Надлом

крайней мере, больше не хочется избавиться от собственной кожи.

После огня, пожиравшего моё тело, голос отца кажется успокаивающе-прохладным.

— Ты можешь сказать мне, что ты не одна из нас. Но Голод не даст тебе соврать.

— Странный… — мне не хватает воздуха, — способ показать свою заботу, Модник.

Боль всегда выводит меня из себя.

— Меда, ты должна помнить, кто ты такая. Ты не одна из них. — Он складывает руки за

спиной и обходит меня, оставаясь недосягаемым. Умно. Я отворачиваюсь, выражая всё свое

презрение, но уголками глаз продолжаю следить за ним.

Его голос из по-отцовски строгого стал завлекающим, как у бродячего торговца.

— И ещё, Меда, мы можем избавить тебя от Голода. Навсегда. Ты больше никогда не будешь

его рабыней.

Я не выдерживаю и смотрю на него.

Он улыбается.

— Все здесь живут за счёт источника. Это напрямую связанно с жизнью после смерти. Мы

всегда сыты, не чувствуем боли или нужды. Нам незачем убивать. — В уголках его глаз собираются

морщинки. — Правда, иногда мы не можем удержаться.

Толпа смеется.

Есть, есть, есть. Одно слово танцует в моей голове. Боль, заставляющая кричать, исчезла. Но

Голод — нет. Да, он стих, но всё ещё обжигает.

— Меда, если ты не присоединишься, мы не сможем отпустить тебя. Ты слишком опасна. —

Он замолкает. — Но я бы никогда не смог убить свою дочь.

Я дрожу. Его слова — одно, а намерения — совсем другое. Я навсегда застряну здесь.

Папочка — хитрый оратор. Он показал мне, как я буду страдать взаперти, без источника «пищи». И,

конечно, я не смогу справиться с этим. Я присоединюсь к ним, чтобы эта мука закончилась. У меня

нет другого выбора.

— Нет. — Это глупое слово вылетает у меня против воли.

— И почему ваш вид такой упрямый?

Я не отвечаю ему. В конце концов, я ни чем ему не обязана, кроме набора хромосом. Когда-

нибудь он всё равно поймет почему.

119

— Дело в твоей матери, не так ли? Она настроила тебя против меня.

Я ухмыляюсь. Это звучит так, будто он обычный разведённым папашей, сетующим на

бывшую.

— Меда, я не хотел говорить тебе этого, но… — Он огорченно трясет головой и машет рукой.

Я инстинктивно отшатываюсь.

— Меда, я не собирался причинять тебе боль. — Его удивляет моя реакция, будто я могла

знать о том, что он не причинит мне вреда. Я пытаюсь собраться с мыслями, чтобы дать ему

достойный ответ. Но его следующие слова избавляют меня от этого. — По крайней мере, не

физически.

Мне не понравилось то, как он это произнес.

Мое внимание привлекает непонятное движение над его пустующим троном. Вниз спускался

прикрепленный тросами к потолку экран. Некоторые демоны хлопают в ладоши в предвкушении

зрелища, которое должно было начаться. Кто-то из них скулит, в то время как другие снуют по рядам

в поисках лучшего местечка. Они двигаются, а их шелка и сатин сияют даже при плохом освещении.

Мой отец вскидывает руку, мгновенно заставляя их замолчать и успокоиться.

— Я думаю, здесь есть кое-что о твоей матери, что ты не знала, — говорит он мне. — Она

гостила здесь восемнадцать лет назад. Она попалась, поддавшись обаянию инкуба. — Он указывает

на себя, а затем морщится. — Или мы так думали.

Что он говорит? Моя мама не спала с ним? Я не полу-демон?

— Ее никто не очаровывал. Она соблазнила меня.

Он замолкает, давая мне время переварить информацию. Напрасная трата времени. Я никогда

не поверю в это. Мама? Соблазнила демона? Бессмыслица.

Он продолжает:

— Ей было интересно, что случится, если у нас появится ребёнок. Она всегда интересовалась

наукой, знаешь ли. — Как будто я не знаю свою маму. — Древний научный спор: природа или

воспитание. У неё была гипотеза: ребенок Тамплиера и демона может выбрать сторону света.

Демоническая сила такого ребенка может стать решающим оружием в битве добра и зла.

Он смотрит на меня, и я понимаю, что неосознанно качаю головой. Я не научный

эксперимент. Мама любила меня.

— Не веришь мне? — Он снова выглядит грустным, будто и вправду сожалеет о том, что

разбил мне сердце. — Когда здание было разрушено, я послал людей для расследования. Они нашли

в библиотеке это. — Он указывает на экран.

— 4 апреля 1999, — начинает она профессиональным тоном. — Объекту четыре года и

одиннадцать месяцев. Рост 112 сантиметров, семьдесят пятый процентиль, вес восемнадцать

килограмм, пятидесятый процентиль, отличная координация, но никакого физического проявления

силы демона или Тамплиера. — Дальше она говорит про питание, сон и двигательную активность. —

Потом делает глубокий вдох и продолжает:

— Наблюдается задержка социализации. Риск вынудил меня закончить эксперимент раньше.

После четырех дней в дошкольном заведении у объекта наблюдался необычно высокий уровень

агрессии по отношению к одноклассникам.

Это лицо моей матери. А объект, о котором она рассказывает, это я. Я мотаю головой. Не хочу

верить в это. Это не домашнее видео про любимого ребенка. Это — хроника научного эксперимента.

Отец переключает на другой ролик.

— Объект благосклонно реагирует на нежные прикосновения, однако не отвечает на них и не

проявляет инициативы со своей стороны. Увеличим усилия и посмотрим, научится ли объект

120

проявлять привязанность. — Я смотрю, как знакомо двигаются ее губы. Это мама, какой я ее помню,

а не та смеющаяся девчонка из храма Тамплиеров. Но в то же время я совсем не знаю эту женщину.

Запись снова сменяется.

— 17 августа, 2003. Объекту восемь лет и три месяца. — И снова она озвучивает поток

скучной информации. В ее глазах мелькает напряжение. — Объект демонстрирует наличие

сверхъестественных сил, но только как Тамплиер. Двенадцать раз поднимает груз весом в тридцать

шесть килограмм. Так же объект пробегает один километр за две минуты и двадцать семь секунд. —

На мгновение она замолкает, а после снова начинает говорить: — Это быстрее мирового женского

рекорда.

Кожа объекта была взята на анализ удельного веса металла; так или иначе, ее ногти и волосы

все еще человеческие. Объект испытывает сильный голод, поэтому я увеличила ее рацион до 2200

калорий в день. Я опасаюсь, что у неё аппетит демона. — Она прикусывает губу. — Неделю назад

исчезла соседская собака, что совпало с внезапным приступом голода у объекта.

Она была не первой кого я съела, но тогда я впервые попалась.

Отец снова переключает видео, и я закрываю глаза. Я больше не хочу смотреть на это, но

продолжаю слышать.

— 14 июня, 2004. Объекту девять лет и один месяц…

— Перестань!

Запись останавливается, но не мои мысли.

Долю секунды я думаю, что это, как обычно, какая-то дьявольская уловка. Я отчаянно

надеюсь на это. Но мои надежды растворяются под гнётом реальности. Все факты, что озвучила моя

мама, правда. Они бы не смогли все так подстроить.

Я считала маму жертвой изнасилования. Думала, она любит меня, преодолевая отвращение.

Но всё было не так. Я всего лишь проект, оружие Тамплиеров. Как я могла не видеть, на что они

готовы пойти, чем готовы пожертвовать? Для них нет ничего важнее, чем победа над демонами.

Даже собственный ребёнок. Этих людей растят для боя.

Боль захлестывает меня. Моя человечность исчезает. Я была лабораторной крысой. Все было

ложью.

Объект не отвечает на ласку. Увеличим усилия и посмотрим, научится ли…

Я моргаю. Лабораторная крыса не виновата, что ученный был неосторожен и позволил себя

укусить. Моя мама была хуже гнилушки. Раньше мой разум дрейфовал среди океана безудержной

ненависти.

Но теперь я свободна.

Наполовину человек, наполовину демон.

Абсолютно добрых людей не существует, не так ли? спрашивал Арманд.

Нет. Я унаследовала всё самое ужасное с обеих сторон моего генеалогического древа. Настало

время освободить это.

Я выгибаюсь, раскидываю руки и кричу. Я не могу больше сдерживаться, крик вырывается

наружу. Я не должна просто стоять и терпеть всё это.

Толпа снова аплодирует и гудит, выражая одобрение. Они хотят этого. Возможно, даже

больше, чем я. Для меня это способ сбежать от боли; для них — будущее, которое грядёт. Они

ожидают, какую же команду выберет звёздный игрок.

