— Графиня, вы великолепно выглядите! Совсем как ваша тетушка во времена молодости, — пожилой франт учтиво поклонился и поцеловал ручку совсем юной девушке.
— Ах…
— Лаудр Хокх, — подсказал мужчина, правильно истолковав заминку собеседницы.
— Ах, господин Хокх, вы меня, право, засмущали, — потупилась молодая графиня.
— Ха-ха-ха, — засмеялся он. — А вот ваша тётушка внимания не обращала на мои комплименты. Называла то старым козлом, то вонючим гнолом.
— Что вы? Вы не шутите? — ахнула она. — Скажите, что пошутили, ну пожалуйста. Я помню тетушку такой милой и весёлой и никогда не слышала, чтобы она кого-то оскорбила.
— Простите мою бестактность, графиня, признаюсь, что я слегка приукрасил действительность, — улыбнулся он, демонстрируя крепкие крупные пожелтевшие от возраста зубы.
В этот момент к их паре подошёл лакей, который передал девушке записку. Та быстро прочитала, усмехнулась, и посмотрела на франта:
— Ой, господин Хокх, позволите мне оставить вас на несколько минут? У меня тут попросили совета мои новые знакомые и нужен он им очень срочно. Прямо даже не знаю, что у них там за спор вышел.
— Разумеется, графиня. Вы здесь хозяйка и вольны делать, что душе угодно. Я вас подожду вон на том балконе. Присоединитесь ко мне, если ваши друзья не сумеют уговорить вас остаться с ними.
— Разумеется, я вернусь, — с улыбкой пообещала она ему.
Зал девушка покинула лёгкой походкой, улыбаясь окружающим, отвечая короткими фразами на чужие вопросы. Почти также она шла по коридору, с любопытством смотря на гобелены на стенах и потолочные фрески, оценивая статуи мифических животных и фигуры воинов и воительниц. Но как только за ней закрылась дверь, сквозь которую та прошла в неприметную маленькую комнату, как улыбка и интерес сошли с её лица. Вместо них появилась злость и жёсткость.
Нажав несколькими пальцами на определённые точки на серебряной фигурке пегаса, стоящей на столе, она открыла потайной ход. Он вёл в самые глубокие подземелья графского замка, куда немногим слугам и знакомым девушки дозволялось попасть.
— Что тут у вас случилось, Рене? — со злостью спросила она молодого человека, одетого в дорогой чёрный и алый бархат с белыми шёлковыми лентами. На его пальце, как и на пальце девушки, находился перстень, изображающий паука.
— У вас случилось, — сказал он, сделав акцент на втором слове. — Мои люди перехватили кое-кого интересного и опасного для вас и нас. Пойдёмте, я вам их покажу.
— Опасного? — нахмурилась девушка.
— Пойдёмте, — повторил Рене.
Он привёл её в тюремный каземат, где на стенах висели в кандалах две зверодевушки и две обычных, человеческих тела. В данный момент они были без сознания.
— Какого демона они здесь делают? — ахнула графиня, мгновенно опознав несчастных.
— Мне бы тоже хотелось это знать, — поджав губы, сказал её спутник. — Мои люди едва успели их перехватить, когда девки вышли из подземного хода в замке. Если бы они столкнулись с тобой на виду у гостей — это была бы катастрофа для всех наших планов. И заодно конец нашим жизням, так как магистры ордена не простили бы никому из нас подобную ошибку.
Графиня молчала не меньше минуты, потом сказала:
— Ты знаешь, что их устранить было поручено одному из людей Арканда? Смазливый белокурый мальчик, который ещё сильно переживал за свою причёску и не носил шлем.
— Ческэн? Ты на что-то намекаешь? — нахмурился он, перейдя вслед за собеседницей на «ты».
— Ни на что я не намекаю. Просто говорю, кто виновен в том, что эти девки оказались здесь. А может, — она прищурилась, — кто-то в ордене решил сыграть свою игру против меня или тебя? А? Ты же за меня поручился перед всеми и если упаду я, то и ты разобьёшься вместе со мной.
— Я разберусь, — буркнул молодой человек. — Этих пока не убивай, может, придётся что-то узнать лично от них.
— Хорошо, — покладисто согласилась с ним девушка.
Мужчина ушёл, а графиня осталась одна в камере, восстанавливая душевное равновесие и мысленно скрипя зубами от злости на весь белый свет. С какой бы радостью она сейчас прикончила бы эту четвёрку низкородных служанок. Ей для этого достаточно только пожелать и мощный амулет на её пальце сделает всё остальное. Даже подберёт нужные чары и подсчитает их силу, чтобы убить настолько быстро или медленно, как того желает его владелица.
И вдруг она увидела нечто такое, отчего даже резко подалась вперёд.
— Серебряные ранги?! Но откуда, демоны меня подери? — удивлённо воскликнула она. — Как низкородные чернавки сумели встать вровень с дворянством? Неужели и в самом деле под меня копают недруги в ордене?
