Негодная певица и некромант за клавесином

И он действительно поднимается, а потом небо прыгает вниз. Или это я подпрыгиваю? Меня подташнивает, в голове шумит, и я не сразу понимаю, что Дан взял меня на руки и невероятно бережно прижал к себе.

Если бы не моё состояние, я бы никогда не сделала то, что делаю — я опускаю голову ему на плечо и признаюсь:

— Временами ты очень милый.

— Поправишься, я тебе устрою, — цедит он.

— Милый, — упрямо повторяю я, поняв, что вся его злость, по крайней мере сейчас, из беспокойства обо мне.

Дан крепче прижимает меня к себе. Мне кажется, я впадаю в полубессознательное состояние, потому что я очень смутно помню, как оказываюсь в салоне экипажа. Может, я даже задремала у него в объятиях? В себя я прихожу, когда Дан отстраняется. Я обнаруживаю, что он укладывает меня на сиденье.

Уцепившись за его рукав, я отказываюсь отпускать, но Дан аккуратно отцепляет мои пальцы и снова заглядывает мне в глаза. Явно, что моё состояние ему не нравится. Оно и мне не нравится. Я начинаю догадываться, что серьёзно перенапрягла энергетические каналы.

Я снова пытаюсь ухватиться за полу его пиджака:

— Холодно…

— Потерпи, Карин, — Дан стягивает пиджак, укрывает меня. — Потерпи.

И уходит, в салоне я остаюсь одна.

То ли время проходит незаметно, то ли Дан возвращается очень быстро. Он наклоняется надо мной, с тревогой вглядывается в моё лицо.

— Дан?

— Прибью, — шипит он.

Да что я сделала-то?!

Дорога не остаётся в памяти. Сознание возвращается в незнакомой комнате, где я лежу на кушетке. Под головой вместо привычной подушки что-то жёсткое, ощущается как скрученное в тугой валик полотенце.

Надо мной склоняется незнакомка. Её губы шевелятся, но я не слышу, что она говорит. Она водит надо мной руками, пока у меня в районе солнечного сплетения не начинается пожар. Я вскрикиваю и бестолково отмахиваюсь — неожиданно мешает тонкое одеяло, которое, очнувшись, я не замечала.

Моего жеста хватает, женщина отступает. Жжение прекращается, но женщина заставляет меня выпить ложку чего-то вязкого и невыносимо сладкого.

Я проваливаюсь в сон без сновидений.

Когда я просыпаюсь, за окном брезжит рассвет, штора закрыта неплотно, и в широкую щель мне виден силуэт башенного шпиля. Я точно помню, что дом Дана расположен в зелёном районе, и ни с какой стороны никаких шпилей нет. Где я? Я поворачиваю голову.

Меньше всего я ожидаю увидеть, что к моей кушетке придвинуто кресло, и Дан спит, откинувшись на подголовник. Он заметно осунулся, вид помятый, волосы растрёпаны. Он… из-за меня? Но зачем?

Мне его позвать или наоборот не беспокоить?

Словно ощутив моё внимание, Дан резко открывает глаза и садится ровнее. Мы встречаемся взглядами.

— Как ты себя чувствуешь? — хриплым со сна голосом спрашивает он и зачем-то пересаживается на край кушетки.

— Хорошо… Горы свернуть готова. Только… я зверски голодная.

Желудок аж сводит.

А его пристальное внимание пугает…

Но Дан не нависает надо мной. Убедившись, что я не обманываю, он пересаживается обратно в кресло и, в сотый раз устало обещает:

— Пришибу.

— Да за что?!

Он словно не слышит и продолжает о своём:

— Карин, я одного не понимаю. Как ты до сих пор жива-здорова?

— Что ты имеешь в виду? — у меня начинается четвёртый день самостоятельной жизни. Дан имеет в виду, что с моим образом действия я долго не протяну? Возможно, он прав. — Дан, я помню, как ты сказал бежать, и мы почти добрались до ограды. Когда на тебя напал тот пень с корнями, я очень испугалась и случайно сделала то, что сделала. И, прости, но, по-моему, получилось удачно.

На экзамене я сломала кость.

С пнём получилось иначе, но очень похоже.

— А как насчёт правила “Никакой магии без разрешения учителя”?

Он злится из-за этого?

— Дан, я нарушила, не спорю. Я не оправдываюсь, а объясняю. Я не нарочно. Я просто испугалась.

— Знаешь, почему я не уничтожил пень тем же способом, что и ты?

— Почему? — послушно повторяю я.

Но Дан продолжает сыпать вопросами:

— За что по-твоему некромантам платят баснословные гонорары, Карин?

— Дан, честное слово, я хочу есть, а не думать.

— Некроэнергия убивает обратившегося к ней мага изнутри. Некроманты смертельно рискуют каждый раз. Гильдия отказалась от обучения некромантов в Академии, чтобы у каждого ученика был постоянный наставник, который будет контролировать каждый чих, и всё равно из десяти трое гибнут на первых уроках, потому что не справляются. Первое, чему бы я стал тебя учить, я не про ерунду с поиском, а про настоящую энергетическую работу, это защите собственных каналов. Я бы учил тебя пропускать через себя некроэнергию в потоке живой силы.

— Как начинка пирожка? — приходит мне на ум.

— Да, Карин. Ты закрываешь стенки каналов живой силой, а затем пропускаешь некроэнергию. Но всё равно есть предел, сколько некроэнергии можно через себя провести. Если бы я хватанул хотя бы треть от того, сколько схватила ты, я бы там и остался, можно, не отходя, прикопать и водрузить грустное надгробие.

— А я выжила…

— И ты не защищала свои энергетические каналы. То, что ты жива, величайшее чудо.

— Мне жаль, что я заставила тебя волноваться.

— Карин, я хочу знать, в чём твой секрет.

Глава 34

Требовательный взгляд, сцепленные пальцы.

Даже под одеялом мне становится не по себе. Я сажусь, но одеяло подтягиваю повыше, вцепляюсь в край пальцами. Глядя на Дана, я не знаю, что ему сказать. Чудо…? Смешно. В будущем, которого уже нет и никогда не будет, я погибла. Я окончательно выцвела и осела на ступенях крыльца случайного здания. Меня спасла Азири Ра, она подарила мне второй шанс, подарила мне шанс исправить свою судьбу, повернуть поток жизни в новое русло.

Моя душа вернулась с Той Стороны.

Я знаю, что энергетические каналы, энергетическая структура — это свойство души, а не тела. Перерождение изменило меня.

Возможно, я прямо сейчас скорее мертва, чем жива. От мысли о смерти становится зябко. Я выпускаю одеяло и обхватываю себя за плечи.

— Я…

— Карин?

— Это не то, что можно повторить, Дан.

Я понимаю его интерес — Дану не нужен секрет сам по себе, ему нужен рецепт, который позволит безопасно обращаться к некроэнергии.

— Карин?

Слишком личное…

Рассказать, как я вернулась из серого небытия? Едва ли моя история хоть чем-то поможет. Я никогда не слышала ни о Назири Ра, ни о перерождении. Я не думаю, что я уникальна. Скорее, люди предпочитали молчать.

— Я…

— Карин, ты ведь знаешь, как тебе удалось? Я по глазам вижу, что ты знаешь. Я уверен, что в некромантию ты пришла не случайно.Твой секрет это десятки и сотни жизней начинающих магов.

— Дан, — перебиваю я. — Не надо меня уговаривать, я не скрываю. Начну с того, что со вторым предположением ты ошибся. Я не знала, что у меня какие-то особые способности. Я выбрала некромантию по единственной причине. Ещё будучи ученицей, под твоим контролем, я могу брать заказы.

— Допустим.

— Что касается твоего второго предположения, то меня нет ответа.

— Карин!

— У меня есть догадка, Дан. Догадка, а не ответ.

— Хорошо, пусть будет догадка.

Меня пугает, с каким выражением лица Дан на меня смотрит. Он зачем-то поверил, что прямо сейчас я дам рецепт, а этого рецепта у меня нет. Мне очень жаль рушить его надежду, зато меня почти не беспокоит, что придётся говорить о себе.

Облизнув губы, я начинаю издалека:

— Дан, а гильдия никогда не пыталась найти, что есть общего у выдающихся некромантов?

— Что ты имеешь в виду?

— Например, тяжёлая болезнь или несчастный случай?

— Ну…

— Я угадала?

Дан пожимает плечами:

— Такой статистики нет. Я могу рассказать о себе. Когда мне было лет шестнадцать, я едва не утонул. Зимой меня достали на берег из ледяной воды и, как мне рассказывали, я уже не дышал. Повезло, что рядом оказался целитель, он смог заставить моё сердце биться. Я очень долго болел, бредил. Уже другой целитель, который меня лечил, сказал, что у меня плохие шансы, но я выжил.

— Можно сказать, что твоя душа побывала за Гранью? Я уверена, что я вернулась из-за Черты. Я изменилась в один момент. Мои близкие наверняка скажут, что меня будто подменили. Но на самом деле я изменилась на Той Стороне. Я кое-что помню. Я не готова говорить об этом. По крайней мере не прямо сейчас, ладно?

— Ты говоришь, что этот, прах побери, выродок был прав?!

— Дан?

Ударив по подлокотнику, Дан вскакивает и шарахается куда-то в сторону двери, но не выходит, а останавливается у стены, практически, упирается в неё лбом, застывает. Слышно его тяжёлое рваное дыхание. Я вскакиваю следом и запоздало понимаю, что платье с меня пропало, я почему-то в одном белье. Кто меня раздевал?! Нет, сейчас не о том. Я подхватываю одеяло, закутываюсь и медленно приближаюсь к Дану.

Кажется, я невольно попала в его самую болевую точку. Но разве я сказала что-то не так? Я прокручиваю в уме наш разговор.

У Дана какая-то история в прошлом…. Не просто история, а трагедия.

Мне жаль.

Сделав ещё один неуверенный шаг, я останавливаюсь. Мне нечего сказать Дану, и, наверное, лучшее, что я могу для него сейчас сделать, это дать самому справиться со своими эмоциями, а не лезть в душу с пустыми расспросами.

— Тебе нужно одеться, — бросает Дан. — Я жду тебя в коридоре.

Он выходит будто сбегает, хлопает дверью. Я в лёгком ступоре смотрю ему вслед.

В реальность меня возвращает чувство голода. Я спохватываюсь, начинаю озираться. Если меня раздели, то в чём мне выйти? Не в одеяле же… К счастью, одежда находится, она рядом с кушеткой, сложена стопкой на пуфике.

От стопки приятно пахнет медово-малиновым — платье не стирали, но чем-то освежили. Зельем, наверное?

Отвлечённые мысли не мешают мне одеться и застегнуть пуговицы, затянуть пояс. Вроде бы… Я хватаюсь за голову в буквальном смысле слова — шпильки пропали и ни на пуфике, ни на других поверхностях заколок нет. И как быть? Распущенные волосы — это совершенно неприлично и недопустимо, с распущенными только магини ходят.

Ха, а я кто?

Я пропускаю пряди между пальцами, приглаживаю на ощупь. Зеркала в комнате, увы, нет, проверить, как я выгляжу, не получится, и я выхожу как есть.

В коридоре пусто. Дан ждёт меня у окна. Он смотрит за стекло, но на звук шагов реагирует, прерывает созерцание.

— С новой причёской ты прекрасно выглядишь, Карин, — неожиданно Дан делает мне незамысловатый комплимент.

— Спасибо.

В глазах у Дана стылый лёд, и не похоже, что комплимент искренний.

Кивнув мне, Дан поворачивает в просторную проходную комнату, обставленную как гостиная, и приглашает за круглый столик. С противоположной стороны появляется заспанная горничная с подносом в руках.

— Господин, госпожа, приятного аппетита, — желает она, сноровисто расставляя тарелки. Убедившись, что нам ничего больше не нужно, она едва удерживает зевок и уходит.

Дан равнодушно смотрит на толстые оладья и розетки с мёдом, вареньем и сметаной на выбор, но от завтрака не отказывается и берёт себе ломтик ветчины на ржаном хлебце. Я же набрасываюсь на еду.

— Карин, не стесняйся. Хотя энергетические каналы относятся не к телу, а к душе, они связаны с телом, и тебе нужно полноценное восстановление.

— Не знала…

— У магов часто повышенный аппетит, — Дан криво усмехается и откусывает половину хлебца. Завтрак в два жевка явно противоречет его словам о повышенном аппетите.

Едим мы в тишине, но эта тишина уютная. Дан терпеливо дожидается, когда я закончу завтракать и сам разливает для нас кофе. Мне наливает много молока. Запомнил, что мне понравилось пить кофе разбавленным?

Я беру чашку.

— Спасибо.

— Неужели ничего не спросишь?

По одному тону ясно, что любопытство Дана не обрадует.

— Захочешь — расскажешь, — пожимаю я плечами.

— Знаешь, как я в этой дыре оказался?

По-моему, Огл ни разу не дыра, между прочим, один из центральных городов, но для столичного мага, наверное, иначе.

— Понятия не имею.

— Мне запрещено приближаться к столице. Опала за убийство во время поединка. Я убил магистра, продвигавшего идею посвящения в некроманты через смерть.

Глава 35

Выпалив признание скороговоркой, Дан замолкает и исподлобья смотрит на меня. Не знаю, какой реакции он ждёт. Мне сказать нечего. Или есть что? Я вспоминаю погружение в воду перед встречей с Азири Ра и храм, самый настоящий храм по ту сторону Черты.

Вроде бы Дан выдохнул, пальцы, стискивавшие ручку чашки с такой силой, что я думала, она отвалится, расслабляются. Дан опускает чашку на блюдце, прикрывает глаза. Он всё ещё борется с эмоциями.

— Что такое посвящение? — уточняю я. Отчасти, чтобы отвлечь Дана от его мрачных переживаний, отчасти я действительно хочу разобраться, это важно.

Дан передёргивает плечами, взгляд становится немного теплее при взгляде на меня, но снова стынет, как только Дан обращается к воспоминаниям.

— Он называл церемонией длинное ритуальное представление. Раньше оно казалось мне бессмысленным и показушно-театральным, но теперь… Получается, смысл всё-таки был. На пике церемонии он укладывал ученика на алтарь, фиксировал ремнями, а затем лишал доступа воздуха. Я знаю, что он ставил в изголовье накопитель, и тот… впитывал эманации смерти.

— И ученики… — голос у меня срывается от нехорошего предчувствия.

Разве это не предумышленное убийство?!

— Обычно ему удавалось вернуть ученика к жизни, но не всегда. Алия не очнулась.

Я могу спросить, кто она? Лучше не спрашивать.

