Наречённый для ворожеи

Глава 6. Скучать не приходится

Промозглым и скучным дождливым утром, когда хотелось не учиться, а дремать рядом с тёплой печкой под шуршание струй за окном, в травницкую, где уже собрались все ученицы, бодро впорхнула Липа. С мокрым лицом и с перекинутым через руку потемневшим от влаги дорожным плащом. С плаща потихоньку капало.

– Девоньки, чего расскажу – Илька, барончик заморский, всё-таки этой ночью в лесу заплутал! А я мальчишку нашла, выходит не зря упросила Бера взять с собой вместо Моревны! – победно объявила Липа.

– Поди в лес взяли всех, кто попросился? И я бы могла? – сразу прекратила зевать и обиженно заканючила Рута, которая уже позабыла, что накануне ночь и дождь её пугали. – А почему Моревна не захотела? Передумала?

– Да нет, за ней гонца прислали. Опасный разбойник из темницы восточного мурзы убёг, так ищут всем миром, – взялась объяснять Заряна, потому что Липа уже схватила со стола и сунула в рот пирожок. Позёмка тем временем молча забрала у подруги мокрый плащ и повесила рядом с тёплой печкой.

– Я, кстати, Ильриха не осуждаю, а жалею, – прожевав румяный пирожок с калиной, опять заговорила Липа. – Мальчишке всего десять, и Тавр, как его пестун, должен был лучше приглядывать.

– Уже десять и до сих пор собственный пестун? Так и проживёт всю жизнь занянченный, – недобро усмехнулась Рута. После случая с нечаянным поцелуем на лестнице, она старалась высмеять Ильку по любому поводу. Мстила, правда сама не знала за что.

– Ты сегодня что-то особенно вредная. Не с той ноги встала? – покосилась на дочку ведьмы Липа. И опять продолжила рассказывать. – Между прочим, бедолагу позвал и увёл от остальных якобы голос Тавра. Ильрих в этом клянётся!

– Местный леший балует? Альдона же с ним договаривалась, чтобы учеников из обители не морочил, – изумилась Позёмка, которая, усевшись от всех в отдалении у печи, взялась переплетать свою белоснежную косу. Да так и застыла с распущенными по плечам волосами, на которые Рута сначала ревниво уставилась. Но быстро успокоилась – её собственная смоляная блестящая грива была не менее густа, а к Позёмкиным годам подрастёт на ту же длину.

– Вот и Бер сперва подумал на лешего… – Липа нарочно замолчала и сделала таинственное лицо. – Пока я не нашла на земле несколько зелёных листиков!

– Тогда понятно, – кивнула Заряна, ничего не объяснив. Позёмка тоже задумчиво кивнула и спокойно занялась своей косой.

– Ничего и не понятно! – возмутилась Рута. – Ну, листочки. Чай лес кругом!

– Так ведь осень, – возмущённо пискнула Морошка. – Подумай сама – откуда теперь в лесу зелёные?

– И откуда? – исподлобья уставилась на малявку Рута, которой было обидно оставаться в неведенье.

– Давай я подскажу – листочки те нападали с ауки. Он один круглый год ходит заросший зелёной травкой и листиками, – охотно объяснила вторая ягиня.

– Даже зимой, – подтвердила Липа, закончив жевать третий пирожок. – Вспомнила ауку? Он ещё любит притворяться эхом.

– Коли вы сами позабыли – я дочь пережинщицы и рядом с лесом никогда не жила. Матушка любила в степных деревнях селиться, где люди пашни засевают.

– Так бы и сказала, – поколебавшись, вернула на место четвёртый пирожок Липа. – Тогда сейчас растолкую. Аука маленький лесной дух. Не злой, специально в топь или другое опасное место не заведёт, просто большой шалун. Это он позвал Ильку голосом Тавра и потаскал, как следует, по ночному лесу. И сам же к рассвету на опушку вывел, от которой рукой подать до дороги. Там же, на опушке, я Ильку и нашла, а Бер сейчас повёл барончика в баню.

