Наследие Дерини

Глава десятая
Наблюдайте за собою, чтобы нам не потерять того, над чем мы трудились, но чтобы получить полную награду.[11]

В первые дни после отъезда короля в Истмарк, Джорем со своими товарищами начал обдумывать, что они могут предпринять, дабы оказать королю поддержку, когда он, наконец, прибудет на место. Из Торента и Форсина Джорем получал достойные доверия сведения, и соглядатаи его утверждали, что Марек в этом году еще не собрал достаточно сил, чтобы всерьез двинуться против Гвиннеда, а Миклос располагает всего тремя сотнями воинов. Так что, судя по всему, взятие Кулликерна было лишь обманным шагом, нацеленным на то, чтобы выманить короля из Ремута, а отнюдь не являлось прелюдией к настоящей войне.

Логические выводы Джорема вполне совпадали с этой информацией. Чем дальше, тем менее вероятной казалась перспектива военного столкновения, однако именно епископ Ниеллан указал на то, что Миклос едва ли мог сильнее оскорбить гвиннедцев, чем когда устроил крестины наследника Фестилов на их земле. И то, что он заранее сообщил королю Гвиннеда о своих намерениях, лишь укрепляло их в подозрении, что подлинной целью всей этой затеи было заманить короля на позиции, заранее подготовленные Миклосом, где, скорее всего, он будет лишен поддержки Дерини против любых обманных действий, которые могли бы предпринять его враги.

Чтобы помешать этим планам, а также предоставить в распоряжение короля дополнительные силы, при возможном столкновении с захватчиками, Ансель и Джесс поспешили собрать отряд из четырех десятков бывших рыцарей-михайлинцев и других верных им людей, многие из которых являлись Дерини. И хотя ни один из них не осмеливался заявить в открытую о своей принадлежности к этой расе, большинство прекрасно зарекомендовало себя за последние десять лет на охране северных границ державы, и в Истмарке им всем вполне доверяли. Именно эти люди должны были составлять авангард отряда. Ансель с Джессом незамеченными ехали вместе с ними, взяв с собой Тиега в качестве оруженосца, ибо им необходимо было присутствие Целителя, - и отряд наконец выехал в Лохаллин, чтобы предложить свои услуги Судри Истмаркской, которая сама вела происхождение от Дерини.

Впрочем, одна лишь принадлежность к этой расе не гарантировала теплый прием. Хотя Судри и была Дерини по крови и приходилась дальней родней как Миклосу, так и Мареку, она никогда в открытую не проявляла своих магических способностей, то ли потому что они были весьма невелики, то ли потому что сознательно отказывалась от их использования из уважения к обычным людям, к которым принадлежал и ее муж. Однако теперь, после его гибели, она наверняка окончательно отреклась от всех родственных связей с торентцами, и Джорем надеялся, что она согласится закрыть глаза на то, что некоторые из людей, явившихся, дабы отомстить за смерть ее супруга, могли, подобно ей самой, оказаться Дерини.

На самом деле, как оказалось, этот вопрос вообще не поднимался, поскольку Ансель с Джессом представили свой отряд одному из капитанов Судри, и тот был настолько рад принять четыре десятка хорошо вооруженных воинов, что не стал задавать им лишних вопросов. Из разговоров у походных костров в тот вечер выяснилось, что после похорон графа Хрорика леди Судри заставила военных помощников ее мужа принести клятву верности себе лично, несмотря даже на то, что отныне графом Истмаркским должен был стать Корбан, супруг ее дочери.

Однако она полагалась не только на солдат, уцелевших после неудачного похода в Кулликерн, где сейчас закрепился Миклос. Племянник Хрорика, двадцатилетний герцог Грэхем Клейборнский, устремился к ней на помощь, едва лишь услышал печальные вести, и привел с собой две сотни воинов, которые встали лагерем вокруг замка Лохаллин. Сигер, брат Хрорика, привел еще сотню человек из Марли, и с каждым днем ряды их ширились, по мере того как известия о грядущей войне достигали самых дальних границ Истмарка. Поговаривали, что король ведет с собой еще двести или триста человек и будет здесь через считанные дни, - это известие доставили гонцы, высланные из королевского отряда, и магия здесь была ни при чем.

