Глава 13

Геб с такой силой ударил бродягу рукоятью между лопаток, что тот плашмя растянулся на мостовой. Его подельник, вскинув маленький кривой лук, спустил тетиву, но стрела ушла далеко в сторону. Капитан гаркнул на него страшным голосом, широко шагнул, замахиваясь палашом, — грабитель побежал прочь.

Из распахнутых дверей дома донесся визг. Геб влетел туда, увидел еще двоих — один гонялся за Ларой вокруг стола, второй с дубинкой в руках наступал на аркмастера оружейного цеха Жеранта Коску. Капитан закрутил головой. Вдруг вспомнилась старая загадка, которую сержант Крукол любил задавать стражникам-новичкам: если ты вышел из дома и видишь, как на улице в разных местах преступники грабят юную девицу и старика, кого будешь спасать первым? Новобранцы обычно отвечали, что спасать надо девицу, хотя некоторые, чуя подвох, решали спасать старика. А рядовой Вач после длительного молчания буркнул: «Обоих успею», и ни один из этих ответов не был правильным — Крукол язвительным голосом разъяснял, что коль скоро ты в одиночестве, а грабителей много, Спасать надо свою задницу.

Тут Жерант решил вопрос, полоснув кинжалом по горлу бродяги.

Лара как раз, обежав стол, оказалась спиной к Гебу, а ее преследователь — на другой стороне, лицом к капитану. Трилист от двери и мастер-оружейник от лестницы двинулись к нему. Грабитель, быстро оценив обстановку, метнулся назад, вывалился в раскрытое окно и был таков.

Лара, хлюпая носом, повисла на шее Геба. Коско вернулся к трупу у лестницы, вытер лезвие о лохмотья бродяги и вложил кинжал в ножны.

— Капитан... — начал он.

— Уже не капитан, — перебил Трилист, обнимая Шару за плечи. — Городской стражи больше нет.

Хитрые глаза Коско оглядели их. Старик увидел, как Геб, склонившись к Ларе, что-то спрашивает, как она, покраснев, кивает, как Трилист резко выпрямляется и лицо его становится задумчивым.

Трилист снял руки Лары со своей шеи, поставил на ножки перевернутый табурет и усадил внучку оружейника.

— Что случилось? — спросил он у старика. — Почему вы одни?

Жерант пожал плечами.

— Дедушка почувствовал себя плохо, только недавно смог встать, — сказала Лара.

— Но никто не стал дожидаться, пока я приду в себя, — добавил Коско. — Дочери уехали вместе с мужьями, слуги или отправились с ними, или сбежали. Пирамида недалеко, тут слишком тревожно.

— Знаю.

Геб выглянул в окно — ни одного бродяги на улице ре осталось.

— Когда я шел сюда, миновал три горящих дома. Что вы собираетесь делать?

— Во дворе фургон. Мои дорогие родственники оставили в конюшне лишь двух жалких кляч. Но фургон они потянут. Мы уже собрали вещи. Их немного, зачем вещи, если есть... — Он замолчал, словно раздумывая, можно ли настолько довериться Гебу.

— У деда драгоценности спрятаны, — сказала Лара. — И деньги. Кроме него, только я знала, где они. Ивар их все искал, ругался, но так и не нашел.

Иваром звали мужа Силии, младшей из двух дочерей Жеранта Коско, теток Лары.

Жерант тяжело опустился на верхнюю ступень лестницы. Старик и внучка глядели на Трилиста.

— Да, — сказал Геб, отвечая на невысказанный вопрос. — У вас ведь земли на юго-востоке, Жерант? Я слышал от Велитако Роэла про замок в предгорьях.

Коско кивнул.

— И когда я доберусь туда, предстоит разбираться с дочерями и зятьями... Впрочем, ладно. Нам понадобится защита в дороге. Вы поедете с нами, капитан?

— Теперь не капитан, — повторил Трилист. — Да, едем, пока чары окончательно не... — Он бросился к лестнице, когда старик, опрокинувшись назад, медленно сполз спиной по ступеням.

— Ему опять плохо, — Лара вместе с Трилистом склонилась над дедом, помогла поднять легкое тело. — Неси его в фургон. Сюда, под лестницу, здесь у нас дверь.


