотрели на него с таким отвращением, будто он превратился в инопланетного монстра, какие обычно фигурируют в фантастических фильмах. Третьи глядели на Гарса со страхом, видимо, с ужасом представляя себе, что еще несколько часов назад этот, с виду такой же, как все, человек свободно ходил и общался с ними, гладил по голове их детей, а оказывается, в любую минуту мог лишить их жизни. Кое-кто и вовсе избегал встречаться с Гарсом взглядом, заранее смирившись с тем, что он, будучи в общем-то неплохим и даже интересным парнем, вдруг в одночасье отчебучил такое, от чего кровь стынет в жилах. Не-ет, друзья, правильно записано в нашем Законе: нельзя идти за Горизонт, это к добру не приводит. Видите, что может сделать с нормальным человеком идея-фикс?!
Отчаяние и обида сдавили горло Гарса с такой силой, что он едва не задохнулся, и нос защекотали горькие слезы.
"Эх вы, — мысленно воскликнул он, — а я-то считал вас добрыми и справедливыми! Где же ваша доброта? Где справедливость? Неужели тот застойный образ жизни, который вы ведете, постепенно уравнял вас и привил дурную привычку быть единодушными во всем, даже во мнениях?! Неужели вы сами не видите, как это опасно — быть подстриженными под одну гребенку и равняться на одни и те же идеалы?!
Черт с вами, если вы не хотите защищать меня, предатели! Только дайте мне последнее слово, и я сам выскажу все, что о вас думаю! Я докажу вам, что настоящий убийца стоит среди вас! А в принципе вы все — тоже преступники, потому что не противитесь злу, замаскированному покоем и уютом, и палец о палец не ударяете вместо того, чтобы разнести этот чертов мир с его невидимыми и видимыми куполами и горизонтами вдребезги!"
Но никто не собирался давать ему слова, сколько Гарс ни дергался, мыча в бессильной ярости. Он был надежно скован по рукам и ногам и вдобавок ко всему прикручен прочными веревками к специальному дубовому креслу. Наверное, чем больше он извивался и корчил гримасы, требуя, чтобы с его рта содрали пластырь, тем все более отвратительно он выглядел в глазах окружающих. Как преступник, осознающий неотвратимость кары за свои проступки, но пытающийся любым способом избежать ее.
Праг поднял руку, требуя тишины.
— Давайте решим, как мы накажем этого типа, — предложил он собравшимся.
— По Закону, как же иначе? — выкрикнул Ким, стоявший в первых рядах толпы. Праг покачал головой.
— По Закону мы должны изгнать его за Горизонт, — сказал он. — Но разве это может быть действенным наказанием для Гарса? Вспомните, он же сам всегда стремился там оказаться. Получится, что мы не накажем его, а, наоборот, выполним его сокровенную мечту. Даже если он там погибнет.
— А что ты предлагаешь, Праг? — спросил Грон.
Праг нехорошо усмехнулся.
— Я предлагаю более суровую кару за убийство. Пусть это будет отступлением от Закона. Его надо казнить, причем здесь и сейчас. Чтобы это произошло у всех на глазах.
Он достал из кармана прибор, который конфисковал у Гарса при аресте, и показал его толпе.
— Это тот самый атомайзер. С его помощью этот безумец намеревался отправить на тот свет всех вас, — объявил громогласно он. — Я предлагаю использовать эту страшную штуку как орудие возмездия! Поднявший меч от меча и погибнет, значит!
Шум в толпе стих.
— Да, но кто сделает это? — прозвучал голос Пустовита. — Палачей среди нас вроде бы не имеется. Может быть, ты сам, Праг, исполнишь наш приговор?
— А почему бы и нет? — криво улыбнулся хранитель Закона. — Вы зря боитесь, атомайзер действует чисто и мгновенно. Не будет ни крови, ни разлетевшихся во все стороны мозгов, это я вам гарантирую. Достаточно нажать вот эту кнопочку — и от мерзавца останется пустое место!
— Подождите, граждане! — вмешался Грон. — Мы же еще не проголосовали! Давайте уж соблюдать все процедуры, как положено!
— Да чего там? — крикнул кто-то из толпы. — И так все ясно!
— Нет! — перекрыл шум голосов чей-то громкий голос. — Лично мне не все ясно!
Гарс вздрогнул и вгляделся в море голов. Кто-то проталкивался сквозь толпу к помосту. Это был не кто иной, как старый учитель Айк.
«Так вот кого здесь раньше не хватало, — сообразил Гарс. — И как это я не заметил, что Айк не участвует в собрании?»
Праг поморщился, но не решился воспрепятствовать учителю подняться на помост. Айка все в поселке знали и уважали.
— Мне не ясно, на основе чего вы готовы совершить непоправимую ошибку! — заявил старик, обращаясь к собранию. — Да, у Гарса была убита жена — варварски и злодейски. Да, он был застигнут Прагом в тот момент, когда, перепачканный в крови, стоял над ее бездыханным телом. Да, они не раз ссорились, в том числе и накануне убийства Люмины, и соседи слышали их крики. Да, Гарс не раз собирался уйти за Горизонт, и это вполне могло довести его до умопомрачения. Но разве все это доказывает его вину в убийстве?! А кто из вас знал, что Люмина была беременна? Кто ведал, что она носила под сердцем ребенка, которому так и не суждено было родиться?
Тишина над площадью. И в этой тишине учитель продолжал ронять в толпу гневные слова.
— Я опоздал на собрание потому, что беседовал с Юноном — он сейчас лечит тяжелобольного. Я хотел убедиться в том, что мои подозрения справедливы. И я оказался прав. Незадолго до смерти Люмина приходила в лечебницу на прием, и диагност обнаружил ее беременность. Об этом больше никто не знал, кроме Юнона. И, возможно, Гарса. Во всяком случае, первоначально. Но впоследствии о беременности Люмины узнал еще один человек. Он уже давно тайком, под прикрытием ночи, проникал в лечебницу, чтобы выуживать из диагноста сведения о будущих роженицах и о неизлечимо больных. Он вбил себе в голову, что существует некая взаимосвязь между рождаемостью и смертностью в нашем поселке, что якобы если у кого-то родится ребенок, то кто-то тут же должен умереть. А потом он решил, что одного знания этого явления недостаточно и что можно и нужно управлять этим процессом. И тогда этот безумец сделал страшный вывод: чтобы в нашем Очаге никто не умер, надо не допустить, чтобы на свет появлялись новые жители поселка. Это так, Брюм?
Математик поднял лицо от компнота, в котором он производил какие-то вычисления, и опасливо огляделся. Люди, стоявшие рядом, невольно отодвинулись от него подальше, как от носителя опасной заразной болезни.
— Да, — сказал он глухо, — я сделал это. Но поймите, у меня не было другого выхода. Почему моя мать должна была умереть только из-за того, что какая-нибудь похотливая сучка наплодит целый выводок сопливых чад? Разве это справедливо? А насчет того, что моя теория неверна, тут вы не правы, учитель. Числа никогда не врут. И если в мире существуют какие-то закономерности, то без расчетов их не выявить.
Толпа оцепенела от неожиданного признания математика. А он вдруг резко повернулся и бросился бежать.
— Стой! — проревел ему вслед Праг.
Но Брюм не останавливался. Он выскочил из толпы и устремился в переулок.
И тогда Праг выстрелил ему вслед из атомайзера.
Фиолетовая вспышка на миг озарила площадь, и короткая молния, промчавшись над головами людей, нагнала беглеца.
Поистине, это было страшное оружие.
Фигура Брюма растворилась в воздухе так, будто принадлежала не человеку, а голообразу. Ни малейшего следа не осталось после этого бескровного убийства — ни кусочка одежды, ни пряди волос. Только компнот нумеролога не пострадал. Некоторое время он, как некий сказочно-волшебный артефакт, висел в воздухе, оставшись без опоры, а затем рухнул на металлопластовую мостовую, и корпус его раскололся от удара, обнажив нагромождение микросхем. Совсем как располосованный виброножом живот Люмины.
