Настоящий американец

Глава 1

3 декабря 1955 года. 6 часов после полудня по североамериканскому тихоокеанскому времени. Лос-Анджелес, Калифорния

Наш лимузин плавно остановился возле главного входа в кинотеатр The Tower Theatre.

— Фрэнк, Кэрролл, как договорились: вы улыбаетесь, я общаюсь с прессой, — напомнил нам с Шелби уговор Дино де Лаурентис, и первым ступил на красную дорожку.

Салон сразу же наполнился гомоном собравшейся возле «Башни» внушительной толпы. Нет, приветствовали не нас, мы с Дино всего лишь скучные продюсеры, а Шелби так вообще далек от Голливуда.

Люди радовались появлению своих кумиров — звезд кино, а их здесь сегодня было не мало. Помимо актеров, которые снимались в «Гран-При» на предпремьерный показ Дино пригласил целую плеяду знаменитостей: Грейс Келли, будущую княгиню Монако, Марлона Брандо, актера, которого также рассматривали на роль Кэрролла Шелби, Монтгомери Клифта, Дино назвал его новым секс-символом Голливуда, Кирка Дугласа, который сыграл главную роль в вышедшем в начале года фильме про гонки «Гонщик», свежее лицо Плейбоя, а также начинающую актрису Джейн Менсфилд и конечно же несравненную Мэрилин Монро.

Именно она, в ярко-красном вечернем платье и меховой белоснежной пелерине, шествовала по ковровой дорожке перед нами. Именно из-за нее без конца раздавались щелчки фотоаппаратов и сверкали вспышки, и казалось, что вот-вот ограждения будут смяты жаждущими прикоснуться к звезде. Но охрана мух не ловила, и кинодива дошла до входа в кинотеатр без происшествий.

Следом проделали этот путь и мы, и оказались в фойе перед огромной рекламной киноафишей с изображением четырех основных киногероев «Гран-При»: Грегори Пека, Шона Коннери, Одри Хепберн и Джеймса Дина, который в этой реальности не погиб в автокатастрофе.

Нас с Шелби, к его удивлению, тоже захотели запечатлеть на пленку работающие здесь фотографы. Пришлось улыбаться и позировать.

Появление Одри Хепберн переключило внимание прессы, и мы смогли продолжить путь в кинозал. Я встретился с Одри взглядом, ее глаза игриво сверкнули, но она тут же отвернулась и, продолжая держаться за руку мужа, начала позировать.

Рассчитанный на пятьсот мест зал уже был заполнен членами съемочной группы, их друзьями и родственниками, а также приглашенными журналистами и кинокритиками.

Наши места были на первом ряду и шли мы к ним минут пятнадцать. То и дело приходилось, копируя поведение Дино, останавливаться, с кем-то здороваться и перекидываться парой пустых фраз.

— Когда уже начнется показ? — страдальческим голосом спросил Кэрролл, после того как угнездился в не слишком удобном кресле.

— Просто отрешись от всего, — совет пришлось давать мне, так как мой партнер по кинобизнесу продолжал общаться со страждущими.

— Сейчас бы попкорна соленого и пивка, — поделился своими плебейскими пристрастиями Шелби.

— Мы в смокингах, — напомнил я ему о приличиях. В ответ услышал тяжкий вздох.

— Фрэнк Уилсон? — я повернулся на женский голос и тут же вскочил с места.

— Мисс Монро! — с чувством поцеловал я протянутую мне руку.

Шелби, позабыв о пиве, повторил мой маневр, во все глаза пялясь на секс-символ Америки. Актриса уже избавилась от меховой накидки и теперь ее плечи были полностью обнажены.

— А ты врунишка, мистер Уилсон, — грудным голосом проговорила Мэрилин.

Только хотел поинтересоваться чем же я провинился, но в этот момент к нам приблизилась под ручку с мужем Одри Хепберн, одетая в элегантное платье золотистого цвета и тоже с оголенными плечами.

Обе женщины, переглянувшись, рассмеялись.

— Может он просто забыл? — предположила Одри.

— Дамы? — не выдержал я.

— Помнишь, нашу встречу в студии «20th Century Fox»?

— Как я могу такое забыть? — я напоказ оскорбился, не забывая бросать на Монро пламенные взгляды.

— И что ты мне тогда показал? — Мэрилин в ожидании ответа изящно изогнула тонко начертанную бровь.

— Знак восхищения красотой, — я, наконец вспомнил, о чем она ведет речь. Ну да, было дело. Я тогда решил привлечь к себе ее внимание и поскольку в тот момент, когда она проходила мимо, курил, то пришлось сделать это с помощью табачного дыма: выпустил кольцо и пропустил через него струю. Еще и подмигнул похабно.

— Знак восхищения, значит, — Мэрилин прищурилась, ее ярко накрашенные губы изогнулись в полуулыбке.

— И в ответ я получил воздушный поцелуй, — напомнил я ей.

Мэрилин прошлась по мне раздевающим взглядом, я ответил ей тем же. Одри фыркнула.

— Фрэнк, совсем забыла представить тебе своего супруга, — отвлекла она от соперницы мое внимание. — Мел Феррера.

— Очень приятно, — мужчина не стал передавливать мою руку. Не знает о шашнях жены или относится к ним спокойно. В актерской среде адюльтер — не повод для вражды с любовниками супруга.

— Взаимно, — я тоже не стал выпендриваться.

Мы улыбнулись друг другу. В общем, знакомство прошло цивилизованно.

В зале потухло несколько ламп, погрузив зал в полумрак, и все потянулись к своим местам. Нам тоже пришлось распрощаться.

— Увидимся на банкете? — напитав голос надеждой, спросил я у Мэрилин.

Она изобразила загадочность.

Включился кинопроектор, сконцентрировав взгляды присутствующих на большом экране, где появился логотип Paramount Pictures — окруженная звездами, гора со снежной шапкой, и в тусклом зале наступила тишина.

— Как-то это все странно, — через несколько минут просмотра прошептал мне Шелби. — Видеть себя на экране.

— Ну, там не совсем ты, а актер, играющий тебя, — тоже шепотом поправил я его.

— Но персонаж-то — это я, — не согласился он с моим доводом. — А тебе смотреть на себя не странно?

— Да как-то не особо, — пожал я плечами. Шон Коннери играет роль Фрэнка Уилсона на экране, а я эту роль уже второй год играю в реале — определенно ничего странного для меня тут нет.

Оригинал «Гран-При» я помнил плохо, но думается, наш фильм получился намного лучше: ярче и динамичнее. А все потому, что он мне понравился, смотрел я его, как говорится, не отрываясь. И трюки вышли красочными и профессиональными, ведь над их производством работал сам Шелби. И игра актеров была бесподобна. Не ошибся я с Коннери. Хоть и молод он пока, но талант уже проснулся. Осталось дождаться выхода фильма на экраны и посчитать кассовые сборы.

По планам Дино фильм должен был выйти сначала в ограниченный прокат, всего на пятидесяти экранах, а затем благодаря сарафанному радио, хорошим отзывам и оценкам от критиков получить уже широкий. По мнению де Лаурентиса такая тактика вполне рабочая и должна принести успех. Я не возражал, поскольку в этом деле не спец, пусть каждый занимается тем, в чем разбирается. Мое дело — довериться профессионалам и ждать результат.

— Они вставили это в фильм! — с восторгом прокричал мне в ухо Шелби, когда на экране Шон поливал Грегори шампанским.

Ну да, документальная получилась сцена, как и та, где Коннери на старте прогулочным шагом подходит к гоночному болиду.

Когда на экране повторно появился логотип кинокомпании зал взорвался аплодисментами. Зрители повставали с мест, безостановочно хлопая съемочной группе, которая расположилась на первой ряду и теперь раскланивалась. Наши четыре звезды не удержались и кинулись обнимать смущенного, но радостно улыбающегося режиссера. Прожектора скрестили на них световые лучи, а спустя минуту, когда титры на экране закончились, кинозал вновь осветили множество ламп.

— Браво! — кричали с задних рядов обычные зрители, которые попали на предпремьеру, выиграв в лотерею, организованную кинокомпанией.

Я оглянулся, было приятно видеть такую реакцию, но меня больше интересовали не эти счастливчики, а кинокритики, ведь именно они будут писать обзоры на фильм и формировать общественное мнение. Разумеется, в наступившем хаосе, когда все повскакивали со своих мест я ничего не разглядел.

— Спасибо вам за поддержку! — заработал микрофон, и я вновь повернулся лицом к сцене. На ней стоял немного растрепанный после многочисленных объятий режиссер Джон Франкехаймер. — Мы безмерно рады, что вам понравился наш фильм! Мне особо радостна ваша реакция, потому что «Гран-При» — мой первый художественный фильм! Да, я режиссер — новичок. И я благодарен Парамаунт и Дино де Лаурентису за предоставленный мне шанс!

К режиссеру на сцену поднялись четверка наших основных актеров, им тоже было что сказать.

— А я хочу поблагодарить Фрэнка Уилсона, за то, что позволил мне сыграть себя на экране! — в заключение порадовал меня лестью Шон. — Спасибо, Фрэнк!

На банкете, для проведения которого кинокомпания арендовала ресторан «Там О’Шантер» Коннери старался находиться в поле моего зрения, словно чувствовал, что у меня для него есть еще одно очень вкусное предложение. Но мне пока было не до «Агента 007», я был полностью заворожен Мэрилин. Она это видела и вовсю меня дразнила. Хулиганка! У меня скоро штаны начнут трещать по швам в районе ширинки, а ей все неймется.

— Фрэнк, позволь тебе представить Грейс Келли, — в наш флирт бесцеремонно вклинилась Одри. Она потеряла мужа где-то в зале, зато привела с собой будущую княгиню Монако.

— Мисс Келли, я поклонник вашего таланта!

Актриса протянула мне руку не для поцелуя, для пожатия. Я слегка коснулся ее пальцев, получив электрический разряд. Ее красота завораживала. Понимаю европейского монарха. А может его подвинуть?

— Я тоже слежу за вашей карьерой, — удивила она меня, дав шанс на осуществление моего внезапно возникшего безумного плана. — Не удивляйтесь, о вас сейчас многие говорят: и в Голливуде, и в деловых кругах.

— Фрэнк, он такой. Умеет приковывать к себе внимание, — многозначительно добавила Одри.

— Гонщик, бизнесмен, автопромышленник — соблазнительный приз, — промурлыкала над моим плечом Мэрилин, на мгновение прижавшись ко мне грудью.

— Я вам не помешаю? — в наш тесный кружок протиснулась Джейн Менсфилд, звезда Плейбоя. Приняв выгодную для демонстрации своих достоинств позу, она позволила мне визуально наслаждаться ее телом, скрытым лишь тонкой материей облегающего фигуру платья.

— Помешаешь, — обожгла ее высокомерным взглядом Монро — Нас и так слишком много на одного, — актриса весело рассмеялась, показывая, что все сказанное — шутка.

Остальные присоединились, вот только глаза, по крайней мере, у двоих смеющихся недобро сверкнули.

— По какому поводу веселье? — в этот раз к нам подошел Монгомери Клифт. Демонстрируя идеальные зубы, он нарочито плавными движениями поправил белоснежную бабочку на своей шее.

— Да вот, советуем Фрэнку начать карьеру актера кино, — заявила Мэрилин.

Клифт смерил меня оценивающим взглядом, который мне совершенно не понравился. Каким-то он оказался липким и излишне заинтересованным.

— Ты очень фотогеничен, — наконец, вынес он свой вердикт. — А эта твоя улыбка, — мне почудилось, что он хочет прикоснуться к моему лицу и я перенес вес тела на другую ногу, чтобы хоть немного увеличить дистанцию между нами, — она завораживает. Правда, девочки?

Вместо ответа они дружно рассмеялись. Причем их смех явно имел второе дно.

— Роль продюсера меня вполне устраивает, — вежливо отказался я от славы киноактера. — А сейчас прошу меня извинить, мне нужно срочно переговорить с Коннери, — метнулся я к Шону, словно убегающий от шторма корабль в спасительную гавань. Тем более, шотландец действительно подавал мне знаки, что хочет поговорить.

— Шон? — я с вопросительной интонацией произнес его имя, предлагая выкладывать, какое у него ко мне есть дело.

Прежде чем ответить будущий мистер Бонд остановил официанта и ловко подхватил с подноса два бокала с коктейлями. К моему удивлению это оказался мартини с водкой. Любимый коктейль легендарного агента 007.

— Фрэнк, ты же совладелец American Tobacco, верно? — пригубив алкоголь, Коннери заговорил.

— Именно так. А что? — ответил я вопросом на вопрос.

— Я уверен, наш фильм ждёт большой успех. Глупо будет его не использовать. Я много думал об этом, искал варианты и, наконец, нашел обоюдовыгодный для нас обоих — рекламная кампания твоего Лаки Страйка с моим участием. Не всё же терапевтам рекламировать твои сигареты, — закончил он предложение шуткой, как опытный продажник.

Вот это я понимаю выдоить предоставленный человеку шанс по полной. Остается только восхищаться такой хватке.

— И ты решил обсудить этот вопрос на банкете после предпремьерного показа? Не хочешь сначала узнать сколько заработает «Гран-При» в прокате? — деланно удивился я.

— Как я уже говорил, я уверен в успехе фильма, — самодовольно заявил молодой да ранний делец.

— Как я понимаю, у тебя еще нет агента?

— Пока не обзавелся, — подтвердил он.

Это объясняло его желание рискнуть. Некому ему пока вправить мозги, посоветовать не спешить. Да, он уверен в успехе, но это ничего не значит, ведь сейчас он по-прежнему никто. Всего через несколько недель Коннери может стать исполнителем главной роли в кассовом хите, а может и нет. Вдруг фильм ждет провал, который погребет его уверенность? Но на этом можно сыграть и взять Шона в оборот уже сейчас, чтобы много не переплачивать.

— Жду тебя на следующей неделе в Нью-Йорке, — подарил я ему надежду.

— Не хочешь перекусить? — перехватила меня Мэрилин, улучив момент, когда наш с Шоном разговор подошел к концу.

— Может сразу ко мне? — предложил я ей свою руку.

Утро, вернее уже день, после показа начался тяжко. Банкетом мы с Мэрилин не ограничились, продолжили пить шампанское в номере, и вот результат. Кое-как сполз с кровати, дрожащими пальцами накрутил двузначный номер портье, которому заказал кофе, апельсиновый сок и свежую прессу. Когда вернулся из ванной в дверь уже стучали.

Мэрилин даже не шелохнулась, продолжала сопеть в подушку.

Не стал будить даму. Лучше бы ее вообще как-нибудь отсюда телепортировать, но увы, попал я не в будущее, а в прошлое, с его примитивными технологиями.

Начал я с сока, усевшись за стол, заглотнул стакан за раз, и, придвинув к себе газеты, принялся смаковать горький кофе. Верхней в тонкой стопке лежала «Нью-Йорк Геральд». Глаза отыскали броский заголовок «Если это понравится зрителям, то кинематограф мертв».

— Вот, козлы! — выплюнул я кофе на белоснежный халат, в котором вышел из ванной.

«Не знаю какая муха меня укусила, но я решила сходить на предпремьерный показ нового творения уже ставшего скандально известным Дино де Лаурентиса. Назвать это фильмом у меня язык не повернется».

— Сука! — подкорректировал я ругательство согласно гендеру.

Взгляд метнулся в самый конец статьи, где стояла подпись кинокритика.

— Джудит Крист, — прочитал я его имя вслух. — Ну ты и сука!

Мэрилин застонала и, не открывая глаз, перевернулась на другой бок, а я продолжил чтение.

Первое, что мне бросилось в глаза — это ужасная вторичность ленты. Всё это мы уже видели много-много раз. И в последний раз в «Гонщике» Кирка Дугласа, который вышел на экраны в феврале этого года.

И для меня очень странно, что поделка никому неизвестного Джона Франкенхаймера, для которого фильм является дебютом на широком экране, претендует на звание байопика, так как в основе сюжета лежит реальная история. Учитывая качество, вернее его отсутствие, этого фильма можно со всей уверенностью сказать, что дебют Франкенхаймера станет одновременно и концом его карьеры.

И совершенно непонятно как в столь сомнительную картину попали Одри Хепберн, обладательница премии Оскар прошлого года за лучшую женскую роль и её партнер по оскароносным «Римским каникулам» Грегори Пек. Пожалуй, именно эти двое являются хоть каким-то лучом света в темном царстве того, что в прокате названо «Гран-При».

Но их оказалось совершенно недостаточно, чтобы вытянуть эту картину. Остальные титульные актеры: тоже звездный Джеймс Дин и никому не известный шотландец Шон Коннери просто отбывают номер в кадре. Последний так вообще не может называться актером, в лучшем случае, я доверила бы ему подметать парковку киностудии, да и то, с оговоркой, что потом за ним всё переделают.

Подводя итоги повторю: Гран-При — это хуже, чем плохо. Это отвратительно! Моя личная оценка четыре из десяти. Один балл можно дать за то, что фильм цветной, еще один балл за саундтрек, который временами очень неплох и два балла за игру Хепберн и Пека. На этом всё.

Матерясь, я дотянулся до телефона и принялся накручивать диск с целью дозвониться до де Лаурентиса.

— Дино, ты видел рецензию Джудит Крист? Это кто вообще такая⁈ Эта сука нас просто уничтожила! С такой оценкой от критиков нам нечего и думать об успехе фильма. Твоя тактика обернулась пшиком!

— Фрэнк, давай для начала снизим градус, — отмахнулся он от моих страхов. — Не переживай, все под контролем. Джудит Крист — это не приговор. Этой дамочке не нравится ничего кроме пеплумов и романтических комедий. Плюс она ненавидит лично меня. Считает, что макароннику не место в киноиндустрии Соединенных штатов. Намного важнее мнение других критиков. Или ты еще до них не дошел?

— Нет, «Нью-Йорк Геральд» первой оказалась под рукой.

— Ну вот видишь, почитай другие газеты, — успокаивающе попросил меня Дино и принялся мне рассказывать слухи, что гуляли по Голливуду, о Крист.

Это была эмансипированная дамочка возрастом слегка за тридцать, любившая фраппировать окружающих своим поведением и не скрывавшая свой разгульный, наполненный множеством любовников образ жизни. Все фильмы она оценивала по принципу «нравится-не нравится», не вдаваясь ни в технические подробности, ни в сюжет. В общем среди критиков авторитетом не обладала.

— Но рецензии не только критики читают! Их читают зрители! — прорычал я от усилившейся головной боли. Похмелье, а такой стресс пережил.

— Бери следующую газету! — приказал мне Дино.

— Нью-Йорк Таймс, — прочитал я ему название следующей в стопке. — Слушай, а чего они все не местные?

— Потому что главные газеты, которые пишут о кино находятся в Нью-Йорке, — раскрыл он мне глаза. — Таймс говоришь? Это значит фильм обозревал Босли Краузер.

Услышав слова Дино, я посмотрел на подпись.

— Ты прав, Краузер.

— Он намного более влиятелен чем Крист. И большинство этих акул пера ориентируются именно на мнение Босли. Он у них после смерти Джеймса Эйджи считается главным авторитетом.

Слушая фоном голос Дино, я жадно вчитался в текст.

Главный спортивный фильм в истории? Да! Лучший фильм этого года? Да!

Честно сказать, от предпремьерного показа новинки от Парамаунт, спортивного байопика я ничего особенно не ждал. По большому счету лично для меня фильм был интересен только продюсированием Дино де Лаурентиса. Моя любовь к европейскому и в частности к итальянскому кино ни для кого не секрет, а этот парень уже успел себе сделать громкое имя.

Плюс мне было интересно сможет ли Джеймс Дин вырасти из коротких штанишек и сменить амплуа с главного голливудского сердцееда и любимца женщин всех возрастов на антагониста с серой моралью.

Но фильм стал для меня настоящим открытием. Такого мы еще не видели. И сравнения с любыми другими картинами, даже с недавним «Гонщиком» тут совершенно неуместны. «Гран При» — это совершенно другой уровень.

Да, режиссеру-новичку Джону Франкенхаймеру повезло, ему в руки попалась совершенно фантастическая реальная история о двух американских парнях сходу осуществивших свою мечту и выигравших сложнейшую гонку во Франции. Сама эта история настолько захватывающая, что сценаристам наверняка потребовалось очень мало времени на работу. Достаточно было просто перечислять события и прописать характеры.

И то какую работу проделал Франкенхаймер поражает. Крупные планы, снятые в движении с использованием новейшего и уникального оборудования настолько превосходны, что доставляют огромное эстетическое наслаждение. В них собраны динамика, напряжение, интрига и весь спектр человеческих эмоций. Плюс видно, что и на панорамных сценах не поскупились. Пролёты машин мимо камер, а их на съемках было задействовано очень много, обгоны, аварии — всё снято превосходно. А уж использование вертолетов вообще вывело техническую часть картины на недосягаемый уровень.

Но только совершенной режиссерской и операторской работой достоинства фильма не ограничиваются. Каст, как титульные актеры, так и второго-третьего плана, да даже массовка — все выложились на все сто.

И да, Джеймсу Дину удалось сменить амплуа. В роли антагониста-предателя он смотрится просто великолепно. У него без всякого сомнения большой драматический талант.

Не менее убедительны выглядят и Грегори Пек с Одри Хепберн. Им удалось сохранить ту химию между ними, которая всех нас покорила в «Римских каникулах».

И отдельных слов достоин доселе неизвестный Шон Коннери. Приглашать актера-новичка на титульную роль в такой амбициозный проект было большим риском, по слухам на его кандидатуре лично настоял Фрэнк Брайн Уилсон, экранным воплощением которого и стал Коннери.

Мистер Уилсон помимо всего прочего выступил также инвестором и сопродюсером «Гран-При». Именно ему мы обязаны таким достоверным кадрам гонки, для съемок была задействована новейшая трасса в Дайтоне, совладельцем которой и является мистер Уилсон.

Но вернемся к мистеру Коннери. Определенно, он — настоящее открытие, как и режиссер Франкенхаймер. Более яркого дебюта и представить сложно.

Подводя итоги можно сказать следующее. Этот фильм нужно смотреть. Он великолепен. И «Гран-При» породил большую интригу: сколько премий Оскар он возьмёт на грядущей церемонии. То, что будет целая охапка технических премий — это понятно, но мы также ждем и номинации в категории «лучший фильм» и «лучший режиссер», а также в актерских категориях.

Лично для меня «Гран-При» — главный фаворит.

Не дать этому фильму премию за режиссуру и премию за лучший фильм будет преступлением против кино.

Босли Краузер специально для Нью Йорк Таймс!

— Ну вот, другое дело! — мое настроение стремительно поползло вверх. — Алло! — в ответ услышал короткие гудки. Даже не заметил, как Дино отключился.

Ладно, хрен с ним. Будет еще время обсудить.

— Милый, мне срочно нужен кофе! — простонала с постели Мэрилин. — И отнеси меня в ванную!

Глава 2

— Перри, собирайся, ты срочно вылетаешь в Англию! — ввалился я в кабинет руководителя юридической службы «Way of Future LTD».

— И что я там буду делать? — шутливо спросил Мэтьюз, выходя из-за стола, чтобы меня поприветствовать.

— Ты должен встретиться с Яном Флемингом и выкупить у него права на экранизацию всех его романов о Джеймсе Бонде: это «Казино Рояль», «Живи и дай умереть другим» и «Лунный гонщик». Также надо выкупить права на его еще ненаписанные романы об этом же герое. Ты юрист, а значит должен знать, как это дело правильно оформить. Задача ясна?

— А подробности будут, шеф? — не увидев на моем лице и намека на улыбку, офигел от моего напора Перри.

— Какие тебе еще нужны подробности? — удивился я тому, что он еще не начал давать указания секретарю заказывать билеты на ближайший рейс. — А, ты про бюджет? — возникла догадка. — Так он у тебя неограничен. Но ты уж постарайся меня не обанкротить, — я все-таки улыбнулся и плюхнулся в кресло для посетителей, а то все на ногах, да на ногах, устал от беготни последних дней.

После возвращения в Миддлтаун меня накрыла предрождественская лихорадка. В том году я каким-то немыслимым образом от нее смог откосить, видимо, сыграло то, что соседи просто не ожидали от меня кидалова, а когда стало поздно, я благополучно свалил в Европу, но в этом мне шанса отвертеться от выполнения соседского долга уже не дали.

— Фрэнк, если ты думаешь, что я и в этом году потерплю нарушение традиций, то ты сильно заблуждаешься! — как-то утром, когда я вышел с чашечкой кофе за свежими газетами из дома, ультимативным тоном заявила миссис Пэйдж.

— Какие традиции я нарушаю? — от неожиданности чуть газеты из рук не выронил вместе с чашкой. Подобралась, зараза, как всегда незаметно.

— Где гирлянды? — соседка обвела мой дом прищуренным взглядом, словно пытаясь отыскать их на нем.

— А, ты про это, — даже выдохнул от того, что проблема оказалась из разряда плевых. Любят американцы украшать свои дома на Рождество и меры этому не знают и втягивают в свою забаву всех, кто окажется на их территории.

— И рождественский венок на твоей двери не висит! И фигурок Санты с оленями на газоне нет! — Пегги продолжила список моих прегрешений. — Наша улица из-за тебя опять опозорится! — это уже был козырь. Против всего общества мне одному не выстоять.

— В этом году все будет! — клятвенно заверил ее я.

Пришлось мне сворачивать поздний завтрак и тащиться в торговый центр, который открыли в прошлом году в Миддлтауне, и закупаться всем необходимым для встречи Рождества и нормализации отношений с соседями.

Заодно решил опробовать свой заряженный «понтиак». Шелби сам пригнал его вчера в мой гараж. После переделки в нем невозможно стало опознать тот автомобиль, на котором ездил Андерсон, для чего его собственно и превратили в шоу-кар. Сейчас он выглядел как мы и планировали: агрессивным, мощным, вызывающим.

С новым двигателем, который прекрасно смотрелся под прозрачным капотом в обрамлении красного освещения, мы специально поставили лампы соответствующего цвета в углах моторного отсека. Головка блока тоже была покрашена под стать освещению.

Выхлопная система настроенная на то чтобы двигатель звучал нужным образом вкупе с возросшей мощностью сразу давал понять, что едет по настоящему важная фигура.

Ну и само собой в салоне тоже был полный фарш: подлокотники, подголовники, центральный замок, новая аудиосистема, ремни безопасности.

Не машина, а сказка!

Выезд в нижнюю часть города в начале Хайленд Авеню оказался перекрыт. Какой-то чудик с номерами штата Айдахо не справился с управлением и въехал на своём стареньком «форде» в проезжавший мимо фургон молочника. Пришлось разворачиваться и ехать вниз к Синагоге и местной радиостанции, чтобы повернуть налево, потом возле магазина Спарксов снова налево и выехать на одну из центральных улиц нашего милого городка, по которой можно было добраться до хайвея, на котором и стоял универмаг.

Пегги права, Миддлтаун уже нарядился в рождественский наряд: церкви, Сити-холл, перед которым уже стояла рождественская ель, полицейский участок, обе пожарные станции и моя пивоварня. Всё ярко сверкало иллюминацией, создавая ощущение праздника.

Не был исключением и кинотеатр Миддлтауна, один из пятисот по всей стране, где демонстрировался «Гран-При». Он тоже сверкал как новогодняя ёлка.

Мой путь как раз лежал мимо кинотеатра, поэтому я, видя огромную очередь на вход, такое ощущение что она несколько раз обвивала здание не мог не остановиться.

То, что все эти люди пришли сюда из-за моего фильма было понятно по огромному рекламному баннеру, хорошо заметному с дороги.

Один из самых ожидаемых фильмов года — «Гран-При». Эксклюзив графства Орандж, только в кинотеатре SunShine!

Шесть сеансов в день, не пропустите!

Да, кинотеатр совсем недавно сменил название благодаря моей рекламной интеграции с его владельцем, Уолтером Хиллом. Он мне рекламу моего пива и нейминг кинотеатра, а я ему пиво по сниженной цене. В итоге этот делец может продавать мою продукцию у себя с большой наценкой и получать очень хорошую прибыль. Сейчас Уолтер тоже наверняка потирает руки, ведь судя по огромной очереди на моем фильме он деньги гребет лопатой.

Сколько он заработал за первые два дня проката я и решил узнать. От выручки за билеты ему остается половина, а всё остальное распределяется между целым пулом инвесторов, самым главным из которых являюсь я, мой миллион долларов и предоставление целой кучи реквизита, машин трассы и других мест для съемок оценивается в половину всех расходов на фильм. И это значит, что с каждого билета проданного на фильм на территории США я имею четверть. Средняя цена сейчас 40 центов, так что каждый американец, который решит посмотреть Гран При принесет мне дайм.

Десять центов это немного. Но тут вступает в действие закон больших чисел.

Взять, например, SunShine. Этот кинотеатр нельзя назвать большим. Он скорее средний по вместительности. Полторы тысячи мест. Есть и намного более внушительные. Например, на Манхэттене сразу три кинотеатра с вместимостью более 2500 зрителей в каждом.

Да, сейчас Америка — это страна больших кинотеатров. До времен, когда эти огромные залы будут разделены на десяток маленьких, и в каждом будут крутить разное кино, еще далеко.

В общем, полторы тысячи можно принять за среднее число. По три сеанса в день, это у меня дома их шесть из-за специфики фильма, он же о жителе Миддлтауна, вот народ и валит. То есть в день каждый кинотеатр где идет мой фильм приносит 1800 долларов, из которых 450 моих. Отличные деньги.

За этой нехитрой арифметикой я зашел в кинотеатр через служебный вход. Пока шёл мимо толпы пришлось даже поднять воротник пальто и втянуть голову в плечи, чтобы мои дорогие земляки меня не узнали. Иначе вряд ли удалось бы избежать длительных пустых разговоров.

Поднявшись на второй этаж, я дежурно постучав, сразу зашёл в кабинет Уолтера. Знал, что тот на месте и будет рад меня видеть. Не ошибся, при моем появлении он разулыбался, как самому желанному гостю, вскочил с места и принялся с энтузиазмом жать мне руку.

— Фрэнк, не знаю, что там думают твои партнеры по кинобизнесу, но ты просто обязан настоять на том, чтобы делать сиквел вашего фильма! И начинать его снимать нужно было еще вчера!

— С чего ты так решил, Уолтер? — спросил я уже зная ответ.

— Ты даже не представляешь, что сделал! Видел всех этих людей на входе? Все они не зрители на ближайший сеанс, это те, кто делает предзаказ. У меня уже до самого нового года всё раскуплено, абсолютно всё! А Томми, это мой юрист сейчас сидит у себя в кабинете обложившись договорами на прокат фильмов, которые были запланированы на следующий год и думает, как бы нам разорвать как минимум половину из них. Всех интересует только «Гран-При».

— Даже так? — деланно удивился я, понимая, что Уолтер преувеличивает. — Значит ты неплохо на мне заработаешь.

— Не то слово, Фрэнк, не то слово! У меня только одна проблема. Из-за такого количества сеансов пленка быстро изнашивается. Она крутится считай без перерыва. Я, конечно, уже заказал у Парамаунта сразу две копии, но там всё очень сложно. Я не один такой и дополнительные копии нужны по всей стране. Так что, мой тебе совет — отложи все свои дела и начинай подготовку к съемкам продолжения!

Да уж, новости конечно замечательные. Осталось только понять насколько ситуация в Мидлтауне коррелируется с тем, что происходит по всей стране.

Информация поступила в понедельник. Мне позвонил Дино и обрадовал — за первый уик-энд общие сборы составили три миллиона долларов. Я тут же мысленно посчитал свою долю, получилось 750 тысяч долларов, то есть четверть от суммы. Совершенно понятно, что по итогам первой недели проката я уже выйду в плюс, заработав столько же сколько потратил на производство.

Со слов Де Лаурентиса сейчас на Парамаунте работают в три смены печатая новые и новые копии фильма и судорожно ищут варианты расширения проката.

Сама кинокомпания даже передвинула даты сразу двух своих релизов, чтобы их новинки не попали под набирающий ход «Гран-При». Также по слухам готовятся сделать и другие студии, чтобы не столкнуться с «Гран-При» лбами. Конкуренты нас боялись!

На фоне грандиозного успеха фильма боссы Парамаунта требуют снимать сиквел уже завтра. Дино тоже готов присоединиться. Более того, ради «Гран-При 2» он готов отложить, несмотря на все штрафные санкции, работу над «Войной и Миром».

Я даже немного испугался, когда это услышал. Как бы из-за меня не получилось так, что его версия русской классики вообще не выйдет и, следовательно, не будет советского ответа в лице фильма Бондарчука.

Еще новостью стало, что в международный прокат «Гран-При» выйдет в конце января, аккурат к открытию Олимпиады в Кортина де Ампеццо.

Дино хвалил себя за то, что именно он продавил решение не спешить подписывать бумаги с европейскими кинотеатрами до премьеры в Америке и первых отзывов о фильме.

Сейчас, на фоне того ажиотажа, который развернулся в Штатах, «Гран-При» стоит намного дороже, а значит получит большую долю. Ожидалось, что прокат фильма в Европе должен если не удвоить общую кассу, то как минимум принести пятьдесят процентов от американских сборов, что грозило мне заработать на фильме не меньше тридцати миллионов и это только за первые полгода, максимум год. Сумасшедшие деньги по нынешним временам, и их приносит кинобизнес. Это значит, надо продолжать окучивать делянку, а фильмы о Джеймс Бонде должны стать моей золотой жилой.

По этой причине я и рванул в Нью-Йорк в свой главный офис. Пришла пора отправляться к Флемингу. Я посчитал, что, имея успех в киноиндустрии, а на сегодняшний день уже никто не мог сомневаться в том, что «Гран-При» ждет грандиозный успех, у меня будет больше шансов заключить с автором романов об агенте 007 сделку. Все-таки теперь я человек из кинобизнеса, а не со стороны.

Дело в том, что у Флеминга уже был печальный опыт продажи прав на экранизацию первого своего романа. Фильм, что называется, не выстрелил, и вряд ли автор будет второй раз связываться с неудачниками.[*]

— Фрэнк, через две недели Рождество! Зачем дергать человека накануне такого праздника? Давай отложим покупку прав до января? — попытался откосить от немедленной поездки за океан мой юрист.

— Вот ведь! Что-то я не подумал о Рождестве, — я озадаченно помассировал виски. Затем поняв, что мои планы по скорейшему началу разработки золотой жилы под названием «Джеймс Бонд» тормозит какой-то праздник, выругался вслух, чем еще сильнее удивил Перри.

Хотя куда я гоню? Права на романы Флеминга никому до 60-х не понадобятся, успею я их купить. Месяц вполне можно подождать. Вроде бы все логично, но энергия внутри бурлила, требовала выхода и рождала нерациональное желание закрыть вопрос с Джеймсом Бондом уже в этом году.

Ведь на кону сотни миллионов долларов! А что будет если я их упущу⁈ Вдруг найдется кто-то ушлый, кто сможет меня опередить, увезти их буквально из под носа? Хотя ни с кем своими планами о киноэпопее я не делился. Коннери тоже ничего пока не сказал. Свел его с руководством American Tobacco, как он просил, и на этом пока все.

— Ладно, убедил. Ждем января, — принял я нелегкое решение.

— Отлично! — расслабленно выдохнул Мэтьюз. — У тебя самого-то какие планы на Рождество?

— Меня пригласил на рождественский ужин новый мэр Миддлтауна, — ответил я. Фицпатрик, действительно, заезжал накануне и лично пригласил. Еще подарки теперь надо покупать. Роджер сказал, что будем отыгрывать «Тайного Санту».

Покинув Монтегю-Корт, я решил прогуляться по Корт стрит. Воздухом подышать, подумать какие еще дела нужно закрыть в этом году. Погода стояла прекрасная, по радио, когда я ехал на машине в Нью-Йорк, объявили, что температура пятьдесят градусов по Фаренгейту, то есть десять градусов по Цельсию.

Город жил в ожидании праздника, я то и дело проходил мимо групп людей, распевающих рождественские гимны. Обогнул и нарядную елку, что была поставлена на площади перед сити холлом. Возле нее поздравляли горожан костюмированная группа из Санта Клауса и эльфов. Дети кружили возле них, пытаясь заполучить подарки. В общем, все были счастливы.

Почему же мне не радостно на душе? Наверно, потому что меня и в прошлой жизни американские праздники не цепляли, даже несмотря на то, что я несколько лет прожил в Америке. Так и не смог вписаться в их культуру. Да в общем-то и не хотел.

День независимости, День благодарения и Рождество — три их главных праздника, и все они для меня ничего не значащие даты.

Первый — это барбекю, море пива, тусовки на свежем воздухе в большой компании. Второй и третий наоборот семейные, хотя можно и близких друзей на них пригласить. И если День благодарения ассоциируется с запеченной индейкой, то Рождество с рождественским дедом и его помощниками — эльфами, хотя, скорее, они слуги, ведь пузатый Санта Клаус, как настоящий капиталист, ослепленный жаждой наживы, эксплуатирует эльфов и, подозреваю, несчастные работают у него без выходных, отпусков, больничных, пенсий, а может быть вообще бесплатно. Плюс не исключено что на логистическом центре в Лапландии во всю идёт эксплуатация детского труда, что вообще ни в какие ворота не лезет.

— Какие к черту эльфы? — я резко остановился, тряхнул головой. Всякая дичь в нее лезет.

Не помогло. Мысли скакнули к другим эльфам, тем, что недавно появились в США с моей подачи, и которые, в отличии от своих сказочных собратьев настоящие борцы.

А ведь я так и не узнал, как дела у моих эльфов после их первой акции. Тоже мне, создатель.

Вот и отыскалось незавершенное дело. Откладывать я его не стал. За вечер сделал все приготовления, удивив местного мясника. Заказал ему свежезабитых кур, неразделанных, а только ощипанных. Мне они понадобились для того, чтобы получить из них достаточное количество крови, которая будет заменять чернила. Послание от Большого Быка должно быть пафосным. Приготовил послание для своего адепта и прямо с утра отправился в Бостон на менее кричащем «корвете».

Как назло, погода за ночь испортилась: температура понизилась, усилился ветер и повалил снег. Дорога усложнилась и к университетскому городку я подъехал уже к вечеру.

Послание получилось не только пафосным, но и коротким. В нем значилось лишь завтрашнее число, время и адрес — всё та же церковь где мы с Джейком разговаривали год назад. И, конечно, искусно нарисованный череп в качестве личной печати древнего духа.

С передачей послания я не заморачивался. Просто пошёл в кампус, где жил мой адепт и оставил письмо в почтовом ящике куда приходила корреспонденция для студентов.

В церкви я появился за полчаса до назначенного времени уже подготовленным: в гриме и большим пакетом наличных в кармане пальто.

— Я здесь, Большой Бык, — доложился Джейк, войдя в кабинку для исповеди.

— Рад тебя видеть в здравии, мой верный последователь, — поприветствовал я его.

— Почему ты так долго не приходил, повелитель? — в его голосе послышалась обида.

— Я тебе уже объяснял, моя сила пока мала, я не могу находиться в человеческой оболочке слишком часто и долго. Но с каждым закрытием кровоточащей раны на теле моей земли она будет прибавляться.

— Мы взорвали шахту «Железная гора», — поспешил отчитаться Джейк.

— Белые люди называют это проклятое место именно так, — задумчиво проговорил я, будто вспоминаю, о чем идет речь. — Рассказывай, я хочу знать подробности.

Как оказалось, такую крупную акцию удалось осуществить благодаря банальной коррупции и разгильдяйству. Один из новообращенных эльфов Джейка стал встречаться с дочкой управляющего шахтой. Именно эта глупая девчонка и узнала, что папаша вместе с двумя помощниками немного подворовывает у хозяев бизнеса, несколько машин разнообразной руды в год.

Как раз в один из дней, когда планировался вывоз руды и охрана была чисто номинальной, десяток эльфов, под прикрытием протестов, устроенных сочувствующими, которых Джейк специально собрал со всей страны, проникли на шахту и вывели из строя оборудование, после чего смешались с массовкой.

Полиция так и не смогла задержать никого, кто был по-настоящему причастен к атаке на шахту и в итоге, желая выместить злость за собственное бессилие, арестовала почти три десятка абсолютно непричастных молодых людей. Если, конечно, не брать во внимание их участие в протестах. А когда молодежь начала возмущаться, полиция Коломы еще и отправила на больничную койку восемь человек. Часть из которых до сих пор лечилась, а двое уже вряд ли когда-нибудь снова будут ходить.

— Вот уже почти полгода сочувствующие нашему движению находятся в одной из федеральных тюрем. Им даже не предъявлено обвинение! К ним не пускают адвокатов, свои семьи они тоже не видят и Рождество им придется провести не в кругу друзей и родных, а в заточении! — еле сдерживая, направленный на полицию, гнев, закончил рассказ Джейк.

— Пока я могу вам помочь только деньгами, — глухо проговорил я, показывая, что разделяю его боль и сожалею о том, что в силу малых сил мои способности как Великого духа пока ущербны.

Как удобно что здесь есть что-то вроде полки, доступной для людей в обеих кабинах. На эту полку я и положил пухлый конверт.

— Здесь тридцать тысяч долларов. Распорядись ими разумно. Окажи помощь пострадавшим и их семьям, набери новых сторонников, поощри тех, кто уже предан нашему делу.

— Мы боремся не за деньги, Большой Бык! — мой последователь совершенно не наигранно оскорбился.

— Я знаю, Джейк. Но в созданном белыми людьми мире эта презренная бумага имеет исключительную ценность. Поэтому бери. Бери и знай, я тобой доволен.

— Клянусь, я потрачу каждый цент на наше дело! — торжественно пообещал он мне.

— Я знаю, мой мальчик, а теперь ответь мне, сколько сторонников ты сможешь привлечь для новой акции?

— С учетом этого, — парень постучал пальцем по конверту, — две сотни точно.

— Отлично, — я довольно улыбнулся. — Значит пришло время рассказать тебе одну очень старую сказку.

— Сказку, мой господин? — удивился Джейк.

— Да, сказку об эльфе по имени Гринч…

— Занятно, — прокомментировал он, когда прослушал её до конца. — Я правильно понял, ты хочешь, чтобы я также как этот Гринч отомстил за своих товарищей по борьбе?

— Да, я хочу, чтобы ты похитил Рождество.

Глава 3

Особняк Фицпатриков находился всего в квартале от резиденции Уилсонов, и я как скромный миллионер, заработавший только на одном фильме около шести миллионов за неполный месяц, дошел до него пешком.

Кассовые сборы за первую неделю проката с 9 по 15 декабря составили восемь миллионов, за вторую неделю из-за увеличения числа кинотеатров до двух тысяч фильму удалось заработать пятнадцать миллионов. То есть за две недели проката «Гран-При» собрал двадцать три миллиона, четверть от которых была моя.

Поэтому я и шел по улице с улыбкой на лице, наконец, поймав рождественское настроение. Сердечно здоровался с горожанами, щедро одаривал деньгами распевающих рождественские гимны детей, радуясь приближению того времени, когда в моих руках окажется достаточно финансов и я смогу вредить Штатам по-крупному, а не пакостить по мелочам, как сейчас.

— Миссис Фицпатрик, с Рождеством вас, — в дверях меня встретила хозяйка дома.

— Merry Christmas, — услышал я ответное поздравление.

В эти благословенные времена люди говорили друг другу «Merry Christmas», а вот там, откуда я пришел уже давно перешли на политкорректное «Happy Holidays».

— Зови меня Хелен, — разрешили мне перейти на «ты». — Кидай свой подарок сюда, — женщина кивнула на огромный красный мешок, что лежал возле ее ног.

— Фрэнк! — из гостиной вышел Роджер. — Давай, раздевайся и проходи к остальным гостям.

Игнорируя мои возражения, он помог мне освободиться от пальто и сам повесил его на плечико.

— Держи, — вместо принятой от меня шляпы, Хелен протянула мне рождественский колпак, я послушно надел его на голову.

Похоже я пришел последним, в гостиной с нарядной елкой уже находилось человек двадцать, к тому же хозяева последовали за мной, встречать гостей никто не остался.

— Фрэнк, ты здесь всех знаешь, и тебя знают все, представлять никому никого не нужно, — смеясь, сказал Фицпатрик. — Здесь все свои.

Я бы мог поспорить, но благоразумно воздержался. Да и большую часть гостей я все-таки видел в Миддлтауне. Того же Джона Клемсона, у которого год назад купил здание под пивзавод, или шерифа округа Оринджа — Патрика О’Коннел, ну и конечно шефа местной полиции — капитана Хольгера, который сперва делал вид, что в упор меня не замечает, но затем все же включил мозги и протянул мне руку для рукопожатия. Все-таки вспомнил, где находится и понял, что если будет плохо себя вести, то больше не позовут или еще хуже — вместо него на рождество в дом мэра придет новый капитан полиции.

Были здесь и представители семейства Дэвис: два родных брата с женами и детьми: Донной, Джессикой и Майклом, моим деловым партнером.

А также друг детства Фрэнка — Билли Спаркс с женой Сьюзан. Билли теперь стал большим человеком в городе, владеет не только оружейным магазином, но и частью завода «Моторы Уилсона», поэтому и был допущен в элиту местного общества.

Тот полноватый мужчина с немодными ныне бакенбардами — местный судья, вот только имени я его не помнил, надо будет во время обеда выяснить. А мужчину того же примерно возраста, но, наоборот, худощавого и в очках я не знал.

— Фрэнк, тебе что-нибудь налить? — увидев, что я не подхожу к бару, — предупредительно поинтересовалась Хелен.

— Виски с содовой, — сделал я заказ, который молниеносно был исполнен.

— Катрин, займи гостя разговором, — улыбаясь мне, шикнула на дочь миссис Фицпатрик. — А я пока схожу узнаю насчет ужина.

Билли с умным видом о чем-то важном беседовал с Клемсоном. Сьюзен обступили замужние дамы. Чета Спаркс врасталась в местное высшее общество.

— Мы с девочками на той неделе сходили посмотрели твой фильм, — Катрин начала выполнять наказ матери. — Мне очень понравилось. Открыла для себя мир автогонок. Смелые парни, быстрые машины, интриги конкурентов, предательство, вражда и выстраданная победа. В реальности все так и было, как показано в фильме?

— В фильме много художественного вымысла, — поддержал я разговор.

— Любовная линия Грегори и Одри тоже выдумка, вернее Шелби с неизвестной красоткой? — к нам поспешили присоединиться обе кузины.

— Тоже выдумка. Цель любого фильма — заинтересовать зрителя. Этому в кино все и подчинено. Реальность безжалостно ретушируется, приносится в жертву выдумке и зрелищности.

— Но победа в Ле-Мане действительно была ваша? — озадаченная моим заявлением, уточнила Донна.

— Только это и является правдой в «Гран-При», — рассмеялся я, любуясь девушками. Все трое были сегодня просто неотразимы.

Умелый макияж, подчеркивающий их молодость и красоту, нарядные платья длиною в пол, подобранные к ним со вкусом украшения — неброские и в тоже время явно дорогие, и у каждой на голове рождественский колпак, придающий им особое очарование.

Интересно, кто из них печет мне кексы? Хотя Катрин можно сразу исключить, она влюблена в Дерека. Даже странно, что его сегодня здесь нет. Остаются Джессика и Донна. А может это Сара? Нет, кексы начали появляться на моем крыльце гораздо раньше решения Сары возобновить отношения с Фрэнком. Или кексы — это была подготовка? А, впрочем, какая разница кто печет мне кексы? Я все-равно их не ем и вообще сладкое не люблю.

За столом я оказался рядом с Катрин. По левую руку от меня усадили Сьюзен, дальше шел Билли. Напротив заняли места судья с женой и чуть левее шеф полиции. А вот шериф О’Коннел сидел с моей стороны, ближе к хозяину дома.

Первым подали грудинку с различными гарнирами на выбор: варенные овощи, бобовые, жаренный картофель.

Из алкоголя предложили белые и красные вина, как местного производства, так и европейские, Бурбон, мартини, немецкий сухой Рислинг, французский Шираз.

В общем, если бы не рождественские колпаки на всех гостях, то ужин можно было посчитать рядовым: обычная еда, привычный алкоголь, те же самые темы для бесед за столом и для большинства из присутствующих — с теми же самыми лицами.

Так как я оказался рядом с Катрин, то весь ужин за ней ухаживал, на нас с умилением поглядывала ее мать и в некоторой задумчивости ее отец.

В гостиную мы вернулись примерно через час. Расселись кто куда: заняли оба дивана, кресла, стулья и даже пуфики. Последний штрих — Роджер Фицпатрик поставил на центральное место заполненный подарками мешок.

— Время подарков! — провозгласила Хелен начало игры в тайного Санту. — Определяем очередность, — она разложила веером двадцать две карточки, по числу участников, после чего велела Донне тянуть первой.

— Номер пять! — объявила девушка, вытащив карточку и показав цифру всем гостям.

Далее гости тащили карточки по часовой стрелке.

Мне достался счастливый тринадцатый номер.

— У кого номер один? — спросила Хелен, когда все карточки были разобраны.

— У меня! — светясь от счастья выкрикнула жена Билли, расмахивая своей карточкой как пропуском в рай.

— Выбирай!

Сьюзен чуть ли не с головой залезла в мешок и начала перебирать там различных размеров коробки. Все они были упакованы в подарочную бумагу, так что понять, что в них спрятано можно было только приблизительно. Наконец, она определилась и достала из мешка продолговатый футляр.

Нетерпеливо сорвав упаковку, Сьюзен вытащила на свет мужские подтяжки, фыркнула от смеха, и, переглянувшись с Билли, довольная вернулась на свое место.

— Мужу должны подойти, — объявила она всем.

— Номер два! — продолжила игру Хелен.

Дальше подарки совпадали по гендеру или являлись нейтральными, такие, например, как коробка конфет, которые, судя по этикетке, были из Швейцарии.

Но мне не зря попался счастливый номер. Я выбрал коробку среднего размера, обычной квадратной формы и легкую по весу, а затем очень удивился, обнаружив в ней шляпу. Замаскировали! Причем шляпа была женской.

— Не хочешь примерить? — подколола меня Катрин, спровоцировав всеобщий смех. Самой ей сегодня достался неплохой охотничий нож.

— А ты не хочешь поменяться? — в свою очередь спросил ее я.

По правилам игры можно было обменяться подарками, а в мое время их еще можно было воровать.

— Согласна!

Мне показалось, что хозяйка дома обрадовалась нашему обмену даже больше нас.

— Номер четырнадцатый! — продолжила она донельзя довольным тоном.

После меня подарки так и продолжили идти невпопад, вызывая бурю веселья.

— Номер двадцать два! — Хелен объявила последнего участника.

К мешку наклонился капитан Хольгер и достал из него последний подарок. По воле злого рока тот оказался от меня.

Достав подарок из коробки, он озадаченно застыл, вертя его в руке.

— Что это? Может венчик? Какой-то он странный, — гости азартно начали делать предположения. Все были явно довольны новым развлечением «угадай, что это за неведомая хрень». Посыпались шутливые советы новоиспеченному обладателю этой самой неведомой хрени по ее использованию.

— Это мое новое изобретение — называется «Массажер-антистресс», если по-простому, то чесалка для головы, — смущенно признался я, стараясь не смотреть на огромную лысину шефа полиции.

Выпендрился, называется. Решил, если магнитики в том году были восторженно встречены, то и с чесалкой все пойдет по тому же сценарию. Но случился плешивый шеф полиции, по совместительству мой давний недруг, и что-то мне его выражение лица не нравится.

— Щенок! — зло прорычал он. — Однажды твои гребанные шутки уже привели к трагедии! Все успокоиться не можешь⁈ — капитан поднялся с кресла и рванул прямо на меня.

Еле успел уйти с линии атаки, а дальше Хольгера уже схватил шериф. Отличная у него реакция, не зря свое место занимает. Оградил меня от необходимости драться с главным копом города, что могло бы привести к не прогнозированным последствиям.

Гости разом заголосили. Женщины поспешили отбежать подальше, мужики, наоборот, встали стеной между мной и разъяренным шефом полиции.

