Назад в СССР

Глава 18

— Ну-у-у… И шо? Я не слышу ни одного годного объяснения. Как это так вдруг вышло, шо ограбление склада, которое меня дюже интересовало, превратилося в цирк с кловунами? А? Как это так вышло, шо вместо серьезной репутации я вдруг начал у приличных людей вызывать смех? Кто нынче не гыгочет над Батей? А? Собаки на улице и те животы надорвали. Седой, ты подсуропил нам этого гражданина. С тебя и спрос.

Седой, который замер посреди комнаты, а стояли мы рядышком, как те самые пресловутые двое из ларца, тяжело вздохнул, всем своим видом изображая раскаяние. Если вспомнить, что о данном персонаже во время нашей встречи рассказал Гольдман, подозреваю, демонстративное раскаяние Седого — это больше игра на публику. А вернее — спектакль для меня. Наверное, Батя — сторонник позиции «бей своих, чтоб чужие боялись». Вот сейчас именно это и происходило. Моральное избиение «своих». Но я ни на секунду не сомневаюсь, что очень скоро весь процесс перейдет на меня. И в моем случае избиение уже не факт, что останется моральным.

Батя, кстати, упорно не смотрел в мою сторону. Пока что не смотрел… Но буквально прожигал глазами своего ближайшего советника и правую руку. Видимо, это должно было меня напрячь или вызвать нервный стресс. Этакий психологический ход со стороны главаря банды.

А я и без всяких спектаклей был напряжён. Нервный стресс, правда, уже прошел. Несколько часов назад. Было время успокоиться, сидя в темноте. Меня в данную секунду больше всего волновало то, что я, как и предполагал, оказался в итоге между трех огней — злой Батя, который чувствовал себя обосравшимся перед другими серьезными людьми этого города; злой майор Сирота, которому уже, думаю, доложили о налете, закончившемся совсем не так, как майор рассчитывал, и, предположительно, не сильно довольные бандиты из «Черной кошки». Просто они, в отличие от первых двух огней, чуть позже узнают, что у них есть повод для недовольства. Как начнут угнанную машину разгружать, так и узнают…

— И что мне с тобой делать, Седой… — многозначительно протянул Батя.

Он сунул руку за спину и жестом фокусника вытащил… пистолет. Даже любопытно, где эта штуковина была спрятана? Сидел главарь на стуле, рядом больше ничего не наблюдалось. Ни стола, ни шкафа, ни какой-нибудь всратой тумбочки. В комнате вообще было мало мебели. Вернее, нисколько. Кроме стула, который, как назло, меня ужасно отвлекал своим видом.

Он до безумия был похож на один из тех двенадцати стульев, которые в экранизаций бессмертного произведения Ильфа и Петрова искал товарищ Бендер. Вот прямо один в один. Такие же цветочки на ткани и такие же вензеля на спинке. Мне казалось, того и гляди в помещение, где я сейчас нахожусь, зайдёт Ося Бендер, в белой кепке, с полосатым шарфом на шее. Пинком скинет недовольного Батю, а потом стрельнёт глазами в мою сторону и скажет:

— Нас никто не любит, если не считать Уголовного розыска, который тоже нас не любит.

Не знаю, почему в голову лезла именно эта фраза. Может потому, что лично меня в данный момент Уголовный розыск в лице начальника отдела по борьбе с бандитизмом тоже сильно не любит. Ибо я запорол весь план майора Сироты к чертям собачьим. Впрочем, я даже не знаю, почему мне вообще в голову лез Остап Бендер. Ситуация, в которой сейчас оказались мы с Седым, совсем не располагала к юмору.

Хрен с ним, с Седым. Зачем я о нем думаю? Ему ничего плохого точно не светит в итоге. А вот меня с минуты на минуту вполне могут грохнуть. Я, кстати, не против, если все-таки вместе с Жорой. Думаю, теперь мне тоже можно его так называть. После всего, что было ночью. Это мало, конечно, успокаивает, но хоть не так обидно, если пристрелят нас обоих. Кому-то тоже будет хреново.

— Млять… — Вырвалось у меня очень тихо, когда я понял, что именно вытащил Батя из-за спины.

Нет, как бы вполне ожидаемо. В нашей беседе должен был появиться подобный аргумент. Просто Батя сделал это настолько непринуждённо и внезапно, без всякой театральщины или угроз, что жест, надо признать, получился эффектный.

Он положил оружие себе на колени, вернее, на колено, потому что сидел Батя, закинув ногу на ногу, и снова уставился на свою «правую руку». Не буквально, конечно. На хрена главарю банды рассматривать конечности? Тем более, они у него сейчас заняты. Держать пистолет на коленочке не очень удобно, поэтому Батя его слегка страховал рукой. В общем, уставился он, само собой, на Жору.

