Надлом

старше.

— И скольким же ты помогла?

Я закрываю глаза. Перед глазами каруселью проносятся тела, отделённые от их душ, и на

каждом из них висит бирка, чтобы мне проще было запомнить детали. Они не заслужили похорон

даже в моих мыслях. Кроме одного.

Все совершаю ошибки.

— Так сколько?

Сотни.

— Возможно, несколько десятков.

— Вау.

Наш разговор продолжается, и вскоре мы начинаем придумывать разные игры, чтобы чем-то

себя занять. К четырём утра нас снова одолевает голод. Автомат с едой сломан, так что вместо этого

мы готовим и едим воображаемые блюда. Если один догадается, что пожелал другой, они получат то,

что хотели. У меня совершенно не получается играть в подобные игры. Я угадывала гамбургер

десять минут подряд. В итоге, Ури идёт мне на встречу и «готовит» гамбургер, который я назвала

татарским бифштексом. У него игра идёт хорошо. Думаю, он жульничает.

— Вишнёвый юбилей! — победно кричит он, вскакивая с кровати.

— Убирайся из моей головы!

Часы приближаются к пяти, и наша игра замедляется и сходит на нет. Гурманские блюда

превращаются в фаст-фуд, и в конечном счёте мы замолкаем. Хай и Джо должны вернуться в любую

минуту — если всё прошло, как надо.

Ури тщательно выписывает узоры на спинке кровати, и я борюсь с желанием его остановить.

Есть вещи, которые повторять не стоит. Из крана монотонно капает вода; минутная стрелка сводит с

ума. Я открываю окно, и в комнату проникают звуки ночи. Не обращать внимания на очевидное

становится всё сложнее.

5 часов переходят в 5.30. Ури закрывается в ванной.

88

5.30 переходят в 5.45, и Ури выходит. Он старается спрятать лицо за волосами, но я точно

могу сказать, что у него красные глаза. Согласно плану, мы уедем без них в 6, однако, ни один из нас

не начинает собираться. Ури открывает окно шире, и в комнате становится холодно, но я всё равно

его не закрываю. Пение утренних пташек и шум шоссе режут слух.

И вдруг, до нас начинает доноситься рёв мотоцикла. Я толкаю Ури к двери, правда, не

слишком сильно. Я борюсь с замками и открываю дверь. Джо слазит с мотоцикла, и Хай снимает

шлем. Я шумно выдыхаю, надо же, я и не подозревала, что задерживала дыхание. Они в порядке, они

целы.

Пока Джо не набрасывается на Хая.

Глава 14

Осмелюсь предположить, что всё могло сложиться лучше. Но так как Хай вернулся живым,

похоже, я задолжала Ури двадцать баксов. Хотя с другой стороны, думаю, наш спор не окончен, пока

они не вернулись в номер отеля. И судя по убийственному блеску в глазах Джо, у меня всё ещё есть

шанс на победу.

К сожалению, она больше не бросается на него с кулаками, и вместо этого наносит быстрый и

яростный словесный удар.

— Просто невероятно, как можно так глупо рисковать, — нападает Джо.

— Я спас тебе жизнь! — защищается Хай. Он слез с мотоцикла и теперь держится за нос, уже

принявший привычную форму. Быстрое исцеление тамплиеров — неплохо. Без насилия их

перепалка понизилась до теннисного матча.

— А вот и нет! — Джо посылает обратно мяч на поле Хая.

— Спас! Они собирались отрубить тебе голову! — Хай. 15:0.

— Нет! Они собирались попытаться это сделать, но у меня всё было под контролем. —

15:15. — И «спасая» меня, ты подставил свою спину под удар. Не будь меня там, ты бы уже был

мёртв!

Ничего себе! 15:30.

— Я уже дважды спасла тебе жизнь, — продолжает она.

Джо не права. На самом деле, трижды — я бы убила Хая, если бы она не появилась в ту ночь,

когда мы встретились. Правда, не думаю, что об этом стоит упоминать.

Всё это, конечно, очень занимательно, но совершенно не информативно.

— Тайм-аут! — кричу я, показывая руками «Т». Они смотрят на меня, не моргая. — Ребята,

вы что-то выяснили?

— Конечно, — отвечает Хай.

Я отступаю.

— Продолжайте. — Я шучу, а они всё равно продолжают. Для такого свирепого матча, как

этот, нужен попкорн. Я представляю, что у меня он есть, и жую его, пока представление

продолжается.

— Ты слишком медленно двигаешься. Тебе бы не удалось выбраться оттуда вовремя. — Хай

наносит удар слева. 30:30.

— Что ж, в следующий раз обо мне не волнуйся. Ты даже о себе позаботиться не можешь! —

Джо со злостью бьёт в ответ. 30:40.

Ури закрывает дверь, садится ко мне на бордюр и с большими глазами наблюдает за битвой.

Он улавливает движение моей руки. Он кивает и произносит губами: «попкорн»? Говорю вам, этот

малый большой специалист в этой игре. Я киваю в ответ и предлагаю ему своё воображаемое

ведёрко с попкорном. Он берёт горстку.

— Слушай, ты должна посмотреть правде в глаза, не надо притворятся, что твоя травма

ничего не меняет… — Хай. 40:40.

— Я и смотрю! Она ничего не значит! — На смену гневу приходит серьёзность. — Послушай,

Хай, неужели ты не можешь понять? Я не хочу жить, если мне не суждено стоять на своих двух.

89

— Значит, ты просто надеешься, что я дам тебе умереть? — Хай перекатывается обратно на

пятки; он определённо ничего не понимает, но мне всё ясно. Тот, кто живёт с какими-то дефектами,

думает, что может их преодолеть. И что касается Джо, то она, возможно, смогла бы это сделать —

если даже он действительно сохранил ей сегодня жизнь, она всё же спасла его трижды.

— Если до этого дойдёт, то да, но этого не случится. — ёстко произносит она, подразумевая

именно то, что сказала. — Я могу о себе позаботиться.

Хай проигрывает и начинает махать руками, как сумасшедший.

— Ты же должна соображать! Это глупейшая…

Джо становится красной как свекла. Оправдания закончились, и ею полностью овладел гнев.

Следующие слова она скрежещет сквозь зубы:

— У тебя сказочная жизнь, ты — принц Горного Парка, золотой мальчик, в то время как я —

всего лишь калека. — Игра. — Ты понятия не имеешь, какого это потерять семью, будущее, ногу. —

Сет. — Ты никогда никого и ничего не терял! — И матч. Хай бледнеет.

Оба тяжело дышат, ничего не говоря, и тишина становится всё напряжённей, вместе с тем как

Хай пытается подобрать слова. Когда он всё же их находит, они оказываются мягкими и короткими.

Мне едва ли хватает жизненного опыта, чтобы понять смысл.

— Ты не права. Я потерял.

Всё же не думаю, что он говорит о шансе выиграть матч.

Джо отшатывается на несколько шагов назад, как если бы ей дали пощёчину, затем

разворачивается и убегает. Вероятно, в конце концов Хай выиграл.

Парень роняет голову на руки и обессилено хватается за волосы. Он поворачивается ко мне.

— Будь добра, пойди за ней. — Надеюсь, это шутка, однако, он не отводит взгляд. Я оставляю

Ури свой воображаемый попкорн — мне надо освободить руки для самообороны. Следуя за

сердитым бурчанием, я иду к краю парковки, а затем в лес. Джо топочет среди деревьев, распугивая

белок.

— Мужчины!

— Ээ… да… мужчины! — сочувствую я.

— Мне не надо, чтобы он со мной нянчился. Что он о себе возомнил?

Надеюсь, что риторический вопрос. Она пинает дерево. Возможно, безопаснее всего

согласиться.

— Мм… да.

— Какой идиот. Он чуть было не погиб!

— Да, идиот.

Она поворачивается ко мне с круглыми глазами. Её вранья-метр, должно быть, предупредил о

моей неискренности, и теперь мне грозит опасность оказаться на месте этого дерева и стать её

боксёрской грушей.

Я защищаюсь.

— Не надо так на меня смотреть. Я бы точно позволила тебе умереть.

Если бы на ответ было больше времени, я бы сформулировала его лучше.

На минуту она замирает, затем фыркает и вскоре уже вовсе смеётся. Она всё смеётся и

смеётся, падая на свою деревянную жертву. В итоге она переводит дыхание и произносит:

— Спасибо, Меда.

— Пожалуйста, — отвечаю я бесстрастно. — Сказала то, что думаю.

У неё снова портится настроение. Она оставляет в покое дерево и садится под ним. Не зная,

что делать, я опускаюсь рядом с ней.

— Полагаю, я должна извиниться перед Хаем, — не с того ни с сего говорит она. — Это не

его вина. Конечно, он виноват в том, что чуть не погиб, но не в остальном. Не в том, что случилось с

моей семьёй и ногой. — Она начинает рвать листок, и мне хочется ей сказать, что он тоже не

виноват, но прикусываю язык. К всеобщему счастью, она отбрасывает его в сторону. — Просто

иногда я сильно выхожу из себя. Я никогда не стану борцом, никогда не выйду замуж, никогда

ничего не сделаю.

90

Не вижу связи. Больная нога — не такая уж и большая проблема. Но прервать её наполненный

горечью монолог будет невежливо, а главное — опасно.

— Но на кого я злюсь? На демонов? Они постоянно пытаются уничтожить человечество и,

если это вообще возможно, Небеса. Причин для гнева достаточно и без моей ноги. А остальные

студенты, борцы, как они ко мне относятся? Они не воспринимают меня всерьёз, для них я —

ущербная. Ко мне они очень добры и полны жалости. — Ах, теперь понятно, почему она так ужасно

со всеми общается.

Ещё один листик становится её жертвой, и она продолжает.

— А Бог? Я посвятила свою жизнь службе Ему, всё идёт согласно Его плану. Если Он решил,

что я буду лучше Ему служить, будучи калекой, кто я такая, чтобы говорить, что всё должно быть

иначе? — Она поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. Хорошо, она всё ещё помнит, что я здесь. —

Я скажу тебе, на кого мне остаётся злиться. На себя. Я ненавижу себя за свои чувства, за

невозможность принять их. Но когда ты ненавидишь себя за ненависть к себе самой — как вообще с

этим справиться?

Она смотрит на меня так, словно у меня есть ответ. И вроде бы, у меня он действительно есть.

Кроме того, я почти эксперт в ненависти к самой себе, и в сравнении со мной её ненависть просто

ничтожна. Она ненавидит себя за расстройство по поводу разрушенных мечтаний? Было бы странно,

если бы она с радостью приняла такую судьбу.

Так что я даю ей свой мудрый совет:

— Прекращай ныть.

От неожиданности Джо отодвигается. С ней всё время нянчатся и ходят вокруг неё на

цыпочках. Я же совсем не такая.

— Какая трогательная вечеринка упоения жалостью.

Лицо Джо становится угрожающе фиолетового цвета, и она вскакивает на ноги.

— Вечеринка упоения жалостью? Уж прости, если мои проблемы не…

Я прерываю её и встаю. Она неправильно называет ненависть к самой себе.

— Да, попросить прощения будет не лишним. Ты злишься на себя за то, что ты злишься на то,

что у тебя отняли все твои мечты? Серьёзно?

— А что, ты думаешь, я должна делать? Радоваться тому, что моя жизнь разрушена?

— Нет, ты не слушаешь. Меня не волнует, что ты злишься из-за своей разрушенной жизни.

Ты бы была полной дурой, если бы этого не делала. Чёрт возьми, да ты мне даже не нравишься, а

меня всё равно это злит. Я всего лишь говорю, что злиться на себя за то, что ты злишься — смешно и

глупо.

— Но… — лопочет она.

— Вместо того, чтобы стучать ногами и огрызаться на каждого, направь свою злость на что-то

более продуктивное. -— На самом деле, я надеюсь, что она не прислушается к моему совету.

Наблюдать за этим довольно увлекательно, но только когда ты сам не принимаешь в этом участия.

— Например, на демонов.

— Мне никто не позволит, — сердито, но достаточно нерешительно отвечает Джо.

— Да. Я заметила. Последние два дня никто не разрешал тебе этого делать. — Мои слова

заслуживают от неё лёгкую улыбку. — Хочешь бороться с демонами? Перестать ныть и начинай что-

то делать.

Она замирает, смотря на меня так, словно видит в первый раз.

— Ой, — в итоге произносит она.

— Да, что ж, тебе надо было это услышать. Тебе это на пользу.

— От чистого сердца?

— Да. С добрыми намерениями.

Мы обе вспоминаем тот последний раз, когда мы говорили о добрых намерениях — и Джо

приставила нож к моему горлу — и улыбаемся.

— Спасибо, доктор. — Она делает глубокий вдох и меняет тему. — Но ты — та ещё врунья.

— Она делает паузу. Я — врунья, но мне интересно, что именно она имеет в виду. — На самом деле,

я тебе нравлюсь.

91

На удивление, может быть, она и права.

Прежде чем мне удаётся придумать ответ, Джо сменяет тему.

— Как только всё вернётся на свои места, мне станет тяжелее бороться с демонами.

— Вернётся всё на свои места? Здесь?

— Они никогда не позволят мне получить полный статус борца. Я не буду выходить на

задания. Из-за моей ноги я ущербна. — Её голос становится совсем тихим. — Думаю, Хай

действительно спас мне жизнь.

— И что? А ты спасла его дважды. — Трижды. — Получается, что ты могла погибнуть. Если

тебя это устраивает, разве они могут что-то на это сказать?

— Традиционно борцы сражаются по двое. — Её рот искривляется. — Точнее в парах.

Разве это не одно и то же? У меня нет возможности спросить, так как она продолжает.

— У меня никогда не будет партнёра. Им смог бы стать лишь какой-нибудь глупец.

Я указываю на очевидное:

— Хай достаточно глуп.

— Я бы не смогла взять на себя ответственность за смерть своего партнёра. Кроме того, Хай

— не глупый, а… наивный.

— Разве есть разница?

— Наивность со временем проходит, а вот глупость неизлечима.

Я смеюсь.

— Что губительно для борца.

— Определённо.

Я кошусь на неё.

— В тебе совсем не осталось наивности.

