Наследие Артанов

Глава 11

– Никуда ты без нас не пойдешь!!! – Виталина сверкала глазами и выглядела настолько грозно, что даже Геннер съежился в поддельном испуге.

– Это почему же? – окрысился я. Я к вам в няньки не нанимался и вообще… я человек свободный. Куда хочу – туда и иду.

– А вот и нет! Кто нас сюда затащил? Ты! А я, между прочим, несовершеннолетняя, и Геннер то… – глянув на здоровяка, клыкастая физиономия которого от удивления вытянулась, Виталина сочла за лучшее замолчать, но, тем не менее, все равно продолжала злобно поедать меня взглядом.

– Госпожа Всепрощенная! Илья! А может быть хватит уже? Ну какой толк ругаться, стоя при дожде, на промозглом ветре, да еще и на голодный желудок? Давайте-ка лучше пройдем в палатку и там уже, в нормальных условиях, сидя за рюмочкой горячего жмяка и мискою жареного на противне мяса молодого хрюпика продолжим это невероятно увлекательное занятие. Вы как, согласны? Ну и хорошо. А то я смотрю, вы оба вон уже замерзли совсем, зуб на зуб не попадает. Особенно вы, госпожа Всепрощенная. Это надо же так: в такую погоду выйти на улицу без штанов, в одном платье…

Поняв, что Виталина только что нашла для себя новую жертву и вот-вот вцепится Геннеру в волосы, я поспешил последовать совету гиганта и действительно направился в сторону палаточного городка, оставив наедине эту неразлучную парочку.

Да, в чем-то Виталина была права. Не будь меня – и они с Геннером сидели бы сейчас тихо-мирно на Болтанке, не подвергая свои жизни практически ежедневным опасностям в этом не то что аду, а винегрете из монстров и таких страшных чудовищ, каких не увидишь даже после постъядерного апокалипсиса. Живность Болтанки по сравнению с живностью, встреченною здесь, не то что отдыхает – а тихо курит в сторонке. А самое странное – живность эта мало того, что не переводится, хотя отряды зачистки перестреляли ее уже немерено, а, наоборот, создается такое ощущение, что с каждым днем ее становиться все больше. И откуда она только берется?

Впрочем, волновал меня не только этот вопрос, а и то, что я совсем недавно услышал от Виталины. Оказывается, Антонина Семеновна не просто отказывалась со мной разговаривать в последнее время из-за сквалыжности своего характера – Всепрощенные перед тем, как отправить меня в логово Усопших ее попросту выключили, одним только им известным способом отсоединив ее нервные окончания от моего мозга, и теперь она могла лишь молча наблюдать за моими действиями, не будучи в состоянии что-либо сделать. В рабочем режиме оставили всего лишь один канал, отвечающий за коммуникацию. Иначе говоря – позволяющий выполнять обычные функции лингвопереводчика. Почему Всепрощенные поступили таким подлым образом, из Виталины вытянуть так и не удалось. Сказала только, что так было надо. И все. Никакие уговоры, скандалы, попытки подкупа, лесть и прочее не помогали – упрямая девчонка упорно стояла на своем, раз за разом повторяя только то, что я от нее уже слышал. Именно по этой причине я и отказывался брать их с Геннером в задуманное мной путешествие, аргументируя это тем, что до тех пор, пока в нашей маленькой группе не будет достигнуто абсолютное, полное доверие между ее членами, исключающее всяческие недоговоренности и секреты, идти таким составом, лично для меня, не представляется возможным.

Однако, существовал еще один фактор, послуживший, пожалуй, основным поводом для такого моего решения. Это был фактор риска. Чего греха таить? За время наших совместных приключений я успел очень крепко привязаться к этой колоритной парочке и теперь приходил в ужас при одной только мысли о том, что с ними, не дай Бог, может случиться что-нибудь нехорошее. А «нехорошего», надо сказать, случиться в дороге может очень и очень много, ведь собрался я все-таки не за грибами сходить, не по ягоды, а ни много ни мало: отправиться на поиски базы, на которой была смонтирована аппаратура, отвечающая за создание и работу межпространственных тоннелей.

