Нано

5. В мире животных

Ты скидываешь с плеч чехол с винтовкой и мечом, он падает рядом с телом снайпера. Ты подталкиваешь тело ногой, чтобы Термиты могли лучше рассмотреть разодранную рожу. Девчонку начинает бить крупная дрожь.

— Соберись, — говоришь ты ей. — Мы тут просто разговариваем.

Под ее курткой что-то шевелится, чувствуешь ты. И это непохоже на движения тела. Что-то... чужое. Дополнительное. Как будто животное ворочается, спрятанное в одежде.

— Держи свои моды при себе и не закончишь, как твой друг.

Она едва заметно кивает, и ее куртка перестает жить своей жизнью. Ты смотришь вниз.

— Так кто из вас Баг?

Он молчит, но взгляды остальных ясно показывают, кто тут главный. Несмотря на дружбу с Кристиной, ты не видел его раньше — к тому моменту, почти год назад, как вы познакомились, она уже рассталась с ним. И сейчас ты не можешь понять, что она в нем нашла.

Кристина и сама не понимала, если тебе не изменяет память.

Та же бледная тонкая кожа, натянутая на череп, те же пурпурно-красные синяки под глазами, все в нем кричит — он ходячий труп. Высокий и худой той нездоровой худобой, которая бывает при слишком частом приеме стимуляторов. Открытые руки — палки в сплетениях неправдоподобно ярких жил и вен. Стимуляторы повышают метаболизм, заставляют мышцы работать, а голову ясно мыслить, но жизнь на них — это жизнь на вечном пределе возможностей. Ты можешь думать, что выдержишь это, но тело думает иначе. Он хрупок и не осознает этого... Особенно сейчас, в окружении своих людей.

Некоторые направляют на тебя оружие, но впереди девчонка, и они все же не решаются стрелять.

— Вступишься за даму и поменяешься с ней местами? — вкрадчиво предлагаешь ты.

Нет. Он откидывает голову назад, скрещивает руки, как будто спрашивая, можешь ли ты действительно выстрелить.

А ты немного надеялся.

— Что тебе нужно?

— Ты. Меня нанял твой приятель, Вик, — сообщаешь ты. — Виктор. Друг Кристины. Успел нанять до того, как сдох, но сам понимаешь, я не могу бросить дело, за которое уже заплачены большие деньги.

— И ты туда же, — скалится он. Парни рядом осторожно отступают от него. — Я любил ее.

— Ты бил ее. И угрожал, насколько мне известно.

— ...И Вик не сдох. К слову.

Так Стикс все же связался с ними, маленький вонючий ублюдок. Ты досадливо морщишься под шлемом, но отвечаешь как можно более беззаботно:

— Приятно слышать. Те парни, разнесшие его дом, тоже не твои? Они выглядели лучше твоих несчастных фриков. Без обид.

Без обид, но они и впрямь больше напоминают насекомых, даже без модов, как у снайпера. Маленькие, невыносимо тощие. И яркие, как те ядовитые твари, чья раскраска должна отпугивать хищников.

...Не в этот раз, уроды.

А может, дело в том, что ты смотришь на них сверху вниз.

— Я не знаю, кто убил ее, — говорит Баг. — Но я знаю, кто мог убить ее. Кроме Вика.

— Это все, что мне нужно.

Что ж, пока все идет неплохо?..

Но Баг не успевает открыть рта, как в дверном проеме показывается другая фигура.

Он задыхается, он цепляется за дверь и почти падает, так сильно дрожат его ноги. Просто... Как, черт возьми, он умудрился добраться сюда ТАК быстро?!

— ЭТОТ МУЖИК! — надрывается Стикс и с этим воплем теряет остатки дыхания.

Он сипит какое-то время, и никто не торопится ему на помощь. Товарищи переводят взгляды с Бага на тебя и обратно.

— Этот мужик, он чертов монстр, не... — наконец, говорит Стикс и поднимает на тебя взгляд. Выражение его лица меняется. Он обмякает, вздыхает почти умиротворенно. — Это... это не этот мужик. Это не Вик.

Тебе правда нужно что-то сделать с этим. Почему ты-Вик вдруг стал для него страшнее долбаного Джинна?!

Самое время ему бы развернуться и уползти и не мешать вашей мирной беседе, но внезапным отвлечением пользуется Баг. В его руке мелькает пластиковый бутылек, содержимое быстро исчезает во рту, и глаза широко распахиваются, а свободная рука уже хватается за пистолет на боку.

Но ты быстрее.

Ты всегда быстрее.

Ты стреляешь ему в руку. Потом — в грудь, потому что рефлексы быстрее разума, а Баг не роняет пистолет после первого выстрела.

