Надежда Дурака (alex) читать бесплатно онлайн полную версию книги (ч. 3)

— Смотрите в оба, — сказал Хасан, когда они перешагнули через то, что осталось от главных ворот.

— Конечно, — сказал Дрен, проверяя свое оружие. Нож за спиной был не единственным, что у него было при себе.

Они вошли через кухню — путь, который им показала Яс. Эта часть здания пострадала не так сильно: несколько окон разбились и обрушилась половина стены, но и только. Внутри было тихо. Долгожданная передышка от хаоса. Тишина — не то, что можно найти в городе, находящемся на грани краха. Было слишком много боли, слишком много того, что пыталось тебя убить.

Потом Дрен увидел тела и понял. Только мертвые наслаждаются тишиной, и пол был ими усеян. Он знал, что Яс убила их всех, чтобы вытащить его и Джакса, но видеть — это что-то другое. Должно быть, ей было тяжело, но он слышал, что ханраны пригрозили убить ее ребенка, если она откажется.

— Блядь, — сказал Спелк. Он наклонился и перевернул одну из них. Лицо женщины было искажено гримасой, на подбородке виднелись пятна засохшей рвоты. Других ран не было. — Отравлена.

— Почему Черепа это сделали? — спросила Эндж.

— Не имеет значения, — быстро сказал Дрен. — Это война. Дерьмо случается. Давай, у нас есть работа, которую нужно сделать. — Никому не нужно знать, кто это сделал. Не тогда, когда повсюду головорезы вроде Плачущих Людей, которые только и ждут повода устроить неприятности.

— Мы встретимся с вами здесь, как только заберем тела, — сказал Хасан.

— Крикните, если понадобится помощь, — сказал Дрен.

Хасан кивнул:

— Вы сделайте то же самое.

Шулка направились к камерам, оставив Дрена и его команду с мертвецами: толстой женщиной в поварской форме, тощей горничной, несколькими мойщиками посуды, даже мертвой собакой. Вероятно, это было мясо на ужин. При этой мысли в животе у Дрена заурчало. У ханранов было немного еды, но ее всегда было мало. Дрен почувствовал, что у него потекли слюнки. Но каким бы голодным он ни был, он не собирался рисковать и есть отравленную дворнягу.

Они двинулись дальше. Здесь должно было быть спрятано несколько взрывающихся шаров. Они прошли через помещение, похожее на раздевалку, судя по одежде, которая лежала тут и там, и двинулись дальше. Мимо темниц, где его держали с Джаксом и Кейном. Они проверяли все двери, которые попадались им на пути, но ничего не находили. Пол был усеян мертвыми Черепами, так что Дрен не удержался и хорошенько пнул одного из них. Это было самое меньшее, чего заслуживали ублюдки.

Затем, как раз когда он подумал, что они зря потратили время, они обнаружили узкий коридор, спрятанный за другой дверью. Он вел к короткой лестнице, и Дрен почувствовал возбуждение. Они уже были в подвале Дома Совета, так что спуститься еще на один уровень означало найти сокровище. Вопрос был только в том, какого рода.

Дрен шел впереди, Спелк и Эндж следовали за ним по пятам. Внизу лестницы была кромешная тьма, но его нога пнула фонарь.

— Выглядит многообещающе. У тебя есть огниво?

— Конечно, — сказала Эндж. — Дай сюда факел.

Факел зажегся, и мерцающий свет высветил еще несколько дверей.

— В этой мука и зерно, — сказал Спелк, открывая одну. — Хватит, чтобы прокормить полгорода.

— Вино, — сказала Эндж у следующей. — Мило.

— Даже и не думай, — сказал Дрен.

Она рассмеялась:

— В любом случае, это пойло выглядит слишком вкусным для таких, как я.

Дрен оглядел аккуратные стеллажи с бутылками и штабеля бочек:

— Не знаю. Здесь достаточно, чтобы у тебя появился хороший вкус.

— Черт, — сказал Спелк из-за соседней двери.

Дрен вскинул голову:

— Ты их нашел?

— Нет, — сказал Спелк, — но я нашел ужин. — Он вытащил нож и вошел в комнату. Дрен последовал за ним в помещение, забитое сушеным мясом. Забудь о мясе отравленных собак. Секундой позже Дрен достал свой нож и начал отрезать кусок ветчины, Эндж последовала за ним в мгновение ока. Они ели быстро, запихивая полоски мяса в рот, снова наслаждаясь вкусом еды. Дрена даже не беспокоили его ноющие десны. Дело рук Черепов не могло помешать ему ценить этот момент.

— Сходи за Хасаном, — сказал Дрен, как только они сами набили животы. — Расскажи ему, что мы нашли. — Спелк кивнул и отправился на поиски шулка.

В соседней комнате не было ни еды, ни бомб, но была другая замечательная находка. Арсенал с мечами, копьями, топорами и доспехами — доспехов хватило бы, чтобы снарядить небольшой отряд. Разум Дрена гудел от возможностей. Человек мог совершить несколько неприятных поступков, замаскировавшись под врага. Подойти вплотную и перерезать несколько глоток, прежде чем кто-либо поймет, что к чему.

— Эта заперта, — крикнула Эндж. Она была у последней двери, запертой на толстый висячий замок и цепочку.

— Я думаю, мы нашли то, что искали, — сказал Дрен.

— Нам нужны ключи.

— Или топор.

Дрен нашел идеальный в оружейной:

— Освободи место.

Эндж шагнула в сторону и достала откуда-то еще одну полоску мяса; Дрен принялся за работу. Он не стал тратить время на цепь или замок, а вместо этого принялся за дерево вокруг них. Топор с каждым взмахом вырывал куски, вгрызаясь глубоко в дверь. Щепки падали к его ногам, пока он работал.

Кровь Дрена бурлила — ему не терпелось узнать, что находится за этой дверью. Он уже предвидел хаос, который устроит. Никаких случайных взрывов. Черепам лучше быть начеку. Они будут петь песни о Дрене еще до того, как закончится эта война, в этом он был уверен.

Дверь поддалась с удовлетворительным треском. Дрен отложил топор, поднял фонарь и пнул ботинком то, что осталось от двери. Когда в комнату проник свет, Дрен ухмыльнулся. Вот они, все аккуратно разложенные на соломе: маленькие черные шары смерти.

— Чертовски мило.

— Пойди и найди несколько мешков, чтобы сложить в них бомбы, — сказал он Эндж, натягивая перчатки. Дела шли на лад.

Они уже наполнили два мешка, когда вернулся Спелк с Хасаном и остальными.

— Вы нашли Кейна? — спросил Дрен.

Хасан кивнул.

— Да. Ты нашел то, что искал? — Дрен отступил назад и позволил Хасану заглянуть в комнату. Тот присвистнул, увидев стойки с шарами. — Они могут нанести некоторый ущерб.

— Просто убедись, что ты надел перчатки, когда будешь с ними обращаться, — сказал Дрен, показывая свои руки. — От них можно заболеть, если не будешь осторожен.

Хасан кивнул:

— Ты эксперт.

— Спелк показал тебе другие комнаты? По соседству есть мясо, а в другой комнате мука и крупы. Мы могли бы накормить много людей тем, что здесь есть.

— Да, показал. Я отправил одного из парней обратно, чтобы собрать еще людей. Нам нужно перевезти все в безопасное место — туда, где мы будем все это контролировать.

— Нам понадобится очень много людей, чтобы пронести еду мимо толпы на площади. Они разорвут нас на части, если узнают, что мы везем.

— Мы отдадим им немного мяса, — сказал Хасан. — Пусть они займутся им, пока мы будем перетаскивать все остальное.

— Разумно.

Хасан покосился на него:

— К старости ты становишься серьезным?

— Что я могу сказать? Вы со стариком плохо на меня влияете.

Плечи Хасана поникли при упоминании Джакса:

— Хорошо, что ты ему нравишься. Последняя неделя была для него тяжелой.

— Некоторым из нас тоже было нелегко. — Дрен ухмыльнулся, демонстрируя пробелы в зубах и указывая на руку Хасана.

— Я знаю, но Джаксу пришлось хуже, чем остальным. Черепа здорово над ним поработали, а что касается потери Кейна...

— Старик просто измотан. Скоро он встанет на ноги и будет командовать всеми вокруг.

— Надеюсь, ты прав.

— Он сильный. Он сохранил мне жизнь в той камере. — Дрен был почти сломлен. Черепа научили его парочке вещей о боли. Он оглянулся на склад, на все бомбы. Пришло время показать им, каково это. Пришло время, когда он сам научит их парочке вещей.

Джакс

Киесун

Небольшой порез здесь. Небольшой порез там. Монсута подпевал крикам Джакса, держа в руке тонкий нож. Он разрезал грудь Джакса от одной стороны до другой. Оставляя красные линии. Некоторые неглубокие, другие глубокие. Сдирая полоски кожи здесь и отсекая куски там.

Время посмотреть, из чего ты сделан. Теперь у него был тесак, и Джакс закричал, потому что знал, что делает тесак, знал, какую боль он причинит. Тесак поднимался и опускался. Прямо в грудь Джакса, ломая кость, вскрывая его.

Ну вот, что у нас есть? Монстр протягивал руку, пока она не скрылась из виду. Глубоко в груди Джакс чувствовал, как рука движется, ищет. А, вот и оно. Джакс почувствовал, как пальцы сжимают, тянут. Он кричал, кричал и кричал, когда Монсута выдернул его сердце из дыры в груди.

— Джакс! Джакс! Все в порядке. Ты спишь. Проснись.

Он слышал голос, но не мог разобрать слов. К нему потянулись руки, но он не мог этого допустить. Его не схватят. Он нанес удар, почувствовал, как его кулак попал в цель, услышал крик боли, чей-то голос, ударил снова. Его грудь горела, но паника овладела им, придала ему сил.

Затем он открыл глаза, и Монсута исчез. Фаден лежал на полу, из носа у него текла кровь, и он в ужасе смотрел на него. С ним был Луник, он оттаскивал своего друга назад, пытаясь уберечь его. В безопасность, от Джакса.

— Милостивые Боги, прости. Я думал, что ты… Я имею в виду, я… Прости.

— Вам приснился сон, — сказал Фаден, как будто Джакс должен был знать. Но это было так реально. Его рука потянулась к груди, ожидая найти открытую рану, отсутствовавшее сердце, но это было безумием. Он знал это. Он был жив, в безопасности.

— Воды, — прохрипел он. Луник наполнил чашку, поднес ее трясущимися руками, затем сразу же отступил на несколько шагов. Так вот к чему это привело? Кем он стал? Опасность для всех?

Он пил, не торопясь, пытаясь взять себя в руки. Закончив, он поставил чашку на пол рядом со своим мечом и возблагодарил Богов за то, что всего лишь ударил рукой, вместо того чтобы схватиться за клинок:

— Где все остальные?

Фаден поднялся на ноги, вытирая нос салфеткой:

— Они пошли в Дом Совета, сэр.

Дом Совета. У Джакса перехватило дыхание. Они пошли за Кейном и Карой.

Найдут ли они там меня?

Джакс вздрогнул. Голос Монсуты. Он схватился за рукоять своего меча. Это казалось достаточно реальным. Парни увидели его движение и отступили еще на шаг.

— Генерал? Что-то не так? — Голос Фадена звучал неуверенно.

Джакс уронил меч:

— Я немного потрясен, вот и все. Мне нужно сменить обстановку, подышать свежим воздухом.

Парни обменялись взглядами.

— Вы достаточно здоровы, чтобы это сделать? — спросил Луник.

— Конечно, черт возьми, я здоров.

Характер, характер.

Джакс проигнорировал голос и воспользовался стулом, на котором сидел Дрен, чтобы подняться на ноги. К тому времени, как он закончил, он вспотел, и колени угрожали подогнуться под ним, но каким-то образом ему удалось удержаться в вертикальном положении. Он посмотрел на парней, попытался улыбнуться:

— Помогите мне спуститься вниз. Пожалуйста.

Джакс обхватил руками плечи Фадена и Луника, и они вместе вышли из комнаты. В коридоре было больше охранников, но они просто смотрели, как Джакса пронесли мимо.

Когда они вышли на улицу, ему пришлось прищуриться от солнечного света. Он провел слишком много времени в темных подвалах и темных комнатах, но его глаза постепенно привыкли. Проблема была в том, что, когда он смог видеть, он не поверил тому, что было перед ним. Парни сказали ему, что Комптон-стрит была одной из наименее поврежденных улиц, оставшихся в Киесуне, но там было только три здания, стоявших нетронутыми, и Джакс вышел из одного из них. Остальные были либо разбомблены, либо сожжены. Поперек улицы был разбросан щебень, с ним перемешались сломанные балки и битое стекло, и все было покрыто тонким белым слоем пепла, который падал с неба, как снег. В конце улицы он мог видеть воронку, где бомба разворотила половину дороги. Если это было лучшее, что мог предложить Киесун, то он с ужасом представлял, каким должно быть остальное.

Холодный воздух пощипывал его красную кожу, успокаивая и раздражая одновременно. Холодная зима по меркам Киесуна, но ничто не сравнится с северным адом. Даже лето в Гандане было хуже, чем это. По крайней мере, в Киесуне никто не замерзнет насмерть. Это было маленькое милосердие.

Джакс кивнул на груду щебня неподалеку:

— Помогите мне присесть вон там.

Парни помогли ему устроиться, а затем отступили. Он был благодарен за это. Ему нужно было побыть одному, чтобы собраться с мыслями. Пространство вокруг него помогало. Легче поверить, что он уже не в той комнате. Что Монсута больше его не мучает.

Он закрыл глаза и увидел только темноту. Он прислушался, но голос в его голове молчал. Призрак не спустился с ним по лестнице. Он почувствовал, как пепел оседает на его лице, вдохнул холодный воздух, все еще полный запаха дыма, но, во имя Богов, впервые за, казалось, целую жизнь он почувствовал себя свободным.

— Генерал.

Джакс открыл глаза и увидел Фадена:

— Я же говорил тебе не называть меня так.

Парень указал в конец улицы:

— Остальные вернулись.

Джакс обернулся и увидел небольшую группу, направлявшуюся к ним. Там были Хасан и Дрен, а также около дюжины ханранов. Они толкали перед собой две тележки, содержимое которых было прикрыто плащами. И вместе с этим исчезло всякое ощущение благополучия. Бездна вернулась, и он снова держался за дорогую жизнь кончиками пальцев.

Он поднялся на ноги и подождал, пока остальные доберутся до него.

Хасан подошел первым. «Генерал». Он положил руку на плечо Джакса и склонил голову, но взгляд Джакса был прикован только к повозкам.

— В какой из них мой сын?

Хасан подал знак одной из повозок остановиться.

— Отнесите остальное внутрь, — сказал он остальным.