— О чем он говорил? — спросил меня Билли, которого произошедшее, как и всех, шокировало.

— А я знаю? — огрызнулся я.

Опасно не знать своего прошлого. Чего там Фрэнк такого натворил, от чего Хольгера до сих пор клинит? Причем даже лучший друг Фрэнка об этом не знает, что вообще странно, потому что не умеют молодые люди хранить секреты от своих друзей. А значит произошло что-то действительно нерядовое.

Хольгера куда-то увели Фицпатрик с судьей и шерифом. Остальной народ сбился в кучу и обсуждал случившееся. А я, задумавшись, не заметил, как вышел в холл.

Меня догнала хозяйка дома.

— Фрэнк, я не понимаю, что на него нашло, — растерянно проговорила обеспокоенная Хелен, как бы объясняя, что вины Фицпатриков в инценденте нет.

А я про себя отметил, что похоже вообще никто не знает, что произошло между Хольгером и Фрэнком. Загадка века какая-то, которую по насмешке судьбы именно мне предстоит отгадать. Ведь проблему с враждебно настроенным шефом полиции придется решать. Он два года, если не больше, копил в себе ненависть и вот сорвался. Как бы в разнос не пошел.

В этот момент зазвонил телефон. Хелен извинилась и сняла трубку.

— Сейчас позову, — немного удивленно ответила она кому-то на другом конце провода.

— Роджер, это тебя! — заглянула она в столовую, и я узнал куда увели Хольгера.

Только Фицпатрик дошел до телефона как требовательно постучали в дверь. На пороге появился сотрудник полиции и вид у него был довольно встревоженный.

— Капитана Хольгера срочно вызывают в участок, — объяснил он причину своего появления.

— Что⁈ — заорал в трубку хозяин дома. — Как подожгли? Ты думаешь Миддлтауну грозит тоже самое? Понял! Сейчас отдам распоряжения!

Хелен схватилась за сердце, предчувствуя страшные новости.

— Патрик! Капитан Хольгер! — Фицпатрик, бросил на рычаг телефонную трубку и рванул назад в столовую. — Надо срочно поднимать людей и оцепить главную площадь!

Услышав эти крики, из гостиной в холл потянулись гости. Разумеется, закидали мэра вопросами.

— В городах какие-то фанатики главные рождественские ели жгут!

— Всё-таки ты неудачник Пит, — тихонько себе под нос пробормотал Виггинс, вчерашний лейтенант 56 полицейского участка Вашингтона. — Все нормальные люди сидят дома и отмечают Рождество, а ты как дурак патрулируешь улицы. И всё из-за этих чертовых комми. Впрочем, может это и к лучшему. Хотя бы не буду слушать упреки Мэгги.

С некоторых пор у Виггинса появился пунктик на коммунистов. Всё началось еще в 54-м году, когда Пит еще был лейтенантом и его люди обеспечивали охрану Советского посольства.

Тогда стихийно возникший митинг возле посольства привёл к тому, что в окна здания полетели камни. Парни Виггинса даже и не подумали вмешиваться. Все знали, что начальство не будет отчитывать их за пассивность. Но случилось непредвиденное. Как назло, во время нападения в посольстве проходила встреча русского и французского послов и последнему прилетело в лицо немного битого стекла. И если протест русских можно было проигнорировать, то вот с французами так поступить не получилось. Особенно на фоне той политики, которую ведет президент Де Голль.

Как итог — служебное взыскание для всех причастных.

Дальше больше. Под конец всё того же года Виггинс снова не справился со своей работой когда по всей стране прокатились протесты ветеранов корейской и второй мировой войны. Памятуя о взыскании, лейтенант отдал приказ не церемониться с протестующими, и вновь совершил фатальную ошибку.

Фотографии его парней, молотивших дубинками сразу двух кавалеров медали Конгресса, а они приперлись на митинг при полном параде, стоили Питу понижения до сержанта.

Добило карьеру полицейского в третьем поколении убийство Вернера Фон Брауна и немецкие погромы по всей стране.

Виггинс снова «отличился». В этот раз он не смог обеспечить охрану одного из локальных банков Вашингтона, принадлежавших потомкам немецких эмигрантов. Банк разнесли подчистую и увели из его хранилища полтора миллиона долларов.

В итоге Пит скатился туда, откуда начинал — в простого патрульного. И это в сорок пять лет! Какой позор!

Пострадала и личная жизнь Виггинса. Понижение в должности влекло за собой понижение зарплаты, и как следствие — невозможность выплачивать ссуду за дом. Дом пришлось отдать банку, а жена с энтузиазмом принялась каждый день ему напоминать по чьей вине они оказались в тесной съемной квартире.

Поэтому он не сильно горевал от того, что дежурство выпало на Рождество. К тому же по статистике в Рождество количество правонарушений минимально, ведь улицы практически пусты. Это не четвертое июля, когда не хватает людей, чтобы вовремя отреагировать на все угрозы.

Но всё равно в душе было грустно в такой день находиться не дома с семьей, а наматывать круги в полицейской машине по пустому городу. Причем, в одиночестве. Напарника ему в праздник не нашлось. Хорошо хоть не назначили пешим патрульным.

Район патрулирования Виггинса был относительно простым: площадь Колумба и прилегающие к ней городские кварталы. Вокзал, который расположен на площади — уже не его зона ответственности, там работали местные полицейские.

В очередной раз медленно проезжая мимо площади, Виггинс заметил что-то странное. Сразу несколько человек, все как на подбор одетые во все черное и бесформенное крутились возле большой рождественской ели, установленной на площади. Виггинс помнил как пришлось перекрывать движение на несколько часов, чтобы только привезти и установить эту красавицу, которая сейчас сверкала мириадами огоньков гирлянд и была щедро украшена игрушками. Одну из них на ель повесил сам Пит. Маленькую корзинку с письмом дочери Виггинса к Санте. В нём малышка просила «чтобы у папы всё наладилось и его прекратила ругать мама». Пит случайно прочитал это когда вешал игрушку на ёлку.

— Что они там делают? — остановившись, патрульный вышел из машины и направился в сторону ели.

— Эй вы! Какие-то проблемы⁈ — громко спросил он.

Спросил и тут же побежал. Сперва к рождественскому дереву в тщетной попытке предотвратить страшное, а затем и за преступниками.

Все дело в том, что один из этих мутных типов достал из-под своей одежды самый настоящий факел, поджег его и бросил прямо в ель. Та сразу загорелась, как будто её бензином облили.

Свисток Виггинса отчаянно заверещал, вызывая подмогу. Правда, бежать за преступниками и одновременно дуть в свисток оказалось для него сложным делом. Все-таки сорок пять лет, одышка и лишний вес. Стрелять бывший лейтенант не решился. Руки были ватные и грудь ходила ходуном. Еще попадет в голову и всё, летальный исход обеспечен, или того хуже, промахнется и пуля уйдет в чье-нибудь окно. Тогда точно уволят.

Поэтому преступников он упустил, а заодно и шанс на реабилитацию перед начальством.

Очередной провал.

Правда, позже выяснилось, в ту ночь он оказался не единственным таким «счастливчиком». Очень многие коллеги Пита тоже опростоволосились, что его немного смиряло с жестокой действительностью.

Глава 4

Прекрасно выспавшись, сирены пожарных и полицейских машин за окном скорее воспринимались как колыбельная, я, довольный собой, спустился на кухню, заглянул в холодильник и задумался над выбором — омлет или яичница? Марта отпросилась на праздники, а рождественский завтрак накрылся из-за вчерашних событий. Мэру явно будет не до утренних гостей, он всю ночь координировал работу спецслужб, но главную ель города отстоял.

Потому что ей ничего не угрожало.

Джейк, конечно, рвался в Миддлтаун. Хотел здесь вместе с елкой и церковь спалить. Ту, в которой все детство на коленях простоял, вымаливая у Бога прощение за надуманные грехи. Но я ему запретил. Это был бы явный след, если в одном списке с крупными городами окажется крохотный Миддлтаун.

— Все-таки омлет, — определился я с выбором.

Достал яйцо с молоком, ветчину для пущей калорийности, и, насвистывая мотив песни «В лесу родилась елочка», принялся за готовку.

В процессе вспомнил, что надо бы включить радио. Газеты выйдут только в понедельник, а до тех пор новости придется узнавать по радио и из телепередач.

— В Рождество произошло шокирующее событие! — взволнованным голосом вещал диктор местной радиостанции. — Одновременно в семи городах нашей страны: Вашингтоне, Нью-Йорке, Бостоне, Филадельфии, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Сакраменто были совершены нападения на один из главных символов Рождества — на рождественские ели. Больше пяти десятков этих деревьев, которые всегда становятся центрами притяжения для тысяч и тысяч американских семей, были варварски сожжены! То, с какой точностью эти атаки были синхронизированы, а ели загорелись одновременно, говорит о том, что это была спланированная акция. Но кто ее устроил? Кто эти нелюди, посягнувшие на самый святой праздник в году⁈ В департаменте полиции Нью-Йорка заявили, что злоумышленников уже ищут и они обязательно понесут заслуженное наказание. Мы будем следить за новостями. Оставайтесь с нами!

— Без проблем, — пообещал я диктору, уплетая омлет и запивая его кофе из кофеварки.

Все равно сегодня ничего не работает и придется целый день сидеть дома. Можно было, конечно, сходить по Миддлтауну прогуляться, например, к той самой ели возле ратуши, которую всю ночь охраняли доблестные стражи правопорядка и караулила пожарная служба. Но банально было влом. Устал чего-то от насыщенной жизни, что веду уже второй год. Передохнуть хоть денек не мешало. Утвердившись в этой мысли, я взял в домашней библиотеке, которую пришлось полностью восстанавливать после разграбивших дом страховщиков, детектив Чейза и залег с ним в кровать. Вот так с книжкой я и пролежал пару часов, пока вновь не захотел есть.

— Срочная новость! — заголосил тот же самый диктор, когда я спустился пообедать. — Неизвестные вломились в Рокфеллер-центр и принялись там все крушить. Полиция приехала на место происшествия только через полчаса! Наш корреспондент отправился в департамент полиции Нью-Йорка за разъяснениями.

Рокфеллер-центр? Интересно, кому не угодил? Это точно не мои эльфы. После акции с елями, я велел Джейку залечь на дно. Вот черт, там же офис Меррил Линч, а я с ними веду дела. Ладно, ребята они не бедные, новый офис арендовать для них не будет проблемой.

Выкинув их их трудности из головы и сделав радио погромче, я продолжил заниматься приготовлением еды. Было интересно что там в Нью-Йорке происходит, и я боялся пропустить подробности. И только после того, как я закончил обедать, сообщили, что полиции Нью-Йорка все же удалось взять ситуацию под контроль.

Немного недовольный профессиональными действиями стражей порядка, я вышел из дома подышать свежим воздухом.

— Ух ты! — удивился я обилию снега, что выпал за всего лишь утро. Обреченно вздохнул и пошел за лопатой. Рождество-Рождеством, а порядок перед домом должен быть всегда.

— Фрэнк, может и у меня дорожку расчистишь? — прокричала мне со своего крыльца миссис Пэйдж. — А то дворник только в понедельник появится.

— Конечно, Пэгги, — помахал я ей рукой. Добрососедские отношения тоже было важно поддерживать.

Орудуя лопатой, начал было насвистывать привязавшийся в последние дни мотивчик про елочку, но тут же заткнулся. С подозрением покосился на дом миссис Пэйдж. На крыльце уже никого не было.

«Вот так и прокалываются шпионы» — мысленно выговорил я себе.

— Привет, Фрэнк, — женский голос заставил меня вздрогнуть. Я развернулся, всмотрелся в лица девушек, пытаясь понять слышали ли они мой свист.

— Привет, красавицы, — не обнаружив для себя ничего опасного, я изобразил радость от встречи.

— Ты уже слышал про Нью-Йорк? — спросила Катрин.

— Слышал, — я остановил работу и навалился на лопату, понимая, что разговор будет долгим.

— Кто-то разнес Рокфеллер-центр, — несмотря на мое признание, поспешила продолжить Сара, оправдав мои приготовления.

Обе девушки вышли на прогулку в длинных шубах, а их ноги, обутые в ботинки, утопали по щиколотку в снегу.

— А чего вы пешком? — перебил я Сару. Слушать по второму разу о событиях в Нью-Йорке не хотелось.

— А что нам на лыжах надо было идти? — рассмеялась та в ответ.

— Так было бы удобнее, — пожал я плечами, рассматривая не очищенную дорогу и следы на ней от двух пар ног.

— Фрэнк, может прокатишь нас на своем мотоцикле на лыжах? — неожиданно попросила Катрин.

— Нет, лучше на той тачке с прозрачным капотом, — Сара поспешила внести и свое предложение.

— Видите, я занят? — для наглядности я постучал лопатой по снегу.

— Ну, Фрэнк, будь душкой. Не вредничай, — насели они на меня.

— На такой дороге автомобиль себя не покажет. Поэтому из развлечений сегодня только езда на снегоходе, — ожидаемо сдался я.

Отставил лопату и пошел в гараж.

— Втроем поместимся? — спросил я их. Нет, обе девушки были стройные, сомнения вызывали их объемные шубы.

Утрамбовались, и я повез их к Билли. Не одному же мне страдать. А у него второй снегоход есть. Так хоть гонки можно устроить.

В итоге нас опять собралась толпа. Билли со Сьюзен, откуда-то появились Майкл Дэвис с сестрой Джессикой и кузиной Донной, ну я с Катрин и Сарой.

В общем, вернулся я домой уже под вечер и сразу нарвался на упреки миссис Пэйдж. Пришлось до самой темноты махать лопатой, восстанавливать свою просевшую репутацию.

В дом я зашел уставшим до боли в мышцах, по сложившейся уже привычке включил радио и завис.

— Срочная новость! Протестующие штурмуют мэрию Нью-Йорка!

— Вот это поворот! — не сдержал я эмоции.

В небольшой квартире Верхнего Ист-Сайда каждое утро, даже рождественское, начиналось с чашечки кофе и разговора за ним

— Это всё происки коммунистов и евреев, пани Войцеховская. Только эти дети антихриста способны покуситься на святой день! — убежденно заявил пожилой мужчина с фанатичным блеском в глазах.

— Святой отец, вы в этом уверены? — недоверчиво переспросила женщина у Збигнева Каминьского, служившего уже четвертый год в католическом приходе святого Игнатия Лойолы в Верхнем Ист-Сайде.

— Конечно, пани Войцеховская, я на эту публику насмотрелся еще у нас дома в Польше.

— Разве в Варшаве, когда вы там служили были коммунисты? — удивилась похожая на пышку экономка.

— Нет, красных тогда, слава Всевышнему, в Варшаве не было. Но вот на евреев я в своё время насмотрелся, — его глаза полыхнули очистительным огнем.

Пан Каминьский родился во Львове, в те времена называвшимся Лембергом. Еще в отрочестве он понял, что его призвание — служить католической церкви. Обучение в иезуитском колледже отточило его природное красноречие и довольно быстро пан Камильский, будучи молодым ксендзом, стал горячим сторонником Пилсудского и превосходным оратором чьи речи были способны завести толпу. Его талант заметили и дали собственный приход в столице Герцогства Варшавского.

Когда в тридцать девятом году немцы в очередной раз покончили с польской государственностью, пан Каминьский благоразумно решил, что всякая власть от Бога и продолжил служить в своём приходе. Тем более, никакой сделки с совестью он не совершал. При всей нелюбви к немцам, он разделял их политику по отношению к евреям, русским и коммунистам. И даже открыто поддерживал ее.

По этой причине этот отличный образец христианских ценностей не стал дожидаться, когда ненавистные им красные снова возьмут Варшаву и спросят за смерти евреев, русских и коммунистов, а благополучно бежал на Запад. Сначала во Францию, откуда чудом сумел уехать в Аргентину, где вскоре громко заявил о себе. Его способности были по достоинству оценены в Ватикане и четыре года назад он получил назначение в Нью-Йорк.

— Знаете, пани Войцеховская, хуже всего это то, что власти совершенно ничего не сделали, чтобы оградить нас от подобного святотатства! — продолжил святой отец свою обличительную речь, как это у него бывало, войдя во вкус. — Не иначе мэр Вагнер в сговоре с этим сбродом. И зачем нужны эти выборы если на них побеждают люди наподобие Вагнера? — усомнился он в целесообразности американской демократии.

Покончив с завтраком, пан Каминьский, как обычно, отправился на место службы. И четверть мили обдумывал проповедь, которую по своему обыкновению собирался прочитать после мессы.

В это воскресное утро народу в церкви святого Игнатия собралось небывалое количество. Очень многие его прихожане, даже те, кто были объективно плохими католиками пришли послушать красноречивого падре, который несмотря на то, что английский был для него не родной язык, умел забраться в душу к каждому и дотронуться до самых сокровенных струн.

Ему это удалось и сегодня. Он даже смог, как говорят в миру, перевыполнить план. Заведенный своими же речами, он увлекся и в какой-то момент окрестил всех банкиров, брокеров, ростовщиков и прочих обитателей делового центра Нью-Йорка приспешниками Сатаны. Сравнил их с теми торговцами, которых Иисус когда-то выгнал из Иерусалимского Храма, тем самым провел параллель между ними и евреями.

Нет, святой отец открыто не призывал прихожан громить заведения, принадлежащие евреям или захватывать административные здания, но зерна упали на плодородную почву.

Особенно проповедь вдохновила на свершения двух братьев Романо. Они как раз были из плохих католиков, которые в церковь ходят по очень большим праздникам. Зато Романо были известны полиции Нью-Йорка как опасные дебоширы и это несмотря на то, что их отец являлся достаточно состоятельным человеком. Сеньор Романо-старший владел обувной фабрикой и несколькими пиццериями в Бруклине и в отличие от своих коллег не имел отношения к мафии, максимум платил за крышу.

Перед Рождеством братья Романо как раз прогорели на бирже, спустив чуть ли не четверть отцовского состояния и злость на брокерскую компанию Меррил Линч удачно легла на проповедь падре Каминьского, а осуществить задуманное помогло наличие у братьев почти трех десятков приятелей разной степени отмороженности.

Через несколько часов вся эта вооруженная подручными средствами орава, попутно обрастая сочувствующими, выплеснулась из метро возле Рокфеллер-центра, хозяин которого и сам был евреем.

Полиция Нью-Йорка проявила подозрительную пассивность и почти восемь десятков молодых вандалов попробовали прорваться в один из самых известных небоскребов Большого яблока.

Впрочем, дубинки и револьверы у охраны были настоящие, так что дальше первого этажа возмущенную католическую молодёжь они не пустили. Зато весь первый этаж был полностью разгромлен.

Спустя полчаса наконец прибыла полиция и действовала максимально жестко. Среди католической молодежи оказались убитые. И это стало катализатором для новой волны беспорядков.

Сарафанное радио сработало, новость распространилась по городу и тем же вечером уже не десятки, а несколько тысяч рассерженных католиков решили повторить штурм Рокфеллер-центра и попутно лично поговорить с мэром в его кабинете. И им было глубоко плевать, что воскресенье — нерабочий день.

Почтальона я встретил на крыльце, буквально вырвал у него из рук пачку газет и нетерпеливо просмотрел передовицы: «Похищение Рождества для целой страны», «Массовые беспорядки в Нью-Йорке», «Времена Аль-Капоне вернулись?». Последний заголовок меня привлек более всего.

Вернувшись на теплую кухню, я в предвкушении начал читать.

Ну и дела. Задумывал мелкую пакость, а получил настоящую бомбу — Нью-Йорк опять полыхает, а у властей, как местных, так и федеральных неприятности. Люблю такие дни.

— Так, чего там «Daily News» пишет, — перешел я к следующей газете. — Ого, сенатор Кеннеди отличился! — порадовался я за него.

Писали, что собравшуюся возле мэрии толпу католиков удалось утихомирить лишь после того, как там появились сенатор Кеннеди и архиепископ Нью-Йорка кардинал Фрэнсис Джозеф Спеллман. Эти двое смогли подобрать нужные слова и достучаться до здравого смысла своих единоверцев. В статье также упаминался большой отряд национальной гвардии с пулеметами, который и послужил последним аргументом.

Закон и порядок победил. Нью-Йорк спасен. До следующего раза. У-ха-ха.

Воодушевленный, я развернул последнюю газету, это оказалась «The New York Times» и обомлел от заголовка. Он гласил: «Ультиматум похитителей Рождества». Уже предчувствуя неладное, я начал читать.

— Джейк, ты все-таки это сделал, — грустно усмехнулся я.

Ведь мы обговаривали с ним этот момент. Я настаивал на том, чтобы не проводить параллель между теми, кто взорвал шахту в Калифорнии и похитителями Рождества. Но Джейк решил громко заявить о себе и тем самым облегчил свою поимку.

Похоже я лишусь своих эльфов раньше, чем рассчитывал.

Глава 5

— По радио передавали, что снег будет идти до самого Нового года, — сообщила мне за завтраком экономка, наливая уже вторую кружку кофе. — Я и не помню, когда у нас в графстве были подобные снегопады. Может быть если только в двадцать девятом. Да и то вряд ли.

Как демократ, где-то глубоко в душе, я завтракал не в столовой, а на кухне, где в это время хлопотала по хозяйству Марта, поэтому наш утренний разговор был обычным явлением. Мы обсуждали касаемые дома дела и я узнавал последние городские сплетни.

— Да, снега в этом году много, — согласился я. — Дороги что в Нью-Йорк, что в Баффало такие, что и думать нечего куда-то ехать.

— Вот и не едь, — подхватила пани Марта. — Проведи Новый Год дома. А то постоянно в разъездах, то на Западное побережье летаешь, то в Европу. Тебе бы уже остепениться, Фрэнк. Семью завести, — неожиданно сменила она тему.

— Я пока не готов связать себя узами брака. И ты права, я слишком часто бываю в разъездах, так что вряд ли буду хорошим мужем.

— Разъезды — это не препятствие для женитьбы, — гнула свою линию экономка. — Мужчины работают, женщины ждут их дома, воспитывают детей, так было всегда.

Интересно, если я ей скажу, что такое распределение ролей совсем скоро исчезнет, а место семейных ценностей займет кровожадный феминизм и прочие извращения, она поверит? Хотя нет, не скажу, не буду шокировать пожилую женщину.

— Ты упираешься потому что все еще не встретили достойную девушку, — продолжала Марта. — Жаль, ты пятидесятник, а не добрый католик. У нас в церкви столько достойных девушек и ты бы без проблем нашел себе спутницу жизни.

— Давай обсудим этот вопрос как-нибудь потом, — поспешил я закруглить этот странный разговор до того, как моя экономка начнёт мне сватать собственных племянниц. Допив одним глотком кофе, я объяснился. — Не обижайся, но я очень спешу, а погода такая, что я буду час откапывать гараж и дорогу от него.

Дело в том, что Марта успела меня с утра порадовать новостью о том, что дворник, который обслуживает нашу улицу накануне повредил лодыжку и теперь отлеживался дома.

— Мой муж Иржи, у него сменился график, стал два через два, мог бы в свои выходные подрабатывать у тебя дворником и подсобным рабочим.

— Отлично! — обрадовался я. — Он принят. Передай ему, чтобы начинал.

Дворник мне, действительно, был нужен, как и подсобный рабочий, а также личный помощник, но на поиски последнего никак не получалось выделить время.

— Он будет свободен только завтра, — остудила мой пыл экономка и мне пришлось уныло тащиться в гараж за лопатой и молиться, чтобы миссис Пейдж была в ближайший час чем-то сильно занята в доме, чтобы даже к окну у нее не было времени подойти.

Но оценив фронт работ, я решил, что затраты времени и труда превысят разумные пределы, ибо сугробы стояли по пояс, а это уже не час, минимум полтора, а то и больше придется махать лопатой. А Пегги полтора часа в доме не удержит даже запор.

Поэтому у меня родился новый план — ехать на своем снегоходе.

Так я и сделал. Надел демократичные джинсы, теплую куртку и ботинки на высокой подошве, оседлал Arctic Cat и погнал на нем по заснеженным улицам Миддлтауна.

Ехал и думал о коммунальных службах города. Снегопад зимой, как обычно, застал их врасплох и дороги оказались не чищенные. Хотя дело может быть в том, что нет возможности чистить снег. Всякие грейдеры, бульдозеры и прочая техника денег стоит, а бюджет у города очень скромный. Подарить что ли парочку единиц техники малой родине?

Хотя нет, что значит подарить? Лучше изготовить несколько комплектов навесного оборудования, тех же отвалов, которые можно устанавливать на пикапы коммунальщиков или на пожарные машины. Это поможет и улицы чистить, и техника в другие сезоны простаивать не будет. К тому же такое оборудование может стать неплохим бизнесом.

Едва я припарковал снегоход возле завода «Моторы Уилсона», как тут же увидел Билли. Мой приятель и компаньон при виде меня выбежал на пандус.

— Фрэнк, у меня на линии Чарльз Ксавьер. Он очень хочет с тобой поговорить.

— Да, иду, — прибавил я шаг, сгорая от любопытства. Интересно, что понадобилось от меня моему деловому партнеру из Канады в самое тихое для бизнеса время, между Рождеством и Новым годом?

— Фрэнк Уилсон у телефона, — сказал я в трубку, добравшись до кабинета Билли.

— Фрэнк, доброе утро, — раздался чуть надтреснутый голос Ксавьера, — Извини, что звоню в праздники, но дело срочное. Дело в контракте с королевской конной полицией. Тот, что на поставку пяти сотен снегоходов, — напомнил он на случай если я забыл

— А что с ним? Какие-то проблемы?

Мы только-только приступили к исполнению этого контракта и поставили еще далеко не все машины.

— Нет, что ты! Скорее наоборот. Вчера я с сыновьями был на благотворительном ужине, устроенном в Торонто нашим премьером Сен Лораном. И на нём премьер познакомил меня с одним из членов кабинета, мистером Джеком Пикерсгриллом. Он министр по делам гражданства и иммиграции. Один из департаментов министерства занимается вопросами индейцев, а еще один развитием северных территорий, и мистер Пирексгрилл выразил заинтересованность в наших снегоходах. Они готовы сделать очень большой заказ, куда больший чем тот, что сделала королевская конная полиция.

— Да, действительно отличная новость, — согласился я.

— Есть только одна проблема. Пикерсгрилл хочет с тобой личной встречи. И нам не стоит ее откладывать. У Бомбардье тоже что-то получается со снегоходами, даже в обход наших патентов. Они вполне могут за это время опередить нас с контрактом.

— До середины января я готов приехать в Канаду в любое время. Потом я улетаю в Италию и вернусь не раньше февраля.

— Завтра господин министр будет на матче женских хоккейных команд в Торонто. Уверен, что мы сможем поговорить с ним там.

— Отлично, меня это устроит.

Закончив разговор с Ксавьером, я, наконец, смог заняться тем, зачем приехал сегодня на завод. Двойной успех в Дайтоне дал результат. Нестандартной для местных машиной заинтересовались как потенциальные покупатели, так и автодилеры. Концепция волка в овечьей шкуре, небольшого, но при этом стильного и заряженного автомобиля, который несмотря на скромные габариты может сделать намного более, чем внушительные тачки, очень всем понравилась и портфель заказов от дилеров стал расти. На следующий год он составил уже больше пяти тысяч автомобилей. Да, это скромные показатели и для Европейского, и тем более американского рынка. Но для нас, новичков, это несомненно успех. Тем более, большего мы до окончания строительства завода в Баффало и не могли себе позволить. Эти пять тысяч Джульетт будут завезены из Италии, а вот когда мой завод здесь откроется, тогда и будем говорить о совсем других цифрах.

И само собой только седаном на американском рынке ограничиваться нельзя. Итальянцы готовили купе, ну а американское подразделение, то есть мы, вовсю занимались кабриолетом. Именно для того чтобы посмотреть в какой стадии находится разработка складной крыши я и приехал на завод.

Шелби решил, что ткань или кожа нам не подходят и крыша будет пластиковая, это повысит эксплуатационные свойства автомобиля и еще больше выделит его из ряда других машин с откидным верхом. Кроме устройства кузова машина будет отличаться от седана еще и салоном. Из-за того, что это кабриолет, мы поменяем кресла и обшивку.

В общем, все предложения Шелби я утвердил, а также поторопил его с выпуском первого кабриолета в люксовом варианте с кожаными сиденьями, вставками из драгоценных пород дерева и приборной панелью, выполненной с использованием цейсовского стекла.

Я готовил подарок для Одри Хепберн. Пусть наслаждается быстрой и комфортной ездой, а заодно рекламирует мои машины.

Из-за все не прекращающего снегопада, который завалил Миддлтаун и его окрестности, пришлось отказаться от поездки в Канаду на автомобиле и выбрать самолет, а до Нью-Йорка добираться на поезде.

Это был самый короткий перелет из тех, что я здесь совершал. DC-4 канадской авиакомпании Air Canada пробыл в воздухе чуть больше часа.

В аэропорту Торонто меня встретил лично мистер Ксавьер, и мы с ним сразу направились в Ледовый дворец, где должна была проходить игра и где у нас была назначена встреча с министром.

Матч проходил между командами Квебека и Торонто. Последней оказалась команда Ребекки Ружо, дочери Шарля, с которым мы потихоньку раскручивали тему хоккейной экипировки. Да, это очень маленький бизнес, особенно учитывая то, какие деньги мне принес «Гран-При» и то сколько я заработаю на машинах, но и он важен. Тем более что очень много примеров как из чего-то нишевого, как, например, хоккейная экипировка, вырастает большая транснациональная компания. С щитков, клюшек и хоккейных масок вполне может начаться история крупного бренда, занимающегося спортивным инвентарем. Это всего лишь вопрос времени и денег, а то и другое у меня есть.

Девушки, одетые в форму в цветах Торонто Мэйпл Ливз, оказались смелее, агрессивнее и быстрее. Всё дело было в экипировке. Всю команду своей дочери снабжал мистер Ружо и эта экипировка давала большое преимущество. Уже в первом периоде всё стало ясно. И из-за того, что игра проходила без интриги министр решил переговорить со мной прямо по ходу матча, а не в перерыве.

— Мистер Уилсон, нас устраивают ваши снегоходы, особенно учитывая их надёжность и стоимость. Но для того чтобы заключить с вами контракт этого недостаточно.

— И что, господин министр, требуется от нашей компании? — улыбаясь, спросил я, решив, что речь пойдет о взятке. Ну а что? Мы в вип-ложе Ледового дворца были втроём.

Но нет, канадец имел в виду нечто совсем иное.

— Как бы ни были хороши ваши снегоходы, их необходимо обслуживать и ремонтировать. Департаменты моего министерства раскиданы по всей стране, от залива Святого Лаврентия до Тихого Океана, с востока на запад и от американской границы до Северо-Западного прохода. А центр технического обслуживания у вас всего один в Торонто и как мне сказал мистер Ксавьер вы только-только планируете открыть еще один в Ванкувере. Сами понимаете, это не устраивает мое министерство. Тем более, у меня на столе есть предложение от ваших прямых конкурентов.

— Вы говорите о Бомбардье? — прямо спросил я.

— Да, именно так. Их машина, которую они настойчиво предлагают всем, хуже вашей. Хуже и дороже. Но они сразу готовы развернуть целую сеть станций технического обслуживания. Это довод, который трудно перебить одной надежностью и ценой.

— Господин Пикерсгрилл, о каком количестве снегоходов может идти речь? Заказ сопоставим с тем, который сделала Королевская конная полиция?

— Больше, намного больше. Им вы должны поставить 500 снегоходов, а моё ведомство оценивает свои нужды в десять тысяч снегоходов.

Ого, а вот это уже совсем другое дело! Ради пяти сотен разворачивать сеть СТО не имело смыло. Десять тысяч тоже маловато, но уже кое-что. Но всё равно траты предстоят большие.

— Господин министр, спасибо за откровенность, для меня она показатель того, что вы действительно хотите, чтобы ваше министерство получило лучшее из всего возможного, то есть наши снегоходы, а не конкурентов. Поэтому я тоже буду с вами откровенен. Сеть станций технического обслуживания, часть из которых, наверняка, будет в малонаселенных районах, потребует для своей организации больших денег, которых у нашей компании просто нет. Но мы готовы взять кредит в канадском банке. Разумеется, на выгодных условиях. Вы сможете нам с этим помочь?

— Хотите, чтобы я пролоббировал решение банка о выдаче вам кредита на выгодных условиях? — удивился моей непосредственности министр.

Ну а чего ходить кругами? У нас с министром совпадают интересы, так почему бы нам не оказать друг другу услугу? Мне льготный кредит, ему денежная благодарность, плюс он получит снегоходы, какие хочет, а я заказ — все довольны.

Видимо, прокрутив в голове эти же мысли, Пикерсгрилл дал добро.

— Мне будет нужен проект с расчетами, какой объём финансирования вам понадобится и в какие сроки эта сеть будет создана. Кроме того, мне требуется понимание того сколько вы готовы потратить на дополнительные расходы. Какой срок вам нужен для подготовки документов?

— Договор о намерениях мы можем подписать уже сейчас, это будет хорошей гарантией того что сделка состоится. А обоснование расходов мы сможем подготовить за полгода. Требуется же оценить фронт работ, выбрать участки для строительства, оценить состояние рынка труда в Канаде для набора персонала, учесть еще целую кучу накладных расходов.

— Хорошо, меня эти сроки устраивают.

После матча, распрощавшись с министром и Ксавьером, я переговорил с Шарлем Ружо, который тоже был сегодня в Ледовом дворце и выписал ему чек на пятьдесят тысяч долларов. Деньги ему были нужны на аренду нового помещения, найм работников, а также на закупку оборудования и материалов. Пришла пора расширяться.

Ребекку так и не дождался, поэтому передал ей через отца скромный подарок, дорогой эта гордячка могла бы не принять, и уехал в аэропорт.

Прилетел в Нью-Йорк я ранним вечером, то есть еще успевал заскочить в офис и кого-нибудь там застать. А еще мне нужны были наши соседи — рекламное агентство. Хотел спросить у ребят о художниках, рисующих в стиле Pin-Up. Сейчас в этом стиле рисовали как раз для рекламы товаров. Это уже намного позже Pin-Up стал полноправным течением в искусстве. Не, я и сам мог нарисовать портрет Мэрилин. Но мне хотелось заполучить работу, в будущем ставшего известным художника, чтобы демонстрировать ее в своем музее, открытие которого все откладывалось. Поэтому в моих планах было заполучить два зеркальных портрета Мэрилин — один ей в подарок, а второй оставить себе. Женщина воспримет такой жест как романтичный, и я сам не прогадаю. Двойной профит. Дарить же своим знаменитым любовницам банальные бриллианты — это так скучно, и никакой выгоды для дарителя.

Парни из рекламного агентства меня не подвели. Обещали связаться с художниками и пригласить их ко мне на встречу, чтобы я смог выбрать из них лучшего.

Закончив с этим делом, я все же решил заглянуть к себе.

— Фрэнк, тебе нужно поменять брокерскую контору! — огорошил меня Пэрри, едва я переступил порог его кабинета. — Меррилл Линч подаёт в суд на Департамент полиции Нью-Йорка за то, что он не смог обеспечить безопасность фирмы во время недавних событий.

— Странно, именно Меррилл Линч? Не сам Рокфеллер-центр?

— Нет, Мэррилл Линч. Информация точная.

— И почему же я должен менять брокерскую контору? Судебный процесс между Мэррилл Линч и полицией — это их личное дело.

— Тут дело вот в чем, — юрист понизил голос, хотя вряд ли нас кто-то мог подслушивать, — комиссар Кеннеди был в ярости, когда узнал, что на полицию собираются подать в суд и его люди уже готовят материалы для иска.

— Это его право. Хотя полиция и правда сработала не очень профессионально. Так что я по прежнему не понимаю.

— Это потому что ты не даёшь договорить! — в раздражении бросил Перри. — Комиссар Кеннеди частенько играет в гольф с министром юстиции, а тот в свою очередь в очень хороших отношениях с руководством комиссии по ценным бумагам. Так что еще до того, как иск от Мэррилл Линч попадет в суд, эту контору ждет целая череда проверок комиссии. Дальше продолжать?

— Вот оно что, — задумчиво пробормотал я.

Рождественские беспорядки принесли и мне неудобства. Но меня хотя бы не полоскали во всех газетах как тех же католиков. Даже вспомнилась уже казалось бы забытая история о канадских сиротах, где злодеями как раз выступали представители католической церкви. Пресса вновь начала ее раскручивать и с уже большим азартом, ведь в ней появилось новое действующее лицо, которое было намного ближе, не в Канаде, а в Верхнем Ист-Сайде — падре Збигнев Каминьский.

Журналисты проследили весь его жизненный путь и уже выяснили, что он был пособником фашистов и сдавал им пытающихся спрятаться и убежать из Варшавы евреев. Теперь евреи Нью-Йорка ежедневно обступали католический приход святого Игнатия Лойолы и стояли там до самого вечера — выражали так свой молчаливый протест. В общем, весело тут у нас.

Ладно, это все лирика, мне-то что теперь делать? Оставаться клиентом фирмы, которую будут мордовать постоянными проверками — сомнительное удовольствие. К тому же это сейчас мои дела на фондовом рынке кристально честны и прозрачны, не подкопаешься. Но тяжбы подобные этой могут тянуться годами, юристы и у истца и ответчика лучшие в стране и значит всё это время Мэррилл Линч будет под пристальным вниманием комиссии, что для меня неприемлемо.

Значит будем менять брокерскую контору.

Этим делом я занялся сразу же после Нового Года. Привело оно меня в Bank of America, к одному из совладельцев трассы в Дайтоне. В общем, здесь меня знали, знали состояние моих дел и желали, чтобы я стал их клиентом.

— Значит, Фрэнк, ты наконец решил, что пора доверить нам управление твоим инвестиционным портфелем? — довольно щурясь, скорее констатировал, чем спросил вице-президента Bank of America, мистер Симпсон.

Мы сидели в его кабинете, уставленном жутко дорогой и тяжелой мебелью, в приватной зоне в удобных креслах друг напротив друга. Он вертел в руках сигару. Я курил свои Лаки Страйк. На столике, чуть в стороне, стояли две чашки кофе.

— Вы приглашали, и я пришел, — ответно улыбнулся ему я.

— Ну да, я слышал у Мэррилл Линч неприятности, — показал он, что для него эта информация не являлась секретом. — Хорошо, Фрэнк, я рад, что ты теперь с нами. Я распоряжусь, чтобы юристы начали готовить бумаги. Тебя будет Мэтьюз представлять?

— Да, верно.

— И можешь не переживать, мы выделим тебе одного из наших лучших брокеров. Парень, который за два года из ничего сделал почти сто миллионов долларов заслуживает самого лучшего.

— Вообще-то у меня уже есть брокер, — не хотел я расставаться с Феликсом, я его только выдрессировал и опять что ли все по новой начинать? Нет у меня на это времени. — Феликс Вуд из Мэррилл Линч. Можно как-то устроить, чтобы он теперь работал у вас?

Не ожидав такой странной просьбы, Симпсон сделал вид, что ужасно захотел кофе, и пока делал глоток, обдумывал ее.

— Без проблем, Фрэнк, — наконец, обрадовал он меня.

Снегопад, радующий наше графство вот уже как неделю, увеличил продажи снегоходов. Люди видели как мы с Билли гоняем на наших «арктических котах» по заснеженному городу и возжелали заполучить себе такие же быстроходные и, главное, вездеходные игрушки. И сейчас на улицах Миддлтауна увидеть Arctic Cat стало обыденным делом.

Билли даже родил идею, чтобы и дальше спрос на снегоходы продолжал расти, зима-то еще была в самом разгаре. Он предложил провести гонки на Arctic Cat. Я его идею поддержал и даже выделил главный приз победителю — два билета на зимнюю Олимпиаду с оплатой дороги и номера для двоих в отеле.

О соревнованиях тут же было объявлено в моем пивбаре — месте сосредоточения всех продвинутых людей графства. Ажиотаж получился небывалым. К нам повалили со всего Апстейта и даже из Нью-Йорка участники приехали, купив снегоходы уже на месте и тут же впервые их опробовав.

На саму гонку прибыла и пресса. По Миддлтауну слонялось безумное количество репортеров, которые брали у жителей интервью. «Как вам живется в одном городе с Фрэнком Уилсоном?», «Каким был Фрэнк в детстве», «Что вы знаете о его скандальной размолвке с бывшей невестой?», «Видели ли вы в его доме голые статуи?».

Миссис Пэйдж, как самая ближайшая моя соседка, пользовалась особым вниманием репортерской братии. Я когда за завтраком в день гонок прочитал статью о себе в местной «Middletown Times Herald» чуть нервный тик не заработал. И талантливый я, и красивый, и скромный, самолично чищу улицы от снега, разъезжаю по городу на своем изобретении-снегоходе с большой лопатой в руках и откапываю попавших в беду пожилых леди. «Фрэнк Уилсон — городская легенда» — гласил заголовок над всей этой чушью.

— Марта, за что она меня так? — хотелось биться головой об стол. — Больше не выручай ее солью, спичками и за чем там она еще к тебе ходит. И кексами моими больше ее не угощай. Сам съем!

Марта, смеясь, поставила передо мной кусок свежего кекса с верхушкой из желе.

Стук в дверь избавил меня от выполнения угрозы.

— Фрэнк! — услышал я обеспокоенный голос экономки.

— Что там еще случилось⁈ — сорвался я с места.

На пороге стоял высокий и худощавый мужчина лет пятидесяти в расстегнутом пальто, держа в руках шляпу. У его ног стоял видавший виды саквояж. Незваный гость с каким-то недоверием осматривал холл и при этом все время хмурился.

— Мистер, вы кто и по какому вопросу? — растерянно и, видимо, уже не первый раз спросила его Марта.

Проигнорировав женщину, мужчина повернулся на звук моих шагов и встретился со мной взглядом.

— Ты чего это, засранец, с домом сделал⁈ — строго спросил он меня.

Глава 6

Мы с родным дядей Фрэнка — Брайаном Тревисом Уилсоном сидели в гостиной и прощупывали друг друга взглядами. Попутно я рассказывал ему о смерти отца, беспределу страховой компании, которая обчистила наш дом, а также о своих шагах по восстановлению семейного бизнеса — пивоварни.

— Надо же, а я и не знал, — тяжело вздохнул дядя. — Я получил телеграмму, где Циперович уведомлял меня о смерти брата и твоем вступлении в наследство. Но причины смерти в телеграмме указано не было. Как же так? Зачем Фрэнк это сделал?

— Не думаю, что это было самоубийство. Больше похоже на несчастный случай. Сел пьяным за руль — вот и результат.

— Вам плохо? Может быть вызвать врача? — вмешалась в наш диалог экономка, когда Брайан начал растирать рукой сердце. Она время от времени заглядывала в гостиную, проверяла не грозит ли опасность ее молодому хозяину.

— Все нормально, — помотал дядя головой. — Сейчас само пройдет.

— А ты где был-то? — спросил его я, после того, как он выпил принесенную Мартой в кружке воду и порозовел лицом.

— Так как всегда, — пожал Брайан плечами, — в Африке. В окрестностях Килиманджаро, в Кении и на Мадагаскаре, если тебе интересны подробности. Термитов изучал. Мои питомцы! — неожиданно воскликнул дядя и подорвался с места. — Фрэнк, за мной, помогать будешь!

— Не было печали, — проворчал я и пошел выполнять приказ новоявленного старшего родича.

Во дворе стоял фургон Ford разукрашенный кричащей рекламой U-Haul. Дядя деловито его открыл, я заглянул поверх его плеча и, не сдержавшись, выругался. Фургон под завязку был забит террариумами.

— Надеюсь, там не термиты? — озвучил я свои опасения.

— Они тоже есть, — удивленно посмотрел на меня Брайан, будто я сморозил глупость. — Я же по ним научную работу пишу.

Я сглотнул и окинул свой дом прощальным взглядом. Он хоть и каменный, но перекрытия-то внутри деревянные, и мебель в нем есть антикварная.

— Иди, сарай отворяй, — вновь велел он мне.

— Сарай занят. Там мои станки стоят.

— Какие еще станки⁈ — вспылил дядя. Я уже понял, что человек он эмоциональный, вспыхивает как спичка. Теперь хоть понятно в кого уродился Фрэнк. — Там всегда мой террариум находился. Я специально сарай для этих целей утеплял.

— Все меняется. Сейчас там мои станки.

— Ничего не знаю, освобождай сарай от своего барахла, мои питомцы скоро замерзнут!

Захотелось его послать вместе с его питомцами куда подальше. Но тут он нанес неожиданный удар — огрел меня по заднице, видимо, чтобы придать ускорения.

— Шевелись давай! Прямо как в детстве — разинул рот и стоишь, ворон считаешь.

Еле сдержал рефлексы, разжал кулак и вообще, от греха подальше убрал руку за спину. Понимал, что я для него всего лишь ребенок, сын его брата, хоть и внезапно выросший. Вот он меня как в детстве и шпыняет.

— Да дядя, сейчас посмотрю, куда можно станки сдвинуть, — сквозь зубы пообещал я. Письмо отца Фрэнка, где тот выражал уверенность, что я позабочусь о своем дяде, все не выходило из головы. Меня мучил вопрос — что будет если я откажу дяде от дома? Реакцию самого Фрэнка, как и недовольство высших сил испытывать на себе не хотелось. Были уже неприятные прецеденты. К тому же дело осложнялось тем, что дом был фамильной резиденцией Уилсонов, выселить из которой одного из членов семьи без его на то желания было проблематичным, хотя бы потому, что такого самоуправства не поймут соседи, а портить о себе репутацию в Америке пятидесятых было опасно как для бизнеса, так и для моих дальнейших планов.

— Это что еще тут такое⁈ Брайан, ты что ли вернулся⁈ — услышал я, сдвигая станки в сарае. — О Боже мой! — дальше шел женский визг. — Убирай эту мерзость от моего дома! — и опять визг.

Я выглянул на улицу и увидел, как миссис Пэйдж лупит дядю Фрэнка веником, а тот пытается закрыться руками, у него это не особо получалось, и он в конце концов прячется за фургон.

— В этот раз я терпеть не буду! Как только хоть один из твоих тараканов окажется на моей территории, я напишу всем: в полицию, мэру, губернатору штата, до господина Эйзенхауэра дойду если понадобиться!

— Пегги, да успокойся ты! Чего разошлась⁈ У меня все террариумы закрыты, никто не убежит.

— Я это слышала уже много раз! После чего натыкалась в своем доме то на пауков, то на змей, то на этих противных белых тараканов!

— Это термиты, — поправил соседку дядя.

— Да мне плевать! — запустила она в него веником, выгадала момент, он как раз расслабился и покинул укрытие. — Увижу хоть одного — выдворю всех Уилсонов из штата!

— Пегги, ты не справедлива, — Брайан вновь выглянул из-за фургона. — Ты можешь легко принять моих африканских термитов за тех, кто водиться у нас — Reticulitermes flavipes.

— Я сказала свое слово! — не слушая никаких доводов, мисс Пэйдж гордо удалилась, оставив за собой поле боя.

— Вот всегда так с ней, — удрученно пожаловался на соседку дядя. — Далекий от науки человек, — он тяжко вздохнул. — Ладно, давай помогай перетаскивать террариумы.

Только убедившись, что все питомцы устроены на новом месте, специальный свет и обогреватели включены, дядя дал добро возвращаться в дом.

— А что за станками ты весь сарай заставил? — спросил он у меня по дороге.

Вот и пришел момент сказать заготовленную в сарае речь и расставить все точки над «и».

— Дядя, я уже не тот маленький мальчик, которого ты когда-то знал, я уже давно вырос…

— Ближе к делу, — перебил он меня.

— Ты же знаешь, что я инженер?

— Ну да, помню, учился на него. Диплом что ли уже получил?

— И не только. Я теперь, дядя, известный изобретатель.

— Кто? Ты? — рассмеялся Брайан. — Фрэнк, ты уж не обижайся, но из тебя изобретатель, как из меня профессор теологии.

Мы как раз зашли в дом, и Марта услышала последние слова дяди. И очень ей стало за меня обидно, да так, что она притащила откуда-то целую кипу газет со статьями обо мне.

Брайан с полчаса сидел в гостиной, читал про мои изобретения, то и дело округлял глаза и постоянно выкрикивал:

— Да не может быть! Да он гвоздь-то вбить не в состоянии, чтобы себе пальцы не расплющить или стену не сломать! Какой из него изобретатель? Совсем рехнулись журналисты.

— Ваш племянник очень талантливый молодой человек! — уперев руки в бока, спорила с ним экономка. — Да им весь город гордится! Вы о нем просто ничего не знаете! Да и откуда вам знать? Вы же всю жизнь в экспедициях пропадаете!

— Кто это не знает⁈ Я не знаю⁈ Да этот засранец на моих глазах вырос! Аэромены? — прочитал он новое слово. — Фрэнк, что это за хрень?

— К пивзаводу съезди. Там напротив пивбара его и увидишь, — поглядывая на часы, объяснил я.

— Ты что участвовал в гонках⁈ — набрел на очередную статью Брайан.

— И даже выиграл их.

— Выиграл⁈ — судя по отвисшей челюсти, дядя все никак не мог переварить эту новость. — Да ты свою первую тачку разбил, не смог с фонарным столбом разминуться. А тут пишут, что Ле-Ман выиграл, — пораженно произнес он.

— Люди меняются.

— Господи, Фрэнк, что с тобой случилось? Тебя словно подменили. Совершенно новый человек. Куда делся тот неспособный сам о себе позаботиться разгильдяй?

— Дядя, я вырос. Смерть отца и потеря семейного бизнеса меня сильно изменили.

— А еще его невеста бросила, — внесла свою лепту Марта.

— Какая еще невеста? — еще больше удивился Брайан.

— Сара Шапиро, — пришлось отвечать.

— Шапиро⁈ — пораженно повторил он. — Это что, мои внучатые племянники чуть было не стали евреями? Куда смотрел твой отец⁈

— Дядя, мы уже расстались. Можешь выдохнуть. Твоим будущим внучатым племянникам больше ничего не угрожает. И вообще мне пора идти. У меня через час гонки начинаются.

Закончилось все тем, что несмотря на усталость с дороги, Брайан решил посетить гонки вместе со мной.

— Значит это и есть снегоход? — дядя, стоя возле нашего гаража, с интересом рассматривал Arctic Cat, на котором мне предстояло участвовать в гонках.

Изначально я не планировал принимать в них участия, вот только остальные участники, не поддержали такого моего странного самоотречения. Им хотелось не просто участвовать в гонках, но и соревноваться в них с самим победителем Ле-Мана, а еще лучше оставить его далеко позади себя. Да и жители Миддлтауна хотели получить большую зрелищность. Так что пришлось мне уступить общественному мнению.

— Можешь взять любую мою машину, — разрешил я ему. Не на снегоходе же его везти в Гошен. Именно ипподром этого городка был выбран местом проведения гонок.

— Фрэнк, это что за тачка⁈ — раздался восторженный крик спустя пару минут из гаража. Дядя увидел мой «понтиак», переделанный в шоу-кар. — Я еду на ней!

Проведением организационных вопросов по гонкам занимался Билли вместе с неким Греком Абернати, сыном постоянного клиента магазина Спарксов.

Кстати говоря, именно благодаря знакомству Билли с заядлым охотником Джонатаном Абернатти мы смогли арендовать помещения под дилерский центр нашей с Спарсксом совместной фирмы по производству снегоходов. Место, где они находились считалось козырным — в здании напротив недавно построенного торгового центра. Именно в нем еще недавно располагался автосалон Крайслера, владельцем которого как раз и был Джонатан Абернатти. После расширения бизнеса автосалон оттуда съехал и здание опустело, а желающих занять его оказалось слишком много. И если бы не связи Билли хрен бы мы его заполучили.

