(Не)люди (СИ)

Интермедия. Взрослые (не)люди

Ивэй с Кудом сидели над остывшим чаем и молчали. Оба знали, что этот разговор ни к чему не приведет, но ждали чего-то друг от друга. Нина и Юко проскользнули мимо, стараясь ничем не выдать своего присутствия, а потом вовсе убежали из дома. Как только хлопнула дверь, Ивэй раздраженно откинулась на спинку кухонного диванчика.

— Ну хватит уже. Сколько можно дуться? Прекращай это ребячество и возвращайся к работе, Куд. Тебя ждут, между прочим.

— Когда примете мой проект хотя бы к рассмотрению — подумаю, — мгновенно отозвался Куд, и Ивэй разозлилась:

— Да сколько раз тебе говорить! Не примут! Денег у Юсты на новые проекты нет! Просто нет! — и ударила кулаком по столу. Куд поднял на женщину тусклый взгляд и, театрально вздохнув, усмехнулся и начал водить пальцем по столешнице, размазывая пятно воды.

— Мне не нужно финансирование. Дайте мне доступ к оборудованию, и пока этого хватит. Образцы я буду брать у себя. Допишу программу и подам на повторное рассмотрение на внедрение в производство.

— Да пойми ты… — Ивэй уже отчаялась пытаться объяснить ему все тонкости и особенности подобных затей. — Нельзя так. Просто нельзя, Куд, прими это как аксиому. Весь мир сейчас переживает дичайший кризис, экономика всех стран полетела к черту, мы урезаем любые расходы, а ты хочешь открыть новый проект, который еще даже не доработан идейно, замечательно! Наш город пока выживает на налогах других людей, но это может закончиться через год, а может, завтра. Мы не имеем возможности себе позволить новые проекты, Куд. Нет ни денег, ни людей для этого.

Куд закатил глаза так, будто его пытались убедить в какой-то чуши, но спорить не стал. Он не хотел принимать само существование «всех тонкостей подобных затей», не то что понимать их. Для него все просто: работай — и получишь деньги на еду и кров. Все работают — все получают деньги. Никаких проблем. Но Ивэй непреклонна. А Куд упрям. Им обоим надоело говорить об одном и том же, а чаепития в кругу семьи и аккуратно подведенные разговоры за два месяца превратились в прямые требования вернуться и частые прогулки Юко и Нины. На столе уже не появлялось угощение к чаю, а приход Ивэй не ассоциировался с отдыхом и гостями. Он ассоциировался с тяжелым молчанием, неуютом и диким желанием Юко и Нины вырваться из этой квартиры.

Женщина, сдавшись и смирившись с тем, что бесполезно пытаться достучаться до Куда, встала и вылила свой чай, к которому так и не притронулась, в раковину

— Давай так. Ты возвращаешься на работу и делаешь то, что необходимо в имеющемся проекте, а по средам мы будем оставаться с тобой и думать над твоей… — она осеклась, едва не проронив «чушью», — идеей. Когда появится возможность внедрить что-то новое, — мы попробуем. Идет?

— И сколько лет мне ждать? — Куд все втирал несчастную каплю воды в столешницу.

— Не могу сказать. Но когда-нибудь, наверное, дождешься.

— Тогда я не вернусь, — вдруг улыбнулся Куд, и Ивэй прикусила язык, уставившись на него, как на сумасшедшего.

— Да что с тобой не так?!

— К тому же по средам я не могу оставаться. Я хожу к Немо в среду, субботу и понедельник. Кстати, мне уже пора.

Ивэй застонала, задирая руки к потолку, но Куд уже не обращал на нее внимания. Он вышел из кухни, не выключив свет, хотя всегда выключал его за собой, и ушел переодеваться. Женщина молча изучала взглядом тощую спину с выступающими ребрами и позвоночником и пыталась прикинуть: на чью она больше похожа — женскую или мужскую. Хоть Куд и клялся, что регулярно принимает препараты, делающие его голос ниже и грубее, а плечи шире, она в последнее время начала подозревать, что он уменьшает дозы. Потому что денег на новые у него нет.

— Интересно, когда Юко и Нине надоест тебя обеспечивать? Смотрю, у вас с деньгами туговато — ты перестал класть сахар в чай.

Куд только скривился, будто ему надавили на больное место, и достал из шкафа джинсы. Ивэй узнала в них те самые, что она давным-давно покупала Нине, и вспомнила, что свои Куд порвал еще месяц назад, но только втянула воздух, напоровшись на хмурый взгляд, и никак это не прокомментировала. Куд не выгонял и не просил остаться, и женщина, сочтя, что вольна делать что угодно, вышла из квартиры вслед за ним. Когда парень, сгорбившись, поплелся в сторону дома брошенных детей, она направилась следом.

— Я уже все сказал, — не оборачиваясь, пробормотал Куд, на носочках перепрыгивая лужу. Он промахнулся, почувствовал, как в левом ботинке захлюпало, и поднял глаза к небу, со злостью глядя на солнце, вокруг которого не было ни одного облака. Это было странно: обычно снег таял в мае или даже июне, но в этом году весна решила нагрянуть в середине апреля и растопить все сугробы разом. Если, думал Куд, и дальше так пойдет, то он заболеет, и это хуже всего. Ему придется лечиться силой воли, а не таблетками.