– Небось этот шибко благородный обгадился со страху? – предположила из вредности Рута, и всё девочки невольно так и прыснули. Даже Заряна не утерпела, хотя и успела погрозить пальцем.

– Да нет, сильно ноги промочил. Надо мальчишку попарить, чтобы потом не лечить, – пояснила Липа, когда отсмеялась. И неожиданно добавила, пристально уставившись на Руту: – Пошли со мной.

– Куда? – удивилась дочка ведьмы.

– На Кудыкину гору.

– Не пойду! Уж и пошутить нельзя? – не понравилась девочке такая таинственность.

– Просто в коридор выйдем, дело к тебе есть.

В коридоре Липа завела Руту в небольшую стенную нишу возле окна и вдруг вынула из-за пазухи тёплый и немного мятый кустик… руты. Всё ещё украшенный мелкими жёлтыми цветочками, ведь упрямое растение цветёт долго и упорно. До поздней осени, словно бросая вызов наступающему предзимью.

– Держи! – Вручила Липа кустик Руте, согнувшись при этом в глубоком шутливом поклоне. – Со всем почтением от одного отрока.

– Кто такой? – опешила девочка.

– Местный, из обители, – подмигнула Липа, и Рута почему-то подумала о Тавре. Приёмный сын Бера и Дайвы, он мог хоть немного разбираться в травах и знать их названия.

– Может тот отрок Дайве хотел руту передать? На зелья и снадобья, а ты поняла, будто Руте? – продолжала недоумевать дочка ведьмы.

– Вот же поперечница! И поняла я верно, и передала, кому следует.

– Да зачем мне это?

– Прямо таки не ведаешь, зачем дарят цветы? – усмехнулась Липа. – Или благородный заморский ухажёр не по сердцу?

– Веник от пучеглазого филина?! – страшно возмутилась и, одновременно, почему-то вспыхнула, как маков цвет, Рута.

– Бедный барончик, уже и прозвище ему придумала зазорное, – вздохнула Липа. – Чем он тебе плох? Я когда нашла Ильриха под утро на опушке, тот совсем замученный был. Промокший, бледный, но едва разглядел в свете моего фонаря цветы, тут же бросился их собирать. Для тебя.

– За что ужо по сусалам и получит! Не желаю, чтобы обо мне судачили! – совсем разъярилась Рута.

– Скорая же ты на расправу, – ещё тяжелей вздохнула Липа, старательно пряча улыбку. – Лучше бы горемычный барончик, как все остальные, влюбился в Позёмку. Та хоть с мальчишками не дерётся.

– Потому что ледышка, а что уж у тихони внутри – никому не ведомо! Может целый чёрт! – опять огрызнулась дочка ведьмы, не замечая, что ведёт себя словно собака на сене – ни себе, ни людям.

– Ну-ну, – тонко усмехнулась Липа и вернулась в травницкую, оставив Руту злиться в одиночестве.

Впрочем, та тоже вернулась почти следом. Сразу после того, как выкинула бедный кустик за окно под дождь.

И дни пошли своим чередом, заполненные в основном учёбой и вечерней болтовнёй за рукодельем возле печки всё в той же уютной травницкой.

Девочки, школьные подруги, добровольно взялись готовить Руту к холодам, ведь запаса тёплой одежды у неё не было. Заряна и Позёмка вязали по паре тёплых чулок, Липа небольшую шаль, а малышки ягини, пусть и не слишком умело, каждая по варежке. Дайва же скроила и сшила Руте длинный жупанчик из толстого сукна, какие носят свебы. На самые холода поверх жупанчика следовало надевать меховую безрукавку, и тут уж постарался Бер. Принёс выделанные заячьи шкурки, из которых всё та же Дайва скроила и сшила безрукавку. Сама дочка ведьмы пока ни вязать, ни шить не умела, но старательно всему училась. Вспоминая всякий раз свою матушку, память о которой сейчас позорила.

