Глава 12

На рассвете, как и было обещано, караван Верблюжьего Колена двинулся в путь из Западных ворот. Я думала, что хорошо знаю пустыню, но, глядя на огненный шар, восходящий над расплавленным золотом горизонта, ощутила невольное изумление. Песчаное море поражало своей бесконечностью и непрестанным движением, а кочевники укрощали пески, как дикого зверя, в то же время испытывая благоговейный ужас, как перед жестоким тираном. Тем не менее я была здесь почти у себя дома.

Гигантские волны песка перекатывались без остановки, то увлекая за собой вниз по склону, то вырастая впереди неодолимым препятствием, — казалось, идёшь целую вечность, а гребень бархана всё не приближается. Порывы ветра взметали песчаные вихри, забивая глаза и рот, несмотря на туго повязанную куфию. Солнце уже поднималось к зениту, когда сдвинувшаяся масса песка впереди вдруг обнажила какое-то огромное деревянное строение с облупившейся красной и синей краской по бокам.

— Что это? — удивлённо спросила я, прикрывая ладонью глаза от слепящего света.

— Затонувший корабль, — объяснил Жинь.

И в тот же миг песчаная волна вновь поглотила обломки.

Когда караван первый раз остановился на ночёвку, у меня ныли все мышцы, а пересохшая кожа горела огнём.

Верблюжье Колено насчитывало всего каких-нибудь полсотни человек с двумя дюжинами верблюдов, тяжело навьюченных припасами и товарами на продажу. Достаточно было взглянуть, как слаженно караванщики разбивают лагерь, чтобы понять: ходить по Песчаному морю они привыкли смолоду.

— Настоящее море похоже на это? — спросила я Жиня, присев рядом в тени дюны со своей порцией еды.

Куфию я не разматывала и ела, чуть приподнимая её уголок. Жинь пустил слух, что брат его в детстве обгорел на пожаре и стыдится показывать лицо.

— По настоящему морю не ходят пешком! — усмехнулся он, подбирая соус куском лепёшки.

— Тогда чем занимаются моряки весь день? Валяются в тени, наращивая пузо? — Я шутливо ткнула его в живот, твёрдый, как доска.

Жинь расхохотался, но, прежде чем успел ответить, заговорил старый Дауд, сидевший у костра:

— Садитесь ближе, дети мои, и я поведаю вам историю… — Глубокий и звучный голос рассказчика далеко разнёсся по сумрачным пескам.

— Вот кто лучше всех разъяснит тебе смысл той сказки про Атийю и Сахра, — насмешливо шепнул мой спутник, нарочно называя джинна по-своему.

— Лучше пусть расскажет о неугомонном чужеземце, что гонялся за удачей, — парировала я.

— Когда Всевышний сотворил землю, — начал Дауд, — то взглянул с небес и увидел, что земля пуста. Тогда из собственного огненного тела он создал бессмертных живых существ: хитроумных джиннов, гигантских крылатых руххов, паривших в небе над горными вершинами, диких коней буракки, скакавших через пески с одного конца пустыни на другой, — пока вся земля не оказалась заполненной.

— Надеюсь, Всевышний избавит меня от выслушивания этой истории в очередной раз! — прыснула Ясмин, дочка Парвиза, неожиданно плюхаясь на подстилку между мной и Жинем.

С принцессой Верблюжьего Колена мы уже успели познакомиться. Её бабка Изра, проходя мимо, отвесила внучке крепкий подзатыльник, так что длинная чёрная коса змеёй взметнулась в воздух.

— Ничего, помолчишь и послушаешь, принцесса Длинный Язык!

«В точку», — подумала я.

Ясмин высунула язык вслед бабке и повернулась ко мне.

— По правде говоря, старый Дауд для вас это рассказывает, — шепнула она. — Наёмная охрана тоже должна знать, кто подстерегает людей во тьме. — Она со зверским видом скрючила пальцы, едва не уронив жестяную плошку с едой, и продолжала с набитым ртом: — Те, от кого вы должны нас защищать… хотя гулей не видели уже много лет. («Как и у нас в Пыль-Тропе, — подумала я. — Встречала, правда, нетопыря ещё в детстве».) Другие смертные в наши дни гораздо опаснее.

Изра пригрозила ей кулаком с другой стороны костра, и Ясмин умолкла, скорчив недовольную рожицу. Старик между тем продолжал свой рассказ.

История о первых смертных и впрямь была известна всем, но Ясмин не ошиблась. Рассказывая, старый Дауд то и дело бросал многозначительные взгляды на нас с Жинем. Поэтому я старалась слушать внимательно: про Золотой век, когда землю населяли одни древние, и про то, как спустя бессчётные тысячелетия из подземных глубин явилась Разрушительница со страшным чёрным змеем, который пожрал солнце, обратив свет во тьму, и полчищами своих чудовищных порождений. Когда впервые был убит древний, его огненная сущность ярко вспыхнула в вышине, и бессмертные с ужасом узнали, что такое смерть. Так началась самая первая война на земле, и звёзды одна за другой стали заполнять тёмное небо.

Джинны, самые умные из древних, больше всех боялись смерти. Собравшись вместе, они вылепили из земли, воды и ветра первого смертного и вдохнули в него огненную искру жизни. Его предназначением было сражаться и погибнуть вместо своих создателей. Он получил оружие из железа и обезглавил гигантского змея, поглотившего солнце Всевышнего, которое снова поднялось в небо, и вечная ночь закончилась.