Джакс увидел очертания тел под плащами. Он, шатаясь, подошел, игнорируя все предложения о помощи, и открыл их лица.

И там были они. Кейн и Кара. Они выглядели почти умиротворенными, как будто просто спали, и произнесенное шепотом слово разбудило бы их.

Во имя всех Богов, как это случилось? В этой повозке должен был быть он, а не Кейн. Кейн был в десять раз лучше, чем Джакс притворялся. Он был лучшим лидером, лучшим тактиком, лучшим солдатом, лучшим человеком. Именно благодаря Кейну Зорике удалось сбежать. Это был его план, его жертва. Джакс, с другой стороны, только подверг их всех опасности, выдав всех в камере пыток.

Он вздрогнул, когда чья-то рука коснулась его плеча.

— Мне жаль, — сказал Хасан. — Ни один родитель не должен пережить своих детей.

— Да, да, не должен, — ответил Джакс.

— Что вы хотите сделать, генерал? Может, нам занести их внутрь, чтобы вы могли попрощаться?

Джакс покачал головой:

— Мне нечего сказать его трупу, чего бы я не сказал ему в лицо, пока он был жив. Кейн знал, как я к нему отношусь. И Кара.

Хасан кивнул:

— Я попрошу кого-нибудь из парней соорудить погребальный костер.

Погребальный костер состоял из частей, собранных из рухнувших домов — сломанной двери, осколков оконной рамы, половины балки и всего остального, что могло попасть им в руки. Каким-то образом Кейну и Каре было уместно лежать на руинах города, который они любили.

Дрен ждал вместе с Джаксом.

— Тебе не обязательно оставаться, — сказал Джакс.

— Я останусь, — ответил мальчик. — Он был храбрым человеком.

— Да. Лучшим.

— Мы готовы, — крикнул Хасан.

Джакс кивнул и направился к погребальному костру, а Хасан поднял зажженный факел.

— Мы собрались здесь, чтобы попрощаться с двумя нашими лучшими, — сказал Хасан. — Для меня была большая честь служить вместе с Кейном и Карой — и называть их своими друзьями. Они были настоящими Шулка и задавали стандарты для всех нас.

По толпе пробежал одобрительный шепот.

— В ближайшие несколько дней по всему городу будет еще много таких костров, и еще больше после этого. Их не должно было быть, но мы на войне, а войне все равно, кто живет, а кто умирает, главное, чтобы мы выстояли и сражались, когда придет время.

Джакс наблюдал, зная, что это он должен был говорить, отдавая дань уважения их погибшим, но он не мог лгать им, не мог притворяться тем, кем они все еще его считали.

— Нам не все равно, — продолжил Хасан. — Мы должны позаботиться о том, чтобы больше ни сыновья, ни дочери не были отданы на попечение Синь.

Одобрительный шепот стал громче. Раздался удар меча о щит. Бум.

— Шулка дают клятву, когда мы берем в руки наши мечи и копья. Обещание пожертвовать своими жизнями, чтобы другие могли жить. Кейн сдержал это обещание. Кара сдержала это обещание.

Еще больше стали ударило о сталь. Бум. Бум.

— Теперь наш долг сдержать это обещание. Наш долг продолжить борьбу. — Голос Хасана был почти ревущим. — Мы восстановим этот город, укрепим его оборону и научим сражаться любого, кто может держать меч. Когда Черепа вернутся, они не застанут нас врасплох, как в ту ночь. Они не найдут руин, ожидающих, когда их сравняют с землей, и население, готовое умереть. Они встретят армию, которая лучше их во всех отношениях. Они встретятся с ханранами и умрут.

Остальные закричали в знак одобрения и вскинули мечи в воздух. Бум. Бум. Бум. Бум. Бум. Бум. Это была музыка воинов, и она заставила Джакса заплакать. Его сын заслужил это, но не он сам.

Хасан поднял руку, призывая к тишине:

— Прежде чем мы попрощаемся с нашими павшими, присоединяйтесь ко мне в молитве. Присоединяйтесь ко мне в священной клятве, чтобы все мы здесь могли подтвердить свою приверженность делу и вспомнить, за что мы сражаемся. Раньше мы держали эти слова в секрете, но больше нет. Они принадлежат тем, кто противостоит Эгрилу. Они принадлежат всем нам — ханранам.

— Мы — мертвые, которые служат всем живым. Мы — мертвые, которые сражаются. Мы — мертвые, которые охраняют завтрашний день. Мы — мертвые, которые защищают нашу землю, нашего монарха, наш клан. — С каждым словом остальные присоединялись к нему, пока их голоса эхом не разнеслись по улице.

— Мы — мертвые, которые стоят в свете. Мы — мертвые, которые смотрят в лицо ночи. Мы — мертвые, которых боится зло. Мы — Шулка, и мы — мертвые.

Джакс слушал слова, которые когда-то так много значили для него, и не чувствовал... ничего. Они были всего лишь каплями дождя в бездне. Пепел на ветру.

— Мы — мертвые. Мы — мертвые. Мы — мертвые. Мы — мертвые. Мы — Шулка, и мы — мертвые. — Хасан бросил факел в погребальный костер.

Песнопение продолжалось, пока огонь перебегал с ветки на полено, а затем на тележку.

Мы — мертвые. Мы — мертвые. Мы — мертвые. Мы — мертвые. Мы — Шулка, и мы — мертвые.

Сталь ударила о сталь, разжигая огонь. Пламя охватило плащи, которыми были укрыты Кейн и Кара, а затем и сами тела.

Джакс заставил себя смотреть. Он остался на ногах, хотя ноги дрожали и грозили подкоситься. Он позволил слезам без стеснения стекать по лицу. Кейн заслужил слезы своего отца. Кара тоже. Он смотрел на огонь и слушал стук мечей о щиты. Это было прощание воина, достойный конец для лучшего из них. Как бы ему хотелось, чтобы там лежал он, а не его сын, его прекрасный сын.

Огонь поглотил мертвых, скрыв их из виду. Джакс чувствовал запах горящей плоти и наблюдал, как дым стелется по городу, унося их души к Синь.

— Да благословят боги вас обоих, — прошептал он ветру.

Остальные разошлись, когда погребальный костер догорел, оставив Джакса, Хасана и Дрена наблюдать за огнем.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Хасан.

— Хорошо. Намного лучше, — сказал Джакс. Он кивнул на погребальный костер. — Мне это было нужно. Мне нужно было попрощаться.

— С каждым днем будет становиться все лучше.

Джакс вздрогнул, ожидая реплику от Монсуты, но по-прежнему стояла тишина:

— Надеюсь.

— Так и будет. Поверь мне. — Хасан одарил Джакса той жалостливой улыбкой, которую он ненавидел.

— Если ты не расскажешь ему о плане, это сделаю я, — сказал Дрен.

Джакс поднял глаза:

— План?

— Мы собираемся покончить с Черепами сегодня ночью, — сказал Дрен, потирая руки. — Покончить с ними раз и навсегда.

— Мы нашли доспехи в Доме Совета и комнату, полную бомб. Мы принесли немного обратно вместе с едой, — объяснил Хасан.

Дрен чуть не подпрыгивал на ногах от возбуждения:

— Да. Мы собираемся нарядиться Черепами, войти прямо в их лагерь и бабах. Мы разнесем их к чертовой матери.

Джакс пристально посмотрел на него:

— Твои планы не сильно меняются.

Дрен ухмыльнулся:

— Что я могу сказать? Если это работает, то работает.

— Нам нужно, чтобы он открыл дверь, — сказал Хасан. — Я буду там с остальной командой, мы будем готовы сражаться изо всех сил, со сталью в руках.

— Ты уверен, что не хочешь дождаться подкрепления? — спросил Джакс.

— Это просто даст им время освоиться, — сказал Дрен. — Мы заполучим их сейчас, и Киесун наш.

Сражение. Может быть, это было то, что нужно Джаксу. Снова выстоять против врага с мечом в руке. Убить эгрилов. Раньше у него это хорошо получалось. Может быть, это был способ компенсировать то зло, которое он совершил?

— Это хороший план. Правильный поступок.

Хасан улыбнулся:

— Я рад, что ты так на это смотришь.

— Я пойду с вами.

И Дрен, и Хасан уставились на него, как на сумасшедшего. Может, так оно и было.

— Тебе лучше остаться и отдохнуть, — сказал Хасан. — Ты через многое прошел.

Джакс покачал головой.

— Я достаточно сидел, сложа руки. — Он поднял проклятую руку, которую Монсута отрастил заново. — Теперь у меня снова есть рука для меча. Пришло время пустить ее в ход.

На лице Хасана снова промелькнула жалость:

— Генерал...

— Что? — Джакс огрызнулся в ответ. — Ты мне не доверяешь? Я здесь пленник или предводитель Ханран?

Хасан взглянул на Дрена:

— Почему бы тебе не пойти и не проверить остальных, а потом найти какую-нибудь броню, которая подойдет твоему тощему телу?

— Хорошо, — сказал Дрен. — Я собираюсь налить себе немного того вина, которое мы нашли. Увидимся позже, Джакс. — Он помолчал и улыбнулся. — Думаю, тебе стоит пойти. Убивая Черепа, я всегда чувствую себя лучше.

— Спасибо, — сказал Джакс.

Они оба смотрели, как уходит Дрен, а потом остались только вдвоем.

— Сколько ночей мы просидели у костра, а? — сказал Хасан.

— Слишком много.

— Ты помнишь тот раз, когда мы преследовали налетчиков через горы Селто?

Джакс кивнул.

— Той ночью Гринер нашел немного грибов и бросил их в кастрюлю, чтобы придать немного вкуса ужину. Помнишь?

— Галлюциногенные грибы?

Хасан рассмеялся:

— Клянусь Богами, в какой-то момент я подумал, что на нас напали гигантские поганки.

— Тебе повезло. Я летал на ковре-самолете, который продолжал сжиматься подо мной.

— Я уверен, что он сделал это, чтобы снова перестать готовить.

— Ему не стоило беспокоиться. Он не смог бы ничего приготовить даже для того, чтобы спасти свою жизнь — и все, что ему нужно было сделать, это попросить, и любой был бы рад занять его место.

— Я скучаю по этому гигантскому ублюдку, — сказал Хасан, когда смех затих.

— Я скучаю по ним всем, — сказал Джакс.

— С тобой все будет в порядке, босс?

— Я уже чувствую себя лучше. Сильнее.

— Я серьезно. Мне нужно знать. Если ты пойдешь с нами, я никого не смогу выделить, чтобы присмотреть за тобой.

— За мной не нужно присматривать. — Джакс пытался сдержать свой гнев. Во имя Четырех Богов, даже его самый близкий друг сомневался в нем. Он не мог этого допустить. — Вот увидишь.

Хасан хотел что-то сказать, но остановился. Он посмотрел вверх и вниз по улице. Улыбнулся Джаксу:

— Хорошо, что ты с нами, генерал. А теперь иди и немного отдохни — мы выходим через два часа.

Джакс наблюдал, как Хасан бредет обратно к конспиративной квартире. Он бы последовал за ним, но ноги дрожали, и он не был уверен, что сможет сделать это, не упав. Вступать в бой было безумием. Он был недостаточно силен. Но какой у него был выбор?

Возможно, меч Эгрила преуспеет там, где потерпел неудачу Монсута, и избавит его от страданий. Милостивые боги, он надеялся на это. Смерть была бы его спасением от этого безумия.

Монсута хихикнул ему в ухо. О нет. Я не позволю этому случиться. У меня есть на тебя планы.

Яс

Киесун

— Тебе повезло, что ты не болтаешься на конце веревки, как та бедная девочка, — сказала Ма. Они были в комнатах, которые Кастер нашел для них, где-то в Токстене. И Ма, будучи Ма, давала Яс точно знать, что она думает по этому поводу. — Связаться с Плачущими Людьми? Когда ты, черт возьми, научишься? Не вмешивайся в то, что тебя не касается.

— Я не такая, как ты, — сказала Яс. — Если мы все будем просто стоять в стороне и ничего не предпринимать, то Черепа будут здесь всегда, и ни у кого из нас не будет никакой достойной жизни.

— Лучше быть живым, чем мертвым, — отрезала Ма. — Сколько людей стали трупами из-за того, что ты связалась с ханранами, а? Сколько?

Яс не ответила. Она не хотела думать об этом. Триста человек были отравлены ее собственной рукой. Один охранник получил мясной тесак в череп. Убила ли она кого-нибудь еще? Милостивые Боги, она понятия не имела:

— Я сделала все это, чтобы спасти тебя и Ро.

Ма посмотрела на нее, недовольная таким ответом:

— Только потому, что, в первую очередь, ты подвергла нас опасности. Их кровь на твоих руках, юная леди. Ты спровоцировала все это своим вмешательством. Надеюсь, ты сможешь с этим жить.

Яс почувствовала, как ее сердце разлетелось на тысячу осколков:

— Ма. Я просто пыталась поступить правильно…

— Да? Ну, то, что осталось от города, находится в дерьме, потому что ты «поступала правильно». — Ма отмахнулась от нее и повернулась спиной. — Ты мне не дочь.

— Ма, я... — Яс не знала, что сказать. Ма была права. Права во всем. Это был выбор Яс — связаться с ханранами. Каждое принятое ею решение подводило ее все ближе к этой катастрофе.

Она взглянула на Ма, которая сидела на кровати спиной к Яс. Она знала, что должна что-то сказать, чтобы все исправить, но какие слова могли сотворить такую магию? Расстояние между ними составляло всего несколько ярдов, но с таким же успехом Ма могла находиться на другом конце света. Так что Яс осталась там, где была, на жестком стуле в чужой комнате, и в глубине ее сознания крутилась мысль, что, может быть, было бы лучше, если бы в ту ночь, когда пришел Эгрил, умерла она, а не ее муж.

Она смотрела, как солнце движется по небу, и слушала, как Ма играет с Малышом Ро. Снаружи было тихо. Мертвая тишина. На улицах никого не было. Было легко поверить, что они трое были последними, кто остался в городе, а Киесун стал городом-призраком. Тени протянулись по крышам. День почти прошел. Они пережили еще один день. Еще одна отметка. К этому ли она стремилась?

— Яс! — Ма выкрикнула это слово, оттаскивая ее назад. — Яс. Что с тобой такое?

— Что еще? — Без сомнения, новые чертовы жалобы. Она просто так устала. Устала от всего этого.

— Ро голоден. Я пыталась тебе сказать. Ему нужно поесть.

Потребовалось мгновение, чтобы до нее дошли слова, как будто ей пришлось переводить с иностранного языка. Затем она посмотрела на лицо Малыша Ро, увидела его трясущиеся губы и слезы. Она протянула к нему руки:

— Иди сюда, малыш.

Ро только крепче прижалась к Ма и заплакал громче. Даже он ее не хотел.

