9.

Незадолго перед событиями, получившими название «Бунт полицейских», меня перевели в отдел внутренних расследований. Многие люди тогда охарактеризовали бы мою карьеру как «блестящую», однако вскоре моя жизнь показала, что не намерена отходить от старого правила – чем выше взлёт, тем ниже падение.

Казалось, ещё совсем недавно я был патрульным. Сопляком, из которого поимка серийного убийцы сделала героя.

- Купи два костюма и погладь, – пробурчал тогда капитан, глядя на меня бесцветными глазами, глубоко посаженными на бульдожьем лице. - Ты у нас теперь грёбаная звезда, да ещё и красавчик. Надо соответствовать образу, – и подписал приказ о моём повышении до детектива.

Я не успел оглянуться, как прошло несколько десятков лет, в течение которых я вдоволь насмотрелся на боль, смерть, человеческую жестокость и разучился верить кому бы то ни было. Как раз из-за последнего меня и взяли в отдел внутренних расследований, хотя, как мне кажется, цинизм, отвращение и недоверие к людям выдавали абсолютно всем копам на вечеринке в честь годовщины начала службы.

Моё многострадальное тело вскрыли, старые имплантаты, положенные простым копам, выдрали, установив взамен несколько более мощные, дабы я имел преимущество в схватке с «оборотнями». Впрочем, статистика говорила, что это железо не слишком уж и помогало – процент погибших в перестрелках копов из отдела внутренних расследований был удручающе высок.

Я не успел проработать и пары месяцев, как всё произошло.

Сетевые издания и выпуски новостей тогда кричали об экономической реформе, которую затеял департамент финансов Нейрокорп.

Миловидные девушки с голограмм зачитывали одни и те же слова каждый день по нескольку раз, заставляя мозги расслабляться, принимать то, что они произносили, на веру и преисполняться энтузиазмом по поводу светлого будущего Компании и города.

- Новая валюта, уже прозванная на улицах «новобакс», будет представлять собой полностью виртуальную расчетную единицу. Выглядеть это будет как небольшой чип, который можно встроить в мозговой бустер,– щебетала темноволосая девушка в старомодных очках и платье с чудовищным вырезом.

- А мозговой бустер есть сейчас практически у всех, верно, Мэг? – вторил ей напарник, красавец с внешностью голливудского героя-любовника: светлые волосы с идеальным пробором, идеально сидящий серый костюм, мужественный подбородок.

- Конечно! Все хотят быть умнее! Новая валюта здорово облегчит расчеты, бумажные деньги, наконец, окончательно уйдут в прошлое! Ваши сбережения нельзя будет отобрать или украсть, и вы никогда не забудете дома кошелек! – звонкий смех.

Я сижу в машине с напарником. По крыше барабанит дождь, на стекло то и дело падает отсвет неоновой рекламы ночного клуба. Огромные буквы «NUDE GIRLS» на фоне бесконечного мрака. Они мигают, на короткие мгновения выхватывая наши лица из темноты. День был тяжёлым, и очень хочется отдохнуть – просто посидеть в машине, молча. В пустом тёмном переулке.

- У тебя настоящий табак? – спрашиваю я, заметив у напарника пачку сигарет.

- Да. Хочешь? – Стравински был хорошим парнем. Хоть и молодой, но уже повидавший виды. Он мне нравился, и поэтому я не строил из себя крутого парня, как любили делать многие копы. Ну, вы знаете: «я не собираюсь с тобой дружить, между нами только работа» и прочее дерьмо из второсортных детективов.

- Нет, спасибо. Бросаю.

- Как знаешь…

Говорящие головы телеведущих парят в районе зеркала заднего вида, чуть ниже. Такие довольные, что хочется дать им по морде и окунуть целиком в жизнь на окраине.

- Что ты об этом думаешь? – спрашиваю я у Стравински, кивая в сторону голограмм.

- Думаю, что ничем хорошим это не кончится, – он мотает головой.

- Хм?

- Не знаю. Чутьё. Не хочу сейчас ломать голову над этим, прости.

- Да всё в порядке. Я сам сейчас как выжатый лимон.