Тем временем в Ремуте королева Микаэла практически не имела понятия о том, что творится за стенами королевских покоев. Райсиль старательно докладывала ей о действиях, предпринимаемых Джоремом, однако она имела лишь самое слабое представление о военной тактике и стратегии, и потому для нее эти доклады мало что значили. От короля она пока получила единственное краткое послание, которое он сумел отправить по пути на север, но прекрасно понимала, что все его письма будут прочитаны еще до того, как он сможет отослать их в столицу, и затем еще раз вскрыты уже здесь, в замке. Именно поэтому король писал лишь о том, как скучает по ней и Оуэну, тревожился о ее здоровье и о ребенке, которого она носила под сердцем.

В повседневной жизни королевы мало что изменилось, если не считать волнений, вызванных в замке смертью Удаута. Как и положено, она надела траур и посетила похороны в базилике святой Хиллари в стенах замка, однако в сердце ее не нашлось места молитвам за упокой души мертвеца. Пусть Господь простит человека, который участвовал в заговоре и убийстве короля Джавана, но она простить его не могла. Правда, ей было жаль горюющую Лирин, ибо она хорошо помнила, как сама не столь давно оплакивала смерть отца, и потому она с готовностью отпустила от себя единственную дочь Удаута, дабы та могла предаться скорби в уединении.

В остальном, придворная рутина мало изменилась, дни проходили без особых происшествий, и каждый из них был похож на предыдущий. Теперь, после отъезда короля, Микаэлу особенно угнетала пустота и бесцельность той жизни, на которую обрекли ее королевские сановники. Лишь под вечер случались радостные минуты, когда няня приводила к ней перед сном маленького принца Оуэна.

Но эти посещения всегда были очень краткими и никогда не происходили наедине. Няне был отдан строгий приказ всегда держаться поблизости, и обычно здесь же присутствовало еще несколько придворных дам. Королеве даже не дозволялось посещать детскую, и она опасалась высказывать свое недовольство вслух из страха, что ей могут отказать даже в этой небольшой привилегии.

Так, лишенная даже радостей материнства, Микаэла вынуждена была предаваться положенным ей по рангу занятиям вместе с прочими придворными дамами: слушать кого-либо из чтиц, петь, заниматься вышиванием, которое она все больше ненавидела с каждым днем, и делать вид, будто получает наслаждение от глупых сплетен и бесцельной болтовни, которые выдавались за ученые беседы в этом удушающем окружении. Порой, когда погода чуть налаживалась, ей дозволяли на часок выйти в сад, поскольку считалось, что прогулки полезны для будущей матери, но придворные дамы всегда следовали за ней даже здесь.

На мессу она тоже могла появляться лишь в сопровождении, но там женщины хотя бы были вынуждены молчать. Во время богослужения, отрешившись от монотонного бормотания на латыни, Микаэла окружала себя воображаемым островком безмолвия, стараясь выбросить из головы мысль о том, что большинство священников здесь принадлежали к ненавистному ордену Custodes Fidei. Микаэла сильно сомневалась, что для спасения ее души полезно вот так отрешаться от мессы, вместо этого изобретая казни одну хуже другой для королевских советников, но по крайней мере, это давало ей отдохновение от бесконечной глупой болтовни, и лишь здесь она могла от души помолиться за Райсема, за то, чтобы он остался жив и здоров и привел в исполнение все их планы. Порой ей казалось, она начинает понимать, какая сила подтолкнула Джавана в свое время искать убежища в монастыре, когда он замыслил добиться освобождения для Халдейнов.