Произнеся имя девушки, Дан замкнулся, вперился в столешницу перед собой. Кем бы ни была Алия, она была ему… небезразлична. Невеста? Нет, не нужно гадать, это неправильно, некрасиво по отношению к Дану.

— Возможно, имеет значение не только факт возвращения из-за Грани, но и то, что душа испытала по ту сторону, — осторожно продолжаю я.

Обсуждать теорию легче.

Или нет?

Дан снова стискивает пальцы, и в этот раз сминает чашку, превращает её в крошево глиняных черепков, залитых кофе. Голос же остаётся настолько ровным и спокойным, что мне не по себе.

— Вот как? Я знаю, он старался продлить бессознательное состояние учеников…

— Возможно, это ошибка. По ту сторону время воспринимается иначе, и я не уверена, что длительность беспамятсва влияет на результат напрямую. Ты говорил, что чуть не утонул и потом болел. Я же даже не упала. Голова закружилась, я потеряла ориентацию в пространстве, ухватилась за столешницу и устояла.

Вот теперь Дан слушает внимательно, взгляд живой.

Решившись, я всё же рассказываю больше, чем когда бы то ни было собиралась. Я всё ещё не готова говорить о своём перерождении и возвращении из будущего, но я готова рассказать про встречу с богиней, про то, как находилась в храме, как пила с богиней чай. Чай ли?

Я замалчиваю только слишком личное, но я не пытаюсь скрыть, нет. Я откровенно говорю, что передавать весю мою беседу с богиней не готова.

Когда я заканчиваю, Дан ожидаемо задаёт вопрос, но совсем не тот, который я предполагала.

— Ты проходила посвящение, Карин?

Я даже не сразу понимаю, о чём Дан. Посвящение в храме? Или он решил, что я посвящение стало для меня ключом к храму?

— Нет, Дан. Я была дома, у меня закружилась голова, и я изменилась. Хочется сказать, что я в одно мгновение повзрослела, но я не уверена, что это слово подходящее. Скорее, я взбунтовалась.

Это снова становится слишком личным.

— Хм…

— Звучит бредово? — догадываюсь я.

Мысленно перебрав всё, что я успела рассказать, я понимаю, что без истории о моём несостоявшемся будущем, картина действительно вырисовывается неправдоподобная. С одной стороны, я рассказала всё, что касается некромантии. Но с другой стороны…

Если бы в той жизни я хоть немного интересовалась окружающим миром, я бы могла вспомнить ближайшие события. В идеале — происшествия, о которых невозможно знать заранее, только если ты не живёшь вторую жизнь.

Неужели я вообще ничего не вспомню?! Что-то, что произошло накануне свадьбы, хоть что-то. Какой-нибудь скандал…

Но в голове как нарочно пусто.

И я, мысленно махнув, распахиваю душу настежь.

Я рассказываю всё, абсолютно всё. Рассказываю, как я была хорошей девочкой, послушной и очень несчастливой, как я вышла замуж по решению родителей, как из-за крупных финансовых потерь Берт принял решение о переезде, как я оказалась в чужой стране и окончательно потухла, как Берт развёлся со мной, и как я оказалась на случайном крыльце.

То, что я рассказала, ещё больший бред.

Сейчас Дан просто сдаст меня в больницу для душевнобольных, и на этом всё закончится.

На меня накатывает волна усталости, я выдыхаюсь.

— Ты сказала, что микстура Руза Пойтера вызывает необратимое разрушение личности?

— Да, — про микстуру я тоже выболтала.

— А ты знаешь, что эта микстура, только концентрированная, использовалась в церемонии посвящения? В то, что ты рассказала, Карин, очень сложно поверить.

— Не верь.

Я выдохлась.

Мне мерещится серость из моей прошлой жизни, но марево наплывает как тень и испаряется, потому что я отказываюсь быть покорной овцой. Пусть я творю глупости, но это мои глупости и моя жизнь. Внутри поднимается волна упрямства.

Какой у меня промежуточный итог? Я растратила деньги, вырученные в ломбарде за серёжки, я открыла в себе невосприимчивость к некроэнергии, я дала Дану повод сомневаться в моём здравомыслии, я приобрела лицензию, дающую мне право на дальнейшее обучение, но не на заработок. Выглядит так, будто потерь больше, чем сомнительных приобретений. Но всё равно это лучше, чем замуж за Берта.

Сладко потянувшись, я наливаю себе вторую порцию кофе и, поднеся чашку к губам, замечаю, что Дан смотрит на меня странно. Не как на сумасшедшую, а… У меня не получается подобрать слова. Дан смотрит на меня взглядом, каким однажды Берт смотрел на изображение полуобнажённой танцовщицы, выставленное в художественной галерее.

— Карин, — Дан смаргивает наваждение, опускает взгляд на раздавленную чашку.

— Возиться со мной не входило в твои планы? Я откажусь от ученичества и уеду.

Звучит невыносимо по-детски. Как будто я обиделась и сбегаю прятаться в тёмном углу.

Но и продолжать навязываться Дану неправильно.

— Да, ты права. Учитель из меня отвратительный.

Что?

Он понял мои слова так?!

— Я не это имела в виду!

— Да ладно, Карин. Если бы не чудо, ты бы не дожила до рассвета. Будучи твоим учителем, я допустил непоправимый вред. Алия погибла во время церемонии, но до этого она была моей ученицей. Тоже я недоучил, недосмотрел. Карин, не волнуйся, я напишу тебе рекомендательное письмо. Поехали, мы как раз успеем к открытию отделения гильдии.

Дан поднимается и протягивает мне руку, чтобы меньше, чем через час расстаться со мной навсегда.

Глава 36

Как так?

Расставание — это не то, о чём я думала. Если бы Дан сказал, что я не устраиваю его как ученица, я бы это приняла. Но Дан словно… словно наказывает себя за то, что я по собственной неосторожности и по собственной несдержанности подвергла свою жизнь риску. Это неправильно. Да и история с Алией… Мне попали только крошечные кусочки из обмолвок и упоминаний, но они складываются во вполне читаемый узор. Как я понимаю, Алия была ученицей Дана, но захотела больших результатов, перешла к другому некроманту, рискнула и проиграла.

Почему Дан винит себя?

Уйти от него сейчас это всё равно что подбросить дров в костёр его вины. Не мне судить о том, что случилось с Алией, я не была свидетельницей тех событий. Но я могу говорить за себя. Я, пусть и непреднамеренно, от испуга и на эмоциях, но я нарушила прямые указания Дана. Его вины нет.

Я смотрю на его протянутую руку и вкладываю пальцы в его ладонь, но не делаю ни малейшей попытки подняться:

— Извини, но я намерена продолжать, — я сжимаю его руку, несильно, но ощутимо.

— Зачем тебе это, Карин?

— Затем, что… хочется.

Дан смотрит на меня, будто ждёт более внятного ответа, и я бы рада ему что-то сказать, но у меня действительно нет ничего, кроме моего “хочу”. Только я не понимаю… Почему желания недостаточно?

В прошлой жизни я подчинялась долгу и плохо кончила. Я догадываюсь, что совсем отбрасывать необходимость тоже нельзя, одними хотелками не прожить, но я пока не знаю, где найти баланс. Я в поиске.

— Я буду учиться, Дан. Я буду учиться не только некромантии, но и самоконтролю. Дай мне шанс.

— О, вы уже позавтракали! — раздаётся звонкий голос, и в комнату с широкой белозубой улыбкой впархивает девочка. На вид ей лет четырнадцать-пятнадцать, совсем тонкая и хрупкая.

Маги выглядят молодо, но я никогда не слышала, чтобы они выглядели как дети. Наверное, девочка дочь хозяев?

— Карин, — Дан разворачивается, но мою руку почему-то не отпускает, — позволь представить тебе сеньориту Мию, одну из лучших целительниц.

— Это очень обидное преувеличение, магистр Тельви, — холодно отзывается она. — Госпожа, как вы себя чувствуете?

Только сейчас я замечаю аккуратные заострённые ушки.

Передо мной действительно выдающаяся целительница, и из-за примести эльфийской крови судить о её возрасте невозможно. Эльфы прирождённые маги… Не даром же ходит легенда, будто раньше вся магия пряталась в их священных лесах, но потом что-то пошло не так, незримый барьер лопнул и магия выплеснулась во внешний мир.

— Спасибо за заботу, я себя прекрасно чувствую.

Она подходит ко мне вплотную и взмахом руки показывает, чтобы Дан подвинулся. Он отступает на шаг, отпускает мою руку. Странно, но я ощущаю это как потерю. Целительница, при всей моей признательности за лечение, пришла невовремя.

— Я посмотрю, — предупреждает она и одновременно кладёт указательные пальцы мне на виски.

Слишком быстро.

— Сеньорита…

— Не вертитесь, госпожа. Никогда не видела подобного… У вас как будто двойная энергетическая структура. Хотя нет, не двойная, а уплотнённая. У вас в энергетической структуре некроэнергия, но по неясной мне причине она вас не убивает. Это какой-то абсурд! Та-ак. Кажется, я поняла. Дант Тельви, ты доработал ритуал посвящения?!

Дан застывает словно целительница влепила ему словесную пощёчину. Выражение лица у него становится пугающее, и мне хочется немедленно влезть со своими утешениями, но я сдерживаюсь, понимая, что это будет просто неуместно. Начать с того, что я совершенно не знаю, какие между Даном и целительницей отношения. И это не моё дело, сами разберутся.

Лёгкое надавливание, и в висках появляется неприятное покалывание. Я морщусь. Если бы целительница сама не убрала руки, я бы отклонилась назад.

Она поджимает губы:

— У вас, госпожа, очень странная структура. Вы словно на очень тонком уровне связаны с той стороной.

— Благодарю за заботу, сеньорита, и я больше не смею злоупотрелять вашим гостеприимством.

— Что вы, госпожа Карин. Вы настолько неординарный случай, что я настаиваю. Оставайтесь в моём доме. Некромантия не лучший выбор, я же предлагаю вам больше, чем целительство. Я предлагаю вам постижение азов магии жизни.

— Сколько пафоса, — ляпаю я.

Насколько я поняла, Дан обязан научить меня основам профессии. Сдав экзамен, я смогу начать самостоятельную практику. Сеньорита Мия предлагает “постижение азов” — это о чём? Стать целительницей я точно не смогу — в лучшем случае я получу шанс проскочить первый курс в академии и поступить сразу на второй.

— Карин, ты, кажется, ещё не ориентируешься, — вмешивается Дан. — Предложение уникальное. Сеньорита Мия брала уроки магии жизни…

— Сеньорита Мия заинтересована в изучении моей энергетической структуры, а не в моём обучении, — отрезаю я. — “Азы” понятие настолько размытое, что обсуждать просто нечего. Сеньорита, я ещё раз благодарю вас за заботу и гостеприимство.

Возможно, я совершаю ошибку. Магия жизни — это исконно эльфийское искусство, особое искусство, превосходящее человеческое целительство. Обучиться магии жизни всё равно что получить билет в бессмертие, не зря же возраст в пяток веков для эльфов считается ранней молодостью. Сказки? Преувеличение? Правда?

Правда заключается в том, что своих секретов эльфы людям не раскрывают, ни людям, ни смескам.

И вообще, целительство при всей его практической очевидной пользе мне не интересно, а некромантия влечёт.

— Благодарю за заботу о моей ученице, сеньорита Мия, — прощается Дан и подаёт мне руку.

Я с радостью вкладываю пальцы в его ладонь.

— Мне стоит поднять вопрос о церемонии посвящения в гильдии? — бросает она нам вслед.

Зачем Дан с ней связался? Она показалась мне очень милой при знакомстве, но сейчас она мне неприятна. Хотя… Если она подозревает, что Дан убедил меня принять участие в смертельно опасном ритуале, то её понять можно.

— Почему бы и нет? — равнодушно откликается Дан.

Несмотря на ранний час, на улице нас ждёт экипаж. Дан помогает мне сесть, забирается следом и, как только кучер захлопывает дверцу, устало откидывается на сиденье.

— Я доставила тебе неприятности.

— Карин, у тебя есть около получаса, чтобы принять окончательное решение. Ты действительно готова продолжать?

— Да, Дан, — я отвечаю мгновенно.

Моя уверенность его явно не радует, но Дан не спорит, не предлагает мне подумать ещё раз.

В салоне висит тягостное молчание, пока экипаж не останавливается и Дан жестом не приглашает меня выходить.

Зачем-то мы снова на кладбище.

Глава 37

Спустившись на мостовую, я догоняю Дана у самой калитки. Он стоит, смотрит на окольцовывающую кладбище стену, на запертую калитку и всё больше мрачнеет. Не знаю, на что он смотрит. С виду стена как стена. ничего не изменилось. Дан вглядывается в энергетическую структуру?

Вот же…

Мне нравилось разучивать заклинания. Рассматривать переплетение энергетических линий было откровенно скучно, и хотя я практиковалась, особых успехов не достигла. Я сосредотачиваюсь и едва не слепну.

Шарахнувшись назад, я зажимаю глаза ладонями.

— Карин?

— Я в порядке. Не стоило смотреть на стену.

До сих пор я видела только очень простые энергетические структуры. Стена же насыщена чарами, и сияние магии меня буквально ослепило.

Я осторожно опускаю ладони, открываю глаза. Я больше не вижу энергетические линии.

— Карин…

— Извини, я не подумала, что это может быть опасно.

— Временами ты как ребёнок, — вздыхает он.

— Мне жаль.

Мне жаль, что я доставляю неприятности. За то, какая я есть, я не извиняюсь. Какой смогла, такой и стала. Шаг за шагом я буду учиться и становиться лучше.

— Нет, Карин. Это снова моя ошибка как учителя. Я должен был разобраться, что ты умеешь, а где есть пробелы, тем более Лео меня предупредил, что у тебя очень странная подготовка.

— Наверняка ты привык работать с более подготовленными учениками.

Дан игнорирует мою попытку смягчить и резко меняет тему:

— Вчера я закольцевал защиту кладбища, чтобы никакие некротвари не вырвались в город, и защита цела, но её явно взламывали снаружи. Мне очень не нравится то, что я вижу. Защиту взломали, но почему-то не сняли. Я вообще не понимаю, зачем кому-то могло понадобиться взламывать контур и создавать некротварей. Карин, я предлагаю тебе ждать снаружи.

Не место спорить.

— Хорошо, если ты считаешь, что так будет лучше.

— Да, так будет лучше. Карин, вернись в экипаж.

Я киваю, но бежать обратно не тороплюсь. Нет, я не собираюсь нарушать то, что сказал Дан. Я собираюсь хоть одним глазком заглянуть в неведомое. Дан замечает моё любопытство и понимающе усмехается. Правда, усмешка невесёлая, а под глазами — на уличном свете особенно заметно — густая синева.