Баг отступает на пару шагов, прижимает руку к груди, прерывисто вздыхает, но из раны не льется кровь. Вместо этого ты слышишь глухое «пуф-ф!» и видишь облачко пыли.

— А у вас, ребята, — говоришь ты, — тоже есть бронежилеты?

Ты переводишь дуло пистолета на Термитов, и этого хватает, чтобы они бросились врассыпную. Они выбегают наружу, кто-то пытается поднять с колен Стикса, но тот не дается и продолжает смотреть. Его бросают.

...Впрочем, возможно, они разбежались не из-за тебя, а из-за Бага.

Он мало напоминает человека сейчас. Его челюсти ломаются и перестраиваются под кожей, сквозь лопнувшее синтетическое покрытие проступает металл. Это должно быть больно, но стимуляторы глушат боль. Он распахивает пасть, и ты видишь, что зубы у него блестяще-серые и острые. Но это не самое мерзкое, что могут предложить модо-мастерские.

Язык.

Он вываливается из пасти, красно-белая плоть продолжается черной лентой, она разворачивается из рулона под языком, полупрозрачная и тонкая.

...Ты слышал, что у бабочек-бражников очень длинные хоботки.

Подпольные модо-мастерские редко могут похвастаться крепкими сплавами, но рынок полимеров расширяется очень быстро, и в подворотнях до черта модифицированных людей, напичканных пластиком.

Ты не сомневаешься, что его язык бьет больно и режет глубоко.

Ты думаешь, умеет ли Баг летать?

Девчонка не выдерживает, верещит и вырывается, и ты толкаешь ее вправо по мостику. Ее куртку распарывают тонкие спицы, мельтешат так быстро, что невозможно их сосчитать, они стучат по перилам и щитам, изгибаются во всех суставах, и тело девчонки мечется вместе с ними, в приступе паники.

Но, хотя бы, ее трансформация вызвана страхом, а не стимулятором. Она не нападает на тебя, она рыдает и кричит что-то, в чем ты можешь угадать слово «стоп».

Разве они когда-нибудь слушают слово «стоп»?

Баг прыгает к лестнице на мостик, быстро забирается наверх. Его язык движется впереди него, хлещет воздух как плеть. Глаза пусты — он функционирует на голых инстинктах под воздействием наркотиков и модов, разум слишком занят управлением внезапно изменившегося тела.

Это все еще насекомое?!..

Хотя крыльев все-таки нет, и на том спасибо.

Ты стреляешь снова, и в этом дилемма: он все еще нужен тебе; он все еще не сказал, кто мог убить Кристину. А потому как бы ни хотелось поработать мухобойкой, ты снова стреляешь в бронежилет.

Тонкая лента хочет обвить твое горло, но обвивает руку. Ты хватаешься за его язык и дергаешь на себя, но покрытие скользит, и тонкие кромки режут твои перчатки.

Сейчас ты как никогда рад, что они у тебя есть.

Баг сносит тело снайпера вместе с твоей винтовкой и мечом, бросается вперед и вы боретесь на мостике, с рыдающей девчонкой-пауком за твоей спиной. Язык несколько раз обвивает твой шлем, и шлему ты тоже рад как никогда.

Черт, ты заведешь себе коллекцию шлемов, все с подписью «Джинн» большими буквами, и никогда больше не будешь звать их яйцами элиенов!

Он хрупок, ты прав, и он ломается под твоими ударами, его кости трещат, но наркота держит его на ногах. С новым ударом по его металлической челюсти руку сводит болью, но плевать на боль. Он хрупок, а ты силен, ты валишь его на мостик, не обращая внимания на хлещущий язык, его спирали в воздухе и его кольца на твоей руке. Ты прижимаешь его коленями к полу, раздираешь его и без того распахнутую пасть еще шире, пока суставы не заклинит, и цепляешься пальцами за настоящий, человеческий язык. Ты готов его вырезать или выдрать — о, черт, ты более чем склонен ко второму! — но видишь, что полимерная лента крепится слишком глубоко, у самого основания языка.

Вполне возможно, он сдохнет, если ты сделаешь то, что собирался.

Некоторые насекомые погибают, если теряют жало?

Вдобавок, его начинает рвать. Ярко-желтая жидкость полощется во рту, горло конвульсивно дергается, и брызги попадают на твои руки в изрезанных перчатках.

— Я СОЖГУ ВАШ ССАНЫЙ ТЕРМИТНИК ДОТЛА!

Не стоило так орать.

Сейчас ты псих не меньший, чем твой дорогой инсектоид.