— Когда должен вернуться Кастер? — спросила Ма. — Я думала, он пошел за едой, да?

Яс посмотрела на дверь, как будто это могло заставить Шулка появиться:

— Да. За едой. До наступления темноты, сказал он. — Но солнце уже садилось, а Шулка не вернулся.

— Нам нужна еда, Яс.

Яс встала:

— Хорошо. Я что-нибудь найду. Спрошу у соседей, может у них есть что-нибудь лишнее. Что-нибудь для Ро. — Она могла это сделать. Принести немного еды. Даже если это будет всего несколько кусочков. — Запри за мной.

Она ушла прежде, чем Ма успела ответить. В коридоре она поняла, что у нее нет с собой оружия, и чуть было не вернулась за ножом. Ей казалось неправильным быть безоружной, но она собиралась всего лишь поговорить со своими соседями. Джианами. Она нравится людям. Врагов, о которых стоило бы беспокоиться, не было.

Ее квартирка была на верхнем этаже, поэтому она спустилась по лестнице этажом ниже, остановилась перед дверью и постучала. Ответа не последовало. Она постучала снова.

— Кто там? — Мужской голос.

— Меня зовут Яс. Сверху.

— Семья, которая там жила, мертва, — ответил мужчина.

— Я знаю, — сказала Яс. — Некоторые друзья разрешили мне там остановиться.

— Чего ты хочешь?

Яс прислонилась головой к закрытой двери. Она так устала:

— Мой сын. Ему еще нет двух. Я хотела узнать, не могли бы вы дать ему что-нибудь поесть. И, может быть, стакан воды.

— У меня ничего нет.

— Пожалуйста. Мне много не нужно. Просто что-нибудь, чтобы успокоить его желудок.

— Я ничем не могу тебе помочь.

Яс повернулась и направилась на первый этаж. Ей приходилось концентрироваться на каждом шаге за раз. Казалось, что она идет сквозь туман. Туман, из которого не было выхода.

Она постучала в дверь. Услышала какое-то шарканье.

— Кто там?

Яс вздохнула:

— Меня зовут Яс. Моя семья живет наверху.

Дверь приоткрылась, и кто-то выглянул наружу. После минутного колебания дверь открылась.

Яс отшатнулась, схватившись за грудь. Ей хотелось, чтобы ее стошнило. Перед ней стояла Арга — но Арга была мертва. Кому, как не Яс это знать — она сама убила Аргу. В Доме Совета. Арга была ее коллегой, ее другом — и Яс отравила ее вместе со всеми остальными.

И все же Арга улыбнулась:

— С тобой все в порядке?

— Арга? — Она заговорила прежде, чем смогла остановить себя.

Улыбка исчезла:

— Ты знаешь мою сестру?

Значит, это не призрак, посланный ее преследовать. Яс отметила, что женщина использовала настоящее время – «ты знаешь мою сестру», а не «знала».

— Да, — ответила она.

— Входи, — сказала женщина и отступила назад, чтобы дать Яс пройти.

Это была простая комната, стол и стулья, кровать в углу, маленькая кухня. Женщина предложила Яс стул.

— Я не видела Аргу несколько дней. И ее семью. Их дом сгорел в огне. — Женщина посмотрела из своего окна на развалины. — Я искала их повсюду, расспрашивала всех. Я надеялась, что они были с другими бездомными на площади, но никто их не видел.

— Я была на площади со своей семьей, — сказала Яс тихим голосом. — Ее там не было. — Милостивые Боги. У Арги было трое детей. Трое детей ждали ее дома. В доме, который превратился в дым. Еще несколько потерянных жизней. На ее совести еще больше жизней.

Женщина сжала ее руку:

— Но ты не осталась на площади?

Яс покачала головой:

— Мы в комнатах наверху лестницы. Нам помог друг.

— Спасибо Четырем Богам за маленькие милости. — Женщина вытерла слезу с глаза. — Извини, я схожу с ума. Меня зовут Рена. — Она протянула руку.

Яс пожала ее. «Яс». Женщина, убившая Аргу.

— Что я могу для тебя сделать?

Яс смотрела куда угодно, только не на Рену:

— Мой мальчик не ел несколько дней, и у нас нет еды. Друг должен был принести что-нибудь, но с тех пор мы его не видели. Я не забочусь о себе, но, надеялась, у тебя найдется что-нибудь для моего сына.

— Неудивительно, что ты постучала в мою дверь, — сказала Рена, вставая. — У меня есть немного еды. Я хранила ее для Арги и ее детей, но... что ж… этого надолго не хватит. Нет смысла тратить еду впустую.

Она взяла маленькую корзинку и направилась к столу у камина. Она взяла оттуда и положила в корзинку немного хлеба, несколько картофелин и капусту, а затем недопитую бутылку воды.

Яс поднялась на ноги, чувствуя слабость. Она должна была сказать Рене правду, рассказать ей, что случилось с Аргой, рассказать ей, что она сделала, но у нее не хватило смелости. Как объяснить нечто подобное? Они собирались убить моего сына, поэтому я убила триста человек, включая твою сестру. Нет. Она не смогла. Не сейчас. Может быть, когда-нибудь, но не сейчас.

Она все равно взяла еду. Малышу Ро нужно поесть. Она сможет искупить свои грехи позже.

— Спасибо тебе. Я... — Слова застряли у Яс в горле. — Да позаботятся о тебе Четыре Бога.

— И о тебе и твоих близких, — ответила Рена.

Яс вышла и снова начала подниматься по лестнице. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой.

Вернувшись в свои комнаты, она отдала еду и смотрела, как едят Ма и Малыш Ро. У нее самой не было аппетита — из-за каменного комка в животе.

Ма была права — слишком много людей погибло из-за нее, но в Киесуне были еще тысячи людей, которые нуждались в пище и крове. Борьба с Черепами, возможно, была пустой тратой времени, но она могла помочь позаботиться о соседях. Наверняка есть способ все исправить.

Дрен

Киесун

— Ты уверен, что это сработает? — прошептала Эндж.

Дрен пожал плечами:

— Есть только один способ выяснить.

Спелк вручил ему шлем-Череп:

— У тебя яйца побольше, чем у меня.

— У кого нет? — Это была лучшая шутка, на которую только был способен Дрен. Он чувствовал себя не в своей тарелке, стоя в полной броне Черепа. Броня была тяжелой и неудобной и примерно на десять размеров больше, чем нужно. Скорее всего, он споткнется о собственные ноги, не пройдя и десяти ярдов. Висевшая у него на бедре сумка с шестью шарами тоже не слишком помогала его нервам.

— А вот и они, — сказал Гаро.

Все нырнули за разрушенную стену. Они были на краю ничейной земли, участка городских улиц, который отделял часть города Черепов от остальной части Киесуна. В двухстах ярдах от них находились баррикады Черепов, а за ними — база Черепов. Цель Дрена.

Все, что ему нужно было сделать — войти туда и ее взорвать. Ничего особенного… Он старался не думать о том, что все может пойти не так, или о том, что они сделают с ним, если поймают. У него все еще были порезы, синяки и выбитые зубы, которые напоминали ему о последнем случае, когда это случилось. Он не был напуган, но было бы глупо не нервничать.

Он надел шлем-Череп на голову. Маска прилипла к его лицу, словно хотела остаться там навсегда, и ему пришлось бороться с желанием сорвать ее. Как эти ублюдки могли что-то видеть сквозь эти чертовы штуки, было выше его понимания, не говоря уже о том, чтобы дышать. Это казалось неправильным. Совсем.

И першение в горле вернулось. Он думал, что избавился от него. После нескольких часов сна ему стало лучше, но оно все еще было там. Он хотел кашлянуть, но знал, что не сможет. Не было смысла прятаться, если он выдаст их всех, разорвав себе легкие. Он попытался не обращать на это внимания и сосредоточился на патруле Черепов, который медленно пробирался сквозь завалы на обратном пути к базе. Это была его цель. Ему надо забыть обо всем остальном. Все должно получиться хорошо.

Пока Черепа контролировали северный квартал, они контролировали дорогу в Киесун и из него. Они могли получать пополнения и усиливаться, и Ханран ничего не мог с этим поделать. До сих пор.

— Не облажайтесь, — прошептал Дрен Спелку и Эндж и получил ухмылки в ответ. Черепа приблизились, поэтому его команда пригнулась еще ниже, наблюдая за врагом через дыры в стене. Он надеялся, что на другой стороне дороги ханраны делают то же самое. У них будет только один шанс, и он не хотел, чтобы какой-нибудь чересчур усердный идиот все испортил. В конце концов, убийство совершал только терпеливый человек.

Затем он заметил, что Черепа были грязными, их белая броня была заляпана грязью и кровью, кое-где отсутствовали куски или стояли заплаты хрен знает из чего. Они выглядели так, словно участвовали в войне.

А его собственная броня, блядь, блестела так, словно ее достали прямо со склада — что так и было. Черепа сразу бы поняли, что он фальшивка. Он сгреб грязь со своих ног и начал растирать ее по себе, пытаясь поцарапать и испачкать металл. Однако у него оставалось совсем немного времени. Совсем немного. Черепа были чертовски близко.

Эндж, должно быть, смекнула, что он делает, потому что он почувствовал, как еще больше грязи втирается ему в спину. Она была умна, эта девица. Он надеялся, что достаточно умна.

Он поднял руку, давая ей знак остановиться. Черепа были слишком близко. Настало время тишины. Дрен заглянул в щель в стене, затаил дыхание, пересчитал каждого, когда они проходили мимо. Он мог бы дотронуться до них, если бы захотел. Он ухмыльнулся. План должен сработать.

Десятый человек прошел. Пора.

Мгновение спустя Ханран атаковал. Сверху полетели стрелы, и два Черепа упали. Затем остальные выскочили из своих укрытий и бросились в атаку с мечами наготове. Их крики эхом отразились от разрушенных стен, под стать Черепам, готовящимся дать отпор.

Спелк попытался двинуться, но Дрен удержал его:

— Ждем...

Две стороны врезались друг в друга, и меч Шулка встретился с скимитаром Черепа.

— Сейчас. — Дрен и остальные двинулись как один. Они вышли на дорогу. Гаро и Спелк схватили упавшего Черепа и оттащили его тело с глаз долой. Дрен начал драться с Эндж и Хиксом. Они загнали его в основную группу, отбивая его меч своим, производя много шума. Он врезался в Череп, и мужчина повернулся, наполовину готовый убить его, прежде чем узнал доспехи и переключил свое внимание на остальных. Для его команды это был знак бежать, и они смылись. Ханраны свалили секундой позже, оставив Черепов стоять спинами друг к другу, с тяжелыми мечами в руках, с нехваткой воздуха в легких и Дреном посреди них.

Один из них что-то сказал. Хрен знает что, потому что Дрен не понимал языка, но все остальные бросились бежать, и он догадался, что это был приказ убегать. Неплохой совет, учитывая все обстоятельства.

Он следовал сзади, не отставая, стараясь не улыбаться. Черепа двигались быстро. Стремясь попасть домой. Стремясь быть в безопасности.

Впереди были баррикады, на которых стояло еще больше Черепов. Дрен видел, как покачиваются их шлемы, отражая свет факелов. Их было человек тридцать, а может, и больше, они хорошо окопались и ожидали неприятностей. Как и должны были.

Баррикады находились уже в десяти ярдах от них, когда чей-то голос выкрикнул вызов. Патруль остановился, и кто-то крикнул в ответ. Пароль. Правильный пароль, потому что в них не полетели ни копья, ни стрелы. Никто не умер.

Еще несколько слов. Разрешение приблизиться, потому что патруль двинулся дальше, преодолевая последние несколько ярдов через разрушенные здания и обвалившиеся стены. Мимо баррикад. Возвращаются домой, почти целые и невредимые.

Шлемы повернулись, наблюдая, как они входят, а затем тела обмякли от разочарования. Патруль был с пустыми руками. Они не нашли того, что искали. Возможно, их послали за едой, но они ничего не нашли. Возможно, все ублюдки умирали с голоду. Возможно все, чего им следовало ожидать, — это рагу из крыс или жареной собаки. Мысль об этом заставила Дрена снова улыбнуться. Пусть приучают свой живот к местной кухне.

Черепа, вероятно, подумали, что Кейдж их кинул. Еще через пять минут они узнают, что он действительно это сделал. Гребаный Кейдж. Дерьмовый Бог. У Дрена не было времени на всю эту религиозную чушь.

Они миновали импровизированную кухню, но готовили там немного. Кто-то у одного из костров обменялся парой слов с Черепом из патруля, и оттуда донеслось множество звуков, похожих на ругательства, с обоих сторон.

Патруль, пошатываясь, продвигался вперед, пока не наткнулся на склад на том, что могло быть Истон-стрит. Бо́льшая часть здания выглядела так, словно оно избежало пожаров, потому что у него все еще были все стены и бо́льшая часть крыши. Черепа стояли на страже по обе стороны от главных дверей, но никто не окликнул патруль, когда они вошли внутрь.

Россыпь огней осветила внутреннюю часть склада, показывая, что, должно быть, это были оставшиеся силы Эгрила. Повсюду были Черепа, разговаривающие, спящие, точащие оружие, готовящие хрен знает что, бросающие кости.

Патруль начал расходиться. Кто-то что-то сказал Дрену, и он хмыкнул, надеясь, что это был достаточно хороший ответ. Оказалось, что это было не так, потому что мужчина повторил это, на этот раз громче и немного раздраженно. Дрен помахал в ответ и направился в дальний конец склада, где было меньше костров и глаз, за которыми можно было наблюдать. Конечно, гребаный Череп, который хотел поболтать, не оставил это без внимания и последовал за ним, скуля в спину Дрену.

Ему ничего не оставалось, как продолжать идти и надеяться, что никто больше не проявит интереса. Справа была дверь, в которую Дрен нырнул, немедленно отпрянув от запаха. Грязные ублюдки использовали ее как латрину. Болтун все еще висел у него на хвосте, поэтому Дрен отступил в сторону, давая ему возможность тоже войти. В комнате, возможно, воняло, но было темно, и поблизости не было другого ублюдка-Черепа, который мог бы увидеть, что произойдет дальше.

Хрен знает, из-за чего этот Череп развонялся, но он подошел к Дрену вплотную, что-то крикнул и ткнул пальцем в нагрудную пластину Дрена.

Дрен посмотрел вниз, туда, куда его ткнули, затем снова на Череп:

— Это, блядь, грубо.

Ублюдок не ожидал услышать джиан и сделал шаг назад. Не имело значения. Дрен двинулся вместе с ним, но на этот раз у него в руке был нож, и он достал ублюдка как следует. Закинул руку ему за голову, чтобы он больше не двигался, а затем воткнул лезвие под подбородок и в мозг. Это заставило того замолчать.