Потрясенные люди на площади молчали, затаив дыхание. Потом пришли в себя и, делясь впечатлениями от увиденного, разом стали расходиться.
Гарс почувствовал, как сильные руки Прага освобождают его от пут и снимают пластырь со рта. Наспех размяв затекшие конечности и не слушая сбивчивые извинения смущенного хранителя Закона, он вскочил с кресла и обнял Айка.
— Спасибо, учитель! — хрипло воскликнул он, пытаясь проглотить комок в горле. — Я знал, что ты единственный настоящий человек в этом стаде!
— Ну что ты, малыш, — тихо сказал Айк. — Не надо никого винить. Даже Прага. Представь себя на месте каждого из этих людей, потрясенных тяжким преступлением и стремящихся воздать виновному по заслугам. Да, они ошиблись насчет тебя, но ты не должен возненавидеть их за это. Каждому из нас свойственно ошибаться, малыш. Именно поэтому все мы должны уметь прощать ошибки других.
Гарс не ответил. Его вдруг посетила идея. Земляков, еще недавно готовых казнить его за убийство, которого он не совершал, конечно, можно было бы простить. Но только в том случае, если они отныне будут всегда и во всем верить ему. И сейчас подворачивался удобный момент, чтобы проверить это.
Выпустив учителя из своих объятий, Гарс подошел к краю помоста и крикнул что было сил:
— Люди, я прошу вас задержаться еще на несколько минут! У меня есть очень важное сообщение для вас!
Толпа, растекавшаяся ручейками с площади, остановилась, и к Гарсу повернулись лица людей. Их все еще было много.
— Что ты задумал, Гарс? — с тревогой спросил Грон сзади, но Гарс только отмахнулся.
Краем глаза он уловил удивление на лице Прага, который прикреплял к поясу магнитонаручники, и поднятые брови учителя Айка. То-то они еще удивятся, когда услышат его рассказ!
Когда движение и разговоры на площади прекратились, Гарс наконец заговорил.
Он поведал землякам о своей удачной вылазке за Горизонт. Он рассказал о том, что он там увидел. Он постарался подробно описать тот мир, который открывался за Куполом. Он рассказал о пилоте летательного аппарата, свидетелем аварии которого он, Гарс, стал. Он объяснил, откуда у него взялся атомайзер и каким образом он сумел вернуться домой. А в заключение своей краткой, но полной эмоций речи Гарс взволнованно объявил:
— Отныне мы все — свободны! Это значит, что теперь каждый из нас может в любой момент отправиться за Горизонт и вернуться обратно. Вместе со мной, разумеется. Теперь нам удастся вырваться из плена, и весь мир будет доступен нам! Мы доберемся до других Оазисов и воссоединимся с их жителями! Человечество снова будет единым и свободным, и для него больше не будет преград! Будущие поколения людей будут опять жить так, как жили наши далекие предки, и заново открывать для себя и осваивать окружающий мир! Человек не может и не должен жить без открытий — правда ведь? А иначе его ждет медленная смерть! И поэтому я хотел бы знать: кто из вас согласен завтра же пойти за Горизонт вместе со мной? Кто? Поднимите руку, желающие!
Он замолчал, тяжело дыша, и обвел взглядом площадь. Поднятых рук не было видно. И, судя по выражению лиц, никто не разделял пафос его выступления.
Люди, стоявшие на площади, смотрели на Гарса недоверчиво и хмуро. На лицах других была написана откровенная усмешка. Третьи качали осуждающе головой. А Пустовит шептал что-то саркастическое на ухо Риле, покручивая пальцем у виа. Даже учитель Айк — и тот, вздохнув, отвернулся, словно поставив в уме печальный диагноз Гарсу.
Гарс почувствовал, что бледнеет от гнева и разочарования.
«Безмозглые, ленивые, зажравшиеся животные — вот кто они такие! — промелькнуло в его мозгу. — Такой реакции и следовало ожидать от них, а ты раскатал губы: мол, все они, как один, устремятся за тобой! Бараны!»
— Что, нет желающих? — осведомился он, подавшись вперед.
Толпа загудела разрозненными выкриками.
— А что мы там будем делать, за твоим Горизонтом? — спросил кто-то громко. — Ты же сам сказал, что там ничего нет, кроме травы и деревьев!
— Открытия! На кой черт они сдались, эти открытия, если будет нечего есть и пить?
— А ты уверен, Гарс, что те, кто живет там, встретят нас с распростертыми объятиями? Иначе зачем им таскать с собой оружие?
— Слушай, а может быть, тебе все это привиделось, а, парень? Может, тебя загипнотизировал кто-нибудь, чтобы ты выманил всех нас за Горизонт? Что-то очень подозрительно, что тебе так повезло!
— Да что с ним разговаривать, «горизонтщики» все такие, сдвинутые! Вобьют себе в голову невесть что и дурят людям голову!
— Правильно, он вон стоит и соображает, что бы еще такое выдумать! Не ходил он никуда, а эту басню про Запредельный мир придумал!
— Слушайте, братцы, а может, он и вправду умом тронулся? Из-за смерти жены такое с любым может случиться! Наверное, не следовало его развязывать, а?! А то как бы он чего-нибудь не натворил в беспамятстве!
Гарс не верил своим ушам. Те, кого он считал своими земляками и друзьями, теперь представали перед ним совсем в ином свете. Вот он, звериный оскал мещанина, о котором так много в свое время писали классики! Стоит ли продолжать метать бисер перед свиньями?!
Кто-то положил руку на его плечо.
Гарс повернулся и оторопел. Праг, опять поигрывая наручниками, ухмылялся ему в лицо.
— Я же предупреждал, чтобы ты не нес эту ересь публично! — прошипел он. — Видать, ты неисправим, Гарс, а раз так, то не обессудь — сам напросился!
Он поднял руку и провозгласил:
— Сограждане! Все вы являетесь свидетелями возмутительного нарушения нашего Закона! Этот человек решил, что раз мы его оправдали, то ему теперь все можно. И он осмелился призывать вас уйти за Горизонт. Хотя ему известно, что подстрекательство к массовому уходу за Купол является тяжким преступлением. В связи с этим я как хранитель Закона, действуя в ваших интересах, намерен арестовать гражданина Гарса и…
Договорить Праг не сумел.
Гарс сорвал с его пояса атомайзер и повернул его раструбом на Прага.
Лицо хранителя Закона вытянулось. Не от страха — от изумления. Впервые кто-то осмелился открыто напасть на него, да еще в присутствии множества свидетелей.
— Брось пушку, — приказал он, угрожающе надвигаясь на Гарса. — Брось, Гарс, — иначе хуже будет!
Гарс в этом не сомневался. Если Праг перейдет к более решительным действиям, то противостоять ему ни он, ни кто-либо другой в поселке не сможет. Не зря же Праг с детства готовился стать хранителем Закона!
Рука Прага легла на рукоять хлыста, и Гарс понял: пора…
Повинуясь нажатию кнопки, атомайзер слегка дернулся в руках, и массивную фигуру Прага бесследно проглотила фиолетовая вспышка.
На этот раз не осталось вообще ничего — наверное, потому, что выстрел был произведен почти в упор.
Это все-таки произошло! Своими руками он, ненавидевший насилие со стороны других, лишил жизни человека! Впрочем, рефлексировать этим было некогда.
В воздухе повисли испуганные вопли разбегающихся людей.
— Всем стоять! — истошно завопил Гарс. — Иначе я буду стрелять!
В подтверждение своих слов он, тщательно прицелившись, уничтожил роскошный вяз, высившийся на краю площади. Только небольшой пень остался торчать над мостовой…
Люди остановились и с ужасом обернулись. Гарс оглянулся. Кроме него, уже никого не было на помосте. Только он один. Один против всех…
Что ж, они этого заслужили.