Я кружусь под их топот и визг. Ненависть и ярость наполняют меня. Голоса демонов словно

музыкальное сопровождение моего предательства. Я не любимая дочь своей матери, я — папина

девочка. Я — принцесса Ада.

121

— Теперь ты видишь, Меда? — спрашивает отец, и его глаза сияют. — Все было ложью. Будь

той, кем ты должна быть. — Отец машет рукой, и появляются четверо демонов, которые ведут из

тоннеля двух людей с завязанными глазами. Я чувствую их запах еще до того, как вижу. Я чувствую

их сущности, их души. Потому что я наконец признала себя. Я — демон, и я голодна.

Люди кричат и вырываются, их страх наполняет воздух. А их ненависть лучшая приправа. Я

буду купаться в их криках и распишу стены их кровью. Хотелось бы мне, чтобы мать увидела меня

сейчас, и поняла, что ее эксперимент полностью провалился.

Толпа скандирует:

— Меда, Меда…

Их подстегивает боль и ожидание того, что должно произойти. ажда крови пьянит этих

чувственных созданий, заставляя их кружить и сновать почти в сексуальном возбуждении. Они

напоминают угрей в омуте. Я склоняюсь и скольжу вперёд. Мой дорогой папочка ликует. Он

вскидывает руки, подстегивая ажиотаж толпы.

Люди прикованы к двум обсидиановым плитам, которые медленно скользили по направлению

к центру, ко мне. Эскорт отступает назад на пару шагов, расчищая пространство между мной и

людьми.

Мой отец снова вскидывает руки, и на зал опускается тишина, но я все ещё чувствую

неистовую энергию. Демоны замирают в своих креслах. Я смотрю на их оскаленные нетерпеливые

лица. Я вижу в них сотни отражений себя.

— Меда, прими дар и докажи свою преданность, — говорит отец.

Папочка, а ты умеешь порадовать!

Я размерено двигаюсь вперёд. Люди пытаются бороться со своими оковами, отдавая все силы.

Они избавились от повязок. Хорошо. Теперь мы всё видим.

Что-то бьется в моем разуме, сражаясь с сумасшедшей яростью. Это напоминает легкие

прикосновения крыльев бабочки.

Но меня не волнуют бабочки. Я обнажаю свои когти, хотя со стороны может показаться, что

это просто слабая человеческая рука, обхватившая подбородок женщины. Я упиваюсь ее страхом,

когда неожиданно ловлю её взгляд.

Крылья бабочки хлопают, и я наконец понимаю, что пыталось сказать мне прекрасное

существо.

Я знаю, чьи это глаза. Джо.

Нахлынувшая волна гасит огонь, оставив меня дрожать от холода.

— Меда, что происходит? — Джо напугана, она вертится, пытаясь вырваться. Ее страх волной

накрывает меня, и потухший уже было огонь готов вернуться. Я отступаю назад, чтобы сдержаться.

— Меда?

— Меда? Что такое, дорогая? — Это отец. — Толпа шипит и свистит, но отец успокаивает её

легким взмахом руки. Я делаю ещё один осторожный шаг назад. ивотная часть меня, часть,

которая уже почти праздновала победу, снова бьется взаперти. — Меда?

— Меда? — Хай.

— Меда? — Джо.

Они все хотят ответов. Отец думает, что я победила. Джо и Хай не понимают, что происходит.

Они хотят ответов. Но у меня их не нет. Я проиграла. Я смотрю в покрасневшие от слез глаза Джо и

в разочарованные Хая. Мне нечего им сказать.

— Меда. — Голос отца приобрел командный тон. Он как будто заставлял меня съесть

нелюбимые овощи. — Это будет доказательством твоей верности, — говорит он.

Я никогда не слушаюсь чужих приказов.

122

— Они мои друзья… — Язык стал тяжелым, а голос хриплым.

— Нет, Меда. — И вот он снова любящий папочка, желающего своей девочке только

лучшего.

— Да, мы ее друзья, вонючий ты дьявол…

Один из демонов заставляет Джо замолчать. Не самым мягким способом.

— Нет. Они даже не знают, кто ты такая. Как они могут быть твоими друзьями?

— Вот так. — Хай дерзит и геройствует, хотя и дрожит от страха.

— Я не знаю, что здесь происходит, но…

— Сказать им, что происходит, Меда? — спрашивает отец. — Толпа одобрительно ревет. Он

машет рукой, и экран оживает. Мы с мамой изучаем комнату.

Нет.

Я скрещиваю ноги, боясь, что иначе упаду.

Нет! Но мой рот открывается и закрывается, не издав ни звука.

— 15 мая 2009 года. Объекту четырнадцать лет и одиннадцать месяцев.

Я кричу и бросаюсь вперёд, пытаясь остановить то, что должно было произойти. Я не могу

наблюдать за этим, не могу терпеть. Демоны, о которых я даже не знала, тянут меня назад. Это пара

из эскорта Джо и Хая. Теперь они держат меня.

— Меда, что происходит? — Голос Хая дрожит.

Я не отвечаю. Просто не могу. Лицо на экране продолжает говорить, описывая возможности

полу-демона, полу-Тамплиера.

— Тебе нужно это увидеть, вспомнить, что ты такое, — продолжает мой отец.

— Я наполовину человек. — Я цепенею, пытаясь объяснить

— Наполовину… Меда. — Хай все ещё не понимает. — Тамплиеры — люди.

До Джо начало доходить.

— Меда, кто это такая?

Она уже знает, но я всё равно отвечаю:

— Моя мама. — Я не смотрю на Джо. Не хочу.

Спокойный и утешающий голос моего отца прорезает тишину:

— Ты не одна из них, но мне кажется, ты это знаешь. — Я не смотрю на экран. Так или

иначе, наша игра еще не окончена. Глаза отца полны понимания. — Может это и весело,

притворяться. Мы все бываем человечными время от времени. Но это не по-настоящему. Это не

навсегда.

— Я наполовину человек, — повторяю я.

— Я не говорю о твоей родословной. Я говорю о личности, душе. Некоторые просто…

тёмные, Меда. Большинство из этих демонов были людьми. — Он указывает на толпу, и она гудит в

знак подтверждения. — Но теперь их души навсегда принадлежат этому месту. Потому что они

способны на ужасные вещи. Они не неправы, Меда. То, что ты делаешь и хочешь делать, вполне

нормально. Здесь.

Джо и Хай кричат. Охранники быстро заставляют их замолчать, и мы возвращаемся к

просмотру домашнего видео.

Мама продолжает. Её тон жесткий и профессиональный.

— Объект заинтересован во взаимодействии с другими людьми. Я думаю, она… одинока. —

Она на мгновение замолкает и опускает взгляд, но затем ученый в ней берет верх. Она прочищает

горло. — Человеческие эмоции достойны похвалы. Я надеюсь, мы сможем победить её тёмную

сторону. Надеюсь, ей можно будет взаимодействовать со сверстниками. До этого она была слишком

молода. Дети не контролируют себя. Но в этом возрасте объект уже достаточно взрослый для…

123

Отец перематывает видео вперёд.

— У объекта не было доступа ко второму источнику питания в течение пяти недель. Но мне

не сдержать её без дополнительных ограничителей. — Отец снова перематывает. По всей видимости,

он ищет что-то. В быстрой перемотке моя мама подносит маленькую меня к экрану. Джо догадалась

обо всём. Ответы на ее вопросы находятся на экране. Я была маленькой, пухлой девочкой с

сияющими волосами, но всё-таки…

Мама говорила со мной, она не притворялась. Ей не нужно было. Я помню. «Мы должны

победить это, Меда. Ты сможешь. Оставь все прошлом». И прочая воодушевляющая чепуха. Можно

подумать, зло, таящееся во мне, просто вредная привычка вроде курения. А я — Паровозик, который

смог. Я пытаюсь отбиться от неё и выйти за дверь. Мама держит меня и умоляет, а я продолжаю

вырываться. Затем я сдаюсь. Я всегда выполняю её просьбы. Она была моим миром.

Отец объясняет:

— Мне нужно перемотать немного вперед, это займет какое-то время.

Три дня. Это заняло три дня. После двух я молила маму приковать меня к стене, чтобы я не

разорвала ее на части. Она поддалась и сделала это. Это мы и смотрели.

В конце концов цепи не удержали меня.

Кто-то кричит и молит остановить пытку. Боль в горле подсказывает, что это я.

Я прошу его не заставлять меня смотреть.

На видео я бьюсь в оковах, и, словно в отражении, я сейчас вырываюсь из рук, державших

меня.

— Пожалуйста! — кричу я. —

Я-на-видео выдернула цепи из стены и рванула в укрытие матери.

Отец нажимает на паузу. Если бы я только могла остановиться в реальной жизни и просто

навечно остаться с ней!

