Смотреть вокруг и не хотелось. На душе было так, как будто вокруг лил дождь, подобный водопаду. Подобное чувство терзаний и гнета было тогда, в Норфе, когда она крепко поссорилась с Эврикидой, но совсем этого не хотела. Тогда они чуть не попались на том, что Эврикида вздумала продавать свои талисманы прямо на Площади Штиля и в то время, когда как раз с дозором по этому кварталу из замка Сизых Волн, резиденции герцога Энелла Каррага, выехал начальник стражи Арвест Рейн. В Норфе и так живут суровые ребята, не любящие шутить. Увидев ведьму, Рейн выдвинул ей предостережение, не без угрозы, конечно, но всего лишь предупреждение. Эврикида же вздумала над ними подтрунивать, что на большее рыцари просто осмелиться не могут, боятся ее. За это ей уже стали угрожать оружием, а не словами, и Джайре досталось. Скрывшись в бегстве от стражников в самом дальнем районе города, они долго обвиняли друг друга, хотя — Джайра и сейчас была в этом уверена — была виновата Эврикида. Ну, кто ее за язык тянул! Рыцари оказали им милость и снисхождение, а она стала испытывать их терпение… И все же не все рыцари такие заносчивые болваны, как эти Королевские Мечи и Фленьелл. Это радует, но жаль, что таких очень мало.
К обеду как на зло зарядил дождь. Караван еле тащился по расхлябанной дороге, у лошадей скользили копыта по слизкой грязи, и то и дело застревали повозки в засасывающих колеях. Все наемники кутались в плащи и не принимали никакого участия в помощи рыцарям и прислуге, Джайру же просто все игнорировали, словно ее и не было. Бенрад, патрулирующий караван вместе с Гарольдом, каждый раз приостанавливался и хотел с ней заговорить, но Фленьелл немедленно одергивал его и не давал даже вздох сделать. Рыцарям было намного лучше в такое ненастье — их доспехи, вареная кожа и плащи из русалочьей травы, не впитывающей воду, защищали их намного лучше обычных плащей из плотного полотна. Джайра понимала Бена — он не мог ослушаться старшего и испытывал чувство вины перед Кровопийцей, потому что под наказание попал только наемник, а он наверняка получил всего лишь выговор и грозный взгляд, но больше ничего.
Дождь шел два дня, две ночи пришлось ежиться под боком у Ворона, беспрестанно подрагивающего и фыркающего. Но все же лучше, чем в хмельной и душной палатке с пахнущими мокрой псиной наемниками. На третье утро стало ясно, но солнце пряталось за рваными грязными облаками, как талый снег весной на лугах раскиданных по всему небу. Наемники, молчавшие всю дорогу целых два дня, теперь не давали покоя своими перебранками и грубым весельем. Вдоль дороги с обеих сторон тянулся лес, отклоняющийся от протоптанной земли словно от чего-то неприятного. Птиц не было — видно, испугались шумного передвижения каравана. В очередной раз мимо проехал Фленьелл с Бенрадом, все так же отчаянно предпринимающим попытки поговорить с ней. «Скукотища…»
Правда, уже несколько минут Джайре казалось, что среди деревьев кто-то ходит, следует за ними по пятам, смотрит на нее. В просвете на один миг промелькнула низенькая лошаденка соловой масти, почти золотопесчаная. Всадника разглядеть не удалось, но на таких лошадях, всех золотистых и низеньких как на подбор, прозванных веллийскими, ездили только их хозяева — веллийские эльфы. Единственный клан эльфов, кочующих по просторам Ардонии. Веллийцы остались на своей родине, но с людьми не общались, незаметно следя за ними и изредка торгуя дичью. Они не боялись людей, не придавали их соседству никакого значения, но так близко к Рыцарскому тракту их никто не видел.
Из леса донесся волчий вой, очень похожий на настоящий. Только Джайра знала, что так эльфы проверяют тебя — не обознались ли, увидев своего друга среди незнакомцев. Сложив ладони в трубочку, она ответила тем же воем. Наемники покосились на нее и стали пристально наблюдать за окраинами дороги, но эльфы вышли сзади, прямо к Джайре.
— Светлый день, мой друг! — воскликнул веллийец, темноглазый и светловолосый, только цвет был не просто светлым — он был будто лунным, сияющим. На лбу татуировка — эльфийский луноцвет, переплетенный стеблями в красивый узор с листьями и цветами. Такие тату были у всех веллийцев, обязательно на лбу, обязательно растения-покровители, у лошадей тоже были такие же. Этого звали Изилкаль. Двух других — Менелнаур и Долнарн. Предпочитая эльфийский всеобщему языку, они говорили с Джайрой только на нем, не опасаясь, что люди их подслушают. Наемники удивленно смотрели на низкорослых эльфов-кочевников, но ничего не предпринимали.
Поприветствовав всех касанием ладони о ладонь, Джайра ответила им также по-эльфийски:
— И вам светлый день, друзья. Что вы здесь делаете? Снова отделились от клана? Что на этот раз?
— Слишком много вопросов, хитрая Лиса, — задорно улыбнулся рыжеволосый Менелнаур. — Лучше ты ответь: что за дело у тебя с этими гремучими железками?
Доспехи веллийцев сильно отличались от ардонских. Скованные воедино широкие листья алмазного дерева не гремели и были прочнее и долговечнее обычной стали.
— Деньги, что же еще, брат, — у Долнарна всегда была странная улыбка, глаза были будто каменными, еще и серыми к тому же, и никогда не улыбались. — Лучше спросить ее, кого она сейчас играет и в какие неприятности попала.
— Вижу, ваша любознательность не исчерпала себя.
Один из наемников, пошептавшись со всеми, ускакал к паланкину купца. «Доносчик демонов». Но даже если Фленьелл решит напасть на них, то не успеет причинить им никакого вреда — веллийцы отличные следопыты и знают местность всей Ардонии как историю сотворения мира, которую, в отличие от людей, они хранят и передают из поколения в поколение вместе со всенародными легендами и преданиями. Они смогут без труда скрыться от рыцарей, даже и следа не оставив.
— Давай, рассказывай, — все трое встали с ней в одну шеренгу, все так же держась на расстоянии от людей и говоря по-эльфийски. Изилкаль положил ладонь на плечо Джайре. — Что это за важная персона едет за этими белыми занавесями? И где Эврикида? Ведь ты в последнее время была с ней, разве не так?
И снова эта зияющая рана.
— Ее больше нет, друзья.
Ошеломленный вид эльфов граничил с безнадежной печалью. Все трое переглянулись.
— Как она умерла? Она ведь была одной из чародеев Пятиконечной Звезды…
— Думаешь, Долнарн, темные маги спрашивают, какому союзу или клану ты принадлежишь, когда убивают? Ему навряд ли было это интересно знать.
— О ком ты говоришь?
— Мортос.
Все трое прошептали старую, как мир, присказку, говорившуюся эльфами при упоминании в разговоре какого-либо зла: «Gurth an-so».
— Смерть ему, да, — вторила им Джайра, — именно за этим я следую за ним.
— Одумайся, Лис, — встревожился Менелнаур, — ты идешь против самой смерти! На такое чудовище нужна очень большая сила, где ты найдешь такую?
— Найду. Я же ученица Эврикиды, — подмигнула наемница. — Что-нибудь придумаю.
— Тогда позволь узнать, что ты делаешь среди ардонских рыцарей? Уж не армию ли ты собираешь? Снова?
Похоже, наемник наделал много шуму — по обочине скакали семь лошадей, но потом послышался оклик Фленьелла, а затем — и ругань, и из семи достигла поля зрения только одна.
— Мне плевать, Гарольд, что подумают наемники! Мне надоело это мальчишество!..
— Понимаешь, Изилкаль, мне не повезло завести среди них друзей, принимающих меня за мужчину. Поэтому лучше не называйте меня при них по имени, хорошо?
Менелнаур прыснул, за ним рассмеялся и Изилкаль, Долнарн улыбался, как только мог. Тем временем, Бенрад, сияя радостью, притормозил своего коня перед Вороном, недовольно заржавшем, что ему преградили путь. Интересно, на какой исход надеялись наемники, что они вот так во все глаза таращатся на них?
— Здравствуй, Бен, — пока еще ничего не началось, надо сразу взять дело в свои руки. — Что-то давно я с тобой не разговаривал. Позволь тебе представить моих давнишних друзей, веллийских эльфов…
— Для нас нет смысла с ним знакомиться, — прервал ее Изилкаль, эльфы внезапно помрачнели, — только если ты не чувствуешь привязанности к нему, — Менелнаур снова захохотал, Долнарн благожелательно разглядывал рыцаря.
— Вот так вот, значит, да? — прошипела Джайра. — Хороши же вы надсмехаться надо мной! Была бы у меня такая возможность не придавать значения мимолетным знакомствам, я бы ни за что с вами не подружилась. Еще только слово — и я больше не разговариваю с вами. Мне и так хлопот хватает! И извольте говорить на всеобщем при Бенраде.
— Хорошо, — голос Долнарна поразил Бена, лицо стало отрешенным, как будто он слышал что-то, что не слышали остальные. Впрочем, голос этого эльфа всегда всех зачаровывал, недаром все любили слушать его пение. — Светлый день тебе, Бенрад из рода ардонских людей.
— Э-э-э… Да, тебе того же, э-эмм…
— Это Долнарн, — от голоса Джайры рыцарь пришел в себя, слегка встряхнув головой. — Который улыбается не к месту — Менелнаур, а это старший из братьев — Изилкаль. Что там — Гарольд рвет и мечет? Лучше бы ты оставался рядом с ним, иначе будет доставаться остальным.
— Спасибо на добром слове, друг, — усмехнулся Бен, вставая пятым вместе с ними. — Я и подумать не мог, что ты можешь быть знаком с эльфами и знаешь их язык. Я очень рад с вами познакомиться.
Только Долнарн вежливо кивнул ему. Изилкаль произнес, испытующе глядя на Бенрада:
— Как быстро он стал нашим другом! Слишком доверчивый, слишком впечатлительный. Как выгодно иметь такого друга — по его простоте можно пройти куда угодно…
— Перестань, — будто сам по себе угрожающе звякнул Шип, фыркнул Ворон, чувствуя гнев своей всадницы. — У меня нет злых намерений на его счет.
— Лис, куда же пропало твое незаменимое чувство юмора? Неужели только я сегодня буду рассыпаться искрами веселья?
Пока она собиралась с духом, чтобы ответить, не обидев эльфов своей злобой, за нее вступился Бенрад.
— Думаю, это из-за нас, из-за людей. Он огорчен тем, что его протянутая Длань Протектора не пробудила в сердцах рыцарей милосердие.
Наконец, Изилкаль заговорил на всеобщем языке:
— Длань Протектора? Что за необходимость заставила воспользоваться этим нерушимым законом?
— И самое главное: кто посмел отвернуться от него?
«Что ж, Бен, сейчас ты будешь отдуваться за всех рыцарей».
— Все мы, рыцари Октавы…
«Сам же подставляется под суд».
— Бен, прекрати. Ты сам прекрасно понимаешь, кто во всем виноват. Я виноват в том, что не сумел рассчитать все по плану. Акун виноват в том, что не дал мне знать о беде. Фленьелл виноват в своей чрезмерной гордости, а Хтар и Валиенс — в бесчеловечности. О Небо, как мне уже надоело это слово! Мне не дает это дело покоя уже третий день. И еще этот разговор с провидцем!..
— Эй, мятежная душа, — очень мягко ей на плечо положил руку Долнарн, тем самым немного успокоив. — Не торопись, расскажи все по порядку. Ты не один.
Джайра встретилась глазами с эльфом. «Долнарн, всегда ты меня успокаиваешь…»
— Ох, расскажу, но не сейчас.
— Конечно. Послушай мир, проникнись его спокойствием.
— Что ж, Бенрад, ты рыцарь Вайе?
Внезапный вопрос Изилкаля, решившего сменить тему, поразил Джайру. А ведь действительно, бронзовый ясень, слабо поблескивающий на его латах, — герб Вайе, священного города почти на границе Ардонии, единственного, где еще хранятся предания о Протекторах, а возможно и больше.
— Не совсем, — улыбнулся Бен. — Я родом из Вайе, но в рыцари меня посвятили в Октаве, поэтому я и служу его величеству. Хотя я был бы рад вернуться домой.
— Так что же тебе мешает?
Бен помрачнел. «Что это промелькнуло в его глазах? Что за воспоминания его гнетут?»
— Я дал клятву отцу, и не покину службу, пока не выполню ее.
— Клятва? Странный вы народ, рыцари, — воскликнул Менелнаур, — как это у вас разнятся эти два определения: клятва и служба. Ума не приложу, как это могут быть две разные вещи!
Сперва Бенрада весьма удивил вывод веллийца, но потом он рассмеялся и ответил:
— Я думаю, все дело в подходе.
И почему она раньше не узнала этого о нем? Не распознала в нем уроженца Вайе, хотя эти русые гладкие волосы и голубые глаза только им и принадлежат! Добрый нрав от природы, доверчивость, граничащая с незыблемой верой. «Как же это многое объясняет!» Бедняга, а она его считала вероломным дуболомом.
Тем временем эльфы продолжали расспрос.
— Вы, вайенцы, все еще храните реликвию Протекторов?
— Смотря какую именно.
— Я говорю о стреле.
«Стрела?!» Неужели та самая стрела, сразившая первого Протектора? Теперь забыто даже его имя, не то чтобы его деяния, его история, а эта стрела — это настоящая святыня! Удивительно, как она сохранилась через семь тысяч лет после Переломной Битвы. Вдруг беседа для Джайры стала крайне интересна. Эта святыня — одна из самых мощных в мире сил, сил добра и Света. Что, если с помощью нее можно победить Мортоса? Но, с другой стороны, лишить мир такой благодати — значит, обречь его на безнадежность. Тогда возникает другая мысль: может быть, в мире есть и другие реликвии, раз сохранилась самая древняя?
— Мы и не заботились о ее сохранности, — «Берегись, Бен, как бы твоя беззаботность не стала роковой ошибкой». — Это все паломники. Их молитвами вокруг города возник духовный щит, он и защищает Вайе. Каждый, кто приближается к воротам, забывает о всех злых помыслах и видит в самом существовании города благо. Это удивительное действие, не правда ли? Вы сами слышали наверняка, что коренных жителей Вайе считают самыми добродушными…
— Не то слово, — усмехнулся Менелнаур.
— Возможно, именно благодаря этой реликвии вайенцы рождаются такими.
— И очень жаль, что такими рождаются только вайенцы, — вздохнул Долнарн. — Если бы люди оставались такими всегда, уверен — мир пережил бы совсем другую историю.
Взор эльфа, и без того всегда туманный, унесся куда-то к облакам, и Джайра заметила, что Бен, сам того не осознавая, проследил за его взглядом и как завороженный тоже окунулся в далекие мысли. За все время путешествия с Бенрадом Джайра успела сделать о нем много выводов, но сейчас он вновь представился ей по-новому. Вайенец. Это почти одно и то же, что патриот. Это герой в душе. Это самый настоящий Человек, каким названный должен быть в нынешнее время. До этого ее сводили с ума его попытки вывести загадочного наемника на откровенный разговор, но сейчас стало предельно ясно, что из себя представляет Бенрад. А эта его болтовня — просто неуверенность в себе и неумение заводить дружбу, но он очень усердно старается, за что ему опять же можно только воздать хвалу. Вот только раньше он ничего настолько серьезного о себе не рассказывал, так что же: рассказ о своем родном городе — очередная попытка снискать расположение наемника? «С какой целью?..» Даже если и была какая-то цель, во-первых, предполагались только благие намерения, во-вторых, он сам о ней расскажет — Бен не из тех людей, которые очень долго выжидают.