Единственной отрадой для королевы оставалась Райсиль, и хотя, будучи простой горничной, та не имела возможности неограниченного доступа к Микаэле, но, по крайней мере, появлялась у нее регулярно, каждое утро и вечером. А поскольку королева все чаще заявляла о том, что ей хочется подремать в середине дня, это давало оправдание Райсиль вновь появляться в королевских покоях, чтобы заплести Микаэле волосы, расчесать их после обеда, а затем вновь уложить в прическу к вечеру, особенно если королева должна была присутствовать на ужине с придворными в тронном зале.

Эти моменты Микаэла особенно ценила, поскольку, пока Райсиль расчесывала ей волосы, физический контакт позволял им обмениваться мыслями под самым носом у Эстеллан и остальных придворных дам, считавших для себя большой честью состоять в свите королевы. В те же редкие минуты, когда им удавалось остаться наедине, пока Райсиль готовила королеву ко сну, она успевала хотя бы немного наставить ее в использовании магических способностей.

- Мы должны быть очень, очень осторожны, - заявила ей Райсиль как-то шепотом, в тот момент, когда придворные дамы ненадолго отлучили из комнаты. - Я знаю, что это пьянящее чувство, но помните, что если когда-нибудь наш секрет раскроется, то мы обе погибнем.

Микаэла встряхнула гривой каштановых волос.

- А как ты думаешь, я жила с этой угрозой последние шесть лет? - с горечью воскликнула она. - Конечно, о тебе тогда речь не шла, но мы с Райсемом всегда ходили по лезвию ножа.

Она тяжело вздохнула, и Райсиль сочувственно кивнула в ответ.

- Я знаю, и вы оба проявили большую смелость и терпение. Просто никогда не забывайте, что Дерини тоже уязвимы, и вы никому не сможете помочь, если позволите советникам убить себя.

В этот момент вернулась леди Эстеллан с бокалом прохладного вина, и разговор пришлось прервать, однако суровая правда, заключавшаяся в словах Райсиль, заставила королеву отныне слегка умерить свои восторги и быть осторожнее. Но надежда все-таки по-прежнему теплилась в ее душе.

У Райса-Майкла, вместе с войсками двигавшегося к Истмарку, в это время были свои тревоги и заботы. Гибель Удаута открыла простор для самых разных догадок и предположений в королевской свите, и разговоры эти не успокоились до сих пор. Хотя даже Альберт не смог обнаружить никакого подвоха, люди продолжали шептаться, что такой несчастный случай в первые же часы дороги мог служить лишь дурным предзнаменованием. Катан отметил, что капелланы не знают покоя, принимая исповеди, благословляя оружие, лошадей и священные медальоны, а Фульк докладывал, что, по крайней мере, первую пару дней у походных костров солдаты не говорили ни о чем другом.

Райс-Майкл и сам чувствовал себя не в своей тарелке. Что касается королевских сановников, то в немногие свободные минуты, что оставались у них по вечерам, когда войско останавливалось на привал, и были закончены все необходимые дела, проведены проверки, отосланы и приняты ежедневные депеши, - король знал, что, по меньшей мере, Ран и Манфред продолжают обсуждать между собой обстоятельства смерти Удаута. Димитрий мелькал вокруг чаще обычного, но ни разу не подходил близко к королю; по счастью для него, сановникам даже не пришло в голову усмотреть вину Дерини в происшедшем. Райс-Майкл продолжал осторожно исследовать свои магические способности, однако до сих пор не произошло ничего такого, что могло бы принудить его использовать их в открытую.

Первые несколько дней миновали без особых происшествий. Отряд двигался на северо-восток по южному берегу Эйриана, устраиваясь на ночлег то под открытым небом, а порой и в монастырях Custodes Fidei, где могли, по крайней мере, расположиться король и его сановники, в то время как остальное войско вставало лагерем в окрестных полях. Они продвигались достаточно быстро, и лишь одно происшествие омрачило дорогу, и вновь это оказалось связано с лошадьми. Райс-Майкл обратил на это особое внимание, поскольку несчастный случай вновь имел касательство к одному из его советников.