— А теперь слушайте меня внимательно, — сказал он в воцарившейся тишине. — Вы не захотели поверить мне, а зря… Как видите, мне теперь терять нечего. Отныне я убью, не задумываясь, каждого, кто откажется выполнять мои требования, понятно? Не хотите понимать по-хорошему — буду поступать с вами по-плохому!
— Но это же диктатура, Гарс! — воскликнул побледневший Грон, оказавшийся почему-то уже в центре толпы. — Это насилие!
— Да, — согласился спокойно Гарс. — С этого момента я беру власть в поселке в свои руки. Вы сами вынудили меня пойти на это… И вот мой первый указ.
Он помолчал, собираясь с мыслями. Больше всего его в этот момент страшило, что какой-нибудь идиот выскажется в том смысле, что-де не собирается подчиняться требованиям окончательно спятившего придурка, а потом развернется и спокойненько отправится домой. Потому что тогда надо будет убить и его, чтобы подавить всякую попытку бунта еще в зародыше. И одно дело, если недовольным окажется представитель тех, кого он, Гарс, терпеть не может. А если это будет, к примеру, Друм? Или Айк?! На них у него рука поднимется?
Но никто на площади не произнес ни звука.
— Сейчас мы все до единого отправимся за Горизонт, — объявил он, сжимая теплый корпус атомайзера. — Не бойтесь, не насовсем… Я просто хочу доказать вам, что не обманываю вас. Что там, за Куполом, мир существует и он вовсе не так опасен, как нам казалось. И, наконец, что мы можем выйти наружу и вернуться обратно! Я хочу, чтобы вы своими глазами увидели это! Вперед!
Но по-прежнему никто не шелохнулся в толпе. Только Грон выкрикнул:
— Гарс, не самодурствуй! Зачем рисковать жизнью всех людей? Тут же есть и женщины, и старики! А дома у многих остались малые дети! Пожалей их, Гарс!
Этот выскочка, изображающий из себя радетеля за народное благо, похоже, на этот раз был прав. «Мне все равно не удастся в одиночку справиться с такой толпой», — подумал Гарс.
— Ладно, — согласился он. — Пойдут не все… Но я сам выберу тех, кто пойдет со мной за Горизонт. Они будут моими… моими заложниками, — наконец вспомнил он полузабытый архаизм.
После короткой паузы Гарс назвал имена тех, кого хорошо знал, сознательно включив в их число самых ярых противников Горизонта. Писатель Пустовит, мэр Грон, языковед Тарг, огородник Ким, спортсмен Сван, рыбак Брин, студент Tax, композитор Ард, шахматист Лагмар, садовод Бар — всего десять человек. Достаточно представительный и в то же время компактный отрядик.
Если они убедятся в его правоте, остальных с их помощью убедить будет легче…
— Тех, кого я назвал, попрошу остаться на площади, а все остальные свободны! — сказал он.
И не удержался от того, чтобы мысленно добавить:
«Вернее, пусть считают, что они свободны…»
Всю дорогу, пока отряд в составе десяти мужчин под предводительством Гарса влачился в направлении Горизонта, Грон ныл не переставая, несмотря на многократные угрозы Гарса распылить его на атомы. Скверно было то, что деморализующие речи мэра слышали не только заложники, но и почти вся толпа, что валила следом за отрядом. Домой с площади отправились немногие — большинству было интересно поглазеть, как будет проходить "массовый прорыв за Горизонта — именно так мысленно окрестил свою затею Гарс.
Для надежности он привел своих заложников к тому месту, где он пересек Купол утром. Там, как заправский полководец, выстроил отряд в одну шеренгу, лицом к туманной стене, и скомандовал:
— Выходим по одному. Первым пойдет… — он замешкался на секунду, а потом решительно закончил: — Первым пойдет Сван.
— А че это я должен быть первым? — тут же загудел спортсмен.-Че я там забыл?..
— Убью! — пообещал ему Гарс, демонстрируя атомайзер. — И никакие мускулы тебе не помогут, понял? Вставай с краю!
Сван опустил лобастую стриженую голову и, что-то пробормотав, послушно занял крайнее место в шеренге.
— Дальше идете в таком порядке, как стоите сейчас за Сваном, — объявил Гарс заложникам. — Последним буду я. После выхода за Горизонт не разбегаться, coбраться в одном месте и ждать меня. Мы должны действовать организованно и… и без паники.
— А если все-таки кто-то не пойдет? — осведомился с ухмылочкой Пустовит, оглядываясь в поисках поддержки. — Ты что, стрелять будешь?
Вместо ответа Гарс надавил кнопку спуска, и молния проделала ,глубокую яму в форме правильного круга прямо перед ногами писателя. Тот отшатнулся назад, словно боясь сорваться вниз, и выдавил:
— Д-дурак! Я же чисто теоретически…
— Так кто не хочет идти? — осведомился Гарс, оглядывая остальных.
Все подавленно молчали, со страхом косясь на голубой туман Горизонта, по которому сверху вниз разливался красный свет угасающего солнца.
Внезапно Грон шагнул вперед из шеренги, повернулся лицом к толпе и произнес длинную прочувствованную речь. Гарс был настолько изумлен этой вспышкой красноречия, что даже забыл об атомайзере.
— … Да, мы существуем под огромным, но все-таки ограниченным Куполом, — говорил Грон. — Возможно, кто-то давным-давно нас засунул под этот колпак, а может быть, наши предки сами отгородились от мира Куполом — в сущности, теперь это не столь важно. Важнее другое. У нас есть прекрасные условия для жизни: природа, пища, чистый воздух и возможность не работать. При этом мы не лишились возможности общаться с остальным человечеством. Мы могли бы проводить всю свою жизнь развлекаясь. Мы могли бы духовно опуститься, стать бездельниками, потерять человеческий облик, погрязнуть в пороках и в поиске все новых наслаждений. Мы могли бы превратиться в животных из зверинца, у которых есть все, кроме права покинуть клетку. И тогда я бы понял тебя, Гарс, в твоем стремлении сломать такой порядок вещей.
Но взгляни сам реально на нашу жизнь, — говорил Грон. — Разве мы не трудимся? Разве мы не создаем вещи — пусть не все и пусть не в большом количестве? Разве мы опустились и стали менее добрыми, менее человечными? Мы не деградируем, Гарс, мы живем нормальной человеческой жизнью. Да, встречаются и среди нас любители бездельничать. Да, есть и такие, кто занимается всякой ерундой и тратит время на пустяки. Но большинство-то, большинство, Гарс?!
Я не знаю, каким будет рай небесный, если он есть на самом деле, как утверждают святые отцы, — говорил Грон. — Я знаю одно: наш Очаг ничем не хуже этого призрачного рая на небесах, а может, даже и лучше. Потому что людям живется здесь хорошо, спокойно и безопасно.
Так зачем же ты хочешь взорвать все это, Гарс? — спрашивал Грон. — Ради чего ты готов уничтожить весь наш мир и рисковать жизнью своих односельчан? Ведь ты же сам до конца не знаешь, какие опасности могут таиться в запредельном мире, правда? А это означает, что ты собираешься поставить на карту жизнь других людей только для того, чтобы удовлетворить свою любознательность! Подумай об этом, Гарс, хорошенько подумай, прежде чем делать опрометчивые шаги, — советовал Грон.