— Полагаю, демоны сожрали её вместе с моей ногой, — беспечно говорит она. Затем следует

долгая, полная размышлений пауза. — И моих родителей.

Внезапно я впервые ясно понимаю, почему мама позволяла мне убивать только плохих людей.

Я вспоминаю нашу ссору. Я была голодна и нетерпелива. Hangry.

— Все умирают, — говорила я. — Разве важно, умер ты в автомобильной катастрофе, из-за

забитой артерии или от моих рук?

— Меда! — Мама слишком сильно боялась не справиться со мной.

— Бог убивает без разбора. А я почему не могу? — Такой наглости могут набраться только

подростки.

Она тут же замолкает в ответ на моё богохульство, и её следующие слова звучат уже в таком

тоне, который я прежде не слышала. От воспоминаний мурашки бегут по коже.

— У Бога на то свои причины. Праведные. — Её карие глаза опускаются на один уровень со

мной. — Такие будут и у тебя.

Я сделала так, как она сказала — с одним серьёзным исключением — потому что поступи я

иначе, она бы расстроилась. В общем-то, я понимала, что это неправильно. Хорошие люди так не

поступают, не поступала так и я. Когда стало очевидно, что я не отношусь, на самом деле, к хорошим

людям, я всё равно продолжила делать так, как учила меня мама — отчасти из-за уважения к ней, но

в основном, потому что так было проще, и это уже вошло в привычку. Когда покойники показывают

тебе своих убийц, это вообще перестаёт быть проблемой. Благодаря человеческой природе, я никогда

не буду голодать.

Но только теперь я действительно поняла то, что неосознанно запомнила ещё давно. Это как с

формулой E=mc2 — её знает каждый взрослый, но по-настоящему понимает лишь учёный. Всё это

время я становилась учёным в области человеческой природы.

Успокоившись, я вспоминаю о Джо и оборачиваюсь к ней.

— Ты всё же умнее Хая.

Она фыркает.

— Я два года была привязана к кровати и только и делала, что училась. А Хай… — Она

подбирает слово, — …добрый.

— И что это значит? А ты разве нет?

92

— Мы не похожи. Он доверяет людям.

Мне кажется, что это скорее показатель глупости, нежели доброты, но я решаю промолчать.

— Он пожертвует собой ради того, во что верит. Он — храбрый.

— И ты храбрая.

— Нет. — Она сдержанно улыбается. — Во мне кипит злость, и я нахожусь на грани

самоубийства. Со стороны это похоже на храбрость, но в действительности это совсем другое.

— Хай тебя бросил. Значит, не такой уж он и хороший.

Она удивлена.

— Но это не так.

— Ури сказал, что вы были лучшими друзьями.

— Ури сказал тебе, что Хай меня бросил?

— Да… — В действительности, он ничего такого не говорил. — Нет, на самом деле, не

говорил. Значит, Хай тебя не бросал?

— Нет. — Пауза. — Я его бросила.

Так, теперь я вообще ничего не понимаю, ведь даже слепому понятно, что она к нему не

безразлична.

Она опускает взгляд, и каштановая завеса из волос падает ей на лицо.

— Меда, традиционно борцы сражаются парами.

Парами, а не по двое. Ох. Теперь я вижу разницу.

— Поэтому оба родителя находятся на задании в одно и то же время, — продолжает она. —

Кто бы ни был моим мужем, он получит либо работу в школе, либо слабого, одноногого партнёра.

Ни один из вариантов не кажется справедливым по отношению к нему.

Вау. Действительно плохо.

— Но ты же собираешься бороться с демонами…

— Хай уже чуть было не погиб сегодня из-за моей чрезмерной медлительности.

— Но… — начинаю я, но Джо качает головой. Она не хочет этого слышать. И на то есть

причина. Ей будет неимоверно сложно получить разрешение на участие в битве. И из-за своей ноги

она действительно слабее, скажем, даже той пустышки Рейчел.

— Кроме того. — Джо смотрит на меня исподлобья. — Я думала, вы с Хаем… — Она

многозначительно замолкает.

Что? Ах, да, тот поцелуй.

— Нет, я просто хотела тебя позлить.

У неё кривится рот.

— Я поняла. — Она внимательно меня рассматривает. — Но… ты уверена?

Любовь действительно слепа.

— Да. — Я самодовольно улыбаюсь. — Я могла бы найти себе кого-то получше.

Она ударяет меня, но лишь в полсилы.

— Ты мне больше нравишься, чем Рейчел, — говорит она, и я могу сказать, что она

испытывает облегчение.

— Ну, конечно.

Думаю, Джо совершает ошибку. Мне кажется, что решать должен Хай, ведь это ему рисковать

своей жизнью. Но мне понятно её нежелание брать на себя ответственность за смерть того, кого она

любит. Она и представить не может, как я её понимаю.

Глава 15

Мы устало тащимся обратно в номер мотеля и проскальзываем внутрь. При виде нас, Хай тут

же встаёт с кровати.

— Джо… — начинает он, но она уклоняется от его протянутой руки, как от раскалённого

железа. Хай опускает руку, и с болью в глазах смотрит на то, как Джо гордо уходит в ванну. Я

захожу следом, прежде чем ей удаётся закрыть дверь.

— Думала, ты собиралась извиниться, — шепчу я.

93

Она выдавливает зубную пасту на щётку, не встречаясь со мной взглядом.

— Я сказала, что должна перед ним извиниться, но никто не говорил, что я это сделаю. —

Затем её плечи опускаются, и она опирается на раковину. Зубная щётка близка к тому, чтобы

выпасть из руки. Если она коснётся пола, нам придётся искать её с фонариком. В итоге, Джо делает

глубокий вдох и заставляет себя выпрямиться. Я наблюдаю, как позвонки, подобно игровым

кубикам, постепенно выстраиваются в прямую линию. Её ореховые глаза встречаются со мной в

зеркале, и я не могу описать то, что в них вижу. Во мне недостаточно человечности, чтобы понять.

— Меда, так будет лучше.

В этом я не уверена, но и поспорить не могу, пока она так на меня смотрит. Джо не отводит

глаз от зеркала, и я оставляю её одну, мягка закрывая за собой дверь. При виде Хая, я всё больше

неуверенна, что она поступает правильно. Стиснув зубы, он разбрасывает по комнате вещи. Его

пламенная ярость и её ледяное бесстрастие. Он пинает ножку кровати, затем закрывает глаза и

глубоко дышит. Мы с Ури переглядываемся, понимая, что мы оказались между двух

разбушевавшихся бурь.

Как неудобно. Моей команде надо собраться с силами.

В итоге, Хай явно берёт себя в руки, и Джо выходит из ванной. Она тиха и спокойна, словно

ничего и не случилось — словно покрытый льдом вулкан.

— Надо обсудить наш следующий шаг, — холодно говорит она.

— Ладно, — огрызается Хай. Ненавижу это слово.

Джо поворачивается ко мне.

— Люк охраняет маяк по имени Эхо Грир. — Судя по взгляду, у неё плохие новости. Я жду,

когда она их озвучит. — К сожалению, в целях безопасности, в базе не содержится информация о её

точном расположении, так что нам известен лишь город.

И всё же, найти его будет легко. Сколько найдётся родителей, ненавидящих своего ребёнка

настолько, чтобы назвать его «Эхо»? Джо неловко переглядывается с Хаем. Ага, значит, это ещё не

всё.

Я смотрю на Хая, и он подтверждает мои догадки.

— Он в Вашингтоне.

В главном логове демонов. Просто невероятно. У меня отвисает челюсть.

— С другой стороны, это последнее место, где демоны будут тебя искать, — предполагает

Хай, и я смотрю на него так, словно он упал с другой планеты.

— Ах, Меда, всё не так уж и плохо, — успокаивает Джо. — Мы найдём его, пообщаемся и

уйдём. Это большой город, и демоны действительно не будут тебя там искать.

Нет, вы правы. Слоняться по главному логову демонов — прекрасная идея.

— Или ты предпочтёшь не идти? — Этой ночью Джо нетерпелива.

— У меня идея, — вдруг объявляет Хай. — Почему бы всем вам не остаться здесь, пока я

съезжу в Вашингтон.

Вряд ли. Мне надо поговорить с Люком, неизвестно, какие он может хранить секреты. Я

открываю рот, чтобы ответить. Джо прерывает меня, её лицо пылает. Вулкан закипает, прорываясь

через лёд.

— Почему бы всем вам не остаться здесь, пока я съезжу в Вашингтон? — Она отвешивает ему

пощёчину, и челюсть Хая снова напрягается. Они пристально смотрят друг на друга, сильно сжав

кулаки.

— Дети! — Вмешиваюсь я. — Перестаньте. Едут все. С Люком должна поговорить именно я.

Хай разжимает кулаки и поворачивается ко мне.

— Что ж, если мы все направляемся в логово демонов, думаю, хорошо, что я прихватил

секретное оружие. — В его голосе слышен вызов. Он знает, что бы он сейчас нам не показал, это

непременно разозлит Джо, а он этого и ждёт.

— Правда? — пищит Ури.

— Ага. — Хай неохотно опускается на колени и достаёт из-под кровати что-то завёрнутое в

толстовку. — Как я сказал, я ходил за дополнительными припасами. — Он разворачивает толстовку,

чтобы показать, что внутри… Я скрещиваю пальцы, надеясь, что там гранатомёт.

94

— Старая книга? — спрашиваю я.

— Ты украл гримуар? Ты в своём уме? — Это, конечно, Джо.

— Нет.

— Он должен быть у тех, кто эвакуировался.

— У них все остальные гримуары, у них борцы, у них остальные выпускники. А нам надо

охранять маяк, за которым охотится вся преисподняя.

На самом деле, Хай говорит здравые вещи.

— Да, но мы не можем защитить гримуар. Если он попадёт в руки демонов… — Её лицо

выражает весь ужас возможных последствий. — Кроме того, — огрызается она. — Могу поспорить,

ты даже не умеешь его читать.

— Нет, — просто отвечает Хай, и у Джо открывается рот. Возможно, чтобы закричать. — Но

могу поспорить, что ты умеешь.

Она закашливается.

— Ты же брала продвинутый курс по древним языкам, так?

Джо краснеет.

— Э-э, да, но…

— Но что? Ты можешь прочесть или нет? — С вызовом спрашивает Хай.

Она задирает подбородок.

— Могу.

— Отлично. — Он натянуто улыбается.

Я прочищаю горло.

— Так что мы будем делать? В чём заключается наше секретное оружие?

Хай поворачивается ко мне.

— В этом гримуаре содержится церемония Наследия.

Я всё ещё не понимаю. Но судя по выражению Джо, ей всё ясно.

— Меда, — медленно произносит она. — Ты — наша секретное оружие.

— Что это значит?

— Ты — маяк и тамплиер, — говорит она серьёзно. — Я никогда не слышала о таких как ты.

Никогда. Мы уже решили, что между ними есть какая-то связь, так?

Я киваю, и Хай решает объяснить.

— Не значит ли это, что тебе предназначается какое-то особое Наследие? Что-то для

изменения мира в лучшую сторону? Что если оно будет, как убивающий демонов свет, который

получил Зэки?

— А Зэки — маяк? — Не то чтобы это имеет какое-то значение, я ведь не маяк.

— Нет, — продолжает Хай. — Следовательно, твоё Наследие должно быть сильнее, чем у

Зэки.

Рядом со мной, Ури вздыхает с таким трепетом, как если бы он увидел фейерверк.

— Откуда вам знать, может, мне предначертано вылечить рак, и мои тамплиерские

способности совершенно обыкновенны. — Я лгу, но в то же время обдумываю их гипотезу. Я — не

маяк, но почему бы мне не принять Наследие? Разве мне повредит пара способностей для борьбы с

демонами? Особенно в придачу к итак прекрасным демоническим способностям?

— Мы не знаем, — отвечает Джо. — Но что мы теряем? Было бы не лишним иметь ещё

одного борца в наших рядах. Тем более того, кого демоны никак не ожидают.

Она права, да и как уже сказал Хай, меня ищет вся преисподняя. Дополнительные

способности могут пригодиться.

— Хорошо, давайте проведём церемонию.

— Что ж, мы не можем это сделать прямо сейчас, — . —Сперва мне надо изучить заклинание.

— Тогда когда?

— Надеюсь, прежде чем мы доберёмся до Вашингтона?

— Надеюсь?

Ей так неловко, что она замолкает, но я продолжаю на неё смотреть, выжидая, когда она

объяснит, в чём дело.

95

— Это не похоже на обычные защитные заклинания, На самом деле, я… э-э… прежде не

пользовалась магией.

Прекрасно. Просто прекрасно.

— Нам надо поспать, прежде чем что-то делать, — предлагает Хай.

При упоминании сна, моё тело осознаёт, как сильно оно устало. Сегодня нас всех буду

преследовать кошмары.

Когда я просыпаюсь, в комнате уже никого нет, и только Ури, сжимая подушку, лежит с

открытым ртом на другой кровати. Не удивительно, ярость переполняет Джо даже во сне — мне едва

ли удалось поспать в перерывах между её брыканиями.

На часах 1:52, и судя по скользящему по занавескам солнцу, после полудня. Я, словно в

тумане, спотыкаясь, добираюсь до двери в поисках остальных, и солнечные лучи ослепляют меня.

Как только ко мне возвращается зрение, я замечаю Джо, сидящую на цементном полу.

Прислонившись к кирпичной стене мотеля, она склоняется над раскрытым гримуаром. Рядом с ней

на земле лежат блокнот и ручка. Я подхожу ближе, но она даже не поднимает взгляда.

— Хай пошёл за едой. Мы выезжаем, как только он вернётся. Тебе бы надо разбудить Ури.

И тебе доброе утро.

Я возвращаюсь внутрь, чтобы выполнить все утренние процедуры и разбудить Ури. Грохот

мотоцикла оповещает о возвращении Хая. Только бы он не взял опять еду из «Сахарного бургера». В

Великобритании и на северо-востоке, где я провела с мамой большую часть жизни, таких магазинов

не было, но а если и было, то совсем немного. Подозреваю, что Юг посылает на север всю свинину в

качестве наказания за Гражданскую войну. Это всего лишь теория, над которой я работаю.