Это случилось на третий день, когда они выехали на берег Эйриана. Альберт возглавлял колонну вместе с несколькими рыцарями Custodes, когда внезапно пчелиный рой напал на седоков, жаля и людей, и животных без разбора. И хотя Альберт остался невредим, точно так же, как и его жеребец, однако на них налетел рыцарь, ехавший рядом, и оба животных, поскользнувшись, полетели с откоса в глубокую воду.

Альберт сумел удержаться в седле, и, отплевываясь и ругаясь, направил лошадь к отмели, но его спутник оказался не столь удачлив. Продолжая отмахиваться от налетающих пчел, он попытался восстановить равновесие, но пошатнулся, когда лошадь вновь поскользнулась, и под тяжестью доспехов мгновенно ушел на дно, в тот самый миг, когда Альберт устремился к нему на помощь. К тому времени, когда несчастного сумели вытащить на берег, ему было уже ничем не помочь.

Это происшествие повергло все войско в еще более мрачное расположение духа. Колонна перестроилась, и теперь позади нее одна из лошадей везла поперек седла тело погибшего Custodes, которого должны были передать собратьям для похорон в ближайшем аббатстве. Альберт, которому оруженосец мгновенно подал сухой плащ, на вид, как будто, совершенно бы не пострадал.

Дав лошади шпоры, он стремительно направился в голову колонны, подгоняя отстающих и пристально оглядываясь, не покажется ли еще откуда очередной пчелиный рой. И все же происшествие это показалось королю достаточно странным, и он невольно задался вопросом, не мог ли Димитрий и тут приложить свою руку… и лишь по ошибке поразил не того человека. Этот несчастный случай мало чем напоминал гибель Удаута и выглядел совершенно невинно, и если бы утонул именно Альберт, кто мог бы заподозрить неладное?.. Однако последнее, что пришло бы в голову Райсу-Майклу, это спрашивать о чем-либо самого Димитрия.

Чуть позже, в тот же день, они миновали Валорет и задержались лишь ненадолго, чтобы отрядить двух человек в Рамос, куда должны были доставить утопленника для похорон, и дождаться обещанных Хьюбертом войск из местного гарнизона Custodes Fidei. К ним присоединились восемьдесят рыцарей и оруженосцев Custodes под командованием лорда Джошуа Делакруа, одного из близких приятелей Хьюберта. В эту ночь они расположились лагерем под открытым небом, совсем недалеко от владений Рана в Шииле, откуда вечером к ним прибыли еще двадцать рыцарей вместе с кастелланом сэром Дрого де Палансом, который привез несколько телег, груженных жареным мясом, сыром, свежим хлебом и вином, чтобы порадовать своего господина, короля и их приближенных.

Так что в эту ночь в лагере воцарилось радостное настроение, по крайней мере, среди офицеров, которых пригласили отужинать в походном шатре Рана, но Райс-Майкл постарался пить как можно меньше, и вскоре удалился, дабы написать очередное письмо Микаэле.

Разумеется, он не мог доверить бумаге свои подозрения относительно происшествия с Альбертом, и уж тем более касательно гибели Удаута, и изложил все происшествие очень сухо и коротко, даже заставив себя восхититься удачливостью гофмаршала, - что не должно было вызвать особых подозрений у тех, кто станет читать его корреспонденцию, прежде чем вручить письмо Микаэле. Возможно, Райсиль сумеет увидеть истину между строк и сделает все необходимые выводы.