Кроме того, Джонатан Абернатти стал и нашим первым клиентом, который купил снегоход, чтобы зимой охотиться на мелкую дичь в медвежьих горах. А так как он слыл еще и этаким патриархом для всех местных охотников, то очень скоро мы обзавелись постоянными клиентами, которые и сами накупили себе снегоходов и привели к нам своих отцов, сыновей, племянников, друзей и знакомых. В общем, благодаря столь выгодному знакомству вокруг нашего дилерского центра и СТО выросло целое сообщество любителей снегоходов.

К нашему приезду на ипподроме уже все бурлило. Рекламу гонок мы как таковую не давали, так как идея их проведения возникала спонтанно, лишь объявили о грядущем событии в моем пивбаре. То есть люди узнали о гонке исключительно благодаря сарафанному радио. Но несмотря на это народу на ипподроме собралось достаточно много. И самое удивительное, тут были не только жители окрестных городков, но и гости из Нью-Йорка, впрочем, к нам и участники из Большого яблока заявились, целых два.

В общем, владельцам ипподрома пришлось спешно расчищать от снега трибуны и организовывать прием гостей. Даже букмекеры и те работали, принимая ставки на участников.

Учитывая специфику предстоящей гонки и то, где о ней было объявлено на ипподроме собралась в основном молодежь. Несколько сотен юношей и девушек, судя по румяным лицам, отлично проводили время в ожидании старта за стаканчиком-другим чего-то горячительного.

Тем же самым занимались готовившиеся к старту участники, то и дело прикладываясь к фляжкам.

Оставив дядю в вип-ложе со сливками общества Миддлтауна и Гошена, которые очень обрадовались его возвращению в родные пенаты, я спустился к своим будущим противникам.

Были здесь и Билли Спасркс с Грегом Абернатти. Мой друг как-то проговорился, что мы втроем вместе учились в старшей школе.

— Охренеть, — выразил я свое отношение к подготовленной трассе.

Оба непосредственных организатора довольно рассмеялись.

Без должной скромности ими была проделана колоссальная работа. Сейчас ипподром больше всего напоминал место для проведения каких-нибудь экстремальных игр начала двадцать первого века. Благодаря моим эскизам и их грамотному воплощению у нас получилась кольцевая трасса с несколькими горками, больше напоминающими трамплины, не удивлюсь, что на них реально можно взлететь если, конечно, мощность двигателя арктического кота позволит.

Я вгляделся в лица участников предстоящей гонки, а среди них были не только охотники, но и, так сказать, обычные парни. Уж не из-за страха они прикладываются к спиртному? Но нет, в глазах всех без исключения я прочитал только нетерпеливое предвкушение.

Их было двадцать четыре человека. Двадцать четыре отчаянных храбрецов. Все как один без защиты. В лучшем случае на головах гонщиков красовались кожаные мотоциклетные шлемы с очками, в худшем — только вязаные шапки. Но я этот момент предвидел и еще перед гонками распорядился закупить для всех мотоциклетные шлемы.

Надевали они их без особого восторга, но правила есть правила, а я их продавил, надеясь избежать тяжелых травм. Антиреклама в виде чьей-то пробитой головы очень вредна для бизнеса.

Чтобы подсластить пилюлю участникам было объявлено, что шлемы останутся у них на память о гонках и Фрэнк Уилсон, если они захотят, их даже подпишет. Объявление было встречено радостными криками двадцати четырех луженых глоток.

Учитывая ограниченное пространство ипподрома состоится несколько заездов: четыре предварительных и один финальный, в который попадут победители предварительных, плюс два лаки-лузера из числа тех гонщиков, которые не стали победителями, но показали лучшее время. Победитель и получал от меня обещанный приз, а в случае если одержу победу я, второй призёр.

После жеребьевки я оказался в первой шестерке, состоящей из одних охотников, и после того как всех участников сфотографировали вышел на старт.

Три, два, один, поехали!

Рев шести моторов, раскрученных до максимальных оборотов, наполнил окрестности, и мы сорвались со своего места.

На старте участники вырвались вперед, а я намеренно притормозил, чтобы посмотреть, как те будут справляться с первой гонкой, всё-таки для охотников снегоход уже стал частью их жизни, для меня же он просто средство передвижения.

А ничего так справляются мои «коты» с этой трассой. Все участники как будто и не заметили подъема. А первый, самый быстрый и наглый даже исполнил что-то вроде небольшого полета. Его снегоход продержался в воздухе несколько мгновений. Правда приземление у парня вышло смазанным и он, не справившись с управление, чуть было не вылетел с трассы, и в итоге оказался последним. Но за смелость он был награжден ревом трибун.

В первый поворот я вошёл уже четвертым, а перед следующим трамплином и вовсе был вторым. Видимо, что-то во мне есть от настоящего гонщика и победа на Ле-Мане не случайна или мне ворожит Богиня удачи, а может быть дело в том, что я ехал на первом снегоходе в этом мире, который мы с Билли сотворили своими руками. Нет, двигатель там был той же мощности, как и у конкурентов, но все же это была статусная вещь.

Плюсом шли мои навыки гонщика, пусть и на гоночных автомобилях, но они позволили мне вырваться вперед к концу первого круга, а еще через два я уверенно пересек финишную линию первым. Смельчак, который рискнул прыгнуть на своём снегоходе в итоге пришёл второй.

Довольный собой я принял поздравления от своих соперников и отправился на трибуну принимать поздравления уже там.

— Фрэнк, ты все продолжаешь меня удивлять! — приобнял и похлопал меня по спине дядя. Пришлось терпеть, ведь остальные зрители вип-ложи смотрели на нас двоих с умилением. Воссоединение семьи, чтоб ее. Как бы этот старый дурак мне всю легенду не запорол. Еще породит подозрения у горожан — а точно ли перед нами Фрэнк Уилсон, раз его даже родной дядя не узнает?

— На самом деле, Фрэнк всегда был таким целеустремленным, желающим только победы, — сообщил всем Брайан, развеяв мои опасения. — Просто я всегда считал его ребенком, вот и удивляюсь, — дядя смахнул скупую мужскую слезу.

— Да, дети так быстро растут! — охотно поддержали его присутствующие, а здесь были почти все, с кем я встречал Рождество, плюс мэр Гошена со свитой.

Дальше начались дядины воспоминания о моих детских проказах, которые, по его мнению, и могли привести к столь значительным достижениям во взрослой жизни. Среди них почему-то оказалась и моя кража его пауков с последующей перевозкой их в школу и последующее там веселье.

— Да, ваш племянник тот еще шутник, — согласился шеф полиции Миддлтана.

Мы встретились с ним взглядами, и я увидел в его глазах ничем не прикрытую ненависть.

— Доктор Уилсон, а вы надолго в Миддлтаун? — поспешила сменить тему Хелен Фицпатрик.

— Мне предложили преподавательскую должность в местном колледже, так что, наверно, да.

У меня едва ноги не подкосились, когда я это услышал. Брайан всерьез собирается на постоянной основе жить в моем доме?

От грустных мыслей меня отвлекло начало следующего заезда.

Смотреть со стороны на гонки снегоходов оказалось почти также интересно, как и участвовать в них. Необычное для этого времени зрелище выглядело очень эффектным. И у меня сразу же возникла бизнес-идея.

В будущем очень популярны станут различные экстремальные шоу, спонсором которых неизменно выступал энергетический напиток Adrenalin Rush. Мотофристайл, различные гонки с препятствиями, акробатика и прочее. Существовала и зимняя версия этих соревнований, где участники выступали как раз на снегоходах. То, что я видел сейчас вполне можно было принять за начало чего-то подобного и проводить, ну допустим, Wilson’s Adrenalin games с гонками на снегоходах, акробатикой на них и прочим. Когда появятся другие зимние экстремальные виды спорта и их можно включить в программу этих шоу. Вернее, даже не шоу, а игр.

Как по мне, довольно выгодное дело вырисовывается. Тут и реклама всего, что я захочу, начиная от снегоходов и автомобилей и заканчивая пивом и энергетиками, надо только не забыть и дать указания моему незаменимому сотруднику пивоварни Дюбуа еще до отъезда в Европу. Тут и престиж, и создание новой субкультуры, представители которой с одной стороны на сто процентов будут моими клиентами, а с другой адреналиновыми наркоманами, способными в своем юношеском максимализме на очень и очень многое.

Да, дело верное и надо этим заняться. И для начала выиграть самые первые адреналиновые игры, назовём этот день так. Будет отличная строчка в будущей википедии.

Финальный заезд благодаря полученному опыту получился даже проще, чем предварительный. Если на первом этапе я по началу отставал, то тут сразу вырвался вперед и давил на всю, притормаживая только перед горками. Прыжками я заниматься не собирался. И без меня нашлись популяризаторы этого опасного дела. Парень, который совершил сразу несколько прыжков в финальном заезде и в итоге пришел вторым.

Под вспышками фотокамеры репортера местной газеты я пожал руку счастливому обладателю главного приза — поездки на зимнюю Олимпиаду в Италию Николасу Флойду, именно так звали этого безумца.

— Отличная победа, сынок! — право первым меня поздравить досталось Брайану.

— Спасибо, дядя, — улыбка вышла кривой. Он был для меня совершенно чужим человеком. И как быть дальше я не представлял. Хорошо, что скоро предстоит ехать в Европу, там все и обдумаю.

10 января 1956 года. Вашингтон, округ Колумбия. Министерство юстиции США. Штаб-квартира ФБР

Тайлер Росс старался во всем походить на своего патрона. Носил щегольский костюм, зажим для галстука в виде львиной головы, броские запонки на манжетах, кольцо университета Джорджа Вашингтона на пальце правой руки. Не хватало только масонского кольца, как знака принадлежности начальника и подчиненного к еще одной спаянной структуре. Также у Тайлера не было обручального кольца, но последнее из-за осторожности, ведь его наличие могло стать причиной неприятностей в карьере. В бюро ходили слухи, что предыдущий заместитель директора ФБР лишился должности именно из-за появления на своем пальце такого кольца. А Тейлер метил высоко. Должность специального агента была для него мелкой, он был уверен, что уже готов возглавить одно из отделений ФБР, предпочтительно Нью-Йоркское.

Эдгар Гувер пребывал в прескверном настроении. Это легко читалась по его сжатым губам и злому блеску в глазах. Таким он вернулся из Белого дома.

— Что у тебя по этим ублюдкам из Earth Liberty Front? — нарушил продолжительное молчание хозяин огромного кабинета. Его взгляд впился в стоящего перед ним чуть ли не на вытяжку Тейлера.

— Пока только версии, на проверку которых мне нужны дополнительные люди.

— Люди у тебя будут, — нетерпеливо бросил директор ФБР. — Что за версии?

— За громким названием «Earth Liberty Front» скрываются или индейцы, или студенты, — кратко доложил спецагент, чтобы не раздражать босса. — За первую версию говорит содержание их требований, а также сами акции, их направленность, за вторую то, что среди задержанных после подрыва шахты «Железная гора» большинство оказалось студентами учебных заведений Калифорнии.

— А коммунисты?

— Это третья версия, — поспешил заверить в следовании курсу патрона спецагент Росс. Куда же без коммунистов? Вся Америка знала, что директор ФБР зациклен на красной угрозе.

— Тейлер, найди мне этих ублюдочных комми, как можно быстрее найди! — проникновенно потребовал у подчиненного Гувер, с раздражением вспоминая свой недавний тяжелый разговор с президентом Эйзенхауэром и с тревогой телефонный звонок от главы дома Рокфеллеров.

Глава 7

26 января 1956 года. Италия. Кортина-д’Ампеццо

Вид из ВИП-ложи Ледяного стадиона с четырьмя ярусами крытых трибун полностью оправдывал ее название, это было лучшее место для наблюдения за церемонией открытия VII зимних Олимпийских игр.

Да еще в такой душевной компании. Слева от меня сидела Алессандра Ромео, время от времени ласкала меня игривым взглядом своих кошачьих глаз, разгоняя мне кровь. Место справа занимала Виолетта Аньелли, которая позволяла мне любоваться ее совершенным профилем, а ее нарочитая холодность мастерски дразнила мое самолюбие, заставляя делать глупости, вроде как бы случайных прикосновений. Правда, касался я ее осторожно, чтобы другие почетные гости такого разврата не увидели.

Помимо меня, как одного из спонсоров и технического партнера Олимпиады здесь еще было полно народа. Место рядом с президентом международного олимпийского комитета и президентом Италии Джованни Гронки, хозяевами мероприятия, делили послы стран-участниц, олимпийские чемпионы прошлых лет — Нино Бибиа и Анри Орейе, и конечно же лучшие люди Италии. В число последних и затесались мои соседки. Были они здесь, как это сейчас было принято, не одни. Вайлетт сопровождал ее кузен Джанни. Алессандра же прилетела в Кортина-д’Ампеццо с дядей… и со мной. Да, наше появление в Олимпийской деревне вышло эффектным — из Милана мы втроем прилетели на вертолете.

Я уже давно задумывал нечто подобное, ведь мне нужно было громко заявить о себе, и, еще находясь в Штатах, договорился с Винченцо об аренде вертолета. Поэтому прилетев сегодня рано утром в Милан, я взял такси и поехал на частный аэродром, где меня уже ждал Ромео.

Город пестрел афишами моего фильма «Гран-При», премьера которого ожидалась сразу в нескольких европейских странах уже в эту пятницу — 27 января. По словам Дино предзаказы билетов били все рекорды, и мы ожидали, что «Гран-При» заработает в Европе ничуть не меньше, чем в США, а общемировые сборы уже в этом месяце грозили пробить психологическую отметку в сто миллионов долларов.

Ромео ждал меня не один, а с племянницей. Этот момент мы с ним по телефону не обговаривали, но я не особо расстроился. Красивая спутница — всегда к месту.

Вертолет тоже порадовал. Это был новенький Bell 47, выкрашенный в цвета Alfa-Romeo и нес на бортах эмблему нашего автозавода — чем больше пиара, тем лучше.

Мы не прогадали, наше появление заметили все. Особенно возмущалась Вайлетт. Видите ли, пока она, превозмогая головокружение, тащилась по серпантину, я без всяких треволнений прибыл сюда по воздуху! И кто я после этого? Конечно же бессердечная скотина! И вот теперь гордая итальянка изображала из себя Снежную королеву. Даже шубу словно специально для данного образа подобрала — та была абсолютно белоснежной.

Отвести от ее совершенного профиля взгляд помогли звуки фанфар. Одновременно в горах взвились в небо цветные дымовые ракеты — церемония открытия началась.

Заиграл марш и на покрытое коврами ледяное поле стадиона вышла колонна знаменосцев с белыми знаменами с пятью переплетенными кольцами. Мимо трибун начали проходить делегации тридцати двух стран. Советская сборная была среди них, она впервые принимала участие в Олимпийских играх.

Четыре года назад они открыли свой счет на летних олимпийских играх, и стали на них главным открытием, заняв второе общекомандное место. Сегодня же они стартовали на зимних играх. Всё это я почерпнул из информационной брошюры, организаторы щедро раздали их ВИП-гостям.

Советы на параде выделялись. Если все остальные спортсмены радовались жизни и приветствовали зрителей, то наши были максимально сосредоточены и погружены в себя. А их пальто и шапки, абсолютно одинаковые, резко контрастировали с одеждой всех остальных сборных.

Сразу вспомнилась война, которая закончилась всего несколько лет назад, а многие из советских спортсменов прошли ее или трудились, не щадя себя, в тылу. Казалось, что они все еще там, что тяжелые годы для них еще не закончились. И я знал, что это действительно так. Для России и особенно для русских людей плохие времена еще не миновали. Русским еще многое придется пережить. Советская власть выжмет из них все соки, обустраивая национальные республики, а самих их заставит жить в нищете.

Вспомнился мне и Хрущев, приложивший к этому руку. Только за реформу совнархозов его стоит прихлопнуть. Жаль, пока не могу. Пока мне изменения истории не нужны, я еще недостаточно заработал и не все бизнес-проекты осуществил. А без денег и власти, которую они дают в мире капитализма мои планы окажутся под угрозой срыва. Я этого допустить не могу. Но по носу я Хруща щелкну, и ощутимо щелкну. Сообщение о начале реставрационных работ в Екатерининском дворце в западной прессе так и не появилось. А раз он там сейчас главный, вот пусть и отвечает за всех. Нужно показать верхушке СССР что с дядюшкой Вангом шутки плохи, что его требования должны исполняться неукоснительно.

Ну, а что касается советских спортсменов, то у меня есть идея как порадовать и их. Но эти подарки им понравятся. Если, конечно, их у них не отберут при возвращении на Родину.

— Какой кошмар! Боже мой! — итальянки одновременно схватили меня за руки, выдернув из мыслей. Я так в них погрузился, что пропустил торжественную речь президента Италии.

— Что там? — проследил я за направлением их взглядов.

Оказалось, факелоносец выронил из рук факел, и тот потух.

ВИП-ложа заволновалась. Зрители на трибунах повскакивали с мест? На верхнем четвертом ярусе, где разместились журналисты и фотокорреспонденты засверкали фотовспышки. Но организаторы быстро исправили ситуацию, факел вновь зажгли и итальянский чемпион по конькобежному спорту Гвидо Кароли все-таки добежал до чаши и зажег Олимпийский огонь над стадионом.

По сравнению с теми церемониями открытия, которые я видел по телевизору и на которых лично присутствовал, например, в 2010 году в Ванкувере и четырьмя годами позднее в Сочи, эта церемония скорее напоминала детский утренник, как в плане организации, так и по количеству участников. И дело было не только в том, что сейчас шел 1956 год, когда технические возможности ограничены. Главным было то, что у сегодняшнего МОК мало денег. Если уж я, со своими снегоходами оказался одним из крупнейших спонсоров олимпийских игр, то становится понятно, что никаких миллионных контрактов у МОК нет и близко.

Но в целом всё было узнаваемо. Стадион, зрители, парад атлетов, коих набралось всего 821 — 687 мужчин и 134 женщины, о чем я тоже вычитал в буклете, Олимпийская клятва и зажжение олимпийского огня. Правда, с последним произошла накладка.

Еще одним отличием этой церемонии от будущих было то, что она заняла всего лишь чуть больше часа. Так что при минус пяти градусах по Цельсию мы не успели замерзнуть.

Спортсмены отправились отдыхать или готовиться к соревнованиям, а меня, как и часть ВИП-гостей ждала большая вечеринка в честь открытия Олимпиады, которую устраивал самый крупный спонсор Олимпиады, после государства Италия, французский химико-фармацевтический гигант «Rhône-Poulenc».

В будущем эта компания разделится. Та её часть, которая занимается промышленной химией войдёт в структуру бельгийской Solvay, которая здорово поднимается на эксплуатации пока еще бельгийского Конго, а фармацевтическая часть вольется в Sanofi.

Сама вечеринка проходила в месте, которое абсолютно диссонировало с царящей на играх провинциальной атмосферой. Это было самое настоящее хай-тек здание, построенное на вершине одной из окрестных гор и вынесенное на больших металлических сваях вперед, от чего под ногами у гостей открывался вид на Олимпийскую деревню, горнолыжную трассу и трамплин для прыжков. Здание было полностью прозрачным, построенным из сверхпрочного пластика и такого же стекла.

Рядом с ним были оборудованы вертолетная площадка, стоянка для аэросаней и снегоходов и проведена линия фуникулера.

Сами аэросани, которые и явились основным способом доставки гостей, на вертолёте прилетели только мы с Ромео, сильно отличались от тех машин, на которых я катался здесь же год назад. Они были намного комфортнее, с теплой кабиной, наподобие автомобильной, куда помимо водителя помещалось еще три человека. На сразу пяти аэросанях, припаркованных возле дома я увидел эмблему всё той же «Rhône-Poulenc». Похоже их построили французы или, как минимум, приложили руку к созданию кабин.

Внутри здания царила роскошь.

Когда швейцар принял у меня и моих спутников, Алессандры и Винченцо, верхнюю одежду, мы прошли в банкетный зал, тот самый где пол и потолок были прозрачными. Выглядело все просто потрясающе.

Едва я взял у официантов шампанское и тарталетку с икрой, как с удивлением услышал рок-н-ролл в исполнении пианиста и просто не смог не подойти поближе к концертному роялю. Играл на нем мой старый знакомый — Дон Ширли, пианист-виртуоз, который с успехом выступил на первом в мире музыкальном рок-фестивале под Бостоном.

Он тоже меня узнал и в качестве приветствия помахал мне рукой, я отсалютовал ему фужером.

— Кто это? — спросила меня Алессандра. Ее дядя откололся от нас после того, как мы вошли в зал, а вот девушка предпочла держаться подле меня. Повторюсь, я был только рад такой красивой спутнице. На вечер девушка выбрала платье из зеленого бархата, цвет которого подчеркивал ее кошачьи глаза, которыми я и любовался.

— Фрэнк Уилсон! — между нами с Алессандрой возникло неожиданное препятствие — совершенно очаровательная блондинка, и сколько восторга было в ее голосе и взгляде, устремленном на меня, что я чуть не схватил ее в охапку и не убежал с ней в отель, чтобы там разорвать ее ярко-красное платье.

Алессандра что-то почувствовала и напомнила о себе покашливанием.

— Ты меня не помнишь? Мы в том году летели вместе в самолете. Милен Демонжо, — напомнила она свое имя.

— Конечно помню, но вроде бы ты собиралась сниматься в Голливуде? — не без удовольствия рассматривал я стоящую передо мной девушку.

— Пока не срослось. Вернулась во Францию и получила работу в «Rhône-Poulenc», теперь я рекламирую их продукцию.

— Промоутер что ли? — опешил я. Куда-то не туда история свернула. Демонжо вроде должна стать известной актрисой.

— Помнишь, Фрэнк, ты тогда предлагал мне роль в своем фильме о спецагенте английской разведки? — услышав эти слова, я сглотнул и почувствовал комок в горле. Так вот кому я разболтал об агенте 007! Пора было хвататься за сердце и причитать. Мэтьюз все еще не вернулся из Англии, переговоры с Флемингом затянулись. Если кто-то узнает о моих планах раньше времени, может случиться катастрофа. Я прекрасно понимал, что за внезапно разбогатевшим пивоваром из Апстейта пристально наблюдают.

— Тише! Это тайна, — прижал я к себе девушку, обняв за талию. — Твою роль могут перехватить, если узнают, — прошептал я, наши лица оказались слишком близко друг к другу.

Нас прервало очередное сердитое покашливание, теперь уже более продолжительное.

Бросив недовольный взгляд на мешающую договариваться с продюсером злодейку с кошачьими глазами, Милен шепотом уточнила:

— Так значит у меня будет роль?

— Конечно, — пообещал я, поставив условие, — если язык будешь держать за зубами до поры до времени.

— Я буду молчать! — торжественно и все так же шепотом пообещала будущая известная актриса.

Тут возле нас остановился фланирующий по залу Эйвери Брендедж, и нам с Демонжо пришлось, к удовольствию Алессандры, расцепиться.

На трибуне не было возможности переговорить с президентом МОК, да и не был я в ложе самой большой шишкой, а вот здесь самое место, чтобы уделить мне внимание.

— Как видишь, Фрэнк, не только ты стал спонсором игр, который поставил нам высокотехнологичное оборудование, — Брендедж имел ввиду снегоходы и видеокамеры. — Да уж, навёл ты шороху у себя в автоспорте, и теперь за тобой начали пристально наблюдать большие компании. Вернее, за твоими методами работы. И когда в Rhône-Poulenc узнали, что ты стал спонсором игр, то немедленно решили достойно ответить «наглому американскому выскочке», — в этом месте президент МОК рассмеялся. — Сочинили дизайн-проект, привлекли команду дизайнеров и архитекторов и, вуаля, презентовали нам этот банкетный зал. Как видишь, в Европе тоже умеют мыслить нестандартно. Если у тебя и французов всё пойдёт хорошо, то в следующий олимпийский цикл у нас будет намного больше спонсоров, а значит и больше денег.

— Больше денег — это всегда хорошо, — поддержал я его хорошее настроение.

— И не говори, Фрэнк, — улыбаясь, подтвердил Эйвери. — О, смотри, кто почтил нас своим присутствием! — он кивнул головой в сторону двоих мужчин, которые, казалось о чем-то спорили, но делали это так, чтобы не привлекать к себе внимание. — Товарищ Осипов из Советского торгового представительства в Турине. В отличие от его деревенщины-спутника, у него можно сказать прекрасный вкус.

Действительно костюмы этой парочки сильно разнились. На одном он был явно европейского кроя, хотя и слегка устаревшего фасона, впрочем, это придавало Осипову некий шарм, делая из него приверженца вечной классики, а вот на его спутнике мешком весело мышино-серое изделие советской легкой промышленности.

— Эйвери, представишь меня торговому представителю?

— Конечно, Фрэнк, — нисколько не удивился моей просьбе президент МОК.

— Говорят, советские все служат в КГБ, — предостерегающе шепнула мне на ухо Алессандра. Я успокоил ее страхи, пройдясь по голой руке от кисти до локтя пальцем.

Тем временем мы подошли к гостям из Союза и Брендедж представил нас с Осиповым друг другу.

— Мистер Уилсон, очень приятно познакомиться, — по-английски ответил на мое приветствие Осипов, и уже на русском коротко рассказал обо мне своему спутнику:

— Это Фрэнк Уилсон, миллионер, изобретатель, совладелец завода Альфа Ромео и еще автогонщик, — добавил он мелочь в конце.

Я не особо удивился, что он обо мне знает. Это лишь показало его как профессионала своего дела. Человек умеет собирать информацию о западных промышленниках.

— Что-то этот хрен слишком молод для всего перечисленного, — усомнился в характеристике обладатель ужасного костюма. Всегда умиляло, как мои соотечественники говорят по-русски, думая, что их никто не понимает.

— Мой коллега говорит, что вы очень молоды, — прояснил для нас ситуацию Осипов.

— Это недостаток, который быстро проходит, — отделался я общей фразой. Впрочем, не уверен, что она уже в ходу, раз она вызвала смех.

— Господа, я оставлю вас, — тактично отделился от нашей компании президент МОК и пошел к следующему гостю. Думал, мы о делах будем говорить. А я просто хотел услышать русскую речь, да вот такой я романтичный, где-то глубоко в душе.

Увы, но на данном историческом этапе совместный с Советским союзом бизнес невозможен. Слишком уж американское правительство не любит коммунистов и всех, кто с ними сотрудничает. Политики в бизнесе пока что слишком много. Но я над этим буду работать. Я не собирался отдавать возможность построить в СССР целый завод в загребущие руки Джанни Аньелли, вон он, кстати, стоит в окружении сразу нескольких красоток, и Милен Демонжо среди них. Впрочем, у меня уже были планы на «Фиат». Начать их осуществлять уже можно будет через год или два. И Советы от смены делового партнера только выиграют. Машину под советские реалии я смогу сделать намного лучше, чем «фиат 124», который хоть и станет автомобилем года в Европе, но не вполне подходил для Союза и нуждался в доработках.

Сказав друг другу еще пару дежурных фраз, мы с Алессандрой отошли от комми. Девушка тянула меня к группе молодежи, которая столпилась возле Джанни Аньели и где было весело.

— Фрэнк! — встретил меня как старого приятеля Джанни. — Я как раз рассказывал о возобновлении «Фиатом» производства V8, лучшей спортивной машины Италии. Дамы, это Фрэнк Уилсон, водитель моей машины которая выиграла Ле-Манн в прошлом году.

Я чуть шампанским не подавился от такого представления меня. Но опыт не пропьешь, так что я лишь беззаботно улыбнулся, в том числе Виалетте, которая с затаенным вниманием наблюдала за нашей пикировкой.

— Джанни, мы оба знаем, что от твоего «фиата» в моем гоночном болиде были только подшипники, да и то, в процессе подготовки машины мы и их поменяли.

— В любом случае «фиат V8» лучше, чем любая «Альфа Ромео». И это касается не только старых моделей, но и новых. Новая Джульетта и рядом не стояла с V8.

— Ну-ну, — усмехнулся я на такое самодовольное заявление. — Скоро будет гонка в Бельгии, там и узнаем чья машина круче.

— А зачем нам ждать Бельгии? Ты гонщик, я гонщик, — Джанни несколько лет назад и правда участвовал в гонках, — берем по машине и выясняем какая из них лучше, а какая полный отстой.

Я смерил его задумчивым взглядом, пытаясь понять, что это на него нашло. Перед бабами что ли так красуется? Да вроде уже не мальчик. Может Вайлетт его на меня натравила? Я встретился с девушкой взглядом, в ее глазах плескался азарт.

— Что поставишь на свою победу, Джанни? — ухмыляясь, спросил я его.

Глава 8

После завершения церемонии открытия зимней Олимпиады, ближе к вечеру, советские спортсмены дисциплинированно собрались в большом зале для мероприятий отеля, где вот уже неделю проживали.

Сам отель со странным названием «Три креста» располагался на 500 метров выше города, что сразу не понравилось тренерам и спортсменам, к счастью, опасения не оправдались, акклиматизация к высоте у всех прошла отлично.

Сгруппировав стулья строго по командам, впереди конькобежцы, за ними лыжники и так далее, спортсмены собрались в очередной раз слушать напутственную речь функционеров национального олимпийского комитета СССР об ответственности перед партией и советским народом, ожидающем от них побед и о том, что партией перед ними поставлена задача завоевать первые места в общекомандном зачете и по тем видам спорта, в которых они будут участвовать.

Как и ожидалось, все повторилось. Но в этот раз перед ними выступал сам председатель КОМ Адрианов Константин Александрович, а не его заместитель. Было еще одно отличие. В самом конце Адрианов сообщил, что один из спонсоров зимней Олимпиады, некий американец Фрэнк Уилсон назначил награду за первое место в олимпийских играх по хоккею с шайбой.

— Хоккейный инвентарь на всех участников команды и снегоход! — громко объявил он, смотря на расположившихся дальше всех от импровизированной трибуны хоккеистов.

— А что за инвентарь? Можно поподробнее? — посыпались от них вопросы.

— Вы его можете посмотреть в отеле «Мирамонти», там на первом этаже установлена специальная витрина, — вступил в диалог новый для спортсменов человек. — Осипов Андрей Максимович, торговый представитель СССР в Италии, — представился гость. — А снегоходы вы сможете увидеть на трассах, на них будут ездить кинооператоры и снимать соревнования.

Про то, что снегоходы Советский союз может получить, только выиграв на Зимней Олимпиаде, Осипов спортсменам говорить не стал. Но объяснил это председателю КОМ, чтобы тот озаботился проблемой. Ведь она была не надуманной, эту техническую новинку под названием «снегоход» сейчас можно купить только в одном месте, в маленьком городке в штате Нью-Йорк, да и то там очередь на месяцы вперед и будет так продолжаться еще долго, пока Уилсон не расширит производство. Да и потом, если даже если получится снегоходы купить, то возникнут проблемы с вывозом их за границу. Таможня США такие высокотехнологичные машины просто не пропустит. Времена когда идеологические противники были объединены борьбой против общего врага давно прошли и сейчас товарооборот между СССР и США был почти нулевым, особенно это касается продукции с высокой добавочной стоимостью. Еще и события прошлого года, а именно сенатские слушания по поводу продажи Великобританией реактивных двигателей в СССР и последовавшие за этим протесты подлили масла в огонь, и сейчас в недрах сената готовился законопроект запрещающий торговлю высокотехнологической продукцией с СССР.

— А чего это капиталист так расщедрился? — выкрикнул вопрос капитан сборной Всеволод Бобров.

— А это не щедрость, — парировал Осипов. — Уилсон таким образом рекламирует свою продукцию.

Усидеть на месте игроки сборной по хоккею просто не смогли, да их никто и не держал, всем было нужно, чтобы у спортсменов появился дополнительный стимул для победы. Расспросив у Осипова маршрут до озвученного им отеля, все семнадцать человек во главе со старшим тренером Чернышевым, которому тоже не терпелось увидеть новинки, и прихватив с собой переводчика, отправились на смотрины.

Пешком они через весь курортный городок не пошли, долго и необходимости нет, поехали на закрепленном за сборной автобусе с флажком Советского Союза на лобовом стекле.

Спортсмены с жадностью прилипли к окнам, словно позабыв куда держат путь. За ними было на что посмотреть. На величественные скалы, что окружали город со всех сторон, на густо покрытые хвойным лесом склоны Доломитовых гор, на бесконечные снежные трассы, на разноцветные трех и четырехэтажные дома с мансардами, построенные на разной высоте, образуя таким образом ярусы, на магазины и кафе, зазывающие клиентов яркой рекламой и вывесками, на спортивные машины припаркованные возле них, на людей, которыми были заполнены улицы. С началом Олимпиады их в городке заметно прибавилось. Сюда стянулись любители спорта со всей Европы, заселив все отели и сдаваемые в аренду квартиры не только в самой Кортине, но и в находящихся рядом населенных пунктах. Туристы из Советского союза, которых приехало в Италию чуть больше ста человек заселились как раз в одном из таких — в Доббиако. Оттуда можно было добраться до Олимпийской деревни на рейсовом автобусе или на электричке, что курсировали между городами северной Италии и курортом каждый день, утром и вечером.

— Приехали, — объявил переводчик и тренер дал команду на выход.

Как только члены сборной вышли из автобуса, их тут же окружила толпа, а на скопление людей прибежали и фоторепортеры с журналистами, которыми кишел весь курорт. Одновременно с Олимпиадой в Кортине в это время проходил конгресс международной ассоциации спортивных журналистов АИРС. Для всей этой братии в городе даже выделили отдельный отель, где также жили и советские журналисты.

— Надеетесь ли вы на победу? Кого вы считаете главным своим соперником? Товарищ Бобров, сколько шайб вы хотите забить? — под фотовспышки ожидаемо посыпались вопросы от журналистов.

Старший тренер принял удар на себя, отвечая через переводчика. Спортсмены скромно молчали и, сдерживая нетерпение, поглядывали на отель «Мирамонти», вернее на один из бутиков, расположенных на его первом этаже, на витринах которого были выставлены хоккейные сокровища.

Раздав всем желающим значки с эмблемой советской сборной по хоккею, у тренера для таких случаев они всегда были в наличии, сборная, наконец, втянулась в стеклянные двери.

То что увидели спортсмены их поразило. Сейчас изготовление экипировки не только в Светском Союзе, но и вообще в мире было, в большой степени кустарщиной. И для того, чтобы подчеркнуть разницу между детищем Уилсона и тем, в чём сейчас играют хоккеисты, рядом с каждым предметом инвентаря были размещены аналоги из тех, которые используются сейчас.

Находящийся в бутике консультант разрешил потенциальным покупателям все потрогать и даже примерить. И даже раздал поясняющие материалы, предусмотрительно написанные не только на итальянском, но и на всех основных языках ООН: на английском, арабском, испанском, китайском, французском и конечно же, русском. В брошюрах были указали все характеристики и даже результаты своеобразных краш тестов.

— Нагрудник, — прокашлявшись, прочитал Чернышёв. — Изготовлен из алюминия и пластмассы, выдерживает попадания шайбы скоростью до ста двадцати миль.

— Ни хрена себе! — загомонили игроки и, скинув пальто, начали его по-очереди примерять.

— Какой легкий! И он не кожаный, который когда намокает превращается в гирю, — пошли обсуждения.

— Отличное качество, — пробормотал старший тренер сборной, постукивая кулаком по одетому на Пучкове нагруднику, который, как вратарский, был мощнее, чем у других игроков.

— Всего шестьдесят тысяч лир, — улыбаясь, сообщил консультант цену, а переводчик для всех перевел его слова. — Полевой нагрудник дешевле — пятьдесят тысяч. Соответственно, девяносто шесть и восемьдесят долларов.

— Ничего себе «всего», — впечатлились сценами игроки. — Да у нас суточные всего тридцать рублей!

Тренер нахмурился. Кортина был дорогим курортом и командировочные специальным постановлением были установлены в размере 150 процентов от тех, что полагаются обычному советскому специалисту находящемуся в Италии. Тридцать рублей если переводить в местную валюту — это 4687 лир или семь с половиной долларов.

— Да уж, — вздохнул он, понимая, что сами они в этом магазине купить ничего не смогут.

— Набор защиты для ног обойдётся в десять тысяч лир или шестнадцать долларов, — услышал он слова переводчика и мысленно перевел на рубли, получилось шестьдесят четыре. Значит, хоть что-то здесь они купить все же могут.

Чернышев повертел в руках буклет, убедился, что цены в нем указаны в долларах и решил вернуться в отель, и там все обдумать.

— Ладно, ребята, посмотрели и пора возвращаться, завтра у нас игра, — крикнул он игроков, большинство из которых сейчас примеряло перчатки. — Коля, Гриша, мы уходим. — Оба вратаря прилипли к стенду с вратарской маской и шлемом.

— Ставлю особняк в Париже, — сразу зашел с козыря Аньелли, а вот продолжение мне не понравилось. — А с тебя замок в Бельгии.

— Особняк — слишком мелко, — поморщился я, изображая, что ставкой соперника не впечатлен. На самом деле заполучить особняк в столице Франции было бы неплохо, вот только в ответ ставить замок, на который у меня большие планы, связанные с туристическим бизнесом и гонками — большая глупость. Я мог и проиграть, в соревнованиях никогда точно не знаешь кто победит, очень много может возникнуть случайных факторов. Этим соревнования и привлекательны, адреналин так и прет, доставляя удовольствие, не меньше, чем секс.

— Ну, предложи тогда сам, — передал он мне ход.

— Деньги? — закинул я пробный шар, чтобы проверить будущего соперника.

— Нет, это не интересно, — сразу отверг Аньелли и представители итальянской золотой молодежи, которые обступила нас, как только начался спор, его поддержали. — Может поставишь свою гоночную команду, а я к особняку добавлю виллу в Монако.

Так вот на что он нацелился. Тогда у меня к нему тоже будет интересное предложение.

— Лучше «Ювентус» добавь, — предложил я в качестве ставки его футбольный клуб.

Наступила тишина, все смотрели на Джанни, ждали его реакции. Его глаза сузились, видимо просчитывал шансы на победу и пришел к тем же выводам, что и я раннее.

— Нет, отдать «Ювентус» — это словно потерять самого себя, — технично съехал он с темы, уйдя в пафос, чем заслужил одобрительные возгласы толпы.

— Ну а что у тебя еще есть? — смерил я его оценивающим взглядом. — RIV?

Джанни держал лицо, желваки не ходили, взглядом он меня испепелить не пытался, но было видно, что мое предложение для него болезненно. Ведь на сегодняшний день завод RIV по производству подшипников был единственным его предприятием. «Фиат» все еще находился в управлении государства. Потерять и завод было для него смерти подобно.

— А чего это вы как лавочники торгуетесь? — пришла на выручку своему кузену Вайлетт. — Для Фрэнка это, конечно, естественно, иметь везде только меркантильный интерес, — девушка одарила меня ласковой улыбкой. — Но Аньелли — это потомки патрициев, а патриции мыслят намного шире пивоваров, — поймал я от нее очередную улыбку и был уже готов отшлепать стервочку прямо здесь и сейчас. — Патриции устраивают зрелища! — торжественно заключила она. — Господа, мы же на зимней Олимпиаде, так почему бы вам не поставить на кон что-то связанное с этим событием?

— Что, например? — ответно, по акульи улыбнулся я Вайлетт.

— Ну, — затрепетала она длинными ресницами и, как бы в задумчивости, прошлась языком по нежным губам, отлично понимая, что это производит на мужиков убойное впечатление. — Проигравший впрягается в санки и катает на них победителя по лыжной трассе!

— Отличная идея! Виолетта, как ты верно подметила про любовь патрициев устраивать зрелища! — услышал я восхищенные возгласы со стороны местной золотой молодежи. Им предстоящее развлечение судя уже нравилось.

— Фрэнк, как тебе ставка? — воспрянул духом Аньелли.

— Отличная ставка, — не стал я возражать. Пари стоило того, чтобы прокатиться на Аньелли. Ну, а если проиграю, то придумаю какой-нибудь пиар-ход. Все же Фрэнк молод и ему позволительны такие чудачества.

— Значит едем в Милан, берем там заводские машины. Ты Джульетту, я Фиат V8. И возвращаемся в Картино по горной дороге. Кто придет первым, тот и победитель.

— А чтобы никто не мухлевал, предлагаю посадить в машину к каждому участнику гонки по контролеру, — вновь влезла со своим предложением Вайлетт, чем собрала на себе взгляды всех присутствующих.

Все ждали от нее разъяснений.

— С тобой, Джанни, мы отправим Алессандру, — Вайлетт ткнула пальчиком в сторону стоящей рядом со мной представительницы семьи Ромео. — А я, так и быть, прокачусь с Фрэнком.

— А что, неплохая идея! Правильно! — вновь завелась толпа.

— Ты как, Фрэнк, согласен? — спросил меня Джанни.

— Договорились, — протянул я ему руку, и мы скрепили договор рукопожатием.

— Тогда осталось определить дату, — довольный, что все так удачно для него разрешилось, сказал Аньелли. — У кого-нибудь есть с собой расписание игр? — обратился он к своим соотечественникам.

Расписание принес официант и сразу на всех.

— Так, завтра твои играют, — начал Джанни его штудировать вслух. — Хмм, да и наши тоже. Значит двадцать седьмое отпадает.

Это да, на завтра были назначены матчи сборных по хоккею Канады и Италии, СССР и Швеции, Чехословакии и США, и Джанни говоря «твои» имел в виду команду США.

— Двадцать восьмого тоже мимо, США с Польшей играют. — Может двадцать девятого? Тридцатого февраля уже финальные игры начнутся, — он поднял на меня глаза, в ожидании моего решения.

Теперь уже я вчитался в расписание хоккейных матчей и увидел, что 29 января играют СССР и Швейцария. Пока думал, как выкрутиться, пробежал глазами вниз по списку. Действительно, до финала все дни были забиты.

— Хорошо, давай двадцать девятого, — вынужденно согласился я. Да и будет странно если я начну ходить на все матчи сборной СССР.

— Джанни! — один из прихлебателей Аньелли, криком привлек к себе его внимание и что-то быстро затараторил по-итальянски, дергая себя за наручные часы.

— Сейчас наши будут играть, — перевел мне Джанни. — Пойдешь на стадион?

— Завтра схожу, когда Италия встретится на ледовом поле с Канадой, — вежливо отказался я. Не собирался я смотреть матч Италия-Австрия, знал, что ни те, ни другие в финал не выйдут, так что ну их этих аутсайдеров. Из четырех команд первой подгруппы финальные игры продолжат Канада и Германия, матч между которыми уже должен был закончится. В первый день Олимпиады было запланировано два матча Канада-Германия в 17–30 и в 21–30 Италия-Австрия. Об этом я узнал из расписания, которое предусмотрительно положили в каждый номер отеля «Мирамонти», где я поселился по приглашению самого президента МОК.

— А то бы на результат поспорили, — продолжил заманивать меня Джанни.

— Да я, не выходя из этого банкетного зала, могу тебе результат матча сказать, — ощерился я.

Мое дерзкое заявление вызвало бурную волну пересудов у золотой молодежи Италии.

— Ну и какой по-твоему будет результат? — Джанни мои слова воспринял как вызов. — И что ты готов поставить?

— Опять по кругу пойдем? — рассмеялся я.

— В этот раз я могу взять деньгами, не каждый же день тебе меня на санках катать, — заразительно рассмеялся Джанни. В чем, в чем, а в харизме этому итальянскому пижону не откажешь. Его смех подхватили все, кто вокруг нас к этому времени собрался.

— Тысяча долларов? — сделал я ставку по минимуму. Думал, Аньелли ее повысит, но тот неожиданно согласился.

— Так кто по-твоему победит? — заговорщицки подмигнул он мне.

— Будет ничья, — результат я не помнил, а тем более точный счёт. Это было лишь предположение, сделанное на анализе тех данных по этой Олимпиаде по хоккею, которыми я владел. Проиграть не боялся, ведь мой проигрыш только подстегнет азарт продолжить со мной заключать пари на результаты матчей, а вот победителей Олимпиады я помнил четко. Может и в этот раз удастся сорвать большой куш. А если нет, то ставки у букмекеров я сделал. Так что все равно неплохо заработаю.

Вокруг нас опять загомонил народ, принялись пеерводить тем, кто не знал английский и бурно, с жестикуляцией обсуждать мой прогноз.

— Ну а я, как ты понял, ставлю на победу Италии, — принял мою ставку Аньелли.

Алессандру затянуло к своим — золотой молодежи, они всем скопом отправились смотреть матч Италия-Австрия. Милен Демонжо не могла оставить место службы, так что в отель я возвращался в одиночестве. Доехав на такси до центра, я решил остаток пути проделать пешком.

Прогуляться, а заодно обдумать как передать очередное послание от Дядюшки Ванга, но теперь уже журналистам, которых в Кортине сейчас превеликое множество.

А хотел я произвести утечку будущего доклада Хрущева, который он сделает этой весной на двадцатом съезде. Тот самый, благодаря которому этот палач, а подпись Никиты Сергеевича стояла на очень многих расстрельных списках, попробует себя обелить, а людоедами выставить совсем других.

В Советском союзе учили хорошо, и материалы съезда, во всяком случае основные тезисы, я примерно помнил даже спустя годы, поэтому мне не было никакого труда пересказать их своими словами.

Появление информации таких сведений раньше срока по моим расчетам, не должна глобально навредить Союзу, а вот как щелчок по носу Хрущеву подходила идеально.

Осталось придумать каким образом и каким именно журналистом, какой страны, передать это завуалированное послание советскому руководству. Я хочу, чтобы до них дошло, что дядюшка Вонг — это фигура и с ним придется считаться.

Вдохнув морозного воздуха, а к вечеру температура существенно упала и мое пальто уже не грело, как и шляпа, я взглянул на Ледовый стадион. В вечерней мгле он был виден с любой точки курорта. На верхнем ярусе его трибун были установлены десятки мощных прожекторов, отчего смотрелся он в темноте как подсвечиваемая огромная подкова.

На встречу мне шли радостные люди, общающиеся между собой на разных языках, но их всех объединяло одно — олимпийская символика. Кто-то нес в руках флажки, у кого-то к пальто или куртке были пришиты спортивные эмблемы.

Еще эти фотокорреспонденты, которые заполонили весь город и наводили свои объективы на все вокруг. Сейчас они столпились возле витрин моего бутика.

Русскую речь я услышал, когда переступил порог торгового павильона. Он находился на первом этаже отеля, и его витрины, как и вход выходили одновременно и на улицу, и в холл. Я снял его перед Олимпиадой для демонстрации экипировки и формы для хоккея. И все одиннадцать дней Олимпиады он будет открыт до полуночи.

— Мистер Уилсон? — подорвался ко мне консультант и раболепно принялся заглядывать в глаза.

— Как дела с заказами? — спросил я его.

— Отлично, просто отлично! Вы просто обязаны выплатить мне премию по окончанию Олимпиады! Больше ста комплектов защитной экипировки и это только в в первый день! Уже три европейские сборные в полном составе сделали заказы, а президенты двух федераций хоккея, шведской и западногерманской хотят с вами встретиться лично чтобы обсудить возможность сотрудничества.

— А русские? — кивнул я на группу товарищей, которые, казалось, собирались уходить, так как надевали скинутые для примерки пальто.

Консультант пожал плечами, показывая, что прибыли от них особой не ждет.

Один из советских услышал наш разговор, и похоже его понял, так как подошел к самому старшему из всех, кажется я узнал его, Чернышев, вроде, тренер сборной, и зашептал ему что-то на ухо. Заинтересовавшись, игроки сборной подтянулись, а затем принялись метать на меня любопытные взгляды.

— Это тот самый американец. Да ну нафиг? Что-то он слишком молод, — услышал я, и потеряв интерес к консультанту принялся рассматривать советских спортсменов.

Самым старшим из них было за тридцать, да и молодыми являлись не восемнадцатилетние мальчишки, как в нашем времени, а люди далеко за двадцать.

— Рад вас видеть в моем бутике! — я белозубо улыбнулся, как настоящий американец. Все же решил с ними пообщаться. Это же они ко мне пришли, а не наоборот, так что объяснять никому ничего не потребуется.

Переводчик выдвинулся на передний план и тоже сказал мне слова приветствия.

— Могу я попросить сфотографироваться с советской сборной? — смущенно поинтересовался я.

Мне не отказали. Взяв за стойкой фотоаппарат, держали его там именно для таких случаев, чтобы фотографировать зашедших сюда знаменитостей, я вручил его консультанту и тот сделал групповое фото. По центру стоял я, а меня окружали советские хоккеисты.

— А теперь позвольте сделать вам презенты, вернее, поменять их на значки с советский олимпийской символикой, — сделал я предложение. Так как возражений не последовало, я велел консультанту достать из подполы девятнадцать сувенирных наборов. В них были: магнитики с логотипом Вилсон Американ и стилизованным снегоходом, пепельницы, ставшие нашей визитной карточкой, специально изготовленные каппы, без них хоккеисту никуда, зубы то не казенные и две банки моего пива. Банки были изготовлены по специальному заказу и выглядели как настоящий сувенир зимней Олимпиады с олимпийским девизом и надписью Кортина Де Ампеццо 1956 год.

— Позвольте тоже сделать вам подарок? — растроганный полученными сувенирами, спросил меня старший тренер через переводчика. — Юра, сбегай до автобуса, принеси сумку! — велел он одному из игроков из младших по возрасту, а я принялся вспоминать кто такой Юра.

Подарком оказалась шапка-ушанка. Я снял шляпу, бросил ее на стойку и примерил новый головной убор.

— Теперь мои уши точно не замерзнут, — пошутил я.

Ребята из сборной засмеялись, и нас таких радостных ослепили фотовспышки.

— Приходите завтра к нам на матч, — довольный моей реакцией и обменом сувенирами пригласил меня старший тренер.

— Обязательно! — торжественно пообещал я, пожимая Чернышеву руку. В общем-то я и так весь завтрашний день планировал провести на стадионе. Сперва играют Итальянцы, матч которых мне пропустить никак нельзя, затем СССР и последними США.

Глава 9

Утро, как обычно, началось с газет. Благодаря тому, что сегодняшняя Кортина — это мировая столица спорта и печатные издания сюда стекаются со всех концов земного шара, вместе с классическим континентальным завтраком (кофе, яйца всмятку, йогурт и два круассана с ветчиной и сыром) мне принесли их целую стопку: The New York Times, The Sun, Corriere della Serra и прочие. Были в ней и две локальные газеты: одна издавалась международным олимпийским комитетом, а вторая — местной коммунной.

И из всего этого многообразия только итальянские газеты на первую полосу поместили большой материал об открытии зимних Олимпийских игр. У Англичан, французов и американцев данное событие вызвало намного меньший ажиотаж.

The Sun так вообще главной новостью поставила скандал в королевской семье. Вернее, продолжение скандала, который тянулся, как было указано в статье, с октября 1955 года, когда её величество Елизавета II в едином порыве с премьером Черчиллем воспротивились браку принцессы Маргарет с британским военно-воздушным атташе в Бельгии Питером Таунсендом, обладателя сразу трех недостатков: он был простолюдином, разведенным и на шестнадцать лет старше принцессы. Осенью Маргаретт даже пришлось публично отказаться от своих матримониальных планов, чтобы успокоить консервативную общественность. Сейчас же непокорная принцесса выкинула очередной фортель — умотала с малой свитой с Острова без разрешения на то своей венценосной сестры.

Светские сплетни интереса у меня никогда не вызывали, так что особо не вникая в переплетения романтической дури королевских особ, я перелистнул страницу. А вот следующую статью прочитал внимательно.

Ближневосточный обозреватель The Sun писал, что в Израиле участились диверсии, которые организовывали боевики-фидаины, базирующиеся в секторе Газа. Террористы, полностью снабжаемые и финансируемые спецслужбами арабских государств, главным образом Иорданией и Египтом, удвоили свои усилия после провала плана мирного урегулирования, предложенного в прошлом году британским кабинетом и государственным департаментом США. К тому же еще и сирийское правительство в очередной раз заявило, что арабов устроит только полное исчезновение Израиля с карты Ближнего востока. На что последовал ответ израильского премьера Давида Бен-Гуриона, правда, более взвешенный. Несмотря на провокации и угрозы со стороны стран участниц Лиги Арабских Государств Израиль хочет решить все противоречия, касающиеся Суэцкого перешейка миром, и при содействии лично президента Эйзенхауэра и генерального секретаря ООН Хаммаршельда провести переговоры с правительством Гамаль Абдель Насера.