Ты бьешь и бьешь его, пока, наконец, язык не замирает безвольно, не свисает лентой с мостика.

Ты вдыхаешь и выдыхаешь очень глубоко и поднимаешься на ноги.

Если верить датчикам шлема, он еще жив.

Хорошо.

За спиной все еще плачет девушка — точнее, теперь уже тихо скулит. Внизу у дверей все еще стоит на коленях Стикс, он смотрит в пол, его спина сгорблена и заметно дрожит.

— А теперь. Можем мы снова. Спокойно. Поговорить.

...Кто бы вспоминал о разговорах, чудовище.

Стикс судорожно кивает и поднимается на ноги, бредет от дверей. Уже неплохо.

Ты склоняешься над Багом, чтобы спустить того вниз. Твои рукава разодраны, как и куртка. Длинные тонкие срезы окольцовывают ее, и она разовьется пружиной, если ты ее снимешь. На коже под тканью — глубокие царапины, и они болят ощутимее простых порезов.

Но все же ты можешь выдохнуть. Все же...

— СОРОКОНОЖКА!

— Ну не сейчас! — на автомате выкрикиваешь ты.

«Сороконожка» — слово из волшебных, как «паук» или «опарыш». Стоит услышать, и ты сразу чувствуешь на себе их мохнатые лапки или скользкие тела.

Но Стикс орет, конечно, не ради твоей дрожи и тошноты.

Девчонка. Она, полуслепая от слез, неудачно ставит ногу, конечности-моды все еще движутся бесконтрольно и толкают ее к краю, между перил и щитов. Человеческие руки хватают лишь воздух, но автоматика цепляется за край мостика — только две руки из всех, остальные по-прежнему мельтешащий ад изломанных спиц.

Девчонка жутко кричит не от страха, но от боли.

Ты слышишь треск, и это не треск ткани.

Ты кидаешься к ней, падаешь на мостик и хватаешь ее за шкирку, подтягиваешь выше, чтобы ослабить нагрузку на стыках модов и тела.

Они модифицируются у какого-то садиста, в который раз думаешь ты. Дайс умеет подтягиваться на своем манипуляторе, даром что модель давно вышла из продажи.

— Могла бы и прыгнуть, — выплевываешь ты, хотя хуже плевков в шлеме только рвота в шлеме. — Тут всего второй этаж.

На ее лице читается облегчение, но недолго.

Ее руки, эти кошмарные спицы, вдруг находят опору.

Тебя.

Они стаскивают тебя вниз.

Хорошо хоть, тут и правда всего второй этаж, недалеко лететь...

И у вас есть Стикс, конечно!

Вы удачно приземляетесь на него, он хрипит, выбираясь из-под тел и отбиваясь от вездесущих рук-спиц, но все же первым делом спрашивает:

— Ты жива?!

Он достает из кармана очередной бутылек — ох, ты ненавидишь его всеми фибрами души! — и подносит ко рту девчонки.

— Если... — начинаешь ты.

— Это успокоительное, — говорит Стикс. — Ей надо.

Ее конечности затихают, медленно и неловко обхватывают тело и застывают так, и со стороны кажется, что девчонка обнимает себя, невероятно жалкая в этот момент, но все же больше не паникующая.

— Мне все еще нужен Баг. И мне нужен он живым.

Ты садишься на полу и нехотя достаешь пистолет. Но, оглядев Стикса и Сороконожку, не направляешь его на них.

И так поймут. Ты надеешься на это.

— Поэтому сделайте все, что можете, все, что хотите, только приведите его сейчас в сознание.

Стикс смотрит на Сороконожку вопросительно, и та поспешно кивает.

— Я-я п-постараюсь.

Ты надеешься, что заикание у Термитов — это не обязательное условие для принятия в банду. Неприятно быть пугалом для детей.

Хотя на что ты надеялся после вашей эпичной драки на мостике?..

Ты не меньшее чудовище, чем Баг. Вдобавок в дурацком... Нет, ты обещал не поносить больше собственный шлем.

Ты рассеянно стучишь по нему и поднимаешься, чтобы помочь Стиксу спустить тело. Сороконожка меж тем подходит проверить снайпера. Датчики говорят, что он еще жив, и ты сообщаешь ей это.

— Это что, меч-пила? — она разглядывает твои вещи, рухнувшие вместе со снайпером.

— Да. Поиграй, если хочешь, — великодушно предлагаешь ты.

Но она не ценит эту редкую возможность, хватает снайпера за плечи всеми руками и тащит по полу к дальней стене бывшей автомастерской, к столам и барахлу, в котором смутно угадывается медицинская техника.