Дрен опустил его на землю. Ублюдок получил по заслугам. Что это за парень, который идет за другим мужчиной в гребаный туалет, чтобы устроить скандал?

Череп решил еще одну проблему — откуда Дрену взять кровь. Он был готов порезать себе руку, но у мертвого дурака ее было более чем достаточно.

Он стянул перчатку с левой руки, хорошенько промочил пальцами рану на Черепе, открыл мешок на бедре и очень осторожно вытащил шар правой рукой в перчатке. Его все еще поражало, что нечто такое маленькое могло причинить такой большой вред.

Спрятав его, Дрен вернулся в главную комнату и огляделся. Основная группа солдат была справа от него. Возможно, сотня Черепов, если ему повезет. Он мазнул окровавленными пальцами по шару, и тот немедленно начал светиться. Может быть, однажды он узнает, как они на самом деле работают. Впрочем, это не имело особого значения. Они делали свое дело.

Дрен метнул шар прямо в сердце Черепов и нырнул обратно в сортир, радуясь, что между ним и…

Мир взорвался.

Дрен должен был уже привыкнуть к этому. Он взорвал достаточно людей и мест, но каждый раз взрыв потрясал его до глубины души. Запертый внутри склада, взрыв прозвучал в тысячу раз хуже, чем любой другой, который он знал. Даже за стеной и в шлеме у него звенело в ушах от ярости происходящего. Тем не менее, останавливаться было некогда.

Он взял другой шар, натер его кровью и тоже швырнул в главную комнату. На этот раз он выпрыгнул через окно на улицу до того, как тот взорвался. Он успел пробежать всего три фута, когда взрывная волна выбила стену склада. Камни и кирпичи полетели во все стороны, и пламя взметнулось в ночь.

Он двинулся дальше, направляясь к баррикадам, когда Черепа промчались мимо него к складу, думая, что именно оттуда идет атака. Кто-то схватил его, выкрикивая какую-то тарабарщину. В ушах у Дрена все еще звенело, так что он не смог бы расслышать ни слова, даже если бы понимал язык. Он просто указал туда, откуда пришел, и Череп исчез, оставив его в покое.

На баррикадах все было более контролируемо. Они были потрясены, это точно, но маски-Черепа некоторых офицеров смотрели вперед, готовые к тому, что Ханран сделает свой ход. Никто даже не заметил Дрена, а если и заметил, то увидел одного из своих. Они не видели бомбу в его руке, не видели, как он размазал кровь по ее поверхности и бросил ее в их гущу. И на этом все закончилось. Они отправились в Великую Тьму или куда там, как они думали, они направлялись. В объятия Кейджа, и скатертью дорога.

Когда пыль улеглась, ханраны бросились в атаку. Их было добрых две сотни. Все солдаты Джакса жаждали хоть какой-то мести. Они слишком долго терпели, когда им надирали задницы, и были полны радости отплатить тем же. Дрен всматривался в лица, пытаясь разглядеть Джакса. Если и был кто-то, кто нуждался в мести, так это старик.

Черепа, уже сбитые с толку и поколебленные, не понимали, что их поразило. Ханраны врезались в их ряды, воя и ревя, размахивая мечами, метая копья.

Дрен отскочил в сторону и чертовски быстро стянул с себя шлем. Следующим он избавился от брони. Последнее, что ему было нужно, — получить пинок под зад от своих же, и, судя по безумным от битвы глазам ханранов, это было вполне возможно.

Дрен вынужден был признать, что было приятно наблюдать, как убивают ублюдков. Некоторые даже пытались бежать, но ханраны настигали их прежде, чем те успевали отойти слишком далеко, с радостью ударяя в спину, если это было необходимо.

Затем он заметил Джакса, и улыбка исчезла с его лица.

Старик был в центре бойни, но его меч был направлен в землю, как будто он был слишком тяжел, чтобы держать его, не говоря уже о том, чтобы использовать. Вместо этого Джакс, шатаясь, переходил от одного Черепа к другому, что-то крича, и — чертов дурак — у него был такой вид, словно он приказывал им себя убить. Чистая удача сохраняла ему жизнь. Череп замахнулся на него скимитаром, но какой-то ханран встал у него на пути, заблокировал удар и убил эгрила. Джакс с воем повернулся и направился к другому Черепу, обнажая горло и умоляя, чтобы его убили.

Дрен бросился к нему, на бегу выхватывая свой собственный меч. Он плечом протиснулся мимо Черепа, который, пошатываясь, встал у него на пути, рубанул другого, который подобрался слишком близко, все это время не сводя глаз с Джакса, молясь, чтобы старик остался жив.

Он пролетел мимо Эндж и Спелка, наносящих удары офицеру Эгрила спереди и сзади, не хуже любого Шулка. Один из них что-то крикнул на бегу, но он не расслышал, что именно. Череп стоял между Дреном и Джаксом, ублюдок хотел покончить со стариком раз и навсегда. Дрен не мог этого допустить.

Он аж закричал от ненависти и прыгнул на Черепа, обхватив его ногами за талию. Дрен схватил пальцами подбородок мужчины и дернул его голову назад, обнажая горло. Может, Дрен и не был опытным фехтовальщиком, но он знал, как провести клинком по трахее Черепа, вскрывая ее как следует. Хлынула кровь, окатив Джакса, который уставился на них широко раскрытыми безумными глазами.

Дрен спрыгнул с Черепа, когда тот упал на землю, и поймал Джакса за секунду до того, как тот последовал за ним. Старик выронил меч и рухнул в объятия Дрена. Дрен обнял его, не зная, что сказать, и слушал, как Джакс всхлипывает ему в плечо.

Они стояли там, пока вокруг них затихала битва и последние Черепа не были пронзены мечом. Затем все закончилось — ханраны победили.

Раздались радостные возгласы. Окровавленные руки подняли пропитанные кровью мечи. Киесун принадлежал им. И Джакс все еще плакал в объятиях Дрена.

Эндж и Спелк приблизились, но Дрен покачал головой, прогоняя их. Эндж задержалась на секунду, не сводя с него глаз, а затем кивнула в ответ, что, казалось, сказало больше, чем следовало. Это заставило его почувствовать себя хорошо.

Она направилась вслед за Спелком, когда приблизился Хасан. Кровь залила его лицо, но не скрыла беспокойство в его глазах:

— Джакс ранен?

— Нет, хотя пытался, — сказал Дрен.

— Джакс, — сказал Хасан, кладя руку мужчине на плечо. — Это я. С тобой все в порядке?

Тогда Джакс поднял голову, заплаканную и окровавленную, и Дрен никогда раньше не видел такого отчаяния в глазах мужчины:

— Почему я не могу умереть?

— Джакс. Ты не хочешь этого делать, — сказал Хасан, забирая своего друга из рук Дрена. — Не сейчас. Не после всего, через что прошли мы — через что прошел ты. Не сейчас, когда мы побеждаем.

— Мы никогда не победим, — всхлипнул Джакс. — Монсута не позволит нам. Он даже не позволяет мне умереть.

Хасан взглянул на Дрена:

— Монсута мертв, Джакс. Ты его убил.

— Ты отрубил его чертову голову, — сказал Дрен.

— Нет! — закричал Джакс. — Он жив. Я его слышу. Он разговаривает со мной. Смеется надо мной. — Он оттолкнулся от Хасана. — Это все трюк. Он играет со мной в свои игры.

Хасан поднял обе руки:

— Переведи дух, Джакс. Его здесь нет. Он мертв, обещаю тебе. Ты в безопасности. Тебе просто нужен отдых.

— В безопасности? — Джакс огляделся, увидел Черепа, лежащие мертвыми на земле, затем вернулся к Дрену и Хасану. — Только мертвые в безопасности.

— Пойдем, отведем тебя домой, — сказал Хасан. — Давай немного отдохнем.

Джакс позволил другу обнять себя за плечи.

Хасан посмотрел на Дрена:

— Ты молодец, малыш.

— Ага. Спасибо. — Дрен закашлялся. Хоть какая, но победа.

— Тебе тоже надо отдохнуть, — сказал Хасан. — Ты выглядишь усталым.

— Как все мы, а?

— В этом ты прав. Увидимся в следующем бою.

Хасан увел Джакса, оставив Дрена одного. Он снова закашлялся и сплюнул какую-то гадость на землю. Он подумал о том, чтобы пойти за Эндж и остальными, но отказался от этой идеи. Ему нужно было немного воды, чтобы смыть привкус дыма из горла. Затем немного поспать. Возможно, пока они победили, но у него было предчувствие, что впереди будет еще много сражений, и он не мог позволить себе заболеть.

Франсин

Лейсо

Франсин смотрел на Тиана Косу, на его лицо без маски, шелковую одежду, намасленные волосы и остроконечную бородку и не испытал ничего, кроме отвращения. Как можно быть таким эгоистичным? Мейгорцы тратили так много времени на то, чтобы прихорашиваться, заботясь о том, как они выглядят, отчаянно желая, чтобы мир увидел их собственную славу. Франсин почти их жалел. Коса никогда не узнает, что настоящую славу можно найти только у единственного истинного Бога, Кейджа.

Франсин знал. Он был одним из Избранных Императора, возлюбленным Кейджа. Он отдал свою жизнь служению своему Богу и своему Императору. Он знал только самопожертвование. Он знал только служение. Он ничего не делал для собственного удовольствия, не заботился о себе. Был только долг. Только вера. Только страдание за правое дело.

— Как ты можешь жить в мире с самим собой? — спросил он тиана. Этот вопрос он задавал сотни раз, тысячу. И, как и каждый раз до этого, Коса уставился на него в ответ и ничего не ответил. Что он мог сказать? Франсин не верил, что, когда придет время, кто-нибудь из мейгорцев сможет спастись. Пусть лучше они отправятся в Великую Тьму и будут служить Кейджу там. Это будет милосердием.

Франсин глубоко вздохнул. В окно проникал свет. Ночь почти закончилась, темнота вскоре рассеется. Пришло время помолиться.

Он опустился на колени перед маленькой статуэткой Кейджа, установленной в углу спальни, наблюдая, как тиан делает то же самое. Он снял свою мантию и взял маленький хлыст с девятью нитями завязанного шнура. Тиан повторял каждое его движение.

— Кровь, которую я дам тебе, о Великий.

Удар. Хлыст делал свое дело, впиваясь в кожу, пуская кровь. Боль была желанной.

— Души, которые я пошлю тебе.

Удар.

— Мое тело — твое оружие.

Удар.

— Моя жизнь — твой дар.

Удар. Он стиснул зубы, терпя боль. В этом и заключалась суть веры, в конце концов.

Франсин знал, что должен остановиться. Он отдал достаточно. Он чувствовал, как кровь стекает по его спине, смотрел, как она капает с тела тиана на пол. Но этого было недостаточно. Совсем недостаточно.

Удар. Плетка ударила сильнее, рассекла глубже. Обнять боль. Боль — удовольствие. Она проверяла его веру, показывала его решимость.

Удар. Он посмотрел вниз и увидел брызги крови на каменном полу. Такие красные. Частый стук капель о землю был изысканнее любой симфонии.

Солнечный свет пополз по стене его спальни. Пора остановиться. Пора работать.

Удар.

По ночам он мог чувствовать Кейджа повсюду. Но днем, в этой языческой стране? Кейдж оставался только в его сердце. Когда Ложные Боги будут мертвы, а верующие в них принесены в жертву, Кейдж распространит Великую Тьму по всему миру, и солнце больше не взойдет.

Удар.

Еще один день среди язычников. Еще один день притворяться одним из них.

Франсин уставился на лицо Тиана Косы в зеркале. Его лицо сейчас. Почему Франсин должен был притворяться кем-то таким слабым, таким тщеславным? Ему потребовалось все его самообладание, чтобы не разбить зеркало, не уничтожить это проклятое отражение.

Он стоял и смотрел вниз на тело, которое он принял, на темную кожу, мягкие руки. Они бы и дня не прожили в Эгриле без роскоши, без жаркой погоды, вдали от своих Ложных Богов. И все же он смог выжить среди них, со всеми их соблазнами и поблажками, но Кейдж знал, что это тяжело. Каждый раз, когда ему приходилось разделять трапезу или стоять рядом с королем, слушая бесконечные споры мейгорцев, ему хотелось кричать. Прошло всего четыре месяца с тех пор, как он отправил настоящего Косу в Великую Тьму и заменил его, но казалось, что прошла целая жизнь.

Раздался тихий стук в его дверь.

— Да, — прорычал Франсин.

— Избранный. — Это была его помощница Гейлин. — Врата открыты. Лорд Бакас желает вас видеть.

Франсин напрягся. Сегодня он намеревался отправить сообщение лорду Бакасу о прибытии девочки-джианки. Но, должно быть, что-то случилось — что-то серьезное, — раз Бакас его вызвал.

— Подожди меня внизу. Мне нужно измениться.

— Да, Избранный.

Франсин слушал как она уходит, затем снова обратил внимание на свое отражение в зеркале и улыбнулся. Это было благословение Кейджа. Награда за пролитую им кровь, за принесенную жертву. Даже часовая поездка обратно в Кейджестан, в его собственном теле, с его собственным лицом, в настоящей маске веры, была единственной наградой, о которой он мог просить. Пусть на короткое время, но он окажется среди верных, на благословенной земле.

Франсин взял маленький кожаный кляп, лежавший на столе. Он был старым и сильно изношенным, отчетливо виднелись следы его зубов. Он хотел бы, чтобы кляп ему не понадобился, но... он не хотел, чтобы кто-нибудь услышал его крики.

Боль — удовольствие, напомнил он себе. Франсин стянул с себя оставшуюся одежду и снова сел на пол, медленно дыша, готовясь. Он вставил кляп в рот и закусил его.

Глубоко вздохнув, он начал изменяться.

Это началось как рябь внутри, ощущение, похожее на волну, набегающую на берег. Приятное ощущение. Обманчивое.

Затем волна превратилась в поток, раскаленный добела, пронзающий его от кончиков пальцев ног до макушки черепа. Он прикусил кляп, дыхание стало тяжелым и учащенным, когда его настоящая форма рванулась, чтобы освободиться от оков мейгорца. Его кости удлинились, мышцы затвердели. Его волосы изменили цвет, укоротились. Огонь горел на его лице, когда борода отпала. Он стонал, отчаянно желая, чтобы это закончилось, но остановиться было невозможно, не сейчас.

Были только боль и огонь.

А потом все прекратилось. Ему потребовалась секунда или две, чтобы ощутить спокойствие, а затем Франсин свернулся калачиком на полу и зарыдал. Болело все. Даже зубы, даже кончики пальцев. Изменение заняло всего несколько минут. Он знал это, но, во имя Кейджа, оно проверяло каждую частичку его существа.