— Я поняла. Но хочу увидеть, кого ты там подобрал и о ком заботишься. Могу же я увидеть своего гипотетического внука, сын мой Куд Феррет? — обойдя лужу, издевательски пропищала Ивэй, имитируя старческий голос. Ее вопросы погоды нисколько не волновали.

Куду не понравилось слово «подобрал». Он предпочитал говорить, что нашел Немо, и считал, что это неслучайно. Именно в ту ночь, когда он шатался один по городу, малыша, который явно не дожил бы до утра, подбросили на крыльцо производственного здания. Значит, кому-то или чему-то было нужно, чтобы они встретились. Возможно, самому Куду.

И он ходил сюда уже два месяца — с тех пор, как перестал работать. Белые коридоры дома брошенных детей уже не казались ему похожими на больничные лабиринты, и он почти перестал их бояться, но все равно каждый раз пересекал расстояние до палаты грудничков едва ли не бегом. Он ходил к одному маленькому не-человеку, которому было, по расчетам врачей, едва больше двух месяцев. Куду не разрешали брать его на руки, хотя тот уже вернул свои протезы, кормить или ухаживать — этим занимались люди, в основном молодые женщины, приехавшие в Юсту добровольцами. И поэтому он лишь сидел напротив кроватки и смотрел, как младенец спит. Иногда Немо бодрствовал и даже узнавал Куда: радостно голосил, махал руками и пускал смешные пузыри. Иногда Куд, убедившись, что никого рядом нет, несмело совал в маленькую пухлую ладошку палец и, когда малыш рефлекторно хватал его, чувствовал невыносимый наплыв умиления.

— Ах, это вы, — улыбнулась молодая женщина-человек на вид немногим старше Нины, оборачиваясь, когда он с Ивэй вошел. — А Немо как раз покушал и еще не спит. Только не шумите — потревожите других детишек.

Куд кивнул и поспешил к ребенку, а Ивэй после минутного сомнения тихонько прошла следом, когда женщина подтолкнула ее в спину.

— Он выглядит гораздо лучше. Смотри, какие щеки отъел, — Куд улыбался, склонившись над кроваткой. Он, сидя на жестком стуле, сцепил руки в замок и сгорбился, как обычно, но в этой позе не было привычной загруженности и усталости. Рядом с этим малышом он действительно отдыхал.

— Какой милый, — не сдержалась Ивэй, глядя, как Немо радостно «здоровается» с Кудом. Она, не заботясь о том, что их обязательно увидят, аккуратно взяла малыша на руки и проигнорировала испуганное шипение парня о том, что этого делать нельзя. — Тихо ты. Детям нужно подобного рода общение.

Куд замолчал и странным взглядом посмотрел на них, будто с другого угла. Будто видя что-то новое.

— Дай мне попробовать.

Ивэй усмехнулась и осторожно передала Немо. И Куд впервые за долгое время что-то почувствовал руками, несмотря на то, что они были ненастоящими. Он действительно ощущал вес малыша, его тепло и каждое движение. Когда Ивэй оторвала взгляд от ребенка, который беззубо улыбался, она увидела, что Куд плачет.

— Эй!..

— Он впервые улыбнулся мне… — едва слышно прошептал тот, будто боялся спугнуть эту улыбку. — Представляешь? В первый раз!..

И женщина опустила руки. В белой палате, полной кроваток, где пахло детскими смесями и подгузниками, где было слишком тепло для середины апреля, где всего четверо младенцев, стоял маленький слабый не-человек. Самый счастливый не-человек. И Ивэй, хоть и хотела разделить радость Куда, поддержать его, не могла, потому что понимала: это неправильно. Все, что сейчас происходит — совсем не правильно, а виной этому упрямство и принципиальность того, кто плачет, прижимая к себе младенца, которого ему никогда не позволят забрать. Ивэй хоть и не хотела, но проводила аналогии между Кудом и Хельгой. Ему не быть хорошим опекуном. Он никогда не сможет правильно показать свою любовь и заботу.

— Помоги мне, — попросил Куд, и женщина бережно уложила засыпающего малыша обратно. Она смотрела, как терпеливо и спокойно парень ждет, как тот уснет, чтобы уйти. И когда они вышли на крыльцо, несдержанно схватила Куда за локоть и процедила:.

— Не привязывайся так к нему. Ни к чему хорошему это не приведет.

— Почему? — Куд недоуменно вытаращил глаза и тут же прищурился — из-за спины женщины выглянуло заходящее солнце и обожгло глаза. — Я наоборот думал о том, чтобы забрать его отсюда, когда он подрастет. Взять опекунство. Мне же позволят, да?

— Не позволят. Ты безработный и висишь на шее друзей, начнем с этого. И что вообще за мысли? Ты что, решил поиграть в героя? Оставь ребенка тем, кто сможет его нормально воспитать.

Куд обиженно фыркнул. Он хотел посмотреть женщине в глаза, чтобы понять, зачем она все это говорит, но не мог — солнце не позволяло. Он даже не видел саму Ивэй — только ее силуэт, неожиданно грозный и чужой. Сбоку подул пронизывающий ветер, и кожу на согретом лучами лице обожгло холодом. Куд подавился воздухом, а Ивэй даже не шелохнулась. Они так и стояли, пока солнце не скрылось за горизонтом и внезапно не похолодало. Ивэй молчала и сверлила непроницаемым взглядом не-человека, пытаясь понять, что на него нашло. Куд делал то же самое, пока, наконец, не озвучил вертевшуюся на языке мысль:

— Это ты по себе судишь? — и, развернувшись, почти побежал домой. Он был обижен и зол. До ушей донесся едкий смешок:

— Ладно, один-один.