Ближе к закату караван вновь раскинулся широким лагерем у небольшого подлеска. Эльфы вместе с Джайрой расположились ближе к деревьям и как можно дальше от людей. Пока Джайра возилась с запутавшейся уздечкой, веллийцы разожгли костер и сложили вещи около поросшего мхом упавшего дерева прямо рядом с костром. Соловые лошади смирно стояли рядом с ними, никуда не отходя. Все умиротворение портил только вороной жеребец наемника, вдруг пустившийся плясать и кувыркаться по траве назло хозяину, бросившего уздечку и погнавшегося за питомцем с надеждой спасти седло. Наемники с хохотом наблюдали за этой картиной, пока Джайра сама не начала играть с Вороном. Рыцари молча поглядывали из глубины лагеря, устало снимая доспехи. Купец уединился в палатке, у ее входа, как и положено телохранителю, вновь встал рослый немой хецин. Вокруг большого кострища разложили одеяла, на которых и разместились рыцари. Единственным на ногах оставался Бенрад, с улыбкой глядевший на дальний огонь велийцев. За его спиной в одном шаге сидели пятеро рыцарей, чуть отделившись от всех остальных, в особенности от Королевских Мечей. Под грозным взглядом Гарольда никто из четверых не решался что-либо сказать, пока кастелян сам не нарушил молчание.
— У этого мошенника нюх на выгодные знакомства. Еще ночью первого дня, как мы вышли из Китрана, я видел, как он заходил в палатку к господину Сальмонею.
Улыбка на лице Бена исчезла, появилась тревога.
— Наверно, господин Сальмоней хотел вознаградить Кровопийцу за спасение каравана.
Смелая попытка возразить принадлежала такому же, как Бенрад, статному рыцарю, только менее жизнерадостному. На испепеляющий взгляд Гарольда он пожал плечами.
— Вознаградить, — процедил кастелян. — Никакой вор не заслуживает награды.
Бенрад, растратив свое терпение еще днем, резко обернулся к нему.
— В отличие от нас Сальмоней разглядел в этом наемнике человека высочайшей ценности, — тяжело вздохнув, он добавил: — Похоже, мы опоздали.
Статный рыцарь переглянулся с остальными, но, не найдя ответа, произнес:
— О чем это ты?
— Он попытался завербовать Кровопийцу в свою охрану, награду ведь обычно выдают прилюдно, — собеседник согласно кивнул. Гарольд начал с несколько большей силой, чем требовалось, чистить ножом яблоко.
С дальнего костра заглушаемая перебранками наемников и бряканьем посуды послышалась песнь настраиваемой эльфийской флейты. Все начали говорить в полголоса.
— Зря ты так несправедливо поступил с этим человеком, Гарольд, — покачал головой Бен.
— Отчего же? Я не из тех людей, которые обращаются на равных с продажными и бесчестными наемниками.
Бен одарил его мрачным взглядом, но кастелян не заметил его, сосредоточив свое негодование на яблоке.
— Ты сам сказал: нам нужен тот, кто знает цену человеческих жизней и понимает, когда нужно действовать решительно. Вполне объяснимо, что он скрывал свою известность, — Бен снова обратил свой взгляд на Джайру, все еще дурачившуюся с конем, — ему бы не дали проходу охочие до таких трофеев. Ведь он бы принес весомый авторитет тому, кто бы его завербовал в свою охрану…
Дочистив яблоко, Гарольд отдал его самому молодому рыцарю, еще мальчишке, и принялся за другое.
— Я повторюсь, Бен: это наемник. Как бы ни приласкал ты кошку, она гуляет сама по себе. У всех наемников на уме только одно: выгода. Чего же ты ждешь другого от этого прохвоста?
— Но ведь он не просто наемник! Он Лис, он Кровопийца!..
Черноглазый рыцарь, по внешности больше походивший на крестьянина, удивленно переглянулся с седым соседом Гарольда, но тот только тихо усмехнулся.
— Не слишком ли мерзкое сочетание? — не унимался кастелян.
Едва сдерживаемое в предыдущих словах восхищение Бенрада теперь фонтанировало.
— Неужели ты не понимаешь, Гарольд? Нам нужен этот человек, потому что это тот, кого мы искали. Пускай он наемник и вор — так уж сложилась его судьба, но он не злодей. В нем что-то есть. Что-то, что сразу говорит: «я не предам, не брошу и выполню свой долг до конца». Это человек чести, да такой, которой ни у кого нет. В нем есть все от благородного рыцаря, но он не рыцарь, и никогда им не будет. Но он герой, каким никогда не стать никому из нас. Герой, за которым пойдут люди. Разве ты не понял, что заставило его признаться, что он Кровопийца, чем он пожертвовал?
Захваченные пылкостью речи друга, рыцари ошеломленно глядели на него, все, кроме Гарольда, упорно чистившего яблоко.
— Скорее всего, — снова ответил статный рыцарь, — это было что-то личное, что-то вроде долга.
— Именно! — радость Бена от того, что хоть кто-то его понимает, передалась и слушателям. — А то, что он беспричинно помог Сальмонею? Спас наш караван? А вспомните, чем знаменит Лис: тем, что обставил Гильдию воров в Китране. Неужели, Гарольд, ты не видишь, что это благородный человек? У него есть честь, есть чувство долга и свои принципы, просто он попал не к тем людям. И вот он рядом с нами, а мы оскорбляем его до глубины души, презирая его только за то, что он заступился за обреченного на смерть человека.
— Не преувеличивай, — второе яблоко было предложено черноглазому рыцарю, тот принял его с явно преувеличенной благодарностью. — Он может быть простым обманщиком. Если бы купец умер, подозрение пало бы на ассасина среди нас.
Бенрад всплеснул руками.
— Он уже нас обманывал, но только из убеждения, что ему не нужна слава.
Кто-то из наемников рассказывал путевую байку, почти все люди, даже рыцари, собрались вокруг рассказчика. Ранимая флейта замолчала. Громкое повествование сопровождал только стрекот насекомых.
Бенрад, чувствуя, как в нем растет досада, со вздохом продолжил вполголоса:
— Гарольд, признай: мы нашли того, кто нам нужен. Просто он оказался более независимым, чем ты предполагал.
Кастелян поднялся с места и взял из палатки плащ. Вернувшись обратно, он накинул его на плечи, слегка поежившись, и устремил взгляд в огонь, обуреваемый весьма плохим расположением духа.
— Эта независимость может погубить и все наши замыслы, и нас самих. Был бы он рыцарем или хотя бы дворянином, я был бы уверен, что он никогда не отступится от морали, но природа наемников такова, что они пользуются моралью как средством достижения выгоды, а не убеждением.
— Я только что тебе доказал, что у него есть благородство, а ты снова обвиняешь его в подложности!
— Но ведь отчасти он прав, Бен, — статный рыцарь хлопнул по плечу молчаливого старого рыцаря и кивнул кастеляну. — Мы не можем быть уверены в том, что в какой-нибудь момент он не обратит свои высокие качества против нас же, — взяв свой не понадобившийся плащ, он направился к своей палатке.
— Поэтому я и добиваюсь его дружбы, — почти свирепо произнес Бен. Рыцари изумленно уставились на него. Еще никогда Бенрад не был так суров и решительно настроен. — Ардонии нужен этот герой, и я выполню свою клятву во что бы то ни стало.
— Иди, дело твое. И передай ему, что он там стоит на часах! — крикнул вслед кастелян.
Зовя его, рыцари попытались вернуть Бенрада, но внезапно заговорил старый рыцарь:
— Оставьте его. Он вайенец, а они душой чувствуют добро в человеке. Он почувствует того, кто нужен нам всем — настоящего героя. Дайте ему разобраться во всем.
Когда Бенрад с смутными чувствами подошел к костру веллийцев, Джайра расседлывала Ворона.
— Боюсь, у меня для тебя плохие вести, — начал со вздохом рыцарь, подойдя к ней с виновато опущенными глазами, будто это он доставляет ей неприятности. — Гарольд расставил часовых, и в этой части лагеря он сказал назначить тебя. Мне жаль, что все так получилось…
— Бен, тебе незачем извиняться за кого-то. Ты же, в конце концов, не внушаешь другим людям мысли досаждать мне пустяками подобного рода? — он улыбнулся. — А от того, что у кого-то не хватает смекалки показать все свое отношение ко мне, мне плохо не станет. Мне не впервой бессонная ночь.
— Присаживайся, — снова услышав голос Долнарна, молодой человек позабыл о недавнем неприятном разговоре и с легким поклоном в благодарность присел рядом с велийцами на мшистом дереве.
Менелнаур снова начал подбирать мелодию на флейте. Джайра принялась чинить потрепанное седло. Долнарн, распутав уздечку, положил ее рядом с ней и начал ворошить огонь, чтобы тот разгорелся ярче.
— Можно задать вопрос? — подал голос Бенрад после нескольких минут нерушимого, но приятного молчания.
— Конечно, — отозвался Изилкаль. Все это время он рассматривал расшитый ясеневыми листьями коричневый камзол вайенца.
Рыцарь искоса взглянул на наемника, размышляя, не обидит ли этот вопрос нового друга, и сказал:
— Как вы познакомились с Кровопийцей?
Джайра опустила плечи и обреченно покачала головой.
— О-о-ох… И как ты только узнаешь, о чем их спрашивать? Уж они-то любят эту байку.
— Отчего же ее не любить, — засмеялся Менелнаур, оставив флейту. — Это замечательная история.
— Если не считать в ней меня — может быть, — осердилась Джайра.
Долнарн в отличие от братьев не улыбался.
— Если бы нас не было рядом, ты бы мог погибнуть.
Теперь молчание стало угнетающим. Менелнаур начал наигрывать что-то нежное короткими отрывками.
Изилкаль начал повествование:
— Недалеко от Озера Дождей есть Одинокий Утес. Его склоны настолько неприступны, что ни одно существо, живущее ныне в Ардонии, не знает, что кроется в тени его скал. Тем не менее, если ранним утром, когда солнце только появляется из-за холмистой равнины росистых полей и не может дотянуться до верхушек древнего леса, где властвуют лугару, его первые лучи падают на полукруглый выступ почти на самом верху Утеса. Его можно хорошо рассмотреть, если выплыть в это время на середину озера. Находились авантюристы, жаждущие удовлетворить свое любопытство и узнать, что за сокровище прячет Утес, но никому не удавалось преодолеть даже половины его высоты.
Долнарн подкинул сухой травы в огонь, и пламя взвилось искрами к нависающим над ними ветвям деревьев.
— Однако, — продолжал веллиец, — нашелся ловкий искатель приключений, смогший обуздать строптивую скалу. Друг мой, не хочешь ли рассказать, что было в пещере?
Джайра косо посмотрела на эльфа, но промолчала, продолжая зашивать порванное левое крыло. Веллиец улыбнулся.
— Что ж, расскажем мы о том, что видели в тот день. По рассказам старого волхва, повстречавшегося нам у опушки древнего леса, молодой смельчак в плохом настроении отправился к Одинокому Утесу и так и не вернулся. Среди местных он слыл покровителем Гильдии воров этих краев, но отправился за добычей в одиночку, никого не предупредив.
Не мешкая, мы трое решили посмотреть, не нужна ли помощь этому человеку, и собрали с собой лечебные снадобья на случай, если он сорвался с острых камней. Чем ближе мы подходили к скалам, тем явственнее чувствовался гул из пещеры. Сначала это был просто рокот, как будто земная твердь содрогается от внутреннего жара, но потом на всю округу разнесся чудовищный рык, повергший всех в ужас. Лес, наполненный звуками, мгновенно затих. Через мгновение из пещеры, как из жерла вулкана, вышло огненное облако, оставившее горячий след в воздухе. Рык повторился еще раз, и из грота выбежал человек, стремглав несущийся к обрыву. У него не было выбора, кроме как прыгать вниз от настигающего его пламени. Как только он исчез из виду, из пещеры вылез старый дракон.
— Дракон?! — внимательно, как ребенок слушает сказку, Бенрад слушал эльфа и испытал почти такое же детское потрясение от услышанного.
— Да, дракон, — печально ответил Долнарн. — Он едва смог взлететь. Этот полет был последним — он отправился умирать в Сумеречную Долину.
Веллийцы опустили головы. Джайра вздохнула, скорее раздраженно, чем скорбно.
— Дальнейшее тебе будет не интересно слушать, — произнесла она. — Они нашли меня с переломанной ногой у подножия скал. Приняли в свой клан, выходили и попрощались.
— Как все скучно, — шутливо нахмурился Менелнаур.
— Конечно! — воскликнул наемник. — Были бы вы в этой пещере, рассказывали бы все по-другому, — отложив починенное седло, она разложила покрывало на противоположной стороне костра и расположилась на нем спиной ко всему лагерю. Бенрад отметил для себя, что наемнику важно остаться наедине с эльфами, раз он так нарочно делает вид, будто никакого каравана вовсе нет.
Увидев, что Изилкаль достал свою лютню, Джайра немного успокоилась.
— Могу я поперебирать струны? Давно не держал в руках хорошего инструмента.
— Конечно, мой друг.
Струны звонко отзывались на каждое прикосновение, производимое Джайрой. Настраивая лютню, она прикрывала глаза, стараясь прочувствовать голос инструмента. Бенраду было отчетливо видно, как его друзья рыцари у своего огня прислушивались к нестройной игре лютни, так давно не слышанной ими. Размышляя над рассказанной поразительной историей, он не обращал внимания на тихие отрывистые переговоры веллийцев с наемником на эльфийском.
— Драконов не видели с того самого дня, — наконец произнес он, — как закрылась Сумеречная Долина. Тогда же пропали и Протекторы. Отчего мог пробудиться дракон, да еще такой древний?
Уловив нить рассуждений рыцаря, Долнарн улыбнулся, глянув на Джайру.
— Самые древние — всегда самые чувствительные. Возможно, он как-то отреагировал на чувства Протекторов.
— Так значит, Протекторы были где-то рядом?
На восторженный голос Бена повернулось несколько наемников. Джайра шикнула на него.
— В те дни ничего примечательного ни в Шерии, ни где-либо еще в Дождливом Краю не произошло. Воры были начеку, каждого странника проверяли и даже провоцировали, чтобы он сотворил хоть что-то, что могло бы выдать в нем Протектора. Они никого не нашли. Все могло быть, — пожала она плечами. — Ты же знаешь: Протектора в одно и то же время легко отличить от обычного человека, но сложно заметить. Они мастера скрытности.
Безразличие, с каким Кровопийца произнес эти слова, возмутило Бенрада, и он решился на откровенный вопрос:
— А ты сам веришь?
— Во что?
— В то, что Протекторы еще существуют.
Веллийцы внимательно смотрели на обоих, не смея прерывать разговор.
Джайра задумчиво взглянула в пламя, остановив дрожание струн. Ей вспомнилась Эврикида, ее незыблемая вера в этих спасителей, ее рассказы об истории мира, как вершили ее Протекторы, и кем были эти герои… Тогда все воспринималось иначе, сейчас же эта вера стала далеким и слабым проблеском надежды на будущее, но лишь отголоском той убежденности, с которой жила ведьма огня.
— Не знаю.
Веллийцы удивились не меньше рыцаря такому ответу.
— Странный ответ. Обычно говорят однозначно «да» или «нет», а ты не знаешь.
— Не знаю, потому что слишком много «но» и слишком мало «возможно». Это истина — они когда-то защищали мир, пытались поддерживать обе силы в гармонии и равновесии, за прошедшие эпохи осталось очень много следов их пребывания и подвигов, но сейчас очень мало не то чтобы признаков, даже надежд, что они где-то есть.
Лютня уже немного мягче отзывалась пальцам.
— Но ведь тогда мир должен превратиться в хаос.
Струны болезненно звякнули.
— А разве сейчас не хаос? Урожай все скуднее, зимы холоднее, лето жарче. Бесконечный Океан затягивается дымкой Туманных Вод, и только Юг защищен от разрушающегося севера магическим заслоном. Единственное доказательство того, что кто-то еще остался.
— А я верю, — впервые Джайра видела Бенрада таким разгоряченным решительностью. — Я видел их реликвию. Я чувствовал через нее их благодать, я видел людей, которые способны на великое добро, один из них причем ты, — наемница слабо усмехнулась. — Я не знаю, почему я все еще верю, но мою веру не сломать.
Джайра улыбнулась.
— Этим вы и отличаетесь, вайенцы, — неукротимой верой, единственные во всем мире.
Лютня ласково запела. Отдельные звуки начинали выстраиваться в до трепета знакомую всем мелодию.
— Откуда же ты? — осторожно спросил Бен, заглядывая в глаза другу. По правде сказать, этот вопрос волновал его не меньше, чем Гарольда вопрос о происхождении Кровопийцы.
— Понятия не имею, — засмеялся наемник. — Да и так ли это важно?
