Наковальня льда

ГЛАВА 9 ГОЛОСА

В Хрониках говорится, что они поплыли на юг, а на горизонте перед ними двигалась сплошная темная линия парусов. Но огромные эквешские галеры были гораздо быстроходнее дьюргарского суденышка, и еще до наступления темноты линия исчезла.

— Теперь они уже в южных водах, — уныло пробормотал Керморван. — Они будут плыть днем и ночью, не останавливаясь, чтобы не позволить нашим кораблям передать весть о вторжении. Значит, нам тоже нужно поспешить!

— Но нас только двое, — возразила Илс. Когда над морем сгустились сумерки, она встала на вахту возле румпеля. — Элоф ничего не смыслит в мореходном деле, а я не привыкла управлять судном в такую качку. Если мы хотим отдохнуть, то нужно где-то причалить к берегу.

Керморван покачал головой:

— Причалить к берегу в этой скорлупке? Не имеет смысла. Скорее всего, мы больше не сможем вывести ее в море. Конечно, будет тяжело, но нам придется потерпеть…

— Научи меня! — попросил Элоф. — Не могу же я просто сидеть и смотреть, как вы двое валитесь с ног от изнеможения!

Керморван с сомнением посмотрел на кузнеца:

— Эта вертлявая посудина — не лучшее место для учебы.

— Лучше неопытный матрос, чем никакого, — настаивал Элоф. — Сначала я могу стоять на вахте, а когда вы решите, что я готов, буду управляться с румпелем.

Так Элоф присоединился к Илс на вахте и впервые начал осваивать моряцкие навыки. Он оказался способным учеником; вскоре ему доверили румпель, а потом и вовсе оставили одного. Он нес вахту в неопределенные часы между светом и темнотой, ибо его зрение, похоже, было острее, чем у любого из его спутников. Ему приходилось не только наблюдать, но и прислушиваться, напрягать все свои чувства, чтобы вовремя угадать перемену в поведении ветра или волн, грозившую гибелью хрупкому суденышку. Чаще всего, однако, он слышал лишь немолчный плеск волн под тонкой обшивкой корпуса, стонавшей и скрипевшей в ответ.

— Сами размеры и малый вес лодки помогают нам, — говорил Керморван. — Чувствуете, как она изгибается и распрямляется всем корпусом? Она движется вместе с волнами, как живое существо, вместо того чтобы противостоять их натиску. Но увы, это долго не продлится. Каждый изгиб немного ослабляет швы, и в трюм попадает новая порция воды. Если они разойдутся, мы мало что сможем сделать для того, чтобы удержаться на плаву. Срок нашего плавания уже предрешен, хотя мы не можем точно узнать его. Нельзя слишком отдаляться от берега.

Это само по себе уже представляло опасность, ибо, как он объяснил Элофу, в прибрежных водах таилось множество угроз для моряков. Отмели коварно поднимались из глубины, а выступающие детали рельефа — утесы, склоны холмов, даже небольшие рощицы — затевали безумные игры с ветром. Что бы ни думали об этом сухопутные жители, моряки считали более безопасным держаться подальше от побережья. Сейчас им приходилось поддерживать неустойчивое равновесие и одновременно следить за опасностями, подстерегавшими на берегу. Однако величайшая угроза пришла со стороны моря, и случилось это во время вахты Элофа, в темный безлунный час перед рассветом.

Начинался двенадцатый день их плавания, и Элоф уже привык к своей нехитрой работе. Ветер, как это часто случалось к утру, совсем стих. Воздух был теплым и неподвижным, а спокойную поверхность нарушала лишь мертвая зыбь, медленная и тяжелая. Она почти беззвучно вздымалась и опускалась под корпусом вялыми, медлительными толчками. В непривычной тишине Элофу послышался какой-то звук. Сначала он доносился приглушенно, как бы с огромного расстояния, но волосы на затылке кузнеца зашевелились от недоброго предчувствия. Ему даже показалось, что Илс приснился кошмар, ибо звук напоминал женские всхлипывания и причитания. Затем раздался глубокий, глухой гул, выходивший далеко за пределы человеческого голоса, словно сами волны стонали под грузом мировых скорбей. Над ним возвысился другой голос — высокий, верещащий напев, безумный или совершенно чуждый человеку, и следующий — тяжелая, ритмичная пульсация, сумрачная и зловещая, напоминавшая биение исполинского сердца. Элоф еще некоторое время стоял неподвижно, затаив дыхание. Ему показалось, что голоса приближаются. Теперь в них слышалось нечто иное…

Он закрепил румпель, побежал на палубу, где спал Керморван, и потряс воина за плечо. Как всегда, тот сразу же проснулся.

— Что случилось? Разошлась обшивка?

— Нет. Звук… странный звук, очень пугающий. Похоже на крики, высокие и низкие одновременно.

— Должно быть, тюлени. — Керморван пожал плечами. — Здесь, на юге, попадаются очень крупные экземпляры.

Элоф покачал головой.

— Я вырос на берегу океана и много раз слышал голоса тюленей, морских львов, даже огромных моржей, обитающих на далеком севере. Послушай и скажи сам!

Керморван прислушался. Его глаза расширились, но прежде, чем он успел что-либо сказать, к ним подбежала взволнованная Илс.

— Вы слышите это? — прошептала она. — Весь корпус дрожит от странных звуков!

— Слышу, — озадаченно отозвался Керморван. — Это ни на что не похоже, но может быть… Илс, я ошибаюсь, или сейчас звук стал громче прямо внизу, под самой ватерлинией?

— Что… да, в самом деле. Они поднимаются из глубины!

Звуки усиливались, их как будто становилось больше. Элофу, охваченному страхом и изумлением, они казались странным неземным хором, сливавшимся в таинственной гармонии, изменчивой и непостоянной, как оттенки Северных Огней. В нем росло ощущение, что мелодия — это еще не все, что зловещие аккорды распадаются на отдельные слоги какого-то могучего искаженного голоса. Речь была протяжной, неясной и расплывчатой, словно чернила, пролитые на бумагу небрежной рукой. Одно-единственное слово проступило из хора и повторялось снова и снова с величественной, вневременной медлительностью; слово, которое он знал очень хорошо.

Элоф ахнул и схватил Керморвана за руку:

— Ты слышишь?

— Я же сказал, что слышу! Что с тобой, Элоф?

— Там не только крики! Ты слышишь… ты разбираешь слово, звучащее в них?

— Слово? — Керморван прислушался. — Нет. Только странные крики, не более того…

Он повернулся, словно пораженный какой-то внезапной мыслью, и вгляделся в темную воду за кормой.

— Не более того, — повторила Илс. — Элоф, что ты слышишь?

Собственный голос показался кузнецу хриплым и невнятным.

— Мое имя, — прошептал он.

— Твое имя? — Илс потрясение замолчала, а звук продолжал усиливаться. Палуба сотрясалась от низкого, грохочущего рыка, который не могло издавать ни одно из известных им живых существ; незакрепленные металлические части дребезжали в такт пронзительному верещащему посвисту, от которого ныли зубы и закладывало уши. Неожиданно Керморван испустил громкий крик и указал на корму. Что-то выпрыгнуло из мертвой зыби, влажно блеснуло в воздухе и шлепнулось обратно со звучным плеском. В спокойных водах началось странное брожение. Путешественники на мгновение увидели проскользнувшую вдоль борта крупную рыбу с шипастыми плавниками. Но когда она исчезла, из воды поднялось нечто неизмеримо больших размеров — громадный бугор грязно-серого цвета, окаймленный белый пеной. Подводный холм двинулся вперед, исчез в высоком гребне следующей волны и вынырнул с обратной стороны, подняв целую тучу брызг.

— Гончие Ниарада! — крикнул Керморван. Он подбежал к мачте и схватил весло, лежавшее на полке внизу. Еще один огромный бугор вспучился не более чем в двадцати ярдах по правому борту. Воин выпрямился в центре палубы, взвалив на плечи длинное весло, готовый прыгнуть к одному или другому борту.

— Вы двое, к румпелю! Держите курс, пока я не позову, и будьте готовы прийти на помощь в любой момент.