После завтрака мы собираем вещи и отправляемся в путь. Джо садится к Хаю без особого

желания. Похоже, со змеёй она и то чувствовала бы себя комфортнее, чем с Хаем, зато спина Хая

лучше защищает от ветра, чем Ури. Спрашивается, зачем ей нужен ветролом? Чтобы читать на

заднем сидении мотоцикла. К счастью, это отвлечёт внимание остальных автомобилистов от моего

подозрительно маленького водителя. Ури получает единственный шлем с козырьком, но так как сам

он не выше полутора метров и весит не более пятидесяти килограмм, не думаю, что его маскировка

пройдёт внимательный осмотр.

Сперва мы останавливаемся, чтобы поужинать, и в следующий раз, уже когда въезжаем в

Вашингтон около 11 вечера. Мы останавливаемся у ресторана, и я не могу поверить своим глазам.

— Сахарный бургер? Опять? — Не скажу, что мне не нравится, но мы едим там каждый раз.

Хай слезает с мотоцикла и протягивает руку Джо, чтобы помочь ей удержать равновесие. Однако она

не обращает внимания на его жест, правда, никто и не удивлён. Тогда хай поджимает губы и резкими

движениями снимает шлем.

— Его основатель — маяк, — отвечает мне Ури.

— Серьёзно? — Я и подумать не могла, что владелец сети фаст-фуда может быть маяком, но

опять же, он повлиял на мою жизнь значительно больше чем, скажем, Ганди.

Ури отвечает совершенно искренне.

— Как их еда может быть не священна?

Ещё один прекрасный аргумент. У меня начинают течь слюни.

Хай делает заказ. А мы тем временем идём в туалет и слоняемся по вестибюлю, где нам

попадается на глаза небольшой автомат с игрушками. Ури достаёт немного мелочи, и в итоге мы

раскошеливаемся на дешёвые пятидесяти центовые игрушки, пока ждём Хая. Ури становится

гордым обладателем временной татуировки с пухлым маленьким ангелочком.

— Брак, — жалуется он, но всё равно прилепляет на плечо.

Я открываю своё пластиковое яйцо, и внутри нахожу металлическое сердечко. Господин

Волшебник услышал мою молитву! Но что с ним такое?

— Оно сломано. — Катись ко всем чертям, Волшебник!

Джо заглядывает мне через плечо и выдёргивает его из моих рук.

96

— Нет, не сломано. Ты разве никогда такое не видела? — Она возится с тонкой, дешёвой,

металлической цепочкой, и разделяет две сверкающих змейки на две подвески. На каждой висит по

половинке сердечка, расколотые ровно напополам. — Смотри, лучший друг.

Она протягивает их мне, и я вижу, что на каждой половинке написано по слову. Прекрасно,

значит, у меня теперь целых две поломанных подвески.

Она смеётся при виде моего выражения лица.

— Ты берёшь одну половинку, а твой лучший друг берёт вторую. — Она указывает на обе

подвески. — Ты возьмёшь «лучший» или «друг»?

— Ты мой лучший друг? — Я в ужасе.

Она поднимет брови.

— Ой, извини, у тебя есть кто-то другой на примете?

Нет.

— Подожди, я твой лучший друг? — Интересное обвинение.

Она фыркает.

— Думаю, ты — мой единственный друг. Не знаю, заметила ли ты, но… — её голос

переходит на шёпот. Можно подумать, она собирается поведать мне большую тайну. А я люблю

тайны. — Некоторые считаю, что со мной тяжело поладить.

Что ж, это совсем не тайна.

— Нет, что ты. Не заметила. — У меня становятся большие, невинные глаза.

Она смеётся. Тяжело не питать симпатии к человеку, который так легко говорит о своих

недостатках.

— А какую половинку хочешь ты? — интересуюсь я, размахивая двумя железными

символами дружбы между демоном и охотником на демонов.

— Конечно, вот эту. — Она берёт ту, на которой написано «лучший», оставляя вторую мне.

— Думаю, она характеризует меня лучше всего, — объясняет она надменно.

Я провожу пальцами по выцарапанным буквам, прежде чем обернуть цепочку вокруг шеи.

Друг. В любом случае, мне хотелось именно эту часть.

Ресторан уже закрывается, поэтому нам надо поесть где-то в другом месте. Для нас это не

проблема — нам как раз надо обсудить наши планы, а пустой ресторан — не лучшее место для

тайных разговоров. Мы перемещаемся на парковку Вейл-Марта и жуём свои сэндвичи под

фонарным столбом, как какие-то беспризорники.

— Как продвигаются дела с заклинанием? — интересуюсь я у Джо.

Она вздыхает, и ещё до того, как она отвечает, становится ясно, что «ничего хорошего».

— Заклинание достаточно сложное… — Она волнуется. Джо никогда не волнуется. — И

может оказаться довольно опасным, если я прочту что-то не так.

Мой сэндвич останавливается на полпути ко рту.

— Насколько опасно?

— Это одно из самых важных наших заклинаний. Последние пятьдесят лет этот ритуал

проводит борец Пучард, и кажется, что всё очень просто, но… всё совсем не так. Я даже не уверена,

сможем ли мы вообще провести церемонию.

Что ж, теперь понятно, почему она оторвала вой нос от книжки — она просто сдалась.

Она продолжает, но уже неуверенность в её тоне вытесняется деловитостью. Она переводит

взгляд на Хая и Ури.

— Думаю, сейчас нам надо найти Люка, а заклинание отложить до того, как вернёмся в

школу. — Одна проблемка — из всего, что мы знаем, школы больше нет. — Или куда мы там

собрались, но главное — это сделает борец.

Хай пожимает плечами, его рот забит едой, а Ури вообще, кажется, не слушал. Он скачет

вокруг на одной ноге — играя сам с собой в классики? В любом случае, не кажется, что он возражает

против плана Джо.

Значит, всё зависит от меня. Я не вернусь с ними к тамплиерам, так что, если мне нужны силы

для борьбы с ордами демонов, надо чтобы Джо прочла заклинание.

— Так насколько это опасно? Я могу умереть? Или мне просто будет больно?

97

Она обдумывает ответ и качает головой туда-сюда.

— Ни разу не слышала, чтобы кто-то умер от неправильно прочитано заклинания, но

насколько я знаю, его всегда читали без ошибок. А если такое и было, то об этом бы написали в

учебнике истории, которого, к сожалению, у меня с собой нет.

— А как много тебе осталось перевести? — спрашивает Хай за меня.

Она чопорно отвечает, даже не удостаивая его взглядом. Им определённо надо помириться.

— Осталось не слишком много. Уже переведено где-то три четверти. Но оставшаяся часть

написана на плохой смеси средневекового французского и латинского. Мне нужен словарь, чтобы

закончить перевод. Очень редкий словарь.

Тупик. Похоже, затею придётся отложить.

— Хорошо, а как мы будем искать Люка, а точнее, Эхо Грир? — спрашиваю я.

— Через Google, — отвечает Ури. — Обычно маяки делают что-то такое, о чём пишут в

новостях — о CEO, учёных, студентах-выпускниках.

— Но у нас нет компьютера, — замечает Джо.

— Мы могли бы его купить, — предлагает Хай.

— Я не хочу растратить все наши деньги. Мы не знаем, как долго нам придётся жить на наши

сбережения. Так что, нам нужен другой вариант…

— Можно было бы украсть компьютер, — предлагает Хай.

— Серьёзно? Мы что, станем грабителями?

Меня озаряет.

— Нет. Нам нужен компьютер с доступом в интернет и словарь. Я знаю, где можно достать и

то. И другое одновременно. — Все поворачиваются ко мне. — В библиотеке. И это совершенно

бесплатно. — Я жду аплодисментов.

— Но сейчас ночь, — без особого энтузиазма отвечает Джо.

Мне не кажется это преградой.

— Тем лучше, нет очередей, — говорю я. — И небольшой взлом уж точно лучше ограбления,

ведь так? — Да, люди, мне приходится иметь дело со слишком хорошими ребятами.

— Хорошо, — с трудом соглашается Джо. — Как мы найдём библиотеку?

— При чём ту, в которой есть словарь средневекового французского, — добавляет Хай.

— Легко, — отвечаю я. — Университетская библиотека. Я знаю, как минимум, два места в

Вашингтоне — Американский университет и Джорджтаун. К тому же, там и без нас полно

подростков, похожих на беспризорников.

Все поражены моим блистательным умом.

На самом деле, я провела много времени в библиотеках. Для того, кто ведёт бездомный,

бродячий образ жизни, такое место может показаться домом. Мне также нравится пробираться в

библиотеки, чтобы поспать — здесь есть что почитать и удобные диваны.

Определившись с планом, мы неохотно забираемся обратно на мотоциклы. Уже стемнело, и

Джо перестала изучать гримуар, поэтому она садится на мотоцикл к Ури. Они выработали систему, в

которой Ури — ноги, а она — водитель с правами. Сейчас кажется очень странным волноваться о

такой проблеме, как полиция.

Подъзжая к Американскому университету, нам очень удачно попадается указатель к

Уэслейской семинарии. В семинарии обязательно должен быть доступ к словарю, который нужен

Джо — в конце концов, она переводит, религиозную книгу — и в маленькой семинарии охранная

система должна быть значительно проще, чем в таком месте, как Джорджтаун. Мы следуем зелёным

указателям.

Семинария является (или являлась) частью Американского университета и теснится на углу

его кампуса. Вполне возможно, что у этого здания и школы тамплиеров, один архитектор —

цементно-кирпичная коробка с узкими окнами. В здании тишина; в два часа ночи, в холодный

мартовский понедельник в этой части кампуса совершенно нет жизни. Наши мотоциклы создают

непозволительно много шума, поэтому мы проезжаем мимо здания и паркуемся в нескольких

кварталах от места предполагаемого преступления.

98

Чаще всего, никто не ставит сигнализацию на окна, до которых не может достать обычный

человек, что хорошо для тех из нас, кто не попадает под эту категорию. Но это хорошо даже для тех,

кто притворяется обычным человеком, но при этом окружён теми, кто уж точно не могут назвать

себя обычными. Хай забирается на ближайшее дерево, надевая шлем Ури, прячет руки в кожаную

куртку и прыгает десять метров прямо в окно второго этажа, разбивая его шлемом. Тем временем,

остальные прячутся в кустах, но когда на месте преступления не появляется ни охрана, ни полиция,

мы забираемся по скинутой нам верёвке. Я притворяюсь, что мне тяжело и поэтому чувствую себя

очень глупо. И, на удивление, виноватой.

На втором этаже располагается длинная прямоугольная комната, наполненная столами,

полками с книгами и небольшими аудитории для занятий. Вдоль одной стены выстроились в ряд

стеклянные кабинеты, на двери одного из которых написано «Техническое обслуживание»,

возможно, там находятся офисы. Мы спускаемся на этаж ниже, на котором находится стойка и

регистрации и то, что нам как раз нужно — множество компьютеров.

Джо достаёт каталог, находит необходимые словари и направляется на второй этаж. Она

сообщает, что ей нужен свет, и она идёт искать кабинет без окон. А тем временем Ури, Хай и я

пытаемся выведать у Google какую-нибудь информацию об Эхо Грир.

Поначалу наши поиски оказываются безрезультатны. К счастью, я привыкла искать людей.

Что-то призраки показывают чересчур точно, а что-то очень неопределённо, и это не может не

раздражать — особенно, когда они не сообщают точное местонахождение их убийцы. Библиотека

имеет доступ к архивам некоторых газет, и я приступаю к поиску информации в местных газетах.

Спустя двадцать минут, я нахожу то, что искала, в местной газете двухлетней давности, под

названием Городок. Оказывается, что Эхо — девочка. На самом деле, никому не стоило давать такое

имя.

Приют святой Альбины ищет беглянку.

Местный приют святой Альбины сообщает, что их двенадцатилетняя воспитанница Эхо Грир

исчезла в среду, поздно ночью. Грир уже предпринимала попытки к бегству, поэтому её опекуны не

допускают, что здесь имеет место хищение. Девочка страдает шизофренией и синдромом Тоуретта, и

ей необходимо лечение и постоянный надсмотр. Если увидели эту девочку, звоните 911. Не

пытайтесь к ней призиться.

Рядом со статьёй расположено школьное фото, больше похожее на любительский снимок. Со

страницы на меня смотрит девочка предподросткового возраста с сальными волосами и в чёрной

толстовке.

Отлично. Мы ищем психически больную беглянку. Она может быть где угодно. По сути,

единственное, что мы знаем, так это то, что она не в приюте святой Альбины.

Я показываю находку Хаю и Ури, но они переживают не так сильно.

— Она должна быть в Вашингтоне, — объясняет Хай. — Помните, к ней отправили Люка, а у

него был доступ к карте маяков. Если директор написал, что он в Вашингтоне, то он действительно

там.

Теперь, когда мы обладаем немного большим количеством информации, мы начинаем изучать

приют святой Альбины. Возможно, её поймали и вернули обратно. Интересно, что после

исчезновения девочки, приют неоднократно появлялся в новостях. Сначала бывшие сотрудники

незаконно присвоили себе кругленькую сумму, затем одного из работников поймали за снятием

фильмов и жёстком обращении с детьми. В общем, мерзкое местечко. После скандала, приют был

закрыт — ещё один тупик, что значит, мы не можем туда пойти и задать вопросы.

Исчерпав все варианты, мы с Хаем решаем проверить Джо. Ури остаётся искать дальше. Джо

закрылась в одном из задних офисов с кучей словарей, разложенных вокруг неё.

— Как успехи? — спрашивает Хай, и Джо поднимает руку, чтобы мы подождали. Она что-то

записывает и поднимает на меня взгляд — не на Хая.

— Думаю, я почти закончила… но всё же я не думаю, что нам стоит проводить церемонию.

— Почему нет? — интересуюсь я.

— Это не просто быстрый фокус-покус, это очень серьёзная магия. И… — в итоге она

смотрит на Хая, — …помнишь, сколько клятв мы давали в ночь церемонии?

99

Хай думает.

— Да, кровные клятвы посвятить наши жизни Ордеру и так далее. И что?

Минуточку, что?

— Дело в том, что они не являются частью церемонии. То есть, они к ней относятся, но

только в заклинании их нет. Они написаны отдельно. — Она смотрит на Хая, ожидая, когда он

поймёт.