— Как же! А кто были твои родители?
— Я их никогда не знал, — Джайра встала, чтобы лучше держать лютню, — меня воспитывала приемная семья из Пекны, потом я… присоединился к своему клану, потом был у наставника на попечении. Своей родины я не знаю.
Изилкаль сочувственно вздохнул.
— Ну, а какой город тебе по душе? Ведь ты много странствовал.
Лишь на мгновение задумавшись, наемник ответил:
— Таар. Мне там спокойно.
Бенрад был в растерянности. Звуки лютни еще больше отвлекали его.
— Но ведь ты не хецин?
— Нет, но и не ардонец, — лукаво ответил Кровопийца.
Музыка звучала все громче. Едва успел Бен произнести:
— Так кто же ты? — грустная отрада появилась в сердцах слушателей. Менелнаур поддержал лютню флейтой, и велийцы запели.
Полусонные наемники и рыцари обернулись к дальнему костру. Мгновенно весь лагерь затих, слушая Песнь Ветра, по которой так истосковались души. Редко где услышишь пение и музыку в Ардонии, разве что в храмах Сакротума, эту однообразную убаюкивающую мелодию. После угрозы бардоубийц из Темного Круга уже давно никто не решался запеть прилюдно.
Голоса эльфов задевали самые далекие воспоминания, вызывали заветные чувства. Их пение под стать музыке то стихало, умиротворяя душу, то взлетало отчаянным кличем, поднимая отважный дух. И несмотря на то, что пели они на эльфийском, Песнь Ветра понимали все.
Когда Песнь закончилась и Кровопийца снова степенно расположился на покрывале, отдав с благодарностью инструмент Изилкалю, у всех, кто был в лагере, часто бились сердца. У Бенрада блестели в глазах слезы тоски. Ничего не сказав, он кивнул велийцам, слабо улыбнулся наемнику и вернулся к рыцарям.
— Ты напоила их души эликсиром очищения, — первым нарушил тишину Долнарн, заговорив на эльфийском.
— Им это было необходимо, — вздохнула Джайра.
— Не беспокойся, я подарю им спокойный сон.
Снова зазвучала флейта, переливаясь в нежнейшей эльфийской колыбельной.
Через минуту лагерь начал засыпать.
Джайра, все так же сидя спиной к каравану, спустила повязку, устало вздохнув.
— Очень странный и редкий человек, — произнес Изилкаль, кивнув на вопросительный взгляд Джайры в сторону рыцарей.
— Редкий?
— Да, раньше такие патриоты были не редкость, а сейчас… Ты знаешь это даже лучше нас.
Джайра хмыкнула. «Потому что патриотом быть опасно».
— Впрочем, он вайенец, — продолжал Изилкаль. — С ним нужно быть поосторожнее, особенно тебе.
— Мне? — она отогнала безобидного светлячка, бьющегося о щеку. — Почему это?
— Главная особенность вайенцев — видеть насквозь твою душу. Он увидит тебя, какая ты есть, несмотря на все твои маски.
Джайра издала саркастический смешок, припомнив болтовню Бенрада на дороге.
— Где уж ему меня разглядеть…
— Ты его недооцениваешь из-за его простоты, — тон велийца был серьезен, — а ведь этот рыцарь уже мог заинтересоваться тобой.
Джайра нахмурилась. «Пусть это не будет правдой…»
— Что-то ты сегодня слишком подозрителен, — покопавшись в седельной торбе, она достала сверток с зачерствевшим хлебом и с досадой надкусила ломоть. — Я не думаю, что Бен может прятать карты в подкладке. Он не из таких людей.
— Но он может говорить не всю правду, ведь так? Признайся, ты ведь даже не обратила внимания на то, что он носит бронзовый ясень?
Джайра недовольно скривилась, больше от сказанного эльфом, чем от скверного хлеба. Посмеявшись над ее выражением лица, Долнарн достал из своей сумки ароматный сочень с цветочным медом и подал его девушке.
— Зато он уже выяснил немного о твоем прошлом.
— Это не такие уж важные знания, — отмахнулась Джайра, принимая с голодным взглядом из рук Долнарна желанную пищу.
— И все же. Будь с ним аккуратнее, но не обижай, — с наслаждением откусывая сочень, она только хмыкнула. — Он может стать твоим самым преданным другом.
— Если не поклонником Кровопийцы, — с набитым ртом проговорила наемница.
Эльфы коротко засмеялись.
Колыбельная стихла. В роще запели ночные соловьи. Ворон встрепенулся, услышав треск сучьев, разламываемых рогами неосторожного оленя, и снова положил голову на траву, распугав всхрапыванием облепивших нос кузнечиков.
— Давно ли ты смотрела на звезды?
Джайра взглянула на Долнарна. «Так вы пришли мне что-то рассказать?..»
— Мой день удался, если я не ночую под открытым небом, — она развела руками. — Как видишь, в последние дни удача не дует в мою сторону.
— Тогда у тебя прекрасная возможность поговорить со звездами.
— Ты же знаешь, Долнарн, я не сильна в чтении по звездам, а все предсказания считаю не более, чем внушением.
Эльф вздохнул и поднял глаза к ночному небу.
— Очень жаль, что ты не веришь звездам, а ведь в последнее время они неспокойны.
Когда Эврикида делала предсказания, которые в дальнейшем так или иначе сбывались, она говорила те же самые слова.
— Что ты имеешь в виду? — вся тревога наемницы передалась в одном вопросе.
Предсказатель посмотрел на нее. В его глазах отражались пляшущее пламя и призрачный свет стареющей луны.
— Грядут большие перемены. Начало уже положено. Звезды дрожат и трепещут, их охватывает мрак. Что-то грядет. Что-то, что изменит весь мир.
— И что же это?
Веллиец покачал головой.
Где-то рядом заухал филин.
— Этого звезды не говорят. Ясно только одно: если не произойдет чудо, мир умрет. Вся его история может исчезнуть по прихоти только одного.
Менелнаур предложил брату флягу, и тот сделал большой глоток.
— То есть известно, кто за этим стоит?
В голове Джайры друг с другом боролись совершенно разные предположения. Она надеялась, что все же это не коснется убийцы ведьмы огня, но в ожидании худшего сердце замирало.
— Его образ, светлый при рождении, омрачён страданиями, а деяния осенены смертью. В его руках — сила мрака, оружие хаоса и уничтожения.
От волнения у нее расширились глаза.
— Постой, судя по всему, это темнейший, но… «образ омрачен страданиями»?
Ответил Изилкаль:
— Каждому, кто присягнул мраку, пришлось пережить тяжкие беды, душевные терзания, которые изуродовали душу. Архимаг был братом Драгонусу, так или иначе предательство кровного родства — это очень сильное потрясение, не говоря уже об убийстве.
— Но ведь в преданиях не сказано, что стрелу пустил он.
— По его желанию началась война, — заговорил Менелнаур, — по его злобе и ненависти обе стороны столкнулись в Переломной Битве. Он не мог не понимать, к чему это может привести.
— Тогда мне, да и всему миру, не понять, чего он добивался этой битвой.
Долнарн, оторвав задумчивый взор от догорающего огня, снова посмотрел ей в глаза.
— Что бы хотел получить провинившийся человек?
От удивления Джайра открыла рот.
— Прощение?! Да вы шутите! Войной получить прощение?
На ее громкие возгласы спавшие лошади приоткрыли глаза. Ворон навострил уши.
Долнарн кивнул.
— Окончив войну между двумя сторонами, он бы исчерпал конфликт и остался бы один на один с братом. Драгонус простил бы его и очистил раскаявшегося светом всепрощения, архимаг смог бы все начать сначала. Но у него ничего не вышло, Протектора убили, а его возненавидел весь мир и устрашился его бездушия и могущества. Никому не известно, что он хочет сотворить, но продолжившийся род Драгонуса он ненавидит не менее, чем его — весь свет. Ведь они повсюду возносятся людьми, их почитают как великих героев и спасителей.
Джайра встряхнула головой, приводя мысли в порядок.
— Но ведь каждый из них хоть раз сталкивался с ним. Почему он не просил прощения у них?
— Ему был дорог брат, а не его потомки, изменившиеся за тысячелетие до неузнаваемости — ведь он смог восстановить силы только спустя это время. К тому же, мрак одолевает его, он лелеет только свою злобу. Многие предполагают, что его самого уже давно нет, осталась только ненависть.
Вдалеке застонала выпь.
«Почему Эврикида мне не рассказывала этого?»
— Откуда вы все это знаете?
Долнарн хитро улыбнулся.
— Звезды многое могут рассказать, но прошлое расскажут только летописи и те, кто получил его в наследие.
Второй раз за разговор Джайра испытала крайнее удивление.
— Вы видели Протектора?
— Знали одного из них, но он давно уже мертв, — вздохнул Менелнаур.
— Остерегись архимага, — взволновано произнес Долнарн. — Звезды видят твое участие в будущем, но не говорят о дальнейшей судьбе.
— Мое участие в будущем? — недоверчиво переспросила Джайра.
— Одинокий странник со многими именами, обладающий невероятной силой, — так они всегда называли тебя.
— Меня? Невероятная сила? Вот это бред! — на очередной возглас хозяйки Ворон недовольно фыркнул. — И как вы только можете в это верить.
— Ты сама поведала нам о том, что следишь за ним. В своих замыслах ты себя не ограничиваешь, так что мы можем разгадать твою тайну, — она возвела глаза к небу. — Остерегись его. Миру будет плохо без героев.
Джайра раздраженно цокнула языком и покачала головой. «Меня мир почему-то не спрашивает, нужен ли он мне…»
Поняв, что разговор окончен, веллийцы начали тихо напевать поминальный молебен, в котором прощались с Эврикидой. Джайра, натянув повязку, встала с места осмотреть отведенные ей под охрану окрестности.
Люди спали безмятежным сном. Вопреки ожиданиям ночь была тепла, поэтому многие спали рядом с палатками. В шатре купца покачивалась расплывчатая тень, мелко и быстро шевелившая длинным фазаньим пером. У догорающего кострища рыцарей спали Бенрад и тот статный рыцарь. На сколько помнила Джайра, у него на молочно-белом плаще был вышит шелковой нитью расправивший крылья феникс с оливковой ветвью в лапах. Не мудрено вайенцу иметь в друзьях такого известного человека — самого Молодого Феникса, грозу октавских воров.
У костров на другом конце лагеря бродили зевающие часовые. Чуть поодаль в темноте лохматили гривы и хвосты вздрагивающие лошади, изредка перемениваясь глухим ржанием. Над спящим караваном высоко в небе пролетала клином стая журавлей, отправившихся к Югу. «К близким холодам…»
Джайре не давали покоя мысли о сказанном веллийцами. Мортос задумал грандиозную катастрофу, и она как-то будет участвовать в этом. Мир не готов к еще одной разорительной войне с мраком, она это понимала. Сейчас, когда все народы настолько разрознены между собой и враждебно настроены, ухитряясь грызться и внутри общества, война уничтожит их всех поодиночке. Самой сильной державой, способной выставить мощную армию, была Ардония, но она гниет изнутри. Эльфы не смогут сражаться на два фронта — мгла не даст им отсрочки и уничтожит их княжества, если они перебросят часть сил на помощь людям. Дварфов, наделенных наибольшей сопротивляемостью магии, но не способных к ней, не видели уже достаточно много времени, чтобы понять — в Оркулуме не все ладно. Аль-Пассал еще держится на ногах — до тех пор, пока работают светочи, отгоняющие мглу с востока. Сражаться некому… Возможно, и не обязательно сражаться. Если бы было достаточно сильное оружие и тот, кто способен его удержать, архимага можно было бы победить. «Это было твоей тайной, Эврикида?»
Всю оставшуюся ночь Джайра терзалась догадками и предположениями, угнетающими душу. Эльфы издалека наблюдали за ней, давая поразмышлять над услышанным.
За час до рассвета веллийцы ушли.
Глава 9. Дела чести
Этот игорный дом был самым популярным, но, в то же время, самым заброшенным. Здесь все делали только самые высокие ставки — несметные богатства, бесценные вести, великие жизни. Другие ценности не стоило и предлагать — Гильдия воров и соглядатаев в другие игры не играет.
Обходя шумные и тихие компании игроков, за особым столом, окруженном занавесями, присел уже не молодой человек в низком капюшоне. Стянув стальную когтистую перчатку с левой руки, на которой не хватало среднего и безымянного пальцев, он любовно пристроил ее рядом с собой на столе и небрежно мотнул головой в сторону незримому, но всегда стоявшему рядом наготове посыльному мальчишке. Служка тут же скрылся в занавесях и через минуту привел к столу еще одного человека в капюшоне. В отличие от беспалого, капюшон этого господина был соткан из богатого шелка Золотых Лесов и скрывал почти все лицо, оставляя на свету лишь старческий подбородок. Сплюнув в сторону, человек со стальной перчаткой кивнул гостю на стул напротив и сложил пальцы домиком, соединяя и разъединяя их. Служка принес поднос с двумя кубками и графином руэлльского золотого, пугливо посматривая на косивший правый глаз беспалого, посеревший до половины радужки. Оба человека запрокинули в горло по целому кубку и причмокнули от ощущения услады послевкусия вина.
— Итак, что понадобилось старому игроку от хозяина Октавы?
На каверзный вопрос богатый господин скривил губы в хитрой усмешке.
— То же, в чем нуждается король-рыцарь.
Мужчина раздраженно скривился.
— Будь ты здесь для большой игры, личинка, ставшая имаго, ты бы не стал скрывать своего лица. Неужели ты опасаешься наткнуться здесь на бестию Лиса?
— Опасаюсь, потому что этот игрок уже обыгрывал тебя. Или ты забыл, кто наградил тебя заячьим глазом и оттяпал пальцы?
Еще больше раздражаясь, собеседник сжал ладони в двойной кулак вместо домика. Правый глаз скосился еще сильнее.
— Если думаешь предложить мне партию, не напоминай мне о Стражах, — решив спровоцировать старого вора, он усмехнулся: — Зачем это ты вернулся в Гильдию? Мои осы видели цыган в городе. Ведь это они — твои картишки, зачем тебе честные шулеры?
— Потому что эти благородные мошенники знают повадки Лиса и сумеют завести ее в тупик, пока имаго оказывает «песни Ардонии» великую услугу.
Брови вора резко вздернулись вверх, затем сомкнулись над переносицей.
— С чего бы это вдруг мастеру-пауку понадобилось творить добро? Неужто тебе не хватает золота в шпильке?
— Послушай меня, повелитель тысяч жал, — чтобы никто не уловил даже движения губ, господин наклонился почти к самому капюшону вора. — Над Октавой сгущаются тучи, в подполе скрипит древоточец-могильщик. Никто его не слышит в базарном шуме, никто не поднимает головы выше королевского трона. Только те, кому не чужда городская тень, чуют опасность. Я делюсь с тобой этим чутьем, потому что если мы потеряем город — потеряем все. Города не будет — не будет Ардонии. Не будет Ардонии — не будет игр. Не будет игр — не будет Гильдии. Мы не простые рыцари, но думать о своих угодьях тоже иногда имеет смысл. Пока я отвожу угрозу от Октавы, ты должен отвести нос Лиса от меня и шпильки.
— А что я за это получу? Ведь безвозмездным героизмом занимаются только паладины, а я человек дальновидный…
— Справишься — получишь барахлишко из-за пазухи короля-рыцаря. Не справишься… Слухи разные ходят. Казематы в последнее время пустуют.
Скривившись снова на упоминание мучителей, вор хмыкнул и отвел взгляд в сторону. В мутном стекле окна он видел размытые огни на Шпиле Королей. Сам город спал. Зловещее веселье его подручных не прекращалось ни на секунду, партии выигрывались одна за другой, деньги текли бесконечными потоками, власть Гильдии воров в столице прибавлялась…
Протянув раскрытую ладонь для рукопожатия, он произнес:
— Я в игре.
Бенрад проснулся от холода. Из-за тумана едва ли можно было различить границы раскинувшегося каравана. Большей частью все еще спали, проснувшиеся подрагивали от прохлады, сонно озираясь по сторонам. Зевая, сновали слуги, готовя завтрак и заседлывая лошадей. Тлеющие угли дальнего костра изредка высвечивали из мглы коня Кровопийцы, нетерпеливо бьющего копытом о землю. Самого наемника можно было обнаружить только по ритмичному шорканью щеткой. Начищенная шерсть Ворона лоснилась и отливала синевой. На гриве мелкими жемчужинами оседала влага. Светало, но небо оставалось серым, поэтому туман не рассеивался.
