Некромагия

Глава 19

Хуго Чаттан плюнул себе под ноги.

— Ты визжишь, как баба! — сказал он, опуская меч. — Что с тобой, Дар? Или вся твоя смелость превратилась в эту жижу, что булькает в тебе?

Чаттану не нравилось это место, не нравился запах, не нравились крысы, обитающие здесь, — только природное добродушие мешало ему проткнуть Дарика и побыстрее уйти. Они с Даром стояли по одну сторону стола, а шестеро пепелян — на некотором отдалении с другой стороны. Яма сгорела дотла, Дарик расположился в бывшем текстильном цехе на окраине квартала. Он поселился в комнатах на втором этаже, под ними, в большом помещении, где раньше стояли ванны для окраски тканей, теперь располагался трактир, до того занимавший нижний этаж Ямы.

— Мы не пойдем туда, — упрямо повторил Дар.

Чаттан глянул на пепелян. Они были злы и в то же время боялись. Хотя ножи имелись у всех, никто не достал оружия. Пока не достал. Пепеляне ждали, что произойдет дальше, как поведет себя новый хозяин.

— Дар, ты ведь стал таким после Острога, — напомнил Чаттан. — И не желаешь отомстить? Даже если за месть тебе платят?

На краю стола лежал кошель. Когда Хуго швырнул его, из развязанной горловины выкатилось несколько монет. Дарик взглянул на монеты, затем — на прислоненное к столу лезвие косы без черенка.

— Дарик Дар, ты — жирный, мягкий, вонючий. А теперь я узнал, что ты еще и трусливый.

Дарик переступил с ноги на ногу, складки на его животе пошли волнами, островки мха и влажной голой кожи заколыхались. Идущий от Дара сладкий дух стал сильнее, но Хуго не отступил.

— Ты — трус, — продолжал он громко. — Как ты можешь командовать ими? А вы? — Чаттан развернулся к остальным, взмахнув рукой, меч его описал дугу и, хотя до пепелян было далеко, они отпрянули. — Смотрите на своего хозяина! Разве Гида Чистюля боялся? Я же знал его! Он был такой же ублюдочной грязной крысой, как и все вы, но, по крайней мере, он был смелой крысой! А этот? Впрочем, все вы, уроды, заслуживаете такого хозяина...

От внимания Хуго не ускользнуло, что ладонь Одноногого легла на рукоять ножа. Чаттан помедлил, тщательно подбирая слова. Необходимо добиться своего, но нельзя перегибать палку. Хуго только изображал гнев, на самом деле он сейчас был холоден и собран. Небольшая оплошность, лишнее слово — и пепеляне набросятся на него. Возможно, он сможет справиться со всеми, кто находится в комнате, но ведь прибегут и другие.

— Там же чернокожие, — буркнул Дар.

— Ну так что?! — рявкнул Чаттан.

— Если б там были обычные люди, мы бы пошли и прирезали их, ведь так, братья? — неуверенно произнес Дарик, глядя на пепелян. Те молчали. — Но Острог охраняют демоны, говорят, их невозможно проткнуть — любой клинок сломается, потому что они состоят из черного мрамора!

— Вранье, — отрезал Чаттан. — Какой мрамор, что ты лепечешь? Эдзины — обычные люди, такие же, как вы. Просто у них черная кожа, потому что они с юга. Все знают, что под солнцем кожа темнеет. А на юге много солнца, потому они стали черными. Вот и все, но внутри у них... — Меч Хуго, направленный в сторону пепелян, переместился к Дару, и тот отступил, когда острие коснулось опухшей синей складки там, где у других людей находится пупок. — Если их проткнуть, внутри окажутся обычные внутренности.

— Откуда ты знаешь? — спросил Дар.

— Аркмастер, мой хозяин, однажды зарубил эдзина. Я сам видел это. Из живота выпали кишки, такие же, как у тебя... Вернее, как у всех остальных. У тебя-то там протухшая каша.

Пепеляне переглядывались. Хуго врал, Гело Бесону пока не доводилось убивать эдзина, но они об этом не знали. По лицу Дарика было видно: он-то догадывается, что сказанное ложь. Но острие меча Хуго находилось в опасной близости от его брюха, поэтому Дар смолчал.