— И?

— У меня их нет, — расстроено говорит она.

— И что?

Я-то знаю «что», и это меня радует. Никаких кровных клятв маленькому монстру приносить

не надо.

Джо сдаётся и закатывает глаза.

— Получается, мы собираемся дать силы борца тому, у кого нет чувства долга перед

Ордером. Ты это понял, гений?

А ещё говорила, что лучшие друзья. Секунд пять я сама невинность, что довольно трудно,

ведь я знаю, что она права. Поэтому я просто притворяюсь, что обижена. Но это вообще ничто по

сравнению с реакцией Хая.

Он взрывается.

— Джо, знаешь, что? Может, я и не «гений», но и уж точно не слабоумный. — Он подходит к

ней ближе, и она спешно встаёт, полагаю, чтобы быть одного с ним роста. — Но знаешь что? Я бы

предпочёл рискнуть и хоть раз кому-то поверить, чем носиться вокруг, говоря всем, какие они

подлые. — Он медленно отстраняется от её лица. — Я отправился с тобой на это задание только

потому, что когда-то ты была лучшим в мире другом, поэтому я продолжал надеяться, что однажды

ты перестанешь быть такой двойственной стервой и станешь той, кем когда-то была. — Он машет

руками, и у него вырывается горький смешок. — Такое ощущение, что даже будь у тебя достаточно

времени, ты бы всё равно не провела церемонию. Но я не собираюсь просто так здесь стоять, пока ты

обращаешься с Медой так, словно она какое-то исчадие Ада. Кажется, ты скорее дашь ей умереть,

чем ей поверишь.

Джо бледнеет, но Хай ещё не закончил.

— Ты не заслуживаешь быть борцом — и это не потому что у тебя нет ног, а потому что у

тебя сердца.

Это ранит Джо. Она смотрит на меня, и я отвожу взгляд. А она ведь права, что мне не

доверяет. Я не заслуживаю доверия, я же дьявол. Я — подлая, а Хай разнёс её в пух и прах ради

меня. Это я — исчадие Ада.

Сбросив пыл, Хай, кажется, чувствует такую же вину, как я. Если её боль вызывает во мне

такие чувства, то что уж говорить о нём. Его голос смягчается.

— Джо…

Она съёживается при звуке его голоса, машет головой и уносится прочь.

Хай закрывает лицо руками и издаёт расстроенный звук. Он бьёт по столу, а затем смахивает

всё с него на пол. Думаю, это что-то вроде мужских слёз.

Я люблю пытки не меньше любого демона, но это уже переходит все границы. Джо только и

делает, что причиняет боль человеку, которого любит, пытаясь не сделать ему больно, в то время как

совершенно сбитый столку Хай крутится вокруг, снова и снова принимая на себя удары от Джо, при

этом не понимая, почему его лучший друг постоянно его отталкивает. Наверное, ему кажется, что её

просто подменили. Она ходит и разговаривает, но это не Джо. Не его Джо. Но он не может её

оставить. Они связаны, и чем больше один старается высвободиться, тем больнее другому.

Похоже, сейчас я нарушу все статьи кодекса лучших подруг, но судя по тому, что я видела по

телевизору, его вообще мало кто соблюдает. Кроме того, на этот раз у меня благие намерения: этим

двоим надо разобраться в своих чувствах.

— Хай, — говорю я, и жду, когда он обратит на меня внимание. Он оставляет стол в покое, и

тяжело на него опирается. Затем поворачивается и смотрит на меня. Я делаю глубокий вдох. — Джо

тебя любит.

100

Думаю, ударь я его безбольной битой, он бы среагировал куда спокойнее. При других

обстоятельствах, выражение его лица показалось бы мне очень забавным. На самом деле, оно и

сейчас забавное — вытаращенные глаза, распахнутый от изумления рот и кожа бурого цвета.

— Иди, поцелуй её и помирись.

Его мозг снова начинает работать.

— Что?

— Поцелуй её.

— С чего бы… То есть… Это не… — Он пробегает рукой по волосам, взъерошивая их.

— Прости, я что, неясно выразилась?

— Э-э, но…

— Поцелуй. Её.

— Ты в своём уме? — Его лицо искажается от боли, как если бы я ткнула его палкой. — Она

меня ненавидит.

Ого. Серьёзно. Я вздыхаю — похоже, придётся ему объяснить.

— Джо тебя любит. Хотя сама она этого не хочет из-за всей этой традиции с борьбой в парах.

Она думает, что ты не захочешь сражаться с ней плечом к плечу… из-за её слабости. — Я

постукиваю ногой.

А Хай просто стоит. Извилины его мозга работают из последних сил. Пытаясь обработать

информацию. «Система не отвечает» светится у него на лбу.

Может, попробовать латынь? «Оцелуй-пэй её-эй.» Ладно, я знаю только поросячью латынь.11

— Но…

Может, мне спеть? Ты же знаешь, что хочешь её поцеловать — тпру-тпру! А-ля Русалочка.

— А-а-а! — Он вскидывает руки и топочет прочь. И всё бы хорошо, но в тот же момент Джо с

грохотом проносится в прямо противоположном направлении. Ах, ну, что же я ещё могу сделать.

Джо возвращается через несколько минут с красными глазами и поникшей головой. Мне

становится не по себе.

— Джо… — Даже не знаю, что я собиралась сказать, но это не важно, так как продолжить мне

не дают.

— Нет, Меда, он прав. — Её пальцы теребят половинку подвески. — Я, правда, тебе доверяю.

— Джо смотрит мне в глаза, и я через силу не отвожу взгляд. Она приподнимает подбородок. —

Давай проведём обряд.

Проведём. Потому что мне надо защитить себя от демонов.

Однако признаться ей в этом я не могу.

Я делала вещи куда хуже, говорю я себе. В сравнении с ними, это — ничто. Но прямо сейчас

мне так совсем не кажется.

Хай возвращается, ведя за собой Ури, пока я расчищаю место на полу. Я рассказываю им о

решении Джо, так как сама она отказывается даже смотреть в сторону Хая, что уж говорить о том,

чтобы поговорить с ним. Хай же наоборот не сводит с неё глаз. Он — учёный, ищущий

доказательство для подтверждения безумной, способной изменить мир гипотезы. Как минимум, его

мир. Ури замечает, что происходит что-то важное, и всё переводит взгляд с Хая на Джо и обратно.

Затем поворачивается ко мне, и его брови оказываются почти у кромки волос.

Чудесно, все будут думать неизвестно о чём, пока меня будут закидывать смертельно

опасными заклинаниями.

Мы заканчиваем расчищать пол, и Джо показывает мне лечь на пол. Следующие пятнадцать

минут она портит ковёр магическими символами.

— Это для защиты. Если что-то пойдёт не так… это может уберечь тебя от смерти.

Прекрасно.

Покончив с этим, Джо садится рядом со мной на колени. Она облизывает губы и тяжело

глотает.

11 Прим.пер.: «Поросячья латынь» — манера коверкать слова, переставляя первый согласный звук в конец слова и

добавляя «эй»

101

— Заклинание состоит из шести частей, первые четыре сложнее всего, предупреждаю, будет

жечь. Ты должна продержаться как можно дольше — если мы потеряем телесный контакт, мне

придётся начинать часть с начала. Хорошая новость — каждая часть вдвое меньше и менее

болезненна предыдущей. На последнюю отводится всего пятнадцать секунд, и боли практически не

чувствуется, но первая… — Она замирает с дрожью.

Можно посчитать. Шесть частей, самая короткая — пятнадцать секунд, значит, самая длинная

— восемь минут, к которым прибавляются агонии. Должно быть, по моему лицу стало видно, что я

об этом думаю, потому что вскоре Джо неловко похлопывает меня по плечу. Если она пыталась меня

напугать, то у неё это получилось.

— В любом случае, вне зависимости от того, как тебе больно, не дёргайся, иначе нам

придётся начать сначала. — Она разминает пальцы. Никогда не видела её такой нервной.

Я киваю, показывая, что поняла. Ей надо успокоиться, иначе мне будет плохо.

— Всё идёт как надо, — подбадриваю я.

— Верно, — соглашается она, но звучит это неубедительно.

Я заставляю себя улыбнуться.

— Эй, доктор, любая операция — вещь сложная, но у тебя всё получится. — Я возвращаюсь к

нашему разговору о намерениях, давая ей понять, что я ей доверяю.

Джо слабо улыбается, но улыбка исчезает с её лица, как только она опускается рядом со мной

на колени. Она пробегает глазами по записям в последний раз. Затем достаёт из-под куртки нож и

делает быстрые, глубокие надрезы на своей ладони. Я чувствую запах крови, когда она измазывает

ею свои руки.

Её губы напрягаются, когда она встречается со мной взглядом.

— Если в конце концов тебя это убьёт, это произойдёт чисто случайно, обещаю.

Наверное, я выгляжу слишком напуганной, потому что уголок её рта приподнимается, и она

меня поддразнивает:

— Ну… и я тебя предупреждала.

После такого многообещающего замечания, она прижимает руки к моей груди, и меня

накрывает жар.

Глава 16

Горящая кожа обтянула тело, а кости превратились в раскаленное железо. Кровь кипит.

Пронзительные вопли душат меня, подобно рвоте. А мой рот всё продолжает открываться, не

замолкая ни на секунду.

Я не отвожу взгляда от Джо. Её спокойное лицо склонилось надо мной, говоря мне без слов,

что, на самом деле, я не горю. Я напрягаюсь изо всех сил, отчаянно стараясь оставаться

неподвижной, но судороги продолжают сотрясать тело. И лишь страх перед повторением

мучительной процедуры помогает мне выдержать нечеловеческий жар этих маленьких ручек.

И тут, мне начинает казаться, что моё тело может этого не пережить. Возможно, моя

демоническая сущность не позволяется провести церемонию, и прямо сейчас я умираю, лежа в

агонии и стараясь не изо всех сил не двигаться, пока меня жарят заживо.

Правда, сейчас уже поздно об этом думать.

С этой мыслью я переключаюсь на более приятные моменты. Я пробегаюсь по любимым

картинам, плыву в синем водовороте Звёздной ночи, кружусь в цветочных лепестках Джорджии

О’Киф.

Я избегаю красного.

Время ползёт. Я провожу месяц в Постоянстве памяти Дали, играя с плавлеными часами, и

год в Ирисах Ван Гога. Я танцую в Гернике Пикассо. И избегаю Крика.

И вдруг, огонь затухает так же быстро, как загорелся. Я открываю глаза и вижу

обеспокоенное лицо Джо.

— Первая часть закончена. Как себя чувствуешь?

102

— Прекрасно, — бормочу я. Никогда в жизни не чувствовала себя хуже, чем сейчас. И она это

знает, поэтому улыбается.

— Настало время второй части. — Она тянется ко мне, и я ели сдерживаю крик. При виде

моего лица она останавливается. — Четыре минуты. Не больше. Вдвое короче и вдвое меньше боли.

Я продолжаю нервно глотать воздух. Моё тело ни в какую не хочет второй части. Я заставляю

себя дышать медленнее. Самая сложная часть закончилась, с каждым разом будет легче. И вне

зависимости от того, что произойдёт, мне не придётся повторять первую часть. Самое сложное

позади.

Я смотрю на флуоресцентные лампы, спрятанные в потолке. Ещё один вздох, и мы переходим

ко второй части. Джо тянется ко мне, и я съёживаюсь.

Хорошо, ещё два вздоха.

Нет, три.

— Меда, пора. — Похоже, сопереживания ей хватило ненадолго. Я напряжённо киваю, но как

только Джо наклоняется ко мне, лампы, на которые я так усердно цеплялась взглядом, затухают, и

мы погружаемся во мрак.

— Что происходит? — спрашиваю я дрожащим голосом и заставляю себя приподняться.

— Не знаю, — тревожно шепчет Джо, всматриваясь в темноту коридора. Хай уже во все

оружие и готов идти в разведку. Ури следует за ним, идя по коридору к комнате с окном.

— Везде отключили электричество, — сообщает Хай.

Ури отворачивается от окна и смотрит на нас. В свете луны показывается его бледное лицо,

искажённое ужасом.

— Они нас нашли. Думаю… — его голос ломается. — Думаю, мы окружены.

Мы с Джо в панике подскакиваем, и я отодвигаю боль на задний план. Джо хватает гримуар

со стола, и мы все бежим в библиотеку. Не произнося ни слова, мы мчимся по проходам, петляя

между книжными шкафами, стоящими вдоль окон. Как такое возможно? Как они могли нас найти?

Не знаю как, но у них это получилось. Судя по тому, что я вижу, чёрные костюмы окружили

здание в два, а то и в три ряда. Неподвижные чёрные фигуры безмолвно стоят в чёрной ночи. Я

начинаю чувствовать приток энергии, который не замечала, пока лежала, горя в агонии. На этот раз

демонов меньше, но если здание полностью окружено… их должно быть около сотни. Я подбегаю к

другому окну, а их там ещё больше. Я нахожу взглядом Джо и Хая и качаю головой — выход

перекрыт. Они повторяют моё движение. Мы окружены.

— Меда, — распевает голос, доносящийся из множества глоток. Он низок и мягок. И

проскальзывает через разбитое окно. — Выходи, выходи, где бы ты не была.

Я отскакиваю от окна. Хай, Джо и Ури делают то же самое, обступая меня со всех сторон.

— Что будем делать? — шепчу я.

— Меда, выходи, или мы придём за тобой.

Хай отвечает:

— Мы с Ури их задержим…

— Ты ожидаешь, что я просто убегу… — начинает Джо, но Хай её обрывает.

— Нет, я не хочу, чтобы ты убегала. Я хочу, чтобы ты завершила церемонию. — Затем он

обращается ко мне. — Будем надеяться, твои способности помогут нам в битве, в противном случае

нам конец. — Хай смотрит в глаза Джо, взвешивая её реакцию. — Затем вы вернётесь к нам, и мы

будем биться плечом к плечу.

Его слова поражают Джо, и её глаза расширяются от счастья, ведь для неё они наполнены

особым смыслом. — Правда? — шепчет она с надеждой, почти не веря в происходящее.

Он сжимает её руку.

— Правда.