Обычно он ждал, пока его тело успокоится и примет изменения, прежде чем пытаться двигаться, но сегодня он был лишен такой роскоши. Лорд Бакас ждал.

Он выплюнул кляп изо рта и поднялся на ноги, используя стол в качестве опоры. Он взглянул в зеркало, увидел почти забытое лицо, смотрящее на него, и улыбнулся. Прошло слишком много времени с тех пор, как он в последний раз был самим собой.

Франсин пробежал рукой по подбородку и губам, неуверенный, был ли он самим собой или кем-то другим, кем он когда-то был, не надел ли он лицо кого-либо другого. Их было так много с тех пор, как Рааку благословил его своим даром. Эгрил, джианин, чонгорец, дорнванец, мейгорец — он перебывал ими всеми. Некоторыми на день, другими — на год. Он убил короля Чонгора, нося тело любимой куртизанки этого человека. Он был Шулка, когда контрабандой провез Тонин в Джию. Фермером, который сеял страх и сжигал посевы. Рабом, чтобы подслушать планы дорнванских военачальников. Только в Мейгоре он сменил дюжину мужчин и женщин, прежде чем смог подобраться достаточно близко к Косе.

Неудивительно, что его собственное лицо выглядело странно. «Это я», — сказал он себе, но уверенности от этого больше не стало.

Неважно. Ему нужно было сосредоточиться. Лорд Бакас ждал.

Он надел свою униформу, наслаждаясь ощущением грубого материала на кровоточащей коже. Застегнув последнюю пуговицу, он провел пальцами по серебряным черепам на воротнике. По крайней мере, на несколько часов он мог быть самим собой. Он поднял маску Избранного и надел ее на лицо. Как же ему этого не хватало.

Он оставил свою дубинку вместе с ножом. В Кейджестане оружие ему не понадобится.

Он прошел по дому. Несмотря на ранний час, все были на ногах и на своих постах, их молитвы закончились. У него была небольшая команда, меньше дюжины мужчин и женщин, но все были истинно верующими, готовыми отдать свои жизни за Императора и за их Бога.

В отличие от его комнаты, главный дом остался нетронутым. На полах лежали тяжелые ковры с замысловатыми узорами и золотой вышивкой, вдоль коридора стояли столы с единственной целью — выставлять горшки и урны, а каждую стену украшали картины. Многие изображали эпизоды историй о Ложных Богах. Франсин находил само их присутствие оскорбительным, но они принадлежали тиану до того, как Франсин занял его место, и нужно было соблюдать надлежащий внешний вид на случай, если кто-то неожиданно придет. Однако однажды он увидит, как они все горят.

Несмотря на это притворство, многое было сделано за четыре месяца с момента прибытия его команды. Язычники были так заняты, вглядываясь в горизонт и беспокоясь о том, что может произойти, что не осознавали, что их враг находится прямо у них под носом, наращивает влияние, подрывает страну изнутри. Его команда даже основала тайные храмы Кейджа по всей стране, возглавляемые обращенными в истинную веру. Они были спрятаны в подвалах и изолированных домах, но это ненадолго.

И теперь у него в плену девочка-джианка и ее телохранительница.

Франсин улыбнулся. Хвала Кейджу.

Два стража охраняли дверь в подвал. Когда Франсин приблизился, один из них начал медленный процесс отпирания тяжелой металлической двери. Даже здесь, в абсолютной секретности, нельзя было подвергнуть Тонин малейшему риску. Они связывали Империю. Когда придет время, в распоряжении Франсина будет армия, и неверующие ничего не смогут с этим поделать. Вся их морская оборона, все их сторожевые башни будут бесполезны.

Дверь открылась, и Франсин услышал, как работает магия Тонин. Воздух завизжал, когда существо открыло врата из Лейсо в Кейджестан. Он поспешил вниз по лестнице, стремясь поскорее оказаться дома, чтобы сообщить свои новости, прежде чем сморщил нос от зловония, исходившего от магии Тонин. Оно наполняло комнату существа, и у Франсина скрутило живот. Ему следовало быть выше заботы о таких вещах, но это была слабость, с которой он ничего не мог поделать. Кейдж знает, он пытался, но Тонин вызывал у него отвращение.

И вот оно стоит перед ним, бледное и изможденное. Тонин никогда не видел дневного света, а цепь гарантировала, что оно не сможет даже помыслить о том, чтобы когда-нибудь выйти через свои собственные врата.

Франсин прищурился от яркого света, вызванного горящим воздухом, когда искры полетели из углов проема, открывая другой подвал за сотни миль отсюда. Он прошел внутрь, и врата закрылись за ним. Остался только звон в ушах и запах паленого воздуха. Франсин почувствовал, как тяжесть свалилась с его плеч. Он был дома. Вернулся в Эгрил. Вернулся в Кейджестан. Вернулся в монастырь Избранных. Он действительно мог чувствовать присутствие Рааку.

Слуга повел его к остальным. Они молча прошли по монастырю, простому зданию из холодного гранита. Единственными украшениями были красные флаги Эгрила и статуи Кейджа или Рааку, вид которых наполнил сердце Франсина гордостью. Они прошли мимо других Избранных, но никаких приветствий не последовало. У каждого была своя работа, и не было времени на легкомысленные разговоры. Болтовня не служила воле Кейджа.

Покои лорда Бакаса находились на третьем подземном уровне, знак того, что он пользовался благосклонностью Императора и Кейджа. Охранник открыл дверь, когда Франсин приблизился. Несколько свечей давали немного света, но недостаточно, чтобы рассеять тени в комнате. Остальные уже ждали. Великан Андерс стоял у окна, склонив голову набок, чтобы не задевать потолок. Этот человек был чудовищем и почти неуязвимым. Франсин однажды видел, как он голыми руками оторвал голову лошади от шеи. Даса стояла рядом с великаном, расправив плечи и выпрямив спину, вздернув подбородок, как будто весь мир был ниже ее. Эта женщина была лучшим телепатом в Империи. Затем был Гринто, который скорчился, прислонившись спиной к стене и положив руку на каменный пол, словно готовый подчинить его своей воле. Последним был Рейстос, призрак. Он притаился в дальнем углу, его седые волосы были растрепаны и безвольно свисали на одну сторону лица. Рейстос взглянул в его сторону и едва заметно кивнул в знак приветствия.

Сам лорд Бакас сидел у незажженного камина. Никто не садился. Никто никогда не садился в обществе лорда Бакаса. Сидеть было признаком слабости.

Как правая рука Императора и глава Избранных, Бакас носил длинную черную мантию с красным флагом Эгрила на груди. Капюшон был откинут, но золотая маска скрывала его лицо. Он был одним из самых опасных людей во всем Эгриле, поскольку его магия могла высосать саму жизнь из любого. Прикосновение лорда Бакаса, и мгновение спустя ты будешь с Кейджем в Великой Тьме.

Франсин склонился перед своим господином. Из всех Избранных пятеро, собравшихся здесь, были самыми могущественными в Империи. Те, кому лорд Бакас давал самые трудные задания. Самую кровавую работу. Они сами по себе были армией. Прошло слишком много времени с тех пор, как они в последний раз были вместе. Это само по себе говорило о многом. Возможно, Франсин была не единственным, у кого были новости.

— Монсуты мертвы, — сказал в ответ Бакас, его голос был холоден, как камень.

Не слишком большая потеря, по мнению Франсина. Они были животными, особенно Дарус. Его удовольствие от пыток не имело ничего общего с волей Кейджа. Он использовал свою веру как оправдание, чтобы потворствовать своим собственным нездоровым влечениям. Тем не менее, это было нехорошо, когда любого из Избранных Императора убивали. Совсем нехорошо. Он на мгновение задумался о том, кто их убил и какой силой они располагали. Кем бы они ни были, они почувствуют гнев Кейджа и заплатят за оскорбление.

— В портовом городе Джии Киесуне произошло восстание, и базировавшийся там наш контингент, включая отряд Дайджаку, был уничтожен.

— Милорд... — сказала Даса, не в силах сдержать потрясение.

— Тихо, — приказал Бакас, глаза под маской вспыхнули красным. — Император недоволен. Ситуация должна быть исправлена немедленно.

Они хранили молчание. Бакас был прав. Рааку был прав. Язычникам нужно было напомнить о могуществе Эгрила. Они не могли позволить джианам воспользоваться этим моментом.

— Подкрепления готовятся к отправке в Джию, — продолжил Бакас. — Любое сопротивление будет подавлено. Город будет стерт с лица земли.

— Хвала Кейджу, — сказал Франсин. Еще больше душ Великой Тьме.

— Наконец, и это более важно, дочь короля избежала поимки, — сказал Бакас.

— Она в Мейгоре, милорд, — сказал Франсин. — Она прибыла вчера с телохранительницей-шулка.

Бакас пристально посмотрел на него:

— Скажи мне, что ты не ее отпустил.

Франсин склонил голову:

— Я отправил ее в лагерь для интернированных вместе со всеми другими беженцами. Из этого места нет выхода.

— Ты снова хорошо поработал, Брат Франсин.

— Благодарю вас, милорд. Я прикажу немедленно ее убить.

— Нет, — сказал лорд Бакас. — На этот раз мы не будем рисковать. Просто убедись, что она не сбежит.

— Милорд?

— Снаружи собирается армия. Через двадцать четыре часа мы вторгнемся в Мейгор и вместе отправим эту мерзость в Великую Тьму.

— Она всего лишь девочка, милорд. Я могу казнить ее сам. В этом нет необходимости... — Франсин в замешательстве посмотрел на остальных. Послать армию за ребенком? Он был Избранным, у него было более чем достаточно власти, чтобы уничтожить девочку.

— Это не недооценка твоих возможностей, Избранный Франсин, — сказал Бакас. — Скорее, это признак опасности, которую девочка и ее опекун представляют для Империи. Ее нельзя недооценивать. Монсуты совершили эту ошибку. Императорская армия в Киесуне совершила эту ошибку. Мы этого не сделаем. Если нам придется сжечь Мейгор дотла и отправить всех до последнего жителя этой проклятой земли в Великую Тьму, мы это сделаем.

Франсин поклонился. «Как прикажете». Не было смысла говорить что-то еще. Поступить так означало бы проявить неуважение к лорду Бакасу и Императору.

— А теперь идите, все, — сказал Бакас. — Готовьтесь к войне. Когда завтра ночью стемнеет, мы вторгнемся в последнее убежище Четырех Богов и уничтожим ребенка.

Пятеро Избранных поклонились как один. «Хвала Кейджу», — сказали они в унисон и покинули кабинет Бакаса.

Никто не проронил ни слова, пока они шли обратно по коридорам монастыря, и Франсин был благодарен за это. У него кружилась голова. Он знал, что должен быть счастлив. У него был еще один день ношения этого проклятого лица, а затем он сможет вернуться к тому, кем он был, больше не одинокий среди еретиков. И все же…

— У тебя есть время прогуляться со мной, Брат? — спросил Рейстос, прерывая его мысли.

— Я должен вернуться, — ответил Франсин.

— Сначала в последний раз взгляни на город.

— Как пожелаешь.

Франсин и Рейстос шли молча, поднимаясь по переходам монастыря, пока не достигли зубчатых стен. Снаружи перед ними расстилался Кейджестан. В нем не было ничего, что мейгорцы называли великолепием. Эгрил не страдал тщеславием, как язычники. Только за́мок Императора возвышался над всеми зданиями, в честь Кейджа. Он пожалел, что не прибыл раньше и не мог помолиться там с верующими. Он вдохнул вид и красоту Красного Озера. Вот почему он сражался. Вот почему он страдал. За Императора. За Эгрил. За Кейджа.

Внизу, во дворе монастыря, собирались войска. Там уже было, по меньшей мере, тысяча человек плюс несколько сотен Дайджаку и... Коджинов.

Вид гигантских зверей заставил Франсина замереть на месте. Коджины были двенадцати футов в высоту и почти столько же в ширину, с изогнутыми рогами, растущими из их лбов. Цепи, прикрепленные к ошейникам на их шеях и привязанные к земле, удерживали их в дальнем углу двора. Они были оружием массового уничтожения — если их спустят с ошейников, их будет невозможно контролировать.

— Мне почти жаль этих твоих неверных, — сказал Рейстос.

— Их жизни принадлежат Кейджу, друг мой, — сказал Франсин.

— Ага. Кейдж он хочет их крови. И их души.

— И мы отдадим их ему, — сказал Франсин. — Вот почему мы его Избранные.

— Слишком много хлопот из-за одного ребенка.

— Она не обычный ребенок.

— Ей четыре года. Как она может представлять опасность для этого? — Рейстос махнул рукой на собравшуюся внизу мощь.

— Не знаю. — Франсин огляделся и убедился, что в пределах слышимости больше никого нет. — Вчера я видел девочку и ее опекуншу. Они выглядели едва живыми. Я не почувствовал в них никакой силы. Нам определенно нечего бояться.

— И все же они убили Монсутов.

— Дарус был безумен, а его сестра Скара — ненамного лучше.

— Если ты убьешь девочку, твое место в Великой Тьме будет гарантировано находиться рядом с Кейджем. — Голос Рейстоса был едва слышен.

— Я не думаю о такой чести, Брат. Только о славе Кейджа. Ты это знаешь.

— Но каждая секунда ее жизни — оскорбление для Кейджа.

Франсин кивнул:

— Да.

— Возможно, лорд Бакас считает, что это выше твоих сил.

Слова задели:

— Как ты смеешь даже предполагать такое?

Рейстос поднял обе руки:

— Я не хотел оскорбить тебя, Брат. Но зачем ему все это нужно? Неужели так трудно сделать то, что ты можешь сделать — что ты должен делать?

— У него есть свои причины.

Рейстос приподнял бровь:

— Возможно, он думает, что ты слишком долго жил среди дикарей. Возможно, он думает, что ты ослаб.

Франсин снова посмотрел на Кейджестан, пытаясь взять себя в руки. В словах Рейстоса было слишком много веса, слишком много правды. Он так долго носил кожу Косы, что, возможно, деградация язычника его заразила. Эта мысль наполнила его стыдом. Внезапно ему очень захотелось уйти из этого места:

— Я должен идти, Рейстос. Было приятно пообщаться с тобой, Брат.

— Увидимся завтра.

Франсин кивнул:

— Завтра.

Завтра он встретит их всех с телом девочки в руках.

Матеон

Анджон

Когда рассвело, Матеон стоял по стойке смирно со свим стиком на плацу перед казармами. С ними были еще три стика. Никто не знал, зачем их вызвали, а если и знали, то, конечно, ему не сказали. На самом деле, с ним вообще никто не разговаривал, разве что для того, чтобы пошутить о его неминуемой смерти. Но шутили они много.

