Наследница Ильи Муромца

Глава 23. Бараны - у султана, у эмира - птицы-лиры

В детстве я понять не могла: чего это Алибаба так мучился в пещере, полной сокровищ. Ну сокровища, и что? А вы попробуйте в темноте ходить по рассыпающимся грудам золотых монет, ранить руки о зубцы корон и диадем, а если упадёте — будьте аккуратны, чтобы не рассадить щёку о здоровенный бриллиантовый булыжник. Именно в это момент я поняла разницу между алмазом и бриллиантом: если бы я упала на алмазный, не огранённый булыжник, был бы просто синяк. Но упасть мордой в бриллианты всё равно, как навернуться в магазине садовых фигурок. Каждый гном норовит выколоть тебе глаз своим колпаком, каждое фламинго готово сломать ногу, чтобы ты напоролся на металлический штырь обломка, а каменный будда, конечно, свалится тебе на голову и прикончит уже основательно. На меня падали царские мантии и душили как скаты. Скипетры больно били по пяткам, а щиты с драгоценной инкрустацией скатывались с монетных вершин как детские санки с целью отсечь металлическим острым краем голову. К тому моменту, когда я дошла до светлого пятнышка в стене, я уже озверела окончательно.

Пятнышко оказалось дырой толщиной в мужскую руку, куда моя старческая кисть пролезла без труда. На худой конец, так могла оказаться светящаяся змея какая-нибудь, и укусить меня за палец. Но нет — я вытащила сияющую неярким жёлтым светом лампу размером с крупный апельсин. Обычная лампа, только внутри стеклянной колбы росли и легонько покачивались грибы на тонких гибких ножках. Кажется, они танцевали и даже пели. Я немного сошла с ума, видимо, потому что обратилась к грибам:

— Ваши спороносные грибнейшества… — они замерли и казалось, будто грибы прислушиваются к моей речи.

— Я тут застрял как бы… Мне бы выбраться, а то могут погибнуть хорошие люди и нелюди, — решила я не раскрывать инкогнито.

— Покажите выход отсюда, очень прошу!

Грибы сплелись в клубок, будто совещались о чём-то, и вдруг вытянулись в одном направлении и засветились голубоватым ярким светом. Я вам скажу: с фонариком бродить по лабиринту из денег гораздо приятнее. По пути я прихватила приличный кинжал, саблю и узелок с монетами: монет вокруг было завались, а тряпкой кто-то заткнул горлышко кувшина — вытащить и приспособить к делу оказалось довольно просто.Тряпка в прошлом, кажется, была шалью, но тут уже не до выбора. Как ни странно, но Двойной Клинок, который всё время был у меня при себе, в рукаве, — бесследно испарился. Не иначе, украл хитроглазый Умар Шариф, который вовсе не зря братски обнимал меня, обшаривал и обхлопывал. Вот ведь гадина пустынная!

Грибы светились всё ярче и даже немного попискивали: ход, по которому мы шли, был узким, извилистым и совершенно лишённым каких-либо признаков пошлой роскоши сокровищницы. Изредка под ногой у меня что-то хрупало, но я надеялась, что это крысиные кости. И вот наконец ход уперся в тупик.

— И? — задала я вопрос грибам.

Они посовещались, засветились розовым, и настойчиво потянулись к стене тупика.

— Да нет там ничего! — возмутилась я. Грибы считали иначе. Нет, может, для вас в порядке вещей слушать голос грибов, а у меня это случилось впервые.

Честно обшарив каждый камушек, впадину и выемку проклятой стены, я бессильно опустилась на колени и уткнулась в неё лбом. Грибы светились и пели, но мне было уже не до них. Сколько я скитаюсь по этой пещере, пока Умар убивает Ягу? Час? Два? Он её, наверное закопает заживо. Кийну продаст в рабство, Сэрв успеет сбежать, но его поймают и разорвут лошадями… Картины, одна ужасней другой, стояли у меня перед глазами, перелистываясь, как страницы объемной детской книги. Вот плаха для Маарифа, а вот — удавка для Алтынбека. Путяту выкинут догнивать в канаве, а бутылку с джинном… Что?! Бутылка с джинном! Почему лисёнок не использовал её?!

— А он подружился с синим дядькой, и дал ему честное слово ничего у него не просить, даже самую малость. И не просит. А джинн, пока в бутылке — спит и ничего не видит.

— Вот дьявол! — я встала, взяла бесполезный узелок с монетами и со всей силы швырнула его в стену. Шёлковая скользкая шаль развязалась, золотые кругляши отскочили от стены и заскакали по полу, не причинив стене никакого вреда. Тряпка же зацепилась и повисла на каком-то выступе, и бесила меня своим непослушанием. Как тумбочка, которая больно и злокозненно подставляется под ваш левый мизинчик.