Меж тем осень перешла в предзимье и печку стали топить не только в травницкой, но и в спаленках девочек. А когда на мёрзлую землю лёг снег, который уже не растаял, в обитель Ордена, из Муромских лесов, соизволила прикатить на высоких саночках тамошняя ягиня. Пожилая, хромая, но вовсе не древняя старуха. Статная, с низким звучным голосом и жуткая щеголиха! В крытой богатой парчой соболиной шубке, узорчатых красных сапожках и круглой шапочке, расшитой речным жемчугом. Рута всё это хорошенько разглядела, потому что гостья, прямо с дороги, появилась с утра пораньше в их спальне.

Не обращая внимания на дочь ведьмы, ягиня перецеловала Лушку и Морошку и передала близняшкам поклон от покойных родителей. Вошедший вслед за ягиней в спальню Магистр прижимал к себе единственной рукой двух толстеньких и спокойных котят. Чёрного и серого, пушистых и с кисточками на ушах. Морошка и Лушка, пища от восторга, котят мигом расхватали.

– Баюны. От меня в подарок, – звучно произнесла ягиня из Муромских лесов, кивая на котишек. – Пока малы просто спутники, а как подрастут, ещё и хорошие защитники.

– А мне котёночка? – заикнулась было из своей кровати Рута, но ягиня лишь равнодушно покосилась, а Магистр прижал к губам палец, призывая благоразумно помолчать.

Потом важная гостья велела Лушка с Морошкой одеваться, сама же пожелала подкрепиться с дороги. Магистр учтивым жестом пригласил ягиню следовать за собой, и едва они вышли, в спальню торопливо вошла Альдона.

– Чадушки, одевайтесь, быстренько закусите, и все вместе отправляемся на старый жальник. Ягиня прибыла поискать могилу князя, из-за которой в прошлый раз разгорелся сыр-бор.

– А я? Можно с вами? – опять влезла чересчур любопытная дочка ведьмы.

– А ты в телеге пятое колесо, – сурово отрезала Альдона.

Потом она так же решительно отобрала у Лушки с Морошкой котят, потому что девчонки, вместо того чтобы одеваться, продолжали их тискать.

Котят главная ворожея переложила в кровать к Руте, но спокойные до этого пушистики дочку ведьмы вдруг обшипели и сбежали обратно к хозяйкам. Тем не менее, под надзором неумолимой Альдоны, ягини всё-таки оделись, и ворожея увела малышек с собой.

Вернулись Лушка с Морошкой довольно быстро, уже к обеду. Вошли в травницкую с гордым видом и важно поведали остальным девочкам, что и взрослая ягиня не сумела отыскать на старом жальнике могилу давно покойного князя. А значит – обманщиком оказался колдун, но с ним пусть разбираются потомки того князя.

– Магистр уже пишет им письмо, что я и Лушка в прошлый раз были не виноваты, – с довольным видом подытожила Морошка.

– Ага, – поддакнула её сестра, – Не понимают люди, что об умерших нам обманывать нельзя. Как и говорить плохое – мёртвые обидятся и будут стараться прорваться в Явь.

– Зачем? – моментально заинтересовалась Рута.

– Станут ходить за нами по пятам и плакать, знаешь как их жалко! Как брошенных котяточек, – серьёзно объяснила Лушка.

– А где теперь приезжая ягиня? – спросила у близняшек Липа. – Хотелось бы на её соболью шубку посмотреть, уж больно Рута нахвалила.

– Может тётенька у Магистра? – предположила Морошка. – Только она надолго не останется, с нами уже попрощалась. Собирается проверить границу между Явью и Навью, которая возле избушки страшной бабушки.

– Той, что нам свою силу передала, – добавила от себя и Лушка, сестрёнки часто отвечали вместе.