* * *

Плакали дети, кричали женщины, карлы толкались, искали друзей и родственников — в мастерской собралось большинство обитателей квартала, все, кто успел добраться сюда.

Мастер Бьёрик пробирался сквозь толпу к ковчегам.

— Да, уже скоро, — говорил он, отвечая на бесконечные вопросы. — Да-да, взлетим этой ночью. Нет, Великий чар сейчас на большом ковчеге, заканчивает с двигателем. Конечно, добрая Агнесса; мы все поместимся, хотя придется потесниться. Увы, я не видел юного Кепера, поищите его там...

Возле ковчегов сновали рабочие, бригада гноморобов поднимала на палубу бочонки с водой — всего три бочонка, другие остались снаружи и были теперь в недосягаемости.

Мастер, прижав палец ко лбу, перебрал всю последовательность действий, которые предстояло совершить. Ковчеги лежали на платформах с огромными колесами — колодами, отпиленными от бревен. Колоды упирались в широкий настил, два ковчега могли скатиться по нему одновременно. От кожаных колпаков, накрывавших колодцы в полу пещеры, извивались гибкие трубы, сделанные из двойного слоя холстины. Концы их погружались в стенки печей, от которых к платформам тянулись другие трубы, как бы продолжавшие первые. Там, где они входили в емкости, их охватывали довольно сложные приспособления: круглые лезвия на шарнирах, со свисающими шнурками. Вернее, шнурки повиснут, когда емкости наполнятся, — а пока они лежали, аккуратно свернутые, возле платформ. Если сильно потянуть за шнур, лезвия сомкнутся, перерезав трубу. А еще в месте стыка холст прошит стежками толстых нитей с длинными концами, также лежащими у платформ. На палубах стояли гноморобы с веревочными лестницами, кистями и ведрами, полными нагретой гуттаперчи.

Набухнув от разогретого газа, емкости станут подниматься, толкая корпуса ковчегов над собой. Канаты, протянутые к платформам от палуб, не позволят ковчегам взлететь к сводам пещеры. После этого необходимо срезать трубы, заделать отверстия, открыть ворота, выбить клинья из-под передних колес, а когда платформы скатятся, обрубить канаты.

Бьёрик не верил, что все это сработает. Слишком много мелочей и всяких неопределенностей. Если бы они взлетали в спокойной обстановке, без спешки... Откуда взялись нападавшие, что им надо от славных карл? Когда великому чару описали их, Доктус предположил, что это эдзины, то есть, как понял Бьёрик, слуги аркмастера мертвого цеха. Но затем появился Владыка и, выслушав сбивчивые объяснения, заявил, что на квартал напали слуги Сола Атлеко. Октон с Доктусом нахмурились, переглянулись, не сказав больше ни слова... Опять тайны! Добрый Бьёрик чувствовал, что теряет веру в своего аркмастера.

Он поднялся до середины штормтрапа малого ковчега и оглядел пещеру. Сумасшествие — вот что это такое. Толпа гноморобов шумела, галдели дети, стонали раненые, над ними хлопотали женщины, а возле проходов переминались с ноги на ногу вооруженные топорами карлы. Пришлось закрыть все двери, задвинуть засовы, навесить замки и забаррикадироваться лавками. Но сколько это может продолжаться? Вскоре нападающие ворвутся внутрь, а ведь чтобы взлететь, нужно вначале выслать на поверхность отряд и потом еще открыть ворота, к которым ведет настил!

Мы не вырвемся, просто не сможем взлететь, решил Бьёрик. Все кончено, вся работа с ковчегами бессмысленна. Хотя ведь с нами аркмастер и Владыка. Если враги проникнут в пещеру — неужели два великих чара не справятся с ними всеми?

Справятся — но среди гноморобов жертвы будут очень велики. Бьёрик уже говорил об этом с Доктусом, и чар объяснил, в чем тут дело. Магический бой, сказал Доктус, это совсем не то, что бой на мечах. Даже когда двое противников сражаются обычным оружием, они могут случайно поранить, а то и убить кого-то, кто находится рядом. Магия же имеет дело с потоками энергии; такой поток нельзя направить тонкой струей, поразить одного противника, затем другого. Когда врагов много и вся пещера заполнена карлами, жертвы неизбежны — десятки жертв. А ведь здесь женщины, дети, раненые. Нет, уж лучше нам избежать драки, сказал Доктус. Будем использовать магию только в крайнем случае, если ничего другого не останется.