Илс и Элоф направились к румпелю, но не успели сделать и нескольких шагов, как из воды за кормой выпрыгнула крупная рыба. Ей не суждено было вернуться в родную стихию. С непринужденным, почти томным изяществом снизу, поднялась громадная голова, вся в клочьях пены, и перехватила тяжелое туловище в падении. Длинные челюсти с рядами загнутых зубов беззвучно разошлись и сомкнулись. Рыба исчезла без следа. Огромное крапчато-серое туловище изогнулось и начало погружаться; движение казалось нескончаемым. Плоский полумесяц хвоста напоследок шлепнул по поверхности, окатив палубу ливнем брызг, и тоже исчез.

— Оно по меньшей мере вдвое длиннее нашей лодки! — прошептала Илс. — Смотрите!

Она вгляделась в серые предрассветные сумерки, где маячили неясные тени.

— Должно быть, там их целые сотни! Все море кишит ими! Керморван, что это за существа?

Воин немного помедлил с ответом.

— Кажется, на северном наречии они называются валфис .

— Киты? — выдохнул Элоф, не отрывавший взгляда от беспокойного моря. Затем он рассмеялся. — Но киты не опасны, если не охотиться на них и не проплывать на пути их стада. Каждый рыбак в моем городке знал об этом!

— Стало быть, они не слышали о гончих Ниарада. Это не огромные мудрые киты, обитатели океанских глубин, и даже не кашалоты. Посмотрите на их головы, клиновидные и заостренные, как наконечник стрелы! Это древние, смертоносные твари, чей разум способен вместить лишь злобу и ненасытный голод. Они стражники владений Ниарада и его охотники. Сейчас было бы весьма кстати, если бы он отозвал их к себе!

— Они выкликали мое имя, — прошептал Элоф.

Раздался звук, похожий на удар грома; едкие брызги фонтаном осыпали их, и огромная зияющая пасть, достаточно широкая, чтобы проглотить человека целиком, распахнулась в нескольких ярдах от кормового планшира. Кривые зубы были широко расставлены и расположены в несколько рядов, словно вершины горного хребта. Они холодно поблескивали, как и глаза над ними, сидевшие глубже и выше, чем у любого другого кита. Крапчато-серое тело было обтянуто не кожей, но чешуйчатой броней — тяжелыми рядами овальных пластин, вросших в морщинистую шкуру. Монстр напоминал бронированную змею толщиной с корпус лодки и почти в три раза длиннее. Какое-то время он лежал на волнах, не охотясь, подобно своим сородичам, а лениво перекатываясь вместе с зыбью. Потом он изогнулся, обнажив белое брюхо и длинные плавники, и холодным взглядом уставился на наблюдателей, стоявших на палубе. Из ноздрей, расположенных в верхней части рыла, вылетели две струи едкого, зловонного пара, а затем голова неспешно погрузилась в воду.

— Оно собирается проплыть под нами! — ахнула Илс. Керморван отрывисто кивнул, но не двинулся с места.

— Ничего не предпринимайте. Его нельзя сердить. Они слишком могучи…

Лодка поднялась на вершине подводного горба. Исполинская спина скользнула под днищем, и на мгновение Элофу показалось, что опасность миновала, но затем маленькое суденышко содрогнулось, завибрировало, и из открытого трюма донесся громкий треск. Румпель выскочил из затвора и бесцельно замотался из стороны в сторону, парус сначала опал, потом снова вздулся с громким хлопком. Доски импровизированного шверца протестующе застонали.

— Эта тварь чешет о нас свою гнусную шкуру! — гневно воскликнула Илс.

— Интересно, это все, что ему нужно от нас? — пробормотал Элоф, которому с трудом удалось выправить румпель.

Но остальные не слышали его, ибо в этот момент тяжкий толчок сотряс корпус по правому борту, и существо целиком появилось из воды. Оно потерлось о доски обшивки с такой силой, что лодка накренилась, и поручни противоположного борта окунулись в бурлящую воду. Быстрым, легким движением Керморван уперся тупым концом весла в серое туловище и с превеликой осторожностью оттолкнулся в сторону.

— Возможно, оно даже не заметит, — начал он, но в следующее мгновение чудовищный хвост снова плеснул по воде. Лодка подлетела на гребне волны, и Керморван упал на мокрую палубу. Звук удара глухо отозвался в трюме, откуда донеслось журчание текущей воды. Казалось, животное ушло на глубину, но Илс предостерегающе вскрикнула и подняла руку. Гончая Ниарада снова поднималась на поверхность, как будто собираясь протаранить маленькое суденышко или расколоть его надвое. Спотыкаясь, Элоф побрел к планширу и выхватил из ножен черный меч. Клинок сердито запел в ответ крепчавшему ветру.

— Ты звал меня? — крикнул кузнец. — Ты пел мое имя? Вот он я! Элоф здесь!

Задержавшись в наивысшей точке подъема, гигантское тело внезапно изогнулось, неуклюже отвернуло в сторону и рухнуло в воду за кормой. Раздался громоподобный всплеск, ливень брызг косой стеной окатил палубу. Суденышко на мгновение застыло на гребне волны, а затем с тошнотворной скоростью нырнуло вниз. Элофа швырнуло на поручни с такой силой, что он едва удержал свой меч. Лодка виляла из стороны в сторону, словно обезумев от происходящего. Керморван обхватил мачту и с усилием выпрямился.

— Мы забираем воду! Поворачивай к берегу!

Скользя и падая, хватаясь за все, что попадалось под руку, он добрался до кормы, где Илс сражалась с румпелем. Они налегли вдвоем, потом Керморван отпустил лебедку, и парус со скрипом начал разворачиваться. Волнение постепенно улеглось. Утренний свет блестел на мокром такелаже и залитой водой палубе, ветер дергал и теребил медленно сохнущий парус. Далеко в море, резвясь и охотясь за крупными рыбами, прыгавшими и искрившимися, как самоцветы в солнечных лучах, остались гончие Ниарада: они больше не обращали внимания на утлое суденышко, устремившееся в последнюю отчаянную гонку к берегу.

Оглядевшись по сторонам, Элоф поразился тому, какое большое расстояние они преодолели буквально за несколько минут. Берег маячил перед ними, еще темный и бесформенный на фоне светлеющего неба. Стычка с левиафанами каким-то образом подтолкнула их к побережью, и он уже мог слышать отдаленный рокот прибоя. Но еще громче плескалась вода в трюме. Элоф повернулся и побежал по кренящейся палубе к носовой каюте, где хранилось все их снаряжение и самое главное — драгоценная латная рукавица. Вода не могла причинить ей вред, но могла похоронить ее на морском дне. К счастью, море еще не добралось дотуда, хотя Элоф мог слышать, как волны бьются в переборку, отделявшую каюту от трюма. Он быстро собрал мешки, запихнув туда остатки продуктов, и поборол желание надеть рукавицу; с ее помощью он мог делать много вещей, но только не плавать. Вместо этого он плотно примотал ее к телу под курткой и поднялся на палубу вместе с багажом. Несмотря на то что он находился внизу лишь короткое время, их положение значительно ухудшилось. Суденышко по-прежнему шло к берегу, но сильно осело, и при каждом нырке с гребня волны из трюма выплескивалось немного воды.

— Своевременная мысль, друг мой! — крикнул Керморван, когда он принайтовил мешки к полке для весел. — Теперь ступай на нос и высматривай место, где мы могли бы причалить.

Элоф не нуждался в таких советах. Он уже перегнулся над планширом и вглядывался в изогнутую линию побережья. Там было что-то похожее на…

— Пляж! — завопил он.

— Где?

— Прямо по курсу, но остерегайтесь бурунов. Вокруг них полно мелей.

— Ничего не поделаешь, — отозвался Керморван. — Уже сейчас корпус начинает раскалываться. Мы тонем!

Нос лодки тяжело зарылся в волну, и Элофу показалось, что сейчас они перевернутся. Отмели шипели и скрежетали по обе стороны от корпуса; лодка дернулась и чуть не застряла, когда что-то с резким скрипом поднялось под форштевнем, но следующая волна приподняла ее и понесла дальше. Они плыли по мутному мелководью, покрытому пенными бурунами и забитому массой гниющих водорослей. Впереди, у подножия высокого и темного склона, выступала полоска галечного пляжа. Внезапно суденышко дернулось еще раз: доски шверца врезались в какое-то мягкое препятствие и застряли там.

— Обруби его! — крикнул Керморван.