На территории, обследованной картографами и разведчиками, ничего похожего найдено не было. Вокруг палаточного городка беженцев с Болтанки, расположенного неподалеку от маленькой речушки, на многие километры расстилался девственный лес, бывший некогда чем-то вроде парка. Именно он-то и служил основным поставщиком пищи и древесины для колонии. Грибов, ягод и дичи в нем было предостаточно для того, чтобы пережить надвигающуюся зиму. Как я уже говорил, водились в нем и монстры, размеры и внешний вид которых временами просто поражали воображение. К счастью, мясо большинства из них было съедобным, а некоторые образчики шкур, кости, рога и хитиновые панцири даже использовались для нужд начинающей колонии. Древесина же шла преимущественно на постройку новых жилищ, поскольку в палатках с каждым днем становилось все холоднее.

Работа спорилась. В данный момент была возведена четвертая часть от того, что задумано было построить, сообразуясь с нуждами переселенцев. Длинные нестройные ряды деревянных бараков и прилепившийся к ним городок из палаток даже успели обнести высоким деревянным частоколом с прямоугольными дозорными башнями, на каждой из которых было установлено по одному артиллерийскому орудию. Пулеметные расчеты ютились на башнях поменьше, выстроенных не вровень, а за частоколом.

В общем, Корятин со своей администрацией не зря ели свой хлеб. Никаких глупостей, излишеств, никаких ненужных законов. Все, абсолютно все в новой обители Усопших, как их называли в свое время Перерожденные, было теперь ориентировано на выживание. Даже фундамент дворца не закладывали, выделив по настоятельному требованию правителя ему с семьей всего лишь один из бараков поприличнее.

Изменились и рядовые Артаны. По привычке, я упорно называл их людьми и это, в сущности, было абсолютно правильно – ведь ничем от людей они, в общем-то, и не отличались. Теперь, когда над каждым из них дамокловым мечом уже не висела постоянная угроза жуткой, медленной смерти от радиации, а отвратительная процедура обязательной еженедельной прилюдной «отбраковки» отошла в прошлое, они все до единого воспряли духом и трудились с таким энтузиазмом, что сразу же становилось ясно: этой колонии суждено будет не просто выжить, а достигнуть чего-то большего.

Когда я уже добрался до нашей палатки и, взгромоздившись на неказистую лавку у самого очага, принялся с наслаждением согревать ноги, прихлебывая при этом горячую, ароматную настойку из трав, через полог просунулась всклокоченная голова Виталины.

– Можно?

– Заходи. – Милостиво разрешил я, удивленный столь неслыханным в последнее время проявлением вежливости.

Она долго себя не заставила ждать – быстро юркнула к очагу, дрожа, как осиновый лист, распростерла руки над огнем. Следом за ней в палатку протиснулся Геннер и тоже направился к нам. Выражение лица его нельзя было назвать очень веселым, а еще на нем виднелась свежая отметина: длинная багровая царапина через всю щеку.

– Твоя работа?

Всепрощенная пристыженно потупилась, переворачивая руки кверху ладонями так, чтобы не было видно ногтей.

– Вы уж простите ее, госпожа Всепрощенная сделала это не со зла. Характер у нее просто немного вспыльчивый, а так она вообще-то…

– Ага, белая и пушистая. – Прервал я словоизлияния Геннера и грозно сдвинув брови, посмотрел на виновницу скандала. – Ну так что, каяться будем или как?

– Будем… Прости.

– Вот так-то лучше. Полотенцем голову вытри и в сухое переоденься. И одеяло на себя теплое накинь!

– Потом. Я вообще-то поговорить хотела.

– А есть что сказать?

Украдкой скосив глаза, Виталина внимательно изучила мое лицо:

– Есть. А что если я… мы… расскажем тебе все про твоего (слово «лингвопереводчик» давалось ей сейчас явно с трудом, видимо чересчур уж замерзла) лингва, то ты возьмешь нас с собой в поход?

– Кого это нас? Тебя с Геннером? – уточнил я просто так, для проформы.

– Ага.

– А если я скажу, что подумаю?

