Назад в СССР

Глава 5

— Молодой человек, ну, таки вы будете покупать или мене забыть вас навсегда!?

Я повернул голову и посмотрел на женщину, которая сидела прямо на парапете. Она в ответ смотрела на меня. Причем таким взглядом, что я непроизвольно одернул пиджак свободной рукой и где-то в глубине души испытал чувство стыда. Потому что смотрела она с осуждением, будто я ей должен приличную сумму денег. Вот как.

Перед женщиной стояла маленькая скамеечка, а на скамеечке, в свою очередь, стояли два небольших мешка семечек.

Вообще, эти летучие торговые точки в лице одного человека встречались по всей дороге, от дома до самого центра. То есть идешь по улице, а тут просто, ни с того ни с сего — на-ка! Сидит бабуля с пирожками. С вполне обычными, домашними пирожками, которые у неё сложены горкой в большой металлической миске и прикрыты кухонным полотенцем. Продает их. И это не рынок, не место для торговли. Она просто сидит и продает.

Или прямо на порожках, которые спускаются к набережной, обосновался мужик с импровизированным прилавком. А на прилавке — тяжелый чугунный утюг, старые башмаки, еще какая-то фигня, далеко не продажного вида, и патефон. Патефон, блин! Я когда его увидел, просто тупо остановился рядом, минут пять рассматривая со всех сторон. Меня даже не столько удивила ношеная обувь, которую мужик собирается кому-то втюхать, как этот патефон.

Теперь вот тетка с семечками.

— Скоро вечер, а вы еще не купили себе лучшую цацку для свидания. Вы знаете, шо женщины любят на свидании? Вы думаете цветы и слова о любви? Таки нет. Женщины любят песни Лёни Вайсбейна и мои семачки.

Женщина широким жестом указала на свой товар.

Я совершенно не собирался ни смотреть на ее мешочки, ни тем более разговаривать с их хозяйкой, но, видимо, в этом городе никто не заморачивается столь ненужными моментами, как мое желание к диалогу. Никому вообще нет дела, хочу я разговаривать или нет. Здесь каждый считает своим долгом завести со мной беседу.

Я и так шел на встречу с майором Сиротой, сделав на лице максимально сосредоточенный вид. Чтоб не дай бог больше никто по дороге не попытался мне снова помочь с объяснением, где находится парк. Как было до этого, когда я искал дом. Иначе мы с майором Сиротой не встретимся в этой жизни никогда. Он же сказал, в центре, вот и хорошо. Уж центр как-нибудь найду.

Но после слов торгашки я почему-то, словно дурачок, послушно уставился на ее товар.

В первом мешке была воткнута картонка, на которой от руки имелась надпись «Семечки шикарные, 5 копеек». На втором мешке имелась точно такая же картонка, но уже с другой надписью. «Семечки советские, 10 копеек».

Я вообще не собирался ничего покупать и остановился возле торгашки только чтоб сообразить, в верном ли направлении иду. Однако, столь интересный подход к бизнесу и настойчивость тетки привлёкли мое внимание.

— Простите, а в чем разница? — я кивнул на мешки, имея в виду, почему при одинаковом содержимом, а оно очевидно одинаковое, разный рекламный слоган.

— Ну, вы даете… Это, — тетка ткнула в первый мешок. — Самая лучшая семачка по всему городу. Вы только попробуйте, то же не семачка, то рахат-лукум. А вот это — не просто самая лучшая семечка…

Торгашка указала в сторону второго мешка.

— Она идейная, эта семачка. А знаете ли вы, как хорошо в наше время стоит идейность? Таки ежли вы скушаете ее, всю ночь будете читать наизусть «Капитал» Карла Маркса.

— Охренеть… — ответил я, с недоумением рассматривая теперь продавщицу.

С недоумением, потому что она настолько искренне говорила всю эту чушь, что я, как завороженный, даже понимая, насколько бредово звучат её слова, вдруг сунул руку в карман пиджака, вынул оттуда мелочь и протянул тетке нужные монеты.

— Давайте мне вашего Карла Маркса.