Меч Элофа опустился один раз, затем другой, сокрушив поручни, канаты и доски обшивки. Настил высвободился и заплясал на волнах в кильватере. В следующее мгновение кузнецу показалось, что некое чудовище сжало лодку в своих челюстях и с хрустом проломило нос вовнутрь. С визгом лопнули канаты; парус скособочился, мачта сломалась у основания и рухнула на палубу. Все растянулись плашмя на мокрых досках.

Тишина, последовавшая за этим, была оглушительной. Лишь когда Элоф осторожно поднял голову, слух мало-помалу начал возвращаться к нему. Звуки были зловещими — глухой рокот прибоя, крики чаек, плеск воды внизу. Лодка больше не скользила по волнам, но бессмысленно моталась из стороны в сторону, немного поднимаясь и опускаясь. То, что осталось от палубы, уходило из-под ног. Элоф попытался встать и обнаружил, что палуба накренилась вправо под немыслимым углом и остается в таком положении. Он видел, как волны лижут уцелевшие поручни, выглядевшие странно неподвижными.

— Мы причалили, — выдохнул он.

— Лучше сказать, нас вынесло на берег. — Керморван, утиравший кровь из рассеченной брови, одной рукой держался за планшир. — В трюме достаточно воды, чтобы эта скорлупка пошла ко дну и, возможно, утянула нас за собой. Нужно немедленно выбираться на берег.

Элоф кивнул и осторожно выпрямился. Этого движения оказалось достаточно, чтобы корма целиком ушла под воду и больше не поднялась обратно. Илс отвязывала заплечные мешки, упершись ногами в полку для весел. Они разобрали снаряжение и поползли вперед, хватаясь за поручни и вообще за все, за что можно было хвататься. Одна из досок планшира отломилась под рукой Илс, и девушка едва не полетела в воду, но Элоф успел подхватить ее. Нос лодки зарылся в галечную отмель футах в двадцати от пляжа. Им пришлось спуститься вниз по расщепленным планкам обшивки и наполовину добрести, наполовину доплыть до берега. Поднявшись над линией прилива, они рухнули на окатанную гальку, тяжело дыша и чувствуя, как земля, по которой они не ступали уже две недели, мягко вздымается и опадает под ними — настолько их тела привыкли к движению палубы. Через некоторое время Керморван перекатился на бок и сел, глядя на останки лодки. Пока он смотрел, море наконец взяло свое: суденышко соскользнуло с ненадежной опоры, и его разломанный нос на мгновение задрался вверх, прежде чем погрузиться в воду и исчезнуть навеки.

— Эта скорлупка подвела нас, — с горечью произнес Керморван. — Должно быть, мы еще далеко от Кербрайна. Если бы корпус выдержал еще хотя бы день-другой…

— Ты сам говорил, что такие лодки не годятся для морского плавания, — возразил Элоф. — Лучше считай чудом, что нам удалось проплыть так долго, хотя ваши мореходные навыки, конечно, сыграли не меньшую роль.

— Чудом? — повторила Илс. — Едва ли. Лодки дьюргаров верно служат своим владельцам; при постройке они наделяются свойствами прочности и надежности, благоприятного плавания и безопасной швартовки. Эта лодка сделала все, что могла.

— Да. И я уверен, что она прослужила бы еще дольше, если бы нас не выгнали на берег.

— Выгнали? Ты хочешь сказать, это было сделано умышленно?

Элоф кивнул с серьезным видом:

— За этими существами стоит чья-то воля. Они гнали нас на отмели, как обычно гонят свою добычу.

— Почему ты так уверен? Только потому, что тебе показалось, будто один из них звал тебя по имени?

— Не один, а все вместе, — поправил Элоф. — Было так, словно крики всей стаи слились в один могучий голос… я не могу объяснить.

— Мы знаем, где находимся? — осведомилась Илс.

— Надеюсь, да, — вздохнул Керморван. — Но для уверенности нам все равно придется подняться на прибрежные холмы.

— Но не раньше, чем мы просушим наши вещи, — твердо заявила она.

— И позавтракаем, — добавил Элоф, рывшийся в своем мешке. — Мой друг Рок говорил, что на сытый желудок мир всегда кажется светлее, как бы тяжело ни было на душе.

Коль помираешь с голоду, нет дела до людей,

Надежда может греть сердца, но хлебушек верней!

Они развели костер из плавника с подветренной стороны валуна. Керморван беспокоился, что дым могут заметить с моря, но Элоф надел свою рукавицу и отнял силу у пламени, так что оно лениво потрескивало и не разгоралось, а дым стелился над самой водой, как утренний туман.

Еда и тепло действительно воодушевили их. Отдохнув и хорошенько просушив сапоги, они начали подниматься по склону. Путь занял больше времени, чем казалось сначала, ибо здесь не было троп: трава и кусты пышно разрослись повсюду, и солнце вскоре начало припекать вовсю. Мелкие птахи, синие как сапфиры, перелетали с места на место и щебетали в густой листве. Деревья росли редко и давали мало тени — гораздо чаще попадались пни, наполовину скрытые в высокой траве, сухо шелестевшей под порывами знойного ветра. Путники могли снять куртки и плащи, но не ношу со своих плеч.

— Так вот они какие, Южные Земли! — пропыхтел Элоф. — Просто чудо, что люди могут жить здесь.

— И неудивительно, что у них рыжие волосы, — добавила Илс, прикрывавшая глаза ладонью от яркого света. — Мне кажется, мои волосы вот-вот загорятся!

— Вам следовало бы побывать на дальнем юге, — с невеселой улыбкой отозвался Керморван. — Там солнце высушивает землю так, что она делается твердой, как доска, и трескается от зноя, а трава желтеет, едва успев пробиться наружу. А еще дальше начинаются ужасные бесплодные пустыни, где нет ничего, кроме песка и камня, — барьер, который не может преодолеть ни один человек. Многие, очень многие погибли, пытаясь достигнуть заповедного Юга, или меньшего Бресайхала, о котором говорится в наших преданиях.

— Странно, — пробормотал Элоф. — Разве они не могли просто доплыть туда?

Керморван покачал головой.

— В море те области называются Печью Ниарада. Ветер гонит корабли туда и исчезает, оставляя их в мертвом штиле. Потом у людей кончается вода, и все умирают страшной смертью. Сейчас никто не осмеливается пойти на такой риск.

Элоф передернул плечами.

— Я не могу винить их в трусости. Но кто такой этот Ниарад, о котором ты так часто упоминаешь?

— Разве ты не знаешь? — воскликнул Керморван. — Ну, разумеется, откуда тебе знать… — Он помедлил, повернулся и посмотрел на кромку прибоя далеко внизу. — Это одна из великих Сил, обитающих в мире. Пожалуй, ты можешь считать ее родственной своему приятелю, Ворону.

Илс укоризненно покачала головой.

— Мы рассуждаем иначе. Эти двое — силы разного рода и порядка. Например, говорят, что Ниарад гораздо древнее Ворона и более близок к первозданным силам природы, вроде Тапиау. Во-вторых, Ворон вечный скиталец, а царство Ниарада — это море. В каком-то смысле он и есть море, ибо всегда живет там и редко обретает телесный облик, не проявляя интереса к любой жизни за пределами своих владений.

— Однако легенды гласят, что он появлялся в человеческом облике при основании наших великих городов, — резко возразил Керморван. — Его статуи можно видеть среди работ древних мастеров.

Илс пожала плечами.

— Возможно, так оно и было. Кто может знать точно, когда речь идет о великих Силах. Их природа отлична от нашей или вашей, их цели чужды и неясны. Счастливы те, кто может избежать близкого общения с ними!

— Похоже, мне этого не суждено, — тихо сказал Элоф.

До конца подъема он долго и мучительно размышлял о голосе, звучавшем из морских глубин и понятном только ему одному. Но вскоре ему пришлось забыть о своих заботах. Керморван, уже давно с тревогой поглядывавший по сторонам, внезапно перешел на бег. Длинные, крепкие ноги охотника вынесли его на гребень холма намного впереди остальных. Там он выпрямился и устремил взор в туманную даль. Потом Илс с Элофом увидели, как воин сжал кулаки, воздел их к небу и выкрикнул что-то ужасным голосом. Изумленные и встревоженные, они ускорили шаг, из последних сил карабкаясь по крутому каменистому склону. Когда Элоф поднялся на гребень, Керморван повернулся к нему.