Сняв защиту, Дан отпирает калитку.

— Оу… — вырывается у меня, когда я, привстав на цыпочки, пытаюсь заглянуть Дану через плечо.

— Карин, тянуть шею не обязательно, — Дан сторонится, открывая мне обзор.

— Спасибо.

Я не пытаюсь сделать шаг вперёд, понимаю, что это может быть опасно, хотя никаких угроз не вижу. В отдалении через холмик перебирается очередной скелет.

Из травы вытягивается змееподобный корень, только морды на конце не хватает.

— Хочешь его ослабить? — предлагает Дан. — Тебе не нужно уничтожать его, как вчера, не перенапрягайся, но лёгкое усилие пойдёт на пользу.

Отказываться… глупо. Я подозреваю, что я мешаю Дану, не зря же он решил меня отослать. Но раз он предлагает, наверное, он знает, что делает. Прислушавшись к ощущениям, я начинаю втягивать в себя силу очень тонким ручейком. Пусть дольше — зато безопаснее. Очень быстро ручеёк словно сам собой расширяется, и я с удивлением понимаю, что теперь я способна пропускать через себя гораздо больше энергии, чем раньше.

А ещё начинаю различать, что меня окружает два вида энергии — живая и некротическая. Мне одинаково подходят обе.

Я бью по высунувшемуся чудовищу и снова тяну в себя силу, но не из окружающего пространства, а из чудовища. Надеюсь, вчерашний опыт не повторится в плохом смысле слова — я не осяду на мостовую и Дану не придётся тащить меня на руках, хотя мне и было приятно.

— У меня… получилось.

Чудовище стремительно высыхает, разваливается и оседает горсткой пыли.

— Я же сказал не перенапрягаться!

— Мне кажется, я ещё одного осилю… — я вопросительно смотрю на Дана, ожидая, что он скажет и всем своим видом показывая, что не напрягалась.

Он с подозрением прищуривается, будто не доверяет моим словам, но не спорит и медленно кивает в знак согласия. А вот продолжать не разрешает, что, наверняка, правильно:

— Нет, Карин. Лучше смотри, — Дан поднимает руку ладонью вверх.

Его пальцы охватывает зеленовато-фиолетовое сияние. Над ладонью наливается светящийся шар, размером с дыню, разлетаются искры, воздух гудит от напряжения. Я не рискую перейти на магическое зрение, чтобы попытаться рассмотреть структуру чар, мне хватает того, что я и так вижу. Постепенно цвет шара становится всё более и более насыщенным. По ощущениям проходит четверть часа, не меньше.

Шар обрастает крошечными молниями, в сердцевине закипает серебристая дуга.

В какой-то неуловимый момент Дан лёгким шевелением пальцев стряхивает шар с ладони. Небрежное движение совершенно не похоже на бросок, но шар взлетает и вдруг превращается в облако, охватывающее пусть не половину территории кладбища, но значительную часть точно.

Дан опускает руку.

Оказавшись в облаке, переродившиеся деревья-монстры издают хоровой оглушающий скрежет. Взлетают и опадают корни, дёргаются особо толстые ветки. Выглядит… как внезапная агония? Монстры не осыпаются пылью, как у меня, они с треском разваливаются на части, и каждый кусок древесины вспыхивает фиолетовым огнём.

Несколько минут, и всё кончено. Итог тот же — монстры превращены в горстку пепла.

Меня порывает спросить, почему Дан вчера не накрыл кладбище облаком, но ответ очевиден. Дан просто не успевал. Мы были в окружении чудовищ, и они бы нас накрыли до того, как Дан завершил создание шара.

Я отмечаю, что со скелетами в отличии от деревянных монстров ничего не случилось, как бродили, так и продолжают ковылять.

Интересно…

— Впечатляет, — я и близко ничего подобного не смогу. Наверное, не в ближайший год точно.

— Карин, возвращайся в экипаж. Я позову тебя, когда буду уверен, что на территории безопасно, и мы продолжим.

Шагнув вперёд, Дан закрывает калитку изнутри.

Я протягиваю руку, но останавливаю движение. Вламываться следом нельзя — я могу помешать, отвлечь в самый неподходящий момент, испортить что-то. Да и просто как ученица я должна делать то, что говорит мне мой учитель.

Но стоять, отрезанной от кладбища стеной, неприятно. Вспоминая вчерашнее, я невольно начинаю бояться, что может произойти что-то плохое. Что-то, к чему Дан не готов. Хоть бы сказал, сколько ждать, прежде чем звать на помощь…

Надо сделать то, что сказал Дан — вернуться в экипаж.

Я отворачиваюсь от калитки.

Странно…

Голова кучера безвольно висит, как будто он провалился в сон. Или кучер в глубоком обмороке.

Неподалёку стоит некто очень высокий и тощий, кутается в летний плащ. Кисти скрыты перчатками, ни лицо опущен глубокий капюшон, а на шею накручен широченный шарф. Край плаща настолько длинный, что волочится по земле.

Мне… крикнуть Дану?

Кем бы ни был человек в плаще, он меня пугает.

Позвать я не успеваю.

Глава 38

Мир меняется внезапно и беспощадно.

Если бы не моя ошибка, если бы я не попыталась взглянуть на ограждение кладбища магическим зрением, я бы сейчас схватилась за глаза, попыталась зажать ладонями и проиграла бы. Сгущается тьма, словно день обернулся ночью, но мрак изнутри подсвечен. Текут и переплетаются слепяще-яркие реки… энергии.

Я скорее ошарашена, чем ослеплена. Густой мрак смутно знаком, будто я уже когда-то с ним соприкасалась, а теперь не могу вспомнить старого приятеля.

Неужели… Я снова мертва?! Почему я на Другой Стороне? Густой, похожий на кисель, мрак окружал меня, когда я погружалась из будущего в прошлое. Я совсем не помниал своё перерождение, и вдруг всё, что со мной происходило за Гранью, всплывает в памяти.

И тем отчётливее несоответствие — мрак слишком рыхлый, и за Гранью не было подсветки.

Я начинаю понимать, что вижу.

Переплетение линий — это чары, магическая структура стены, опоясывающей кладбище, а значит я стою там, где я стояла. Это не я снова мертва, это Та Сторона пришла в мир живых. Точнее… Некто в плаще её привёл, стал для неё проводником.

— Дан! — выкрикиваю я.

Мраку на этой стороне не место. Я чувствую, что он узнаёт меня. Разве он может быть разумным? Не знаю, но я пытаюсь мягко его оттолкнуть. Я отчётливо ощущаю, что некто в плаще открыл прореху.

— Нет, — его выдох проносится порывом ледяного воздуха.

Наверное, он понимает, что я сделаю, раньше, чем я сама это осознаю. Я раскидываю руки и бесстрашно прошу мрак уйти в прореху на свою Сторону. Я не говорю слов, всё получается сложнее и проще одновременно. Хватает намерения, окрашенного чувствами.

Я смыкаюруки перед собой будто пытаюсь отправить от себя волну.

Противник в плаще начинает заклинание. Нечто противоестественное, искажающее пространство. Края дыры стремительно расползаются.

Нельзя допустить разрыва!

Мой испуг словно придаёт мраку ускорение, и мрак не выплёсскивается в окружающее пространство, а уходит через расширившуюся дыру.

Я вижу, как мрак проходит через моего противника, слышу тонкий пронзительный крик. Кем бы ни был мой противник, мрак размывает его как океан слизывает рисунок на песке.

— Карин! Как же так…

— Опасно оказалось снаружи, — через кашель с трудом отвечаю я.

Кажется, я потеряла сознание. Иначе почему я не помню, как оказалась в траве? Дышать трудно, в ушах шумит. Рядом Дан, и я прижимаюсь к нему, доверчиво опускаю голову ему на плечо.

— Что случилось?

— В плаще…

— Плащ вижу.

Дан встаёт. Я цепляюсь за его руку и тоже поднимаюсь. Слабость пришла и ушла, звон в ушах пропал, головокружение отпустило, и чувствую я себя лучше, чем можно было ожидать. Только вот о любой магической практики мне лучше воздержаться если не до конца дня, то до полудня точно.

Оказывается, незнакомец в плаще успел приблизиться. До него каких-то пять шагов. Незнакомца нет. В траве лежит одежда — плащ, шарф, перчатки, сапоги.

Выдав особенно замысловатое ругательство, Дан находит палку, ворошит плащ. Откинув полу, он открывает взгляд нательную одежду.

— Оу…

— Прах побери.

Не узнать узор наряда эльфийского жреца невозможно. Но почему шёлк не белый, а чёрный, и узор вышит не золотом, а серебром?!

Может, одеяние — подделка?

Дан, не притрагиваясь руками, по-прежнему действуя палкой, расправляет ворот, и из складки ткани выпадает серебряный кулон с молочно-белым полупрозрачным камнем. Дан выдаёт ещё пару ругательств.

Не утерпев, я присаживаюсь на корточки. Я стараюсь не лезть Дану под руку.

— Здесь… прах.

— Ты видела его живым?

— Ты определил, что это был мужчина? Да, видела. Точнее, я видела, как он двигался, как использовал чары, но я не видела его самого. Ни лица, ни полоски кожи.

— Кулоны с опалом носят только мужчины. У жриц-эльфиек камень кошачий глаз.

— Не подделка? — осторожно уточняю я.

Дан наверняка и сам о подобном подумал, но, мне кажется, сейчас та ситуация, когда лучше спросить глупость, чем не спросить, и что-то важное будет упущено.

— Нет, — Дан проводит над кулоном открытой ладонью. — Во-первых, статусные артефакты подделать невозможно. Мне неизвестно ни одной успешной попытки. Во-вторых, ты ещё не умеешь так, научишься. Прах принадлежит чистокровному эльфу. Проклятье…

— Я могу спросить, Дан?

Я понимаю, что мои вопросы неуместны…

— Спрашивай, — Дан поднимается и подаёт мне руку.

— Я думала, что эльфы носят только светлую одежду. И кулон должен быть не серебряным, а золотым.

— Поэтому я и ругаюсь. Смерть жреца на нашей территории сама по себе пахнет дурно, а выбор цвета… Ты права, эльфы одеваются только в светлое. Тёмные ткани и серебро для погребения.

— То есть… жрец знал, что погибнет?

На самом деле не удивительно. Он рвал саму ткань мира. Каким бы сильным магом ты ни был, ты всё равно остаёшься живым существом, песчинкой перед могуществом стихии.

— Всё хуже, Карин. Живые не облачаются в тёмную одежду. Это абсолютное правило. У нас был жрец-нежить.

Я выдаю не менее красочные ругательства — я не могу понять масштаб катастрофы, но я не сомневаюсь, что всё гораздо хуже, чем я могу себе представить.

Дан морщится, оглядывается на экипаж.

Я тоже оглядываюсь — кучер проснулся, крутит головой.

— Дан… — я хочу рассказать, что именно я видела. Я уверена, что это важно. Но Дан меня перебивает.

— Карин, пожалуйста, нужно немедленно пригласить стражу и отравить сообщение в отделение. А должен оставаться здесь.

И что будет, если появится ещё один жрец? Дан сможет “договориться” с мраком? Ха, Дан не будет дожидаться, когда жрец завершит чары и примет меры, Дан будет действовать.

Кивнув, я оставляю Дана у калитки, а сама забираюсь в салон экипажа. И лишь, когда экипаж выезжает на соседнюю улицу, до меня доходит, что Дан очень ловко выпроводил меня из опасного места. Зачем ехать мне, когда передать сообщение может и кучер?

Ладно, если Дану спокойнее спровадить меня, я не буду спорить. К тому же именно я могу рассказать, что произошло — кучер-то спал. Всё правильно…

Экипаж поворачивает.

Дорога до отделения стражи занимает минут десять.

— Прибыли, сеньорита! — обращение кучера неожиданное.

Я спускаюсь на мостовую, щурюсь от яркого солнца, брызнувшего прямо в глаза. Отделение стражи передо мной. Но едва я делаю шаг, откуда-то сбоку раздаётся крик:

— Газета “Столичный вестник”! Сеньорита, ваш комментарий! Что происходит на кладбищах Огла? Нас поразила новая некро-эпидемия?

Глава 39

Почему он спрашивает меня?!

Никакая эпидемия нас вроде бы не поразила. Началась очень грязная возня… Но я прекрасно понимаю, что говорить об этом газетчику нельзя. А что говорить? Игнорировать неудобно, но мальчишка настолько назойлив, что я равнодушно отворачиваюсь и прохожу мимо.

— Сеньорита! Почему вы молчите? Город в опасности? Чего нам ожидать от новой “костянки”?

Я скрываюсь в отделении стражи и выдыхаю — за мной газетчик не идёт. Надо будет спросить у Марка, неужели лезть напролом и чуть ли не за руки хватать обычное дело? Впечателние неприятное.

— Госпожа, чем я могу вам помочь? — окликает меня страж. — Кажется, я узнал вас. Вы с детьми пострадали в экипаже…

— Я по другому поводу, господин страж.

— Слушаю.

Мне всё выложить ему или добиваться встречи с начальником отделения? Нельзя, чтобы новость просочилась, начнётся паника.

Документы у меня… при себе. Спасибо Дану, позаботился. Я протягиваю их стражу:

— Я ученица магистра Данта Тельви, сегодня утром мы приехали на кладбище, — с трудом, но я вспоминаю адрес, — и продолжили работу. Нас отвлекло появление мага, скончавшегося на месте. Вероятно, он причастен к появлению особой нежити на территории кладбища.

— Нехорошо.

— Магистр высказался… гораздо резче, — упоминать, что Дан ругался словами, не принятыми в высоком обществе, я не хочу.

— Сеньорита, я настаиваю, чтобы вы проехали до места происшествия с нами. Отделение гильдии мы проинформируем.

Я киваю.

Я не имею ничего против проехать со стражами…

Единственное, что меня царапает — это обращение. Вроде бы надо думать о серьёзном, а мне… непривычно и неуютно быть сеньоритой. Считается, что это обращение к новой элите, и в моём кругу всегда смаковали обращение “господин” или “госпожа”.

Страж указывает мне на жёсткую лавку у стены. Вероятно, чтобы я не путалась под ногами, потому что в отделении поднимается суета. В полупустом коридоре, где были только я и дежурный, мелькают мундиры. Кто-то громко требует подать ему досье, где-то что-то с грохотом падает.

Передо мной оказывается рыжеватый юнец. По внешности и короткому статусному жезлу на поясе я понимаю, что передо мной страж-маг.

— Сеньорита, капитан Лойверти к вашим услугам. Пожалуйста, пройдёмте. С вашего позволения, я воспользуюсь вашим экипажем. Так будет удобнее не тратить время на разговор в кабинете, а побеседовать в пути.