База Термитов очень пустынна и тиха сейчас — только шорох и три сознательных тела на два бессознательных. Ты окончательно приходишь в себя и садишься на свободный стол, пока Сороконожка осматривает Бага и снайпера.

Тебе повезло, что она знает, как приводить в чувство своих обдолбанных приятелей. Или это здесь в порядке вещей?..

— Вы двое правда должны подумать над тем, чтобы прекратить ставить моды на какой-то помойке, — говоришь ты. — Черт, да даже на реальной помойке ставят моды лучше!

Никто не отвечает. На лице Стикса проступает злоба — «да кто ты такой, чтобы нас учить», догадываешься ты. Он прав, ты малость зарвался, обладая такими деньгами, которые всем Термитам не собрать и за жизнь. Если бы не боязнь врачей — точнее, если бы не боязнь того, что кто-то влезет в твой мозг, пока ты будешь под наркозом, — ты бы наверняка уже сам увешался модами по уши.

Это было бы удобнее. Твои кости и мышцы не болели ли бы так ощутимо.

На боку Сороконожки появляется кровь. Ты указываешь на это, и Сороконожка кивает. Абсолютно не смущаясь, она стягивает куртку и разрезает майку ножницами, прижимает к ребрам две спицы и начинает обматывать их вместе с раной бинтами, смоченными в антисептике.

Несколько минут назад она была живым адом модификантов. Ходячим хаосом из неподвластных командам протезов, монстром. Сейчас — всего лишь ребенок, пугающе привычно обрабатывающий собственные раны.

Черт.

Это Вик может влезать в чужую жизнь, наблюдать ее с такого близкого расстояния. Джинну это ни к чему, и ты отводишь взгляд, стараясь выбросить из головы зарождающуюся жалость.

Может, тебе тоже пригодится антисептик?.. Ты снимаешь куртку и смотришь на порезы, оставленные языком Бага. На краях выступают прозрачно-желтые капли. Он еще и ядовит...

— Ты чувствуешь себя нормально? — спрашивает Сороконожка.

— Я Джинн, — отвечаешь ты. — Но не отказался бы от запасной куртки.

Стикс стаскивает куртку снайпера. Он шире в плечах, чем Баг, вдобавок его куртка ему велика, так что подходит тебе прекрасно. Разве что розовый и желтый — не твои цвета, мягко выражаясь.

— Им нужно в больницу. — Сороконожка смотрит на результаты сканирования.

— Вот это открытие. А мне нужен ваш Баг в сознании.

— Сейчас будет, — вместо Сороконожки отвечает Стикс, пока смешивает что-то в грязных пластиковых стаканах.

Ты пользуешься этим, чтобы узнать, как он попал сюда так быстро.

— Я видел тебя с Виком.

Он вздрагивает. Ты мог бы быть не таким прямолинейным.

— В Каске, у машины, под утро. И тогда ты вернулся в дом.

Сороконожка смотрит на тебя с удивлением — недавно ты делал вид, будто считаешь Вика мертвым.

— Что? — ты разводишь руками. — Ты ожидала, что я разрушу прикрытие своего нанимателя?.. Но разрушил его ты, выходит, — ты киваешь Стиксу. — А ведь он сказал, что убивать тебя не стоит, что ты просто посидишь под замком пару дней и все.

— Я не хотел. — Стикс дергает плечом. — Не хотел ничего разрушать! Но боялся, что он придет сюда.

— Да, а со мной, как видишь, все вышло не так и ужасно.

— Я не знал, — бестолково оправдывается Стикс.

— Как ты выбрался из дома?

— Взломал замок. Получилось затормозить сигнализацию, но, наверное, там уже знают, что я сбежал.

Что ж, хотя бы понятно теперь, почему он оказался здесь быстрее, чем ты рассчитывал. В его голосе все сильнее и сильнее слышится отчаяние. С этим разговором он сам стал яснее понимать, в какое дерьмо вляпался.

— Ты расскажешь им? — спрашивает он. — Вику и тому старику?

Хорошо бы, чтобы Захар никогда не услышал, как этот крысеныш зовет его стариком.

— Мы не настолько близки.

Он благодарно кивает.

— Просто заткнись и молчи о том, что Вик жив. Просто заткнись и молчи.

Он снова кивает, уже с энтузиазмом. Смешивает свое зелье гораздо быстрее.

Спустя еще несколько минут Баг подает признаки жизни. Ты подходишь и поворачиваешь к себе его голову. Его язык шуршит по полу, пасть по-прежнему распахнута, но глаза уже смотрят вполне осознанно. Ты смыкаешь обратно его челюсти. Он кричит от боли и прикусывает язык. Лента начинает сворачиваться.