Я тоже покосился на Седого. По словам Миши, он — типа «законника». Хотя, может и не «типа». Может, реально вор в законе. Или как тут они распределяются по статусу. Так что не сильно уж Батя с него спросить может. Просто Седой, он же Жора, сейчас ведет себя соответственно официальной версии, которой они в банде придерживаются. Мол, Батя — главарь, а Жора — его правая рука.

Расклад, кстати, весьма хреновый. Если с Седого Батя спросить не может, то спросит он с того, к кому можно серьёзно не относиться. И в данном случае, из всех присутствующих на эту роль подхожу лишь я.

Нас вообще в комнате трое всего. Я, Жора и Батя. Себя же главарь не пристрелит. Хотя, между прочим, сам виноват, что пошел на поводу у Седого, отправив на дело со своими, проверенными ребятами залетного гражданина. Даром, что этого гражданина, то есть меня, привел Ромочка по рекомендации тети Миры. Короче, если говорит проще, крайним буду я. Как пить дать.

Поэтому я стоял молча, стараясь лишний раз не привлекать к себе внимание. Хотя, если бы не обстоятельства, даже было бы интересно. Меня удостоили личной аудиенции у одного из главарей местных банд. Причем, как бы, далеко не самой последней, а наоборот, второй по уровню опасности после этих чертовых «Кошек». Чтоб им там всем коллективно обосраться… Просто для себя я решил, во всем случившемся виноваты именно они, члены «Черной кошки». Вот так… Да… Надо как-то ненавязчиво донести данную мысль до Бати… А я не виноват. Я вообще, между прочим, сорвал крупное ограбление. Другой вопрос, что это, вроде, была секретная операция отдела по борьбе с бандитизмом… Чтоб таким образом внедрить агента… Но если смотреть с точки зрения моральных принципов, я — молодец. Однако вот эту мысль, в отличие от предыдущей, Бате доносить не нужно. Чревато последствиями. Признаюсь, что действительно налет сорвался по моей вине, сто процентов пристрелит. Нервный он какой-то…

Кстати, про Батю… Немного иначе себе его представлял. Первые минут пять, когда меня привели в эту комнату, я просто таращился на него, стараясь скрыть удивление. По мне, главарь опасной банды должен выглядеть, как Горбатый из «Места встречи». Взрослый, страшный, с хриплым голосом, сочащимся сарказмом. И чтоб по взгляду сразу было видно, сколько конкретно трупов на его совести. Потому что трупы должны быть. Как без этого?

А передо мной сидел относительно молодой мужик. На первый взгляд я дал бы ему лет тридцать пять. Кроме того, он до ужаса напоминал одновременно и Есенина, и Харатьяна. От великого поэта ему достались пшеничные кудри, а от актера — смазливая рожа и родинка над верхней губой. Еще больше схожести с обоими добавлял тот факт, что весь внешний вид Бати, непрозрачно намекал на злоупотребление спиртным. Голубые глаза казались не очень голубыми из-за покрасневших белков, лицо выглядело припухшим, да и легкий аромат недавних возлияний я тоже ощущал. Даже на расстоянии. Хотя, возможно, Батя просто сильно расстроился из-за того, чем закончился наш вечерний променад, и пытался таким образом снять стресс.

Я бы, честно говоря, тоже не отказался. Имею в виду, не отказался бы успокоить нервы. Однако мне никто не предлагал. Более того, остаток ночи я провел в этом доме, где мы сейчас коллективно находились. И это точно было не мое желание. Я вообще не собирался сидеть до утра под замком в темной комнате без окон, куда меня определили для ожидания приговора. Приговор, само собой, должен был вынести Батя.

А виной всему — неудавшееся ограбление. Вернее, как… Удавшееся, но не так, не теми и совсем не в ту сторону. Просто в итоге вышло… Ну, собственно именно то и вышло, что сказал Батя. Цирк с кловунами.

Сначала вроде бы события развивались вполне неплохо. С учетом обстоятельств, даже неожиданно хорошо. Я достаточно быстро нашел старый пустырь и старый дом. Не заблудился, не потерялся, не застрял на долгое время с каким-нибудь особо разговорчивым местным, как обычно здесь происходит. Наоборот. Стоило мне спросить первого прохожего, не знает ли он, как попасть к старому пустырю, мужик посмотрел на меня с интересом, а потом очень подробно объяснил, куда именно надо идти, в какую сторону. Ромочка сказал правду, это место, похоже, реально тут всем известно. Правда, что насторожило — это вопрос, заданный мне вслед.