— Будь прокляты эти морские чудовища и весь их род! Мы по-прежнему севернее холмов! И смотри — клянусь воротами Керайса! — смотри, что там…

Но Элоф не слышал. Он стоял, оцепенев от восторга, и созерцал земли, раскинувшиеся перед ним.

На севере тоже имелись цветущие уголки, и кузнец повидал их немало за время своих странствий, но северная природа, даже в самых живописных своих проявлениях, все же оставалась дикой и девственной. Никогда еще ему не приходилось видеть огромной местности, целиком возделанной и сформированной руками человека. То была страна маленьких рек, сверкающими серебряными ниточками тянувшихся по широким равнинам между длинными, пологими склонами. Сами равнины были покрыты прямоугольниками желтых, зеленых и коричневых полей, а склоны холмов изрезаны террасами садов и виноградниками с маленькими островками ухоженных рощ. Кое-где виднелись группы строений, которые могли быть крупными поместьями или небольшими деревнями. Местность выглядела густонаселенной; Элоф почти чувствовал, как она нежится под прикосновениями тысяч заботливых рук, возделывавших и охранявших ее. То было зрелище, олицетворявшее процветание, безраздельное владычество человека, поставившего себе на службу все, что живет и растет. Даже трава на вершине холма, где они стояли, выглядела более ровной и сочной, чем на севере. Куда ни падал взгляд, нигде не было и следа дикой природы, но, наконец, Элоф с трудом оторвался от завораживающей перспективы и посмотрел вниз.

У его ног простиралась глубокая лощина. Длинный отрог лесной чащи покрывал ее целиком, словно темная мантия. Деревья были выше, чем в лесах холодного севера, и росли очень густо. По мере приближения к побережью лощина сужалась, постепенно выполаживаясь; вдалеке, почти у самого моря, сплошная стена деревьев редела и исчезала.

— Они прекрасны, твои Южные Земли, — тихо промолвил Элоф. Илс, стоявшая рядом с ним, согласно кивнула.

— Да, стебель растет, но как-то поживает цветок? — Ясный голос Керморвана дрожал от сдерживаемых чувств. Он взял Элофа за плечо и развернул лицом к южному побережью. — Посмотри туда! Посмотри на Город Городов, на Кербрайн Прекрасный! — Голос воина упал почти до шепота на ветру. — Смотри как следует, ибо ты можешь больше никогда не увидеть его!

И Элоф смотрел, преисполнившись восторга и изумления, на величайшую работу человеческих рук, которую ему когда-либо приходилось видеть. С большого расстояния, ярко сверкавший в солнечной дымке, город казался миниатюрным украшением, выкованным на самой маленькой наковальне, вырезанным тончайшими инструментами — изящной брошью в оправе полированных серо-зеленых колец, инкрустированных мельчайшими крапинками слоновой кости, с тонким серебряным ободком у края воды. Но сейчас серебро потускнело, а в воздухе появилась зловещая дымка, висевшая над окрестными полями.

— Вторжение началось! — прошептал Керморван с горечью, от которой разрывалось сердце. — И меня нет с ними!

— Крепись, — сочувственно сказала Илс. — Скоро мы попадем туда.

— Скоро? — вскричал Керморван, снова загоревшись гневом. — Если бы лодка выдержала, мы были бы там уже послезавтра! Теперь нам предстоит неделя пути, если не хуже!

— Не может быть! — воскликнула Илс. — Отсюда до твоего великого города не более двенадцати лиг, и большая часть пути проходит по обитаемой местности, со множеством троп и дорог. Неужели такие закаленные путники, как мы, не смогут добраться туда за три дня?

— Конечно, — поддержал Элоф. — Берег изгибается наружу, и нам пришлось бы долго плыть вокруг мыса. Но посуху мы можем идти напрямик, как летит стрела. Как только мы выйдем из леса…

— Мы не можем идти через лес, — с потемневшим от гнева лицом произнес Керморван и тяжело опустился на траву. — Мы не посмеем!

Элоф озадаченно посмотрел на своего друга:

— Что значит «не посмеем»? И это говорит человек, который в одиночку изрубил половину команды эквешской галеры? Человек, отразивший атаку целой стаи снежных троллей и пытавшийся отодвинуть в сторону разбушевавшегося кита?

— А также готовый врукопашную сразиться с драконом, — прозвенел насмешливый голос Илс. — Ты боишься кучки замшелых деревьев и не хочешь идти туда, даже ради спасения своего родного города?

Губы Керморвана презрительно искривились, на скулах заиграли желваки.

— Я не боюсь в том смысле, как вы это понимаете. Меня страшит лишь неудача. Прыгнете ли вы в пропасть ради того, чтобы сберечь время и не обходить ее стороной? Это не обычные деревья. То, что вы видите внизу, тянется непрерывно до подножия ваших гор, Илс, и дальше, в Восточные Земли.

Илс шумно вздохнула.

— Значит, это часть Великого Леса? Я слышала, что он по-прежнему простирается почти до самого моря, но не знала, где именно.

— Да, это Великий Лес, Тапиау'ла-ан-Айтен , черное сердце нашей земли, и мы окажем плохую услугу нашим народам — северному, южному или подземному, — если навсегда исчезнем с лица земли.

— Исчезнем? — спросил Элоф.

— Воистину, и без следа, как исчезали все, кто вторгался в пределы этого сумрачного царства. Разве на севере не сохранились предания о первозданной силе деревьев?

— Я кое-что слышал, — признал Элоф. — Но ведь здесь всего лишь…

Керморван покачал головой.

— Когда-то лес был гораздо обширнее и покрывал все долины, которые ты видишь на юге. В дни нашей силы, когда чаша терпения переполнилась многими жертвами, народ восстал против него, как против самовластного тирана, и расчистил местность на много лиг вокруг. Но с этой лощиной так и не удалось справиться. Люди по сей день сторонятся ее, за исключением некоторых безрассудных смельчаков, да и тем ни разу не удалось повторить свой поступок.

— Они слишком боялись попробовать еще раз?

— Нет, они так и не возвращались после первого раза.

Илс возмущенно фыркнула:

— Это настоящая глупость, друзья мои. При необходимости дьюргары проходят по краю самого Великого Леса на востоке. Правда, в нем таится немало опасностей, да и кому из живущих дано изведать заповедную мощь Тапиау? Но ни разу нам не встречались препятствия, которые мы не смогли бы преодолеть, — даже Дети Тапиау не пугают нас. Говорю вам, я скорее рискну пересечь эту узкую лощину, чем буду стоять и смотреть, как людоеды разоряют мою землю!

— Значит, ты считаешь меня трусом и глупцом? — с горечью спросил Керморван.

Илс положила пухлую ладонь на его руку.

— Я думаю, Керморван, что пропавшие без вести не были такими мужчинами, как ты. Или как ты, Элоф. Если киты знали твое имя, то, может быть, деревья тоже его узнают?

Керморван с видимым усилием овладел собой. Некоторое время он сидел, обнимая колени и мрачно глядя на темные столбы дыма, поднимавшегося вокруг Кербрайна. Он зябко передернул плечами, несмотря на теплый солнечный день.

— Стало быть, вы оба готовы рискнуть ради земли, которую никогда раньше не видели?

— Ты знаешь, к чему направлены мои помыслы, — ответил Элоф. Он тоже смотрел на море, как когда-то в детстве. — Если я буду ждать, пока твой город падет, им тоже не суждено сбыться. У меня есть и другие друзья среди сотранцев. Ради них и ради тебя, ради своей цели — да, я готов рискнуть.

Илс рассмеялась.

— Этот твой мастер-кузнец чуть было не столкнул меня и Анскера в пропасть вслед за остальными. У меня есть кое-какие счеты с ним, кроме счетов со Льдом, которому он служит. Можешь не сомневаться, я пойду с вами.

Керморван улыбнулся как человек, неожиданно вышедший из затруднения, и легко вскочил на ноги:

— В таком случае для меня будет позором согласиться на меньшее! Пошли! У границы леса течет река — там мы сможем подкрепиться и разведать дорогу.