Растущее с каждым днем королевское войско поутру свернуло чуть восточнее, чтобы к ним могли присоединиться полсотни копьеносцев Манфреда в назначенном месте у Эбора, а затем они углубились на равнину Йомейра, где вновь разбили лагерь под открытым небом. Солдатами Манфреда командовал его сын Айвер, граф Кирнийский, получивший этот титул благодаря выгодной женитьбе. Айвер Мак-Иннис, молодой человек слегка за тридцать, был правой рукой отца на севере, и проводил свое время то в Кирни, которое получил в приданое от жены, то на отцовских землях в Кулди, поскольку именно Айвер со смертью отца должен был унаследовать все эти владения. Его присутствие в походе лишь усилило отчаяние Райса-Майкла, который начал опасаться, что с такими сильными противниками он никогда не сможет обрести свободу.

В предпоследний день пути они со всей скоростью устремились на северо-восток по просторам Йомейра. К вечеру, когда они встали на привал у аббатства святого Кассиана, также принадлежавшего Custodes, их было уже свыше двухсот человек. Король и его сановники должны были переночевать в странноприимном доме аббатства, где их уже ожидали гонцы от леди Судри с новыми картами местности и последними донесениями. Графиня утверждала, что на равнине перед Колдорским ущельем их будет ждать союзное войско в четыре сотни человек.

После того, как советники ознакомились с полученными посланиями, писцы тут же принялись за работу над ответными письмами, а король и его помощники отправились насладиться ужином в трапезной аббатства, где к ним присоединился сам настоятель и его доверенные лица. Они все поприсутствовали на вечерней мессе в благодарность за оказанное гостеприимство, после чего Райс-Майкл получил возможность наконец удалиться в комнату, отведенную ему и его оруженосцам в дальнем конце странноприимного дома.

Комната отличалась простотой обстановки. Помимо обычной узкой койки сюда добавили два тюфяка для оруженосцев и таз с водой, глиняный кувшин, а также грубые серые полотенца из домотканого полотна. Кроме того, если бы король пожелал написать какое-нибудь послание, ему предоставили в распоряжение круглый столик и три шатких табурета, которые установили у единственного узкого окна, рядом с которым горели несколько факелов. Кроме того, комнату освещали железные лампы, висевшие на крюках, вбитых в противоположные стены. В комнате слабо пахло какими-то травами, а каменный пол был посыпан свежим сеном.

- Ну, ничего, приходилось ночевать в местах и похуже, - добродушно заметил Фульк, скидывая седельные сумки на один из тюфяков.

- Да, но зато бывало, что кормили получше, - возразил Катан. - Честно говоря, аббат мог бы найти себе более толкового повара.

- Все равно приятнее, чем походная еда у костра, - заметил на это Райс-Майкл.

Было слишком рано, чтобы ложиться спать, поэтому король послал Катана за бутылкой вина, а они с Фульком разложили на столе те карты местности, что он забрал с собой после совета, который состоялся до ужина, чтобы еще раз ознакомиться с областями, лежащими вокруг Колдорского ущелья и крепости Кулликерн. Неожиданно послышался стук в дверь, и Фульк поднялся, чтобы открыть, уверенный, что это вернулся Катан… и в изумлении отступил на шаг, завидев на пороге Альберта, вслед за которым вошел и второй человек с факелом в руке.

- Сир, это лорд Альберт, - объявил Фульк напряженным голосом.

Райс-Майкл, обернувшись, медленно поднялся на ноги.

- Милорд, - пробормотал король, внезапно похолодев, ибо в спутнике Альберта он признал Димитрия.

Альберт коротко, почти грубо кивнул королю, сцепив руки за спиной.

- Ваше величество, я хотел осведомиться, имеются ли у вас какие-то вопросы по тем картам, которые вы взяли с собой. Судя по некоторым вашим комментариям за ужином, мне показалось, вы не одобряете наши планы.

Слова эти были чистейшей ложью, Райс-Майкл понял это сразу, без всяких чар истины, хотя он в любом случае не осмелился бы применить их при Димитрии, даже учитывая, что Дерини вроде бы должен теперь работать на них. Изобразив на лице крайнюю степень изумления, он указал на один из стульев, и сам также присел к столу.

