Негодная певица и некромант за клавесином

Ждать, пока Дан завершит, довольно скучно, но не мне жаловаться. И вообще, радоваться надо, что обошлось без скелетов.

Когда Дан запечатывает склеп, глубокий вечер плавно перетекает в ночь, с неба светит четвертинка луны. Если забыть, где мы и зачем, то почти романтика. Я поднимаю лицо к небу, смотрю на медленно ползущие облака. Луну скоро заволокут тучи… А у нас ещё второй заказ на другом кладбище.

— Что-то не так? — почему Дан медлит?

Качнув головой, он возвращается к первому склепу, наводит на дверь открытую ладонь, но иичего не делает.

— Меня напрягает, с какой быстротой восстанавливается некротический фон. Слишком быстро. Так не должно быть. Ладно, идём. Нас это пока не касается.

— Идём, — откликаюсь я.

Во мраке чудится что-то зловещее, но я понимаю, что что я просто напугана. Мне даже мерещится фигура в чёрном плаще. Я замечаю краем глаза неуловимое движение, но, когда оглядываюсь, я, естественно, не нахожу никого.

Впору попросить Дана отложить второй заказ до утра, но мне стыдно признаваться, что я как маленькая, боюсь воображаемых чудовищ.

Только вот, когда мы садимся в экипаж, мне снова мерещится взгляд в спину.

Глава 50

Молчать глупо.

Дождавшись, когда мы выедем на проспект, я делюсь своими ощущениями и честно признаюсь, что не уверена, видела ли я кого-то или мне примерещилось. Рассказывая, я совершенно не ожидала, что Дан откроет заслонку на передней стенке и прикажет кучеру:

— Поворачивай, возвращаемся.

Я понимаю, что если на кладбище ещё один жрец попытается сделать то, что не получилось у его предшественника, то надо остановить его любой ценой, но мне становится жутко. Внешне я сохраняю спокойствие и даже выхожу вслед за Даном из экипажа.

— Что ты делаешь? — не выдерживаю я, когда он достаёт жезл.

— Проверяю.

С навершия срывается зеленоватый луч и уходит во тьму.

Дан держа жезл обеими руками медленно разворачивается на месте, будто очерчивает вокруг себя круг.

Могу предположить, что луч из арсенала поисковых чар.

Описав два круга, Дан опускает жезл.

— Нашёл?

— Нет…

— Я ошиблась.

— Не обязательно. Возможно, жрец успел уйти.

Дан подходит к стене и, коснувшись, начинает вплетать всё новые и новые чары. Явно, очень сложные. Дан хмурится, лоб перерезает вертикальная морщинка. В какой-то момент у него начинают подрагивать кончики пальцев, но Дан продолжает и опускает руку лишь тогда, когда решает, что закончил. Его тут же ведёт, и я подхватываю Дана под локоть.

Иначе бы он потерял равновесие и завалился.

Кучер, до этого тихо сидевший на облучке и чуть ли не дремавший, молниеносно спрыгивает, распремляет спину и оказывается на вид гораздо моложе, чем я его воспринимала. Он в два шага подходит к нам и подхватывает Дана за локоть с другой стороны.

Ничего не говоря, он помогает нам вернуться в салон.

На сиденье Дан забирается сам. Лицо бледное, на лбу испарина.

Оставив дверцу открытой, кучер возвращается на облучок. Он видит Дана вымотанным не в первый раз?

— Я в порядке, ничего нужно, — Дан предвосхищает мой вопрос.

Кивнув, я сажусь рядом и просто жду. Дан закрывает глаза, и начинает казаться, что он уснул в неудобной позе, но ресницы подрагивают, выдают, что он не спит. Я начинаю подозревать, что моё слишком пристальное внимание Дану неприятно, и усилием воли отворачиваюсь, вглядываюсь в ночной мрак. По спине пробегает холодок.

А если жрец появится, мы справимся? Что я будут делать?

Ночная птица, перепорхнувшая с ветки на ветку, пугает меня. Я сжимаю пальцы в кулаки.

— Карин, — мягко окликает Дан. — Никого нет.

Неуверенно, словно сомневаясь в правильности жеста, Дан опускает тёплую ладонь на мои заледеневшие пальцы.

— Никого, — соглашаюсь я.

Он улыбается уголком губ и слишком быстро отпускает.

Дан уже не такой бледный. Из-под сидения он достаёт небольшую шкатулку. Внутри флакон из тёмного непрозрачного стекла. Дан срывает крышку, и по салону растекается острый запах пряных трав. Я аж чихаю. Дан залпом выпивает зелье, зажмуривается. Видно, как кровь приливает к лицу, кожа розовеет.

Тряхнув головой, Дан быстро убирает пузырёк, выглядывает из экипажа:

— Трогай! — и захлопывает дверцу.

— Куда трогай? — уточняю я. Думаю, ответ мне не понравится. И точно:

— На следующее кладбище, разумеется. Заказ Гавора Блайда.

Я смотрю на Дана. Не знаю, что за зелье он выпил, но оно подействовало. По Дану не скажешь, что ещё минуту назад он был бледным и вымотанным. И лично я подозреваю, что зелье ни разу не полезное.

В самом начале, когда в прошлом я жаловалась на упадок сил, лекарь предложил мне до отвращения горькую микстуру, и она помогала. Выпив столовую ложку, я ощущала прилив сил, становилась весёлой, лёгкой. Только вот за приподнятое настроение я платила. Действие микстуры кончалось, и я падала в буквальном смысле слова. Я помню, как напугала Берта в театре. Спектакль закончился, мы благополучно покинули партер, а вот в вестибюле, когда Берт набросил пальто мне на плечи, я рухнула как подкошенная. Я была в сознании, смотрела на окружающих мутным взглядом и даже что-то отвечала, но была как тряпичная кукла. Берт пробовал меня приподнять, а я тотчас сваливалась обратно на пол. После того случая он как раз и решил выбросить микстуру, а лекаря сменить на полноценного целителя. Не помогло…

— Тьфу.

— Что?

Думала о Дане и забыла, что он рядом…

— Дурные воспоминания, — поясняю я и, после мгновения сомнений, рассказываю, как принимала микстуру.

Я не говорю Дану, что он не должен рисковать здоровьем. Он прекрасно жил без мои советов, да и вообще с какой стати я буду что-то рекомендовать взрослому мужчине? Он ведь не спрашивал, что ему делать. Но я делюсь своей историей.

— Ты права, Карин. Подобными вещами лучше не увлекаться.

Я выгибаю бровь:

— В твоих словах и действиях мне слышится противоречие, нет?

— Слышится, — усмехается Дан. — Карин, ты решила, что я выпил зелье ради твоего заказа?

Нет?

Я сама ощущаю, насколько красноречивым становится выражение моего лица, поэтому врать бессмысленно.

— Решила, а что?

— Твой самомнение восхитительно.

Вроде бы комплимент, но мне неприятно.

И дело не в самомнении, а в том, что я явно ошиблась, не учла все варианты.

— Хм?

— Вот скажи, на месте жреца ты бы когда напала? Когда мы только приехали или сейчас, когда я выложился на зачаровании двух склепов?

— Действительно…

— Вот-вот.

Не знаю, что на меня находит. Я хитро прищуриваюсь:

— Ты просто не хочешь признать, да, Дан?

— Поразительно… — выдыхает он.

Я чувствую необъяснимое удовлетворение и улыбаюсь.

Разговор не клеится. Продолжать тему меня не тянет, а сменить… Я подозреваю, что, если начну хвастаться новыми песнями, Дан сбежит от меня на облучок в компанию к молчаливому кучеру.

Нет, про песни мы поговорим завтра сразу после визита в банк, когда я передам Дану его долю.

Я напомню ему про пари и желание…

Я сама не замечаю, как мыслями проваливаюсь в воображаемое будущее. Я вижу себя выходящей на сцену, вижу полный зал зрителей. Мужчины пришли в костюмах-тройках, дамы — в вечерних платьях. Будто не на концерт, а на театральную премьеру. Меня приветствуют аплодисментами, и я приветствую зрителей полным изящной грации реверансом.

— Да…

— Карин, вынырни, пожалуйста, из грёз. Мы прибыли.

И меня обдаёт порывом прохладного воздуха — Дан рывком распахнул дверь.

— Я снова пела? — уточняю я, прежде чем выйти из экипажа.

Дан оборачивается, разводит руками:

— Нет, Карин, ты не пела. Ты завывала.

Глава 51

Остаток ночи проходит без приключений. Мы возвращаемся домой, когда до рассвета остаётся два-три часа. Дан желает мне спокойной ночи и скрывается в направлении своей комнаты, а я задерживаюсь в холле. Я вроде бы устала, но спать уже не хочется. Но ведь всё равно надо лечь?

У горничной нерабочее время, горячий шоколад никто не принесёт.

Поднявшись на второй этаж, я не сразу сворачиваю в выделенную мне комнату, а выхожу на террасу, где мы с Даном завтракали. Устроившись на стуле, я смотрю на спящий город и пытаюсь понять, что меня беспокоит. Происшествие на кладбище? Сомнения в будущем? После разговора с Кэрри во мне занозой засело воспоминание о доме. Меня тяготит незавершённость. Да, я попрощалась, но родители ведь переживают. Надо написать, что я учусь магии, что у меня всё хорошо.

Принятое решение окрыляет. Я прохожу в библиотеку, сажусь и пишу.

Обычно я составляла план письма, подбирала фразы, потом писала черновик, правила его и только после этого переписывала начисто, ведь письмо должно быть идеальным во всех смыслах — выполнено каллиграфично, без помарок и соответствовать правилам этикета. Но этой ночью всё иначе. Я пишу быстро, буквы получаются то крупнее, то мельче, прыгают по строке. И точно также прыгают фразы, мысль цепляется одна за другую и я тороплюсь записать. А потом ставлю дату, подписываюсь с любовью и, не перечитывая, запечатываю конверт. Завтра Марк отнесёт на почту…

Я не помню, как я оказываюсь в спальне, как умываюсь, раздеваюсь и как ложусь.

Просыпаюсь я поздно. Комната давно залита ярким солнечным светом, а он меня не потревожил. Я с удовольствием тянусь и выбираюсь из-под одеяла.

На прикроватной тумбочке я обнаруживаю записку. Дан приглашает меня присоединиться к нему за завтраком, если я проснусь. А сколько времени интересно? Часов я не вижу. Сперва освежусь.

Когда я возвращаюсь из ванной, горничная уже ждёт и подаёт мне дневное платье.

Одежда в полном порядке, но носить одно и то же изо дня в день…

Сегодня же в салон готовых платьев!

— Госпожа, вы желаете присоединиться к господину за завтраком? — первой уточняет горничная.

— Да, — я ещё успеваю?

— Прошу за мной, госпожа.

И я снова оказываюсь на террасе. Наверное, между мной и Даном всё же есть нечто общее — не зря же нам обоим в доме нравится одно и то же место.

— Доброе утро, — здороваюсь я и прохожу к столу.

Всё-таки я припозднилась, Дан уже заканчивает.

— День уже, — ворчливо возражает он, но встаёт и галантно пододвигает мне стул.

Я отвечаю безмятежной улыбкой:

— Но ведь завтракают утром, — и, чтобы не продолжать спор, меняю тему. — Дан, у тебя свободен день? Я имею в виду, что оба заказа выполнены, и я хочу разделить наш гонорар.

— Для денег я свободен, — хмыкает он.

Не понимаю я его интонацию… Он всё-таки зол? Чтобы не думать лишнего, я уделяю внимание каше с сухофруктами тосту с ветчиной.

Дан доедает гораздо раньше меня, но приборы не складывает, а упирает в края тарелки в знак, что убирать рано — дожидается меня.

Приятно…

Как и в прошлый раз после завтрака нам подают кофе с газетами.

Я жду, что Дан выберет какую-то из газет. Возможно, “Вестник”, но он одним движением разбрасывает газеты по столу, и на всех передовицах одно — репортажи с кладбища. Заголовки чудовищны, один другого хуже. Чего стоит хотя бы “Визит эльфийского жреца-мертвеца”?! Кто это писал…?! И что в голове у того человека, который додумался вынести подобный заголовок на первую полосу?

Одну из газет Дан то ли отбрасывает, то ли перебрасывает мне.

— Оу…

— Наслаждайся, — зло фыркает Дан. — Тут о тебе.

А?!

Я вчитываюсь и убеждаюсь, что репортёр связал мою заказную статью о приезде выдающейся некромантки свзязали с происшествием. Только вот вывод журналиста мне категорически не нравится — а не я ли, богиня некромантии, подняла эльфийского жреца?

— Какая чушь.

— Ни слова лжи, только домыслы, — Дан охотно возвращает мне мои же слова.

Он прав…

Я проверяю остальные газеты и нахожу ещё три упоминания себя.

Не на такой результат я рассчитывала.

Дан всё-таки открывает вестник и берёт чёрный кофе без сахара, а я развожу напиток молоком и возвращаюсь к самой жёсткой статье о себе, перечитываю. Я не представляю, какие проблемы может повлечь за собой статья. Да и надо ли представлять? Столкнусь — буду разбираться.

Я откладываю газету, когда Дан ставит на блюдце пустую чашку — подгадала.

— Едем? — уточняю я.

— Карин, тебе хватит четверти часа?

— Более чем.

Дан косится на меня с сомнением, но не спорит.

С террасы мы уходим вместе, а в коридоре расходимся. Меня перехватывает Марк. Мой главный помощник увлекает меня в библиотеку и выкладывает передо мной письма от Селестры Панвиль и Гавора Блайда, и кого-то третьего, а заодно отчитывается, что письмо моим родителям отправил. Точного обратного адреса у них нет, если они ответят, то их письмо точно также упадёт в почтовый ящик.

В двух конвертах банковские векселя — основной гонорар.

А как я собиралась ехать без документов? Мда…

В третьем конверте письмо. Некто Лоуренц Пино сообщает, что у него в подвале завелась уникальная нежить, и он готов продать мне её за тысячу фунтов. Я откладываю письмо — пусть Дан разбирается, нужна ли ему нежить по цене бриллиантов, мне точно нет.

— Марк, что-то ещё? — уточняю я, дописывая ответы заказчикам. — Если нет, то я побежала.

Мне удаётся спуститься в холл раньше Дана.

И если на мне одежда не изменилась, то Дан в очередной раз преобразился. Утром он был в непримечательных чёрных брюках и кремовой рубашке с пышным жабо, а в банк Дан выбрал ослепительной белизны костюм и, следуя моде, закатал рукава пиджака.

Глаз не оторвать.

Ха… Дан спускается, и мне снизу видно, что не только верх ботинок тоже белый, но и подошва.

Если я смотрю с восхищением, то Дан… с недоумением. Впрочем, своё мнение он оставляет при себе и предлагает мне опереться на локоть.

Из дома мы выходим вместе. В голове крутится “как пара”, но мы не пара. Дан мой наставник, я ученица. Только деловые отношения с налётом галантной вежливости. Вроде бы надо наслаждаться, а мне чуть ли не до слёз обидно, потому что кажется, что Дану я тоже очень нравлюсь. Но он ясно сказал, что между нами ничего не может быть.