– Думай. Сколько хочешь думай! – Чертовка уже не корчила из себя кающуюся грешницу – она улыбалась, всем своим видом показывая насколько сильно уверена в своей победе. Еще бы: ведь эта малолетняя вертихвостка прекрасно знала, что одна из самых поганых черт моего характера, а именно – неуемное любопытство, все равно, при любом раскладе, рано или поздно решит спор не в мою, а в ее пользу. Эх, видит Бог, до чего же мне хотелось сказать ей: нет!

Аудиенция у Корятина прошла довольно гладко. Да, он конечно был не в восторге, что один из его советников (а мне это почетное звание присвоили буквально на днях), решился отправиться в столь опасное путешествие, да еще и наотрез при этом отказался от взвода охраны, выбрав в попутчики всего лишь взбалмошную девчонку с туповатым верзилой, но, взвесив все за и против, все-таки, скрипя сердцем, согласился на мое предложение. По сути, в лагере я ему был уже не нужен, поскольку основную свою задачу я выполнил, а для налаживания быта новой колонии людей и так хватало. Да и если соотносить свои планы с прицелом на будущее, то знание о месторасположении базы, на которой была смонтирована аппаратура, отвечающая за работу и создание пространственных тоннелей, было бы совсем нелишним. Мало ли что? Вдруг придется искать способ убраться и с этой планеты?

Была еще одна причина, по которой Корятин не просто согласился на мое предложение, но и распорядился мне выдать все то, что я посчитаю необходимым для выполнения своей далеко небезопасной задумки. Когда-то, еще на Болтанке, я рассказал ему о существовании планетомаркета «Архарионна», в котором можно приобрести все, что угодно, включая медицинские препараты для омоложения и продления жизни. И владыка Усопших отнесся к моему рассказу настолько серьезно, что вместо того, чтобы при переселении на новую планету взять с собой дополнительный запас семян или еще чего-то, действительно необходимого для выживания, он прихватил золото, все, до последней крупинки, которое долгие века пылилось в его сокровищницах. А потому мне дан был негласный приказ: в первую очередь выяснить, возможно ли осуществить открытие межпространственного портала туда, или хотя бы на планету, где есть возможность купить транспортный гелиостроп нужного тоннажа и отправиться на Архарионну уже своим ходом.

Для того, чтобы путешествие наше вышло довольно-таки комфортабельным, я выбрал один из фургонов, дав задачу умельцам Корятина переоборудовать его с учетом местных реалий. Тент из материала, отдаленно напоминающего парусину, был снят и заменен глухим коробом из легких пород дерева. Внутри была установлена небольшая стационарная «буржуйка», с выведенной на крышу печной трубой, а также три раскладных кровати с прикрученными к полу ножками.

Геннеру я поручил заняться снабжением нашей маленькой экспедиции продуктами питания. И не прогадал: гигант правдами и неправдами ежедневно выбивал их из толстомордого советника, заведующего продуктовым складом, грозя тому то карами небесными, то карт-бланшем от Корятина в виде писульки с неровной подписью и гербовой печатью владыки. Результатом такой кипучей деятельности стало то, что фургон наш оказался снизу доверху забит ящиками с копченым мясом, крупами, мешками с мукой, засушенными фруктами и восьмилитровыми кадками со «жмяком» – новомодным спиртным напитком, который предприимчивые переселенцы научились гнать из листьев дерева неизвестной породы, в изобилии произрастающего неподалеку от городка.

Не отказался я и от двух пулеметов с четырьмя ящиками патронов, двух семизарядных пистолетов, а так же трех винтовок с примкнутыми штыками. Патронов к ним тоже выдали более чем достаточно – их мы расфасовали по отдельным ящикам и устроили под кроватью Геннера.