И он решительно зашагал вниз по склону. Илс торжествующе улыбнулась Элофу, но тот не нашел в себе сил разделить ее радость. Мужество и страх были вещами, с которыми ему постоянно приходилось сталкиваться; теперь оставалось лишь поражаться тому, как плохо он разбирается в них. На борту эквешской галеры и много раз с тех пор он видел, как Керморван совершает отчаянные поступки, и считал воина просто бесстрашным человеком, обращавшим так же мало внимания на опасность, как сам Элоф — на ожоги во время сложной работы в кузнице. Это качество восхищало Элофа, но казалось ему каким-то нечеловеческим, бесконечно далеким, невозможным для подражания. Сейчас Керморван впервые открыто выказал свой страх. Очевидно, это была самая гибельная опасность для воина, страх, знакомый ему с раннего детства, — однако он с видимым спокойствием пошел навстречу тому, чего боялся больше всего. Как ему удалось добиться этого? Возможно, отыскав… нет, взрастив в себе еще худший страх — перед позором и бесчестьем. Элоф вздохнул. Какой страх для него самого был хуже, чем страх встречи со своим бывшим мастером, чей клинок, выкованный самонадеянным подмастерьем, ныне сеял ужас и смятение в душах людей. Обратив этот клинок против него, мастер-кузнец, несмотря на черноту своих помыслов, лишь свершит правосудие. Чего можно бояться больше, чем этого?

Темная стена леса надвигалась на них снизу. Путешественники поравнялись с кронами деревьев задолго до того, как достигли ложа долины, восхищаясь их огромной высотой и плотностью лиственной крыши.

— По ней как будто можно идти! — воскликнула Илс.

— Вряд ли это будет безопаснее, — сухо отозвался Керморван.

Хотя день был еще в полном разгаре, солнце то и дело пряталось за крутыми стенами лощины, и древний сумрак окутывал лес тенистым покрывалом. Лишь на самой окраине деревья играли ярко-зеленой листвой в солнечных лучах; массивная громада леса вздымалась позади сплошной стеной черноты. Однако когда они остановились перекусить в тени высоких ив, склонивших ветви над речным берегом, все вокруг, казалось, дышало миром и покоем.

— Отсюда уже недалеко, — ободряюще произнес Элоф после окончания скудной трапезы. Он наклонился, чтобы наполнить мехи для воды из прозрачной речушки, сбегавшей по склону лощины. Немного ниже по течению вода с шумом падала в прорытое русло между корнями двух больших елей, стоявших как привратные башни. Керморван, жевавший кусочек вяленого мяса, выразительно приподнял брови, но промолчал.

— Самое большее, несколько миль, — добавил Элоф. — А потом легкая дорога через холмы. Думаю, мы выйдем из леса еще до наступления темноты.

— Если наш путь будет прямым. — Керморван встал. — Ладно, нечего рассиживаться. Все готовы? Хорошо! Но сохрани нас Керайс, если бы у нас был выбор…

Повернувшись, он погрузился в сумрак леса как пловец, ныряющий в глубокую воду. Илс и Элофу, стоявшим совсем рядом, показалось, будто деревья поглотили его.

Они торопливо двинулись следом. Их сразу же обступил густой подлесок: мечевидные папоротники, хвощи, веерные папоротники, высокая медвежья дудка с белыми и желтыми соцветиями, спутанные заросли ежевики, купы ирисов и множество других, неизвестных им растений. Низкие ветви орешника, клена и горной сирени лезли им в лицо. Керморван, державшийся в нескольких шагах впереди, скользил между деревьями с легкостью опытного лесника, и, следуя за ним, они всякий раз обнаруживали, что он выбирает наилучший путь. Илс, самой низкорослой из них, было проще всего, но Элоф, постоянно смахивавший пыльцу со слезящихся глаз, время от времени поглаживал рукоять меча, сгорая от желания прорубить себе дорогу. Однако он хорошо помнил уроки Керморвана и воздерживался от этого. Нет необходимости делать их след более заметным, если по нему могут пройти другие. Он чувствовал, как местность постепенно понижается; свет послеполуденного солнца проникал сюда как через прохудившуюся кровлю, разделяясь на косые лучи среди древесных стволов.

— Здесь должны быть глухие уголки, куда никогда не достигает дневной свет, — пробормотал он и передернул плечами. Даже ветер, шуршавший в листве, остался где-то высоко. Внизу наступила странная, гнетущая тишина.

— А как же! — рассмеялась Илс. — И что бы ты делал, если бы с тобой не было одного из дьюргаров, а? Моим глазам впервые вольготно с тех пор, как вы, узкоглазые люди, вывели меня наружу. В этой прекрасной тени я могу различать знаки на растениях и камнях, незаметные для вас. Даже грибы на гнилых пнях освещают мне путь. Так чем же я хуже вас, могучих воинов?

— Да ничем! — рассмеялся Элоф. Внезапно он почти до боли обрадовался обществу Илс, с ее язвительным юмором, жизнерадостностью и каменной невозмутимостью. Охваченный внезапным чувством, он протянул руку и обнял ее за плечи. В ответ она несильно двинула его кулаком в живот:

— Руки прочь, молодой человек! По крайней мере до тех пор, пока ты не искупаешься в чем-то более чистом, чем морская вода.

Элоф беззлобно рассмеялся. Они были друзьями начиная с первого дня, проведенного в кузнице Анскера. Ему всегда было легко в обществе Илс. С нею он забывал, что она принадлежит к другому, более древнему роду, который имеет о людях весьма низкое мнение, а также о том, что она гораздо старше его.

— Прекратите, вы двое! — послышался резкий шепот Керморвана. — Вы что, на загородной прогулке?

Они замолчали, признавая его правоту. Лес полнился звуками, на которые следовало обращать внимание: негромкой музыкой журчащей воды, шелестом ветвей, шорохом опавших листьев, копошением мелких существ, обитавших на лесном ложе, криками птиц. Только в изменении или исчезновении этих звуков они могли распознать признаки надвигающейся беды.

Чем внимательнее Элоф прислушивался, тем полнее осознавал размеры леса. Звуки, казалось, простирались в мглистую бесконечность, гася любой слабый шепот из внешнего мира. Продравшись через заросли особенно густого кустарника, они остановились перевести дух среди красноватых стволов могучих сосен. Элоф провел рукой по шершавой коре, машинально взглянул наверх и замер от изумления. Стволы поднимались на невероятную высоту, устремляясь вверх, словно колонны, поддерживавшие небо. Самые малые из них были такими же, как величайшие исполины северных лесов, но само? удивительное — они росли близко друг к другу. Толстые ветви в верхней части крон переплетались и срастались, образуя столь плотную кровлю, что лишь малая толика света проникала на устланное иглами лесное ложе.

Элоф постигал суть безмолвной борьбы, разворачивавшейся вокруг него. Растения наползали друг на друга, лепились к стволам высоких деревьев, словно назойливые дети. То была борьба за место под солнцем, медленная, но беспощадная битва за выживание. Человеку, способному почувствовать это, невольно становилось не по себе. Элоф как будто стоял среди статуй воинов, застывших в различных позах, и видел, как течет кровь. Лес внезапно показался ему опасным местом, полным ревнивой и злокозненной жизни, и он поспешил догнать остальных. Теперь он лучше понимал, что имел в виду Керморван.

Прошло еще около часа, а они по-прежнему спускались по пологому склону. Свет над головой становился все более тусклым, а деревья — еще выше и грознее в своем спокойном величии. Илс тревожно вглядывалась в сумерки:

— Как долго нам осталось идти? Я еще не вижу противоположного склона.

Керморван кивнул:

— Мы не успеем пройти до темноты. Боюсь, Элоф…

Но Элоф жестом призвал его к молчанию, и они замерли, прислушиваясь. Крики птиц почти совсем стихли, звук бегущей воды внизу доносился громче, но в нем появилась новая нота — шелест, тихое постукивание, легкий треск… Керморван поднял голову, и первые капли упали ему на лицо.

— Дождь, — сказал он. — Ну что ж, кроны деревьев послужат нам укрытием, и одно место не лучше, чем другое. Поспешим!

Они надели плащи, подняли капюшоны и двинулись дальше. Ветер раскачивал вершины деревьев и посылал вниз танцующие вереницы последних осенних листьев. Запах перегноя и палой листвы усилился, сгустился, стал почти обволакивающим. Лиственная крыша не останавливала дождь, но пропускала его медленными, тяжелыми каплями или дымкой мелких брызг, проникавших повсюду. Через несколько минут они промокли насквозь и не слышали ничего, кроме тихого, неустанного шелеста. Монотонный звук убаюкивал разум и притуплял чувства.