— Меееееееееда, — сладко поют демоны. Джо хватает меня за руку и тянет меня обратно в

тёмную комнату.

— Постараюсь оставить тебе парочку, — кричит вслед Хай.

103

Джо с грохотом захлопывает за нами дверь, запирая её на замок. До нас доносится звон

бьющегося стекла, и Джо толкает меня обратно в круг. Она неловко забирается на стол и прячет

гримуар за перекрытием, а затем почти прыгает и почти падает рядом со мной.

Времени на то, чтобы перевести дыхание, нет, и меня тут же накрывает пламя.

И хоть боль уменьшилась вдвое, ощущения всё равно ужасны. На этот раз мне не удаётся

спрятаться среди любимых картин. Мне надо знать, что происходит. Я держу глаза открытыми и изо

всех сил стараюсь не шевелиться, но это как держать руку на раскалённом утюге. Это возможно —

всё, что могу сказать. Возможно.

Из главного зала слышны борьба, ворчание, крики, снова бьющееся стекло, грохот мебели.

Доносится детский крик Ури, и глаза Джо распахиваются, а песня прерывается. Она практически

встаёт, будто собираясь бежать, но я хватаю её за руки, прежде чем мы теряем контакт. Её взгляд

возвращается ко мне, и я вижу, что глаза её горят подобно моей коже.

На поле боя становится громче, в то время как боль спадает. Мы переходим к следующей

части — две минуты. Для сравнения, по ощущениям, это как сильнейший солнечный ожог, который

я только могу представить. Тупая, пульсирующая боль. Теперь мало что может отвлечь меня от

происходящего в соседней комнате. Демоны уже в коридоре, но ещё не у нашей двери. Значит,

должен быть жив хотя бы Хай, ведь кто-то продолжает их удерживать. А вот что с Ури, совершенно

неясно.

Хай кричит нам поторопиться, но две минуты — это две минуты. Я слышу, как Хай раздаёт

приказы, причём не нам.

Ури ещё жив.

Боль снова падает — эта часть длится всего минуту. Речь Джо обретает новый ритм, в ней

почти чувствуется восторг. Я хватаю её за запястья. Тела бьются о стены снаружи двери, и рядом с

моей головой падает картина.

Ещё два удара, удушающий вопль, короткий удар. Человеческий крик. Мы узнаём его

моментально, хотя я думала, что мне когда-нибудь доведётся его услышать.

Хай.

Я вижу в глазах Джо то, что не забуду никогда.

Радостные возгласы демонов раздаются эхом в коридоре, и какое-то тело врезается в

запертую дверь. По лицу Джо бегут слёзы и с шипением падают мне на кожу, но она не

останавливается. Мы переходим к следующей части, длительностью в тридцать секунд, затем ещё

пятнадцать и всё. Слова быстро слетают с её губ. Дверь разлетается на части, и мы разрываем

зрительный контакт, чтобы посмотреть, что происходит, но Джо продолжает петь. Боль утихает.

Пятнадцать секунд — это всё, что осталось. В комнату входит коренастый, темноволосый мужчина

средних лет. Джо надо встать, чтобы себя защитить, но она этого не делает. Она остаётся на полу,

рядом со мной, завершая заклинание. Её пальцы вцепились ко мне в кожу. Осталось всего несколько

секунд.

Он ухмыляется и потирает руки, затем шипит и прыгает на нас. Джо ждёт до последнего, но

ей всё же приходится разорвать контакт, не закончив церемонию. Она ныряет под стол, а я

перекатываюсь к двери, и демон перепрыгивает через меня. Он движется к Джо, и я прыгаю на него

сзади. Я тяну его назад за волосы, пока моя подруга разделывается с ним. Я отбрасываю тело, и Джо

даёт мне нож. Несмотря на дрожь отвращения, я хватаю его.

Демоны вылетают из двери, словно осы из улея. Маленькая комната — наше главное

преимущество, потому что они не могут атаковать нас сразу. Мы с Джо встали плечом к плечу,

образуя прямой угол и держа между нами и дверью стол.

Нам удаётся справиться ещё с двумя, но на этом поток нечисти не заканчивается. Один из них

перепрыгивает через стол, и я поворачиваюсь к нему. Он налетает на мой нож, но сила удара

отбрасывает меня назад, и я с силой врезаюсь в книжный шкаф. Я сбрасываю его с себя, и в комнату

залетает следующий — теперь на Джо, которая и так старается удержать двух, пытающихся

прорваться вокруг стола. Я мчусь к нему, ударяю со всего размаху и возвращаюсь к Джо. Ещё один

перепрыгивает через стол и набрасывается на меня и откидывает в сторону. Демон замахивается, но

104

я отклоняюсь. Я поворачиваюсь на крик Джо и вижу, что она упала. Я бросаюсь на её нападающего и

всаживаю нож ему в спину.

Но в результате, моя спина сама остаётся без защиты.

Неимоверная тяжесть бьёт меня по основанию позвоночника, и от этого давления у меня

подкашиваются ноги. Я падаю на Джо так, что между нами оказывается мёртвый демон, и на

короткое мгновение наши глаза встречаются, прежде чем меня отрывают от неё и швыряют в

книжный шкаф. Мир погружается во тьму, пока расплывчатые фигуры в неистовом водопаде

перелетают через стол в комнату, перекрывая свет, перекрывая всё что можно. Я пытаюсь вырваться,

но меня крепко держат сильные руки.

Демоны ликуют и весело переговариваются, пока меня несут в потоке, поднимая над

головами. Я выкручиваюсь и брыкаюсь, пытаясь разыскать Джо.

Прошу, оставьте её в живых, прошу, оставьте её в живых.

До моих ушей доходит сладчайший звук — ругательства, способные заставить покраснеть

любого. Джо жива. Я поворачиваюсь и вижу, что её несут так же, как меня.

В узком коридоре образуется давка, Джо тут же протягивает мне руку, и я сразу освобождаю

свою, чтобы схватить её. Но только нам удаётся соприкоснуться пальцами и начать читать

заклинание, как нас мгновенно разделяют.

Пронзительно гогоча, демоны с шумом швыряют меня на пол, и воздух со свистом вылетает

из моих лёгких. Последнее что я вижу — блестящая туфля готовая нанести удар. Голова взрывается

от боли, и всё становится красным.

Затем чёрным. Блестяще-чёрным, как носок туфли.

Глава 17

Я поднимаю тяжёлые, слипшиеся веки. Я не умерла. Грубо заведённые за спину руки

заставляют меня раскачиваться как на волнах. Дрожащее сияние свеч озаряет потолок, покрашенный

в серый, красный и кремовый цвета. Корчащиеся нагие тела, монстры, пламя, буря и кровь. Даже не

знаю, что там изображено: оргия или ад. Стены гладкие и чёрные.

Я наклоняю голову. Вокруг меня пляшет два десятка непонятных существ, совершенно не

похожих на моих похитителей. Они молоды и необычайно прекрасны. Пластично танцующие

создания в стильных костюмах и платьях. Все в чёрном, сером и красном цветах. Ничего не

понимаю.

— Что происходит? — пытаюсь спросить я, но слова звучат совсем нечётко. К счастью,

стоящей рядом со мной женщине удаётся их разобрать.

— О-о-о, ты нас не узнаёшь? — распевает элегантное дьявольское создание. Её голос с гулом

проносится по моему телу. — То, что ты видела, — маскировка. — Её алые губы изгибаются в

улыбке. — Человеку средних лет, одетому в костюм, проще всего раствориться в толпе. Армия

демонов становится похожей на собрание офисных сотрудников. — Она смеётся, и от её сильного

голоса по моему телу пробегают мурашки. — Теперь ты видишь наше настоящее обличие. — Она

кружится, демонстрируя своё прекрасное тело, едва прикрытое одеждой. — Очевидно же, что такая

внешность не приводит ни к чему хорошему.

— Где мы? — Мой голос становится немного чётче.

— На пути к зи-Хило. — И снова эта озорная, сладострастная улыбка. — У него на тебя

планы, — поёт она и ударяет меня по лицу так, что длинные ногти царапают мне кожу.

— Где мои друзья?

— А теперь ш-ш-ш-ш-ш-ш. — Она поднимает руку и раскрывает ладонь. Затем прижимает к

ней губы и посылает мне поцелуй. Что бы там ни было у неё в руке, после того как оно распыляется

по моему лицу, я проваливаюсь обратно во тьму. — Спокойной ночки!

105

Первое, что я чувствую, — это холод. Холод, пронизывающий до боли в костях. Я лежу на

льдине. Пытаюсь пошевелиться, пытаюсь открыть глаза, но ничего не выходит. Меня заковали в лёд.

Учащаются дыхание и сердцебиение, адреналин подскакивает.

Глаза резко открываются. Вокруг полная темнота. Я смотрю по сторонам и понимаю, что лёд

был лишь у меня в голове, но, несмотря на это, мне всё ещё холодно. Я приподнимаюсь и замечаю,

что не чувствую ничего кроме холода и изнеможения, что уж говорить о какой-то супер-силе. Как

раз наоборот, я слабее, чем когда-либо. И ещё я очень голодна, такое ощущение, что меня грызёт

изнутри крыса. Но как такое возможно? Должны были пройти недели, чтобы я дошла до такого

состояния. Как долго я находилась без сознания?

Глаза начинают привыкать, но мне кажется, лучше бы они этого не делали, так как то, что я

вижу, не выглядит многообещающе. Чёрный пол, чёрный потолок, чёрная решётка — клетка. Я

встаю на ноги, но спотыкаюсь.

Пол выложен из чёрного стекла, но плитка не квадратная, все детали какие-то… не такие.

Похоже ни на квадраты, ни какие-либо другие геометрические фигуры, у них просто кривые,

причудливые углы. Плитка так отполирована, что походит на чёрное зеркало, из которого на меня

смотрит запертая Меда. Точно также оформлена единственная стена и потолок. А вместо остальных

стен — решётки. Снаружи хаотично расставлено много тюремных камер причудливой формы со

стенами, стоящими не под прямым углом. Потолки по высоте тоже разные, у меня он низкий, а где-

то многоярусный. В одной камере вообще всего в полметра. С таким потолком можно только лежать.

Темница озаряется лишь конусообразными канделябрами, отбрасывающими на потолок синеватый

свет. Пещера пляшущих теней и тусклых зеркал.

Краем глаза я ловлю какое-то движение и оглядываюсь, но там никого нет. Оборачиваясь, я

вижу ещё одно, но это лишь рефлексия моего отражения. Я не шевелюсь, и вокруг ничего не

двигается.

Ури, Хай, Джо. Они могут быть где-то здесь. Если они ещё живы. Я мчусь к решётке.

— На твоём месте я бы этого не делал, — сквозь чёрные тени грохочет голос.

Я оборачиваюсь, но никого не вижу.

— Кто здесь? — спрашиваю я.

— Тебе обязательно быть такой громкой? — спрашивает он с дрожью в голосе. Я замечаю

акцент, но никак не могу определить его происхождение. Я нахожу его обладателя в темноте. Его

клетка странным образом охватывает бесформенный угол, и я вижу, что он сидит в самой темноте,

прислонившись к стене, согнув ноги и положив руки на колени. Его голова запрокинута, но мне не

удаётся различить черты его лица. Мне видна лишь человеческая тень.

Ещё один узник, с которым меня разделяет решётка. Никакой угрозы. Я оборачиваюсь в

поисках своих друзей и тяну руки, чтобы проверить ограждение.

— Говорю же, ты делаешь ошибку, — предупреждает он почти с насмешкой.

— Тебе-то какое дело? — спрашиваю я, но при этом мои руки не решаются схватиться за

решётку. Оснастить тюрьму всякими сюрпризами как раз в духе демонов. Я поворачиваюсь к нему.

— О, обычно, как второму сыну тьмы, боль незнакомцев доставляет мне удовольствие, но

прямо сейчас я пытаюсь в тишине насладиться своими собственными страданиями. — Его

дразнящий тон говорит мне, что ничем подобным он не занимается.

Но всё же, я убираю руки от решётки. Лучше не рисковать.

— Как долго я была без сознания?

— Около часа.

— Где мои друзья? — допытываюсь я.

— Неужели я похож на твоего экскурсовода? — Я слышу в его голосе улыбку. Его глаза

распахиваются, и сквозь тень, подающую ему на лицо, мелькает слабая белая вспышка. — Потому

что я им не являюсь.

Мне бы хотелось хорошенько его ударить, но мне не следует его пугать. Я поворачиваюсь к

нему спиной и бросаю взгляд в непроглядную тьму, затянутую решёткой. Стараясь не смотреть не

слепящие глаза канделябры, я ищу среди теней своих друзей.

106

— Джо, — в темноте шикаю я. — Хай, Ури. — Ответа нет. Я шепчу снова, на этот раз громче.

Ответа всё нет. Пошло всё к чёрту! Я открываю рот, чтобы закричать.

— Прошу, не надо.

— Почему нет?

— Я хочу пострадать в тишине. Помнишь?

— Неужели я похожа на того, кого это волнует? — говорю я, подражая ему. — Потому что

это не так.

— Придут охранники. И не очень-то обрадуются. — И хотя это предупреждение, по его тону

видно, что ему нет до этого дела.

— Ах, ну тогда, ты должен знать, что у меня нет цели — нести людям радость.

Я вижу блеск его зубов. Он улыбается.

— А я уж было подумал.

— Просто скажи, где мои друзья, и мне не придётся кричать, — предлагаю я.

— Наш вид всегда славился умением вести переговоры. — Он поднимается на ноги, променяв

страдания в тишине на мою очаровательную компанию. Он двигается напряжённо, словно готовясь

наброситься в любой момент. Мой упрямый экскурсовод примерно моего возраста, может, судя по

его щетине, где-то на год старше. Ему идёт образ плохого парня, и можно точно сказать, что он

горяч, правда, сейчас совсем не время об этом думать. Надвигающаяся смерть заставляет сменить

приоритеты.

Мягкая кожа, спутанные длинноватые волосы, полные губы, девически-длинные ресницы,

чёрные глаза, чёрная футболка, чёрные джинсы, заправленные в чёрные военные ботинки. Не

удивительно, что я не могла его найти в темноте. Судя по кровавому порезу на губе и опухшему

левому глазу, его не так давно избили. В уголке его рта играет озорная ухмылка, а глаза горят даже в

этой адской бездне, говоря о том, что он вряд ли к чему-нибудь относится серьёзно.