Пока мы вовсю занимались подготовкой к походу, Виталина тоже не била баклуши – она усадила за работу целый штат портных и сапожников. В результате их недельного труда мы теперь щеголяли в обновках: Геннер обзавелся самой настоящей пуховой курткой с накладными карманами, мне перепало пальто из непромокаемого материала с меховой подкладкой, Виталина же щеголяла в роскошной шубе огненно-рыжего цвета и в точно такой же шапке из меха весьма часто встречающегося, но жутко пугливого зверька, охотиться на которого не так-то просто. Ну и, естественно, каждый из нас стал счастливым обладателем теплых штанов, а так же отличных кожаных сапог, причем у Виталины они были просто сногсшибательными: новомодные, отороченные мехом, с какими-то кисточками-висюльками, вставками… Единственное, что осталось неизменным – так это ее черное короткое платье, с которым она упорно не хотела расставаться, а потому взяла его с собой, игнорируя наши с Геннером осуждающие взгляды. Спрашивается: где она собирается его носить, если на улице уже мороз и с каждым днем становится все холоднее?

Отъезд наш стал для города, в который все больше и больше превращалось некогда совсем уж убогое поселение, самым настоящим праздником. То ли мы всем уже так надоели, что от нас просто не терпелось избавиться, то ли расстарались пиар-менеджеры Корятина, придав нашему отъезду ореол этакой романтической значительности – не знаю. Но проводы и правда вышли, что надо, плавно перетекая из грандиозной попойки в торжественное прощание с криками «ура!» и слезами на глазах у особ наиболее впечатлительных. Дамы нам махали платочками, мужики своими заскорузлыми «граблями», в которые превратились их руки от ежедневных тяжких трудов. В общем, мы с Геннером были довольны. И только Виталина, не сдержавшись, презрительно фыркнула, когда одна из распутных дочурок Корятина, черноволосая Виолетта, подбежала к фургону и крепко меня обняла, приложившись поцелуем к побритой, по такому случаю, щеке.

В какую сторону ехать споров у нас не возникло. Автострада, найденная нами в первый же день нахождения на этой планете, завладела умами всех, а потому Геннер без лишних разговоров направил лошадей налево – туда, где сквозь грязь, подмерзшие лужи и земляные наносы местами проглядывала ее серебристая поверхность.

Сейчас мы сидели на козлах все втроем и молчали. Разговоры вести не хотелось. Да и о чем разговаривать? Хорошее настроение постепенно истаивало, плавно переходя из праздничного к созерцательному. Кто знает, что с нами будет дальше? Кто знает, куда мы сейчас едем? Что мы там встретим, на конце своего пути? И зачем? «Зачем?» – Знаю только я. Я лично ищу свою дорогу. Дорогу к Эльвианоре. Быть может, она уже и вышла замуж за своего Крекопессия, как хотел ее настойчивый папаша, да только что-то очень уж я в этом сомневаюсь. А вот зачем со мной едут эти двое? Впрочем, после того как Виталина, как и обещала, рассказала мне все, что знает по поводу моего лингвина, завеса этой тайны несколько приоткрылась. Оказалось, что все очень просто: мой симбионт-лингвопереводчик, дражайшая Антонина Семеновна, принадлежит к виду, некогда покорившему более чем восемьдесят процентов галактики и уничтожившему всю цивилизацию древних Артанов, в то время весьма развитую.

«Ланиты» – так называла себя в прошлом эта паразитическая форма жизни. У самок-ланитов жизненный цикл практически никогда не прекращается, они абсолютно бессмертны и могут существовать вечность, исключая разве что случаи насильственного умервщления или гибель своего носителя до того, как они успеют покинуть его тело, переходя в носителя другого. А «лингвинами» они стали называть себя гораздо позже и, начав позиционировать себя в роли простых лингвопереводчиков, искусно принялись скрывать остальные свои навыки и умения. Теперь, когда благодаря такой хитроумной политике буквально каждый житель галактики просто мечтал о том, чтобы в его мозг внедрили лингвина, и даже готов был за это платить, надобность захватывать, колонизировать и уничтожать миры, неподвластные ланитам, полностью исчезла.

Дааа, такие вот невеселые дела получаются. Так вот почему Виталина так долго молчала, скрывая от меня эту информацию! Ведь не дай Бог, стоило мне проговориться кому-то из Усопших или простых Перерожденных, исключая разве что Всепрощенных, которые все как один были в курсе, и меня непременно бы убили, поскольку страх перед древними смертельными врагами оказался бы сильнее доводов разума.