Тогда это и случилось. Элоф услышал лишь внезапный свист ветра и скрип веток над головой, а потом что-то обрушилось сверху ему на плечи. Он изогнулся, попытался достать свой меч, но его пальцы лишь скользнули по гладкой обнаженной коже какого-то существа, мокрой от дождя. Потом он вдруг оказался распростертым ничком; колено противника давило ему на копчик, а тяжелая палка упиралась в шею, вдавливая лицо в мягкую подушку из опавших листьев. Где-то рядом барахталась и ругалась Илс. Элоф отчаянным рывком освободился от сковывавшей его хватки и краем глаза заметил Керморвана. Воин по-прежнему стоял на ногах, с обнаженным мечом, окруженный кольцом неясных силуэтов. В следующее мгновение на его затылок обрушился новый удар, и он упал на колени. До него доносился приглушенный топот, лязг оружия, яростные выкрики. Затем его грубо подняли на ноги и погнали вперед. Он оступался и спотыкался; чьи-то сильные пальцы заломили ему руки за спину. Перед его помутившимся взором предстала Илс — растрепанная и взбешенная, но невредимая. Ее точно так же удерживали сзади.

— Не сопротивляйся! — прошипела она. — Смертельная опасность! Это Дети Тапиау!

Лишь тогда Элоф ясно разглядел странные фигуры, державшие ее. Зрелище было не из приятных. Они имели человеческий облик, но были нечеловечески высокими и гибкими, почти вдвое выше Илс, с очень длинными конечностями и кожей оттенка светлого меда. Они почти не носили одежды, и с первого взгляда показались ему еще более дикими, чем эквешцы. Все это он успел заметить за несколько кратких мгновений, прежде чем схватка вокруг Керморвана возобновилась. Чье-то тело рухнуло к его ногам. Пальцы, удерживавшие его руки, разжались, и он упал лицом вниз на пути другой бегущей фигуры, перепрыгнувшей через него на ходу и исчезнувшей в кустах. Вокруг звенели крики; Элоф вскочил, рванул черный клинок из ножен и набросился на существ, державших Илс. Они отпустили девушку и отступили легкой, танцующей походкой. Один из них бросил копье. Элоф взмахнул мечом и разрубил его в щепки.

Внезапно все стихло. В густом подлеске не было слышно ни топота, ни других звуков бегства. Илс пружинисто вскочила на ноги и указала куда-то в сторону. Обернувшись, Элоф увидел Керморвана, тяжело дышавшего, в разорванном плаще и с окровавленным клинком. У ног воина, слабо дергаясь, лежало одно из странных существ. Кузнец подошел ближе и разинул рот от изумления. Под пыльными кожаными доспехами, усаженными бронзовыми заклепками, безошибочно угадывалось женское тело.

— Что это за лесные демоны? — выдохнул Керморван. Он выглядел очень встревоженным.

На руке женщины зияла глубокая резаная рана, и лужица натекшей крови уже впиталась в мягкую почву рядом с обломками того, что когда-то было костяной пикой или багром с загнутыми крюками, отходившими от острого наконечника. Керморван с Элофом беспомощно переглянулись. Это был враг, но разве они могли допустить, чтобы она истекла кровью у них на глазах? Их самих лишь удерживали, хотя могли без труда заколоть или перерезать глотки. Кроме того, женщина могла послужить заложницей. Внезапно, не говоря ни слова, Керморван опустился на колени и свел края раны сильными пальцами. Илс с Элофом рылись в своих мешках в поисках бинтов и целебной мази.

— Эту рану следовало бы зашить, — проворчал Керморван, — но у нас нет времени. Тугая повязка пока что остановит кровотечение; будем надеяться, что ее друзья обладают лекарскими познаниями. Элоф, зафиксируй ей руку, вот так. Илс, стой на страже. Интересно все же, что это за полулюди?

Элоф осторожно приподнял длинную руку и едва не выпустил ее, когда увидел вблизи. Она была почти в полтора раза длиннее его собственной руки и пугающе непохожей на человеческую, как будто обычную руку взяли и растянули, но не сделали тоньше. Четыре основные кости и пальцы руки были гораздо длиннее обычного; в расслабленном положении они слегка загибались к ладони. Большой палец был непропорционально маленьким и дальше отставлен вбок. Мускулы и сухожилия узлами выпирали по всей длине руки, как и вокруг пальцев, создавая впечатление жилистой, неутомимой силы. Он представил себе, как такие руки могли бы выполнять тонкую работу у наковальни, и покачал головой. Неудивительно, что они так примитивны! Но какая-то смутная мысль беспокоила Элофа. Он взглянул на кожаную упряжь, заменявшую одежду, и снова подивился. То была не грубая набедренная повязка, как ему сперва показалось, но выделанная полоска мягкой кожи, обернутая вокруг бедер женщины, с широким поясом из того же материала. Удобная одежда — если тот, кто ее носит, больше заботится о своей защите, а не о приличиях. Вглядевшись пристальнее, он заметил узор, вытисненный на коже. Такой же узор, еще более отчетливый, имелся на широких, усаженных заклепками кожаных полосах, отходивших от пояса и туго стягивавших грудь. Снова соображения защиты и удобства, но никак не приличия. Это напоминало боевые доспехи разведчика или бойца летучего отряда, сведенные к абсолютному минимуму. Элоф взглянул на ноги женщины, ожидая увидеть легкую обувь, и похолодел. Они были обнаженными, такой же странной формы, как и руки, но почему-то еще более отталкивающими. Каково же будет лицо? Оно было скрыто под спутанной массой каштановых волос; кузнец осторожно отодвинул их в сторону и вздрогнул. Глаза сверкали ледяной зеленью, широко расставленные, дикие и раскосые, как у хищного зверя. Губы растянулись в тонкую линию над оскаленными зубами. Лицо выглядело настолько диким, что Элофу показалось, будто она вот-вот бросится на него, но затем он понял, что видит гримасу ужаса на вполне человеческих чертах. Он открыл было рот, собираясь успокоить ее, но промолчал. Керморван закончил перевязку и проворно примотал согнутую в локте руку к туловищу женщины.

— Рана не откроется, по крайней мере еще некоторое время, — заверил он. — Теперь нам нужно идти дальше и взять ее с собой.

— Это разумно? — с сомнением спросила Илс. — Как по-твоему, почетно брать заложников?

Керморван поморщился:

— Это необходимо. Мы правильно поступили, помогая ей, но это стоило нам драгоценного времени. Кроме того, она не заложница. Я не причиню ей вреда, но они не знают об этом. Пошли!

Новый порыв ветра застонал среди деревьев, и вокруг застучали капли дождя. Листья громко зашелестели.

— Слишком поздно, — пробормотал Элоф сквозь стиснутые зубы. Теперь ему стало ясно, почему лесные существа исчезли так быстро. Ему первым следовало бы догадаться: их конечности идеально подходили для лазания по деревьям. Сейчас они вернулись во множестве, двигаясь вместе с ветром, так что их нельзя было услышать, и окружили путников. Они стояли широким кольцом — угрожающие, безмолвные, готовые к бою. Теперь у них появились луки. Даже Керморван не пытался двинуться с места.

Элоф переводил взгляд с одного лица на другое. Мужчины и женщины были очень похожими: длиннолицыми, с гладкой кожей, высокими скулами и квадратными челюстями. Их черты оставались бесстрастными, но в изгибе губ угадывался сдержанный гнев. Раненая женщина встала и, пошатываясь, побрела к своим.

— Если бы это был мужчина, вы бы бросили его, — презрительно пробормотала Илс.

— Разумеется, — беспечно отозвался Керморван.

Элоф предостерегающе поднял руку; женщина что-то говорила, обращаясь к остальным, ему показалось, что он почти понимает ее. Кузнец напрягся, когда один из мужчин выступил вперед с копьем наперевес, слегка расставив ноги и согнув плечи. Даже в такой позе он оставался гораздо выше, чем любой нормальный человек. Затем он что-то произнес глубоким, но мягким гортанным голосом. Элоф покачал головой, и мужчина повторил свой вопрос:

— Эр'э айка я'ваша?