У меня тоже было смутное предчувствие, что затея Нейрокорп не так уж хороша и столь агрессивная пиар-кампания была призвана скрыть нечто очень важное.

К глубочайшему сожалению, я оказался прав.

В первый же день новый чип получил почти миллион человек – в основном из центра города и элитных кварталов. Чипы были бесплатными и, действительно, удобными в обращении, хакнуть их было чрезвычайно сложно, а отбирать – бесполезно: этого никто не оспаривал, тут Нейрокорп сдержала слово, и потребители получили именно тот продукт, на который рассчитывали.

Обратной стороной медали стала потрясающая по своим масштабам инфляция, очень сильно ударившая по окраинам. В первую же неделю за один новый доллар можно было получить пять старых, потом – десять и более. Выдача чипов была приостановлена из-за политики Нейрокорп, предполагавшей постепенную замену старой валюты, а не такой стремительный переход. Почти двадцать миллионов человек враз оказались за чертой бедности. Зарплата, выдаваемая стародолларами, стремительно обесценивалась. Все накопления, своевременно не переведенные в новобаксы, сгорели, а поскольку чипы больше не выдавали, не было никакой возможности получить новые деньги.

Кто-то подсуетился и организовал производство поддельных чипов в промышленных масштабах, но подделка на то и подделка – обычный кусок пластика, дающий доступ к электронному кошельку, счёт которого велся всё теми же бумажно-металлическими стародолларами.

Окраины просто обезумели.

Грабежи и погромы, совершавшиеся с целью добыть хоть немного еды, стали обычным делом. Под прикрытием общей анархии зашевелились и обычные уголовники – убийцы, насильники, садисты, педофилы.

Нас с напарником оторвали от непосредственных обязанностей и отправили на усиление патрульным. После нескольких дней и ночей без сна, наполненных пожарами, стрельбой и арестами, мозг отказывался соображать. Мы буквально жили в машине, лишь изредка покидая её для того, чтобы сходить в сортир или купить кофе и пончики.

В конце концов, всё, вроде бы, начало затихать. Нас отпустили по домам, я смог, наконец, принять душ и выспаться, но затишье оказалось временным – на окраинах зрела буря.

Меня поднял с кровати звуковой сигнал, бившийся внутри черепа. Я приложил палец к мочке уха, включая коммуникатор и дополненную реальность. Перед глазами повисло ярко-красное окно с сообщением: «Экстренно! Вне всякой очереди! Тревога! Немедленный сбор в участке!»

Продрав глаза, я помчался на работу, гадая, что там такое приключилось, и уже на выходе из дома заметил поднимавшееся над домами красное зарево пожара. Над головой, едва не цепляя крыши, промчалась тройка полицейских вертолётов. Я почувствовал, как страх, родившийся где-то в районе желудка, завязывает мои внутренности в узел.

Участок напоминал растревоженный пчелиный улей. Рядом с ним в беспорядке стояли личные машины детективов и патрульных, там же были припаркованы несколько синих бронированных грузовиков с надписью SWAT, на крыше гудел двигателем вертолёт.

Внутри было не протолкнуться. Копы носились туда-сюда, многие держали в руках дробовики и пистолеты-пулемёты. Я едва заметил в этом хаосе своего напарника.

- Эй! Стравински! Э-эй! – я размахивал руками и пытался перекричать оглушительный гомон десятков голосов.

Напарник меня заметил и жестами подозвал к себе.

- Какого хрена тут происходит? – спросил я.

- Мятеж! – прокричал Стравински, выглядевший чертовски напуганным. - Толпы с окраин собрались и идут в центр! Нас посылают организовать заслон и остановить их, пока отдел спецрасследований и SWAT найдут и уничтожат зачинщиков!

Новости неутешительные, но мне стало спокойнее, поскольку ситуация хоть немного, но прояснилась.