Песнь Ветра оставила в душе рыцаря неизгладимое впечатление. Ранее он никогда не слышал, чтобы ее пели. Во сне он снова видел родной город, его серебристо-туманные рассветы с праздничным перезвоном храмовых колоколов и закаты под сенью величественных ясеней, окружающих город… Все эти воспоминания сквозили безмятежностью и детским восторгом, которые были им позабыты с тех самых пор, как он вместо деревянного взял в руки меч стальной. Душевное спокойствие было потеряно навсегда, но этот человек, все еще остающийся загадкой, дал Бенраду надежду на возвращение к счастливой жизни его родного города и его самого. Сейчас он понимал, что Кровопийца стал для него очень близким, не просто другом, но кем-то вроде духовника, тем, в ком он нуждался с самого начала своей миссии. Он понимал его осторожность, почему наемник так хорошо скрывался и почему он так нелюдим, и готов был обезопасить его от всех возможных напастей, готов поделиться своими счастливыми воспоминаниями детства, проведенного в родном Вайе, и своей жизнью, которую он видел по возвращении в Священный город. Вот только есть очень большие препятствия для этого: люди, погрязшие в болоте интриг, и предрассудки самого Кровопийцы. Бен поставил себе цель — во что бы то ни стало добиться откровенности героя и раскрыть его благородство всему миру. Вот только как в этих качествах убедить самого избранника?
У Джайры на душе было плохо. Туман на заре сыграл с ней злую шутку, чуть не лишившую ее стойкости духа. Проходя мимо одного из костров часовых, она заметила в мутном свете странную фигуру с посохом. Сердце затрепетало, узнавая знакомые очертания, но разум отказывался верить. Фигура повернулась, глаза осветились желтоватым светом. В порыве чувств Джайра отбросила все сомнения и хотела броситься навстречу, но огонь костра погас, и видение исчезло. Еле совладав со своими терзаниями, она решила отвлечь себя чисткой шерсти Ворона, только голову не заставишь перестать думать. Пока караван еще только поднимался на ноги после завтрака, она вскочила в седло и направила Ворона шагать вокруг лагеря. Заметив, как в ее сторону поглядывает Бен и кастелян со всей компанией рыцарей, наемница раздраженно скривилась под маской — наверняка они будут лезть с расспросами, а ответы будут получать очень резкие из-за ее настроения. Чтобы успокоиться, она остановила коня. Как учила ее Эврикида, набрала в легкие как можно больше воздуха и медленно выдохнула, согнувшись к передней луке. С новым вдохом она распрямилась и, расправив плечи, выслала Ворона в легкий галоп. От ощущения свободы стало легче, тяжелые мысли отступили, но Джайра понимала: это ненадолго. При малейшем намеке, при малейшем напоминании о наставнице все может пойти прахом. Пытаться отвлечь себя — все равно, что пытаться выбраться из зыбучих песков, поэтому она испытала отраду, когда Бенрад вновь пригласил ее ехать рядом с ним возле шатра купца. После настойчивых увещеваний всех, кто был в тот вечер у костра, кастелян сменил гнев на милость, тем более что он сам был безгранично благодарен Кровопийце за Песнь Ветра, только не знал, как наладить разговор с наемником. Не подъезжая ближе, он ехал чуть ближе к обочине, нарочно оборачиваясь назад, будто бы чтобы удостовериться в исправной охране каравана.
— Я вижу, ты чем-то огорчен.
Наконец оторвав взгляд от клубящегося тумана и, заодно, от надежды снова увидеть наставницу, Джайра повернулась к Бенраду.
— Надеюсь, это не из-за того, что ты теперь испытываешь к рыцарям обиду?
Спустя пару секунд до нее дошел смысл сказанного и она затрясла головой.
— О, нет-нет, что ты! Это обычная меланхолия от тумана…
— И небольшая усталость от бессонной ночи, — закончил Бен. — Уж я-то знаю, что такое бдение часового.
Слишком печальный, почти горестный получился у него этот вздох.
— Вот бы уж никогда не подумал, что рыцарей могут назначать на ночную службу.
— Ты ведь наверняка слышал о частых патрулях по периметру Октавы? Это, безусловно, хорошие меры предосторожности, но многие считают, что они слишком жестоки к самим исполняющим.
Джайра широко раскрыла глаза от удивления.
— И тебя ставят в такие патрули? Ты же представитель Вайе. Ты должен быть исполняющим обязанности Посланца своего города, а не разменной монетой у короля при дворе…
Опомнившись, что сказала лишнего, она резко замолчала и потупилась.
— Все в порядке, — улыбнулся Бен. — Так и должно быть. Вот только не всем людям суждено восседать за одним столом с королем. Я не жалуюсь, что отвечаю за охрану каравана. В этом есть свои положительные стороны.
Последние слова прозвучали печально. После случайной несдержанности, так дружелюбно воспринятой рыцарем, Джайра решилась на более откровенный вопрос:
— Это сэр Гарольд тебя назначил или его величество?
Бен колебался. Неужели у такого человека нет ни одного друга, чтобы поделиться с ним своими проблемами с другими рыцарями? Как бы сильно она ни не хотела выслушивать его исповедь, но, похоже, придется — других попутчиков с ней рядом не будет, а молчать всю дорогу не слишком-то приятно. С самого начала Бенрад доверял ей, даже не зная абсолютно ничего, и если он доверит ей еще и свои переживания — это будет последним порогом к верной дружбе до гробового камня. «Ну, неужели он настолько наивен?» Джайра считала, такие люди уже перевелись.
— Это Амнис.
Видимо, нет, не перевелись…
Не дождавшись ее ответа, Бенрад продолжил:
— Ты думаешь, все эти люди, что едут с купцом из самой Октавы, — лучшие? Нет, их отослали с глаз долой, только Королевские Мечи присматривают за порядком.
— Но если вы рыцари, то разве не люди короля?
«Ну, зачем? Зачем ты с ним разговариваешь на эту тему? Сама себе друга наживаешь».
— Нет, люди короля — это его совет.
— А как же Гарольд? Ведь он кастелян Шпиля Королей.
— Ха, кастелян Шпиля Королей, — с самого начала прислушиваясь к разговору, к ним присоединился Гарольд. — Это самое надсмехательское звание для верного рыцаря, служащего королю и государству уже двадцать с лишним лет…
— Тише, Гарольд, они могут услышать, — Бенрад покосился на двух рыцарей в золото-серебряных доспехах с рельефным всадником на вздыбившемся коне и в зеленых плащах с вышитым золотыми нитями тем же всадником. — У них слух летучих мышей.
— И души демонов, — кастелян сплюнул почти под ноги впереди идущим лошадям Королевских Мечей. Джайре оставалось только усмехнуться дальности плевков старого рыцаря. — Это самые отъявленные негодяи во всем ардонском рыцарстве. Почему только Амнис посвятил их? Ладно, хоть не наградил землями — не заслужили еще, вернее — еще не поцеловали его в нужное место.
Бенрад заведомо погромче прочистил горло, Джайра же одобрительно хихикнула, произнеся:
— Во все времена королевских особ старались всячески ублажить, подбираясь ближе к власти. Почему бы этим двоим не подтвердить эту аксиому и в нынешнее время? Конечно, у них не хватит мозгов, чтобы стать королями самим — скорее они убьют друг друга в споре, кто сядет на трон, — но уж стать верными псарями короля — почему бы и нет? Убирать за кем-то и делать всю грязную работу — только на это, по-моему, они и способны.
Бенрад и Гарольд одобрительно закивали.
— У вас самого котелок варит намного лучше короля, господин наемник. Вот только один в поле не воин.
— С чего вы это взяли, сэр Гарольд? — если бы на ней не было повязки, им бы открылась хитрая ухмылка, никогда не доводившая цель ее замыслов до добра. — Вы думаете, тот, чье имя я ношу, — добился своей славы не в одиночку? Хотите, я расскажу, как было дело?
Лицо Бенрада тут же посветлело, и хмурая складка между бровей разгладилась:
— Охотно. Кто же не желает узнать правду о подвиге Кровопийцы?
— Это был далеко не подвиг, Бен, — покачала она головой. — Это было испытание на выживание и доказательство того, насколько люди в наше время лицемерны.
Она осмотрелась и понизила голос почти до полушепота. Хоть остальные рыцари вели свои разговоры, ей не хотелось, чтобы ее рассказ подслушал кто-нибудь, даже случайно.
— В Исру меня послал мой наставник, — произнеся эти слова, она испытывала такое чувство, будто едет в седле задом наперед или читает книгу справа налево — так трудно было переделывать все факты под свою ложную личину. — Он сказал мне, что там я найду ответ на мучающий меня вопрос, что алхимики и астрономы дадут мне его, а если не они, то сам город и его земли уж точно. Еще будучи в Октаве, я не раз слышал тревожные вести оттуда о полчищах упырей и зомби, не дающих покоя местным. Мне было все равно — на тот момент я встречался с нечистью и похуже. Для меня они не представляли интереса, мне нужен был сам город, его лаборатории и обсерватории, а не топь. Мало кому известно, но дело обстояло намного хуже, чем говорили слухи, — крестьяне либо прятались с позволения хозяев в замках, либо уходили в Речные Графства и крепость Лотт, потому что не могли защититься от мертвецов. Я даже помню, как проезжал одну деревню, а там никого, кроме одной юродивой. Уже смеркалось, до наступления темноты было каких-нибудь полчаса, и я предложил ей уйти со мной в Исру, благо оставалось проехать всего ничего, но она меня испугалась, закричала «Тебя за плечо держит Смерть!» и убежала в ветхий хлев. Мне тогда так жутко стало от этих слов — была тому причина, почему я и ехал в этот проклятый город, — но через дурноту пришлось идти за ней. Может, она бы дала мне нужный ответ? Но узнать этого не довелось, — как сейчас Джайра помнила всю сцену в подробностях, не забыв ни малейшей детали. — Не успел я подъехать к хлеву, оттуда раздались крики, рев, а потом и звуки раздираемой плоти. Мне только и оставалось, что гнать во весь опор в безопасное место. Только пришлось петлять всю ночь — эти топи с этим гнилым туманом…
Ворон, будто тоже вспоминая пережитое, вздрогнул и глянул на нее левым глазом. Когда они угодили тогда в трясину, его глаза были полны того же ужаса близкой смерти от болота, что у Джайры — от бессилия против живых мертвецов. Сколько людей погибло вот так, до нее?..
Рыцари инстинктивно осмотрелись вокруг, вглядываясь в туман. Где-то в глубине предчувствия зашевелились тревожные предположения, навеянные фантазией от рассказа. Они были ложными, но насколько уместными.
— Что же было дальше? — нетерпеливо шепнул Бенрад, когда молчание затянулось. Гарольд с не меньшим интересом смотрел на нее.
— Дальше? А дальше самое важное. Туман рассеялся только на рассвете, и камни крепостной стены тоже возникли вместе с солнцем. Я и мой конь тогда уже выбились из сил, нам нужен был хоть один час отдыха, но стража так и не открыла ворота. Вот она, мудрость Исры — бросать людей на произвол судьбы посреди зловонных земель! Как вам это нравится? Я не стал рассыпаться в проклятьях — это никогда никому не помогало — и принял только одно решение.
— Какое же? Обратиться к чародеям? Но ведь они наверняка внутри города?
— Сэр Гарольд, не думал, что вы тоже верите в эту байку о том, что я использовал магию, — ухмыльнулась наемница. — Все гораздо проще. Я решил выжить и покончить с этим, если того требует моя безопасность. Пока светило солнце, я дал коню отдохнуть, а сам сделал плот, крепкий насколько это возможно было в то время. По некоторому опыту я знал, что эти твари чуют легкую добычу и идут сразу к ней, как собаки за лисицей, и будут идти до тех пор, пока живы они или их заклинатель. Вокруг озера Соли тогда было очень много сухостоя, как, впрочем, и всегда, так что не стоило особого труда поджечь его, а самому с пожитками и конем отчалить от берега. Не знаю, о чем думали строители Исры, но для кого они сделали эти огромные ворота из клоаки города в озеро — это все еще для меня загадка. Пока зомби шли в огонь и утопали в илистом дне, я спокойно проник в город в целости и сохранности. Заклинателя долго искать не пришлось — он наблюдал со стены за своими солдатами, и не моя вина, что он оказался одним из верховных алхимиков Исры, а заодно и чернокнижником. Мне только одно досадно: в то время как народ считает меня героем, эти ученые дурни все еще предлагают награду за мою голову, и в чем же здесь тогда геройство? А вы, сэр Гарольд, все еще считаете, что один в поле не воин?
Рыцарь дружески улыбнулся и кивнул в знак согласия.
— Признаю, есть исключения вроде вас. Но почему же вы не считаете это героизмом, я не могу понять?
— Я тоже, — сказал Бенрад. — Ты сумел совершить это все в одиночку, без чьей либо помощи и без вмешательства Неба — и не признаешь это подвигом! А со стороны исрских мудрецов это просто предательство — вот так награждать их спасителя! Это обязательно должны услышать во дворце.
— Что толку от этого будет? Из моей памяти те бессонные двое суток и бегство без желаемых ответов не испарятся. Хотя, конечно, я их и так получил… И лучше об этом никому не знать. Я рассказал это вам лишь за тем, чтобы вы увидели, что стремление и необходимость могут решить дело даже с помощью одной головы и двух рук. Если вы настолько верны Ардонии, почему бы вам не избавить ее от всех этих негодяев, м-м? Вот то-то и оно — в этом нет необходимости, а уж стремления — тем более.
— Почему же — нет необходимости? — возмутился Бенрад, в то время как Гарольд нахмурился и глубоко задумался. — Короля окружают не те люди — и нет необходимости в том, чтобы указать ему на это?
— Да, нет, — пожала плечами Джайра. — Устранить их самому у тебя не получится — для этого тебе нужно влияние и связи чуть сильнее их связей, а если вы все знакомы с королем, то влияние имеют только фавориты. Ты фаворит? Ты мне уже показал, что нет. Второй способ — это поговорить с самим его величеством. Послушает он тебя? Согласится с тем, что выбрал не тех? По-моему, все короли считают иначе в таких случаях. Остается только одно.
— Что же это?
— Война, — мрачно ответил Гарольд. — Остается только борьба за то, чтобы возвести на престол нового короля, того, кого ты хочешь видеть на этом месте.
— Совершенно верно, — похоже, она дала кастеляну хорошую пищу для размышлений, вот только на какие размышления она его наведет? — Но, насколько мы все знаем, Ардония не способна выдержать войну, и по многим причинам. Государство в беспорядке, ты должен это понимать, Бенрад. Вести войну против короля никто не осмелится, потому что у них просто не хватит сил — Ардония не может дать средства для обеих сторон, только для одной. А привлекать кого-то со стороны — это интервенция, и союзники заберут большую часть выигрыша в свои руки, а то и все государство. Ты готов увидеть на троне султана или кого-нибудь из варваров? Думаю, нет, судя по твоей патриотичности.
Наверно, ему весь мир теперь кажется унылым. Джайре было его немного жаль, но кто бы открыл ему глаза, кроме нее? Гарольд? Нет, этот не станет срывать чей-то флаг боевого духа ради черно-белых красок реализма — он сам свято верит в государство и короля, как, впрочем, и все рыцари. Ну, кроме некоторых. Точнее — эти символы рыцарства сами и есть эти «некоторые», а все остальные далеко не рыцари. Джайра оглядела их всех, кто был в поле зрения, давая им оценку на первый взгляд. О Жуане Хтаре и Рутто Валиенсе она уже все сказала, можно еще добавить, что они могут быть искуснейшими доносчиками, если не следить за своими словами при них. Ей было известно, что и в начале, и в конце процессии есть еще подвое рыцарей, но основную часть защитников Октавы Фленьелл поместил рядом с шатром. Кроме нескольких наемников, достаточно опытных, у шатра ехали еще четыре рыцаря, не включая Королевских Мечей, самого кастеляна и Бенрада. Их имена она пока еще не запомнила, поэтому различала по гербам на панцирях. У одного был очень сильно исцарапанный медведь на желтом поле, и сам рыцарь был намного старше Гарольда и очень много ворчал похожим на медвежий голосом. У второго — сокол со стрелой в лапке среди насыщенной зелени, у третьего — шипящий и дыбящий шерсть черный кот на лазурном. Друг друга эти трое так и называли по гербам: Медведь, Сокол и Кот. Четвертого Джайра узнала бы и без всякого герба. Эрион Фенир Линделл, уроженец Сардолла, города рыцарей, прозванный Молодым Фениксом из-за своего яркого герба: раскинувшего крылья огненного феникса на белоснежном поле. Он был начальником октавской стражи и славился своим благочестием и привлекательностью повсеместно, однако отличался стойкими моралями и справедливым умом. Лучшего человека для поддержания порядка в Октаве, казалось бы, и не найти, но в одиночку сэр Эрион ничего сделать не мог — стража столицы известна своей недисциплинированностью. Наверно, эти рыцари и помогали ему, как могли. Сейчас что-то такое Джайра припоминала: будто над западными воротами Октавы некогда реяло знамя с медведем, но остальных она точно видела впервые.