— Хорошо, Меда. Но скажи нам, что произойдёт. Расскажи друзьям, что ты сделала. — Что

угодно. Пожалуйста, что угодно, чтобы не говорить этого! Но скрыть правду не было ни малейшей

возможности.

— Я убила её, — шепчу я, а внутри меня, словно все умерло.

— Как? — спрашивает отец.

— Разорвала на мелкие части.

Я слышу, как кричащей Джо затыкают рот рукой. Гремят сдерживающие ее цепи.

— Меда, — шепчет мой отец. — Он выдыхает. Я вглядываюсь в его тёмные дьявольские

глаза. — Твоё место здесь, разве ты не понимаешь?

— Понимаю.

— Твоя мать не любила тебя. Избавься от вины, прими себя такой, какая ты есть.

— Я демон.

— А твои друзья… — Он замолкает, и мы оба оборачиваемся к Хаю и Джо. Демоны

освободили их, и Хай начинает тараторить, равнодушный ко всему, что только что увидел:

— Меда, не слушай их. Ты не такая, как они. Ты — хорошая.

Хай, глупый Хай.

Отец хватает его за голову и вставляет в рот кляп. Папочка не хочет слушать

воодушевляющие слова Хая. Как будто это как-то повлияет на меня. Папочке не стоит беспокоиться.

Доверие Хая ничего не значит, оно ничем не поможет. Он слепо верит мне. Хай не видел меня, в

отличии от Джо.

124

Я встречаюсь с ней взглядом. Её глаза пылают алой ненавистью. Она контролирует свой

голос, и я понимаю почему. Она потеряла последнюю капельку надежды. Она спрашивает у меня,

пытаясь не пересекаться взглядом:

— Ты все это знала?

Какой смысл врать? Я резко отвечаю:

— Да.

— Те дети в школе умирали ради тебя. Ты убила их. — Она не может принять этого, не может

поверить.

Если по обе стороны моего генеалогического древа монстры, то какой мне смысл

противостоять? Мы просто ищем доказательства того, что я проиграю. Не важно, кто или что будет

на кону.

Я улыбаюсь во все зубы.

— Косвенно, но можно сказать и так.

Черное солнце всходит в душе Джо. Она произносит самое последнее, самое ужасное

обвинение. Она смотрит мне в глаза. Её взгляд молит, чтобы я солгала.

— Ури умер ради тебя.

Мое сердце больше не памятник Ури. У меня больше нет сердца.

— Да.

Она дёргается и вскрикивает. Из ее рта изливаются потоки ругательств и ненависти. Я

скольжу по ним, как по волнам.

— И они — твои друзья, Меда? — Снова отец. Снова искушает. — Почему ты

сдерживаешься? — Толпа снова гудит и кричит. Звук приобретает ритм, становясь почти музыкой.

— Покончи с этим, Меда. Покончи с этим, и присоединись к нам. Здесь тебя никто не осудит,

никакой ненависти.

Без ненависти. Свобода от ненависти к самой себе.

— Просто покончи с этим. — Он указывает на Джо.

Покончить. Крики толпы подстёгивают меня двинуться вперёд. Джо скована, но продолжает

вырываться. Она находится на конце привязи, её ненависть ощущается почти физически. Я

останавливаюсь в дюйме от её рычащего лица. Её глаза красными от слёз. Она плачет по Ури. Я

смотрю на Джо. Из её глаз капают слезы, а изо рта вылетают ужасные слова.

Волны Голода бурлят во мне, обжигают. Старому доброму папочке интересно мое поведение.

Он напоминает мне, что я всё равно не могу контролировать это, и я убью их, так или иначе, только

на этот раз убийство произойдёт после часов, а может и дней, мучительной агонии.

В обмен на это я получу вечную жизнь. И никогда не столкнусь с платой за все, что

совершила. В моем прошлом много всего, за что я бы не хотела отвечать. Продать свою душу, чтобы

не испытывать Голод и не умирать: боль закончится. Никакой больше ненависти к себе. Даже если

бы я хотела, я бы не смогла помочь людям. Мне нужно беспокоиться о себе.

Папочке не о чем волноваться. Когда я делала что-нибудь не то?

Я наклоняюсь к Джо и пью запах ее души. Она вырывается, обещая вырезать мое сердце. Ее

собственное сердце пульсирует, наполненное сладкой душой, которую я начинаю поглощать. Я

наклоняюсь ближе…

Но здесь, на её шее болтается другое сердце. Разбитое оловянное сердечко. « Лучший». Такое

же есть на моей собственной шее.

« Друг»

125

— Ненавижу тебя! НЕНАВИ У! — кричит Джо, изливая мне в лицо обвинения. Я в

последний раз встречаюсь с ней взглядом. Её ресницы быстро смахивают слезы. Правда ударяет

меня под дых. Она врет.

Я сомневаюсь в том, что она знает это, но она врет. Её не наполняет ненависть ко мне. Ей

больно. Больно из-за потери Ури, из-за моего предательства. Соленая печаль сочится из её глаз.

Ненависть не вызывает слёз, точно не так.

А затем я замечаю, что мои собственные глаза тоже влажные. Так или иначе, я не ненавижу

свою маму. Потому что я всё равно люблю её. И даже если она причиняла мне боль, она любила

меня. Я знаю лучше остальных, как можно любить кого-то и все равно делать ему больно.

— Ну же, — кричит Джо. — Вырежи мое сердце, сучка, дьявольская ты жополизка!

Я смеюсь. Джо никогда не лезла за словом в карман. Как я могу убить подругу, которая

заставляет меня смеяться даже в такой обстановке?

— Дьявольская жополизка? Серьезно? — Я хихикаю и отступаю.

— А как, по-твоему, я должна тебя называть? — Она бросает насмешливый взгляд на мой

кулон. — Подругой?

Я улыбаюсь во все зубы.

— Зови меня Доктором.

Глава 19

Время замирает.

Мы с Джо просто стоим и смотрим друг на друга, пока остальные пытаются понять, что

происходит. Мир неподвижен, а мы думаем о жизни, смерти и дружбе.

Ни о чем не жалею, такими были последние слова Ури. Конечно, если я убью Хая и Джо, я

смогу жить вечно и никто меня не накажет за все, что я совершила, но я точно буду жалеть об этом.

Да, я злюсь на маму за её научные эксперименты, но я значила для неё намного больше. А Джо и Хай

значат для меня намного больше, чем просто конец.

Они мои друзья.

Я сказала Доктор, но Джо поняла, что я имела в виду. Доверься мне.

В день когда мы познакомились с Джо, она сказала, что нож в груди — нечто иное, когда его

держит врач, потому что он желает помочь. И сейчас я держу жизнь Джо в своих руках. И хочу,

чтобы она знала — я не желаю ей вреда. В конце концов.

Но я ранила ее в самое сердце своей ложью. В отличие от других, я знаю, как сложно

заслужить ее доверие. Я вижу, как в ее глазах борются два противоположных желания — поверить

мне или нет. Кто я? Ее подруга с маленьким ожерельем или безжалостный демон? Я не виню ее за

то, что она не может поверить в мой выбор. Я и сама верю с трудом.

Наши лица замирают, оскалившись, но глаза полны смущения.

И надежды.

Другая волна голода омывает мои вены. Я знаю, чего добивается мой папочка. Сейчас или

никогда.

Я рычу и обрываю цепи Джо от столба. Больше не скованная, она бросается на меня, и

опрокидывает на землю, выкрикивая ругательства.

Надеюсь, она притворяется.

Я гадко усмехаюсь, перекатываюсь и оказываюсь сверху. Я прижимаю Джо к земле. Воздух,

клокоча, вырывается из ее груди. Толпа вскакивает, завопив, как фанаты команды Южной Америки,

которая только что выиграла Мировой Чемпионат.

У меня же есть свои причины радоваться. Потому что едва стихают крики толпы, Джо шепчет

мне:

— Эй, полегче, засранка.

126

Я пытаюсь не рассмеяться, пока она берет меня за плечи и произносит последние слова

молитвы. Толпа вздрагивает от удивления, заметив, что Джо не борется, а кровь все еще не заливает

землю. Но молитва занимает всего пятнадцать секунд. Недостаточно, чтобы до них что-то дошло.

Затем я чувствую тепло. Я словно купаюсь в солнечном сиянии. Магия теплой искристой

волной проносится под моей кожей. Эта магия намного сильнее, чем когда я была одержима

демоном, и намного прекраснее, чем в те моменты, когда меня наполняла свежая душа. И я знаю,

магия рвется наружу, мне не под силу ее сдержать. Я встаю на ноги, поднимая Джо вместе со мной.

Я улыбаюсь отцу не самой милой улыбкой.

И взрываюсь снопом яркого света. Я вижу, как на лице отца отражается осознание — за

мгновение до того как свет испепеляет его.