Куд, несмотря на обиду, все же услышал Ивэй и задумался о поиске работы, когда одним вечером ясно увидел, как бедно они живут. Для него, безрукого во всех смыслах этого слова, найти что-то стоящее было проблематично, но он старался. Даже попросил помощи у друзей, с трудом убедив себя, что в этом нет ничего зазорного. Нина с Юко, обрадованные возможностью перестать экономить на всем, включая еду, с воодушевлением подключились к поискам. И результаты не заставили себя ждать.

— Я нашел идеальный для тебя вариант! — закричал однажды запыхавшийся Юко, едва ввалился домой. Он был весь мокрый из-за бега и мелкого дождя, но с таким горящим взглядом, что Куд не начал ворчать, а молча проследовал в его комнату. Нина, сгорая от любопытства, поспешила следом. Они оба пребывали в приподнятом настроении, но с каждым словом Юко Куд мрачнел все сильнее, а Нина волновалась так, что, когда друг заорал, вгрызлась в ногти и прижалась спиной к двери. Она впервые с момента переезда наблюдала, как эти двое дерутся, и просто боялась влезть и разнять, как раньше. Она видела, насколько слаба по сравнению с ними. Насколько они жестоки и яростны.

Когда Куд, запустив пальцы в волосы Юко, едва не проломил столешницу его головой, Нина завизжала, но не услышала собственного голоса. Карлик зарычал и, вывернувшись так, будто у него нет позвоночника, ударил Куда ногой по лицу, отчего тот согнулся. В следующий момент стальная ладонь зажала нос, и сквозь металл на ковер закапала кровь. Они смотрели друг на друга исподлобья и хрипло дышали на грани рычания. Будто не люди вовсе. Даже не не-люди — настоящие звери. Нина впервые увидела, что на самом деле происходит между Кудом и Юко. Не дружба, не вражда, не привычка — что-то совершенно другое, ей не доступное. То, что она узнать очень и очень боится. И Нина просто сбежала, зажала уши руками и зажмурилась, возведя между собой и друзьями невидимую преграду. Она чувствовала кожей, как за стеной происходит настоящий ад, как эти двое швыряют друг друга на пол и в стены, разбивают руки, ноги, лица и мебель со стеклами окна. И каждый удар — будто по ее телу. Почти до боли. Пока, наконец, все не прекратилось. Тишина была похожа на вакуум, поэтому голос Куда, зовущий ее, показался неправильным и ненастоящим. Слишком спокойный, пусть и гнусавый голос.

— Нина, куда ты дела аптечку? У нас остались бинты? Наш Толстун сломал палец.

Нина, не веря услышанному, вышла из комнаты на негнущихся ногах, не чувствуя веса собственного тела. Наощупь по темной квартире, чувствуя на кончиках пальцев сквозняк из комнаты Юко, она добралась до кухни и, не открывая глаз, достала аптечку. Потом, как в трансе, вернулась в комнату карлика и наблюдала, как мастерски Куд фиксирует палец Юко, а тот другой рукой стирает с них обоих кровь и затыкает ноздри ватой. Будто ничего не произошло, будто они оба, вспыхнув и перегорев, погасли, выплеснули ярость и злобу. Они перевязали друг друга, а потом позвали Нину, все еще ошеломленно прячущуюся в углу, пить чай. Когда Куд едва не уронил чайник, Юко внимательно осмотрел его протезы и констатировал: левый сломан.

— А денег на ремонт у нас нет. И ты уже в этом году использовал страховку.

— Ты вынуждаешь меня все-таки согласиться? — Куд бесцветно усмехнулся и протянул карлику кружку горячего чая. — Ладно, черт с тобой, я согласен. Только учителем или наставником я тебя звать не буду, Толстун.

— Тогда не называй меня Толстуном на работе, Тупышка, — и они, посмеиваясь, под вздох облегчения Нины протянули друг другу здоровые и целые руки.

Вскоре двухмесячный кризис остался в прошлом. Нина предпочитала не вспоминать о дне, когда Куд согласился стать учеником Юко и перешел на его направление. Парни предпочитали не вспоминать, как сильно тогда плакала Нина, заработав приличный шок. В их дом вернулся уют, достаток, сладости на ужин, спокойствие и увлечение работой — Куд, хоть и не очень обрадовался тому, что стал лишь подмастерьем подмастерья, казалось, полюбил новое дело. Интеграция компьютерных технологий и биологии. Создание не просто искусственного интеллекта, а проекции человеческой личности на программе казалось ему жутко сложным и интересным. Они с Юко считали, что если такое окажется возможным, это будет настоящим прорывом и чудом. Шансом увековечить увядающие умы человечества. Превратить смертных ученых в машинных богов. Потому что люди Юсты неотвратимо старели, а не-люди не успевали перенять их знания. Время бежало слишком быстро.

Куд делал успехи. Как и предполагал Юко, он прекрасно усваивал новый материал, а из-за постоянных тренировок дома и желания показать всем, что он может больше, лучше и быстрее, Куд стал настоящей находкой для их отдела. Генетик, который быстро нашел параллели между своим и их направлениями и наловчился эти параллели использовать. Даже Ивэй, которая была против перехода Куда, после хороших отзывов коллег о бывшем ученике оттаяла и вновь начала наведываться в гости. Она поняла: удержать Куда там, где он не может творить, невозможно, поэтому в отделе Юко, где не было постоянной программы, ограниченного числа проектов и рамок, он нашел свое место.