Даже наблюдая за ними со стороны, многое можно было сказать об этих рыцарях. Самый молодой из них был Кот — на вид не больше шестнадцати, но настолько юркий и звонкий, что без труда в нем угадывался недавний оруженосец, вот только чей? Оруженосцев судят только по их бывшим хозяевам — они их наставники и нередко кумиры всей жизни. Молодой Сокол ничем не отличался от своих собратьев охотничьих рыцарей с западной части Сердечной области и Пограничья — у них нередко на знаменах была охотничья атрибутика. Тихий, скромный, прислушивающийся к старшим, он показался Джайре темной лошадкой. Эврикида ей много раз повторяла: под маской скромности, даже очень искусной, может скрываться хитроумный зверь. Старый рыцарь с прозвищем Медведь не представлял собой ничего выдающегося, разве что склонностью указывать младшим братьям. Но какой старец этим не страдает?
Эрион Линделл, этот сверкающий улыбкой на каждую шутку статный молодой человек чуть постарше ее самой, был все же не так весел и беззаботен, как хотел всем казаться. Улыбка была только на губах, глаза кричали об отчаянии, и он сам то и дело отводил взгляд в сторону и смотрел в одну точку, пока кто-нибудь из друзей не окликал его. В общем, картина складывалась такая: эти трое земных зверушек развлекали небесную, но вечно горюющую птицу как могли. Что же такое случилось с Фениксом?
— Это ведь Эрион Феникс, да? — осторожно спросила она у Бенрада, стараясь не обратить на себя внимание глубоко задумавшегося Фленьелла.
— Он, в Ардонии больше никто не носит в своем гербе эту птицу.
— И что с ним? Переживает чью-то утрату?
— Почти, — качнул головой Бен. — Он слишком сильно переживает из-за того, что стражники плохо служат ему. Это дело лучше бы выполняли наемники, чем бойцы Октавы. Ну, в это число не входят только гвардейцы Гарольда и Королевские Мечи. Сам понимаешь.
— Откровенно говоря, нет, не понимаю. Он же рыцарь, старше их по званию, так почему же у него проблемы с простыми солдатами?
— Можешь сам у него это спросить. Сейчас я вас познакомлю.
— Бен, нет…
Наверно, зря она задала Бенраду этот вопрос. Направив свою высокую лошадь к этой четверке, он приветствовал их по-рыцарски — стукнул стальной перчаткой по сердцу. Все четверо ответили ему тем же.
— Как настроение?
— Нашел о чем спрашивать, Де Мио, — проворчал Медведь. — Погода кидается из одной крайности в другую — то дождь, то зной, караван проигрывает в скорости улитке, ехать немного, но не видно ни зги, а ты спрашиваешь про настроение!
— Видимо, оно отличное, раз ты так разговорчив, Фараут.
— Сэр Урейн! Или я, по-твоему, молокосос, чтобы фамильярничать со мной?
— Да ладно тебе, Медведь, — пихнул локтем старого рыцаря тот, кого называют Котом. — Сэр Бенрад занимает пост выше тебя, это мы должны так обращаться к нему.
— И тебе приятных вестей, Бен, — вздохнул Эрион. — Чем можем помочь?
— Пока мы не приедем в Октаву — ничем. Я просто хотел вас познакомить с Героем Ардонии.
— Наемник? — недоверчиво, но, как показалось Джайре, наиграно глянул на наемницу Медведь. — Все наёмники продажны, чем этот будет лучше, если нацепит рыцарские доспехи?
— А разве рыцарство заключается только в доспехах? — парировала Джайра. Бенрад благодарно ей улыбнулся, Эрион удивленно вытаращился на нее. — По-моему, быть рыцарем — это значит дать священный обет чести, стать символом героя для народа и выполнять все обязанности защитника короля и государства. Жаль, что о своих обязанностях почти никто не помнит. Но и я не претендую на пост защитника чести.
Медведь хмыкнул, будто хищник, сверкая глазами на Джайру. Феникс сменил удивление на интерес.
— Верно. Все предпочитают больше пользоваться своими правами, чем беспокоиться об ответственности.
— Друзья, это тот самый Кровопийца с Болотистой пустоши.
Торжественный тон, которым представил героя Бенрад, передался молчанию рыцарей.
— Тот самый? — наконец подал голос «темная лошадка». — Чем вы докажете?
— Ничем, — пожала плечами Джайра. — Моя дружелюбность строится на доверии, которое не нужно доказывать. Что ж, если вы считаете иначе, в чем я вас не упрекаю — у всех свои принципы, — то мне лучше остаться в стороне.
— Как раз-таки вам можно доверять, если вы надеетесь только на дружелюбие.
Уже собравшаяся обратно переехать на правую сторону от шатра, Джайра снова развернула Ворона. Лицо Эриона Линделла осветилось улыбкой — может, не стоит лишать его хоть мимолетной беззаботности?
— Если того пожелают господа рыцари, я могу составить им компанию.
— И составишь, — наказал ей Бенрад, высматривая что-то впереди. — Мне пора заняться своими обязанностями, а вам — познакомиться с новой легендой поближе.
Провожая его взглядом, Джайре показалось, что что-то переменилось в Бенраде за все время их беседы.
— Мы видели вас в том лесу, — обратил ее внимание на себя Кот. — Ловко вы расправились с теми разбойниками. Меня зовут Касс Неара…
— Неара? Кажется, это один их графов Сиерикона?
Похоже, пареньку это польстило, и он весь выпрямился и выпятил грудь.
— Да, я младший сын графа Неара.
— Он был моим оруженосцем, — Эрион, будучи на голову выше Касса, взъерошил ему волосы, — но хорошо показал себя во время патрулирования бедняцкого района, и я посвятил его в рыцари.
Джайра взглянула на мальчугана. С каждой секундой он казался ей все младше и младше своих лет. Раньше в рыцарей посвящали за заслуги в очень сложных битвах, на турнирах при необходимости, за участие и победу в сражениях, где нужно было проявить такую стойкость, что даже гранитные стены могли дрогнуть, а теперь… «Он еще сопляк, до рыцаря ему как сверчку до скрипки». Именно такие и погибают первыми, если за ними не следят наставники. Ясно, почему Эрион никуда его от себя не отпускает, пока что.
— Вы ведь начальник городской стражи, тогда каким образом вы оказались в сопровождении купца?
Неоднозначные чувства переживал Эрион — облегчение, радость, тревога, огорчение.
— Признаться, этот вопрос беспокоит меня с самого начала пути, — неловко улыбнулся он. — Как вы, возможно, уже заметили, Сальмоней окружил себя достойными людьми, из числа тех, кто не входит в близкое окружение Амниса. Мы незаметны, но верно несем свою службу, на нас можно положиться. И все же его величество нам не совсем доверяет, поэтому и отсылает вот на такие незначительные задания, чтобы мы не попадались под ногами. Я даже рад этому — можно развеяться от ежедневных проблем и немного отдохнуть в компании друзей, попутешествовать наконец, но без нас обстановка в городе ухудшается. Вы сами сказали — я начальник стражи, так почему же Амнис отсылает меня прочь из города и отдает бразды правления начальнику Королевских Мечей? Это не может не огорчать.
— Тогда почему бы вам не подать в отставку?
— В отставку? О нет, только не это! — кажется, этим предложением она пробудила в нем боевой дух. — Я много раз об этом думал, взвешивал все «за» и «против», и все же это было бы глупым поступком с моей стороны. Если король назначил меня на эту должность, то мне бросили вызов — справлюсь ли я, и при малейшей оплошности меня растопчут и я закончу как Урейн.
— Да уж, будь прокляты эти воры! — проворчал старый рыцарь. — Я по недосмотру пропустил их в западные ворота, и в тот же день были ограблены несколько знатных дворов. Из-за этого я теперь хожу в знаменосцах Эриона! И то только благодаря ему!
— Да, нам не дают второго шанса, — вздохнул Сокол. — Я Керни Морр, служил на Пограничье у Эльфийских Лесов. Командующий послал меня в Октаву с просьбой предоставить нам больше людей и провизии, потому что все крестьяне из соседних деревень ушли, да и солдаты от безделья начали дезертировать один за другим. Если бы вмешался его величество, все пошло бы на поправку, но он оставил меня здесь, в гарнизоне Октавы, и назначил одним из охотничьих рыцарей, отобрав у меня мой любимый лук со стрелами. Теперь без разрешения короля мне даже весть в свою заставу не послать.
«О Небо, да это же изгои!» Теперь ясно было, почему так озабочен Феникс, почему эти зверьки цепляются за него как за спасительное бревно в половодье, почему Медведь так недоверчив, почему Кот так беззаботен, и почему этот Сокол показался темной лошадкой — он не приучен говорить без разрешения старшего по званию. Все они держались ближе к Эриону, потому что он ближе всех был к власти, откуда они могли вынести для себя хоть что-то хорошее. И если он потеряет эту должность, они все опустятся по вассальной лестнице до наемников.
— А как же Бенрад? И сэр Гарольд? — продолжила размышления вслух Джайра. — Они вам не помогают?
— У них свои проблемы, — покачал головой Феникс. — Знали бы вы, как Бена унижают при дворе, несмотря на его дальнее родство с родом короля Викариус Лючис. Удивительно, что он все еще остается таким надежным и хорошим человеком. А Гарольд… его тоже по-своему унизили. Понимаете, Шпиль Королей — это не родовой замок и не сторожевая крепость, чтобы можно было управлять ею и серьезно укреплять. Гвардейцы расставляются там как попало — они не обеспечивают дворец безопасностью, все это только видимость и искусное театральное представление. А мы, рыцари, устроены так, что нам нельзя сидеть без дела, иначе мы увлекаемся чем-то другим, совсем не стоящим чести. Вот Гарольд и носится сам с такими мелкими поручениями, как это сопровождение. Хотя оно не столь мелкое, как кажется, конечно, но все равно это не охрана границ и не битвы.
— Смотрите! Шпиль Королей! — вскинул руку к горизонту Кот.
Прорезая облачную волну, ввысь тянулся длинный и острый наконечник золотого шпиля королевского дворца. Из прорези на город падал сверкающим благословением солнечный свет, сверкающими нитями искрясь в воздухе и разгоняя туман перед гранитными стенами города. Люди заметно приободрились, увидев, хоть еще и в паре часов езды, дом. Караван сам по себе начал двигаться быстрее. К Рыцарскому тракту со всех сторон начали присоединяться другие дороги. Выезжающие с них повозки останавливались, люди смиренно склоняли головы перед шатром знатного купца и высокородными рыцарями, пропуская караван вперед. Раскинув занавеси в стороны, из шатра показался Сальмоней Нар Атив, жевавший украшенный камнями и литыми фигурками животных мундштук длиною с локоть. Так же по-хитрому улыбаясь, как в ту ночь в палатке, он приветственно кивнул Джайре и произнес:
— Бенрад еще не объявлял о нашем решении?
Рыцари отозвались нестройным «нет», опасливо поглядывая на Кровопийцу.
«Это заговор?..»
— Что ж, до приезда в Октаву вы, господин наемник, должны знать кое-что очень важное.
Джайра недовольно смотрела на купца. Тогда в палатке, как ей показалось, она ясно дала понять, что использовать ее в качестве прислуги небезопасно.
— Надеюсь, вы помните, что я не гонюсь за славой.
— Ничем не могу вам в этом помочь, — улыбнулся хецин, — но решение не только мое.
Краем глаза Джайра заметила объезжающего ее с другой стороны Бенрада.
— Мы выставим вашу кандидатуру на Испытание на рыцарство. Сэр Кровопийца войдет в состав представителей и участников от Ардонии в рыцарском турнире в Тааре через четыре месяца.
Джайра ужаснулась.
— А моего согласия вы спросили? — воскликнула наемница, стряхнув с себя оцепенение.
— Это великая честь для вас, как и для нас, — к Бенраду присоединился Гарольд. — Услышав только имя «Кровопийца», народ воспрянет духом. Все ждут своего героя.
Джайра попыталась бежать, но куда ни глянь ее обступили рыцари. Позади был шатер купца, впереди — плотный строй наемников. В панике она воззрилась на Бена и поставила руку на рукоять меча.
— Пропусти меня, Бен. Я не хочу становиться твоим врагом.
— Ты мне не враг, — сострадающая улыбка Бенрада раздражала ее. — Я хочу тебе помочь. Мы все хотим. Под нашим покровительством тебе ничего не грозит при королевском дворе. К тому же, что плохого в рыцарстве? Ты ведь сам о нем сказал: это значит дать обет чести и стать героем для Ардонии. Ты заслуживаешь этого.
Из-за Кровопийцы остановился весь караван. К шатру ближе подошел Гияс, тайным жестом спрашивая у Джайры «нужна помощь?». Наемница же сверлила взглядом Бена, непреклонного и настойчивого. «Правы были веллийцы…»
— Бен, прошу еще раз: отойди.
Он отрицательно покачал головой.
— Ты не нападешь на меня, ты не предаешь друзей. Не заставляй нас сковывать тебя и вести в город насильно, мы ведь желаем тебе только добра.
— Выходит, я ваш пленник?
— Нет, но мы тебя не отпустим, пока ты не станешь рыцарем. Это наш долг перед страной, и твой тоже.
Наемница огляделась. Все, кроме Бенрада, были готовы обнажить мечи. Сражаться с такими сильно вооруженными и защищенными воинами в одиночку было безрассудно, убийство Бенрада убило бы в ней человека, но и сдаться она не могла. Опустив руку, Джайра повернула Ворона к городу, и караван снова тронулся, но рыцари оставались бдительны.
— Похоже, у меня нет выбора, — вздохнул Кровопийца. — Но чужестранцы сразу учуют во мне простого наемника, а не рыцаря знатного происхождения.
— Этим могу заняться я, — ответил купец. Его лицо принимало выражение торжества победителя. — Я могу на время стать вашим благодетелем: предоставить вам хорошие доспехи и одежды. Только свою маску вам придется снять…
— Ну, уж нет! — сразу запротестовала она. — Я не хочу даже под страхом смерти открывать свое лицо!..
— Хорошо-хорошо, оставим все как есть.
— Навряд ли у вас все-таки что-то выйдет, — нашла новый повод для отмены своего участия в турнире Джайра. — У меня же нет имени.
— Придумать его будет не сложно. Даже ваше прозвище уже о многом скажет людям.
Она представила будущую картину: она в тяжелых доспехах под чужим именем бьется с опытными могучими рыцарями на арене. Самый забавный тот факт, что она, переодетая и так, будет еще раз переодетая! Она еле сдерживалась, чтоб не засмеяться в истерике. Бенрад облегченно вздохнул, но чувствовал себя виноватым. Он предал доверие нового друга, заставил его перейти наперекор себе самому. Джайра же гневалась на себя — впервые она кому-то уступала и не сопротивлялась. У Вездесущего в таком случае для новоиспеченного рыцаря найдется соответствующее дело в столице Аль-Пассала, а остальные аль-мусиальды будут смеяться над ней.
— Еще никогда рыцарство не было удостоено такого героя, — попытался взбодрить ее Бенрад.
«Еще никогда рыцарство не было так унизительно», — подумала Джайра.