Свет слепит меня. Я слышу крики боли и ненависти, наполняющие зал. Магия не ранит меня,

и едва она исчезает, я замечаю, что Джо тоже в порядке. А вот демонам повезло меньше. Те, что

сидели на первом ряду, сгорели заживо. Их обугленные тела заполняют сидения.

Офигеть, надеюсь, павшие не сильно страдали.

Демоны на остальных рядах выжили — сотни демонов. Они вопят, однако без былого

воодушевления, и после минутной дезориентации начинают стекаться к нам, как водопад, минуя

своих павших товарищей. Джо отталкивает меня с дороги и указывает на Хая, который бьется в

цепях и зовет нас сквозь кляп.

Джо безуспешно возится с его цепями, созданными чтобы удерживать Тамплиера. Но ничто

не способно сдержать меня. Я легко обрываю эти цепи, будто жестянки. Хай смотрит на меня так,

будто никогда не видел прежде. Его глаза исполнены трепетом.

— Привет, Хай. Прости, что чуть не съела тебя, — говорю я, поднимая его.

Он выдергивает кляп,

— Да без проблем. Я и не думал, что ты это сделаешь. Ты хороший человек, Меда.

Я улыбнулась в ответ. А он, кажется, прав.

Мы бежим к тоннелю, через который прибыли. Но демоны опережают нас. Они кишат возле

маленькой перегородки, отделяющей зрителей. Мы замираем на месте, запертые в ловушке на

половине арены. Это неприятная часть почетной жертвы, да и остальные так себе. Демоны

выхаживают и кружат возле нас. Но никто из них не хочет нападать первым. Джо берет меня за руку,

Хай — за другую. Они тоже соединяют свои руки. Мы стоим, как Бермудский Треугольник, посреди

моря демонов. И только чудо поможет нам сбежать.

Я чувствую напряжение их рук, и смотрю на своих друзей. Они сияют так же, как тогда, в

школе. В тот момент я не понимала, что они делают. Сейчас знаю. И я разделяю это. Мы умрем, но

для начала я сделаю свой вклад. За Ури, за всех моих друзей. Я не говорю, что хочу умереть, и даже

не говорю, что готова к этому. Но в конце концов, я только сейчас начала понимать такую штуку, как

жизнь. Я просто... Ну ладно, Ури сказал бы это покрасивее...

Лучше умереть за то, во что веришь, чем жить просто так.

— Ни о чем не жалею, — говорю я, пожимая их руки.

— Ни о чем не жалею, — отвечает Джо, возвращая рукопожатие.

— Ни о чем не жалею, — повторяет Хай, и продолжает после небольшой паузы,

— Я всегда знал, что умру рядом с тобой, Джо. Правда надеялся, что это случится не в

семнадцать лет.

Рука Джо дергается в моей, но она молчит. Я смотрю на нее. Джо не может найти слов.

Чудо, в самом деле. Правда не то, что я ожидала.

— Сейчас, Хай? Ты говоришь ей это сейчас?

Его рука дергается в моей, будто он пожимает плечами.

— Мы же сказали, что ни о чем не жалеем.

И в самом деле.

Демоны толкутся возле нас. Я сильнее, быстрее, чем все они, вместе взятые. Я никогда себя

так не чувствовала. Мои маленькие ладони удивляют меня, потому что я ощущаю себя просто

огромной. Моим новым глазам демоны кажутся медленными и неуклюжими, как дети, делающие

127

первые шаги. Я чувствую себя Годзиллой, скашивающей их, как пшеницу в поле. Джо и хай за моей

спиной.

Хай не устает. Он выдыхает и уклоняется от удара демона,

— И еще, Джо. Я люблю тебя.

Джо пинает одного из демонов своей больной ногой, заставляя его упасть на колени. Тот

теряет равновесие, а заодно и свою голову.

— Хай, я... — говорит Джо, и я узнаю ее отвали-от-меня тон. Самое смешное здесь, не

момент, который Хай выбрал для признания, а привычка Джо вечно выделываться.

— Джо, нам осталось жить около минуты, — говорю я зло. — Затем подныриваю под

замахивающуюся руку, и освобождаю ее владельца от кишечника. — Думаю, ты должна сказать ему.

— Ага, я дала любовный совет, держа в руке кишки.

— Хорошо, — говорит Джо, хотя у нас явно все не хорошо. — Она хватает демона, и

перебрасывает через бедро в мою сторону. Я наступаю на него, прижимая к земле. Джо

останавливается на мгновение, чтобы взглянуть на Хая, а я прикрываю ее спину. Она начинает

отвечать, когда слева от нее появляется еще один демон. Она уворачивается перекидывает его через

спину, и заканчивает. — Я тоже люблю тебя, Хай!

Романтичненько. Прямо как в фильмах. Но им это идет — Хай улыбается, уворачиваясь от

атаки, и мгновенно сносит голову какого-то парня. Знаете, если бы мне нужно было описать любовь

Хая и Джо, я бы изобразила их посреди кучи обезглавленных демонов. Никаких пикников на закате

для этих двоих.

Мне бы хотелось сказать, что мы расчистили путь, и сумели сбежать, несмотря на перевес со

стороны демонов...Но нет. Демоны все прибывают, им нет конца. Джо слабеет. Я прикрываю ее, а

демоны надвигаются на нас, чувствуя нашу слабость. Хай кричит, получив рану на руке. Я

отвлекаюсь на мгновение и остаюсь без куска бедра. Оно сразу же начинает заживать, но это

замедляет меня. Демонов все больше. Они перебираются через ряды, заполняя коридор. Их крики и

насмешки превращаются в довольный смех и хихиканье. Я знаю, конец близок. Джо падает,

вскрикнув. Я подхватываю ее, в то время как один из демонов нападает на меня со спины. Я

отталкиваю его голову от своего плеча, но перед смертью он успевает пробороздить когтями моё

лицо. Кровь заливает глаза, ослепляя меня.

Демон хватается за мой бок. Наполовину выздоровевшая нога не может удержать мой вес, и я

падаю. Облаченные в черное тела тут же наваливаются на меня. Я чувствую, как они сдирают куски

моей кожи. Я слышу, как Джо матерится, а Хай плачет от боли.

Надеюсь, я увижу Ури. И я очень-очень надеюсь, что увижу маму.

Боль захватывает мое тело, и ошеломляет разум. Я пытаюсь расслышать голос мамы сквозь

смех моих убийц. Но его нет.

Неожиданно, я слышу рев сотни мотоциклов.

А затем звуки исчезают.

Глава 20

Я просыпаюсь. Вот так новость. С другой стороны, на мне почти живого места не осталось,

так что я не удивлюсь, если попала в Ад. Я смотрю в незнакомый белый потолок. Кто его выкрасил в

этот цвет? Я пытаюсь подвигать рукой, но боль становится просто невыносимой и заставляет меня

остановиться. Я смотрю в окно, за которым сияет солнце. Совсем не по-Адски. А вот шторы...

Художник во мне взбунтавался. Как это похоже на людей — сочетание хорошего и плохого. Это

обнадеживает, значит, я жива. Я улыбаюсь и внезапно теряю сознание.

Когда я снова прихожу в себя, понимаю — все будет в порядке. Я чувствую себя хорошо,

правда, не совсем, как человек. Ну вы понимаете, о чем я. В комнате темно, но из-под ванной

пробивается тонкая полоска света. Я в дешевом гостиничном номере — это объясняет чертовски

ужасные шторы в вычурной спальне. Тумбочку возле кровати заполняют баночки с лекарствами,

шприцы, мотки марли и бинтов. Одна моя рука оказывается на перевязи, тогда я откидываю одеяло

128

здоровой и оказывается, что я лежу в одном белье, окутанная бинтами на манер древнеегипетской

мумии.

Кто-то включает воду в ванной. Я рывком сажусь. Голова кружится, но это нисколько не

замедляет меня. Я снимаю с шеи перевязь, освобождая руку. Ей это точно не нравится, но я не хочу

быть скованной, если придется защищаться. Надеюсь, я у Крестоносцев. Правда, имея дело с

демонами, никогда не знаешь наверняка.

— Кто там? — громко спрашиваю я.

— Ты уже очнулась?

Я слышу женский голос. Его владелицей оказывается стройная женщина со светлым бобом,

выглянувшая из ванны. Свет из ванной бьет мне в глаза, мешая получше разглядеть ее.

— Включи свет, — говорю я.

Она удивлена моим тоном, но все-таки щелкает выключателем. енщина довольно милая,

выглядит на тридцать с небольшим, ее голубые глаза сияют.

— Кто ты? — ворчу я.

Она улыбается. Конечно, сложно бояться меня в таком состоянии.

— Я — Кэролин Дапайнес, сестра Хая. — И только сейчас я замечаю их сходство. На

мгновение я расслабляюсь, но потом напряжение вновь охватывает всю меня.