А Виталина с Геннером? Почему они всегда со мной? Ведь они даже свой народ покинули только ради того, чтобы постоянно находиться рядом! Ответ напрашивается только один: Совет Всепрощенных приказал им следить за Антониной Семеновной и в том случае, если это будет необходимо – уничтожить ее носителя, то есть меня.

– О чем ты думаешь? – Виталина, пригревшаяся на моем плече, заелозила, меняя положение ног.

– О том, что у меня в голове.

– Не думай об этом. Самка лингвина теперь совсем не опасна.

– Я знаю. Но и раньше что-то особых бед у меня от нее не было. Даже наоборот: она мне всегда и во всем помогала. Где делом, где советом. Если бы не она – я бы сейчас точно с тобой не разговаривал. Веришь?

– Раньше бы ни за что не поверила. А сейчас – верю. Ты странный! – Вынесла Виталина неожиданный вердикт и задорно улыбнулась. – Между прочим – она нас слышит. Как думаешь: что она сейчас скажет, если я верну ей обратно возможность разговаривать?

– А ты и правда можешь это сделать?

– Конечно. Смотри!

То, что произошло после, перевернуло все мои представления о том, как надо правильно, как с точки зрения грамматики, так и смыслового наполнения, выражать свои мысли, а также эмоции при помощи слов исключительно нецензурного содержания. Антонина Семеновна материлась так, как до этого не матерился никто ни в этой галактике, ни за ее пределами. Все сапожники, слесаря-сантехники, столяра, таксисты, завсегдатаи забегаловок и шашлычных, строители и даже дворники – все, все они сейчас бы просто сдохли от зависти, случись им услышать этот монолог, плавно переходящий в речитатив, бессвязные крики и бесконечные уверения в моей черной неблагодарности.

– Ты все функции ей восстановила? Или она в состоянии только говорить? – вытирая рукавом струящийся по виску пот, я едва сдерживался, чтобы не попросить Виталину вернуть все, как было.

– Все. Теперь самка ланита, или «лингвина», как они себя называют, вновь может руководить всеми физиологическими процессами, протекающими в твоем организме, а также при надобности принять управление над твоим телом. Ведь ты же этого хотел, правда? А в том случае, если она поведет себя как-то неправильно – я всегда могу ее снова отключить.

– Да. – Не стал я отнекиваться. – Там, куда мы едем, ее помощь может оказаться неоценимой.

Автострада, построенная древними строителями, упорно не хотела заканчиваться. Солнце уже клонилось к закату, а колеса фургона все еще продолжали катить и катить по застывшей земляной корке, накрывающей ее полотно почти полностью. К счастью, определить куда нам следует ехать было легко: саженцы деревьев, кусты, не могли выбиться на поверхность сквозь такую преграду, – почетным караулом стояли по бокам. Изредка встречались и перегораживающие автостраду поваленные стволы деревьев, и тогда зычный крик Геннера возвещал нас с Виталиной о том, что пора бы выбраться из фургона, в недрах которого мы недавно скрылись, спасаясь от холода и помочь ему определиться с выбором объездного пути. Бывало так, что деревья оказывались сравнительно небольшими, и тогда он вызывал нас для того лишь, чтобы мы покараулили с оружием в руках, пока он самолично занимается расчисткой.

Фургон остановился лишь тогда, когда стало совсем темно. Жутковатого вида лошаденок распрягли, привязали неподалеку, не позабыв напоить и щедро насыпать им в торбы злака похожего на овес. Сами же, быстро насобирав дров для растопки, скрылись внутри и приникли к печке, согревая замерзшие руки. К сожалению, Виталина позаботилась обо всем, но вот про перчатки, или, на худой конец, рукавицы, почему-то забыла.

– Неспокойно у меня как-то на душе сегодня. Как бы наших лошадок ночью не съели. – Хмуро пробормотал Геннер и придвинул к себе ружье поближе. – Караул может ночной стоит организовать? Как думаете? Илья? Госпожа Всепрощенная?