— Конечно, но экипаж всё же не мой, экипаж принадлежит магистру Тельви, — занудно уточняю я.

— Как скажете, сеньорита, — легко улыбается капитан. В улыбке мне чудится насмешка.

К нам присоединяется дежурный страж, и не зря. Едва я выхожу вслед за капитаном, к нам снова бросается газетчик:

— Сеньорита, горожане вправе знать правду! Огл ждёт нашествие агрессивной нежити? Бежать завтра уже поздно?

Под градом вопросов я снова теряюсь, но дежурный страж легко успокаивает газетчика дружелюбным предложением:

— В камеру захотел, “Вестник”?

Газетчик молниеносно отступает, но я ни на миг не сомневаюсь, что он последует за нами. Нехорошо получается… И втройне нехорошо, что он наверняка извратит подслушанное и подсмотренное.

Как только мы с капитаном садимся в салон, дежурный захлопывает за нами дверцу, и экипаж трогается.

— Как с цепи сорвались, — вздыхает капитан. — И ещё эта статья…

Я молчу. Чувствую себя неловко. Едва ли капитан имеет в виду какую-то другую статью, а не ту, появление которой я оплатила.

Тряхнув головой, он поворачивается ко мне, и любой намёк на усталость и рассеянность исчезает, взгляд становится цепким. У капитана даже осанка меняется. В руках невесть откуда появляется записная книжка.

С чего начать рассказ? С того, как Дан закрыл калитку изнутри или с событий вчерашнего вечера? История, как я сдавала экзамен, к делу точно не относится, а вот монстры, переродившиеся из деревьев, по моему, связаны с эльфами напрямую. Только вряд ли капитану интересно моё мнение, ему нужны факты, и я стараюсь упирать на них.

Карандаш мелькает по бумаге, и почему-то во мне это вызывает глухую тревогу. Или не полёт карандаша, а постепенно меняющееся выражение лица капитана. Упоминание эльфов вызывает у него сложную гримасу.

Я успеваю ответить лишь на пару вопросов — экипаж останавливается.

Не дожидаясь кучера, капитан распахивает дверцу чуть ли не пинком, и выпрыгивает на мостовую. Жестом позвав меня за собой, он устремляется к Дану.

Выбравшись гораздо медленнее, я догоняю.

Дан уже что-то объясняет, показывает.

Странно… Одеяние жреца испачкано прахом, но природный мусор, веточки, почва не пристают. Учитель рассказывал, что эльфы пропитывают ткани особым травяным зельем. До сих пор люди не смогли создать даже бледного подобия “чар чистоты”.

— Сочувствую, капитан, — угрюмо завершает Дан.

— Будучи свидетелем, магистр, я не могу привлечь вас как эксперта…

— Какая радость, — усмехается Дан.

— И всё же… Что вы думаете о чёрном цвете?

— Жрец был в облачении мертвеца, — пожимает плечами Дан. — Поскольку для живых чёрное облачение табуировано, можно предположить, что это восставший мертвец.

— Нежить?

— Нежить вторична, — поправляет Дан. — Нежить не существует сама по себе, она созадётся на материале, тронутом некротической энергией. Вспомните поражённых “костянкой” скелетов. Некро-сила меняет кости, внешние изменения видны с первого взгляда. Суть же в том, что скелеты действуют чётко по заложенной схеме. Они безобидно бродят и ищут путь к месту, где они, ещё будучи людьми, когда-то жили. Бывает высшая нежить, но даже она не обладает полноценным сознанием и собственной волей. Жрец…

— Жрец?

— Я вижу два варианта. Либо мертвец был личностью, либо кто-то использовал его… как перчатку. Никакая нежить, никакая марионетка не способна на чары, рвущие ткань мироздания. И… вариант с перчаткой уж больно невероятный. Впрочем, его относительно легко проверить.

— Как?

— “Посмотреть”, принадлежала ли ушедшая душа телу, — Дан трёт подбородок. — Я не уверен, что “посмотреть” получится. Всё же само пространство было искажено.

— Магистр, до конца месяца не покидайте город. Сеньорита, это же относится и к вам. Формальность…

Дан не утруждает себя ответом, подхватывает меня под локоть и с неожиданной заботой спрашивает:

— Устала, Карин?

Глава 40

Эта новая манера разговора без злости, без раздражения, с интересом, который кажется искренним, сбивает меня с толку.

Моргнув, я пожимаю плечами:

— Я в порядке, — это правда. У меня странное ощущение… словно всё происходящее, оно не со мной. Я чувствую себя зрительницей, оказавшейся на сцене во время спектакля. Участники сцены принимают меня за свою, но… я не одна из них.

Эльфийская загадка меня не касается, её разгадают другие. А я ушла из дома, чтобы стать певицей.

— Магистр Тельви, сеньорита Каринат, — к месту происшествия стремительным шагом приближается мой экзаменатор.

Улыбаясь, он протягивает руку, и Дан с неохотой пожимает его ладонь.

Я же отступаю на шаг, будто прячусь за Дана. Я признательна магистру за доброжелательное отношение во время экзамена, но его внимание и предложение мне… неприятны.

Словно не замечая моего желания остаться в стороне, магистр протягивает руку и мне. Может, я надумываю? Я всё-таки отвечаю на рукопожатие, но магистр в последний момент подхватывает меня за пальцы, а сам наклоняется. Тыльную сторону ладони обжигает поцелуй.

Я резко отнимаю руку:

— Это слишком, магистр.

— Простите, сеньорита Карин, соблазн был слишком велик, — он приторно улыбается.

— Ваш тон противоречит смыслу слов, магистр, — обогнув его, я скрываюсь в салоне экипажа.

Похоже на бегство?

Не знаю…

Я запрокидываю голову и рвано выдыхаю.

— Карин? — Дан забирается следом, захлопывает дверцу.

— М-м-м…?

— Мне показалось…? — Дан не завершает фразу, но это и не требуется.

Осторожно подбирая фразы, я рассказываю про странную перемену в магистре. Вежливый и отстранённый, он внезапно показал себя навязчивым и беспардонным. Я упоминаю вчерашний визит и интерес к моему дару.

Дан внимательно выслушивает, не перебивает. В его глазах ни тени насмешки. Родители не слушали меня так, как слушает посторонний, в общем-то, мужчина.

Я ловлю себя на том, что стремительно проникаюсь к Дану чем-то большим, чем симпатия.

— Как будто его подменили, — завершаю я рассказ про магистра.

— Действительно, странно, — соглашается Дан. — Лео… обожает проводить время в обществе красивых женщин, но он никогда не переступал черту и легко принимал отказы. Лео, которого я знаю, извинился бы перед тобой иначе.

Так приятно, когда тебе верят…

— Не важно. Я не собираюсь с ним общаться.

— Я предупрежу, чтобы его не провожали к тебе в моё отсутствие. Карин, как моя ученица, ты всегда можешь ко мне обратиться.

— Спасибо…

Я благодарна за предложение, но, я думаю, личные проблемы я должна решать сама. Иначе где разница? Променять зависимость от родителей и мужа на зависимость от учителя? На языке почему-то расцветает лёгкий привкус горечи. Я не хочу оставаться для Дана просто ученицей. Я постараюсь, чтобы однажды он назвал меня другом.

Мысли уносятся в будущее, в мечты о карьере певицы, о том, как я арендую сцену, обклею город афишами и дам первый в своей жизни концерт. Слова песни уже написаны. И забыв, что Дан сидит рядом, я начинаю напевать. Сперва совсем тихо, что называется, себе под нос, но постепенно я добавляю голос и куплет затягиваю в полную силу лёгких.

— Не обязательно напоминать мне, что у тебя чувства к некому крайне бездарному поэту, Карин. Я помню, — перебивает меня Дан весьма прохладным тоном.

Я резко замолкаю.

Угораздило “провалиться” в себя…

Мне незачем оправдываться за выдуманного поэта, но возникшее недопонимание просто бесит, и я зло прищуриваюсь:

— Дан, эти стихи написала я.

— Карин… — он смотрит растерянно.

— Если не веришь, садись рядом и смотри, как я создаю песни, — уверена, у меня получится. Новые строчки уже крутятся в голове, надо лишь выплеснуть их на бумагу и сплести воедино.

Дан медлит с ответом. По-моему, он чувствует неловкость.

— Не стоит, Карин. Я верю. Извини, мне не следовало давать оценку. Я презираю мужчин, которые морочат девушкам головы красивыми словами, за которыми на самом деле пустота. Именно таким пустым словам поверила Алия.

— Не стоит объяснять, — хмыкаю я. — Я как-нибудь переживу, что мои стихи тебе не нравятся. Обещаю репетировать, когда ты не услышишь.

— Репетировать? — переспрашивает Дан.

— Да, я буду петь со сцены.

— Карин…

Я улыбаюсь, и под сиянием мой улыбки Дан нерешительно замолкает. Я хорошо понимаю, что он хочет сказать — что моё пение для него ужасно. Своими воплями я терзала его уши, так? Дан слишком тактичен, чтобы сказать мне прямо. Или он тактично сдерживается не потому что боится сделать больно, а просто потому что я не спрашивала, что он думает о моём творчестве.

Так и не высказавшись, Дан фальшиво отзеркаливает мою улыбку.

Экипаж как раз выворачивает на улицу, и на мгновение в окне виден стеклянный дом Дана. Мы подъезжаем. Разговор оборван на неловкой ноте, и Дан, словно желая сбежать, открывает дверцу сам, не дожидаясь кучера. Но руку мне подаёт.

— Спасибо! — я держусь как ни в чём не бывало, ведь… действительно ничего особенного не произошло. — И… Дан, я понимаю, что мои песни понравятся не всем. Даже не так. Многим мои песни не понравятся. Всё нормально. Я обещаю не петь при тебе. Я умею вешать полог тишины.

Горничные от моих вокальных упражнений тоже не пострадают.

— Карин, ты никогда не думала позаниматься с преподавателями? Я знаю, что даже признанные менестрели из эльфов продолжают учиться.

Мы входим в холл, и я замечаю Марка на вершине лестнице. Заметив, что я разговариваю с Даном, мальчик юркает за стену. Интересно, какие новости он хочет мне сообщить?

У входа на тумбе лежат два запечатанных конверта.

Очевидно, что их положила горничная. Никогда не видела, чтобы срочную почту оставляли для хозяина вот так…

Не смущаясь меня, Дан вскрывает первый из двух.

Дан задал вопрос…

— Я пробовала заниматься с учителями, но все они пасовали перед моими способностями.

— Что? — Дан оборачивается, забыв про конверт. — Ты серьёзно?

Пожалуй, от ответа я воздержусь.

Дан возвращается к письму, и я рядом явно лишняя… Я делаю шаг в сторону, а в голове складывается план — сперва спросить у Марка, какие новости, затем пойти в библиотеку, записать новую песню, дочитать учебник. Я твёрдо решила совмещать пение и некромантию.

Внезапно Дан выдыхает ругательство.

— А? — оглядываюсь я.

Неожиданно, но он поясняет:

— Заказ отменили.

Глава 41

Вскрыв второй конверт, Дан пробегает письмо взглядом и вместе с первым конвертом зажимает в кулаке, мне больше ничего не поясняет, а у меня закрадывается подозрение, что это я статьёй могла сорвать ему контракт.

Но ведь никто разумный не стал бы отменять договорённости из-за газетной статьи, правда же? Как бы то ни было, исправить я уже ничего не могу, но могу извлечь урок на будущее.

Дан скрывается в глубине первого этажа, а я поднимаюсь на второй.

— Госпожа! — окликает меня Марк и выныривает из неприметной ниши для слуг.

— Доброе утро, — утро же ещё? — Как дела? Что нового? Всё хорошо?

— Да, госпожа, всё хорошо, — улыбается он. — Я принёс письмо с почты и узнал, что в городе пройдёт отбор на конкурс талантов.

— Вот как?

Неожиданно…

Не конкурс, а совпадение. Эльфийский королевский Двор принимает к участию граждан всех стран без исключения, но выезжают эльфийские представители только к нам и в соседнее герцогство. Я знаю, что дольше всего отбор длится в столице, но и другие крупные города эльфы посещают.

Только вот почему вдруг отбор пройдёт сейчас, когда в Огле творится что-то очень непонятное?

Ещё и целительница-полукровка…

Стоит ли рассказывать Марку подробности того, что произошло на кладбище? Он мальчишка умный, думает гораздо лучше меня. Узнать правду ему будет… полезно. А ещё я хочу, чтобы он был осторожнее.

— Госпожа? — окликает он меня. — У меня для вас есть кое-что ещё.

— Да? Хорошо… Пойдём в библиотеку. — хотя в доме посторонних, насколько я понимаю, нет, откровенничать посреди коридора мне не хочется.

Марк в дополнение к письму протягивает мне сложенный лист бумаги.

Я раскрываю и вижу записи непривычным “прыгающим” почерком. Видимо, Марк писал.

У меня на руках оказался список концертных залов, которые можно арендовать. И не просто список. Почти у половины залов помечена приблизительная стоимость часа.

— Марк, ты чудо! — восклицаю я.

— Спасибо, госпожа. Я старался.

За разговором мы доходим до библиотеки, и пока я за столом вскрываю конверт, Марк оглядывает полки с книгами. Вскрыть как Дан, рывком, мне не позволяет въевшаяся привычка. По правилам нужно пользоваться специальным ножом для бумаги.

Внутри меня ждёт визитная карточка, больше ничего. Имя Селестра Панвиль мне ни о чём не говорит, а вот сама фамилия весьма известна — несколько веков назад основателем рода стал наследный принц, отрёкшийся от престола в пользу младшего брата. Но сейчас Панвили не те, что прежде, и я помню, как Берт высмеивал их приверженность архаичным традициям. Архаичным даже для консервативной аристократии.

Я переворачиваю карточку и нахожу на оборотной стороне выведенную тонким карандашом просьбу принять заказ.

В идеале, чтобы соблюсти церемониал, я должна загнуть уголок визитки, приложить к ней свою визитку с ответом, и всё это отправить в ответном послании в новом конверте. Только вот есть серьёзная проблема, которую я не предусмотрела — у меня нет визиток.

И у меня нет денег, чтобы оплатить работу типографии.

Чего я точно не буду делать, так это обращаться за помощью к Дану, только вот он как нарочно входит в самый неподходящий момент, когда я ещё кручу визитную карточку в пальцах.

