Соня стремительно завела Рихарта в свою спальню. Ее сейчас неконтролируемо трясло, огромный выброс адреналина будоражил кровь. Но немного схлынула эйфория, на первый план выступил откровенный страх. Она вдруг до ужаса, до колик испугалась, что теперь, из-за того, что вампир Харт укусил его, он тоже может превратиться...
Не дай Господи...
Из-за нее...
- Рихарт, умоляю, скажи, ты ведь на станешь вампиром...? - вырвалось у нее, а слезы чуть не брызнули из глаз.
- Нет леди, - покачал головой, губы дернулись в горькой усмешке. - Вам не надо меня бояться.
Ей показалось, она его обидела, защемило сердце. Усилием воли подавила истерику. Выдохнула.
- Прости.. я не хотела тебя обидеть. Я боюсь за тебя.
Взгляд метнулся по комнате. Его нужно удобно усадить и тщательно обработать раны. Удобнее всего... Взгляд остановился на кровати. О...
Покраснела, коря себя за глупые мысли.
А Рихарт стоял в центре комнаты и не отрываясь смотрел на нее. Соня покраснела еще больше и поспешно отвела глаза. Шагнула к туалетному столику, что стоял у стены и выдвинула стул.
- Надо промыть и обработать раны, - нахмурилась и тут же повернулась к зеркалу, боясь взглянуть своему отражению в глаза.
Соня не знала, что там увидит, не готова была увидеть. Быстро выбрала среди пузырьков и флаконов, появившихся тут за последнее время, бутылочку с ароматической водкой. Местный аналог туалетной воды, но, как она поняла, крепость у той водки была достаточная. Подумала, йоду бы сюда... Но уж что есть. Вытащила чистые льняные платочки из ящичка, кувшин с водой и фарфоровый тазик стояли там же.
Обернулась, держа в руках платочек. Рихарт все так же стоял на месте и смотрел на нее, будто не слышал. И вдруг все исчезло, остались лишь его глаза, его... Кровь. У него кровь.
- Рихарт... надо обработать раны, - повторила она и добавила, смущаясь. - Разденься.
Замерла, не в силах отвести взгляд, хотя наверное, это следовало сделать. Потому что он, услышав ее, вздрогнул, словно проснулся, и стал медленно стягивать с себя одежду. А потом, оставшись в одних кожаных брюках, облегавших его стройные ноги, и застыл в ожидании.
Он был... Крупный, поджарый, но мускулистый, стройный. Крепкое, тренированное тело воина. Он был... красивый...
И он не отрываясь смотрел ей в глаза.
А воздух в комнате вдруг загустел и стал тягучим, сладкой отравой вливаясь в легкие, заставляя Сонино сердце то обмирать, то колотиться.
***
Что делал с ним ее взгляд, этот неподдельный восторг в ее глазах...
Ее взгляд завораживал настолько, что он не чувствовал ничего, кроме волнами поднимающейся откуда-то из глубины сердца истомы.
- Больно?
Она спросила, не больно ли ему?
- Нет.
Рихарт не ощущал боли, только быстрые молнии наслаждения там, где его тела касались ее прохладные пальцы. Она стояла за спиной и осторожно промывала раны на шее. Когда стянул с себя и кольчугу, и рубашку, выяснилось, что ссадины и раны у него не только на шее, но и на спине, на плечах и груди.
Ему не было видно Софи, он мог только чувствовать. Много раз ему обрабатывали различные раны. Но это никогда не бывало так...
- Сейчас будет немного щипать, - услышал сквозь шум крови в ушах.
Легкое жжение, а потом она подула на его шею.
Рихарт закрыл глаза и сцепил зубы, чтобы не застонать в голос, его накрыло. Накрыло с головой, дрожь волной пробежалась по телу, заставляя задыхаться.
- Больно?
Ему кажется, или голос у нее дрожит...
- Нет.
У него самого голос низко дрожал, срывался от желания.
- Прости... потерпи еще немного...
- Ничего...
- Я сейчас подую...
- Ахххх... - не выдержал, хриплый стон сорвался сам собой, глаза закрылись.
Он сейчас умрет. Или наоборот оживет.
***
Руки делали свое дело, а голова как в каком тумане или полусне. Так, словно они с мужчиной слиты в единый энергетический кокон, и внутри этого кокона волшебный мир.
Ей помнилось, Зораида тогда сказала, она ведьма, а старая ведьма Улейн, что передала ей дар понимать языки, назвала ее Ундиной. Сейчас она не знала, ее ли это дар, или может, кровь вампира, попавшая в раны, только кровавые отметины, оставленные зубами и когтями Харта, затягивались под ее руками на глазах. Исчезали с его кожи вместе с кровью.
У Рихарта была упругая и гладкая загорелая кожа, много шрамов, разных, новых и старых. Ей хотелось стереть их все. Хотелось гладить, прикоснуться губами. А голова потихоньку кружилась от его запаха, от его невольных вздохов и дрожи, которую он не в силах был скрыть.
Все раны и ссадины на шее, спине и плечах обработала, остались на груди. Стоя сзади до них дотянуться было невозможно, Соня встала сбоку. Но только потянулась к нему руками, Рихарт неуловимо переместился и поставил ее между своих ног. Так ей было ближе и намного удобнее, но черт...
Она стояла слишком близко, от его горячего дыхания теперь защищала только тонкая ткань ночной рубашки. Поясок пеньюара каким-то образом развязался. Или это руки Рихарта незаметно развязали его?
