Наемник

Глава ТРЕТЬЯ

Все заговорили сразу, крича Президенту, перешептываясь с соседями, пока Грант громко не прочистил горло.

— Мистер Президент, — произнес он, используя командный тон усвоенный во время краткого пребывания в армейском резерве. — Мистер Президент, простите меня, но это предложение нелепо. В Объединенной Партии нет никого, кто обладает даже призрачным шансом на победу. Вы один сохраняете популярность. Даже мистер Гармон говорит о вас столь хорошо, как он не говорит ни о ком, кто не в его группе. Вы не можете уйти в отставку, не потянув за собой Объединенную Партию и вы не можете отдать кресло мистеру Бертраму, потому что он не сможет продержаться в нем и шести месяцев.

— Неужели дела так плохи? — Президент Липскомб нагнулся к Гранту в конфеденциальной манере, используемой им в разговорах по душам. — Действительно ли мы столь уверены, что только мы можем спасти человеческую расу, Джон? Или мы всего лишь хотим удержать власть?

— И то и другое, я полагаю, — ответил Грант. — Не то, чтобы я сам возражал против того, чтобы уйти на покой.

— Уйти на покой, — фыркнул Каринз. — Пустите чистых деток Бертрама на два часа в архивы и никто из нас не уйдет на покой, кроме как на тюремную планету КД. Вы, должно быть шутите… Уйти на покой?!

— Может быть и верно, — согласился Президент.

— Есть другое средство, — предложил Каринз. — Генерал, что произойдет, если Гармон возьмет верх и начнет свою войну?

— Мистер Грант знает лучше меня, — ответил генерал Карпентер. Когда другие уставились на него, он продолжил, — никто никогда не вел атомной войны. Почему мундир делает меня большим экспертом, чем вы? Может быть, мы сумеем победить. С тяжелыми потерями, очень тяжелыми, но наша оборона хороша.

Карпентер сделал жест в сторону двигающихся огоньков на настенной карте.

— Технология у нас лучше, чем у русских. Наши лазерные пушки должны бы сбить большинство их ракет. Флот КД не позволит никому из нас воспользоваться космическим оружием. Мы можем победить.

— Можем, — мрачно повторил Липскомб. — Джон?

— Мы можем и не победить. Мы можем убить больше половины человечества. Может и больше. Во имя бога, откуда я знаю что произойдет, когда мы станем швыряться атомными бомбами?

— Но русские не подготовлены, — заметил представитель коммерции. — Если мы ударим по ним без предупреждения… Люди никогда не меняют правительства посреди войны.

Президент Липскомб вздохнул. — Я не собираюсь начать атомную войну, чтобы остаться у власти. Чтобы я ни сделал, я это делал для сохранения мира. Это мое последнее оправдание. Я не мог бы жить в мире с самим собой, если принесу мир в жертву для сохранения власти.

Грант откашлялся.

— В любом случае мы не могли этого сделать. Если мы начнем обращать оборонительные ракеты в наступление, разведка Кодоминиума прослышит про это через десять дней. Договор, знаете ли не допускает этого. — Он закурил еще одну сигарету. — Так или иначе, мы не единственная угроза КД. Всегда есть Каслов.

Каслов был чистым оптимистом, желавшим освободить Землю для коммунизма. Некоторые называли его последним коммунистом, но он, конечно, не был последним. У него имелась масса последователей. Грант хорошо помнил тайную конференцию с послом Черниковым всего лишь несколько недель назад.

Советский посол был опытным дипломатом, но было ясно, что он отчаянно чего-то хотел. Он хотел, чтобы Соединенные Штаты поддерживали давление, не ослабляли своей обороны на границах американской сферы влияния, потому что если коммунисты когданибудь отберут что-то у США без тяжелого боя, Каслов приобретет дома больше влияния. Он может даже захватить власть над Президиумом.

— Повсюду национализм, — вздохнул Грант. — Почему?

На это ни у кого не было ответа. Гармон набрал силу в США, а Каслов в Советском Союзе, в то время как дюжина мелких националистических лидеров набрала власть в дюжине других стран. Некоторые думали, что это началось с японского националистического оживления.