А еще — хотя Савар не сказал этого — Бьёрик понял: великий чар боится, что не справится с чернокожими. Он не может просто поднять руки над головой и поразить врага какой-нибудь вспышкой, у него другая магия, заставляющая работать механизмы, но не умерщвляющая людей. Вот Владыка, возможно, умеет сбивать с помощью магии.

— Бьёрик! — громкий голос прозвучал из толпы, и мастер увидел машущего рукой Лейфу. — Иди сюда, быстрее!

Спрыгнув, гномороб направился к нему. Обойдя накрытые кожаными колпаками колодцы, он сказал стоящим здесь карлам: «Вот-вот начнем», — и подошел к Лейфе.

— Я заглянул в свою мастерскую, чтобы собрать инструменты, — сухо произнес тот. — В общем, идем, сам посмотришь.

Он провел Бьёрика к двери в каменной кладке, выложенной карлами для укрепления стен. Открыл ее и сделал жест, приглашая Бьёрика войти. Мастер шагнул на земляной пол. В помещении был стол, лежанка под стеной и погашенная печь, все это озарял свет, падающий через круглое оконце возле двери. Над столом, привязанная веревкой к вбитому в столешницу гвоздю, в воздухе покачивалась модель ковчега.

— Так что тут у тебя... — начал мастер и замолчал, услыхав шум. Нахмурившись, он шагнул к лежанке. Положил руку на дощатую стену и ощутил, как та дрогнула — это совпало с глухим стуком, проникшим в комнату.

— Слышишь? — спросил Лейфа. — Раньше здесь был проход, но слишком узкий и не очень-то удобный. Сначала в него сваливали всякую рухлядь, а потом просто насыпали земли, утрамбовали и накрыли досками. После этого я устроил тут свою мастерскую. А теперь...

Но Бьёрик уже не слушал — выскочив наружу, он помчался к вооруженным гноморобам, что стояли у груды лавок на другой стороне пещеры, крича:

— Эй, сюда! Они пытаются пробиться через старый ход!


Полдесятка вооруженных карл встали в мастерской, еще десяток караулили снаружи у двери. Бьёрик и Лейфа замерли по сторонам от лежанки.

Доносящийся из стены звук стал громче. Доски подрагивали, из щелей сыпалась пыль. У Бьёрика, умевшего придумывать и строить, но не драться и убивать, дрожала рука, в которой он сжимал топор. Стоящий напротив добрый Каракуз беспрерывно переминался с ноги на ногу; у него, насколько мастер знал, снаружи остались старые родители. Бьёрику захотелось что-нибудь сказать ему, подбодрить, но мастер не нашел слов: что тут скажешь, если старики Каракуза, вероятнее всего, уже мертвы?

Очередной удар заглушил гул, идущий из пещеры. Доски содрогнулись, некоторые сорвались с гвоздей и упали. Посыпалась земля. Каракуз занес оружие, вспрыгнул на лежанку, крича, — и отлетел, сбив с ног двух карл. В облаке пыли появился толстяк с топором, весь усыпанный землей, из-за чего Бьёрику в первое мгновение показалось, что он чернокожий. Гноморобы завопили, размахивая оружием, тени запрыгали по стенам, но тут человек, перевернув лежанку, шагнул дальше, и позади него возникли низкорослые фигуры.

— Стойте! — выкрикнул Бьёрик. — Опустите оружие!

В наступившей тишине мастер Лейфа прошептал:

— Гарбуш?

С ног до головы двух карл покрывали кровь и земля. Толстяк, держащий топор с длинной рукоятью, отступил, гноморобы вышли на середину мастерской. У хромающего Дикси обгорели волосы, на лбу розовел ожог. Гарбуш нес на руках юную карлу.

— Откуда вы? — спросил Бьёрик в полной растерянности.

Мастер Лейфа шагнул к сыну.

— Где ты был? Мы с матерью... — и замолчал, наткнувшись на взгляд Гарбуша.

— Лекаря, быстро, — скомандовал тот. — Вач, поставь лежанку.

Гноморобы попятились, когда толстяк забросил топор за спину и перевернул лежанку на ножки. Гарбуш, уложив свою ношу, повторил:

— Я же сказал, зовите лекаря!