— И шо, вы даже не поторгуетесь? — Удивилась торгашка.

— А шо, надо? Тьфу ты, Господи… — от души выругался я после своей же фразы.

Всего день нахожусь в этом городе, а уже начал «шокать». Скоро буду «викать» и делать все шипящие мягкими. А там и до Цили с Галей недалеко. Какая-то заразная хрень. Думаю, все же надо сваливать отсюда куда-нибудь. Не знаю пока, как. Но точно надо.

— Та мене-то усе равно. Держите, — тетка набрала в граненый стаканчик семечек. — Давайте карман. И знаете шо? Вы зря носите гроши у кармане. По вам зараз видно, шо вы не местный. И ваш карман неприлично топорщится, как у фраера. У нашем городе очень много грамотных людей. Они не хочут, чтоб их портреты печатали в газете «Правда», их право. Но местные знают эти портреты наперечёт. А вы — залетный. Вам у кармане можно носить только совесть. И то не стоит. Вы можете потерять и ее.

Торгашка ссыпала семечки в мой карман, я отошел немного в сторону, но почему-то опять остался на месте. Просто в этот момент крепко задумался об ее словах. Они прямо въелись в мой мозг. Мелочь, вроде бы, но эта мелочь натолкнула меня на очень интересные размышления.

Тетка ведь реально права. Я уже и сам догадался, в этом чудном приморском городишке воздух буквально пропитан криминальным духом.

Сложно объяснить, но мне на самом деле кажется, будто каждый проходящий мимо, смотрит на меня, как на жертву потенциального ограбления. Может, конечно, это паранойя, но что-то мне подсказывает, ни черта подобного.

Нет, попадались по дороге и нормальные люди, однако, они мне тоже особо не внушали доверия. Мне вообще никто здесь не внушает доверия. А теперь, в свете открывшихся обстоятельств, даже Капитан Волков кажется каким-то подозрительным. Откуда у него деньги? Много денег. А после слов торгашки зреет очередной вопрос. Вполне логичный, с первого взгляда. Да и со второго тоже.

Капитан Волков держал удостоверение личности в кармане пиджака. Вот так запросто. Он не знал, куда приехал? Очень сомневаюсь. Не ради отдыха и морского воздуха в этот город начали подтягивать фронтовиков.

Даже я, благодаря отечественному кинематографу и урокам истории, знаю, что после войны в некоторых городах не просто случился бум преступности. Нет, это совсем не отражает реального положения вещей. Преступность стала едва ли не второй властью. А что такое для военного эта маленькая книжечка с гербом, которую из моего кармана едва не спёр подросток? Кстати… Вот это был бы номер, если бы спёр. Да все значит!

Я помню хорошо историю, которую рассказывал мне отец о временах своей службы. И даже тогда, в более спокойные годы, у военных не было паспорта, но было удостоверение личности офицера.

Если паспорт можно потерять, продать, просрать по-пьяни или сжечь, например, протестуя против кровавого режима, то с удостоверением личности офицера все немножечко сложнее. В Союзе потерять удостоверение, значило примерно то же самое, что потерять табельное оружие или даже еще чего хуже. Поэтому, когда мой отец, в то время командировочный капитан-лейтенант Краснознаменного Балтийского флота, командир взвода морской пехоты, после страшного похмелья в московской гостинице вдруг обнаружил в своем удостоверении начертанное рукой буфетчицы «Люблю. Аня.» и номер её московского телефона, перед ним встала дилемма. Либо в окно выбросить удостоверение личности, либо выброситься самому.

Найти буфетчицу Аню и выбросить в окно её не представлялось возможным по причине обрывочности сведений о данном персонаже и месте её работы. Дома капитана-лейтенанта ждала жена, то есть моя мать, которую он действительно любил.

Кроме жены, что гораздо хуже, отца еще ждало служебное расследование по поводу любвеобильной буфетчицы Ани. Вернее, Аня могла любить кого угодно и сколько угодно, но делать это через удостоверение личности офицера, значит угробить того самого офицера к чертовой матери. Тут даже не о моральном облике советского человека идет речь.