— Все это чепуха, — заявил помощник генерального почтмейстера. — Мы не собираемся уходить и не затеиваем никаких войн. А теперь, что потребуется для того, чтобы отобрать поддержку у мистера Чистюли Бертрама и направить ее обратно к нам, где ей и надлежит быть? Хороший скандал, верно? Срабатывало прежде не раз. Можно в наглую обокрасть людей, если достаточно громко орешь, какой жулик другой парень.

— Например? — поторопил его Каринз.

— Работает с япошками. Может дать япошкам ядерное. Поддерживает движение независимости Мэйдзи. Я уверен, что мистер Грант может что-нибудь устроить.

Каринз энергично закивал. — Это может сработать. Развеет иллюзии у организаторов его кампании. Сторонники Кодоминиума враз переметнутся к нам.

Каринз помолчал и засмеялся. — Конечно, некоторые из них направятся и к шайке Миллингтона тоже.

Все рассмеялись. Никто не беспокоился насчет Освободительной партии Миллингтона. Его сумасшедшие вызывали беспорядки и поддерживали страх в налогоплательщиках и делали популярными многие мероприятия по линии безопасности. Освободительная партия давала возможность полиции разбить несколько голов, прекрасные беспорядки для телевидения к вящей забаве Граждан и счастью налогоплательщиков.

— Я думаю, мы можем спокойно предоставить детали мистеру Гранту, — широко ухмыльнулся Каринз.

— Что вы сделаете, Джон? — спросил Президент.

— Вы действительно хотите узнать, мистер Президент — перебил Мориарти. — Я — нет.

— И я нет, но если я могу это разрешить, я могу по-крайней мере выяснить, что именно. Что вы сделаете, Джон?

— Слепим чепуху, полагаю. Состряпаем заговор, а потом раскроем его.

— Вот как, — покачал головой Мориарти. — Он должен быть состряпан хорошо. Люди начинают сомневаться насчет всех этих заговоров.

Грант кивнул. — Будут доказательства. Вещественные доказательства. Тайный арсенал ядерного оружия.

Все кивнули. Затем снова ухмыльнулся Каринз.

— Вот здорово. Вот это рванет так рванет. Спрятанное ядерное. Настоящее, я полагаю?

— Конечно. — Грант с отвращением посмотрел на толстого юнца. Какой бы был смысл в липовом ядерном оружии? Но Каринз до такой степени жил в мире обмана, что липовое оружие могло быть для него приемлемым.

— Лучше выставить побольше копов, когда вы объявите об этой истории, — заметил Каринз. — Коль люди прослышат об этом, они разорвут Бертрама на части.

«Достаточно верно, подумал Грант. — Вот этот пункт ему надо запомнить. Защитить этих ребят будет нелегко. С тех пор, как одна воинственная группа устроила атомную бомбежку Бейкерсфилда в Калифорнии, а преступный синдикат пытался шантажировать Сиэтл ради ста миллионов выкупа, люди не считали частные запасы ядерного оружия чем-то смешным».

— Мы не будем вовлекать лично мистера Бертрама, — мрачно заявил Президент, — ни при каких обстоятельствах. Понятно?

— Да, сэр, — быстро ответил Джон. Ему и самому не нравилась эта идея. — Просто несколько из его главных помощников. — Грант раздавил сигарету. Она или что-то иное оставила дурной привкус во рту. — Я выдам их КД для окончательного решения. Приговоренными к транспортации. Мой брат может устроить так, чтобы они не получили тяжелых приговоров.

— Разумеется. Они могут стать независимыми плантаторами на Танит, если станут с нами сотрудничать, — сказал Каринз. — Вы можете присмотреть, чтобы они не пострадали.

«Черта с два, — подумал Грант, — жизнь на Танит была не в радость при самых лучших условиях».

— Есть еще одно дело, — сказал Президент. — Как я понял, Гранд Сенатор Бронсон что-то хочет от КД. Какой-то офицер был излишне эффективен в разоблачении действий семейства Бронсон, и они хотят его уволить. — Президент выглядел так, словно попробовал прокисшего молока. — Мне крайне неприятно, Джон. Мне крайне неприятно, но мне нужна поддержка Бронсона. Ты не мог бы поговорить со своим братом?

— Я уже поговорил, — ответил Грант. — Это будет устроено.

