Нация веганов

ЧАСТЬ II

Птицы, певшие за окном, сообщили Мэтту о том, что солнце встает. Вероятнее всего, было около восьми утра. Солнце поздно поднималось над домом Мэтта — горный хребет к югу создавал внушительную тень. Мэтт спустился вниз, положил в печь бумаги и дров и зажег их. Здесь, высоко в горах утро всегда выдавалось морозное, и рано разведенный огонь в печи кухни приятно согревал дом. Мэтт поставил воду кипятиться, чтобы сделать кофе.

Он включил радио и поймал утренние новости. Два комментатора вовсю вежливо спорили о том, стоит ли пустить поставщиков фастфуда в школьные столовые. Мэтт поставил кастрюлю с водой разогреваться и размешал в ней чашку крупы желтозерной кукурузы и большую щепотку соли.

Один из комментаторов перешел к следующей теме обсуждения.

— Самая популярная новость. Власти выступили с заявлением относительно видео, поступившего вчера на ряд почтовых адресов. Многие телеканалы — как местные, так и национальные — получили копию этой записи. Речь идет о пленке, на которой запечатлено последнее из нескольких нераскрытых серийных убийств. По словам властей, все жертвы были убиты одинаково. Многочисленные детали не разглашаются.

Далее ведущий сообщил о личностях некоторых жертв и дал короткий комментарий.

— Мы будем общаться с членами семей убитых в конце этого часа. Не переключайтесь.

Мэтт засунул в печь пару крупных кусков дерева. Радиостанция дала рекламу проходившей в графстве ярмарки. Лидеры молодежных организаций поблагодарили членов общины за их поддержку детей, которые выращивали свиней и овец весь год. Они призывали людей прийти и предложить хорошую цену за питомцев, вскормленных школьниками.

Разумеется, они этого открыто не говорили, но Мэтт воспринял пропаганду именно так. Он положил два ломтика хлеба на сковородку, нагревавшуюся на печи. Сходил к холодильнику за растительным маргарином.

Шоу возобновилось, и репортер доложил, что атаки и убийства имели место в различных штатах, но выглядели как работа действовавшего в одиночку злоумышленника. ФБР выпустило пресс-релиз, в котором говорилось, что СМИ, становясь обладателями подобной информации, должны реагировать сдержанно. По словам журналиста, большинство телеканалов, получивших пленку, сообщили о посылке властям.

Несмотря на то, что подробности оставались неизвестны, три небольшие независимые телекомпании показали запись частично. Местные филиалы телесетей заволновались, что их обойдут конкуренты, поэтому пара крупных каналов прогнала короткие отрывки пленки, а потом уже Fox News начала транслировать более полную версию.

Теперь уже во всех главных телепередачах обсуждалась этика прессы в контексте обнародования фактов и материалов. Мэтт в последний раз перемешал кашу и налил кипятка на кофе в фильтре чашки.

Один из комментаторов спросил:

— Так что, по-вашему, означает послание убийцы? Что такое «вивер»?

— Никто не знает, — отвечал ему собеседник. — Но я рад, что работаю на радио, и нам не придется показывать это видео. У вас была возможность с ним ознакомиться?

— Да, я смотрел отрывок по телевизору. То, что они показали, было довольно ужасно.

Мэтт включил компьютер. Пока тот загружался, он вернулся к печи, снял кашу и выложил примерно половину в большую миску. Он отрезал ломоть маргарина и положил его на дымящуюся кукурузную массу. Маргарин начал медленно таять. Мэтт снял со сковороды идеально поджаренные с одной стороны ломтики хлеба и тоже пристроил их на кашу. Поставил сковороду охлаждаться в раковину. Взял кофе и сел за компьютер. Дважды кликнул на значок браузера. Двадцать секунд спустя он листал новостную ленту и искал сообщения о деталях громкого дела. Его внимание привлекло слово «вивер»; он хотел побольше узнать о жертвах.

Двух убитых докторов медицинских наук найти было несложно. Доктор Уильям Уайт из бостонской больницы общего профиля в Саутсайде был из этой пары менее известным, но легко объяснялось: не всякий человек получает Нобелевскую премию. Доктор Уайт упоминался на интернет-странице своего работодателя. В краткой биографии говорилось, что он закончил Медицинскую школу в Гарварде и был директором онкологического отделения больницы, профессор иммунологических исследований и сопредседатель больничного Комитета по животным ресурсам.

Недостаток информации заставил Мэтта обратиться к федеральной исследовательской базе данных. Он вбил «Уайт У.» и получил семь совпадений. Четыре из них вели на Уильяма Р. Уайта из больницы общего профиля в Саутсайде. Все четыре исследования имели в названиях слова «ВИЧ» и «СПИД». Одно — «Разработка моделей для экспериментального СПИДа» — привлекло внимание Мэтта. Он открыл аннотацию и узнал, чем занимался Уайт.