Вдруг до меня доходит смысл его слов. Наш вид.

Я отступаю и сердито замечаю:

— Ты — демон!

Неповреждённая часть рта расплывается в лёгкой улыбке, похоже, его нисколько не задело

моё обвинение. С чего бы это? Я в ловушке.

— Полукровка, — пресыщено поправляет он. — Так что, да, я такой же демон, как и ты.

Полукровка. Впервые встречаю себе подобного. На ум приходит масса вопросов, но я

отодвигаю их подальше. Сейчас действительно не время.

Улыбка парня становится немного шире.

— Может, больше тебя, ведь, по правде говоря, я уже побывал на стороне демонов. — Он

улыбается ещё шире и вздрагивает от боли. Я чувствую кровь. — И я уж точно не ошиваюсь с

тамплиерами.

У меня округляются глаза.

— Откуда ты знаешь, что я дружу с тамплиерами?

— Потому что я работаю под прикрытием, и у меня есть тщательно продуманный план, как

обмануть тебя. — Я смотрю на него во все глаза, и он поднимает руки. — Расслабься. Мне это

известно, потому что они в камерах для борцов. — Он показывает направление, и я поворачиваюсь,

чтобы проследить взлядом за его рукой. — Когда их привели, они были в сознании, но затем они

разозлили охрану. И теперь они без сознания.

— Сколько их? — спрашиваю я, всматриваясь в темноту. — Сколько человек сюда привели?

— Моё сердце начинает биться быстрее от страха перед тем, что я увижу или не увижу.

— Трое, — отвечает он. Я снова могу дышать.

В итоге, в шести метрах отсюда, мне удаётся различить какую-то неровную кучу. Я не могу

быть полностью уверена, что это они, но пока они без сознания, кричать нет смысла.

— Уверен, что это они?

— Тебе придётся поверить.

Я пропускаю его слова мимо ушей.

— Ты уверен?

107

— Два парня и одна девчонка. — Он морщится. — Очень громкая девчонка.

Это они. Мне так тяжело дышать, что приходится запрокинуть голову.

Теперь, когда мой главный страх был унят, я могу уделить больше внимания парню. На

данный момент, в моём распоряжении не так-то много оружия, да и найти его здесь будет очень

сложно. Как минимум, мой новый знакомый мог бы стать ещё одним телом, которое можно бросить

медведям. И если бы пришлось выбирать между ним и Джо, я бы скорее остановила свой выбор на

нём из-за его атлетического телосложения.

— Так что же ты здесь делаешь? Ты не привык к образу хорошего парня, не так ли? — Делаю

паузу. — Уже слишком хорошо вжился в роль?

Он фыркает.

— Боюсь, мне едва ли это удалось. Судя по тому, что они придут, из меня плохой актёр.

— Тогда в чём дело?

— Почему я должен отвечать? — Он подходит максимально близко, но к ограде всё же не

прикасается.

— Потому что, если ты этого не сделаешь, я буду разговаривать сама с собой. — С делав

паузу, я зловеще добавляю. — Или петь.

— Звучит опасно.

— Ты даже не представляешь насколько. Ты бы предпочёл, чтобы я кричала.

Полные губы изгибаются в понимающей улыбке. Вот бы убрать её с этого милого личика. Мы

стоим слишком близко, меньше чем в полуметре друг от друга, разделяет нас лишь решётка.

Причиняющая боль решётка, но всё же. Я отступаю на шаг и прочищаю горло. Его улыбка

становится шире, когда он замечает мою неловкость.

Я решаю перейти в наступление.

— Итак, почему ты здесь?

— Не привык соблюдать правила.

— Какие, например?

Он медлит, изучая моё лицо.

— Никогда не убивай своих.

— Своих?

— Других демонов.

— Почему бы и нет?

— В нас полно зла и ярости, да и характер просто ужасный. Если бы нам позволили убивать

друг друга, через неделю от нашего вида не осталось бы и следа.

Я вижу. Мне несомненно хотелось убить всех встречавшихся мне демонов.

— Так ты убил демона?

Во мраке появляется белая танцующая улыбка.

— Нескольких.

— Почему?

— Мне не нравилось их поведение, — коротко объясняет он. И очевидно, что погружаться в

детали он не собирается. Но это не отменяет моего любопытства.

— Если ты так их ненавидишь, почему играешь на их стороне?

Он качает головой.

— Потому что это то, кем я являюсь. — К нему возвращается злобная улыбка. — Я — дьявол.

— Нет, если ты полукровка, то ты лишь наполовину дьявол.

— Наполовину дьявол, наполовину человек. — Он поднимает бровь. — Но людей нельзя

назвать добрыми, не так ли?

Нет, нельзя. Даже мои друзья граничат с преступностью.

— Я уже давно решил с этим не бороться. — Его глаза выискивают что-то, чего я не вижу. —

В этом нет смысла. В конце концов… — Он возвращается в реальность, и на его лице снова

появляется улыбка. — В любом случае, быть плохим куда веселее. — Он подходит ближе к решётке,

и я ловлю его тёмный, острый аромат, шоколада и корицы.

— Даже если время от времени всё заканчивается тюрьмой?

108

Он смеётся.

— Я и не думал, что ты поймёшь, Хорошая Девочка — как же это происходит у тебя?

Задел. Я показываю ему язык. Он сдавленно смеётся, и этот танцующий звук отдаётся по

всему моему телу.

— Итак, как тебя зовут?

— НЕ Хорошая Девочка.

Он поднимает бровь.

— Тогда, Плохая Девочка.

Я закатываю глаза.

— Красивая Девочка, — предлагает он, и я открываю рот, чтобы ответить, но он не даёт мне

этого сделать. — Нет, не красивая. — Ой. — Цветы и закат могут быть красивыми. А вот ты нет.

Ты…

Не думаю, что хочу слышать, кто же я такая.

— Меда. Меда Меланж.

Он смеётся.

— Что такого смешного?

— Меланж. По-французски — смесь, очень подходит.

Мам, ты такая смешная.

— А как зовут тебя?

— Арманд Делакруа. — Прежде чем я могу пошевелиться, он ловит мою руку между прутьев

решётки. Я пытаюсь её выдернуть, но это слишком опасно. Он склоняется над моей рукой, словно

собирается её поцеловать, но затем останавливается и бросает на меня взгляд из-под ресниц. — К

вашим услугам, — шепчет он и прижимается своими слишком большими и чересчур мягкими

губами К кончикам моих пальцев. Я тут же краснею и выдёргиваю руку из его хватки.

— Француз? — спрашиваю я, и он молчаливо кивает головой. Я вытираю руку о джинсы.

— Итак, Арманд, что здесь происходит? Меня подвергнут испытанию или чему-то в этом

роде?

В глазах виден смех.

— Ты — пленница Ада. Они не сильно занимаются здесь правосудием.

— И что тогда? — Не уверена, что хочу это знать.

— Если повезёт, они позволят тебе продать свою душу и стать одной из нас.

— Меня не так-то просто заставить что-то делать.

Он пожимает плечами.

— В любом случае, это если только тебе повезёт. А если нет… что ж, им проще просто

устранить проблему.

Может, меня легче заставить, чем я думала.

— Так или иначе, если они возьмутся тебя уговаривать, советую не сопротивляться. — В его

голос возвращается горечь. — В этом просто нет смысла, особенно, когда у тебя такая… природа.

Как-то это звучит не очень хорошо.

— А пытать они меня будут? — Неужели этот писк принадлежит мне?

— В какой-то степени.

— Что это значит?

— Они будут тебя пытать, но лишь для того, чтобы напомнить тебе о твоей природе. Они

будут морить тебя голодом — эти клетки высасывают из тебя всю жизнь. Пройдёт всего несколько

часов, а тебе будет казаться, что ты не ела неделями. Через пару дней ты уже будешь страдать от

голода. А к следующей неделе сойдёшь с ума. Затем они будут соблазнять тебя тем, чего ты всегда

хотела больше всего на свете. Свобода от голода, свобода от ограничений, созданных человечеством.

— Его голос обретает силу и становится более соблазнительным. — Знаешь, мы не такие уж и

плохие. Мы — это ты, позволь себе быть той, кем ты была рождена. Мы поддаёмся искушениям, а не

пыткам.

— Я не похожа на них. Не похожа и на тебя.

109

— В самом деле? — Голос у него ядовито-нежный. — А мне показалось, что тебя одолевает

множество соблазнов.

Я открываю рот, но он продолжает.

— Разве ты не мечтаешь о насилии? А о силе? — Он упорно продолжает свою речь. Я уже

вижу в своих руках какую-то жизнь и то, как чья-то душа свободно вздымается ввысь. — Разве ты не

мечтаешь о том идеальном моменте, когда прекрасная душа пройдёт через тебя, словно большая

радуга, не мечтаешь о моменте абсолютной свободы, когда тебе ничего не надо? — С каждым

словом, его акцент становится всё сильнее.

Я трясу головой, освобождая себя от этих мыслей.

— Пфф, да кто вообще может этого захотеть? — Дрожа говорю я, и он смеётся, его речь

испорчена. — Но в любом случае, судя по всему, они не так уж и идеальны, раз, по твоим словам, ты

постоянно их убиваешь.

— Не постоянно и не оттого, что они демоны. Лишь потому, что они выводят меня из себя. —

Его надоедливая бровь снова поднимается. — Или ты никогда не встречала людей, без которых мир

стал бы значительно лучше?

Не хочу об этом говорить.

— Мои друзья никогда не перейдут на другую сторону.

Наши глаза встречаются, и он равнодушно произносит:

— Тогда они умрут.

— Но…

— Спасти их тебе не удастся; всё, что ты можешь, так это не умереть вместе с ними.

— Но…

— Они не позволят охотникам на демонов просто так здесь разгуливать. Думаешь, твои

друзья поступили бы иначе, будь у них в заложниках демон?

Я вспоминаю, как борцы безжалостно убивали застывших демонов.

Он снова смеётся, на этот раз с горечью.

— Как минимум, у тамплиеров есть выбор — они могут перестать быть борцами в любой

момент. А вот у демонов выбора нет, не после того, как ты продал свою душу, и у полукровок как

такового выбора тоже никогда нет. Мы рождены злыми. Мы такими родились, но они всё равно нас

истребляют. — Он наклоняет голову, и мне начинает казаться, что он может быть серьёзным. — Как

тебе удаётся с ними дружить? Не устаёшь притворяться кем-то другим? Не устаёшь сдерживаться?

Да.

— Нет.

— Это как посадить волка на цепь.

Это действительно так.

— Всё не так уж и плохо.

— Получается, и волка можно приручить. Кто же знал?

Я шиплю на него.

— Меда? Это ты? — шепчет слабый голос. Мой мрачный компаньон перестаёт для меня

существовать, и я кидаюсь к решётке, с трудом останавливая себя от того, чтобы к ней прикоснуться.

— Ури?

— Меда? Ты где? — Я пробегаю глазами по темноте. Затенённая груда тел лежит совсем

рядом.

— В темнице у демонов — не прикасайтесь к решётке. — Ури не отвечает, но я слышу его

паническое дыхание и спокойно добавляю. — Успокойся, хорошо?

— Успокоиться? — пищит он.

— Только представь, как ты будешь рассказывать о своих приключениях одноклассникам.

Вот они будут завидовать!

— Завидовать, — повторяет он, но его голос успокаивается. — Почему тебя посадили

отдельно?

Я уклоняюсь от вопроса. Арманд это замечает и ухмыляется.

— Джо и Хай с тобой?

110

— Да.

— Тогда разбуди их.

Я слышу, как Ури начинает вертеться и расталкивает их, зовя их по имени.

— Меда? — теперь со мной говорит Джо.

— Джо, Хай, я здесь.

— Меда, — в голосе Джо слышится паника. — Я не завершила заклинание. Мне надо всего

несколько секунд…

Я бросаю взгляд на Арманда и обрываю её.

— Я поняла.

Никаких новых суперспособностей. Они в метрах шести от меня, и между нами ещё одна

камера и выступающая стена, частично загораживающая их клетку от меня и Арманда от них.

— Не прикасайтесь к решётке, — добавляю я, на случай, если Ури забыл их предупредить. Я

слышу разговор Хая и Джо.

— Мы выберемся отсюда, — доносятся уверения Хая и замечаю, что он не говорит, как

именно мы это сделаем.

— Меда, как давно ты проснулась? — спрашивает Джо.

— Всего несколько минут назад. Здесь ещё один заключённый.

— Здесь?

— Да, — подтверждает Арманд.

— Полукровка, — предупреждаю я. Джо демонстрирует своё отвращение, в достаточной

степени пропитанное ненавистью, чтобы заставить меня вздрогнуть. — Он-то мне и сказал, не

трогать решётку. Сама я даже не пыталась, — добавляю я.

Тут же до меня доносится небольшой взрыв и проклятия Хая. Значит, Арманд не лгал. Вот и

хорошо, кроме того, мне даже не пришлось проверять это на собственной коже.

— Трогать решётку определённо не стоит, — заключает Джо. — Что будем делать?

— Умирать? — шепчет Ури, да так слабо, что я едва ли его слышу.

Ответить решается лишь Хай:

— Нет, этого не случится до тех пор, пока я хоть чем-то могу помочь.

Никого это не успокаивает.

Джо подавляет свою ненависть к Арманду в достаточной степени, чтобы засыпать его

вопросами. В её тоне всё ещё слышно презрение, но, кажется, её собеседник больше поражен им,

нежели обижен. Арманд же в своих ответах очень любезен, но я вижу, как пляшут его глаза. Наши

планы на побег кажутся ему шуткой.

Хай пытается прикоснуться к решётке, обернув руки рубашкой, и лишь узнаёт ещё один

способ причинить себе боль. Затем он предпринимает попытку обернуть рубашку вокруг решётки и

дотронуться лишь до её краёв. И снова находит лишь (чуть менее) болезненный способ. В итоге, он

выходит из себя и со всей силы ударяет по ограде. Это, конечно, не помогает, и Хая отбрасывает на

другой конец камеры.

Проходят часы.