В одно лето Юста в честь празднования столетия корпорации устроила настоящий подарок всем людям и не-людям. Им разрешили покинуть город на неделю, чтобы навестить родных и близких, и даже выделили средства на перелеты и переезды. В то лето Нине исполнялось двадцать восемь лет.

— Я наконец-то увижусь с няней! — тихо визжала она, не сдерживая счастья, барабаня ладонями по коленям. Юко усмехнулся, глядя, как взрослая девушка не-человек, до боли похожая на молодую Ивэй, не может усидеть на месте.

— Под тобой сейчас стул загорится, как ты на нем вертишься, — беззлобно заметил карлик, который тоже ехал повидаться с отцом. Он решил все-таки попробовать помириться с ним. — Нина, прекрати вести себя, как ребенок. За нами от этого быстрее не приедут.

— Но это же няня! Сколько лет прошло! Я так волнуюсь, Толстун!

— Эй!

— Ага… — задумчиво выдохнул Куд, глядя на затылок ребенка, что устроился на его коленях. Он тоже сильно волновался перед встречей с матерью, которую не видел столько лет. Он вез с собой маленького Немо, чтобы познакомить его с ней.

Когда малышу исполнилось четыре года и выяснилось, что у него проблемы с умственным развитием, Куд через Нину устроил Немо в специализированный детский сад и забрал жить к себе. Он не впервые тогда привел его домой, но впервые — насовсем. И Нина с Юко приняли малыша как своего. Куд все-таки оформил опекунство и даже подарил Немо фамилию матери, хотя по документам неизвестный ребенок был Ферретом, потому что сам Куд по документам был Ферретом. И в пятое лето жизни у малыша появился шанс увидеть мир за пределами Юсты. Возможно, единственный шанс за всю жизнь, думал Куд и жалел, что когда это дитя вырастет, оно не будет помнить путешествия.

— Куу, — Немо, спрыгнув, подергал Куда за штанину и что-то промычал. Тот опустил взгляд и строго потребовал:

— Скажи внятно, чего ты хочешь?

Немо снова начал мычать. Куд говорил одно и то же, малыш чего-то хотел, но не получал желаемого. Очень скоро он захныкал, а потом и вовсе упал на грязный коврик у порога и показательно разревелся. Куд стоял на своем и даже бровью не повел. Нина, наблюдая за поведением обоих, вздохнула, в который раз удивляясь, насколько холодным может быть Куд по отношению к Немо. Насколько жестокой может быть его строгость.

— Да не скажет он. Он не говорит еще, ты же знаешь.

— Все нормальные дети в четыре года говорят!

— Но он не «все нормальные дети». Дай ему время, — она одарила друга выразительным взглядом и, опустившись перед Немо на корточки, начала уговаривать его подняться. Она была мягкой и заботливой — полной противоположностью Куда. Она понимала, что Немо умственно и психически отсталый, но не знала, когда удастся это преодолеть.

— Оставь! Ты его балуешь. Если сильно чего-то захочет — озвучит, а потакать ему не надо. А ну поднялся! Быстро! — И Куд, разозлившись, грубо встряхнул малыша, а потом и вовсе дал ему подзатыльник. Немо, получив по голове стальной рукой, скривился и заплакал во весь голос. Нина ударила Куда и начала ругаться с ним. В этот момент в дверь позвонили, и на пороге появился пожилой полный мужчина с забранными в куцый хвостик седыми волосами и тростью в руках.

— Опять? — он поймал метнувшегося к нему малыша и поднял на руки. — Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не издевался над ребенком! Иди ко мне, Немо, дед тебе поможет. Что ты хочешь, малыш? Я тебе шоколадку принес, держи.

— Папа-Джо, и ты туда же! Не балуй его, он только перед выходом поел!

— Замолчи! — Джонатан тряхнул головой и сердито свел брови. — Нина, тебе определенно надо научить его нормально обращаться с детьми! Юко, прекрати делать вид, что ты мебель!

Юко никак не отреагировал: он всегда делал вид, что его тут нет, когда Куд начинал воспитывать Немо, а Нина — Куда. Девушка надулась:

— Да я пытаюсь! Не знаю только, в кого он такой упертый и требовательный.

«А я знаю», — подумал Джонатан, но ничего не сказал. Он начал спускаться по лестнице с Немо на руках и опираться на перила. Голова немного кружилась от тяжести, а спустя три пролета и вовсе началась отдышка.

— Так, слезь с деда, он устал, — скомандовал Куд, и Немо, побоявшись еще одного подзатыльника, быстро отошел от Джонатана, которого тут же подхватили с двух сторон Куд и Юко. Мужчина раздраженно отмахнулся

— А ну! Я не настолько стар и немощен!

— Тебе шестьдесят два, — сухо заметил Куд и получил в ответ тростью по колену.

Ивэй, в машине забравшая Немо на переднее сидение, всю дорогу до взлетной полосы за горой отчитывала Куда и Нину. Первого за методы воспитания, а вторую — за то, что недостаточно следит за первым. Не-люди как дети оправдывались, спорили и постоянно твердили «Ну мама!» и «Ивэй, черт возьми!», и Юко, зажатый между ними, делал музыку в наушниках все громче и тихо радовался, что его отец был немым, сколько он себя помнил.