Она подобрала юбку и бегом вылетела из камеры. Не меньше часа ей понадобилось на то, чтобы найти средство, которое могло привести в чувство оглушённых магией служанок. А ещё палача, на тот случай, если девки решат держать язык за зубами.
— Госпожа! — в один голос счастливо закричали четыре девушки. — Вы целы? Мы так этому рады!
Графиня Мораз — ныне Ифллеса, а ранее Магда — сморщилась. Она представила, что бы случилось, если бы эта четвёрка так же её поприветствовала перед гостями. Многие просто не поняли бы, но другие, умеющие подмечать и анализировать, обязательно не оставили бы этот эпизод без своего внимания. Они стали бы копать и докопались, что старая графиня, скоропостижно скончавшаяся от застарелой и неизлечимой болезни, и её племянница это одно и то же лицо. Вечная привязка служанок на крови на служение ей стала бы самой главной уликой против благородной дамы. Кредиторы вновь стали бы требовать свои деньги, а кто-то другой заинтересовался бы таким преображением и чудесным излечением. Эти поползновения могли бы привести к ордену Феникса, скрывающегося ото всех вот уже не одно столетие. А его представители взялись бы решить данную проблему самым кардинальным способом: нет человека — нет проблем. И пусть убирать пришлось бы не одного — орденцам было плевать. Впрочем, и графине тоже, но не в случае, когда под эту жатву попадала и она сама.
— Тихо, — произнесла она.
— Слушаемся, госпожа Мораз.
— Что с вами случилось с того момента, когда мы… нас разлучили? Рассказывайте очень подробно, вспоминайте каждую минуту, каждое чужое слово и жест, — приказала она. — Я слушаю…
Когда на следующий день к ней пришёл с новостями Рене, то он был удивлён, увидев графиню в ярости, а пленниц в крайне плачевном состоянии.
— Что произошло? — поинтересовался он.
— То, что я не могу ничего понять. Эти чернавки были стального ранга, когда я отдала их Арканду. А теперь они серебряного! — последние слова девушка выкрикнула во весь голос, заставив собеседника сморщиться.
— Так спроси у них, как это случилось. Или они тебе не подчиняются? Неужели кто-то сумел сорвать магическую привязку на крови? — сказал он.
— Нет, не сумел. Но взял у них точно такую же клятву молчания. И эти твари, — графиня ткнула рукой в истерзанные девичьи тела на стене, — согласились её дать. Никакие мои запреты не помогли, они нарушили все указания и закладки. Такое можно сделать… нет, я не представляю даже этого. Я даже примерно не могу понять, кто это сделал!
— Подожди, не кричи так сильно, — молодой человек выставил в её сторону ладонь, — дай подумать… Хм… хм… хм… хм… Значит, они добровольно согласились поклясться неизвестному лицу или лицам, что сохранят в тайне его и то, зачем и как им подняли ранги.
— Да.
— Тогда ничего другого мне в голову не приходит как то, что он — ну, или они — воспользовался твоим именем. Наплёл им что-то про тебя, пообещал свести скорее, но в обмен на это они должны были поклясться в молчании.
— Вот даже как… — задумалась девушка, потом нехотя кивнула. — Пожалуй, что в этом я соглашусь с тобой, Рене. Кстати, ты узнал, почему их не убили и кто виноват в этом?
— Да, — он кивнул, — узнал. Ческэн проиграл в кости десять золотых одному из своих телохранителей и пообещал вернуть долг в этот же день. Но тут на него навесили задание избавиться от служанок так, чтобы никто их не нашёл. И он не придумал ничего лучше, как отправиться в Пайрон-Дидъ на рабский рынок. По дороге встретил работорговцев и продал твоих служанок им за три золотых каждую. До города работорговцев от нас очень большое расстояние, и никто в нашем королевстве не ведёт дела в той стороне. Вот потому-то он посчитал, что ничуть не нарушит приказ, если продаст девок в рабство.
— Из-за десяти золотых, проигранных в кости, этот кретин чуть не подставил всех нас под удар? — с подозрением посмотрела на парня аристократка. — Ты понимаешь, что в такое сложно поверить?
— Но это так, — пожал тот плечами.
— Я хочу, чтобы ты его наказал, — громким голосом потребовала графиня Мораз. — Мне нужна его голова, Рене!
— Не кричи, — жёстко пресёк её истерику парень. — Голову тебе никто не даст, ведь ты ещё в ордене ничего не значишь. Но его накажут.
— Как?
— Смерть, — коротко ответил ей Рене. — Он подставил весь орден. За такое только смерть.
— И даже Арканд его не спасёт? Мне показалось, что паренёк ему небезынтересен, — полюбопытствовала Ифллеса.
— Он его принимал в орден, поручился лично. И именно потому ему предстоит провести казнь. Таковы правила, — и недобро усмехнулся. — Точно так же казню тебя я, если ты серьёзно подведёшь нас всех.
Девушку передёрнуло, когда она поняла, что стоит рядом со своим возможным палачом.