Марк, ещё мгновение назад, расслабленный и даже немного вальяжный, преображается — вытягивается по струнке, как положено слуге. В отличии от него я не успеваю отреагировать и замираю за столом с визиткой в руках. Пытаться спрятать некрасиво и глупо, поэтому я завершаю движение, ещё раз прокручиваю её в пальцах и лишь затем возвращаю в конверт. А Дан достаточно вежлив, чтобы ничего не спрашивать. Я убираю конверт на край стола, нарочно кладу тыльной стороной с адресом вниз.

За Даном входит горничная с подносом. Судя по шапкам взбитых сливок, возвышающихся над краями, она принесла горячий шоколад.

— Отнесите детям тоже, — кивает Дан, когда она переставляет чашки с подноса на модный столик на колёсиках.

— Да, господин.

Марк понятливо выскальзывает за дверь.

— Как продвигается учёба? — Дан уверенно выбирает из стопки именно ту книгу, которую я читала вчера. — Из того, что ты успела прочитать, всё понятно?

Он разворачивает стул спинкой к кофейному столику, осёдлывает и принимается листать учебник, а у меня по спине озноб — вдруг Дан начнёт спрашивать, а я не отвечу? Мне очень важно показать, что я действительно стараюсь и отношусь к учёбе с полной серьёзностью.

— Да… То есть нет, мне не всё понятно. Но я думаю, что разберусь, когда пару раз перечитаю.

— Уверена, что у тебя пока нет вопросов? Карин, ошибаться нормально.

Ага, я видела, как близко к сердцу Дан принимает свои ошибки.

— Я перечитаю и тогда либо уточню непонятное, либо ты сразу проверишь меня.

— Хорошо, — Дан захлопывает книгу и пассом отправляет на письменный стол, на вершину книжной стопки.

Явно какая-то магия, потому что книга не летит, брошенная, а скользит по воздуху и плавно занимает указанное место, словно её отнесли невидимые руки. Я смотрю… как маленькая девочка смотрит на первый в своей жизни фокус.

— Научишь? — вырывается у меня.

— Для этого и показал.

Дан делает глоток горячего шоколада, и очень быстро слизывает с губ сливки. Движение было быстрым, а меня в жар бросает, и фантазии появляются, которых не должно быть. Я торопливо прячусь за своей чашкой. Надеюсь, Дан не заметил моей реакции… Свою чашку он возвращает на блюдце.

— Оно сложное? — спрашиваю я, чтобы отвлечься, перебить картины, расцветающие в воображении.

— Боишься трудностей? — Дан, видно по насмешливому выражению его лица, подначивает.

А я неожиданно для себя самой отвечаю предельно честно:

— Боюсь, что ты решишь, что я недостаточно умная, способная, недостаточно стараюсь.

Я действительно это сказала?

— Карин… — Дан теряется.

Я выдавливаю неловкую улыбку и вновь прячусь за чашку.

Соскочив со стула, Дан пересаживается за письменный стол, берёт чистый лист бумаги и, не глядя на меня принимается чертить. Ох, лучше бы он этого не делал. Я смотрю на него, и у меня ни малейшего желания бороться с соблазном. Я представляю что-то очень наивное, из любовных поэм: как глубоким вечером мы гуляем по набережной и полная луна отражается в речной воде, как Дан касается моих пальцев и между нами проскакивает искра, как он дарит мне белоснежный пион или розовый гиацинт, как сочиняет для меня четверостишие.

Самой смешно.

Я вдруг понимаю, что Дан уже закончил со схемой энергетической структуры заклинания и наблюдает за мной.

Глава 42

К лицу приливает кровь, и я отчётливо ощущаю, как заливаюсь краской. Если ещё мгновение назад у Дана могли оставаться какие-то сомнения по поводу того, о чём я думаю, то сейчас я выдала себя с головой. Наверное, я ещё больше краснею…

— Извини, что ты сказал?

Он ведь что-то говорил, а я пропустила мимо ушей?

Дан становится очень серьёзным, встаёт из-за стола, но навстречу мне делает только шаг и останавливается. Одного этого достаточно, чтобы понять — прозвучит отказ. Иначе и быть не могло. Кто я и кто Дан. Я так остро ощущаю свою жизненную несостоятельность…

Хочется сбежать, но я продолжаю стоять и краснеть.

— Карин…

— Я не… — я замолкаю, не в силах подобрать слов.

— В твоей жизни только сейчас началась весна, Карин, и загореться… переживаниями естественно, но, пожалуйста, постарайся сохранить здравомыслие. У нас не будет никаких отношений, кроме отношений учителя и ученика.

— Я и не рассчитывала.

— Хорошо. Карин, в любой момент, когда ты почувствуешь такое желание или необходимость, когда ты поймёшь, что тебе тяжело находиться рядом со мной, я напишу для тебя рекомендательное письмо.

Дан выходит, оставляя меня в полнейшем раздрае. Сердце бьётся невыносимо часто, и я обессиленно падаю за стол, где осталась начерченная схема. Я хватаю лист, обмахиваю им пылающее лицо как веером.

Мне до ужаса неловко, тошно и нестерпимо хочется отмотать время вспять, не допустить, чтобы Дан увидел, как я о нём фантазирую.

Он ведь правильно мне сказал — мы случайные знакомые, нас объединяет дело. Романтике, тем более той, о которой я грезила, между нами не место. Я согласна, и всё равно его отказ причиняет боль, а в голове бьётся глупая мысль “а вдруг?!”… Я со стоном упираюсь лбом в столешницу, откладываю схему.

Мне бы лёд к щекам приложить.

Я поднимаю голову, оглядываюсь. В углу стоит графин с водой. Смогу я её заморозить или хотя бы охладить? Я же магиня…

— Госпожа, вам дурно? — окликает меня появившаяся в дверях горничная.

— Всё в порядке. Собери со стола, пожалуйста.

— Да, госпожа. Если я понадоблюсь, я неподалёку и услышу, как вы зовёте.

Я киваю.

Сейчас я хочу, чтобы она ушла как можно скорее. Взгляд у горничной становится понимающим. Или мне мерещится? Она подхватывает поднос и уходит, не вернув столик на место. Значит, не почудилось.

Я выдыхаю, тру виски и встаю за графином.

Остужать воду я умею…

Что делать, я помню — для удобства я кладу ладони на графин, мысленно прямо в воде создаю структуру заклинания и наполняю энергией. Получается идеально — вода обращается в лёд. И я понимаю, что даже сейчас я упустила значимые нюансы. Если я хотела приложить к коже кубики, как я достану из графина лёд? Либо растапливать воду и начинать сначала, либо разбивать графин. Я выбираю приложить к лицу сам графин.

Становится легче.

Моя мечта — петь. Мне просто некогда отвлекаться на прогулки под луной.

Поставив графин обратно, я возвращаюсь за стол. Начать с учебника? Начать со схемы, которую начертил Дан? Некромантия от меня никуда не убежит, а вот Панвили долго ждать не будут, ответ должен поступить им сегодня же.

Я снова вытаскиваю из конверта их визитку — будет образцом.

Хм…

А что если поступить наоборот? А что если я откажусь от традиционных размеров и сделаю свою визитку больше на сантиметр с каждой стороны? Визитка, которую нельзя убрать в обычную визитницу, это вызов и одновременно демонстрация либо очень высокого статуса, либо глупого самомнения.

Мне нравится, делаю!

Заодно за работой лишним мыслям просто не останется места в голове.

Я тщательно складываю лист бумаги пополам, и ещё раз пополам, продолжаю складывать до тех пор, пока у меня не получается аккуратный прямоугольник, по размеру больше традиционной визитки. На первый взгляд неплохо, но…для визитки слишком тонко. Я складываю ещё четыре прямоугольника, а затем собираю их один на другой, и наступает время магии.

Во время экзамена на начальную лицензию я столько всего вспомнила — глупо не пользоваться.

Почему раньше я не применяла магию? Мне так нравилось практиковаться, но постепенно я всё реже и реже возвращалась к заклиланиям. От моих занятий не было никакого толку, наоборот, у меня оставалось послевкусие бессилия, как будто мне позволяли вдохнуть вкуснейший аромат, но не позволяли попробовать блюдо. В моей прошлой жизни магии места не было.

Убедившись, что прямоугольники лежат один на другом и идеально совпадают краями, я по центру формирую энергетическую структуру, и магия спаивает листы воедино. Я проверяю толщину получившегося прямоугольника.

Так…

А почему бы мне дополнительно не напитать бумагу магией? Почти как надушить письмо… Правда, духи принято капать только на любовные записки, а у меня визитка, но почему бы не добавить эксцентричности?

Надпись я выжигаю тоже магией. “Кари Тавиран, некромант”, — лаконично вывожу я, сократив своё имя. Жаль, что фамилию сократить нельзя.

Приходится вспомнить уроки каллиграфии. Буквы должны быть идеальны, но в то же время завитки и украшательства неуместны.

Результат мне нравится, но чего-то не хватает. Например… Я заставляю влагу из воздуха осесть на бумаге и кристаллизоваться бриллиантовым узором крошечных льдинок.

Финальный штрих — закрепить мои художества, чтобы визитка стала прочной. Я прикрываю глаза, втягиваю из окружающего пространства столько силы, сколько получается и всю до последней капли вливаю в заклинание.

Руку дрожат от слабости, я роняю прямоугольник на стол.

— Потрясающе, — выдыхаю я.

Эту визитку действительно сделала я?

Я действительно сделала?!

Чудеса какие-то.

Меня распирает от восторга. Кажется, что я захлебнусь радостью. Несколько минут я просто хватаю воздух ртом и не могу прийти в себя. В ушах стучит кровь, и мне требуется усилие, чтобы дотянуться до висков и помассировать.

Наверное, у меня сейчас самая дурацкая улыбка на лице…

— Госпожа? — в библиотеку заглядывает Марк. — Вы закончили?

— Что закончила? — не сразу понимаю я.

— Вы что-то делали. Я окликнул, но вы не отреагировали.

Хм…

— Сможешь отправить письмо? И хорошо бы дождаться ответа?

— Конечно, госпожа.

С поиском конверта проблем не возникает — запас хранится в ящике стола. Проблема с моей визиткой. По правилам я должна вывести ответ карандашом на оборотной стороне своей карточки, но я наложила защитные чары, и сделать надпись не получится.

Я хоть когда-нибудь научусь думать наперёд?

Впрочем, даже удачно получилось. Я беру из подтаявшего графина каплю воды, добавляю в неё самую малость чернил, чтобы капля приобрела насыщенный синий цвет. Усталости как не бывало. Я провожу поверх защиты тончайшую линию магии, пишу ответ энергией, а затем добавляю разведённых чернил, что называется на кончике иглы. Я заставляю воду обратиться в лёд, закрепляю.

Важно, чтобы надпись стиралась. Карандаш убирают ластиком, а моя надпись сотрётся под действием тепла, достаточно провести пальцем. То, что палец в результате посинеет, мелочи.

Я загибаю уголок на визитке госпожи Панвиль и с чувством глубокого удовлетворения убираю карточки в конверт.

Марк забирает.

— Ответное письмо сулит нам первый заказ и первый гонорар.

— Не вам, госпожа.

— М? В смысле?

— Госпожа, — вздыхает Марк, — я тут покрутился и выяснил, что если ученик не справляется с заказом, а вы, очевидно, не справитесь, то гонорар уходит наставнику. Ученику остаётся лишь одна десятая доля.

Глава 43

Хм?

Вот как?

Я небрежнно киваю, как будто всё в порядке, но на самом деле слова Марка для меня новость. И я не чувствую, что она неприятная. Наоборот, я могу выдохнуть и не переживать. Одна десятая? Я согласна на одну двадцатую. Дело ведь не в доле, а в размере пирога, от которого её отщипывают.

— Всё по плану, Марк.

— Меня пугает ваше мечтательное выражение лица, госпожа.

Мне слишком хорошо, я просто не могу не улыбаться. Кончики пальцев ещё подрагивают.

Я впервые сделала что-то серьёзное и полезное. Простенький светлячок не в счёт.

Прихватив письмо, Марк уходит, а я остаюсь наедине с собой, и у меня… душа поёт.

Запрокинув голову, я глубоко вдыхаю и одновременно представляю себя на сцене перед зрителями. Все они специально пришли, чтобы услышать моё пение. Они купили билет, потратили время на гардероб, оделись по-вечерниму, приехали вовремя. И всё ради меня. Мои зрители, они такие замечатеьные.

— Когда высохнет последняя слеза-а-а-а! — завожу я.

Строки рождаются сами собой.

Я хватаю бумагу, слепо нашариваю карандаш и пишу как получится, криво-косо, по всему листу. Лишь бы успеть, лишь бы записать и не потерять ни слова. Я хватаю следующий лист, и ещё один.

Воздуха не хватает. Я пою до головокружения и с протяжным “а-а-а-а” замолкаю, устало откидываюсь на спинку и прикрываю глаза. Интересно, в доме кто-нибудь слышал мой концерт?

Я не сразу прихожу в себя — слишком много эмоций, и часть “съедает” Азири Ра.

— Не съедаю, а забираю в рамках договора.

Встрепенувшись, я понимаю, что оказалась в знакомом храме, только гостиная отличается от прежней. Исчезла мебель. Азири Ра, вольготно развалившись, устроилась на ковре в подушках. Перед ней ваза с фруктами. Я узнаю виноград, персики. Азири Ра выбирает что-то экзотическое — светло-лиловый шар с лёгким пушком и сапфировыми чешуйками в основании. Азири Ра впивается в кожицу зубами, брызгает золотистый сок, а в комнате разливается аромат огурца.

Богиня жестом приглашает меня присоединиться.

— Рада встрече.

— Взаимно, дорогая. Надеюсь, ты не возражаешь, что я пригласила тебя вот так, без предупреждения? Мне показалось, ты думала обо мне. Кстати, угощайся.

— Спасибо, — мне любопытно и я беру такой же лиловый шарик, на ощупь шелковистый. — Вам не показалось.

— Оу… Ты чем-то недовольна? — тон обманчиво ласковый.

— Вы что-то сделали, что я проживаю эмоции гораздо ярче, чем в прошлом.

— В прошлом твоё состояние…

— Я не всегда была овощем, — перебиваю я.

Азири Ра откусывает от фрукта, обливается соком, ни капли не беспокоясь о заляпанной одежде, ковре и подушках.

Пока есть шанс — надо ловить.

Я осторожно надкусываю.

Фрукт как огурец не только на запах, но и на вкус.

— Дорогая, сила твоих эмоций это цена твоей жизни. Да, я поспособствовала остроте твоего восприятия.

Неужели я вижу кого-то, кто просчитывает последствия ещё хуже, чем я?

— Азири Ра, если продолжится в том же духе, я сгорю до того, как исполню свою мечту. Я ведь здесь не только благодаря вашему приглашению. Там, в реальности, я лишилась чувств и лежу без сознания, не так ли?