Когда Ферреты-старшие вместе с толпой провожающих наблюдали, как люди и не-люди взбираются на трап небольшого самолета, Джонатан, увидев, что Куд опять встряхнул Немо за что-то, вздохнул.

— Все-таки ты была права, — он обернулся к жене и, понизив голос, чтобы только она его услышала и поняла, на родном языке, который они все почти позабыли, сказал: — Он дико похож на нее.

— Поэтому я была против, — тихо ответила Ивэй до того, как заревели двигатели и стало ужасно шумно. Самолет тронулся и мягко пошел на взлет, унося три сотни жителей Юсты в большой враждебный для них мир. Толпа стариков и молодых долго смотрела на тающую в небе белую полосу и стала расходиться лишь тогда, когда она исчезла. Все тихо молились, чтобы не-люди, ставшие им почти родными, вернулись в целости и сохранности, а люди, отдавшие свою жизнь за большую мечту, встретили тех, кого когда-то оставили.

— У меня ноги устали, Джо, поехали домой… — Ивэй потопталась на месте и пошла прочь одной из первых. Мужчина поспешил за ней. — А насчет Куда — его уже не перевоспитаешь. Он будет жестоким отцом для этого ребенка. Очень жестоким. Благо, он не избивает Немо, как Хельга его в детстве.

— Он себя контролирует получше Хельги. Возможно, он до сих пор помнит, что натерпелся от матери, и не хочет стать таким же.

— Кто знает… Возможно, он уже стал таким же, хоть и не отдает себе в этом отчета. С одной лишь разницей: к счастью для Немо, у Куда все в порядке с головой.

Пилот сделал большой круг над горами, и пассажирам открылся вид Юсты с высоты, которой не достигают даже птицы. Нина и Немо, прилипнув носом к иллюминатору, любовались сочной зеленью лесов и полей, синевой широкой реки, разделяющей городок на две части. Куд и Юко деловито обсуждали электростанцию на северном склоне горы, из-за дамбы которой река, на самом деле бывшая быстротечной горной, в Юсте представляла собой почти стоящее водохранилище. Они наблюдали за фермерским поселком и удивлялись, как столь маленькое селение может держать такие большие поля и обеспечивать весь их город свежими продуктами.

Как только самолет приземлился в ближайшем мегаполисе, жители Юсты из большой пугливой толпы разбрелись по небольшим компаниям. Кто-то поехал поездом, кто-то остался ждать нужного рейса самолета, а кто-то ушел гулять по городу. Нина, Куд с Немо и Юко решили вспомнить детство и пошли искать кафе, каких в Юсте не встретишь: пиццерию мировой сети семейных ресторанов — последней сети, которая держалась на плаву в эпоху кризисов. Они еле нашли работающее кафе, и, только переступив порог, оказались в кольце полицейских, которые силой вытолкали их из здания и увели в сторону от витрины.

— Документы, — грубо потребовал пожилой мужчина с испещренным шрамами лицом, и не-люди, переглянувшись, полезли в сумки. Нина спокойно развернула удостоверение и безбоязненно отдала его на проверку, смиряясь с агрессией заранее. У Куда внутри все сжалось, а протезы двигались с трудом — он все еще помнил, хоть и верил, что забыл. Юко, увидев состояние друга, спрятал Немо за свою спину.

Полицейские, осознав, что за не-люди перед ними, казалось, только разозлились. Они проверяли и перепроверяли документы, а потом потребовали показать чипы Юсты, до последнего надеясь, что наглые «выродки», пойманные на пороге кафе, не те, кто имеет абсолютную неприкосновенность. Не-люди оголили кожу за правым ухом, и полицейские, почти швырнув в них удостоверения, ушли.

— Вот что делает с людьми безысходность, — усмехнулся Юко. — И руки чешутся, а тронуть не могут. Что за люди…

— Они не виноваты. Их тоже можно понять, наверное. Все-таки мы не-люди.

— Нина, а у нас был выбор? Мы их не трогали, мы просто хотели спокойно поесть, так зачем так откровенно показывать, как они ненавидят нас? Я впервые встретил этих людей, а уже такое чувство, будто заслуживаю такого отношения, потому что как минимум кого-то убил!

— Юко! — Нина возмущенно толкнула его в плечо, отчего карлик чуть не рухнул за столик, но извернулся и приземлился на сидение как положено.

— Что?! Хватит делать вид, что ты всем должна за жизнь!

Полная невысокая официантка, боязно приблизившись к их столику, принесла меню и, когда Куд поднял на нее глаза, протягивая стальную ладонь, женщина прерывисто вздохнула, едва сдержавшись, чтобы не отдернуть руку.

— Добро пожаловать, — с дрожью в голосе пробормотала она. — Как только будете готовы сделать заказ, нажмите кнопку над столом…

— Спасибо, Лиза, — Куд мягко улыбнулся и назвал женщину по имени на бейдже. Нина и Юко, прекратив ругаться, уставились на него и, когда официантка все же убежала, карлик наклонился через стол:

— Чего это ты с ней такой приветливый?

— Она похожа на мою мать в молодости, — вздохнул Куд, и Нина, не обратившая внимания на лицо Лизы, начала крутить головой в попытках ее увидеть.