Гостья из Муромских лесов действительно отбыла в тот же день, и жизнь в обители продолжила идти по накатанной колее. Вернее, раз наступила зима, как по накатанному ледку. Воспитанники Бера всё так же обучались, воевали понарошку то на большом, то на малом ратном поле, а ещё ездили в лес за дровами и прочищали вокруг стен обители дорожки в снегу.

Девочки усердно постигали искусство волшбы, практиковались в лечении разных недугов, а старшие ученицы ещё и выезжали на задания, когда в окрестных деревнях начинала баловать нежить. В основном домашние духи: игошка ли подерётся с кикиморой из-за хлебного мякиша и всех ночью перебудит, банник ли зад кому кипятком ошпарит, за то, что глупый человек помылся и не поблагодарил за добрый пар. Молоденькие ворожеи отыскивали виновных и, как правило, за мелкие провинности просто их журили. А вот за крупные, с членовредительством, нежить изгонялась из деревни на веки вечные, смертей же рядом с обителью Ордена не случалось десятилетиями. Упыри и другая кровожадная нечисть обходила округу за семь вёрст.

На борьбу с более серьёзным противником и на дальние расстояния, в том числе чужие страны, ездили уже боевые пары Ордена. Спутники, взрослые воин и ворожея. Их жизнь протекала в лабиринтах дорог, но время от времени спутники в обитель ненадолго возвращались и привозили рассказы о своих удивительных подвигах. Восхищённая Дайва всё крепко-накрепко запоминала и пересказывала потом ученицам или больным из лечебницы.

Но вот отпела метелями и подошла к концу и длинная зима.

Пролетел и первый весенний, ещё холодный месяц березень, когда постепенно сходит снег, а почки на деревьях только набухают. Но едва дороги подсохли, Рута принялась обучаться езде на смирной пожилой лошадке. Сначала с Липой или Заряной, а потом и одна, на приволье в окрестностях обители.

В придачу к лошадке у девочки появилась и желанная обнова, штаны. Которые хоть и скроила Дайва, но сшила их Рута самолично. Как и короткую рубаху, и мужская одежда для поездок верхом оказалась не в пример удобней сарафана.

Как-то раз, понукая и понукая недовольную лошадку, дочка ведьмы доехала до самого леса, возле которого торопливо спешилась, испытав острый позыв уединиться по нужде. Кустики с края леса листвой ещё как следует не опушились, поэтому Рута надумала пройти немного вглубь. И когда уже возвращалась обратно, вдруг увидела рядом со своей лошадью девочку лет четырёх. Совершенно голую, чумазую и в венке из лесных первоцветов. Второй венок красовался на голове пожилой лошадки.

– Ты кто? – замерла на месте и шёпотом спросила Рута, уже догадываясь, что встретила лесавку.

Та попятилась, но не убежала. Только открыла рот и издала тревожный крик совы. Потом вдруг сжалась в комок, резко распрямилась и прыгнула, словно нападающая рысь, легко преодолев разделяющее девочек расстояние.

От сильного толчка дочка ведьмы не устояла и упала спиной на землю. Хорошо хоть не приложилась головой о стоявший рядом пенёк, лесавка же, оказавшись у Руты на груди, принялась яростно терзать новую рубашку. Выдрала заодно и клок волос, но это возмутило дочку ведьмы меньше, чем порча обновы.

– Ты рехнулась, дрянь такая! – истошно завопила Рута, извиваясь под лесавкой и пытаясь её столкнуть. А когда рубашка серьёзно затрещала и расползлась, дочка ведьмы нащупала в кармане штанов подарок Моревны, перунову стрелу. – Н-н-на!

Рута ткнула стрелой лесавку не примериваясь, куда попало, но лесная нечисть немедленно обмякла и больше не могла пошевелиться. Только хлопала глазами до самой обители, куда дочка ведьмы её и привезла, с большим трудом забросив поперёк седла.