- Даже вообразить не могу, что заставило вас так подумать, - заметил он небрежным тоном. - Но прошу вас, садитесь. Возможно, вы согласитесь еще раз обсудить со мной вашу стратегию и задать мне какие-то вопросы, чтобы убедиться, что я все понимаю верно. Увы, я первый готов признать, что все мои познания в военном деле ограничиваются лишь теорией. Прошу вас, садитесь же, милорд.

- Я лучше постою, спасибо, - ледяным тоном отозвался Альберт. - И не вздумайте мне указывать. Неужто вы полагаете, я не замечаю, как вы послушно произносите все те глупости, которых ждут от вас, в то время как втайне рассчитываете нарушить устоявшийся порядок вещей. Вы имеете какое-то отношение к гибели Удаута?

Этот неожиданный вопрос оглушил его. Медленно, сцепив руки на коленях, Райс-Майкл откинулся на спинку стула и изумленно покачал головой. Он еще не слишком хорошо владел магическими способностями, чтобы узнать, использует ли Димитрий чары истины, но никакого иного объяснения его присутствию здесь быть не могло.

Однако на этот вопрос он мог ответить, не солгав… Но ведь потом будут и другие вопросы. Райсиль утверждала, будто Димитрий «обезврежен», но что это означало на самом деле? Насколько ему можно доверять?

- Разумеется, я ни малейшего отношения не имею к гибели Удаута. Почему вы спрашиваете меня об этом?

- Потому что о силах Халдейнов ходят самые странные слухи, - отозвался Альберт вполголоса. - Ваш отец покровительствовал Дерини и, говорят, порой мог использовать их магию, по крайней мере, в самые первые дни своего правления. Вашего брата Алроя эта скверна не затронула, но Джаван… Ну, доказать мы так ничего и не смогли, но я всегда питал на его счет особые подозрения. Мне хотелось бы верить, что мы вовремя успели вмешаться и не дали вам подхватить эту заразу. Однако в свете последних событий я начал кое о чем задумываться.

- Каких еще последних событий? - смело переспросил Райс-Майкл. - Несчастный случай с Удаутом? Или с вами? Уверяю, я не имею к ним никакого отношения. Да и как бы мне это удалось? Спросите у него, если не верите мне.

И он ткнул рукой в сторону невозмутимого Димитрия, прекрасно осознавая, как сильно рискует, если Димитрий, на самом деле, не был обезврежен. Темные глаза Дерини блеснули в свете факела и словно вспыхнули каким-то внутренним огнем. Райс-Майкл затаил дыхание, когда Альберт устремил взгляд на Димитрия, который лишь пожал плечами и покачал головой в ответ… Однако сделал ли он это потому что так ему подсказали чары истины или потому что был теперь союзником короля, Райс-Майкл не знал.

- Он говорит правду, милорд, - произнес Димитрий вполголоса.

Альберт уставился на него в задумчивости, затем снова покосился на короля, взял факел из рук Димитрия и повернулся к двери, где топтался встревоженный Фульк.

- Фульк, запри дверь, а потом иди сюда и помоги мастеру Димитрию. Мне следовало сделать это очень давно.

- Милорд, но сэр Катан должен вернуться с минуты на минуту, - пробормотал Фульк, не двинувшись с места. - Если вы собираетесь сделать то, о чем я подумал, и хотите сохранить это в тайне, то лучше подождите его возвращения, иначе он может поднять тревогу.

Доводы Фулька звучали вполне логично и никак не опровергали его верность сановникам, но, кроме того, он стремился выиграть время для короля. Было совершенно очевидно, что Альберт не получил согласия остальных советников на свои деяния, ибо намеревался заставить Димитрия проникнуть в сознание Райса-Майкла; но точно также и сам Райс-Майкл не осмеливался поднять тревогу, ибо не желал слишком сильно протестовать против чтения мыслей, иначе сановники и впрямь могли заподозрить, будто он от них что-то скрывает и опасается прикосновения Дерини.