Куд очень внимательно читал меню и невыносимо долго выбирал блюда, с которых его желудок не загнется. А потом, вдруг обратив внимание на то, что нет детского раздела, обернулся и обвел взглядом кафе. Полупустое вечером выходного дня — даже в Юсте такое было редкостью, а уж в густонаселенном мегаполисе, где живут люди со всех ближайших регионов, это вообще казалось чем-то диким. Парочка лет тридцати за столиком, на котором стояли свечи, ворковала, ни на кого не обращая внимания. Двое мужчин при галстуках потягивали пиво, отдыхая после работы, а за барной стойкой о чем-то щебетала по телефону немолодая, но молодящаяся женщина. Официанты, мающиеся без работы, из-за ширмы служебных помещений тихонько разглядывали Немо, который в этом царстве взрослых казался чем-то неправильным.

— Куу… — малыш привлек к себе внимание, и Куд, тут же переключившись, придвинулся к Немо.

— Да, я о тебе не забыл. Вот, гляди, тут есть пицца. Будешь? Или вот это… Выбирай. И десерт.

И счастливый Немо, забрав меню, принялся болтать ногами и мучиться с выбором того, что он хочет попробовать. Он не мог прочитать, что написано, поэтому рассматривал картинки, которые, как назло, все были аппетитными и манящими. И Куд не сказал ни слова, когда он выбрал столько же, сколько трое взрослых не-людей вместе взятых. Он попросил принести все, а остатки потом упаковать с собой. Куд знал: больше Немо никогда не побывает в таком кафе. И кафе больше не увидит ребенка.

Потом они, сытые и довольные, проводили Юко, который стал нервным и начал торопиться на свой рейс, и Нина с Кудом вместе пошли обратно в аэропорт. Немо, уснувший после того, как объелся, висел рюкзаком на спине парня, который тихо ругался, что ребенок тяжелый. А Нина помаленьку таскала из коробки с остатками еды острые куриные крылышки и грызла их с таким аппетитом, что вскоре ворчание друга распространилось и на нее. Они больше не боялись города людей, потому что знали: никто не сможет причинить им вреда. Даже полиция больше не останавливала, а лишь щурилась издалека, уведомленная о том, что в город прибыли не-люди Юсты. А когда шедшая навстречу женщина плюнула им в лицо и едва не попала в Нину, они не испугались: только ускорили шаг и последние несколько кварталов проехали на метро, решив, что достаточно намазолили глаза местным.

Они прощались перед тем, как разойтись, и пообещали друг другу, что вернутся. Что снова встретятся, чтобы никогда больше не расставаться. Это маленькое обещание из детства было словно заклинанием, которое обязательно должно сбыться. Садясь каждый на свой самолет, Нина и Куд знали, что через неделю все будет как раньше: тесная уютная квартира, совместные ужины и любимая работа, где каждый нашел свое призвание.

Эммет ждал прилета Юко в аэропорте и очень волновался. С тех пор, как после многолетнего молчания он получил сообщение, Эммет не мог найти себе места. Пожилой мужчина все еще чувствовал себя перед этим ребенком виноватым. Юко ведь тогда до последнего уговаривал его остаться. А он уехал, бросив все и порвав связи. На те три письма потом сын так и не ответил, и Эммет задавался вопросом: узнал ли он о программе? А если узнал — как он отреагировал?

Когда сгорбившийся и спрятавший руки в карманах карлик показался среди выходящих из самолета людей, Эммет едва не бросился навстречу, но не смог сдвинуться с места. И Юко, сразу заметив отца, целенаправленно потопал к нему с непроницаемым выражением лица. Они так и не поздоровались — молча обнялись, будто это объятие могло сказать все. И оно сказало. Юко надеялся: встретившись с отцом, он поймет, что на самом деле чувствует, но запутался еще больше, когда не ощутил никакого отклика. Эммет, глядя на взрослого ребенка, которому уже перевалило за двадцать пять, не мог найти в нем и тени прежнего Юко. Они оба, глядя друг на друга, пытались отрицать этот факт, но не могли. За те годы, что они не общались, отец и ребенок стали друг другу совсем чужими. Низенький толстяк с пустотой в непривычного цвета глазах и уставшим лицом был совсем не похож на Юко, с губ которого когда-то не сходила хулиганская улыбка. Слабый старик с обвисшими щеками и полуслепыми глазами за стеклами очков мало напоминал живого и экспрессивного Эммета. Он, будучи всего на три года старше Джонатана, выглядел гораздо старше главы семьи Ферретов. Гораздо слабее и немощнее, чем ожидал Юко. Все время, пока Эммет ждал Юко, он пытался найти подходящие слова для вопросов, которые он хочет задать сыну. Десятки, сотни вопросов. Но теперь, когда наконец встретился с ним, понимал: не может. Он получил ответы еще до того, как задал вопросы. Юко, казалось, изначально было нечего спросить.

Дома гость, вымотанный ночным перелетом, уснул, едва приземлившись на диван в скромной гостиной, и Эммет укрыл его и ушел к себе. Его мучило осознание того, как тяжело пройдет эта неделя. Для них обоих. Мужчина, откинув голову на спинку большого удобного кресла, предался ностальгии. Видимо, думал он, все действительно закончилось в тот день, когда он сбежал.