Вот допустим даже, что за Куполом еще лучше, чем у нас, — хотя я сильно в этом сомневаюсь, — продолжал бывший друг Гарса. — Допустим, что тебе когда-нибудь удастся узнать всю правду о том, как возник наш Оазис, какие силы и с какой целью опекают его. И что дальше? А я тебе скажу, что будет дальше. Ты наверняка на этом не остановишься. Узнав правду, ты решишь отменить такое положение вещей. Ты станешь бороться за отмену Купола и за свободу передвигаться по всей планете — даже если в конечном счете это доставит людям множество бедствий и проблем и создаст угрозу их безопасности. А это означает, что ты потенциально опасен для Очага. Всегда опасен тот, кто вносит поправки в окружающий мир, стремясь сделать его все лучше и лучше, хоть на немножечко, хоть вот на столечко. Это все равно что выдувать стеклянную вазу — чем тоньше будут ее стенки, тем она будет выглядеть изящнее и красивее. Но однажды наступит момент, когда надо будет остановиться, иначе стенки станут слишком тонкими, и тогда ваза разлетится на кусочки. Вот так и весь наш мир, Гарс. Он просто обвалится, как глиняная башня, и тогда всем будет очень плохо. Человек, который не умеет вовремя остановиться, — опасен, а ты из таких, кто не останавливается ни перед чем.
На поляне перед Куполом было так тихо, что отчетливо слышалось, как в траве стрекочут кузнечики, а в кустах щебечет полусонно какая-то пташка.
Слушая Грона вполуха, Гарс мысленно решал для себя один существенный вопрос: что выгоднее — дать своему бывшему дружку выговориться всласть или двинуть хорошенько ему по зубам стволом атомайзера, чтобы этот демагог прикусил свой хорошо подвешенный язык и не мутил воду? Или, может, вообще убрать его на глазах у всех? А чтобы не вызвать недовольства толпы, можно придумать какую-нибудь гадкую подоплеку пропагандистского пыла Грона. Например, обвинить его в том, что мэр был подкуплен или загипнотизирован создателями Купола. Да, это была бы ложь, но разве она не оправдана той великой целью, к которой он намерен вести земляков? Марш-бросок к новой, счастливой и плодотворной жизни, свободе и прогрессу… Тем более что этот паршивец Грон, сам того не подозревая, каждым своим словом больно ранит его, Гарса, душу, топча и развенчивая те идеалы, которые Гарс вынашивал и взращивал в себе на протяжении многих лет!
Но он не стал ни перебивать, ни убивать Грона. Ему стало муторно от мысли о том, что, если он сейчас позволит низменным порывам одержать верх, то впоследствии еще не раз придется переступать невидимую черту, за которой начинается бесчеловечность.
Вместо этого он насмешливо поинтересовался:
— Ты все сказал, Грон? Полностью излил свою душу?
Грон покачал укоризненно головой.
— Жаль, что мои слова остались для тебя лишь пустым сотрясанием воздуха, — сказал он. — Ты — близорукий и безответственный тип, Гарс.
— Ну все, хватит, — оборвал его Гарс и повернулся к провожающим: — Если хотите глазеть и дальше, глазейте на здоровье, но чтобы ни один из вас не приближался к нам меньше чем на десять метров! Всем понятно?
Вопрос его остался без ответа, но это мало заботило Гарса. Главное — чтобы его требования выполнялись, а на всеобщее осуждение и злобные взгляды исподлобья ему сейчас наплевать!
— Ну, пошли! — приказал Гарс. Подтолкнул раструбом атомайзера Свана сзади. — Давай, Сван, покажи класс в новом виде спорта!
Спортсмен стиснул зачем-то кулаки, напряг свои великолепные мышцы и с короткого разбега врезался в туманную «стену». Не так резво, но вполне целеустремленно за ним последовали Брин, Бар, Лагмар…
В целом массовое, десантирование за Горинт прошло без особых проблем. Только с женой Арда случилась истерика, да упиравшегося, подобно упрямому ослу, Тарга пришлось чуть ли не силой выталкивать за Горизонт.
Когда от отряда остался только Гарс, он сначала хотел помахать на прощание пристально смотревшей на него толпе, но потом раздумал: перебьются! Они еще будут чествовать его, как героя, когда он вместе с остальными «первопроходцами» вновь появится в поселке. О том, что возвращение может опять произойти на противоположной стороне Горизонта, Гарс пока умалчивал. Пусть их возвращение станет для всех сюрпризом!
В самый последний момент, когда он уже готов был шагнуть в синий туман, от толпы отделилась стройная девичья фигурка и устремилась к Горизонту.
— А ты куда, Макдена? — удивился Гарс.
— Я хочу быть вместе с Тахом, — не останавливаясь, с вызовом ответила девушка и исчезла за Горизон том.
Гарс пожал плечами. Раз она сама так решила, стоит ли ей мешать?.. Все равно все будет в порядке.
Он сжал покрепче свое чудесное оружие и отдался притяжению невидимого магнита.
Первое, что он услышал, не успев еще открыть глаза после стремительного перемещения за Горизонт, был ехидный вопрос Грона:
— Послушай, Гарс, у тебя все в порядке со зрением?
Гарс вскочил и протер глаза, засыпанные на этот раз не песком, а каким-то вонючим жирным пеплом.
И не поверил тому, что увидел.
Весь отряд был в сборе, но ютился под стеной Купола, не решаясь подняться на вершину ближайшего холма. И «заложникам» было чего бояться.
Потому что окружающий мир был неприятен и страшен с первого же взгляда.
Сейчас здесь, как и предполагал Гарс, было утро. Солнце висело пока еще невысоко над холмами, но его мертвенно-белый свет уже обжигал кожу, как чей-то ненавидящий взгляд. Бледное небо было изъедено грязно-серыми отвратительными пятнами, напоминающими гнойные коросты на теле прокаженного. Земля под ногами была покрыта спекшейся и шелушащейся под воздействием ветра коркой, местами переходящей в жирные чешуйки, похожие на увеличенную во много раз перхоть, только черного цвета.
И не было вокруг ни травы, ни цветов, ни деревьев, только кое-где между холмами корячились уродливые, опаленные огнем чудовищной температуры, голые палки без единого листочка.
— Не может быть! — пробормотал Гарс, устремляясь на вершину ближайшего холма — того самого, с которого при свете Луны он наблюдал накануне панораму уютной, обжитой долины. И после длинной паузы потрясенно повторил: — Не может быть!
Не было в долине ни зданий, ни каких-либо иных сооружений. Вместо них там лежали развалины не то бараков, не то амбаров, большая часть которых давным-давно развалилась и поросла травой, а остальные хранили на себе следы давних пожаров, и там тоже лежал странный черный антипод снега.
Контраст с тем миром, который Гарс видел несколько часов тому назад, был так велик, что невольно возникала мысль: не кошмарный сон ли это?
— Ну, ты даешь, Гарс, — сказал Пустовит, с отвращением озираясь. — Я и раньше, собственно, предполагал, что ты выдаешь желаемое за действительное, но, признаться, в какой-то момент даже я, скептик до мозга костей, поверил твоим сказочкам! По-моему, в этом патологически мертвом мире не выживут даже тараканы!
— Какое там желаемое! Какое там действительное! — воскликнул экспансивный толстяк Ард, тяжко отдуваясь. — Да этот распоясавшийся молодчик просто-напросто нагло обманул нас — вот и все!
— Да подождите вы с выводами, — попытался остановить излияние эмоций своих спутников Грон. — Может быть, Гарс стал жертвой иллюзии. Или галлюцинации. Хотя в детстве, по-моему, у него серьезных травм головы не было.
— Зато скоро будут — и не только головы! — угрожающе прогудел здоровяк Сван, поигрывая бицепсами. — Лично я это гарантирую!
Пора было прекращать этот балаган, иначе ситуация грозила стать неуправляемой.
Усилием воли Гарс загнал отчаяние и растерянность как можно глубже внутрь себя и многозначительно потряс над головой атомайзером.
— Прекратить пустую болтовню! — заорал он. — Что, думаете, теперь можно поливать меня грязью как угодно, да? Напрасно! Мои условия остаются в силе. Кто не подчинится — расстреляю на месте! Это — во-первых!
Его вспышка возымела действие. Во всяком случае, «заложники» на время прикусили языки.