Глава 52

В отделении банка нас с Даном принимают не только без очереди, но и в отдельном кабинете. Почтительный клерк приглашает нас располагаться на белоснежном диване — я и не подозревала, что в банке может быть подобная мебель — и предлагает чай, кофе, горячий шоколад на выбор. Можно с со сливками, можно с молоком. Или с мёдом. У меня даже закрадывается подозрение, что мы не в отделении банка, а в кафе, но нет, это именно банк.

Покосившись на меня, Дан отказывается от напитков, и мы переходим к делу.

Кстати, неужели Дан подбирал костюм под диван? Белое на белом смотрится очень эффектно.

Я протягиваю клерку векселя:

— Часть нужно перевести на счёт Дана, часть — на мой. И сколько-то я возьму наличными.

— Принято, — кивает клерк. — Госпожа, вы готовы уточнить сумму перевода магистру Тельви?

— Да.

Сумма выплаты давно оговорена, но, прикинув, я даже округляю в пользу Дана. Он недоумённо выгибает бровь, на что я безмятежно улыбаюсь. При клерке Дан не спорит.

— Господин, у вас будут распоряжения?

— Нет.

Хм…

Не представляю, сколько денег снять на платья. Сперва мои наряды оплачивали родители, потом деньги выделяла госпожа Дельси, мать Берта, потом, а после переезда финансами занимался управляющий.

Зато я отлично понимаю, что цены на одежду начинаются от грошей за ношеную хламиду у старьёвщика и… в бесконечность? Как-то так.

Я помню, что я ехала в магазин, делала заказ, а позднее служащий магазина привозил платья и получал плату. Можно ли расплатиться банковским чеком, если у меня не хватит наличности? А как такие чеки выписывают? Спрашивать неловко. Что подумает обо мне Дан, клерк? И какая разница, что они подумают?

Боясь передумать, я вываливаю на клерка свои вопросы.

— Госпожа…

Судя по усмешке, Дана мои вопросы позабавили, и он вольготно откидывается на спинку дивана, своим видом показывая, чтобы клерк мне отвечал, и тот старается. За каких-то полчаса, даже меньше, я узнаю о работе банковской системы столько, сколько не узнала за всю прошлую жизнь.

И это потрясающе! Учиться так здорово…

Клекр натянуто улыбается.

— Благодарю вас, — киваю я.

— Я рад быть полезным, госпожа!

Точно?

Ладно, уговорил — верю.

Клерк провожает нас до самого выхода. Я понимаю, что он следует внутренним правилам, но впечатление складывается такое, будто он хочет убедиться, что мы действительно уехали.

Мы с Даном выходим, и пока мы спускаемся по лестнице, экипаж успевает вернуться со стоянки. Кучер проворно спрыгивает с облучка, распахивает дверцу, но я, вместо того, чтобы шагнуть на откидную ступеньку, а с неё в салон, останавливаюсь.

— Что-то не так? — уточняет Дан. — У тебя остались ещё какие-то вопросы, Карин?

В его голосе мне чудится добрая ирония.

— Я хотела заняться своим гардеробом, — детям тоже обновки не помешают. — Ты, наверное, занят?

Не поедет же Дан со мной в магазин, правильно?

Он смотрит мне в лицо, и в его глазах появляется странное, непонятное выражение. Как будто бы… тоска? Появляется и исчезает под маской нахальства.

— Какое совпадение, я тоже, — заявляет Дан и подаёт мне руку.

Он ведь… просто нашёл предлог, чтобы пойти со мной? Окажись моя догадка правдой, мне было бы приятно. Я забираюсь в салон, Дан садится рядом, но оставляет между нами расстрояние, и экипаж трогается. Надо бы сосредоточиться на том, какая одежда мне нужна, а не фантазировать, как случайно или неслучайно коснуться или на коснуться руки Дана.

Я бросаю на него осторожный взгляд, и понимаю, что Дан в этот момент тоже смотрит на меня. Меня будто искрой от макушки до пяток пронзает, и я поспешно отворачиваюсь к окну, чтобы скрыть, как щёки становятся пунцовыми. Конечно, Дан наверняка поймёт моё состояние.

Неловкость момента разрушают его слова:

— Карин, мы прибыли.

— О? — я и не заметила, как экипаж остановился.

Как ни в чём не бывало Дан помогает мне выйти.

Двухэтажное здание, опоясанное узким арочным балконом, тянется в обе стороны и на магазин точно не похоже — ни вывесок, ни товара в окнах-витринах. Но Дан уверенно направляется ко входу и небрежно поясняет, что Огл, конечно, не столица, но и здесь можно найти что-то приличное.

Дверь для нас открывают изнутри. Лакей низко кланяется, и я отмечаю, что одет он явно в форму. Не представляю, что слуга выберет личную одежду густого изумрудного оттенка.

— Господин Тельви, госпожа, — приветствует нас лакей.

Дан отвечает лёгким кивком и сразу же увлекает меня на лестницу.

Откуда-то из внутренних комнат выныривают две девушки в изумрудных жакетах. Они приседают в лёгких книксенах, и Дан снова кивает. Лакей остаётся у входа, а девушки молча сопровождают нас наверх.

— Добро пожаловать в “Галерею”, — на втором этаже навстречу нам выходит цветущая женщина в сочном розовом платье. В первое мгновение мне кажется, что цвет несколько неудачно подчёркивает полноту дамы, но уже секунду спустя я понимаю, что дама очаровательна и в своих формах, и в выбранном цвете. Её заразительная улыбка и сияющие счастьем глаза настолько притягательны, что я готова посмотреть, что она мне предложит.

— Мэри, вы как всегда, неподражаемы. Карин, позволь представить тебе художницу и будущую основательницу собственного модного дома Мэриан Кви. Мэри, Карин моя ученица и будущая талантливая некромантка.

— А ещё певица, — добавляю я. — Совсем скоро мой первый концерт.

— Как мило, — откликается Мэри. — Карин, я с радостью приду.

— Карин… — устало выдыхает Дан.

— Пфф!

— Итак?

За разговором мы доходим до гостиной, и Дан садится в ближайшее кресло, вольготно вытягивает ноги. Мэри жестом приглашает меня в соседнее кресло и, чуть подавшись ко мне, на грани слышимости доверительным тихим голосом замечает, что раньше Дан учениц никогда не приводил.

Раньше у Дана их и не было…

Ту, погибшую, он тоже не сопровождал? Нет, меня это не касается.

— Мне нужна повседневная одежда, — перечисляю я, — наряд для портрета на афише и пара сценических платьев. Я буду участвовать в конкурсе талантов.

— Я тоже. Именно поэтому я в Огле. Конкурс в столицы проходит слишком… — она не сразу подбирает слово, — суетно.

— Мне не помешает ещё один костюм, — добавляет Дан.

— Два костюма, — подмигиваю я. — Ты ведь не будешь спорить с тем, что проиграл наш спор? Я желаю, чтобы ты играл на моих концертах.

— Что?!

— Полог тишины на себя набрось и играй. Слышать, как я пою, ты не будешь.

Застонав, Дан прячет лицо в ладонях.

Глава 53

— Кажется, свадебные наряды тоже скоро понадобятся, — хмыкает Мэри.

— Нет, прах побери! — Дан резгко поднимается на ноги и, добавив пару ругателтсв, выскакивает из гостиной.

Шутка неудачная, но почему Дан отреагировал настолько остро? В отличии от меня Мэри совершенно не смущена. Напротив, она подмигивает и занимает освободившееся кресло. По её знаку девушки подают толстые каталоги, но я всё ещё смотрю на дверь. Может, мне пойти следом? Нет, бессмысленно. И вообще, я пришла сюда выбрать одежду, а не выяснять отношения.

— Скажу по секрету, господин Тельви не останется равнодушным, если вы предстанете перед ним в этом, — она открывает верхний каталог и демонстрирует мне узкую юбку с высоким разрезом.

А я смотрю на обложку каталога, лежавшего вторым, и вижу короткую клетчатую юбку, именно такую, как я себе представляла.

— Беру, — я указываю пальцем.

— Смело…

Я беру каталог ближе, и начинаю листать. Какие-то вещи привлекают моё внимание. Какие-то рекомендует Мэри, и постепенно я увлекаюсь.

Когда я добираюсь до последней страницы и поднимаю голову, передо мной оказывается гора одежды. Самой Мэри уже нет, её заменяет одна из девушек в изумрудной форме. Улыбнувшись, девушка, приглашает меня в примерочную.

Я не двигаюсь с места и ошарашенно моргаю. Я ведь выбирала только повседневную одежду… И у меня просмотрен только один каталог, а их ещё четыре, нет, уже семь. Что же будет? Как… не по себе и в то же время как интересно! Я никогда не выбирала одежду, которая мне нравится. Точнее, сначала родители, а потом Берт давали мне выбор, но в первую очередь я должна была учитывать соответствие одежды моему статусу. Если мне нравилось какое-то платье, но оно было из тех, которые носят магини, я не могла его взять.

Мерить всё — безумие. Я устану и вместо удовольствия получится невесть что.

— Юбку, брюки, вон ту блузу, жакет, — начинаю перечислять я.

— Позвольте порекомендовать ещё и рубашку, госпожа? — предлагает девушка.

Разве это не мужская одежда?

Да, я хочу померить.

— Добавляем, — киваю я.

Неожиданно, но на примерку уходит не так уж и много времени. Начав с вещей, которые мне больше всего понравились, я не прогадала. Девушки помогли скомпоновать комплекты, и в общей сложности я отобрала около пятнадцати предметов, включая три пары обуви, дамский цилиндр и широкий пояс.

— Как насчёт небольшого перерыва, Карин? — окликает меня Мэри.

Не дожидаясь моего согласия лакей вносит поднос.

— Да, было бы неплохо.

— Мне шепнули, с повседневкой ты определилась? А что насчёт сцены? Кстати, твой концерт будет дебютным?

— Да.

— И конкурс… Есть у меня некоторые идеи. И давай начнём с конкурса. Я не буду рассказывать тебе, чем отличается высокий эльфийский стиль от псевдоэльфийского, просто поверь, слепое копирование нарядов, принятых в Лесу, жюри оттолкнёт, но выразить в через одежду почтени будет хорошим ходом. Говоря откровенно… наряд для сцены предпочтительно шить на заказ, чтобы он был по-настоящему уникальным.

Я слушаю…

Понимаю, что намерения у Мэри самые лучше. Но её рассуждения мне не откликаются. А уж при виде платья…

Наряд красивый. Воздушная ткань бледно-розового тона и перламутровый нижний слой. Я буду похожа на сорванную ветром пушинку одуванчика, нежную, трепетную и совершенно неузнаваемую. Я другая!

Идея приходит внезапно, и я озвучиваю:

— На конкурс я явлюсь в лосинах и широких штанах с обрезанными брючинами.

Поперхнувшись чаем, Мэри с трудом откашливается. Одна из девушек обмахивает её платком, лакей протягивает стакан с водой. Кашлянув напоследок, Мэри делает глоток и не глядя возвращает сткана, уверенная, что слуга успеет забрать и не позволит ему разбиться.

Уставившись на меня, Мэри некоторое время молчит.

Я отправляю в рот засахаренный орешек — вкусно.

Понаблюдав за мной, Мэри делает неопределённый жест:

— Дерзко. Начинаю понимать Дана…

— Нет, не понимаете, — усмехаюсь я.

Поднявшись, я поворачиваюсь к Мэри лицом, вдыхаю поглубже. Зачем мне ждать какой-то там концерт? Я запеваю о крыльях, о свободе.

Я вкладываю в пение всю себя.

Но за реакцией я всё же слежу. Краем глаза, не больше. Просто трудно не заметить, как все обладатели зелёной формы начинают пятиться. Наверное, они от восторга. Мэри смотрит на меня ошеломлённо. Она как рыба открывает и закрывает рот, не издавая ни звука. А когда я добираюсь до куплета, она, не вынеся моего великолепия, поднимает руки к голове и зажимает уши.

Я продолжаю петь, а завершаю выступление как настоящая артистка — поклоном. Хм, я и есть настоящая артистка. Можно сказать, что первый камерный концерт дан.

— Вижу, вам понравилось? — улыбаюсь я, вернувшись в кресло.

— Карин, ты не шутила? Ты пойдёшь на конкурс?!

— Да.

— Я хочу это видеть. Брюки, говоришь? Лосины, брюки. Предлагаю туфли, а верх…

— Мужская рубашка, — перебиваю я.

— Мужская рубашка, — соглашается Мэри, — и, поверь моему вкусу, пояс-корсет.

— Да. И для концерта что-то… не менее дерзкое.

— Я хочу это видеть, — повторяет она. — Я обязательно приду. Только куплю беруши.

Моя улыбка становится ещё более счастливой — у моего таланта появилась первая почитательница. Иначе бы она не пошла на мой концерт, правильно? Как оно там на самом деле мне не интересно, потому что меня распирает от радости.

Главное, не лопнуть.

Мы завершаем подбор одежды, и я становлюсь обладательницей ещё двух нарядов. Забирать с собой всё смысла нет — “Галерея” как и любой магазин подобного класса предлагает доставку на дом. Но оставаться в одежде, в которой я приехала в Огл никакого желания. Старая одежда совершенно не соответствует новой мне, она меня не радует.

И я переодеваюсь.

На самом деле мне просто не терпится выйти в короткой юбке из моей мечты, не терпится почувствовать каково это, вылезти из старой шкуры и, глядя в зеркало, убедиться, что моя жизнь совершенно изменилась.

Мэри не возражает, лишь замечает:

— Попробуй распустить волосы, Карин. Тебе пойдёт.

Я пробую и результат мне нравится.

И именно в этот момент возвращается Дан. Он входит быстрым шагом и, увидев меня, будто на невидимую стену налетает. Останавливается. Его глаза широко распахиваются. Дан с каким-то хрипом втягивает воздух:

— Карин?

Глава 54

Что с ним? Почему его взгляд становится таким шалым?

Мэри тихонько усмехается. Я слышу, как она говорит одной из девушек заказать новый каталог свадебных платьев. Чушь говорит, но… почему-то сейчас, когда Дан ослабляет ворот, её слова не кажутся такими уж нереальными.

Опомнившись, Дан быстро берёт себя в руки и притворяется, что ничего не произошло. Я в ответ улыбаюсь:

— Я готова?

— Тебе идёт, Карин.

Я вдруг понимаю, что несмотря на восстановленный самоконтроль, Дан продолжает смотреть на меня с желанием.

Он ничего себе не позволяет, отстранённо благодарит Мэри и уточняет, какие у меня планы дальше, а у меня планы самые грандиозные. Песни у меня готовы, репетиции с моим талантом не нужны. Нужна музыка, но это проблемы Дана. Ввязываясь в спор, я рассчитывала посадить любимого наставника за клавесин.

Останется арендовать зал, назначить дату, указать её на готовой афише… Не мелочась, заклею весь город. Точнее, насколько хватит остатков гонорара.