Я измеряю камеру шагами, словно запертый в клетке тигр. Арманд пытается со мной

заговорить, но только меня отвлекает. Так что я не обращаю на него внимание. Тяжелее же

игнорировать растущий голод. Он раздирает меня изнутри, подобно живому существу. Сначала

крыса, затем кошка, а теперь крокодил, извиваясь, грызёт мои внутренности. Я улавливаю запах

взбрызнутого соусом чили манго, горячего жаркого и, самое невыносимое, попкорна — всё это

сладкие ароматы душ моих друзей.

От таких мыслей легче не становится. Я сажусь на корточки, убираю с лица волосы и начинаю

следить за Армандом. Он смотрит на моих друзей с настороженным взглядом льва-охотника. Парень

ловит меня за наблюдением и расслабляется с досадной улыбкой.

Я вышагиваю по комнате, Джо ругается, Хай снова бьёт себя током, на этот раз, надев на руки

ботинки. Молчит лишь попкорн. То есть, Ури. Он сидит на полу, скрестив ноги и вперив взгляд в

зеркальную поверхность пола.

— Доллар за твои мысли, — говорю я, и он поднимает взгляд.

111

— А не цент?

— Ты получаешь то, за что платишь.

Ури улыбается, лениво постукивая по полу.

— Я просто думал, что нам не о чем беспокоиться.

— Стоп, да я тебя обокрала, такая мысль стоит всех двадцати долларов. Не расскажешь ли,

откуда такие мысли?

— Потому что есть план.

— У тебя есть план? — Он говорит слишком по-философски, чтобы это был просто план а-ля

спрятать-напильник-в-пироге.

— Нет. — Мальчик почти улыбается. — Он есть у Бога.

Проклятье. Он-то мне точно не поможет.

Ури продолжает.

— И ещё я подумал, что…

— Ого, купи один, получи второй в подарок, — дразню его я.

Он не смеётся.

— Не важно, как всё закончится, это того стоило.

— Что?

— Это приключение. Бороться с демонами. Встретить тебя. Стать частью всего этого.

В разговор включается Джо.

— Не говори так, Ури, — обрывает его она. — Мы ещё не на том свете.

Ури впервые не боится противостоять Джо.

— Да, и я надеюсь, что так и будет, но если нет… тогда, и этого было достаточно. — Он

встречается со мной взглядом. — Я ни о чём не жалею. Лучше умереть во имя того, во что я верю,

чем жить бесцельно.

Если это тот самый план, то, откровенно говоря, я от него не в восторге. Да и сам Ури бы со

мной согласился, знай он правду. Правду о том, что всё это ложь. Он думает, что умрёт, пытаясь

сохранить маяк, но, на самом деле, он спасёт лишь меня.

Арманд всё знает, и я чувствую на себе его взгляд. Главное — не обращать на него внимания,

потому что, клянусь, если он ухмыльнётся, я снесу ему голову с плеч, и плевать, что между нами

решётка. Вместо этого я заставляю себя выдавить слабую улыбку для Ури.

— Я тоже ни о чём не жалею.

Самая большая ложь.

— Может, перестанем планировать наши похороны и найдём способ отсюда выбраться? —

спрашивает Джо, но её голос обрывается.

В другой части комнаты распахивается дверь.

В самую высокую стену встроена винтовая лестница без перил, высотой этажа в три. Ближе к

земле она раздваивается и изгибаясь исчезает в полу. Затаив дыхание, мы все наблюдаем за

кружащимися в танце демонами. Шестеро или семеро загадочно прекрасных мужчин и женщин

мелькают в одеждах серых, красных и чёрных оттенков.

Они смеются, визжат, и один из них весело шикает на остальных, вся эта компания

напоминает пьяных старшеклассников, пробирающихся домой поздно ночью. Мы все настороженно

стоим, наблюдая за их фривольным, но в то же время грациозным спуском. Я напрасно надеюсь, что

демоны продолжат спускаться и пойдут на этаж ниже, так как они этого не делают. Как только они

сходят с лестницы, я бросаю взгляд на напряжённого Арманда. Интересно, что если они пришли за

ним. Нет, надеюсь, они пришли именно за ним. Похоже, они здесь ради веселья, а я не хочу, чтобы

хоть один из нас стал их игрушкой.

Они пробираются боком, изгибаются, танцуют среди лабиринта решёток и стен, и проходя

мимо, пробегают по ним пальцами. Должно быть, в пустых камерах решётки не подняты. На

будущее, надо запомнить. В итоге, наши тюремщики решают разделиться. Те, что слева идут к

Тамплиерам, а справа — прямо ко мне и Арманду.

Демоны медлят, хихикая, перешёптываясь и показывая в нашу сторону. Всем им, трём

женщинам в бальных платьях и четырём мужчинам в мрачных костюмах, около двадцати лет. Джо

112

встречается со мной взглядом. Она бледнеет и страх добавляет к аромату манго больше чили. Хай

незаметно становится между остальными и дверью. Я задерживаю дыхание; глухой стук сердца

отсчитывает время. Одни удар, два.

Даже не знаю, какого решения я от них жду.

В темноте сияют их белые улыбки. Я должна дышать, но не могу; их решение слишком

важно. В конце концов, они идут прямо. Ко мне и Арманду. Мои колени трясутся; коктейль и двух

противоположностей, страха и облегчения, не даёт спокойно стоять. Я снова встречаюсь взглядом с

Джо, прислонившейся к тюремной решётке. Руки Хая лежат у неё на плечах. Глаза Ури широко

распахнуты, и даже отсюда мне видно, как он трясётся. Чем прямее он старается держаться, тем

больше его силуэт сотрясается дрожью. Джо тянется к нему и яростно притягивает к себе в объятия,

чтобы защитить. Никогда не видела никого старше Ури, кто одновременно старался изо всех сил

быть отважным героем и прижимался как малыш, спрятав лицо за плечом.

Краем глаза я улавливаю необычайно прекрасную процессию. Кто им нужен: я или Арманд?

Она останавливается напротив моей клетки.

Я.

Я свожу колени и перевожу внимание на своих гостей. В ответ они с любопытством

наклоняют головы, словно вороны. Стоящая впереди всех девушка с острыми чертами лица и

шёлковыми локонами внимательно меня разглядывает. По скулам рассыпались чёрные стразы,

изгибаясь в замысловатые спирали. А совершенно чёрное платье скользит по телу цвета слоновой

кости.

— Значит, вся эта суета из-за тебя. — У неё прекрасный, искусственный голос. Он звучит

мягко, словно лёгкий дождь. Кислотный дождь. А мой ответ — засуха, я не произношу ничего.

— Серена, что ты здесь делаешь? — Любезно спрашивает Арманд.

Она резко поворачивает к нему голову.

— Ах! Арманд. — Она слегка наклоняется к нему. — Как тебе клетка? — Она ухмыляется и

кружит пальчиками около решётки, но не касается её.

Арманд обнажает зубы.

— Так жалко, — говорит она с наигранным сочувствием, пока её глаза танцуют в восторге от

его затруднительного положения. — Может, будь ты хорошим мальчиком, они бы чаще выпускали

тебя поиграть. — Остальные хихикают, закрывая руками свои острозубые улыбки.

— Ты не должна быть здесь, — холодно произносит Арманд.

Её брови изгибаются в удивлении.

— Да, Арманд, именно ты должен давать мне указания, что мне делать, а что нет. —

Остальные уже не пытаются скрыть своё веселье и смеются во весь голос.

— Если зи-Хило узнает…

Она громко смеётся.

— Так почему ты ему не рассказываешь? Ой, подожди, ты же не можешь выйти, не так ли? —

Она подло ухмыляется. — Бедняжка. — Она плавно двигается ко мне. Арманд делает шаг вперёд, но

останавливается. Сейчас он бессилен.

Она внимательно рассматривает моё лицо.

— Такое маленькое симпатичное создание, не так ли? На самом деле, я не удивлена, ведь твой

отец… — Она вздыхает в экстазе и прижимает руку к груди. — Но и твою мать я тоже здесь видела.

— Её бледная рука проскальзывает между прутьев, желая дотронуться до моего лица. Я двигаюсь со

скоростью света и практически откусываю ей палец. Она отстраняется и недовольно на меня

смотрит. Я улыбаюсь и хлопаю глазами.

— Как тебе твои апартаменты? Эти казематы, можно сказать, перешли из рук в руки от

матери к дочери. Как мило. — Словно задумавшись, она останавливается, подчёркнуто наклоняя

голову и постукивая блестящим чёрным ногтем по подбородку. — Хотя она была вон там, где твои

друзья. — Она машет в их сторону. Я замираю, но она раскрывает, почему я нахожусь отдельно от

них.

113

Не хочу, чтобы остальные знали, кто я, даже если мне никогда отсюда не выбраться. Даже

если они погибнут. Не хочу смотреть, как меняются их лица, и как дружелюбие сменяется на ужас и

ненависть. И тогда бояться они будут меня, а не за меня.

Хочу, чтобы кто-то оплакивал мою смерть.

— Кстати говоря о твоих друзьях… — Она замолкает, и в её улыбке читается всё то, чего я

так боюсь. Моя кровь застывает, пульс ускоряется, а колени подкашиваются. Потоп страха

обрушивается на мою пустыню, и я понимаю, что больше не могу молчать.

— Только попробуй к ним прикоснуться… — рычу я, но я боюсь скорее не за них. И её

улыбка говорит о том, что она это знает. Безумные фантазии о том, чтобы освободиться из этой

клетки и стереть улыбку с её лица, не покидают меня. Ударить, укусить, толкнуть, разорвать, ещё раз

разорвать. Драться. Но ничего из этого я сделать не могу. Я безнадёжно нахожусь в ловушке.

Её улыбка становится шире, и она машет мне на прощание.

— Пока-пока.

Я тяжело дышу от ненависти. И страха.

Очень медленно они подходят к клетке моих друзей, насмехаясь над нами и давая нам время

подумать о том, что скоро произойдёт. Серена бросает взгляд через плечо (на меня), упиваясь моей

ненавистью, страхом и беспомощностью. Арманд произносит моё имя, но я не обращаю на него

внимания. По его тону понятно, что никакого плана у него нет, а мягкие нотки просто пытаются

меня успокоить. Абсолютно бесполезно.

Демоны нюхают воздух, одобрительно переговариваясь, и их движения становятся более

энергичными. Ищейки взволнованы запахом. Они начинают танцевать вокруг клетки и, к моему

удивлению, дотрагиваться до неё. Я смотрю на Арманда.

— Клетки тамплиеров предназначены для тамплиеров, а не демонов, — его голос напряжён.

Решётка не спасёт моих друзей. От ужаса моё дыхание становится ещё тяжелее. Я судорожно

сглатываю.

Хохочущие демоны просовывают руки между прутьев, чтобы ущипнуть, ухватить и

царапнуть. Для них это игра. Должно быть, клетка также истощает моих друзей, потому что они не

успевают, и им не удаётся увернуться от всех рук. Когти расцарапывают руку Джо, и я кричу вместе

с ней. Что-то щёлкает внутри меня, и я яростно кричу, но всё что я могу делать, так это быть частью

этой какофонии. Я закрываю глаза и падаю на колени, только чтобы снова их раздвинуть, и ползу

вперёд. Я не могу на это смотреть, но и не могу ничего сделать.

По чёрному стеклянному полу разбрызгивается кровь, и у демонов сносит голову. Они

визжат, прыгают, танцуют. Один из них хватает Хая и толкает его к решётке. Джо пытается его

спасти и попадает в ловушку. Демоны прижимают их к электрической решётке, где Хай и Джо не

могут ничего поделать и лишь корчатся и истекают кровью.

Демон со слишком яркой улыбкой берётся за ручку камеры, и та открывается. Трое демонов

проникают в маленькое пространство. Ури сражается, но это не имеет смысла.

Они вытаскивают Ури. Я перестаю дышать.

Демоны закрывают за собой дверь. Вернуть его в камеру не входит в их планы.

Они отпускают Джо и Хая, и те падают на пол, но не на долго. Они вскакивают на ноги,

бросаются вперёд и кричат, прикасаясь к решётки, и испытывая один шок за другим. Все мои шоки

спрятаны внутри. Невидимая рука ползает по моей груди, разрывая на части сердце. Оно сжимается,

как резиновая игрушка, издающая искажённые звуки протеста. Больно давит, мягко кусает,

превращая в мятую кашицу. Оно было слишком ласково и молодо, но ему не дали возможности.

Ури перестаёт сражаться и смотрит на меня. Его слишком взрослый взгляд не даёт мне

сдвинуться с места, и я замираю, когда он произносит одними губами:

— Ни о чём не жалею.

Моё сердце снова начинает болезненно биться. Покалеченное, покоробившееся, слабое

сердечко, которое будет биться ради него, ради последних минут его жизни.

— Отправь их в ад, — произношу я в ответ. Ури улыбается, а затем начинает неистово

царапаться, пинаться и драться. Демон кричит от боли и отпускает его. Тем не менее, они спускают

114

Ури с лестницы, поспешно сбегая вниз со своим маленьким призом, словно муравьи, несущие свою

ношу.

Слышать крик Ури ужасно.

Но ещё хуже, когда он замолкает навсегда.

Глава 18

Мир потускнел. Единственное, что я слышу — не стихающий шум океана. Зияющие

промежутки, где должно быть мое сердце, потемнели. Я пытаюсь просунуть ладонь в один из них, но

чувствую лишь сплошную стену.

— Меда! — шепчет голос, возвращая миру резкость. — Меда!

Я моргаю. Камера передо мной обретает четкость. Я смотрю вверх и вижу себя в отражении

потрескавшегося потолка.

— Я сказал тебе, не прикасаться к прутьям!

Это Арманд.

Я смутно припоминаю, как бросаюсь на решётку, пытаясь дотянуться до Ури. До моих ушей

доносится истошный плач. Не мой. Я не могу пошевелиться. Кое-как приподнявшись, я сажусь и

трясу головой, пытаясь избавиться от шума моря. Плачет Джо. Изогнувшись на полу камеры, она

отбивает ритм мрачной мелодии, известной только ей. Хай сдерживается. Но только сейчас я

замечаю его мертвый взгляд и застывшие дорожки слез на щеках. Джо кричит изо всех сил. Это

выводит Хая их транса. Он садится рядом с ней и пытается обнять. Джо с ненавистью отталкивает

его, от чего тот падает на пол, а сама она вскакивает на ноги.