Понятно почему этот материал стоит вторым после очередного скандала в королевской семье. Суэцкий канал всё еще собственность Великобритании, но Насер, сегодняшний президент Египта, уже не раз под разными предлогами заявлял, что его нужно национализировать.

Англичане боятся начавшегося сближения Египта с СССР и его союзниками, ведь в случае попадания Египта в советскую сферу интересов Суэцкий канал будет для них потерян и британская империя рухнет окончательно.

Я мысленно потер руки, радуясь, что все идет по плану, а значит осенью я сорву большой куш.

Французы и американцы тоже писали о чём угодно, но не об Олимпиаде.

Зато итальянцы не скупились на восторженные слова в адрес главного спортивного события в их стране. Практически половина выпуска «Carrero della Serro» заняли статьи как о самой Олимпиаде, так и об около спортивных событиях, включая и светские новости курорта.

Локальная газета тоже была посвящена олимпиаде практически полностью. Но одна заметка выбивалась из общего ряда:

Сегодня в кинотеатре горнолыжного клуба «Кортина Де Ампеццо» состоится показ новейшей итало-американской картины «Гран При». Основанный на реальных событиях фильм уже снискал славу в США, став одним из самых успешных в кассовом плане в истории кино и теперь начинает своё триумфальное шествие по Италии.

Зазвонил телефон.

— Фрэнк, мы когда встречаемся? — спросила Алессандра.

— Так первый матч сегодня только в три часа, — я бросил взгляд на часы, большая стрелка подходила к десяти утра. — К трем в Ледовый дворец и подойду.

— А соревнования по горнолыжному спорту? Мы уже собираемся ехать на «Олимпия делле Тофане».

— Хорошо, спускаюсь, — вздохнул я в трубку. — Заедьте за мной.

Хотел по приезду в Кортину машину себе арендовать, но потом случился спор с Джанни и я решил поезжу до конца Олимпиады на той Джульетте, на которой буду участвовать в гонках.

Надо, кстати, сказать Ромео про пари, и чтобы он дал задание Хрушке, подготовить для меня машину.

Я набрал номер отеля, где он остановился и попросил соединить с номером Винченцо, и только после разговора с ним начал собираться.

У крыльца «Мирамонти» стояла ярко-красная Джульетта из новой серии. За ее рулем сидел Никола.

— Salve, — протянул он мне руку, когда я забрался на заднее пассажирское, Алессандра открыла мне дверь изнутри.

— На открытие Олимпиады чего не приехал? — спросил я у него.

Вражда у меня к нему давно исчезла. Даже странно, так-то я дядька злопамятный. Может сына мне чем-то этот Никола напоминает? Такой же балбес только и умеющий отцу неприятности доставлять. Золотая молодежь во все времена одинакова.

— Отец его заставил в автосалоне работать, — сдала кузена Алессандра. — А теперь он рекламирует новинку завода.

Понятно, Винченцо все пытается сделать из него нормального наследника. У меня вот не вышло.

— А что за шапка на тебе? — выдернула меня из грустных мыслей девушка.

Ну да, я одел вчерашний подарок. Все-таки минус 17 градусов по Цельсию сегодня в Кортина, о чем радостно с утра известило радио.

— Русская шапка — ушанка, — пока я объяснял где ее взял, Никола с Алессандрой с энтузиазмом ее на себя примеряли.

— Тебе идет, — сказала девушка кузену.

— Да она всем идет, — согласился я.

— На мне она смотрится громоздко, — надула губки девушка. — А есть женский вариант этой русской шапки?

— Да есть, конечно, — ответил я, вспоминая женские варианты ушанки, которые носили зимой мои многочисленные подружки. Вот только существуют ли они в этом времени? Чем-чем, а историей моды я никогда не увлекался. Совсем не моя тема. Но некоторые вещи из моего времени, делающие женщин особенно привлекательными, я помнил. Больше это, конечно, касалось нижнего белья, дай карандаш, и я особо воодушевляющие модели легко нарисую. Хотя шапку тоже смогу.

Залез во внутренний карман за блокнотом и карандашом, с некоторых пор всегда такой набор с собой ношу, записываю воспоминания, они, бывает, приходят совершенно неожиданно.

— Вот как-то так, — показал я рисунок Алессандре. Никола от любопытства весь изогнулся, чтобы тоже его видеть. — Ушанки можно не только меховыми делать, начал пояснять я, — но и вязаными, а также комбинированными, верхнюю часть делать вязанной или кожаной, а внутреннюю меховой. Еще можно помпоны на завязки крепить. — Я дорисовал еще пару моделей. — У вязаных цена демократичнее выйдет, то есть рынок сбыта больше, — как всегда у меня все свелось к бизнес-идее.

Вот только с теми ли людьми я ею поделился? Что-то меня от воспоминаний о сыне расклеило.

— Ты предлагаешь мне заняться производством русских шапок? — удивилась Алессандра, а затем восхитилась. — О, Фрэнк, ты такой душка! — она впилась поцелуем мне в губы.

— А почему нет? — не стал я сдавать назад, когда объятия ослабли. Вырвалась идея, значит надо ее осваивать. — Создадим итало-американский модный дом, зарегистрируем бренд, и вперед: с тебя контроль за бизнесом, наем дизайнера и сотрудников, с меня финансирование и иногда идеи. Глядишь, и «Диор» обойдем.

— Я согласна! — чуть ли не завизжала от нарисованных мною перспектив Алессандра. — Теперь я тоже буду при деле! А то Виолетта постоянно нос задирает из-за своей должности! Тоже мне, советник министра культуры Италии! — возмущенно фыркнула она. — А я буду владелицей модного дома, подвину «Диор» — это еще круче!

— Ты только ей раньше времени все не разболтай, а то побежишь хвастаться, — предостерег ее Никола.

— Я что дура⁈ — вспыхнула Алессандра. — Вот когда у нас все будет готово, тогда она и умрет от зависти! Не раньше!

— Ладно, поехали уже, — сказал я Николе, а то уже минут десять с места не двигаемся.

На машине мы доехали не до конечной точки маршрута, а только до аэросаней, а уже на них подъехали к трассе «Олимпия делле Тофане». Дело в том, что в самом городе снега, несмотря на низкие температуры, почти не было, и на аэросаней к отелю было не подъехать.

Хорошо быть техническим спонсором Олимпийских игр. Это помимо статуса и возможности посещать абсолютно любые соревнования еще и гарантировало место в ВИП-ложе с соответствующим обслуживанием. А сегодня ложа для избранных оказалась жизненно необходимой. Мало что мороз, так еще и ветер гулял по трассе и трибунам. Но нам с Ромео мерзнуть не пришлось. Для нас, как для важных гостей, были удобные кресла, теплые пледы, горячие напитки и алкоголь, а также водяные грелки, которые, когда те остывали, персонал достаточно оперативно менял на новые.

В общем, на соревнования, а сегодня в программе был скоростной спуск у мужчин, мы смотрели с комфортом.

— Фрэнк, может у тебя еще какие-то идеи кроме шапки есть? Больше ничего тебе вчера русские не дарили?

Я чуть кофе не подавился, представил, как Чернышев торжественно вручает мне комплект нижнего белья из кружев. Хмм, что-то меня сегодня цыклин на этих кружевах. Бабы что ли давно не было?

— Есть одна идея, — шепнул я Алессандре на ушко и сразу перешел на строгий тон. — Но дай мне соревнования посмотреть!

— Да ну их, — поморщилась без пяти минут бизнесвумен.

— Сама же меня сюда притащила, — напомнил я ей.

В ответ меня одарили милой улыбкой.

Не уступить я не смог. Так что вновь достал блокнот и нарисовал модель в высоких сапогах на молнии. Их я здесь точно не видел. Местные дамы ходят или в туфлях, или в ботинках.

Никола даже забыл о соревнованиях, а еще минуту назад азартно что-то кричал на итальянском спортсменам. Копируя кузину, вытянул шею и прилип взглядом к изображению.

— Боже, какая прелесть! — воскликнула Алессандра. — Хочу, хочу, хочу!

— Да не вертись ты, не видно же ничерта! — проворчал Никола.

Я вырвал лист из блокнота и передал этим двум почитателям моды, итальянцы, что с них взять, пусть обсуждают, сам же принялся смотреть соревнования.

К моему удивлению меня все же оставили на какое-то время в покое, и я смог хоть что-то увидеть, правда, немного. Мы сперва опоздали, затем меня отвлекали, в общем удовольствия от просмотра я особого не получил. Советские спортсмены проскользнули мимо моего внимания, да и на пьедестал не попали, а всех победил австриец Тони Зайлер, но я об этом мог и по радио узнать.

Хотя польза от поездки все же была. Наблюдая за спортсменами-горнолыжниками я укрепился во мнении, что тема спортивного инвентаря сейчас очень перспективна и мне не нужно замыкаться исключительно на хоккейной экипировке. Лыжи, сноуборды, защитное снаряжение — всё это имеет намного больший коммерческий потенциал. Тем более, что совсем скоро в Европе, а затем и в США начнётся самый настоящий горнолыжный бум и курорты подобные Кортине, все эти Китцбюэли, Аспены, Санкт-Морицы и прочие станут очень популярными местами среди толстосумов.

Да и если вспомнить про недавнюю гонку на снегоходах, то станет понятно, что лыжная акробатика со сноубордом просто обязаны быть в программе моих будущих Adrenalin Games.

Так что мне обязательно надо зайти на этот огромный рынок в числе первых. Понятное дело, в одиночку я это направление не потяну, я же не многорукий Шива. И старик Ружо тоже не потянет. Пусть чисто хоккейной экипировкой занимается, это как раз его уровень. А на новое направление придется кого-то другого искать, чтобы делегировать ему обязанности, а самому выступать генератора идей.

Прежде чем ехать в Ледовый стадион мы втроем решили пообедать. Ресторан выбирали Ромео, они здесь свои и им виднее.

— Господи, эта та, о ком я думаю? — прошептала Алессандра, когда мы уселись за свободный столик и уткнулись в меню.

Мы с Никола синхронно повернули головы в ту сторону, куда смотрела девушка.

Там сидела компания англичан судя по их говору, манере одеваться и внешности. Трое мужчин и две молодые женщины.

— И кто это? — спросил я. Не то, чтобы мне было до них какое-то дело, английская аристократия — те еще снобы, общаться с ними удовольствие для извращенцев. Но раз уж Алессандра акцентировала на них внимание, да и у Николы вид стал слишком уж задумчивым, то невольно и меня эта компания заинтересовала.

— Младшая сестра английской королевы, принцесса Маргарет, а с ней ее подруга, кстати, американка, — удивила меня Алессандра. — Шарман Дуглас — дочь бывшего посла США при королевском дворе в Лондоне.

Я окинул молодых женщин взглядом. Блондинка и брюнетка с очень высокой прической. На вид обеим было лет двадцать пять.

Наши глаза с брюнеткой встретились. Они у нее оказались синими. Взгляд дерзкий и излишне высокомерный. Брюнетка наклонилась к блондинке, что-то сказала ей, и последняя уделила внимание нашему столику. Пригляделась, о чем-то задумалась, а затем принялась обстоятельно отвечать брюнетке.

Дальше я на них не смотрел, углубился в изучение меню и, наконец, сделал заказ официанту.

Покинули ресторан мы с Ромео раньше англо-американской компании. Спешили на хоккейный матч.

На Ледовом стадионе было не так холодно, как на горнолыжной трассе. И температура днем немного поднялась, и закрытые с двух сторон трибуны лучше защищал от ветра. Здесь мы тоже разместились в ВИП-ложе.

Можно было посмотреть игру в соседней ложе, вместе с президентом Италии, главой международного Олимпийского комитета и другими важными шишками, но я им все же по возрасту не особо подходил. Мое место сейчас среди золотой молодежи Италии. С ними я и уселся.

Алессандра сразу же принялась щебетать по-итальянски с Вайлетт, я лишь разобрал словосочетание «принцесса Маргарет», Никола тоже перешел на свой язык и принялся что-то громко обсуждать с приятелями.

А я переключил внимание на трибуны, которые были заполнены до отказа, все четыре яруса. И это не удивительно, на ледовом поле вот-вот развернется сражение между командами Италия и Канады, и последняя вчера выиграла у немцев со счетом 4:0.

Скучать мне долго не позволили, возле меня, кого-то подвинув, занял место Джанни.

— В прошлый раз ты угадал. Была ничья, — напомнил мне Аньелли и выписал чек на тысячу долларов. — Какой у тебя прогноз на этот матч? — спросил он, когда финансовый вопрос был улажен.

— Какая на этот раз ставка?

— У тебя же какой-то хоккейный бизнес в Канаде? — вместо ответа услышал я от Джанни.

Странный вопрос, учитывая, что он наверняка знает о том, что я обещал специальный приз команде-победительнице хоккейного турнира. Хотя узнал он об этом, скорее всего, только сегодня. Да и вопрос оказался риторическим.

— Вот значит почему ты разбираешься в хоккее.

— Джанни, — поспешил я его заверить в том, что спорить со мной бояться не стоит, — чтобы делать деньги на гоночных автомобилях не обязательно быть первоклассным гонщиком. Так и тут, чтобы делать деньги на хоккейной экипировке не обязательно разбираться в хоккее. Достаточно разбираться в людях и в бизнесе.

— Но ты гонщик, — уличил меня в желании запудрить мозги Аньелли.

— Но я не хоккеист. Или ты видел меня в составе какого-то клуба?

Джанни ухмыльнулся.

— Да хрен тебя знает, Фрэнк, ты для меня человек-загадка. Слишком уж разнообразными талантами обладаешь. И изобретатель, и в бизнесе всеяден, деньги буквально из воздуха делаешь. Автомобильный завод строишь, сталелитейный, слышал, недавно приобрел. Изобретения у тебя разнообразные, и не все они касаются автомобилей. Хоккейная экипировка, аэромены эти твои, зрелищная штука, хочу выставлять возле стадиона во время матчей «Ювентуса». О! Еще магнитики, ведь сущая мелочь, а какой потенциал! Продашь лицензию на их производство?

— Ромео уже продал, — развел я руками.

— Опять эти Ромео, выскочки, — вяло ругнулся Аньелли и, судя по виду, не особо расстроился. — Пивные банки твои понравились. Очень удачное решение, на матче самое-то из них пиво пить, — похвалил он меня. — Ну, банки-то понятно, у тебя семейное предприятие — пивзавод. Но скажи мне, друг, как ты до биотуалетов додумался? — Джанни впился в меня взглядом-рентгеном.

— Рок-фестиваль в том году под Бостоном проводил, так зрители всю округу засрали, меня даже оштрафовали по этому поводу, вот и придумал, — выкрутился я. — И я только идею подал, все остальное мой микробиолог сделал.

— Фанаты «Ювентуса» тоже всю округу засирают во время матчей, но я до биотуалета почему-то не додумался! — вспылил от непонимания ситуации Джанни.

— Может не штрафовали?

Аньелли заржал и хлопнул меня по плечу.

— Точно! Из-за этого.

— Ну, вот видишь, всему есть логическое объяснение. Не такой уж я и загадочный. Обычный американец, у нас у всех мозги на прибыль повернуты. Так ставки будем делать?

— Про рок-фестиваль я почему-то не слышал, — задумчиво пробормотал Аньелли, не желая менять тему. — Про то, что ты продюсировал фильм о себе слышал, о том, что он заработал почти сто миллионов долларов в Америке тоже, а вот про рок-фестиваль нет. И что выгодное дельце?

— Да это больше рекламная акция была. Я там свое пиво продавал, те же аэромены глаза посетителям мозолили. После фестиваля продажи того и другого просто взлетели.

— Вот умеешь ты, Фрэнк, деньги зарабатывать, — с каким-то сожалением произнес Джанни. Нет, это была не зависть, скорее непонимание. Перед ним сидел молодой парень, который был младше его лет на десять, то есть жизненного опыта имел намного меньше, но при этом в бизнесе был намного успешнее Аньелли. Причем, всего добился сам, а не получил в наследство. — Ладно, давай про хоккей. Ну так кто по-твоему сегодня победит?

— Канадцы, — просто ответил я, спорить что-то расхотелось. Неожиданно стало неудобно, даже не перед Джанни, а перед мирозданием что ли. Я ведь не сам по себе такой гениальный и успешный, это плоды послезнания, а вот тот, кто рядом со мной сидит достигнет невиданных высот своим умом. Вернее, достиг бы. Теперь ему уже это не грозит. Появился я. Хотя ума и деловой хватки я же его своим присутствием не лишил. А значит у него есть шанс меня переиграть.

— А ничего, что у Канады не сборная, а любительский клуб, который и приехал сюда под видом сборной, а в нашей команде лучшие игроки со всей Италии? Ты всерьез считаешь, что какие-то любители смогут победить сборную целой страны? — влезла в разговор Вайлетт.

Выглядела она, как всегда, шикарно: очаровательный румянец на щеках и блеск в сапфировых глазах. В этот раз она надела шубу из чернобурки и меховую шапку с брошью спереди и торчащим из нее черным пером. Ох уж эта мода пятидесятых.

— Хочешь со мной поспорить?

— Пфф, — фыркнула Виолетта, но ставку почему-то делать не пожелала.

Зато захотели остальные итальянцы из приятелей Аньелли и Ромео. Правда, на игру Канада-Италия мнения разделилось примерно тридцать на семьдесят, поэтому коэффициенты были не такие умопомрачительные. На матч Чехословакия-США тоже ставили на обе команды, правда в меньшем соотношении, и предпочитали ставить на Чехословакию. Подозреваю, что в пику мне, я же американец. Зато на ставках на исход матча СССР-Швеция я отыгрался. Никто не поставил на СССР.

Когда команды появились на поле трибуны взорвались. Зрители ВИП-ложи не стали исключением, как и все повставали с мест и замахали флажками. У меня, кстати, тоже был с собой флажок, но звездно-полосатый. Кричалки на итальянском в легкую заглушили кричалки на английском и французском языках. Ведь канадцы сидели компактно на первом ярусе, французов тоже присутствовало не особо много, думаю, а вот итальянцы были повсюду.

Если бы я не был морально подготовлен просмотром матчей по хоккею в Канаде, то игра бы произвела на меня гнетущее впечатление. Скорости и техника у игроков были на фоне моих воспоминаний просто ужасны. Плюс еще и экипировка давала о себе знать. Ни о каких баттерфляях и игре на коленях вратари тут и не мечтали. Всё только на ногах. От того и шайбы, которые забрасывали, смотрелись очень нелепо. На мой взгляд искушенного зрителя, конечно.

Игра итальянцев и канадцев, неожиданно для меня получилась упорной. Игроки из клуба «Kitchener-Waterloo Dutchmen», которые и составляли сборную Канады, были мастеровитей итальянцев, зря Виолетта отзывалась о них с пренебрежением, но всё равно первый период закончился со счётом 1−1.

— Вот видишь! — попеняла мне Виолетта перед началом второго периода. — Пока ничья, но скоро мы их додавим.

— Чего тогда спорить отказалась? — поддел я ее.

— Какой же ты, Фрэнк, хам, — как обычно Вайлетт завелась с полуоборота. — Будешь продолжать спорить, лишь бы не признавать мою правоту!

— Все-все молчу, — закатил я глаза.

Во втором периоде итальянцы играли даже интереснее, чем в первом, игрокам Канады все не удавалось перехватить инициативу, и они перешли на грубую игру. Трибуны свистели, трибуны кричали, на ледовое поле сыпались проклятья, но хотя бы ничего не кидали. Судья вмешался и стал удалять канадских хоккеистов одного за другим. Теперь уже запротестовал первый ярус трибун. Из-за вакханалии, творящейся на игровом поле, второй период не изменил счет и оставил всех на нервах.

— Вот уроды! — высказался Джанни и был поддержан гневными выпадами в сторону канадцев.

Среди обычных зрителей тоже обстановка накалилась. На первом ярусе схлестнулись болельщики и завязалась драка. Но туда уже спешила охрана, а вместе с ней альпийские стрелки. Последних на Олимпиаде вообще было много. Они стояли почетным караулом возле Олимпийского огня, их оркестр каждый день играл на центральной площади, а тут выясняется, что они еще и охранные функции выполняют.

Последний третий период начался также с жесточайшего противостояния. Команды не уступали друг другу и, казалось, что счет так и останется ничейным, но под занавес матча наступил перелом: канадцы забросили в ворота сборной Италии вторую шайбу. Стадион протяжно вздохнул и образовавшуюся тишину разорвали яростные крики радости болельщиков сборной Канады.

Джанни схватился за голову, Вайлетт закусила губу. И тут последовал еще один удар по воротам Италии — канадцы забросили на последней минуте третью шайбу. Стадион загудел от боли и разочарования, заглушив ликование трибун первого яруса. На информационном щите появился результат 3:1

Мастерство канадцев сказалось, еще и грубая игра сделала свое дело, они нахватали аж двенадцать удалений, и было видно, что итальянцы в третьем периоде их просто боялись. Тоже мне, потомки храбрых римлян.

А еще я кое-что понял про современный хоккей. А именно то, почему так сильно снижается темп игры и почему вратари предпочитают стоять как оловянные солдатики, ну, кроме того, что боятся пойти по пути Терри Савчука.

Всё просто. Материалы, использующиеся при изготовлении инвентаря такие, что по-другому просто нельзя играть. Взять хотя бы щитки у вратарей. Они кожаные с набивкой из шерсти и просто-напросто намокают, превращаясь к концу игры в гири на ногах. Какая уж тут акробатика? С полевыми игроками та же история.

Вот и получается, что если я продолжу модернизировать хоккейный инвентарь, и мы с Жаком Ружо сделаем экипировку полностью из синтетических материалов, то и зрелищность игры возрастет, и соответственно повысится ее ценность для рекламодателей и телевидения, а это значит, что на хоккее можно будет делать большие деньги.

— Как же так? — вывела меня из мыслей Вайлетт. — А это все ты виноват, накаркал!

Я даже комментировать этот ее выпад в мою сторону не стал. Вайлетт встала со своего места и гордо удалилась. Джанни, пожав мне руку, сделал тоже самое, часть итальянцев последовала за ними. Ложа наполовину опустела.

Я отнесся к этому спокойно. Итальянцы эмоциональны, им нужно пережить проигрыш, а расплатиться со мной они могут и завтра

Так что на историческое событие, дебют Советской Сборной на Олимпийских играх мы смотрели в усеченном составе. И я радовался, как мальчишка, когда у наших, наконец, задалась игра, а то в самом начале они играли скованно и излишне суетливо. Пучков даже пропустил шайбу на тринадцатой минуте — не ожидал. Шведский защитник бросил ее издалека. Дальше стало еще хуже, советские хоккеисты допустили нарушение правил и судья удалил с поля сразу двоих. Команда осталась с четырьмя игроками против шести шведов. И вот тут, когда казалось, что все хана, наши начали играть всерьез, держали шайбу и не отдавали ее противнику целых две минуты до выхода своих штрафников. Зрители аплодировали такой игре, и это были не только русские болельщики. Когда советских хоккеистов стало вновь шестеро, Бабич забросил первую шайбу. Счет сравнялся 1:1, с ним и закончился первый период.

Второй период порадовал еще больше. Вновь отличился Бабич, уже на первой минуте забросил шайбу в ворота шведов. И под кричалки «Москва давай! Москва давай!» почти сразу третью шайбу туда же отправил Бобров. В третьем периоде заявил о себе Кузин, он забросил в ворота противника целых две шайбы. Игра закончилась со счетом 5:1.

От избытка чувств я залихватски свистнул и замахал ушанкой. Игра у наших вышла отличной. Да, начали они вяло, но разыгрались же! Все-таки сборная Советского Союза была классом выше шведов. Особенно выделялась игра нападающего Боброва и вратаря Пучкова. По мне так эти двое легко могли бы заиграть в НХЛ уже сейчас. Жаль, что это никак не проверить и суперсерию лет на десять-пятнадцать раньше тоже не организовать.

— Ты победе сборной США так не радовался, как радуешься победе СССР, — удивилась Алессандра. — А твои целых сорок три шайбы чехословакам забросили! — восхитилась она результатом сборной США.

— Так на этой ставке я заработал намного больше, — объяснил я.

— Он же американец, а у них главное — прибыль, — подтвердил мои слова Никола.

Глава 10

— Синьор, вы просили разбудить вас в восемь утра, — вежливо сообщил портье по телефону.

— Спасибо, — спросонья вышло неразборчиво. — Опять эта Олимпиада, чтоб ее, — проворчал я уже после того, как положил трубку.

Пришлось слазить с кровати и собираться на очередные соревнования.

— А я точно не спортсмен? — спросил я у своего отражения, зайдя в ванную комнату. А то уже сомнения одолевают. График у меня точь-в-точь как у олимпийца: ранний подъем и силовые упражнения.

Вспомнился вчерашний вечер, и я вздрогнул. Чудом ведь не сорвался. Мороз ниже нуля, все обледенело, а я по карнизам на третий этаж лезу. А под утро по тому же маршруту обратно.

— Брр, — помотал я головой. Лучше об этом не думать.

В этот раз мы ехали смотреть на соревнования конькобежцев. Проходили они в живописном месте, на озере Мизурина, жемчужине Доломитовых Альп.

Как обычно добирались туда на аэросанях усовершенствованных французским «Rhône-Poulenc», крупнейшим спонсором зимних Олимпийских игр в Кортина д’Ампеццо.

Сперва гнали с ветерком, по заснеженным склонам, а вот затем, когда место для проезда сильно сузилось, пришлось встать в вереницу автобусов и автомашин, что плелись по извивающейся среди скал и обрывов дороге в горы, где должны были проходить соревнования.

Каток был организован прямо на окруженном горами озере. Чтобы при колебании температур лед не деформировался, он был обрублен по краям, и узкая полоса воды отделяла каток от берега. Получилась огромная плавучая льдина, попасть на которую можно было по деревянным мосткам, но только не зрителям.

Для зрителей трибуны были установлены на берегу. Не вокруг озера, а лишь с одного края, где и будут соревноваться спортсмены. Для прессы была отдельная трибуна, как раз по центру.

Когда мы с Николой и Алессандрой приехали, от народа здесь уже собралось много, в глазах рябило от флажков стран-участников. Среди многоголосия зрителей слышалась и русская речь. Советские граждане отличались не только по говору, но и по одежде, на мужчинах, как и на мне, были шапки-ушанки, правда, в отличие от меня, носили они их с завязанными ушами.

Меня словно какая-то неведомая сила потянула в их сторону. Алессандра без вопросов пошла за мной, а вот Никола нас затормозил.

— Вы куда⁈ Наши в другой стороне! — крикнул он нам вдогонку и, когда мы обернулись, показал рукой на Джанни Аньелли в окружении свиты.

Слова Николы меня отрезвили, я, наконец, вспомнил, что теперь американец и надо бы вести себя поосторожнее, а то и так вчера едва не спалился на матче, слишком уж рьяно болел за команду СССР.

— Нам что теперь всю Олимпиаду с этими Аньелли тусоваться? — позволил я себе поворчать по дороге.

— Чем тебе не нравится Джанни? — искренне удивилась Алессанда. — С ним же весело! Он постоянно какие-нибудь развлечения придумывает, вечеринки классные устраивает. Тебе надо обязательно сходить хотя бы на одну, и ты все поймешь.

— Раз он тебе так по сердцу, то и тусуйся с ним. Я-то тут причем?

— Фрэнк, ты такой смешной из-за своей ревности! — девушка фыркнула. — Да я его с детства знаю, как и Виолетту, и его родных сестер, мы с ними часто в детстве вместе играли, а Джанни был как старший брат. Кстати, его жена Марелла тоже с детства была в нашей компании.

— А чего она не приехала?

— Так Марелла недавно родила. Теперь у Джанни полный комплект: сын и дочь, — Алессандра рассмеялась своей шутке. — Ты знал, что мать Мареллы американка?

— Я вообще о ней не знал, пока ты о ней мне не рассказала.

— А по отцу она принцесса Караччоло ди Кастаньето из древнего неаполитанского рода, — продолжила хвастаться подругой итальянка.

— Куда ни плюнь, кругом одни принцессы, да патрицианки, — опять проворчал я. Вспомнил вчерашнюю премьеру, куда меня затащила Алессандра. Очень уж ей хотелось, чтобы на «Гран-При» ее сопровождал прототип киногероя.

И в вестибюле перед началом показа, меня представили Ее Королевскому Высочеству принцессе Маргарет. Высокомерная сука.

— Гонщик-пивовар, оригинально, — дерзко смотря мне прямо в глаза, резюмировала принцесса, после того как ее подружка американка Шарлота меня отрекомендовала. — Я бы на вашем месте вторую часть при представлении не упоминала.

И после этого меня оттеснили от королевского тела, аудиенция была закончена.

Словно оплеванный я вошел в зал, угнездился в кресло, поиграл желваками, а затем выкинул эту английскую кикимору из головы. И вот опять навеяло.

Алессандра лукаво на меня взглянула, порадовав меня блеском кошачьих глаз и очаровательными ямочками, и я забыл о злобной принцессе.

— Ромео в отличие от Аньелли не утверждают, что они из патрициев, продолжала тему Алессандра. — Мы говорим о себе проще — Ромео из древнего итальянского уважаемого рода.

— Действительно, большая разница, — согласился я.

— Мы скромнее, поэтому нас в Италии не ненавидят.

— Ну как можно ненавидеть такую красивую девушку? Ты лучше всех принцесс мира, — приблизил я свои губы к ее лицу. Алессандра, увернулась от поцелуя. Мы были на людях.

— Мистер Уилсон! Мой Бог, это же вы! — услышал я крики. Ко мне бежал победитель гонок на снегоходах и тащил за собой, словно на буксире, молодую женщину, которая не могла передвигаться на той скорости, которую взял ее спутник. — Как я рад вас здесь встретить! — задыхаясь, сообщил он мне и затряс мою руку.

— Тоже рад вас здесь видеть, — доброжелательно улыбнулся я.

— Позвольте представить, это моя жена Мегги, и у нас сейчас медовый месяц! — радостно сообщил он.

— Поздравляю!

Молодая новобрачная смущенно зарделась.

— Как вам Олимпиада? — спросил я, проявляя вежливость.

— Все отлично! Тут так красиво! А какой отель! Вчера наши отлично сыграли — 4:43! Вы были на хоккейном матче? Мы стараемся посещать почти все соревнования! — заговорили они наперебой.

Пообщавшись еще пару минут с соотечественниками, я распрощался с ними и, подхватив под локоть заскучавшую Алессандру, поднялся в ВИП-ложу.

— Фрэнк, ты готов к гонкам? — встретил меня вопросом Джанни.

— Всегда готов! — бодро подтвердил я и встретился глазами с Вайлетт. Та смотрела на меня многообещающе.

Первыми на дистанцию 500 метров бежали англичанин Кроншей и советский спортсмен Гришин. Англичанин изготовился к старту у малой дорожки, наш у большой.

Пистолетный выстрел стартера. Гришин срывается с места, стремительно проходит поворот и сразу оставляет позади англичанина.

На демонстрационном щите появляется результат — 40,2 секунды. Это был новый мировой рекорд, о чем сообщил диктор на стадионе.

Трибуна, где сидели небольшая группа русских, разразилась победными криками, в воздухе замелькали ярко-красные флажки с советской символикой. Остальные зрители тоже отреагировали на победу советского спортсмена, поставившего новый мировой рекорд, бойко хлопали в ладоши, словно только что посмотрели отличное представление.

Засунув два пальца в рот, я залихватски свистнул.

В бок мне прилетел кулачок Алессандры, а в колено я был атакован Вайлетт, которая сидела рядом ниже.

Черт, опять забылся. И что мне теперь все время истуканом сидеть?

Как по заказу болельщики на соседней трибуне начали выкрикивать речевки на итальянском и сопровождать их хлопками в ладоши и свистом.

— Наши люди! — вслух подумал я, с удовольствием рассматривая эмоциональных фанатов Ювентус с намотанными на шею черно-белыми шарфами.

— Раз я вам мешаю, то я с ними соревнования посмотрю, — заявил я двум фуриям.

Решительно поднялся с места и стал спускаться, рассудив, что среди громких и не скрывающих эмоции фанатов я легко смогу затеряться.

— А что отличная идея! — неожиданно меня догнал Джанни. — Вольемся в ряды простого народа Италии!

Пока мы с ним переходили на соседнюю трибуну, пока фанаты радостно приветствовали пополнение в своих рядах, узнав Аньелли, на старт вышла третья пара: японец Такемура на малой дорожке и вновь советский спортсмен — Сергеев. Выстрела еще не прозвучало, а Сергеев уже сорвался с места — фальстарт. Со второй попытки стартовать удалось, но в этот раз вперед вырвался Такемура. Правда, лидировал недолго, уже у входа во второй поворот Сергеев начал обходить японца. И опять победа досталась советскому спортсмену.

На фанатской трибуне мне уже никто не мешал свистеть, и я отвел душу. И я нисколько здесь не выделялся. Итальянцы тоже весьма бурно выражали свои эмоции. И, им было плевать кто сейчас находится на дорожке, они просто любили спорт.

Еще больше всем подняло настроение, когда на трибуну доставили заказ Аньелли — несколько ящиков местного пива. Мороз пить его не мешал.

Объявили следующих соперников:

— Рафаэль Грач, Советский союз и Кеннет Генри, США!

И вновь фальстарт. Генри, не дождавшись сигнала к старту, срывается с места. Затем такую же ошибку повторяет Грач. Судья подходит к ним и что-то объясняет. Оба спортсмена разъезжаются в разные стороны, видимо, успокаивают нервы.

Судья терпелив. Проходит, наверно, минут десять, прежде чем он объявляет третью попытку. На этот раз старт прошел удачно, да и финал мне понравился. Грач оставил американца далеко позади и стал вторым в турнирной таблицу.

До конца соревнований наших никто с первых двух мест так и не подвинул. Первым на демонстрационном щите стоял Евгений Гришин, вторым Рафаэль Грач, а третьим норвежец Альф Естванг, отодвинув на четвертое Сергеева.

Посмотрев церемонию награждения и выпив все пиво, мы стали прощаться с фанатами Ювентуса, что оказалось довольно сложно. Аньелли, а заодно и меня ни в какую не хотели отпускать, хором требовали продолжения банкета и тащили в какой-то местный бар.

Но тут нам на помощь пришла Вайлетт. Взмахнула своими пушистыми ресницами, сверкнула белоснежной улыбкой, что-то проговорила ангельским голосом по-итальянски и суровые мужики размякли и забыли про бар.

— Ну так как на счет завтра, все в силе? — спросил меня Джанни, когда мы подошли к аэросаням.

— Конечно, — подтвердил я участие в гонках.

— Ну и отлично, завтра тогда встретимся уже в Милане. Девять утра тебя устроит?

— Я на вертолете туда полечу, так что вполне могу и тебя подбросить, — предложил я свои услуги перевозчика.

— Чтобы Аньелли летел на вертолёте в цветах Альфа Ромео? — рассмеялся Джанни.

— Ну как знаешь. Где мы там встречаемся?

— Как где? На аэродроме, конечно. Мы с Вайлетт тоже летим на вертолете.

Вот ведь человек. Озаботился каждым нюансом предстоящих соревнований. Ни в чем не хочет мне уступать.

— Жаль, что ни я, ни ты не пилоты. Можно было бы и в небе посоревноваться.

— Получить лицензию не так сложно, во всяком случае у нас, в Италии. Так что в следующий раз можно и устроить что-то подобное, — судя по блеску в глазах загорелся идеей Аньелли.

— Тебе одной ноги мало⁈ — ткнула его в грудь кулачком Вайлетт, выглядевшая рассерженной. — Решил себе все кости переломать?

— Тогда уж пусть это будут самолеты. Они быстрее и изящней чем эти стрекозы, — продолжил я тему и был награжден злобным взглядом от девушки.

Джанни смеясь, пытался закрыться руками от Вайлетт. Но все же она добилась своего — договора между мною и Джанни о соревнованиях в небе не случилось.

Сославшись на необходимый мне отдых перед гонками, я попрощался с Алессандрой возле ее отеля и поехал к себе. Нужно было готовить послание журналистам, а затем под покровом ночи вновь штурмовать отель, но уже «Савой». Благо там с каждого балкона свисали флаги стран, откуда прибыли борзописцы. Заявлюсь туда чуть пораньше, пока у всех в номерах горит свет, и определюсь.

В восемь утра мы с Алессандрой были уже на борту арендованного «Bell 47» и, взлетев, взяли курс на Милан.

Вертолёт Аньелли оказался, его «Sikorsky S 51» выглядел на фоне нашего красавца просто нелепо.

— Неплохая машина, — ответил наш пилот на мой вопрос, — первый коммерческий вертолёт в мире. Я на таком учился летать десять лет назад. Сейчас их уже не выпускают.

— Марко, а какой вертолёт быстрей? Наш или это черно-белое недоразумение?

— Конечно модификация «Bell 47» быстрее. Почти на 30 километров.

Мы взлетели чуть позже и сейчас вертолёт в черно-белых цветах Ювентуса был впереди нас. Не на много, примерно на километр.

— Если мы будем в Милане первыми, то с меня премия. За каждую минут плачу десять долларов.

— Хорошо, мистер Уилсон, сделаю. Я же Il Roso, фанат Торино, — пояснил он мне, — для меня дело чести быть лучше чем бьянконери.

— Ох уж этот соккер и его фанаты, — хмыкнул я специально используя американское название футбола. Надо же поддерживать реноме американца.

В итоге после того как мы приземлились и дождались Аньелли мой кошелек похудел на внушительные сто долларов. Мы прилетели в Милан на десять минут раньше чем Аньелли.

Марко довольный этой нечаянной премией, прочертил мне на карте оптимальный маршрут до Кортино и улетел обратно. Мы с Ромео арендовали его и вертолет до конца олимпийских игр.

— Фрэнк, ты это сделал, чтобы порадовать эту дурочку Ромео или чтобы позлить меня? — обвинила меня Вайлетт, когда вышла из своего вертолета.

Алессандра в это время с кем-то разговаривала по телефону в здании диспетчерской аэродрома и не слышала комплимент о себе.

— Детка, ты как всегда видишь во мне только плохое, — печально вздохнул я.

— Ладно, ладно, заканчивайте эту свою возню, — встрял в нашу пикировку Джанни. — Сейчас мы вчетвером на такси едем на Виа Палманова. Мой друг Франческо держит там салон люксовых спортивных автомобилей.

— Подожди, — притормозил я его. — Мы разве не с заводов берем тачки?

— Фрэнк, мне нужна гарантия, что машины будут серийные, а если они будут с завода, кто поручится, что начинку не поменяли? А у Франческо отличный выбор, твои Джульетты там тоже есть, не знаю только зачем ему продавать эту бедность, — я предпочёл не заметить его шпильку в адрес моего детища. Ну да, новая Джульетта Спринт существенно дешевле, чем практически все спортивные машины в Италии, но на это и был расчёт! — Берем две машины и стартуем в Кортино. До финиша примерно 400 километров, как раз хватит чтобы победа одного из нас не была случайной. Карта у тебя есть?

Я подал Джанни карту с отмеченным маршрутом. Тот хмыкнул и сказал:

— А ты хорошо подготовился, — одобрительно осклабился Аньелли. — Даже ничего править не надо. Оптимальный маршрут. Ладно, с этим закончили, поехали за машинами.

Салон на Виа Палманова встретил нас новенькими Феррари, Ланча, Порше, Астон Мартин и Мерседес. Здесь были представлены лучшие спортивные машины со всей Европы, а также Фиат V8 и новая Джульетта Спринт, выглядевшая бедной сироткой среди всей красоты.

Алессандра ушла вслед за Джанни, а я стал бродить по рядам автомобилей с Вайлетт.

— Мистер, — возле меня материализовался один из менеджеров салона, сразу опознав во мне американца и достаточно бегло заговорил по-английски, — вам нужна спортивная машина? У нас есть отличные варианты, в которой ваша спутница будет смотреться просто шикарно, — свою работу парень делал очень настойчиво, не давая и слово вставить, — я бы порекомендовал вам Ferrari 375 Amerika. Этих красоток выпущено всего 30 единиц, и одна из них может стать вашей. Вот она, как по мне это то что вам нужно!

Ну да, на фоне всех остальных машин в этом салоне творение моего конкурента по Ле Ману и Дайтоне смотрелась как круизный лайнер случайно зашедший в бухту с лодочками туземцев. Умеет Энцо делать классные тачки, нечего сказать. Он козёл, конечно, но козёл гениальный.

— Да, отличная машина, — не стал я спорить. В будущем, из которого я сюда прибыл, эта модель Ferrari будет стоить три с половиной миллиона долларов.

— Не просто отличная, она великолепна. Двигатель объёмом 4,1 литра выдаёт 7000 оборотов и 340 лошадиных сил. Максимальная скорость 262 километра в час. Это просто зверь в обличьи машины, — пел осанну менеджер.

— Звучит здорово, но мне нужно кое-что другое.

— Джузеппе, — Вайлет одарила и меня и менеджера белоснежной улыбкой, за которой последовала очередная колкость, — мой друг не настолько состоятелен чтобы купить эту машину. Фрэнку нужно что-то подешевле. Так ведь милый? — это она уже мне.

На лице продавца тут же отразилась целая гамма эмоций, главной из которых было разочарование. Впрочем, он быстро собрался.

— Я вас понимаю, мистер. Тогда позвольте предложить вам рестайлинговый Fiat V8. Производство этой модели возобновлено после прошлогодней победы в Ле-Мане. Новая версия обладает более мощным двигателем и обеспечивает повышенный комфорт.

Ну молодцы руководители Фиата, нечего сказать. Как следует воспользовались моей победой в прошлом году.

— Спасибо, Джузеппе, но нет. Мне нужна Джульетта Спринт и мне нужен самый мощный вариант. Цвет не важен.

— Джульетта? — видимо я окончательно упал в глазах этого паренька. — Вы уверены мистер?

— Абсолютно. Мне нужна именно она.

— Хорошо, — упавшим голосом смирился он, — пойдемте.

Через пятнадцать минут я стал счастливым обладателем новенькой ярко-красной Джульетты Спринт в максимальной комплектации.

Несмотря на весь скептицизм продавца и колкости Вайлетт машина мне понравилась. Да, она не выглядела так агрессивно как конкуренты, но с точки зрения качества и наполнения новинками моя машина оставляла очень многих далеко позади.

Когда бумаги были оформлены и я, на своей новой Джульетте подъехал к ожидающему меня Аньелли, чтобы стартовать меня окликнул давешний менеджер.

— Мистер Уилсон, мистер Уилсон, — кричал он подбегая к машине, — подождите!

— Что тебе Джузеппе?

— Приношу свои извинения. Я вас не узнал, глупо было владельцу Альфа-Ромео предлагать машины других производителей.

— Всё нормально, с кем не бывает.

— О, отлично! — выдохнул он и, сделав, паузу спросил. — Можно мне ваш автограф? Мы с сыном смотрели обе гонки: и в Ле-Мане где вы были гонщиком и в Дайтоне, где победила ваша команда. Я на финише обеих голос сорвал!

Я размашисто расписался в его блокноте.

— Приезжайте с сыном через месяц в Бельгию. Там моя команда дебютирует в шоссейных гонках, — я постучал по крыше Джульетты, — на этих малышках.

— Обязательно, мистер Уилсон!

— Мы, наконец, поедем? — Аньелли наблюдал за встречей фаната с кумиром с ехидной улыбкой на губах.

В ответ я кивнул и, сев в машину, открыл опустил стекло. Надо будет внедрить электрические стеклоподъемники. А то не солидно как-то.

Вайлетт грациозно уселась на переднее пассажирское сидение и задорно мне подмигнула.

— Стартуем на светофоре, — сказал Аньелли и кивком головы показал на выезд на улицу.

Впереди нас ждали четыре сотни километров. Очевидно что где-то на трассе и мне, и Джанни придётся заправляться. В экономном режиме бензина бы хватило до Венеции, через которую на Кортина идет самая короткая дорога, но ни он, ни я не собирались экономить топливо.

Обе наши машины заняли место на светофоре. Мы стояли рядышком и я видел как Джанни поднял большой палец вверх и что-то сказал Алессандре, которая сидела рядом с ним. Та в ответ засмеялась.

— Смотри, Фрэнк, уведет у тебя кузен девушку, — заметила это и Вайлетт.

— Но ты ты у меня останешься, — улыбнулся я ей в ответ.

Дальше на разговоры времени больше не было. Светофор сменился на зелёный и я отпустив ручник стартовал на отметке тахометра в пять тысяч оборотов.

Переключение на вторую, газ в пол, я объезжаю отчаянно сигналящий грузовик, лавируя между машинами, третья передача и время для тормозов. Красный свет.

Смотрю в зеркала, надо будет их доработать, обзор никакой, вижу что Аньелли остановился метрах в двадцати и между нами несколько машин. Отлично!

— Фрэнк, постарайся не попасть в аварию, — Вайлет закурила. Я отобрал у нее сигарету и выкинул в окно.

Загорелся зеленый, и я вновь вдавил педаль газа в пол.

На очередной развязке я свернул налево, в сторону Бергамо и поток машин стал реже. Можно было прекратить насиловать коробку и просто давить на все деньги.

Бергамо мы объехали по окружной и взяли курс на Венецию. Пейзажи мелькали за окнами, было не до них, я смотрел на дорогу. Вайлетт не спешила развлекать меня разговорами, о чем-то молчала, но закурить больше не пыталась.

— Как тебе работа в министерстве культуры? Много времени занимает? — нарушил я тишину, когда дорога стала относительно пустынна.

— Пытаешься узнать как продвигаются поиски захоронения Энея? — нахмурилась Вайлетт. Впрочем в таком виде она пребывала с тех пор, как мы потеряли из виду красное купе Джанни. По моим прикидкам я опережал его на меньше, чем пять минут.

— Да сдался мне твой мертвый предок, — успокоил я ее. — Ищи его сколько влезет. Я о другом хотел поговорить. Как ты смотришь на то, чтобы стать моим представителем в Европе?

— В смысле? — развернулась ко мне вполоборота Вайлетт.

— Я решил открыть в Америке галерею современного искусства и мне нужны экспонаты.

— Ты и галерея? — удивилась она. — Зачем тебе это?

Девушка считает меня человеком далеким от искусства, ладно, не буду ее разочаровывать.

— Чтобы уменьшить налогооблагаемую базу.

— А, понятно, — сразу успокоилась Вайлетт. Мир не перевернулся. Американец продолжает думать в первую очередь о деньгах.

— Сам, как ты понимаешь, — продолжил я, — я на их поиск тратить время не могу, да и знаний специальных у меня нет. А ты вроде профильное образование получила. То есть я предлагаю тебе находить в Европе и покупать для меня произведения современного искусства, преимущественно, картины и скульптуры. Как тебе мое предложение?

— Если честно, не очень, — разочаровала меня Вайлетт. — Не хочу размениваться на мелочи. Но могу порекомендовать тебе девочку с моего факультета. Она из хорошей семьи, но после войны они так и не смогли вернуть утраченные позиции, и у них финансовые трудности. Так что она точно согласится.

В этот момент я заметил помеху на дороге и разговор прервался. Прямо по курсу меня ждал грузовик и парочка мотоциклов которые заняли обе полосы шоссе. А из-за того, что мы подъезжали к Венеции встречный трафик стал плотным, не обгонишь.

Хотя почему не обгонишь? Есть же обочина!

В прошлой жизни я терпеть не мог тех, кто играл в шашки на дороге. И вот пришлось оказаться в их шкуре.

— Не боишься, что твоя знакомая меня соблазнит? — спросил я, когда впереди стало чисто.

— Пфф. Ей и соблазнять не придется, сам на нее набросишься.

— Такая красивая?

— Такой кобель.

Когда моя Джульетта въехала на венецианскую окружную, датчик топлива начал моргать. Пришлось заезжать на заправку. Пока мне наливали полный бак, я отошел покурить. Вайлетт немного задержалась возле машины.

— Шнурок развязался! — недовольно сообщила мне она, наклонившись.

Покурив и расплатившись с заправщиком, я вернулся за руль. Вайлетт заняла «место штурмана», и мы поехали. Впереди нас ждали какие-то сто пятьдесят километров — сущая ерунда. Машину Джанни так и не было видно. Он безнадежно отстал.

Я уже мысленно праздновал победу, как, проехав буквально несколько километров, почувствовал что машину повело.

Глава 11

К тому моменту, когда я остановился правое переднее колесо спустило достаточно сильно. И где я мог поймать прокол? Вроде бы по дворам или убитым проселкам с рабочими окраинами не ехал, наоборот, дороги везде были отличные.

— Что там у тебя случилось? — Виолетта вслед за мной вышла из машины.

— Колесо прокололи, надо менять.

— Жаль, — вздохнула итальянка, достала из сумочки сигареты, тонкий и длинный мундштук и, приняв грациозную позу, закурила.

— Да пустяки, — приободрил я себя, открывая багажник и доставая оттуда запасное колесо, балонный ключ и домкрат. — Тут всего-то четыре болта открутить. Минут за пятнадцать управлюсь.

— Рада, что у тебя все под контролем, — наблюдая за моими приготовлениями, сообщила Вайлетт и не менее грациозно отошла от машины, когда я приступил к работе.

Достав колесо, я порадовался за то, что когда-то не стал даже заикаться об еще одном усовершенствовании, о докатке. В будущем запасное колесо меньшего радиуса используется повсеместно. Это очередная мера, призванная хоть как-то уменьшить стоимости машины, и значит сделать её более привлекательной для покупателя. Разумеется, речь идет не о по-настоящему дорогих и статусных машинах, типа спорткаров, у которых как раз всё всегда в порядке с размерами.

Но штука в том, что Джульетта, пусть даже и в версии «спринт», что подразумевает её спортивные наклонности, это недорогая машина. Сочетание цены и качества — вот ее главное конкурентное преимущество. И, в принципе, можно было таким способом еще немного сэкономить. Но тогда я бы точно сегодня проиграл гонку Аньелли. Впрочем, можно полноразмерное колесо продавать как дополнительную опцию, а в базовой комплектации использовать докатку.

За этими нехитрыми мыслями работа у меня спорилась. Сначала я поднял машину на домкрате, обычном реечном, никакой пневматики или гидравлики, потом открутил болты и скинул пробитое колесо, оно к этому времени совсем спустило.

— А вот и кузен, — отвлекли меня от работы слова Виолетта, сказанные совершенно безучастно, словно она просто констатировала факт.

Я глянул на дорогу и, действительно, мимо нас проезжал щегольского красного цвета «фиат».

Поравнявшись с нами, Аньелли посигналил.

— Не повезло тебе, Фрэнк, — теперь в голосе Виолетт слышалась печаль, — кузен точно своего не отдаст.

— Это мы еще посмотрим, — пробурчал я себе под нос, уже закручивая болты на сменном колесе.

На всё про всё ушло минут пятнадцать, как я и обещал. Аньелли же обогнал меня три минуты назад. Если как следует поторопиться, то можно и успеть.

— Всё, милая. Ходу! Ходу! — весело закричал я Вайлетт, забрасывая инструменты и пробитое колесо в багажник. Закрепил его там и только теперь как следует рассмотрел место прокола на шине. И кроме него увидел еще и надрез. Как будто шину сначала пытались надрезать и только затем прокололи. Память услужливо восстановила картину, где Вайлетт возилась со шнуровкой своих ботинок, когда мы останавливались на заправке.

— Ну-ка, детка дай сюда! — подойдя к девушке, я дернул ее сумочку за длинную ручку.

Открыл и вывалил на капот ее содержимое.