После получения оружия (мне достался дробовик, а Стравински – пистолет-пулемёт) мы залезли в бронированный синий грузовик с надписью «NCPD Anti-Riot», где уже сидели в ожидании отправки ещё десять человек из нашего участка. Мы были похожи на каких-нибудь добровольцев из древних войн - просто кучка уставших и взволнованных штатских, которым всучили оружие. Кто-то трещал без умолку, пытаясь таким образом справиться с волнением, кто-то ругал всё подряд, но большинство всё же приняло самое здравое решение – уселись поудобнее и пытались дремать.

Внутри «коробки» было тесно, мне не досталось кресла, поэтому пришлось плюхнуться прямо на пол, усыпанный песком и покрытый чьими-то грязными следами. Я попытался устроиться с максимально возможным комфортом, но все эти попытки пошли прахом из-за какой-то железяки, упиравшейся мне острым углом прямо в спину, как бы я ни сел.

В конце концов машину набили людьми под завязку и она тронулась, набирая скорость. Несмотря на относительно ровные дороги, нас всех сильно трясло и мотало, люди то и дело роняли оружие, и, если бы среди нас нашелся идиот, додумавшийся примкнуть магазин, не обошлось бы без трагедии.

- Хватит тыкать мне стволом в лицо! – возмущался Стравински, так же, как и я, устроившийся на полу в проходе. Ему в лицо смотрело огромное дуло «Осады», и это чертовски нервировало.

- Боже, я как будто в метро попал, – пробурчал кто-то, вызвав серию нервных смешков, а какой-то клоун из числа новичков вынул из кармана однодолларовую бумажку и протянул своему соседу со словами:

- Передайте за проезд!

Шутка была так себе, но она хотя бы немного разрядила обстановку.

Под потолком возникла говорящая голова, принадлежавшая нашему начальнику. Я находился сразу под ней.

- На полноценный брифинг нет времени, так что слушайте внимательно, повторять я не буду! – прохрипел шеф прокуренным голосом. - Наверняка вы уже слышали, что всякая шваль с окраин решила пограбить центр города. Они идут несколькими толпами и уже почти достигли границ района. Задача копов, патрульных и SWAT – не пустить их в центр, ваша задача, как отдела внутренних расследований, – проследить за тем, чтобы они выполняли приказы. Подчеркиваю, ЛЮБЫЕ приказы. Полномочия у вас самые широкие, фактически Департаментом полиции вам дан полный карт-бланш. Действуйте по обстоятельствам, но без лишних нежностей, любой коп, не выполняющий приказ, поступивший из департамента – наш клиент. Можете его переубеждать, можете арестовать, можете пристрелить нахрен в назидание остальным – мне плевать. Главное, чтобы толпа не прорвалась в центр. Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не было, а если и были, то мы предпочли держать их при себе.

- С богом, парни, – шеф отключился.

Дело приобретало очень серьеёный оборот, и, судя по лицам, никому это не нравилось. Не то чтобы мы жалели копов, которые через одного были куплены местными князьками и получали от них зарплату втрое большую, чем платил Департамент, просто сам факт того, что зашла речь о настоящих, кроме шуток, боестолкновениях, очень напрягал.

Впрочем, нам должно быть полегче – хотя бы не будем торчать на переднем крае. Сможем отсидеться за спинами полицейских, подбадривая их выстрелами в спину и цитированием закона о полиции, что предусматривал строгое наказание за неподчинение приказу в экстренной ситуации.

«Коробка» затормозила, открылись двери, и мы, толкаясь и цепляясь стволами друг за друга, кое-как вывалились на свежий воздух. Вспотевшие, сонные, помятые, уставшие, злые и грязные, как черти.

Наша машина стояла на эстакаде, ведущей из одного района в другой. Сейчас она была перегорожена транспортом и наспех расставленными бетонными блоками. Огромные гейты, намертво отделяющие районы Нейро-сити друг от друга, появятся потом – через пару лет после сегодняшних событий, но на тот момент я об этом, разумеется, не знал.