— Во-вторых, — уже спокойнее продолжал Гарс, — поверьте, я и сам не пойму, в чем тут дело. В прошлый раз все было совсем по-другому, клянусь… матерью! — Сгоряча он хотел сначала сказать «Люминой», но воспоминание тут же ударило тяжким молотом: ее уже и так нет в живых! — Именно так, как я вам рассказывал…
— Да ты не горячись, Гарс, — примирительно сказал после паузы рассудительный Бар. — Ребята ведь почему сердятся? Потому что здесь все оказалось дерьмово. Ну и бог с ним, с этим Запредельным миром. Зато теперь мы будем иметь представление, что жить здесь просто невозможно… одно солнце чего стоит — ишь как печет, так и сгореть недолго!.. Ты вот что… давай-ка спускайся и веди нас обратно в Очаг.
Гарс закусил губу.
— Что, к женам под бок захотелось? — съязвил он. — Эх вы, мужики! Неужели мы так вот повернемся и уйдем обратно под Купол, а? Вас же потом никаким дрыном не сдвинешь с насиженного места! Разве вам не интересно узнать, что за чудеса здесь творятся? Давайте обойдем Купол вкруговую, а? Потом отойдем хоть на пару сотен метров в сторону — может, найдем что-нибудь интересное? Как вы думаете?
Внезапно туманная стена выплюнула из себя кубарем летящую маленькую фигурку, сжавшуюся в комок. Новый путешественник за Горизонт пролетел по инерции еще несколько метров и ошарашенно уселся на черной земле.
— Что это вы здесь торчите? — деловито осведомился он. — А я думал, вы уже далеко отсюда.
— Анас! — охнул Ард, опознав в пришельце своего сынишку. — Ты как сюда попал?
— Очень просто, — ответствовал мальчик, поднимаясь с земли и отряхивая одежду. — Как и вы. Там уже все разошлись, потому что стемнело, вот я и решил вас догнать.
— Вот вернемся домой — я тебе покажу, как совать нос за Горизонт! — пригрозил ему композитор, потрясая пухлыми кулачками. Потом он поднял лицо к Гарсу. — Видишь, до чего доводит твоя безалаберность, идиот?! Чем больше мы будем топтаться по этой большой помойке, которую ты преподнес нам как райский сад, тем все больше народу будет к нам прибывать! Того и гляди кто-нибудь еще сюда заявится!
— Гарс, теперь-то мы точно никуда не пойдем, — объявил Грон. — Рисковать жизнью ребенка я тебе не позволю! Ты и так слишком далеко зашел в своем авантюризме! Открой нам путь домой, слышишь?
Гарс задумался.
С одной стороны, ему не хотелось возвращаться в Очаг с горьким чувством поражения. Отныне он станет мишенью для насмешек и ненависти со стороны односельчан. Подлый обманщик, убийца и сволочь — вот кем он будет теперь для них. Они не простят ему убийство Прага, взятие заложников и попытку диктовать свою волю, даже если речь шла о временной «диктатуре», к которой он прибег в благих целях. Рано или поздно они все равно будут судить его, и даже оружие ему не поможет избежать кары за слепую уверенность в своей правоте!
Но в то же время Грон был прав. Нельзя допустить, чтобы кто-то из этих людей пострадал здесь, в Запредельном мире. И нельзя то и дело подгонять их угрозами пустить в ход оружие — еще немного, и они взбунтуются против него, а тогда придется либо убить кого-то, либо сдаться…
Ладно, пусть убираются отсюда, все равно от них, трусов, никакого толку не будет.
— Хорошо, — сказал наконец Гарс, не глядя на членов своего «отряда». — Я отпущу вас домой. Но сам останусь здесь.
— Зачем? — недоуменно спросил Грон.
— Надо кое-что выяснить. Все равно мне нечего больше делать в той клетке, куда вы так стремитесь вернуться!
— Зря ты это делаешь, — сообщил молчавший до этого Tapг. — Здесь, некоторым образом, опасно оставаться. Смею предположить, что в атмосфере слишком мало озона, поэтому солнечная радиация, в определенной степени…
— В определенной степени ты мне надоел! — грубо перебил его Гарс. — Оставь свои нравоучения для детей и внуков! Я свое решение принял и от него не отступлю!
Он сбежал по склону обгоревшего холма, взбивая облачка пепла, и приблизился к расплывчатой стене Горизонта.
— Встаньте цепочкой по одному, — приказал он остальным. — Когда я подам знак, можете входить в туман.
Он начертал пальцем на Куполе код доступа и махнул рукой Арду, которого с сыном остальные, не сговариваясь, пропустили вперед:
— Давайте!
Ард и Анас шагнули вперед, но тут же отлетели назад, словно кто-то сильно толкнул их в грудь.
— Ты что, подлец, и тут нас обманул?! — заверещал толстяк, вскакивая на ноги. — Да я тебя тогда!..
— Спокойно, — остановил его Гарс, хотя в груди его возник неприятный холодок. — Наверное, все дело в том, что надо проходить по одному. Пусть идет сначала один Анас.
Он повторил операцию с «набором» кода, но и на этот раз Купол не открылся.
Неужели? Нет, этого не может быть! Он же прошел! Может быть, он что-то напутал?
Стараясь четко выписывать каждый знак кода, Гарс предпринял еще одну попытку — и вновь его постигла неудача.
Не обращая внимания на разгневанные выкрики за спиной, Гарс лихорадочно писал на «стене» одну за другой серии букв и цифр, переставляя их то так, то этак, меняя местами и переворачивая справа налево, но все было тщетно.
Проклятый Купол категорически отказывался открывать «дверь». Словно кто-то невидимый, кто следил за всем происходящим в поселке, решил таким образом наказать Гарса за все те грехи, которые он сегодня совершил.
И когда до Гарса дошел весь ужас сложившегося положения, он бессильно опустился на горячий и шершавый грунт и, обхватив колени руками, уткнулся в них лицом.
Ему было уже все равно, что думают и говорят о нем люди, мечущиеся рядом с ним. Даже если они решат отобрать у него атомайзер и прикончить его, он не будет сопротивляться.
Потому что он заслужил такое наказание.
И еще потому, что у него теперь не осталось ничего, ради чего стоило бы жить дальше. Ни единого близкого человека. Ни единого ориентира на горизонте жизни, к которому хотелось бы идти.
Но почему-то никому из спутников Гарса не пришло в голову обезоруживать его. Никто даже не ударил его. И обидных слов в его адрес произносилось все меньше и меньше.
А потом он почувствовал, что кто-то настойчиво дергает его за плечо.
Это был Грон. Лицо его было серым и застывшим. — Что будем делать дальше? — спросил он. И этот вопрос неожиданно вернул Гарсу силы. Он означал, что на него надеются и ждут от него помощи. Эти двенадцать человек, стоявшие вокруг него, были готовы опять пойти куда угодно и сделать все, что он им скажет, лишь бы выжить в карикатурно-отвратительном Запредельном мире.
Хотя это вовсе не означало, что они простили его.
Проклятое солнце, казалось, окончательно свихнулось и распоясалось, словно осознавая свою неограниченную власть над миром и полную безнаказанность. Оно жгло все сильнее и сильнее, и не было ни управы на него, ни тени, в которой можно было бы укрыться. Ничего здесь не было, в этой выжженной мертвой зоне, — только солнце, ветер и пустыня, покрытая черным пеплом.
В душе тоже ничего уже не оставалось, кроме равнодушного ожидания конца. Не чувствовалось ни жажды в засохшем рту и шершавом горле, ни голода, превратившего желудок в сухой ноющий комочек, ни боли от чудовищных ожогов, заставляющих кожу покрываться отвратительными язвами и сползать с открытых участков тела гнойными струпьями, ни гнева на тех, кто сумел за считанные часы превратить мирный, зеленевший травой и кустами мир в страшный ад, ни даже отчаяния, порожденного пониманием того, что ты бессилен и обречен. Пожалуй, лишь слабая надежда на то, что конец близок, еще трепыхалась на самом дне души, и было непонятно, каким образом это жалкое подобие чувства может заставлять усталые, сбитые до кровавых мозолей ноги плестись по бесконечной раскаленной равнине.