— Хам! Тебе никто не говорил, что в дамских сумочках мужикам копаться нельзя! Мало ли что там может быть⁈

— Что, например, полная Британская энциклопедия? Или может быть вот эта хрень⁈ — я всё-таки нашел, что искал и продемонстрировал Виолетте её же мультитул Victorinox, который привлекал к себе внимание блеском хрома. — Классная у тебя вещица, дорогая. Тут даже есть шило для прокола колес и перочинный нож, которым ты это колесо резала. Отличный набор для патрицианки!

— Отлично! Свали на меня свою неудачу! — взвилась Вайлетт, сгребая с капота свои вещи обратно в сумочку. — Поехали уже. Поскорей бы добраться до Кортина. Видеть тебя больше не могу!

— Бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться, — оскалился я и быстро сел за руль. Классная всё-таки штука, центральный замок. Один щелчок и всё, пассажирская дверь заблокирована.

— Ты что творишь⁈ — закричала Вайлетт снаружи и задолбила сумочкой по крыше автомобиля.

— Зачем тебе себя мучить и ехать больше часа с неприятным тебе человеком? Вот и поищи себе попутчика получше!

— Открой немедленно дверь! Ты не оставишь меня одну на трассе!

Я рассмеялся.

— Это я и делаю. Всё, детка, чао. Мне нужно еще твоего кузена догнать.

— Уилсон, я тебе яйца оторву! — услышал я крик, когда тронулся, — Ты покойник, американец, покойник!

Из-за перепалки с Виолеттой я потерял еще минуты две, если не больше, так что Джанни опережал меня на достаточно приличное расстояние. Но шанс догнать его всё равно был. И повезло, что дорога на север, в Доломитовые Альпы где и располагалась Кортина ничуть не потеряла в качестве, по сравнению с шоссе между Миланом и Венецией, но стала менее оживленной. И самое главное, тут практически не было грузовиков. Поэтому скорость я смог держать даже большую, чем на первом участке. Правда всё это в полной мере относилось и к моему сопернику, так что я, несмотря на то, что ехал очень быстро всё равно проиграл.

И обиднее всего, что проиграл на какие-то жалкие секунды, мизерный отрыв для гонки протяженностью за четыре сотни километров.

Я догнал Джанни перед самой Кортиной и в теории мог бы попробовать сделать его уже в самой столице зимних олимпийских игр. Но не судьба. А всё из-за туристов, болельщиков и прочих праздношатающихся по городу людей. Их тут было столько, что тротуаров хватало не везде. Так что риск кого-нибудь прокатить на капоте зашкаливал. Заголовки газет «Американский миллионер-убийца» меня не прельщали. Удар по репутации много хуже, чем проигрыш в безобидном пари. Поэтому Джульетта остановилась на финише после Фиата Аньелли.

Оркестр на центральной площади курортного городка, куда стекались все людские потоки, заиграл марш, фоторепортеры ринулись к нам делать снимки и брать интервью. Джанни сиял, я держал лицо. Не переставая улыбаться, мы на многочисленные камеры пожали друг другу руки и сказали пару слов прессе о прошедшей гонке.

— А где Виолетта? — шепнул мне Аньелли.

— В Венеции вышла. Какие-то срочные дела.

— Вечно у нее семь пятниц на неделе, — без особого недовольства прокомментировал действия ветреной кузины Джанни, а значит был привычен к ее закидонам.

Я встретился глазами с Алессандрой, та подбадривающее мне улыбалась. А вот стоящий рядом с ней Никола сильно хмурился. Не по душе ему пришелся мой проигрыш на Джульетте.

— Ну, начнем? — напомнил мне Аньелли, что час расплаты пришел. Поскольку на наш финиш набежала толпа журналистов, ага, так и поверю, что это было чисто случайно, то Джанни милостиво заменил катание на санках, катанием на спине проигравшего. Не тащиться же на снежный склон, по пути ведь можно кое-кого из борзописцев потерять. А пиару Аньелли такие риски ни к чему.

Я ухмыльнулся и позволил ему запрыгнуть мне на спину. Оркестр заиграл Тарантеллу, и мы на пару станцевали танец, я выделывал па ногами, а Джанни махал руками и призывал соотечественников присоединяться. Возле нас тут же образовалось несколько хороводов. А еще через пару мгновений танцевала уже вся площадь. Спонтанное развлечение пришлось по вкусу всем.

— Джанни, поздравляю тебя с победой! — торжественно провозгласила английская принцесса. Как она вместе со свитой возле нас оказалась, я даже не заметил. Все не мог отдышаться после безумного танца, который затянулся.

По мне Маргарет мазнула лишь рассеянным взглядом.

— Я сегодня устраиваю вечеринку, — она кокетливо поправила воротник своей светлой шубки, как бы закрываясь им от холодного ветра. — Буду рада тебя там видеть. — Принцесса вновь зацепилась об меня взглядом. Немного помедлила, а затем, как бы нехотя, добавила. — Мистер Уилсон, вас я тоже приглашаю. Разбавите вечер историями об американской провинции. Надеюсь, у вас есть хотя бы пара забавных.

Не ожидая от меня ответа, Маргарет вместе со свитой величественно удалилась к припаркованному возле площади Роллс-Ройсу. Это была новинка, модель 1955 года — «Silver Cloud».

Вечеринка проходила на вилле в окрестностях Кортины. Добрался я туда на все той же Джульетте. Рассудил, что если даже перепью, то как-нибудь до отеля доеду или Алессандра довезет. Отпрыски аристократических семей Европы меня не интересовали даже в качестве бабочек на булавках. Сами они дела не ведут, более того, часто не имеют прав свободно управлять своими активами. Так и зачем мне тогда эти бизнес-импотенты? Даже тусоваться с ними — пустая трата времени.

У Бельгийского короля хоть влияние в Конго есть с его полезными ископаемыми. А что есть у английской принцессы Маргарет, кроме апломба? Эти ее «побеги из дома» к самостоятельности в делах никакого отношения не имеют. В общем, не интересна она мне от слова «совсем».

Но тащиться на ее вечеринку пришлось. Вот такая противоречивая проза жизни.

Осталось узнать зачем понадобился принцессе я.

— Фрэнк, поведай же нам, как простой парень из Апстейта стал миллионером? — капризным тоном продолжила меня пытать Шарман, действуя по наущению своей королевских кровей подруги.

Сама Маргарет стояла рядом с бокалом чего-то алкогольного в руке и усиленно делала вид, что лишь выполняет миссию хозяйки вечера, и если бы не это, то к янки даже не подошла бы.

— Америка — страна возможностей, — дежурно ответил я, сделав очередной глоток водки с вермутом из бокала, на треть заполненного кусочками льда.

При этом я бесцеремонно раздевал принцессу взглядом, надо же было мне спровоцировать ее на эмоции. Небольшого роста, если бы не высокие каблуки, то она дышала бы мне аккурат в сосок. Фигуристая, с неплохой грудью, которую лишь слегка прикрывала тонкая ткань платья. Слишком уж глубоким было декольте. Шея принцессы была безупречна и, вообще, у Маргарет была отличная кожа, так и хотелось попробовать ее на ощупь. Но особенно притягательными у принцессы оказались ярко-синие глаза. Если бы не высокомерие во взгляде, я может быть и увлекся ей, как женщиной. Хотя вряд ли. Мне же на самом деле не двадцать три года, и риски я просчитывать умею. А они от связи с дамой королевских кровей уж очень высоки.

— Почему вы проиграли? — вдруг спросила принцесса, перестав делать вид, что ее тут нет.

— Досадная случайность — колесо спустило.

— В город вы въехали одновременно с Аньелли. Джанни вас всего лишь на корпус опережал, — оказывается у дамочки есть штат осведомителей, не сама же она меня на въезде встречала. — Вам ничего не стоило его обогнать по улицам города.

— Улицы кишели людьми. Стремясь обогнать, я бы мог кого-нибудь сбить.

— То есть мелкие неприятности для вас оказались важнее победы?

Какая кровожадная принцесса мне попалась, человеческие жизни загнала в категорию «мелких неприятностей». И ведь правду говорит. За сбитых граждан самое большое, что мне грозило — это требование покинуть Италию. Причем, через пару месяцев запрет на въезд благополучно был бы снят. И репутационные потери я довольно легко смог бы нивелировать с помощью благотворительности. Вот только незачем было до этого доводить.

— Конкретно эта победа не стоила даже мелких неприятностей, — постарался ответить я на ее языке.

— Ну как же? Все увидели, что Джульетта хуже Фиата, и это скажется на продажах.

— Ничуть. У Джульетты очень демократичная цена, при этом у нее самая современная на сегодняшний день комплектация. В последнем вы можете убедиться сами.

— Предлагаете мне пересесть с Роллс-Ройса на вашу Джульетту? — удивилась моей наглости принцесса.

— Смелой девушке — смелые решения, — я посмотрел на нее восхищенным взглядом поклонника, понимающего, что ему не светит заполучить предмет своего обожания. Не знаю, насколько Маргарет была искушена в таких играх, но она повелась.

— Так уж и быть, я приму от вас подарок, — царственно сообщила она меня.

Вот только мне не понравился ее хищный взгляд.

Утренняя пресса пестрила фотографиями с центральной площади Кортина д’Ампеццо. В кадре был виден и оркестр, и хоровод из болельщиков и Аньелли верхом на мне, отплясывающие Тарантеллу. Была и карикатура, снабженная надписью: «Итальянская экономика держится на американском капитале».

Я заржал, чуть не обжегшись кофе, еще чуток полюбовался своим носатым изображением в звездно-полосатом высоком цилиндре и взял очередную газету. Это была английская «Таймс».

В распоряжении нашей редакции попал воистину сенсационный материал. Некто под необычным псевдонимом «Янтарь» сообщил, что Советский лидер Никита Хрущев на двадцатом съезде коммунистической партии, который должен состояться в конце февраля, намерен сделать доклад о культе личности и его последствиях. В этом докладе будет дана оценка деятельности Иосифа Сталина, бывшего руководителя Советского Союза.

Мы все знаем о той роли, которую сыграл Сталин в деле разделения всего мира и превращения доброй половины территории земли в ось зла.

Еще будучи в проекте этот доклад уже вызвал яркую поляризацию мнений среди членов президиума центрального комитета коммунистической партии Советского Союза. Молотов, Ворошилов и Каганович, все это соратники Сталина во времена Второй Мировой Войны, выступают резко против, считая, что доклад может нанести непоправимый урон репутации коммунистов. Однако мистер Хрущёв планирует зачитать этот доклад, несмотря на мнение оппозиции.

Что же послужило причиной появления такого доклада? Мы попытаемся в этом разобраться.

Первое, что лежит на поверхности — это личная обида и желание отомстить бывшему шефу. Мистер Хрущёв может считать, что Сталин лично виновен в смерти его сына. Но также не исключено, что он стремится переложить всю ответственность за красный террор на бывшего лидера и обелить себя.

И, конечно же, нельзя отмахнуться от версии, что за декларированной целью кроется попытка узурпации власти. Хрущёв стремится ликвидировать старую номенклатуру, такие фигуры, как Молотов и Каганович, кто в своё время играл ключевую роль в стратегических областях управления страной.

В любом случае нам остаётся только ждать. Ждать съезда, который может принести не только оценку прошлому, но и пересмотр стратегии на будущее. Ждать его последствий, которые, без сомнения, повлияют на будущее СССР и коммунистической идеологии в целом.

Но нужно понимать, что бы не случилось в Москве, это не изменит главного. Коммунисты по-прежнему будут заклятыми врагами свободной части человечества и самого господа Бога.

Я кровожадно улыбнулся, но пофантазировать на тему развития событий мне не дали. Дверь моего номера попытались выбить.

Публикация статьи в английской «Таймс» вызвала в социалистическом лагере эффект разорвавшейся бомбы. Уже через несколько часов по линии Коминформа от Москвы потребовали объяснений руководители всех коммунистических партий стран Варшавского договора.

Мао Цзэдун, Ким Ир Сен, руководители всех стран народной демократии, Пальмиро Тольятти, и другие видные политики по всему миру буквально оборвали провода телефонных линий. Был среди них и будущий герой Советского Союза Гамаль Абдель Насер, фактический руководитель Египта, будущий президент страны и руководитель Арабского Социалистического союза.

Всех этих политиков очень обеспокоил не только предстоящий доклад Хрущева, который грозил подорвать авторитет мирового социалистического движения, как-никак для Мао Цзэдуна и Ким Ир Сена Сталин был учителем и непререкаемым авторитетом, но и сам слив информации о грядущем докладе Хрущева, ведь он создавал опасный прецедент.

Весь мир уже привык, что руководство коммунистической партии Советского Союза, самой сильной и влиятельной политической партии в мире всегда выступает единым фронтом и важные решения принимает только единогласно. А теперь получается, что нет никакого консенсуса и даже в самом сердце мирового коммунизма возможна оппозиция. И именно это, а не сам факт утечки совершенно секретной информации было главным с точки зрения международной политики СССР.

Ну и само собой нельзя было сбрасывать со счетов соратников Сталина, которых как в самой партии, в её первичных организациях, так им на самом верху было очень много.

Поэтому Никита Сергеевич и вызвал в Кремль первым делом председателя КГБ Серова.

— Вот ты мне скажи, — начал Хрущев, и в его голосе отчетливо слышались истеричные нотки, — какого чёрта об утечки этой информации я узнаю из западных газет⁈ Ты хоть понимаешь, что это значит?

— Понимаю, Никита Сергеевич.

— Да ни черта ты не понимаешь! Где-то рядом со мной крыса, которая стучит на Запад. И теперь эти, — Хрущев имел в виду Маленкова, Молотова и Кагановича, — на коне. Товарищи не поймут если я прочитаю доклад. Мао Цзэдун, этот сталинист недорезанный мне пять раз звонил, пять! Такая работа псу под хвост!

— Мы уже начали проверку Никита Сергеевич. По результатам вам будет доложено незамедлительно.

— Доложит он мне! Конечно доложишь! Куда ты денешься! Смотри Серов, незаменимых у нас нет, — между строк председатель КГБ отчетливо прочитал имя Лаврентия Берии. — За шайкой Молотова наблюдение ведётся? Им эта утечка выгоднее всего.

— Да, Никита Сергеевич, всё на контроле.

— Ты, козёл, контролировать раньше должен был! Ты должен был всё предусмотреть и контролировать всё! Твои люди должны были слышать, как они воду в сортире за собой смывают. Всё ты должен был знать! — голос Хрущева окончательно сорвался на крик.

— Так, может быть, Никита Сергеевич, имеет смысл этих товарищей превентивно доставить на лубянку?

— На ху…нку! — выругался Хрущёв. — После того что опубликовали в этой сраной газетенке? Всё, вон отсюда! Жду результатов!

Накричавшись Хрущев обессиленно рухнул в кресло. Плоды работы, которая отняла у него несколько месяцев, которые должны была поставить точку в его борьбе с предшественником и возвести Хрущева на триумф оказались под угрозой.

— Ничего, — выдохнул Никита, рассматривая врагов, которые силой его воображения выстроились напротив него в шеренгу и ожидали своей очереди словить пулю в лоб. — Ни на того замахнулись, уроды. Я вас всех в бараний рог скручу!

Между тем председатель КГБ вернулся к себе на площадь Дзержинского и незамедлительно прошел в кабинет начальника Второго Главного управления КГБ генерал-лейтенанта Федотова.

— Сотрудничество с «Пересмешником», говоришь, принесет больше вреда, чем пользы⁈ И это по-твоему польза⁈ — с порога закричал он.

До этого работающий за столом, на котором лежал тот злополучный номер «Таймс» с переводом, Федотов вскочил с места и застыл по стойке смирно.

— Посмотрел, чем он ответит? — напомнил Серов подчиненному его предложение по игнорированию требования «Пересмешника» о восстановлении Екатерининского дворца, которое он сделал в декабре. — И как понравился его ответ⁈

— Еще доподлинно не установлено, что к утечке информации причастен «Пересмешник».

— А имя информатора в статье тебя в этом не убедило⁈

Федотов стоял, боясь пошевелиться, но благоразумно не напоминал начальству, что предложение по «Пересмешнику» было этим начальством и одобрено.

— Петя, найди мне этого сукиного сына! — сбавив тон, вкрадчиво произнес Серов.

— Убирать Никиту надо и всех его прихвостней, и чем быстрее, тем лучше.

Маленков приехал на дачу к Молотову в прескверном настроении. Страхуясь, они не стали общаться в доме, а не смотря на мороз, вышли на участок и теперь бродили между высокими елями.

— Если мы их не уберём сейчас, тогда они уберут нас, — продолжил давить Молотов.

— За Никитой армия. Жуков и тогда его поддержал и сейчас будет за него. Ничего не изменилось. Серов ему тоже в рот смотрит. Как ты его сейчас уберешь? Если на съезде вопрос поставить, то нас прямо там арестуют.

— Ты прав, — заскрежетал зубами Молотов. — Но делать что-то надо! А может потребовать у него зачитать этот доклад, а потом выступить с критикой и прямо задать вопрос о его подписях на расстрельных списках? А то все в дерьме, а он весь в белом.

— А это вариант! — оживился Маленков. Предложение соратника давало хоть какой-то козырь против Хрущева и шанс остаться у власти.

Глава 12

Дверь я, конечно, открыл, разборки на весь отель мне были ни к чему, Фрэнк Уилсон — приличный постоялец, и в мой номер ворвалась Вайлетт. Никого другого я и не ждал. Удивила меня лишь смена гардероба итальянки. Вчера на ней был полушубок из воздушного песца, а сегодня — длиннополая каракулевая шуба. А означало это то, что пришла она устраивать скандал не сразу после приезда, а сделала паузу на отдых и переодевание. То есть можно было ожидать, что вчерашняя угроза исполнена ею не будет, запал уже не тот. Или я рано ударился в оптимизм?

В общем, передвижение гостьи я внимательно отслеживал, будучи готовым прикрыть от ее посягательств самое дорогое, что у меня есть. Но Вайлетт прошла мимо меня и остановилась напротив окна. Что-то разглядывала в утреннем пейзаже пару минут и только затем развернулась ко мне лицом.

— Это было очень глупо, — заглянула она мне в глаза.

— Согласен, — подтвердил я ее слова, стараясь не утонуть в ее сапфирах.

Девушка молчала, я расценил это как ожидание извинений. Еще в прошлой жизни я осознал, что виноват всегда мужчина, даже если это далеко не так. Поэтому легко произнес:

— Я сожалею.

Вайлетт молча продолжала вглядываться мне в лицо. Я прокашлялся и взял участливый тон:

— Быстро нашла попутку?

— Фрэнк, давай уедем.

— Куда? — что-то пошло не по сценарию, я занервничал.

— Бросим все и уедем. Куда угодно. Можно в Азию или в Южную Америку, или даже Австралию.

— А твоя семья? — мой голос неожиданно охрип.

— К черту Аньелли.

Расстояние между нами как-то само собой сократилось и вот я уже покрываю лицо Вайлетт поцелуями, а она, отвечая, вжимается в меня, словно жаждет во мне раствориться.

— Я не могу уехать из Нью-Йорка, — прерываю я это безумие.

— Хорошо, — легко соглашается Вайлетт. — Будем жить в Штатах.

— Подожди, — я отступил от разгоряченной девушки, пытаясь прийти в себя. — Я не могу на тебе жениться. Мне нужна жена-американка, — мозг опять заработал в штатном режиме, и я смог это из себя выдавить. — Прости, — добавил я, увидев, как Вайлетт бледнеет.

Девушка вздрагивает как от пощечины, сапфировые глаза тускнеют и, не слушая мои торопливые объяснения об особенностях американской политики, в которую я собираюсь влезть, она словно сомнамбула покидает мой номер.

Я за ней не бегу, не пытаюсь вернуть. Я не свободен в своих желаниях. Эта жизнь принадлежит не мне.

Рев труб герольдов врезается в мои горькие воспоминания, и я трясу головой, сбрасываю морок.

Я опять в ВИП-ложе Ледового стадиона, но уже на церемонии закрытия зимней Олимпиады.

Только что завершились показательные выступления фигуристов и вот заиграли трубы герольдов. На ледовое поле, застеленное ковровыми дорожками, вышел президент МОК Эвери Брендеджа с эскортом из молодых спортсменок. Он встал за трибуну, а девушки взяли его в полукольцо.

Сегодня я был не в президентской ложе, а чуть левее от центра, но тоже на козырном втором ярусе. Сидел в окружении итальянской элиты. Рядом ниже в удобных креслах с грелкой в ногах, расположились Аньелли: Джанни и Франческо. Были здесь и Ромео: Александра, по левую руку от меня и Никола с Винченцо по правую. Последний казался самым счастливым человеком на трибунах. И причина тому — не олимпийские победы сборной Италии, которая, к слову, заняла лишь восьмое место в общекомандном зачете. В отличное расположение духа его привела реклама, которую я заполучил для «Джульетты Спринт». Вот уже несколько дней по окрестностям Кортина д’Ампеццо на нашем спорткаре разъезжала английская принцесса. Причем, ездить она предпочитала за рулем и на высокой скорости. Итальянская пресса по этому поводу сходила с ума, восторгаясь тем, что представительница монаршей семьи предпочла итальянский автопром Роллс-Ройсу, и расписывала конкурентные преимущества нашей малышки «Джульетты Спринт». Понятное дело, последнее не обошлось без денежного стимулирования со стороны Ромео.

А вот Вайлетт ни в ВИП-ложе, ни на стадионе не было. Она уехала из курортного городка на следующий день после гонок.

Сердце рвалось вслед за нею, а разум понимал, что я все сделал правильно.

Спасался свалившимися на меня в последние дни делами и хоккеем. Финальные матчи, как им и полагается, прошли напряженно. Особенно тяжело было смотреть игру СССР с США, где советская сборная разгромила американцев со счетом 4:0. Приходилось постоянно себя контролировать, чтобы не прыгать от радости, когда шайба залетала в «звездно-полосатые» ворота и вовремя звенеть колокольчиком, которыми были вооружены все болельщики сборной США. До кучи, еще пару тысяч проиграл. Если бы поставил не на американцев, меня бы просто не поняли.

А на следующий день, то есть вчера, четвертого февраля сборная СССР встретилась с командой Канады. Игра получилась резкой и ожесточенной, соперники буквально бились за шайбу все три периода. Тут-то я и оторвался, и отыгрался заодно. Поставил на СССР аж десять тысяч долларов. Из-за предыдущего моего проигрыша со мной многие охотно забились. Так что только на финальной игре, я заработал около двухсот тысяч долларов. СССР выиграла у Канады со счетом 2:0 и стала трехкратным призером: чемпионом VII Зимних олимпийских игр, чемпионом мира и Европы.

А ведь вплоть до финала все европейские тренеры и хоккеисты фаворитом и будущим победителем Олимпийских игр видели исключительно сборную Канады. Газеты писали, что команда «Китченер датчмен», выигравшая в 1955 году кубок Аллана, за последние 34 года является сильнейшей из всех команд, когда-либо защищающих честь Канады и что русские, чехи и шведы никогда не сравняются с канадскими хоккеистами, если не разгадают, в чем их сила.

И все они ошиблись. Канада стала лишь третьей, уступив США. А после финальной игры у Олимпийского огня с золотыми медалями стояли игроки советской сборной по хоккею и самозабвенно пели гимн СССР, а я им мысленно подпевал с трибуны. Правда слова, которые я помнил, несколько отличались от этой версии, в которой упоминался Сталин. А ведь совсем скоро из-за этого гимн будет исполняться без слов и продлится этот молчаливый период целых два десятилетия. Если, конечно, Хрущев все-таки сделает этот злополучный доклад и история пойдет по тому же сценарию. Жаль, конечно, хотелось бы избежать советско-китайский раскола. Это надо же так по-глупому разругаться с ближайшим соседом и потерять стратегического союзника. И это при том, что весь Западный мир всегда был враждебен СССР, а до этого Российской империи, а после — Российской Федерации. Ай да хрущ! Не зря его в мое время считали агентом англосаксов.

Приз от одного из спонсоров Олимпиады, то есть меня, экипировку и снегоход, вручал сборной СССР по хоккею сам президент МОК, так сказать, отрабатывал наш с ним контракт. Я не спускался вместе с ним на лед, сидел в ложе. Лишний раз не стал светить лицо перед фоторепортерами, а то и без того фотографии со мной полюбила печатать итальянская пресса, особенно преуспела в этом «преследовании» Венецианская газета «Газетино-сера». Каждый ее номер, а они были ежедневными, содержал мои фото: я верхом на снегоходе, Аньелли верхом на мне, я с принцессой в «Джульетте спринт», ну и, конечно тот кадр из моего бутика, где тренер советской сборной по хоккею дарит мне шапку-ушанку тоже напечатали.

История с ушанкой, кстати, имела продолжение. Курортный городок охватил какой-то пыжиковый бум. Вслед за мной на свою голову надел ушанку, достал ведь где-то ее, Аньелли и, как говорится, понеслась. Русские «пыжики» стали самыми желанными сувенирами у итальянцев. Советскую сборную и советским же немногочисленным болельщикам буквально проходу не давали из-за ушанок, предлагали взамен шляпы, ботинки и даже весь гардероб. Да, были и такие случаи, о них писала та же «Газетино-сера», когда счастливый обладатель возвращался в отель в исподнем и шапке-ушанке. А еще газета опубликовала объявление о том, что известная в узких кругах итальянская миллионерша готова купить шапку-ушанку за сто тысяч лир. Но судя по тому, что в следующем номере сумма увеличилась вдвое русский сувенир никто не спешил ей продавать. Видимо, ждали, когда цена скакнет до небес.

Алессандра била копытом, спеша начать пошив этих суперпопулярных шапок и ужасно боялась, что ее кто-нибудь опередит. Поэтому каждый день летала на вертолете в Милан, вела там какие-то переговоры. В один из дней привезла мне кучу документов по совместному бизнесу на подпись, которые я перенаправил в свой Нью-Йоркский офис, хоть сам Мэтьюз сейчас был в Англии, но штат юристов он еще в декабре набрал.

Эвери Брендедж сделал перерыв в своей торжественной речи, и под пение звонких труб герольдов на ледовое поле, освещенное прожекторами, вышли знаменоносцы стран-участниц и группа из шести итальянских спортсменов, которые несли развернутое полотнище флага МОК. Его эта шестерка передала так же шестерым представителям Норвегии, страны-организатора предыдущих Игр 1952 года.

Заиграл государственный гимн Греции, прародительницы Олимпийских игр, затем пришла очередь гимна Италии, нынешней хозяйки Игр и самым последним прозвучал гимн США, страны-организатора VIII зимних Олимпийских игр 1960 года.

Все это время все четыре яруса трибун стояли на ногах и по очереди подпевали. Мне тоже пришлось исполнить гимн США, иначе соседи по ложе меня не поняли бы, они-то исправно пропели гимн Италии.

Дальше Президент МОК объявил о закрытии VII зимних Олимпийских игр 1956 года и под рокот барабанов передал на хранение флаг МОК мэру Кортина д’Ампеццо. А закончилась церемония салютом в ночном небе.

— Это было восхитительно, — мечтательно произнесла принцесса Маргарет, беря меня под руку, тем самым оттесняя Алессандру. Да, англичанка тоже предпочла нашу ложу президентской. — Жаль, все закончилось. Дни пролетели слишком быстро.

Мы спустились со второго яруса стадиона и направились к главному выходу, который уже был забит народом.

— Да, все закончилось, — говорил я о другом, но наши выводы совпали.

— Сегодня-то ты сможешь уделить мне время? — выдернула она меня из меланхолии. — Никаких деловых переговоров на вечер у тебя не запланировано? — капризно и одновременно с вызовом спросила принцесса.

Последние дни Олимпиады я, действительно, был сильно занят. Вел переговоры с французским химико-фармацевтическим гигантом «Rhône-Poulenc», который уже влез в производство аэросаней, именно на них мы ездили на олимпийские объекты, и решил присовокупить к ним еще и мои снегоходы.

Это был немного не их профиль, но ажиотаж вокруг моих «арктических котов» стоял такой, что французы решили рискнуть и предложили мне совместное американо-французское предприятие по производству снегоходов во Франции. Концерн как раз выкупил под Тулоном большую строительную площадку, но столкнулся с сопротивлением городских властей, которые не желали химический завод рядом с городом. Площадку срочно нужно было перепрофилировать и тут французам подвернулся я.

Мое участие в совместном бизнесе позволяло им сильно сэкономить на первоначальном этапе строительства, вернее, заложить больший бюджет в опытно-конструкторские работы. Мои возможные деловые партнеры хотели расширить линейку снегоходов и разработать несколько новых моделей.

Всё это и для меня было очень заманчиво, но без конкретики смотрелось как голые прожекты. Поэтому я попросил их подготовить полноценный бизнес-план со всей его атрибутикой и сообщил, что приму решение только после того, как изучу его вместе со своими юристами и аналитиками. О том, что последних у меня нет я предпочёл умолчать, ни к чему лягушатникам такие интимные подробности.

Ромео каким-то образом узнал о наших с ними переговорах и вернулся из Милана в Кортина.

— Фрэнк, — начал он взволнованно, расхаживая по моему номеру в отеле, — как это понимать? Почему ты предлагаешь сотрудничество каким-то французским химикам?

— Они сами на меня вышли. Я даже и не думал о строительстве завода в Европе.

— Но зачем тебе «Rhône-Poulenc» если ты уже являешься совладельцем автомобильного завода в Милане⁈ Ведь намного проще наладить производство снегоходов на нем! И я тебя уверяю, ателье промышленного и автомобильного дизайна в Италии нарисуют концепты снегоходов из нового модельного ряда такого качества, что всё, что тебе покажут французы будет смотреться просто жалко.

— Возможно, ты и прав, — ответил я, раздумывая над его доводами и находя их разумными. Вот ведь, не мог он мне это раньше предложить? Видел же мои снегоходы. А теперь у меня уже с «Rhône-Poulenc» предварительные договоренности. Послать их на этой стадии — нарушить деловую этику.

— Французы обещали подготовить бизнес-план с прописанным объёмом финансирования и банковскими гарантиями. Но ты можешь предоставить мне собственное видение проекта и его экономическое обоснование. И если твое предложение окажется лучшим я выберу его. Идёт?

— Ну а чего я еще хотел услышать от американца? — не особо довольный моими словами выругался Винченцо. — Был бы ты итальянцем, то формальности в виде каких-то там бумажек были бы не нужны, — посетовал он.

— Вот поэтому мы и высадились на Сицилии а не вы в Чесапикском заливе, — улыбнувшись, поддел я Ромео.

Расстались мы друзьями, и это главное.

Кроме переговоров по снегоходам, были встречи с президентами федераций хоккея, пока что на меня вышли только шведы и ФРГ. С немецкой федерацией хоккея переговоры прошли очень быстро и просто, они хотели мою экипировку и предлагали за нее деньги, которые на фоне бюджетов других моих проектов были просто смехотворными.

Поэтому я предложил другую форму оплаты, а именно место технического спонсора всего немецкого хоккея, с размещением логотипов на свитера игроков и рекламными щитами и баннерами на стадионах, притом реклама подразумевалась не только хоккейной экипировки, но, что важнее снегоходов.

Думали немцы недолго и дали согласие уже на следующий день.

Со шведами история получилась немного другая. Они не хотели, чтобы я стал их обычным поставщиком, как и французы потомки викингов загорелись идеей совместного производства. Партнером они предложили фирму JOFA, для которой это являлся профильный бизнес

За это предложение я ухватился обеими руками. Как-никак в будущем JOFA станет одним из ведущих производителей спортивной экипировки и будет лидировать до своего поглощения компанией Reebok. А учитывая то, какими темпами развивался мой бизнес вполне возможно, что я смогу в результате поглотить шведскую компанию намного раньше.

Канадцы, которым тоже понравилась моя экипировка или выжидали, или решили дождаться возвращения в Америку, все же мы с ними ближайшие соседи.

Из-за загруженности последних дней на принцессу времени не оставалось, а она каждый раз все настойчивее требовала к себе внимания, удивляя своей зацикленностью на безродном пивоваре свою свиту и меня.

— Да, вроде свободен, — пожал я плечами. Было все равно как коротать эту последнюю ночь в Италии.

— Тогда до утра ты мой, — ярко синие-глаза принцессы победно сверкнули.

Я завис, вглядываясь в их цвет. Синие, да не те. Не увидел я в них сапфира и отвел взгляд.

— Что-то не так? — интуитивно заметила мои душевные метания Маргарет.

— Все просто отлично, — улыбнулся я ей уже своей обычной улыбкой, полностью придя в себя.

Нью-Йорк встретил меня пасмурным небом и мелким колючим дождем. Такси для пассажиров бизнес-класса ловили сотрудники аэропорта, так что мокнуть мне не пришлось. И уже через полчаса я, поднявшись на лифте на тринадцатый этаж самого высокого здания Бруклина, входил в главный офис «Way of Future LTD».

— Добро пожаловать, мистер Уилсон, — первой, профессионально сияя улыбкой меня поприветствовала администратор в холле. Высокая кареглазая брюнетка двадцати пяти лет.

— Тоже рад вас видеть, Лара, — имена своих подчиненных я научился запоминать еще в своей прошлой жизни. — Вы похорошели с нашей последней встречи, — позволил я себе легкий флирт.

— Работа на вас, мистер Уилсон, делает меня счастливой, — приняла она подачу. — Проводить вас до офиса?

— Да я не заблужусь, но спасибо за заботу, — и мы, довольные друг другом, на этом закончили.

Мой путь лежал в огромный, угловой кабинет. Его ремонт как раз должны были закончить. Я не ошибся. Кабинет встретил меня современной отделкой, запахом строительный материалов, который еще не успел полностью выветриться, большим свободным пространством, тремя зонами: рабочей, для приватных переговоров и релакс; дорогой мебелью и огромными, занимающие две стороны, панорамными окнами, из которых я буду смотреть на город и рисовать в своем воображении сценарии его разрушения.

— Фрэнк, ты вернулся! — в незакрытый мною кабинет вошла Эмма.

— Вернулся, — подтвердил я, наблюдая за девушкой. Ее лицо светилось от радости. Мне стало грустно, я не знал, что мне делать с ее влюбленностью. Как вообще эта хрень лечится? Нет, в теории я знал, что временем, но хотелось бы здесь и сейчас.

— Знаешь, мы с тобой очень похожи, нам обоим чертовски не повезло, — я зачем-то сказал это вслух.

— В чем мы похожи? В чем нам не повезло? — настороженно переспросила она, теряя улыбку.

— Мы оба обязаны подавлять свои желания. А если взбрыкнем, тебя упекут в сумасшедший дом, а меня отправят на перерождение.

Эмма застыла словно статуя, ее лицо потускнело, глаза наполнились ужасом от понимания.

— Слушай, извини, я какую-то чушь несу. Не бери в голову, — я мысленно себе обругал. Нашел, блин, объект для откровений. — Перри у себя? — не дожидаясь реакции от Эммы, я поспешил покинуть кабинет.

Мэтьюз, когда я к нему вошел, сидел погребенный под бумагами, которыми был завален весь его далеко не маленького размера стол.

— Фрэнк! — сняв очки, он направился мне навстречу. — Это хорошо, что ты сразу в офис заехал. У нас проблема.

— Флеминг отказался продавать права?

— Нет, с этим делом как раз все решилось благополучно. Права на экранизацию трех его романов о Джеймсе Бонде теперь у тебя. А также я заключил договор на передачу таких же прав на его будущий роман об этом же герое, который сейчас пишется. Рабочее его название — «Бриллианты вечны». На большее, к сожалению, Ян не согласился.

— Отличный результат, — похвалил я Перри. Аж от сердца отлегло. Теперь можно было смело начинать работу над первым фильмом о спецагенте. — Так о какой тогда проблеме ты говорил?

— Акционер сталелитейного завод в Буффало, который мы недавно купили, подал в суд иск о признании сделки недействительной.

— Кто конкретно?

— Некий Томас Вуд. Но важнее другое — за ним стоит Генри Форд. Информация точная.

— Ты же решишь эту проблему? — имя конкурента было слышать неприятно, но все равно повода для паники я не видел. Все компании, хоть мелкие, хоть крупные постоянно с кем-то судятся. Обычная рутина.

— Вуд требует арестовать счета завода до вынесения решения по спору, — дополнил Мэтьюз.

А вот это уже серьезно, ведь с арестом счетов движение по ним средств прекратится, а это значит будет невозможно вести расчеты с поставщиками и заказчиками, выплатить зарплаты рабочим, в общем, завод встанет.

— Судья — человек Форда, — догадался я.

Глава 13

— Может профсоюз на них натравим? — предложил я Мэтьюзу. — Пусть организовывают наших рабочих и идут к зданию суда в день заседания.

— Профсоюз? — сперва удивился Мэтьюз, а затем с предвкушением проговорил. — А в этом что-то есть.

— Еще как есть, — продолжил я склонять его на темную сторону. — Приостановка строительства завода бьет не только по мне, но и по членам сразу нескольких профсоюзов: по строителям, работникам автомобильной промышленности, союзу водителей грузовиков и может еще по кому, надо смотреть. Судебный беспредел лишает законных доходов тысячи простых американцев и их семьи! Если это не дело профсоюзов, то тогда зачем они вообще?

— Фрэнк, ты говоришь, как гребанный социалист. Ты еще про права рабочих вспомни, — в голосе Перри появилась обеспокоенность. Клиент зашел на темную сторону слишком далеко.

— Да причём тут социализм и права рабочих? Это история чисто про бизнес. Профсоюзы в данном случае нужны исключительно как инструмент давления. Сколько в том же союзе водителей грузовиков членов, как ты думаешь?

— Много, — Перри пожал плечами.

— Десятки тысяч, — перевел я его ответ в цифру. — Сам посмотри сколько на наших дорогах различных грузовых машин. И в кабине большинства из них сидят простые парни, которые работают как проклятые, вечером устало целуют жену с детьми и платят профсоюзные взносы. Все эти парни — огромная сила, которую можно и нужно использовать в своих целях.

— Фрэнк, вот вроде кажется, что я о тебе уже все знаю, а потом бац и ты открываешься с совершенно неожиданной стороны, — с ноткой опаски и восхищения произнес Мэтьюз. — Это надо же было додуматься использовать в судебной тяжбе профсоюзы.

«Я их еще на этого faggot Форда натравлю!», — с ожесточением пообещал я сам себе и мысленно себя похвалил за то, что вспомнил про профсоюзы, ведь они в свое время сыграли большую роль в выдавливании производства из Штатов. Это сейчас Америка страна индустриальная. Страна заводов, фабрик, верфей и шахт. Сфера услуг еще не занимает настолько значительное место в экономике, которое она будет занимать всего через каких-то шестьдесят лет в моей истории.

Но это благолепие долго не продлится. Совсем скоро профсоюзы наберут огромную силу и крупным компаниям станет намного выгоднее переносить свои производства туда, где рабочая сила намного дешевле. Туда, где нет ни таких больших зарплат, ни профсоюзных лидеров, готовых рвать глотки.

Бум японских автомобилей в восьмидесятых, девяностых и нулевых тоже с этим связан. Тойота и Ниссан не просто так потеснили Форд и прочих американцев. Помимо того, что они технически превосходили отечественного производителя, они были еще и дешевле. В том числе из-за того, что на всех этапах производства над японскими автоконцернами не висел дамоклов меч профсоюзов.

Дошло до смешного, до заградительных пошлин, которыми американцы пытались защитить собственный автомобильный рынок. Вот такое вот «Рынок все поставит на свои места». Не поставит, если речь идёт о граде на холме и кошельках местных миллиардеров.

Так почему бы не ускорить приход постиндустриальной экономики? А для этого всего-то и надо, что нагрузить американский бизнес расходами на социалку по самое не балуй. Чем больше местные будут платить, тем быстрее начнут выносить производства за пределы штатов и тем скорее Америка из страны заводов и рабочих превратится в страну акций и биржевых маклеров. А когда у страны большая часть экономики бумажная, шатать такую страну намного проще.

То, что задуманное мною ударит и по мне я не боялся. Во-первых, сильно ускорить процесс у меня не получится, так что лет десять-двадцать у меня в запасе есть, во-вторых, я легко могу перенести производство в Италию или в тоже Конго, уверен, я туда все же войду, даже если Бодуэн не согласится на мое предложение.

— Профсоюзные лидеры — это особая порода людей и подход к ним тоже нужен особенный, — отвлек меня от планов развала экономики США Мэтьюз.

— Люди везде одинаковые. И я знаю самый лучший подход к практически любому в этой стране. За меня будут говорить мои лучшие друзья, они же лучшие переговорщики в мире — президенты Франклин, Грант и Джексон. К тому же эти деятели очень тщеславны. А я, уверен, что смогу предложить им то, что позволит им стать реальной силой и даже прославит на века. От тебя мне нужны их фамилии и адреса их офисов. Все остальное я сделаю сам.

Мэтьюз, когда я покидал его кабинет, провожал меня очень задумчивым взглядом.

— Фрэнк! — в пока еще пустующем опен спейс, через который я шел, посчастливилось напороться на Эмму, а ведь я о ней уже успел позабыть. Ее взволнованный голос заставил меня остановиться. — Я все поняла!

— Что ты поняла? — ее глаза пугали затаившимся в их глубине безумием.

— Я ведь сразу, в первую нашу встречу, почувствовала, что ты особенный, не такой, как все.

— Ну, есть во мне, конечно, кое-что гениальное, но такой мизер, что зацикливаться на этом точно не стоит, — попытался я отшутиться.

Не получилось.

— Ты избранный. Ты пришел в этот мир, чтобы его изменить, поэтому и не можешь делать то, что захочешь. Ты должен следовать его заветам, — Эмма подняла взгляд.

Я тоже посмотрел на потолок. Ничего там занимательного не увидел, зато понял, о ком она говорит.

— Нет, нет, ты все неправильно поняла…

Закончить мне не дали.

— Не бойся. Я сохраню твою тайну! И я готова служить тебе. Преданно и не ожидая никакой награды. И я ни на что не претендую. В том числе, на тебя. Я понимаю, что как жена я тебе совсем не подхожу. Будь спокоен, я ничем не помешаю твоей миссии. Даю слово!

— Бедная девочка, ты чего себе навыдумывала? — я схватил ее за плечи и тихонько встряхнул, чтобы вывести из транса, в котором она пребывала. — Нет никакой миссии, я обычный парень из Апстейта. Немного гений, но не более того!

— Да, Фрэнк, ты обычный парень, — девушка послушно повторила за мной.

— Вот и отлично, — взбодрился я.

— Теперь я буду приглядывать за тем, чтобы тебе никто не мешал еще лучше, — пообещала мне Эмма и скрылась в кабинете брата. Я не успел ее остановить.

Что она имела ввиду? Теперь будет приглядывать за мной лучше, чем прежде? А она за мной приглядывала?

Надо будет сказать Мэтьюзу, чтобы показал сестру врачам еще раз. Кажется, ее болезнь прогрессирует. Приняв это успокаивающее решение, я пошел в соседний офис, куда, собственно, и шел.

Рекламное агентство «Перцы» занимало всего две комнаты, но пока им и их было много. Очередь из клиентов к ним не стояла. Новички, еще не раскрутились. Почему бы нам не помочь друг другу? Ведь у меня так много идей из будущего, связанных с их деятельностью. Вот и пусть их реализовывают на продукции, что выпускают мои предприятия.

— Привет, парни, — поприветствовал я троих компаньонов. Мы с ними были примерно одного возраста. — Как идут дела с поиском художника, который нарисует портрет Мэрилин Монро?

— Фрэнк, мы навели справки, и выяснили, что этих портретов с Монро уже великое множество, — обрадовал меня Руби Росс, старший из парней, он всегда брал на себя бремя переговорщика. — Их в свое время клепал для календарей Эрл Моран. Может тебе стоит съездить в его студию, он сейчас в Лас-Вегасе обосновался, и выкупить у него один из портретов? Или фотографии? Он же не только художник, но и довольно известный фотограф. И наснимал Монро вдоволь, в том числе в неглиже, — в конце Руби глумливо ухмыльнулся.

— Жаль, — удрученно выговорил я. Отличная идея нарисовать зеркальный портрет Монро в стиле Pin-Up и один из них выставить в своей будущей галерее современного искусства ушла коту под хвост.

Портрету для взрывного роста его стоимости будет не хватать оригинальности. Когда похожих работ много — они уже не котируются на рынке. Вот если бы его нарисовал хотя бы Пикассо, то есть если зайти с личности художника, тогда да, можно было бы говорить о ценности портрета. Но пинаперы цену уже не вытянут.

— А может мне самому ее нарисовать? — посетила меня неожиданная идея и начала развиваться. Человек я уже известный, а в будущем моя известность только возрастет, я над этим буду работать, и все, что я сделаю своими руками, так сказать, в начале своего восхождения, потом приобретет небывалую ценность. Даже те наброски шапок и сапог, которые я отдал Алессандре лет через пятьдесят будут стоить миллионы долларов или иной валюты, если я к тому времени все же развалю Штаты.

— Ты умеешь рисовать? — в мои мысли ворвался удивленный голос Руби.

— И довольно неплохо, — не удержался я от хвастовства. В той своей первой жизни был период, когда я хотел стать известным художником, даже уроки брал у преподавателей «Сурка». Но в итоге все желания вытеснил бизнес.

— И твои работы где-то можно посмотреть? — оживились все трое рекламщиков.

— К сожалению, нет. Чертежи моих изобретений секретные и я их никому не показываю.

Парни рассмеялись, посчитав мои слова об умении рисовать шуткой.

— У меня к вам еще одно дело. Хочу заказать у вас рекламную кампанию своего нового автомобиля — кабриолета. На люксовом его варианте скоро будет ездить голливудская звезда — Одри Хепберн, и я хочу сделать на этом рекламу. Так как возьметесь за реализацию этого проекта.

Офис наполнился восторженными возгласами и заверением в лепешку разбиться, но все сделать по высшему разряду.

— Фрэнк, сказать, что я возмущен, это значит промолчать! — насел на меня дядя Брайан, едва я переступил порог резиденции Уилсонов. Да, теперь я уже не могу назвать ее чисто моим домом. Слишком много народу в нем с некоторых пор живет, и дать им коленом под зад я не могу, что бесит особенно. — Пока ты занимался своими делами в Европе я попытался разыскать нашу библиотеку. Ты должен помнить, что я ее буквально по крупицам собирал. Там были совершенно уникальные экземпляры, и я не уверен, что смогу найти им замену или эта замена может стать нам в огромные деньги, тысячи долларов если не десятки! Так вот, я первым делом пошел к Циперовичу, душеприказчику твоего отца, хотел, чтобы он мне помог в поисках библиотеки, а этот старый хрыч меня прогнал, еще и обматерил напоследок, видите ли из-за нас он лишился практики!

— Натрави на него своих термитов, — подкинул я деде идею, затаскивая чемоданы вверх по лестнице.

— Шутки все шутишь? А это между прочим твоя вина! Циперович сказал, что ты с ним подписал какое-то мировое соглашение и больше он нам ничего не должен!

Косяк за тобой, Федя. О библиотеке-то я тогда не подумал, когда согласовывал с Циперовичем условия примирения. Да я о ней попросту не знал.

— Я заплачу за эти твои уникальные экземпляры, — вздохнул я, ставя чемодан на пол.

— Но, Фрэнк, почему так получилось? Ты что о ней забыл? Или тебе плевать на мой труд?

— Мне не плевать. Я просто тогда был сам не свой. У меня отец погиб, наследство исчезло, семейный бизнес сгорел. А мой родной дядя, вместо того, чтобы вернуться домой и поддержать племянника, предпочел остаться в Африке и заниматься своими любимыми термитами! Извини, мне было не до библиотеки! — лучшая защита, это нападение.

— Но я не знал про все это: про разграбленный дом, про пустые счета, про пивоварню. Мне же Циперович только о смерти брата и вступлении тебя в наследство написал, — совершенно потерянно проговорил Брайн.

— Ладно, дядя, проехали, — примирительно потрепал я его по плечу и повторил свое предложение. — Библиотеку можешь восстанавливать, я ее оплачу.

— Как съездил-то? — все еще не отойдя от потрясения спросил меня Брайан.

— Отлично, сейчас я переоденусь и все тебе расскажу, — улыбнулся я ему.

Раз у меня появился дядя, пора с ним налаживать контакт. Мне пригодится всякий актив.

Утренняя газета порадовала броским заголовком «Строительство автомобильного завода в Баффало приостановлено, Фрэнка Уилсона обвиняют в нарушении закона».

Не успел прочитать статью как раздался телефонный звонок. Звонил Мэтьюз.

— Я узнал, что через два дня в Детройте начнется конференция объединенного профсоюза работников автомобильной промышленности. Ты можешь поучаствовать в ней в качестве гостя.

— Отлично! Кстати, ты не подскажешь где можно купить самолет?

Ну да, я уже мог себе это позволить. Аэродром рядом с Миддлтауном есть, и даже не один. Встреч мне предстоит много, телефонной дипломатией можно решить далеко не всё и моё время стоит слишком дорого. Дешевле купить себе крылья и пилотов.

Мой выбор пал на Twin Bonanza, брате близнеце той машины которую мы когда-то арендовали для полета в Дайтону. Время Бизнес-джетов еще не пришло, поэтому мой первый самолёт будет поршневой. Вот только несмотря на первоначальные планы покупать его я не стал, Мэтьюз отговорил, настоял на том, чтобы я взял его в длительную аренду, которая закрывала вопрос технического обслуживания самолета за счет компании-арендодателя. Она же предоставляла пилотов.

Первое, что удивило меня на конференции, это даже не выбор помещения, а профсоюзные вожаки облюбовали пятизвёздочный «Fort Shelby Hotel», сняв его целиком, а личность президента Объединенного союза работников автомобильной промышленности. Он был негром, что довольно странно для этого нетолерантного времени. Клинт, мой безопасник, об этом промолчал. В собранной наспех, потому что сроки поджимали, об этом профсоюзном деятеле информации значилось лишь то, что тот демократ и ведет многолетнюю борьбу с Фордом. Звали его Леон Э. Бейтс-старший.

Возможность к нему подойти познакомиться выдалась во время перерыва, в который участники конференции могли выпить кофе и перекусить выпечкой под живую музыку. Играл джазовый квартет.

— Фрэнк Уилсон, владелец завода Alfa-Romeo в Баффало. — отрекомендовался я.

Судя по кислому виду Бейтса, он отнесся к моему появлению на конференции как к разведывательной операции, не верил в добрую сущность крупных работодателей.

И тут мне повезло.

— Мистер Уилсон! — один из музыкантов отставив в сторону контрабас приблизился ко мне. — Вы нас не помните? Год назад вы вытащили меня и моих друзей из тюрьмы, заплатив за нас залог.

Мои акции в одночасье выросли, профсоюзный лидер стал смотреть на меня с искренней симпатией.

Для разговора со мной Бейтс выбрал малую переговорную, расположенную на втором этаже отеля. Нам принесли виски, сигары и легкие закуски и, наконец, мы остались одни.

— Вы, наверно, слышали о моей судебной тяжбе и что истец требует арестовать счета завода?

— Разумеется, — кивнул Бэйтс, — я был бы плохим профсоюзным лидером если бы не знал этого. Всё что происходит в автомобильной отрасли — это мое дело, — я отметил в его голосе самодовольство.

— То есть, вы понимаете что произойдет если суд удовлетворит эти требования? Остановка работ на заводе будет стоить работникам вашей индустрии потерю очень больших денег. А суд их удовлетворит, ведь за истцом стоит Форд.

Бейтс подобрался, услышав знакомую фамилию.

— И что вы хотите от меня?

— Только одного, чтобы вы сделали свою работу. Организовали рабочих и заявили свой протест, не дали свершиться судебному произволу.

— И я это должен сделать ради вас? — усмехнулся профсоюзный лидер, берясь за стакан виски.

— Ради нескольких сотен семей рабочих, которым из-за закрытия завода грозит нищета. Ради сохранения рабочих мест афроамериканцев, которые, к слову на моем заводе имеют такие же права, как и белые, — каких нервов мне стоило продавить это решение, все еще в ушах стоит крик Мэтьюза.

— Афроамериканцев? — зацепился Бейтс за незнакомое слово.