— Что с Хаем? И Джо?

— Все хорошо, они в порядке. Уже очнулись. Демоны переключились на тебя после того, как

ты упала. Они едва тебя не прикончили.

Можно подумать, я не в курсе. Я была там.

— Так как вам удалось найти нас?

Она подняла руки.

— Обещаю, ты получишь ответы на все вопросы. Но Джо грозилась выпотрошить меня, если

я не позову ее, как только ты придешь в себя.

Обожаю своих лучших друзей.

Кэролин исчезает за дверью, после чего я слышу короткий диалог. Интересно, тот человек

охраняет меня или всех остальных от меня? Они уже должны знать, что я демон.

Я слышу, как Хай спорит с Джо перед тем, как они появляются в моей комнате. Джо сидит в

инвалидном кресле, которое толкает Кэролин, а Хай опирается на костыли.

— Меда! — выкрикивает Джо, пока Кэролин подкатывает ее к моей кровати. Она же убирает

одно из кресел в коридор, чтобы оставить нас наедине.

— Привет, Джо. Рада видеть, что у тебя все получилось.

— Нужно что-то посерьезнее армии демонов, чтобы убить меня.

— Да уж. Привет, Хай.

Он ухмыляется.

— Привет, выглядишь довольно... — Он морщится и продолжает: — ивой. — Я показываю

ему язык. Это можно сказать и о них. Они тоже похожи на мумий. Ко всему прочему все лицо Хая

покрыто ужасными царапинами, а у Джо одна нога загипсована. Она следит за моим взглядом и

выгибает бровь:

— Представляешь, они думали, что будет весело, если я не смогу ходить.

Я вздрагиваю.

— Да не волнуйся, док заявил, что все будет в порядке. Но я застряла в этом идиотском

кресле, пока некоторые тут расхаживают на костылях. — Джо награждает Хая притворно-злым

взглядом.

— Эй, я не виноват.

Он вскидывает руки, будто для защиты, выпускает ручки костылей, и с грохотом валится на

пол. Мы с Джо хохочем. Напряжение исчезает. Я так и жду, чтобы кто-нибудь сказал «и жили они

долго и счастливо...»

— Ребят, у вас все хорошо? — спрашивает Кэролин из коридора. Мы еще больше смеемся.

Нас избили, мы все покрыты синяками и ни один из нас не может встать без посторонней помощи,

но да, у нас все «хорошо».

129

— Порядок, — кричит Хай. Я опять смеюсь. «Порядок» — это слово просто идеально. Хай

опирается рукой на плечо Джо. Она скидывает его руку. Хая такая реакция не раздражает. Это не

совсем похоже на «и жили они долго и счастливо...»

— Ладно, что случилось? — спрашиваю я, понизив голос. — Они знают, кто я такая?

Джо отвечает, все еще уворачиваясь от руки Хая:

— Ага, Тамплиеры всей толпой въехали в прибежище демонов на своих мотоциклах и

устроили им душ из святой воды. Я была еще в сознании и кричала им, чтобы они перестали. — Она

встречается со мной неловким взглядом. — Я должна была сказать им. Если бы не тела демонов, под

которыми ты оказалась погребена, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— О, — говорю я. — Наверное, стоит послать им благодарственные открытки.

Джо хихикает и напряжение, вновь нависшее над нами, снова уходит.

— Так или иначе, но без святой воды демоны начали наступать. Потом их стало еще больше

— они полезли из тоннелей. Тамплиерыы смогли только схватить нас и отбиться. — Ее лицо

каменеет. Я не спрашиваю, сколько людей погибло ради нашего спасения.

— Мой отец?.. — спрашиваю я.

— Мы думаем, он мертв, — говорит она, с опаской глядя на меня. — Конечно, мы не можем

быть уверены. У Крестоносцев не было времени провести обряд очищения для всех павших —

демоны теснили их.

Я пожимаю плечами. Он для меня такой же демон, как и остальные.

— Так как они нашли нас?

Джо и Хай переглядываются.

Хороший знак.

— С маячка на Биконмэп12.

— Маячка?

— Ага. Они начали искать нас, после того как мы пропали с их карт в Висконсине. — Она

прищурилась, заставляя меня покраснеть. — Так или иначе, они думали, что мы все мертвы. Но

демоны продолжали безумствовать. Что-то происходило, и Тамплиеры решили понаблюдать. — Я до

сих пор ничего не понимаю. — Когда они снова посмотрели на карту, увидели нас прямо в

прибежище демонов.

Метка Маяка появилась из неоткуда. Нет.

— Кто?

Они снова переглядываются. Нет, нет, нет!

— Кто?

Джо прочищает горло. О, нет.

— Ты.

Гадство. Я откидываюсь на подушки. А я-то думала, что хуже быть не может.

— Это хорошая новость, Меда, — настаивает Джо.

— Ага, еще одна причина, по которой меня выслеживали демоны.

— В этом есть и светлая сторона: Тамплиеры тебя не убьют.

Должно быть, она прочла в моем взгляде все, что я хотела сказать, потому ее смех резко

оборвался.

— Да перестань. Если бы не они, мы бы умерли еще вчера. Ты можешь хотя бы

поблагодарить их.

— И с каких пор ты такая оптимистка? Куда подевалась злая Джо? У нас было столько

общего.

Джо засмеялась.

— Она умерла пять дней назад.

— Так проведи спиритический сеанс, — говорю я ворчливо, заставляя ее засмеяться еще

сильнее.

— Ладно, и что теперь?

12 iBeacon — API сервиса iOS, начиная с версии 7, позволяющий передачу данных между беспроводными

устройствами — маяками (англ. b eacon) — и устройствами, поддерживающими Bluetooth LE, торговая марка Apple, Inc)

130

— Ну, они вообще-то не говорили нам.

— Конечно, мы спасли положение, но теперь снова стали маленькими детьми. — На этот раз

ответил Хай.

— А Люк?

— Он был здесь. Тамплиеры вызвали его для атаки на прибежище. Но он уже вернулся к

таинственной Ехо. По всей видимости, она осталась без няни. Люк согласился вернуться и

поговорить с тобой — но только с тобой.

— Так он знает?

— Нам нужно было рассказать Сержанту, что мы пытались сделать, когда нас поймали, —

сказал Хай. — Но, Меда... Люк и так знал, кто ты такая. С того самого момента, как мы сказали ему

твое имя.

Наверное, мама говорила с ним про меня, значит, они все еще общаются, и он может знать... А

вообще уже не важно, знает он или нет. Несомненно, мне хочется кое-что прояснить, и в первую

очередь это касается мамы. Но это больше не вопрос жизни и смерти. Отныне я Тамплиер, я

помечена и буду под защитой.

Больше не имеет значения, что ею двигало и что на самом деле произошло. Это всего лишь

способ лучше узнать ее. Она по-своему любила меня.

— Когда я увижусь с ним?

— Они вызовут его, как только тебе станет лучше, — говорит Джо.

— Я в порядке.

— Я и не собираюсь спорить, — говорит Джо.

— Что бы ты да спорила? Никогда.

Я слишком измотана, чтобы куда-то идти, поэтому оставшийся день мы проводим в моей

комнате, наслаждаясь жизнью. Благодаря приобретенным способностям Тамплиера, я

выздоравливаю намного быстрее, чем обычно. У меня нет сил проверять, появились ли у меня новые

способности, но как бы ни были деформированы мои кровеносные сосуды, я, к сожалению, не смогу

стрелять лучами анти-демонской энергии из ладоней. Видимо, золотой свет, который вырвался из

меня в прибежище демонов — часть церемонии Наследования. Просто это никогда не случалось в

комнате, полной демонов. Поэтому Джо понятия не имела, что это поджарит их.

Кэролин заходит, чтобы сказать нам про Люка. Он уже знает, что я очнулась, и придет как

только сможет. К сожалению, он всё еще пытается выследить Ехо и не остановится, пока не найдет

ее. Хай не пытается приближаться к Джо, пока она реагирует на него так, словно он окружен

отталкивающим силовым полем.

Я ворошу осиное гнездо.

— Так в чем дело? — Я многозначительно смотрю на них. — Джо все еще в своем кресле, а

Хай ютится на соседней кровати, как можно ближе к ней.

Джо притворяется невинной овечкой.

— О чем это ты?

Но Хай выдает ее с головой, беря за руку. Джо высвобождается.

— Тебе так сложно сказать, что вы безумно влюблены?

Джо награждает Хая свирепым взглядом.

— Мы не влюблены.

Хай даже бровью не повел.

— Да, мы влюблены. Ты сама сказала, так что поздно сдавать назад, дорогая.

Джо закатывает глаза.

— Я сказала это только потому, что мы могли умереть.

— Это значит, что ты любишь меня.

— Нет, я сделала это только потому, что ты попросил.