Ах да, ещё билеты.

Раз я талант, то мой концерт не может стоить дёшево. Память подбрасывает одно воспоминание. Уже после переезда, когда мир ещё не выцвел для меня в беспросветную серость, но был к этому близок, Берт принёс билеты на премьеру, а я отказалась идти. Помню, он высказал мне, во сколько ему обошёлся билет. Если очень приблизительно перечитать по курсу, то получается… около пяти фунтов? Зарплата горничной за два месяца, ха… Поставлю десять! Или лучше… двадцать.

— Мэри, нарисуешь меня для афиши? Мне нужен оттиск для типографии.

— Любой каприз, дорогая. Дан, дорогой, ты не возражаешь, если я нарисую тебя тоже

— Возражаю.

— Я так и знала, — вздыхает он. — Придётся изобразить музыканта спиной к залу. Все всё равно потом решат, что это ты. Карин, я приглашаю тебя в свою мастерскую.

— Вот это да! — восклицаю я и подпрыгиваю.

Дан тяжело вздыхает, смотрит на меня, челюсти у него медленно сжимаются, на лице появляется гримаса упрямства. Я ожидаю возражений, но Дан, поиграв желваками, удивляет — он не произносит ни слова.

— Дорогой, тебе не обязательно ждать, — сладко улыбается Мэри. — Я отправлю Карин на своём экипаже, не переживай, что ей придётся нанимать случайную колымагу.

— Прекрасно, — цедит он.

— Дан, если ты не занят…?

Он оборачивается:

— Не особенно. А что?

— Позволь дать тебе дружеский совет? — улыбается Мэри. — Подумай, какой букет ты подаришь Карин на концерте и как поздравишь с выступлением на конкурсе.

— Оставь свои советы при себе.

Мэри провожает его взглядом:

— Карин, спорим, именно этим он сейчас и займётся?

— Преувеличиваете, Мэри, но спорить не буду.

— То есть ты допускаешь, что я могу быть права? Ладно, действительно, идём в мастерскую. Будет тебе афиша. Ты, кстати, сценический псевдоним возьмёшь или будешь выступать под своим именем?

О псевдониме я до сих пор не думала. Я готова выступать под своим именем, но… я из аристократического рода. Я не хочу бросать тень на репутацию папы. Вряд ли он обрадуется, если о нём будут говорить, что он отец безголосой певички, скачущей по сцене в сумасшедшей одежде, поэтому лучше я не буду использовать родовое имя.

Что касается личного имени, то полное оно слишком длинное — Каринат. Буду просто Кари? Нет, не просто. Чего-то не хватает…

Моя фамилия Тавиран, а Дан Тельви. Удивительное совпадение — наши фамилии начинаются с одинаковой буквы.

— Я буду выступать под именем Кари Ти, — решаю я.

— Ты сейчас придумала? — уточняет Мэри.

— Да, а что?

— Нет, ничего. Удивляюсь… Обычно выбору сценического псевдонима придают чуть больше значимости и тратят даже не часы, а дни.

— Но я выбрала хорошее имя.

— Действительно, — она распахивает дверь и пропускает меня.

Мастерская художницы с первого взгляда удивляет меня панорамными окнами, через которые льётся яркий дневной свет. На правой стене устроены полки, на которых в беспорядке лежат кисточки, рулоны холстов, палитры, банки с краской и невесть что ещё.

Слева мольберты, законченные и незаконченные картины. Здесь всю — портреты, сюжетные картины, пейзажи, натюрморты, даже просто кляксы, и то есть. Глаза разбегаются. Я пытаюсь зацепиться хоть за какое-то изображение и просто понять, насколько мне нравится манера Мэри, но она увлекает меня за ширму и решительно сажает на очень высокий стул.

— Сегодня я сделаю несколько набросков и пришлю тебе вместе с нарядами. Я сделаю вариант, о которым говорила ты и покажу тебе своё видение. Я убеждена, Карин, некоторые вольности афише пойдут только на пользу.

— Хорошо.

То, что Мэри художница, удача для меня. Я уверена, что то, что она предложит, мне понравится.

А вот на стуле сидеть неудобно…

Мэри устанавливает перед собой сразу три мольберта, вооружается не красками, а самым обычным карандашом.

— Голову чуть выше, — командует она. — Поверни колени вбок и ногу, которая дальше от меня вытяни. Да, так.

Карандаш порхает по холсту. Мэри нажимает слишком сильно, и грифель ломается. Она выхватывает из подставки следующий, а в другую руку берёт ластик и что-то правит. Мне, если честно, любопытно спрыгнуть со стула и подойти посмотреть, но я понимаю, что Мэри это может не понравиться, потому что творчество может быть… слишком личным. Если бы кто-то заглядывал мне через плечо, когда я писала песни, мне было бы неприятно. Правда, Дан исключение.

Мэри несколько раз командует сменить позу, и каждый раз её голос становится всё более и более раздражённым.

— Что-то не так? — уточняю я.

— Всё не так. Забудь про позирование, встань и закрой глаза. А теперь представь, что ты на сцене. Перед тобой зрительный зал, у меня не мольберт, а клавесин. На сцене зачем-то стул. Возможно, его забыли. Представь и выступай. Бедные мои уши.

— Купол тишины? — предлагаю я, не открывая глаз.

— Будет очень мило с твоей стороны, Карин.

Я сплетаю чары и отделяю себя от Мэри незримой завесой и мысленно переношусь на сцену. Я представляю полный зал ждущих моего выступления зрителей, делаю глубокий вдох и запеваю песню, которую написала самой последней. Почему-то мне хочется спеть именно её.

Воображение играет настолько ярко, что я переживаю концерт как наяву, пока меня не обрывает ворчливый голос Мэри:

— Достаточно, Карин.

— Можно посмотреть? — “просыпаюсь” я.

— Нельзя. Я же сказала, что пришлю. Я тебя уверяю, Карин, получилось восхитительно. Я не ожидала. Всё, не мешай мне. Лори, проводи гостью!

Глава 55

Когда тебя настолько откровенно выпроваживают, заупрямиться можно, только смысл?

На моё “до свидания” Мэри даже не реагирует. Карандаш порхает над бумагой, Мэри проваливается в творчество, наверное, совсем как я. Она высовывает кончик языка, что-то мычит сама с собой, а взгляд у неё становится подозрительно проказливым. Мне бы призадуматься, но я делаю шаг из мастерской, Лори предельно осторожно, чтобы не издать даже тихого хлопка, прикрывает дверь и провожает меня на первый этаж.

— Госпожа, экипаж будет подан через несколько минут. Простите за ожидание.

— Всё в порядке. Благодарю.

Вернуться в дом к Дану?

Сама я с поиском типографии не справлюсь, да и не хочу я заниматься поисками. Я уверена, у Марка получится гораздо лучше, чем у меня, так что надо объяснить ему задачу, а заодно узнать, не приходили ли новые письма.

Проходит больше времени, чем обещанные несколько минут.

Лори куда-то делась.

Я выжидаю ещё минуту и поднимаюсь из кресла. Вряд ли про меня забыли, но странно…

— Госпожа, только к окну не подходите! — окликает меня одна из девушек.

— Что случилось? — оборачиваюсь я.

— Экипаж не может подъехать, потому что у входа собрались газетчики. Кажется, у них интерес к вашей личности, госпожа. Как насчёт того, чтобы выбраться через чёрный ход?

— Прекрасная идея.

Однако…

Это последствия моей заказной статьи?

А у дома Дана они тоже будут караулить?

Всё же я подхожу к окну, но не открыто, а встаю сбоку и лишь выглядываю в щёлку между шторой и стеной. Снаружи ступеньки действительно оккупировали человек десять. Спасибо, что не ломятся в “Галерею”. Я поспешно отстраняюсь.

Появляется Лори и приглашает пройти за ней. Ещё и просит прощение за то, что вместо роскошного экипажа мне будет подан закрытый возок, в котором обычно доставляют заказы. Я отмахиваюсь от извинений и снова благодарю.

Выходить — пусть меня и уверили, что всё в порядке — немного боязно, но не прятаться же мне в “Галерее” вечно. К счастью, опасения напрасны. Лори объясняет, что одновременно к главному входу подойдёт экипаж и к нему, спрятавшись под плащ, выйдет одна из сотрудниц, отвлечёт внимание.

Что же, сцену разыгрывают как по нотам, и возок, избежав внимания, увозит меня.

Удивительно, что у дома Дана газетчиков нет. Возможно, не рискнули связываться? Или дело в магической защите?

Нет, дело в маскировочных талантах газетчиков:

— Это она! — слышу я крик.

— Госпожа, один вопрос!

— Госпожа, город действительно поразила новая “костянка”?!

— Госпожа, у вас роман с магистром Тельви?

Ничего не могу с собой поделать, я растерянно оборачиваюсь, и это становится роковой ошибкой, потому что, пока я медлю, газетчики с поразительным проворством ухитряются вклиниться между мной и крыльцом. Я оказываюсь в кольце и просто не могу пройти.

— Госпожа, ваш комментарий!

— Госпожа, что произошло на кладбище?

— Госпожа, магистр Тельви пригласил вас, потому что сам не справляется?

Они думают, я могла бы ответить, если бы захотела? Вопросы сыплются на меня как градины во время стихийного бедствия. Я чувствую себя… в ловушке. Обратная сторона славы, да? Хм…

Хм…

Я обвожу газетчиков взглядом и поднимаю руку, призывая к тишине.

— Господа, меня настолько впечатлила ваша решительность, что я готова открыть вам тайну.

Газетчики замолкают.

Я отчётливо понимаю, что молчание они мне не простят. Но я и не соибраюсь молчать, у меня очередная безумная идея, и я наоборот тороплюсь её выплеснуть до того, как она погаснет под гнётом здравого смысла.

Улыбнувшись, я жестом прошу газетчиков расступиться, поднимаюсь на крыльцо. Они, словно опасаясь, что я ускользну, но я делаю шаг от двери к перилам, опираюсь одной рукой.

— Госпожа, в каких вы отношениях с магистром Тельви?

— Госпожа, нам ждать объявления помолвки.

Почему они не обращаются ко мне по имени? Не знают? Для меня это… преимущество.

Я снова поднимаю руку, призывая к тишине.

— Господа, причина, по которой я приехала в Огл, особенная. С детства я мечтала о двух вещах. О магии и о пении. Первую свою мечту, как видите, я осуществила и продолжаю оттачивать мастерство. Что касается второй мечты… Я приехала в Огл, чтобы выступить на конкурсе талантов Эльфийского королевского Двора, а прямо сейчас я в процессе подготовки своего первого концерта. Ждите афиши по всему городу.

— А… — начинает кто-то, но я уже не слушаю.

Я обозначаю лёгкий поклон, будто я на сцене, а газетчики мои восторженные зрители, и скрываюсь от них в доме, как за кулисами.

Дверь захлопывается за моей спиной, отрезает от газетчиков.

Не знаю, что получится из моей спонтанности, но я собой довольна.

Чего не скажешь о встречающих меня в холле Дане и Марке. И если мой помощник смущённо переступает с ноги на ногу, то Дан скрестил руки на груди и не скрывает раздражения, смешанного с неодобрением:

— Марк уверял, что тебя надо спасать, — заметив, что Марк виновато опускает голову, Дан одобрительно хлопает его по плечу. — Правильно уверял.

— Спасибо, Марк. На самом деле в первый момент я очень растерялась, Если бы я не догадалась рассказать о концерте, я бы не прошла.

Марк приободряется.

Дан вздыхает:

— Боюсь представить, что завтра напишут в газетах.

На ум приходит сразу пяток неприятных для Дана ответа, но я сдерживаюсь. Отвечать раздражением на раздражение… что хорошего? Я не просто заняла уголок в его доме, я бесцеремонно вторглась и разрушила его спокойную жизнь, устраиваю встряску за встряской. Дан мог предоставить мне разбираться с газетчиками самостоятельно — я же настаиваю, что я самостоятельная взрослая особа. Но Дан, несмотря на справедливое ворчание, стоит здесь, чтобы меня подстраховать, чтобы помочь при необходимости. За его недовольством скрывается беспокойство обо мне.

— Спасибо, Дан, — я подхожу к нему близко-близко, заглядываю в глаза.

Дан отворачивается слишком поспешно.

— Почему бы тебе, дорогая ученица, не заняться учёбой? — цедит он.

— Уже иду, — я обхожу его и поднимаюсь по лестнице до середины. Ничего не могу с собой поделать, маленькое хулиганство так и рвётся и я оборачиваюсь через плечо. — Дан, ты такой милый.

На вершину лестницы я взбегаю и, провожаемая тихим ругательством, сразу же сворачиваю в коридор, ведущий к библиотеке. Я действительно намерена позаниматься. Мне нравится чередовать магию и пение, не говоря о том, что практиковаться в чарах необходимо для восстановления энергетической оболочки моей души.

В библиотеке меня нагоняет Марк, и я уточняю:

— Были новые письма?

Глава 56

Новых писем не было, поэтому я коротко обрисовываю задачу найти типографию, узнать, какой концертный зал в Огле самый престижный, узнать всё про подачу заявки на участие в конкурсе талантов…

Я фонтанирую идеями, Марк же моего энтузиазма не разделяет. Вид у него становится грустным, но он кивает:

— Да, госпожа.

— Что-то не так? — я останавливаю сама себя. — Марк, если ты думаешь, что что-то из того, что я говорю, может быть для тебя проблемой или опасно или… Не надо, ладно? Скажи откровенно, и я найду себе второго помощника. Ты, например, будешь заниматься письмами, следить за моим будущим графиком выступлений. А арендовать концертный зал я поручу кому-то ещё.

— Нет, госпожа, не опасно. Я… боюсь не оправдать ваших ожиданий.

— Марк, но у меня нет ожиданий, — улыбаюсь я. — Развлекайся в удовольствие, договорились?

— Госпожа… Я пошёл.

— Береги себя, Марк.

Я открываю недочитанную книгу и погружаюсь в учёбу. То ли потому что я перечитываю, то ли потому что знаю, к чему автор ведёт и какие выводы делает в конце первого раздела, я гораздо лучше понимаю смысл каждого абзаца. “Пробелы” остаются, но их не так много. Самое главное, что у меня появляется цельная картина.

Страница за страницей, я незаметно для самой себя добираюсь аж до середины книги. И я не продираюсь, через словесные конструкции, нет. Я действительно понимаю общую идею написанного. Чувствую себя начинающим гением…

Прерывает меня Кэрри.

Я не сразу понимаю, что слышу — очень тихий стук рядом. Я с трудом отрываюсь от чтения, поднимаю глаза и вижу девочку.

— Госпожа, простите…

— Смелее.

— Мне приказали передать вам, что ваши наряды доставлены. И ещё… Кизы? Ризы? Я не запомнила!

— Эскизы?

— Д-да.

— Со временем освоишься, — обещаю я. — Я тоже многих слов ещё не знаю, поэтому учусь.

Я взвешиваю на руке книгу, и Кэрри отвечает неуверенной улыбкой.