— Простите, если это определение вас оскорбило, — изобразил я смущение. — Просто мне кажется оно звучит лучше, чем «цветной» или «черный». Я еще раз извиняюсь, если ненароком оскорбил вас.

— Нет, мне нравится это определение, — задумчиво проговорил Бейтс. — И я слышал, что у вас равенство при трудоустройстве, и зарплата хоть и немного, но выше, чем на заводах Форда. У него начальная ставка 5 доллара в час, а у вас 7, но все равно это меньше, чем средняя зарплата по стране.

— Это эксперимент по качественному улучшению условий труда рабочих, и он еще только в самом начале, — пояснил я. — Но сами понимаете, теперь мне будет уже не до него, и когда мое предприятие откроется, а это произойдет несмотря ни на что, так как никаких законов я не нарушал, то об этом эксперименте придется на какое-то время забыть. На него просто не будет денег.

— И до какого размеры, если работе завода ничего не помешает, вы планируете поднять ставку? — начал меня прощупывать профсоюзный лидер.

— В ближайшие два года до трех долларов точно доведу, — пообещал я. — Форд же не зря пытается меня уничтожить на взлете.

— Этот жирный сукин сын просто боится, что ему тоже придется повышать ставки на своих заводах, иначе он рискует потерять самые квалифицированные кадры, — принял он мою версию.

— Мистер Бейтс, я понимаю, что предстоят большие организаторские расходы, если, конечно, вы возьметесь помочь мне, а заодно и рабочим завода, — пришло время главного калибра, — и я готов их оплатить.

Я взял лист бумаги и написал на нем цифру с пятью нулями.

— Это очень щедрое предложение, — стараясь держать лицо, прочистил горло Бейтс. — И знаете, я понял как усилить эффект от нашей акции.

— Я вас внимательно слушаю, — заинтересовался я, воочию наблюдая как усилился эффект от ввода в разговор денег.

— Я постараюсь привлечь к делу еще и союз водителей грузовиков. Их проблемы в Баффало тоже касаются. К тому же Джимми Хоффа на митинге с мегафоном окажется уместнее меня. Как оратор и человек способный завести толпу ему нет равных в нашем деле. Вот только, — Бейтс замялся, — боюсь, это еще увеличит организаторские расходы.

— Не вопрос, — одарил я его улыбкой и удвоением суммы.

Глава 14

18 февраля 1956 года. Детройт. Особняк Фордов на Эдисон-стрит

Генри Форд II, как обычно, завтракал в кругу семьи: жены Анны, двух дочерей и младшего из его детей, сына Эдсера. Девочки о чем-то перешептывались и хихикали, Анна призывала их к порядку, сын хрустел хлебным тостом, роняя крошки на белоснежную скатерть.

Сам же глава семейство меланхолично изучал свежий номер «The New York Times», а именно статью на второй полосе о событиях в Баффало.

О них ему доложили еще вечером, а вот сегодня об этом написала и пресса.

Вчера окружной суд Баффало был блокирован более чем полусотней грузовиков, которые полностью парализовали движение в центре города. Причиной тому послужило заседание суда по вопросу ареста счетов завода мистера Фрэнка Брайана Уилсона третьего. Сразу два профсоюза: работников автомобильной промышленности и всеамериканского братства водителей грузовиков заявили протест против приостановления деятельности завода.

Широко известный профсоюзный лидер Джеймс Риддли Хоффа, будучи одним из спикеров на этом митинге пригрозил полной блокадой Баффало если требования протестующих не будут выполнены.

Митинг продолжался весь день, так что работники суда даже не смогли покинуть здание вовремя, но прошёл в целом спокойно, за исключением некоторых инцидентов, приведших к задержанию почти двух десятков человек.

Сам Фрэнк Уилсон от комментариев отказался, заявил только, что не имеет никакого отношения к акции профсоюзов.

В итоге под давлением общественности судья Филдс отказал истцу в требовании об аресте счетов завода до вынесения решения по спору.

— Как же, не имеет он, — проворчал Генри себе под нос. — Откуда этот пивовар вообще вылез?

Собранная по Фрэнку Уилсону информация говорила, что до 1955 года он жил обычной жизнью отпрыска высшего среднего класса. В меру балагурил, учился Массачусетском технологическом институте, где получил степень бакалавра. Вот только во время обучения никакими особыми талантами не блистал, изобретений не делал. Но в 1955 году все резко изменилось. После смерти отца Уилсон остался без гроша и как начал фонтанировать идеями, еще немного, и он сможет подвинуть с автомобильного рынка Ford Motor Company. Конкурент из Уилсона, несмотря на его молодость, из-за многочисленных патентов и деловой хватки получился серьезным и стало понятно, что в техническом плане его не переиграть. Поэтому Генри был вынужден прибегнуть к другим методам, которые пока давали сбой. Но кто мог подумать, что Уилсон использует профсоюзы в судебной тяжбе, да, их используют в конкурентной борьбе, но не таким же способом. Удивил.

— Ничего, Фрэнк Уилсон, ты выиграл всего лишь одну партию, игра еще не закончена.

— Фрэнк Уилсон? — услышала его ворчание старшая из дочерей Шарлотта. — Это который гонщик? Это же о нем сняли фильм «Гран-При»? — засыпала она отца вопросами. — Мы ходили на него с подругами из колледжа. Он такой красивый! — девушка мечтательно закатила глаза.

— Кто красивый? — чуть не подавился остывшим кофе президент Ford Motor Company.

— Шарлотта, в фильме играл актер, а не Фрэнк Уилсон, — поправила Анна дочь.

— Мама, я знаю! — возмутилась девушка из-за того, что ее продолжают считать ребенком. — Я говорю о Фрэнке Уилсоне, а не Шоне Коннери, хотя тот тоже ничего. Я видела фотографию Уилсона в газете.

— Дорогая, что происходит? — перевел на жену взгляд Генри. — Тебе не кажется, что этой юной леди еще рановато рассматривать фотографии мужчин?

— Генри, это фотография из газеты, — напомнила ему Анна о происхождении «криминального» фото. — И вообще, дорогой, Уилсон мог бы стать хорошей партией для Шарлотты. Разумеется, после того, как она немного подрастет. Хотя бы восемнадцатилетия надо дождаться.

— Мама, папа, вы чего? Я всего лишь хотела сказать, что он фотогеничен! — разговор родителей о ее будущем напугал Шарлотту.

Первую атаку Форда мы отбили, счета автозавода не арестовали, но это было только началом схватки, суд еще продолжался. И теперь на передний план выходил Мэтьюз с его талантом адвоката. А я в его тени, когда все стихнет, начну вести переговоры с профсоюзами, теперь уже об атаке на Ford Motor Company.

Сейчас же у меня образовалась пауза и я решил проинспектировать свои предприятия. Хотя бы те, которые находятся в Апстейте.

Начал я с того, с которого все началось — с семейной пивоварни. Правда, от прежних хозяев тут остались только громкие слова о преемственности, духе и часть персонала. Но для всего Миддлтауна и Апстейта — это именно «Willson’s Brewery», ведущая свою историю аж с начала века.

Сейчас моя пивоварня — самое современное предприятие подобного рода в США. Она выпускает десять тысяч баррелей пива, двадцати сортов в месяц и приносит годовой доход в два миллиона долларов. Если бы не мои грандиозные планы, то только этого было бы уже достаточно для вполне себе достойной жизни. А так бизнес надо масштабировать и выходить сначала на уровень штата, а потом и всей страны.

У мистера Осборна, моей правой руки на пивоварне как всегда всё было в полном ажуре. Мы с ним прошли по цехам, по всем трём. В первом шел монтаж нового варочного порядка, который для нас сделали по спец. заказу, во втором я полюбовался на три ряда цилиндрических металлических танка в которых шел процесс брожения. Эти танки уникальны для отрасли, каждый оснащён манометром, водяным затвором для сброса углекислого газа и портом для забора образцов. Анализы делались каждый день и именно поэтому мы не испортили еще ни одной варки, и вся округа знала, что пиво Уилсона — это пиво высшего качества.

Годовая отчетность тоже радовала, доход составил два миллиона двести тысяч долларов. К сравнению, мой новый завод упаковки напитков пока не приносил и четверти от этой суммы.

Довольный увиденным, я решил простимулировать персонал на дальнейшие подвиги. Собрал всех сотрудников, поблагодарил за работу и сообщил им о премии, а также о внеплановом повышении для кого почасовой оплаты, а для кого и оклада.

Закончив с пивоварней, где провел почти целый день, я отправился на бывший железнодорожный вокзал, где теперь размещались сразу две мои фирмы, и это, не считая гоночной команды.

У кастомного автоателье «Wilson’s Americans» с финансовыми показателями было всё не так здорово, как у пивоваров, но ежемесячно от пяти до десяти машин ребята отдавали клиентам и самое главное очередь была расписана аж на три года. Учитывая, что каждая машина приносила нам минимум пять тысяч долларов чистой прибыли, не считая расходов на персонал и запасные части, получалось, что на этом я зарабатывал полмиллиона долларов в год. Причем всё это — побочный продукт моего автоателье. Главным же было то, что именно здесь доводились до ума все дизайнерские решения, которые приходили нам из Маранелло. В этом итальянском городишке находилась контора, которая придумывала для Альфа Ромео концепты экстерьера будущих автомобилей. Как ни крути, а макаронники понимают в эстетике куда как больше нас, простых американских парней, поэтому я и продолжил с ними работу.

С Шелби и другими парнями, Майлзом и Левегом мне не удалось пересечься. Зима скинула свои снежные покровы, дороги просохли, а асфальт прогрелся. И моя гоночная команда тут же приступила к тестам новых болидов, на сей раз предназначенных для шоссейно-кольцевых гонок. В Бельгии будет именно такая.

Поэтому я полюбовался видом шести машин которые мы готовили для клиентов, затем зашёл в моторный цех, там на стендах уже третьи сутки работали два наших новых мотора, V8 и V12. И закончил визит у Билли, моего делового партнера по производству снегоходов.

В отличии от пива и машин снегоходы пока не приносили больших денег. Да, у нас были заключены контракты с конной полицией Канады и с канадским правительством, но суммы там фигурировали не такие значительные, всего триста тысяч долларов, еще и его исполнение было растянуто по времени, а выплаты привязаны к готовности сервисных центров, раскиданных по всей северной стране — все это займет года три не меньше.

Поэтому я и заинтересован в открытии завода по производству снегоходов в Италии или во Франции. И как только я его открою, то завалю Снежными котами всю Европу. Может быть даже и на североамериканском рынке будут продаваться снегоходы «made in Italy». И что самое вкусное — головной офис находится в США, так что уловки правительства, направленные на защиту внутреннего рынка от импорта мне не страшны.

Но уже сейчас, если брать один только Миддлтаун с окрестностями, у меня здесь три миллиона долларов годового дохода. В эту сумму входит и доход от мелочевки: аэроменов и надувных аттракционов, биотуалетов, хоккейной экипировки, а также сувенирка.

Что-то из этого никогда не сможет стать по настоящему высокодоходным. Как, например, аэромены или сувенирка. Но вот, например, спортивный инвентарь в будущем принесет очень неплохие деньги, особенно если грамотно раскручивать это всё в маркетинговом плане.

Но даже сегодняшние три миллиона — это очень большие, просто запотолочные деньги для 1956 года. А ведь это только пятая часть от общей прибыли Way of Future LTD.

Та же трасса в Дайтоне в гоночный уикенд способна приносить от двух до пяти миллионов долларов. Сто тысяч зрителей — это не шутка. Жалко только что таких уикэндов в году пока что запланировано всего четыре. Кроме моей гонки в Дайтоне будут проводиться еще и этапы двух американских гоночных серий.

Но главный мой актив н сегодняшний день — это «Макдональдс». Гамбургеры и картошка фри кроют это всё, как бык овцу.

Наша с Реем сеть уже представлена в каждом американском штате, и сейчас идет подготовка к прыжку через океан. Но первый этап — это выход на рынки Канады и Мексики. Крок как раз закончил переговоры. Пара лет и «Макдоналдс» станет первой в мире международной сетью ресторанов быстрого питания. На февраль 1956 года у нас уже больше четырехсот точек в США и новые рестораны открываются каждую неделю. Если провести первичное размещение акций сегодня, то миллионов сто — сто пятьдесят мы можем получить уже сейчас! К моменту выхода на рынок Канады и Мексики эта сумма удвоится, а через пять лет компания будет стоить все пятьсот миллионов.

Еще большие доходы обещает принести автомобильный бизнес. После того, конечно, как я откушу голову Форду.

Когда мы начнем производство в Баффало, то по планам через год-два сможем выйти на уровень в десять тысяч автомобилей ежемесячно, сто двадцать в год, с доходом не меньше ста миллионов. И это только на американском рынке. А ведь есть еще Европа! Кроме того, зная тенденции развития автомобилестроения и конъюнктуру рынка, я смогу очень быстро расти и один только автоконцерн будет миллиардным бизнесом.

И это я еще не учел свою продюсерскую деятельность.

Лишь первый фильм «Гран-При», по всем прогнозам, в итоге принесет сумму от ста пятидесяти до двухсот миллионов долларов, и которых четверть мои. А ведь будут и другие. Сиквел «Гран-При» и пока четыре фильма про Джеймса Бонда.

В общем, перспективы кружат голову.

И я уверен многие тоже их видят. Отсюда и попытки меня срезать на взлете, и они обязательно продолжаться. После Форда кто-нибудь другой попытается меня подмять.

Поэтому надо становиться сильнее. В реалиях США — это иметь правительственную крышу. То есть нужно вкладывать деньги в своих политиков, тех, кто в дальнейшем, заняв с твоей помощью высокие должности, будет отстаивать твои интересы.

Одного такого политика я себе уже наметил — это будущий президент США Джон Фицджеральд Кеннеди. Я стану главным спонсором его избирательной кампании. Жаль, что баллотироваться он будет лишь через четыре года, а в выборах нынешнего года участие не примет.

Но на нем одном свет клином не сошелся. До 1960 года найдутся и другие политики, в кого я захочу вложиться. Кроме того, лоббировать свои интересы можно через абсолютно любых политиков. Знай только деньги плати. А их для этих целей потребуется очень много — миллионы долларов. Но, казалось бы при огромных доходах, с деньгами у меня пока затык. Все уходит на мои производства и, конечно же, скупку акций. Ведь я готовлюсь к событиям будущего.

Поэтому нужна альтернатива. Мой альтер эго, мистера Андерсона, временно недоступен, скрывается от собственной службы безопасности, те считает его мертвецом, и мафиозных недобитков. Да, Клинт сообщил мне, что моего старого приятеля разыскивает какой-то хрен из дружной итало-криминальной семьи.

Ну, пусть поищет, нет пока возможности им заняться. Клинт заявил, что в Калифорнию более одного меня не отпустит.

Поэтому придется доставать деньги с морского дна. Да, я все-таки решился добраться до одной испанской сеньоры. Очень богатой сеньоры, которая уже несколько веков ждёт своего часа в сорока милях от Ки-Уэста и в десяти от архипелага островков Маркесас-Кис.

Поднятые экспедицией Фишера сокровища испанского галеона Нуэ́стра Сеньо́ра де Ато́ча оценивались в 450 миллионов долларов, а еще полмиллиарда в 21-м веке ждали своего часа на дне Мексиканского залива.

Отличные деньги как по мне. К тому же часть из них можно не светить, официально уменьшив находку.

Осталось лишь придумать, как вырвать из загребущих лап Нептуна. Да, я примерно знал где они лежат, но ведь их предстояло оттуда достать, а для этого понадобятся новые технологии.

Только сел за составление технического задания для комплекта поискового оборудования, да, район поисков я примерно знаю, но там требуется пройтись частым гребнем с магнитометром, а потом еще и просеять десятки если не сотни тысяч тонн песка, и всё это на морском дне, как мне в офис «Way of Future LTD» в Миддлтауне позвонили из головного.

— Мистер Уилсон, это Лара Смит. Вам сегодня звонил Дино де Лаурентис. Просил вас срочно с ними связаться.

Вот это совпадение, только же о продюсерской деятельности вспоминал.

Мой деловой партнер по кинобизнесу спешил сообщить мне, что приедет ко мне уже завтра, и чтобы я его ждал, и никуда не уезжал из Нью-Йорка.

Поняв, что сиквелу «Гран При» быть, я уже с утра приехал в Большое яблоко. Но первым делом появился не в своем офисе, а в Bank of America. Надо было дать указания моему брокеру активнее скупать акции General Electric и начать мониторить бумаги других технологических компаний США. Через год с небольшим полетит Спутник-1 и это вызовет панику на бирже и падение акций целого сектора американской экономики так или иначе связанного с НАСА. Нужно будет успеть купить очень много ценных бумаг до того момента как град на холме достойно ответит.

Плюс не стоит забывать и Суэцкий кризис, вместе со связанным с ним падение акций нефтедобывающих компаний. К осени этого года я должен быть готовым и сюда запустить свою руку.

Дино прибыл не один. На наш тринадцатый этаж Монтегю-Корт он поднялся в сопровождении Барни Балабана, президента компании «Paramount Pictures Corporation», которому я сильно удивился. Все же тот не мальчик самому на встречи на другое побережье летать, ему сейчас лет семьдесят, наверно. А это значило, что дело пахнет большими деньгами.

Лара, наш администратор, проводила нас до малого зала для совещаний, куда затем принесла заказанные гостями напитки и поставила их на столик между тремя креслами.

— Фрэнк, — начал де Лаурентис когда мы остались втроем, — как ты понимаешь, игнорировать успех «Гран-При» было бы преступлением поэтому мы считаем, что нам нужно как можно быстрее снимать сиквел. Благо что Джон, — Дино имел в виду Франкенхаймера, режиссера, — уже имеет свое, очень интересное видение будущей картины и прямо сейчас в Лос-Анджелесе работает целая команда сценаристов, которая напишет нам сценарий.

— Ты решил сыграть на опережение и начал разработку проекта до того, как всё будет утверждено? — закурив свои счастливые сигареты, спросил я.

— Фрэнк, — за Дино ответил президент компании Парамаунт, — это скорее была моя инициатива. И за работу сценаристов тоже платит моя кинокомпания. Как Дино верно заметил, «Гран-При» приносит слишком много денег, чтобы медлить. Как только у нас будет хотя бы черновой вариант сценария, хотя бы сто-сто двадцать страниц мы готовы запускать препродакшн.

Я смотрел на Барни Балабана и отчего-то думал о его происхождении, он был бессарабским евреем, то есть теоретически мог говорить по-русски. Стряхнув лишние сейчас мысли, я начал думать о деле.

Сейчас весь Голливуд как одержимый снимает пеплумы, которые стоят на порядок больше чем «Гран-При», а денег приносят меньше. Парамаунт не исключение, у них готовятся к выходу на большие экраны «Десять заповедей» с космическим по сравнению с Гран-При бюджетом в тринадцать с половиной миллионов долларов. И наверняка доходы будут намного ниже.

Вот они и вцепились в гарантированный хит, который принесет очень много денег.

— Вы правы, мистер Балабан. Ваша инициатива отвечает нашим общим интересам. Только я, как совладелец прав на франшизу не собираюсь отдавать кому бы то ни было куски моего пирога. Мне не нужны лишние рты. Понимаешь?

— Очень многие хотят участвовать в финансировании фильма, — заметил президент компании Парамаунт. — Мы не можем отказать всем. Так не делается. Фрэнк, в Голливуде так устроено, что каждый участник рынка получает свой кусок пирога, раз уж ты применил эту аналогию. Мы не можем их послать, иначе уже нас не возьмут в свои проекты.

— Мне нет нужды идти в чужие проекты, у меня свои есть, и они намного перспективнее всего, что сейчас можно найти в Голливуде. Поэтому я настаиваю, что финансирование съемок и рекламную кампанию должны взять на себя только мы с Дино. — Де Лаурентис мне как ни крути был нужен. Он занимается организацией процесса съемок и выполняет другие важные продюсерские обязанности. — Парамаунт как прокатчику в любом случае достанется солидный куш в четверть от прибыли, а риска, считай, никакого, — закончил я.

Барни едва не подавился от моей наглости. Но он все же справился с собой, не дал эмоциям выйти. А дело было в моем самоуверенном заявлении о новых фильмах.

— А можно узнать, о каких проектах ты говоришь? — ожидаемо спросил он.

Сидящий рядом Дино тоже сгорал от нетерпения это узнать.

Выбив из пачки очередной Лаки Страйк, чтобы помучить слушателей, надо будет кстати полностью выкупить акции American Tobacco или как минимум стать мажоритарным акционером, я ответил:

— Я выкупил права на экранизацию четырех романов Яна Флеминга об английском специальном агенте. Серия фильмов о нем может принести миллиард долларов.

В зале для совещаний установилась тишина. Дино забыл о сигаре, и пепел от нее сыпался на очень дорогой ковер под ногами.

— Ты не можешь этого знать наверняка, — наконец, нашелся президент Парамаунт.

— Вы можете заработать часть от этого миллиарда если продолжите сотрудничать со мной, — вместо аргументов заявил я. Это было сильно, я видел, что Барни потек от желания прикоснуться к обещанному богатству. Именно в это время я поставил ультиматум. — Но если откажетесь, то я пойду в MGM или к любому другому голливудскому мэйджору.

И вот теперь президент Парамаунт взорвался.

— Ты слишком много о себе возомнил! Моя компания будет участвовать в финансировании сиквела, и соответственно в получении части прибыли после вычета доли прокатчика. А если продолжишь мне угрожать, то я, клянусь Богом, сделаю так, что никто в Голливуде не будет с тобой работать.

Я рассмеялся ему в лицо. Но сейчас не время отдавать должное чужим сединам. Мы не в игрушки играем, а делим будущие прибыли в десятки миллионов долларов.

— А ведь я тоже могу поклясться Богом, стереть Парамаунт в порошок или, например, ее выкупить. Сколько там стоит ваша компания? Можете не отвечать, ваши акции весь прошлый год падали и только из-за «Гран-При» они сейчас растут. А новости, что сиквел будете снимать не вы вновь по ним ударят. И вот я уже выкупаю компанию в потрохами. Вы уж поверьте, мистер Балабан, Bank of America выдаст мне под это дело лоан под очень вкусный процент. А если вдруг мне откажут, то я просто куплю независимую киностудию, залью её деньгами и сам сниму фильм. А потом еще и куплю сеть кинотеатров. В любом случае вы окажетесь в заднице, а я сорву большой куш.

— Фрэнк, Барни, — поспешил встрять в разгоревшуюся перепалку де Лаурентис, — давайте не будем горячиться. Это никому из нас троих не нужно. Уверен, мы способны обо всём договорится.

— Возможно, но мне нужен перерыв, — раздраженно проговорил президент Парамаунт, вставая с кресла.

— Фрэнк, — попенял мне интонацией Дино, когда мы, проводив до лифта Барни Балабана, зашли в мой кабинет и налили себе выпивку. — В Голливуде существует определенные правила игры, которые нарушать никому нельзя. И тебе в том числе, — попытался продавить он меня взглядом. — На фильмах нужно давать заработать, а не только грести под себя, иначе тебя просто вычеркнут из этого бизнеса.

— Меня не так-то просто откуда-то вычеркнуть, — я залпом выпил виски. Для меня эти переговоры тоже прошли нелегко. Но мне нужно было себя поставить, а то так и останусь лишь тем парнем, который дает деньги.

— Молодость она, конечно, не терпит компромиссов, но все же надо быть более договороспособным.

Я пожал плечами, был уверен, что Барни Барабан завтра будет сговорчивее, но и мне, скорее всего, придется кое в чем уступить. Оно всегда так бывает.

Ближнее подмосковье. Дача Вячеслава Михайловича Молотова

— Значит Никита всё-таки решил зачитывать свой доклад? — спросил хозяин кабинета у собравшихся, которых здесь было несколько человек. Помимо самого Молотова в уже насквозь прокуренном помещении находились Маленков, Каганович и Ворошилов. Люди, которые долгое время считались ближайшими сподвижниками Сталина и которым деятельность Хрущёва начинала становится поперек горла.

— Разумеется, это же в первую очередь в его интересах, — усмехнулся Каганович. — Роль разоблачителя намного выгоднее роли пособника Сталина. Вот и торопится обелиться.

— И что будем делать, товарищи? — в отличии от остальных, которые критиковали доклад едва только ознакомились с его содержимым Климент Ефремович занимал поначалу скорее нейтральную позицию. Тройка «заговорщиков» сманила его на свою сторону буквально в последний момент и это стало их большой удачей.

Именно Ворошилов, будучи председателем Верховного Совета СССР, считался формальным руководителем Советского Союза. В западных странах председателя ВС СССР нередко называли президентом.

С учетом того, что еще несколько членов президиума ЦК занимали теперь скорее отрицательную позицию по отношению как к докладу, так и к товарищу Первому секретарю, среди них был тот же Михаил Георгиевич Первухин, можно было надеяться, что попытка Хрущёва через этот доклад обелить себя потерпит неудачу.

— Как только Хрущев зачитает доклад, мы выступили единым фронтом с критикой и прямо зададим ему вопрос о его подписях на расстрельных списках, — повторил свое предложение Молотов, которое было им сделано ещё при первой встрече. Тогда с ним согласился Маленков, но сегодня уже сменил позицию

— Нет здесь надо сделать тоньше, — заявил он. — У Хрущева много сторонников и нас просто задавят голосами. — Маленков сделал паузу, словно еще раз обдумывая всё, что он хотел сказать, — я думаю нам надо поблагодарить Никиту за то, что он поднял такую острую проблему как ревизия деятельности партии и всего советского государства в тот период. Поблагодарить и тут же внести предложение сформировать по итогам доклада комиссию, которая, допустим к следующему съезду выдаст нам экспертное заключение и оценку всего что Никита в докладе затронул. Ни в коем случае нельзя на съезде вступать в конфронтацию. А вот тебе, как председателю верховного совета можно и нужно предложить кандидатуры, которые будут в этой комиссии заседать и сразу поставить вопрос на голосование.

— Я согласен с Георгием, — вступил в разговор Каганович. — Это самое правильное, что мы можем сделать. Мне Шепилов уже несколько раз говорил, что в Китае не понимают, куда Хрущёв этим докладом хочет завести мировое коммунистическое движение и про то, что Мао был в ярости, когда узнал об этом докладе. Работой комиссии мы успокоим наших союзников. Допускать раскол среди нас никак нельзя.

— Хорошо, товарищи, так и поступим, — подвел итог Ворошилов.

25 февраля Никиту Сергеевича все-таки зачитал доклад о культе Сталина. Серов и его люди не смогли найти подтверждение тому, что это противники Хрущева передали информацию на Запад «Пересмешнику», но это совсем не значило, что они были к этому делу непричастны. И Хрущев надеялся на съезде спровоцировать своих противников на какую-то реакцию на доклад, а затем, воспользовавшись поддержкой съезда, их уничтожить.

Но его ждал сюрприз. Взявший после него слово Ворошилов сначала многословно хвалил товарища первого секретаря за партийную смелость и чуткое понимание текущего момента, а потом внес предложение назначить комиссию по уточнению фактов, представленных в докладе Никиты Сергеевича. Итоговый доклад этой комиссии и должен был поставить точку в поднятых Хрущёвым вопросах.

Предложение было встречено благосклонно, и Ворошилов тут же выдвинул членов этой комиссии. В итоге в неё попали семь человек, из которых пятеро были противниками Хрущёва.

Итоги должны были подвести в июне 1957 года, на очередном заседании пленума ЦК КПСС, а позже распространить выводы комиссии посредством печатных органов советского союза и других социалистических стран.

Хрущев воспринял это как маленькую победу заговорщиков, но игра еще не была им проиграна, и у него осталось место для маневра.

Глава 15

С Парамаунт, как я и рассчитывал, мы договорились на более выгодных для меня условиях. Пришлось, конечно, уступить, согласиться на их право инвестировать в сиквел, а не только участвовать в качестве прокатчика, зато я заблокировал участие в финансировании «Гран-При 2» других инвесторов. Если Парамаунт они так необходимы, пусть от своей доли отщипывают. В чужих проектах я участвовать не собирался, своих полно, поэтому ни с кем делиться, то есть делать так, как это принято в Голливуде, был не намерен. А предостережение мистера Балабана о том, что мне прилетит за такое святотатство от голливудских боссов я принял к сведению. Посмотрим, как они собираются со мной воевать.

Расстались мы с президентом кинокомпании в целом довольные друг другом.

— Значит, жду от вас в ближайшее время сценарий первого фильма о Джеймсе Бонде, — на прощание, обвел он нас с Дино по очереди взглядом доброго дедушки и улетел в Лос-Анджелес.

Мистера Балабана заинтересовало предложение поработать с нами еще и в создании фильмов по романам Флеминга. Но, понятное дело, он еще будет над ним думать.

Барни улетел, а Дино остался, еще и Джона Франкенхаймера, режиссера «Гран-При» в Нью-Йорк позвал. А все из-за моих планов в отношении Одри Хепберн, которая тоже вот-вот должна была прилететь на Восточное побережье. Актрису заинтересовала возможность сняться в рекламе моего нового автомобиля.

— Фрэнк, ну давай уже, делай мне предложение! — поторопила она меня, как только мы остались вдвоем в моем кабинете на Корт-стрит.

Одри отлично смотрелась в своем укороченном платье кофейного цвета. Когда она уселась в кресло напротив мне стали видны ее колени, отчего приходилось прилагать усилия, чтобы не соскочить с деловой тематики встречи.

— Рекламный контракт, — послушно заговорил я, подняв взгляд на ее лицо. — Мы уже вот-вот начнём производство машин здесь, в США, а в Италии оно идёт полным ходом. И для того, чтобы продажи были успешными мне нужна не только репутация победителя на гонках, но и мощная рекламная кампания. И я предлагаю тебе стать лицом этой кампании.

— Я в рекламе автомобиля, — в предвкушении чего-то нового, задумчиво проговорила Одри. — И что это будет за реклама?

Изначально у меня была идея использовать только Одри для рекламы «Джульетты», но рекламщики меня живо убедили в том, что хрупкая девушка не вызовет желания купить мою машину у её целевой аудитории — молодых американцев, которые желают заполучить себе волка в овечьей шкуре: скромную по габаритам, но агрессивную на дороге машину, способную уделать «корвет» или новинки от Форда.

Поэтому мой главный козырь «Джульетту спринт» в США будут рекламировать по-другому. А вот люксовые варианты кабриолетов в Штатах и абсолютно всё продвижение на европейском рынке, как раз можно организовать с помощью Одри.

В результате рекламщики, учтя кое-какие мои идеи, выдали два кейса.

Первый специально под Одри, выдержанный, можно сказать, классический, а второй без привязки к персоналиям, зато намного более агрессивный и дерзкий.

Первый кейс включал большой набор рекламных фотоматериалов, которые попадут во все газеты и журналы США, а также Западной Европы, от специализированных автомобильных до светской хроники. На этих снимках Одри должна была предстать в уже ставшем для неё классическом образе принцессы.

Также были запланированы съемки двух рекламных роликов, в которых на фоне принцессы выбирающей «Джульетту», а не поданный для неё конный экипаж, рассказывалось о том, какие высокотехнологичные, стильные и безопасные мои автомобили. В европейской версии закадрового текста был еще и пункт насчёт экономичности. Ведь пока мы, американцы, меряемся литрами под капотом, европейцы считают каждую лиру или франк которые удалось сэкономить.

Кроме этого в классическом кейсе была и еще одна реклама, уже без Одри и предназначенная для специализированных изданий. В ней будет говориться о результатах краш тестов и том, что все новые модели «Альфа Ромео» спроектированы с учётом физической модели повреждений машины при всех видах столкновений, что обещало дать невиданный уровень безопасности.

А вот второй кейс, агрессивный оказался предметом моих длительных сомнений, но всё-таки я его утвердил.

Главным блюдом в нём должен стать — рекламный ролик, в котором абсолютно все конкуренты «Джульетты спринт» были представлены в роли зебр. Необходимо было купить новинки от Форда, Шевроле, Бьюика, Понтиака и других, покрасить их в бело-черные полоски и выпустить «пастись», а охотиться на них предстояло «Джульетте спринт» в леопардовой или если угодно в гепардовой расцветке. Аналогия достаточно прямая, даже американцы должны понять.

Сравнение «Джульетты спринт» с гепардом показалось нам настолько удачным, что мы с Шелби даже решили, что лимитированная серия максимально мощных и быстрых машин будет носить название «Гепард».

Снять всё это великолепие нам должен был Франкенхаймер, который изначально был телевизионным режиссером и хорошо понимал, что нужно для малого экрана. Да и до съемок «Гран-При 2» еще было время. Пока шла подготовка к производству и основную работу делал Дино.

Звериные аналогии в автомобильной рекламе заставили меня вспомнить об одной из легенд американского автопрома, а именно о «Форде Мустанг». Если не ошибаюсь, первый прототип этой машины был представлен в 1962 году, а разработка началась в конце пятидесятых. Сейчас в Детройте об этой машине даже и не думают. А значит название должно быть свободно и мне нужно будет успеть его за собой застолбить.

Мустанг станет отличным названием совершенно нового семейства автомобилей, которое мы разрабатываем специально для американского рынка. V-образная двенашка у нас уже, считай, есть, дизайнеры как раз заканчивают концепт-проект самого автомобиля, который должен был получиться намного более американским, чем наша малышка — Джульетта. Большим, прожорливым и мощным. Это, конечно, уход от философии, нынешних моделей Альфа-Ромео, но без подобного шага никак не обойтись. Нам с Винченцо позарез нужна машина, которая не будет ни в чём, включая стоимость и мощность двигателя уступать Корвету в США и новинкам от старины Энцо.

— А платье я могу себе сама выбрать? — с придыханием спросила Одри, когда выслушала от меня сценарий рекламного ролика.

— Платье тебе предоставит молодой, но очень перспективный итало-американский модный дом.

Созванивались на днях с Алессандрой, которой нужно было узнать мое мнение о кандидатуре главного модельера. Я без паузы на обдумывания сразу выдал имя — Ив Сен-Лоран. Сейчас этому гению от моды было всего двадцать лет, да, я навел о нем справки, и он только начинал свою карьеру, был ассистентом в модном доме Кристиана Диора. То есть, должен согласиться на предложение никому не известного модного дома.

— И как его название? — спросила актриса.

— Предположительно «AIF», — Алессандра, Ив и Фрэнк.

— Не слышала о таком, — не отыскала в своей памяти его название Одри, пропустив слово «предположительно» мимо ушей.

— Говорю же молодой. Уверяю, ты будешь в восторге от сделанного им платья.

— Я тебе верю, Фрэнк, — Одри призывно улыбнулась и тут же вновь взяла деловой тон. — Но у меня съемки «Войны и мира» на носу, плюс потом сразу же нужно будет сниматься во втором «Гран-При». Это всё очень сложно.

— Съемки же пройдут в Италии? Вот и отлично. Где еще снимать рекламу итало-американской машины, как не на Апеннинском полуострове? А если понадобятся какие-то фотосессии здесь в Нью-Йорке, то я в любой момент арендую для тебя самолёт.

— О, Фрэнк, ты становишься настоящей акулой бизнеса, — с придыханием произнесла Одри, а я перестал себя сдерживать, сорвался с места и изменил формат встречи.

— У меня есть для тебя подарок, — прошептал я на ушко Одри. Она головой лежала на моей груди.

К вечеру мы перебрались в отель и теперь отдыхали в постели от захлестнувших нас эмоций.

— Ммм? — у нее хватило сил только вопросительно промычать.

— Его доставят тебе в Лос-Анджелес, а чтобы не было слухов, внесем его в контракт о рекламе.

— Ммм? — вновь промычала Одри, но уже с требовательными нотками.

— Это «кабриолет», сделанный специально для тебя. Люксовый вариант, — ответил я.

Шелби его, наконец, закончил. Кабриолет с электрическим приводом крыши, под капотом которого был шестицилиндровый двигатель объёмом в три литра и мощностью слегка за сто лошадиных сил. Салон исполнен в люксовом варианте с кожаными сиденьями, вставками из драгоценных пород дерева и приборной панелью, выполненной с использованием цейсовского стекла.

Еще одной отличительной особенностью машины стало то, что это именной автомобиль. На руле рядом с эмблемой «Альфа Ромео» красовались инициалы Одри Хепберн, а полностью имя и фамилия красавицы-актрисы можно было увидеть на капоте и крышке багажника тоже рядом с эмблемами.

— Фрэнк, я хочу твой «кабриолет», — призывно прошептала Одри.

— Что ты со мной делаешь, — в ответ простонал я.

Утром рекламный контракт с Одри Хепберн был официально заключен. Еще и Джон Франкенхаймер как раз до нас добрался, с ним тоже договорились на съемку нескольких рекламных роликов.

Можно было возвращаться в Миддлтаун.

— Мистер Уилсон, соединить тебя с Мэрилин Монро? — по селектору спросила меня Лара, наш администратор, которая выполняла обязанности моего секретаря, потому что ее босс все никак не мог найти время, чтобы посмотреть на отобранные кадровиками для меня кандидатуры секретаря и личного помощника.

Взяв трубку телефона, я услышал:

— Фрэнк, я в Нью-Йорке. Может пообедаем вместе?

— Конечно. Где и когда? — не то, чтобы я сильно обрадовался, но почему бы и нет? Тело молодое, запредельные нагрузки выдержит.

— Давай в Tom’s Restaurant, на углу Бродвея и 112-й улицы. В пять пополудни. Знаешь где это?

— Найду, — заверил я кинозвезду, размышляя над уместностью дарения портрета в ресторане. После взвешивания посчитал, что для этого нужна более интимная обстановка.

Наше появление в зале ресторана произвело фурор. Разговоры мгновенно стихли, даже музыканты, как мне показалось, стали играть тише, все взгляды были устремлены только на нас. На Монро с восхищением, а она была в шикарном, сильно декольтированном платье, цвет я не разгадал, но оно было светлое. На меня же смотрели с недоумением, гадали, кто это сегодня со звездой.

С Одри, в отличие от Монро, мы общественные места не посещали, еду заказывали в номер отеля. Но Одри по характеру девушка скромная, а Мэрилин необходимо внимание.

— Какие-то дела в Нью-Йорке? — спросил я, когда мы заняли столик, моя спутница выбрала тот, который стоял в самом центре зала.

— Репетиция, — сексуально улыбнулась Мэрилин, а она все делала сексуально: моргала, говорила, двигалась. Увидев, что я заинтересовался, вот только не ее словами, а ей, но это было не важно, кинодива продолжила. — Я вместе с Морин Стэплтон репетирую «Анну Кристи».

— Хмм, — ограничился я междометием, так как ничего из сказанного не понял.

— Фрэнк, я смотрю, ты далек от театрального мира Нью-Йорка, — улыбнулась она, показав мне белоснежные зубки и кончик розового языка, у меня даже скулы свело от желания.

— Ну да, не театрал, — повинился я.

— «Анна Кристи» — это спектакль о бывшей проститутке, которая пытается начать все с чистого листа по одноименной пьесе О’Нила, Морин — это ведущая актриса Бродвея, а репетируем мы в Актерской Студии Ли Страсберга.

— Звучит интригующе.

— Хочешь прийти посмотреть на репетицию? — неожиданно зацепилась она за мою вежливую ложь.

Идти совершенно не хотелось, да и времени у меня на это не было, и я начал юлить:

— Даже не знаю, удобно ли это…

— Считаешь, что я не способна играть серьезные роли? — прищурилась Монро, что-то почувствовав, но сделала неверные выводы.

— Нет, я так не считаю. Слушай, у меня просто очень плотный график на этой неделе и в ближайшем месяце тоже, — сказал я правду, но в нее не поверили.

— Фрэнк, меня учил актерскому мастерству сам Михаил Чехов! Мне известна система Станиславского! И я способна играть серьезные роли, а не только красивых дурочек. Но мне их не дают!

— Мэрилин, да я ничего…

— Фрэнк, дай мне шанс, — не дала она мне договорить.

— Какой шанс? — что-то я совсем запутался. Какая-то пьеса, Чехов, Станиславский. Мы вообще о чем говорим? Я так-то шел на свидание с красивой женщиной.

— Ты знаешь, что у меня есть собственная продюсерская компания? — задала очередной неожиданный вопрос Монро.

— Нет, — я махом опустошил бокал с вином. Чем дальше, тем страньше, как говорила одна мудрая девочка.

— Фрэнк, я предлагаю тебе сотрудничество.

— А, вот оно что, — пробормотал я себе под нос. Наконец, все стало проясняться.

— Совместно снять фильм по «Братьям Карамазовым» Достоевского, — продолжала напирать Монро.

— Что? — я понял, что мне нужно еще выпить и что-нибудь покрепче. Я обернулся в поисках официанта.

— И я сыграю в нем Грушеньку! — ультимативным тоном заявила кинозвезда.

— Водку принесите. Нет, льда не надо, — сделал я заказ.

— Мэрилин, я нисколько не сомневаюсь в том, что ты способна сыграть эту роль, но я совершенно не уверен, что американскому зрителю придется по душе Достоевский и он понесет в кинотеатры свои кровно заработанные доллары.

— Еще как понесет. Люди придут смотреть меня! — самодовольно заявила звезда широкого экрана.

Я обещал подумать, и мы поехали в отель, в котором остановилась Мэрилин. Повезло, что другой. Туда же курьер «Way of Future LTD», после моего звонка, привез портрет.

— Боже, Фрэнк, — простонала Мэрилин, рассмотрев свое изображение. — Ты это сам нарисовал⁈ — все никак не могла поверить в свое счастье.

Благодарность ее оказалась очень бурной. Она еле до меня утром добудилась и вновь попыталась меня уговорить на все сразу: и прийти на репетицию, и на сотрудничество.

Собрав всю волю в кулак, я, сославшись на сильную занятость, отбрехался от первого, а вот второе оставил на подумать. Иначе не получалось выйти из номера.

— Мистер Уилсон, как прошла ночь? — в главном офисе меня встретила Лара. И ведь даже ехидство не проскальзывало ни в голосе, ни во взгляде. Вот что значит профессионал. Не зря я просил Мэтьюза взять на должность администратора не малолетку, а красотку уже с мозгами. — Вам опять понадобятся апартаменты?

Пора бы уже в Нью-Йорке полноценной квартирой обзавестись. А то приходится в офис ездить приводить себя в порядок и переодеваться.

До Миддлтауна я добрался ранним вечером и решил первым делом заскочить к Шелби, дать отмашку на отправление подарка Одри в Лос-Анджелес. И заодно обсудить с ним перспективы только что прибывших из Италии автоматических коробок передач.

Как это обычно бывает, обсуждение затянулось и домой я поехал уже когда стемнело.

Свернув, возле нашей местной радиостанции на Хайленд авеню, я заметил в зеркало, что за мной едет «плимут», ничем не примечательный, серого цвета, с Нью-Йоркскими номерами. Вот только я его уже видел сегодня. Решив протестировать паранойю, я притормозил. «Плимут» проехал мимо.

— Заездили тебя бабы, Фрэнк, отдыхать надо, а то мерещиться уже всякое. Грешным делом, я подумал, что это невадская мафия меня таки вычислила.

Посмеявшись над своими необоснованными страхами, я завел «корвет» и уже минут через десять был дома.

На ужин Марта сегодня расстаралась. Я, когда вернулся с Олимпиады, попросил ее приготовить мне как-нибудь борщ. По легенде я его пробовал в Кортина-д’Ампеццо, где его делали специально для советских туристов, и мне понравилось. И вот, наконец, случилось.

— Дядя, что-то ты как-то без аппетита ешь, — заметил я как он морщится.

Марта накрыла нам в столовой, достав из серванта фарфор и столовое серебро.

— Странный какой-то суп, — пытаясь понять свои вкусовые ощущения, задумчиво проговорил дядя. — Сладковатый, еще и этот подозрительный цвет, — он недоверчиво смотрел на тарелку, что стояла перед ним.

— Ты же у нас исследователь, а значит все новое и необычное тебя должно вдохновлять.

— Лишь бы мой желудок не слишком вдохновился, — дядя с опаской прислушался к себе.

— В любом случае, ты сегодня сделал для себя открытие. Гастрономическое.

— Это, конечно, так, — не стал он со мной спорить. — Вот только меня терзает вопрос, у кого больше шансов выжить, у отчаянного дегустатора или у охотника, случайно повстречавшего в саване носорога?

— Марта, отличный повар, — успокоил я его.

Мы были в доме вдвоем, домоправительницу уже отпустили.

В этот момент с улицы послышались душераздирающие крики.

Дядя подавился супом и закашлялся. А я метнулся к сейфу за оружием.

На улице продолжали кричать, а еще добавился грохот, словно кто-то пытался разрушить дом.

— Сарай! — схватился за сердце дядя, догадавшись о причине грохота, и опередив меня, побежал к входной двери.

— Стой! — заорал я ему вдогонку.

Но дядя уже открыл дверь и выбежал на улицу спасать своих питомцев.

Заряжая на ходу браунинг, я бросился следом, стараясь за ним поспеть.

Представшая передо мной картина заставила меня притормозить.

Дверь в гараж, где временно размещалась коллекция уникальных насекомых была сорвана с петель, часть террариумов с так любимыми дядей термитами разбита и прямо на полу под дулом пистолета сидел какой-то субтильный хрен с лицом чем-то неуловимо схожим с лисьей мордой и его била крупная дрожь, а в глазах плескался ужас.

— Уберите их от меня! — умолял он и пытался отползти от расползающихся по полу термитов, и каждый раз получил то удар по шее, то пинок по ребрам от типа, который держал его на мушке.

Я узнал в нем одного из людей Каллахена.

— Что здесь происходит, Говард? — даже имя вспомнил.

— Вот, мистер Уилсон. Поймал вора.

— Я не вор! — закричал запуганный термитами злодей.

Дядя в это время бегал вокруг нас, кидаясь от одного разбитого террариума к другому.

— Мои термиты! Моё исследование! Дело всей моей жизни! — причитал он.

— Вот нашел в его кармане, — протянул мне охранник связку отмычек, как бы в подтверждение своих обвинений.

Я подошел к вору, схватил его за ворот пиджака и приподнял.

— Ну, рассказывай, что тебе здесь было нужно? — очень по-доброму спросил я его.

Глава 16

— Я не вор, — проблеял, трясясь крупной дрожью, незваный гость — я просто хотел погреться, — удивил он меня. Вот такого объяснения я точно не ожидал услышать.

— В моем сарае? — я внимательно осмотрел «мерзляка», на бомжа он похож не был. Спортивная куртка с ботинками видно, что дорогие, свежая стрижка, ухоженные руки, явно не из работяг, да и не несло от него, как из помойки.

— Случайно получилось. — смущенно признался он.

— Как можно случайно оказаться в чужом сарае? — поняв, что мне заговаривают зубы, я встряхнул еще раз «вора» и проорал ему в лицо. — Серый «плимут» твой⁈

— Не мой! — еще громче меня заорал взломщик сараев.

— Имя!

— Гарри!

— На кого работаешь⁈

— Ни на кого я не работаю! Отпустите меня!

— Говард, тащи-ка этого говнюка вон к тому станку, — велел я секьюрити кивнув на шлифовальный, и зловеще пообещал Гарри. — Сейчас заговоришь.

— Не надо! Я все скажу! — щуплый Гарри задергался, пытаясь вырваться, да с такой силой, что мы его вдвоем еле удержали, пришлось пару ударов прописать.

— Фрэнк, да что вы стоите⁈ — закричал на нас троих дядя, — помогайте ловить термитов!

— Да как мы их поймаем? — я с тоской глянул на деревянный пол, понимая, что ловить придется. Дядя выглядел бледным до невозможности, как бы инфаркт не словил, мне Фрэнк этого точно не простит. — Говард, помоги доктору Уилсону, — нашел я решение, — а я пока с этим дебилом пообщаюсь.

Вытащил того на улицу и для налаживания диалога приставил ствол браунинга к его лицу.

— Гарри Гуггенхайм, — сглотнув, начал тот и тут где-то рядом раздалась полицейская сирена.

Мерзляк приободрился и замолк.

Сука!

Еще замысловатее я выругался, когда увидел кто к нам приехал. Это был капитан Хольгер собственной персоной. Вслед за ним из машины выбрались двое патрульных. Одного из них я узнал, он был частым гостем в магазине и тире моего приятеля Билли.

— Капитан? Вы сами патрулируете город? — поприветствовал я шефа местной полиции и моего недоброжелателя.

— Бывает, — его взгляд был направлен на мой браунинг, который я очень медленно убрал себе за пояс. Шмальнет еще в меня, а потом отпишется, что Фрэнк Уилсон сошел с ума и напал на полицейских.

— Мы его забираем, — Хольгер мотнул головой своим подчиненным и те захомутали взломщика сараев.

— Я не выдвигал против него обвинения, — сделал я попытку отстоять «вора». Мы же еще с ним не договорили.

— Миссис Пэйдж выдвинула. Этот человек забрался на ее задний двор, разбил пару горшков, поломал ветки кустарника, напугал бедную женщину, — перечислял он все это серьезным тоном, но в глазах читалась насмешка.

— Хольгер, Фрэнк, что случилось? — а вот и «бедная женщина» подоспела.

— Мои термиты! Этот вор разломал террариумы, и они разбежались! — не вовремя выскочил из сарая дядя. — Офицер, вы должны помочь нам их собрать! — безапелляционно заявил он капитану.

— Срань Господня! Твои тараканы все-таки разбежались! — всплеснула руками Пегги. — А я говорила, а я предупреждала! — начала заводиться она. — Эти дьявольские создания все дома в округе сожрут! Хольгер, ты должен что-то с этим сделать!

Наконец-то самодовольство с лица шефа полиции сошло, и он стоял, словно не понимал куда идти и что делать и растерянно переводил взгляд с миссис Пэйдж, на дядю, а затем на сарай, откуда выползали термиты.

— Ну что же вы стоите! Помогайте их ловить! — вновь заголосил дядя.

Его призыв подержала Пегги, при этом не переставая оскорблять дядю и грозить ему всяческими карами.

Началась спасательная операция термитов или, скорее, Миддлтауна от прожорливых африканских термитов.

Взломщика сараев тоже заставили в ней участвовать, хоть он и пытался изобразить паническую атаку, вереща, что с детства боится насекомых. Капитан Хольгер поступил с ним как настоящий американский коп, так что лицо Гарри обещало завтра знатно распухнуть.

Операция затянулась на пару часов, беглецов, понятное дело, не всех, вернули, и теперь дядя с обеспокоенным видом ходил между опустевшими террариумами и рассматривал оставшихся питомцев.

— Бесценные образцы, загублено дело всей моей жизни, — то и дело срывался он в причитания.

— Шевелись давай, — один из патрульных по приказу капитана подтолкнул в спину Гарри к выходу из сарая. Полицейские уезжали в участок. Миссис Пэйдж, разругавшись вдребезги с доктором Уилсоном, свалила еще раньше, держать оборону своего дома от нашествия термитов.

А мне пришлось чуть ли не силком тащить дядю в дом и там отпаивать его виски.

«Гордость нашей фамилии» сильно сдал из-за этого происшествия. Даже пятнадцать унций односолодового виски не привели его в чувство.

— Ну, зачем так переживать? — я сидел напротив него в гостиной и тоже пил, мне тоже резко понадобился алкоголь. — Ты же сам говорил, что поедешь осенью в Африку. Вот и соберешь там новых термитов. А я тебе помогу, профинансирую экспедицию, — в голову закралась идея сплавить дядюшку далеко и надолго.

— Фрэнк, ты не понимаешь! Местность вокруг потухшего вулкана Биу в Нигерии, где я нашёл этих термитов, уникальна! Там экосистема очень нестабильна. Такие образцы я, возможно, уже и не найду.

— Мировая наука скорбит, — зря я добавил в голос сарказма.

— Да, скорбит! — вскинулся дядя. — Сразу видно, что ты тупой технарь. Передо мной открывались такие перспективы! Но сейчас всё потеряно.

— Дядя, давай не будем посыпать голову пеплом, все еще можно исправить. Термиты разбежались не все и опять же экспедиция, — я не договорил. В дверь постучали. Я посмотрел на часы, было около двенадцати.