- Тогда ступай, поищи сэра Катана и приведи его сюда, - велел Альберт, воткнув факел в пустующую петлю на стене. - И ни слова никому о том, что здесь происходит.

Кивнув, Фульк развернулся, чтобы уйти, но в этот самый момент в дверях показался Катан с пыльной бутылкой вина в одной руке и с несколькими деревянными чашами в другой. Его задорный свист мигом оборвался, как только Фульк втащил его в комнату, и он увидел незваных гостей.

- Сэр Катан, оставайтесь у дверей и проследите, чтобы нас не беспокоили, - велел Альберт, в то время как Фульк забрал у того бутылку, чашки и поставил их на пол. - Заприте дверь. Фульк, поди сюда и помоги мастеру Димитрию.

- Я не потерплю, чтобы меня держали силой, - выпалил Райс-Майкл, вскакивая на ноги.

Альберт рывком развернулся к нему и ткнул в короля пальцем.

- Сядьте.

Райс-Майкл опустился на стул.

- Вы будете делать то, что вам велено. А придется ли вас удерживать силой, будет зависеть лишь от вас.

С трудом сглотнув, Райс-Майкл заставил себя вздохнуть поглубже, пытаясь унять дрожь. В своей гордыне и слепом страхе он едва не осмелился в открытую бросить вызов Альберту, чего тот никогда бы не потерпел. Катан, напряженный и испуганный, застыл у двери, готовый в любой момент ринуться к нему на подмогу, но Райс-Майкл взглядом остановил его. Он позволит Димитрию коснуться себя. Окажется ли Дерини предателем, вскоре станет ясно. Оставалось лишь молиться, что Райсиль сказала ему правду.

- Я не говорил, что стану сопротивляться, - пробормотал он, старательно опуская глаза, и сжал руки на коленях.

Фульк встал за спинкой его стула.

- Я совсем не хотел спорить с вами.

- Очень рад это слышать, - отрезал Альберт, поднимая брови. - Могу ли я заключить из этого, что вы готовы дозволить мастеру Димитрию раз и навсегда решить вопрос вашей невиновности?

- Все мои возражения, судя по всему, не имеют никакого веса, - промолвил Райс-Майкл негромко. - Мне лично кажется, что вы поступаете весьма опрометчиво, но я сделаю то, что от меня требуется, как делал всегда в прошлом. Я знаю свое место и сознаю, насколько я уязвим. И пусть мне не по душе многое из того, что приходится делать, но это не означает, что я готов вести себя по-детски и бросить вам вызов.

В уголках жесткого рта гофмаршала мелькнула злая усмешка, и он небрежно кивнул Фульку, стоявшему наготове у короля за спиной.

- Изящно сказано… государь, - промолвил он не без сарказма. - Сэр Фульк, полагаю, ваши услуги нам не понадобятся. Мастер Димитрий, я желаю узнать наверняка, владеет ли наш юный король той же силой, что и вы. Вам известны слухи касательно Халдейнов. Я хочу либо подтвердить их, либо опровергнуть.

Райс-Майкл с глубоким вздохом закрыл глаза.

- Альберт, умоляю вас не делать этого, - пробормотал он, стараясь не встречаться взглядом с Дерини, когда тот направился прямо к нему. - Вы же знаете, почему ему не дозволяли прикасаться ко мне все эти годы. А что, если он затевает какое-то предательство? Знает ли Ран, что вы замыслили?

- Пусть это вас не тревожит, - возразил Альберт и коротким кивком подал Димитрию знак.

Отвесив королю поклон, Димитрий небрежно присел на край стола рядом с Райсом-Майклом, размял пальцы, а затем поднес руки к лицу короля.

- Будет проще для нас обоих, сир, если вы не станете сопротивляться, - прошептал Димитрий, и ладони его накрыли глаза Райса-Майкла.