Его нетронутая броня теперь не была такой уж нетронутой. Три линии отмечали его наплечник. Он отправил три души к Кейджу, в Великую Тьму. Он должен был гордиться этим. Его долг выполнен. Но он все еще чувствовал, как его копье вонзается в старика, видел, как выпучились его глаза, прежде чем в них погас свет. Он ничего не мог сделать, чтобы избавиться от воспоминаний. Ничего. Он даже не смог заснуть, и теперь его глаза воспалились, а тело болело.

Он был солдатом священной войны, и все же он не чувствовал себя священным воином. Ему здесь было не место. Никому из них.

— Дорогой Кейдж, прости мою слабость. Даруй мне силу и укрепи мое сердце, чтобы я мог исполнить твою волю, — прошептал он сам себе, глядя на статую своего Бога в дальнем конце плаца. — Кровь, которую я дам тебе, о Великий. Души, которые я пошлю тебе. Мое тело — твое оружие. Моя жизнь — твой дар. — Но на языке у него был привкус фальши. Сила не наполнила его сердце. Он взглянул на дубы вокруг него. Они были суровыми людьми, выполняющими работу Кейджа. Они пугали его больше, чем мысль о сражении с ханранами. Подвести их было бы смертным приговором. Но, возможно, умереть было неплохой идеей. Он оказался бы с Кейджем и смог бы служить ему в Великой Тьме лучше, чем в этом мире. Или не смог бы? Что, если эта жизнь была просто испытанием, чтобы увидеть, достоин ли он? Что, если он потерпит неудачу в Великой Тьме так же, как потерпел неудачу здесь? Даже он знал, что трех отнятых жизней недостаточно, чтобы заслужить место рядом с Кейджем. В Великой Тьме не было рабов, готовых служить Матеону. Возможно, он оказался бы с джианами, вдали от взгляда Кейджа.

Он должен стать лучше. Сильнее. Это испытание его веры. Он не потерпит неудачу.

Он вздрогнул и сказал себе, что это из-за холода, а не из-за него. Они стояли на плацу уже час.

Может быть, это было из-за Киесуна и того, что там произошло — что бы это ни было. Матеон слышал только кусочки, но и этого хватило, чтобы понять, что все плохо.

— Начинайте, блядь, — простонал Тринон. — Нахуй это дерьмо. Как долго мы собираемся здесь торчать? Я отмораживаю себе яйца.

— Я думал, ты их давным-давно отрубил, — сказал Франкос.

Тринон усмехнулся:

— Не путай меня с Киской. Это у него между ног ничего нет.

— Тихо, — прошипел Пол, — или я заставлю вас чистить латрины языком.

Снова воцарилось молчание, но щеки Матеона горели от стыда. Киска. Это был он. Кличка прижилась, особенно после того, как Тринон и Франкос рассказали другим дубам о том, как его рвало на ноги. Он ее ненавидел. Он ее ненавидел так же сильно, как ненавидел все остальное в армии, в Джии. Но больше всего он ненавидел своих товарищей по команде, если их можно было так назвать.

В уголках его глаз появились слезы, и он поблагодарил Кейджа за маску, которую носил. Если бы Тринон или Франкос увидели его плачущим… Об этом было невыносимо думать.

На плац вышел генерал, Избранная шла с одной стороны от него, священник с другой. Перед священником шел ребенок-джианин. На нем также была маска, белоснежная, в форме лица младенца — жертвенная маска. Она выделялась на фоне его грязной кожи и грязной одежды. Он был босиком, несмотря на холод.

Они остановились у подиума и повернулись лицом к солдатам. Кейдж навис над ними всеми.

Генерал выглядел великолепно. Его белые доспехи сверкали в лучах раннего утра. Плащ, отороченный медвежьим мехом, ниспадал с плеч, делая его больше. На нем не было шлема, но верхняя часть маски-Черепа занимала свое законное место. Священник рядом с ним был одет в простые черные одежды. Его золотая маска Кейджа сияла, как солнце.

— Храбрые солдаты Эгрила, я приветствую вас, — воскликнул генерал, ударив себя правым кулаком в грудь.

Наблюдавшие за происходящим солдаты сделали то же самое, звук удара латной перчатки о сталь эхом разнесся по плацу.

— Мне жаль, но я должен сообщить вам новости наихудшего рода. — Его голос гремел, достигая каждого уха. — Три дня назад мы наблюдали отсюда за маршем наших братьев. Пятьсот гордых солдат отправились на помощь Пятому легиону в Киесун. И все они теперь с Кейджем в Великой Тьме. — Матеон застыл, потрясенный, когда слова генерала прокатились по рядам. Пятьсот человек погибли?

— Да, — объявил генерал. — Люди, рядом с которыми вы сражались, пили и спали, мертвы. Убиты. — Он на мгновение замолчал. — Убиты Ханраном.

Матеон затаил дыхание. Он чувствовал на себе взгляд Кейджа.

— Эти... террористы, чьи сердца полны ненависти, даже сожгли весь свой город дотла, когда совершали свои преступления. Храбрые солдаты Эгрила, мы не можем позволить этому остаться безнаказанным. Мы должны отправиться в Киесун и найти убийц, убивших наших друзей. Мы должны отправить этих еретиков в Великую Тьму.

Сорок кулаков в ответ ударили себя в грудь. Матеон был с ними. Испытывая не только страх, но и что-то еще.

— Мы в долгу перед памятью наших братьев, мы обязаны добиться справедливости для них. Мы в долгу перед нашим Императором. Мы в долгу перед нашим единым истинным Богом, Кейджем!

— Да! — Поднялся рев. Кулаки ударили по нагрудникам. Даже Матеон присоединился. Вот почему он был в Джии. Сражаться за Империю. Сражаться за своего Бога.

Генерал оглядел своих людей:

— Мы отправляемся в Киесун сегодня же. Мы будем авангардом, который потребует справедливости для павших. Мы будем могучими воинами, которые отправят еретиков в Великую Тьму.

В ответ сорок кулаков ударили себя в грудь. Опять и опять. Выплескивая свой гнев.

Вперед шагнула Избранная. Ее светлые волосы были убраны с лица. Она ждала, прислушиваясь к стуку кулаков по стали, с улыбкой на губах. Затем она подняла руку в перчатке. Стук мгновенно прекратился, и она позволила тишине установиться.

— Мы будем сопровождать одного из самых ценных детей его императорского величества в Киесун. Тонин. — Ее голос был таким спокойным, таким обыденным. У нее не было сомнений. Никакой неуверенности. Как хотел бы Матеон быть похожим на нее. — Мы защитим его от любой опасности. Когда мы приблизимся к городу, он откроет ворота в Эгрил, наша армия пройдет через них и сотрет мятежников в порошок. Мы отправим их всех в Великую Тьму, где они будут вечно служить Кейджу.

Солдаты радостно заорали. Матеон заорал. В этом задании была слава. Это не было убийством стариков. Это была борьба с повстанцами и террористами.

Священник шагнул вперед, положив руку на плечо мальчика, направляя его к передней части подиума:

— Прежде чем мы отправимся на нашу священную миссию, мы поблагодарим Кейджа и попросим его защиты и руководства.

У Матеона перехватило дыхание.

— Это Бис, — продолжал священник. — Его родители были неверующими, отравленными пожизненным общением с Ложными Богами. Мы пытались привести к ним Кейджа, но было слишком поздно. Мы не смогли их спасти. В конце концов, все, что мы могли сделать — избавить их от дальнейших страданий и отправить служить Кейджу в Великой Тьме. И, сделав это, мы смогли спасти Биса. Его родители больше не могли отравлять его сердце, и он нашел свое место рядом с единственным истинным Богом.

Матеон почувствовал, как у него задрожали ноги. Он знал, что сейчас произойдет.

Священник протянул нож:

— Покажи им свою любовь к Кейджу.

Мальчик взял нож.

— Ты дашь Кейджу свою кровь? — спросил священник.

— Да. — Голос Биса был высоким, уже не ломким, но еще не мужским.

— Ты доверяешь Кейджу твою душу?

— Да.

Священник положил руку на голову мальчика:

— Отправляйся в Великую Тьму.

Колебаний не было. Без сомнения. Мальчик воткнул клинок себе в подбородок. Мгновение он стоял так, как будто ничего не произошло, затем кровь потекла из раны, стекла по его руке на пол и, наконец, мальчик упал. Вся жизнь ушла.

Солдаты зааплодировали. Матеон зааплодировал. Он отомстит за павших при Киесуне. Он покажет Кейджу свою силу. Он сделает...

— Эй, Киска. — Чья-то рука хлопнула его по спине, заставив подняться на ноги. Он огляделся и увидел, что солдат отпустили. Франкос хитро посмотрел ему в лицо. — Просыпайся и иди за своим снаряжением. Мы выдвигаемся.

— О... Хорошо. — голос Матеона звучал так же пронзительно, как и у мальчика.

— О... Хорошо, — передразнил его Франкос. — Яйца Кейджа. Возьми себя в руки. Нам нужно убить кучу джиззи.

Он последовал за Франкосом обратно в казарму, слушая, как тот посмеивается про себя. Он уже чувствовал, как Кейдж ускользает из его сознания. Нет, он должен держаться за него, нести его веру в своем сердце, черпать из нее силу. Все это было испытанием. Если он пройдет это испытание, в Великой Тьме его ждет слава.

Он собрал свой рюкзак: одеяло, на котором можно спать, палатку, под которой можно спать, два бурдюка с водой, миску, из которой можно есть, ложку, немного сушеного мяса, полбуханки хлеба. Ничего больше. Его статуэтка Кейджа так и не появилась. Неважно — его вера не зависела от куска резного дерева.

— Выходите, засранцы, — крикнул Пол от двери. — Прекратите играть со своими яйцами и встаньте в строй. Мы же не заставляем ждать Избранную Его Императорского Величества?

Мужчины бросились врассыпную, ударяя Матеона, когда проходили мимо него — плечами, своим снаряжением или концами своих пик. Это был их способ дать ему понять, что он ничего для них не значит. Он не был одним из них. Но он и так это знал. Они не верили, но он верил.

Генерал и Избранная уже были верхом. Тонин был позади них, или, по крайней мере, Матеон предположил, что существо на лошади было Тонин. Серый плащ закрывал все его тело, а капюшон был надвинут так глубоко на голову, что Матеон не мог видеть его лица. Оно сидело сгорбившись, почти прижимаясь к лошади. По обе стороны от него ехали два солдата, и Матеон не мог отделаться от мысли, что они были здесь, чтобы не дать Тонин сбежать, а не для его защиты.

А еще Дайджаку. Четверо из них с ниганнтанскими копьями в руках. Кое-что, чего он никогда раньше не видел и хотел бы не видеть. Они были высокими, выше него, с глазами как у жуков и телом, покрытым панцирем. Один заметил, что он смотрит, и пронзительно закричал, хлопая черными кожистыми крыльями. Матеон чуть не выронил свою пику.

— Перестань таращиться, Киска, — крикнул Пол. — Давай в строй, пока мы все не состарились и не умерли.

— Да, Пол. — С пылающими щеками он побежал к своему месту в строю, Тринон и Франкос стояли по обе стороны от него.

— Тебе лучше не отставать, — прошипел Тринон, — или я зарежу тебя при первой же возможности.

Ворота распахнулись, и Матеон увидел дорогу впереди. И он знал, что в конце его ждет война.

Раласис

Лейсо

Раласис вел лошадь по оживленным улицам Лейсо, спрашивая себя, почему он не вернулся в гавань, чтобы проследить за ремонтом своего корабля. Он ненавидел носить парадную форму, тем более что день и без того был невыносимо жарким, а узкие улочки только усиливали жару. Из-за толпы ему хотелось кричать, когда они теснились вокруг его лошади. Он думал, что выехал достаточно рано, чтобы избежать утренней суеты, но, очевидно, ошибся. И вдобавок ко всему, он направлялся во дворец. Это никогда не было хорошей идеей. Скорее всего, он даже не проедет через главные ворота. Вот тогда он будет по-настоящему в жопе.

Во имя Четырех Богов, если бы у него была хоть капля здравого смысла, он бы развернул коня и направился прямиком обратно в доки. Но здравый смысл не был одной из сильных сторон Раласиса. Не тогда, когда у него в голове была идея. Нет, он был настоящим упрямым ублюдком, как только решался на что-то. Его старик сказал, что это закончится его смертью, и Раласис был не из тех, кто спорит с этим. В конце концов, это доставляло ему неприятности всю жизнь.

И, что еще хуже, он собирался во дворец, чтобы встретиться с девушкой, а все знали, что Раласис и женщины — неподходящее сочетание. Для кого-то это всегда заканчивалось слезами. Однажды он даже попал в тюрьму. И все же, зная все это, он был здесь, верхом на коне, в своей лучшем треклятом мундире, и направлялся во дворец, чтобы увидеть Тиннстру.

Он не переставал думать о ней с тех пор, как она села в тот экипаж накануне. Что-то в этом было не так. Совсем не так. Возможно, дело было в том, каким счастливым выглядел Тиан Коса, когда их увезли. Ухмылки этого скользкого ублюдка было достаточно, чтобы у Раласиса встали дыбом волосы на затылке. Но логика подсказывала, что даже он не стал бы морочить голову четырехлетней девочке, которая была племянницей короля и полноправной королевой. Не то чтобы логике было много места в мире в наши дни. И от Косы можно было ждать чего угодно. Всего, что могло увеличить его личную власть. Этот человек продал бы свою мать, если бы до этого дошло.

Итак, все, что осталось у Раласиса, — это ощущение, что Тиннстра в беде, и он не мог сидеть сложа руки и ничего не предпринимать. Если бы не она, его корабль и его команда составляли бы компанию рыбам на дне океана. Он был перед ней в долгу, а это означало убедиться, что она и Зорика в безопасности.

Если все будет хорошо, он доберется до дворца, поздоровается с Тиннстрой, убедится, что беспокоиться не о чем, а затем развернет коня, зная, что на этот раз чутье его подвело. Он был бы этому чертовски рад.

Никто не остановил его, пока он не достиг баррикады, перегораживающей дорогу примерно в миле от дворца. Из-за баррикады выглядывали люди нервного вида, их пики покачивались в его направлении. Они выглядели так, что, скорее, могли ранить его случайно, чем намеренно.

— Назови свое имя и цель.

— Чего вы боитесь? — спросил он, останавливая коня, и в его голосе послышалась усмешка. — На страну пока никто не нападает.

Пики еще немного покачнулись. Не такого ответа они ожидали.

— Назовите свое имя и цель, — повторил этот храбрец. — Мы не будем спрашивать снова.

Раласис оттолкнул одну пику, которая зависла слишком близко к его лицу.

— Я капитан военно-морского флота его Величества Раласис, и меня вызвал во дворец Тиан Коса. — Ложь, конечно, но эти дураки не должны были этого знать.

— Раласис?

— Именно это я и сказал.

— Это действительно вы?

Он кивнул:

— Это я.