Настрой потерян. Наверное, я могу вернуться в состояние погружения в учёбу, но вряд ли это нужно. Пусть уляжется то, что я уже прочитала. И… пробелы копить не стоит. А ещё мне нужна практика.

Ну и эскизы увидеть невтерпёж.

Я захлопываю книгу, возвращаю в стопку на угол стола. Кэрри, воспользовавшись заминкой, убегает, а до меня доходит, что её отправили ко мне не просто так. Девочку мягко подталкивают к исполнению роли моей младшей помощницы и, вероятно, в будущем, личной горничной. Кстати, кто отправил? Уверена, что не Дан. Одна из служанок или Марк? Как бы то ни было, девочка уже сбежала и я не вижу смысла звать её обратно.

Нераспакованные наряды я нахожу в своей комнате, а вот эскизов почему-то нет.

Взгляд цепляется за приоткрытое окно. Уже вечер, а я не заметила?

Хм…

Я выглядываю в коридор и нахожу служанку. Приходится напрячь память, чтобы вспомнить её имя.

— Добрый вечер, Люсиль.

— Госпожа?

— Эскизы… Я не увидела их в комнате.

— Лакей из “Галереи” передал их господину в руки.

— Спасибо.

Дан до сих пор работает? Если я приглашу его на ужин, это не будет навязчиво? Очень странно приглашать на ужин хозяина дома в его же столовую…

В задумчивости я иду по коридору. Перед кабинетом Дана я останавливаюсь и стучусь. Мне кажется, что Дан отвечает, и я открываю дверь, делаю шаг в кабинет.

— Карин?!

Дан как будто пугается.

Он слишком резко встаёт, и со стола от его движения разлетаются несколько карточек.

Одна соскальзывает ко мне и ложится рисунком вверх.

На карточке изображена я. Обнажённая.

— Дан? — у меня само получается. Я протягиваю руку, и чары рождаются так естественно, как дыхание. Магия словно продолжение моей руки. Точь-в-точь как учил Дан.

Незримый ветер подхватывает картинку, поднимает вверх к потолку и плавно опускает мне в руки. Вот уж… не ожидала. Изображена я и не я одновременно. Лицо моё, но более выразительное, чем я привыкла видеть в зеркале. Макияж? Лесть художницы? А вот тело точно не моё. Нет у меня настолько плавных изгибов, нет такой пластики, осанки. Талия не такая осиная и ноги короче.

Или нет? Я понимаю, что Мэри больше фантазировала, чем писала с натуры, хотя во время примерки без платья, в одном белье, она меня видела.

Глядя на портрет, я не могу представить себя в роли соблазнительницы. На картине нет ничего вульгарного, отталкивающего. Есть красота, уверенность в себе и смелость.

Хм?

Надо же, какое удивительное открытие — я уверена в своём голосе, в своём певческом таланте, которого нет, я ведь сама слышала, как я вою, но я совершенно не уверена в своём теле и своей внешности. Забавно…

Мэри воистину талантлива и одарена, показала мне то, чего я в себе в упор не замечала.

Я поднимаю руку ладонью вверх, и ко мне слетаются другие чёрно-белые наброски. На всех я обнажена.

— Я объясню… — запинается Дан. — Это не то, что ты думаешь.

Почему это звучит как объяснение мальчишки, застигнутого за подглядыванием?

Чем больше я перебираю изображения, тем больше мне нравится то, что я вижу. В голове даже мелькает напрочь безумная мысль — жаль, что нельзя использовать эти наброски на афише. Обо мне бы заговорил не только Огл, не только всё наше королевство, но и весь континент. Или можно? Меньше откровенности, больше тайны… Нет, всё же не стоит шокировать красотой.

— А что я думаю, Дан? — я склоняю голову к плечу и взмахиваю зажатыми в руке изображениями как веером. Я нарочно взмахиваю так, чтобы Дан их увидел.

Я подхожу ближе и рассыпаю эскизы по столу.

Дан опускает взгляд и тотчас поднимает.

— Карин, это прислала Мэри. Она прислала два конверта. Для тебя, — он кивает на тумбу, — и для меня. Я открыл, а там… это.

— Тебе понравилось, Дан? — кажется, я мурлыкаю. А ещё я ловлю себя на том, что пытаюсь отдалённо повторить позу с одной из картинок, встаю так, чтобы подчеркнуть изгиб талии.

И взгляд у меня становится…

Не знаю, каким — я себя со стороны не вижу — зато ощущаю поднимающийся вдоль спины жар. Если бы Дану не понравилось, он бы убрал эскизы сразу, но он перебирал.

— Мне… Карин, не нужно.

Что не нужно?

Он выскакивает из кабинета, и я остаюсь в одиночестве. Я вспоминаю, что Дан провёл чёткую границу, вспоминаю, что между нами не может быть никаких отношений, кроме деловых. Я смотрю ему вслед и чувствую острое разочарование, даже отверженность. Да что со мной?! Магия, карьера певицы…

Пора признаться себе, что о любви, волшебной как в сказках, необъятной, окрыляющей, счастливой я мечтала не меньше, чем о свободе и яркой жизни.

Почему именно Дан? В мире столько привлекательных холостяков… Время, которое я знакома с некромантом, можно было бы посчитать в часах. Интересно, сотня наберётся? Две, уверена, ещё нет.

Я оставляю эскизы на столе, забираю адресованный мне конверт и, прежде чем уйти, совершаю маленькое хулиганство. Мне всё равно, даже если после этого Дан откажется меня учить и попросит из дома — мои обнажённые изображения я не оставляю на столе, а раскладываю по всей столешнице.

Глава 57

Ноги сами приносят меня в спальню. Я кладу конверт от Мэри на ближайшую тумбочку и подхожу к окну, но устоять на месте, глядя в ночной мрак, не получается и я принимаюсь наворачивать круги по комнате. В голове сумбур, а перед глазами Дан.

Попросит он меня или нет, но желание он мне задолжал и сезон будет играть на клавесине. Ну или пока я не найду, кем его заменить, но от мысли, что вместо Дана играть мне будет кто-то другой, меня аж передёргивает.

Ужин… сегодня мимо, аппетита нет.

Пробежка по комнате успокаивает, я сажусь на кровать и понимаю, что эмоции упрямо бурлят, неясное предвкушение щекочет нервы. Чтобы отвлечься, я открываю конверт. Мэри пошутила с Даном, но мне-то она должна была сделать эскизы…

Увидев то, что выпадает мне на ладонь, я нервно сглатываю. Мэри пошутила от души. На карточке Дан. Всё те же чёрно-белые изображения, чёткие линии будоражат воображение. Дан изображён обнажённым, и в каждой позе сквозит желание. Я перебираю карточки — не могу оторваться. Щёки опаляет огнём, сердце частит и готово выпрыгнуть из груди. Когда я добираюсь до второго конверта с эскизами афиши, мне уже не до мыслей о концерте, я представляю себя с Даном. Я уверена, что карточки парные. Я хочу их сложить!

Естественно, я не пойду в кабинет к Дану и не буду раскладывать пасьянс.

Я иду в ванную в надежде, что, ополоснувшись, смою с себя и жар, и фантазии, и желание, но вода не помогает, наоборот, я распаляюсь ещё больше, потому что на паре карточек мы были отнюдь не в спальне.

Чтобы уснуть, надо просто… устать. Лучший способ утихомирить разбушевавшуюся страсть — спуститься в зал и попрактиковаться в магии.

Я выскакиваю из спальни как есть, в лёгкой ночной сорочке. В новенькой, из “Галереи”.

Надо вернуться и хотя бы что-то накинуть, но… кто меня ночью увидит? То, что в дом, например, могли прийти гости, как было с визитом экзаменатора, я вспоминаю уже на лестнице. В доме тихо… Я продолжаю спускаться, но уже не бегом, а осторожно.

Кажется, не сплю только я. Мои тихие шаги — единственный звук, который я слышу.

Дверь зала легко поддаётся. Я приоткрываю узкую щель, проскальзываю в зал. Хлопок закрывающейся двери слишком громкий для тишины.

— Карин?

Дан здесь?!

— Я…

Я замираю, застигнутая врасплох, оглядываю зал и никого не вижу. В зале темно, и свет идёт только от огонька, которым я подсвечивала себе путь через дом.

Справа движение, и на границу тени и слабого сияния выходит Дан. Я с первого взгляда понимаю, что с ним что-то не так. Дан бледен, глаза лихорадочно горят, и в них… горит страсть. Я нервно облизываю губы, и Дан подаётся ко мне, очень аккуратно опускает ладони мне на плечи, придерживает, но не удерживает.

— Это сон, да? — хрипло спрашивает он, и я чувствую острый запах коньяка и чего-то такого же тяжёлого. — Я только что видел Алию. Правда в том, что до неё была Кэрри. Тоже погибла.

— Кэрри? — переспрашиваю я.

Неужели его отношение к сестре Марка и к самому Марку особенное из-за совпадения имени?

— Да. Она была очень милая и походила на пугливого котёнка, сирота. У неё не было особых талантов, но она брала старательностью. Боялась, что учитель за слабые успехи отошлёт её в приют.

Вот и разгадка.

Сестра Марка тоже милая, тоже похожа на котёнка, тоже пугливая и готова стараться изо всех сил.

— Она… не твоя ученица? — он вспоминает её вместе с Алией, но почему-то говорит об учителе в третьем лице как о ком-то постороннем.

— Официально нет. Неофициально… да. Я помогал Кэрри. Именно я показал ей способ быстро растянуть энергетические каналы. Метод опасный, и я просил не начинать без меня. Она обещала. Потом я замотался в делах, а она не стала ждать и сгорела.

— Это не твоя вина, Дан.

— Все мои ученицы гибнут, — выдыхает он.

Внезапно Дан наклоняется ко мне, замирает. Я могу отстраниться, но подаюсь к нему, и Дан обхватывает меня, стискивает в объятиях, целует. Я целую в ответ и понимаю, что лямки ползут по плечам, открывая ключицы прикосновениям.

Неужели сейчас мы…?

До свадьбы неприлично, ни одна уважающая себя юная госпожа не вступит в близость с мужчиной до официальной церемонии. Но ведь я решила не быть приличной? Я решила быть собой.

Неловко я стягиваю с Дана рубашку, благо она уже была расстёгнута и провожу по горячей коже. Моя смелость словно отрезвляет Дана. Он шумно глотает воздух и отстраняется, смотрит на меня ошеломлённо.

— Дан?

— Ты настоящая, Карин. Я не сплю.

— Ты не спишь, — с сожалением соглашаюсь я, и Дан немедленно отстраняется.

— Прости, я выпил.

Он выскакивает из зала.

Я бросаюсь следом раньше, чем соображаю, что делаю. Наверное, Дан не ожидал, что я выбегу за ним. Я успеваю нагнать.

— Ты не виноват, — повторяю я, ловлю его за руку, но Дан забирает у меня ладонь.

— Карин, дело не в том, виноват я или нет, а в том, что меня преследует злой рок. Девушки, которые доверяются мне и признают как старшего, как учителя, гиб-нут, — он проговаривает страшное слово по слогам. — Что будет, если ты останешься со мной?

— Что? — я догадываюсь, но пусть скажет.

— Однажды ты решишь, что хочешь больше силы и погибнешь в поисках могущества точь-в-точь как они.

— Дан, ты понимаешь, насколько абсурдно звучит твоё пророчество? Будущего не существует, мы создаём его здесь и сейчас. Проклятий, рока и прочей чепухи не существует.

Я пытаюсь достучатся, но вижу, что говорю в пустоту. Дан меня слушает, но не слышит. Не хочет слышать? Я вдруг понимаю, что он… боится за меня и, отталкивая, пытается защитить меня от призраков прошлого, а себя наказывает за то, что допустил, не уберёк, не усмотрел.

А ещё я понимаю, что не смогу достучаться.

— В городе опасно, Карин, и ты должна уехать. Завтра же. Марка и Кэрри тоже отправятся с тобой.

Случилось то, о чём я думала. Только Дан выставляет меня не только из дома, а сразу из города.

— Вот уже нет, прах побери! Я съеду в гостиницу, но не из Огла. У меня концерт и конкурс, а ты мне задолжал игру на клавесине.

— Карин… хватит. У тебя ничего не получится хотя бы по той очевидной причине, что без меня принять новые заказы ты не сможешь. Утром я дам тебе рекомендательное письмо в Академию. Я должен был действовать раньше, но эгоистично оттягивал этот момент. Спасибо, Мэри открыла мне глаза. Прости и… прощай. Однажды ты станешь великой некроманткой не фальшиво, а по-настоящему. Я буду ждать.

Он уходит, и я не успеваю спросить, что именно Дан собирается ждать — мой успех или время, когда он будет готов дать нашим отношениям шанс.

Я сажусь прямо на пол и мне хочется рыдать.

Глава 58

В выделенные мне комнаты я возвращаюсь ближе к полуночи, падаю на кровать поверх одеяла.

Почему так? У меня будто опора из-под ног выбита. Я видела будущее, у меня был план, я знала, что могу брать заказы, и гонорара, который остаётся после выплаты Дану его доли, хватает и на платья, и на афиши.

С доходом можно попрощаться, с крышей над головой — тоже. Уроки магии для меня закончены временно. Я вспоминаю визит экзаменатора, его предложение, и меня снова передёргивает.

Кажется, что я разом лишаюсь всего, чего достигла.

А что из того, что я сделала, считать достижением? Что мне делать дальше? Как доказать Дану, что он неправ? Почему он уверен, что на нём проклятие? Почему мне стало тягостно? Почему-почему-почему! Голова сейчас взорвётся!

В конце концов я забываюсь тревожным сном и мне мерещится, что над моей кроватью стоит незнакомая девица. Лицо обрамляют рыжие кудряшки, на загорелой коже упрямо проступают тёмные конопушки, глаза зелёные, а уши… кошачьи?

— Мяу, — говорит она.

— Ты Кэрри? — догадываюсь я. Дан сравнивал погибшую девушку с котёнком, вот мне и снится…

— Кэрри, — соглашается она. — Знаешь, почему он увяз в делах и не приходил? Он испугался, что у меня ничего не получится. Он не верил в меня, не верил в Алию и не верит в тебя. Думаешь, он будет отличаться от Берта? Не-а, он такой же. Уходи, пока не поздно.

Звучит зловеще.

Вроде бы ничего плохого во сне не происходит, я просто разговариваю с тенью, порождённой моим воображением, но просыпаюсь как от кошмара в холодном поту. Я резко сажусь, оглядываюсь. За окном брезжит рассвет, солнце ещё не вставало.

Я вдруг понимаю, что меня разбудило.

Из трюмо выпало зеркало, и осколки устилают пол.

— Госпожа, у вас всё в порядке? Я могу войти? — раздаётся голос горничной.

— Да, Люсиль. Зеркало…

— Госпожа, вы не пострадали?

— Я в порядке. Принеси мне, пожалуйста, горячий шоколад.

— Да, госпожа.