Порывистый ветер приносил с собой целый ворох типично городских ароматов, среди которых неоспоримо лидировал запах гари. Открывавшийся с высоты пейзаж был очень красив – всё-таки даже в типовых районах есть своя прелесть. Особенно если смотреть ночью и издалека, когда не видны граффити, мусор и бродяги с их украденными из супермаркета тележками и самодельными домиками, собранными из всего, что попалось под руку. Россыпь огней многоэтажных зданий, оранжевые фонари, огоньки машин – всё это выглядело издалека очень гармонично, как будто район был небольшой галактикой, вращавшейся по своим собственным, непонятным простому зрителю, но чётко очерченным и мудрым законам. Не в пример копам, что носились между машин едва ли не в панике, суетясь и выкрикивая какие-то команды.

К слову, полицейских было не так уж и много – что-то около сотни плюс пятнадцать человек из нашего отдела. Честно говоря, я ожидал большего.

Старшим офицером в нашей машине был О’Доэрти, правая рука начальника отдела внутренних расследований, которого сегодня никто не смог найти. Видимо, старик раньше нас почуял неладное и предпочел потеряться.

О’Доэрти вылез первым и теперь вовсю надрывал глотку, подзывая к себе старшего. Судя по всему, этого ирландского жополиза выдернули прямо из-под любовника – об этом говорил перегар, бегавшие от возбуждения глаза, красные, ярко выделявшиеся следы от наручников на запястьях и хорошо заметные следы пощёчин. Его брюки и плащ были смяты, на рубашке не хватало пуговиц, а тёмные волосы всклокочены и заляпаны чем-то, о чём я не хотел знать.

- Старший офицер! Ко мне! – голосил О’Доэрти до тех пор, пока к нему не подошёл сухой старик в отглаженной до хруста форме капитана полиции.

- Кто вы? – спросил он, настороженно глядя на нашего красавчика.

- Офицер О’Доэрти, ОВР, - он показал жетон. - Нам приказано следить за выполнением приказов Департамента.

Капитан скривился, но ничем больше не выдал своего недовольства – репутация у нашего отдела была, что ни говори, мрачная – полномочий хватало для того, чтобы смешать с грязью кого угодно, даже святого, и потому проблем никто не хотел.

- Доложите обстановку! – приказал О’Доэрти.

- Толпа движется оттуда, – Кэп указал рукой вниз, туда, где развязка опускалась на уровень земли и сливалась с дорогой, а над зданиями виднелось багровое зарево пожарищ и почти непрерывно гудели сирены. Не полицейские, а пожарные.

- Мы стоим тут и готовимся обороняться. На всё про всё у нас есть ещё двадцать минут, потом тут будет жарко.

Я стоял недалеко и вполуха слушал разговор начальников, когда заметил в оцеплении одного старого знакомого.

- Рутланд! – крикнул я и помахал рукой.

Тот меня узнал и кивнул в ответ.

Мы служили с ним в отделе убийств до того, как меня перевели в ОВР, и никогда особо не дружили – так, перебросились как-то парой фраз, но, тем не менее, было приятно увидеть знакомое лицо. Тогда, кстати, оно было настоящим – смазливым и по-детски пухлым личиком молодого парня, имевшего успех у всех женщин возрастом от пятидесяти. Голубые глаза и светлые кудри придавали ему огромное сходство с каким-нибудь херувимчиком из числа тех, что печатают на открытках в честь Валентинова дня.

Морган отвернулся и исчез где-то в лабиринте машин и блоков, а я подошел к О’Доэрти, который показывал, где кому встать. Возбуждение потихоньку уходило из его глаз, но адекватнее они не становились. Скорее всего, он ещё и под наркотой. Больной придурок.

- Морт! Стравински! Вон к той плите! – дождались мы своей очереди и поплелись занимать позицию.

- Слишком близко… - поёжился напарник, будто от холода. Я разделял его чувства.

Расстояние, которое отмерил нам О’Доэрти, было пугающе недостаточным для того, чтобы чувствовать себя спокойно. Лишние двадцать метров для пули пустяк. Впрочем, нам ли бояться - с бронёй, силовыми устройствами и прочими игрушками, положенными ОВР?

Наверняка О’Доэрти просто хотел крепко держать ситуацию в своих руках на тот случай, если у кэпа сдадут нервы и тот окажется стрелять по толпе. Но лично я бы поспорил, у кого они сдадут быстрее – старый капитан производил впечатление человека, чьи нервы отлиты из высоколегированной стали.