— И как тебе тут, вдали от Юсты? — раздалось прямо перед носом, и мужчина вздрогнул. На столе не было солнечных дорожек, и, бросив взгляд на окно, Эммет с удивлением понял, что уже вечер, а он просто уснул. Сонный растрепанный Юко, широко зевая, прислонился к косяку двери отцовского кабинета и усмехнулся, наблюдая растерянность родителя. — Смотрю, обжился. А с работой, вижу, не очень, да? Или ты уже на пенсии? Выглядишь плохо.

Эммет, разобрав в голосе беспокойство, напоролся на испуганный взгляд Юко. И усмехнулся, не отвечая, но жестом приглашая его осмотреть помещение — кабинет, который давно перестал быть рабочим местом. Юко, чьи глаза загорелись, принялся живо совать нос в каждый угол. Совсем как ребенок, дорвавшийся до места, где собрано все, чем он увлекается. Он будто не обращал внимания на Эммета, который пытался рассказать, чем занимается. Карлик, быстро просмотрев книги на столе, начал обыскивать полки, и мужчина и вовсе закатил глаза: Юко каждый раз спрашивал разрешение взять что-то почитать. Будто был в совершенно чужом кабинете. В итоге Юко набрал целую стопку пыльных томов, которую прочесть за пять дней не сумел бы, и Эммет, видя, как сын озадачен и расстроен, несмело прикоснулся к его волосам, взъерошивая.

«Если хочешь, я могу провести краткий курс по всем из них. Я еще в своем уме и помню все. Это займет меньше времени и сил», — предложил он, с замиранием сердца ожидая реакции Юко. Тот застыл и поднял на отца странный взгляд. А после минуты молчания вздохнул и, встряхнув головой, улыбнулся:

— Ладно, давай попробуем.

— Она, конечно, держится молодцом, но не давите на нее сильно. Все-таки не забывайте, что ей почти восемьдесят, — наставляла Нину Аманда — женщина, которая приехала встретить ее. Наемная сиделка ее няни. — Она почти не встает с постели. Я несколько раз уговаривала Саару переселиться в дом престарелых, но тщетно! Она и слышать об этом не хочет и делает вид, что года ей нипочем! Шесть лет назад вон сломала ногу. Бедренную кость — до сих пор заживает. У стариков, знаете ли, все заживает гораздо медленнее.

Нина, спешащая за болтливой женщиной, не верила своим ушам. Не хотела верить, но что-то внутри подсказывало, что это правда: ноги у Саары и Ивэй слабые.

Няня позвонила ей еще перед вылетом — как раз, когда Куд с Немо ушли — и предупредила, что в аэропорте ее встретит Аманда. И, выйдя из здания, Нина начала искать глазами женщину, в руках которой должна была быть табличка с ее именем. Аманда оказалась приветливой, но ворчливой и болтливой. Она знала, что Нина не-человек, но не проявляла к ней неприязни и даже старалась не глазеть, хоть иногда и не могла себя одернуть. И Нина, натерпевшаяся шепотков и тычков пальцами в самолете, была ей за это благодарна.

— Почему она отказывается переселиться? Там о ней не будут заботиться?

— Наоборот! Все условия для счастливой старости без нужд! Но Саара убеждена, что если умирать, то дома.

Нину передернуло, и она больше не задавала вопросов. Аманда, осознав, что ляпнула лишнего, неловко замолчала и после минуты тишины, прерываемой только гулом двигателя машины, включила радио.

Как только открылась дверь квартиры, Нина отшатнулась от запаха лекарств и чего-то еще. Она не знала, что именно так пахнут квартиры стариков, но, едва вдохнув спертый воздух, поняла, что это. Саара лежала в своей спальне, укрытая одеялом, и недовольно смотрела телевизор потухшим и безразличным взглядом человека, который уже не живет, а лишь существует. Как только Нина вошла, едва волоча ноги и стараясь не упасть в обморок, старая женщина немного просияла.

— Девочка моя! — запричитала она, целуя девушку в обе щеки и обнимая слабыми иссохшими руками. — Так ты исполнила свою мечту… Прекрасные глаза, дорогая. Боже мой, какая ты стала взрослая… Сколько тебе? Двадцать?

— Двадцать восемь почти, — слабо улыбнулась Нина, ужаснувшись догадке няни: неужели Саара стала слаба умом?

— Двадцать восемь… — женщина побледнела. — Надо же, как время летит…

Они говорили о многом, и Аманда трижды приносила им чай. Саара интересовалась, чем занимается Нина, как изменилась ее жизнь в Юсте после того, как девушка обрела зрение, спрашивала о других, но совсем не рассказывала, как живет сама, — ее жизнь ограничивалась разговорами с сиделкой и просмотром телевизора вот уже двенадцать лет. Нина улыбалась и делала вид, что все хорошо, давилась чаем и сладостями, через силу вдыхала здешний воздух и старалась не смотреть на няню. Когда Саара неожиданно вспомнила о музыкальных навыках девушки и попросила сыграть, Нина обнаружила, что крышку пианино не отрывали уже много-много лет: Аманда нашла там серьгу старушки, которую они потеряли больше десяти лет назад.

Вечером, когда Саара, уставшая от счастья и потрясений, уснула, а Нина устраивалась в своей старой комнате рядом с Амандой, девушка не выдержала и разрыдалась. Женщина, совсем чужая и ей, и Сааре женщина нежно обняла ее плечи и прижала лицо к своей груди, успокаивая. Она понимала, каково Нине. Она совсем забыла, что Нина не-человек.