Сверкать по дому ночной сорочкой меня больше не тянет, я нее только набрасываю и наглухо застёгиваю платье, но и закутываюсь в палантин. Горничной предстоит собрать осколки, а я, чтобы не мешать, выйду.

Предчувствия у меня мрачные, и я, получив чашку с горячим шоколадом, выхожу на стеклянную террасу, на которой проходили наши с Даном завтраки. Я не хочу уходить, но принимаю решение Дана таким, какое оно есть и мысленно прощаюсь.

Грустно…

Я опираюсь на бортик, смотрю, как небо окрашивается нежной розовато-золотой краской, делаю первый глоток. Несмотря ни на что здесь, ранним утром на террасе мне хорошо. От горячего шоколада переживаниям становится невыносимо приторно, и они уходят, а я остаюсь наедине с утром, наедине с напитком, наедине с собой. Заведу себе привычку выходить на рассвете. Глоток за глотком я допиваю горячий шоколад, а новый день расцветает. Я словно пью утро.

Я справлюсь. Как нибудь…

Я ведь везучая.

Горячий шоколад заканчивается, а утренняя прохлада забирается под палантин. Интересно, горничная уже прибралась? Я ухожу с террасы, прикрываю за собой дверь и возвращаюсь в спальню. Уже нет ни осколков, ни горничной. Я сцеживаю в ладонь зевок и понимаю, что не выспалась. Я раздеваюсь, забираюсь под одеяло.

И проваливаюсь в сон без сновидений, никакие тени меня больше не тревожат. Горничная тоже меня не беспокоит. Когда я просыпаюсь, время к полудню. Я тянусь и нехотя выпутываюсь из-под одеяла.

Услышав, что я встала, стучится Люсиль.

— Доброе утро, — улыбаюсь я. Ночные тревоги растаяли. — Дан уже завтракал?

— Господин уехал по делам.

— Вот как…

Может, мне не надо собирать вещи? Когда Дан говорил, что я должна покинуть Огл, он был не совсем трезв. Не удивлюсь, если он сожалеет.

— Госпожа проснулась? — доносится до меня голос Кэрри.

— Заходи! — окликаю я.

Девочка вбегает и вдруг бросается мне на шею:

— Госпожа, вы правда уезжаете?

— Что?

Отвечает Люсиль:

— Господин сказал, что вы покидаете Огл и приказал помочь вам собрать багаж.

— Да, помоги, пожалуйста.

— Дядя Дан вас выгоняет? — Кэрри очень тонко улавливает. — Он обещал отправить меня в Пансион одарённых сеньорит.

— Ты против?

— Я хочу! Но… Марем же в Пансион нельзя!

— Я уверена, что для мальчиков тоже есть школы, ничуть не хуже, чем для девочек.

— Да, но тогда мы не будем вместе!

— Кэрри.

— Если мы не можем быть вместе здесь, давай вернёмся домой? Дома было не так красиво и часто голодно, зато никто нас не разлучал! — она шмыгает носом.

— Ты любишь брата?

— Да!

— И ты хочешь, чтобы он голодал?

Кэрри отшатывается, её глаза широко распахиваются. Она явно осознаёт, в какую ловушку смыслов она попала. Я подспудно ожидаю, что девочка согласится учиться, но она удивляет:

— Марь тоже меня любит. Я уверена, что он сам выберет остаться со мной. Не так уж и сильно мы голодали.

Я теряюсь. Кэрри не понимает, что вернувшись с ней в родной город, Марк потеряет шанс на лучшее будущее? Он рискнул связаться со мной, лишь бы вырваться. Не удивлюсь, если их комнаты уже захвачены соседями, и возвращаться детям некуда. А ещё Кэрри уже очень красивая, и с каждым днём становится всё очаровательнее.

— Ты спрашивала Марка?

— О чём, госпожа? Он постоянно говорит, что любит меня.

— Я уверена, что он любит тебя. Но именно из любви он поддержит идею твоей учёбы, Кэрри.

— Нет!

— Госпожа, я могу войти? — слышу я Марка.

— Секунду! — я поспешно переодеваюсь, и Люсиль помогает справиться с застёжками, поправляет ворот, рукава. — Входи!

— Госпожа, господин дал Кэрри рекомендацию в очень хороший Пансион. Он говорит, что там хорошие условия, хорошо учат, есть стипендия. Обучение бесплатно.

— Марь, нет!

— Кэрри, да. Я понимаю, что ты боишься, но ты станешь магиней.

— Я не хочу становиться магиней! Я хочу домой. Мы зря сюда приехали, надо было остаться и жить как жили. Зачем ты потащил нас сюда?

— Затем, что это наш шанс, Кэрри. Твой и мой.

— Мне не нужен шанс, Марь.

Он смотрит на сестру:

— Кэрри, шанс нужен мне, — твёрдо произносит Марк, глядя сестре в глаза.

Девочка открывает рот, но не издаёт ни звука. Тяжело дыша, она часто-часто моргает. Глаза становятся влажными, и Кэрри пускает слезу:

— Ты меня больше не любишь, Марь?

— Люблю, сестрёнка. Именно поэтому ты едешь в Пансион.

— А ты? Ты тоже едешь в Пансион для молодых сеньоров?

— Нет, Кэрри. Я остаюсь с госпожой.

Глава 59

У девочки кривится лицо, словно она вот-вот заплачет, но Кэрри сдерживается. Она отворачивается и выбегает. Кажется, она всё-таки расплачется, но не у нас на глазах. Марк смотрит ей вслед с грустью, но не догоняет, позволяет ей остаться с её чувствами наедине, справиться самостоятельно.

— Ей страшно, — пытаюсь я его утешить. — Она поймёт…

— Если честно, когда родителей не стало, я прятал её и каждый раз думал, что она захочет выбраться во внешний мир тайком, но она…

— Я поговорю с ней.

Едва ли она меня услышит, но я попробую. Может быть, потом осознает?

Марк кривовато ухмыляется:

— Поймёт или нет, для её же блага, — и меняет тему. — Госпожа, дилижанс от гильдии отправится через три часа. Я бы хотел проводить Кэрри, а в остальном я в полном вашем распоряжении.

— Провожай, — киваю я.

Марк смотрит на меня пытливо. Похоже, он не уверен, стоит ли задавать следующий вопрос, но после секундного колебания он решается:

— Госпожа, вы… не едете в столицу? Дилижанс от Магической гильдии не то же самое, что обычный. Не знаю, есть ли ещё места, а твёрдого расписания у рейсов нет.

— Нет, Марк, я остаюсь. Нам нужно снять номер в гостинице и переправить наши вещи.

— Господин хотел, чтобы вы уехали.

— Обойдётся. Я покину его дом, но не город. Мне жаль, что Дан в меня не поверил. Никто не верит.

— Я верю. Я много думал, госпожа. Тогда, при первой встрече вы подарили мне странное чувство, что к нам пришла удача. Простите за откровенность, вы совершенно непродуманная, совершаете безумные поступки, которые должны привести вас к краху, но получается наоборот. Судьба любит вас.

— И ты хочешь частичку этой любви.

Марк не прав.

Дело не только в везении. Секрет в том, что я отбросила страхи и запреты. Я знаю, что я пою ужасно, что люди затыкают уши, что с таким пением невозможно стать певицей, но я иду на сцену вопреки всему.

Марк снова меняет тему:

— Я успею решить с гостиницей, а Кэрри как раз остынет. Госпожа, вообще-то выгоднее арендовать дом, но сейчас нам нужно перебраться хоть куда-то, и остановиться в гостинице проще.

Я одобрительно киваю:

— Марк, можешь не отчитываться. Я полностью тебе доверяю, распоряжайся. Считай, что ты больше не помощник. С этого момента ты мой доверенный управляющий.

— Госпожа!

— Беги, — отмахиваюсь я.

Багаж подготовят без меня, одежду упакует Люсиль.

У меня же до отъезда осталось последнее дело. Пусть Дан не собирается со мной прощаться, я оставлю ему… письмо.

Я бесцеремонно ворвалась в жизнь некроманта, и хотя закон на моей стороне, я всё равно ощущаю лёгкую неловкость. Я искренне от души благодарю Дана за его гостеприимство, за уроки, за счастливые моменты, за всё то, что он для меня сделал, за терпение, за доброту. Я ставлю размашистую подпись. Надо свернуть бумагу, убрать в конверт и оставить, но что-то меня держит. Хм? Я добавляю постскриптум — пишу, что совсем скоро конкурс талантов, и я надеюсь, что Дан сыграет для меня.

Я не успею найти замену.

Я не хочу искать замену.

Мне хочется рыдать.

Но я зло стискиваю зубы и продолжаю двигаться к мечте. Вопреки всему.

День проносится в одно мгновение и в памяти оседает какими-то обрывками. Вот мы провожаем Кэрри. Девочка откровенно дуется, но перед самым отъездом со слезами бросается Марку на шею и обещает учиться изо всех сил, а сопровождающая её сеньора от Магической гильдии, вздыхает и просит Кэрри занять место в дилижансе. В памяти оседает встреча с Мэри, утверждение афиши и заказ на тысячу экземпляров. Тысячи хватит, чтобы оклеить весь город? Потом мы с Марком, оставшись вдвоём, обедаем… скорее, перекусываем. Ближе к вечеру я осознаю себя в номере гостиной и падаю на кровать без сил.

Зато следующий день начинается прекрасно.

Я просыпаюсь полной сил и узнаю от Марка, что, оказывается, приём заявок на конкурс идёт уже два дня.

— Уже?! А почему я не там? — я спрыгиваю с незнакомой кровати, вспоминаю, что в моей жизни больше нет Дана.

Я оставила ему письмо… Он придёт сыграть для меня? Буду верить, что да.

Марк ждёт меня в гостиной, и я выхожу во всеоружии — в новой одежде, с лёгким макияжем, волосы уложены с подаренным Мэри бальзамом, обещающим упругие локоны на весь день. Только короны не хватает, но Венец Таланта я получу только после победы. Я уверенно направляюсь к дверям.

— А позавтракать, госпожа?

— А если опоздаем?!

— Не опоздаем. Разве вам не нужна для победы каждая крупица силы?

В очередной раз Марк прав. Завтрак уже накрыт, мальчишка предусмотрительно позаботился. Да. повысить его до управляющего гениальная идея. Осталось заработать и повысить ему гонорар. Арендую зал, пущу в продажу билеты — вот и новый доход.

На Кипарисову площадь, я приезжаю в приподнятом настроении. Сейчас я подам заявку и стану к мечте чуть ближе, а о том, как я буду выступать, я не буду думать до самого выступления. Зачем расстраиваться заранее?

Насвистывая незатейливую мелодию, я выбираюсь из экипажа. Надо же… Неуловимо, но воздух здесь словно бы свежее. Я вдыхаю тонкий аромат клевера и ступаю в мягкий ковёр разнотравья. Кипарисовая площадь скорее парк или даже кусочек леса. Здесь нет мощёных дорожек, нет каменных зданий. Даже трава не утоптана в тропинки. Ориентирами служат те самые кипарисы, давшие площади название.

Густая стена кустов и низкорослых перерастает в лабиринт, скрывающий в своих недрах эльфийские дома. Марк успел рассказать страшилки, что все, кто пытались проникнуть на ту сторону, терялись в лабиринте. Кто-то сгинул. кого-то эльфы вывели и сдали стражам.

— Сеньорита желает участвовать в конкурсе талантов? — обращается ко мне выскользнувшая из-за пышной многоярусной клумбы эльфийка.

Какой у неё певучий голос…

— Да, леди, — я слегка склоняю голову в знак приветствия.

— Следуйте за фиалками.

Я не успеваю переспросить, что она имеет в виду. У меня под ногами появляется и тотчас раскрывает лепестки фиалка, ещё одна появляется чуть в стороне, а за ней ещё и ещё. В считанные мгновения передо мной расстилается цветочная дорожка.

— Благодарю, леди.

— Я с нетерпением жду ваше выступление, сеньорита.

Дорожка выводит меня то ли к сплетённой из лиан беседке, то ли к шатру. Гибкие стебли уходят корнями в землю, и я понимаю, что беседка живая. Что эльфы не строят дома, а выращивают, я слышала, но не думала, что увижу чудо своими глазами.

— Сеньорита? В какой дисциплине вы желаете показать свой талант? — окликает меня другая эльфийка.

— В вокале, леди. Я исполняю песни собственного сочинения.

— Прекрасно, сеньорита! — эльфийка обходит высокую конторку и открывает довольно толстую книгу и, лучась гостеприимством, уточняет, — Как вас записать, сеньорита?

От приторности её улыбки мне становится слегка не по себе, но я отвечаю:

— Кари Ти, леди.

— Прекрасно! — повторяет она с непонятным восторгом. — Сеньорита, по правилам ваше выступление не ограничено по времени, но жюри может остановить вас через шесть минут после вышего выхода на сцену. Возможно, вам что-то нужно для выступления?

— Клавесин.

— Прекрасно! — записи она ведёт пером.

Эльфийка заполняет журнал и протягивает мне холщовый мешок.

Я опускаю руку в горловину и вытягиваю карточку-приглашение.

Волей жребия на конкурсе мне предстоит выступать на второй день конкурса, на лиловой сцене.

Глава 60

Дни до старта конкурс слипаются в одну тягучую как горячая карамель липкую массу, которая пристаёт к руками и никак не стряхивается. Я забываю про магию, про афиши, про аренду зала. Я даже про Дана забываю.

Я словно провалилась в прошлое — прячусь под одеялом, ворочаюсь с боку на бок и лишь изредка высовываюсь из норы, чтобы выпить чай или съесть то, что мне принесли. Я вкуса не чувствую. Меня трясёт, лихорадит, я сгораю от страха. Одно дело — дразнить воем Дана или шокировать Мэри, но другое дело выйти на сцену перед зрителями. Наверное, эльфы слишком вежливые, чтобы кидать в меня гнилыми помидорами. Конечно же, у них не будет при себе тухлых яиц! Но от этого понимания не легче. Какая разница, чего у них нет? Меня освистают.

Реальный случай, правда, не на эльфийском конкурсе, а в Парламенте. Наследник лорда Виро выступил — или только выступит в будущем? — с призывом покаяться перед королём и восстановить власть короны. Выступал он из расчёта на газетчиков. Парламентарии не могли его прервать, это было бы некрасиво, но они начали мычать. Лица оставались беспристрастными, и уличить кого бы то ни было было невозможно. Юного лорда попросту заглушили.

Я ворочаюсь, ворочаюсь…

— Я не провалилась в прошлое, — говорю я вслух.

— Госпожа? — незамедлительно откликается Марк.

Кажется, он давно поселился за ширмой.

— Мысли вслух.

В прошлом я пряталась в постели от гнёта безысходности, всё было серо, я чувствовала себя пустой и обессиленной. Сейчас всё иначе. Эмоций столько, что меня выворачивает от них.

Зря я проигнорировала совет Азири-Ра и не поехала за город, где можно попрактиковаться, не боясь зацепить окружающих.