Грант покинул совещание спустя несколько минут. Другие могли продолжать бесконечные дискуссии, но он не видел в них ни малейшего смысла. Было ясно, что надо действовать и чем дольше они ждут, тем больше будет у Бертрама времени собрать своих сторонников и укрепить поддержку. Если что-то надо было сделать, то это следовало делать сейчас.

Всю свою жизнь Грант находил, что неправильные действия предпринятые решительно и своевременно были лучше, чем правильные, но позже. Добравшись до Пентагона, он вызвал своих замов и отдал приказы. Приведение машины в движение заняло не больше часа.

Коллеги Гранта всегда говорили, что он торопыга, слишком скорый на действия без изучения последствий. Они также допускали, что ему везет. Для Гранта дело было не в везении, и он-таки учитывал последствия, но он скорее предвидел события, чем реагировал на кризис. Он знал, что за последние недели поддержка Бертрама тревожно возросла и прежде, чем отправится на совещание с Президентом, составил черновые планы.

Теперь было ясно, что акция должна быть совершена немедля. Через несколько дней будут утечки с совещания. Ничего о предпринимаемых действиях, но будут слухи о тревоге и озабоченности. Одна секретарша заметит, что Грант вернулся в Пентагон после того, как отпустил своего шофера. Другая увидит, что Каринз посмеивался больше обычного, когда покинул Овальный Кабинет или, что два политических врага вышли вместе и отправились выпить по одной. Еще одна услышит разговор о Бертраме и скоро по всему Вашингтону будет гулять слух, что Президент обеспокоен популярностью Бертрама.

Поскольку утечки были неизбежны, ему следовало действовать, пока это могло сработать. Грант распустил своих помощников с чувством удовлетворения. Он был готов и кризис кончится прежде, чем начнется. И только оставшись один, он прошел через украшенную тисовыми панелями комнату к бару в стене и налил двойного шотландского.

Мерилендский пейзаж скользил мимо далеко внизу, когда Кадиллак летел себе на автопилоте. Лента-антенна тянулась почти до дома Гранта и он следил за сумеречным видом с максимальной расслабленостью, которой он когда-либо достигал в последнее время. Огни дома мигали внизу и немногие поверхностные машины неслись по дорогам. Позади него раскинулся массивный Остров Благополучия «Колумбия», куда убрались те перемещенные лица из Вашингтона. Нынешние обитатели были третьим поколением и никогда не знали никакой иной жизни.

Он поморщился. Острова Благополучия были глыбами бетонных зданий, контейнерами для кипящего негодования бесполезных жизней, где спокойствие поддерживалось правительственными запасами танитского гашмера и борлоя, а также дешевыми американскими виски. Человек, родившийся в одном из этих комплексов мог оставаться там всю жизнь. И многие оставались.

Грант попытался представить себе, на что это похоже, но не мог. Рапорты от его агентов давали интеллектуальную картину, но не было никакой возможности отождествить себя с этими людьми. Он не мог испытывать безнадежности и притупленных чувств, горючей ненависти, страхов, горькой гордости уличных банд.

Каринз, однако, знал. Он начал жизнь на Острове Благополучия, где -то на среднем западе. Каринз зубами и костями проложил себе путь через школы к университетской стипендии и выходной билет на всю вечность. Он устоял перед стимуляторами, наркотиками и трилевидением. Стоило ли оно того, гадал Грант?

И, конечно, был еще один путь с Острова Благополучия — добровольным колонистом, но столь немногие ступали теперь на эту дорожку. Некогда их были массы.

Динамик на приборном щитке вдруг ожил, оборвав Бетховена посреди ноты:

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. ВЫ ПРИБЛИЖАЕТЕСЬ К ОХРАНЯЕМОМУ РАЙОНУ. НЕ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ ТРАНСПОРТ БУДЕТ УНИЧТОЖЕН БЕЗ ДАЛЬНЕЙШИХ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЙ. ЕСЛИ У ВАС ЕСТЬ ЗАКОННОЕ ДЕЛО В ЗАПРЕТНОЙ ЗОНЕ, СЛЕДУЙТЕ ЗА НАВОДЯЩИМ ЛУЧОМ ДО КОНТРОЛЬНОГО ПОЛИЦЕЙСКОГО ПОСТА. ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.