— Мистер Уилсон, я нашел тот «плимут», о котором вы говорили, — на пороге оказался Гарисон. — Он был припаркован за две улицы от вашего дома. И нашел в нем вот это, — секьюрити протянул мне карточку с фотографией взломщика сарая.

— Фотограф из «Newsday», — задумавшись, проговорил я, — ну, теперь хоть что-то становится понятным. — А где его фотоопарат? — спросил я у Гарисона. Тот пожал плечами.

Я подошел к телефону и набрал Каллахена, который жил в Миддлтауне и домашний номер Мэтьюза, рассказал обоим о происшествии.

— Гарри Гуггенхайм из «Newsday»? — услышал я в голосе моего адвоката удивление. — Он взломал твой сарай? Ты не шутишь? Так подожди, — Перри, было похоже, пытался переварить новость, — а как он выглядел?

— Лет двадцати, худой, среднего роста, брюнет, нос мясистый, — перечислил я то, что вспомнил.

— А, понятно, — облегченно выдохнул Перри и рассмеялся. — Тогда это его сын.

— Чей сын? — не понял я.

— Гарри Гуггенхайма, основателя и президента нью-йоркской «Newsday». Это довольно влиятельная семья, правда сейчас у их газеты серьезные финансовые трудности.

— Насколько серьезные? — заинтересовался я.

— Миллиона на три, если не больше. Раньше утра точнее информации ты не получишь, — усмехнулся он, поняв, куда свернули мои мысли.

— Перри, ты мне здесь нужен, — заявил я. — Я хочу предъявить обвинение Гарри Гуггенхайму младшему.

Утром в полицейском участке Миддлтауна было не протолкнуться от народа. Первыми подтянулись обеспокоенные расползавшимися по городу африканскими термитами жители, под предводительством миссис Пэйдж. Затем приехала делегация из Нью-Йорка. Гуггенхайм с адвокатами и Перри Мэттьюз с двумя юристами из своей службы.

И потянулись долгие и не менее нервные переговоры, а все потому что я решил прибрать к рукам «Newsday». Это был не очень крупный, но всё-таки достаточно известный таблоид, популярный как в штате, так и в городе, который мог мне пригодиться в моей нелегкой миссии.

Вот я и предложил Гуггенхайму выкупить долги «Newsday» и стать совладельцем газеты, с правом влиять на редакционную политику. Со своей же стороны я обязался не предъявлять обвинение его сыну и газете, сотрудником которой он является, а также уладить проблемы с жителями города, которые, к слову, требовали линчевать не только того, кто выпустил термитов, но и того, кто привез их в город, то есть моего дядю.

А залез молодой Гуггенхайм в мой сарай, как это утром выяснилось, из желания прославиться. Гарри только как неделю устроился в газету своего отца фотографом и тут подвернулась удача, он увидел Мэрилин в ресторане, причем не одну, а с известным в Нью-Йорке молодым миллионером Фрэнком Уилсоном. Сделать снимки в гостинице ему помешал персонал и этот дурила не придумал ничего лучше, как отправится в Миддлтаун. Гарри с чего-то решил, что Монро уехала сюда вместе со мной. В город юный фотограф, жаждущий славы, приехал на моем хвосте, а когда я его срисовал, он притаился и ближе к ночи появился возле моего дома. Вот только портьеры на первом этаже были задернуты, что рушило шансы сделать хороший снимок. Но парень оказался упорным, плюс он успел разглядеть в окне женский силуэт, это была Марта, и два мужских, мой и дядин.

Воспалённое сознание Гарри сыграло с ним злую шутку, подсказав, что запечатлеть групповушку со звездой станет его пропуском в элиту профессии. Вот только на улице холодало, и он решил погреться, пока будущие участники групповушки не поднимутся на второй этаж. Благо, над одним из моих строений шёл дым из трубы. Будущий известный фотограф пробрался туда через двор миссис Пэйдж, много чего сломав на своем нелегком пути, но все же добрался до заветного сарая. Пока искал свет, уронил какие-то ящики, и когда нашел выключатель, оказался в аду — на столах и на полу, возле его ног ползали белесые тараканы, а он с детства боялся насекомых. В желании выбраться из этого ада, он выломал дверь сарая, пытаясь открыть ее не в ту сторону, после чего его и принял Гарисон, который сегодня охранял резиденцию Уилсонов.

Переговоры по «Newsday» застопорились. Гуггенхайм сопротивлялся, выпускать из рук контроль над газетой ее владелец не желал. Еще и миссис Пэйдж пошла на принцип, ни в какую не соглашалась замять дело, и никак не реагировала на обещания адвокатов возместить ущерб.

Шеф полиции воспользовался ситуацией и заявил, да так, чтобы это слышали все, кто пришел этим утром в участок, что виновный в бегстве опасных для города термитов — это я, ведь именно на моей территории они находились.

Пришлось пообещать провести за свой счет дезинсекцию ближайших от меня домов и оплатить их владельцам проживание в отеле на это время.

Гуггенхайму же я пригрозил выкупить его долги и без его на то согласия, но тогда я уже не буду таким лояльным, вышибу из газеты и его, и его жену, которая занимала в ней место главного редактора. Так же напомнил, что его сын все еще сидит в участке и только от меня зависит выйдет ли он из него без всяких обвинений.

В общем, как я и предполагал, одним днем дело не решилось. Судья выпустил Гарри под залог, и Гуггенхаймы уехали в Нью-Йорк.

— Перри, начинай выкупать их долги, — дал я распоряжение Мэтьюзу, а сам поехал к мэру, вернее, к его жене, предводительнице женской части города. Через нее я решил попробовать договориться со своей соседкой.

— Забавная история, — рассмеялась миссис Фицпатрик, выслушав мой рассказ. Мы сидели в их гостиной и пили чай с бисквитами. Катрин была на учебе, а мэр уехал по делам куда-то в пригород. — И, разумеется, Фрэнк, я поговорю с Пегги, — пообещала она.

Я приготовился выслушать условия, на которых она урегулирует разногласия между мной и миссис Пэйдж, но не услышал их. Вместо этого Хелен лишь расспросила меня о прошедшей Олимпиаде.

— А вот и Кэтрин приехала, — сообщила она, глядя в окно. — Ты не останешься с нами пообедать?

— Прошу прощения, но не сегодня. У меня там дядя в предынфарктном состоянии, — не то, чтобы я не хотел с ними пообедать, но мне, действительно, было уже пора возвращаться домой.

— Ах, да, конечно, — с пониманием приняла мое объяснение Хелен.

Поздоровавшись с Катрин, с которой столкнулся в холле, я поехал домой.

Опять на «корвете», хотя его уже давно надо было сменить. И дело было не в том, что он мне разонравился, а в том, что у меня на носу масштабная рекламная кампания. Я уже саму Одри посадил на мою машину. Так что, это непорядок, когда совладелец «Альфа Ромео» все еще ездит на автомобиле другой марки.

Поэтому «корвету» уготована участь «понтиака», он станет новым шоу-каром моего ателье. Правда, я пока не знаю, что Шелби с ребятами с ним сделает, но уверен, это будет очередной шедевр.

Когда я вошел в дом, дядя сидел с потерянным видом в кресле в гостиной, а возле него хлопотала Марта, пытаясь его напоить чаем на травах.

— Доктор Уилсона, а теперь вам нужно лечь поспать, — сказала она после того, как добилась своего.

— Оставьте меня, — вяло отбивался он от помощи.

Увидев его потерянный взгляд, я не стал говорить о том, что его разбежавшихся термитов скоро потравят.

Утром дядя бодрячком тоже не выглядел. Не знаю сколько он просидел в сарае с оставшимися термитами, видимо, с ночи, но Марта еле его дозвалась завтракать.

— Дядя Брайн, мне нужна твоя помощь, — надо было его растормошить, и я решился вовлечь его в работу над своим новым проектом.

Легендарная испанская сеньора Нуэстра де Аточа в последнее время всё больше и больше занимала мои мысли, а точнее её приданое. Изумрудный дым манил мою авантюрную составляющую и нужно было с этим что-то делать.

Главным препятствием была огромная территория, на которой покоились останки галеона. За века, прошедшие после крушения, морские течения как следует растащили обломки, а песок сделал всё остальное. Сейчас аквалангист или водолаз ничего не найдёт, даже если будет стоять точно над местом нахождения сундука с изумрудами или над спекшимися серебряными слитками.

Требовались магнитометры, которые обнаружат местонахождение обломков, а также надо было найти способ добраться до этих обломков. И если с первым не ожидалось особых трудностей, то со вторым было намного сложнее. Нужен был самый настоящий подводный пылесос, способный за час переместить несколько тонн песка на морском дне.

Вот над его созданием я и предложил поработать дяде. Он же был биологом, а значит должен хорошо разбираться в том числе и в морских животных, многие из которых буквально просеивают песок в поисках добычи, или как, например, киты вбирают в себя воду, а потом выбрасывают её, оставляя планктон и другую пищу. И именно горбатыми китами, вернее, способом фильтрации воды и планктона дядя и вдохновился, когда предложил мне форму выпускного сопла для «пылесоса». По расчетам Брайана эффективность должна быть выше чуть ли не на двадцать процентов.

Совместная работа над новым проектом дала результат. С утра дядя был собран и деловит, даже его обычная рассеянность куда-то пропала. По крайне мере, свои очки он нашел сразу.

Проверив питомцев, Брайан без напоминания пришел на завтрак и, сделав первый глоток ароматного кофе, с энтузиазмом потянулся к пачке свежих газет.

Читал и даже комментировал новости, на что я ему рассеянно отвечал. Мысли мои были заняты другим — проблемами, с которыми я столкнусь при подъеме ценностей с галеона. С изготовлением подводного пылесоса они же не закончатся. Взять хотя бы те же акваланги, которые сейчас довольно примитивные, а водолазное снаряжение такое, что человек в нём маломобильный. Еще придется как-то повышать надежность и что-то делать с гидроизоляцией магнитометра, ведь прибору несколько месяцев предстоит работать в очень агрессивной среде.

— Ты собираешься жениться на актрисе? — отвлек меня дядя странным вопросом. — Тут пишут, что ты будешь третьим мужем Мэрилин Монро.

Дядя перекинул мне через стол газету.

Это была «Los-Angeles Evening», подписку на которую я купил совсем недавно, решив, что не помешает знать свежие светские новости и сплетни Голливуда.

Голливудская звезда Мэрилин Монро была замечена в Нью-Йорке в обществе молодого миллионера, сделавшего состояние буквально за два года, Фрэнка Уилсона. Они ужинали вдвоем в популярном у богемы «Tom’s Restaurant». После ресторана пара села в автомобиль и Фрэнк Уилсон, а он, ко всему прочему, еще и гонщик с мировым уровнем, моментально сбросил с хвоста преследовавших его машины фотографов. Так что желающие сделать несколько сенсационных фотографий остались ни с чем.

В Лос-Анджелес мисс Монро вернулась только через день и привезла с собой свой портрет, как она утверждает, написанный Фрэнком Уилсоном. Выполнен портрет в молодом и дерзком американском стиле пин-ап. Кинодива повесила его в спальне, напротив кровати, но, к сожалению, не позволила нашему фотокорреспонденту его сфотографировать. Зато сообщила пикантную подробность, у портрета оказывается есть двойник — его зеркальное изображение и хранится он у художника, то есть Фрэнка Уилсона.

Так что же связывает двадцатидевятилетнюю актрису и двадцатитрехлетнего миллионера, изобретателя, бизнесмена, гонщика, продюсера и, как выяснилось, художника?

Сама Мэрилин утверждает, что они с Фрэнком только друзья и в Нью-Йорк она приехала на репетицию в Actor’s Studio Ли Страсберга.

Но правда ли это?

С предпремьерного показа «Гран-При», заработавшего в мировом прокате больше ста миллионов долларов и ставшим номинантом на «Оскар», Уилсон, продюсер фильма, и Монро, приглашенная звезда, уехали вместе. И как утверждает служащий отеля, пожелавший остаться неизвестным, мисс Монро покинула номер мистера Уилсона только утром.

А это уже не просто дружба, но тогда что? Фрэнк — очередная интрижка опытной в сердечных делах кинодивы или она наметила его в качестве своего третьего мужа?

И как тогда быть с остальными претендентами? Ведь после развода со вторым мужем, бейсболистом Джо Ди Маджо в октябре 1955 года, Монро часто видели в обществе сразу двух мужчин: киноактера Марлона Брандо и драматурга Артура Миллера.

Кого же из этих троих выберет Мэрилин Монро?

— Фрэнк, только не говори мне, что это правда, — обеспокоенно спросил дядя.

— Что правда? — не понял я вопроса, так как размышлял над тем, что впервые делю женщину на троих, и это понимание меня как-то не особо воодушевляло.

— Ты женишься на этой Монро? — он произнес это так, словно я готовлюсь совершить святотатство.

— Нет, конечно, — успокоил я его.

— Ну слава Богу! — выдохнул он и тихо проворчал, но я услышал. — То еврейка, то актриса, будто приличных девушек нет. Эти журналисты такие выдумщики, — продолжил Брайан уже громче, — еще и в художники тебя записали.

— Понимаешь, дядя, — я прокашлялся, соображая, как лучше донести до него очередную новость о внезапно открывшихся способностях любимого племянника. Первые две, где я изобретатель и гонщик, он переварил с большим трудом.

Глава 17

На следующее утро я из Миддлтауна сбежал. Сел в свой «корвет» и на скорости, которую можно было из него выжать, свалил в Нью-Йорк.

Официальной причиной поспешного отъезда стал звонок моего брокера и приход в нью-йоркский порт сухогруза с новыми автомобилями «Альфа Ромео». Но это были все лишь отговорки. Феликса я мог легко вызвать к себе в Миддлтаун, а машины приняли бы мои сотрудники. Податься в бега меня заставили соседи.

Разбежавшиеся по городу термиты, публикация статьи, где рядом с моим именем стояло имя известной актрисы Мэрилин Монро — все это породило паломничество горожан в резиденцию Уилсонов. Одни хотели узнать, правда ли, что я пообещал провести во всех соседних домах дезинсекцию. Вторые жаждали взглянуть на портрет Монро и выведать подробности наших со звездой взаимоотношений.

Но случилось и позитивное. Миссис Пэйдж все же решила простить своих беспокойных соседей, сперва благодаря разговору с женой мэра она согласилась выслушать мои извинения, а затем я ее умаслил, поставив первым номером в очереди на дезинсекцию и первой из горожан показал портрет актрисы.

Пегги даже не удивилась тому факту, что я неожиданно стал художником. Оказалось, я в детстве любил играть в Тома Сойера и периодически красил ей то забор, то стены дома. Так по ее мнению и зародился мой художественный дар.

Зато бывшая невеста Фрэнка была поражена моим новым талантом.

— А я и не знала, что ты рисуешь, — недоуменно произнесла Сара.

В ее глазах читалась досада от того, что упустила такого парня. И гонщик, и изобретатель, и миллионер, и вот еще и художник.

— Как красиво! Фрэнк, ты просто гений! — восхитилась мной, как художником Донна.

— Фрэнк, а меня нарисуешь? — тут же захотела от меня портрет ее кузина Джессика.

— Необычно, но очень свежо, — одобрила мой стиль Катрин.

Среди посетителей ожидаемо оказались и четыре подруги. Как и все гости, они были приглашены дядей Брайаном в гостиную, чтобы полюбоваться первой работой его любимого племянника — портретом Мэрилин Монро.

Дядя сам лично повесил его на одну из стен и теперь с гордостью демонстрировал всем желающим, а их набралось немало.

Сегодня у нас собрались все, с кем я недавно встречал Рождество, включая мэра Фицпатрика и его супругу. Даже капитан Хольгер приперся.

— Жаль не сохранились детские рисунки Фрэнка, — сетовал дядя. — Вы же знаете, наш дом ограбили страховщики, а наш бывший семейный адвокат им в этом потворствовал. Вынесли все: экспонаты, которые я привозил из экспедиций, огромную библиотеку и даже на детские рисунки позарились!

Гости понимающе кивали, громко негодовали и сочувствовали.

Вот так я с удивлением узнал, что мой предшественник что-то малевал в детстве и юности. Теперь хоть стало понятно, как его на инженерный факультет занесло с его неспособностью, со слов родного дяди, даже удачно вбить гвоздь.

— На ваших глазах, капитан Хольгер, грабили ваших соседей, а вы палец о палец не ударили, чтобы прекратить это беззаконие! — обвинил шефа полиции мой дядя.

— Доктор Уилсон, у них было решение суда! — вскинулся тот.

Присутствующий здесь судья Картер поспешил объясниться:

— Страховая компания представила доказательства того, что ваш брат сам совершил поджог своей пивоварни, то есть застрахованного имущества. Я просто не мог вынести другого решения! И если бы он не погиб, его бы судили за мошенничество, — последнее он добавил едва слышно.

Но Брайан услышал.

— На моего брата повесили огромный карточный долг, довели до отчаяния и как итог он совершил самоубийство!

— Дядя, не сейчас, — одернул я его.

Мэтьюз уже давно выяснил, что никакого заговора против отца Фрэнка не существовало. Смерть жены его сильно надломила, он стал прикладываться к бутылке, начал играть на крупные суммы и как итог наделал долгов, по которым не мог расплатиться. Отсюда эта глупая афера со страховкой, которая быстро вскрылась страховой компанией, и чтобы избежать суда он не придумал ничего лучшего, как покончить с собой. Но Брайан упорно продолжал винить кого угодно, только не брата, все никак не мог признать, что тот не справился с горем, что и стало настоящей причиной его смерти.

Единственным виновным, кроме самого отца Фрэнка, в этой истории был адвокат семьи Уилсонов, который вместо того, чтобы отстаивать интересы своих клиентов, в том числе и мои, как наследника, играл на стороне страховой компании, но за это он уже лишился юридической практики.

Были еще бандиты из Гошена, что крышевали ипподром и которым отец Франка тоже умудрился задолжать двадцать тысяч долларов. Но и с ними я уже разобрался: одних с моей подачи копы арестовали, другие на тот свет отправились, с последними мне Мэтьюз частично помог, их главаря Чарльза Фрэнсиса лично взорвал, не ради меня, конечно, ради сестры. Правда виновным в смерти Фрэнсиса его давний враг Каллахен, ныне глава моей службы безопасности, почему-то считает меня и обижается, что я его опередил.

— Все-таки журналисты ради сенсации готовы даже оговорить человека, — поспешила сменить тему Хелен Фицпатрик. — Фрэнк всего лишь рисовал портрет Монро, а ему уже приписали роман с актрисой.

Свое удивление я не выдал, но про себя поразился интерпретации событий. А в голову засел вопрос — зачем жене мэра это надо?

— Эти журналисты готовы на все, — поддержал Хелен муж, к нему присоединился судья и, конечно же, мой дядя Брайан, которого слухи о моей предполагаемой связи с Монро сильно задевали.

— Не пара тебе эта вертихвостка! — сказал он, как отрезал в тот день, когда та злополучная статья попалась ему на глаза. — Тебе нужна приличная девушка из нашего круга!

— А если она будет из круга повыше? — в шутку спросил его я.

Дядя пожамкал губами, не торопясь с ответом, затем все же произнес:

— Зависит от ее семьи и от того, что у тебя потребуют за родство с ними, — после этого он проникновенно заглянул мне в глаза. — Но, Фрэнк, ты богат, ты можешь позволить себе жениться по любви. На девушке из нашего круга, — все же дополнил он.

— А если это будет девушка из хорошей семьи, но из Италии? — спросил его я.

— Это та, с которой ты создаешь модный дом? — в свою очередь спросил Брайан, а я поразился его информированности.

Вроде бы я ему об этом своем модном бизнес-проекте еще не рассказывал. Тогда кто ему настучал? Нет, ничего в этом для меня опасного не было, но все же интересно. Или он мой телефонный разговор с Алессандрой услышал? Вот ведь, а я уже тут навоображал и даже начал строить планы, как вычислить стукача.

— Она же племянница твоего делового партнера Ромео? — уточнил дядя. — Тогда ничего против нее не имею, — резюмировал он.

Я тогда свернул разговор на тему женитьбы, а вот дядя его запомнил, из-за чего так рьяно и реагировал на слухи о моем романе с Монро. Блюдет репутацию племянника, не хочет, чтобы моему браку с девушкой из хорошей семьи что-то помешало.

— Фрэнк, раз твой фильм выдвинули на премию «Оскар», ты ведь поедешь на церемонию? — вновь сменила тему Хелен.

— Да, мои партнеры «Парамаунт» прислали мне приглашение, — признался я.

Фильм «Гран-при» был номинирован на премию «лучший фильм», которая вручается продюсерам. Поэтому мне не только прислали официальное приглашение, но и звонил сам президент кинокомпании, с которым мы недавно заключили сделку по экранизации сиквела «Гран-при», и настоятельно просил посетить церемонию. Я не смог отказать ему в такой мелочи, хоть и был завален делами.

— Ты поедешь один? — это уже влезла с вопросом, греющая уши, как и ее подружки, Джессика.

— Возьму с собой дядю, — отшутился я и услышал, как тот закашлялся. Виски не в то горло попало.

Начал я свой визит в Большое яблоко с порта. Когда я туда приехал, на сухогрузе со звонким названием «Санта-Мария» уже велись разгрузочные работы. Я немного понаблюдал как с его палубы выгружают сразу десяток машин, которые станут частью моей рекламной кампании и на одну из которых я планировал заменить отслуживший свое «корвет». Дал ценные указания сотрудникам «Way of Future LTD» и отправился в Bank of America, где сейчас находилось рабочее место моего брокера.

— Мистер Уилсон, рад что вы приехали, — голос Феликса Вуда сочился медом, а глаза излучали преданность, и я верил в его искренность.

Слишком уж выгодным для молодого брокера оказалось сотрудничество со мной, особенно после того, как я, его единственный клиент стал миллионером. Феликс, можно сказать, вытянул счастливый билет. Я давал ему заработать на своих исключительно прибыльных сделках и даже перетащил его из погрязшей в проблемах «Мэррилл Линч» в стабильный «Bank of America». Такую заботу о себе Вуд оценил в полной мере, а я заполучил еще одного человека в свою команду.

Приехал я к нему из-за акций «British American Tobacco». Американская составляющая табачного гиганта благодаря мне показывала просто отличные результаты, а после Дайтоны продажи выросли чуть ли не 15 процентов. И британцы, которые до этого практически не вмешивались в управление за океаном, даже акции размещались на двух отдельных биржах, британская часть в Лондоне, а наша в Нью-Йорке, решили, что пора прекращать двойственное существование компании и активно начали скупать акции своего американского подразделения.

Заинтересовались они и моим достаточно большим пакетом акций в восемь процентов.

— Их последнее предложение поднялось до восьми миллионов долларов, мистер Уилсон! — восторженно произнес Феликс.

Мы сидели в кабинете Вуда. Да ему был выделен здесь отдельный кабинет, а это уже статус. Для молодого человека хоть и закончившего престижный Колумбийский университет, но без связей, это просто запредельная удача. Ему завидовали все брокеры Нью-Йорка. И даже пытались отобрать слишком жирного для «салаги» клиента. Этим наглецом оказался старший брокер «Мэррилл Линч» Блэйк Коулман, тот, который спихнул меня в свое время «салаге». Но, понятное дело, я отказался менять «салагу» на «профи». Во-первых, зачем мне этот напыщенный тип, который не в состоянии оценить потенциал клиента при первой встрече, даже если тот валяет дурака, профессионализмом тут и не пахнет. Во-вторых, мне изначально нужен был именно молодой и без связей, таким управлять легче и именно из таких людей набирают команду.

Я развалился в удобном кресле и закурил «Лаки Страйк».

— Плюс еще столько же за право использовать ваши площадки для рекламы на следующие двадцать лет, — продолжил отчитываться Феликс. — Я имею в виду трассы в Дайтоне, Бельгии и Франции, — услышав последнее, мне стало понятно, что англичане узнали о моих договоренностях с владельцем трассы Ле-Ман. — Это очень щедрое предложение, мистер Уилсон.

— Неплохое, — согласился я с оценкой брокера.

Это действительно очень неплохое предложение. Особенно если вспомнить, что еще полтора года назад я купил акций всего лишь на десять тысяч, правда, там было не восемь процентов, а намного меньше. Дальше я всё увеличивал и увеличивал свою долю, вложив примерно полтора миллиона.

Учитывая, что биржевые брокеры сейчас берут комиссию, как при продаже, так и при покупке акций, а у Феликса размер этой комиссии составлял один процент, то он только на этой сделке заработал за полтора года пятнадцать тысяч долларов. Очень круто, особенно если помнить о том, что средняя зарплата сейчас 295 долларов, или за те же полтора года 5310 зеленых спинок.

Плюсом шло постоянное увеличение моего портфеля акций «General Electric», на сделках по покупке которых Вуд заработал примерно столько же.

Но эта тридцатка меркла по сравнению с тем, какой куш мог получить Феликс, если я соглашусь на предложение британцев. Один процент от восьми миллионов — это восемьдесят тысяч долларов. Отличный капитал для того, чтобы начать собственное дело или лет десять-пятнадцать вообще ничего не делать и жить в своё удовольствие.

Вот Феликс и пребывает в восторге от предвкушения таких денег. Как бы потом не обозлился.

Я с сомнением посмотрел на его сияющую физиономию. Вот, кстати, и проверю стал ли он в действительности моим человеком.

Дело в том, что я не собирался ничего никому продавать. Контрольный пакет «British American Tobacco» мне изначально был не нужен, но долю в компании я иметь желал. Для этого и продвигал продукцию ВАТ.

Но именно мои успехи по продвижению «Лаки Страйк» привели к тому, что британцы решили пересмотреть условия 1902 года, по которым американские и британские компании одной и той же группы не должны были лезть в дела друг друга, не должны конкурировать между собой на зарубежных рынках и вообще должны были вести достаточно независимую политику.

В моей истории, это должно было произойти намного позднее, лет через двадцать, но сейчас появился великолепный я, и англичане сразу же решили урвать кусок чужого пирога. Значит надо дать этим козлам им по рогам.

Молчаливая пауза затянулась, и брокер решил мне помочь с принятием решения по акциям.

— Мистер Уилсон, сейчас самый лучший момент для продажи. Слухи о том, что такой крупный пакет, как ваш вот-вот будет продан, еще не просочились, но это неизбежно произойдёт не сегодня-завтра, и цена сразу упадет. Очень многие захотят последовать вашему примеру. Вы своими вложениями как в акции «American Tobacco» с «General Electric», так и своей деловой репутацией, стали серьезным индикатором на бирже. «Если Уилсон продаёт, то и мне пора», вот как подумают более мелкие инвесторы. «А с повышением предложения цена упадёт».

— Проблемы мелких акционеров меня не интересуют, — произнес я, но это не было ответом на слова Феликса. Я как раз обдумывал то, что решил провернуть с англичанами.

Схема, на самом деле была простой, как лом. Создавалась фирма-прокладка, формально со мной не связанная, затем пускал слух что я вот-вот продам свою долю, цены падают, после чего прокладка начинает скупать акции.

Вот я и решил подписать с англичанами договор о намерениях с фиксированной ценой. А когда подойдет срок, прямо перед продажей распустить слух об этой сделке. Англичане понятное дело, сразу же разорвут договор о намерениях и будут вынуждены выплатить мне неустойку. Цена-то на рынке будет существенно ниже зафиксированных в договоре восьми миллионов.

— Дай им знать, что я заинтересовался предложением и направь их к Мэтьюзу, — распорядился я.

— Будет сделано, мистер Уилсон, — счастливо улыбаясь, заверил меня Феликс. Наверняка в уме подсчитывыет будущие барыши.

— Тогда раз этот вопрос решили, приступим к следующему. Мне нужно, чтобы ты подготовил для меня аналитическую записку по всем судостроительным и судоходным компаниям чьи акции играются как у нас, так и в Лондоне.

— На что именно сделать основной упор в этой записке? — уточнив, сделав перерыв в своих записях брокер.

— На танкеры и на мощности по их производству.

— Понял. Сколько у меня времени? — Феликс демонстрировал готовность к подвигам, и такое рвение надо было поощрить.

— Понимаю, объём работы предстоит очень большой, но постарайся уложиться за месяц. Справишься, получишь премию в десять тысяч.

— Да, мистер Уилсон, конечно! — совершенно ошалевший от привалившей сегодня удачи пообещал брокер.

Танкерами я заинтересовался не просто так. У меня на носу Суэцкий кризис, который откроет целую эпоху супертанкеров, и компании их эксплуатирующие, страхующие и производящие буквально озолотятся. До момента когда евреи с арабами в очередной раз вцепятся друг другу в глотки, остаётся не так много времени, и мне надо успеть до часа Х войти в судостроительный бизнес. Как раз деньги для этого появились.

Вернувшись в Миддлтаун, я сразу же поехал на бывший железнодорожный вокзал, не терпелось протестировать новую модель «Альфа Ромео» под названием «гепард». Именно эти машины сегодня разгружали в порту.

На этапе разработки и доведения до ума машина носила другое название — «Джульетта Спринт Американ», но это было еще до того, как мне в голову пришла гениальная идея делать «звериную» серию. Так что на багажнике нашей новой машины помимо эмблемы Альфа Ромео теперь красовался шильдик «гепард».

Наша новинка, конечно, в отличии от своего звериного прототипа не самая быстрая машина в мире, но она точно очень резвый и опасный хищник на дороге.

Вообще, если говорить об этой машине, то ноги у нее растут от довоенных моделей «Альфа Ромео». Дизайнеры в Маранелло вдохновлялись легендарным «Альфа Ромео 8C» в кузове родстер.

Правда, создавать с нуля новую машину мы не стали, да и не могли это сделать за такой короткий срок. Поэтому взяли уже обкатанную и очень удачную платформу «Джульетты» и на её основе построили новую машину. У новинки совершенно другая философия, но в базе это всё та же «Джульетта спринт», правда с другим кузовом и совершенно новым двигателем.

Идеологически наша машина была наиболее близка к новинке от Баварских Моторных Заводов — BMW 507. Восьмицилиндровый двигатель объёмом 3,3 литра и мощностью 200 лошадиных сил, четырехступенчатая коробка передач, дисковые тормоза, максимальная скорость 125 миль в час.

С немецкой новинкой нашу машину роднило еще и то, что двигатель был полностью алюминиевым. Мои эксперименты с небесным металлом дали свои плоды и герр Хрушка решил рискнуть и сделать не только головку блока, но и весь двигатель таким. Получилось неплохо.

Машины в такой спешке доставили в Америку именно из-за начала рекламной кампании. И теперь на экране будет целая стая гепардов.

Шелби, как и я, тоже загорелся желанием протестировать «гепарда». И мы с ним устроили тестовый заезд.

Новый мэр в прошлом году расстарался и на дороге от Хайлэнд авеню до колледжа осенью положили новый асфальт, вот мы по ней и проехали. Был вечер, дорога пустая, мешать вроде бы некому. Вот мы с ним и стартанули.

Все же у меня с мозгами что-то не то стало после того, как я попал в молодое тело. У меня ведь только что были проблемы из-за термитов, но не проходит и недели, как я устраиваю гонки в городе.

Об этом я и вспомнил, подъезжая к главной площади города, где помимо Сити-холла и суда находилось местное отделение полиции с моим преданным «фанатом» капитаном Хольгером. И резко затормозил. Порадовался, что Кэрролл сделал тоже самое, проигрывать гонку все же не хотелось.

Мы чинно проехали мимо площади, повернули направо, а вот дальше уже начали набирать скорость. Отсюда до колледжа дорога уже прямая, к тому же из-за позднего времени пустынна, можно уже и похулиганить. Так что газ в пол!

В общем, хорошая получилась машина. Агрессивная, но при этом благодаря моим техническим новинкам относительно безопасная.

Да, она подороже, чем обычный «спринт», но мы же и не собирались замыкаться в одном единственном ценовом сегменте.

Вернулись назад мы замерзшими.

Несмотря на аномально теплую для конца зимы погоду, столбик термометра застыл на комфортных пятидесяти градусов по Фаренгейту, то есть 10 градусов Цельсия, в машине с открытым кузовом было холодновато. Поэтому я решил подождать с пересаживанием из «корвета» в «гепард» хотя бы до апреля.

— Она шикарна, — облизывался Кэрролл на машину после того, как мы загнали наших «кошек» в гараж. — Если не знать что это перелицовка Джульетты то ни за что не догадаешься, что «гепард» — отпрыск такого скромного родителя.

— Верно, — согласился с ним я. — Но, как мне кажется, использовать её для гонок будет большой ошибкой. Мы и во Франции и в Дайтоне результатами доказали что автомобиль с закрытым кузовом лучше. Как ни крути, мы пока не можем обыграть старину Энцо и Форда по их правилам, наращивая мощность и скорость. Поэтому комфорт водителя и стабильность на трассе для нас на первом месте. И когда у нас будет готов по настоящему мощный и надежный двигатель мы вообще будем тотально доминировать в кузовных гонках. Как у нас, в Америке, так и за океаном. Да и в королевских гонках тоже обязательно нужно будет попробовать себя.

— Зная тебя, уверен что и в «Формуле один» у нас всё получится.

— Нам туда пока рано, — печально произнес я, думая над тем, что работы в этом направлении можно уже начать сейчас. Вот только таким макаром я окончательно могу увязнуть в гонках. Они, конечно, увлекательные и дают сумасшедший всплеск адреналина, но я вернулся этот мир немного за другим.

Глава 18

На следующий день я вновь нашел причину сгонять в Нью-Йорк. Рекрутер «Way of Future LTD» вот уже как пару недель просил меня назначить время для собеседования подобранных им кандидатов на должность моего секретаря и личного помощника. И, наконец, я услышал его мольбы.

Приемная офиса была забита кандидатами. Но под строгим взором нашего администратора Лары Смит все эти полтора десятка, навскидку, человек вели себя тихо. Когда я зашел, они сразу же вскочили с диванов и стульев, которые до этого оккупировали. Мои фото в последнее время стали часто появляться в газетах, так что не узнать меня стало трудно, особенно, когда идешь ко мне наниматься. Большинство соискателей были мужчинами, причем белыми, хотя про цвет кожи я ничего рекрутеру не говорил, обозначил только возраст — до тридцати лет. Из молодых мне будет легче сделать то, что мне надо.

— Мистер Уилсон, — подловил меня возле моего кабинета рекрутер.

Его нанял Мэтьюз, переманил из очень крупной компании и заверил меня, что тот стоит тех денег, которые я ему теперь плачу. Тридцать шесть лет, примерный семьянин, он мне как-то хвастался фотографией жены с двумя дочерьми, внешность имел приятную, улыбку белоснежную, а его массивные очки придавали ему творческий вид.

— Мистер Лонг, — ответно поприветствовал я его и сразу же ответил на пока не заданный вопрос. — Через десять минут в зале для переговоров.

Обязанность вызывать соискателей почему-то досталась не Ларе, а Эмме. И на собеседование зачем-то пришел Мэтьюз. У него дел что ли мало? Надо будет потом поинтересоваться что у нас там с газетой, а также с иском по заводу.

Мы втроем, я, кадровик и присоединившийся к нам Мэтьюз, устроились с одной стороны длинного стола, чтобы находиться лицом к соискателю.

Эванс пришел на собеседование с папкой, в которой была стопка резюме, а также блокнотом для записей. Также он принес подставку с шариковыми ручками, чтобы мы могли делать пометки.

Эванс передал мне резюме соискателей на должность секретаря, в них я и нашел два женских имени, обладательниц которых видел в приемной.

— Дамы вперед, — предложил я, вчитываясь в первое резюме и удивляясь, что в нем проставлен вес и рост соискателя. — Мистер Лонг, а размер груди почему не указан? — изобразив недовольство, спросил я у рекрутера.

— Не знал, что это важно, — скосил на меня глаза Эванс.

— Ну как не важно? Надо знать все размеры, не только вес и рост, но и сколько дюймов талия, грудь и бедра.

— Фрэнк, ну померяешь потом сам, — оборвал разошедшегося босса Мэтьюз, спасая рекрутера от моего наигранного гнева. Тот только выглядел невозмутимым, а у самого пот на лице проступил. Не знает еще, что ожидать от молодого босса. Вдруг ему башню из-за быстро заработанных миллионов сорвало.

— Ладно, приглашайте, — смилостивился я.

Девушке, что вошла в зал мне сразу чем-то понравилась, возможно из-за мелькнувшего в глазах любопытства. Выше среднего роста, ладная фигура, симпатичное лицо и очаровательная улыбка. Было ей согласно резюме двадцать три года и она закончила престижный Барнард-колледж, который являлся старейшим из женских колледжей Америки и входил в Колумбийский университет. Единственный минус — у претендентки был небольшой секретарский опыт — неполный год.

— Мисс Шелдон, — обратился к ней Эванс, когда та представилась и заняла предложенное ей место. — Расскажите нам…

— Какой цвет вам больше всего нравится? — перебил я его.

— Цвет? — захлопала она ресницами, что смотрелось очень мило, но все же справилась с растерянностью. — Нежно-голубой.

— А почему не фиолетовый? — строго спросил я.

— Эмм, — запнулась соискательница и вновь захлопала ресницами. — Фиолетовый тоже нравится, — поспешила сознаться она.

— Но больше нежно-голубой? — продолжил я допытываться.

— Одинаково нравятся, — уверенно заявила она.

Я посмотрел на рекрутера и юриста, первый завис с открытым ртом, второй ухмылялся. Подмигнув Перри, я продолжил пытать девушку:

— Представьте, что у вас появился слон. Вы не можете его продать или подарить. Что вы с ним будете делать?

— О, слон, — мисс Шелдон слегка тряхнула головой, словно проверяла не выпала ли она из реальности. — Это который с хоботом? — уточнила она. — Я бы поехала на нем на работу в «Way of Future LTD».

Я не сдержался и заржал, у нее оказалось отличное чувство юмора.

— Мисс Шелдон, мы обязательно вам позвоним, — заверил я ее.

— Фрэнк, подбор персонала — это не развлечение, — высказал мне Мэтьюз, когда мы остались втроем. Рекрутер согласно закивал, все еще пребывая в прострации от моего интервью.

— Перри, я полностью уверен, что мистер Эванс отобрал для меня лучших кандидатов, — сделал я реверанс в сторону рекрутера, не хотел, чтобы тот решил, что я таким образом развлекаюсь или что еще хуже издеваюсь над ним. — К их профессионализму у меня вопросов нет. Его проверил мистер Эванс. Моя же задача — проверить моих будущих людей на находчивость и стрессоустойчивость. Вот вы сейчас видели, что мисс Шелдон отлично продемонстрировала эти два качества. И теперь я могу быть уверенным, что если ей позвонит какой-нибудь неадекват и начнет угрожать или что-то требовать, она не растеряется, не начнет с ним конфликтовать, а разрулит ситуацию с пользой для меня, ее босса.

— А знаешь, Перри в этом что-то есть. Когда человеку задают такие неожиданные вопросы, к которым он не готовился, то он непроизвольно открывается, и мы видим не маску, которую он для нас приготовил, а его настоящего и понимаем подходит ли он на должность, сможет ли выполнить возложенные на него обязанности.

— Мистер Эванс, мои аплодисменты. Вы уловили самую суть.

— Я, пожалуй, возьму ваш оригинальный метод собеседования на вооружение, — уже без былой холодности посмотрел на меня кадровик.

Следующая кандидатка оказалась немного постарше. Двадцать шесть лет и более внушительный послужной список, чем у первой.

— Мисс Барнс, существуют ли единороги? — начал я.

— Кто? Единороги? Нет, конечно. Что за глупости? — она в удивлении по очереди посмотрела на сидящих напротив нее мужчин.

— Возьмите любую ручку, — я показал глазами на подставку.

Мисс Барнс не колеблясь исполнила мою просьбу.

— А теперь назовите нам хотя бы пять вариантов ее использования.

— Шариковая ручка предназначена для того, чтобы ей писать! И никаких других вариантов быть не может! — соискательница начала злиться.

— Хорошо, оставим ручку в покое, — сдал я назад. — Мисс Барнс, на ком бы вы поехали на работу — на жирафе или на слоне?

— Что⁈ — едва не задохнулась она. — На подземке! — девушка резко встала со стула, от чего его ножки поскребли пол. Я больше не намерена участвовать в этой клоунаде! Я шла наниматься в серьезную компанию, а не в цирк! — гордо вскинув голову, она покинула кабинет.

— Фрэнк, по-моему, ты перегнул, — озвучил Перри свое мнение о втором собеседовании.

— Нисколько, — не согласился я. — Наоборот, я сразу отсеял неподходящий мне кадр.

— А как еще можно шариковые ручки использовать? — совершенно неожиданно поинтересовался рекрутер.

— Из ручек можно делать поделки, а аще соломинку для питья, плевалку и ей можно выколоть глаз.

— Сразу видно изобретателя, — Мэтьюз еле сдерживая смех. Он взял одну из ручек, раскрутил ее, вынул стержень и посмотрел на меня через ее корпус.

Оторвала его от увлекательного времяпрепровождения его сестра. Она как раз заглянула в кабинет узнать пора ли запускать очередного претендента.

— Эмма, зови следующего, — он собрал ручку и вернул ее в подставку.

На должность секретаря претендовали еще три парня, но все они провалили тест. Один совершенно растерялся так, что не мог и вымолвить ни слова, второй, как и мисс Барнс, решил, что над ним издеваются и тоже свалил, а третий оказался занудой, очень долго и вдумчиво объяснял нам, что по Нью-Йорку на слонах, жирафах и других диких животных передвигаться запрещено, могут и оштрафовать, что, в свою очередь, скажется на семейном бюджете. А также доказал нам, что единороги не существуют. В итоге Мэтьюз, впечатлившись, забрал его себе.

Собеседование на должность личного помощника заняло больше времени и по началу кандидаты меня не радовали.

— Сколько девушек может поместиться в «Джульетте спринт»?

— Пять? — робко предположил один из них.

— Почему вы не использовали багажник? — в прищур спросил я.

— Я никогда не возил девушек в багажнике, — недоуменно ответил проваливший собеседование. Личный помощник без воображения и чувства юмора мне был не нужен.

В нетипичных вопросах для кандидатов, которые я заимствовал из моего времени, на должности был еще вопрос про супергероя. Но именно в середине пятидесятых супергерои угодили под цензуру. Нынешний известный психиатр обвинил их и издателей в пропаганде насилия и разврата, супермена он назвал нацистом, а Бэтмена — пидором. В пуританском обществе поднялся шум до небес, Сенатор Джозеф Маккарти запустил серию телевизионных слушаний и в результате была создана Американская ассоциация комиксов, которая и занялась цензурой.

Поэтому просить соискателя этого времени выбрать кем из супергероев он бы хотел стать, было равносильно оскорблению. А моей целью было не унизить, а выяснить как поведет себя человек в нестандартной, стрессовой ситуации.

— Вы бы предпочли сражаться с одной уткой размером с лошадь или со ста лошадьми размером с утку? — спросил я следующего претендента на должность личного помощника. Звали его Люк Рендер, было ему двадцать пять лет и он меня не раздражал смазанными гелем волосами, как остальные претенденты. Да и взгляд его не был заискивающим, парень не лез из кожи, чтобы понравиться, а смотрел прямо, что уже являлось большим преимуществом.

— А где будет проходить бой, мистер Уилсон? На воде или на суше? — не разочаровал он меня.

Я смерил Рендера оценивающим взглядом и продолжил:

— Представьте, мы заканчиваем собеседование, вы выходите из офиса и находите лотерейный билет, который в итоге выигрывает миллион долларов. Ваши дальнейшие действия?

— Я дождусь, когда «Way of Future LTD» выпустит акции и куплю их на все. Не сомневаюсь, что компанию ждет большой успех и я хотел бы стать частью этого успеха.

— А если я предложу вложить миллион в поиски Атлантиды? — усложнил я задачу для слишком быстро соображающего соискателя.

— Без проблем. Я верю, что если Атлантиду когда-нибудь и найдут, то это сделаете вы, мистер Уилсон.

Вроде и лизнул, но смотрит без подобострастия. Все тот же прямой взгляд и блуждающая на губах полуулыбка.

— Рендер и Шелдон, — объявил я рекрутеру свое решение, когда соискатели закончились. — В общем, приглашай, подписывай договор. Рабочее место секретаря будет в этом офисе, а помощник должен находиться подле меня. Выделю ему место в офисе Миддлтауна.

— Все сделаю, мистер Уилсон!

— Перри, пошли-ка к тебе, — переключился я на Мэтьюза, — расскажешь мне о наших делах.

— Долги «Newsday» выкуплены и уже предъявлены газете для оплаты, — начал отчитываться глава юридической службы, когда мы вошли в его кабинет. — Думаю, теперь мы с Гуггенхаймом договоримся. — Мэтьюз хищно улыбнулся. — Или он потеряет газету совсем.

— А с судом у нас что?

— А суд идет, — Перри плюхнулся на свое место за обширным столом из красного дерева. — Суд — процедура долгая.

— Надо бы ускорить процесс, — недовольно отозвался я. — Надо надавить на Форда, он же за всем этим стоит.

— Легче надавить на истца.

— Не будет Томаса Вуда, Форд другого найдет, — отмахнулся я от полумеров. — Зло надо рубить под корень. В общем, организуй мне еще одну встречу с профсоюзными лидерами.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Фрэнк, — не особо довольный моими планами, покачал головой Мэтьюз.

— С британцами у нас что? Встреча будет? — перешел я к следующему вопросу.

— Они прилетают в Нью-Йорк в начале следующей недели — девятого марта. — Мэтьюз оторвал взгляд от перекидного календаря на его столе и вновь сосредоточил его на мне. — Фрэнк, что еще за поиски Атлантиды?

— Перри, это был всего лишь вопрос для собеседования.

— Точно? — не то, чтобы не поверив, но с сомнением уточнил Перри. — Мне показалось, что ты о ней не спроста спросил.

— Ну, — протянул я и увидел, как Перри от этого моего междометия напрягся. Дело в том, что я только сегодня понял какой легендой прикрою поиск сокровищ «Нуэ́стра Сеньо́ра де Ато́ча».

Как бы мне не хотелось соблюсти максимальную секретность при подготовке к экспедиции, это будет сделать невозможно. И если то оборудование, которые мы вместе с дядей Брайаном разрабатываем еще можно как-то замаскировать, например, разместив заказ на его производство по частям сразу у нескольких контрагентов в виде несвязанных друг с другом запасных частей, а сборку уже произвести своими силами, то со всем остальным будут проблемы. Корабль, когда он у меня появится нужно будет переоборудовать и заказать для этого целую прорву всего, начиная от водолазного снаряжения и заканчивая различного рода подъемниками, лебедками и прочим. Да и сама экспедиция по поиску затонувшего галеона потребует большого количества персонала: команда корабля, водолазы, аквалангисты, инженеры, лётчики, врачи и прочие.

Так что без легенды не обойтись. И пусть она выглядит сумасбродной, и я уже предвижу, как журналисты начнут надо мною глумиться в статьях, зато такая легенда достаточно убедительна, и она объясняет зачем мне понадобился корабль, оборудованный для поиска и подъёма груза.

И легенда с Атлантидой лучше моей первоначальной идеи — замаскировать грядущую авантюру под какое-нибудь исследование морской флоры и фауны в Мексиканском заливе, которое приспичило провести моему дяде, благо, он у меня биолог с мировым именем, пусть даже он его себе сделал в Африке и Амазонской сельве.

Конечно, можно не городить огород и прямо заявить о своих планах, но делать мне этого совершенно не хотелось, по нескольким причинам, главной из которых было желание утаить часть поднятых сокровищ от общественности и превратить ее в черный нал. Куда его пристроить я уже знал.

— Я думаю летом отправиться на поиски Атлантиды, — признался я.

Мэтьюз долго молчал, видимо, не знал, как сформулировать ругательства, чтобы сильно меня не оскорбить.

— С чего вдруг у тебя появилась эта идея? — смог он справиться с собой.

— Не вдруг, — принялся я сочинять еще одну легенду. — Про Атлантиду я еще в детстве мечтал. Хотел даже убежать из дома, чтобы ее найти, но отец вовремя меня поймал и объяснил с помощью розог, что Атлантида находится на дне океана, и чтобы ее найти нужно много денег. И вот, наконец, у меня появилось много денег, а значит детская мечта будет осуществлена! — торжественно закончил я.

— И сколько ты планируешь ее искать?

Я задумался, подвинул к себе перекидной календарь и дал примерный ответ:

— К зиме, думаю, управиться.

— То есть кое-какие координаты у тебя есть? — продолжил выпытывать из меня информацию Мэтьюз, я даже начал подозревать неладное. — Но мне ты их не скажешь?

Я пожал плечами и сделал виноватое лицо.

— То есть ты несколько месяцев намерен провести на корабле в океане? — вновь уточнил Мэтьюз. Он сидел рассматривал меня, а затем заявил. — Что-то тут не так. Фрэнк Уилсон бросает все свои дела и уходит на полгода в море за какой-то мифической Атлантидой? Знаешь, Франк, — Перри вздохнул, встал и налил себе выпить, — я тебя уже достаточно хорошо знаю, чтобы поверить в этот бред.

— Почему то бред? — обиженно спросил я.

— Ты слишком прагматичен для таких глупостей. Да, молод, да, немного не от мира сего, но ты никакой не романтик, ты не твой дядя Брайан, ты делаешь только то, что тебе приносит выгоду. Если честно, я порой не вижу в чем именно она заключается, но убежден, что она есть и, возможно когда-нибудь ты посвятишь меня, как своего адвоката, в свои планы. Так что побереги эти россказни о детской мечте для журналистов. — Мэтьюз бросил взгляд на наручные часы. — А сейчас, Фрэнк, извини, мне нужно идти на деловую встречу.

— Вижу легенда об Атлантиде так себе, — проворчал я и не подумав выметаться из кабинета. Мы еще не договорили. Раз уж стало понятно, что кому-кому, а своему адвокату о сокровищах надо рассказать, ведь от него понадобиться юридическое прикрытие после того, как я их подниму.

— Почему? Хорошая легенда. Журналисты точно клюнут. Ты же для тех, кто тебя не знает выглядишь как самый типичный баловень судьбы. Молод, богат, причем богатым ты стал внезапно, то есть цены денег еще не знаешь, а значит способен спустить их на какую-нибудь фигню, типа экспедиции за легендарной Атлантидой. Сенсация журналистам обеспечена, они не один месяц будут ее смаковать и насмехаться над тобой.

— Я иду искать затонувший испанский галеон, — признался я.

Перр лишь дернул бровью.

Но прежде, чем идти в Мексиканский залив искать сокровища, нужно было купить корабль, и в этом мне неожиданно помог друг Фрэнка, а теперь и мой друг, и деловой партнер — Билли Спаркс.

Дело в том, что пока я учился в Массачусетском технологическом институте Билли служил на флоте, сперва матросом-мотористом на эсминце «Вилкинсон», а потом на самой базе в Гонолулу. А еще я вспомнил из бесед с Билли под пиво, я еще своей прошлой жизни научился запоминать пьяные разговоры, что после демобилизации он сдружился со своим бывшим командиром, сыном контр-адмирала, который связан с вопросами утилизации старых, еще довоенных эсминцев и тральщиков.

Вот я, вернувшись в Миддлтаун, и позвал Билли на мужские посиделки, если бы на ужин, то пришлось бы приглашать и Сьюзи, а это лишние уши, причем женские.

— Привет, Фрэнк. Доктор Уилсон, добрый вечер, — Билли испытывал самый настоящий трепет перед моим дядей и его учеными степенями, видимо, сказывалось то, что мой приятель парень простой, пусть теперь и богатый, но в его семье еще не было никого, кто бы закончил колледж. А тут перед ним аж целый профессор и доктор биологии.

Он на правах постоянного гостя подошёл к бару, достал оттуда сразу три бокала и бутылку виски, я же в это время очистил стол от карт Атлантического океана для закусок, которые перед своим уходом приготовила нам Марта.