Голос у него был такой, что мастер Лейфа, ни слова не говоря, выскочил из мастерской. Бьёрик глянул в окно. С палубы малого ковчега, перегнувшись через ограждения, Доктус Савар что-то кричал. Гноморобы валили к платформам, возле трапов мастера и старшины рабочих бригад пытались упорядочить толпу бегущих, не допустить свалки. Бьёрик сказал сгрудившимся в мастерской карлам:

— Ступайте.

Насадив два факела на торчащие из стен штыри, оглядываясь на Гарбуша с Дикси и недоуменно перешептываясь, гноморобы покинули мастерскую. Толстый человек стоял, подперев стену и глядя перед собой. Только сейчас мастер заметил, что волосы на его голове выстрижены кругом. Бьёрик заглянул в про лом, увидел узкое темное пространство, обломки сбитые крест-накрест доски и завалы земли.

— Что, если те, кто напал, найдут этот проход? — спросил он.

— Нет-нет, не смогут, — затараторил Дикси, сбиваясь и глотая слова. — Не найдут, там такой хитрый ход, они не смогут...

— Что с вами произошло?

Дикси ткнул пальцем в толстяка. Юного гномороба трясло.

— Он нам помог. Я знал про этот лаз, нашел его. А он зарубил нескольких снаружи, там один жирный такой, лучше всех дрался, крутился как волчок, успел выпрыгнуть в окно. Мы — в подвал, оттуда через старый ход и сюда. А этот, он такой... Он так топором махал, я никогда раньше... А в лазе, знаете, кого там видели? Там сбоку короткий коридорчик такой и комната земляная. Мастерская, в ней старый Джига, раненый, и два его сына. И птица их деревянная. Мы им закричали: давайте с нами, улетаем! А они — ни в какую. Старик их при смерти, раненный сильно, его поднимать нельзя, а они не захотели без него. А мы...

— Погоди! Откуда вы в квартал пришли, что делали снаружи?

— Так ведь ее спасали... — Дикси кивнул в сторону лежанки, над которой склонился Гарбуш.

— Кто это? — спросил мастер. — Юный... — вдруг он понял, что не может больше так обращаться к этому карле. — Гарбуш, ты слышишь? Кто она?

— Моя невеста, — ответил гномороб. — Полетит с нами на малом ковчеге.

Он не спрашивал и не просил, а ставил мастера в известность — и Бьёрик не нашел, что возразить.

Появился Лейфа с лекарем, ворчливым старым Варриком. Тот, отодвинув Гарбуша, присел на край койки, положил рядом свою сумку и расстегнул платье на раненой.

Толстый человек вдруг сдвинулся с места. До того он стоял неподвижно, Бьёрик даже забыл про него и теперь вздрогнул, когда толстяк, шагнув к койке, толкнул лекаря в спину. Когда Варрик свирепо обернулся, человек глухо спросил:

— Маленькая сестричка будет жить?

— Будет! — задребезжал Варрик, вскакивая. — Будет! Если ты, толстая жопа, прекратишь отвлекать меня и уберешься отсюда!

Старик пнул толстяка кулаком в колено, плюнул ему под ноги, погрозил и вновь склонился над раненой.

Брови Бьёрика поползли вверх. Только теперь он понял, что это не карлица, вернее, карлица, но не в том смысле, в каком думал мастер; она — человек, человеческая женщина, просто крошечная.

Толстяк шагнул к проходу в стене, и Гарбуш вскинул голову.

— Вач, стой!

Тот замер в проломе.

— Ипи умрет, — сказал Гарбуш. — Мы все умрем, если ты не поможешь.

— Надо идти, — буркнул толстяк. — Спас сестричку. Теперь должен идти.

— Почему?

— Ждут, — неопределенно откликнулся Вач.

В мастерскую вошел Доктус Савар.

— Добрый мастер, я приказал разжечь печи и открыть трубы, — с порога обратился он к Бьёрику. — Емкости уже наполняются. Кому-то надо подняться на поверхность.

— Но как мы теперь... — начал Бьёрик.

Гарбуш перебил его:

— Через этот ход. Нельзя идти большим отрядом. Будет только хуже, нас заметят, — он повернулся к Вачу. — Ты пока не спас ее. Хочешь, чтобы маленькая сестричка осталась жива? Тогда помоги мне еще немного.