— Скажите, товарисч, сегодня таки в городе будет громко?

Я сначала, не понял, о чем идет речь. Просто оглянулся, с недоумением глядя на мужика.

— Ви ищите старый пустырь. Это верный признак, шо сегодня затеваются интересные дела. Для других случаев никто не ищет старый пустырь. Всем известно, молодой человек. Ви шо, не в курсе куда идете?

Я неопределенно пожал плечами в ответ, и, ничего не сказав, отправился в том направлении, которое мне указали. Главное, чтоб оно, это направление, не привело меня в глубокую, тёмную и очень неприятную задницу. Хотя, интуитивно, да и по всем логическим выкладкам, я прекрасно понимал, что вот именно в такое место неизбежно свернут события.

В любом случае, пустырь успешно был мной обнаружен. Он находился на окраине района, который, как выяснилось, слыл в городе максимально криминальным. Хотя, куда уж больше? По мне, тут все районы — бандитский Чикаго времен Великой Депрессии. Однако, оказалось ни хрена подобного. Оказалось среди этой вакханалии и разгула бандитизма есть еще более злачное место. Кузница кадров, так сказать.

Название у райончика было несколько странное — Слободка. У меня лично оно ассоциировалось с чем-то приятным, деревенским и лубочным. Мне кажется в Слободке должны жить купцы и купчихи, которые сидят на верандах своего дома, попивают чай из блюдечка, закусывая его баранками. Но нет. В реальности все выглядело крайне убого, облезло и зловеще. Зловеще не в плане мистики. Нет. Просто при виде обшарпанных двухэтажных домов с их тёмными дворами, я понял, что все прежние дворы и подворотни, в которых ухитрился побывать, по сравнению с этими дворами и подворотням, совершенно безопасные для душевных прогулок места.

Самое интересное, Слободка существовала как-то обособленно. Ее от остального города отделяли трамвайные рельсы и одна не сильно широкая улица. Выглядело так, будто слева — город, а справа — тоже город, но уже совсем другой, опасный.

Чтоб добраться до пустыря, мне пришлось проехать в трамвае несколько остановок. Это тоже, кстати, подсказал мужичок из местных. Уже другой. Его я выловил неподалёку от трамвайных рельсов. Мужик оказался очень разговорчивым. Более того, он за каким-то чертом поперся со мной в трамвай и всю дорогу рассказывал историю Слободки. Будто я его просил об этом. А я как бы вообще не просил. Я, если честно, уже начал нервничать, что пока доберусь до пустыря, половина города будет знать об этом. Потому как мужик еще до прихода трамвая пристроился рядом со мной, активно объясняя разницу между остальными районами и конкретно этим. Причём объяснял он громко, эмоционально, размахивая руками. Что, естественно, не могло не привлечь внимания.

— Моня, шо там спрашивает ентот гражданин?! — зычно гаркнула худая тетка с корзинкой, висевшей у нее на локте.

Я вообще не понял, каким боком она оказалась в нашем разговоре. Тетка стояла на остановке в ожидании трамвая и нас с ней разделяли несколько метров.

— Та не переживайте Софья Макеевна. Це не ваше дело. Не нужно совать свой нос в наши интересы. Ми же с гражданином не спрашиваем, шо у вас в корзине, — громко ответил ей мужик.

Тот самый, у которого я имел неосторожность поинтересоваться, далеко ли старый пустырь, и который теперь в моем лице увидел родственную душу. Потому что никак иначе я не могу объяснить его страстное желание делиться со мной информацией, которую я, как бы, не просил. Мне вполне было достаточно выяснить про трамвай.

— Ой, Моня, там двадцать кило не вашего дела! Ви скажите, шо ищет ентот молодой человек. Видно же, шо ему явно не хватает щастья. А мне не хватает мужских крепких рук. Так может ми поможем друг другу, — тетка посмотрела на меня и подмигнула.

Я осторожно сделал пару шагов в сторону. Не пойму, вообще, что за хрень… Между прочим, если верить старой байке, в Союзе секса не было. Но у меня полное ощущение, что практически каждая женщина в этом городе, от восемнадцати и до бесконечности, сильно озадачена устройством личной жизни. Хотя, с другой стороны, после войны прошел лишь год. Наверное, многие погибли и не вернулись. Может, мужиков просто мало…

— Софья Макеевна, шо ви все время подмигиваете? Это мене или гражданину? — моментально отреагировал мужик.

— Для вас, Моня, енто — нервный тик. Конечно, гражданину. С вас толку, шо с козла молока. Все же знают, шо ви глубоко женаты.

— Вы таки негодяйка! Я уже настроился. А гражданину можете не подмигивать. Он исчет старый пустырь.