От всех желаний давно осталось одно-единственное: упасть, зарывшись разъеденным лицом в черный сухой пепел, и больше не вставать никогда.
Однако Гарс продолжал идти. Впрочем, это было громко сказано. Ни он, ни его спутники не шли, а кое-как брели, спотыкаясь, если под ноги попадались камни, и падая, если нога оступалась в выбоину. Это было странное шествие. И очень страшное, потому что никто не издавал ни звука. На слова просто не осталось сил. И желания тоже… Что можно было сказать друг другу, если души опустошены и обескровлены? Да и есть ли у них еще души?!
Похоже было, что за то время, которое Гарс провел в Очаге после возвращения из-за Горизонта, с планетой случилась мгновенная глобальная катастрофа, превратившая Землю в одну большую Мертвую зону. Похоже было, что Земля перестала вращаться вокруг Солнца. Иначе как объяснить, что этот проклятый день все длился и длился, а солнце вовсе не собиралось убираться с белесого небосвода?! Часы у них были, но они быстро вышли из строя — не то от дикой жары, не то от каких-то невидимых магнитных полей. Поэтому не представлялось возможным определить, сколько же времени они бредут по черной пустыне без конца и без края и какое расстояние уже преодолели…
Одно было совершенно очевидно: они безнадежно заблудились, потому что, в каком направлении теперь они бы ни двигались, всюду взгляду открывалась ослепительная пустота, пронизываемая сухим резким ветром и злобным солнечным сиянием. И еще была плоская поверхность с еле заметной черточкой горизонта. Холмы давно остались позади, и давно пропала из виду стена Купола, за которой люди, наверное, все еще ждали возвращения отряда, не зная, что он никогда не вернется. А может быть, там прошло слишком много времени, чтобы кто-то еще продолжал ждать и надеяться. В этом случае их объявили пропавшими или погибшими, и горе теперь владеет душами жен, оставшихся без мужей, и детей, оставшихся без отцов. Только по Гарсу никто не будет сожалеть, кроме матери. Да и ей теперь придется несладко. Мать проклятого убийцы, загубившего двенадцать… нет, тринадцать человек вместе с Прагом, едва ли будет пользоваться сочувствием и уважением односельчан…
Воспоминание о матери отняло последние остатки сил, и Гарс остановился.
— Сван! — хрипло окликнул он спину спортсмена, мерно шевелившуюся в такт шагам в нескольких метрах впереди. —Подожди… Посидим.
Пересохшее горло было способно пропускать наружу лишь короткие отрывистые слова, потому что от длинных фраз его сразу схватывал приступ сухого удушливого кашля.
Сван молча рухнул на колени там, где стоял, и Гарс, в свою очередь, бессильно опустился на раскаленную землю. Оглянулся зачем-то назад, словно желая проверить, последовали ли его примеру остальные. Можно было и не смотреть. Словно автоматы, запрограммированные слепо копировать движения впереди бредущих, члены бывшего отряда, ставшего жалкой кучкой, тоже попадали на землю в разных местах равнины. Каждый из них сидел отдельно от других, и Гарс представил, как вскоре из них останется кто-то один, у которого окончательно пропадет желание куда-то двигаться, потому что некому будет подражать, и этот единственный уцелевший будет сидеть посреди голой равнины, один на тысячи километров. И тогда это будет последнее живое, хотя уже едва ли мыслящее существо в безжизненном мире.
Теперь их оставалось всего пятеро. За время пути было несколько таких привалов, и на каждом они оставляли бездыханное тело очередной жертвы, хоронить которое было нечем да и, в сущности, незачем. Закапывать мертвецов в их ситуации означало только напрасно терять силы, которые и без этого были на исходе.
Во время предыдущей передышки они потеряли сразу двоих. Макдена умерла со счастливой улыбкой на губах, и трудно было сказать, что вызвало эту предсмертную гримасу — сознание того, что мучения и боль покидают хрупкое девичье тело вместе с последним выдохом, или девушке было приятно умирать, опираясь головой на колени Таха и видя его любящие и любимые глаза. А потом, когда все собрались двинуться дальше, Tax объявил, что останется возле своей возлюбленной, и даже силой нельзя было оттащить его от трупа Макдены и заставить идти вслед за всеми. Сван хотел было скрутить парня и взвалить его себе на плечи, но Грон отрицательно покачал головой, и они ушли, через каждые пятьдесят шагов оглядываясь машинально назад, пока от неразлучной парочки не остались только точки. Две черные точки на черной равнине.
А ведь тогда, когда они обходили Купол по кругу, то и дело тычась в его стену, как слепые щенки, чтобы окончательно убедиться, что прохода внутрь больше не существует, все казалось не так мрачно. И даже осторожный Грон не мог тогда предполагать, что смерть — совсем рядом. Только все сильнее досаждало разошедшееся не на шутку солнце, от которого нигде нельзя было скрыться — ведь даже Купол не давал тени. Ожогов от солнечных лучей на коже еще не было, только очень хотелось пить, а Гарса вдобавок ко всему мучил зверский голод — из-за стремительно развивавшихся событий у него уже больше двенадцати часов не было г ни крошки во рту.
Потом они стали решать, что делать в этом безвыходном положении. Гарс опять, но уже с меньшей категоричностью, предложил отправиться на поиски более-менее подходящего укрытия от губительного ультрафиолета, но теперь его никто не слушал. У Тарга созрела иная идея. Поскольку на поверхности в обозримом радиусе равнины не было ничего, что могло бы спасти от солнечного сияния, надо было, по его мнению, искать спасения под землей. Отрыть глубокую яму, в которой можно отсидеться хотя бы до темноты, а там видно будет…
Однако грунт был покрыт такой твердой коркой, что нечего было и пытаться производить землеройные работы голыми руками. Никаких инструментов у них, кроме шахматного компнота Лагмара, не было. И туг Гарс вспомнил о своем атомайзере и о том, как он использовал его для острастки Пустовита…
Дальнейшее было не очень сложно. Несколько выстрелов на полной мощности разряда в склон ближайшего холма — и вот она, достаточно вместительная пещера!.. Пусть в ней расхаживать можно не в полный рост, а лишь согнувшись в три погибели, и пусть ее потолок то и дело грозит обвалиться от малейшего неосторожного движения — главное, что сюда не попадает солнечная радиация…
Первым почувствовал неладное Ард. Анаса внезапно стало сильно тошнить, да и кожа мальчика быстро покрывалась какими-то зловещими багрово-синими пятнами. Через некоторое время сходные симптомы ощутили и другие члены отряда.
Не требовалось особого медицинского образования, чтобы понять: земля пропитана каким-то особо опасным видом радиации, и если они останутся в этой норе, то их одного за другим будет убивать лучевая болезнь.
Пришлось покинуть убежище. И попасть из огня да в полымя, потому что солнце теперь уже не просто поджаривало заживо — казалось, что оно пробивает своими лучами кожу насквозь. Все были одеты достаточно легко — рубашки с короткими рукавами, непокрытые головы, — но хуже всех приходилось Макдене в ее коротенькой юбчонке и топике, заканчивавшемся чуть выше пупка, и Анасу, на котором из всей одежды, как и у любого мальчишки в Очаге, были лишь куцые шортики и открытая майка. Гарс попытался было отдать мальчику свою клетчатую рубаху, но Ард сердито сверкнул глазами и процедил: «Не нужно нам твое вонючее тряпье, понял?!» Он поделился с сыном кое-какими предметами своей одежды, особо заботливо укутав верхнюю часть тела Анаса. Рубашку Гарса согласилась взять Макдена, а спортивные штаны ей галантно одолжил Сван… Все прочие соорудили из обрывков нижнего белья (тут уж было не до стеснения) импровизированные головные уборы и защитные накидки, стараясь оставить как можно меньше открытых мест на теле…
Потом они, не сговариваясь, двинулись куда глаза глядят, и вел отряд не Гарс, а Грон.