— Тебе ещё не хватило приключений?! — кричит она.

— Джо... — Хай поднимается и подходит к ней.

Но Джо снова отталкивает, а затем и бьет его. Хай с легкостью уворачивается. Спрятав лицо в

ладонях, Джо делает пару неуверенных шагов назад. Затем она снова встречается с ним взглядом.

— Вот этого ты хотел, да?

Ее глаза наполняются горькими слезами.

— Он был ребенком! Он никогда не должен был оказаться здесь. Да и нам тут не место! —

Джо налетает на Хая, спотыкается и падает прямо в его объятья. Но даже так она не оставляет

попыток ударить его. Хай обхватывает ее руки — но не для защиты, а просто чтобы удержать.

Ярость Джо растворяется в слезах. Они ручейками текут по ее лицу, словно стремясь убежать от

яростного потока горя, наводнившего ее сердце. Я не вижу лицо Хая. Он прячет его в волосах Джо.

Его широкие плечи вздрагивают. Джо и Хай плачут в объятьях друг друга.

Я же в камере одна.

— Может быть, он еще жив... — шепчет Хай, прижимая Джо еще крепче.

— Нет, — говорит Джо. изни в ее голосе не больше, чем в теле Ури. Только сейчас она

наконец нашла в себе силы взглянуть правде в лицо.

Все верно. Ури мертв, а я вижу, как его душа, свободная от жизни, поднимается по сияющей

лестнице, свет от которой ранит мои демонические глаза. Лицо Ури медленно рассыпается, пока он

смотрит на Джо и Хая. Он делает шаг им навстречу, останавливается, наклоняет голову, словно кто-

то что-то шепчет ему на ухо, и улыбается. Перед тем как исчезнуть, подобно фейерверку, и

воспарить к Небесам, он оборачивается ко мне и небрежно машет рукой на прощание.

Сияние души Ури исчезает, а для меня наступают самые темные часы.

Когда двери снова открываются, я понимаю, что за мной пришли. Шестеро демонов совсем не

похожи на предыдущих визитёров, больше напоминавших компанию непослушных подростков. Эти

115

трусливо молчат. Джо и Хай ругают их последними словами. Но с тем же успехом на их месте могла

бы быть пара древесных лягушек, на которых никто не обращает внимания. Когда демоны подходят

к моей клетке, я готова встретить их. Во мне закипает ярость. Я рычу и шиплю, готовая к атаке.

Ненависть, которая накопилась во мне, ищет выход. Но один из главных машет рукой, и я цепенею.

Я ничего не могу сделать, пока они сковывают мне руки за спиной и вытаскивают из клетки. Как

только я оказываюсь за её пределами, демоническая сила наполняет мои вены и возвращает

способность двигаться. Но сколько я не пытаюсь избавиться от оков, у меня ничего не выходит. Я

беснуюсь, лягаюсь и кричу. Арманд встречается со мной глазами.

Сдайся — вот что говорит его взгляд. В ответ я лишь широко улыбаюсь.

Демонский эскорт вёдет меня по извивающимся лестницам. Руки демонов сжимают

предплечья, а когти впиваются в кожу. Я извиваюсь, надеясь хоть кого-нибудь сбросить с этой

лестницы. Я жажду увидеть, как череп этого бедолаги разобьется об камни. Но демоны крепко меня

держат. На вершине лестницы длинный коридор, но я понятия не имею, куда он ведёт, так он петляет

и извивается, напоминая змею. Упирающиеся в потолок арки похожи на кафедральный собор. Они

поддерживаются с помощью каменных колонн, украшенных яркими фресками. Всё вместе это

напоминает мрачную версию Сикстинской Капеллы. Факелы освещают пространство вокруг,

драматически подчеркивая одни детали, в то время как другие остаются в тени. Я не рассматриваю

фрески, но беглый взгляд то и дело выхватывает прекрасных монстров, языки пламени и корчащихся

в муках людей. Но самая необычная деталь это клыки.

Наш коридор разветвляется на несколько более мелких. Сквозь арочные проходы можно

увидеть комнаты с высокими потолками. Моя малоуважаемая охрана копошится рядом. Наши шаги

эхом отдаются от гранитного пола, как барабанная дробь — бам-да-да — перед казнью.

Мы поворачиваем в другой тоннель, который чуть поменьше остальных. Коридоры, похожие

как две капли воды, все тянутся и тянутся. Они петляют, опускаются и поднимаются, словно делая

всё возможное, чтобы запутать меня. И все же я пытаюсь запомнить их, если вдруг получится

сбежать. Наконец мы подходим к коридору, который отличается от других. Кажется, это маленькое

прямоугольное помещение высекли прямо в камне. Стены грубые и более рыхлые, и походит больше

на пещеру, нежели на коридор. Оно постоянно клонится вниз, а воздух становится прохладнее.

В самом низу обнаруживается покрытая ржавчиной металлическая дверь, в центре которой

есть небольшое окно. Один из демонов, андроген с подведёнными глазами, наряженный в строгий

костюм, извлекает из кармана металлический ключ в виде скелета и распахивает дверь. Она

сдвигается, открывая взгляду длинный каменный тоннель. Я не могу разглядеть, где он кончается.

Я начинаю вырываться еще отчаянней. Бесполезно. Их шесть, а я одна. Но я не из тех, кто

легко сдаётся. Я изгибаюсь и ударяю демонессу по носу. Ее нос хрустит, а сама она начинает

визжать. Я смеюсь. И не собираюсь останавливаться, даже если этот смех будет последним в моей

жизни. На месте демонессы появляются два других демона и вталкивают меня в тоннель. Я тяжело

приземляюсь на связанные ладони, пока демоны захлопывают и запирают дверь. И снова я под

замком.

Я шевелю рукам и понимаю, что оковы исчезли. Они просто растворились. Демоническая

магия в деле. Я вскакиваю и всем весом ударяю в дверь. Я толкаю её, как могу, но она не поддается.

Я кричу на своих сопровождающих, но они остаются бесстрастными. Я оглядываюсь в поисках

другого выхода. В конце туннеля бесконечная тьма смягчается завесой света.

У меня нет ни малейшего желания идти туда. Это явно плохая идея, но выбора мне не

оставляют.

116

Сейчас я слышу голоса. Они шепчутся, бормочут и визжат. Это толпа — не люди, а сборище

демонов — ждет именно моего появления. Что бы они ни запланировали для меня, это явно будет

публичным спектаклем.

Я стискиваю кулаки и думаю про Ури. О да, я устрою им шоу, которое они никогда не

забудут.

Я двигаюсь к завесе. С каждым шагом моя одежда исчезает. Окровавленная рубашка и

порванные джинсы сменяются пышной чёрной мантией, свисающей волнами позади меня. Как и у

всего здесь, её красота тёмная, свободная и неправильная. Шёлк, мягкий на ощупь, скользит по телу.

Металлические заклепки украшены бусинами. Сетчатый подол неровный — порванный, а не

обрезанный. Я смотрю сквозь маленькую вуаль, прикрепленную к шляпке, вроде тех, что носят на

похоронах. Её нельзя назвать неуместной, но покойники такое точно не носят. Глухой от моих

кроссовок по обсидиановому полу сменяется цоканьем каблуков. Я не спотыкаюсь. Я слишком

сильна, слишком грациозна благодаря энергии демона, наполнявшей меня. Я стала жертвенным

ягненком, приготовленным для церемонии. Но я — не ягненок, и вот почему никогда не

существовало ''жертвенного волка' . Сердце колотится. Моя темная сторона отбрасывает прочь

жертвенность и сосредотачивается на начале волка.

Я достигаю конца тоннеля и останавливаюсь. Мой Голод готов к кровавой бане, но какая-то

часть меня ещё сопротивляется. Должно быть, с той стороны последовал сигнал — я слышу, как

затихла толпа. Среди наступившего безмолвия я слышу только сердцебиение и резкое дыхание. Моё

собственное. Я думаю про Ури. Мысли о мести помогают мне успокоиться. Я умру, но они за всё

заплатят.

Занавес распахивается для последнего действия.

Свет тухнет, и толпа начинает шуметь. Они топают, кричат и свистят. Я моргаю, чтобы глаза

приспособились к темноте. Я стою на громадной сцене посреди арены. Меня окружают трибуны в

несколько ярусов. Они кишат сотнями демонов, напоминающих черно-белое море с проблесками

красного. Пол украшен замысловатым узором из чёрного, серого и белого мрамора. С дальней

стороны арены в эбонитовом троне восседает красивый мужчина, которого я видела раньше. Ему

около сорока, у него выдающийся подбородок и пышная шевелюра, как у молодого. Даже

расслабленный, он выглядит уверенно и держится как человек, который всегда получает то, что

хочет. На его висках я замечаю элегантные белые полоски, а на голове у него стальная корона,

украшенная обсидианом, которая изгибается и устремляется в потолок. Когда я подхожу, он встает и

делает шаг мне навстречу. Его чёрное шелковое одеяние колышется перед ним. Он притягивает,

ослепляет.

Я припадаю к полу и рычу. Я снесу его коронованную голову с плеч.

Он останавливается в паре фунтах от меня и разводит руки в стороны.

— Добро пожаловать домой, дочь.

Толпа безумствует.

Не совсем то, что я ожидала. Меня это застает врасплох, и я поднимаюсь. «Дочь»? Я шепчу

это слово, сама того не желая. Я разглядываю лицо мужчины. Но кроме белоснежной кожи и чёрных

демонских глаз ничего похожего на меня не нахожу. Он улыбается. Я улыбаюсь так же? Не знаю. Он

мой отец. У меня есть отец. И он убил моего друга.

Ури.

Не мой отец, просто донор спермы.

— Мы довольно долго тебя искали, — усмехается он неодобрительно.

А я непослушная девчонка, да, папочка?

117

— Как ты нашёл меня? — спрашиваю я, чтобы потянуть время. На самом деле мне плевать,

как он это сделал. Так или иначе, я здесь.

— Твоя кровь. Халь-Карим попробовал ее в ночь, когда вы встретились.

Победивший меня демон. Неужели это было всего несколько дней назад?

— Запах крови улетучился, как это бывает, и мы потеряли тебя. Пока ты не показала себя в

ДК. — Он улыбается. — Это судьба, что ты пришла сюда, пока мы можем чувствовать тебя.

Судьба или глупость.

— Ты похитил меня.

— Нет, ты не пленница. Ты — наш гость.

Он выразительно машет рукой, и толпа начинает что-то бормотать.

— Ах, да, вышло недоразумение с комнатой с решетками. Ты всех гостей устраиваешь в

подземелье?

Он хихикает.

Я такая милашка. Он приподнимает свои идеальные брови.

— А ты бы осталась в противном случае? — Нет. — Дай мне шанс всё объяснить.

— Ты убил моего друга.

Моё сердце — памятник Ури. Его имя вырезано на нём. К моему удивлению демон хмурится

и качает головой.

— Мне жаль. Я не знал, что они запланировали.

Его взгляд смягчается настолько, насколько позволяют его тёмные глаза.

— Но ты должна понять, он убил друзей тех, кто убил его. Ты знаешь, как тяжело бывает

порой не осуществить месть.

О, я знаю. Я вонзаю свои ногти в ладони.

— Они хотели прикончить твоих друзей сразу же после того, как поймали. Но я остановил их,

как только нашёл. — Он скалится. — И они наказаны.

Он не дал им убить Хая и Джо? Почему?

— Почему? Я думаю это и так понятно, Меда. Я не хочу делать тебе больно. Ты

принадлежишь нам, своей семье. Своему виду.

Я думаю про Ури. Я понимаю, что двигало демонами. Я же борюсь с этим. Меня не волнуют

другие. Мне больно, что мой друг мертв. Я понимаю их, но мне плевать. И я всё ещё злюсь.

— Нет.

— Нет, Меда? Тогда кому ты принадлежишь?

— Народу моей матери.

Но и это неправда. Я не принадлежу никому.

— Здорово познакомиться с тобой в конце концов, Модник, но ты немного опоздал.

— Меда, — он потряс головой, — я никогда не бросал тебя, я даже не знал о твоём

существовании. Его прекрасные глаза молят о понимании. — Она не сказала мне. Она просто скрыла

это от меня, когда… — его губы дрожат, — когда она получила то, что хотела. Мы нашли тебя

только около двух лет назад. С помощью дьявольской силы было уничтожено одно место, и это

заинтересовало нас. Там был твой дом, Меда. Я узнал Мэри… и тебя. И с тех пор не переставая

искал тебя.

Они искали меня в течение двух лет? Тут я наконец все понимаю. Вот, что нужно было

демонам. На какую-то долю секунды я задумываюсь, он искал меня потому, что я его дочь или

потому, что я наполовину Тамплиер?

118

А потом вспоминаю, что это не важно. Даже если бы он дал свою руку на отсечение ради

меня, в моем отношении к нему ничего не поменялось бы. Именно мама всегда была для меня

путеводной звездой. Она бы не захотела, чтобы я осталась с ним. Поэтому она годами прятала меня.

— Нет.

— Меда, ты принадлежишь нам. — Теперь его голос более строгий, словно он объясняет что-

то ребенку. — Конечно ты это знаешь. Вся твоя натура кричит об этом. Не заставляй меня

напоминать тебе.

Напоминать мне?

Внезапно я чувствую, как Голод вспыхивает внутри меня. Только однажды я чувствовала его

так остро. Он пульсирует в венах. Крокодил, снующий под кожей, превратился в дракона.

Единственное, о чём я могу думать, это зверский голод, разрывающий меня. Кожа не может

сдерживать этого, а разум не в состоянии остановить. Боль заставляет меня выгибаться. Локти не

двигаются, а колени обращаются в камень. Боль проносится по нервным окончаниям, заставляя

пылать каждый сантиметр кожи. Я бы содрала ее, если бы это помогло избавиться от боли.

Но зи-Хилу нужна была самая малость.

— Моя любимая дочь, не заставляй меня уговаривать тебя таким образом.

Огонь исчезает. Так же быстро, как затухают свечи. Я чувствую слабость и задыхаюсь, но, по