Потянулись минуты томительного ожидания.

Копы вроде успокоились и заняли позиции, негромко переговариваясь между собой. Мигалки на их машинах работали вхолостую, без сирен, и окрашивали мир в красно-синие цвета. Я подключился к полицейскому каналу связи и полминуты слушал, как кэп одёргивает своих подчиненных.

А потом показалась Толпа.

Именно так – с большой буквы.

Я впервые видел столько людей одновременно, и это чертовски пугало. Тысячи. Десятки тысяч. Они выходили с одного из крупных проспектов и плелись в нашу сторону.

- Боже мой… - произнёс кто-то сдавленно, забыв отключить трансляцию, и тут же получил выговор от капитана.

- Проблемы, сынок?..

Мы ждали толпу вооруженных головорезов, настраивались на тяжёлый бой с ублюдками-маргиналами, которых не жаль отправить на тот свет, и потому увиденное было сродни нокауту. К нам шли обычные люди – мужчины, женщины, старики, дети. Разумеется, среди них был определённый процент отребья, вышедшего поживиться и утолить свои потаённые садистские желания, но в то, что они все… Как-то не верилось.

Простые обыватели. Серые, замордованные тяжёлой работой и жизнью в трущобах. Заезженные мужики и постаревшие до срока женщины, брошенные старики, оставленные без соцобеспечения. Недорого, но прилично одетые, не зверьё, на которое я насмотрелся за годы службы, – те самые «обычные граждане», которым я давал клятву «служить и защищать». Некоторые несут плакаты с надписями вроде «Дайте еды!». Первые сомнения в правильности моих действий появились именно в тот момент, когда я понял, что мне придётся стрелять в этих людей, которые вовсе не были похожи на поджигателей и убийц.

Однако я в своё время насмотрелся на различные массовые беспорядки, когда такие обыватели моментально зверели, скидывая человеческое обличье, и оборачивались настоящими монстрами, способными вызвать удивление и уважение у самых матерых садистов.

- Их слишком много, кэп, – чей-то голос на полицейской волне. Пытается говорить спокойно, но в интонациях явно прослеживается едва сдерживаемая паника.

- Тебя это останавливает? – голос кэпа невозмутим, но я уверен - ему тоже страшно. Несмотря на все попытки изобразить из себя мужика со стальными яйцами, в черепе бьётся мысль, что несколько десятков тысяч человек, припёртых к стенке голодом, ему так просто не разогнать и не остановить.

Толпа подходит всё ближе, и у меня начинают дрожать колени. Я смотрю на Стравински: он бледен, как лист бумаги. Наверняка моя рожа тоже перекошена от ужаса, что уж говорить о копах, находящихся на переднем крае. Мозг сверлит осознание того, что из привычной картины что-то выбивается. Что-то явно не так, и мне требуются почти две бесконечные минуты для того, чтобы понять – люди молчат. Им нечего говорить, и в их глазах такая обречённость, что меня сбивает с ног.

Кто-то дрейфит и явно хочет сбежать. Я вижу, как некоторые копы мнутся на месте, но пока обходится без нашего вмешательства – капитан справляется сам, высматривая оробевших и поддерживая дисциплину.

Толпа вступила на эстакаду, а люди всё продолжали выходить с проспекта и двигаться к нам. Конца толпы никто не видел. Сколько же их там? Боже сохрани…

- Примкнуть магазины, – у капитана сел голос, что с головой выдало его тревогу, как бы он ни пытался это скрыть.

- Это безумие… Это невозможно… - слышу я чей-то сдавленный панический шёпот. Голос знаком, я хочу обернуться, но слишком загипнотизирован надвигающейся толпой, этим титаническим приливом из человеческих тел, чтобы хоть как-то отреагировать.

- Он бежит! – вскрикивает вдруг Стравински, и я оборачиваюсь, слыша, как визжит двигатель одной из машин.

О’Доэрти.

Этот мудила сбежал первым.