— И я с тобой! — закричал Дикси.

— Нет, ты останешься. Пойдем мы с Вачем.

— Но ведь тогда ты не попадешь на ковчег, — сказал Бьёрик. — Мы попробуем дождаться тебя, но если эти чернокожие ворвутся внутрь... ты можешь не успеть.

Гарбуш не слушал — он смотрел на Вача.


* * *

Ближе к окраине, где жили бедняки, текла обычная жизнь, но в верхних кварталах, раскинувшихся вокруг Универсала, большинство зажиточных горожан в спешке уехали — до поры до времени, пока чары не разберутся со своими делами. Улицы опустели, даже стражников не было видно.

Дук Жиото воспользовался этим. Дверь он сломать не смог, но после долгих усилий открыл окно. Увидел оставленный кем-то факел, зажег, осмотрел кухню — ничего интересного, — нашел в кладовой снедь, поел и поднялся на второй этаж.

Он долго ругался, обнаружив, что хозяева забрали все ценное, но после разыскал сундук, задвинутый за кровать, а в нем — серебряную посуду.

Сумка с драгоценностями, отобранная у Альфара, была наполовину пуста. В нее поместился большой кубок, несколько ножей и двузубых вилок. Жиото долго перебирал тарелки и чаши с выгравированными узорами, мучаясь от жадности, безуспешно пытался впихнуть в сумку. В конце концов сунул за пазуху большое овальное блюдо, на котором мог уместиться целый поросенок. У кровати нашел брошенный впопыхах темно-красный кафтан, подбитый мехом, с длинными широкими рукавами, нацепил его на себя и направился вниз. В округе полно домов, где-то могли остаться более мелкие и ценные предметы.

Он отодвинул засов на двери, сделал шаг — и получил ножом в живот.

Вернее, до живота острие не добралось, лязгнуло о посудину за пазухой. Дук выхватил меч, трое бродяг попятились. Долговязый, ударивший Жиото, поднял перед собой два ржавых мясницких ножа. Другой, с бельмом на глазу, держал дубинку, у третьего, кривоногого тощего старикашки, был молоток — не очень тяжелый, но с длинной рукояткой.

— Прочь, твари! — заорал Жиото. — Грабители, мразь! Прочь, или позову стражу! — он попытался рубануть старикашку, но тот увернулся.

Дук встал спиной к стене.

— А эта... — сказал долговязый. — А ты же ж не хозяин.

— Хозяин! — выкрикнул Дук.

— Та не... — протянул бродяга. — Я тутошнего хозяина помню, Бурут его кличут. Жена еще у него красива, толста така — страсть. А как же ж ее...

— Раша, — прошамкал старик, показывая слюнявые беззубые десны.

— А, во! — обрадовался долговязый. — Рашка, точно. А ты... Слухай, а я ж тебя ткнул — крови-та и нету. А чего так?

Край блюда виднелся в распахнутом вороте рубахи под кафтаном, и долговязый наконец заметил его.

— А, та вот же ж! — еще больше обрадовался он. — Это оно што такое?

— Серебро оно такое, — откликнулся старик. — Слышь, Лемех, он — как мы.

— Ага.

— Так чего мы тады разговариваем?

— Ага...

Третий, с бельмом, ни слова не говоря, ударил дубинкой.

Жиото отбил ее, махнул мечом на долговязого, ткнул факелом в лицо старику, прыгнул вдоль стены, но бельмастый преградил путь к отступлению. Замелькало оружие, по темной улице разнесся стук и звон.

Бывший тюремщик был хорошим бойцом, однако справиться с тремя не мог. К тому же тяжелый кафтан мешал двигаться. Старик с обгоревшими бровями шипел, норовя достать молотком до головы Жиото, долговязый беспорядочно полосовал воздух ножами, бельмастый, прыгая по мостовой, орудовал дубинкой.

— Стража! Грабят! — Дук тяжело дышал. Всякий раз, когда меч сталкивался с оружием бродяг, в груди екало. — Уродцы! Я — слуга чара, он растерзает вас, превратит в жаб, змей... — дыхания не хватило, и его голос сорвался.

Молоток высек искры из стены над самым ухом. Нож полоснул по руке. Дук, изловчившись, достал мечом бок бельмастого и вдруг увидел, что по улице за спинами бродяг кто-то медленно идет. Только сейчас до него донесся звук шагов, тихое лязганье и скрип.