— О-о-о… — тетка сложила губы трубочкой и окинула меня взглядом с ног до головы.

К счастью, или наоборот, к несчастью, я не узнал, что значит ее это многозначительно «о-о-о…», потому как подошел трамвай и я в него не просто вошёл. Я в него запрыгнул, едва ли не до того, как он притормозил. Надеялся избавиться таким образом от назойливого Мони. Однако он не растерялся и залетел следом. Видимо, эти несколько минут, проведённые в ожидании вагона, дали ему повод думать, будто мы уже не только родственные души, но и кореша. Моня явно настроился продолжить свой монолог. Видимо, еще не все факты из прошлого Слободки он мне рассказал.

А вот тетка, кстати, в трамвай садиться не стала. Она проводила его долгим взглядом, потом вдруг резко развернулась и пошла куда-то в другую от остановки сторону.

— Таки шо я вам скажу… Ви не местный, я сразу вижу ваше удивление. Молчите, не говорите ничего! Мы всегда были вольным портом. Ви знали? Конечно, нет. Откуда вам знать! Это замечательное обстоятельство есчо в прошлом веке ввёл третий градоначальник. Не второй, имейте в виду! Третий. Душевный был человек. Ви знаете, шо такое вольный порт? Это беспошлинная торговля, молодой человек. Да-да. Представьте себе. А где граждане имеют свободную торговлю, там шо? Правильно! Там мёдом намазано для всяких формазонов. И я сейчас вовсе не про нигилистов говорю. Хотя, это тоже. Город разросся и просто уже не помещался в пределах границы. Бюрократия тогда была ещё более косной, чем нынче. Да-да. Всегда была. Город распался на две части — удобную для торговли и удобную для побочной стороны, будь то контрабанда, или просто грабежи. Режим свободной торговли сняли… Если мне не изменяет память, а она таки мне никогда не изменяет, в 1859 году. Ви поняли, да? Поняли? Но разделение города пополам осталось. Слободка осталась. Если ви понимаете, о чем я. А если не понимаете, так я поясню. Ви знаете за больницу? Хотя откуда вам знать. Таки имейте в виду, даже больница тут с дурной славой. Помимо своего основного назначения, она служила убежищем для «налётчиков» во время облав…

Я слушал Моню вполуха, старательно пытаясь отодвинуться от него подальше. При этом всячески демонстрировал равнодушие и делал вид, будто мы не вместе. Просто на его громкий рассказ с интересом начали оглядываться остальные пассажиры трамвая.

— А ви знаете, шо тот известный Мойша, который Мишка Япончик, жил тут, в Слободке? Кстати, ви же не знаете, шо у клички Япончик есть две истории. По одной, дело было всего лишь в слегка раскосых глазах. И таки, да, у Миши они были раскосые. Понимаете? А по другой, он от знакомых моряков был наслышан о том, шо в Японии у бандюков есть свои правила, которые они никогда не решаются нарушить. Даже если выхода нет. По этим правилам Миша организовал свою банду… Таки к чему я это… Тот пустырь, шо вас интересует…

В общем, я понял, что мои опасения точно имеют все шансы воплотиться в реальность. Пока дойду до пустыря, не просто половина города будет это знать, а наверное большая его часть.

Поэтому я начал медленно пробиваться вперед, к выходу. Однако народу в трамвае было, прямо скажем, немало, и получалось у меня это с трудом.

— Мужчина! Я ж уже вся под вами! Таки сделайте, шоб я приятно вспоминала этот маршрут… — с чувством выдохнула дамочка, мимо которой я как раз в этот момент протискивался.

Люди, стоявшие рядом, весело захихикали. В моей душе начало складываться ощущение, что я просто-напросто сейчас взорвусь от раздражения, которое медленно, но верно начало меня переполнять. К счастью, трамвай, наконец, остановился и я пулей вылетел на улицу. На всякий случай оглянулся, проверяя, не поперся ли этот назойливы любитель исторических ссылок следом за мной. К счастью, нет.

Я покрутил головой, соображая, где же чертов пустырь. Первый прохожий, который подсказывал дорогу, сказал, я сразу его увижу. Нужно лишь пройти на пятьдесят шагов вглубь района.

Собственно говоря, все оказалось именно так. Ровно пятьдесят шагов привели меня к щербатому забору, за которым виднелся заросший сорняком пустырь и руины некогда большого дома. Хотя, может это и не дом был. Скорее напоминало какой-то склад.

— Гражданин хороший? — раздался за моей спиной удивлённый девчачий голос.

Я обернулся. Рядом, буквально в двух шагах от меня, стояла та самая скрипачка Соня.