Ворота Октавы были раскрыты настежь. Всеми путниками вдруг овладело радостное воодушевление. Всеми, кроме Джайры. С понуро опущенной головой она терялась среди доспехов рыцарей, делавших их великанами по сравнению с ней, и поэтому никто не замечал одинокого наемника. Ее внимание только на пару секунд привлек цыганский табор, раскинувшийся почти у самых стен.
Путь ко дворцу Амниса пролегал через Площадь Правосудия. Сейчас там собралось много народу — Стражи поймали какого-то преступника за руку. Среди толпы застыла в неподвижности тишина, а над площадью обрывками разлетались слова глашатая, звучащие как грозные лозунги диктатора. Слова все равно не возможно было разобрать, поэтому Джайра попыталась рассмотреть наказуемого. Лицо скрывали длинные до плеч темные волосы, за спиной повис плащ с огромной дырой внизу. Палач рядом с обвиняемым держал в руках знакомый сюррикен. Забыв, что она едет в составе каравана, Джайра проломилась сквозь толпу на Вороне к самому помосту, привлекши внимание Стражей и глашатая к своему появлению.
— В чем обвиняют этого несчастного? — спросила она, перебив объявление приговора.
— Не твое дело, наемник, иди своей дорогой, — ответил палач.
— Эй, повежливее с будущим рыцарем! — воскликнул Бен, догнавший своего пленника.
— Я хочу знать, в чем его обвиняют, — обратилась она к Стражам, сама же не отрывала взгляда от приговоренного к смерти в Казематах Обиталища.
— Его обвиняют в нечеловеческой сущности, — ответил грубый голос из глубокого капюшона Стража. — Другими словами, он — некромант…
— Что вы хотели сказать, господин рыцарь? — спросил второй Страж.
— Этот некромант обязан мне жизнью, следовательно, он мой раб. Отдайте его под мой суд…
— Это не допустимо! Где доказательства?
— Доказательством вам может послужить тот факт, что это я купил ему лошадь и отпустил, чтобы он приготовил для меня в этом городе жилье. Вам этого достаточно?
— Кто может нас заверить в том, что вы не лжете?
— Я могу заверить, — снова встрял в разговор Бенрад, удивленно взглядывая на Джайру. — Я знаю этого человека.
Стражи замешкались.
— Что вы молчите? — воскликнула Джайра. — Вам нужен за него выкуп? Получайте! — она достала горсть монет из седельной торбы и рассыпала ее на плаху с засохшей кровью и землю у помоста. Народ с возбужденными криками сразу кинулся подбирать монеты. — Этого достаточно, чтобы спасти его никчемную жизнь!
Палач наскоро разрезал веревки на запястьях у преступника по жизни и кинулся к своей плахе. Стражи сверкали глазами на Джайру из-под капюшонов, но высказаться против в присутствии рыцаря не смели.
— Не думал тебя встретить здесь и вообще еще раз когда-либо в жизни, — радостно обратился к ней Фарен, подойдя вплотную. — Что ты здесь делаешь?
— Это ты что здесь делаешь? — прошипела на него наемница. — Цепляйся за стремя и не говори ни слова…
— А ты так великодушен! — ошеломленно воззрился на нее Бен, когда они продолжили дорогу к королю. — Я бы на твоем месте даже не спасал бы жизнь этому некроманту. Зачем он тебе нужен? По-моему, ты никогда не имел рабов…
— В этом есть своя выгода, Бен, — как ни в чем не бывало ответила она. — Некроманты не умирают от обычных ран, это может послужить на руку, если он будет защищать тебя в бою…
— О, вот для чего я тебе потребовался на этот раз, — прошептал Фарен, за что получил ногой в ребра. К счастью, Бен этого не заметил — он ехал по другую сторону от Джайры.
— Да, это выгодно, — задумчиво кивнул рыцарь. — Вот бы уж никогда не додумался до этого!.. Послушай, ты можешь подождать меня в комнате для испытуемых, пока я вместе с Гарольдом поговорю о тебе с королем…
— Не думаю, что король мной заинтересуется. В это время я лучше найду себе постоялый двор, где я смогу оставить свои вещи. До Испытания еще полчаса — я успею…
— Нет, ты меня не обманешь, — лукаво улыбнулся Бен. — Я сам прослежу за тем, чтобы ты оставался в рыцарской комнате до начала испытаний. Коня можешь взять с собой, там есть помещение для прислуги — твой раб может последить за конем.
Гневно вобрав в себя воздух, Джайра в сердцах обругала свою неосторожность.
Проводив ее до самых рыцарских комнат для испытуемых, Бенрад приказал смотрителю не выпускать наемника из помещения, сам же отдал своего коня конюшенному и поспешил во дворец.
— Не объяснишь мне, что происходит? — с усмешкой спросил ее Фарен, ведя Ворона под уздцы в денник. Джайра шла рядом, обругивая все на свете.
— Доверчивый болван! Привязался же ко мне в Китране!.. И зачем я с ним заговорила тогда… Зачем я нанялась в охрану этого пресловутого купца!..
— Эй, эй, ты уже в Октаве, — рассмеялся Фарен. — Так что же от тебя нужно этому рыцарскому благородию?
— Да… чтоб он подавился своим смехом когда-нибудь! — махнула она рукой в сторону представляемого Бена во дворце. — Они хотят сделать из меня рыцаря и послать на турнир в Таар!..
Некромант весело рассмеялся.
— Какой из тебя рыцарь!.. Только не говори, что они не знают, что ты женщина.
Джайра в знак согласия развела руками. Фарен захохотал громче.
— Да, ну ты и вляпалась!..
— Не думай, что я спасла тебя во второй раз только для того, чтобы еще раз отпустить. Ты мне должен помочь.
— Каким образом, интересно? Сражаться за тебя?
— Нет, идиот! Я и сама по-рыцарски тупо махать мечом умею! На время ты будешь моим оруженосцем.
— Я?! Вот это новость! Знаешь, у меня свои дела есть. Спасибо, конечно, что ты меня избавила от мучений на раскаленной решетке, но я лучше пойду…
— Никуда ты не пойдешь! — в гневе вскрикнула она, толкнув его рукой на стену и загородив выход из денника. — У тебя нет никакой признательности! Хоть бы раз сполна отплатил свой долг!
Ошеломленный такой выходкой с ее стороны, явно вызванной глубокой досадой, Фарен успокаивающе поднял руки.
— Ладно-ладно. Только не кричи. Что мне нужно сделать, чтобы тебе стало спокойнее?
Не обратив внимания на последнюю фразу, она уже поостыв сказала:
— Просто не оставляй здесь Ворона. Мне придется проходить это демонское Испытание на рыцарство, так что надеяться я буду только на себя. Но не уходи далеко, иначе я уже не смогу тебя выкупить. Это были мои последние деньги.
— Зачем ты нужна рыцарям? Что ты такого сделала, что они тебя вели чуть ли не эскортом?
Джайра, поморщившись, потерла лоб.
— Назвалась Кровопийцей, чтобы спасти друга.
Фарен удивленно поднял брови.
— И это правда?
— Правда. Только никакой я не герой.
Ничего не сказав, Фарен сочувственно посмотрел на нее и повел Ворона к выходу из конюшен.
Снаружи раздавались восторженные возгласы людей, желающих наперебой здоровья и долгих лет жизни королю. Испытание начиналось. Загремели барабаны и пропели фанфары. Участников в Испытании было немного. Все были из дворянского рода, но не рыцари, им только предстояло доказать свое право на это звание. Все волновались, некоторые пытались размяться, выполняя несложные физические упражнения. Джайра подавленно наблюдала за самым крепким из них мускулистым мужчиной, отжимавшимся, опираясь руками только на два стула. Вверх-вниз, вверх-вниз, так же скользили и ее глаза. Уж она-то не ощущала в себе никакого беспокойства, не зная даже притом, в чем заключается это Испытание! В комнаты влетел запыхавшийся Бен.
— Ты здесь! Я знал, что ты не сбежишь! Я решил представить тебя на Испытании как Кровопийцу. Заявка уже подана. Сам Амнис хочет увидеть, как ты его пройдешь! Он почему-то не верит нам с Гарольдом…
Прозвенел гонг, и все участники вышли из-за ширм помещения. Джайра последовала за всеми, ослепленная ярким солнечным светом и оглушенная взрывами приветствий горожан. Поочередно представляя участников, глашатай приглашал их пройти к помосту. Привыкнув к свету, Джайра отстранила руку от глаз. Бен, выглядывающий из-за ширмы за ее спиной, шептал ей:
— Тебе повезло. Посмотри, как все будут его проходить. Вон тот, — он кивнул на того мускулистого крепыша, что отжимался в комнате, — уже одиннадцатый раз пытается его пройти, но у него ничего не получается. Знай: самое опасное, это вон те секиры…
Только сейчас она увидела, что представляет из себя Испытание. Это было огромное сооружение из различных ловушек, летающих туда-сюда топоров, болтающихся секир и всего прочего.
— И это ваше Испытание? — недоверчиво спросила она.
— Да, это оно, — недоуменно ответил Бен.
— Я думал, будет что-то посерьезней.
Сквозь смех, рыцарь произнес:
— Удачи тебе!..
Участник за участником шеренга сокращалась. Пока никто не смог пройти Испытание, даже тот силач не удержался от ударов чем-то напичканных шаров. «Глупец, хотел все пройти с помощью грубой силы». Наконец, объявили имя Джайры, но реакция народа была абсолютно противоположна предыдущим приветствиям. В нее вдруг полетели мусор и мелкие камни, ее закидали бранью и улюлюканьями. От всего этого, конечно, она увернулась, но толпа уже с недоброжелательством относилась к тому, кто украл имя всенародного легендарного героя.
«Я же говорю: я не герой».
С лож понеслись успокоительные возгласы знатных особ, призывающих к терпению и снисходительности. С главного балкона за Испытанием наблюдал Амнис, сияющий в позолоченных доспехах. Взглянув на королевскую ложу, она перевела взгляд на толпу зрителей. Увидев вдали Фарена с Вороном, остановившегося при ее объявлении, она встретилась с ним взглядом. Фарен улыбнулся ей, подбадривающее кивнув. Публика напряженно наблюдала за лжегероем. Ощутив в себе сильное поднятие духа, Джайра посмотрела вперед себя, осматривая сооружения. Посчитав ее медлительность страхом, глашатай спросил:
— Не изволит ли Кровопийца облачиться в доспехи?
Джайра отрицательно помотала головой. По публике пронесся недоумевающий ропот. Осмотрев «испытательный аппарат», она пришла к выводу, что старт нужно брать не с помоста, куда приглашают всех участников и где стояла она, а с более высокого уровня, так как после горящего кольца, идущего первым, шли острые ножи, торчащие из пола, над которыми болталась цирковая трапеция. А там дальше все было проще простого: через секиры можно было пройти парой шагов, а вылетающие из отверстий топоры совсем были не страшны; надутые мешки сами по себе неуклюжи, а чтобы не упасть затем в воду, нужно было просто удержать равновесие на тонкой перегородочке, в чем ей поможет ловкость. Чтобы разогнаться для высокого прыжка, она начала пятиться назад. Некоторые из толпы стали выкрикивать ей оскорбления в трусости, не достойной рыцаря, но, увидев, что она остановилась, собираясь разбежаться, все замолчали. Еще раз взглянув на Фарена, с решительной улыбкой наблюдающего за ней, Джайра, даже не сбросив оружие, понеслась к пылающему кольцу. Под всеобщие ахи она, зацепившись руками за трапецию, с пластикой, которой позавидовали бы акробаты, пролетела на турниках над ножами, приземлилась бесшумно перед секирами, спокойно и без напряжения, рассчитав их такт, прошла между ними, кувыркнулась под летящими топорами, увернулась от ударов мешков и ступила на тоненькую жердочку над водой. Здесь она немного приостановилась, найдя точку равновесия, и спокойно, даже не вытянув руки в стороны, с легкостью эльфа прошла до конца. Толпа возликовала. Даже знать аплодировала с лож. Джайра взглянула на королевскую ложу. Оттуда ей кинула белую розу девушка в алых одеждах — принцесса Мариин, сестра Амниса. Поймав цветок на лету, наемница грациозно поклонилась и перевела взгляд на публику. Фарен тоже аплодировал, взглядом как бы говоря: «Впечатляет!» Интересно, увидел ли оттуда он ее глаза, в которых отразилась улыбка? Король в сопровождении Бенрада и Гарольда спустился к победителю испытаний. И тот, и другой сияли от счастья, как влюбленные. Король же пораженно осматривал наемницу с ног до головы, и было что-то в его взгляде неприязненное.
— Я потрясен вашим искусством владения собой, господин рыцарь, — произнес он, дождавшись тишины. — Не откроете ли вы нам теперь своего настоящего имени?
— Прошу прощения, ваше величество, — нисколько не смутившись в присутствии короля, ответила Джайра, — но, во-первых, я еще не рыцарь. Во-вторых, мне не позволяет открывать ни свое имя, ни свое лицо данный мной обет. Чтобы не нарушать рыцарский устав, в котором говорится, что «обет рыцаря не должен быть раскрыт ни под каким предлогом», я прошу ваше величество не мучить меня дальнейшими расспросами.
На цитату из устава все трое удивленно расширили глаза. Бен даже радостно раскрыл рот от изумления.
— Что ж, эти честность и благородность достойны рыцаря. Встаньте на колени, Кровопийца, — грустно вздохнув, она выполнила приказ короля, вытащившего меч из ножен. — Впредь все вас будут называть господином рыцарем, сэром Кровопийцей, как бы это странно ни звучало, — добавил он в конце, коснувшись три раза концом меча ее плеч. От этого легкого, почти не ощутимого прикосновения ей показалось, что на ее плечи упала целая гора. Новоиспеченный рыцарь встал с деревянного пола, чувствуя себя теперь таким же напыщенным франтом, каким выглядел сам король, и так же, как и принцессе в благодарность за цветок, поклонился. Сквозь вопли толпы, уже не сомневающейся в подлинности их героя, Джайра услышала слова Амниса:
— Я буду рад вас видеть сегодня вечером на балу. Отказы не принимаются, я уже наслышан об этом от моих рыцарей, — он повел головой в сторону Бенрада и Гарольда. — Не скрою от вас то, что бал будет в честь участников будущего турнира в Тааре, так что присутствие в любом случае обязательно.
Джайра внимательно смотрела в глаза королю, стараясь понять, что за человек стоит перед ней — ведь когда еще придется вот так близко стоять перед самим правителем Ардонии? Глаза, правый — голубой, левый — зеленый, были разными не только по цвету. Был в них какой-то свой холод: зимняя стужа и могильный дух. И невольно хотелось отвести взгляд в сторону, чтобы перестать бояться. У Амниса очень резко выделялись на лице скулы, что еще больше придавало ему холодности. Каждое его властное движение сопровождалось чем-то вроде волны отягощения, от которой никто не спасался и должен был бы падать ниц при малейшем приказе. Джайре показалось это тревожным предзнаменованием.
Кивнув, он удалился во дворец. Гарольд и Бен, на перебой поздравляя, дружественно со всей силы хлопали ее по спине, но она снова устремила взгляд в конец площади — Фарена уже не было…
Наверно пользуясь тем, что она о чем-то задумалась, рыцари провели ее в низкое здание, где она снова встретилась с Сальмонеем.
— Видимо, ваш план не удался, господин рыцарь, — с улыбкой в глазах сказал купец, подчеркнув последние слова интонацией, — и вы снова стоите передо мной, ожидая разговора о вас.
— Наверно, это моя судьба, — вздохнула Джайра.
— Прошу вас, — он показал на дверь позади него, — там все нужное для знатного господина, кем вы теперь являетесь.