«Кадиллак» автоматически свернул с курса налево, к штабквартире полиции штата и Грант выругался. Он активировал микрофон и тихо проговорил:

— Это Джон Грант из Пичмонс Бэй. С моей машиной что-то случилось.

Возникла короткая пауза, а затем из динамика донесся мягкий женский голос:

— Мы очень сожалеем, мистер Грант. Ваш сигнал правильный. У нас не в порядке прибор идентификации. Пожалуйста, следуйте к своему дому.

— Исправьте эту проклятую штуку, прежде, чем она застрелит налогоплательщика, — велел Грант. — Избирательный округ Энн Арундел был твердыней Объединенной партии. Долго ли так будет после несчастного случая.

Он перешел на ручное управление и пошел напрямик, игнорируя правила. Они теперь могли только оштрафовать его, поскольку знали, кто он такой. Его банковский компьютер расплатится даже не затруднившись сообщить ему об этом.

Это вызвало не его лице мрачную улыбку. Правила нарушились, компьютеры это замечали и штрафовали. Другие компьютеры платили им и ни один человек не осознавал их присутствия. Налогоплательщик узнавал о событиях только если набиралось достаточно пробитых талонов для предупреждения о временном лишении водительских прав, если, конечно, он не любил проверять свой банковский счет сам.

Его дом лежал впереди, большое, раздавшееся здание начала двадцатого века на берегу бухты. Его яхта стояла подальше от берега и вызывала у него угрызения совести. Ею не пренебрегали, но она слишком много пребывала в руках платного экипажа, слишком долго без внимания своего владельца.

Корвер, шофер, бросился помочь выбраться Гранту из Кадиллака. Хэпвуд ждал его в большой библиотеке со стаканом «шерри» в руке. Князь Бисмарк, дрожа в присутствии своего бога, положил на колени Гранту свою доберманскую морду, готовый прыгнуть по команде хоть в огонь.

Была своеобразная ирония в том, что дома он наслаждался властью феодального владыки, но она была ограничена тем, сколь сильно слуги хотели оставаться вне Острова Благополучия. Но ему нужно было только поднять трубку телефона безопасности в углу, и его настоящая власть, совершенно невидимая и ограниченная только тем, что хотел выяснить Президент, придет в действие. Деньги давали ему видимую власть, наследственность давала ему власть над собакой, а вот что давала ему реальная власть телефона безопасности?

— В какое время вы хотели бы пообедать, сэр? — спросил Хэпвуд. — А мисс Шарон здесь с гостем.

— С гостем?

— Да, сэр. Молодой человек, мистер Аллан Торри, сэр.

— Они ели?

— Да, сэр, Мисс Экридж позвонила и сказала, что вы опоздаете к обеду.

— Хорошо, Хэпвуд. Я пообедаю сейчас и встречусь с мисс Грант и ее гостем после.

— Отлично, сэр. Я уведомлю повара. — Хэпвуд незаметно покинул комнату.

Грант снова улыбнулся. Хэпвуд был еще одной фигурой с Острова Безопасности и вырос он говорят на диалекте, которого Грант никогда бы не понял. По какой-то причине на него произвели впечатление английские дворецкие, коих он видел по трилевидению и он культивировал их манеры и был теперь известен по всему округу как превосходный управляющий домохозяйством.

Хэпвуд этого не знал, но у Гранта был записан каждый цент принятый его дворецким: подарки от бакалейщиков и поставщиков, взносы от садовников и удивительно хорошо управляемый портфель вкладов. Хэпвуд мог легко уйти на покой со своим домом и жить жизнью вкладчика налогоплательщика. Почему? — праздно гадал Грант. — Почему он остается? Это делает жизнь легче для меня, но почему?

Это достаточно заинтриговало Гранта, чтобы он велел своим агентам приглядеться к Хэпвуду, но у него не было никаких политических взглядов, кроме стойкой поддержки Объединенной Партии. Единственным подозрительным пунктом в его контактах была уточненность, с которой он выжимал деньги из каждой сделки, вовлекавший дом Гранта. Детей у Хэпвуда не было, а его сексуальные потребности удовлетворялись нечастыми визитами на окраинные районы вокруг Острова Благополучия.