- …Невозможно! – пищит он тоненьким голоском, забыв отключить микрофон, и я отчётливо слышу хорошо знакомые нотки подступающего безумия. - Это… Их слишком… Хе-хе… - после истерического смешка трансляция обрывается, но нам и так уже становится не до неё. Копы, увидевшие это представление, заголосили на все лады.

- Он бросил нас!..

- Надо отступать! Они сами бегут!

- Сэр, разрешите…

Однако кэп был непреклонен.

- ТИШИНА В КАНАЛЕ!!! – рявкнул он так, что у меня едва не заложило уши. - Если в ОВР работают истеричные девочки, это не повод нам быть такими же! Примкнуть магазины!!!

Я вижу, как сухая фигура поднимается из-за машины и отвешивает сочный пинок сидящему рядом патрульному. Капитан мечется между своими подчиненными, размахивает пистолетом и бьёт по головам всех, кто не выполняет приказ.

- Примкнуть магазины, я сказал! – его голос даёт петуха и срывается, но дело уже сделано – люди очнулись.

Как в замедленной съёмке, дрожащими руками достаю из подсумка на поясе огромный стальной барабан с патронами, вставляю его в «Осаду» и передергиваю затвор. Я готов стрелять, но от одной мысли о том, что проделает дробовой заряд, попавший в столь густую толпу, становится страшно.

Мы слышим, как люди начинают что-то нам кричать.

- Не стреляйте, прошу вас! – тонким голосом пытается до нас дозваться женщина с маленькой девочкой на руках. - Прошу вас! Мы просто хотим есть!

- Ребята, пожалуйста, не надо! – мужик с поднятыми руками, одетый в синий рабочий комбинезон. - У нас всю зарплату инфляция съела! Ничего не осталось! Не стреляйте, прошу!

Позже я понял – если бы люди были озлоблены, оскорбляли нас и кидались камнями и коктейлями Молотова, как в старые добрые времена, всё было бы по-другому. Я первым нажал бы на спуск и до конца жизни спал спокойно, без кошмаров и «мальчиков кровавых в глазах». Если бы, разумеется, выжил. Как много, оказывается, может сделать миролюбие…

- Готовьсь!.. – прорычал капитан, и сотня стволов взметнулась вверх.

Боже, неужели он не видит, что нас сейчас порвут на куски? Для того, чтобы остановить такую толпу, понадобится что-то помощнее сотни стволов. И на психологический эффект надеяться не стоит – люди голодают и прекрасно знают, что уже мертвы. Тут нужна армия. Меня затошнило, страх свернулся клубком где-то в желудке. О’Доэрти был прав, это невозможно. И, к моему стыду, жалость тут ни при чём – нам всем здесь очень хотелось жить.

Толпа не останавливалась, люди подходили всё ближе и пытались достучаться до нас, рассказать о своих проблемах, поднимали повыше детей и плакаты «Нечего есть!».

- Цельсь! – казалось, между этими двумя секундами прошла целая вечность, за которую я успел досконально рассмотреть лица всех, шедших в первом ряду, проанализировать их мимику и интонации, с которыми они говорили, и понять...

Понять…

Понять…

- СТОП!!! Отставить! – рявкнул я как можно увереннее.

Копы застыли, озадаченно оглядываясь.

- Кто приказал?! – просипел капитан в рацию. - Кто приказал?! Тут я командую!

- Офицер Эйдер Морт, ОВР. В отсутствие начальства беру командование на себя! – я сам не знал, откуда во мне взялось столько смелости, и понимал, что придётся позже за всё ответить, но Рубикон был перейдён и мосты через него сожжены.

Ответом мне было невнятное сипение и чей-то крик:

- Врача! Врача! У кэпа сердечный приступ!..

Я прислонил дробовик к бетонной плите и сам сполз по ней на землю, закрыв лицо руками. Только теперь до меня дошло, что я весь мокрый, и пот стекает чуть ли не десятью ручьями. Руки и колени дрожали, меня колотило, как будто в приступе лихорадки, а толпа шла всё дальше и дальше, обтекая машины и перелезая через бетонные плиты.

В центр города, который я только что обрёк на разграбление.


Загрузка...