– Может быть и стоит. – Откровенно говоря, спать мне сейчас хотелось просто мучительно. Так, что даже от ужина отказался. Но затея Геннера была недурна. Потерять лошадей, когда мы уже так далеко от города – это значит потерять все. Все припасы, оружие, боезапас… На горбу ведь многого не утащишь, каким бы здоровяком ты ни был. Даже фиолетовокожий гигант Геннер – и тот имеет предел своих возможностей. – Лады. Разбуди меня ближе к полуночи. Пост на крыше организуем. Оттуда и обзор лучше, и со спины никто не подберется. Пулемет наверх затащи, цинка два патронов к нему. И теплое что-то, чтобы простелить можно было.

– А я? Когда моя смена?

Спорить со Всепрощенной, убеждая ее в том, что караулы по ночам это вовсе не детская забава, сегодня у меня не было ни сил, ни желания. А потому, коротко рявкнув: «завтра отдежуришь!» поспешил отправиться на боковую.

Геннер как в воду глядел: длинная пулеметная очередь и дикий рев разъяренного хищника в полуночной тиши прозвучали практически синхронно, заставив меня подпрыгнуть на койке так, что я едва не пробил головою крышу фургона. С сильно бьющимся сердцем я поспешил к приставной лесенке, которая вела к люку на крыше. Ну вот – опять! Пулеметная очередь прозвучала снова. За ней еще одна, а после – пулемет застрекотал практически не замолкая, выплевывая рой трассирующих пуль со стальным сердечником в темную черноту ночи. Плохой знак, очень плохой.

Высунувшись, я окинул взглядом представившуюся картину, да так и замер, хлопая глазами от удивления. Мать честная! А это еще что??? Метрах в сорока от фургона из невесть откуда взявшегося зева портала один за другим степенно выползали хвостатые двулапые ящеры и, переваливаясь с одной лапы на другую, словно пингвины, неспешной походкой направлялись к нам. К счастью, луна этой ночью светила достаточно ярко, их сгорбленные силуэты можно было разглядеть без труда. Этим-то и пользовался Геннер, посылая очередь за очередью в их сторону. Трупов уже по земле было разбросано столько, что новые ящеры то и дело падали, перецепаясь через останки своих собратьев. Однако никого это не останавливало: оставшиеся в живых упорно продолжали идти вперед.

Внезапно черноту ночи прорезал новый сполох и Прощенный сквозь зубы выругался, вставляя в пулемет новую ленту. И было отчего! Неподалеку от первого портала возник еще один, новый, и сразу же выпустил из себя могучее тело хищника, отдаленно похожего на медведя. Рассмотреть его как следует я уже и не старался – в один миг скатившись с лестницы рванул к оружейному ящику, выхватил из него пулемет и, сгибаясь под его тяжестью, вновь поспешил обратно. Расположился возле Геннера, упав плашмя на холодную крышу фургона, поставил пулемет на сошки и только после того, как навел его ствол в сторону новой опасности, понял, что патронов к нему прихватить так и не удосужился.

– Виталина! Ленты к пулемету тащи! Живо!!! – перекрывая разъяренный рык раненого хищника, в которого попала одна из пуль, выпущенных Геннером, заорал я во всю глотку.

Всепрощенная не подвела: не прошло и пары минут, как ее тонкая фигурка в белой ночнушке как бабочка заметалась по крыше фургона, поднося к нам с Геннером цинки с уложенными в них набитыми уже патронными лентами. Теперь дело пошло лучше – два пулемета заговорили разом, веером пуль окатывая волны нападающих.

Казалось, что этому дикому светопреставлению не будет конца: «ящеры» и «медведи» шли и шли нескончаемым потоком, как будто те миры, на которые были настроены порталы, выдавливали их, словно зубную пасту из тюбика. Один из пулеметов замолчал – ствол его пришел в негодность от перегрева. Еще один внезапно заклинило, и нам с Геннером пришлось спешно устранять неполадку, пока Виталина отстреливала из винтовки, особенно близко подобравшихся к фургону, тварей.