— А их дети? — сообразил Одноногий. — Почему, если черная кожа только от солнца, у них рождаются черные дети?

Пепеляне закивали.

— А почему в семье карл рождаются карлы? — парировал Хуго. — Потому что если отец с матерью черные, и их дед с бабкой тоже, и все предки были черными — значит, и дети будут черными! Даже если они родились уже в других землях, где нет такого сильного солнца.

— Все знают: их предки произошли от Духа Кузнеца, — сказал Дарик Дар. — В его кузнице стоял такой чад, что кожа Кузнеца прокоптилась...

— Ты просто боишься, — перебил Чаттан. — Все твое бормотание — только страх. А вы, крысы... Скоро вашему кварталу придет конец. Раньше хозяином был Чистюля, тот хоть не трусил, а теперь вы слушаетесь какого-то слизняка! Он доведет вас до беды.

— Мы не слушаемся, — возразил Одноногий.

Чаттан с интересом глянул на того, кто произнес последние слова. Одноногий производил впечатление самого смелого среди пепелян. Возможно ли, что он претендует на место Дарика Дара? Если так, то стоило бы воспользоваться...

— Так, может, вам надо поменяться местами? — спросил Чаттан.

Дарик нырнул вперед, подхватив лезвие косы за укрепленную на месте черенка рукоять, обежал стол и наотмашь ударил Одноногого.

Тот выбросил навстречу Дару руку с ножом, но не дотянулся. Коса прочертила на бедрах пепелянина красную линию, и Одноногий упал, визжа. Дарик встав над ним, занес лезвие и резко опустил. Визг смолк, брызнувшая кровь залила Дара. Он развернулся к столу, сжимая косу перед собой, но Чаттан мечом выбил оружие из его рук. Пепеляне стояли вокруг с ножами на изготовку, переводя взгляды с Хуго на Дара и обратно. Кровь Одноногого текла по лоснящейся коже Дарика, впитывалась в меховые пятна на груди и животе.

— Я хозяин Пепла! — выкрикнул Дар. — Все поняли это?! Здесь хозяин я!

— Так докажи, что ты хозяин! — заорал в ответ! Чаттан. — Вот сейчас я впервые увидел воина, а не труса! Думаешь, они не сомневаются в тебе? — взмахом руки он обвел пепелян. — Они могут клясться в верности, но в душе будут колебаться. Одна смерть не докажет, что ты можешь командовать всем Пеплом!

Дарик яростно уставился на пепелян, и те потупились, пряча глаза.

— Но пойми, у нас ножи и косы, — произнес Дар уже спокойнее. — На весь квартал — два десятка мечей и копий. Как мы сможем драться с тюремщиками? С чернокожими? Как пройдем через ворота? Прорежем в них дырку?

— А вот это уже другой разговор, — сказал Хуго Чаттан, вкладывая меч в ножны. — В Наледи есть большой сарай за конюшнями. Этот сарай полон всяких... машин, которые аркмастер привез с севера. Они пригодятся. Ты слушаешь, Дар? Итак, катапульты, деньги... Что еще тебе надо, чтобы напасть на Острог?

Крадучись, Дук Жиото приблизился к дому Архивариуса. Наверняка днем сюда сбежалось множество народу, пришли и стражники, — но теперь было пусто. Солнце недавно село, под обугленными развалинами густели тени.

Грязная свинья, скотина, мерзавец — ударил Дука по лицу, потом стал бить ногами!

Крыша провалилась, но стены стояли на месте. Над черной массой между ними еще поднимались струйки дыма. Дук огляделся и шагнул в проем, где раньше была входная дверь.

Он все еще ощущал тягучую боль между ног. А уж бока ломило так, будто по ним долго стучали молотками. Напыщенная самодовольная скотина посмела избить любимого слугу его милости! Но его милость не бил Дука Жиото, нет...

Он прошел по коридору, к лестнице. Перила сгорели, ступени обуглились. От двери в мастерскую, ясное дело, ничего не осталось. Под остовом лестницы стало еще темнее.

Его милость не бил — но наблюдал за тем, как бьют Дука. Почему хозяин не вмешался, почему не прогнал брата?