Богиня морщит носик:

— Насчёт обморока ты права…

— Так не лучше ли…

— Нет, исправить не получится. Не буду отрицать, я немного поспособствовала тому, чтобы при возвращении в прошлое верхний слой энергетической оболочки твоей души истёрся несколько больше, чем должен был.

— Это преднамеренное причинение вреда! А ещё “прозрачный договор”...

Обвинения вылетают сами собой. Умом я понимаю, что передо мной могущественное божество, которому не то что энергетическую оболочку повредить, мою душу уничтожить — только пальцем шевельнуть.

Но совершенно человеческое выражение лица как у нашкодившей малышке, поглядывающей винотвато, но при этом совершенно не способной скрыть удовлетворение и радость от содеянного, сбивает с толку. Ну не получается у меня воспринимать Азири Ра, как богиню.

А сам факт договора навевает на мысли, что раздавить меня по прихоти она всё-таки не может.

— По неосторожности! — горячо поправляет она. — Я действовала из лучших побуждений. У меня ещё нет опыта. Ты пока моя первая клиентка.

— Пока? — переспрашиваю я. — То есть я не первая, а единственная?

— Да… Для перерождения с сохранением памяти мне нужна энергия, и я всё поставила на тебя, Карин.

— И что это меняет? — она хочет меня разжалобить? Значит ли это, что я права — по какой-то причине она не может пришибить меня за дерзость.

Договор…

Над ней кто-то есть?

— Многое, — решительно объявляет Азири Ра. — Знаешь, что с тобой было в прошлой жизни?

Я вспоминаю серое бессилие. Целители уверяли, что я здорова. Но что, если им не хватало способностей рассмотреть болезнь? Азири Ра явно ведёт к тому, что у меня болела душа.

— Что?

— Я открою тебе один маленький секрет… Микстура Руза Пойтера сводит с ума, потому что в её составе есть одна особенная ягода, созревающая только вблизи старых могильников. Ты уже догадалась или мне пояснить, что ягода напитана некроэнергией?

— Микстура не успокаивает, а убивает?

— Именно так. А теперь вспомни, в прошлой версии своей судьбы накануне свадьбы ты пила новомодное успокоительное?

— Не помню, — я зажмуриваюсь.

— Ложь. Ты всё помнишь. Скажи вслух.

— Да, я принимала трижды.

— Вот и результат. Острота восприятия приятный для меня эффект, но он побочный. Прежде всего я очищала твою душу от плесневого налёта, иначе ты слегла бы за год, а то и меньше, — она разводит руками. — Видишь? Это не травма, а лечение.

— И что теперь? — получается, она играла со мной?

— Твоё состояние удовлетворительное. Признаться, я ожидала, что будет хуже. Некромантия пошла тебе на пользу, так что советую продолжать. Чем больше ты практикуешь, тем быстрее у тебя восстанавливается энергетическая оболочка. А ещё… в мои планы не входило, но раз уж так вышло, я помогу тебе. Не благодари, я рада себя стараюсь. Ты получишь письмо от Гавора Блайда. Я окажу ему некую услугу, так что не стесняйся назвать по-настоящему приятную цену за свои услуги. Всё, дорогая, тебе пора. Затяжной обморок пользы не принесёт.

Я и слова сказать не успеваю.

Перед глазами темнеет, и я понимаю, что я больше не в храме. Я лежу на полу библиотеки, и рядом кто-то есть. Не Дан.

Глава 44

Проморгавшись, я узнаю горничную. Нос щекочет нюхательная соль — последнее, с чем я ожидала столкнуться в модном доме мага. Я вяло отмахиваюсь и пытаюсь сесть. Горничная немедленно убирает мешочек в один из множества кармашков, хитро прикрытых кружевными оборками, отчего кажется, что никаких карманов на переднике нет.

С помощью горничной я поднимаюсь и перебираюсь на стул. Голова гудит, перед глазами пляшут мушки.

— Госпожа, разрешите пригласить целителя?

— Это всего лишь обморок. Спасибо за предложение. Не нужно.

— Господин будет недоволен.

Дан?

— Понимаю, но я действительно в порядке.

Целитель, как я поняла, мне не поможет. Не умеют маги работать с настолько тонкой материей, как душа.

Я тру виски и прошу принести мне ещё горячего шоколада, без сливок.

Горничная склоняет голову, но медлит, словно опасается оставлять меня без присмотра, но, убедившись, что я не теряю сознание снова, уходит. Я провожаю её взглядом и начинаю собирать листы. Будет очень обидно, если кто-то смахнёт черновые наброски в мусор. И вообще, надо переписать и привести в порядок, пока я не забыла, что пела. Я кладу перед собой чистый лист, раскладываю исписанные. Боги, неужели эти каракули — мои записи? А я… смогу расшифровать? Ладно, что не вспомню, то заново придумаю. И я ныряю в работу.

— Ваш горячий шоколад, госпожа, — раздаётся над ухом.

— Спасибо.

Я тянусь к чашке, нахожу на ощупь и делаю глоток, не отвлекаясь от переписывания. Кажется, горничая уходит. Я снова настолько увлечена, что не замечаю ничего вокруг. Мне даже мерещится, что Дан заглядывает, стоит за моим плечом и читает, что я пишу, потом ощущение его присутствия пропадает…

Ещё одна песня завершена.

День-два, и у меня готов репертуар на мой первый концерт.

В душе поднимается волна радостного предвкушения и азарта.

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю. Очередной всплеск для меня может быть убийственным, а значит я буду радоваться и предвкушать, но спокойно. Сосредоточенность на дыхании помогает, и я возвращаюсь к песням.

Листы с набросками заканчиваются подозрительно быстро, и я с удивлением понимаю, что стала богаче на четыре песни.

Черновики я комкаю и… поджигаю магией. Чем больше я практикуюсь, тем быстрее восстановлюсь. По крайней мере так сказала Азири Ра, и у меня нет причин ей не верить.

Я откладываю свои чистовики и беру лист, на котором меня ждёт нарисованная Даном схема. Хм… В том, что касается некромантии, я буду практиковать только под его контролем. Но заклинание, которое он мне показал, к некромантии отношения не имеет. Только библиотека не место для первых проб.

— Госпожа?

— Проводи меня, — я слышала у магов есть специальные залы, — в комнату, где я могу попробовать новое заклинание.

— Да, госпожа. Прошу.

На выходе я сталкиваюсь с Марком и тотчас меняю решение. Ответить на письма важнее.

— Чуть позже, — улыбаюсь я горничной и возвращаюсь за стол.

Первое письмо снова от Селестры Панвиль. Мы обменялись карточками, и теперь можем переходить к сути — обговорить условия. Только вот на длительное обсуждение моя первая клиентка не настроена. Она решительно настаивает, чтобы я позаботилась о месте упокоения её предков как можно скорее. К письму прилагается банковский вексель на моё имя — аванс.

Мне срочно нужно поговорить с Даном.

Но прежде — второе письмо.

Вскрыв конверт, я ожидаю увидеть обещанное Азирир Ра приглашение от Гавора Блайда, но мне пишет некий Колин Мерс и… Он серьёзно? Зачем он пишет мне, что “костянка” — это кара богов за кражу магии? Хотя… с “костянкой” на мой дилетантский взгляд, действительно не всё в порядке. Резкое повышение “живого” магического фона никак не могло повлиять на древние кости.

Должна ли я ответить? Не хочу, просто не хочу. Я оставляю письмо открыто лежать на столе — пусть Дан потом разбирается, если посчитает нужным. В смысле, я предупрежу, что странный человек может начать создавать проблемы — кто знает, что у него в голове? Сегодня письмо написал, а завтра придёт на крыльцо.

— Дан…? — спрашиваю я у горничной.

— Я немедленно доложу господину, — кланяется она.

Я перечитываю письмо Селестры.

Насколько я знаю, аванс… А не знаю я. Я только помню, что папа, когда платил некроманту, внёс треть суммы.

Если представить, что Селестра внесла треть. Десятая часть от полной суммый…

Я богата!

Эм…

А на аренду зала хватит?

Я убираю её письмо в конверт, выхожу в коридор.

Горничная как раз возвращается.

— Дан готов меня увидеть? — уточняю я нетерпеливо.

— Да, госпожа. Господин примет вас в своём рабочем кабинете. Прошу за мной.

Его кабинет всего лишь в конце коридоре. Так близко… У меня совершенно неуместно сердце начинает биться чаще. Я вспоминаю, что Дан сказал — между ними ничего не может быть. И если я позволю ему увидеть, что я отвлекаюсь на эмоции… Кровь как на ло приливает к щекам, а ещё у горничной слишком пристальный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Мне не в чем упрекнуть служанку, но я кожей ощущаю её неотступное внимание.

Постучавшись, я дожидаюсь ответа и вхожу.

— Карин? — Дан сидит за рабочим столом.

Очевидно, что он работал, но сейчас на столешнице нет ничего, только писчие принадлежности аккуратно стоят в модной стеклянной подставке. Дан занимался чем-то таким, что мне не стоит видеть? Его дело.

— Я… — неловко говорить, но я же именно за этим пришла. — получила аванс.

Да уж, объяснила так объяснила, верх красноречия.

Дан выгибает бровь.

— Серьёзно?

— Да, можешь сказать всё, что думаешь о том, что я взяла заказ до того. как освоила хоть что-то… — начинаю тараторить я.

— Зачем говорить, когда ты сама знаешь? Я поражаюсь тебе, Карин.

— Гонорар твой. Почти…

— Карин, в этот раз умение выхватывать в правилах лазейки тебя подвело. Ты берёшь заведомо невыполнимый для тебя контракт.

— Не имею права?

— Имеешь, конечно. Но есть нюанс. Если я, как твой наставник, не одобряю заказ, ты должна предоставить мне финансовые гарантии.

— То есть?

Дан вытаскивает из верхнего ящика стола лист бумаги, берёт стило:

— Какой именно заказ ты приняла?

Я, не доверяя памяти, зачитываю, опускаю только имена. Дан кивает и что-то записывает на листе, а затем протягивает мне бумагу:

— Это сумма, которую бы я взял за эту работу. Ты можешь принять заказ и я выполню его за тебя, если ты гарантируешь выплатить мне именно столько и ни грошом меньше.

— Ага…

Забрав бумагу, я выхожу из кабинета.

Если предположить, что Селестра Панвиль авансом выплатила треть, то мой итоговый гонорар выше названной Даном суммы. Если же предположить, что аванс — это половина моего гонорара, то… всё равно получается больше!

Надо успеть обменяться письмами, и вечером отправляемся на дело.

Я заплачу Дану больше, чем он потребовал, и всё равно останусь в плюсе — представляю, как вытянется его лицо.

Глава 45

— Марк…

Мой помощник, моё золото и просто самый талантливый мальчишка на свете, выныривает невесть откуда, стоило мне его позвать. Я подмигиваю:

— Дан согласился.

— Ха…?

Аванс внесён. Мне остаётся обменяться с Селестрой письмами, утверждая окончательный гонорар. И, как только я получу её подтверждение, можно ехать на кладбище.

Пока Марк отнесёт письмо на почту, пока дождётся ответ… Отдав ему конверт, я спускаюсь в зал для магических тренировок. За тяжёлой дверью меня встречает пустая комната. Пол, стены и потолок обшиты чёрно-белой “шахматной” плиткой. Дверь изнутри — тоже. Неуютно… Но я же хочу практиковаться? Даже дома, чтобы опробовать новое заклинание, я тайком пробиралась в подвал, уже потом, убедившись, что не натворю бед, я продолжала в своей комнате.

Я мысленно следую по линиям, который начертил Дан. Вроде бы всё понятно, заклинание несложное, только с подвохом, потому что его не получится запустить, как тот же светлячок, его нужно контролировать.

Так, а на чём пробовать? При себе у меня остались только чистовики с песнями. Я опускаю листы на пол, прохожу вперёд. Мне надо заставить их перелететь ко мне в руки, и не обязательно тащить всю стопку целиком, достаточно подхватывать и перемещать по одному, что я и пытаюсь сделать. Сверившись со схемой, я прикрываю глаза и формирую энергетическую структуру заклинания.

Эмоции будто сами собой успокаиваются, я сосредотачиваюсь на работе. Как только контур энергетической структуры замыкается, я направляю силу.

Обычно я вливала самую малость, проверяла, что будет и только тогда пробовала добавить больше, затем ещё больше. Но зал ведь рассчитан на эксперименты? Я вливаю столько, сколько я бы потратила на хороший яркий светлячок.

С ладоней срывается порыв чего-то незримого.

Листы бумаги взвиваются в воздух.

— Как твой наставник, Карин… — Дан входит без стука. А, возможно, я просто пропустила стук мимо ушей.

Вместо того, чтобы прилететь ко мне, листы летят прочь и по стечению обстоятельств — Дану в лицо.

Он отмахивается и листы оседают на пол.

Дан ловит один, пробегает глазами:

— Ваше творчество…

— Моё, — киваю я.

— Вы отпустили контроль над заклинанием.

— Да, — от неожиданности. Но это не оправдание, потому что маг должен контролировать себя, а не теряться от любого шороха.

Дан отпускает пойманный лист, позволяет ему соскользнуть на пол.

Я слежу за бумагой взглядом.

— Пробуй ещё раз, Карин. Согласен, заклинание сложное, но очень полезное.

— А если я напитаю заклинание избыточно? — лучше уточнить, чем проверять самой.

— Ничего не случится, — улыбается Дан. — Для этого здесь я. Смелее.

Приятно…

Повторить энергетическую структуру не составляет труда. Я вливаю чуть больше силы и останавливаюсь — я приблизительно понимаю, сколько нужно, чтобы поднять листы.

Незримый порыв срывается с руки и цепляет не только лист бумаги, но и брючину Дана. Я снова теряю контроль и лист падает на пол.

— Оу… — выдыхаю я.

— Ты решила оставить меня без штанов? — усмехается Дан. — Ещё раз, точнее. Ты повторяешь очень распространённую ошибку начинающих, учившихся на заклинаниях одного типа. Ты напитываешь энергетическую структуру, отпускаешь заклинание, а затем снова пытаешься вернуть контроль, но секрет в том, чтобы не отпускать. Давай, у тебя получится.

Дан смотрит на меня с такой теплотой, что впору поверить, что моё к нему влечение взаимно…

Так, нельзя отвлекаться. Как бы мне ни хотелось иного, Дан пришёл меня учить, а не развлекать. В глубине души мне жаль, но я не позволяю себе отвлечься. Я в третий раз создаю энергетическую структуру заклинания, и теперь вливаю в рисунок энергию очень медленно. Настолько медленно, что структура обрушивается до того, как я завершу.