«Синдром приобретенного иммунодефицита (СПИД), который вызывается вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ) — важная медицинская проблема для всего мира. Прогресс в создании успешной вакцины против заболевания замедлялся нехваткой животных моделей, способных заболевать этим суровым заболеванием после заражения ВИЧ. Исследователь предлагает разрабатывать версию ВИЧ для животных, чтобы вызывать быструю и надежную заболеваемость СПИДом. Лучшие кандидаты на роль таких моделей — обезьяны. Они подвержены собственной версии ВИЧ — вирусу иммунодефицита обезьян (ВИО) — и генная инженерия позаботится о том, чтобы они стали уязвимы для ВИЧ».

Мэтт и прежде знакомился со множеством подобных аннотаций. Эта была совершенно обычной. Он на мгновение перестал читать, чтобы представить себе, в каких условиях, должно быть, жили обезьяны Уайта. Нержавеющие стальные клетки, ежедневные инъекции и болезнь. Мэтт знал, что многие обезьяны в таких условиях в конечном счете начинают жевать самих себя, пытаясь подавить тоску, скуку или тревогу. Нередко нанесение увечий себе прогрессирует до такой степени, что требует вмешательства ветеринара.

Исследователи утверждали, что ищут панацею. Мэтт подумал, что панацеей было предотвращение передачи вируса; для этого достаточно держать животных под замком.

Мэтту было известно о сотнях других, куда более чудовищных ситуациях в подобных лабораториях по всей стране. В них содержались тысячи животных от мышей до шимпанзе. Любой биологический вид, какой только можно себе представить, подлежал экспериментам, в которых животных подвергали приводящим к стрессам, зачастую болезненным и, как правило, в итоге смертельным исследованиям день ото дня. Мэтт работал на организацию, боровшуюся за права животных.

Публикация фактов о жизни животных в лабораториях стала его насущной потребностью. Трудность заключалась в том, чтобы как-то справляться со взглядами, которые бросали люди, когда он начинал говорить им о страданиях или вызывающей сомнения науке, когда темой разговора были животные. Мэтт думал, что это как-то связано с тем, что на собеседниках при этом обычно были надеты кожаные туфли, и они планировал съесть после работы по бургеру дома. Как правило, им с трудом удавалось понять, почему другим не наплевать на страдания животных. Само собой, в большинстве своем они утверждали, что их это тоже волнует, но их поступки и предпочтения выдавали горькую правду.

Мэтту не составило труда раздобыть досье на Уоллеса Марша, доктора наук и лауреата Нобелевской премии в области психологии. Марш получил награду за работу по нейрофизиологии в сфере восприятия боля и открытие нового нерва, который анатомы ранее не замечали. Марш изобретательно разрабатывал эксперименты на крысах, включавшие пробуждение, как правило, физически воздействуя на животных. Выступая с речью на вручении премии в Стокгольме, Марш сказал: «Я не добился результата, пока не выполнил девяносто третью серию экспериментов. Только тогда я обнаружил нерв и начал изучать, где он начинается и где заканчивается. Симптомы, которые мы наблюдали у крыс, свидетельствовали о том, что этот нерв нес в себе куда больше информации, чем обычный нерв. Обычный укол булавкой мог вызвать чуть ли не эпилептический припадок. Крысы начали жаться в углы клеток, когда бы я ни приближался к ним. Это привело меня к пониманию того, что у крыс существует память о боли».

«Нерв Марша» стал хорошо известной книгой среди учебников по физиологии крыс. Анатомы впустую искали аналогичный нерв у человека; очевидно, у людей он отсутствовал. Его удалось обнаружить лишь у одного вида — слепой кротовидной крсы, — проживавшей в центральной Африке. Но это уже не имело значения, потому что Марш к тому моменту давно был обладателем престижной награды, а все университеты мечтали заполучить лауреата. И, конечно же, среди широкой общественности детали работы Марша были совершенно не известны.

Третья жертва, Марта Хоффман, работала ветеринарной сестрой в Университете Колорадо. Мэтт знал, что так принято аккуратно называть людей, которые помогают ученым экспериментировать на животных. Хоффман пыталась поддерживать в подопытных зверях жизнь между процедурами.

Джона Гэллахера, аспиранта отделения психологии в Университете Хьюстона, разыскать в интернете было сложнее, но Мэтт все равно нашел упоминание о нем на странице исследователя, которому Гэллахер ассистировал. Ученый проводил исследования мозга, спонсируемые Национальным институтом психиатрии. На странице приводился список недавно опубликованных отчетов об экспериментах. Названия убедили Мэтта в том, что связующим звеном между всеми четырьмя убийствами были именно опыты на животных. «Новая экспериментальная модель приобретенной беспомощности», «Параллели в поведении при увеличенной дозе кортизола у хронически изолированных крыс и нигерийских детей-сирот». Библиография состояла из девяти исследований.

Мэтт открыл почту и увидел в папке «Входящие» 128 новых писем. Он пробежал взглядом по темам и открыл только те, что казались ему интересными или личными. Большинство представляли собой почтовые рассылки. Мэтт не сомневался в том, что следователи либо не заметили очевидную связь между четырьмя убийствами, либо сознательно ее проигнорировали. Он рассматривал оба варианта.