Его руки...
***
В какой-то момент просто не стало сил терпеть. Невозможно не прикасаться к ней, неподвижно держать свои руки на коленях. Нежное тело рядом, только призрачная преграда из облака легкой ткани между ними. Она совсем близко. Невообразимо.
Обжигающе...
Серебристые волосы касались его плеч, когда ей приходилось наклоняться, дыхание касалось его кожи, даря блаженные волны дрожи. Это было как в том сне. Все это. Только сильнее, острее, безумнее сто крат.
Руки сами собой сомкнулись вокруг ее бедер притягивая, нежно вжимая в себя. Белая рубашка под его губами, ее трепещущее тело под ней, срывающееся дыхание.
Стон. Тихий, едва слышный.
- Останови меня...
Тонкие пальцы зарылись в его волосы, притянули, прижали к себе.
- Останови меня, если не хочешь...
***
Словно в угаре почувствовала, как поднялись его руки, усаживая ее на колени лицом к себе, прижали, обвивая. Губы сами нашли дорогу. Коснуться его кожи... Так хотелось... И еще...
Его губы мягкие, как шелк. И твердые, требовательные, властные. Губы брали свое, пили, дарили дыхание. Отнимали и дарили снова.
Сильные руки гладили, мяли, сжимали и стискивали ее тело. Лепили заново, заставляя распускаться и расцветать, как распускаются бутоны под солнцем.
В его ласках не было ничего нежного, для этого он был слишком силен и слишком нетепелив. Переполнен желанием. Но в том нетерпении, что сжигало его огнем, она плавилась, кипела, выплескивалась блаженством.
Одежда, до чего же она стала тесная... Ее бы надо снять, но сил нет оторваться...
Когда исчезла одежда? Когда они переместились на кровать? Как... Как нахлынул этот шквал эмоций, вырывавший из нее крики счастья? Как...
Почти не ощущая реальности, Соня плыла по волнам, как тогда в шторме, и только Рихарт не давал утонуть в этих волнах. Потому для нее мир давно исчез, сузившись до безумных ощущений, которыми он ее наполнял.
Творил мелодию, которую пели их тела.
И еще. И снова. Рассыпаться искрами, гореть, умирать. Рождаться. И вновь.
***
А потом красавица с серебряными волосами спала, пресыщенная блаженством, а он все продолжал сжимать ее в объятиях. Не мог спать, не мог наглядеться. Обессиленный любовью, накрывшей его, как девятый вал. Рожденный заново, одаренный чудом, всесильный.
Как совместить, как перевернуть всю свою жизнь? Как построить заново. чтобы не расставаться?
Господи... какие это все простые и легкие вопросы.
Какие простые и легкие по сравнению с тем, чего стоило найти ее.
Что будет завтра?
Рихарт закрыл глаза и улыбнулся, прижимаясь губами к ее макушке. Завтра... Точнее уже сегодня он сделает все как надо.
Смотрел на нее и по-прежнему слышал ту мелодию, ловил душой, растворялся.
Потому что грешная любовь людская как музыка. Бывает пронзительной и чистой, когда она искренняя, или режет слух фальшью, когда искусственная или продажная. Музыка тел может звучать нежной одинокой свирелью, а может... как огромный орган, наполняющий звуками токкаты вселенную.
Главное, чтобы в ней не было фальшивых нот.
***
Рихарт так и не сомкнул глаз. И теперь смотрел в просвет между занавесками на постепенно бледнеющее небо. Ночь заканчивалась, ему пора уходить. Точно так же, как и пришел - через окно.
Смешно сказать, король будет удирать через окно из спальни своей возлюбленной, как...
На языке так и вертелось, как мелкий воришка, а потом понял, нет... как Альфрэд* из спальни Николетты*. И проникся гордостью.
Но ему действительно нельзя здесь оставаться, скоро проснутся все, и если его застанут в постели Софи, сплетен потом не оберешься. Он не хотел, чтобы ее тревожили сплетнями.
И как ни хотелось плюнуть на весь мир и остаться в ее постели навсегда, Рихарт встал и быстро оделся. Потом присел на краешек кровати.
- Софи, - позвал тихонько, целуя легко, невесомо. - Проснись, пожалуйста.
- Мммм...? - глаза не открывались, а на губы наползала улыбка.
Поцелуй был теплый, сладкий.
- Мне пора, милая, - шепот у самого ушка.
- Мммм? То соловей, не жаворонок был...** - прошептала она, открывая наконец глаза.
- Что ты сказала, милая?
- А... Ничего, это просто сон. Ты уходишь?
- Да. Но я скоро вернусь, - коснулся большим пальцем розовых лепестков ее припухших губ. - Жди меня.
***
Она потянулась за ним, но Рихарт уже перемахнул через подоконник. Пока накинула пеньюар и подбежала, он успел спустился и стоял внизу, как будто ждал, чтобы она выглянула. Посмотрел долгим взглядом, словно впитал ее глазами, а после быстро добрался до каменного забора, подтянулся и перелез во двор соседнего дома.
Соня еще некоторое время смотрела ему вслед, не веря сама себе.
Была ли эта безумная ночь вообще? Или то был сон?
Сон...
О-О... Нол!
А вдруг мальчик проснулся...
Альфрэд и Николетта* - герои любовного эпоса Аламора.
«То соловей, не жаворонок был»** - знаменитая фраза из «Ромео и Джульетты» Шекспира