Недоуменно взглянув на купца, бывшая наемница зашла в указанную комнату. Это, очевидно, была гардеробная. На столе прямо перед дверью лежали без единой складочки шикарные одежды: бархатный сапфирового цвета камзол с серебряными геральдическими лилиями и изумрудный сюрко с золотым всадником, черные из матового толстого атласа брюки, к ним сапоги из начищенной черной кожи, и рубашка из тончайшего серого шелка. К ней был рукой мастера пришит большой капюшон и, специально для нее, хорошая повязка на лицо. Хмыкнув, Джайра заперла дверь и вставила в скважину алмазную запонку, одну из тройки к ее костюму, и начала свое новое переодевание. В процессе она порадовалась тому, что камзол был на размер больше, поэтому неплотно прилегал к телу в отличие от рубашки и скрывал ее фигуру. Покрепче закрепив своей старой заколкой длинные волосы, она надела капюшон и посмотрела на свое отражение в зеркале. Одно слово — знать. Хорошо спрятав лицо под повязку, она застегнула ремни ножен своего меча на поясе и надела наруч. Запонку на воротнике она застегивать не стала — все-таки она бывший наемник, нужно быть поразвязнее. Оправив свой новый наряд, она накинула белой стороной наружу на одно плечо свой плащ и, забрав свои старые вещи, вышла из гардеробной. Гарольда и Сальмонея уже не было, самый терпеливый из них троих был Бен, который повернулся на звук открывающейся двери, проворчав:
— У тебя нерасторопность придворной девицы…
Увидев Джайру в новом свете, он удивленно открыл рот:
— Да ты еще совсем юнец по стану!
— А ты думал, мне за шестьдесят? — не растерялась Джайра.
— Нет, просто… удивительно, что ты совершил такие подвиги, будучи еще таким молодым.
Джайра пожала плечами:
— Ну, значит, это не такие уж и подвиги, раз ты считаешь их невозможными для меня…
— Нет, что ты! Я не хотел тебя оскорбить, ты только не подумай. Просто я восхищен тобой! — радостно закончил он.
— Спасибо и на том.
— Бал начнется в десять часов. Что ты будешь делать до этого времени?
— Устрою, наконец, свое жилье и, как следует, высплюсь. Чувствую, эта ночь будет долгой.
Поклонившись друг другу, как теперь того требуют манеры, оба разошлись в разные стороны. С ее стороны, естественно, было неуместно знатному господину нести в руках потрепанные вещи странника, но ничего не поделаешь.
Как только она поравнялась с Фареном, поглаживающим Ворона по носу, он пошел рядом с ней.
— Где ты этому научилась?
Джайра взглянула на него, не понимая, искренен ли его вопрос. Широкая улыбка еще больше смутила ее.
— Ну-у-у… Чему только не научишься, странствуя по свету.
— Очень скромный ответ для тебя, — засмеялся молодой человек, — оттого ему и можно верить.
Если бы ее лицо не скрывала маска, он бы увидел на нем крайнее удивление и досаду. «Ах, так! Он меня поймал! Ну уж нет, от меня ты скромности не дождешься».
— Ну, а ты? — резкая смена тона ничуть не изменила настроя некроманта. — Как ты познакомился с эльфом?
— Ты имеешь в виду Херона?
— Будто ты еще эльфов знаешь.
Фарен коротко засмеялся, но тут же сник, о чем-то задумавшись. Задорный огонек в глазах потух, и взгляд стал блуждать под ногами.
Джайра вздохнула, пожалев о заданном вопросе.
«Ну, вот… Еще один омут отчаяния».
Из-за своих мыслей Фарен даже не смотрел перед собой, а ведь они шли по Бакалейному переулку, переполненному народом от рассвета до заката. Сама же Джайра больше следила за тем, чтобы никто не покусился на седельные торбы и не обращал внимания на них. Тем не менее, она первой заметила встречного паренька, тоже ищущего ответы на свои вопросы у уличных булыжников, но не успела предупредить некроманта. От столкновения оба шарахнулись друг от друга, обменявшись короткими жестами вежливости, но паренек тут же вытаращил глаза, опомнившись.
— Фарен?
Первой снова обернулась Джайра.
«Этого еще не хватало!»
Некромант, подняв голову на свое имя, повернулся к незнакомцу.
— Мартин?
Оба расплылись в улыбке и обнялись, крепко хлопая друг друга по спинам.
«Ну что за неосторожность…»
В любую минуту в переулке мог появиться кто-нибудь из храмовников, хуже всего — Стражи.
— О Создатель! — восторг юноши, одетого не по годам строго, но богато, казался вполне правдивым. — Где же вы пропадали все это время, виконт?
Глаза Джайры резко расширились.
«Виконт?!»
— Это очень долгая песня. Расскажи-ка лучше ты, Мартин, как там дома?
«Дома?!»
— Вы не представляете, насколько все изменилось, — со вздохом покачал головой Мартин. — Зато вы… так же молоды, как и семь лет назад.
— Право, Мартин, отбрось ты эти правила этикета — ведь мы с тобой друзья с самого детства. Ты уже сравнялся возрастом со мной! Ну, так что же, как там отец?
— Граф? Сэр Лаернир…
Мартин снова вздохнул. Джайра искоса разглядывала Фарена.
«Сэр Лаернир? Лаернир Тантелли?..»
— Что случилось?
— Случилось? Случилось то, что пропал его единственный сын, — уже было встревожившийся, Фарен виновато опустил глаза. Юноша продолжал упрекать: — Все люди графа сбились с ног, разыскивая его. Семь лет никаких известий. Над фортом носится воронье и стервятники, кости всех защитников уже нашли свой последний приют в родной земле — всех, кроме командующего…
— Мартин, я не мог. Пойми меня: не мог же я явиться в столицу к Амнису или вернуться домой ни с чем. Быть в ссылке — это не царапать гранит рудников. На самом деле, это не подвергать гнету своих родных и близких только из-за того, что ты хочешь их увидеть. Ты ведь знаешь, сколько у Амниса соглядатаев и слухачей в тайнуме. Я бы подвел всех вас, и история с Сардолльским восстанием бы повторилась.
Мартин, с участием слушавший, неожиданно схватил понурившегося некроманта за плечи.
— Но ведь сейчас все не так! Сэр Лаернир сам занял место Гласа и убедил его величество простить тебя. Твой отец надеялся, что ты займешь его место в Руэлле во главе Совета Южных Провинций, мы же здесь пока удерживаем аппетиты королевского двора. От имения ведь осталась едва ли восьмая часть. Все восточные поля пожгли дроу, Эхен тоже потерял половину запасов. Ты нужен нам! Нужен Южным Провинциям!
— Южные Провинции и впредь обходились без меня, — Фарен мягко высвободился из тисков Мартина. — Тем более сейчас — я могу только все ухудшить. Но я не понимаю, почему ты здесь? Кто в советниках при отце? И где Годрик?
— Я один из советников. Второй пост занимает Кариан Монтье. Годрик оставался кастеляном, но… Все, кто защищал Руэллу, погибли либо от меча и колдовства, либо от огня и разрухи. Из всех известных тебе людей, боюсь, никого не осталось.
На лице Фарена скорбь сменилась гневной решимостью.
— А как же квота короля? Куда смотрит Амнис?
— Он отказал в квоте.
— Отказал?! И до сих пор к его столу подаются наши лучшие урожаи? Что говорит отец?
— Он пытается перехватить инициативу Совета, но короля сейчас больше беспокоит независимость Сиерикона и странные слухи об Эдинии. Еще этот турнир… Он убежден, что благодаря нашим новым торговым путям Южные Провинции могут обеспечить дорогу в оба конца.
— Он спятил! Если наши урожаи не обеспечат поля яровыми посевами, Ардонию уже можно отпевать!
Джайра забеспокоилась — возгласы Фарена начали привлекать внимание бакалейщиков и их покупателей. И еще что-то ей не нравилось в этом Мартине…
— Я как раз иду с переговоров с казначеем и Триумвиратом. Его светлость согласился найти альтернативу нашим затратам на путешествие в Аль-Пассал, а Триумвират обещал нам поддержку Сакротума.
— Этого мало. Да и какую поддержку может оказать нам Сакротум, когда его самого королевский двор обкрадывает до нитки!..
Тревожное предчувствие переходило в панику. Если этот притворщик заходил безнаказанно в Храм, то просто так его оттуда точно не выпустили.
Дав команду Ворону на ухо оставаться на месте, Джайра отошла от разговаривающих на небольшое расстояние — так, чтобы было видно оба выхода из переулка. Тут же у соседней бакалейной стал заметен слухач — не королевский, эти не крадут всякое барахло с прилавков. Как опытного вора, наемницу больше всего в толпе привлекал именно этот Мартин. От него словно исходила какая-то сила, невидимая и неощутимая, но обращающая на себя внимание. Возможно, она просто хорошо замаскирована. Хоть паренек и старался быть простаком и у него это неплохо получалось, но каждый прохожий осматривал его с ног до головы и чувствовал подсознательно его высокий статус и поэтому обходил стороной. Из-за него стал выделяться и Фарен, своими переживаниями начинающий перекрикивать торгашей. Как и всегда, предчувствие в нужное время подсказало ей следить внимательней за одним из выходов с улицы. Есть ли что-то положительное в кричащих алых и золотых цветах одеяний Стражей, но возвещать о появлении «рыцарей Сакротума» они могут и в самую темную ночь.
Снова лавируя в толпе обратно к коню, Джайра заметила, как слабо что-то засветилось в тени воротника камзола у Мартина. Заглядывая за спину молодого советника на мелькающие золото-алые отблески среди блеклых и скромных горожан, она прикоснулась к плечу Фарена. Мгновенно оба обратили на нее взгляды.
— Фарен, нам пора.
Проследив за ее взглядом, некромант, изменившись в лице, снова обратился с поспешностью к другу, в свою очередь подозрительно рассматривающему наемницу.
— Мартин, это мой… друг… э-м-м…
— Кровопийца, — кивнула Джайра и понимающе взглянула на Фарена: «Что уж тут скрывать».
— Прости, дружище, но нам нужно идти.
Советник опечалился.
— Но когда же еще мы встретимся? И граф…
— В Октаве тесно — не потеряетесь, — Джайра направила Ворона к противоположному выходу, в Трущобы, стараясь не упускать из виду приближающихся храмовников.
— Прощай, Мартин, — некромант протянул ему руку.
— До встречи, я надеюсь, — и от рукопожатия оба застыли, уставившись друг на друга.
«Проклятье!»
— Идем! — пришлось разорвать замок, насилу потянув Фарена за собой.
Может, Стражи что-то и почувствовали, но вместо некроманта они найдут кое-кого другого.
Как только они зашли за угол, оказавшись на более-менее безопасном расстоянии, Фарен остановился, глядя на свою руку как на чудо.
— Я что-то почувствовал… в нем.
Проверив, не идут ли истребители нечисти за ними, Джайра снова взглянула на некроманта.
— Еще бы ты не почувствовал чародея! Как и он тебя.
Его ошеломление удвоилось.
— Мартин — чародей? Это невозможно… Я знаю его с детства.
— А его родителей?
— Он сирота.
Теперь пришло озарение.
Джайра пожала плечами:
— Вот и ответ. Думаю, нужно наведаться к звездочету, иначе ты не сможешь и шагу сделать без ведома Стражей.
Мартин Апретт все еще смотрел им вслед, так и держа руку навесу. Оба храмовника, всматриваясь в толпу на том конце переулка и поглядывая на советника, встали по бокам от него.
— Это был виконт?
Мартин опомнился от забытья. На его лице появилась не менее гневная решимость, чем была до этого у Фарена.
— Да. Это был Фарен Тантелли.
Стражи переглянулись за спиной юноши и больше не сводили с него глаз, светившимися из-под капюшонов как тлеющие угли.
— Насколько я знаю, — отозвался тот, что постарше, — это его сегодня хотели приговорить к смерти на Площади Правосудия.
— А этот наемник сегодня получил звание рыцаря и Героя Ардонии на Праздничной площади.
— Да, это Кровопийца, — отозвался Мартин. — Я рад, что он не один и его защищает этот Герой, — помолчав, он с угрозой добавил: — И вы не тронете его, иначе я разорву договор.
Оба служителя Сакротума дружелюбно усмехнулись.
— Об этом и речи быть не может.
— Мы понимаем ваши опасения, господин советник, тем более, что они вполне небеспочвенны.
— Превращение некроманта оставляет на их внешности и характере непоправимые изменения. Если он был заражен именно в ту ночь при защите форта, то я могу отвесить ему поклон как самому королю.
— Что вы имеете в виду? — взглянул на Стража Мартин и едва ли сдержался, чтоб не вздрогнуть. Не даром гласит ардонская присказка: взгляд Стража острее ножа.
— За все семь лет он ни разу не превратился, — ответил второй Страж. — В мире за все времена еще не бывало такого. Человек не может столько выдержать без посторонней помощи. Разве что только у него есть бесконечный источник благодати, возможно, какая-нибудь реликвия.
— Виконт Тантелли не вор!
— Конечно, нет. Я говорю о том, что священным артефактом может обладать сэр Кровопийца. Никак иначе отбиться от такого количества нечисти невозможно.
Мартин задумался.
— Реликвия, говорите? Она бы могла помочь и нашему союзу, и землям Южных Провинций.
— «Не человек должен служить магии, а магия человеку».
В знак абсолютного согласия чародей легко поклонился.
Тем временем Джайра вела Фарена к звездочету, жившему вместе с племянником-помощником в старой часовой башне на границе Фактории и Западного Арсенала.
— Знаешь, в чем твоя проблема? Ты не умеешь прятаться в толпе, не умеешь быть толпой.
— Зачем мне это? — недоумевал Фарен, едва поспевая за Джайрой, лавирующей в толпе как вода обтекает камни.
— Зачем? — усмехнулась она. — Не удивительно, что ты так быстро попался Стражам. Ты ведь наверняка пытался скрыться от них?
— Кто бы так не поступил на моем месте…
— Но у тебя ничего не вышло, так? Потому что тебя выдает то, как ты себя ведешь.
Фарен еще больше впадал в растерянность.
— Что ты имеешь в виду?
— Все, что ты делаешь, как ты двигаешься, — все это показывает, что ты не обыватель и даже не наемник. Чародеи и те лучше маскируются, — фыркнула она.
— Дай угадаю, — раздраженно ответил некромант, — ты хочешь меня научить этой маскировке?
Джайра встала как вкопанная, обернувшись к нему, из-за чего он чуть не столкнулся с ней.
— Если ты хочешь и дальше выживать, тебе это будет необходимо. Смотри.
В два шага вспрыгнув на постамент узкой колонны, подпирающей крышу дома сбытчика пушнины, наемница скольжением сделала два круга вокруг нее и приветственно взмахнула рукой прохожим, как артист в цирке. К изумлению Фарена никто не обратил на нее внимания. Спустя пару секунд он объяснил себе это тем, что все ее действия заняли мгновение, поэтому просто никто не успел сообразить.
— Видишь? — спросила она, спрыгнув прямо перед ним. — Как ты думаешь, почему никто не посмотрел в мою сторону?
— Что сказать — в скорости тебя не переиграешь, — попытался съязвить Фарен.
— Нет, — разочаровано вздохнула она. — Ты не смотришь по сторонам, как это делают люди. Только что вон у той лавки поймали мелкого воришку, вон там проехала телега с навозом, а напротив спорили пьяные охотники. Так кому какое дело до ардонского рыцаря, решившего показать себя людям? Засмотрись они на меня, кто-то столкнулся бы с телегой, кому-то случайно влетело бы от охотников, а поглазеть с упреком на вора никто никогда не откажется. В Гильдии воров это называется «поймать момент», среди ассасинов это называется «ритм». Ты должен прислушиваться к толпе, понимать ее действия и предвидеть их. Если ты все еще не заметил, даже Ворон строит из себя старую клячу — за горделивую осанку его уже один раз чуть не похитил конокрад, больше он такого не потерпит.
Уловив смысл совета, Фарен произнес:
— Так что ты мне предлагаешь? Мне ссутулиться и изображать больного?
— Почему бы и нет? — хитро пожала плечами Джайра и продолжила путь. — К тебе, по крайней мере, никто не притронется. И старайся не смотреть прямо перед собой — это всегда привлекает внимание.
Вскоре потоки горожан начали редеть, пока совсем не измельчали до редких прохожих. Именно в этом безлюдном месте, где вдали чайки плакали над танцующими на ветру флажками речных ладей и скатанными парусами быстроходных перевозочных кораблей и изредка эхом разносились бранные крики матросов, покоилась как могучий дуб в молодом лесу старая часовая башня.
Уже постучав в дверь, Джайра сказала:
— Предупреждаю, Тольярд Лиремм и его племянник Уолисс под присмотром у короля, так что не болтай лишнего, если так дорожишь своим инкогнито.
— Я не глупец, — нахмурился Фарен. — Хватило бы только того, что ты сказала про короля.