Я отбрасываю одеяло, сажусь, тру виски. В голове немного проясняется, и я вспоминаю, что получила письмо от родителей и ещё одно от какого-то магистра Леона Френса. Наверное, мой экзаменатор? Я помню, он хотел, чтобы я согласилась перейти на учёбу к нему.

— Госпожа…

— Я ответила родителям? — перебиваю я.

— Да.

— Что я им написала.

— Госпожа, простите, но я не могу знать.

— Ага… — Марк действительно не мог лезть в мою личную переписку. — Что ты хотел сказать?

— Хотел спросить, госпожа. Вы знаете, какой сегодня день?

— День? Что-то такое ты говорил вчера или позавчера? Когда конкурс?

— Сегодня церемония открытия и первые выступления.

Я прячусь обратно под одеяло:

— Марк, разбуди завтра.

— Вы не пойдёте, госпожа?

— Разбуди, — повторяю я.

Внутри всё сводит от ужаса. И от предвкушения. Я хочу, чтобы время выступать не наступало никогда и одновременно, чтобы оно наступило поскорее. Отвратительное ощущение, а самое противное, что я толком не могу понять, чего я боюсь. Освистают? И что? Это неприятно, да. Но ведь не страшно. Зато я выступлю, как я мечтала. Я выйду на сцену, и из зала поднимется Дан, займёт место за клавесином, сыграет для меня.

— Госпожа, просыпайтесь. Пора.

— Уже? Я закрыла глаза на минуту.

Да я заявку подала только пару часов назад!

Неужели действительно прошла почти неделя?

Ужас.

— Уже.

Хочется спросить Марка, почему он отвечает односложно и без энтузиазма. За эти дни, наблюдая за моим состоянием, он потерял веру в меня? Нет, не хочу знать.

Я спрыгиваю с кровати:

— Наряд готов?

Прах побери гнилые помидоры. Я иду!

— Магистр Тельви не давал о себе знать, госпожа.

— Хорошо, — киваю я.

Время тянулось и липло как карамель? Теперь оно несётся галопом.

Вот меня одевает и причёсывает горничная из “Галереи” — девушку прислал Мэри. Вот я проглатываю завтрак, вот я спускаюсь на первый этаж гостиницы, вот я сажусь в экипаж, а вот я выхожу и вдыхаю неповторимый цветочный флёр Кипарисовой площади.

И время снова превращается в тягучую карамель.

При виде далёкого шатра, я готова начать бессмысленно метаться. Я удерживаю себя на месте усилием воли, делаю глубокий вдох и выдыхаю. Мне было бы легче, если бы рядом появился Дан, взял меня за руку или просто пошёл рядом. Я кручу головой, но его пока нет.

Под ногами, подсказывая тропу, расцветают фиалки.

А на площади многолюдно…

Если я правильно понимаю, сейчас показывают свои таланты не только претенденты в дисциплине “вокал”, но и все остальные. Эльфы бы замучились проводить поочерёдно, да и конкурс бы из недельного превратился в бесконечный.

— Кари! — окликает меня кто-то. Голос звонкий, женский.

— Мэри, ты пришла поддержать меня?

— Я тоже выступаю сегодня, только во втором потоке. “Живопись” организована немного иначе, чем “вокал”. Одновременно десять претендентов встают за мольберты, и за полтора часа нужно создать шедевр. Карин, я не приглашаю, потому что, будем честны, полтора часа смотреть как кто-то машет кисточками, довольно скучно.

— Я…

Прийти было бы проявлением признательности и вежливости, но я не обещаю. А вдруг у меня не хватит сил? Я в таком напряжении, что подозреваю, что после выступления просто свалюсь.

Надеюсь, я не опозорюсь?

В “моём” шатре многолюдно. Сцена устроена этакой ступенькой — мне выступать наверху, а на примыкающем возвышении места для жюри. Под куполом устроен зрительный зал.

— Добро пожаловать, — встречает нас миловидный эльф с гостеприимной улыбкой. — Позвольте ваше приглашение, сеньорита?

Я показываю карточку.

— Мы с ней, — поясняет Мэри, подхватив Марка под локоть.

— Прекрасно! Сеньорита, для вас место в первом ряду, а вы можете занять места во втором и третьем рядах.

— Благодарю.

Мэри подталкивает меня в спину, и я понимаю, что застыла посреди прохода. Просто в полумраке шатра я пытаюсь среди зрителей высмотреть Дана.

Не высматривается…

— Госпожа, — подаёт голос Марк. — Зная, как вы поёте, одно могу сказать. Ваша выступление будет самым ярким, и вы произведёте на публику неизгладимое впечатление!

— Да…

— Ого, газетчики? Интересно…

После упоминания Мэри я тоже замечаю газетчиков. Они же уже заметили меня, явно опознали во мне некромантку, и я приветливо улыбаюсь.

— Что интересно?

— Самый масштабный конкурс талантов проводится в столице, и я уже говорила, что выбрала Огл, потому что в провинции конкурс проходит скромнее, пройти на следующий этап гораздо легче. Но то, что я вижу сегодня… Размах не уступает столичному. Газетчиков раньше никогда не приглашали. И ладно бы на церемонию открытия, но сегодня второй день.

— Мэри, ты была вчера?

— Нет, зачем?

Не знаю…

Что-то меня царапает. Получается, вчера здесь не было столько народу, сколько собралось сегодня. А какая разница?

Второй ряд полностью занят, и Мэри с Марком находят два кресла на третьем ряду, а для меня пустует кресло на первом.

Я как в тумане.

Я пропускаю приветственное слово председателя жюри, первое выступление и вздрагиваю, услышав:

— На сцену приглашается Кара Ти.

Глава 61

Мороз по коже. Внутри снова сводит от ужаса и предвкушения одновременно. На мгновение, кажущееся вечностью, тело дервенеет. Я не могу шелохнуться. Но если я струшу, если не выйду, я упущу свой единственный шанс.

Никогда!

Я отталкиваюсь от кресла, сама не понимаю, как оказываюсь на ногах и уверенно иду на сцену. Мне страшно, но с каждым шагом я будто заколачиваю страх куда-то глубоко-глубоко, где он мне не помешает.

Три ступеньки — заоблачная высота, но я её одолеваю, и с улыбкой выхожу на край сцены. Время снова растягивается, настолько обостряются ощущения. Я вижу зрителей — полный зал. Я знаю, где сидят Мэри и Марк, нахожу их взглядом. Мальчишка подался вперёд, сцепил пальцы в замок. Он переживает за меня больше, чем я сама? Как мило.

Я набираю в грудь воздух.

Я вижу клавесин.

Дан опаздывает? Хах, Дан просто не пришёл. Зачем ему сумасшедшая бывшая ученица? Возможно, все чувства придумала я? Возможно, на самом деле Дан был счастлив от меня избавиться?

Забавно, прах побери!

У меня нет музыканта.

Я не умею играть.

Я делаю шаг к клавесину.

Я вижу в зрительном зале… родителей и Берта. Сердце пропускает удар. Я не знаю, зачем они здесь — поддержать меня или насладиться моим провалом. В письме я не скрывала ни город, куда сбежала, ни участие в конкурсе, ни планы на скорый концерт. Я глубоко вдыхаю и делаю ещё один шаг к клавесину.

Дан не придёт. Я надеялась, прямо сейчас надеюсь и жду, что он выпрыгнет на сцену, сядет за инструмент, но нет. Мне… петь просто так, без музыки? На афише для концерта я обещала, что за клавесином будет некромант. Впрочем… а я кто? Разве я не богиня некромантии, как газетчики написали в проплаченной статье? Взгляд падает на них.

Неужели бездарно выступить — это предел моих возможностей?

Столько мыслей… В реальности прошла всего секунда.

— Я благодарю Небеса за возможность быть здесь и сейчас. За возможность обрести голос. Моя песня будет особенной, я называю её… — что я делаю?! — документальной балладой. Каждое слово в ней правда.

Песня, которую я написала, с которой я собиралась выступать до этого мгновения, стирается из памяти. Строки тают как льдинки под жарким солнцем. На ум приходят совершенно иные слова, и я сажусь за клавесин. Не умею играть? Достаточно того, что я знаю — звуки извлекаются нажатием на клавиши.

Правой-левой, я начинаю бодро шлёпать пальцами по белым пластинкам, топлю их. Инструмент в ответ на мои усилия грохочет. Я продолжаю нажимать с меньшим усилием — музыка должна быть красивой оправой для моего голоса, а не ведущей в партии.

— Столичный аптекарь продал микстуру от хандры, — в полный голос запеваю я.

У меня нет готовых стихов. Я очень слабо представляю, что собираюсь сказать.

Просто…

Глядя на родителей, я вдруг вспомнила модную микстуру Руза Пойтера. Ту самую, которая действует как безобидное успокоительное, а месяцы или годы спустя вызывает полное разрушение личности. Прямо сейчас у меня есть шанс сказать людям правду, предупредить.

Я понимаю, что одной песни мало, чтобы противостоять моде и хвалам влиятельных столичных особ, но как я могу молчать, когда у меня есть шанс попасть на первые полосы всех газет?

— Столичный аптекарь обещал душевное здравие, — продолжаю голосить я.

Не в рифму.

— Столичный аптекарь был некромант, он подмешал в микстуру некроэнергию! Столичный аптекарь не успокоил, столичный аптекарь упокоил! — продолжаю я выть.

Строчка за строчкой, я рассказываю, как микстура разрушает личность, превращая некогда яркого живого человека в серую безликую тень, для которой даже сделать глоток воды непосильный и нежеланный труд.

Я ни разу не называю имя аптекаря, и это… неправильно. Скорее всего модную микстуру от душевной хандры опознают, но я намерена сделать всё, что я могу, чтобы предупредить, чтобы не оставалось сомнений, кого именно я обвиняю.

Интересно, я не поломаю музыкальный инструмент своей “игрой”?

Я ловлю себя на том, что выступать уже совсем не страшно. Я искренне наслаждаюсь происходящим, а вместе с новой только что сочинённой и, вероятно, совершенно ужасной песней, ко мне приходит чувство правильности происходящего.

Надеюсь, меня не обвинят в клевете? Хотя… судебное разбирательство было бы полезно. Если экспертиза подтвердит мои слова, микстуру запретят.

— Столичный аптекарь-убийца известен модницам как Руз Пойтер! — завершаю я.

В зале воцаряется мёртвая тишина.

Никто не аплодирует.

Никто не освистывает.

Я плавно поднимаюсь из-за клавесина, делаю несколько шагов к краю сцены и вдруг по наитию отказываюсь от реверанса. С короткой юбкой согнутые ноги с коленями, направленными в разные стороны, будут смотреться очень странно. Я прижимаю правую руку к груди в области сердца и исполняю “мужской” поклон перед зрителями. Второй поклон я адресую газетчикам, и третий — жюри.

Я ничего не говорю, не благодарю за внимание.

В гробовой тишине я спускаюсь со сцены в зал, иду к своему месту, и меня по-прежнему сопровождает тишина. Я сажусь в кресло. Очередь следующего конкурсанта выходить на сцену, но его или её никто не приглашает. Жюри молчат.

Может, я их оглушила?

Эльфы сидят буквально одервенев.

— Сеньорита! — тишину разрывает возглас газетчика. Он выскакивает в проход и подбегает ко мне.

— Да?

— В вашей песне вы назвали смертельным ядом существующее общепризнанное лекарство? Вы обвиняете Руза Пойтера?

— Лекарство создано относительно недавно, и до сих пор не было проведено независимых исследований, подтвердивших бы его безопасность. Я со всей ответственностью, как аттестованная некромантка, утверждаю, что эффект успокоения достигается за счёт содержащихся в микстуре микро доз некроэнергии, которая запускает медленный, но неотвратимый процесс разрушения личности.

— Сеньорита!

— Кари Ти, благодарю вас за выступление, — со своего места поднимается эльф, и газетчик вынужденно отступает. — Вы произвели неизгладимое впечатление.

На ум приходит совершенно шальная идея — а вдруг меня пригласят на следующий этап? В своём вое я точно была неподражаема.

На сцену наконец приглашается следующий участник.

Всё… кончилось? Я запрокидываю голову и прикрываю глаза. Силы стремительно уходят будто их выпивают. Хотя… Почему “будто”? Привет, Азири Ра. Я слушаю песню следующего участника, и мелодичный перезвон колокольчиков убаюкивает. Я не позволяю себе заснуть, наоборот, встряхнувшись, взбадриваюсь — не хватало ещё, чтобы меня сняли с конкурса за неуважение!

Появляется смутное предчувствие чего-то дурного.

Глава 62

Назойливое, как комар, который зудит, зудит, зудит. Я пытаюсь отмахнуться от предчувствия, но оно упрямо возвращается. Сосредоточиться на следующем выступлении не получатся, а комар зудит, зудит. И в какой-то момент до меня наконец доходит, что ощущение, которое я приняла за предчувствие, на самом деле вполне телесное.

Я чувствую, как в воздухе нарастает некроэнергия.

Чушь какая-то.

Так не должно быть. Даже на кладбище, где некроэнергия держится постоянно, нет такой концентрации. Кто-то… умер? Не похоже. В главах, которые я успела прочитать, чётко говорилось о всплеске — когда душа уходит на Изнанку, ткань мироздания размыкается, и с той стороны к нам попадает некроэнергия. Какая-то её часть рассеивается в воздухе, но большая часть оседает в оставленном душой мёртвом теле и особенно долго остаётся в костях, именно поэтому некроэнергии много на кладбище.

Но в зале? На территории, где проживают эльфы?

Никакого всплеска, некроэнергия поднимается как вода в колодце, кажется, что она течёт со всем сторон одновременно.

На ум сразу же приходят воспоминания о нападении жреца-нежити. Он ведь был не кем-нибудь — эльфом! Но я не понимаю…

Неужели никто больше не чувствует?! Эльфы не в счёт, им нет доверия.

Получается, кроме меня, некромантов в зале нет?

Я должна справиться одна?

Я догадываюсь, что делать, но если я ошиблась, то вечер я закончу в отделении стражи, арестованная за хулиганство. В лучшем случае. В худшем меня обвинят в покушении на убийство иностранных официальных лиц.

— Прах побери! — выдыхаю я.

— Сеньорита? — оборачивается ко мне сосед слева.

Повторив ругательство, я рывком втягиваю в себя всю доступную энергию, пропускаю через себя, и с пальцев срывается показанная Даном структура. Шатëр такой ненадëжный… Порыв незримой силы срывает полог. Мне удаëтся не просто приоткрыть штору, я закидываю еë на купол, и в образовавшейся дыре открывается вид на чëрную, будто выжженную, траву и стремительно иссыхающие деревья. Одно, самое тонкое, гибнет на глазах — кора осыпается, и дерево перерождается в чудовище. Я как в кошмарном сне вижу, как оно выдирает из земли корни и отталкивается ими, подтягивая себя к шатру.

— Что это? — раздаётся крик сзади.

— Боги милостивые!

— А-а-а…

В вандализме и разбое меня не обвинят. Хоть что-то хорошее. Я оглядываюсь на эльфов в жюри. Со своего места они не двигаются, но все их взгляды прикованы к разворачивающемуся в проёме ужасу. Переродившийся древесный монстр дотягивается до шатра, вонзает кончик щупальца в пол.