— Зоб! — заорал бывший тюремщик. — Зоб, ко мне! Это же я, Дук, убей их... — тут бельмастый, согнувшись в три погибели и прижав ладонь к раненому боку, переложив дубинку в другую руку, попал Жиото по колену.

— Зоб!!! — Дук свалился под стеной, молоток ударил в камни над ним. Долговязый склонился, ухмыляясь, вытянул длинную руку с ножом. Глаза Жиото расширились, ржавое лезвие устремилось к его шее — и в следующий миг головы долговязого не стало, ее место занял железный шар с короткими шипами.

Бродяга упал. Бельмастый вскрикнул — шары пробили его грудь и отшвырнули к углу дома.

Третий противник не стал дожидаться удара, бросился прочь и тут же исчез в темноте.

— Уродец! — прохрипел Дук ему вслед, поднялся, пнул тело долговязого, ахнул от резкой боли в колене и привалился к стене.

Лич неподвижно стоял над ним. Когда дыхание выровнялось и боль в ноге немного утихла, Дук спросил:

— Узнал меня? Зоб, ты узнал старину Дука? Кто это так отделал тебя?

Монстр чуть покачивался, и это удивляло: раньше, если ему не отдавали какого-то приказа, он застывал в полной неподвижности. Сквозь трещину в шлеме выпученный, покрытый темными прожилками глаз, не моргая, пялился на Дука. Глаз был живым.

— Я — Дук Жиото. Мастер, наш хозяин, приказал тебе слушаться меня. Помнишь, да? Хозяин сказал: слушайся Дука Жиото, выполняй его приказы. А Дук Жиото — это я, меня так зовут... — бормоча, бывший тюремщик короткими шажками подступил к личу, приподнявшись на цыпочки, заглянул внутрь рассеченной головы. Он увидел зеленого паука с мохнатыми ногами, погруженными в мозговое вещество лича. Из продавленного тельца выступила темная кашица. Но паук был еще жив — ножки чуть подрагивали.

— Первые Духи... — пробормотал Дук, отступая. — Зоб, как же ты теперь?

Монстр вдруг сдвинулся с места, не отрывая подошв от мостовой, попятился. Голова его закачалась.

— Стой! — рявкнул Дук, и, к его удивлению, лич остановился.

— Хозяин говорил... — Жиото умолк, что-то обдумывая, и выкрикнул: — Теперь — я твой хозяин! Ты понял? Старого хозяина нет, он бросил нас! Твой хозяин я, Дук!

Отражаясь от стен и мостовой, крик разнесся по улице. Эхо смолкло, наступила тишина. Жиото смотрел на лича.

Тот кивнул.

Дук так и подскочил. У него возникло ощущение, что внутри Зоба что-то сломалось — и в то же время к монстру вернулась какая-то часть человеческого, живого.

— Я не дам тебя в обиду. Мы же друзья, Зоб. Я стану заботиться о тебе. Мы теперь — как братья, да? Ты помог мне, я помогу тебе...

Зоб опять кивнул.

— Надо здесь подтянуть и здесь, — продолжал Дук, обходя лича, постукивая кулаком по доспеху и поправляя колчан на плече. — Можно еще смазать. А почему ты в этих уродцев из арбалета не стрелял?

Он встал перед Зобом. Тот покачал арбалетом, замер.

— Разряжен, да? — понял Жиото, вновь обходя лича. — Это я исправлю, друг. Сейчас-сейчас, погоди...

Через некоторое время, смекнув, как открыть колчан, Дук вложил в него два десятка болтов из второго колчана на спине Зоба, задвинул крышку и повернул крючок-защелку.

Поразмыслив, снял с пояса сумку, затянул ее ремень на плече Зоба. Потом достал из-под рубахи блюдо, попытался просунуть за нагрудник лича, но доспех был слишком хорошо подогнан. Жиото махнул рукой и бросил блюдо на землю.

— Не жалко, — пояснил он Зобу. — Места слишком много занимает. Мы теперь всякое другое раздобыть сможем...

Ходить стало удобнее, край блюда больше не впивался в кадык. И колено уже не болело. Дук Жиото улыбнулся, решив, что жить — хорошо и он как-нибудь обойдется без бывшего хозяина. Он сам теперь хозяин.