Все боялись за жизнь мальчика, но Анас умер, как ни странно, вовсе не первым. Пустовит, некоторое время вышагивавший в хвосте, как сомнамбула, вдруг рухнул лицом вниз, и когда к нему подбежали остальные, он был уже мертв. Трудно было определить, что именно его убило — солнечный удар или последствия облучения, да это и не имело особого значения. Писатель был единственным из всех погибших, которого они погребли в яме, созданной лучом атомайзера в сухой, жесткой земле. И эта смерть шокировала их куда сильнее, чем все последующие… Макдена даже прослезилась над едва заметным могильным бугорком, да и остальные подозрительно поотворачивались в разные стороны…
Когда, корчась в страшных судорогах и повторяя в предсмертном бреду: «Мама! Мамочка!», умер Анас, его отец попытался завладеть атомайзером, чтобы отомстить Гарсу за смерть сынишки. Впавший в состояние отупелого ступора, Гарс не очень-то сопротивлялся композитору, и вполне возможно, что Арду удалось бы привести в исполнение свой приговор, если бы не вмешались Грон и Брин, оттащив ставшего невменяемым толстяка в сторону.
Но они заступились за Гарса не потому, что им стало его жалко. Во всяком случае, Грон сказал, оглядев земляков:
— Если мы сейчас расправимся с Гарсом, то ему от этого будет только лучше. Он же тогда не испытает тех мучений, которые еще предстоят нам…
И все молча согласились с ним.
Однако почему-то никто не отобрал у Гарса оружие, словно оставляя ему шанс покончить с собой, когда он сам решит наказать себя. И он бы, наверное, так и поступил, когда его спутники стали умирать один за другим. Бар, Тарг, Ард, Ким, Макдена — а теперь уже, наверное, и Tax…
Кто-то умер от обезвоживания организма, кто-то — от чрезмерной дозы ультрафиолета, кого-то доконала радиация, а у кого-то (кажется, это был Ард) просто-напросто не выдержало сердце — сейчас Гарс уже не мог вспомнить, что явилось причиной смерти каждого из тех, кто остался лежать на выжженной земле, которая называлась землей лишь потому, что лежала под ногами. Сознание то и дело проваливалось в какую-то бездонную яму, из которой удавалось выкарабкаться лишь для того, чтобы с удивлением обнаружить, что даже во время умопомрачения ты продолжал механически двигать ногами.
И вот теперь их оставалось пятеро. Вместе с ним.
Атомайзер по-прежнему лежал за пазухой у Гарса, но стрелять в себя Гарс пока не собирался. Не потому, что верил: когда-нибудь они дойдут до убежища, где будут вода, продукты и укрытие от губительных лучей, и тогда мучения их закончатся. Ему помогала цепляться за жизнь мысль о том, что кто-то должен заплатить за страдания, которые терпели ни в чем не повинные люди. В том, что кто-то должен понести ответственность за гибель его спутников, Гарс не сомневался.
Кто-то, помимо него самого.
Если бы он был верующим, то, не задумываясь обвинил бы во всех бедах Дьявола. Или даже самого Всевышнего. Но в Бога Гарс не верил, а посему надеялся, что когда-нибудь он доберется до тех существ, которые сначала заманили его в сети иллюзии, а потом оставили с носом и заставили чувствовать себя преступником. Кем бы ни были эти существа — людьми или нелюдями!
Ничего, если он не подохнет раньше времени, то еще посмотрит в глаза этим уродам и садистам! И одним взглядом он не ограничится!
Кто-то опустился рядом с Гарсом на землю и тяжко вздохнул.
Гарс покосился на соседа.
Конечно же, это был Грон. Он был один из всех оставшихся в живых, кто еще был способен общаться с Гарсом. Другие делали вид, что Гарса вообще не существует.
— Есть предложение, — с трудом переводя дух, прохрипел мэр Очага. Бывший мэр. Бывший друг. Все они теперь были бывшими. Бывшими отцами, бывшими мужьями, бывшими людьми…
— Какое? — заставил себя выдавить Гарс, не глядя на Грона.
— Только это не я придумал. Воля народа. Я только передаю ее тебе. Есть один способ покончить со всеми проблемами. Быстро и без мучений. Ты как? За или против?
— Чего? — переспросил Гарс. — За или против чего? Грон прикрыл глаза, веки которых были разъедены до кровавых язв солнечными ожогами.
— «Быть или не быть?» — перекосив лицо, процитировал он. — «Иль умереть, забыться и видеть сны?..» Ты еще не потерял атомайзер?
— Да ты что, Грон? — просипел Гарс и натужно закашлялся. — Ты хочешь, чтоб я совсем почувствовал себя злодеем?
— А ты им себя не чувствуешь? — попытался ухмыльнуться бывший приятель Гарса. — Ладно, неважно… Тут другое дело. Люди сами этого хотят, Гарс.
Гарс огляделся. Оказалось, что Сван, Брин и Лагмар неотрывно смотрят на него. Словно читая его немой вопрос, каждый из них лишь медленно кивнул.
К горлу подкатил неудержимый приступ тошноты, и, отвернувшись от Грона, Гарс издал характерный блевательный звук, но рвоты не последовало — желудок давным-давно был пуст, а во рту даже не было слюны…
— Нет, — отдышавшись, возразил он. — Я этого не сделаю!
— Не дури, Гарс, — попросил Грон. — В данных обстоятельствах это не преступление. Преступлением будет твой отказ сделать это.
Гарс с трудом поднялся на ноги.
— Не-ет! — заорал он. Вернее, попытался заорать, но из стянутой жаждой глотки вырвался лишь нечленораздельный рев. — Вот вам всем! Пока я жив, никто из вас не получит избавления таким способом, вы поняли?! Я что, один должен мстить за тех, кто погиб на ваших глазах, да? Неужели вам не хочется порвать глотку зубами тем гадам, которые причинили нам столько страданий?
— Не ори, Гарс, — устало проговорил Грон. Остальные сидели молча и неподвижно, как мумии. — Это не поможет. Если ты не сделаешь то, о чем мы тебя просим, тогда это сделает кто-нибудь другой. Сван, например. Или я. Мы отберем у тебя силой атомайзер и сделаем то, что наметили. А последний из нас покончит с собой. Только тебя мы не тронем. Это я тебе обещаю.
Тогда Гарс больше не стал терять время на объяснения. Он повернулся и пустился бежать прочь.
Сердце тут же застучало так, будто готово было выскочить из груди, а раскаленный воздух кипятком обжег пересохший рот.
Гарс взбежал на ближайший пологий холм и почувствовал, что сил бежать больше нет. Оглянулся назад. Сван был уже совсем близко, а другие плелись, даже не пытаясь изобразить бег.
Бесполезно было сопротивляться этим сумасшедшим. Все равно рано или поздно они догонят его, навалятся всем скопом, и тогда ему не устоять.
Он вытащил из-за пазухи оружие и нерешительно повертел его в руках.
А может быть, действительно? Да, они оказались слабее и безвольнее, чем он, раз готовы подставить себя под фиолетовую молнию, чтобы перестать страдать. Но разве можно осуждать их за это? Имеет ли он право отказаться выполнить их волю, если они сами хотят умереть и почитают смерть за благо? Да, конечно, даже сейчас убийство не перестает быть преступлением — не для них, для него самого, — но какое это имеет теперь значение? Разве кто-нибудь узнает о том, что произошло в этой безлюдной равнине?
Не в силах противиться соблазну, Гарс навел атомайзер на Свана. Палец лег сам собой на спусковую кнопку.