Хай внезапно вскакивает с кровати, неловко падает на ковер и встает перед креслом Джо на

колени так, чтобы видеть ее глаза.

— Так значит, ты врала мне? Сказала так, чтобы утешить?

Джо открывает и закрывает рот несколько раз, прежде чем произнести:

131

— Я...

— Как я и думал.

Хай улыбается, поднимается на ноги и плюхается обратно на кровать.

Джо снова обретает способность мыслить.

— То есть я любила его в тот момент. Когда думала, что мы все умрем.

— Так ты меня любишь только тогда, когда нам угрожает смерть? Замечательно. — Кажется,

мы просто созданы для жизни в постоянной опасности. Судя по всему, это не так уж и сложно.

— Хай... — Джо растерянно выдыхает.

— Да, дорогая?

— Перестань называть меня так!

— Есть обращение получше?

— Да! То есть нет. Я тебе не «дорогая».

— Хорошо, значит — любовь всей моей жизни. Правда, как-то долго, давай потом сократим

до «жены»?

Даже меня это приводит в ужас, хотя я тут вообще ни при чем.

— Хай, перестань. Я серьёзно.

— Как и я.

— Просто перестань! — кричит Джо, пытаясь откатиться подальше.

Лицо Хая становится серьёзным.

— Джо...

— Перестань! — Джо неуклюже давит на колеса, и я замечаю, что она едва не плачет. Она

смотрит на меня. — Ты поможешь мне или как? — рычит она.

— Джо, — снова начинает Хай.Она затыкает уши. Я выкатываю ее из комнаты. Едва

оказавшись в коридоре, она отталкивается от меня. Кэролин расстроено смотрит на нас со своего

поста. Я пожимаю плечами и возвращаюсь.

Хай лежит, безмятежно развалившись на кровати.

— Охренеть, — говорю я.

— Она забудет. Она хочет избавиться от меня, потому что считает, что мне так будет лучше.

В этот раз я не позволю ей прогнать меня.

— Ты что, не можешь подождать, пока она выздоровеет? Она же в инвалидном кресле!

— Шутишь? Мы же говорим про Джо. Единственный человек, кто сумел побить меня. Мне

нужно преимущество.

— Я-то думала, ты пытаешься очаровать ее. А у вас настоящая война.

Хай смеется.

— В случае с Джо это одно и то же. Этакая романтическая осада. — Он складывает руки за

головой. — Джо хочет для меня только лучшего. Мне нужно просто убедить ее, в том, что лучшее

для меня — она.

Драма продолжается.

К счастью, Джо никогда не догадается, что я выгнала ее. Мои друзья одинаково дороги мне.

Их война будет продолжаться. Хай будет атаковать Джо снова и снова, несмотря на огненную стену,

окружающую ее.

Окончательно окрепнув, мы собираем вещи и двигаем на фургоне в Западную Вирджинию.

Школа в Маунтин Парке под угрозой, пока Крестоносцы находятся там, так что скоро все

сообщество тайно переедет. Демоны могут надумать атаковать, поэтому Тамплиеры не могут

рисковать, отправляя меня в реальную школу..

Они приобрели небольшую долину среди гор, рядом со входом в заброшенную шахту.

Видимо, снова решили использовать тот план — в шахте полно тоннелей и ходов. Переезд займет

какое-то время. С одной стороны долины расположен огромный лесозаготовительный завод,

примыкающий к горе. Он состоит из нескольких соединенных между собой зданий, поднимающихся

над рекой на манер лестницы. Завод построили лет сто назад. Сейчас он уже прогнил наполовину

или даже больше. Крестоносцы подремонтируют его, пока не построят новое укрытие. Сложно

поверить, во что превратился проект «Просвещение».

132

Когда мы приезжаем, долина больше напоминает разворошенный улей. Едва прибывает

новый фургон, его тут же водружают на другие такие же, создавая ограждение. Рев мотоциклов

слышен днем и ночью. Байкеры ездят небольшими группами по 3-4 человека — чтобы не привлекать

внимания. Старшие ученики уже готовы помогать, малышей же отправили в общины, пока здесь не

станет безопасно. Они приветствуют Хая и Джо, но я стараюсь избегать лишнего внимания и

чрезмерного гостеприимства. И никто из них не спрашивает про Ури, хотя они должны знать.

Взрослые понятия не имеют, что делать со мной. Я демон, тамплиер и помеченная — тройной

фрик к вашим услугам. Судя по всему, Тамплиеры не в силах разобраться, с чем они имеют дело. И

судя по тому, как они со мной разговаривают, это совсем не хорошо. Поэтому, пока они не

разберутся, меня всюду преследует охрана. Я говорю им, что помечена, а они отвечают, что

Эйнштейн тоже был таким. Получается, сила, которой я обладаю, может посоперничать даже с

атомной бомбой.

Я ничего не могу поделать со своим заключением, так что просто забиваю. Здесь явно

получше, чем у демонов. Спасибо способностям Тамплиера — я выздоровела намного быстрее. До

ритуала мои раны заживали бы не считанные дни, а месяцы.

Люк появляется спустя неделю после того, как я пришла в себя, или спустя пять дней, после

того, как мы переехали в новую школу. Но я не разговариваю с ним — есть дела поважнее. Этот день

предназначен для поминовения Ури.

Здесь слишком мало места, чтобы все поместились, поэтому церемония проходит на закате,

посреди поля. Ранней весной в горах прохладно. Нарциссы и крокусы только начинают цвести. Кто-

то нарвал их, чтобы положить возле мемориала Ури — его фотографии, прикрепленной к доске.

Рядом приделан небольшой диск. Все это освещается тонкой серебристой свечой, стоящей на

маленькой подставке.

Уриэль Джеймс Грин, 1998–2011

На фотографии, которую мы выбрали, он стоит в сумасшедшей кунг-фу позе, улыбаясь в

камеру сквозь свои свисающие волосы. Эта фотография совсем не подходит для торжественной

церемонии. И поэтому она идеальна.

Последние почести отданы, молитва прочитана. Люди выходят вперед, чтобы сделать ему

последний подарок, кто-то поясняет его, кто-то нет. Мне нечего дать ему. Он мой единственный

друг, умерший ради меня, а у меня нет ни малейшей безделушки, ничего, что символизировало бы

нашу дружбу.

Я плачу. Океан печали вырывается из меня, превращаясь в слезы. Я тону в них и задыхаюсь.

Мои всхлипы сменяются судорожными вдохами. Это не воздух. Джо бросается ко мне и хватает за

одну руку, а Хай за другую. Океан омывает нас троих, и я снова могу дышать. Они молчат. Мы

стоим, оплакивая нашего друга.

Глава 21

Я сижу в фургоне, который выбрала, и читаю. За дверью спорят Джо, Хай и кто-то еще. Я

встаю и высовываюсь в гостиную. Ребекка, женщина средних лет, мой охранник, сидит, почитывая

журнал. Я вежливо киваю ей и открываю дверь.

— Привет, ребят, — говорю я, но остаюсь незамеченной.

— Когда ты уже выбросишь это из головы?! Я не люблю тебя. — Джо отталкивает его.

— Доброго утра, — добавляю я.

— Ах, если бы в твоих словах была хоть доля правды, — безмятежно говорит Хай, обращаясь

к Джо.

— Надеюсь, у вас все хорошо? — Чертовски неприятно чувствовать себя пустым место.

Джо замирает.

— Это и есть правда! — Она поворачивается к нему лицом. — Послушай. Меня. Я хочу,

чтобы мы были друзьями. Но меня уже достали твои идиотские игры.

— Привет, Меда. Спасибо, Меда, — отвечаю я сама себе, пока никто не обращает на меня

внимания. — Все замечательно, а у тебя?

133

— Со мной все нормально, — продолжает Хай. — Последнее, что я хотел бы, так это быть

твоим другом. — Он хватает ее за руку, но Джо вырывается и со злостью отталкивает его. Хай берет

ее за запястья.

— Я больше не хочу ни слышать, ни видеть тебя. — Джо в отчаянии. — Просто отвали от

меня! — Ее голос становится выше.

— Ни за что, — говорит он спокойно, — и никогда.

Джо выдергивает запястье из захвата и открывает рот, но тут же закрывает. Ее глаза светятся.

Она (наконец-то) оборачивается ко мне, не зная, что сказать. Она пытается убежать, но скорее

ковыляет, настолько быстро, насколько позволяют ее еще незажившие раны. Хай оборачивается ко

мне.

— Привет, Меда.

— Похоже, ты проиграл свою войну. Хай, мне не охота обламывать тебя, но она из-за этого

только злится, так что хватит.

— Это потому что я добиваюсь ее. Хуже было бы, если ей было все равно. Она отступает.

— Ты уверен?

Он улыбается.