Когда виски был не только налит, но и опробован, мы закурили, я сигареты, а дядя с Билли сигары. Ну да, дяде тоже пришлось рассказать для чего нужны все эти приспособления, над которыми он уже не один день работает. Но в дяде я был уверен даже больше, чем в Мэтьюзе. Тот лишь адвокат, а Брайан самый близкий для Фрэнка родственник. К тому же чудик, деньги его вообще интересовали, только наука.

— Мы с дядей Брайаном решили начать один проект, — перешел я к делу, — и для его реализации нам нужен корабль. Притом такой, который будет пригоден для водолазных работ. Может у тебя остались знакомые на флоте, кто может помочь в этом деле? Помню, ты рассказывал о своем бывшем командире. Лейтенанте Фишере, кажется.

— Ну да, Тед Фишер, — подтвердил Билли и с удовольствием погрузился в воспоминания. — Мы с ним в некотором роде стали приятелями. Я еще когда на Вилкинсоне успел надоесть всем своими рассказами про ружья и отличную охоту в Апстейте. А уже в Гонолулу, когда я попал в команду лейтенанта Фишера, тот очень вовремя поспорил с коммандером Филлипсом о том, что его люди, Теда то есть, более меткие стрелки и более удачливые охотники. — он сделал паузу для того, чтобы выпить шот виски. — Я, само собой, тоже попал в число тех, кто должен был надрать задницу парням Филлипса.

— Ну и как, надрал? — улыбаясь, спросил дядя.

— Еще как! Мы их сделали подчистую. А потом уже, когда отмечали победу, слово за слово и мы с Фишером стали приятелями.

— Никогда бы не подумал, что пушки и пули Спарксов могут быть так полезны, — продолжил охмурять нашего гостя дядя. — Твой старик, наверно, тобой гордился, когда ты рассказывал ему эту историю.

— О да! Еще как. Так вы хотите, чтобы я позвонил Теду на счёт того, чтобы он свел вас со своим отцом?

— Да, — подтвердил я и объяснил, — чтобы сэкономить, я хочу купить списанный корабль.

— А ваш проект, о которым ты сказал и для которого нужен корабль с водолазным снаряжением — это секрет?

— Вообще-то да, но не для тебя, — при этих словах Билли заулыбался.

— Ты ведь знаешь, что я больше двадцать лет провёл в изысканиях в Южной Америке, Экваториальной и Южной Африке и в Азии? — взял на себя рассказ дядя.

— Да, конечно. Даже помню, что еще до войны вы привезли мне из Африки панцирь огромного жука-носорога и туземную маску. Я их до сих пор храню.

— Да, я тоже помню, как ты испугался, — улыбнулся дядя Брайан. — Ну так вот, я же не только изучал местную флору и фауну, но и состоял в нескольких этнографических экспедициях. И во время последней я наткнулся на возможные следы легендарной Атлантиды. Не на неё саму, но на возможные координаты. И именно эти координаты мы и хотим с Фрэнком проверить.

— Вы хотите отыскать Атлантиду? — едва не захлебнулся виски Билли.

Мы с дядей синхронно сделали воодушевленные лица.

— Почему ты не захотел сказать ему правду? — спросил меня дядя Брайан, когда Билли уехал. — Ты ведь понимаешь, что, когда он узнает о сокровищах и том, что никакой Атлантиды не было он сильно обидится и вашей дружбе придет конец. Даже странно, что ты от него это скрыл. Вы же в детстве были лучшими друзьями.

— Вот именно, дядя, в детстве, — вздохнул я. — А теперь у него есть жена, а женам мужья рассказывают обо всем, даже о своих изменах проговариваются.

— Но почему нельзя, чтобы узнали о твоих поисках затонувшего галеона? Об этом ведь все равно все узнают, когда ты начнешь поднимать со дна серебро.

— Дядя, я хочу сохранить истинную цель экспедиции как можно дольше, — отрезал я.

На то, чтобы устроить мне встречу с контр-адмиралом Фишером у Билли ушло всего три дня. Все-таки связи в нынешней Америке многое значат. Если бы я обратился к контр-адмиралу напрямую, меня бы и месяц могли динамить.

Так что поставив все дела на паузу, я улетел в Ньюпорт, штат Вирджиния, где располагалась одна из крупнейших американских верфей и где служил отец приятеля моего бизнес-компаньона.

За то время пока Билли всё устраивал мы с дядей составили список наших хотелок касательно корабля и получалось, что нужен как минимум эсминец или что-то сопоставимое по размерам. Вот за эсминцем я и полетел.

Встретились мы в местном дорогом ресторане, в котором были кабинки для клиентов, желающих уединения.

— И зачем тебе, Фрэнк, эсминец? — спросил меня Уильям Фишер, после того, как мы поужинали, обменялись светскими новостями, нашли общих знакомых, а сейчас просто пили виски и курили сигары. — Хочешь сделать из нее яхту, как у Аньелли?

Сразу понятно, передо мной контр-адмирал флота США. Серьезно подготовился к нашей встрече, информацию обо мне нарыл, даже узнал на каком корабле по легенде я был, когда нашел статуи в Средиземном море. Отлично, не придется врать про Атлантиду. Объяснение уже есть.

Я сделал вид, что растерян и зол от того, что меня разоблачили.

— Купить подобный корабль, естественно, без вооружения, это большая проблема? — вскинулся я, как подросток которого поймали на чем-то постыдном.

— Нет, вовсе нет, — засмеялся контр-адмирал. — Сейчас массово списываются старые корыта с истекшим ресурсом. Найти что-то приличное не составит никакого труда. Допустим, я это устрою, подберу тебе нужный корабль и даже помогу с его переоборудованием в яхту. Как я уже говорил это несложно. Но ты должен понимать, что такой специфический корабль как переоборудованный эсминец нуждается в соответствующей подготовленной команде и месте базирования. Посудину под две тысячи тонн не загонишь в обычную марину, плюс необходимо иметь гарантии того, что корабль ВМС США, пусть даже и бывший не будет использоваться для контрабанды или чего-то подобного.

— Можете насчёт всего этого не переживать, господин контр-адмирал. Я как законопослушный американец готов предоставить все имеющиеся гарантии. А что до команды и места приписки, так гавань Нью-Йорка большая и ежегодно с флота увольняется столько моряков, что хватит на пять таких эсминцев, если не на десять. Так я могу рассчитывать на твою помощь в данном вопросе?

— Пожалуй, что да, не вижу причин не помочь другу друга моего сына, — ухмыльнулся Фишер, убедившись, что я нувориш, не знающий, как правильно тратить деньги.

Глава 19

— Люк! Люк! Быстрее, иди сюда! — Голос очаровательной девятнадцатилетней девушки звенел по всей квартире, которую снял её жених Люк Рендер и куда они заехали вчера вечером.

На переезд и аренду крошечных апартаментов с одной спальней на первом этаже двухэтажного комплекса ее жених потратил почти все их деньги и в прикроватной тумбочке осталась всего десятка с мелочью.

Но это ничего, новый босс вчерашнего выпускника Гарварда был миллионером и хоть сейчас в час Люку будут платить всего 6,50 долларов в час, непозволительно мало, учитывая баллы молодого человека в университете, но это только начало. Главное, не облажаться и закрепиться в новой должности. А что до денег, так сегодня уже вторник, а расчет раз в неделю, и значит мистер Уилсон выпишет чек вечером в пятницу. Двести восемь долларов — это уже что-то. Можно будет и немного обновить гардероб и поехать в Сити отметить назначение, если, конечно, у босса не появятся планы на выходные. Личный помощник — это не та должность, на которой ты себе принадлежишь.

— Что милая? — Люк буквально выбежал из ванной в одних трусах и с намыленным лицом, парень собирался побриться перед началом первого рабочего дня.

— Смотри, смотри, олени! — с восторгом заголосила девушка, указывая пальцем в сторону панорамного окна, которое выходило из совмещенной кухни-гостиной во внутренний двор жилого комплекса.

И действительно, прямо под развесистым кленом, который украшал собой газон мирно прогуливалась целая семья оленей.

— Детка, это же Апстейт, здесь и медведей на улицах можно встретить.

— Давай их покормим! У нас же есть свежий хлеб. Уверена им понравится!

— Я не сомневаюсь, Ева, вот только ты, видимо, невнимательно слушала мистера Джонсона, хозяина нашего комплекса. Он предупреждал, чтобы мы не кормили оленей и другую живность. Если хочешь, на выходных сможем сходить в ближайший парк, там, говорят, есть озеро куда прилетают утки, а вблизи его водятся зайцы, да и олени постоянно встречаются на дорожках.

— Конечно хочу, милый! — не обращая внимание на мыльную пену девушка бросилась целовать своего жениха.

Хорошо хоть Люк и Ева встали сильно заранее, иначе личный помощник Фрэнка Уилсона точно бы опоздал в свой первый рабочий день. Да и то, ненасытный темперамент Евы отнял столько времени, что Люку пришлось обойтись без завтрака и заехать на своем стареньком «бьюике» в Макдональдс, где он быстро получил горячее кофе и парочку бейглов с ветчиной и сыром.

Завтракать парню пришлось в машине, но обошлось без эксцессов с разлитым кофе или упавшей на брюки ветчиной.

Когда Люк подъехал к офису своего босса в Миддлтауне, жизнь вокруг уже кипела. Он знал, что офис располагался в том же здании, что и автоателье мистера Уилсона, но даже и не представлял себе насколько это популярное место.

Несмотря на раннее утро вся парковка была заставлена самыми разными автомобилями с номерами всех близлежащих штатов. И на фоне остальных машин его старенькое корыто смотрелось крайне бледно. Мало того, «бьюик» еще и подвёл Люка: припарковавшись автомобиль издал громкий звук похожий на взрыв и заглох. Новоиспеченный личный помощник миллионера покраснел, стыдясь своей машины, и выбрался на улицу.

От клиентов автоателье, общающихся между собой на улице, послышались ухмылки и обидные комментарии, что не придало Люку бодрости духа. Но он все же нашел в себе силы сделать вид, что насмешки его не задевают и окинул владельцев крутых тачек независимым видом.

Пока Люк корчил из себя пофигиста к нему подошёл уже пожилой мужчина в рабочем комбинезоне, из грудного кармана которого торчало сразу несколько ключей и отверток, а в руках он держал ручку и планшет.

— Что парень, приехал чтобы мы из своей колымаги сделали что-то более приличное? — улыбаясь, спросил он.

Ответить Люк не успел, из главного входа вышел молодой мужчина возраста Люка или чуть старше в довольно дорогом костюме, но неожиданно без галстука и шляпы.

— Люк Рендер? — дождавшись подтверждения, мужчина протянул Люку руку и представился — Билли Спаркс. Бизнес-партнер мистера Уилсона, он сегодня немного задержится, просил тебя встретить. Это твоя колымага? — кивнул он на «бьюик».

— Моя, сэр, — невозмутимо признался Люк, разглядывая мужчину и про себя удивляясь тому факту, что простого личного помощника, хоть и миллионера, встречает деловой партнер этого самого миллионера. Не слишком ли большая честь для Люка Рендера?

— Зови меня Билли, — отмахнулся странный парень в дорогом костюме от официальщины и сразу же перевел внимание на автомеханика, именно так определил Люк его специальность. — Папаша, знакомься, это новый личный помощник мистера Уилсона.

— Майк Бибби, можно просто папаша, — рука Рендера оказалась зажата в тисках огромной лапищи автомеханика.

— Личный помощник мистера Уилсона не может ездить на такой развалюхе, — продолжил Билли нисколько не заботясь о чувствах Люка Спаркс. — Это противоречит нашей корпоративной этике.

— У меня пока нет возможности сменить машину, — нервно отозвался Рендер. Происходящее ему не нравилось, но возможности послать куда подальше насмешника у него не было и приходилось терпеть.

— Папаша, с этим надо что-то делать, — задумчиво проговорил Билли и тут же нашел решение. — Подбери-ка ему более соответствующее его новому статусу.

— Будет сделано, босс! — немного по-шутовски козырнул автомеханик. — Пошли, Люк, подберем для тебя новые колеса.

Рендер собрался возразить, но Билли уже целеустремленно шагал в сторону крытого гаража, где под матерчатыми чехлами стоял целый ряд машин. Пришлось тащиться следом.

— Ты женат, Люк? — спросил автомеханик, когда они втроем зашли в гараж.

— Помолвлен.

— Отлично, скажи-ка, а какой цвет глаз у твоей красавицы?

— Зелёный, а что?

— Зеленый — это хорошо. Тогда нам сюда.

Трое мужчин обогнули первый ряд, и папаша, свесившись с бумаги в своем планшете, ловко сдернул один из чехлов. Глазам Люка открылся новенький седан светло-зеленого цвета.

— Вот, Альфа Ромео Джульетта Спринт, выпуска января этого года, новинка. Думаю, тебе подойдёт.

— Подождите, — Люк растерянно перевел взгляд с папаши на Билли, — у меня сейчас нет денег на новую машину. Или у вас можно оформить рассрочку?

— Ты о чём, приятель? Тебе не продают машину, а выдают служебную, — удивился его вопросу Билли.

— Надо бы еще техническое обслуживание провести и поставить её на учёт в местном департаменте транспортных средств. Но вечером он уже может её забрать, — влез со своим уточнением папаша.

— Подождите, — все никак не мог поверить услышанному Люк, — это распоряжение мистера Уилсона?

— В «Way of Future LTD» заботятся о своих сотрудниках, — наставительно произнес Билли.

— Скажу тебе парень, устроившись к Фрэнку, ты вытащил счастливый лотерейный билет, — доверительно сообщил папаша,

— Фрэнку? Вы говорите про мистера Уилсона?

— Ну да, про него. Я же был главным механиком на Ле-Мане где Фрэнк и Кэрролл победили. Так что могу обращаться к самому главному боссу по имени. Тебе я этого делать пока не советую. Фрэнк хоть и твой ровесник, но любит порядок. Понял меня?

— Конечно, папаша.

— Вот и славно. Ладно, с этим мы закончили, найди меня вечером. И да, не забудь подписать допник к договору, без него я тебе машину не выдам.

— Ладно, пошли в офис, — поторопил Люка Билли, а то новоиспеченный личный помощник большого босса словно потерялся. Слишком уж неожиданно он стал обладателем автомобильной новинки. Вчера странное интервью на собеседование, сегодня служебная машина. Интересно, что ждет его дальше?

Люк поднимался по винтовой лестнице вслед за Билли и с интересом осматривался

— У нас тут много что перестраивается, — объяснял по ходу Спаркс. Было видно, что ремонт здания еще не закончен. — Пока твое рабочее место будет рядом с моим секретарем, но уже в следующем месяце у тебя появится отдельный кабинет. Хотя ты, скорее всего, будешь не в нем сидеть, а находиться рядом с Фрэнков. В общем, располагайся.

Они остановились в приемной на третьем этаже здания напротив обычного письменного стола. Второй такой же стол занимала женщина лет сорока. Когда они вошли, та поднялась на ноги.

— Дебора Майерс, — представил Люку своего секретаря Билли.

Эта чопорная женщина ввела его в курс дела, дала ему ознакомиться с расписанием шефа на ближайшие пару дней, которое оказалось достаточно плотным. А затем на его столе зазвонил телефон.

— Офис Фрэнка Уилсона, у аппарата его личный помощник Люк Рендер.

— Люк, приятно познакомиться. Это Дэвид Мэннинг, личный помощник сенатора Кеннеди.

— Да, мистер Мэннинг, чем могу помочь? — скрывая удивление от того, что разговаривает с помощником одного из самых популярных людей в стране, ответил Люк.

— Дело в том, что сенатор хочет пригласить мистера Уилсона в Бостон, на приватный разговор. Допустим завтра после шести. Мистеру Уилсону будет удобно?

В этот момент в приемной появился и сам Фрэнк Уилсон, и Люк облегченно выдохнул.

— Мистер Мэннинг, давайте я запишу ваш телефон и перезвоню в течении нескольких минут. Мне нужно обсудить этот вопрос с мистером Уилсоном.

В Бостон я прилетел на своем самолете в компании своего нового помощника. Захватил его, чтобы тот быстрее вливался в работу, да и пригодиться он мог.

Сенатор от Массачусетса желал обсудить со мной избирательную кампанию этого года, и как демократ демократу я не стал ему в этом отказывать, хотя понимал, что обсуждать там особо нечего. Эдлай Стивенсон, бывший губернатор штата Иллинойс на прошлых выборах был оппонентом Эйзенхауэра и с треском проиграл кандидату от республиканцев. Сейчас демократическая партия снова сделала его своим кандидатом, но шансов у Стивенсона было как бы не меньше, чем в прошлый раз.

Он пользовался поддержкой у либеральных демократов, но реальной базы для избирательной кампании не имел. Слишком уж Эйзенхауэр был популярен. Действующий президент окончил корейскую войну, плюс сейчас экономический бум и настоящий, без подтасовок и приписок рост благосостояния простых избирателей. Эйзенхауэр не просто победит, он сделает это с разгромным счетом.

Офис Кеннеди располагался в старинном красивом здании неподалёку от Гарварда. На аэродроме куда мы приземлились уже ждал лимузин и через полчаса я был в кабине Джона.

После принятых сейчас любезностях и разговоре о сигарах будущий мистер президент перешел к делу:

— Фрэнк, ты же знаешь, что сейчас вся демократическая партия, и я не исключение, работает над избирательной кампанией Эдлая Стивенсона?

— Конечно знаю. Дело это безнадежное, он не выиграет, но порядок есть порядок, — решил я быть откровенным.

— Ты так считаешь? — сделал вид, что удивился моим словам Кеннеди.

— Джон, так считаю не только я. Уверен, что и у тебя схожие мысли. Эйзенхауэр — сейчас глыба, титан. Против «нашего генерала» ни у кого нет шансов. Даже у тебя.

— У меня? — против моей тактики «откровенного парня» Кеннеди сегодня избрал тактику «наивного парня».

— Да, у тебя. Я уверен, что ты намного лучшая кандидатура для партии, чем Эдлай. Такие как Стивенсон уже не могут быть лицом партии, а ты можешь и должен. Молодой герой войны с риском для жизни спас товарища, да еще и отличающийся крайне прогрессивными взглядами и вдобавок женатый на самой очаровательной женщине нашей страны. Ты кандидат для молодёжи, а Стивенсон нет.

— Моя кандидатура даже не рассматривалась, — заметил Джон, закурив сигару.

— И это хорошо. Повторюсь, сейчас Дуайт непобедим. Сейчас и ты бы проиграл. Но через четыре года Эйзенхауэр уже не сможет баллотироваться, а ты к тому времени доберешь нужное влияние, чтобы заявить о себе, как о кандидате в президенты. Я тебе об этом говорю, чтобы ты знал, что можешь на меня рассчитывать на следующих выборах если, конечно, надумаешь участвовать в президентской гонке. Я буду в твоей гоночной команде.

Кеннеди рассмеялся, но его глаза при этом остались серьезными.

— Быть с тобой в одной гоночной команде — уже заявка на победу, — сделал и он мне комплимент, а заодно дал понять, что принимает мое предложение. — Но давай пока вернемся к президентским выборам этого года. Сейчас от демократов на выборы идет Эдлай и я, как и всякий демократ, работаю над его избирательной кампанией. Фрэнк, ты ведь демократ?

Пришла моя пора смеяться.

— Мы же сейчас говорим о взносах, верно?

— Да, конечно. Мои ребята провели большую аналитическую работу. Согласно их выкладкам, ты достаточно популярная фигура среди молодых американцев, для которых эти выборы президента будут первыми. Да, да, я говорю про ту молодёжь для которой я, по твоим словам, был бы хорошим кандидатом. Для этих американцев парень вернувшийся в родной город с десяткой в кармане и сделавший состояние за считанные месяцы является воплощением американской мечты. Вот поэтому ты нам и нужен. И нужен сейчас, а не через четыре года.

— Джон, я тебя прекрасно понимаю, и чёрт возьми, мне очень лестны эти слова. Тем более, что они сказаны тобой. Но и ты меня пойми. Я демократ, это правда. И я очень хочу, чтобы наши с тобой однопартийцы имели большинство как в сенате, так и в конгрессе, чтобы демократ работал в овальном кабинете, и чтобы все члены верховного суда тоже были демократами. Но я также реалист и бизнесмен. И я не хочу вкладывать существенные деньги в сидячую утку. Попозировать перед камерами на приеме, посвященном сбору средств, подписать символический чек и сказать дежурные слова поддержки Эдлаю — это пожалуйста. Но не более. Другое дело ты. В дело твоего избрания на пост президента я вложился бы по-настоящему. И личным участием, и деньгами. Совсем другими деньгами. Если на кампанию Стивенсона я готов пожертвовать сумму с пятью нулями, то на твою добавлю один или даже два нуля.

У меня получился достаточно долгий спич, под конец даже голос немного сел. Так что любимая Кеннеди кубинская панателла (длинная и тонкая сигара) H. Upman и бокал дайкири были как нельзя кстати.

Джон задумчиво курил и пил коктейль.

Я его прекрасно понимал. Только что ему практически в лоб сказали, что на его избирательную кампанию готовы пожертвовать сумму от миллиона долларов до ста. Это сумасшедшие деньги, за которыми последуют серьезные обязательства. Это в неправильных странах коррупция, тут её нет, здесь есть лоббирование.

И я уверен, что Джон согласится, не может не согласится. Насколько я помню, нынешнему сенатору от Массачусетса буквально вдалбливали мысль о том, чтобы стать президентом. И амбиции у Джона именно такие.

— Спасибо, Фрэнк, я оценил твою откровенность, — после долгого молчания произнес Кеннеди, глядя на меня в упор.

На благотворительном вечере в Гарварде, посвященном сбору средств на избирательную кампанию кандидата от демократической партии, который состоялся через два дня и из-за которого вновь пришлось лететь в Бостон, я улыбался перед объективами фото и телекамер, жал множество рук, долго рассказывал о своей поддержке мистеру Стивенсону и, как же без этого, подписал символический чек, огромную картонку длиной в метр и шириной в пятьдесят сантиметров, на сто тысяч долларов.

Вот уже два месяца спецагент ФБР Тейлор Росс пытался выйти на верхушку «Earth Liberty Front». Это движение зародилось совсем недавно, но уже сумела громко заявить о себе. Сперва они взорвали электростанцию и аварийные дизель-генераторы на шахте «Железная гора», тем самым парализовали ее работу на долгие месяцы. До сих пор владельцы шахты «The Mountain Copper Company, Ltd» не могут возобновить добычу полезных ископаемых. Вторая их акция носила больше идеологический характер и получила огромный общественный резонанс. Так называемые эльфы посягнули на святое — подожгли установленные в крупных городах новогодние ели, тем самым испортив американцам Рождество.

Целью обеих акций ими была провозглашена защита природы от варварской деятельности человека. Также они через газету дали предупреждение, что все, кто уничтожают леса, загрязняют почву и реки — все они понесут наказание от «Earth Liberty Front», а это уже грозило принести ущерб не отдельным промышленникам, а в всей экономике страны.

За каких-то полгода «Earth Liberty Front» умудрились стать для США реальной угрозой. И именно Тейлору Россу было поручено ее нейтрализовать. Миссия безусловно важная, в случае успеха открывающая Россу карьерные перспективы, но пока не удалось исключить ни одну из версий. И если единичные информаторы среди коренного народа Америки молчали, то сексоты из университетов, количество которых было существенно больше, сообщили, что среди студентов появились те, кто называет себя эльфами и поклоняется индейскому духу Большого Быка, который тоже был упомянут в предупреждении «Earth Liberty Front».

Вот только слежка за такими студентами результата не дала, во-первых, не удалось установить места проведения обрядов, слово обряды вообще не проводились, то есть можно было предположить, что «Earth Liberty Front» — это не религиозная организация, во-вторых выяснилось, что эльфы создали целую конспиративную сеть, состоящую из отдельных ячеек, которые не знали о существовании друг друга, что делало их похожими на подпольщиков, таких как «Красная капелла».

Все это только прибавляло вопросов. Если не религиозная организация, то причем здесь дух Большого Быка? А если законспирированная сеть, то не дело ли это рук вражеских спецслужб, например, принадлежащих СССР?

Но все же Россу удалось получить одну зацепку. Один из задержанных в Северной Калифорнии был студентом Брандейского университета и слушал курс некоего Герберта Маркузе, как показала запрошенная по нему информация, ученого и эмигранта из Германии, который был апологетом неомарксизма.

Версия с Маркузе очень воодушевила спецагента Росса, ведь она полностью соответствовала запросу его прямого руководителя — Гувера, который просил найти в деле коммунистический след.

Пора было выдвигаться в Бостон.

Глава 20

Встреча с представителями «British American Tobacco», которые прилетели в Нью-Йорк из Лондона прошла результативно, договор о намерениях мы все-таки подписали, хоть и ушло на его обсуждение и согласование двое суток. Все же изначально британцы хотели заполучить мой пакет акций уже сегодня, а не через полгода, как предлагал им я. Уступать я не собирался, а им кровь из носа нужно было застолбить мои акции, чтобы они не ушли на сторону, да и возможность заключить со мной контракт о рекламе их продукции на моих площадках на десять лет оказался вкусной морковкой. Так что договорились.

— Не думал, что ты их продашь, — задумчиво проговорил Мэтьюз, когда гости покинули офис «Way of Future LTD» — Может все-таки скажешь, что у тебя на уме? Ты собираешь купить какую-то другую табачную компанию? Но зачем тогда тебе рекламировать ВАТ?

— Они предложили хорошие деньги, и я согласился, — немного рассеянно ответил я. Устал, да и с Мэтьюзом как-то странно получилось, я должен был ему о своих планах рассказать еще до сделки, но промолчал. Продолжал считать, что чем люди меньше знают о моих истинных намерениях, тем лучше для меня. Придет срок и слухи о сделке расползутся, акции вырастут в цене, «British American Tobacco» откажется исполнять договор, я стану обманутым контрагентом, а Мэтьюз начнет защищать мои интересы — все роли расписаны. Знание адвокатом сути дела ничего не изменит. Поэтому незачем ему о ней знать. Да и адвокатская тайна — это всего лишь красивый миф для обывателей, кому надо — допросят, полно тому примеров из моего времени.

— Ты же знаешь, у меня впереди экспедиция, каждый доллар на счету, — добавил я, устало улыбнувшись.

— Мистер Уилсон, — подорвался мне на встречу мой личный помощник. Он вместе со мной приехал сегодня в офис их Миддлтауна, вернее довез меня на светло-зеленой «Джульетте спринт», которую ему дали в служебное пользование. Надо бы, конечно, послушать Каллахена, взять себе водителя-охранника и какой-нибудь пафосный автомобиль.

— Что, Люк, опять какая-то встреча наклевывается? — я мазнул взглядом по ладной фигуре своего секретаря, Тине Шелдон, именно с ней общался Рендел до моего прихода.

— Контр-адмирал Фишер просит определиться с датой встречи.

— Отлично, Тина, набери мне его, — с этими словами я вошел в свой кабинет, а уже через пять минут говорил с контр-адмиралом.

И вновь я в Ньюпорте, но теперь со мной целая команда: Перри Мэтьюз, мой юрист и личный помощник. С последним мы теперь как нитка с иголкой, куда я, туда и он. Успешным бизнесменом быть обременительно.

Контр-адмирал встретил нас прямо у трапа самолёта. Мой Twin Bonanza прилетел не на гражданский аэродром а на военный, расположенный на территории базы, где служил Фишер.

Для того чтобы это стало возможным Люку пришлось согласовать все разрешения и с офисом, и с командованием части, к которой был приписан военный аэродром. В этом моему помощнику немного помогли мои же знакомые из Флориды, те самые, которые продали мне бывший аэродром, который теперь стал Дайтоной.

Можно было бы обойтись без таких сложностей, но Люк взял быка за рога и сходу принялся демонстрировать мне свою полезность.

— Ваше время слишком дорого мистер Уилсон, а все доступные варианты в часе езды, а то и в полутора от базы в Ньюпорте. А так можно сэкономить время.

Угодил. Так, действительно, получилось намного удобнее.

— Приветствую, Фрэнк, — Фишер, придерживая левой рукой фуражку, на аэродроме было ветрено, подал мне правую для рукопожатия.

Я представил ему своих спутников и пошли к ожидающему нас армейскому джипу с открытым верхом. Погода в Вирджинии это позволяла.

Мы заняли задние пассажирские места, а Фишер уселся спереди и всю дорогу потчевал нас флотскими байками.

Наконец, джип въехал на территорию порта и сейчас весело катил мимо пирсов возле которых была пришвартована гордость Американского флота: авианосцы и другие корабли из состава авианесущих групп. Как я помнил, уже скоро совсем рядом начнётся строительство первого американского атомного авианосца Энтерпрайз, решение принято, подрядчики выбраны а откаты поделены.

Передать что ли в Союз информацию об этом? Хотя нет, после кидка с янтарной комнатой как-то расхотелось работать с Хрущёвым и его администрацией.

— Извини, Фрэнк, хоть я и говорил что проблем не будет, но с эсминцем вышла накладка. Но я нашёл для тебя намного более интересный вариант, который еще и обойдется тебе дешевле, — прервал мои мысли Фишер.

— Вот как? — вежливо улыбнулся я, хотя услышанное мне совершенно не понравилось.

— Прямо сейчас в в моем департаменте разрабатывается программа поэтапной утилизации старых транспортников времен Второй Мировой. Всего на слом планируется отправить почти полторы тысячи транспортов нескольких типов. В основном это, конечно, суда типа Либерти, но есть и несколько десятков Викторий и даже старых Хог Алейндеров. Официально программа должна стартовать через полтора года, но мне удалось договориться и тебе продадут судно практически по цене металла.

— И что это будет за судно? — хандра отступила. Корабль все же у меня будет. Пусть и не эсминец, но транспорт мне тоже подойдет.

— Первенец класса Либерти, транспортное судно «Патрик Генри». Он уже полтора года не выходил в море, но машины и другое оборудование в полном порядке. Хоть сейчас разводи пары и отправляйся в рейс. У первых Либерти конечно есть ограничения по эксплуатации, в низких или наоборот высоких широтах они чувствуют себя не очень хорошо. Но ты же не собираешься Южный Полюс покорять?

— Пока что таких планов нет, — рассмеялся я его шутке.

— Вот и отлично. А вот и наш красавец!

Пока мы разговаривали, джип остановился возле достаточно внушительного корабля. То, что корабль давно не был в море я понял сразу: облезлая краска и общее впечатление запущенности об этом не говорили, а буквально кричали.

— Что-то он не впечатляет, — задумчиво сказал Пэрри, задрав голову и рассматривая мою потенциальную собственность.

— Пусть вас не смущает внешний вид судна, мистер Мэтьюз, — тут же ответил Фишер. — Как я уже говорил, все механизмы в полном порядке и судно готово своим ходом дойти до любой верфи где будет проходить его модернизация. Притом особенно хочу отметить машины. Если Фрэнку не нужна скорость больше одиннадцати узлов, то они вполне сгодятся. После проведения обслуживания, конечно.

— Мы можем подняться на борт? — спросил я.

— Да, конечно, мы же не просто так сюда приехали. Пойдемте, я всё покажу и заодно и расскажу.

На корабле всё оказалось намного более прилично, чем могло показаться с берега. Фишер не соврал, судно содержалось в порядке. Верхушки мачт и подъемные краны, конечно, были щедро «украшены» птичьим пометом, но это мелочи устраняются за день.

— Итак, это SS Patrick Henry. Первенец в серии транспортных судов типа «Либерти». Спущен на воду пятнадцать лет назад, 14 марта 1941 года. Всю войну прослужил в конвоях, успел несколько раз сходить к русским в Мурманск, кроме того побывал в Кейптауне, Тринидаде, Дакаре и обеспечивал высадку в Италии. В сорок шестом он правда сел на мель возле побережья Флориды, правда был отремонтирован. С сорок восьмого хранился на базе в Балтиморе и два года назад пришёл к нам.

— Интересно. Получается что ты мне предлагаешь очень заслуженного ветерана. Впору в музей его перестраивать, а не в яхту, — удивился я, но американскому контр-адмиралу виднее. — Что они вообще из себя представляют, эти Либерти?

— Максимальное водоизмещение 14245 длинных тонн, паровая машина на два котла мощностью в 2360 тонн, именно на этом судне машина работает на нефти, но есть возможность поставить дизель. Дедвейт 10865 тонн.

Что бы ты понимал Фрэнк, во время войны на таких вот транспортах могли перевозить например почти три тысячи джипов, или 450 легких танков, или 250 средних или 300 тысяч 105 миллиметровых снарядов. Это настоящие рабочие лошадки войны. Выносливые и неприхотливые. Экипаж всего 44 человека, максимальная скорость 11 узлов и дальность плавания 23 тысячи миль.

Пока Фишер, как хороший коммивояжер, расхваливал свой товар мы успели обойти часть судна. Контр-адмирал не соврал, грузовик действительно был в порядке. Видно что за ним, хоть он и ждал очереди на слом, следили и ухаживали.

— И во сколько мне встанет приобретение этого красавца? Я рассчитывал на меньший по размерам корабль, но то что вижу сейчас меня устраивает. Вот только боюсь что цена будет выше.

— О, насчет этого можешь не переживать, — отмахнулся Фишер, — но давай обсудим денежные вопросы у меня в кабинете.

Мы вновь загрузились в джип и уже через полчаса были у него в офисе. Вестовой принес кофе и сигары, достаточно неплохие, надо сказать, и когда мы с комфортом разместились на необъятных кожаных креслах вернулись к этому вопросу.

— Чтобы ты понимал, Фрэнк, на приобретение списанного эсминца, например класса Бенсон, они как раз все выведены из состава флота, тебе придётся потратить от семисот до полутора миллионов долларов, в зависимости от состояния. И это без учета иных накладных расходов, — многозначительно произнес Фишер, замаскировав в последних словах свой интерес.

— Это внушительная сумма, да. А что насчет Патрика Генри? Сколько будет стоить он.

— Когда его только заложили, то стоимость строительства составила три миллиона долларов. Но это было в сорок первом году. Сейчас стоимость судна равна всего семидесяти пяти тысячам долларов.

— Подожди, Уильям, то есть мне корабль в несколько раз больше чем эсминец обойдётся всего в семьдесят пять тысяч?

— Скорее в сто, сам понимаешь, но да. На покупку списанного транспортника класса Либерти ты потратишь минимум в десять раз меньше, чем на покупку эсминца класса Бенсон.

— И что, все списываемые транспортники этого класса будут столько стоить? — появилась мысль, что если натаких копеечных коробках можно притащить из Италии в Штаты три тысячи автомобилей за раз, то можно смело слать на три буквы всех морских перевозчиков, купить с десяток Либерти и самому доставлять машины и запасные части к ним как в Новый Свет из Старого так и по обратному маршруту.

Впрочем, Фишер тут же обломал мои наполеоновские планы, вернее, притушил мой первоначальный восторг.

— Нет, скорее, цена будет от ста пятидесяти до двухсот тысяч. В зависимости от года выпуска и оснащения.

— Понятно, — заскучал я. Его слова все меняли. Но тем не менее мысль о своем морском перевозчике достаточно соблазнительна. — Пожалуй, меня устроит и корабль и цена за него. Только, Уильям, ты сам понимаешь, что сперва мне будет нужно провести аудит Патрика Генри, чтобы понять не продают ли мне груду металлолома которой самое место на свалке. Нужно чтобы специалисты всё проверили и выдали свое заключение. После чего я буду готов расстаться с деньгами.

— Конечно, Фрэнк, я всё понимаю, это здравое решение, — без недовольства отнесся к моему условию контр-адмирале. — Когда ждать твоих аудиторов?

— Думаю, уже через неделю, а в течении пары месяцев мы закроем вопрос с приобретением судна. Я могу рассчитывать на помощь в его переоборудовании для моих нужд?

— Конечно! Я познакомлю тебя с нужными людьми и всё будет сделано в кратчайшие сроки, — заверил меня мой новый деловой партнер.

— Прекрасно! А что насчёт второй моей просьбы?

— Ты про водолазов и ныряльщиков? Я навел справки, — Уильям открыл ящик стола и достал из него папку. — Водолазов по всей стране достаточно много, но в основном они все специализируются на работе на очень небольшой глубине. Гражданским водолазам не требуется погружаться на условные пятьсот футов. Обычно они работают на глубине в пять раз меньше. Так что если ты на своей яхте, — тут Фишер улыбнулся, — собираешься вести работы на большей глубине то тебе нужны водолазы и аквалангисты с соответствующим опытом, а они все или служат на флоте или уволились со службы. И думаю, господа, вы понимаете что ветераны водолазной службы ВМС — это закрытый клуб, куда без протекции просто так не попасть.

Как обычно, если тебе нужно что-то хоть сколько-то нестандартное, то без знакомств ты будешь биться как рыба об лёд.

— Уильям, ты ведь знаешь что у меня дядя доктор биологических наук? Вот он-то и хочет на будущей яхте провести кое-какие исследования морского дна. Глубины на которых планируются работы составят примерно от ста до пятисот футов, — на самом деле я тут даже с запасом взял, Нуэстра Де Аточа лежит на глубине семнадцати метров — это почти пятьдесят шесть футов, но бывшие военные и правда предпочтительнее, чем гражданские. Мало ли что может случиться на глубине. Во время поисков сокровищ затонувшего галеона были несчастные случаи, так что нам нужны лучшие.

— Значит тебе нужно обращаться к уволенным с военной службы водолазам, — сделал вывод контр-адмирал. — Тут я тебе, пожалуй, тоже помогу. Расскажу о тебе моему знакомому, мастер-старшине Карлу Браширу. Он как раз служит водолазом инструктором на нашей базе в Квонсет-Пойнт, тут недалеко. И не просто служит, он еще и действующий член клуба в который входят как бывшие водолазы, так и проходящие службу. Думаю, Карл — как раз тот человек, что вам нужен.

— И когда я могу встретится с мистером Браширом?

— Чем скорее, чем лучше, пока он на базе. Карл один из лучших в своём деле и постоянно занят в экспедициях. По слухам он даже входит в специальный отряд сопровождения Барбары Энн, это яхта президента Эйзенхауэра. Так что сами понимаете, его нужно ловить пока он на берегу.

— Понятно, спасибо Уильям, — ответил я, — тогда мы пожалуй отправимся в Квонсет-Пойнт прямо сейчас. Твои люди предупредят мистера Брашира?

— Да, конечно.

— Отлично! Тогда до встречи после аудита.

— Договорились, Фрэнк. Уверен, всё будет в порядке, так что пока что мой помощник подыщет тебе подрядчика для модернизации твоего судна. На тех же условиях.

Формулировка «те же условия» означала, что четверть от того, что я потрачу на переоборудования транспортника осядет на счете Фишера. Плюс еще двадцать пять тысяч за само судно, плюс столько же за протекцию перед этим Браширом. Итого господин адмирал сделает на мне хорошие деньги. Понятное дело что стоимость модернизации старого транспорта будет сильно выше семидесяти пяти тысяч, так что сумма получится приличная. Уж точно больше ста тысяч долларов.

Но эти расходы меркнут по сравнению с тем кушем, который меня ожидает на дне Мексиканского залива, и в любом случае такой человек как Фишер мне пригодится. Вдруг, действительно, решу заняться морскими перевозками. Чем чёрт не шутит. А контр-адмирал вполне возможно войдет в совет директоров будущей компании. Такой человек в таком деле будет не лишним.

Мэтьюз остался в Ньюпорте изучать документы на корабль, а мы с Люком полетели дальше.

Расстояние по прямой от Ньюпорта до Квонсет-Пойнта небольшое, но надо было объезжать залив, прямая трасса с двумя мостами только строилась, поэтому я решился на очень короткий перелет, буквально взлёт и посадка. Тем более, ближайший аэропорт к базе в Квонсет-Пойнт был объединенным военно-гражданским, так что наш самолет там приняли без каких-либо дополнительных согласований. И уже через полтора часа познакомился с Карлом Браширом.

Рендела на эту встречу не взял, он остался меня ждать в арендованной машине. Решил пообщаться с мастером-старшиной Браширом тет-а-тет. Мне ведь нужно расположить его к себе. Так что изображу хоть и разбогатевшего, но все еще простого парня из Апстейта. А двое белых на встрече с негром по нашим временам, когда еще расовая сегрегация не отменена, это перебор.

Для встречи Карл выбрал бар неподалеку от своей базы. Интерьер зала кричал, что здесь вотчина водолазов: взгляд то и дело натыкался на какое-нибудь водолазное снаряжение, начиная от полного костюма и заканчивая его деталями типа шлема. Нам с Блаширом был выделен самый лучший столик, который находился наособице, в небольшой нише.

Карл оказался крепким парнем ростом ниже меня, но зато значительно шире в плечах. Вся его фигура источала силу, что было понятно, видел я современные водолазные костюмы когда мы поднимали воинов Риаче. Там одной латуни килограмм шестьдесят не меньше. Да, в воде вес не так чувствуется, но до этой самой воды еще дойти нужно. Так что понятно почему водолазы сильные ребята.

— Адъютант адмирала Фишера предупредил, что у вас есть ко мне дело. И чем же я могу помочь миллионеру и автогонщику?

— Видите ли, мистер Брашир, — начал я свою партию,

— Просто Карл, — перебил меня собеседник, ухмыляясь.

— Тогда я просто Фрэнк, — как можно приветливее улыбнулся я. — Я не только миллионер и автогонщик, как ты выразился. Я еще и в некотором роде меценат. У себя в Мидлтауне, штат Нью-Йорк я вот-вот открою галерею современного искусства, а мой дядя Брайан — биолог и учёный с мировым именем. И когда он узнал, что я хочу купить себе яхту, то уговорил меня сделать её еще и исследовательским судном, чтобы изучать подводный мир нашего побережья.

— Как этот француз, Кусто? — удивил он меня вопросом. Почему-то не ожидал, что такой человек как Карл следит за тем что происходит в Европе.

— Да, примерно. Вот только в отличии от мистера Кусто мои финансовые возможности намного больше, а значит и масштаб тоже будет больше. В качестве судна, я присмотрел себе не бывший тральщик, а транспортник типа Либерти. И мне в команду будут нужны водолазы, притом самые лучшие из бывших военных. И если ты согласишься помочь мне в деле подбора команды, то я в долгу не останусь.

— Миллионер-романтик собирается отправится исследовать подводный мир и для этого ему нужны бывшие военные водолазы! — Брашир продемонстрировал мне свои крупные, белые зубы.

— В точку! Так я могу рассчитывать на твою помощь?

— Настоящие профессионалы из бывших наших, да еще и готовые отправится в море на несколько месяцев стоят недешево. Очень недешево. Но да, Фрэнк, ты не ошибся — я тот, кто тебе нужен. Когда вы будете готовы выйти в море?

— Не раньше чем через полгода, — примерно столько по моим планам займет переоборудование «Патрика Генри». — Мы только начали изготовлять нужное оборудование, поэтому точные сроки я тебе не скажу.

— Понятно, значит спешить некуда. Это хорошо. Оставь мне свой номер, я поговорю с парнями и подберу тебе команду. Но думаю, что ты и сам понимаешь, что тебе наверняка понадобятся не только водолазы но и аквалангисты. И если вы, парни, планируете длительные погружения, то я вам советую обратится не к самому Кусто, который во Франции, а к Эмилю Ганьяну, это второй изобретатель аппарата Кусто. Ганьян уже больше десяти лет живет в Канаде и там у него своя фирма по производству аквалангов. Его продукция лучше чем то, что использует Кусто.

— Спасибо, Карл! — обрадовался я совету, ведь я почему-то совсем забыл о Ганьяне, думал придется договариваться с Кусто, а он по отзывам тех, с кем он работал, был очень сложным человеком.

— Куда теперь, мистер Уилсон? — сидя за рулем машины, спросил меня Люк, когда мы возвращались в аэропорт.

— Домой. Нужно выяснить все о канадской фирме Эмилия Ганьяна и договориться с ним о встрече.

— Завтра с утра этим займусь, — справляясь с зевотой, кивнул Люк.

— Ну да, сегодня уже поздно, — за окном совсем потемнело. — В Миддлтауне уже ночью будем.

— У вас всегда такой насыщенный график?

— Да всегда. В этой жизни мне нет покоя.

21 марта 1956 года. 17 часов по североамериканскому тихоокеанскому времени. Лос-Анджелес, Калифорния.

Опять Лос-Анджелес, опять лимузин, и опять я в смокинге и с черной бабочкой на шее. Еду в RKO Pantages Theatre, где будет проходить 28-я церемония вручения наград премии «Оскар».

Рядом со мной улыбается во все зубы Дино де Лаурентис. Наш фильм «Гран-при» вошел в список номинантов «Оскара» за лучший фильм и в случае победы продюсеры фильма получат статуэтки. Вот Дино и светиться от счастья.

Дядю я, хоть и грозился, но с собой не взял. Вернее, я ему предложил, но тот отказался, не захотел оставлять хоть на день своих обожаемых термитов, которые недавно сильно пострадали из-за действий сына владельцев газеты «Newsday». Тот охотился в моей резиденции за порноснимками, а словил крупные неприятности.

Как наказание за поступок и несговорчивость, я выкупил все долги газеты и предъявил их для оплаты Гарри Гуггенхайму и Алисии Патерсон. Те были людьми не бедными и в общем-то могли мне их выплатить, правда, из своих средств, а не со счетов газеты, которые были пусты. Но прежде всего они оказались людьми дела и хоть и не быстро, но поняли, что с таким деловым партнером как я, смогут вывести «Newsday» на более высокий уровень. Так что началу нашего сотрудничества в итоге радовались даже больше, чем я.

Опять красная ковровая дорожка, но теперь внимание фоторепортеров приковано именно ко мне, а не к идущей впереди меня актрисе.

— Она из наших, Мариса Паван, — услышал я комментарий Дино. Он все-таки заметил, что я пялюсь на ее зад.

— Из наших? — я зажмурился от очередной фотовспышки.

— Итальянка. Очень талантлива, двадцать четыре года. Номинант в категории «Лучшая актриса второго плана». Сыграла главную роль в фильме «Татуированная роза». Это наш конкурент, тоже претендует на премию «лучший фильм».

Я кивнул в благодарность за подробную справку, про себя удивляясь, что Дино отнес меня к итальянскому лагерю в Голливуде.

Наши места были в пятом ряду, рядом с теми, кто работал над фильмом. У «Гран-при» помимо номинации «Лучший фильм» были еще три: «Лучший монтаж», «Лучшая операторская работа» и «Лучшие спецэффекты». А вот наших звездных актеров и режиссера отчего-то члены жюри обделили своим вниманием.

Пока шли со мной постоянно кто-то из актеров норовил зацепиться словами, но я ограничивался коротким приветствием и не останавливался. Актерская тусовка меня не интересовала, я в Голливуде лишь ради денег.

Исключение сделал лишь для Грейс Келли, вернее, для ее спутника — князя Монако, который мог в будущем мне зачем-нибудь пригодиться.

А Грейс была хороша: светлое платье с пышной юбкой, вместо меховой накидки, как у большинства присутствующих дам, палантин из шелка, скромные сережки с жемчугом и белые короткие перчатки, скрывающие лишь кисти рук.

— Отличный результат для первого фильма, — поздравила она меня, а я любовался ее улыбкой, напрочь позабыв о князе.

— Сто двадцать миллионов долларов кассовых сборов, — на сегодняшний день фильм действительно собрал такую сумму, — это поистине ошеломляющий результат! Вам удалось удивить всю киноиндустрию, — напомнил он о себе.

— Снимем «Гран-при 2», и киноиндустрия удивится еще больше, — смело заявил я.

— Жаль, Келли уходит из кино, — сообщил мне князь Ренье, будто я сманивал его невесту сняться в сиквеле.

— Действительно, жаль, — вежливо ответил я и, обменявшись кивками с князем, пошел по проходу дальше в сторону сцены.

— Я ее получила! — встретила меня радостным возгласом Одри Хепберн. — Фрэнк, она просто великолепна!

Актриса вместе с мужем стояла возле нашего пятого ряда. Одри тоже сегодня была бесподобна, я сравнил ее со скромным ангелом. Длинное белого цвета платье на широких бретельках, высокие перчатки, собранные в высокую прическу темные волосы, а из украшений лишь маленькие серьги.

— Ты о Кабриолете? — уточнил я, здороваясь за руку с Мелом, который как и все мужчины был в смокинге.

— Да, машина отличная, — поддержал жену Мел Феррер. — Как и условия рекламного контракта, — довольно улыбаясь от того, что бесплатно заполучил крутую тачку, добавил он.

Тайный смысл в его словах я не услышал, но все же всмотрелся в лицо Мела повнимательнее. Но нет, улыбка вроде не фальшивая. Вот она польза от того, что журналисты приписали мне роман с Монро. Одри теперь вне подозрения.

— А ты правда нарисовал портрет Монро? — спросил меня Мел.

На лице Одри промелькнуло недовольство.

— Правда. Он нужен для будущей галереи современного искусства, которую я планирую открыть уже в этом году, — привел я причину.

— Какой же ты, Фрэнк, многосторонний человек, — оттаяла красавица.

В это время заиграл оркестр, спрятанный в яме возле сцены, и занавес начал подниматься. Пришлось занимать места.

Ведущих было аж четверо. Вот только шутки ни одного из них меня не рассмешили. Да у меня вообще настроение в отличие от Дино было не ахти. Даже не знаю, что на его внезапно повлияло. Ведь все шло хорошо. Мы даже получили награду за лучший монтаж и лучшую операторскую работу. Команда «Гран-при» все ладони себе отбила, хлопая новоиспеченным лауреатам премии Оскар. А я как сидел с приклееной в начале вечера улыбкой, так и продолжал сидеть. Душа не пела. Я внезапно понял, что нахожусь совсем не там, где хочу быть.

— И награду за лучший фильм 1955 года вручает обладательница премии Оскар мисс Одри Хепберн, — вывели меня из задумчивости слова ведущего.

Я удивленно уставился на Одри, которая, элегантно приподнимая подол платья, уже шла к сцене. Затем перевел взгляд на Дино. Тот пожав плечами, бросил:

— Забыл сказать.

Подойдя к кафедре, за которой стоял ведущий, Одри произнесла:

— Джерри, прежде чем вручить награду за лучший фильм киноакадемики просили меня передать награду лично тебе за то, как замечательно ты провел сегодняшний вечер.

— Какую награду, дорогая? У меня же даже номинаций сегодня не было, — деланно удивился ведущий.

— Ну, это не совсем Оскар, — загадочно улыбнулась Одри и, привстав на цыпочки, поцеловала Джерри Льюиса в щёку.

— О Боже! Спасибо, дорогая. Для многих такая награда будет дороже Оскара. Жду не дождусь, когда приду домой и поставлю её на прикроватной тумбочке. Надеюсь, что моя жена, итальянка, не сломает её от ревности.

Зрители в захохотали, Одри тоже, и под всеобщий смех ведущий покинул сцену, оставив актрису там одну.

Одри раскрыла конверт, сделала невыносимо долгую паузу, широко улыбнулась и прочитала:

— Гран-при! Продюсеры Дино де Лаурентиса и Фрэнк Уилсон! Студия Парамаунт!

В Нью-Йорк я возвращался следующим утром, хмурый после вчерашнего банкета. Мариса Паван, которую я вчера осчастливил своим вниманием, как не старалась, но не смогла прогнать хандру, прицепившуюся ко мне еще во время церемонии.

Зато мой помощник сегодня излучал жизнерадостность и гордость за своего патрона. Притащил с собой в самолет целую кипу свежих газет и вывалил их на столик передо мной.

Я вяло перебирал бумажные издания, то и дело натыкаясь на свою фотографию, где я позировал со статуэткой «Оскара». Заголовки статей сегодня тоже вызывали лишь раздражение. «Очередная победа Фрэнка Уилсона!», «Фрэнк Уилсон получил Оскар!», «Фрэнк Уилсон покорил Голливуд!», «Для Фрэнка Уилсона нет ничего невозможного!», и особенно ненавистным казался вот этот — «Фрэнк Уилсон — настоящий американец!»