— Вот же ты! — только я протянула руку к шали, как та затрепетала и растеклась по стене, как у моей бабушки — ковёр с оленями. В отличие от ковра, шелковый огрызок распрямился, образовав правильный прямоугольник, и вдруг на его месте появилась чёрная дыра того же размера. Проход! Грибы благодарно пели что-то вроде Богемской рапсодии, причём не мне, а шали.

— Взять вас с собой? — спросила я у грибов. Они что-то согласно забормотали, видимо, соскучились по солнцу и засветились неярким желтым светом.

— Укутай их, — посоветовала у меня в голове поляница. — Я читала в батюшкиной книжке про такие. Это рассветные грибы. Их надо убирать на рассвете с солнца, а на закате выставлять на свежий воздух. Одного дня зарядки хватает на шесть дней в кромешной тьме.

— Это значит, что лампу в нишу поставили совсем недавно. В сокровищнице кто-то был, и явно не Умар — ведь он не знал Слово Ключа.

— Кончай бубнить и ныряй в дыру! Я ничего не знаю о шалях, прогрызающих скалы, и насколько продержится ход — тоже не знаю.

— Дело говоришь, — я плюнула на валявшиеся на полу монеты, и шагнула в провал.

На той стороне извилистый коридор продолжался, только воздух там был уже не затхлым, довольно свежим и даже вкусным: пахло рисом, морковью, тушёным мясом и кумином — кто-то явно готовил праздничный плов.

— Мустафа-а-а! — раздался высокий, почти женский голос. — Пните кто-нибудь этого маленького паршивца под зад, чтобы он нёс сюда изюм и распаренный барбарис. Где он прохлаждается, негодник? Опять пасёт свою гусыню.

— Так у него самого клюв как у гусака! — откликнулся молодой басок, и раздался дружный хохот минимум десятка человек. Стража? Рабы? Кто это и насколько они опасны?

— Он в саду, господин главный повар, ищет саму сладкую травку для начинки праздничного барана.

— Это ты баран! Какой баран? Какая трава? Зачем барану трава, если мы готовим казан плова по случаю открытия сокровищницы? Каждому обещано по пять золотых монет, лично мне — двадцать…

— У-у-у! — раздался многоголосый вопль зависти.

— Что «у-у-у№? — разозлился высокий голос.- Вот станете главными поварами хотя бы в лачуге сапожника, сможете претендовать на повышенную награду. А так — отдадите мне половину, как обычно. Зачем вам деньги? ВЫ все равно воруете на кухне еду господина в таких количествах, что ею уже можно торговать на базаре!

— У-у-у! — на этот раз разочарованно.

— Ладно.Отдадите по одной монете из пяти, и не говорите, что я не милосерден… А Мустафа отдаст всё, подлец!

Я так заслушалась этим разговором, что пропустила момент, когда меня подёргали за полу халата: рядом стоял маленький уродливый человечек — вряд ли больше метра ростом с огромным носом. Подмышкой он держал крупного белого гуся. Я сразу поняла: то тот самый опальный Мустафа.Популярное имя в этой местности.

— Здравствуйте, дедушка, вы заблудились?

О, святая простота! Перед тобой стоит человек, пришедший из ниоткуда, вооружённый, с банкой светящихся грибов, едва прикрытых обрывком чалмы — и ты называешь его «дедушкой» и готов провести куда угодно? Гусыня была похитрее: при слове «дедушка», клянусь, наглая птица улыбнулась, будто видела меня насквозь.

— Скажи, мальчик Мустафа. Тебя же зовут Мустафа, верно? — пацанёнок удивлённо кивнул.

— Скажи мне, не знаешь ли ты, где спят гости, которые приехали сегодня днём?

— Конечно, знаю, но для этого надо пройти через кухню. А господин главный повар не любит чужаков.

— Я замаскируюсь, — решив пошутить над доверчивым ребёнком, я подняла с пола шаль, валявшуюся там% проход закрылся сам собой, а шаль просто свалилась на пол по эту сторону. Взял эту мегаполезную тряпку, я накинула её на голову и плечи, как ходят местные женщины. Но слова про «был дедушка — стала бабушка» произнести не успела: у Мустафы округлились глаза, и он зажал себе рот, чтобы не заорать.

— Ты чего, парень? — спросила я добрым голосом, которым врачи в клиниках разговаривают с душевнобольными.

— Вы. исчезли, дедушка, — проникновенно ответил Мустафа. «Фарт попёр», — мгновенно сообразила я, и сдёрнула шаль.

— Ой, опять появились!

— Это шаль-невидимка, — сообщила я очевидную вещь. — А ещё в ней можно проходить сквозь стены.Проведи меня к пленникам и выведи из дворца Фариди, и я её тебе отдам.