— Ага. — Этот влюбленный в Джо псих явно не отступит. — В любом случае тебя

спрашивали в главном фургоне. Мы пошли за тобой, но...

Джо убежала.

— И я шел, но, хм...

— Она отступила? — подсказываю я.

— Да, точно. Нужно продолжать наступать.

— Понятно, — говорю я, а Хай благодарно улыбается. — Удачи, — желаю я. — Видимо

Ребекка слышала наш разговор. Она встала, чтобы сопроводить меня. Мы проходим через парковку

фургонов, сопровождаемые угрозами в адрес Хая, и подходим к главному фургону. Она заводит меня

внутрь и оставляет рядом с дверями.

Внутри комнаты стоит несколько столов и стульев. Этот фургон обычно используют для

собраний и, как правило, он заполнен людьми, ответственными за возведение нового поселения. Но

сейчас в комнате находится лишь мужчина средних лет со всклоченными рыжеватыми волосами. Он

стоит, удивленно склонившись над столом.

Люк Бёрджерон.

Он старше, но я легко узнаю его по фото, что когда-то видела.

— Андромеда Портер, — шепчет он, выпрямляясь. Он вытирает руки о грязные джинсы.

— Меланж, — поправляю я его. — Меда Меланж. — Фамилия моей мамы — Портер, но она

записала меня как Меланж. И я не собираюсь возвращать ни один из ее даров назад.

— Верно, — говорит он, вероятно раздумывая о том, что со мной делать.

Я рассматриваю мужчину, за которого хотела выйти моя мама. Он выглядит совершенно

неопрятным, как и большинство Тамплиеров, с которыми я встречалась. Он высокий и худой, с

бородой и длинными волосами. И еще он носит пиджак с эмблемой Маунтин Парка. Однако сейчас

он кажется еще неопрятнее, чем обычно. Некоторые Тамплиеры выглядят так, как будто никогда не

брились, но Люк, похоже, вообще не догадывается о том, что растительность на лице можно брить.

Замечая мой взгляд, или скорее пытаясь разорвать неловкую тишину, Люк объясняет,

перебирая бороду.

— Я притворяюсь бездомным, чтобы выследить Эхо.

— О… — Блестяще. Он знает все секреты моего прошлого, а мы болтаем про его волосы. Но

я его не знаю. И он странный. Я понятия не имею, как спросить у него про маму.

Он дает мне небольшую подсказку.

— Знаешь, ты похожа на нее.

— Не похожа. — Моя мама словно создана из света, я же принадлежу тьме.

— Похожа. Но не цветом волос. — Он щурится. — И конечно не стилем. Но выражение

твоего лица — особенно как сейчас, которое говорит мне, что я несу чушь, — было ее любимым.

Внезапно плотину прорвало.

134

Я не знаю, с чего начать.

— Расскажи мне всё.

— Мы были лучшими друзьями. Неразлучными. Она была... — Люк не находит слов. И я

понимаю его. — В любом случае, мы хотели пожениться. Ты знала об этом?

Я киваю.

— Когда ее послали на задание, она еще была ученицей. Ее пленили. Я пытался спасти ее,

честное слово, пытался. — В его взгляде мелькает отчаяние, будто он просит меня поверить. Я молчу

о том, что если бы ему это удалось, меня бы здесь не было. — Я хотел отправиться в ад ради нее, но

Тамплиеры не позволили мне. Они заперли меня, чтобы уберечь от глупостей. — Он потряс головой.

— Ее свеча загорелась, пока я был в больнице. Мне сказали, что она мертва. Но я не верил. Я всегда

думал, что узнаю, если она умрет.

Он снова наклоняется к столу. Я тоже.

— Как свеча могла загореться?

— Ты можешь отказаться от Наследования, после того как решишь, что больше не хочешь

быть Крестоносцем. Ты теряешь свои способности и возвращаешься к человеческому началу. — Он

переплетает пальцы и смотрит на них. — Никто из таких людей не получает реликвии. Этого

никогда и ни с кем не случалось. Ей нравилось быть Тамплиером, это было ее призванием.

— Если она так любила это, то почему отказалась?

Он мягко взглянул на меня.

— Кое-что она любила больше.

Меня. Необязательно было это говорить.

— Она боялась за тебя. Боялась, что Тамплиеры не станут слушать ее, боялась, что заберут

тебя или... — Он пожимает плечами. — Мы не идеальны, и ты, возможно, величайшая угроза, с

которой мы столкнулись. Кто знает, на что ты способна.

Он с любопытством смотрит на меня. Я не знаю, на что способна, поэтому от меня ответ на

этот вопрос не стоит ждать.

— В конце концов, я нашел ее. Выследил.

— Как?

— Я знал ее, — говорит он, — но она сбежала от меня. — В этих словах больше смысла, чем я

могу описать. — Но потом она связалась с нами. Мы общались на протяжении пятнадцати лет. В

основном говорили про тебя, Меда.

— Про меня? — У мамы был друг — парень? Человек, с которым она обсуждала меня?

— Ты была ее излюбленной темой. Она делала это, чтобы защитить тебя. Она скинула мне те

видео на случай, если с ней что-нибудь случится. Или если Тамплиеры найдут вас. Ей нужны были

доказательства всех ее попыток обратить тебя к добру. Ее успехов и провалов.

Ее научный проект был способом защитить меня. Ну и мир, на случай, если я превращусь в

монстра. Но можно ли винить человека за его характер? Глаза начинает резать. Слишком часто это

происходит в последнее время.

— Меда, я видел запись того дня... — Его голос обрывается.

Я молчу, не зная, что сказать. Он проводит рукой перед глазами.

— У меня есть кое-что для тебя. — Люк вынимает ноутбук из сумки, ставит на стол и

открывает. Он пододвигает для меня стул, запускает видео и становится рядом со мной, скрестив

руки на груди.

На экране появляется мама. Она в подвале. Я напрягаюсь.

— Люк, — говорит она, улыбаясь, совсем как я. — В этом видео нет ничего делового. — Я

хочу, чтобы ты знал, я люблю тебя и всегда любила. Люк поворачивается ко мне спиной, то ли для

того чтобы дать мне личное пространство, то ли для того чтобы отстраниться самому. — То, что я

сделала с тобой — несправедливо, и мне жаль.

Она поднимает глаза.

— Совсем не справедливо.

Она делает глубокий вдох, а затем продолжает.

135

— Возможно, сегодня я сделаю кое-что опасное. — Она выглядела, как доктор, сообщающий

плохой диагноз: ей было жаль, но изменить она ничего не могла. — Я хочу, чтобы ты видел.

Я слышу, как двигается Люк, но не отрываю глаз от экрана.

— Я хочу попробовать избавить Меду от Голода. — Обдумывая свои слова, она обводит

глазами комнату. — Это похоже на привитую зависимость. И от зависимости можно избавиться. Она

была еще слишком маленькой, чтобы пытаться это сделать. Но сейчас ей пятнадцать, у нее есть сила

воли и чувство ответственности.

Я помню, как Хай сказал, что демоны убивают, чтобы стать сильнее. Мама не знала, что они

«поедают» жизнь, а не душу. Мама не понимала, что демоны постоянно получали их из Ада,

«подключаясь» к нему, как сказал папа. Наверное, мама думала, что воскрешение — единичный

случай, а не постоянный поток "жизни". И откуда бы ей знать? По словам Хая, они не многое знают

о подростках, за исключением тех, что на стороне Ада, но и те будут «подключены».

Моя мама вытягивает руки на столе перед собой.

— Это избавит ее от зависимости раз и навсегда. Если будет способ не навредить мне, она

справится. Она настолько человечна, она так любит меня. Ты бы видел это, Люк. — Она подпирает

рукой подбородок. — Она может взять под контроль своих демонов. Я не хочу, чтобы она всю жизнь

жила с этой ношей. И она будет свободна, если мы сможем победить зависимость.

Но у нас не получилось, точнее у меня. Я касаюсь ее лица на экране.

Она продолжает, ее глаза полны надежды.

— И еще, Люк. Если мне удастся избавить ее от этого, если я смогу доказать это, она будет

спасена от Тамплиеров. Навсегда. И... — Ее голос дрожит. — Мы сможем вернуться домой.

Домой. К Тамплиерам и Люку. Она ждала этого всю мою жизнь. Вернуться домой, сбежать из

самовольного заточения. Вот чем она пожертвовала ради меня.

— Я не скажу тебе, кто тот человек, и не буду неделю звонить тебе, иначе ты поймешь, что я

задумала. — Она быстро улыбается. — Ты, наверное, с ума сходил последние несколько недель. Я не

слушала голосовые сообщения — боялась, что ты попытаешься отговорить меня.

— Я знаю, что делаю. Она любит меня, Люк. Очень. Она никогда не навредит мне. Но... если

это случится, — она безжизненно смотрит в камеру, и я вижу, как слезы блестят в ее глазах,— найди

ее. Найди мою малышку, скажи ей, как я люблю ее. Скажи, что мне жаль.