— Идем, Зоб? — спросил он. — Дел много. Зачем лазить по этим домам, можно ведь иначе... Мы, двое друзей, справимся со всеми. Надо найти мешок, повесить тебе на спину, тогда сможем унести больше.


* * *

Окончательно Некрос пришел в себя уже возле проломленных ворот Острога. Он оттолкнул Риджи, всю дорогу поддерживавшую его, обнажив Лик Смерти, устремился вперед.

Мощеную площадку за стеной озарял догорающий барак, в стороне пылали крыши сараев.

— Нек! — окликнула сзади Риджи.

Чермор, махнув рукой, поспешил к башне Расширенного Зрачка. У порога он столкнулся с двумя бродягами, на ходу проткнул их мечом, так что ни один даже не успел вскрикнуть, и вступил внутрь. На середине лестницы Риджи догнала его.

— Что здесь произошло? — спросила она, кладя руку на плечо чара.

— Это пепеляне, — он увидел тело впереди и бросился по ступеням.

Альфар лежал на боку, лицо было изрезано так, что младшего брата стало трудно узнать. Ступни аркмастера разъехались в крови, он замер, широко расставив ноги. Риджи остановилась рядом. Некрос, размахнувшись, рубанул мечом по перилам.

— Это ведь твой брат? — спросила Риджи.

Чермор развернулся к ней.

— А ты — дочь Сола Атлеко! Он всегда был хитрой мелкой тварью. Стравил меня с Бесоном, чтобы мы занимались друг другом, пока он... — Некрос перевернул Альфара на спину, вгляделся в исполосованное лицо — и с ужасающей ясностью понял, что не горюет по брату. Даже сейчас внимание чара больше занимали смертные волокна, из которых наполовину состояли все предметы вокруг, переплетение темно-зеленых и белесых нитей, — теперь он замечал, что они колышутся и в воздухе, медленно плывут, как паутина на легком ветерке...

А мертвый Альфар весь состоял из них, хотя в его плоти они перестали быть нитями, срослись в сплошную темную массу.

Некрос читал в редких книгах, привезенных дедом из воинских походов, про эту силу, которой обладали некоторые из могучих шаманов, живущих в отдаленных областях пограничья. Раньше Чермор даже не мечтал, что когда-нибудь и у него появится такая способность — этот особый взгляд, позволяющий проникать в суть предметов и существ, определять присущий им потенциал жизни и смерти.

Он выпрямился, осознавая, что прежнего мира больше нет, без брата Острог, к тому же наполовину сожженный и разоренный, не сможет существовать, аркмастеру не отстроить его, не восстановить сложного устройства тюрьмы... Но нужно ли все это?

Некрос перешагнул через тело и направился к своей спальне. Риджи шла следом. Услыхав тихий шум за одной из дверей, Чермор толкнул ее, осмотрелся, заглянул под кровать — там лежал тюремщик и поблескивал в полутьме глазами. Аркмастер за шиворот выволок его. У тюремщика было покрытое мелкими темными веснушками лицо и трусливый взгляд.

— Пепеляне? — спросил Некрос.

— Да, господин... — прошептал тюремщик, дрожа.

— Кто-то остался жив?

— Не ведаю, господин. Я здесь... С самого начала...

— Но ты ведь знаешь Острог. Знаешь, где тут можно спрятаться. В конце концов, у вас, молодых бездельников, было ведь какое-то свое тихое место, где вы собирались, чтобы тайком от хозяина выпить вина и перекинуться в кости?

Тюремщик молчал, и Чермор тряхнул его.

— Ваша милость...

— Иди и разыщи тех, кто остался жив. Приведи всех сюда. Скажи, брат хозяина вернулся. Ты понял?

— Но я, господин...

— Ты понял? — рявкнул Некрос, и тюремщик быстро закивал. — И не вздумай сбежать! Я — великий чар, аркмастер, я разыщу тебя где угодно, заставлю твои кишки выползти наружу через горло и задушить тебя. Понял? Иди.

Когда тюремщик убежал, Чермор вернулся в коридор, не обращая внимания на Риджи, двинулся дальше.

— Некрос, я... — начала она, но чар перебил:

— Молчи. Не говори ни слова.