Считаете, что это дорогой подарок? Вообще нет. Жизнь стоит дороже. Мустафа тоже так считал, и кивнул головой.

— И грибы-лампочки, — потребовал начинающий подпольщик.

— Зачем тебе? А, погоди, сейчас угадаю, — я вспомнила печальную историю Карлика Носа, и решила проверить эрудицию.

— Ты жил с мамой-зеленщицей в городе, и помогал ей. Но однажды явилась страшная старуха и потребовала, чтобы ты отнёс её покупки к ней в загородный дом, так?

— Да-а-а, — растерянно произнём Мустафа.

— Потом она не отпустила тебя домой, превратила в белку, и ты днём учился готовить волшебные блюда, а очью влезал в ореховые скорлупки и натирал пол воском?

— Да-а-а-а, — шепотом подтвердил мальчик.

— А потом ты украл рецепт супа, который придаст тебе нормальный внешний вид, эту гусыню — заколдованную принцессу, которая может найти последний ингредиент для супа.

— Всё так… — пацан был близок к обмороку. Хотя какой он пацан? Парню лет двадцать пять, если не больше. Солоно ему придётся, когда расколдуется.

— И вот, гусыня устала искать травку, а найти её можно только ночью. И потому тебе нужны грибы, которые светятся во тьме могут показатьдорогу к искомому. И нужна шаль, чтобы никто не застукал тебя за поисками. Так?

— Да, — грустно ответил Мустафа, — ты великий мудрец. Но дело в том, что я — ответственный за праздничных баранов, которые подают во дворце Фариди ежедневно. И мне никуда не отлучиться. Но это необходимо сделать, потому что травки «гусиное счастье» в саду Фариди нет. И мне обязательно нужно проникнуть в сад эмира — уж там-то такая травка есть. Но если тут за прогулки в саду меня просто выпорют, то там — убьют. Поэтому вас мне послал Всевышний. Я помогу сбежать вам и вашим друзьям, а вы поможете сбежать нам с принцессой, да?

— Всё правильно понял, Мустафа. Куда мы идём?

— Не «куда», а «как»? Кухня — через два поворота на третий, но там много поваров и поварят, поэтому берите её высочество и следуйте невидимыми за мной. Я войду, и опрокину сковородку с жареным луком или кастрюлю. И пока все разбираются с причиной переполоха, проскользнёте через кухню в сад, а оттуда — на женскую половину. Там нет вообще никого, поэтому её переделали в карцеры для пленников и гостевые комнаты. Гусыня покажет дорогу к нужной.

Птица обиделась на «гусыню», но смирила гордыню и посмотрела на Мустафу с любовью и тревогой.

— Парень, так тебя там будут бить!

— Будут. Ногами, кулаками, шумовками, мешалками для плова и розгами. Но это даст вам фору по времени, и чем сладострастнее они будут вымещать на мне свой гнев, тем дольше вы уйдёте.

— Но они же могут тебя убить!

— Нет, — грустно улыбнулся Мустафа, — ведьма дала мне заклятьевечной жизни и вечного здоровья. Сломанная нога болит как у всех, но заживает за два дня. Ребро — за час. Я думаю, если мне отрубить голову, она вспрыгнет на плаху и опять прирастёт. Но до смерти пока никогда не доходило, будто отводит кто…

— Тяжёлая у тебя жизнь, друг, пожалела я Мустафу, и погладила его по голове, как ребёнка. Он вздрогнул, но промолчал — просто протянул мне шаль, и мы пошли по коридору, отсчитывая повороты. Когда из кухни послышался грохот кастрюли и звуки площадной брани, а затем — чвякающие удары по человеческой плоти, иы с гусыней быстро проскочили до чёрного хода, стараясь не смотреть, как из Мустафы делают кровавое месиво. В саду тоже никого не было, и, петляя между деревьями я, забыв что невидима, крадучись подобралась ко входу на бывшую женскую половину. Внутри было мрачно. Если весь дворец сиял розовым и персиковым оттенками, то женская часть была выкрашена в жизнерадостный цвет свежего бетона. Ни единого узора, завитка, пятнышка побелки или цветной кляксы: бетон, решётки на голых окнах, отсутствие колец для факелов и овров на полах. Это была настоящая тюрьма, и что-то мне подсказывало, что любезный братец Османа Умар Шариф — садист, маньяк и серийный убийца.

Гусыня ущипнула меня за левую руку.