Ковровое покрытие рвётся, и под ним оказывается утоптанная земля. Корень легко проходит в глубину и сокращается. Под оглушительные бестолковые крики монстр подтягивается ещё ближе.

Кто-то срывает занавесь левее, потом ещё и ещё. Повсюду чёрная трава и древесные твари.

Некроэнергии всё больше.

Я чувствую, как от перенапряжения начинает звенеть пространство. Ещё немного, и оно порвётся, а у меня ни малейших идей, что делать дальше. Надо как-то остановить…

Как?!

Корни-щупальца разрывают шатёр в клочья, и я понимаю, что следующий удар будет по мне, по всем живым, кто тут есть.

В голове будто счётчик включается — сколько некроэнергии я могу пропустить через себя? Много, но недостаточно, поэтому и пытаться нечего. уворачиваюсь от удара корня, древесное щупальце разносит кресло в щепки. Рядом кто-то кричит. Перекатившись, я оглядываюсь. Щепками посекло соседку сзади. Царапины — вещь неприятная, особенно если с занозами, но несмертельная.

Второго ожидаемого удара нет.

— Сохраняйте спокойствие, — раздаётся мелодичный голос председателя жюри.

Трое эльфов уже встали в хоровод, и от них исходит мягкое зыбкое как дымка серебристое сияние. Оно облекло купол изнутри.

Глазам не верю! Три эльфийских мага способны создать защитный купол такого размера? А как долго они продержатся? Если что, другие их заменят?

— Дочка! — на меня со спины налетают родители. — Карин!

— Кари…

Мама стискивает меня в объятиях. Папа тоже.

На миг я…. Нет, я не забываю о происходящем, но позволяю себе отвлечься. Всё равно ведь первую скрипку сейчас играют эльфы. Сомневаюсь, но вдруг они нас всех защитят?

— Вы пришли на моё выступление! Видели, как я блистала?

— Карин…

Я не понимаю, что происходит. Когда фон некроэнергии стал расти, я решила, что это дело рук эльфов, но сейчас они почему-то нас защищают. Какой в этом смысл?

Ждать разгадку не приходится.

Переродившиеся из деревьев твари продолжают пробовать купол на прочность, а между стволами появляется эльф в одежде младшего жреца. Одежды традиционные белые, но через плечо наброшен чёрный траурный шарф. Жрицу хватает одного удара, чтобы сорвать защиту. Получается, не все эльфы за одно.

— Сюда, — я отталкиваю родителей.

— Госпожа, — рядом появляет Марк.

— Помогите! — по голосу я узнаю Мэри.

Обернувшись, я не сразу нахожу её взглядом. Мэри оказалась в кольце щупальца. Монстры… не убивают? Пока что они просто хватают людей. И не только людей. В кольцах, стянутые по рукам и ногам, эльфы.

Марк реагирует первым. Он каким-то чудом догадывается, что пространство под сценой закрыто только спереди и со стороны возвышения жюри. С противоположной стороны, где купол, никто ничего не заколачивал, и в общей суете нам четверым удаётся проскользнуть в укрытие.

— Берт, — закусывает губу мама и отчаянно оглядывается.

— Думаю, он уже схвачен.

Крики довольно быстро становятся тише, отдаляются.

Я тянусь к щели, но папа меня перехватывает:

— Нет, Карин.

— Ты беспокоишься за меня? Пап, ты правда думаешь, что мы спаслись? Знаешь, что сейчас будет?

— Что, Карин? Папа прав, нам нужно сидеть тихо и ждать, когда всё закончится, когда маги нас спасут.

— Будет массовое жертвоприношение, — перебиваю я маму. — и нас накроет такой волной некроэнергии, что все эти доски развалятся прахом и мы вместе с ними.

— Карин, не смей.

— Мам, но кроме меня здесь некромантов нет. Я буду осторожна, и я вернусь с победой. Просто поверьте в меня в этот раз.

Прежде, чем родители успевают меня остановить, я выскальзываю из укрытия. Мне открыватся разгромленный шатёр. Твари, держа корнями живых жертв, неуклюже, но довольно быстро уползают. Самое главное, что младший жрец их ведёт.

— Госпожа…

— Марк, я думаю, что периметр перекрыт, уходить опасно. Оставайтесь здесь или по ситуации.

Я пропускаю через себя некроэнергию и закутываюсь ею как своеобразным щитом. Благодаря ей твари будут воспринимать меня как родственную нежить. Опасны только взгляды эльфов-кукловодов, но жрецов не так много.

У меня только один шанс.

Я припускаю за тварями. Я совершенно не удивлена, что они движутся к центру, туда, куда людям проникать запрещено.

К счастью, лабиринт переродился. Войти я смогу. Смогу ли выйти?

Страшно…

Но я иду.

Глава 63

— Далеко собралась? Моя несостоявшаяся ученица…

— Вы?!

Я благополучно пересекла открытое пространство, думала, что в остатках погибшего лабиринта меня точно не заметят, а получилось ровно наоборот. Или он заметил меня раньше, а здесь караулил?

Неужели он на стороне жрецов?!

— Я.

— В первую встречу вы произвели на меня самое благоприятное впечатление.

Мне показалось, что экзаменатор, когда я сдавала на начальную лицензию, чуть ли не мой спаситель. Внимание, забота, искреннее участие… Искреннее ли? Я помню, как он настоял, буквально вынудил Дана принять меня в качестве ученицы.

А ведь он сразу увидел мой потенциал! Почему он не предложил мне стать его ученицей, а пришёл с предложением потом? Какой в этом смысл?

— Обидно разочаровываться в людях?

— Почему от вас фонит некроэнергией, магистр?

Он усмехается, ничего не отвечает:

— Карин, мне показалось, вам интересно увидеть, что происходит впереди? Позвольте я провожу вас. Клянусь, продолжать путь в корнях дерева не очень удобно. Кстати, зовите меня Леон. Обращаться ко мне как к магистру уже несколько неуместно, не находите?

То есть я могу либо согласиться, либо оказаться в объятиях древесных щупалец.

Выбор очевиден.

Я бы смогла вырваться из захвата, но зачем тратить силы на переродившихся тварей?Я очень хорошо понимаю, что они лишь порождение некроэнергии, пусть и созданное жрецами. Всё, что мне нужно — это уничтожить источник. Звучит как что-то совершенно невозможное. Как раз в моём стиле.

— Да, мне очень интересно, — соглашаюсь я. — И раз уж вы так любезно предлагаете сопроводить меня, не откажетесь от роли моего гида?

Я не жду, что он выболтает все секреты, но мне и малой подсказки достаточно. У меня есть смутные подозрения, и мне нужен ключ, чтобы их подтвердить или опровергнуть.

— О, с радостью. Здесь и сейчас завершается магическая эпоха.

— Что?

Я аж останавливаюсь и удивлённо оборачиваюсь.

— Карин, разве ты не слышала легенду, как у богини украли магию?

— Слышала.

— В ней есть доля правды. Источник магии находится в Священном эльфийском лесе. Если быть точным, источников несколько, поэтому правильнее говорить о лесах, а не только одном лесе. Когда-то территории эльфов закрывал мощный барьер, и магия не могла уйти к людям, но однажды… Признаться, я не знаю, что именно случилось. Возможно, барьер не выдержал напора. Возможно, кто-то устроил диверсию. Сейчас уже не важна причина, важен факт. Барьер дал слабину, и магия вырвалась во внешний мир.

— Эльфы расстроились.

— И не только эльфы, Карин. Расстроились аристократы из старых семей, особенно недоволен наш король.

— Вы маг, — озвучиваю я очевидное.

— И что? Лучшие целительные эликсиры эльфийские. Доступ к эликсирам и накопителям, привилегии мне и потомкам, собственный дворец, золото, деньги. И вся это роскошь в обмен на содействие. Недурно, не правда ли?

Показать интерес? Притвориться, что хочу хотя бы крошку чужого пирога?

— Хм…

— Ты бы предпочла сохранить магию, да? Трудно представить, чтобы юная госпожа из хорошей семьи позволила себе столь вызывающий наряд. Девушкам положено быть хрупкими и зависимыми.

— К чему этот разговор?

— Ни к чему. Просто приятная беседа. Впрочем, беседа тоже подходит к своему завершению.

— Ты нашёл её? — раздаётся вопрос от стоящего к нам спиной жреца.

Какое им до меня дело? Меня искали… как некромантку? Полная картинка пока не складывается, и магистр с улыбкой поясняет:

— У тебя особенная роль, Карин. Ты должна умереть на глазах своего учителя.

— Что?

— Иначе никак, — он продолжает улыбаться, будто мы обсуждаем погоду в столице, а не мою смерть здесь и сейчас.

Страха нет… Точнее, он есть, куда без него, но он так глубоко, что я его не чувствую, потому что страх мне не поможет.

Кое-что проясняется. Дан рассказывал, что его ученицы уходилили от него в поисках силы и погибали. Получается, экзаменатор хотел проиграть со мной тот же сценарий? Сперва я стала ученицей Дана, потом бы ушла к экзаменатору. И, надо полагать, погибла бы во время практики? Мороз по коже — я прошла по краю собственной могилы и даже не заметила.

— А в чём смысл? — они хотят свести Дана с ума? Но зачем?

Магистр ничего не поясняет.

Расслабленность уходит, ухмылка тает. Выражение лица становится почтительным, и почтительность адресована, ясное дело, не мне, а жрецу. Одет в белое, на плече траурный шарф.

Я не успеваю заметить, в какой момент появляется длинный-длинный корень, и я оказываюсь в кольце. Щупальце некротвари сжимается ощутимо, но пока безболезненно, а я понимаю, какая в нём скрыта мощь — чуть сожмётся и раздавит.

У меня перехватывает дыхание — слишком быстро щупальце переносит меня куда-то вперёд, а в следующее мгновение его хватка ослабевает, и я получаю толчок в спину. Я непроизвольно делаю шаг вперёд и оказываюсь в окружённом мёртвой изгородью пространстве. Передо мной прозрачный купол. Под куполом алтарь, а на алтаре…

Дан?!

Он не не пришёл!

Радость стремительно гаснет. Внутри купола сизой дымкой вьётся силуэт, и я вдруг узнаю девушку из своего кошмара.

Призрак? А что с ним делать?

Снаружи купола нежить. До моего появления похожая на лысую лисицу существо уныло шкрябало когтями по полупрозрачной преграде, но едва оно меня почуяло, бросило своё занятие и ощерилось.

Оно слепое? Почему оно водит носом, принюхивается?

— Карин?! — Дан приподнимает голову, и я понимаю, что роль алтаря исполняет исполинский пень. Он держит Дана за руки и за ноги корнями…

А почему Дан ничего не может сделать?

Додумать я не успеваю. Лиса-нежить срывается с места, и бросается ко мне.

— Она умрёт, — слышу я шелест тени.Тихий и в то же время заполняющий собой всё пространство, будто призрак шепчет не Дану, а мне на ухо.

— Карин, нет!

Я шарахаюсь. Отвлекаться нельзя.

Лысая лисица проскакивает мимо и тормозит, взрывая землю когтистыми лапами. Она вновь принюхивается, но теперь ловит направление гораздо быстрее, и я понимаю, что она не будет разгоняться во всю прыть — расстояние между нами гораздо меньше. А значит она меня достанет.

— Умрёт-умрёт-умрёт, — твердит призрак, а эхом звенит

По плану лиса меня убьёт, и Дан всё это увидит.

Почему жрец и экзаменатор уверены, что я не смогу защититься? Экзаменатор очень хорошо представляет мой потенциал.

Бить в лоб плохая идея?

Я повторяю то, что уже делала — окутываюсь некроэнергией, заворачиваюсь в плотный непроницаемый кокон.

Лиса широко раскрывает пасть, демонстрирует белоснежные зубы.

Глава 64

Момент истины.

Клацнув зубами, лиса тормозит, снова взрывает землю. Морда от меня на расстоянии вытянутой руки, даже ближе. Лиса недоумённо крутит лысой башкой, принюхивается. Я остаюсь на месте, боясь шелохнуться. Лиса подходит на шаг ближе, пробует воздух. И мне везёт, лиса меня не чует. Она возвращается, тычет носом в землю, ищет. И не находит. Я смещаюсь, и лиса проходит мимо. Она делает ещё один круг и теряет не только след, но и интерес. Она возвращается к незримому барьеру и продолжает прерванное занятие — пытаться прорваться к Дану.

— Карин.

— Умрёт! — истерично выкрикивет призрак.

Тень начинает раскачиваться, и я замечаю сотканный из дыма жгут, которым она привязана к Дану. Марево не просто касается кожи, оно явно уходит в тело.

Чудовищный ритуал…

Я даже близко не понимаю, как связаны прорыв Изнанки, некроэнергия и принесение в жертву некроманта, которого зачем-то накануне или во время ритуала нужно непременно свести с ума. Но мне и не нужно понимать, достаточно знать, что эльфийские жрецы выстроили ритуал, который вернёт им щит, оставляющей сырую магию из источника в Священных лесах, как не нужно понимать, какой состав у целебного зелья, если оно действительно лечит.

— В чём дело? — доносится до меня. — У нас жёсткий график.

Если его нарушить, ритуал сорвётся?

— Не понимаю. Щита у неё нет.

— Разберись, ты здесь для этого.

— Да.

Нет…

Призрак мечется на привязи, и каждый его рывок вызывает у Дана то ли хрип, то ли стон. У меня сердце кровью обливается, но я не позволяю себе отвлечься. Я медленно пячусь. Приближаться к лисе смертельно опасно. Магистру достаточно одного удара — я потеряю концентрацию, и кокон из некроэнергии развеется. Конец очевиден. Но одновременно лиса — моя единственная надежда. Я не знаю, как она мне поможет, просто кроме неё меня точно никто не спасёт.

Магистр останавливается на небольшом расстоянии, и лиса резко втягивает воздух, оборачивается. Её спина выгибается дугой.

Низкое рычание, вспышка магии, и я вижу летящую в меня шаровую молнию. Я не пытаюсь закрыться — уверена, что магистр не пытается меня убить, его цель сорвать с меня защиту. И я всего лишь отшатываюсь, влетаю спиной в полупрозрачный купол. И одновременно я получаю жгучий болезненный удар. До искр из глаз.

Кажется, я тоже кричу.

Я теряю концентрацию, теряю защитный кокон, и лиса бросается на меня. Из-за слепоты она слегка промахивается, ведь я продолжаю падать.

Купол не выдерживает, лопается.

Меня, лису, магистра — всех раскидывает ударной волной высвободившейся силы.

Можно считать, что только что я на практике сдала экзамен по азам теории магии. Мой расчёт оправдался, и я первая вскакиваю на ноги, бросаюсь к алтарю.

Нужно что-то сделать с тенью?

Идей у меня нет.

Зато с алтарём всё просто.

Не просто. на самом деле. Мне до одури страшно ошибиться, страшно, что моё решение окажется ошибкой, страшно, что я причиню Дану непоправимый вред, а, называя вещи своими именами, обреку его на гибель.