— Ладно, это всё лирика, — продолжил Рене. — Теперь нужно разобраться с твоими служанками. Есть у меня знакомый умелец, кому по силам разрушить кровавую клятву.
— О-о! — графиня в изумлении широко распахнула глаза.
— Не всегда получается, правда, но попробовать стоит.
— Что от меня нужно? — деловито произнесла Ифллеса.
— Чтобы эти, — молодой человек указал на бессознательных жестоко избитых пленниц, — превратились в четыре окровавленных куска мяса, но при этом оставались живыми и могли говорить.
— За этим дело не постоит, — кровожадно улыбнулась Мораз. — Они тебе когда нужны в таком виде?
— Дня через… может… три, — прикинул что-то в уме её собеседник. — Да, дня через три нужный человек будет здесь.
Уже через несколько часов служанки узнали, что такое Ад. И проводником по его кругам стал новый графский палач. Это был мужчина среднего роста, но невероятно широкий в плечах и в меру пузатый. Его руки были толще, чем ноги у девушек, а пальцы были похожи на короткие охотничьи колбаски. В пыточную он вошёл в одном кожаном фартуке, надетом на голое тело и кожаных сандалиях.
— Повеселимся, красавицы? — осклабился он и провёл сальным взглядом по телам девушек, потом покачал головой. — Эк вас уделали-то, как же так неумело пороть-то можно? Небось, ещё и не сказали экзекутору ничего?
— Мы не можем сказать! — выкрикнула Каллиса. — Мы связаны кровавой клятвой!
— Вот с тебя, говорливая, мы и начнём, — подмигнул ей палач. Он подошёл к ней и легко, словно пучок трав снял связанную служанку с крюка, вбитого в стену. Потом небрежно кинул её на станок для растягивания, не обращая внимания на слабое сопротивление несчастной.
— Не надо, прошу вас, — со слезами стала умолять палача девушка. — Мы же всё равно ничего не скажем. Не потому, что не хотим, а просто не можем из-за клятвы.
Тот, не обращая внимания на мольбы, ловко привязывал ремнями её за щиколотки и запястья к станку.
— Ну, начнём, что ли, — пробормотал он и вставил рычаг в механизм. — Эка как тут застоялось-то всё. Давненько не пользовались, что ли?
Он приналёг на рычаг, заскрипели шестерни внутри станка, а за ними и его подвижные части, к которым была привязана несчастная.
— А-а-а! — дико взвыла та, почувствовав, что суставы вот-вот выскочат и начнут рваться связки.
— Чё кричишь-то, милая? — палач наклонился над ней. — Я ж ещё и не начинал. Сперва сладенького хочу попробовать, вот и разложил тебя, ху-ху-ху.
Его смех напоминал уханье филина и неприятно врезался в уши девушкам, которые с ужасом смотрели на свою подругу, растянутую на дыбе.
Между тем мужчина взял в руки небольшой нож и стал срезать окровавленные лохмотья, в которые превратилась одежда Каллисы после недавней экзекуции. Вскоре она лежала обнажённая, страдая от боли и стыда.
— Н-не надо, — всхлипнула она, когда огромная жёсткая пятерня коснулась её груди.
— Надо, милая, надо, — ответил тот. — Мне надо, — и с силой сжал пышную грудь, вызвав громкий крик боли её хозяйки. Следом он принялся крутить соски, оттягивать их и растирать между пальцев. При этом крики боли пленницы только раззадоривали его. — Кричи, кричи, красавица. Ты не представляешь, как сладко слышать твой голос.
Вволю поиздевавшись над грудями девушки, он опустил ладонь ниже, на её промежность и вновь сжал ладонь. Казалось, что он хочет смять девичий лобок, размозжить и оторвать его.
— А вот теперь приступим к самому сладкому, ху-ху-ху, — рассмеялся палач спустя несколько минут издевательств над самыми чувствительными и интимными частями тела служанки. Он скинул фартук, представ перед девушками в чём мать родила, и продемонстрировал огромный эрегированный член, тёмный от прилившей крови, и с блестящей каплей смазки, выступившей на головке.
— А-а-а! Не-ет! Прошу вас, не надо… умоляю…а-а!
В который раз в пыточной раздались отчаянные мольбы и жуткие крики боли несчастной. Но ничто не могло достучаться до чёрствого сердца палача. Он взгромоздился поверх девушки и резко вошёл в неё, буквально разрывая нежное девичье лоно своим огромным органом.
Каллиса испытала ужасные муки. Её внутренности горели огнём, тяжёлое тело насильника не давало дышать, растянутые руки и ноги от рывков готовы были оторваться. Она, то теряла сознание, то приходила в себя от боли. Когда мучитель оставил её в покое, она это даже и не сразу поняла.
— Ну вот, милые мои, немного развлеклись, ху-ху-ху, а теперь и за работку пора приниматься, — услышала она его голос, словно издалека. Следом запахло горящими углями, и залязгал металл.
Она хотела в очередной раз попросить о снисхождении, достучаться до сострадания мужчины, но сил у неё осталось только на то, чтобы издать слабый протяжный стон.