Четвёртая попытка снова неудачная.

Я вдруг понимаю, что первый раз потеряла контроль не от того, что Дан вошёл, а на мгновение раньше, когда я завершила заклинание и оно сорвалось с ладони.

Пятая попытка?

Дан спокойно наблюдает, не торопит. Взгляд доброжелательный. Я собираюсь и начинаю заново. Важнее всего не отпустить заклинание, а… А как правильно? По-моему, у меня серьёзный пробел в теории, но на уровне восприятия я ловлю нужный момент, и теперь незримый порыв не срывается в пальцев в случайном направлении от меня. Я представляю, что протягиваю невидимую руку и подхватываю один из листов, а затем на раскрытой ладони несу его себе. Лист покачивается в воздухе.

Я кошусь на Дана, ничего не могу с собой поделать. Лист тотчас падает. Я краснею.

— У тебя отлично получается, Карин. Продолжай.

— Спасибо.

Похвала придаёт мне уверенности. Я пробую в шестой раз и, наконец, у меня получается. Лежащая у ног Дана бумага взмывает в воздух и перелетает ко мне. Я теряю её в самый последний момент, когда с контроля движения листа переключаюсь на то, чтобы его поймать. Лист проскальзывает под руку и опускается на пол.

— Не наклоняйся, Карин. Заставь лист взлететь.

— Да…

Наконец, у меня получается — лист ложится в руку.

Один за другим я собираю оставшиеся листы.

— Молодец. Устала?

Я прислушиваюсь к своим ощущениям.

— Пока нет.

— Тогда попробуй переместить книгу, — Дан вынимает из-под полы пиджака довольно увесистый на вид томик.

— Ты его… не положишь?

— Не-а. Не бойся, даже если ты направишь магию на меня, ты мне не навредишь.

Надеюсь.

Я пробую, и с книгой у меня не получается, слишком тяжёлая. Но я приноравливаюсь, и по дуге переношу книгу к себе.

— Получилось!

— У тебя талант, Карин. Не только к некромантии, а вообще к магии. На сегодня хватит, а следующий раз тренируйся со стаканом воды. Перенести, не разлив воду и не разбив, та ещё задачка, но контроль отработаешь до идеала.

Дан протягивает руку, и книга по воздуху возвращается к нему.

Я не успеваю заметить, какой именно плитки касается Дан. Он нажимает, и дверь открывается.

За порогом ждёт Марк.

— Господин, — кланяется он Дану, как не кланяется мне. Нет, мне не нужны поклоны, меня цепляет разница в отношении — уважительное к Дану и снисходительно-пренебрежительное ко мне.

— Марк, всё хорошо? У тебя, у Кэрри?

Для меня загадка, почему Дан относится к детям как к… детям. В смысле, я наняла Марка своим помощником, а Дан относится к нему как к моему воспитаннику, а не как к слуге.

— Да, господин. Госпожа, пришло ответное письмо.

— Скорее, — я поспешно вскрываю, не заботясь о ноже для бумаги, буквально разрываю конверт.

И внутри нахожу то, что ожидаю — Селестра Панвиль согласилась с размером моего гонорара.

— Дан, раз ты вечером свободен, едем выполнять мой заказ.

— Хм… И куда мы едем?

— На кладбище! — я сверяюсь с письмом, называю адрес и точную аллею. — Восьмой и девятый склепы.

— Панвиль?! — Дан вдруг стискивает кулаки. — Они отказались от моих услуг, чтобы заказать у тебя?!

Глава 46

Неприятное чувство.

Вроде бы просто проплаченная статья, сплошные слухи, туман таинственности и никакой конкретики. Я же перечитывала — ни слова лжи, только домыслы и рассуждения, а факты сводятся к одному — в город прибыл некто, связанный с некромантией. Но журналист оказался мастером слова, и сумел написать так, что впечатление у читающего складывается вполне конкретное. Я неправа? Или Селестра Панвиль поступает странно? Если ей важно, чтобы заказ выполнял самый именитый некромант, то не логичнее ли сперва поинтересоваться, кто именно будет работать?

Как сложно.

На самом деле мне не хочется думать ни о статье в газете, ни о госпоже Панвиль, ни о правильности своих решений. Меня беспокоит только одно — как ко мне отнесётся Дан.

Я не вижу смысла скрывать и… разом выбалтываю ему всю правду, что я хотела денег, что статья заказная, проплаченная, и что мне пришёл заказ.

Чем больше говорю, тем бледнее Дан и тем ярче горят его глаза. Финал короткой истории я выдаю скороговоркой, предчувствую взрыв и тороплюсь успеть.

— Как-то так, — мямлю я и пожимаю плечами.

Вот хоть убейте, вины за собой я не чувствую. Точнее… Я чувствую свою ответственность за то, что статья может спровоцировать панику в городе. Но вот за выбор Селестры Панвиль я отвечать отказываюсь.

— Феерически, — выдыхает Дан.

— Но…

Он отворачивается.

У него даже ругательств не остаётся.

Я сжимаю пальцы в кулак.

Дан всё же останавливается, оглядывается на меня.

— Карин, знаешь, чему я поражаюсь?

— Чему?

— Твоему везению. Собирайся, мы едем на кладбище.

Он не злится?

— Кстати, хотела спросить…

— Да?

— А почему вечером, ночью? Почему не утром или днём?

— Потому что в тёмное время суток отклик некроэнергии выше. Помимо времени суток влияет и фаза луны. В особых случаях некроманты ждут полнолуния или наоборот новолуния, но обычно это просто нецелесообразно. По большому счёту ставить защиту на захоронения можно и днём, и иногда я так и делаю.

— Интересно…

— Я жду тебя через два часа в холле, Карин.

Дан не злится?

Он слишком хорошо держит себя в руках. Видимо, он далеко не всегда считает нужным скрывать эмоции, я помню как он выплёвывал крепкие ругательства — от души. Но сейчас тот случай, когда Дан предпочёл отстранённость и самоконтроль, причём не сразу, а после моих откровений.

Так и тянет догнать и начать выяснять отношения, но…

Во-первых, это само по себе жалкое зрелище. Я прямо вижу, как это будет — Дан брезгливо морщится и я прыгаю перед ним как дурной бестолковый щенок. Во-вторых, у нас деловые отношения учитель-ученик, больше прояснять нечего.

— Госпожа? — окликает Марк.

— Да?

Два часа надо провести с пользой. Например, почитать книги.

Марк смотрит на меня слишком по-взрослому, будто не мальчишка, а уже молодой мужчина. И нет, в его взгляде ни капли интереса ко мне как к женщине, только понимание и сочувствие. От неожиданности я вздрагиваю и поспешно отворачиваюсь. Я такая какая я есть, но всё равно неприятно чувствовать себя младше ребёнка.

— Госпожа, пришло ещё одно письмо.

— Пойдём посмотрим.

Надо отвлечься.

Мы возвращаемся в библиотеку, я сажусь за стол, провожу ладонью по гладкой столешнице. Работать в библиотеке мне… не нравится. Когда в будущем я буду выбирать собственной дом или, для начала, сниму апартаменты, я выберу только жильё с рабочим кабинетом.

Принятое решение, не имеющее никакого отношения к моему настоящему, придаёт сил.

Я открываю новое письмо — мне, как и обещала Азири Ра, пишет некто Гавор Блайд. Никакого обмена визитками, никаких словесных па высокого этикета, только сухой деловой стиль. Господин Блайд просит позаботиться о его родовом захоронении. Банковский вексель на получение аванса приложен, и сумма аванса превосходит весь гонорар, который мне выплатит Селестра Панвиль.

Да, я помню, что он платит не мне и не за работу некроманта, а богине за её помощь. Но сумма всё равно впечатляет.

А уж как впечатлится Дан…

Я не менее сухо отвечаю, подтверждаю заказ, и Марк убегает с конвертом, а я, наконец, добираюсь до книг. И ныряю в чтение. Где я там вчера остановилась? Учитывая, что мне нужно успеть подготовиться к выходу из дома и перекусить, на чтение у меня чуть больше часа.

Время пролетает незаметно. Кажется, я только раскрыла книгу, только одолела пару глав, и вот от двери раздаётся голос горничной:

— Госпожа, как вы приказывали, лёгкие закуски поданы в выделенные вам комнаты.

— Спасибо.

Строго говоря, я не уточняла, куда именно подать, но я не против. Я дочитываю абзац и откладываю книгу. Я неплохо продвинулась, но завтра надо повторить с начала. Толку просто читать? Я должна быть готова отвечать…

— Господин передаёт вам свои извинения. Он задержится на четверть часа.

— Хорошо. Марк уже вернулся? — хотя он очень самостоятельный, спокойно жил без моей опеки и взрослее меня, я всё равно беспокоюсь и чувствую ответственность.

— Да, госпожа. Господин даём Марку уроки.

А? Так Дан отнёсся к детям по-особому, потому что разглядел в них талант?

Мне кажется, не только из-за этого.

Я переодеваюсь, убираю волосы. И так как у меня появилось время, я вспомниаю, что неплохо бы навестить Кэрри. Уверена, если бы что-то было не так, Марк бы обязательно сказал. Но… почему Кэрри не показывается? Стесняется?

Горничная провожает меня.

Я стучусь в комнату к девочке:

— Привет! Я могу войти? Это Карин.

— Да, — поспешно откликается она. Мне кажется, или голос у Кэрри испуганный?

Я сама закрываю за собой дверь. Я прекрасно осознаю, что это не помешает горничной подслушать, но всё же.

Я нахожу Кэрри, нахохлившейся на диване. Девочка спрыгивает при моём приближении и не очень умело пытается исполнить реверанс.

— Кэрри, у магов принято проще, — улыбаюсь я. Реверансы и поклоны остались в прошлом. Даже многие аристократы постепенно отказываются от излишнего пафоса.

Она возвращается на диван. Я сажусь рядом, и Кэрри неожиданно признаётся:

— Я скучаю по дому.

Кэрри всхлипывает, но плакать не начинает, справляется с собой. Я протягиваю руку, чтобы обнять девочку, но Кэрри косится на меня и застывает. Я понимаю, что моё прикосновение не будет ей приятно и опускаю руку.

— Здесь ты в безопасности.

— Марь тоже так говорит, — уныло соглашается Кэрри.

Привыкшая прятаться в доме, наверное, она до конца не понимает, в чём именно опасность.

— Я тоже скучаю по дому, — неожиданно для самой себя признаюсь я.

Глава 47

Перед глазами встаёт моя детская комната, в которой меня до сих пор — я надеюсь — ждёт мой плюшевый заяц. Сейчас бы оказаться дома, отбросить все ссоры, обнять родителей, окунуться в один из многих счастливых вечеров…

Но повторить не получится.

Если я вернусь… А меня на порог вообще пустят? Или со мной поступят как с кузиной Эмилен, отлучённой от семьи? Нет, воспоминания приятны как память, но я не хочу возвращаться туда, где мне следовало молчать.

— Мы скоро вернёмся? — девочка понимает меня по-своему.

— Тебе здесь плохо?

— Нет… — уверенности в голосе не слышно.

— Ты можешь сказать мне правду, — заверяю я.

Она косится на меня и, наконец, признаётся:

— Марь говорит, что я ничего не понимаю, что я должна радоваться. Но мне здесь неуютно! Здесь всё такое… такое… — она не может подобрать слов, неопределённо взмахивает рукой и замолкает.

“Ты должна быть счастлива, что твоим мужем станет Берт”, “У тебя нет голоса, ты должна быть благодарна, что я не даю тебе совершить ошибку, я знаю лучше, как тебе надо”, “Мы идём в театр на главную премьеру сезона, ты должна радоваться”, “Хватит лежать, я же знаю, что у тебя всё хорошо, лекарь подтвердил”, — в ушах звенит многоголосица из прошлого.

Меня аж передёргивает.

— Кэрри, Марк… неправ. У твоего брата самые лучшие побуждения, он желает тебе благополучия, но он ошибается. Я поговорю с ним. Я расскажу ему, как было со мной, когда мне указывали, что я должна чувствовать. Я старалась быть послушной, и финал вышел печальным.

— Так мы вернёмся домой?

— Прости, но нет.

— У-у-у-у — Кэрри опускает голову.

Мне снова хочется её обнять, но я вовремя вспоминаю, что первой попытке протянуть руку девочка не обрадовалась, и я сдерживаюсь.

— Кэрри, тебе действительно не нравится пить горячий шоколад со взбитыми сливками и жить в просторной комнате с красивым видом на сад? Или тебе нравится, но ты боишься?

— Конечно, я боюсь! А если я случайно разобью вазу?! Или испорчу столешницу горячим? Или порву пододеяльник? Я однажды порвала…

— Потерпи до завтра, ладно?

— А что будет завтра?

— Завтра у меня будут деньги, и, как старшая, если ты что-нибудь испортишь, я выплачу компенсацию. Договорились?

— И ты не будешь ругаться?

— Не-а, — улыбаюсь я, подмигиваю девочки и поднимаюсь. — Можешь пожелать мне удачи в делах.

— Удачи…

Когда я спускаюсь в холл, Дана ещё нет. Он появляется буквально через пару мгновений. Надо же… отказался от костюма, выбрал кричащий насыщенно-синий жилет с серебряным шитьём и, не вдевая руки в рукава, небрежно набросил на плечи лёгкий плащ.

Если бы не знала, что Дан модник, решила бы, что он пытается произвести на меня впечатление.

Рядом с ним я, должно быть, выгляжу блёклой и скучной.

Дан жестом приглашает меня к экипажу.

— Если Селестра Панвиль лично явится взглянуть на богиню некромантии…

— Хм? — будет неловко. — Я не сообщала точного времени.

— Пфф! Панвили держатся на прошлое ногами, руками и зубами, что не мешает им, правда не афишируя, заниматься поставками растений из эльфийского леса, а это очень хорошие деньги. У них натурально армия слуг, этакая иллюзия настоящего Двора.

— Ого…

— И послать на кладбище сына какого-нибудь доверенного слуги для госпожи Селестры Панвиль не проблема. Мальчишка вернётся и доложит.

— Оу…

Дан пропускает меня в салон экипажа, забирается следом и позволяет плащу стечь шелковым ручьём на сиденье. Закинув ногу на ногу, Дан прикрывает глаза и всем своим видом показывает, что на разговор не настроен и вообще я утомила его глупостью.

По-моему, самое удачное время озадачить. Я же ещё не успела рассказать:

— Дан, а мы на второй заказ успеем сегодня?

— Ещё один клиент?! — Дан аж позу меняет.

— Гавор Блайд, если тебе это о чём-то говорит.

— Говорит, — цедит Дан.

Неужели тоже его клиент?