Древние посмотрели на своё творение и поразились. Разрушительница сеяла страх, но тот, кто был рождён, чтобы умереть в бою, смерти не боялся. А откуда взяться храбрости у бессмертных? Тогда они сотворили ещё одного смертного, а потом новых и новых — людей вместо джиннов, простых коней вместо буракки, птиц вместо огромных руххов. Так появилась целая армия смертных, храбрости которых Разрушительница не смогла противостоять. Её власть пала, а чудища, ею порождённые, разбрелись по пескам, подстерегая неосторожных…

Когда старый Дауд умолк, магия его мудрых слов долго ещё витала над костром, а затем тот мир, за который дрался и погиб первый смертный, снова забурлил беззаботной болтовнёй и потрескиванием курительных трубок, а бабушка Изра вновь принялась корить Ясмин — на этот раз за неприлично яркий халат, который нашла во внучкиных вещах.

Когда принцесса убежала, раздражённо закатывая глаза, а лагерь кочевников стал затихать, я повернулась к Жиню:

— Хочешь, за тебя подежурю? Всё равно спать неохота. — Кровь во мне кипела, разгорячённая рассказом.

— Лучше сначала я, — покачал головой чужеземец, передавая мне воду. — Напугал меня старик своими чудищами — ещё сожрут во сне!

— В Пыль-Тропе говорят: они забирают только грешников. — Я сделала глоток и отдала флягу обратно.

— И неверующих, — кивнул он. — Вроде меня.

— Разве ты не веришь во Всевышнего? — удивилась я.

— Я много где побывал и что только о нём не слышал. — Жинь пожал плечами. — Когда люди говорят разное и каждый так верит в своё, поневоле усомнишься.

О своей вере мне никогда не приходилось задумываться. Истории из святых книг я слушала так же, как легенды о мятежном принце Ахмеде. Какая разница, сколько в них правды? Слушать о героях и приключениях, о чужих мечтах всегда интересно.

— У вас в Мирадже верят, что Всевышний сотворил бессмертных, ваших джиннов, из огня, а они уже создали смертных, — продолжал чужак. — Ионийцы считают богами самих бессмертных, которые создали людей для своего развлечения; альбы говорят, что всё живое, и смертное, и бессмертное, вышло из воды и деревьев, порождённое самой землёй; а для галанов все древние — орудия Разрушительницы, что джинны, что упыри, и Всевышний для того и создал людей, чтобы очистить землю от этой скверны.

Я задумалась. Вообще-то и бессмертные, и упыри боятся железа… Однако сама мысль об убийстве джиннов заставляла морщиться. Конечно, отношения с ними были непростыми — судя по легендам, их и обманывали, и пленяли, узнав истинное имя. Но убивать? Бессмертные — творения Всевышнего, они вечные, как силы природы, и древние, как сам наш мир. Человеческая жизнь для них всего лишь мгновение. Бессмертных убивала Разрушительница, а люди должны беречь и спасать их, для того и созданы.

— Значит, галаны убивают джиннов нашим оружием? — нахмурилась я.

— Вообще-то пока они больше воюют с людьми. У себя всех бессмертных давно уже извели, а теперь нацелились на другие страны.

— Например, Сичань, — понятливо кивнула я, невольно глянув на его расстёгнутый воротник, под которым виднелась татуировка с солнечным диском.

В душе вдруг зашевелился гнев на чужака за взорванную фабрику. Галаны галанами, а для нашего Захолустья это настоящая катастрофа. Пускай кое-кто в Пыль-Тропе и заслуживает голодной смерти, но вот взять, к примеру, Тамида — он-то тут при чём? Моя сестрёнка Олия, с которой мы то и дело возмущённо переглядывались за спиной у тётушки Фарры, или крошка Назима, которой ещё предстоит понять, как плохо родиться девочкой, — разве их не жалко?

С другой стороны, соотечественников Жиня тоже можно понять — кому охота оказаться в положении Мираджа?

Жинь поправил воротник.

— Галанов тысячу лет сдерживали соседи. Но мечи против магии — это одно, и совсем другое дело — огнестрельное оружие. Бессмертным грозит беда повсюду, как в них ни верь.

— А как веришь ты?

— Я верю, что деньги и оружие в наши дни сильнее магии.

— Тогда почему не живёшь в своей Сичани в доме с мягкими коврами и пятью жёнами, а взрываешь фабрики в какой-то глуши?

— С пятью? — фыркнул он, едва не поперхнувшись глотком воды. — Нет, столько мне не потянуть. — Я выжидающе молчала, уже зная, что рано или поздно он ответит. — Думаю, и древних, и смертных создала сама природа, только везде по-разному. В зелёных лесах Запада магия растёт из земли, на заснеженном Севере выцарапывается из толщи льда, а здесь пылает огнём в горячих песках. Всему своё место: рыбам — море, руххам — горные вершины, а девушкам с солнечной кожей и верным глазом — пустыня, где слабые не выживают. — Он быстро отвёл от меня взгляд. — А вот мой братец сказал бы тебе, что все древние просто разные земные проявления единого Творца, — так считают новые философы.

— У тебя есть брат? — В его глазах мелькнуло смущение — понял, что проговорился. — Где он сейчас?

Жинь встал, отряхивая с рук песок.

— Ладно, посплю, пожалуй, раз уж ты согласна подежурить.

Загрузка...