— Я в это не верю, — сказал один.

— Зачем ему лгать? — спросил другой.

Раласис к этому привык. Женщины, которых он встречал на постоялых дворах, тоже никогда ему не верили. На самом деле, размышляя об этом, он спрашивал себя, были ли в Лейсо мужчины, которые на самом деле притворялись им, просто чтобы переспать с женщинами. Если таковые были, он надеялся, что им повезло больше, чем ему:

— Теперь я могу пройти?

— Вашего имени нет в списке, — крикнул солдат, пытаясь подтвердить свою власть.

— И?

— Вход во дворец запрещен, если имени нет в нашем списке.

Раласис покачал головой:

— Почему бы тебе не сказать мне свое имя?

— Зачем вам это знать? — Голос мужчины слегка задрожал. Хорошо.

— Чтобы я мог сказать Тиану Косе, кто был ответственен за то, что я не смог с ним увидеться. Я уверен, он отнесется к этому с пониманием.

Они не знали, что на это сказать. У них был приказ, но человеку, огорчившего Косу, придется несладко. Один из охранников вышел из-за баррикады:

— Почему он хочет вас видеть?

Раласис рассмеялся:

— Чтобы рассказать мне, каким нелюбимым он себя чувствует, и спросить, есть ли у меня какие-нибудь идеи о том, как ухаживать за горничной, на которую он положил глаз.

У охранника отвисла челюсть:

— Он... что...

— Ради Богов, чувак, я не знаю, чего он хочет. Меня вызвали, и вот я здесь. Когда Коса говорит прыгать, ты прыгаешь. Итак, ты собираешься пропустить меня или нет?

— Иди, — сказал стражник, отступая в сторону.

— Спасибо тебе, — сказал Раласис, подталкивая своего коня вперед. — Да хранят тебя Четыре Бога.

Ему почти стало стыдно за то, что он им солгал. У них будут большие неприятности, если все выйдет из-под контроля, как только Раласис доберется до дворца. Коса мог быть пугающим человеком, но те охранники были обязаны его прогнать. Приказ есть приказ, в конце концов.

Конечно, Раласис все равно попал бы во дворец. Но это была бы нелегкая задача.

Здание стояло на вершине горы, соединенное единственной насыпью с остальной частью города. Говорили, что маг Беренон построил его с помощью магии, и Раласис, обычно столь скептически относящийся к подобным вещам, в это верил. Это был единственный способ, которым могло быть построено такое великолепие. Он даже слышал истории о том, что в камне были вырезаны защитные чары, но никто не знал, что они делают. В конце концов, Мейгор никогда не подвергался вторжению. Раласис только надеялся, что Эгрил этого не изменит.

Он подъехал к первой сторожке у ворот, глядя на высокие стены, увенчанные шипами и битым стеклом, наблюдая за солдатами, охранявшими подступы, и снова почувствовал желание повернуть назад.

— Ты дурак, Раласис, — пробормотал он. — Чертов дурак.

— Назовите себя, — сказал военный с офицерской лентой поперек нагрудного знака. Позади него двери были открыты, а опускная решетка поднята, открывая длинную насыпь, ведущую к самому дворцу.

— Приветствую тебя, брат. — Раласис поднял руку, останавливая своего коня.

— Я тебе не брат, — сказал стражник. — Изложи свое дело или поворачивай. — С ним были еще трое, все зоркие и хорошо вооруженные. Лучшие из королевских.

— Горячая работенка, стоять здесь. — Раласис откинулся назад и снял с седла бурдюк с водой. — Похоже, вам всем нужно попить.

— У нас есть вода.

Раласис не спеша откупорил бурдюк и сам сделал большой глоток. Он улыбнулся. «Хорошо, что это не вода». Он протянул ее охраннику.

Мужчина проигнорировал предложение:

— Мы на дежурстве.

— Конечно. — Раласис прицепил бурдюк с водой обратно к седлу. — Просто проявляю дружелюбие.

— Нам не нужны друзья.

— Ты не возражаешь, если я...? — Раласис соскользнул с лошади.

— Что ты делаешь? Если у тебя нет пропуска, тебе лучше спуститься обратно с горы.

— Я здесь не для того, чтобы создавать неприятности.

— Это именно то, что говорят неприятности.

— Мы можем поговорить наедине?

Офицер посмотрел на других охранников, затем снова на Раласиса:

— О чем?

Раласис обнял мужчину за плечи и развернул его подальше от своих людей.

— Мне просто нужна небольшая помощь... — сказал он, понизив голос. — Я оправдаю твое время, если ты окажешь мне услугу.

— Чего ты хочешь?

— Ты знаешь, кто я такой?

— Нет. Почему я... — Охранник еще раз внимательно посмотрел на него, а затем его глаза расширились. — Ты капитан! Тот, о ком рассказывают все эти истории. Тот, кто сражался с морскими змеями.

Раласис кивнул.

— Раласис, верно? — Офицер на секунду улыбнулся, прежде чем снова стать серьезным. — Что ты здесь делаешь?

— Мне нужно попасть во дворец.

— У тебя есть пропуск?

— Боюсь, у меня его нет.

— Тогда извини. Мы не можем тебя впустить.

— Ты выглядишь как светский человек. Как и я.

Охранник надул грудь и выпятил челюсть:

— Я офицер.

— Что ж, я надеюсь, ты поймешь мое затруднительное положение. Видишь ли, во дворце есть женщина, в которую я довольно безнадежно влюблен, и мне срочно нужно ее увидеть.

Охранник покачал головой:

— Зачем?

— Дело в том, что она мне не жена. И я, очень глупо, на днях подарил ей брошь, в знак своей любви.

— И что?

— Брошь принадлежала моей жене.

— Это было глупо.

Раласис неловко улыбнулся:

— Ты начинаешь понимать в чем моя проблема. Моя жена никогда ее не носила. Брошь пролежала в коробке много лет. Просто одна из вещей, на которые она с удовольствием тратит мои деньги, а через секунду о них забывает. Сводит меня с ума.

На лице охранника промелькнуло сочувствие:

— Как мне это знакомо!

Раласис кивнул:

— Вот я и подумал, почему бы не подарить эту брошь моей любовнице? В конце концов, я мог бы извлечь из этого хоть какую-то пользу, как ты думаешь? И я был уверен, что моя жена никогда этого не заметит. Я предположил, что она совсем забыла о броши.

— Но она не забыла.

— Увы.

— И теперь тебе нужно вернуть брошь.

— До сегодняшнего вечера.

— Тебе крышка.

— Так и есть — если только ты не разрешишь мне с ней увидеться. Я пробуду внутри всего пять минут. Не больше, клянусь.

— Ты знаешь правила. Никто не войдет без необходимых документов. Король параноик, ему кажется, что кто-то попытается его убить.

— Милостивые Боги, я это знаю. — Раласис достал свой кошелек. — Но жена убьет меня, если я не попаду внутрь. — Он достал две серебряные монеты и протянул их охраннику.

Охранник скривил губы:

— Значит, ты не так уж беспокоишься о своей жене.

— Беспокоюсь, — сказал Раласис, доставая третью.

Офицер взял монеты, но не двинулся с места. Он кивнул за спину:

— А мои люди?

Раласис мгновение смотрел на него, проклиная Эгрил. Раньше ему никогда не было так трудно купить себе проход. Он протянул еще три монеты:

— Конечно, я бы не хотел, чтобы они чувствовали себя обделенными.

— Тогда иди, но не попадайся — я не хочу, чтобы мне отрубили голову из-за того, что ты не можешь удержать свой член в штанах. — Монеты исчезли в кармане, и офицер отступил в сторону.

Раласис хлопнул его по плечу. «Ты хороший человек». Он снова вскочил на коня и проехал через главные ворота. Насыпь была достаточно широкой, чтобы две повозки могли проехать бок о бок, но Раласис держался середины дороги. Однажды он допустил ошибку, заглянув за край, и знал, что больше такой ошибки совершать нельзя. Он абсолютно ненавидел высоту.

Дворец располагался за высокими белыми стенами, увенчанными битым стеклом и шипами, которые блестели на солнце. Дальше была еще одна стена с зубцами, охраняемая людьми короля. Они стояли и наблюдали, неподвижные, как статуи, их шлемы и нагрудники сверкали на солнце, а пурпурные знамена развевались на ветру.

Сам дворец выглядел достаточно грандиозно, чтобы в нем могли жить Четыре Бога. Раласис не понимал необходимости дворцов, но он не был королем. Дайте ему корабль, гамак и открытое море, и он будет счастлив. Все остальное было тюрьмой.

Стражники у следующих ворот не стали его останавливать и позволили Раласису въехать в главный двор. Он был рад, что съехал с насыпи, но вид шеренг королевских рыцарей, заполнявших открытое пространство, не давал ему расслабиться. По количеству дежуривших солдат можно было подумать, что Мейгор уже воюет.

Оставив свою лошадь в конюшне, Раласис вошел во дворец через кухни, не обращая внимания на шум, суету и любые вопросительные взгляды, брошенные в его сторону. Двигаясь по задним коридорам, он пробирался в более людные места.

Внешний вид дворца впечатлял, но и интерьер был потрясающим. Раласис мог это оценить, даже если интерьер был не в его вкусе.

Большой зал был огромен. Раласис не удивился бы, если бы весь его корабль поместился в нем дюжину раз или больше. Пол был выложен черным и белым мрамором в шахматном порядке, а гигантские колонны тянулись по обе стороны, поднимаясь к изогнутым потолкам. Свет заливал комнату через большие окна, из которых открывался вид на весь Лейсо и океан. Как всегда, Раласис почувствовал укол тоски, когда увидел море, и снова подумал о том, чтобы отказаться от своих поисков. Но, каким-то образом, его ноги продолжали идти.

Листы рисовой бумаги шириной с любой парус тянулись от пола до потолка между колоннами от одного конца зала до другого. Некоторые были покрыты письменами, подробно описывающими уроки Четырех Богов из их Священных книг. Другие изображали сотворение мира, нарисованное в мельчайших деталях, и, по-видимому, на их завершение ушло несколько жизней. Они трепетали на ветру из открытых окон, когда Раласис проходил мимо. Обычно он не верил в Четырех Богов, если только не был по уши в дерьме, но прямо сейчас он что-то почувствовал, прикосновение чего-то, находящегося за пределами его понимания.

По прошлым официальным визитам он знал, где находится зал аудиенций короля, и направился прямо туда, присоединившись к хвосту небольшой группы знати. Мужчины вполголоса обсуждали возможность вторжения, как, казалось, все делали в эти дни, и после того, что Раласис пережил на обратном пути из Джии, он не винил их за нервозность.

Из зала доносился гул голосов — разгоряченных голосов. Что бы ни говорилось перед королем, это не было тихим обсуждением. Он мог видеть множество теней, движущихся по другую сторону стен из рисовой бумаги. Желание повернуть назад нахлынуло снова, сильнее, чем когда-либо, и только то, что раздвижная дверь в зал уже открывалась, заставило его идти дальше.

Оказавшись за дверью, Раласис оставил группу дворян, за которыми следовал, и направился в ближайший угол комнаты. Похоже, там было большинство дворян страны и их помощников, и все были заняты тем, что кричали друг на друга. Вот и вся мейгорская вежливость. Зал был разделен на два различных лагеря, между которыми была четкая граница.

Там был Тиан Бетос, командующий мейгорской армией, щеголявший кирасой куда большего, чем положено, размера, чтобы тот облегал его внушительный живот, и сверкающим на бедре мечом, который, вероятно, никогда не вынимался из ножен. Он был человеком настолько неподходящим для ведения боевых действий, насколько только можно было надеяться найти, и все же преимущества богатой семьи со старинной фамилией позволили ему занять высшую военную должность в стране. За его спиной стояли люди, которые могли явиться только из аристократических семейств — обремененные медалями, ради которых ничего не сделали, с замысловатыми усами, почти скрывавшими их слабые подбородки и отсутствие твердости характера.

Его главным противником был Тиан Галрин, министр из такой же старой и такой же богатой семьи, но худощавый и подтянутый, с огнем в глазах — человек, не боящийся драки. Значит мир перевернулся вверх ногами, когда кто-то вроде Бетоса командовал армией, а Галрин стал прославленным администратором.

Однако в этом зале ни одна из сторон не уступала другой, и обе стороны пользовались значительной поддержкой знати. К счастью ни у кого не было оружия в руках. Взаимное ожесточение в комнате было таким, что Раласис почти видел, как все покрываются кровью.

— Следующей целью Эгрила будет Мейгор, если мы ничего не предпримем. — Галрин ткнул пальцем в Бетоса.

— И под «мы» ты подразумеваешь меня, — крикнул Бетос. — Как ты смеешь? Разве я не командующий армией Его Величества? Разве я здесь не эксперт?

— Здесь, конечно, нет другого воина твоего калибра, — ответил Галрин, вызвав смех в своей партии.

— Мы должны сохранять нейтралитет, — сказал Бетос, покраснев. — Это не наш конфликт.

— Ты бы сказал это, даже если бы армия Эгрила стояла лагерем за этими самыми стенами.

Король Сайтос сидел и наблюдал со своего белого трона, отделанного золотом и серебром, и стоявшем на возвышении в нескольких футах над землей. По правде говоря, король был маленького роста. Раласис знал, что короля это беспокоило, и он не сомневался, что, не будь трон сам по себе национальным достоянием, этот человек давно бы заменил его чем-нибудь более пропорциональным его росту. Трон делал его карликом. Его волосы были длинными по мейгорской моде, но неопрятными, а клочок бороды прилипал к подбородку, подчеркивая впалые щеки. Он выглядел так, словно не спал несколько дней.

Рядом с ним, как обычно, находился Тиан Коса. Его глаза постоянно блуждали по комнате, отмечая все, без сомнения, отслеживая, кто кого поддерживает. Он увидел Раласиса и нахмурился.

Личная помощница Косы стоял в нескольких ярдах позади него, а затем у дальней стены, наполовину скрытые тенью, выстроились личные гвардейцы короля в полных доспехах и шлемах черного цвета. Их мечи, чудовищные обоюдоострые полуторные клинки, были обнажены и направлены острием вниз, руки покоились на эфесах. Если это зрелище должно было устрашить, оно сработало.

Но, несмотря на их присутствие, шум в комнате все нарастал и нарастал. Одни призывали к войне, другие к миру. Шум кружился вокруг Раласиса подобно шторму. Люди хлынули вперед в обоих направлениях, крича друг на друга, их лица покраснели.

Король взглянул на Косу, и Коса кивнул в ответ.

Коса стукнул тростью об пол, и звук разнесся по комнате. Какофония немедленно стихла, и все лица повернулись к возвышению.

Сайтос выпрямился и встал.