Дан на одном дыхании выдаёт пару крепких ругательств, повторяется и завершает тираду ударом кулака по сиденью. Я наблюдаю и… почему-то мне кажется, что Дан бесится не совсем искренне. Нет, он раздражён, но его злость как будто поверхностная, а из глубины души идёт даже не спокойствие, а безразличие.

Наверное, я просто фантазирую, совесть свою успокаиваю.

— Что? — осторожно спрашиваю я.

— Юным особам значение этих слов знать не положено, — отрезает он.

— Я не про слова.

— Нет, о не мой бывший клиент, Карин. Он… мой несостоявшийся клиент. Пару месяцев назад я был на званом ужине в Мэрии, и оказался рядом с этим Блайдом. Он один из самых богатых дельцов Огла, если ты не в курсе, Карин. На мой вкус, тип весьма неприятный. Кто-то в шутку предложил ему доверить мне защиту места упокоения его предков, а он отказался и очень грубо. Сказал, что пусть встают и гуляют, он не возражает. Не представляю, что заставило его передумать.

Рассказывать про сделку с богиней… не хочется.

Я пожимаю плечами.

— Вот как.

— От него не ожидал… — Дан язвительно кривит губы, и мне начинает казаться, что я должна объясниться, но… точно ли должна?

— Я…

Дан мои сомнения толкует по-своему:

— Волнуешься, что опять эльфы появятся? Не думаю. По крайней мере днём кладбища проверяли.

— Кто? Ты же единственный некромант в Огле, я помню.

— Плохо помнишь, Карин. Я единственный некромант, имеющий право нести ответственность за ученика, а не вообще единственный. Есть ещё двое, Марсия и Терри, но они лишь недавно начали самостоятельную практику.

— То есть напороться мы всё-таки можем.

— Нет.

— Почему?

— Потому что кладбище, на которое мы едем, я сегодня проверил неофициально.

— Оу…

Ради меня?

Дан отворачивается к окну с излишней поспешностью и не видит расцветающую на моём лице улыбку. Глупое сердце радостно подпрыгивает, но мне хватает здравомыслия, чтобы понять очевидное. Дан это сделал из чувства ответственности, как учитель, никаких романтических порывов, как бы мне ни хотелось обратного.

Однако причины поступка ничего не меняют — я искренне благодарю. В ответ слышу то бурчание, то ли ворчание, то ли очередное ругательство. Пока экипаж не останавливается у кладбищенской калитки, Дан неотрывно таращится в окно, а я… искоса таращусь на Дана и просто наслаждаюсь возможностью сидеть рядом.

Даже интересно, я сама по себе влюбилась или я так остро реагирую повреждения энергетической оболочки души?

Глава 48

На первый взгляд ничего особенного не происходит — мы проходим на территорию кладбища и отправляемся на поиски нужного нам места. Что-то меня цепляет, что-то кажется неправильным, но я никак не могу уловить, что именно. Те же склепы, те же редкие деревья и памятные стелы. Могильных холмиков нет — кладбище явно не для всех, здесь упокоены представители старых состоятельных семей, в склепах.

— Карин? — оглядывается Дан, когда понимает, что я отстала.

— Скелетов нет, — доходит до меня “неправильность”. На самом деле скелетов и не должно быть.

— Я очистил это кладбище одним из первых, — поясняет Дан. — Нам направо.

Роду Панвиль, как оказалось, принадлежат целых семь склепов. Даже восемь — восьмой склеп выбивается из единого архитектурного стиля, стоит особняком и видно, что новодел. Родовое древо у Панвилей довольно раскидистое, в Огле закрепились несколько ветвей, и… по потомки поделили склепы между собой, и у нас заказ только на два склепа.

Дан проводит рукой и, перейдя на магическое зрение, я вижу как по воздуху расплывается лёгкая сиреневато-зеленоватая дымка. Она растекается на довольно большой участок и впитывается в землю.

Ничего не происходит. Я невольно кошусь на деревья — превращаться в монстров они не торопятся, стоят, листва едва колышется. Мне становится капельку спокойнее.

То ли чутьё, то ли неприятный опыт вызывают внутри зуд, и я жду какой-нибудь гадости.

Дан подходит к первому из пары склепов, наводит открытую ладонь на стенку, и всё повторяется, только цвет дымки меняется — становится густо-зелёным, почти без фиолетовой примеси. И видно дымку обычным, немагическим зрением.

Я наблюдаю, как дымка впитывается в стенки склепа.

Дан опускает руку.

— Прошлая защита ещё держится.

— То есть нам не нужно ничего делать?

— Нужно. Защита продержится ещё от пары месяцев до полугода. Именно в это время обычно её и обновляют. Большинство выбирают дешёвый метод, подпитывают чары энергией, и так несколько раз, пока структура окончательно не износится.

— Правильнее сносить старую и создавать новую?

— Да, конечно, — Дан отступает от склепа на пару шагов, достаёт из внутреннего кармана тонкий жезл с прозрачным навершием.

Учитель из моей юности рассказывал, что жезлами пользуются при работе с очень большими объёмами энергии, чтобы стабилизировать и направить потоки, но вживую я жезлов не видела. Тот же учитель говорил, что жезлы одни из самых дорогих артефактов. У Дана явно непростой…

Навершие начинает светиться зелёным светом, на рукояти проступает орнамент. Дан резко взмахивает жезлом будто мечом срубает воображаемого врага. Из навершия вырывается острый луч, врезается точно над входом в склеп. На мгновение строение вспыхивает зелёным магическим огнём.

И всё заканчивается — всполохи гаснут, Дан убирает жезл.

По-прежнему ничего плохого не происходит.

Дан, не боясь запачкать щёгольский плащ, наваливается плечом и сдвигает тяжёлу, похожую на плиту, дверь. Раздаётся скрип. В нос ударяет запах плесени. Странно… До замужества я каждый год в день Предков сопровождала родителей к родовому склепу. Мы зажигали свечи, символически приберались, оставляли подношение. Настоящую уборку несколько раз в год делали слуги, и от плесени, я знаю, обрабатывали. Так почему у Панвилей запустение?

В отличии от меня Дана ничего не смущает. Он подбрасывает к потолку яркий светлячок, проходится по лоскутам плесени равнодушным взглядом и входит в внутрь. Меня Дан не зовёт, но и не отсылает, поэтому я прохожу следом и с любопытством оглядываюсь.

Справа на возвышении покоятся два саркофага — скорее всего, в них лежат основатель ветви и его супруга. Противоположная от входа стена сверху донизу в квадратных плитах с памятными надписями: имена, годы жизни, изредка упоминаются королевские награды. Моё внимание привлекает левая стена. От пола до потолка она украшена рельефным изображением Серебряной богини, покровительствующей королевской семье.

А вот Дану произведение искусства явно не интересно. Он наводит открытую ладонь на один из “квадратов”. Снова проверяет?

— Карин, попробуешь? — окликает он меня.

— Да. Что нужно делать?

— Ничего особенного. Попробуй пропустить через себя немного некроэнергии и направь её в саркофаг. Представь. что некроэнергия — это продолжение твоей руки, и ты пытаешься ощупать пространство.

— Что я должна почувствовать?

— Не должна… Знаешь, как маленькие дети знакомятся с миром, хватая всё подряд? Половина начинающих некромантов вообще ничего не чувствует ни с первого, ни со второго, ни с пятого раза.

— Просто попробовать, — подытоживаю я. — Ага…

Втянуть некроэнергию не составляет труда, я её в склепе хоть вёдрами черпай. Дан внимательно следит. Раз молчит, значит, критических ошибок я не совершаю.

Пропустить энергию через себя и направить дальше тоже легко. Хм? Просто так направить и отпустить нельзя, правильно? Нужно делать также, как Дан показывал с магией переноса. Интересно.

— Ты действительно молодец, Карин. Поняла, в чём подвох с первой попытки.

— Это же очевидно.

— Не для всех.

Только вот на этом мои успехи заканчиваются. Почувствовать, что за памятной плитой саркофаг и внутри останки не получается.

Дан отходит к противоположному краю и начинает очень быстро работать. В его руках снова жезл. Я, забыв о задании пробовать, стою и смотрю, как Дан укладывает сквозь плиту заклинание за заклинанием, сплетает чары. Чёткие выверенные движения, сосредоточенность на действиях. Кажется, Дан даже не моргает.

Наблюдать за ним очень интересно.

Я отхожу от стены подальше, но чтобы не бездействовать, пробую направить некроэнергию в пол. Снова безрезультатно, я ничего не ощущаю, кроме одного — энергия утекает.

За каких-то полчаса Дан завершает накладывать защитные чары на все захоронения в стене. Остаются последняя памятная плита, два саркофага на возвышении и второй склеп.

Всё тихо, спокойно. Я успела забыть тревогу, расслабиться. Именно поэтому на тихий скрип я не реагирую. Мало ли… Я лениво поворачиваю голову, и увиденное не сразу доходит до сознания.

Крышка саркофага медленно сдвигается, а из щели высовывается кисть скелета. Ни намёка на плоть, только выбеленные “костянкой” фаланги. Дан всё ещё сосредоточен на работе, а до меня доходит слишком медленно. Неужели “костянка” способна поразить так быстро? Защита была снята на моих глазах…

— Дан…

Получившейся щели хватает, чтобы скелет высыпался наружу бесформенной грудой костей, но уже мгновение спустя кости собираются.

Слишком быстро для “костянки”.

Глава 49

— Однако, — Дан не выглядит встревоженным, а вот озадаченным да.

Я пячусь, хотя видимой угрозы нет. Бодро собравшись, скелет резко теряет прыть и начинает заторможенно раскачиваться. Может, всплеск — это норма?

— Ты же говорил…

— Я говорил, что защитил кладбище, — раздражённо перебивает Дан. — Яочистил территорию от избытка некроэнергии и наложил защиту на стену, чтобы скелеты, если вдруг встанут, не могли выйти.

— Дан, я не о том. Разве не странно, что скелет встал настолько быстро? Не может быть, что кто-то искусственно ускорил заражение?

В ответ Дан сплёвывает очередное ругательство, морщится, ничего не поясняет.

Со второго саркофага крышка сдвигается почти бесшумно, в щель, как и в первый раз, протискивается кисть. Крышка сдвигается ещё больше. Пока второй скелет выбирается, первый, качнувшись, делает первый шаг к выходу. Всё правильно — живые люди поражённым “костянкой” скелетам не интересны. Мы для них не больше, чем досадная помеха на пути, этакий предмет мебели, который приходится долго и печально обходить.

Второй скелет ссыпается на пол грудой костей и начинает собираться.

С очередным ругательством Дан выходит вперёд.

— Упокоение отдельная услуга, — поясняет он причину своей злости. — Но не в нашем случае.

Ну да, поражение “костянкой” произошло после того, как Дан снял защиту, то есть формально вина на нас.

Уйти первому скелету Дан не позволяет — окутывает его зелёным облаком, и тот безвольно замирает. Кости стремительно теряют неестественную белизну. Дан жезлом направляет второй поток магии на крышку саркофага, и та приподнимается, чтобы скелет мог вернуться туда, где и должен лежать.

Продолжая удерживать крышку, Дан отпускает скелета и взмахом пальцев, будто дирижёр, направляет в саркофаг новое облако. Я без подсказки догадываюсь проследить, что происходит — Дан очищает саркофаг от некроэнергии. Скелет за это время успевает впитать остатки магии и сложиться той самой грудой ни на что не годных костей. Дан заставляет их подняться в воздух и вернуться в саркофаг.

Что Дан делает дальше, я не вижу. Точнее, я вижу всполохи магии, но подходить и выяснять, что именно происходит, меня совершенно не тянет.

Между тем второй скелет утверждается на ногах и, пошатываясь добирается до стены. Наткнувшись на преграду, он ненадолго замирает и бестолково пробует боднуть стену второй раз. Сдавшись, скелет разворачивается и делает несколько шагов обратно.

Дан всё ещё занят, а скелет поворачивает и уверенно приближается к выходу.

Наверное, я не должна его выпускать?

Идеально чистые, белые до блеска и словно бы покрытые лаком кости не вызывают ни неприятия, ни плохих ассоциаций. Скелет больше похож на качественную поделку-куклу, чем на останки.

Я встаю в проходе.

Снаружи тихо, никаких изменений. Скелеты не появились…

Всё-таки странно. На кладбище защищены все склепы до единого или просто из закрытых склепов трудно выбраться?

Дан с глухим стуком опускает крышку саркофага на место, но работа на этом не закончена, он продолжает оплетать крышку чарами, а до меня добирается скелет.

Использовать магию нельзя. Когда скелет натыкается на меня, я зажмуриваю один глаз. Вторым слежу. Ощущение, будто ко мне табуретка прижалась. Ничего плохого. Качнувшись назад, скелет уныло меняет направление и бредёт вдоль стены, пока вовсе не застревает в углу. Там он и качается из стороны в сторону не в силах выбраться, пока Дан не водворяет его на место и не упокаивает.

Половина дела сделана.

— Какое самомнение, — фыркает Дан, покосившись на изображение богини. — Идём во второй склеп, Карин.

— Ты не устал?

Дан удивлённо оглядывается. И что его удивляет? Что мне не всё равно? Что я вообще допускаю мысль, что он мог устать?

— Нет… Ты устала?

— Я в порядке.

Я выхожу из склепа первой, и Дан провожает меня внимательным взглядом. Он больше ничего не говорит, возвращается к работе — ставит дверь-плиту на место, запечатывает склеп магией. И, как только зелёный узор впитывается в камень, Дан переходит ко второму склепу.

Здесь всё повторяется за одним исключением. Прежде, чем снять со склепа старую защиту, Дан выжигает накопившуюся некроэнергию, и скелеты просто не смогут встать.

— Хм… Дан, получается, “костянка” всё равно поражает скелет? Разница в том, есть у него сила, чтобы двигаться, или нет? Защита не даёт “костянке” поразить скелет или развиться, не даёт впитывать энергию?

— Сложно сказать. Исследований, которые бы дали ответ, не было. Есть версия, что “костянка” это свойство некроэнергии, а есть теория, что это самостоятельное явление. Возможно, именно ты сделаешь открытие, Карин?

Он шутит или подбадривает?

Пока Дан занят, я разглядываю склеп. Если внешне он почти не отличается от остальных из ансамбля, то внутри устроен несколько иначе. Во-первых, никаких возвышений и отдельных саркофагов, все захоронения в глубоких нишах за памятными плитами. Боковые стены гладкие, выкрашены потрескавшейся от времени ноздреватой серой краской. Серебряная богиня смотрит с купольного потолка как с неба, даже белые облака нарисованы. Руки распростёрты для объятий, на губах лёгкая улыбка любящей и сострадающей матери.