Наречённый для ворожеи

Пролог

Рута уже лет с пяти знала, кто её мать и чем занимается. Некрасивая, рано поблёкшая и болезненная на вид женщина была ведьмой-стригой или пережинщицей. Когда поспевала рожь, мать пробиралась в полночь к чужому полю, раздевалась на меже до рубахи, распускала жидкие серые волосы, и ездила по житу верхом на ухвате, срезая колосья единственной узкой полоской. И этого было достаточно, чтобы при обмолоте бо́льшая часть урожая сама собой оказывалась в амбаре ведьмы. Вместительные деревянные сусеки заполнялись зерном полностью, ведь пережинщица одним полем не ограничивалась. Обворованные же трудяги-селяне, радовавшиеся всё лето полновесному колосу, получали в основном солому да мякину.

Присвоив чужой урожай, мать Руты срочно и тайно его продавала. Давнему знакомцу, лихому купцу, который приезжал за товаром ночью и всегда давал лишь половину ярмарочной цены. Ведь не всякий рискнёт купить пусть и отборное, но подозрительное зерно, которому почему-то спокойно не лежится. Каждое вытянутое зёрнышко ржи, и в куче, и поодиночке, стояло торчком, балансируя на самом кончике и выдавая пережинщицу с головой. Правда, стоило купцу отъехать от амбара ведьмы за версту, зачарованное зерно переставало топорщиться и падало на бочок. Становилось обычным, и купец наваривал на его продаже звонкую деньгу.

Матери Руты тоже хватало средств не бедовать до следующего урожая. Мало того – часть денег ведьма откладывала на очередной переезд. Не могла себе позволить жить на одном месте больше трёх-четырёх лет, и по истечении этого срока непременно продавала, часто за бесценок, избу и убиралась с дочкой куда подальше. Ведь рано или поздно селяне свяжут странные неурожаи с появлением в их деревне пришлой вдовы. И однажды ведьма действительно попалась, а поспособствовала этому, пусть и невольно, собственная дочь.

Руте шёл тогда восьмой год, обликом смуглая, темноглазая и темноволосая девочка пошла не в мать, и была большой лентяйкой и самовольницей. Всё бы ей носиться без дела с утра до ночи, как говорится – собакам хвосты крутить. Ведьме даже приходилось дочку поколачивать. Надоело хлопотать по хозяйству одной, пусть это всего лишь небольшой огород и с десяток куриц. И всё равно трудолюбие и послушание в Руту никак не вбивались. После очередной трёпки надаёт обещаний с три короба, и вскоре опять сбегает от работы на улицу, в компанию таких же бездельников. Сарафанчик у девчонки постоянно в пыли и репьях, смоляная косичка растрёпанна, зато личико сияет от полноты жизни, а яркий рот вечно до ушей.

Ещё больше чем домашнюю работу, дочка ведьмы не любила вникать в тонкости кормившего их чародейства. Мать уже начала её понемногу обучать волшбе и у Руты даже обнаружились немалые способности, хотя ведьмой от рождения она не была. Матушка заимела дочку от обычного человека, похоже, с востока страны, судя по чернявости получившегося младенца. Возможно, от никогда не виденного отца Рута унаследовала и склонность к безделью.

В тот роковой для их маленькой семьи день ведьма велела дочери следить, как наполняются сусеки. Заканчивался щедрый месяц жнивень, поля свои труженики убрали и занимались молотьбой, и в амбаре пережинщицы, прямо в воздухе, возникла золотистая струйка зерна.

С приятным шуршанием она ссыпалась в один из больших деревянных ларей, и Руте следовало не прокараулить момент, когда тот заполнится полностью. После чего изменить направление струи, перетянуть её к новому сусеку, что девочка уже прекрасно умела. Сама же ведьма – для всех соседей скромная отзывчивая вдова, – согласилась посидеть с чужими маленькими детьми, родители которых поехали на мельницу. Вообще-то ведьме на сопляков было наплевать, но ради поддержания доброй молвы приходилось время от времени идти на жертвы.

Оставшись дома на хозяйстве, со строгим наказом из амбара ни ногой, Рута некоторое время околачивалась рядом с сусеком и добросовестно на него таращилась.

Однако вскоре непоседе это наскучило. Струйка зерна была тонкой, иногда вообще прерывалась, и ларь наполнялся медленно. Поэтому, не замкнув амбар, Рута решила ненадолго сбегать на улицу и даже успела подраться с одним из мальчишек. Своим вечным врагом – белобрысый и бледный, словно присыпанный мукой, тот упорно обзывал смуглую девочку то замарашкой, то немытой чернавкой. За что в очередной раз и поплатился метко подбитым глазом.

Но вражина, как оказалось, не успокоился. Другим, не заплывшим глазом, прекрасно разглядел, что чернавка разрывается между улицей и приоткрытым амбаром. И отправился втихомолку выяснять, от какого занятия Рута по своему обыкновению отлынивает.

Уже из амбара перепуганный, но и торжествующий мальчишка рванул прямиком к старосте. В качестве доказательства на его ладони топорщились, как щетина ежа, зачарованные зёрнышки ворованной ржи. Рядившаяся под скромную вдову ведьма попалась и её участь была предрешена!

Побросав все дела, быстро собравшиеся односельчане пережинщицу схватили и связали, предварительно оглушив чуть не сразу до смерти. Потом, бесчувственную, поволокли в поле, на стерню. Многие мужчины тащили с собой цепы, которыми выбивали из снопов зерно. Этими крепкими длинными палками с молотилом на конце разъярённые труженики переломали ведьме все кости и выбили из тела чёрную душу. После чего вернулись и сожгли дом пережинщицы, благо тот стоял на отшибе.

Утолив первую, лютую злобу, селяне слегка охолонули и принялись спорить о судьбе дочки ведьмы. Связать-то они её связали ещё вместе с матерью, но смотреть на казнь не повели. Всё-таки дитя, возможно даже невинное, если ведьма не успела ничему обучить. Поэтому мнение толпы сразу разделилось. Одни предлагали девчонку отпустить и пусть, дескать, уходит прочь на все четыре стороны. Выживает, как умеет. Другие же принялись яростно доказывать, что это опасно. Молодая ведьма может когда-нибудь вернуться и отомстить за мать.

Пока хмурые взрослые судили да рядили, белобрысый мальчишка с подбитым глазом подкрался к связанной Руте и стукнул её, что есть силы, сучковатым поленом по голове. Коротко вскрикнув, дочь ведьмы упала на землю лицом вниз и осталась лежать неподвижно рядом с догорающим домом.