— Он спрашивает, не эквешцы ли мы! — воскликнул Элоф. Илс негодующе фыркнула, а Керморван внезапно залился смехом.

— Нет, мы не эквешцы, — ответил Элоф, надеясь, что его поймут. — Эквешцы… — Он сжал кулак и сделал резкий жест, как бы отталкивая что-то. — Понимаете?

— Илс, ты называла их Детьми Тапиау, — тихо произнес Керморван. — Кажется, Анскер говорил, что вы обмениваетесь сведениями с этим племенем?

— Не только сведениями, — жестко отозвалась Илс. — Это луки дьюргарской работы, и заклепки на их доспехах сделаны нашими мастерами. Впрочем, сейчас нам это не поможет. Мы мало общаемся друг с другом, ибо они странный народ, чуждый остальным расам, и дьюргары не имеют свободы передвижения в их владениях. Сама я никогда не видела их и не знаю их языка. И конечно, я не ожидала увидеть их здесь — ведь они обитают глубоко в восточных лесах.

Лесной житель выступил вперед, все еще с копьем наготове, и остановился, пристально разглядывая коренастую девушку.

— Она из рода дьюргаров, — медленно и раздельно произнес Элоф. — Ее зовут Илс.

Он повернулся к Керморвану, стоявшему очень прямо, со скрещенными на груди руками.

— Я воин из Южных Земель, — спокойно сказал тот. — Меня зовут Керморван.

Лесной житель заметно напрягся, но не сделал ни одного враждебного движения. В его глазах появилось странное, отрешенное выражение.

— А я с севера, — промолвил Элоф и указал туда, откуда они пришли. — Я кузнец, и меня зовут Элоф. — Он постучал себя по груди, поскольку ему показалось, что мужчина непонимающе смотрит на него, и повторил: — Элоф.

Лесной житель вдруг опустил копье и выкрикнул короткий приказ. Его сородичи устремились вперед так быстро, что путники были застигнуты врасплох. Сильные руки снова схватили их. Элоф почувствовал, как его ноги отрываются от земли и болтаются в воздухе, а затем лес как будто сам ринулся ему навстречу: Дети Тапиау бросились на деревья. Он инстинктивно сжался, но удара не последовало. Его окружали сплошные стены зелени, вихрем проносившиеся мимо. Элоф не знал, кто несет его, куда делись его спутники, остается ли он на земле или летит по воздуху. Бешеная гонка длилась лишь несколько минут, но когда зрение кузнеца прояснилось, он понял, что находится уже в совершенно другой части леса. Вокруг него царил глубокий сумрак. Когда он поднял голову, то не увидел наверху ни клочка неба, ни следа дневного света. Где-то журчала вода. Шелест ветра был слабым и очень отдаленным: никакая непогода не могла пробить плотный лесной покров. Он как будто заблудился в глубочайших пещерах царства дьюргаров. Несколько исполинских стволов, постепенно выступивших из полумрака, могли быть резными колоннами, достаточно прочными, чтобы служить корнями гор.

— Илс! — позвал он. — Керморван!

— Здесь! — отозвались голоса откуда-то сбоку и сразу стихли. Невидимая рука грубо встряхнула кузнеца, и он плотно сжал губы. Впереди разрасталось слабое сияние. Элоф увидел поляну в заповедной глубине лесной чащи, поросшую невысокой зеленой травой с золотистыми звездочками цветов. В центре поляны возвышался огромный одинокий ствол с красной корой, купавшейся в теплом предвечернем свете. Кузнеца подтолкнули туда; он уже ожидал, что его привяжут к дереву, но вместо этого лесные жители вывернули ему руки из-за спины и прижали их ладонями к коре. Затем они отпустили его и медленно, почти благоговейно отступили к краю поляны. Элоф обернулся и посмотрел на них, опустив одну руку. Одна из женщин молнией метнулась вперед, прижала его руку обратно к стволу и снова отступила. Ошеломленный, Элоф повернулся лицом к дереву. Он впитывал слабый, приятный аромат нагретой коры — волокнистой, с изогнутыми слоистыми чешуями, гладко-шероховатой под пальцами, как у любой другой сосны. Ему казалось, будто он гладит животное с мягкой шкурой — возможно, одну из своих коров — и ощущает течение жизни под кожей, игру мышц, биение пульса в венах. Он каким-то образом чувствовал энергию дерева, движение соков, сухой шепоток игл, жадно пьющие корни, медленный ритм неспешного, ничем не сдерживаемого роста. Это было странное, ни на что не похожее и возбуждающее ощущение. Перед его мысленным взором предстал весь лес, наполненный такой же жизнью. Его разум перелетал от деревьев к кустарникам, молодым побегам, папоротникам, стеблям травы, зернам, семенам и грибам. Среди них, пляшущие как пылинки в солнечных лучах, метались искорки быстрой, горячей энергии, словно специи в начинке огромного блюда, — животная жизнь среди растительной. Он чувствовал, как его усталость и потрясение исчезают, растворяются в солнечном тепле, как тает его жажда, словно он тоже пустил корни и прикоснулся к земным сокам. Борьба за существование, которую он заметил раньше, теперь казалась больше похожей на танец, на музыкальный отрывок в одной из множества тем, каждая из которых имела свое право на существование и не заглушала другие, чтобы не вносить диссонанс. Одни мелодии звучали громче, другие слабели, затем снова усиливались. Тогда Элоф осознал во всей полноте взаимосвязанную, тесно переплетенную жизнь леса, а также великое целое, составленное из его частей. Затрепетал лист, скрипнуло дерево, закружил ястреб, деловито закопошились муравьи; ясноглазый олень на поляне, потревоженный слабым звуком, на мгновение застыл и грациозным прыжком исчез в чаще. Проснулась мысль.

Почему вы пришли сюда?

— Почему? — Элоф в замешательстве оглянулся, но он уже знал, что слышит голос в своей голове. Голос был необъятным и безличным, словно могучий крик издалека. В нем звучала странная пронзительная нота, подобная завыванию ветра или пению рожков деревенских охотников в предрассветных сумерках.

— Меня зовут Элоф… — начал он.

Я знаю твое имя. Почему вы вторглись в мои владения?

— Я… мы хотели поскорее добраться до великого города Южных Земель, осажденного эквешцами.

До меня дошли слухи об этом. Что ты делаешь здесь вместе со своими друзьями?

Элоф с тревогой посмотрел на огромный ствол, уходивший в небесную синеву. Керморван говорил, что лес с давних пор был врагом сотранцев. Осмелится ли он рассказать этому голосу, который уже знает так много, о своей цели, о своем оружии?

— Я и мои спутники… мы собирались помочь осажденным.

Трое против многих тысяч? Они едва ли заметят вас.

Элоф стиснул зубы, удержавшись от гневного ответа.

— Значит, ты благоволишь эквешцам?

Свет внезапно потускнел. Вскинув голову, Элоф увидел, что солнце закатилось за верхушки елей и сосен. Серые облака проплывали в кружке неба наверху. Где-то далеко в лесу послышался волчий вой, исполненный глухого отчаяния.

Я не благоволю ни айка'я-ваша, ни тому, кто гонит их перед собой — охотничьему псу Лоухи. Разве ты не знаешь меня?

— Нет, — резко ответил Элоф, рассерженный тем, что с ним играют. Но в глубине души он сомневался в истинности своих слов. Поднялся ветер; деревья вздрогнули и тихо зашелестели, словно выражая свою покорность.

Я Тапиау.

Пальцы Элофа впились в мягкую кору.

— Я знаю о тебе не больше, чем это имя.

Разве? — В голосе прозвучало удивление, почти ирония. Огромная стая голубей взлетела белым трепещущим облаком, покружила над поляной и снова расселась на ветвях. — Тогда слушай меня, Единый. Я — сила, обитающая среди деревьев. Это мои владения, и я не даю тебе разрешения бродить здесь. Тебе следовало выбрать другой путь на юг.

— Мы пытались! — сердито выкрикнул Элоф. — Мы хотели проплыть морем, но киты выгнали нас на берег.

Даже так? Значит, Ниарад тоже не потерпел вас в своих владениях. Однако я проявлю милосердие. Иди, забирай своих спутников и возвращайся.