Товарищи, с которыми отец служил не один год, отговорили его от скоропалительных решений. Были задействованы лучшие умы Краснознаменного Балтийского флота и самые опытные художники, приписанные к плавсоставу. Удостоверение личности изучали как какую-нибудь лесковскую блоху. Решение пришло с неожиданной стороны. Помогли тараканы.

Все буквы «Люблю. Аня.» и номер её московского телефона аккуратно обвели перьевой ручкой, заправленной разведенным в воде сахаром. Удостоверение раскрыли и на него посадили таракана. Сверху удостоверения поставили стакан. Спустя две недели голодный таракан выел весь сахар со следами чернил под ним. Жизнь и репутация капитана-лейтенанта Краснознаменного Балтийского флота командира взвода морской пехоты была, таким образом, счастливо спасена.

Конечно, батя рассказал мне эту историю уже после маминой смерти и я не знаю, насколько она правдива. Видимо, наличие в сюжете буфетчицы Ани его немного смущало, но с другой стороны и я уже был не пацан. Вполне мог понять батю.

Так вот, о чем я… Ни один военный в здравом уме не сунет удостоверение личности в карман, находясь в городе, где на один квадратный метр имеется по десять человек ворья и по двадцать человек жулья. Ясное дело, само удостоверение им, может, не нужно, но по не недоразумению, могли бы тиснуть и его.

А с другой стороны, если опять же вспомнить отечественный кинематограф и уроки истории, в 1946 году среди обычных преступников оставались бывшие полицаи, которые прятались от карающей руки правосудия в преступном мире, либо люди, работавшие на фашистов в качестве агентов. То есть, по идее, выходит, что для таких вот персонажей, удостоверение советского офицера — крайне полезная штука. Вполне возможно, появились бы желающие тиснуть именно его и вовсе не по недоразумению.

Соответственно варианта два. Капитан Волков либо безответственный человек, либо абсолютный идиот. Но почему-то обе эти версии не кажутся мне подходящими.

Судя по тому, что я увидел в отражении окна булочной, Волков носит весьма подходящую ему фамилию. Взгляд, конечно, был слегка растерянный, но это только потому, что я в этот момент охренел. Однако, все лицо в целом, особенно тонкий шрам с левой стороны, спускающийся от глаза по щеке вниз, говорили, капитан Волков много чего видел и еще больше делал. Это тоже сложно объяснить разумно, словами, чисто интуитивное ощущение. Но по большому счету, человек во время войны служил в разведке. На фронте. Тут даже без знания деталей можно понять, вряд ли он там с фрицами культурно разговаривал, когда, к примеру, брал в плен «языка».

В общем, размышлять можно долго, вывод один. Капитан Волков идиотом быть не может. Тогда на хрена? Почему так безответственно?

— Та шо ты будешь делать… Ну вы, молодой человек, теперь загораживает мене весь вид… — тетка, недовольно хмыкнула в мою сторону. — Через вас же ни один порядочный человек не подойдет.

— А? — я вынырнул из своих мыслей, в которые погрузился с головой, и посмотрел на торгашку, не понимая, чего она от меня конкретно хочет. — А-а-а… Извините, не подумал. Сейчас… Скажите… Если пойду вперед, там будет парк?

— Парк там будет, даже ежли вы туда не пойдёте, — тетка всем своим видом демонстрировала недовольство от того, что мы с чемоданом перегородили ей весь обзор.

— Ясно… — я вздохнул, перекинул чемодан в левую руку, потому что правая теперь мне была жизненно необходима, ею я набирал семечки из кармана, и двинулся в том направлении, где должна состояться встреча с Сиротой.

Пока шел, опять пытался размышлять. Искал версии, которые могли бы выглядеть прилично и объяснили бы наличие денег. К сожалению, несмотря на все мои усилия, таковых не нашлось. В голову лезла только одна хрень, и с каждой минутой хрень эта выглядела все хуже. Я на полном серьёзе задумался, не шпион ли Волков. Однако, вовремя остановился, обозвав себя мысленно параноиком и жертвой современных сериалов. А это, кстати, была в некотором роде моя слабость. Мне всегда нравились сериалы и фильмы про войну или послевоенные годы. Думаю, досталось по наследству от отца. Он, будучи военным, к этой теме относился очень трепетно.