Грант ел механически, спеша кончить и увидеться с дочерью, и все же он боялся встретиться с парнем, которого она привела в дом. На миг он подумал было воспользоваться телефоном безопасности и выяснить о нем побольше, но тут же сердито покачал головой. Слишком много думанья о безопасности не к добру. На сей раз он будет родителем, встречающимся с суженым своей дочери, и ничего более.

Он оставил свой обед незаконченным, не думая о том, сколько будут стоить остатки жареного мяса, ни о том, что Хэпвуд, вероятно, их где— нибудь продаст и прошел в библиотеку.

Сев за массивный стол восточного дерева он взял бренди. За ним, по обеим сторонам от него стены были простроченными книжными полками, безупречно чистыми от пыли отчетами о мертвых империях, но он уже много лет ни одной книги не читал. Теперь все его чтение было отдано рапортам в ярко-красных обложках. Они рассказывали живые повести о живых людях, но иногда поздно ночью Грант спрашивал себя, не такая же мертвая страна его, как и империя в книжках?

Грант любил свою страну, но ненавидел ее народ, всех их: Каринза и эту новую породу: транквилизированных Граждан в их Островах Благополучия, надменных налогоплательщиков, мрачно держащихся за свои привилегии.

— Что же тогда я люблю? — спрашивал он себя. — Только нашу историю и то величие, коим некогда были Соединенные Штаты? И которое находилось в этих книгах и в древних зданиях, но никогда в рапортах безопасности. Где патриоты? Все они стали Патриотами, глупцами, следующими за вожаком к ничему. Даже не к славе…

Тут вошла Шарон. Она была впечатляющая девушка, намного красивее, чем когда-либо бывала ее мать, но у нее отсутствовала материнская осанка. Она привела высокого парня, лет двадцати с небольшим.

Грант изучал новоприбывшего, пока они подходили к нему. Симпатичный мальчик, аккуратно подстриженные длинные волосы, консервативные для нынешних времен усы. Сине-фиолетовый френч, красный шарф, немножко щеголевато, но даже Джон-младший одевался щегольски, когда выбирался из формы Кодоминиума.

Паренек шел колеблясь, почти робко и Грант гадал, было ли это от страха перед ним и его положения в Правительстве или же всего лишь от естественной нервозности молодого человека, собравшегося встретиться с богатым отцом своей невесты. На руке Шарон, в желтом свете камина искрился крошечный бриллиант и она держала руку в неестественном положении.

— Папа… я так много рассказывала о нем, это Аллан. Он только что попросил меня выйти за него замуж! — она вся светилась, видел Грант и говорила доверчиво, уверенная в его одобрении, никак не думая, что он может быть против. Грант иногда хотел знать, не была ли Шарон единственным человеком в стране, не испытывавшим страха перед ним. За исключением Джона-младшего, которому незачем было его боятся. Он был вне досягаемости грантовского телефона безопасности. Флот КД заботился о своих.

По крайней мере, он попросил ее выйти за него замуж. Он мог бы просто переселиться к ней. Или уже переселился? Грант встал и протянул руку.

— Хэлло, Аллан.

Рукопожатие Торри было твердым, но глаза его избегали встретиться с глазами Гранта.

— Так значит вы хотите жениться на моей дочери? — Грант указующе взглянул на ее руку. — Похоже, что она одобряет эту идею.

— Да, сэр. Э-э, сэр, она хотела подождать и спросить у вас, но я настоял. Это моя вина, сэр. На этот раз он посмотрел ему в глаза почти вызывающе.

— Да. — Грант снова сел. — Ну, Шарон, раз уж ты дома этим вечером, я желал бы, чтобы ты поговорила с Хэпвудом насчет князя Бисмарка. По-моему, животное неправильно кормят.

— Ты хочешь сказать, прямо сейчас? — надула она губы. — В самом деле, папа, это уже викторианство! Высылать меня из комнаты, пока ты говоришь с моим женихом!

— Да, действительно, не так ли? — Грант не сказал больше ничего и она, наконец, повернулась к двери.

— Не давай ему себя запугать, Аллан. Он примерно так же опасен как вон та мышиная голова в комнате охотничьих трофеев! — и выскочила, прежде чем мог быть какой-нибудь ответ.