Рассвет наступил как-то внезапно. Лучи вышедшего из-за горизонта солнца в один миг осветили картину кровавого побоища, заставив нас прищуриться от неожиданно яркого света. И тотчас же, словно по мановению волшебной палочки, беззвучно схлопнувшись, исчезли и пространственные пуповины, которые по необразованности своей мы называли порталами. Оставшаяся без подкрепления восьмерка двуногих рептилий и четверка «медведей», не выдержав ураганного огня из единственного остававшегося работоспособным пулемета сначала попятилась, а затем и вовсе «дернула» в лес.

И вот наступил, наконец, момент, когда мы остались наедине. Наедине со своими проблемами.

– Да уж… – обводя взглядом окровавленное месиво из тел вперемешку со взрыхленной землей и разбрызганными там и сям мозгами, я, свесив ноги, устало присел на краю крыши фургона. От увиденного мутило. Мутило до такой степени, что я едва сдерживался, чтобы не опорожнить содержимое своего желудка прямо под колеса. Рядом со мной примостилась Виталина. Девчонку всю трясло от пережитых переживаний, сдерживаемые рыдания из нее так и рвались, однако каким-то образом она все еще умудрялась молчать. Один лишь только Геннер, в силу своего характера, продолжал оставаться невозмутимым. Мельком оглядев место побоища, он поспешил спуститься по приставной лестнице внутрь фургона и вскоре вернулся на крышу с шубой Виталины. Молча, ни слова ни говоря, накинул ее Всепрощенной на плечи и только потом обратился ко мне с вопросом, который тотчас же заставил меня позабыть о собственных проблемах:

– Илья, а вы лошадок наших случайно не видели?

Солнце уже клонилось к зениту, когда наш маленький отряд вновь выдвинулся в путь. А поскольку без фургона путешествие наше обещало стать длинным, то с собой решено было взять лишь самое необходимое – только то, что могло уместиться в небольших заплечных рюкзаках. Единственный пулемет, который после ночного боя все еще продолжал оставаться в рабочем состоянии, а также диски к нему, тащил на себе Геннер. В моем же мешке, и в мешке Виталины, наряду с небольшим запасом патронов к винтовке и пистолету были только продукты. И все. Остальные все вещи остались там, позади, в сиротливо стоящем фургоне, окруженном смердящими тушами уродливых визитеров, над которыми уже начинали кружить мухи.

Настроение было паскудным. Никто из нас не верил, что появление порталов на нашем пути было случайным. Смущало и поведение хищников: создавалось такое впечатление, как будто кто-то их гнал вперед мысленными командами, напрочь отключив при этом чувство самосохранения. А ведь впереди еще была новая ночь!

– Значит так, касатик! Очень бы мне хотелось сейчас ошибиться, но… ужимки нашего неизвестного доброхота довольно сильно мне кого-то напоминают. И если это действительно так, и ОНА все еще жива, то мне следует оказаться как можно дальше от того места, в которое мы сейчас направляемся. Уяснил?

– Это еще почему? И кто такая ОНА? – Вкрай заинтригованный, я даже шаг замедлил, ожидая, что же мне поведает сейчас мой симбионт.

– Не твое дело! Просто слушай, что тебе говорят и все!

Странно: мне вот кажется сейчас, или в голосе лингвинихи впервые за все время нашего знакомства и правда проскальзывают нотки страха? А я-то, грешным делом, был непоколебимо убежден, что старая карга не боится никого и ничего во Вселенной!

– Но ведь если мы не найдем способа убраться с этой планеты, то окажемся привязанными к ней навсегда! Вас устраивает такой поворот событий?

Лингвиниха заткнулась, то ли игнорируя мой вопрос, то ли всерьез обдумывая сложившуюся ситуацию и только через некоторое время, когда я уже решил, что она и не ответит, тихо пробормотала:

– Еще одна ночь. Только одна ночь. И если я пойму, что это действительно ОНА сейчас стоит у нас на пути, то хочешь ты этого или нет, а мы отправляемся назад в лагерь. Все, это мое последнее слово. Попробуешь пойти наперекор – возьму контроль над твоим телом на себя, и даже твоя Всепрощенная не сможет ничего со мной сделать.