Хорошо, стимуляторы уже не работают.

— Кто? — спрашиваешь ты.

Он с полминуты соображает и смаргивает слезы. Ты повторяешь громче:

— Кто?!

— Триада, — говорит он невнятно и сплевывает кровь.

Отлично, невероятно, восхитительно.

Ты материшься сквозь зубы.

— Кристина работала на них, давно. Отмывание денег. Через ее бар. — Он говорит отрывисто, речь дается с трудом, и каждое слово сопровождается болезненной гримасой. — Или...

— Или?

Новость о Кристине тебя не удивляет. За последние часы ты вполне свыкся с мыслью, что твоя любимая барменша замешана в бандитских разборках.

— Или Аркадийский Крест. Больше некому.

А вот эта новость уже интереснее. Ты склоняешь голову набок.

— Послушай людей, — говорит Баг. — Крест действует все наглее.

Вот уж прекрасные перспективы — если не Триада, то их вечные соперники.

О Кресте ты слышал. Еще одни представители аркадийской фауны. В очень непростых отношениях с Триадой... Если точнее, Крест враждовал не столько с Триадой, сколько с корпорацией «Эккарт». Чтобы понять ситуацию в общих чертах, достаточно знать два имени — Амелия Эккарт и Лионель Ламбер.

И первое — вовсе не имя нынешнего президента компании.

Ты не слишком-то интересуешься корпоративными войнами, если к ним не привлекают Джинна, но эта история звучала довольно громко года три-четыре назад: Амелия Эккарт выжила и вернулась в Аркадию мстить тем, кто убил ее отца.

Красиво.

И нетрудно догадаться, кто выступил палачами по приказу заговорщиков «Эккарт».

В общем-то, главным отличием Креста от всех остальных преступных группировок Аркадии было то, что Крест никогда не скрывал, с кем воюет и кто за ним стоит.

Ты надеешься, что в смерти Кристины виновата все-таки Триада. Крест — далеко не самые конченые отморозки в Аркадии, насколько ты знаешь, хотя рассказы о них и изобилуют кровавыми подробностями. К этим рассказам обычно прилагается тонна другого бреда, про неизвестные природе мутации и модификации, про ИИ, планирующий их налеты, и про многочисленные психические расстройства Амелии Эккарт, так что ты не очень-то им доверяешь. Но вот правда — с последствиями работы той же Триады ты сталкивался. С последствиями работы Креста — никогда.

— Ты знаешь что-нибудь про метод убийства?

Баг не отвечает, но непонимание на его лице говорит достаточно ясно.

Ты киваешь и стреляешь ему в лоб.

Стикс молчит, и молчит Сороконожка, и ты не сразу понимаешь это молчание.

Ты идиот.

Разве ты отказался от дружбы с Кристиной, узнав, что она работает на мафию?

Да, Баг чудовище, и его же собственные Термиты бросились бежать, когда он нахлебался наркоты, но... Ты не знаешь ничего о них, Термитах. Ты не знаешь, как они связаны с Багом. Ты не знаешь, чем они ему обязаны.

Зато ты знаешь, сколько на улицах Аркадии такого же отребья, как они.

...Что ж, это знание никогда не останавливало тебя раньше, и не стоит менять хорошую тему. Вик может пожалеть мальчишку, вписавшегося в неудачный налет, и сдать того Захару на попечение. У Джинна же нет никаких причин смотреть дальше своей текущей миссии.

Ты разворачиваешься и уходишь.

— Что нам теперь делать?

Голос звучит громко и обвиняюще, но когда ты оглядываешься, то видишь, что Сороконожка совсем не смотрит в твою сторону.

Кажется, она спрашивает Бага.

— Отвезите этого второго в больницу, выберите нового главаря и копошитесь в своей грязи дальше, — автоматически говоришь ты, какой ты есть. Такой же монстр. — На здоровье.

Вы все молчите целую минуту. Ты подбираешь и снова вешаешь за спину чехол.

— Или... Вы двое. Или трое... Вы можете спрятаться на окраинах, пока вся эта мясорубка с Триадой и Крестом не закончится. Если доберетесь до свалки и скажете Дайсу, что вы от Джинна, он вам поможет.

Зря они стараются смотреть на тебя с такой злобой. Ты сталкивался с ненавистью гораздо более острой.

— Просто предлагаю, — ты пожимаешь плечами.

— А сам ты куда пойдешь? — глухо спрашивает Стикс.

— Я?..

И что же ты скажешь этим обдолбанным детям, о героический убийца наркоманов, славный герой Аркадии в розовой куртке?

— Я? Я в бар.

Ты должен взглянуть на работу Кристины другими глазами.