— Кто знает, глупец ты или нет — кто только что болтал посреди самой оживленной улицы с советником Гласа?
— Это был важный разговор.
— Ага, я так это и поняла, как и туча соглядатаев и слухачей, развесивших уши.
— Ты могла бы предупредить.
— Как? Я, знаешь ли, тоже теперь рыцарь.
Забыв об обиде, Фарен рассмеялся.
— Тебе смешно, а мне — всеобщая известность, — насупилась Джайра.
— А еще кто-то мне говорит об инкогнито.
Подбоченившись, Джайра хотела ответить на насмешку Фарена, но заскрипела тяжелая дверь, и из-за нее высунулась веснушчатая и лопоухая голова.
— Светлый день, Уолисс! — кивнула ему Джайра. — Есть минутка у чтецов небес поделиться столичными новостями?
Рыжий и зеленоглазый, как кот, парнишка лет семнадцати мгновенно расплылся в улыбке от уха до уха, не менее большой, чем его же уши.
— Светлый день! Очень светлый, раз ты наградила нас такой радостью!
В огромной старой башне, поросшей мхом с одной стороны, поместилась тесная лаборатория изобретателя из Исры. Только первый этаж был специально для гостей освобожден от всяческих приспособлений, где мог найти себе местечко и Ворон.
— Кто там, Уолисс?
— Это Джайра, дядя.
Что-то выронив, пока спускался на нижние ступени вышки, показался сам ученый.
— А, ты все та же бродяга-буревестница? — усмехнулся в бороду цвета тростникового сахара Лиремм.
— А ты все тот же небожитель? — сняв капюшон и повязку, Джайра кивнула на огромный цилиндр, в котором копался изобретатель до прихода гостей. — Все еще надеешься собрать звездоискатель в одиночку?
— Почему же в одиночку? Мне помогает Уолисс. А вы, юноша? Тоже из авантюристов?
— Нет, — ответила за Фарена Джайра, — он из угнетенных «рыцарями без доспехов». Собственно, из-за этого мы и здесь.
— А, ну все ясно, — звездочет торопливо спустился на этаж ниже звездоискателя. — Уолисс, достань-ка наши запасы бергамота…
— Брось, Толь, мы ненадолго, — не слушая наемницу, расторопный парнишка уже побежал в подвал.
— Да ладно, задержись хоть чуть подольше, перелетная птица, — покряхтывая из-за больных ног, ученый спустился на первый этаж, распутывая на ходу цепочку оберега. — Вот, — он протянул его Фарену, — последний остался. Не знаю, работает ли. Как же вас зовут, неожиданный попутчик нашей авантюристки?
Поправляя очки, Тольярд всматривался в лицо некроманта, пока тот разглядывал маленький синий сапфир, мутный и трещиноватый.
— Его зовут Фарен.
Он раздраженно взглянул на наемницу:
— Свое имя я и сам могу назвать.
Джайра комически раскланялась перед ним.
— Извольте.
Фарен покачал головой. Звездочет разулыбался.
— Благодарю вас, господин Лиремм, — произнес Фарен, — но я не понимаю, что это за вещь. Для чего она мне?
— Удивительно, молодой человек, как вы путешествуете без оберегов. Чародею такого низкого уровня, как ваш, следовало бы получше узнать способы бегства от Стражей и Искателей. Как вижу, вы еще даже не выбрали класс, — недовольно качая головой, ученый подошел к гостевому столику и достал из-под него раскладные стулья. Пока он повернулся спиной, Фарен озадачено взглянул на Джайру. Та приложила палец к губам.
Из подвала вернулся Уолисс, неся поднос с чашками и чайником, из которого по всей башне поплыл гостеприимный теплый аромат трав.
— Давайте, присаживайтесь, — Тольярд повел Джайру за руку прямо к стулу. Она не смела упираться, любое сопротивление могло бы потребовать от него болезненных усилий.
Фарен, поблагодаривший Уолисса за напиток, сел на другой стул.
— Толь, ну право! Нас ждут…
— Ничего, подождут тебя твои ассасины. А уж рыцари — и тем более.
Джайра возвела глаза к потолку.
— Ах, вы уже знаете…
Подойдя к вынесенному в центр круглой комнаты столу, Тольярд вытащил мешочек из потайного кармана и снял со стены горящую свечу.
— Хочу тебе показать мое новое открытие. Вот увидишь, это чудо изменит мир! Я в этом уверен.
Подав свечу Уолиссу, он высыпал щепотку черного мерцающего порошка на стол и снова взял свечу.
— Порох, что используют сиериконцы в фейерверках, имеет гораздо большую силу, чем красоту. Погляди.
Помощник закрыл уши. Едва ли огонь свечи дотянулся до пороха, тот вспыхнул с яркой вспышкой и мгновенно сгорел, рассыпавшись искрами. От вспышки и Джайра, и Фарен вздрогнули, потом оба заглянули на столешницу, и от увиденного обгорелого пятна переглянулись.
— Будь пороха чуть больше, он бы стол продырявил, — Фарен, оставив отвар, подошел к столу, осматривая ожог древесины.
Изобретатель довольно захлопал в ладоши:
— Великолепно, мой друг! Вы сразу догадались, на что он способен. Я всего-то немного изменил его состав…
— Сложно не догадаться, что это чудовищная вещь, — Джайра, тоже подойдя к столу, дотронулась до пятна. — Зачем ты это сделал?
Тольярд отдал свечу племяннику, и тот поставил ее на место.
— Ну, как же? Мой порох может убрать любую преграду. Представляешь, как это облегчит работу на каменоломнях?
От услышанного Джайра снова закатила глаза и безнадежно вздохнула. Фарен усмехнулся и покачал головой.
— Ох, Толь, я и забыла, что ты мыслишь как миротворец.
— Вы полагаете, что он может послужить на пользу? — внезапно возмутился Фарен. — Он принесет только разрушения.
— Еще хуже, — поддержала Джайра, — смерть. Из-за него погибнут люди. Сотни, тысячи! Эта вещь будет разрушать не только горные твердыни, но и людские крепости. Даже только пыль пороха может забрать жизнь.
Старик вздохнул и едва ли доковылял до стула.
— А вот Эврикида бы оценила. Кстати, где она? В последний раз ты была в Октаве вместе с ней.
Фарен украдкой взглянул на Джайру. «Сколько еще людей будут беспокоить ее рану?..»
Ее как будто что-то придавило, голова опустилась. Очень долгий вздох. С каждым разом ей становилось все тяжелее и тяжелее сообщать о своем горе. Чтобы облегчить ей переживания, Фарен хотел сам ответить, но наемница произнесла:
— Ее больше нет. Ее убили.
Лицо Тольярда приняло такое выражение, что если бы он не сидел на стуле, Фарен был уверен, звездочет бы не удержался на ногах. Быстро среагировавший Уолисс подбежал к нему с чашкой отвара, поддержав старика за плечо. Без слов ученый кивнул и дрожащей рукой поднес чашку ко рту.
— Но кто это сделал? — Фарен на мгновение удивился серьезному вопросу от такого простака. — Я боюсь даже сказать: у кого хватило силы на убийство Эврикиды?
Даже не глядя на Джайру, некромант почувствовал, как сразу изменилось ее настроение: горе, почти сродни отчаянию, вооружилось злобой и ненавистью. Опасно иметь дело с таким противником. «Она опасна даже для самой себя».
— Мортос, — имя она произнесла тихо как тайну, и внезапно стали ясны ее намерения.
Он с тревогой воззрился на наемницу. Во взглядах же Тольярда и Уолисса был ужас.
— Он в Ардонии?
— Нет, уже нет.
Уверенность Джайры ослабила их страх. Она не сердилась на них за то, что про смерть Эврикиды тут же забыли — ужас и беспомощность перед убийцей были сильнее скорби. Свои чувства она постаралась запихнуть как можно дальше, проглотить чуть ли не в прямом смысле и заесть их ненавистью, холодной и невозмутимой. Все это не скрылось от внимания Фарена. «Она скорее себя погубит, чем кого бы то ни было».
— Что ж, — выдохнула Джайра, пытаясь совладать с голосом, — нам пора. Спасибо за оберег. До встречи, Толь.
Звездочет остался сидеть на стуле, устремив взгляд в одну точку. Казалось, он постарел еще сильнее от страшного известия.
Уже за дверью Уолисс остановил Джайру.
— Мы ведь понимаем, что ты будешь искать чародеев.
Ошеломление Фарена от услышанного осталось вне внимания.
— Если ты будешь меня сейчас отговаривать, то не теряй времени.
— Нет, я только хотел сказать, что Джардин Тельма уже в Октаве. Он заходил дней пять назад, и более унылым я его еще не видел.
— Значит, он знает, — вздохнула Джайра. — Уже есть надежда, что он меня выслушает.
— Тебя да не будет слушать? — удивился Уолисс. — Да ведь ты же… теперь единственное, что напоминает ему об Эврикиде, — оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом больше никого нет, он проделал тот же жест чародеев, каким прощался Акун в Васильковом Луге. — Иди с миром.
Уже отойдя от башни на большое расстояние, Фарен спросил:
— Уолисс — чародей? А Тольярд знает об этом?
— Конечно, знает. У Уолисса больше нет родных, а огненный ковен сильно поредел за последние лет пять — чародеи огня самые вспыльчивые люди в Ардонии. Они легко себя обнаруживают.
— Он действительно служит королю-рыцарю?
— Имеешь в виду его изобретения? Да, королевская власть его вдохновляет.
— Как он может приносить свои творения Амнису!..
— Пойми, такие люди, как Тольярд, преданы своей вере в короля, даже если король уже недостоин такой веры, и они это понимают. У всех есть вера, неважно какая и во что.
— И ты не тот человек, кто разрушает эти ложные мысли?
— Я никогда не предаю идеалы друзей, если их так можно назвать. Зачем разрушать чью-то веру в совершенство, если ты сам в это не веришь? Тем более, что угроза не король-рыцарь, а нечто другое.
«И против него ни одно изобретение не поможет», — додумал недосказанные слова Фарен.
Пройдя между домами бедняков, они вышли к Торговой площади, к которой стягивался со всех улиц народ, чтобы посмотреть на торги. Обходя толпу за спинами горожан, Джайра замедлила шаг, рассматривая помост. На грубо обтесанных досках, уже местами окрашенных в красное, скрипели железные клети. В одной, убитый отчаянием, сидел на коленях ракшас, в другой метался в остервенении лугару, беспрестанно меняющий свой облик с человеческого на волчий. В других клетях сверкали глазами крупные гребцы с пиратских галер, был и простой люд. Но Джайру привлек истерзанный и грязный алый плащ…
По помосту с голым торсом, выставляя на показ свои мускулы и уродливые шрамы, ходил дроу-работарговец. В разных концах помоста стояли надсмотрщики в угольно-черной броне и с дюжинохвостыми шипастыми плетьми.
— А кто купить эту рабыня? Кто купить эту рабыня? — с акцентом кричал работорговец. — Эй, ты! Скажи что-то! — стукнул он кнутом по клетке. Оттуда донесся гневный девический голос:
— Будь ты проклят, темный эльф! Ты и весь твой род! Небо покарает тебя за те гнусные убийства, что ты совершил!..
— Назови цену! — крикнул кто-то из толпы.
— Да ведь это же…
Не успел Фарен договорить, как Джайра уже протискивалась сквозь плотную толпу к помосту.
— Три золотом! Три золотом! — снова прокаркал работорговец.
— Даю три! — начались торги.
— Даю пять!..
— Десять!..
— Двенадцать!..
— Двадцать!..
Джайра остановилась у самых ног дроу.
— Даю тридцать пять! — не унимались торгаши.
— Пятьдесят!..
— Шестьдесят!..
— Тысяча! — как можно более низким голосом выкрикнула Джайра. Голоса замолкли, все обернулись в сторону такого богатого знатного юноши. Джайра прошла к клети, вставая к работорговцу вплотную. — Тысяча золотников. Может быть, больше.
— Э, не-ет! — вдруг рыкнул дроу. — Я не согласиться! Я не продать!..
— Ты продашь мне ее! — взяла его резким выпадом вперед за плечо Джайра и уже вполголоса добавила: — Слово Буревестника.
Дроу пошатнулся, испуганно уставившись на покупателя. Опомнившись, он торопливо отдал распоряжения надсмотрщикам и поклонился Джайре. Амазонку со скованными цепью руками подвели к новому хозяину. Как только дроу отошли от нее, девушка спрыгнула в ахнувшую толпу и ринулась к выходу с площади, но тут же упала под общий смех, внезапно остановленная цепью. В растерянности от неудавшегося побега, она обернулась к другому концу цепи, лежавшему под ногой у молодого господина в сюрко с октавским гербом. Под одобрительный говор он поднял цепь и, грациозно спрыгнув с помоста, начал наматывать цепь на руку, медленно приближаясь к раздосадованной рабыне. Ксие — именно она была рабыней — показалось что-то знакомое в этом прыжке и в этой показушной самодовольной манере вести себя.
— Кто ты такой?
Ответ прозвучал из толпы как само собой разумеющееся.
— Сэр Кровопийца, Герой Ардонии.
Горделиво подняв голову, Герой остановился перед ней.
— Не думала, что герои доходят до такой низости — покупать рабов.
— А что? Давно хотел иметь своих слуг, — воин развел руками. Толпа снова согласно забурлила. Дернув цепь, он направился к переулку, пропускаемый людьми. Там в тени стоял крайне удивленный этим спектаклем, разыгранным Джайрой, Фарен, держа Ворона за повод.
— Как опрометчиво было пытаться сбежать: если от городской стражи тебе бы еще удалось улизнуть, то от королевских гвардейцев тебя ждала бы только смерть.
Амазонка молчала, насупившись. Джайра вздохнула. «Гордячка».
— Что делает в рабстве у дроу амазонка? — снова со скрытой усмешкой спросила Джайра. Та молчала. — Отвечай своему новому господину!
— Ты мне не господин! Я вольна как птица и могу в этом же переулке свернуть тебе шею!
— Так почему же не свернешь?
— Мне жаль лишать жизни такого молодого глупца. Вдруг ты когда-нибудь поумнеешь…
Джайра засмеялась низким смехом.
— А может, не такой уж я и глупец?
— Если бы ты не был глупцом, то вел бы меня со своей охраной, оберегая свою жизнь.
Снова раздался смех.
— Что ж, ты сейчас увидишь мою охрану и, надеюсь, обрадуешься…
Подойдя к Фарену, Джайра кивнула ему идти следом, сама же перебросила цепь через плечо Ксие, остолбеневшей от встречи со старым знакомым.
— Ты?
— Светлый день, Ксия, — улыбнулся некромант. — Рад видеть тебя живой и невредимой.
— Светлый, — только и смогла ответить амазонка. Идя за своим покупателем, она очень долго смотрела в спину Герою Ардонии, и счастливая догадка все больше захватывала ее дух. Следящий за ней Фарен не смел будоражить ее чувства, пока того не захочет сама наемница, понимая, что она ведет их в безопасное место.
Пройдя целый лабиринт темных безлюдных улиц, Джайра остановилась перед высокой и толстой стеной из бревен. Подняв голову кверху, она кому-то кивнула, и стена поднялась, открыв длинный туннель. Спутники молча следовали за ней и не подали признаков тревоги даже тогда, когда за ними снова встала на свое место стена. В темном проходе Джайра произнесла через плечо:
— Сейчас вы войдете в самое безопасное для нас место в Октаве. Здесь не держат секретов друг от друга, поэтому даже не думайте что-то утаивать — вы не сможете расположить к себе этих честных людей. Откровенность — это все, что от вас требуется.
Яркий дневной свет ударил в глаза. Сделав всего пару шагов из темноты, они оказались на большом жилом дворе. Над головами в три этажа опоясывали кусочек неба балконы с развешанными недавно окрашенными тканями с далекого востока. Джайра, стряхнув с себя напряжение, терзавшее ее за все время путешествия к этому убежищу, сняла капюшон и маску. Со всех сторон ее приветствовали хецины — разводя руки раскрытыми ладонями вверх, они кланялись ей и радостно восклицали:
— Аль-мусиальд! Аль-муалим!
Переборов изумление, Ксия в полголоса спросила Фарена:
— Что это за место?
Пытаясь понять, что говорят хецины, он ответил:
— Это логово ассасинов.