Но сделать хоть что-то лучше, чем не сделать ничего.

И я бросаюсь к алтарю, вспоминаю, что я делала с переродившимся деревом на кладбище. Пень ведь от него не сильно отличается, верно?

Я опираюсь обеими руками на столешницу.

— Карин…

Стянув всю доступную мне некроэнергию, я направляю её в алтарь, и ветки, ствол — всё начинает стремительно сохнуть.

Алтарь исчезает в считанные мгновения, а у меня мутится перед глазами, подступает тошнота. Я крепко зажмуриваюсь — сейчас никак нельзя терять сознание.

— Я… — что я пытаюсь сказать?

— Карин!

Его тёплые ладони ложатся на плечи, и я откидываю голову. Дану на плечо:

— Я думала ты не пришёл, — с трудом выдыхаю я. Мне нет дела ни до лисы, ни до жреца, ни до магистра.

— Прости, я подвёл тебя.

Почему я снова слышу этот тон?! Головокружение и тошноту как рукой снимает. Я поворачиваюсь, заглядываю Дану в лицо. И не вижу. Первая мысль — у меня проблемы со зрением. Я почему-то вижу Дана размытым, скрытым пеленой сизого тумана. Моргнув, я понимаю, что зрение не проясняется, а присмотревшись, я вижу, что туман держится вокруг дымной “ножки”. Дымное щупальце уходит Дану в грудь.

Конечно, он не вполне понимает, что несёт!

— Умрёшь-умрёшь-умрёшь, — шепчет призрак, тянется ко мне.

Дан вскрикивает, хватается за грудь.

— Нужен новый алтарь, — слышу я жреца, — немедленно!

Нельзя упускать из виду тех, кто сзади, но я могу смотреть только на взбесившегося призрака. Дан сжимает зубы. Тень снова обретает плотность, очертания женской фигуры. Её голос становится чётче, злее.

Она тянет ко мне призрачные руки.

— Карин! — Дан пытается просто ударить по тени, но пальцы лишь проходят сквозь призрака.

Дан с недоумением прослеживает взглядом за “ложноножкой”, уходящей в него. Решение он принимает мгновенно — Дан отшатывается, и призрак промахивается, не достаёт меня. Дан ухитряется подняться. Всё его выражение лица говорит, что ему мучительно больно, но Дан справляется. Он пятится.

Боковым зрением я замечаю движение. Ох… Теперь понятно, почему ни магистр, ни нежить нас не трогают. В поединке маг против лысой лисицы победила лиса, и сейчас нежить занята тем, что поглощает его силу.

Жрец исчез…

Я оборачиваюсь к Дану. Он пятится, не позволяя беснующемуся призраку до меня достать.

Вспыхивает болотно-зелёное сияние. Я смутно понимаю, что делает Дан. Что-то из раздела боевой некромантии? Закрадывается нехорошее подозрение…

Вмешаться я не успеваю — Дан завершает заклинание и обрушивает зелёный огонь на призрака и на самого себя.

Нет, пожалуйста!

Магический огонь как настоящий, только исходит от него не жар, а лютый холод. И в центре бушующей магии Дан. Языки пламени обнимают его тело, вырываются из его тела.

— Он всё уничтожил, — слышу я крик.

— Ритуал…

— Ритуал не остановить.

— Без некроманта…

— Используйте его ученицу. Леон говорил, что она очень одарена. Никто не позволит нам повторить ритуал. Действуйте!

Я догадываюсь, что будет дальше. Один из жрецов выводит ещё один пень-алтарь. Переродившееся чудовище тяжело переваливается через остатки кустов и разворачивает в мою сторону корень-щупальце.

Сколько у них этих алтарей?

По спине пробегает озноб, но дело не в страхе. Я чувствую, как искажается пространство.

— Нанижи её, — приказывает старший жрец.

Вот уж нет! Я вскидываю руку и, не думая о том, чего мне это будет стоить, пропускаю через себя некроэнергию, обрушиваю поток на алтарь. Пень идёт трещинами, корень-щупальце отваливается, а я, пока ещё есть силы, снова втягиваю некроэнергию. Только вот я не учитываю обстоятельства. Её столько, что получается, что не я её втягиваю, а она меня затопляет.

Глава 65

Перед глазами темнеет.

Это не обморок, это что-то худшее. Я перестаю чувствовать собственное тело и начинаю видеть мир… с высоты? Ощущение настолько необычное, что мне трудно подобрать слова. Я вижу далёкий Священный лес и силовой каркас повреждённого купола, который когда-то удерживал сырую магию внутри. Прямо сейчас купол готов захлопнуться вновь. Я вижу людей в корнях переродившихся деревьев, и люди пока ещё живы, но многим от избытка некроэнергии в воздухе плохо. Я вижу двух… нет, сразу четверых жрецов в чёрном облачении. Я вижу нежить, вижу Дана, выжигающего призрака. Только призрака ли? Я различаю странные структуры, будто тень рукотворная, сотканная каким-то злым гением. Из тени настоящий призрак как из шарнирной куклы живой человек.

Я пугаюсь за Дана. Я отчётливо понимаю, что магический огонь оставляет ожоги, но я сделать ничего не могу, а Дан справляется. Тень мечется, и она всё меньше, меньше.

— Что ты творишь?!

— А?

Пространство болезненно искажается, и рядом со мной появляется Азири Ра.

— Почему ты на Изнанке?!

— Я на Изнанке? — удивляюсь я.

Богиня указывает вниз, и я вижу себя лежащую на земле.

Неужели я… погибла?

Жаль…

— Ты решила оставить меня без гонорара? Не выйдет!

Кажется, я прощаюсь с жизнью раньше времени.

— Не я, а они, — радостно ябедничаю я.

Четвёрка “траурных” жрецов почему-то тоже на Изнанке. Хотя логично — они же мертвы. До нас им нет никакого дела. Они нас не видят? Я не заметила, в какой момент Азири Ра закутала нас чарами.

Богиня вглядывается в направлении Священного леса, морщится. В это же время жрецы прорывают пространство, и энергия Изненки, некроэнергия, убийственным потоком устремляется в живой мир.

Механика ритуала до сих пор остаётся для меня загадкой. Но не для Азири Ра. Она молниеносно выбирает самый слабый поток, идущий к куполу. И вот тут до меня доходит. Магию из источника эльфы сдерживали силой смерти. Они не могут прорвать пространство рядом с собой — слишком сильны будут повреждения, поэтому выбрали удобное место в чужом королевстве.

Дана они хотели использовать как запирающий ключ, верно? Когда под куполом скапливалось бы слишком много энергии, её бы стравливали как стравливают пар из чайника.

Приятно сознавать, что их план уже провалился.

Только вот мне страшно думать об ущербе, который неизбежно будет причинён. Сколько людей погибнет? Город будет превращён в огромный могильник, не так ли? Мои родители, Марк, Мэри, Дан… Меня скручивает от боли.

— Карин!

Что?

Азири Ра…

Она легко-легко взмахивает рукой, а в мире вся — абсолютно вся! — вырвавшаяся с Изнанки некроэнергия поднимается волной, и Азири Ра отмахивается. Некроэнергия устремляется в созданный для неё жрецами канал, только не ручейком, а мощным сносящим потоком.

Я отстранённо думаю о том, что эльфы, вероятно, желали выставить трагедию в Огле причиной исчезновения магии. Подключились бы проповедники культа Серебряной богини, подняла бы голову старая аристократия, а маги наоборот лишились преимуществ…

— Очнись, Карин! — меня зовёт не Азири Ра, а Дан.

Он жив? Я всё ещё на Изнанке и смотрю на него сверху вниз. Я искренне хочу избавить его от переживаний, но прямо сейчас я не могу ему ответить. Я смотрю вдаль, и вижу, как поток некроэнергии сносит силовой каркас купола, не просто рушит его, а уничтожает.

Убийственная волна обрушивается на окраину леса.

Эльфы проиграли, но есть ещё жрецы, чей путь уже завершён, и они продолжают рвать ткань мироздания, некроэнергия продолжает литься с Изнанки. Я не думаю, получится ли у меня, не думаю, чего мне будет стоить попытка, хотя ответ со мной — не получится, я погибну.

Чистой магии на Изнанке нет, и я втягиваю в себя разлитую вокруг некроэнергию. Плетение отработано, и я сплетаю структуру воздушного кулака, которому меня научил Дан. И какая мне разница, что на Изнанке нет воздуха? Есть его подобие.

Я бью по жрецам воздушным кулаком. Не только им. Я вспоминаю всё, что знаю, и обрушивают на жрецов град заклинаний в надежде, что хоть какое-то сработает.

Прорехи затягиваются.

У меня темнеет в глазах. Хотя нет. Что-то незримое тянет меня в серую мглу Изнанки, и я больше не могу видеть, что происходит по ту сторону черты, за которой остался Дан. Он ведь жив, правда?

— Поздравляю, ты всех спасла, — фыркает Азири Ра, появляясь рядом.

— Не я. Некроэнергию перенаправила ты.

Мрак втягивает четвёрку жрецов, и я чувствую облегчение — больше они никому не навредят.

Скольких жрецов эльфы убили? Вероятно, те пошли на смерть добровольно ради возвращения утраченного величия. Для меня их решение абсурдно — магии хватит на всех.

— Не люблю монополистов, — вторит моим размышлениям Азири Ра. — Поселились у источников, вырастили леса, поставили барьер. Кем они себя возомнили? Как и эти ребята из "Системы"… Так, что ты мне зубы заговариваешь? Иди обратно! Думаешь, Я позвоню тебе соскочить с нашей сделки?

Я ощущаю лёгкий толчок в грудь, и сумрак Изнанки разрывают яркие цвета живого мира.

— Карин!

— Не тряси, — вяло отмахиваюсь я.

— Карин, — Дан прижимает меня к себе. — Невозможная, негодная девчонка, что ты сотворила в этот раз?

— Пфф.

Я опускаю голову Дану на плечо. Меня мутит, в ушах звон, будто у меня в голове поселилась стая комаров.

— Тебе плохо?!

— Не очень хорошо, — признаюсь я и, имея в виду целителей, предупреждаю. — Никаких эльфов и полукровок!

— Обещаю.

Кажется, Дан подхватывает меня на руки. Я ощущаю его объятия, а земля уходит из-под ног. Голова кружится, и я проваливаюсь в уютное забытьё, не имеющее ничего общего с серостью Изнанки. Меня качает на волнах слабости.

Сколько некроэнергии я через себя пропустила? Не верится, что я смогу выжить. Мысли текут лениво, словно у них тоже нет сил. Странно, но смерть меня не пугает. Мне безумно хочется жить. Я ведь совсем недавно распробовала вкус свободы, вкус исполнения мечты, вкус счастливого будущего. Мне очень мало, я жадная до жизни. А ещё мне жаль родителей, Дана, которые будут тяжело горевать. Но я понимаю, что от "передоза" некроэнергии маги умирают.

Надо справиться и попросить, чтобы положили в склеп со мной моего игрушечного зайца…

Я продолжаю качаться на волнах. Ощущения становятся то ярче, то, наоборот, приглушённее. Порой мне кажется, что я вижу сны, но видения слишком размытые, чтобы их уловить. Я настолько привыкаю к своему расслабленному состоянию, что о возвращении к жизни думаю всё реже.

Серость всё же подкрадывается ко мне. Я чувствую её холод.

Глава 66

Идиллию разбивает отвратный вкус чего-то нестерпимо кислого. Будто мне на язык выжали самый ядрёный лимон.

Глаза сами собой распахиваются, и я вижу над собой живого и вроде бы невредимого Дана.

— Дочка!

Мама? Родители здесь? Я ведь помню, что Дан подхватил меня на руки…

Закончить мысль я не успеваю, я широко, с удовольствием зеваю. Веки сами собой опускаются. Очевидно, что всё позади, я в безопасности. Почему бы мне не отдохнуть капельку ещё? Мне нужно. Дайте мне одеяло, пожалуйста.

— Карин, ты знаешь, какой сегодня день?

— Зануда, — я пытаюсь натянуть одеяло на голову, но Дан рывком отбирает его у меня.

— Я. Хочу. Спать.

Я поворачиваюсь на бок.

— Дочка, целитель сказал, что продолжать спать не очень хорошо, — растерянно объясняет мама, но мне всё равно.

— Дочка, — подхватывает папа, он тоже здесь.

Их голоса отдаляются, я погружаюсь в сон.

Кажется, кто-то поворачивает меня, чтобы я лежала прямо. Мне всё равно.

Ровно до того момента, как на язык выливают новую порцию кислоты!

— Какая гадость!

— Я рад, что тебе нравится, — ухмыляется Дан.

— Нравится?! Нет, мне не нравится!

— Тогда сядь.

— Спать хочу-у-у-у…

Мой протест не возымел действия. Дан продолжает меня тормошить. Ему жалко что ли?

— У тебя сегодня концерт, Карин. Ты выступаешь на сцене. Собралась проспать свой дебют?

— Что?!

Сонливость слетает как сдёрнутое одеяло. Я рывком сажусь. Зрение немного туманится, и я тру глаза. Дан действительно сказал, что у меня сегодня концерт? Мне не послышалось? Я спускаю ноги с кровати.

— Дочка! — вскрикивает мама.

Ну да, ноги голые, подол задрался выше колена. Только вот моя клетчатая юбка ещё короче.

— Ты серьёзно?

Дан молча тянется к тумбочке и разворачивает для меня рулон.

Получается, пока я спала, Марк успел отпечатать афишу? Я начинаю соображать более-менее нормально, вспоминаю, что с родителями были Марк и Мэри, они все вместе прятались под сценой. А что с остальными? С теми, кого поймали переродившиеся деревья.

Кажется, Дан научился понимать меня без слов:

— С ними всё в порядке. Погибших нет. Всего семеро раненых, угрозы жизни нет. Гораздо больше пострадавших ментально, с ними работают маги, прогнозы самые благополучные. Марк в полном порядке.

Я киваю и повторяю вопрос:

— Ты серьёзно?

— Абсолютно, Карин. И если ты всё ещё настроена на сон, не смею мешать. Сладких снов.

Когда он успел стать такой язвой?!

Я оглядываюсь, безошибочно выбираю дверь ванной и скрываюсь за ней. Я пускаю из крана прохладную воду, умываюсь и ненадолго замираю перед зеркалом, глядя на своё отражение. Для меня пережитое случилось буквально пять минут назад, но странным образом оно подёрнулось лёгкой дымкой, какой покрывается любое давнее воспоминание, которое не очень-то хочется хранить в памяти.

Мы победили? Прекрасно!

Куда больше меня беспокоит разгорающееся в животе зверское чувство голода. Я наспех вытираю полотенцем волосы и выхожу. Только сейчас я догадываюсь обнять родителей и заверить, что я в порядке, просто немного ошеломлена. Меня отвлекает аромат сдобы, и подхватив родителей под руки, я увлекаю родителей к столу, где нас ждёт то ли завтрак, то ли уже обед.