Моя малышка, не эксперимент.

Она выдохнула. Ее лицо приобрело такое нежное выражение, которого я никогда не видела.

— Я люблю тебя, Люк, прости. Все могло бы сложиться для нас иначе, но я ни о чем не

жалею, не могу. Ты всегда был моим лучшим другом, моей опорой, и мы еще увидимся, Люк. Я...

Люк дотягивается до ноутбука и захлопывает его. Он молчит несколько минут. А потом

хрипло говорит:

— Не возражаешь, если я оставлю это только для себя?

Я киваю.

Я знаю, мне не стоит спрашивать об этом, но не могу удержаться.

Этот мужчина — величайший секрет моей матери, а это многое значит.

— Почему вы с ней никогда?.. — Я позволяю фразе повиснуть в воздухе, но он понимает, о

чем я.

— Она не позволяла мне. Это значило бы уйти от Тамплиеров. Она сказала, что не может

присоединиться ко мне, не оставив тебя. Она не хотела вынуждать меня уходить из-за нее. — Он

фыркает. — Вынуждать, — повторяет он, качая головой, а затем смотрит на меня. — Она такая

упрямая. — Он переводит взгляд на потолок. — Так или иначе, миссия была для нее важнее всего,

кроме тебя.

Даже его. Я не говорю это, он знает это лучше меня.

— Я все равно увижу ее. Однажды.

После этого мы выходим из душного фургона на улицу, продолжая разговаривать. Люк

рассказывает мне о том, как росла моя мама, а я о том, как она воспитывала меня. Мы сравниваем

одни и те же истории с разных сторон, от чего постоянно улыбаемся.

136

Он изображает маму такой, какой я никогда ее не видела, но всегда догадывалась. В его

историях она была веселой, беззаботной и озорной. Она была мастером розыгрышей, о которых

потом ходили легенды. И только Люк знал, что их устраивала моя мама.

Мне сложно представить маму такой молодой и беззаботной, и то, как она изменилась из-за

меня. Ей было всего девятнадцать, когда я родилась.

— Это не ты, Меда. — Люк будто читает мои мысли. — Не ты сделала ее такой. — Если и

винить кого-то, так твоего отца и демонов, которые затащили ее в... — Он запинается и говорит не

то, что собирался: — Забрали. Но даже если бы этого не случилось, Меда, она бы не осталась той

девчонкой. изнь всех меняет. Мы взрослеем. — На его лице мелькает улыбка. — Но я не знаю ни

одного сорокалетнего человека, который бы разыгрывал своих друзей, и не важно, насколько легкой

была его жизнь.

Я выдыхаю и меняю тему.

— Иногда... — Мне не хочется говорить об этом, но только Люк может понять меня. —

Иногда я забываю, как она выглядит. Не могу описать ее. Воспоминания исчезают, стираются. А я

просто хочу сохранить их, как историю в книге, которую можно перечитывать и перечитывать. Я до

сих пор люблю ее, но иногда даже не могу представить ее улыбки.

К моему удивлению, он не выглядит напуганным — скорее задумчивым.

— Это естественно. Воспоминания уходят, чтобы другие заняли их место. Твоя мама не

хотела бы, чтобы ты жила прошлом. — На его губах мелькает улыбка. — Я пытаюсь помнить все. Я

помню то, что важно мне. Наше первое «Я люблю тебя» и наш первый поцелуй. — Его глаза сияют.

Он улыбается. — Особенно наш первый поцелуй.

Затем он глубоко вдыхает, глядя в землю, пока мы прогуливаемся по улице.

— Но я также помню и то, что совсем не нужно мне. Не помню, когда это было. Мы лежали

на траве, обсыхая после того, как наплавались. Мы делали это сотни раз. Это был самый обычный

день, но я до сих пор могу закрыть глаза и представить тени от травы на ее коже.

Он снова смотрит на меня.

— И все равно я хочу, чтобы ты была осторожна, Меда. Не проснись однажды старой дурой, у

которой нет ничего кроме дырявой памяти и мертвой девушки, всюду сопровождающей ее. Твоя

мама не хотела бы такой жизни для тебя. Помни людей, которых ты потеряла, но отпусти их. Пусть

воспоминания исчезнут.

Не похоже, чтобы он отпустил ее.

— А хотела бы она, чтобы ты отпустил ее?

Люк улыбается. Той самой улыбкой, появляющейся у людей, которые делают не то, что

должны.

— Да, но мое сердце с ней поспорит.

— Но я должна сделать это?

— Ты ее дочь, — говорит Люк.

Я замираю, переваривая услышанное.

— Получается, ты собираешься отпустить ее когда-нибудь?

Он смотрит в небо и, словно обращаясь к нему, отвечает:

— Нет.

— А ведь ты только что сказал, что мама бы хотела, чтобы ты двигался вперед.

Он ухмыляется.

— Наверно, постоянный спор с ней это мой стиль жизни. — Затем его улыбка исчезает. — Но

что касается тебя, Меда... Я не хочу, чтобы ты так жила. И тем более не хотела бы она. Помни

хорошие моменты, почитай ее память, но отпусти ее.

Я так долго живу под тяжестью вины, что это кажется невозможным. Но я попробую.

Наконец Люк вспоминает, что ему нужно идти, и мы договариваемся о следующей встрече.

Я еще долго гуляю после его ухода. Он не приставил ко мне охрану — случайно или нет, я не

знаю. Я просто наслаждаюсь свободой. Обхожу периметр лагеря, думая о маме. Люке. О

разногласиях и жертве. Об ошибках. О хорошем и плохом.

137

Я погружена в мысли и не замечаю спорящую пару, пока не оказываюсь практически

вплотную к ним. Что удивительно. Потому что Джо сложно не услышать, впрочем, как обычно. Я

пытаюсь уйти, но они стоят слишком близко. Я не хочу подслушивать или прерывать их.

— Не понимаю, о чем ты, — натянуто говорит Джо, пятясь назад. — Хай бесстрашно берет ее

за руки. А я вам говорила, что он смельчак.

— Понимаешь. Ты любишь меня, Джо.

— Нет. — Джо не смотрит на него.

— Лгунья, — мягко говорит он.

Она наконец вырывается и прячет лицо в ладонях, скрывая слезы.

— Это не сработает. Я застряну в школе.

— Тогда называй меня профессором Дапайнесом.

Обалдеть!

— Будь серьезнее! — говорит Джо, а Хай снова обнимает ее.

— Мне плевать, Джо. Мы можем сделать это и потом, когда повзрослеем. — Она рыдает. —

Но не думаю, что все идет к этому. Мои ноги плюс твои мозги. Да мы идеальная пара.

— Хай, я тебя прибью!

— Это потому что Меда не убила нас из-за тебя? — Хай ухмыляется и шепчет ей на ухо: —

Сколько раз тебе нужно спасти мне жизнь, чтобы разрешить быть с тобой?

— Я... — начинает было Джо, но Хай нежно берет ее за подбородок.

— Лично мне кажется, трех раз вполне хватило.

Четыре раза. Но некоторые секреты лучше не раскрывать своим лучшим друзьям.

А затем Хай наконец слушается меня и целует Джо.

Я не могу уйти, поэтому приходится устроиться поудобнее и наблюдать мыльную оперу с

моими друзьями в главных ролях. В память об Ури я принимаюсь жевать воображаемый попкорн.

Надеюсь, у них все будет в рамках приличий.

Внезапно передо мной появляется Ури. Его сияющий призрак садится на соседней скамейке,

улыбаясь от уха до уха. Он зачерпывает полную горсть попкорна из своего исполинского ведра и

хомячит его.

Именно такое воспоминание и стоит сохранить надолго.

Благодарности

Огромное спасибо моим родителям, Бобу и Мэри за их любовь и поддержку; спасибо Уэсу и

Мэтту, моим ужасным братьям, за то, что они лучшие в мире; Диан, за то, что читала каждую

страницу, не важно, какой бы странной порой была книга.

Хочу сказать спасибо моим критикам, особенно Меган, Марлен, Редж и Энн, за их

постоянную поддержку.

Спасибо опытным леди Монике, Стейси, Ивлин и Холли за их критику и дружелюбие.

Спасибо Шив, которая помогла осуществить мою мечту.

Также благодарю моего агента — Викторию Марини и редакторов Амею Нагараян и Аманду

Руттер, за то, что они любят моих сложных персонажей, так же как и я. И остальным: Индийскому

Пингвину и Странным Химикам, за их тяжелую работу, благодаря которой «Надлом» смог увидеть

свет.

И наконец, спасибо Раффи, Бэйрду и девчонкам, компания которых подстегивала мое

воображение. И Адаму, за его воображаемый зверинец.

138