Дальнейшие расспросы ничем не помогли. Симбионт упорно молчал, совершенно не реагируя ни на какие, даже самые соблазнительные, мои просьбы и посулы. Ни Геннеру, ни Виталине я о разговоре нашем решил не рассказывать: юная Всепрощенная все еще никак не могла оправиться от пережитого, а Геннер… а что Геннер? Чем этот флегматичный здоровяк сможет мне помочь? Правильно – ничем.

Место для ночной стоянки было выбрано довольно удачно: по левую руку от узкой полосы из прибрежного песчаника, на котором мы расположились, тянула свои ветви к солнцу чахлая древесная растительность, ее даже язык не поворачивался назвать лесом. Спереди и по правую – расстилалась степь, пожелтевший травянистый ковер которой очень редко разбавлялся низкорослыми кустами. Сзади же спины наши прикрывала река, причем была она настолько широкая, что даже берега противоположного почти не было видно – просто тонкая полоска у самого горизонта. Это очень хорошо, что в целях безопасности мы решили подальше отойти от дороги, ведь не сделай мы этого – и непременно прошли бы ее стороной, так и не совершив своего самого значимого за все время путешествия открытия. Ведь река, настоящая река, а не тот ручей, что течет возле лагеря и только номинально числится речкой, нужна беглецам с Болтанки, как воздух. Да и добираться-то сюда сравнительно недалеко, в общем. «Нет, надо, надо уговаривать Корятина на новое переселение! И места под пашню здесь хватит с избытком!» – С этими радужными мыслями, совершенно выбросив из головы угрожающие обещания Антонины Семеновны, я прилег на куче из опавших листьев в опасной близости от костра, да так и заснул там, в позе эмбриона, рискуя опалить себе бок или ногу.

– И этого тоже грузите! – Голос, вырвавший меня из оков сна, был мне совершенно незнакомым. И хотя в нем отчетливо звучали повелительные нотки, они не делали его грубым. Более того: низкий, грудной, он казался настолько привлекательным, что очень сильно хотелось посмотреть на его хозяйку. Так сильно, что я даже рискнул открыть глаза, хотя умом прекрасно понимал, что нас снова угораздило влипнуть в очередную переделку.

Неприятности и правда были. Куда же без них? В пяти метрах от нашей стоянки буквально над самой землей висел небольшой пассажирский гелиостроп с открытой створкой задней шлюзовой камеры, причем оттуда уже слышались возмущенные крики Виталины, перемежающиеся то ли со звуками пощечин, то ли ударов. Геннер же лежал рядом, совсем неподалеку от меня. Бедолагу упаковали в силовой кокон, и теперь он мог только голосом выражать свое вполне обоснованное возмущение. Чем он и занимался, в принципе, громогласно обзывая пленивших его пришельцев то грязными ушригами, то коварными крахдами, причем в виду крайней степени ярости, в которую Прощенный впал вследствие своей полной беспомощности, он то и дело повторялся, раз за разом выплевывая одни и те же ругательства.

Ах да, кстати, стоило мне повернуть голову, как я убедился, что оказался абсолютно прав: обладательница чарующего голоса и впрямь производила сногсшибательное впечатление. Она была красива? Да!!! Она была просто невероятно, восхитительно красива! Нежный овал лица, смуглая кожа, пухлые чувственные губы, теплые карие глаза, от ироничного взгляда которых так и бросает в жар, а волосы… Какие у этой красотки волосы! Иссиня-черные, цвета воронова крыла, они искрящимся водопадом спускаются по плечам до самых бедер, обтянутых узкими черными брюками, позволяющими воочию убедиться, что фигура незнакомки так же совершенна, как и весь ее облик. Эх, если бы не горячая любовь к Эльвианоре, то я и сам, пожалуй, приударил бы за такой…

– Я бы на твоем месте не стала этого делать. – Голос Антонины Семеновны был таким кислым, как будто она только что съела лимон.

– Почему же?

– Ну, во-первых, потому что она старше тебя по возрасту на семь с половиной тысяч лет. А, во-вторых, потому что это – моя мать!!!