— Скажите, Аманда, — заикаясь, прошептала девушка. — Сколько ей осталось?.. Там, в доме престарелых, она проживет дольше?

Но Аманда не ответила, и крепче сжатые пальцы на спине сказали Нине больше, чем слова.

Куд боязно протянул руку, на всякий случай одетую в перчатку, мужу матери, и тот неуверенно и неохотно, но пожал ее. Хельга, растерявшаяся и обалдевшая от происходящего, знакомилась с Немо.

— Ну… — неуверенно протянул не-человек, не зная, с чего начать, — как-то так. Его зовут Немо. Немо, познакомься: это бабушка Хельга, — добавил он на восточном языке.

— Баа Хи, — послушно протянул ребенок, и женщина не смогла сдержать стона умиления. Мужчина нахмурился и, вопросительно взглянув на Куда, постучал пальцем по виску. Тот кивнул, подтверждая догадку.

— Немо, значит. Красивое имя, — слабо улыбнулась Хельга, когда подняла глаза на сына. Они с Кудом несколько секунд молчали, глядя друг на друга, а потом одновременно рассмеялись и расслабились. Мужчина фыркнул и пригласил всех в дом — ему надоело стоять на пороге.

Хельга сразу начала общаться с Немо, как заботливая бабушка, будто пыталась восполнить то время и ту любовь, что не отдала сыну. Куд понимал это и не обижался. Он был рад, что его самый близкий человек принял ребенка, который покорил его сердце.

— Мама, — позвал он с усмешкой, когда увидел, что она уже устала от Немо, который разыгрался и начал хулиганить, — оставь его. А ты, — он ткнул пальцем ребенку в лоб, прямо между бровей, — будешь плохо себя вести, накажу, понял?

И Немо, вжав голову в плечи, тут же стал спокойным и послушным. Хельга долго рассматривала сына непонятным взглядом, но молчала. Потом Немо снова позвал ее смешным прозвищем «Баа Хи», и все мысли улетучились: женщина принялась играть с милым пузатым ребенком.

Ночью Хельга как можно аккуратней выбралась из-под одеяла и на цыпочках вышла из спальни, чтобы не разбудить мужа: она почувствовала знакомый запах и давно забытое желание. Она нашла Куда на балконе курящим и задумчиво глядящим вниз, на пустую, будто застывшую улицу, по которой гуляли лишь ветра. Куд снял рубашку с длинными рукавами, оставшись в одной футболке, и перчатки. Стальные протезы отражали свет уличных фонарей, и женщина застыла, не в силах отвести от них взгляд. Красивые изгибы железа, будто мышцы, идеальные шарниры суставов и ювелирной работы пальцы выглядели фантастически. Ей до сих пор казалось сном, что у ее сына есть руки, пусть даже ненастоящие, но за день она насмотрелась, как ловко он ими орудует, и поняла: все так и должно быть.

— Нравится? — хрипловатый голос Куда, вдруг прозвучавший неотличимым от мужского, заставил ее вздрогнуть, и Хельга вскинула голову. Куд, убрав сигарету, с улыбкой протянул ей руку, и полная, почти тучная женщина, вдруг почувствовав себя невесомой, вложила в раскрытую холодную ладонь пухлые пальцы, ощущая подушечками совершенство металла. Она в полной тишине, будто трансе, провела выше, очерчивая запястье и предплечье, а потом закралась и под футболку Куда, доходя до стыка с плотью. Она почувствовала место, где кожа нарастала прямо на металл, где сталь соединялась с живой плотью. И от этого ее слегка передернуло.

— Уже не больно, — прошептал Куд севшим голосом, и Хельга, подняв взгляд на его лицо, еле заметно кивнула. Она долго рассматривала сына в темноте ночи, заправляла колышущиеся на ветру волосы за ухо, терпела прохладу, подбирающуюся к ногам настоящим холодом. А Куд терпеливо ждал.

— Ты так стал похож на отца, — Хельга выдохнула и нежно, по-настоящему счастливо улыбнулась. — Только он никогда так коротко не стригся.

— Мне так удобно, — Куд смущенно провел по ежику волос и отвел взгляд. — Можно реже ходить к парикмахеру и меньше тратить на шампунь.

— Какой экономный, — рассмеялась Хельга и, вдруг замолкнув, робко спросила: — А можно мне тебя обнять?

— А еще что спросишь? — проворчал Куд и, опустившись на колени, уткнулся лицом ей в грудь, совсем как в детстве. По его спине вдруг пронеслась дрожь: он почувствовал давно забытое тепло родного тела, по которому, оказывается, ужасно соскучился. Не-человек неуверенно, будто боясь спугнуть момент, положил руки на спину Хельги, и та испуганно дернулась.

— Все нормально, — зачем-то шепотом сказал Куд и чуть сдавил ее ребра. Хельга ответила тем же и наклонила голову, губами прикасаясь к затылку.

— Ты стал прекрасным человеком, — еле слышно прошептала она, чтобы услышал только тот, кому эти слова предназначаются. — Очень сильным. Куд, ты стал настоящим мужчиной.

И Куд, сглотнув подступившие к глазам слезы, кивнул, не отстраняясь от груди Хельги, которая стала еще больше и мягче, чем он помнил. По телу разливалось тепло и нежность, а сам он чувствовал себя таким наполненным, каким представить не мог.