— Но это очень важно! — в отчаянии умолял Элоф. — Мы несем с собой… одну вещь, которая может решить исход сражения. Если мы не достигнем южного города через несколько дней, то опоздаем!

Ветер хлестнул ему в лицо, громко зашуршали опавшие листья. Элоф посмотрел вверх, затем по сторонам. Серые облака затянули небо плотной пеленой, приближался закат. Снова заморосил дождь. Больше не было произнесено ни слова, но Элоф сразу же ощутил присутствие сумрачной стены, подобной той, которую он видел у входа в лес, — полной отрешенности и безразличия. Он в сердцах ударил кулаком по шершавой коре, но тут же понял, что это бесполезно. Голос исходил не из дерева, но принадлежал всему лесу, протягиваясь до самых отдаленных, укромных уголков. Дерево служило лишь точкой сборки, фокусом его проявления, наподобие окна или двери. Теперь она была закрыта и заперта наглухо. Лес отвернулся от него.

Элоф повесил голову, его руки скользнули вниз по стволу. Он уже собирался отойти, когда услышал хриплое карканье и увидел черные точки, кружившие наверху. Небо сияло призрачным светом, издалека доносились глухие раскаты грома. Воронов было двое: они кружились и скользили в воздушных потоках, словно ради забавы оседлав надвигавшуюся грозу. Потом они устремились вниз по длинной спирали, обмениваясь резкими криками, такими выразительными, что кузнец почти мог разобрать слова. С хлопаньем крыльев они ворвались под крону исполинского дерева — на голову Элофа обрушился дождь игл и сухих шишек — и уселись на толстой нижней ветке, неожиданно покачнувшейся под их весом.

Один из них склонил голову набок и принялся рассматривать человека черными бусинками глаз.

— Думай! — каркнул он. Элоф ясно расслышал слово.

— Вспоминай! — прокаркал другой.

— Задержка! — проскрипел первый ворон и взъерошил перья на крыльях.

— Опасность! — отозвался второй и добавил на высокой, тревожной ноте: — Помощь!

Он громко щелкнул черным клювом и постучал по коре.

— Гроза! — каркнул первый.

— Летим! — откликнулся второй.

Вороны сорвались с ветки, тяжело хлопая крыльями. Гром прогремел снова, угрожающе близко. По небу разлилось бледное сияние. Птицы устремились к этому сиянию, снова превратившись в крошечные черные точки, и исчезли.

— Я понимал их речь! — пробормотал Элоф, глядя им вслед.

Те, кто пробовал кровь Червя, способны со временем понимать многое.

— Снова ты! — ахнул Элоф. — Что теперь?

Я говорил в спешке. Ты слишком мало рассказал о своем поручении. Оно действительно важное, и я не стану препятствовать вам. Но вы не можете свободно ходить по этой земле или оставаться здесь дольше, чем необходимо. Мой народ вынесет вас к южной границе леса быстрее, чем вы сможете дойти пешком.

— Спасибо тебе, Властелин Леса, — прошептал Элоф.

Ты именуешь меня так? Благодарю тебя, и в благодарность прими предупреждение. — Деревья тихо заскрипели. — Того, что ты несешь с собой, недостаточно. Потребуется большее.

— Большее? — выдохнул Элоф, охваченный внезапным отчаянием. — Но больше у меня ничего нет…

Еще нет. Однако я помогу тебе в твоих исканиях. Стой смирно!

Послышался резкий хруст. Что-то пролетело вдоль огромного ствола и с глухим стуком упало к ногам Элофа. Наклонившись, он увидел небольшую ветку, густо покрытую сосновыми иглами.

Возьми ее и бережно сохраняй. Пока на ней есть иглы, даже пожелтевшие и мертвые, часть лесной силы остается в дереве. Она не защитит тебя при свете дня, в ясную лунную ночь или среди холодных каменных жилищ, построенных людьми, но на открытой местности, среди теней и сумерек, она позволит тебе проходить незаметно.

Элоф поднял ветку и поклонился.

— Мы найдем ей хорошее применение, о Властелин Леса. Но что еще я должен…

Этого я не могу тебе дать. Думаю, ты узнаешь это, когда оно больше всего тебе понадобится. Теперь иди!

Сильные руки снова схватили Элофа, и он увидел, как деревья снова проносятся мимо. Ветер свистел в ушах, ветви раскачивались и кивали вслед. На этот раз гонка продолжалась нескончаемо долго. У кузнеца кружилась голова, мысли путались и разбредались.

Внезапно все кончилось. Элоф испытал тошнотворное ощущение стремительного спуска; руки, державшие его, разжались, вокруг взвихрилась листва, и он с размаху упал на подстилку из гниющих листьев и папоротника. Некоторое время он сидел там, переводя дыхание и в замешательстве тряся головой. Его рука по-прежнему сжимала сосновую ветку.

— Элоф! — послышался голос Илс.

Кузнец поспешно встал, стряхнул налипшую грязь и увидел, как его друзья выходят навстречу из-за деревьев. Илс подоспела первой и сжала его в объятиях с такой силой, что затрещали ребра.

— Куда ты делся? Они схватили нас, потом мы услышали твой крик, а минуту спустя нас опять схватили и вихрем домчали сюда!

— И уронили, — мрачно добавил Керморван, осторожно разминавший правую руку. — Но они оставили нам все снаряжение. Я начинаю думать, что поступил не так уж глупо, перевязав рану этой лесной ведьме.

— Странный народ, — задумчиво произнесла Илс.

— Пожалуй, еще более странный, чем те, кто живет под горами, — проворчал Керморван.

Они повернулись к куче своего снаряжения и начали разбирать мешки.

— Кстати, Элоф, тебя отвели к их вождю?

— Скажи лучше, к их отцу, — поправил Элоф.

— Что?!

— Объясню позже. — Кузнец отвернулся, осторожно упаковал ветку в мешок и набросил лямки на плечи. — Если вообще смогу объяснить. Мы должны немедленно уйти отсюда.

Керморван пожал плечами.

— Это не составит труда. Сейчас мы находимся на южном краю лощины, у самой окраины леса. В часе ходьбы к востоку отсюда открывается проход между холмами.

Илс поежилась.

— Но погода! Не могли бы мы переночевать здесь, под укрытием деревьев?

Звук, заставивший ее замолчать, был негромким, но зловещим, как будто множество деревьев и кустарников одновременно зашелестело листвой. Они повернулись и увидели неясную тень, медленно двигавшуюся за плотным лиственным покровом в нескольких десятках футов позади. Руки нащупали рукояти мечей и боевого топора, но бессильно опустились, когда путники увидели истинные размеры животного. Бочкообразное туловище, покрытое редкими космами коричневой шерсти, покоилось на четырех ногах, соперничавших толщиной с древесными стволами. Маленькие красноватые глазки, сверкавшие злобным весельем, сидели глубоко под выпирающим высоким лбом. Но самым необычным были два огромных желтоватых бивня, загибавшихся вперед и скрещивавшихся перед головой чудовища. Между бивнями болтался длинный хобот, шаривший и шуршавший в густой листве.

— Маммут! — прошептала Илс. — Но гораздо больше, чем любой из тех, о которых мне приходилось слышать, это уж точно!

Хобот выглядел нелепо до тех пор, пока они не увидели, как животное с небрежной силой пригнуло к земле мощную ветку толщиной с ногу снежного тролля. Из-за деревьев неподалеку послышались трубные звуки и громкий треск. Путешественники одновременно попятились.

— Вам все еще нужно подтверждение? — прошептал Элоф. — Тапиау требует, чтобы мы ушли!

— Кажется, мы в самом деле исчерпали его гостеприимство, — пробормотала Илс. — Теперь холмы кажутся мне гораздо более приятным местом, чем лес.

Запахнув плащи, они поспешно направились к опушке леса и вскоре вышли навстречу сумрачному закату. Склон холма был крутым, густо заросшим травой и кустами, но они не останавливались передохнуть, карабкаясь вверх, пока хватало сил. Сзади снова раздался могучий трубный зов, в котором звучала насмешка, но один лишь Элоф на мгновение остановился и оглянулся на густой темный покров лесной чащи. Он провел пальцами по шершавой коре сосновой ветки, лежавшей в его заплечном мешке. Затем Илс позвала его, и он поспешил за нею.