В центре его спальни зияла широкая дыра с оплавленными краями — след, оставшийся от мертвой ртути. Возле стены лежал перевернутый железный ларь. Пустой. Риджи шагнула внутрь, ахнула и выскочила в коридор. Некрос, не замечая удушливого сладковатого запаха, оглядел красно-синие потеки вокруг дыры, заглянул в нее. В помещении ниже пол тоже был прожжен.

— Что тут произошло? — повторила девушка.

Чермор достал меч и в несколько ударов разрубил кровать. Расшвыряв ногами обломки, он присел в углу, к которому раньше было не подойти, с треском отодрал кусок штукатурки, пробил клинком доски, сунул руку в отверстие и достал сумку — такую же, как у брата.

Чар повесил ее на пояс, прошел мимо Риджи, толкнул дверь кабинета Альфара. Девушка произнесла:

— Я ухожу.

Чермор развернулся на каблуках — Риджи стояла перед ним. Льющийся от нее теплый свет, которого на самом деле не было, мягко озарял коридор.

— Куда? — спросил он ровным голосом.

— К отцу, — сказала она.

Некрос скривил губы.

— Сол хорошо знал, как ты действуешь на мужчин. Его магия живет в тебе, в твоей крови, и она... возбуждает. Особенно — чаров, которые могут ощутить ее. Атлеко сделал так, чтобы ты попалась мне на глаза, потом, наверное, сам же и рассказал Бесону, что тебя похитили и увезли в Острог. Выходит, Сол Атлеко мудрее всех нас? Это такая изощренная, такая... наивысшая мудрость. Не логика, но предвидение. Ведь он не мог все рассчитать точно, слишком много мелочей, — но он все предугадал, просто предугадал. Сол использовал тебя — как шлюху.

— Шлюха? Но я никогда не...

— Да, именно так. И теперь ты хочешь вернуться к нему?

Риджи хлестнула его ладонью по щеке. Голова Чермора качнулась.

— Он мой отец!

— А, так ты у нас любящая дочь?

Чермор ударил ее, и девушка отшатнулась.

— А ты — холодная тварь, Некрос Чермор!

Риджи ткнула его кулаком в губы. Чар почувствовал вкус крови.

— А ты — потаскуха! — он ударил ее тыльной стороной ладони, попал по носу, замахнулся опять и тут же получил в подбородок.

— Мертвец! — завизжала Риджи. — Ты — мертвый, внутри и снаружи!

Чермор поднял руки, защищаясь, перехватил тонкое запястье, попытался толкнуть Риджи — ладонь попала на ее грудь. Девушка ухватила его за шею. Они замерли, пыхтя и стараясь оттолкнуть друг друга. Чермор рывком притянул Риджи к себе, прижал так, что она охнула, и впился губами в ее губы. Риджи приподнялась на цыпочки, навалилась всем телом, пытаясь опрокинуть его, чар ударился спиной о стену, качнулся обратно. Одна рука Риджи обняла его за шею, другая легла на затылок. Она обхватила чара ногами и повисла на нем. Чермор ввалился в кабинет Альфара, не отрывая губ от ее губ, пересек помещение и наклонился, уложив Риджи спиной на стол брата. Он потянул платье с ее плеча, ухватил подол и задрал его. Риджи согнула ноги, сцепила на спине Чермора. Тот разорвал платье на ее груди, потом нащупал свой ремень и расстегнул.

— После я вернусь к отцу, — прошептала Риджи, глядя в склонившееся над ней лицо.

— Нет, — сказал Чермор.

Она раздвинула колени, уперев ступни в край стола, приподняла бедра. И вскрикнула. Некрос задышал тяжелее, положив ладони на ее грудь, нагнулся, целуя.

— Теперь и моя магия в твоей крови, — прошептал он между вдохами.

Под затылком Риджи на столе лежал какой-то предмет, от толчков он сместился, твердый край впился в шею. Девушка заизвивалась, повела плечами, отталкивая его в сторону. Чермор отстранился. В темноте глаза Риджи светились мягким светом. И что-то мерцало слева от ее головы. В эти мгновения Некросу Чермору было наплевать на все, сейчас весь мир вращался вокруг дочери Сола Атлеко, — но взгляд чара сам собой скользнул в сторону. Мерцающая стрелка компаса показывала на запад. Она мелко дрожала.

Загрузка...