— Как долго должны продолжаться эти дебаты, милорды? Некоторые из вас жаждут войны. Затем у нас есть те, кто считает, что необходимо стремиться к миру с Эгрилом, и настаивают на том, чтобы мы провели переговоры с их Императором, чтобы найти точки соприкосновения. — Он кивнул в сторону Бетоса.

— Это не наша война, — ответил главнокомандующий. — Мы не обязаны вмешиваться. Мы не обязаны посылать наших мужчин и женщин умирать за иностранцев.

— У нас одни и те же Боги, — крикнул Галрин, — и именно с ними Рааку ведет войну. Это не вопрос географии, а вопрос веры. Эгрил придет сюда, мы все можем быть уверены в этом, и, если мы не будем готовы, мы все умрем.

Грудь Бетоса вздулась под его нагрудником:

— Наша оборона отразит любое нападение. Нога Эгрила никогда не ступит на наши берега.

Сайтос поднял руку, и в комнате воцарилась тишина:

— Я полностью уверен в ваших способностях, лорд Бетос, как и вся остальная нация. Благодаря вам мы все крепко спим по ночам.

У Раласиса чуть не отвисла челюсть. Король действительно говорил серьезно, но никто бы в это не поверил. Бормотание со стороны партии Галрина стало громче, словно слова короля растревожили улей.

— Мы переживаем поворотный момент в нашей истории. Неправильный выбор обречет нас всех, — продолжил Сайтос. — То, что произошло в Джии, Дорнуэе и Чонгоре, было ужасающим, о чем свидетельствовали все выжившие и беженцы, которые нашли свой путь к нашим берегам. Мы должны убедиться, что путь, по которому мы, как нация, идем, не приведет к той же участи.

— Тогда нам нужна война, — крикнул мейгорец в красной мантии.

— Эгрил нельзя победить, — закричал другой, стоящий лицом к нему. — Мы должны заключить мир.

— Мира никогда не будет. Эгрилу нельзя доверять. — И снова зал аудиенций погрузился в хаос.

Трость Косы снова ударила по полу, один, два, три раза:

— Милорды и джентльмены, это тронный зал короля. Проявите уважение.

— Я выслушал все ваши доводы, — сказал король, обращаясь к залу, — и я их обдумаю. До тех пор я хочу побыть один. Оставьте меня. Мы продолжим эти... дебаты завтра.

Слова короля были встречены недовольным бормотанием всех присутствующих, но головы повернулись, и люди начали покидать зал.

Остался только Раласис. В конце концов, он был упрямым дураком:

— Мой повелитель, можно вас на минутку?

Сайтос повернулся и впервые увидел капитана:

— Что ты здесь делаешь, Раласис? Я не помню, чтобы тебя вызывал.

— Вы этого не делали, ваше величество, — сказал Коса, делая шаг вперед. — Позволь мне разобраться с ним. Идите и отдохните.

— Я только хотел проведать вашу племянницу, — сказал Раласис. — Она прошла через тяжелое испытание, добираясь сюда.

— Моя племянница? Моя племянница мертва, — сказал король. — Скажи ему, Коса. Расскажи ему, что произошло.

Раласис ошеломленно посмотрел на Косу.

— Племянница короля погибла в Джии во время неудачной попытки Аасгода спасения. Люди, которых вы вытащили из океана, были самозванцами.

Раласис покачал головой:

— При всем моем уважении, я думаю, вы ошибаетесь. Они...

— Вы забрали их из условленного места встречи? — перебил Коса.

— Нет, но...

— У них были с собой какие-нибудь документы?

— Вы знаете, что у них их не было, но...

— Это была простая уловка, и я могу понять, как человека вашего... положения одурачили. В конце концов, девушка была привлекательной — если не считать этого ужасного пореза на лице, — но как только мы допросили их здесь, их история тут-же рассыпалась.

— Они были мошенниками, — сказал Сайтос скучающим тоном. — Надеялись воспользоваться моей добротой.

— Мне трудно в это поверить... — сказал Раласис, но на этот раз он удержался от того, чтобы сказать больше. Даже он не смог бы назвать короля лжецом. — Где они сейчас? Девочка и женщина?

— Со всеми остальными беженцами, — сказал Коса. Он улыбнулся, в его глазах блеснула злоба. Ублюдок наслаждался этим.

— Вы отправили их в лагерь для интернированных? — Раласис слышал об этом месте только страшные истории.

— Не волнуйтесь, — сказал Коса. — Там они будут в безопасности. Я об этом позаботился.

Раласис уставился на него, борясь с желанием врезать ему по самодовольной физиономии. Удовольствие, которое он получит, однако, не стоило того, чтобы ему отрубили голову. Вместо этого Раласис поклонился:

— Прошу прощения, мой повелитель, что побеспокоил вас, когда у вас столько других важных дел. Если позволите, я откланяюсь.

Раласис повернулся, его разум уже сосредоточился на том, что ему нужно было сделать.

— Капитан Раласис, — окликнул его Коса, останавливая на полпути.

— Да, Тиан?

— Похоже, вас обуяли какие-то дурацкие идеи.

— Конечно, нет, Тиан. Я бы не хотел портить свою репутацию.

— Я серьезно, Раласис. Мне бы не хотелось казнить любимого морского капитана страны. — Коса бросил на Раласиса взгляд, который говорил о том, что он тоже не шутил по этому поводу.

— Я запомню ваши слова, Тиан. — Он вышел из зала аудиенций прежде, чем успел сказать что-либо еще. У него не было намерения класть голову на плаху, но он не мог выбросить из головы мысли о Тиннстре и Зорике.

Он вздохнул. Он был настоящим упрямым ублюдком. Он только надеялся, что сегодня не тот день, когда его отец окажется прав.

Яс

Киесун

Кастер пришел за Яс с первыми лучами солнца с небольшим пакетом еды.

— Извини за вчерашнюю ночь. Обстановка в городе напряженная. Мы были заняты. — На поясе у него висел меч, открытый для всеобщего обозрения.

— Это из-за Черепов? — Яс забрала у него еду и передала ее Ма. Они по-прежнему не разговаривали, но Яс мало что мог с этим поделать. — Прошлой ночью мы слышали взрывы с другого конца города.

— Это были мы, — сказал Кастер. — Мы напали на Черепа в северном квартале. Убили их всех. Пока город наш.

Яс кивнула. Было что-то такое в том, как Кастер сказал это, такое бесстрастное. Он говорил о битве, как будто обсуждал погоду. И вот она здесь, неся смерть, которую она вызвала, на своей шее, как какой-то огромный груз. Сможет ли она когда-нибудь стать такой, как Кастер? Хотела ли она быть такой?

— Как там снаружи, сейчас?

— Много напуганных людей.

— Что Джакс и Хасан собираются сделать по этому поводу?

— Ничего.

— Что? — Яс не могла поверить своим ушам.

— Их единственная забота — Черепа. Возможно, мы и избавились от них, на данный момент, но они вернутся раньше, чем нам бы хотелось. Нам нужно подготовиться к обороне, укрепить городские стены и еще миллион других вещей, если мы хотим, чтобы у нас был шанс.

— А как насчет остальных из нас? Какой смысл защищать нас, если мы вот-вот умрем с голоду или перережем друг другу глотки за кусок хлеба?

— Ты разговариваешь не с тем человеком, — сказал Кастер. — Я не босс.

— Тогда отведи меня к Джаксу и Хасану.

Кастер улыбнулся:

— Я сказал Хасану, что ты, вероятно, захочешь с ним поболтать. Он тебя ждет.

— А что насчет Джакса?

Кастер на мгновение замолчал, улыбка исчезла:

— Старик здесь, но он... он не тот, кем был. Та ночь отняла у него много сил.

— Я думала, он собирался нас спасти? — Яс не могла не думать обо всех людях, которых она убила, чтобы вытащить Джакса из тюрьмы, включая своих друзей, потому что Джакс был так важен для дела.

Кастер пожала плечами:

— Не сейчас, он не в состоянии.

Яс на секунду закрыла глаза и увидела своих мертвых друзей, лежащих на полу кухни. Убитых ни за что. Она втянула воздух сквозь стиснутые зубы. «Пошли». Она потянулась за пальто, проверила, на месте ли нож.

— И ты оставляешь меня здесь с ребенком на руках, так? — спросила Ма, ее голос сочился презрением. — Ты ничему не научилась, так?

— Ма, — сказала Яс. — Мы уже говорили об этом. Ты продолжаешь говорить мне, что это все моя вина — что ж, черт возьми, мне лучше пойти и все исправить.

— Кто взял и назначил тебя главной, а? — Ма занялась приготовлением еды, нарезая морковь ножом. — В конце концов ты умрешь, как и твой муж, попомни мои слова. И что тогда будет с твоим маленьким мальчиком, а?

— Что ж, тогда ты сможешь сказать моему трупу, что ты мне так и говорила, — ответила Яс. Она повернулась к Кастеру. — Давай, пойдем посмотрим на Джакса и Хасана.

Она ушла, прежде чем Ма успела сказать еще хоть слово. Может, она и злится, но она присмотрит за Ро, несмотря ни на что.

Рена выходила из своего подъезда, когда они спустились по лестнице. Она улыбнулась, увидев Яс.

— Привет. Тебе лучше? — Затем она заметила Кастера позади себя, увидела меч на его поясе, и вспышка страха промелькнула на ее лице. — Все в порядке?

— Да, спасибо, что помогла вчера вечером, — сказала Яс. — Это Кастер. Он тоже помогает нам — принес еще немного еды, так что, если тебе что-нибудь понадобится, Ма наверху.

— Рад познакомиться с вами, мэм, — сказал Кастер, кивнув.

Знакомство не слишком успокоило нервы Рены. Она сделала несколько шагов назад, в сторону своих комнат:

— Пока мне ничего не надо.

— Ты куда-то идешь? — спросила Яс, указывая на переднюю дверь.

Рена кивнула:

— Я собиралась еще раз поискать Аргу. Может, загляну в Дом Совета.

— Я бы держался оттуда подальше, — сказал Кастер. — Это небезопасно.

— Мне нужно найти мою сестру, — сказала Рена, не двигаясь с места. — Она пропала несколько дней назад.

— Я надеюсь, вы ее найдете, — сказал Кастер, — но есть много других мест, где можно посмотреть.

Рена не была глупой. Она услышала угрозу в голосе Кастера. Яс сказала бы что-нибудь, попросила бы ее не волноваться, но она тоже не хотела, чтобы эта женщина шныряла по Дому Совета. Не после того, что сделала там Яс. Проблема была в том, что она не знала, что сказать, поэтому они все просто смотрели друг на друга еще несколько мгновений.

— Увидимся, — сказала Яс, когда молчание стало невыносимым. Рена просто смотрела, как они выходят на улицу.

Район по большей части избежал пожаров, главным образом из-за разрушения бомбами Дайджаку значительной своей части, так что образовались противопожарные завалы, но все равно это были скорее руины, чем пригодные для жилья дома. Несколько человек слонялись вокруг, и Яс не понравились взгляды, которые на них бросали, но никто ничего не говорил, поскольку все видели меч Кастера:

— Это везде так?

— В значительной степени, — сказал шулка, пока они шли. — И станет только хуже, когда еда начнет заканчиваться.

— И раньше у нас было немного, — сказала Яс, — но это было лучше, чем сейчас.

Группа детей играла на груде щебня. Им было не больше шести или семи лет, но у всех был тот измученный вид, который война придавала всем, молодым или старым. Они оживились, когда заметили Яс и Кастера, и подбежали, протягивая руки.

— Есть еда? — спросил один.

— Есть деньги? — спросил другой.

— У нас ничего нет, — сказал Кастер. — Убирайтесь.

— Мне нравится ваш меч, мистер, — сказал мальчик со взъерошенными светлыми волосами. — Можно мне его взять?

Шулка отмахнулся от его руки. Тем не менее, от них невозможно было избавиться, они жужжали вокруг их ног, как мухи.

— Идите домой, — сказал Кастер. — Или идите и раздражайте кого-нибудь еще.

— У нас нет домов, — сказал один.

— Ни у кого больше нет, — сказал другой.

Яс заметила мальчика, который держался чуть в стороне от основной группы. Он недавно плакал, судя по засохшим соплям, запекшимся вокруг его носа и губы, а его впалые щеки говорили о том, что он давно ничего не ел. Яс предположила, что он ничем не отличался от остальных, но в его глазах было что-то такое, что напомнило ей о Малыше Ро.

Она сунула руку в карман и нашла монету. Экю. Это было все, что у нее было, и, вероятно, теперь она ничего не стоила. Если у кого-нибудь и была еда, они попросили бы больше, чем одну бронзовую монету. И все же это было лучше, чем ничего:

— Эй, малыш.

Мальчик поднял голову, его глаза сияли. Яс бросила ему монету. Он поймал ее в воздухе, а затем бросился бежать так быстро, как только мог, черпая энергию только Боги знали откуда. Другие мальчики отделились от Яс и Кастера и так же быстро бросились за ним. Погоня была короткой, конец жестоким. В воздух полетели кулаки и ноги, и маленький мальчик упал.

— Эй, — крикнула Яс, — оставьте его в покое. Она бросилась на помощь, но было слишком поздно. Монета вылетела из руки мальчика, и стая погналась за ней.

Кастер положил руку на плечо Яс:

— Оставь его. Нам нужно кое-где побывать.

— Старики могут подождать несколько минут. — Она высвободила плечо и подошла к мальчику. У него была разбита губа и из носа текла кровь, но ей нечем было вытереть кровь. — Мне жаль, — сказала она. Ее слова были так же бесполезны, как и ее деньги.

— Ерунда, — сказал мальчик, поднимаясь на ноги. Яс не знала, имел ли он в виду побои или ее извинения. В любом случае, это откололо еще один кусок от ее сердца. Мальчик сбежал, не сказав больше ни слова, его потребность найти еду и деньги была более насущной, чем любая боль.

Яс пошла дальше с Кастером, мимо сгоревших остовов зданий и груд щебня, которые когда-то были домами. Она почувствовала запах мертвых, погребенных под рухнувшими стенами, прежде чем видела тела, некоторые из которых были покрыты опавшим пеплом. Испуганные лица с голодными глазами смотрели им вслед. И на каждом шагу она слышала голос Ма: Это все твоя вина. Но как она могла это исправить? Как она могла сделать все правильным?

Через две улицы стало еще хуже.

Они переходили с одной стороны улицы на другую, когда что-то привлекло внимание Яс. Что-то, свисающее с уличного фонаря. Еще одно тело.

— Кастер. Смотри.

— Черт.

Он последовал за ней, когда она приблизилась к телу. Кто бы это ни был, он был мертв уже некоторое время. Мужчина. Вероятно, примерно ее возраста. Около двадцати пяти лет. Не тот, кого она знала. Не тот, кого она могла назвать по имени. На его шее была табличка с надписью «предатель».