Кривясь от боли в ребрах, Дук Жиото опустился на колени, разгреб пепел и увидел потемневшую доску для чарика. Золотое и серебряное покрытие ромбов потускнело, но это ничего, за мамонтовую кость скупщик даст не меньше двух монет. Жиото отвязал было от пояса мешок, но передумал и сунул доску за пазуху. Он провел ладонью по пеплу, нащупал что-то твердое, поднял — это оказалась оплавившаяся фигурка. Дук стал шарить руками вокруг, выискивая остальные.

Да, хозяин вмешался, остановил скотину. Но не сразу, не сразу! Его милость должен был не просто прогнать свинью, а ударить. Избить так же, как избили Дука.

Глаза щипало. Стоя на коленях, Жиото потер лицо, оставляя на нем темные полосы. Обида душила его.

Стол и стулья сгорели, верстак обуглился, четыре почерневшие ножки торчали из пола, одна наклонена...

Все же его милость пожалел Дука, остановил скотину. Хотя не сразу.

Мешок он прихватил с собой, чтобы положить туда головы старика и капитана — хотя был уверен, что не найдет их тела. Когда лич пробил дверь, Жиото, несмотря на дым, хорошо разглядел, что внутри никого нет.

В чем он провинился? Откуда он мог знать, что появится этот стражник? Он все сделал, как приказывали, и добился своего: старик рассказал, где прячется Владыка. А эта скотина посмела поднять руку на него, Дука Жиото! Еще немного, и хозяин сделал бы Дука главным тюремщиком Острога, ведь Дук смело сражался с мракобестиями в том селении. Мерзавец не видел этого, он, наверное, в то время спал в своей башне, но хозяин видел, он отметил Жиото, назначил его главным среди тех тюремщиков, что отправились в селение... А теперь его милость может разочароваться в нем.

Но куда же могли подеваться те двое? Дук встал посреди мастерской. С четырех сторон — каменные стены. Надо хорошо вспомнить все, что происходило тогда. Вот они с Зобом выходят в коридор, вот слышат скрип позади, в плечо Зоба впивается дротик, они поворачиваются, у лестницы — капитан, тот самый наглец, который препирался с его милостью на холме возле селения... Они бегут к капитану, он кидает второй дротик, но неловко, так что лезвие лишь слегка царапнуло руку... Дук потер ладонь. Наглец захлопнул дверь, запер, Дук приказал Зобу сломать ее, тот стал бить своим крюком — и вскоре сквозь дыры пошел дым. В конце концов, одна дыра стала настолько шишкой, что Дук смог просунуть руку и отодвинуть засов. Он распахнул дверь — мебель и стены уже горели вовсю. Стены эти покрывала деревянная обшивка, она-то и загорелась. Но камни не горят. И там никого не было, ни старика, ни стражника.

Так куда же они подевались?

Ведь вокруг — лишь каменные стены, в них нет никаких отверстий. Дук обошел мастерскую, постучал по стенам... Никаких лазов, ничего. Да, ничего! Он так и сказал, и его милость готов был поверить, но мерзавец не поверил и стал бить Дука, тогда и его милость засомневался, что Дук хороший слуга. Все же хозяин остановил мерзавца, запретил измываться над Дуком... Но почему его милость не вступился сразу, почему?

Обойдя мастерскую, Жиото встал над тем местом, где старик лежал на спине. Зоб находился по правую руку, торчал там с таким видом, будто не понимает, что происходит вокруг...

Нет-нет, хозяин ни в чем не виноват, он предоставил Дуку возможность оправдаться. Его милость — он хороший. Строгий, но не забывает о справедливости, и Дук Жиото еще будет главным тюремщиком Острога. Только надо понять, куда подевались те двое. А чтобы понять — надо вспомнить все, что происходило в этом доме, очень хорошо вспомнить.

Тогда Дук поговорил с Архивариусом и приказал Зобу начинать. Ведь старик отказался отвечать на вопросы. Он совсем невежливо себя вел, смотрел в сторону...

Дук опустился на колени, потом лег так, как лежал Архивариус, повернул голову так, как старик: почему-то тот упорно смотрел влево...

Его взгляд уперся в покосившуюся ножку верстака.