Внезапно Сван что-то крикнул, протягивая руку к Гарсу. Нет-нет, спортсмен не испугался смерти. Он просто показывал куда-то вдаль.
Гарс оглянулся, и атомайзер чуть не выпал у него из рук.
На горизонте высились, сливаясь в вышине с небом, высокие башни и иглоподобные здания. Их было много, и это был город.
А самым удивительным оказалось то, что он не был окружен Куполом.
Они шли к этому чудесному, наверняка полному людей и жизни городу целую вечность. Но город почему-то не приближался. Он неуловимо убегал от них за горизонт, и тогда оттуда торчали только верхушки его поражающих воображение зданий.
От этой нескончаемой, безумной погони можно было умереть (и это произошло, но на этот раз жертвой старухи с косой, которая неустанно следовала за ними по пятам, оказался силач и здоровяк Сван) или сойти с ума. Именно эта участь постигла Лагмара. На очередном привале он схватил Гарса за руку и, захлебываясь, стал твердить горячим, бредовым полушепотом:
— Вечный шах! Это же вечный шах, Гарс! Ты что, сам не видишь, что он постоянно рокируется! Да, я знаю, это не по правилам, потому что рокировка допустима только один раз, но тот, который играет против нас, не признает никаких правил! Он рокируется то в длинную, то в короткую сторону и каждый раз уводит короля из-под шаха! Нам его не достать, Гарс! Давай согласимся на ничью, а? Пол-очка — это тоже результат, тем более — против такого противника!
Гарсу едва удалось отодрать от себя липкие от постоянно проступавшей сквозь незаживающие коросты крови ладони шахматиста.
А догадка о том, что они имеют дело с городом-призраком, иллюзией, созданной неведомой техникой, пришла в голову Грону.
— Смотри, Гарс, — сказал он, обводя рукой, обмотанной драными лохмотьями, черную равнину. — Тут же до самого горизонта — сплошной пепел! Если бы это был действительно город, как бы он мог стоять посреди этого мертвого царства? Мы только напрасно теряем силы и время, пойми, наконец!
— Ну и что ты предлагаешь? — осведомился Гарс. — Опять — совершить коллективное самоубийство?
Грон опустил голову. Вид его был жалок и одновременно страшен. Впрочем, вид остальных был не лучше. Себя-то Гарс со стороны не видел, а вот другие были постоянно у него перед глазами. Заросшие выгоревшей на солнце щетиной дикари, укутанные в пыльные, дырявые тряпки так, что вокруг глаз оставалась только узкая полоска кожи, и поэтому лица напоминали устрашающие маски древних воинов. Если бы сейчас им встретился кто-то, то ему было бы трудновато опознать в этих сгорбленных, изуродованных фигурах людей.
— Не знаю, — наконец промямлил Грон. — Я уже ничего не знаю… И не хочу знать. Единственное, что я сейчас хочу, — это напиться всласть.
— Ну и дурак, — оборвал его Гарс. — При такой жажде нельзя много пить — подохнешь!
— Пускай, — упрямо возразил Грон. — Что может быть лучше, чем подохнуть, не чувствуя ни жажды, ни голода, ни боли? Не зря же раньше смертникам перед казнью разрешали исполнить самые насущные желания.
Они опять разговаривали как ни в чем не бывало. Как в старые добрые времена, когда лазили вдоль Горизонта, не решаясь подойти к нему поближе и постоянно препираясь по всяким пустякам.
Воспоминание о том, кто совсем недавно был виноват, а кто прав, успело основательно стереться из памяти обоих. Казалось, это было очень давно и не с ними, потому что они, сколько себя помнят, вечно бредут по этой проклятой черной пустоте, загребая ногами проклятый черный пепел, пытаясь попасть в проклятый недосягаемый город.
По существу, они оставались теперь вдвоем. Брин и спятивший Лагмар были не в счет. Что они есть — что их нет…
Гарс покосился на далекий город, и только теперь до него дошло, что Грон прав. Не может же быть так, что они идут и идут, а здания на горизонте нисколько не приближаются! Или им кажется, что они идут, а на самом деле их усилия сводит на нет невидимое встречное сопротивление, как это бывает, когда плывешь против течения реки?
— Идем, — сказал он вслух. — Будем идти столько, на сколько у нас хватит сил.
— Бессмысленно, — сказал Грон. — Зачем?
— Другого выхода все равно нет. Не знаю, как тебе, а мне кажется, что лучше сдохнуть при ходьбе, чем сидя дожидаться смерти.
Никто не шевельнулся, когда Гарс сделал шаг к городу-призраку. И тогда волна бешенства вновь накатила на него. Собрав последние силы, он подскочил к своим спутникам и принялся хлестать наотмашь их по физиономиям, приговаривая: «Нет, вы пойдете, сволочи! Пойдете со мной, я вам говорю!»
Опомнился он, правда, быстро. Приступ яростного отчаяния схлынул, а вместо него возникли стыд и раскаяние.
— Простите, ребята, — сказал Гарс. — Я… я… Жгучие, будто отравленные ядом, слезы захлестнули ему горло.
— Ничего, — сказал Грон. — Тебе еще недолго осталось с нами мучиться.
Он опять был прав, бывший мэр и бывший дружок. Может, его все-таки не зря избрали на эту должность, пришло в голову Гарсу. Видимо, Очагу нужен был именно такой руководитель: в меру умный, в меру трусливый, в меру человеколюбивый, а самое главное — всегда правый.
Они прошли еще несколько сотен метров, и вдруг город необъяснимо исчез вообще. Только что был — и вот его уже нет. Будто он и не маячил никогда вдали, дразня своим спокойным, мирным видом.
Последняя, хотя и мнимая цель движения перестала существовать, и от этого Гарсу стало по-настоящему страшно. Впервые за множество пройденных километров этого безумного шествия.
«Теперь понятно, — подумал он, — почему люди боялись идти за Горизонт. Не экзотических чудовищ, не мгновенной смерти в ледяном вакууме и даже не сурового наказания от неведомых создателей Куполов они страшились. Человек больше всего боится остаться один в бесконечной пустоте, без цели и смысла всякого движения вперед. Это хуже смерти, потому что тогда умирает не тело, а что-то, что живет у любого из нас внутри, не давая покоя».
Додумать он не успел.
Справа над землей внезапно возникли два черных смерча необычных очертаний и, вращаясь на бешеной скорости, устремились к очаговцам. Откуда ни возьмись, к ним добавились и другие, и раскаленный воздух вокруг четверки мужчин завыл и завибрировал, как растянутая до отказа пружина.
— Ложись! — крикнул Гарс своим спутникам и рухнул плашмя на землю, инстинктивно вжимаясь лицом как можно глубже в черный вонючий пепел.
Он не знал, слышали ли его остальные, а если слышали, то пытались ли предпринять что-либо, чтобы спастись, или нет.
Только когда пространство над равниной перестало звенеть и он поднялся на ноги, никого рядом с ним уже не было. Ни единого следа не осталось от Грона, Брина и Лагмара. Ни клочка одежды, ни капли крови — словно кто-то расстрелял их в упор из крупнокалиберного атомайзера. Лишь воздух еще по инерции дрожал, переливаясь зловещей рябью, на том месте, где только что стояли эти трое.
И тогда Гарс заорал.
Он вопил, не помня себя, что-то злобное и нелепое, адресуясь непонятно к кому, а ненавистный горизонт по-прежнему простирался вокруг него далекой сплошной чертой, и, не чувствуя ничего, кроме бешеной ярости и обиды, Гарс принялся палить из атомайзера по горизонту до тех пор, пока не кончился заряд и без того истощенной батареи, а потом, когда он отшвырнул ставшее ненужным оружие и бросился бежать, закрыв лицо руками, земля вдруг разверзлась под его ногами, и он провалился в какую-то пропасть, мгновенно потеряв сознание.