Пока вся страна, к примеру, смотрела, как плачут богатые, или как лежит в коме СиСи Кепвелл, мы по десятому кругу наблюдали за приключениями Глеба Жеглова и Володи Шарапова. Про бедного Штирлица вообще молчу. Мне в какой-то момент стало казаться, если мы еще раз посмотри этот сериал, штандартенфюрер начнет узнавать и меня, и отца прямо с экрана телевизора.

Однако, какая бы ерунда не лезла в голову, быть шпионом Волков не может. Это очень нелогично, а главное — глупо.

В любом случае, размышляя о всех сложившихся обстоятельствах, щелкая на ходу семечки, которые и правда оказались фантастически вкусными, я не заметил, как не только уткнулся носом в парк, но и прошел до самого края, туда, где теоретически была аллея, обозначенная майором местом нашей встречи.

— Ой, гражданин, помогите…

Я удивленно поднял взгляд, пытаясь найти обладательницу столь приятного голоса, потому что голос был на самом деле охренительно приятный. С таким голосом обычно актрисы фильмов для взрослых спрашивают у накачанного, плечистого сантехника, чем именно он хочет взять оплату за свою работу.

В глубине аллеи, опираясь одной рукой о дерево, стояла девушка… Хотя, нет. Девушка — это юное, симпатичное существо. Иногда даже неглупое. А передо мной в данную минуту была молодая женщина. Лет тридцати, не больше. Точно пока не мог определить. Тем более, на улице начало чуть смеркаться и я даже несколько раз моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Видимо, капитан Волков и правда контуженный. Второй раз замечаю такую фигню. Неожиданно в глазах начинает рябить, а картинка вдруг расплывается.

Но самое главное, это была Женщина с большой буквы. То есть самый что ни на есть классический вариант сексуальности, привлекательности и шарма. Даже несмотря на то, что сейчас 1946 год, а в Советском Союзе, факт известный, секса нет.

На незнакомке было надето легкое платье в мелкий цветочек, с декольте, которое, с одной стороны, вроде не сильно откровенное, но при этом чудесным образом привлекает внимание к груди, которая в нем находится. Этакая прикрытая эротика, которую очень хочется открыть.

Дамочка являлась счастливой обладательницей симпатичных туфель на каблучке. Я особенно отметил данный факт, потому что с обувью тут какая-то беда. Голову незнакомки украшала шляпка, наподобие тех, которые я уже видел, и еще эта дамочка была очень, очень соблазнительной. Причем, соблазнительной по-настоящему, а не с помощью пластической хирургии, дорогой косметологии или посещений спортзала. Это, наверное, подкупало сильнее прочего.

Тёмные, ниже плеч волосы, лежали локонами, лицо имело идеальные черты, включая аккуратный, прямой носик и пухлые губы. Из-под вуальки шляпы на меня игриво смотрели выразительные, потрясающе красивые черные глаза.

— Помогите…

Она слегка надула и без того весьма привлекающие взгляд губы. Потом подняла одну ногу, согнув ее в колене, отчего нижний край юбки немного уехал вверх, позволяя оценить ту часть, которая переходит в бедро.

— Судорога свела… Не могу идти… На улице темнеет, боязно. Проводите меня? Я вижу, вы самый настоящий кавалер.

Вот честно скажу, в эту самую секунду, когда я пялился на стройную, крайне соблазнительную ножку, в моей голове совершенно ни хрена не щёлкнуло. А должно было. Майор ведь сразу говорил, что по этой аллее, к вечеру, ни один умный человек не пойдёт гулять. А тут — молодая женщина, одна. Это все я вспомнил гораздо позже. В тот момент мной руководил совсем другие мысли. Даже не мысли. Желание. Вот что мной двигало. Ну, а все, что последовало дальше, было вполне закономерным итогом.