— Ай! Налево, так налево! Полегче! — птица высокого полёта зашипела, как велосипедная камера, проткнутая гвоздём, давая понять, чтобы я страдала молча.В левом коридоре у сторой двери спал слуга. Нагляднее пояснений не требовалось: мои друзья были тут — беспомощные и несчастные…

В комнате и вправду была вся честная компания. Только они не спали, а мрачно сидели и обсуждали, как им выручить меня из лап Умара Шарифа. Не было только Путяты, которого оставили полежать в местном погребальном доме Фариди — не в самом, конечно, а в сарайчике, пристроенном к другому сарайчику — для дров. В дровяной имели право входить только правоверные, ав пристройку второго уровня — все подряд, хотя язычники, не то, что люди Книги. Но удивительнее всего было то, что над кружком анархистов-кустарей парило синее облако непонятной этиологии, в котором угадывался джинн. От удивления я выпустила гусыню, которая шмякнулась на пол, и сразу стала видимой.

— Гусь! Что за притча! — вскричала Яга, и попыталась схватить её высочество, но та отбежала в сторону. Куда уж бабке супротив молодости!

— А кто выпустил джинна и почему вы свободны? — спросила я, позабыв снять шаль.

— Говорящий гусь! — заорал Маариф, которого ткнул в бок горбун-Сэрв. Буйный генерал сразу заткнулся.

— Так это Полину нашу в гуся превратили… — растерянно прошептала бабка. — Иди сюда, девочка. Не буду есть. Пока.

— Щас, — ответила я, наслаждаясь неожиданным пранком, — так я тебе и поверила. Ты лучше скажи, почему джинн на свободе, но болтается без дела.

Джинн, к его чести, даже не сгустился: привык за тысячи лет к субординации — тебя не спрашивают, так ты и не отвечай.

— Бутылку слуга умаров открыл, думал поживиться. А джинн же у нас свободный уже, так он на него сонный морок навёл и на пол уложил. А потом видит — мы связанные и одурманенные. Он нас быстро волшебным средством отпоил, развязал, а тут и ты пришла… гусыня.

— Да не гусыня я, — ответила я, скинув шаль. — Не гусыня! Но и птицу жрать не позволю, она принцесса заколдованная.

Это уточнение пришлось озвучить, видя, как загорелись бабкины глаза. Небось, представляла себе уже котлетки гусиные, да картошку, жаренную на гусиных шкварочках.

— А сейчас вставайте все, упаковывайте нашего друга джинна, и быстрым шагом — за её высочеством. Чем быстрее выйдем, тем меньше шансов, что нас поймают.

Надев шаль заново, чтобы не светить весь наш боевой состав, я пошла замыкающей. Первыми нам встретились два садовника-египтянина, или сирийца — они сразу убежали, завидев нашу процессию. Второй попалась стража ворот: этих двух толстых ленивцев я успокоила ударами инжальной рукояти в основание черепа. А дальше нам надо было идти пешком вдоль длинной, простреливаемой дороги, обрамлённой адами и виноградниками. Спрятаться в случае погони было некуда.

— А распакуй-ка бутылочку, — ласково попросила я кийну. Джинн высверкнул моментально и уселся на обочине, прямо в пыли — слушать наши беды.Пары фраз оказалось достаточно: понятливая нечисть щелкнула пальцами, и перед нами замаячили семь крытых парчовых паланкинов, у каждого, даже у того, в котором восседала гусыня, — не шесть носильщиков, а восемь. «Протокол эмира», — бессмысленно пояснил Маариф. Таким образом, догнать наших могучих «коней» на шестёрке носильщиков было бы нельзя и так, при прочих равных. Но вот только вместо людей шесты паланкинов себе на плечи положили настоящие мариды — и не полукровки, а самые что ни на есть черти с рогами. Мы взобрались на транспортные средства, и дорога понеслась нам навстречу не хуже, чем в окне Сапсана.

— Во дворец эмира Оса… Осойя… Осва… — надо мной парил джинн и ехидно ухмылялся. И было, чему: пока я вспоминала имя эмира, наши временные слуги уже бережно опустили носилки на землю у входа во дворец, и растаяли вместе с паланкинами на глазах изумлённой стражи. Джинн опять щёлкнул пальцами, и рядом с гусыней появился избитый и полуживой Мустафа, который тут же бросился обнимать свою принцессу. А у меня в руках, как и у всех, появилась клетка, накрытая кисеей. Я недоумённо посмотрела внутрь: в клетке сидела белоснежная птица с длиннющим хвостом виде арфы.

— Лиры, — поправила меня поляница, уже привыкшая к роли демона в голове — это птица-лира.

— А на кой они нам?

— Эмир обожает этих птиц! И за каждую готов выполнить одно желание. Смекаешь?

Ого! Я тут же поделилась информацией с командой, и мы только приступили к обсуждению желаний, как двери дворца распахнулись, и распорядитель — двухметровый эфиоп с фиолетовой кожей, молча пригласил нас во внутрь.

«Как просто!» — скажете вы. Да если бы. Как оказалось, эмир Магриба оказался мужиком не промах, и предпринял некоторые меры предосторожности против незнакомых пришельцев. То есть — нас.